Вместе со снегом вернулся Умка. Он остановил и разгрузил нарты, а потом прошел в землянку, не обратив на воспитанника и пленницу никакого внимания. Помрачневшая Инира проводила его взглядом и решила, что ни за что не станет спать в одном жилище с этим убийцей. Элгар тоже не беспокоил старика, он знал, что после долгой дороги тот хочет отдохнуть.


Вечером Умка вышел из валкарана и пригласил воспитанника пройтись по побережью. Старик шел медленно, его дыхание было прерывистым и тяжелым. Он еще не успел восстановить силы после долгого путешествия.


— Где ты был? — Элгар не выдержал долгого молчания.


— Я тебе когда-нибудь рассказывал, почему стал путешественником? — Умка ответил вопросом на вопрос.


— Я не помню.


Старик вздохнул и прикрыл глаза.


— Давным-давно, мать Омрына рассказала нам одну историю. Я тогда был не старше тебя, а Омрын совсем младенцем. Она сказала, что далеко на востоке есть зеленый остров, вечно покрытый пышной травой. Сам остров ровный, как море, и снега там не бывает никогда. Я хотел своими глазами увидеть такое чудо, поэтому и отправился в путешествия.


— Ты видел этот остров?


— Нет. Чтобы попасть туда нужно идти на восток, через пролив и по землям сыроедов. И еще дальше на восток, туда, где живут и вовсе нам неизвестные племена. Дойти до еще одного берега и переплыть еще одно море, вдвое больше того, что разделяет наши берега. В молодости я не смог туда добраться, и теперь уже точно не смогу.


Умка замолчал. Элгар решился задать давно мучавший его вопрос и сказал:


— Умка?..


Старик пристально посмотрел на юношу. Элгар редко звал великана по имени.


—Как случилось, что ты воспитал меня? — спросил Элгар.


— Раньше, ты меня об этом не спрашивал.


Элгар задумался, подыскивая нужные слова.


— Ты говоришь, что стар и что устал. Если следующей зимой тебя не станет, как я узнаю?


Великан кивнул, удовлетворенный его доводами.


— Когда моя Весна умерла… — он тяжело вздохнул. — Все говорили: забудь. Было много других красивых и здоровых женщин, я мог бы взять любую. Но меня, знаешь ли, назвали медведем не поэтому…


Он хлопнул себя по широкой груди.


— Назвали меня при рождении, а родился я маленьким, как все. Медведи не ищут себе других жен, кроме первой. Я тоже не искал. Потому взял нарты и уехал в метель. Все думали, что я собираюсь уйти на лед… наверное, я тоже так думал. Метель была сильной, и выл ветер. Но даже сквозь этот шум я услышал плач ребенка. Я нашел тебя в сугробе, завернутого в оленьи шкуры.


— Как ты узнал, что я человек?


— Ты вырос настоящим человеком, — Умка с любовью посмотрел на воспитанника. — Какие еще нужны старику доказательства?


Элгар ничего не сказал.


— Я был в Улык, — продолжил старик. — Оленеводы после большого сбора тоже туда отправились, так что месть сыроедов никому не угрожает, зря ты волновался. Все там пробудут до зимы, когда начнется поход на коряков. Омрын уехал на юг, чтобы обманом выманить у тех оружие и брони.


— Что слышно про инук?


— Инук? — усмехнулся Умка. — Ты знаешь, что значит «инуит»?


— Так называют себя инук, сыроеды.


Умка рассмеялся.


— Инуит — значит «настоящий человек».


Юноша вздрогнул. Настоящими людьми звали себя чавчу и моряне. Луораветлан. «Только мы, — говорили они, — истинные люди, все остальное звери, двуногие звери».


За время, проведенное вместе с Инирой, Элгар понял, что такая уверенность была ошибкой. Инира не была двуногим зверем. Она была человеком: иногда веселая, иногда грустная, полная страданий и переживаний, ничуть не похожая на собак или оленей. Он помнил, как она неуклюже разделывала лахтака, как испугалась, впервые в жизни увидев живое дерево, как порывалась спасти кокатко и как удивилась, узнав о том, что Элгар избегает насилия. Когда они возвращались, нагрузив нарты хворостом, то возле рощи нечаянно спугнули олененка. Он отбился от стада и был болен, но, даже прихрамывая, бежал очень быстро.


— Стреляй. Стреляй! — закричала девушка.


Элгар нехотя вытащил лук, натянул и спустил тетиву. Стрела упала совсем рядом с олененком, и он успел скрыться на противоположном берегу речушки.


— Ты промахнулся нарочно! — крикнула Инира.


— Неправда.


— Правда. Я видела, как ты стрелять умеешь. Зачем ты промахнулся?


Он мог напомнить, что сама идея убить олененка была нелепой: у них дома лежал в мясной яме свежий лахтак, а в кладовой землянки было достаточно сушеной рыбы. Но вместо этого Элгар неожиданно признался:


«Я не хочу видеть кровь».


— Теперь ты знаешь, — голос старика вернул его к действительности. — Все народы, и мы, и сыроеды, и коряки, и юкагиры, и таньгу — все считают только себя настоящими людьми.


— Кто из нас прав?


— Откуда мне знать? — хохотнул старик. — Может, правы все. Может, все ошибаются. Важно не это. Важно то, что я был в Улык и говорил о тебе с шаманом.


— Что ему от меня надо? — спросил Элгар. — При нашей первой встрече он испугался…


— Иный очень стар и болен, — прервал Умка. — Говорят, шаман не может умереть, не оставив преемника.


— Если он так любит жизнь, зачем умирать? — Элгар вспомнил молодых жен шамана и его жилье, заваленное подношениями и сокровищами, и жадность, с которой дряхлый старичок принял дурную воду.


— Это не ему решать. Иный подчинил себе могучих кэле, но и сам отчасти пребывает в их власти. Духи приказывают Иныю умереть, и он поневоле ищет себе замену.


— Значит, я нужен ему…


— Я всегда знал, что ты однажды станешь шаманом, — сказал Умка.


Элгар остановился. Стать шаманом? Он подумал о судьбе, которая ждала его, пожелай он прибыть по зову Иныя и перенять его секреты. Быть шаманом означало сытую и долгую жизнь, всеобщее уважение и почет. Шаманов сторонились, но им оказывали всяческие почести. Юноша попытался представить себя на месте Иныя, в окружении молодых красавиц и бесчисленных подарков. Он попытался вообразить, как на благо людям станет предсказывать погоду и отправлять прошения богам.


Ничего.


Эти образы не вызывали в Элгаре никакого отклика. Чужая жизнь, чужие желания, чужие мечты. Он и сам был чужаком. Его подобрал и воспитал человек, но Элгар не чувствовал себя причастным к миру луораветлан.


— Я не стану говорить с ним, — сказал Элгар.


Умка удивился, посмотрел на воспитанника пристально и недоверчиво.


— Почему?


— Я не гожусь в шаманы.


— Быть шаманом — это не мастерить сани или сеть забрасывать, — пробурчал старик. — Здесь не нужно хотеть или уметь…


Элгар не хотел спорить.


— Из-за женщины, так? — догадался Умка. — Из-за сыроедки.


— Ты никогда не чтил богов, — напомнил Элгар. — Не соблюдал


— Я — другое дело! — вспылил старик. — Нашел пример: несчастного Умку, больше не Умку-бродягу и уже не Умку-богатыря. Очнись, глупец. Ты хочешь себе такую судьбу?


— Я не стану шаманом, — повторил юноша и направился к валкарану.


— Стой! — крикнул ему вслед старик. — Остановись!


Элгар не хотел оставаться рядом со стариком, потому что боялся, что поддастся на его уговоры и отправится в Улык. Он вернулся к землянке и стал быстро снаряжать нарты. Инира стояла рядом и наблюдала за его приготовлениями.


— Я не могу остаться с тобой, — тихо сказала она, — но ты можешь…


«Что может? — оборвала себя девушка. — Хочешь, чтобы он вместе с тобой сбежал к инуитам? Скажешь своему брату, что нашла для себя подходящего мужа? Выкормыша чавчу, вдобавок безумного?»


Элгар молча сел на нарты и ударил собак кнутом. Упряжка понеслась на юг, в тундру.



***



Как только буря прекратилась, инук тотчас снарядили для дальнего плавания легкие каяки. Амарок не стал дожидаться решения старейшин и отправился в поход только со своей дружиной. Шесть человек легко уместились в трех каяках. Не останавливаясь на островах для отдыха, они пересекли пролив и высадились на земле чавчу южнее мыса Пок’ыткын, чтобы не наткнуться на врагов. Молодой вождь надеялся, что остальные прервут бесплодные обсуждения и последуют за ним, чтобы не прослыть трусами.


Неделю они прождали на берегу, прежде чем убедились в своей ошибке. Никто не торопился догонять храбрецов, море оставалось спокойным и безмятежным, ни одна лодка не пересекла его следом за тремя каяками дружины Амарока.


Молодой вождь был вне себя от ярости. По его самолюбию был нанесен еще один удар. Вшестером инук не могли нанести Улык серьезный урон. Им даже пришлось дважды постыдно прятаться, когда мимо проходили оленеводы. Амарок знал, что чавчу приведут к побережью свои неисчислимые стада. Летом появлялись целые тучи мошкары, которая мучила оленей и заставляла их искать спасения у воды. Нужно было действовать или возвращаться в Катаюк. Вождь разослал троих разведчиков и решил дождаться от них вестей.


Первым вернулся с запада Хромой Оки.


«Все вокруг покрыто оленьими следами, — сказал он, — чавчу не стали расходиться после сбора, большинство осталось вблизи Улык».


Амарок разразился проклятиями. Худших новостей нельзя было и представить. Вшестером инук не могли справиться даже с жителями Улык, а по сравнению с кочующими ордами оленеводов они и вовсе были не более чем жалкими букашками.


На следующий день явился с севера Нагуя.


— Я видел, где чавчу держали совет, — сказал он. — Это маленькое стойбище Вэлвыхты. Теперь вокруг него настоящее запустенье, огромные стада съели весь мох и разогнали дичь. В стойбище много кругов на земле, оставшихся от чужих яранг. Есть остов огромного шатра, в котором держали совет их старейшины и вожди.


Он пустился в подробный рассказ о том, как под видом гостя проник в стойбище. Пешие охотники на побережье не были редкостью. Сеть, снасти, и богатый улов, с которым явился Нагуя, ввели чавчу в заблуждение и расположили к разговорам. Амарок поблагодарил отважного разведчика и обещал ему большую долю в добыче. Прошло еще два дня, но посланный на юг юноша по имени Имагми так и не возвращался. На всякий случай инук решили перенести лагерь, но тут стоящий в дозоре Оки заметил в тундре приближающуюся к ним черную точку.


Имагми был измучен долгой дорогой и сильно проголодался. Наевшись сушеной и сырой рыбы, он тут же спросил:


— Амарок, а чавчу верхом на оленях ездят?


— Не знаю, — признался вождь. — Где ты такое видел?


— С юга идет большая армия, — сказал юнец. — Впереди разъезды всадников на оленях.


Верховые для инук не были диковинкой. Все слышали про южных соседей, которые приручили и оседлали лошадей.


— Слышал, о чем они между собой говорят? — заинтересовался Амарок.


— Слышал, но ничего не понял, — признался Имагми. — Они не на языке чавчу говорят.


Амарок задумался, взвешивая возможные риски.


— Когда они будут здесь? — спросил он.


— Завтра, — прогудел Имагми. — Может, послезавтра.


— Посмотрим на их ездовых оленей, — решился Амарок.


Молодой разведчик не обманул. Вскоре они сами увидели всадников. Они управляли животными с помощью длинных поводьев. У большинства оленей были удалены рога, но животное предводителя было увенчано настоящей костяной короной. Восседающий на олене-вожаке человек был старым, но еще крепким. У него были длинные ноги, почти достающие земли, суровое обветренное лицо и проницательные глаза под кустистыми бровями. Одной рукой мужчина ловко правил оленем, в другой держал раскуренную трубку с длинным мундштуком. Следом за всадниками двигалось большое войско, мужчины шли пешком или ехали на легких складных нартах. Удивительно, но среди массы людей почти не было женщин и детей, которых кочевники всегда возили с собой. Рассматривая войско с вершины сопки, Амарок обнаружил среди незнакомцев Омрына. Кавралин не походил на пленника, он ехал на своих быстроходных санях, правда, запряженных всего двумя оленями.


— Если с ними коротышка, значит это чавчу? — предположил Оки.


— Нет, — вождь инук покачал головой. — Этот человек безродный. Его можно встретить повсюду.


Вереница из десятков людей, извивающаяся по тундре черной змеей, приблизилась к сопке, за которой укрылись инук. Амарок понял, что пришло время принимать решение. Он мог пропустить этих незнакомых пришельцев, как пропустил стада оленеводов, или выйти к ним и вступить в переговоры.


«Это могут быть союзники чавчу, — подумал инуит. — Союзники, которые присоединятся к ним, чтобы высадиться на наш берег. Или это могут быть враги чавчу, а значит, мои возможные союзники».


Амарок решился и поднялся в полный рост. Его тотчас заметили, закричали что-то на незнакомом языке. Молодой вождь поднял руки, показывая, что безоружен. Сопровождаемый своей небольшой дружиной, он спустился к остановившемуся войску. Предводитель инородцев, верхом на олене выехал вперед. Он смерил юношу и его спутников проницательным, умным взглядом и что-то спросил. Амарок не понял ни слова, хотя манера речи показалась ему знакомой.


— Я тебя не понимаю, — отчетливо сказал Амарок.


Предводитель пришельцев что-то прокричал, и его люди вывели из толпы коротышку Омрына.


— Кто это такие? — спросил он у кавралина. Амарок не ошибся, странные ездоки на оленях знали язык чавчу.


— Друзья оленеводов из Улык, — буркнул Омрын, — скорее всего, разведчики.


— Эта собака лжет, — сказал Амарок на языке луораветлан.


Наездник расхохотался и приложился к трубке.


— Я и Омрын играем в игру, — сказал чужеземный вождь, выдыхая облачка дыма, — он то врет, то говорит правду, то опять врет. А я должен угадывать. Пока я ни разу не ошибся. Меня зовут Милют, я старейшина народа коряков. Мы враги луораветлан. А вы кто такие?


— Меня зовут Амарок, — ответил Амарок, — Мы родом с другого берега.


Наездник задумался, как будто не сразу понял, о каких берегах идет речь.


— Вы друзья чавчу?


— Эти безродные псы сожгли наш дом, мы пришли им мстить, — честно признал Амарок.


— Вшестером? — удивился старейшина. — Вы или герои, или безумцы.


Амарок почувствовал радость и облегчение, а ведь только что он сомневался в правильности своего решения.


— Я и мои люди вам поможем воевать с чавчу, — предложил он.


— Что посоветуешь, Омрын? — ухмыльнулся Милют.


Кавралин выругался, развернулся и направился к своим саням.



***



Умка спал беспокойно. Он стонал, ворочался и так метался, что сбросил с себя одеяло. Во сне он снова был молод и красив. Веселый юноша в стоптанных торбаса, счастливый и влюбленный. Его молодое лицо еще не обезобразили шрамы.


Он побывал в дальних краях и видел много чудес. Но счастье ждало на родине. Однажды вернувшись в дом, из которого он когда-то мечтал вырваться, Умка обнаружил, что больше не хочет уходить.


Он был готов провести остаток жизни у домашнего очага с любимой женщиной, но судьба распорядилась по-своему.


От счастливых дней своей первой и единственной любви Умка мгновенно перенесся на красный лед. Кровь из рассеченного лба заливала глаза. В ушах звенел смех таньгу и крики его умирающей Весны.


— А спорим — доползет! — пролаял таньгу, давясь хохотом.


— Нет, не доползет, — отозвался его товарищ.


— А спорим!


Умка хотел повернуться и сказать, что уж он-то непременно доползет. Но сдержался. Он медленно и осторожно полз, чувствуя, как опасно скрипит под ним тонкий лед. Он должен был добраться до проруби, в которой только что исчезла девичья рука. Когда Умка начал шарить руками в черной воде, ему даже показалось, что он дотронулся до нее. Только на краткий миг. Он был готов нырнуть следом. К нему подбежал худощавый коротышка, уставился на побелевшее лицо Умки большими раскосыми глазами.


— Брат, — он схватил Умку за плечо. — Ты должен помочь мне! Моя невеста осталась в поваленной яранге. Сейчас на нее перекинется огонь. Может, она еще жива. Может, они все еще живы!


— Уходи! — крикнул Умка.


— Ты обезумел? Ты помнишь Этенев, мою невесту? Помнишь меня? Я Омрын, твой брат, Омрын!


Умка не слушал, он хотел, чтобы весь мир страдал вместе с ним.


— Никто кроме тебя мне не поможет! — взмолился Омрын.


— Ты сам навлек на нас беду, — прорычал Умка. — Ты во всем виноват.


Лицо Омрына исказилось от ненависти. Он выпустил руку брата, и побежал обратно к горящей яранге. Умка устало вздохнул. Мокрые руки задубели на ветру, но он не спешил обогреть их. Безразличный ко всему, он наблюдал за тем, как поднимаются к серому небу столбы дыма.


Старик хотел проснуться, но мучительный кошмар держал крепко. Инира разглядывала спящего великана. Силач был совершенно беззащитен. Сначала она подумала, что Умка притворялся, но сколько девушка ни ходила вокруг спящего мужчины — тот не подавал виду, что чувствует ее присутствие. Наконец Инира решилась. Она двумя руками подняла большой котел и занесла его над головой старика. В этот момент Умка приоткрыл глаза и зевнул:


— Хочешь убить меня? — спросил он.


Девушка замерла, не смея пошевелиться.


— Бей, — лениво проговорил Умка сквозь сон. — Я устал, мне лень вставать. Бей, пока можешь…


Он равнодушно повернулся на бок. От тяжелого котелка у Иниры занемели руки. Инуитка выдохнула и поставила посудину на место. Когда старик окончательно проснулся, протер слезящиеся глаза и посмотрел на девушку, она невесело улыбнулась ему:


— Хочешь убить меня? — передразнила Инира.


— Хочу, — признал Умка. — Так было бы правильно.


— Чего ждешь?


— Твоя смерть расстроит лисенка, — проворчал он. — А может, я не хочу идти против воли богов, которые свели нас вместе. Может, богов и нет вовсе…


Он встал и подбросил хвороста в огонь.


— Я слишком много видел, чтобы просто верить. — Старик помолчал. — Нет, я не верю. Я боюсь.


— Разве настоящие люди боятся?


Умка ухмыльнулся.


— А разве кто-то, кроме них, ненавидит, любит и боится по-настоящему? Должно же быть что-то, кроме одежды и копья, что отличало бы нас от животных?..


Инира замолчала. Она не знала, что ответить.



***



Оказавшись в привычном одиночестве, Элгар быстро успокоился и попытался понять причину своего гнева. Умка не хотел оскорбить или наказать его, он считал, что предлагает лучшее будущее для воспитанника и по-своему был прав. Ни одно племя не примет Элгара иначе как шамана. Только человек, говорящий с кэле может позволить себе отличаться от других. Но сама мысль о том, чтобы бросить землянку на берегу моря и перебраться в шумное селение Улык казалась Элгару невозможной. Что связывало его с домом? Знакомый морской берег? Умка? Инира?.. Юноша не знал ответа. Ему хотелось побыть в одиночестве и обдумать предстоящий выбор.


Когда нарты взобрались на вершину последнего пологого холма в гряде, отделяющей побережье от тундры, Элгар увидел совершенно необычное зрелище: огромное стадо оленей, медленно движущееся как цельный многоногий, многоголовый организм. Такое единство и порядок поддерживали пастухи-чавчу. Они шли за стадом с длинными посохами в руках. Умка рассказывал, что с помощью таких палок чавчу умели очень быстро бегать, совершая частые короткие прыжки. Завидев остановившиеся на вершине холма нарты, один из оленеводов закричал:


— Эй. Не приближайся! Твои собаки стадо спугнут!


— Не спугнут! — крикнул в ответ Элгар. — Они у меня тихие.


Оленеводы начали негромко о чем-то спорить. Их вожак отмахнулся от возражений товарищей и направился навстречу нартам Элгара. Когда человек приблизился, юноша узнал его. Это был один из участников похода против инук.


— Пришел, — поздоровался чавчу, — ты сын великана Умки, меткий стрелок.


Элгар хотел возразить, что Умка не приходится ему родней, но вовремя сдержался. Для оленеводов кровное родство имело огромное значение. Их стойбища были разбросаны по громадной территории, где только хорошие отношения с соседями и их семьями могли облегчить долгие путешествия.


— Помню тебя, — осторожно кивнул Элгар.


— Напугал ты нас на острове, — улыбнулся кочевник. — Только я не верю, что ты кэля. Видел, как ты к горячей крови прикасался. А в ссоре другие чавчу сами виноваты. Ваша пленница — над ней ваше право. Что с ней случилось-то? Жива еще?


— Жива.


Оленевод улыбнулся и покивал.


— Я Гиву, со мной Мэмыл, Танат, Коравье, Кляу…


— Кляу? — Элгар вспомнил морехода из Улык.


— Не тот Кляу, другой, — объяснил Гиву. — Скажи, далеко мы на север забрались?


— Далеко, скоро подойдете к проклятой земле, — предупредил оленеводов Элгар.


— Како! — испугался чавчу. — А ты, Мэмыл, говорил еще далеко до мертвого стойбища. Сейчас отдохнем и будем поворачивать. Посидишь с нами, сын Умки?


— Посижу, — согласился Элгар.


Мужчины расположились на больших гладких камнях, которые во множестве были разбросаны по склону холма. Костер решили не разводить, несмотря на неожиданный снегопад, было по-летнему тепло, и в воздухе носилась мошкара, создавая странное сочетание с белыми снежниками. Кочевники угостили Элгара свежими хрящами оленьих рогов, такого блюда юноша еще никогда не пробовал.


— Задержались мы на севере, — посетовал Гиву. — Из-за ранней жары Анюйской ярмарки в этом году не было. Придется нам стада вдоль побережья до холодов водить.


— Вы часто бываете у Анюя? — поинтересовался юноша.


Он слышал про эту далекую реку, около которой таньги устраивали ежегодный торг. Много редких и полезных вещей попадало на север только через Анюй. Там продавали табак, без которого не мыслили жизнь оленеводы, только там можно было достать металлические ножи и наконечники для копий. Солнечный царь таньгу настрого запретил продавать железо луораветлан, но пронырливые кавралины все-таки ухитрялись раздобыть его.


— Почти каждый год, — похвастался Гиву. — Вам тоже надо ездить. Напрасно надеетесь на Омрына. Таньгу сильно обманывает, но Омрын еще сильнее. Жадный он, хитрый. Вы правильно сделали, что его из рода выгнали.


Чавчу по своему обычаю предложили Элгару угоститься табаком. Юноша отказался, потому что трубки у него при себе не было.


— Моряне еще живут, как в старину, — восхитился Мэмыл, — у нас уже даже дети трубки себе вырезают и всегда при себе носят.


Гиву усмехнулся и принялся пускать кольца дыма.


— Как здоровье отца? — спросил он.


— Он мне… — Элгар запнулся и быстро поправился. — Он здоров.


Мужчины дружно согласились, что для стариков здоровье важнее всего. Элгар обнаружил, что сила и возраст Умки были предметом восхищения не только среди морян, но и у кочевников.


— Умка тебя учит? Рассказывает про свои странствия? — продолжил расспрос Гиву.


Элгар осторожно кивнул.


— Хочешь в следующий раз с нами? — предложил Мэмыл. — С тобой не обманут, а там — держись Ануй! Ох, и соберем мы с южан табаку с чаем!


— Соберем! — дружным ревом подтвердили кочевники, а собаки Элгара отозвались согласным воем.


— Тише, тише! — замахал на них руками Мэмыл. — Стадо напугаете. Пойду, посмотрю, не далеко ли ушли олени.


— Ты согласен? — не отставал Гиву. — С нами в Анюй ехать следующей весной согласен?


— Я подумаю. — Уклончиво ответил Элгар, но мужчины радостно переглянулись, и предводитель хлопнул его по плечу, как будто их совместная поездка на ярмарку была уже решенным делом.


Мэмыл вскоре вернулся и сказал, что развернул стадо назад на юг. Мужчины решили скоротать время, рассказывая истории, а потом догнать оленей и направиться назад к селению Улык. Элгар знал немало страшных и смешных сказок, но послушать, о чем говорят другие, ему было интереснее. Первым выпало говорить предводителю, тот с важным видом набрал побольше воздуха и возвышенным тоном начал:


— Вначале не было ни земли, ни неба, только ворон Куркыль...


— Нет! Нет! Кто же про ворона Куркыля не слышал? — прервали его недовольные слушатели. — Садись, Гиву. Пусть лучше Мэмыл расскажет.


Пристыженный вожак покраснел и уселся, а новый рассказчик не стал важничать, а просто сказал:


— Случилось однажды в Тыматгыргын такое чудо.


— Это селение морян по соседству с нашим стойбищем, — пояснил сосед Элгара.


— Жил там рыбак по имени Пананто, небогатый, но храбрый. Несчастливая жизнь была у Пананто, все дети умерли, жена умерла. Совсем один остался старый Пананто. Думал, умрет одиноким. Но вот возвращаясь домой попал он в бурю, и услышал плач ребенка…


— Ты плохую сказку рассказываешь, — пожаловался Гиву, поглядывая на Элгара. Из всех мужчин он один знал, почему юноша жил в валкаране старого Умки. — Давай лучше другую.


Элгар, увлеченный рассказом, встрепенулся:


— Я хочу знать, что дальше было, — попросил он.


— Просыпается как-то утром Пананто, а ребенок рядом. «Есть хочу», говорит. Пананто дает ему кусок оленины, тот проглотил и сидит, смотрит. «Еще, давай еще». Старик рад, что сын здоровый растет и кормит его, а мальчик все не унимается. Съел все, что в яранге было и снова просит…


Элгар нервно сглотнул. Он тоже объедал одинокого старика, пока не начал охотиться сам.


— Попросил Пананто соседку приглядеть за малышом, а сам пошел на рыбалку. Когда вернулся, смотрит — кровь у порога. Испугался старик, вбегает в полог: все красно от крови. А посредине сидит малыш, руками стучит об коленки и улыбается.


Слушатели притихли, то ли от страха, то ли из уважения к мастерству рассказчика.


— Где соседка? – спрашивает Пананто. — А в ответ: «еще, еще хочу!». Тогда понял старик, что себе на погибель кэля подобрал.


Мэмыл подождал, пока возбужденные зрители угомонятся.


— «Погоди», сказал Пананто. Сейчас, сейчас накормлю тебя. Набрал руками сажи из светильников, протянул руки к маленькому кэля и приказывает: «ешь!». Вцепился кэля в руки Пананто и стал глодать их, несколько пальцев откусил. Почувствовал вкус сажи и подавился, закашлялся и умер. Вот так все было.


— Како! — загалдели чавчу. — Тяжело пришлось старику.


— А, враки это все. Был я в Тыматгыргын, не слышал ни про какого Пананто, — заявил Гиву, решив снять напряжение.


Он понял, что Элгара глубоко тронула страшная сказка, хотя их молчаливый гость и не показывал виду, что рассказанная история могла касаться его.


— Не вру я, — обиделся Мэмыл, присаживаясь на свое место у костра. — Люди из Тыматгыргын мне сами все рассказали, когда я там оленей перегонял. Началась метель, мне пришлось у них заночевать.


— А самого Пананто ты видел?


— Руки его видел?


Мэмыл глубоко вздохнул, и впервые улыбка сошла с его обветренного лица.


— Умер Пананто. Не перенес старик гибели сына.


— Ты очень хорошо все рассказал, — серьезно сказал Элгар. — Я думаю, это правда.


Юноша задумался. Откуда старый Умка знал, что плач маленького Элгара не был песней кокатко? Почему он рискнул принести в дом существо, которое могло оказаться кэля? Не ошибся ли старик? Элгар хорошо понимал, что его голодная внутренняя пустота не присуща человеку. Люди бывали жестокими, но поступать так их побуждали обстоятельства, а не внутренняя потребность к насилию. Элгара не интересовали богатства, амбиции или чувства — его мучила жажда крови ради крови, насилие ради насилия, убийство ради убийства. Он затряс головой, отгоняя эти навязчивые образы.


Настало время прощаться. Оленеводы отправлялись назад на юг, заходить в проклятые земли они не хотели.


— Передай ему, что шаман велел, — шепнул Мэмыл на ухо вожаку.


Гиву помолчал. Он не хотел выполнять поручение шамана, но выбора не было.


— Старый Иный с тобой говорить хочет, — пробормотал он.


— Знаю, — кивнул Элгар. Мужчины, судя по всему, уже давно покинули Улык и разминулись с Умкой.


— Не ходи в Улык. Ничего, другой шаман родится, случалось людям много зим без шаманов жить, а вот такие, как ты, больше нужны, чтобы шкуры считать, чтобы с южанами торговать… шаман, он что?.. Это вам, морянам, шаман нужен — море задобрить, китов вызвать или бурю отвести. А нам даже в самое голодное время оленей хватит. А своих не хватит, так чужих возьмем. В моем роду трусов никогда не было.


— Много важничаешь, Гиву. — Пробурчал кривоносый Мэмел. — Я с шаманом спорил, так мое стадо прошлой весной мор скосил.


— Погоди, погоди, Элгар! Не ходи к старику, — замахал руками Гиву. — Вот что лучше — давай с нами до самого кочевья. У нас знаешь что, знаешь что…


— Девушки!


— Ухх… хороши! Такому воину и охотнику одной жены мало, возьмешь вторую, какая понравится. Никто тебе не откажет! Все захотят с тобой породниться.


Элгар с легкой улыбкой слушал разговоры оленоводов. Он знал, что никуда не поедет, и не будет выбирать себе жену. Жизнь, которую азартно и с искренним восхищением описывали для него эти веселые, добрые люди представлялась Элгару чуждой и невозможной. Казалось бы, стоило сказать одно слово: «Остаюсь!» — и все, о чем с таким увлечением рассказывали кочевники, сбудется. Он больше не будет одинок, появится жена, появятся дети и он, постаревший, будет сидеть у очага и курить трубку, слушая их болтовню. А с каждых встреченных саней будут приветствовать его, как родича или друга. Одиночество, испугавшись, оскалило зубы, и вздыбило шерсть, всеми силами пытаясь отогнать соблазнительные мечты.


— Нет, не могу, — Элгар с улыбкой поблагодарил за лестное предложение. — Нужно возвращаться. Умка ждет, да и…


Он не стал объяснять, что Инира ему не жена, но и врать не стал. Просто рассеяно махнул рукой под новый взрыв хохота расслабившихся оленеводов.


— Понимаем! Сами молодые были!


— Ты все же отцу, Умке скажи… пусть не сердится на нас.


— Скажу! — пообещал Элгар. — Обязательно передам ему!



***



Когда Элгар уехал, оленеводы начали долгий обратный путь в Улык. Они не знали, что вернувшись, застанут занесенное снегом пепелище. Они кочевали вдоль побережья, рассказывали сказки и обсуждали планы на следующую ярмарку, а в это время Улык горел. После большого сбора и удачного похода против инук моряне расслабились и потеряли бдительность. Поэтому никто не был готов, когда ранним утром Амарок поднял к солнцу два лука, как положено было у инук перед сражением. Несмотря на неожиданное нападение, луораветлан оказали орде коряков достойное сопротивление. Мало кто сдался без боя.


Амарок смотрел на поднимающиеся к небу столбы дыма. Прожорливый, ненасытный огонь доедал жилища чавчу, но молодой вождь не чувствовал удовлетворения. Чужая боль не принесла ему никакой радости. Вид искалеченных тел и сломанных яранг неприятно напоминал о том, что он сам застал в Катаюк после нападения чавчу. Амарок не мог сейчас вызвать в себе ненависть к чавчу. Сильную боль ему причинил вид разорванной куклы, втоптанной в землю. Вывалившиеся из нее опилки смешались с пролитой кровью.


«Так надо», — твердил себе Амарок. Ради безопасности племени, ради будущего мира и ради себя. Потеряй он уважение в глазах соплеменников, те тут же вспомнят и мрачные обстоятельства его рождения, и связанные с близнецами суеверия. Если не убьешь, то будешь убит. Так происходит всегда, когда два хищника сталкиваются, не поделив добычу. Ты или хищник, или жертва. Таков закон природы, одинаковый и для людей, и для животных. В сказках, которые он слышал в детстве, собаки, вороны и медведи были похожи на людей, они строили себе дома, катались на санях и готовили еду на огне. В жизни все происходило наоборот — люди часто уподоблялись животным. Спорили за добычу, за женщин, за землю, и побеждал всегда самый смелый и безжалостный.


«Я этого не хотел, — сказал вождь мертвецам, — я мог перебить ваших мужчин на Имегелине. Мог напасть на вас неожиданно, под покровом ночи. Я не хотел этих смертей, вы принудили меня».


Ликование инук и коряков было для него еще противнее, чем стоны умирающих. Для соплеменников он снова был непобедимым вождем, они внимали каждому его слову, но их поклонение не приносило Амароку радости. Единственным, кто не разделял всеобщего ликования, был Милют, старейшина коряков. Он знал, что без Амарока набег был бы обречен. Милют недооценил отвагу луораветлан и их численность. Он полагал, что в Улык они вряд ли встретят больше двух десятков воинов, а напоролись на полсотни. Омрын не соврал, предупреждая об оставшихся у моря оленеводах. Когда луораветлан вышли навстречу наступающим корякам, только присутствие Амарока и его людей удержало коряков от бегства. Вождь инук успел убить четверых чавчу, прежде чем опомнившиеся союзники вступили в сражение.


Победа принесла Амароку уважение и любовь коряков, его превозносили, как героя, и уже складывали песню о победе белого волка. Милют рассчитывал, что успешный поход навсегда прославит его имя, но все почести достались сопляку-иноземцу. Поэтому старейшина обрадовался, когда узнал, что инук собираются покинуть их отряд и отправиться на поиски великана Умки.


Во время боя жители Улык потеряли почти всех мужчин. Их тела свалили в большую кучу, чтобы сжечь и таким образом избежать мести их душ.


— Видишь, Омрын, что будет, если пугать коряков? — спросил Милют у своего пленника.


Кавралин безропотно наблюдал за разгромом Улык. По его лицу невозможно было понять, какие чувства он при этом испытывал. Но когда галдящую толпу женщин, стариков и детей копьями согнали в центр сожженного поселения, Омрын решился. Он оттолкнул приставленного к нему коряка и пошел следом за пленными.


— Пусть идет, — позволил Милют. — Пусть останется со своим народом.


— Старейшина, вождь инук спрашивает, нет ли среди пленников человека, который знает великана Умку.


Милют задумался. Он не хотел отдавать кавралина на растерзание дикарям из-за моря, с другой стороны, Омрын сам выбрал свою судьбу. После недолгого раздумья старейшина решил, что свободен от своих обязательств перед торговцем.


— Прикажи, чтобы ему отдали коротышку, — сказал он.


Инук тотчас схватили Омрына и бросили на колени перед молодым вождем.


— Проведи нас к великану, и мы отпустим тебя, — пообещал Амарок.


Коротышка мотнул головой, наклонился и уткнулся лицом в снег.


— Поднимите его. Принесите огонь, — распорядился вождь.


Омрына силой поставили на ноги, стащили с него грязную кухлянку и сорвали остальную одежду. Он стоял на холоде обнаженный, дрожа и вздымая худощавую грудь с отчетливо выделяющимися ребрами.


— Тебя зовут Омрын, — сказал пленнику Амарок. — Еще до того как я стал вождем, ты не раз приходил в наше племя для торговли. Я знаю тебя.


— Я тоже тебя знаю, — нахмурился кавралин, — я знал твоего отца и твою мать, знаю твою воспитательницу, Ахну. Видел твою сестру Иниру.


— Я отпущу тебя, если ты поможешь мне.


Амарок рассчитывал, что известный своей трусостью коротышка тотчас согласится, но лицо торговца исказилось, он шагнул и плюнул молодому вождю в лицо. Юноша остолбенел от подобной наглости, его дрожащий кулак сжался на рукояти ножа. Кавралина повалили и начали избивать ногами.


— Стойте! — крикнул Амарок и вытер лицо. — Он хочет быстрой смерти. Меня не проведет. Дайте огонь!


Вождь взял в руки длинную жердь, тлеющую на конце. Омрын вздрогнул, подался назад, но его держали крепко. Амарок провел раскаленной палкой по груди кавралина. Сначала мужчина сдерживался, но вскоре громко, во весь голос заорал.


— Слабак, — засмеялись инук.


— Где мне найти великана? — продолжал повторять Амарок, нанося своим орудием быстрые тычки. — Говори! Говори! Говори!


Омрын тяжело вздохнул, напрягся так сильно, что инук с трудом удержали его. На губах пленника выступила кровавая пена, его голова конвульсивно задергалась на тонкой шее, он издал булькающий хрип.


— Язык себе откусил!


Омрына отпустили, он повалился на землю и засучил ногами. Амарок отступил на шаг назад, удивленный и ошарашенный.


«Зачем он убил себя? — подумал вождь. — Я видел их на Имегелине. Он ненавидел великана и боялся его. Зачем он убил себя ради него?»


Коротышка дернулся в последний раз и затих. Он захлебнулся собственной кровью. Амарок почувствовал сильное отвращение, как будто вымазался в чем-то липком и грязном. Ему случалось и раньше убивать людей и участвовать в пытках, не получая от этого никакого наслаждения. Но эта смерть была особенной, добровольной жертвой, принесенной на алтарь непонятных для постороннего чувств. Амарок привык, что люди жертвуют друг другом ради любви, из привязанности или ради племени. Поступок Омрына выбивался из привычной картины мира, нарушал ее и ставил под сомнение. Амарок снова вспомнил Ахну и резко замотал головой.


— Возьмем еще кого-нибудь?


Было достаточно одного взгляда на пленных чавчу, чтобы понять бесполезность дальнейших пыток. Их лица ожесточились, в глазах горела немая решимость. Самоубийство кавралина поразило их не меньше, чем инук.


«Если немощный коротышка Омрын смог выдержать, разве я не смогу?» — говорили они себе.


— Подвиг труса, — сказал Амарок, — страшнее, чем подвиг героя.


— Что? — переспросил подручный.


— У них мы ничего не выведаем.


Юноша почувствовал сильное волнение. Без смерти великана и возвращения Иниры их поход не имел никакого смысла.


— Послушай, — сказал Оки, — в стороне от селения есть яранга крытая белыми шкурами. Коряки ее не тронули. Говорят, там живет могущественный шаман. Может, у него узнаем что-то про великана?


Инуит про себя проклял коряков, которые решили свалить на неожиданных помощников всю грязную работу. Но в словах Оки был смысл. Шаманы хранили все знания, которые собрало племя.


— Приведите мне этого шамана, — приказал вождь.


— Не можем, — Оки замялся. — Никто к его жилищу приблизиться не может. Говорят, тунерак, злые духи его защищают.


Амарок не стал спорить. Он прошел сквозь сожженное селение и быстро нашел единственную уцелевшую ярангу. Она и вправду была покрыта белыми оленьими шкурами. Земля вокруг необычного жилища была потревожена, но никто не решился повалить его или проникнуть внутрь. Амарок не боялся шаманов, но когда он приблизился к белой яранге, то сразу почувствовал себя неуютно. Он услышал неразборчивый шепот. Молодой вождь не испугался, он сделал еще один шаг и увидел черные фигуры, стоящие у входа в жилище шамана. Это были кэле. Они ничем не напоминали людей: бесформенные, лишенные плоти и искаженные, как отражение на волнующейся воде. Амарок почувствовал, как тяжелеют ноги. Он сделал еще несколько шагов и остановился. Кэле смотрели на него и продолжали бормотать.


«Уходи, уходи, уходи, — разобрал Амарок. — Ты здесь чужой, не приближайся».


Молодой вождь напряг все свои силы и рывком прорвал защиту яранги. Духи уступили ему.


Внутри жилища было темно и душно. Амарок увидел двух женщин, которые прятались в темном углу и сильно дрожали. Он не удостоил их своим вниманием. Шаман нашелся в сильно натопленном пологе. Он лежал, укрытый теплыми шкурами. Лицо старика блестело от пота, его губы что-то неразборчиво бормотали.


— Я ищу великана по имени Умка, — сказал Амарок.


— Пришел, — еле слышно прошептал шаман, — я знал, что придешь.


— Ты знаешь, где он?


— Расскажите ему, — приказал шаман.


Тревожный шепот окружил Амарока. Такие звуки не могли издавать живые существа, это говорили духи.


«На север, на север, на север, — разобрал он, — возле шапки мира, возле вечных льдов, далеко, четыре дня пути. Даже туда приходит лето, даже там распускаются цветы. Найдешь его там».


Воздух в яранге стал таким густым, что окружил молодого вождя, как туман. В этом белом мареве проступили фигуры. Побережье, брызги волн, одинокая землянка на склоне сопки. Еще недавно укрытая яркими цветами, а сейчас снова занесенная снегом. Снегом, по которому могли проехать сани… Теперь Амарок знал, где искать своего врага.


— Зачем ты мне помогаешь? — спросил вождь.


— Хочу, чтобы ты помог мне, — прохрипел старик.


Он согнулся и закашлялся. На губах старого шамана при этом проступила кровь.


— Ты болен?


— Нет, — чавчу со свистом втянул в себя воздух, — устал.


— Как мне тебе помочь?


— Прогони их, — прохрипел Иный, указывая на кэле.


— Я не могу, — признался юноша. Ему стало жалко несчастного измученного старика.


Иный приподнялся и указал на другой конец полога.


— Там лежит связка грибов, подай их мне.


Амарок выполнил просьбу шамана.


— Устал, — повторил Иный. — Видел моих жен? Красавицы? Забирай их. Подарки тоже забери. Все забери. Пусть только они уйдут…


Старик впился зубами в сушеные грибы. Стоящие на почтительном расстоянии кэле заволновались, хотели остановить его, но присутствие Амарока удерживало их.


Иный дернулся, часто задрожал, и его вырвало кровью. Освещающие полог жирники тотчас погасли, и яранга заполнилась беспокойным злым бормотанием. Амарок отшатнулся, задрожал и выбежал из яранги. Он почувствовал нечто, чего не мог понять и победить.


Когда глаза старого шамана остекленели, и жизнь окончательно покинула его, кэле склонились над застывшим телом. Для духов не существовало жизни или смерти, они ждали, что старик вновь встанет, вновь ударит в бубен и будет говорить с ними. Но он лежал и не двигался, кровь, рвота и слюна высыхали на искаженном лице. Кэле терпеливо стояли и ждали, пока не перестал теплиться очаг, пока полог не покрылся изморозью, а тело покойника не заледенело. Только когда яранга провалилась, не выдержав тяжести наметенного на нее снега, кэле ушли. Поднимая за собой снежную бурю, могущественные духи удалились в поисках нового хозяина.



Глава 6



Иниру разбудил громкий шум и собачий лай. Валкаран сотрясали глухие удары, со свода сыпалась сухая земля, летели древесные щепки. Девушка села и принялась протирать глаза. Рядом с ней проснувшийся старик зажег от тлеющих углей жирник.


— Что происходит? — заволновалась инуитка.


— Помолчи, — сказал Умка и поднес свет к потолку.


Составляющие кровлю землянки китовые кости жалобно скрипели от ударов, но не ломались и не прогибались. Умка потянулся к отверстию в потолке и убрал закрывающий его пузырь из печени касатки. В землянку провалилось немного снега вперемешку с мусором. В валкаране сделалось светлее, удары прекратились, послышались приглушенные голоса. Умка выругался, сердце Иниры учащенно забилось.


— Вы кто такие? — крикнул старик.


Вместо ответа сквозь дыру в потолке ударило копье. Умка был готов к этому, он уклонился и успел схватиться за древко, чуть выше наконечника. Без особых усилий он сумел вырвать оружие из рук невидимого противника.


— Эй, выходи! — прогнусавил один из пришельцев.


— Погоди, не торопись, — усмехнулся старик. — Сейчас выйду.


Умка не стал торопиться. Он спокойно облачился в свою тяжелую броню, достал из кладовой боевое копье с железным наконечником и длинный нож, который заткнул за пояс.


— Ты, — он посмотрел на Иниру. — Пойдешь первой.


Девушка тотчас поняла замысел великана. У первого человека, который попытается выбраться из землянки, не было никакой возможности защититься. Впрочем, если это пришли люди из селения Катаюк — бояться нечего. Хотя даже Амарок мог ошибиться и случайно заколоть ее...


— Я здесь! — громко закричала девушка. — Это я, Инира. Я сейчас выйду.


Умка не стал ей мешать, только поторопил, легонько ткнув копьем в спину. Инира опустилась на колени начала ползти по коридору, ведущему к выходу. Она зажмурилась от страха, представляя, как невидимый враг заносит над ней копье или топор. Рука девушки потянулась отодвинуть скрывающие лаз шкуры. Едва она дотронулась до них, как кто-то схватил ее за запястье и быстро потянул вверх. Девушка не успела опомниться, как тут же оказалась лицом к лицу с высоким инуитом.


— Отпусти ее, Нагуя, — приказал до боли знакомый голос.


Инира почувствовала, как страх отступает, и к ней возвращается способность чувствовать и слышать. Налетевший с моря ветер сбросил капюшон с ее головы, девушка поежилась и чихнула. Цепкие руки разжались, Инира тотчас же сделала несколько шагов подальше от землянки и осмотрелась. Инук было шестеро, все вооружены и тепло одеты. Судя по цепочке следов, они пришли пешком. Трое мужчин оцепили валкаран, двое пытались управиться с собаками. На образованном китовыми ребрами своде-холме стоял Амарок, это он прыгал по землянке. Все лица были ей знакомы: молодые мужчины, которые уцелели при нападении на селение или уехали с Амароком. Инира не ощутила ожидаемой радости при виде соплеменников — только волнение и тревогу за их жизни. Сердце Иниры разучилось отличать врагов и друзей за время, прошедшее со дня нападения на ее дом. Амарок спрыгнул с занесенного снегом холма-валкарана и приблизился к сестре


— Я же говорил, что она жива, — хвастливо сказал он. — Видите, а никто мне не верил!


Нагуя хотел что-то сказать, но внезапно вскрикнул и провалился под землю. Мгновение была видна только рука, схватившаяся за край лаза, но он не удержался и Умка утащил инуита в глубину землянки.


— Осторожней! — вскрикнул Амарок и отпрянул от опасного места. — Сколько их там?


— Один, — дрожащим голосом произнесла Инира. — Старый великан.


— Один? — переспросил брат. — Хорошо. А где второй? Молодой лучник?


— Ушел. Я не знаю, когда он вернется.


Инук окружили выход из валкарана и приготовили копья. Но Умка не воспользовался этим путем. Прикончив первую жертву, он оставил тело в проходе, а сам вернулся в центральное помещение землянки. Там он пробрался в кладовую и нашел тщательно замаскированный второй лаз. Инира не знала про этот секрет, поэтому не могла предупредить своих родичей. Она была так же, как они, удивлена, когда огромная фигура выросла на противоположном краю холма.


Ближайший инуит с криком бросился на неожиданно появившегося противника, но старик легко схватил и обезоружил его. Несчастный взвыл, тщетно пытаясь вырваться, но двуногий медведь держал крепко. Одной рукой прижимая извивающегося мужчину к широкой груди, Умка поднес к шее инуита древко копья. Инира отвернулась, отрывистый крик прервался и перешел в хрип.


— Подходите! — Умка широко развел руки, мертвый инуит упал к его ногам. — Ну, чего же вы ждете?!


Мужчины шарахнулись от грозного врага.


— Сколько же вас нужно против настоящего человека?!


— Хватит одного! — крикнул Амарок.


Его голос был тонким, почти девичьим, да и сам юноша казался ребенком напротив широкоплечего великана. Инира представила, как легко могут переломить эти огромные руки тело ее брата. Умка ухмыльнулся, перехватил оружие двумя руками.


— Явился-таки, — протянул медведь. — Ну, давай!


Амарок приготовился к бою: в одной руке он сжимал короткий топорик из моржовой кости, в другой — кистень из камня на рукояти из мятой кожи. Умка ударил, молодой вождь легко уклонился и попытался достать его кистенем, но, едва не напоровшись на вовремя подставленное копье, отскочил. Они тут же снова сошлись. Амарок уворачивался от неторопливых ударов, Умка берег силы и удерживал верткого противника на длине копья. Он знал, что другие инук могут в любой момент наброситься на него, как свора собак. Но никто не решался нарушить их завораживающий смертоносный танец. Инира остолбенела, прижав руки к губам. Она отчаянно сожалела, что не убила старика накануне ночью. Боги подарили ей этот шанс, но девушка пренебрегла им и теперь должна была горько страдать.


Поединок продолжался. Лицо вождя инук раскраснелось. Ему уже приходилось побеждать врага, измотав его, но сильный и выносливый Умка не спешил. Вдруг Амарок оступился — Умка не упустил возможности сделать выпад. Копье со свистом вспороло воздух, юноша выгнулся невероятной дугой и точным ударом топора выбил оружие из рук противника. Старик яростно зарычал, метнулся с неожиданной скоростью и сгреб худого инуита. Гигант прижал его к себе, сдавил объятья… вздрогнул и ослабил хватку. Амарок упал и откатился. Кровь полилась на снег. Умка уставился на нож, глубоко вонзившийся в его предплечье.


Схватив выпавший во время боя топорик, инуит не сводил взгляда с раненного медведя. Гримаса удивления и гнева, исказившая лицо старика, превратилась в зловещую улыбку, когда он легко вырвал окровавленный нож и отшвырнул его.


— Эта рыбья косточка меня не прикончит, — прогудел он. — Даже не заставит поперхнуться…


Старик с усмешкой посмотрел на маленький костяной топор. Умка был уверен в своем превосходстве, но затягивать бой было неразумно. Даже небольшое кровотечение могло ослабить его, а силы нужны были для схватки еще с тремя другими инук. Старик вспомнил предостережения Элгара.


«Ты ошибся, лисенок, — подумал Умка. — Я все-таки сильнее...»


С диким ревом он бросился на врага, намереваясь повалить его и втоптать в снег. Амарок выронил топор, его руки метнулись в потревоженный бойцами снег и вынырнули, сжимая копье с железным наконечником. Всем своим весом, помноженным на силу яростного броска, Умка напоролся на собственное оружие. Он услышал, как вскрикнула Инира.


«Элгар расстроится», — запоздало подумал старик.


Он грузно повалился, все еще продолжая двигаться вперед, зарываясь лицом в снег. В глазах у старика потемнело. Он не чувствовал боли, только холод, сковавший все тело. Давно, очень давно он не чувствовал себя таким беспомощным.


Умка увидел огни, они были ярче северного сияния и вспыхнули всего на мгновение. Он понял, что это ружейные выстрелы слились в единый залп. Умка вспомнил, зачем он упал на землю и прикрыл голову. Как только пули прошли над их головами, люди вскочили и закричали. Забили боевые бубны. Умка заорал вместе с остальными, поднялся и устремился на ощетинившихся железом таньгу. Но кто-то мешал ему бежать, хватался за штанины и тянул назад. Молодой медведь хотел отмахнуться, но досадной помехой оказался его младший брат.


— Они говорили, что вас не тронут, — пискнул Омрын, вцепившись в ногу великана.


Коротышка дернул сильнее. Умка потерял равновесие и упал. Его руки тотчас провалились по локоть в прорубь. Он беспорядочно шарил в воде, на мгновение ему показалось, что он сумел поймать тонкую девичью руку. Умка резко зажмурился и в новом сполохе яркого пламени увидел ее лицо и вплетенный в волосы яркий разноцветный венок. Потом лицо женщины исчезло, растворилось в темной воде и вечернем тумане.


— Умка, скорее! — продолжал тянуть Омрын. — Мою невесту привалило остовом яранги. Она сгорит. Помоги мне, только ты можешь помочь.


Маленький брат хотел еще что-то сказать, но его рот заполнился пеной и кровью. Умка увидел, как дрожит тщедушное тело коротышки, истязаемое огнем. Почувствовал его решимость умереть, но не повторить предательство. Омрын в последний раз дернулся, хитрое лицо почернело. Умка подхватил его невесомое тело, поднял на руки и сказал:


— Я помогу тебе. Веди, брат.



***



Возвращение домой заняло больше времени, чем Элгар предполагал. Погода портилась, дул сильный встречный ветер, разбивающий снежинки на сотни мелких игл. Собаки выбивались из сил, снег не везде образовал глубокий слой, и часто приходилось идти пешком рядом с нартами, чтобы они не повредили полозья о камни. Путешествовать вдоль побережья в такую бурю было неразумно, но Элгар не был уверен, что сможет найти дорогу, если уйдет от кромки воды. У юноши было дурное предчувствие, и он хотел как можно скорее вернуться и поговорить с Умкой. Элгар проклинал себя за резкость — старик вовсе не хотел его обидеть, и появившееся между ними непонимание нужно было как можно скорее развеять.


Когда вдалеке показалось черное пятно, Элгар подумал, что это большой камень из тех, что временами встречались на обычно ровном морском берегу. Когда упряжка подъехала ближе, стало ясно, что это мертвый кит. Половина его огромного тела была на суше, хвост терялся в набегающих волнах. Юноша не смог определить от чего погиб кит. Ран оставленных гарпунами или зубами касатки видно не было, но Элгар почувствовал стойкий запах крови. Он присмотрелся и увидел, что возле мертвого кита, в полосе мутной, пенящейся воды сидела темная фигура, которая не могла быть человеком. Существо было огромного роста, даже сидя, оно было чуть ниже стоящего во весь рост Элгара. У чудища были широкие сильные плечи, длинные руки и большая, низко посаженная голова на короткой шее. Тело великана покрывала свалявшаяся темная шерсть. Элгар сперва решил, что это бурый медведь невесть как забредший так далеко не север, но потом он увидел, как великан руками вырывает из раны в теле кита куски мяса и кладет их в рот.


Собаки в упряжке заволновались и, громко лая и скуля, шарахнулись в сторону, увлекая упряжку. Нарты объехали тушу кита и трапезничающего великана кругом, и остановились, уткнувшись в сугроб. Элгар кричал на испуганных псов, но те не слушались команд. Юноша понял, что продолжить путь он сможет, только избавившись от неожиданного препятствия. Достав лук, Элгар соскочил на землю. Он слышал истории про волосатых людей, которые приходят из северной ночи, разоряют яранги и похищают детей, чьи кости позже находят в тундре…


Спущенная тетива щелкнула по медному напульснику — стрела пропела в воздухе и с противным шлепком вонзилась в тушу кита на локоть левее головы великана. Чудище вздрогнуло и выпрямилось во весь свой громадный рост, потом обернулось, сжимая в руке кровоточащий кусок китового мяса. Янтарными глазами великан пристально следил за костяным наконечником следующей стрелы, готовой сорваться с подрагивающей натянутой тетивы.


— Ты стрелял? — спросил бурый человек, как будто лук могла натянуть одна из насмерть перепуганных собак.


Элгар молча кивнул. Он никогда не слышал, чтобы рассказчики, встречавшие великанов, упоминали о том, что те умеют говорить или знают язык луораветлан.


Великан пригнулся и неторопливо двинулся в его сторону. Юноша пытался припомнить, какие хитрости применяли герои сказок против великанов-людоедов. Он успеет всадить в него стрелу, может быть — две. Иногда даже простой человек выживал после попаданий двух стрел… что потом? Короткий широкий нож для разделки мяса?.. Из сказаний Элгар знал, что при встрече с кэле нужно обвести себя кругом из теплой крови. Кэля решит, что перед ним река и не станет переходить… Но людоед не был обычным кэля, он был существом из плоти. Кто знает, остановит ли его тонкая красная линия, прочерченная на свежем снегу?


Элгар, наконец, решился и стрельнул, целя чудовищу в ногу. По крайней мере, такая рана замедлит его. Великан отпрыгнул, и стрела вонзилась в снег.


— Зачем хочешь меня искалечить? — удивился людоед. — Разве я тебе вреда желаю. Кит большой, на двоих хватит.


Он протянул юноше кусок мяса. Элгар сглотнул. Его темная половина больше всего на свете хотела разделить эту странную трапезу, вонзить зубы в кровавую плоть и насытить голод.


«В этом нет ничего зазорного, — подумал юноша. — Моряне убивают моржей и разделывают их прямо на берегу. Иногда даже съедают там целиком… Да и мне раньше случалось угощаться сырой строганиной. Отчего же это странное чувство, что приняв такой подарок, я переступлю за границу, откуда нет возврата?»


Покрытый шерстью великан улыбнулся, наблюдая за его внутренней борьбой.


«Кэле не одаривают людей», — вспомнил Элгар.


Случалось, злые духи подбрасывали людям своих детей, как в сказке про Пананто, но такое действие нельзя было назвать дарением — как мухи откладывают яйца в еще живое тело, так и кэле, пользуясь слабостью людей, подкидышами высасывали их жизни. Кэля не предложил бы разделить трапезу человеку — лишь другому кэле.


— Засиделся ты среди людей, — сказал великан, угадав мысли Элгара. — Молодой, а способный! Хорошего корня. Нашего корня.


Теперь Элгар осознал, что кэля говорит не словами языка луораветлан, а издает бессвязное, гортанное рычание. Но Элгар понимал его. Так же, как понимал ветер, камень, огонь и воду. Дрожа всем телом, юноша схватил стрелу и наконечником порезал руку. Разбрызгивая кровь, он старался провести по снегу ровную черту между собой и порождением нижнего мира. Кэля не двигался, продолжал неподвижно стоять, протягивая юноше угощение. Ветер взвыл, поднимая густую, как туман, белую поземку.


— Не бойся, малыш. Я тебя не трону. Мать твоя идет, — великан посмотрел на темнеющий горизонт. — Услышала, как ты на помощь зовешь, и спешит, слишком спешит… а ну как задавит ненароком своего же ребенка? Бойся, выкидыш вьюги, взращенный человеком!


Он гортанно расхохотался, резко повернулся и побежал прочь широкими, размашистыми прыжками. Элгар взглядом проводил чудовище, сдержав желание пустить стрелу в мохнатую спину. Не стоило искушать судьбу, которая решила его помиловать.


Странная встреча. Странное, жутко знамение. Юноша затряс головой. Когда великан исчез в пелене поднятого ветром снега, собаки успокоились. Однако продолжать путь оказалось невозможным. Отъехав совсем недалеко от выброшенного на берег кита, Элгар остановил упряжку. Кэля был прав — приближалась буря. Небо стало совсем черным. С моря дул соленый колючий ветер. У Элгара не было под рукой ничего, чтобы соорудить укрытие. Снега намело недостаточно, чтобы попробовать слепить из него подобие иглу. Элгар решил отпустить собак и перевернул упряжку. Поверх нее он навалил сугроб и забрался в получившееся убежище. Собаки носились вокруг, оглашая снежную пустыню жалобным воем. Одно из животных попыталось спрятаться рядом с хозяином, но Элгар безжалостно отогнал его. Собака могла помочь ему согреться, но под перевернутыми нартами для них не хватило места. Вскоре ветер заглушил душераздирающий вой.


Элгар долго растирал заледеневшее тело и убирал снег, попадающий внутрь через оставленное отверстие. Буря не прекращалась, напротив, она только усилилась. Руки Элгара болели, усталость давила на него неподъемным грузом. Юноша продолжал очищать вокруг себя пространство, чтобы не оказаться заваленным под разрастающимся сугробом. Глаза начали слипаться, движения становились все медленнее. Юноша до крови прикусил язык, чтобы не провалиться в сон. Он не имел права умирать, но возможности сопротивляться усталости не было. Элгар стал терять ощущение реальности.


Он чувствовал, как погружается все глубже и глубже. Как увеличивается над перевернутыми нартами ледяной курган. Он замерзнет и станет твердым, как камень. Потом ледники сойдут по гладкому желобу наросшего льда. Они растают и, наконец, разлившееся море завершит погребение. Так уже было, так будет. Снова и снова. От начала и до скончания времен. Пока солнце ходит по небосводу и горит звезда Воткнутый кол. Море уйдет и вновь оголится земля. До того дня не доживет даже прах Элгара. Он исчезнет…


Темные фигуры приблизились к беспомощному человеку, взяли его на руки и подняли, положив себе на плечи. Элгар не чувствовал их прикосновений, все его конечности сковало могильным холодом. Мрачные тени, увлекая его за собой, погружались во тьму. Он начал разбирать их печальное пение, которые поначалу принял за шорох и скрежет.


«Куда вы уносите меня? — хотел спросить он. — Отпустите! Мне нужно вернуться…»


Его рот раскрылся в безмолвном крике. Фигуры остановились, опустили его и склонились над ним. Он увидел, что среди них был и покрытый шерстью великан.


«Кто ты?» — хотел спросить Элгар.


— Я это ты, — сказало чудовище. — Мы родились вместе и никогда надолго не разлучались. Я голодал, потому что ты не давал мне крови, но не бросал тебя. Но потом пришла она, и я стал тебе больше не нужен. Тогда я ушел, нашел кита и захотел насытиться, но ты снова помешал мне.


Черные руки протянулись к нему, растопыривая кривые пальцы, каждый из которых оканчивался длинным когтем. Удар! Когти вспороли его грудь, разрывая мышцы и ломая кости. Юноша взвыл, выгнулся дугой, но не смог оторвать от себя хищную, безжалостную руку. Ледяная ладонь легла на его отчаянно бьющееся сердце…


— Сердце человека, — прозвучал хриплый голос. — Источник его боли и печали.


— Без него тебе будет лучше, — вторил другой, мягкий и заискивающий.


— Отдай.


— Подари нам всю свою боль и печаль.


Ледяная ладонь сжалась. Перед глазами Элгара промелькнуло все, что он видел, все что чувствовал и о чем думал за жизнь. Он увидел метель, увидел, как Умка тогда нашел его, завернутого в белые шкуры, совсем еще ребенка. Вспомнил свое детство и строгие испытания, которым подвергал его воспитатель. Дни, проведенные в одиночестве, месяцы странствия по тундре и побережью. Промелькнул остров Имегелин и первая встреча с молодым вождем. Большой сбор и нападение на инук, и Инира, Инира, Инира… Испуганная, прижимающаяся к нему. Вооруженная ножом в попытке забрать его жизнь. Слушающая песнь кокатко. Собирающая цветы. Ее лицо было последним, что он видел.


Элгар умер.



***



Инук гнали собак без всякой жалости.


«Все равно их бросим, — распорядился Амарок. — Нужно только добраться до места высадки».


От каяков, оставшихся южнее мыса Пок’ыткын и сожженного селения Улык, их отделял трехдневный переход. Инира узнала о нападении на селение и о походе коряков, которые теперь хозяйничали на этих землях. Ее брат ликовал:


— Теперь до самой зимы оленеводы друг другу в глотку вцепились, — рассмеялся он. — Мы спокойно лето пересидим, соберемся с силами и…


Инира поняла, что месть, которую он обрушил на морян из Улык, не стала завершением вражды.


— Когда же война закончится?


— Скоро, — пообещал Амарок. — Когда никто больше в моей силе не усомнится.


«Я объединю инук, — решил для себя вождь. — Соберу все роды и племена под своим началом. Мы покорим север».


— Как Ахна? — спросила Инира. — Уцелела во время нападения?


В последний раз она видела названную мать возле иглу. Старуха сидела, прикрыв лицо руками. Она не сопротивлялась чавчу. Может быть, те пощадили или не заметили ее.


— Она мертва, — Амарок не стал вдаваться в подробности.


Инира надолго замолчала. Девушка пыталась ненавидеть чавчу, которые убили Ахну, но не могла вызвать в себе это чувство. Ненависть исчезла, ее смыли волны соленого моря, она отзвучала, как песнь кокатко, ее унес ветер вместе с разноцветными цветочными лепестками. Ахна погибла, но погиб и Умка. Остались только она и Амарок, и Элгар. Куда он ушел? Собирался ли он возвращаться? Что бы она сказала, если бы он вернулся?


— Чавчу еще не расплатились за то горе, которое принесли нам, — сказал Амарок.


«Чавчу тоже люди», — хотела возразить Инира.


Откуда ее брату было знать, что обычаи чавчу почти не отличаются от инук, что, как и инук, они могли чувствовать и любить?


Гонка закончилась к вечеру. Уставшие собаки едва находили в себе силы лаять. Мальчик Имагми бросил им мясо из захваченных в кладовой Умки припасов. Расположившись вокруг костра, инук стали громко обсуждать удачное предприятие. В Катаюк их посчитали безумцами, но они доказали, что храбрецам всегда сопутствует удача. Их путешествие вшестером к враждебному берегу и встреча с коряками станут легендой. О поединке Амарока и седого гиганта Умки сложат песни, он сохранится вне времени.


— Великая победа, — кричали хором мужчины.


Амарок улыбался и принимал похвалы. Инира впервые заметила, как сильно ее брат любит славу. Инира вспомнила Элгара. Оба юноши были сильными и красивыми, но каждый по-своему. Амарок был солнцем, Элгар — луной. Темная и светлая красота человека, день и ночь, огонь и лед.


Они стали считать трофеи, взятые в жилище великана. В его доме оказалась богатая кладовая, где хранилось много диковинок. Особенно хороши были железный чайник и длинная красивая трубка. Оки достал деревянные сосуды и озадаченно встряхнул их.


— Что там? — спросил молодой вождь.


— Не знаю, — Оки открыл бутылку и принюхался. — Фу-у-у…


— Инира?


— Я не знаю, мне они ничего не показывали, — ответила девушка.


Амарок взял сосуд и бесстрашно отпил. Его лицо скривилось, на глаза выступили слезы.


— Аххх! — воскликнул вождь. — Жидкий огонь!


— Мне! Мне! — заволновались люди.


Бутылка пошла по кругу, каждый мужчина прикладывался к ней и делал несколько жадных глотков. Инире выпить никто не предлагал. Вскоре все, кроме Амарока, который больше не пил, покатывались со смеху. Странное зелье оказывало на них свое влияние.


— Оки, — сказал Амарок. — Ты хорошо послужил мне, я дам тебе достойную награду. Ты можешь стать мужем моей сестры.


Мужчина перестал смеяться, он недоуменно посмотрел на Иниру, как будто впервые ее увидел.


— Вождь, я… — смущенно начал Оки.


— Довольно, — отмахнулся Амарок, — поблагодаришь позже.


Инира почувствовала, как у нее перехватило дыхание.


— Ты говорил, что я сама смогу выбрать мужа!


— Хватит, — отмахнулся Амарок. — Оки хороший воин. Ты должна быть мне благодарна. После того, как ты побывала в плену у чавчу, ни один здоровый мужчина на тебя не посмотрит.


Инира задохнулась от гнева. Такой беспомощной и униженной она не чувствовала себя даже в первые дни плена. Девушка поняла, что больше не может восхищаться своим братом. Он первым обманул чавчу и нанес им обиду. Он не смог защитить дом от мести врагов.


— Я хочу, чтобы ты прекратил войну с чавчу, — сказала Инира.


Амарок уставился на нее, опешив от такой просьбы.


— Пожалуйста, я раньше ничего у тебя не просила…


Амарок задохнулся от гнева. Он прошел через столько опасностей, чтобы спасти сестру, и не заслужил даже простой благодарности. Неужели она продалась чавчу? Стала одной из них? Его врагом?


Молодой вождь неуверенно рассмеялся. С небольшим опозданием его примеру последовали и другие мужчины.


— Слышите, говорит, никогда ничего не просила? Конечно, потому что жила моей милостью и щедростью, — он шумно высморкался. — Сколько лет я тебя и Ахну кормил? Сколько лет ты проспала в моем иглу?


Инира задохнулась от возмущения. Она хотела встать и уйти, но Амарок поймал ее за руку и силой усадил.


— Хватит глупостей, — повторил вождь, — теперь все будет по-другому.


— Не будет, — прошипела девушка.


Амарок хотел ударить ее, но его остановили.


— Посмотри! — крикнул Оки. — Кто-то сюда идет!


Инира сразу увидела приближающегося со стороны моря человека. Когда он подошел ближе, она тотчас узнала его. Это был Элгар.



***



Элгар умер. Его сердце больше не билось, теплая кровь не струилась по венам. Ворон вылетел из разорванной груди и взмыл ввысь над окружившей мертвое тело тьмой, над заметенными нартами и выше…


С высоты полета он увидел линию побережья, о которую разбивались высокие волны, свою землянку, яранги оленоводов, острова, берег инук и их селения — и землю, и море, и небо — далеко во все стороны света. Места, где странствовал Умка и далекие края, куда никогда не ступала нога настоящего человека.


Ворон закружил спиралью, взмывая все выше и выше — прочь от надоевшей земли. Его настигал невероятный грохот: шум голосов, мыслей и чувств множества людей. Элгар никогда не мог помыслить, что их настолько много. Людей на земле было больше, чем гальки на склоне, больше, чем снежинок в метели. От создаваемого ими грохота нужно было сбежать, скрыться за завесой серых облаков и рассеяться в ярком солнечном свете.


Он уже почти добрался до небес, когда сквозь лавину звуков пробился протяжный, отчаянный крик. Он узнал этот крик — и заметался на границе между небом и землей.


Кричала Инира.


Ворон замер, широко расправив крылья, а внизу, на далекой земле, вздрогнуло заключенное во тьму тело. Ворон почувствовал и осознал свою разорванную грудь, скованные холодом руки и ноги, глаза, пронзенные тысячей игл…


Сложив крылья, он камнем ринулся к земле. Черной стрелой он обрушился с неба, прервав шумное пиршество. Кэле взвыли и отпрянули. Бурый великан скрылся во мраке. Остальные духи склонились в глубоких поклонах, и ворон узнал их.


То были кэле огня, воды, ветра и земли.


Элгар узнал их, потому что они приняли облик молодого вождя по имени Амарок, его сестры Иниры, великана Умки и его брата — коротышки Омрына. Элгар заметался, вновь осознавая свое тело. Он хотел задать им столько вопросов о том, что видел и что чувствовал, но вместо этого смог выдавить из себя лишь два слова:


— Кто я?


— Ты не найдешь ответа, если будешь один, — сказал Омрын, кэля земли.


— Люди, это гладь воды, скованная льдом река, — продолжила Инира. — Каждый твой поступок — волны на воде, трещины на льду.


— Без людей любое действие — доброе или злое — бессмысленно, — Умка усмехнулся своей невеселой улыбкой. — Потому что только люди решают…


— Чудовище ты, — резко бросил Амарок.


— Или герой, — добавила Инира.


— Без людей все просто, все бессмысленно, все идеально, — подвел итог Омрын. — Добро и зло существуют только для людей.


Вновь заговорил устами девушки кэля воды:


— Их много, бесчисленно много. В озерах их голодных глаз живут тысячи образов разного тебя. Остается только выбрать.


— Значит, без людей я не существую? — спросил Элгар.


— Нет, — улыбнулась Инира. — Это значит, что без тебя не существует людей.


Кэле низко поклонились ему, признавая своего нового хозяина. Падшие звезды будут следовать за новым шаманом до самой его смерти, и дальше, чтобы проводить его душу в вечный свет верхнего мира. Старый Иный, иссушенный желаниями, до последнего цепляющийся за жизнь, был недостоин их милости. Кэле сожгли его изнутри, сточили его тело и подорвали дух. Заставили древнего старика молить о смерти. Элгар был другим. Не человеком, но и не кэля. Он прочно стоял на незримой границе между мирами и был настоящим шаманом, способным обходиться без бубна, дурманных грибов или дурной воды.


…Элгар открыл глаза. Его тело ныло, придавленное грузом холодной, непроницаемой тьмы. Он попытался стряхнуть эту тяжесть, но не смог. Юноша заставил себя успокоиться. Окружившая его тьма была рыхлой и холодной, и легко крошилась под пальцами. Не земля. Мягче…


Снег!


Со снегом он мог совладать, потому что понимал, что такое снег. Юноша начал извиваться, часто задышал, вгрызаясь руками и зубами в холодную белую массу. Он мог двигаться, несмотря на то, что дышать становилось тяжелее, а кровь туго застучала в висках.


Казалось, прошла вечность, прежде чем сквозь толщу снега показался свет. Рука Элгара пробила примерзшую корку, как скорлупу яйца. Юноша сделал последний рывок, вырываясь на волю, глотая свежий, вкусный морской воздух. Он высвободил сначала грудь, а после ноги из холодных оков и растянулся на потревоженном снегу, стараясь унять боль, разрывающую грудь.


Над ним было небо — черное, и полное звезд.



***



Элгар вернулся домой ранним утром. Уже светало, хотя отдельные яркие звезды не спешили угасать, и по-прежнему мерцали на посиневшем небосводе. Первое, что Элгар увидел, приблизившись к землянке, была разоренная кладовая. Внутренности животных вперемешку с испорченным мясом валялись повсюду. Дикие звери еще не успели растащить их. Ближе к валкарану лежали сломанные нарты, другая утварь, выброшенная из нутра жилища и покрытая слоем инея и белой наледи. Собак слышно не было. На снегу Элгар нашел следы двух саней, одни из них — судя по глубине следа, тяжелые, доверху груженные добычей — были санями Умки.


«На жилище напали, пока старик охотился? — предположил Элгар. — Он вернулся и стал преследовать налетчиков? Тогда почему не отцепил добычу? Почему нарты груженые?»


Недавнее предчувствие Элгара сбывалось. Он старался не думать об Инире. Ее наверняка не убили. Красивых девушек захватывали для выкупа или чтобы сделать женой, без причин уничтожать красоту считалось на севере расточительством. Элгар обошел землянку и с противоположной ее стороны, на склоне холма нашел вытоптанную площадку, а на ней лежало что-то большое, припорошенное снегом.


«Туша животного?» — подумал юноша.


Он рукой смахнул снег. Сначала Элгар решил, что это туша белого медведя. Потом понял свою ошибку. Слипшийся в замерзшей крови белый мех скрывал под собой не животное, это было тело настоящего человека.


«Кровь на белом снегу, — Элгар вспомнил слова шамана. — Кровь на белом меху».


Умка был мертв уже несколько дней. Грубое лицо распрямилось, морщины разгладились, а ресницы на закрытых глазах были белыми ледышками. Рука юноши нежно погладила изуродованную шрамом холодную щеку. Враги убили старика, но никто из них не решился надругаться над его телом. Даже после смерти Умка вселял в людей ужас.


Юноша очистил тело от наметенного снега и перевернул его. В животе Умки торчал обломок копья с железным наконечником. Одной рукой старик вцепился в древко мертвой хваткой, другая была сжата в кулак. Труп закоченел, и Элгару потребовалось немало труда, чтобы извлечь копье. Он постарался распрямить окоченевшие руки, но ничего не получилось. Юноша сел отдышаться и почувствовал на щеках горячие слезы.


Смерть для северян была обычным явлением и постоянной спутницей, но мысль о том, что он навсегда потерял старика, больно ранила Элгара. Теперь он хорошо понимал, что великан не просто спас его от верной смерти, когда рискнул и подобрал во время бури ребенка, который мог оказаться кэле. Старик, даже зная о странных способностях приемного сына, не испугался и сделал из него человека. Общение с Умкой, его уроки и рассказы, совместные странствования и вечера у очага — все это продолжало жить внутри Элгара.


— Я только брал у тебя, — тихо сказал юноша, обращаясь к трупу. — Я ничего не могу дать тебе взамен.


Старик не ответил. Элгар прислушивался к себе, пытался нащупать связь с миром духов и отыскать там ворона, вылетевшего из пробитого живота Умки. Чтобы попросить у него прощения и спросить совета. Но старик молчал, и самым обидным было то, что они поссорились как раз перед расставанием. Но останься Умка в живых, смог бы он принять решение Элгара быть вместе с Инирой?..


«Инира, — вспомнил он. — По крайней мере, я могу спасти ее».


«Спасти? — рассмеялся внутри него чужой голос. — Разве нужно ее спасать? Вождь инук вернулся, чтобы отомстить за сожженные дома и убитых родичей. Он отомстил, убил своего врага и освободил сестру. От кого ты хочешь спасать ее? От родного брата?»


— Замолчи, — приказал Элгар.


Кэля послушно умолк.


— Нужно похоронить старика, — решил юноша.


Элгар еще раз обследовал валкаран. Пришельцы смогли отыскать кладовую, скорее всего, отпустили собак и те привели их по запаху к сырому мясу, однако найти тайник с ружьями им не удалось. Юноша решил взять с собой одно из ружей. Преследовать ушедших на нартах врагов пешком было невозможно, Элгар решил проверить лодки. Рыбацкий каяк валялся на берегу весь изрубленный, но к счастью незваные гости не заметили двухместную байдару, прикрытую шкурами.


На этом судне он и Умка не раз выходили в море. На нем они два месяца назад отправились на встречу с инук на остров Имегелин… Теперь настал черед для последнего их совместного плавания. Элгар погрузил в байдару связку вяленой рыбы и пару ломтей оленины, несколько бурдюков с водой и сосуды, уцелевшие после грабежа землянки. Он не знал, сколько времени придется провести вдали от берега. Из оружия кроме ружья он взял только свой лук и короткий широкий нож.


Последним на дне лодки занял место самый дорогой и скорбный груз. Тело Умки было тяжелым и закоченевшим, но Элгар сумел завернуть его в оленьи шкуры и затащить на байдару. Он не хотел терять время, копая могилу или собирая хворост для большого костра, но бросать старика на поживу падальщикам тоже не мог.


Оттолкнув байдару от берега, Элгар устроился рядом с завернутым телом. Когда берег был уже далеко, юноша столкнул тело через борт в ледяную воду. Освободившаяся от лишнего веса байдара сильно закачалась на волнах. Бездонная темная вода поглотила старика. Пролетающая птица издала жалобный, протяжный крик. Элгар окинул прощальным взглядом знакомый берег. Одинокий черный валкаран медленно удалялся, пока не исчез в утреннем тумане.



***



Выследить убийц для Элгара не составило никакого труда. На родном берегу для него не было секретов. Море рассказало, что ни один каяк не пересек его с весны. Птицы рассказали про то, как пришельцы прибыли с юга и ушли на юг. Моржи спели песню о поединке Умки и молодого вождя. Элгар поплыл вдоль побережья, подгоняемый попутным ветром. Он знал, что инук не смогут уйти далеко в тундру — там по-прежнему хозяйничали оленеводы. Скорее всего они возвращаются к месту высадки возле Улык… В своем сне во время бури, юноша видел, как Улык горел. Чужеземцы сожгли это древнее селение и предали смерти всех его жителей. Но Улык не был мертв, только разорен. Вернутся люди, которые в день нападения охотились или посещали соседей. Они отстроят дома, приведут в них новых жен, и скоро детский смех снова будет разноситься над знаменитым мысом. Улык еще оживет и будет стоять много столетий. Его судьба более не волновала Элгара.


Инук двигались очень быстро, но груз добычи задерживал их. Элгар нагнал их три дня спустя. Он знал, что враги разбили лагерь неподалеку от побережья. Юноша вытащил байдару на берег и приготовился к бою. Он надел на спину щит в виде крыльев, который для него сделал Умка, и небольшой легкий панцирь из костяных пластинок. Элгар долго раздумывал, что ему взять — лук или ружье. Из лука он стрелял точнее и быстрее, но выстрел из ружья мог напугать инук… Поэтому он остановил свой выбор на огнестрельном оружии таньгу. Элгар зарядил ружье, как учил его Умка, и двинулся к лагерю инук.


Как он и ожидал, враги путешествовали небольшим отрядом. Их было всего четверо, не считая Иниры, которая сидела рядом с мужчинами у костра. Инук громко что-то обсуждали, смеялись и пировали. Как Элгар и надеялся, они уже успели распробовать дурную воду. Справиться с ними теперь не составляло особо труда. Он успел подойти очень близко, прежде чем его заметили. Враги вскочили, схватились за оружие, только девушка осталась неподвижной. Она сидела и смотрела на него большими испуганными глазами.


«Сможет ли она простить меня, если я убью ее соплеменников?» — подумал Элгар.


Первый инуит пошатываясь, двинулся в его сторону, размахивая топором. Элгар выстрелил. Ружье дернулось, выдохнуло облачко черного дыма. Оружие таньгу было для них неведомым колдовством. Оглашая тундру громкими криками, инук бросились бежать.


— Стойте! — приказал Амарок. — Трусы, остановитесь!


Его одного не напугало диковинное оружие. Инира упала на землю и свернулась в клубок у ног брата. Молодой вождь с ненавистью посмотрел на пришельца.


— Пришел? — процедил он.


— Пришел, — кивнул Элгар и бросил бесполезное ружье.


Инуит потянулся за ножом.


— Не хочу при ней драться, — Элгар указал на Иниру. — Поедем в тундру. Саней у вас двое.


Амарок задумался. Хитроумный чавчу мог заманивать его в ловушку, с другой стороны отказаться от условий поединка было бы трусостью.


— Согласен, — сказал вождь.


Они тут же прошли к саням. Привычные к гонкам собаки сорвались с места, едва услышав звон остолов, и две упряжки устремились в тундру. Услышав собачий лай, Инира вскочила и побежала следом за санями. Ее ноги глубоко увязали в свежем снегу, она спотыкалась, но продолжала бежать. Девушка почти догнала Элгара, но тут силы оставили ее, и она с криком повалилась на снег, продолжая рукой тянуться за уходящими санями. Крик перешел в рыдания. Элгар не хотел знать, по ком она плачет.


Нарты плавно шли по снегу, как байдара — по спокойному морю в безветрие. Они отъехали далеко от моря, на заснеженную равнину, где слышался далекий вой голодных волков. Никто, кроме парящих в небе воронов, не мог проследить за ходом поединка, никто не мог сказать, честным ли будет бой.


Элгар знал, что его противник непрост, но и сам он не раз побеждал хитростью. Умка был силен и вынослив, но грубая сила и доспех не спасли его. В этом бою следует полагаться только на быстроту и хитрость. Элгар развязал застежки панциря. Тяжелая чешуя из костяных пластин упала на землю, следом полетела теплая кухлянка. Амарок тотчас последовал его примеру и сбросил верхнюю одежду. Амарок усмехнулся, рассматривая худощавого юношу. Тело вождя было предметом его гордости: сильное, мускулистое и здоровое. Элгар был худым и жилистым, к тому же его грудь была изуродована шрамом.


Они медленно сошлись посреди ровной площадки. Оба юноши были вооружены только короткими ножами. Молодой вождь атаковал без предупреждения. Острие его ножа взвыло, рассекая холодный воздух. Элгар уклонился и попытался свободной рукой схватить инуита. Амарок был проворнее. Он двумя резкими прыжками отскочил назад и отдышался. Они снова закружили по истоптанному снегу.


Сначала Амарок был уверен, что легко расправится с этим соперником. Но молодой лучник оказался хладнокровным и спокойным. Его старый отец был медведем, а этот юнец — лисицей. Откуда он взялся? Как нашел в тундре их стоянку? В тот самый момент, когда судьба наконец-то улыбнулась Амароку, явился этот странный чавчу, чтобы снова разрушить все, чего он добился такими жертвами. Молодой вождь задрожал от ненависти.


— Я убил твоего отца, — напомнил инуит. — Вогнал копье ему в брюхо и оставил на поживу волкам.


Элгар не ответил. Он был спокоен и сосредоточен, глаза ничем не выдавали злобы или страха. Амарок закричал и бросился на своего врага с невероятной скоростью, но каким-то образом юный чавчу оказался у него за спиной. Он схватил инуита за плечо, силой повернул его и ударил по лицу. Нос молодого вождя хрустнул, брызнула кровь. Амарок сумел вывернуться и освободиться, он сплюнул и перекинул нож из одной руки в другую. Элгар стоял прямо перед ним, выпрямившись и опустив руки. Инуит прыгнул… споткнулся и покатился по земле. Неведомым образом его противник снова исчез, уклонился от молниеносного удара.


Кто-то тихо засмеялся. Амарок вскинул голову и задрожал. Он снова оказался в белой яранге старого шамана из Улык. Снова перед ним стояли черные тени, подернутые рябью. Кэле обступили упавшего воина, склонились над ним. Молодой вождь вскочил, заорал и попытался отогнать их взмахами ножа. Но сталь не могла причинить вреда бестелесным духам. Единственное, что отпугивало их, была бегущая по лицу Амарока кровь. Внезапно тени расступились, Элгар шагнул между ними и нанес инуиту сильный удар в грудь. Непобедимый боец упал, как подкошенный, все силы разом покинули его. Он почувствовал приставленный к горлу холодный клинок.


— Преследуй нас, если хочешь, — шепотом сказал Элгар. — Кровной вражды между нашими семьями не будет.



***



Когда Элгар вернулся к стоянке, бежавшие в тундру инук опомнились, совладали со своим страхом и вернулись. Нарты остановились рядом с костром, Элгар спрыгнул на землю. Инира не могла пошевелиться от ужаса. Юноша ничего не сказал, он взял ее за руку и повел за собой. Другие инук не встали у него на пути. Они не могли поверить в поражение своего предводителя. Элгар шагал быстро, он знал, что Амарок в любой момент может вернуться и поднять своих людей в погоню. Новый шаман знал, что вождь инук не из тех людей, которые могут добровольно признать поражение.


Элгар в одиночку столкнул байдару на воду. Инира, после того, как он выпустил ее руку, осталась стоять на берегу. Элгар мог легко затащить девушку следом, он даже был уверен в том, что Инира не стала бы сопротивляться. Но юноша хотел быть уверен в том, что ее выбор уйти с ним будет сознательным.


— Решай, — тихо сказал Элгар.


— Я не могу! — крикнула девушка, в отчаянии сжимая кулаки. — Не могу уйти с тобой. Ты убил моего брата!


— Он жив, — Элгар резко мотнул головой, — я пощадил его.


Инира поверила ему, но по-прежнему колебалась.


— Нет… — наконец твердо сказала инуитка. — Я должна остаться со своим народом. Ты наш враг.


Элгар не ответил. Он мог напомнить, что Умка не был его настоящим отцом, что это инук первыми начали новую вражду. Но он предпочел промолчать. Инира и сама знала все это.


Байдару относило все дальше от берега. Кожаное дно лодки скребло на мелководье, волны раскачивали ее, но Элгар легко сохранял равновесие и стоял в полный рост.


— Инира! — послышался громкий крик.


Амарок вернулся. Он выбежал на гребень холма и увидел стоящую на берегу сестру и каяк с ненавистным чавчу.


«Он просто не может быть человеком. Ни одному мужчине я бы не проиграл, но этот соперник не из мира людей, а значит, поражение можно перенести, — лихорадочно думал Амарок, натягивая тетиву. — Он тунерак, порождение нижнего мира, принявшее плоть, чтобы наказать меня за гордыню и пренебрежение к советам старших. Еще не все потеряно, мои стрелы отравлены соком коры лютика. Такой яд должен поразить тунерак не хуже огня…»


Первые стрелы упали в воду рядом с каяком. Элгар даже не вздрогнул.


— Уходи! — закричала Инира. — Ты его победил, ты отомстил за Умку!


— Я пришел не ради мести, — крикнул в ответ юноша. — Я пришел за тобой.


— Уходи!


Инира развернулась навстречу Амароку. Он быстро бежал, останавливаясь только для выстрелов. Еще минута и юноша добежит до берега, оттуда он уже не промахнется…


— Амарок! — обратилась она к брату. — Отпусти его!


«Он победил тебя, но не стал убивать. Не убивай и ты его. Пусть уходит. Он не вернется к своим…»


Амарок не слышал, он одну за другой прикладывал стрелы к тетиве и спускал их, почти не глядя. Страх вытеснил собственные чувства девушки и оставил только эхо раскаленной ненависти, которую испытывал ее брат близнец. Этот огонь перекинулся на нее и разорвал невидимые нити, связывающую Иниру с ее прошлым, ее народом, ее семьей. Чужая ненависть освободила девушку.


На одеревеневших ногах Инира развернулся спиной к брату, и вошла в воду. Летние сапоги тотчас промокли. Схватившись за весла, Элгар направил байдару назад к берегу. Амарок остановился у воды, он понял, что успеет прицелиться и попадет, если подпустит врага на нужное расстояние.


Элгар помог промокшей девушке забраться в лодку. Она дрожала, губы посинели от холода. Юноша схватился за весло, но было слишком поздно. Амарок поднял лук и выстрелил. Элгар схватил Иниру и заслонил собой. В груди горел огонь. Весна пришла, она растопила лед. Сколько любви может поместиться в одном человеке?..


Отравленная стрела ужалила Элгара в спину — и отскочила от деревянных крыльев Умки.


Амарок в ярости отбросил лук, выхватил из-за пояса нож и бросился в воду. Ядовитые стрелы закончились, а обычные не причинят тунерак никакого вреда. Амарок хорошо плавал, но догнать удаляющуюся лодку не мог. Наконец, он понял, что не сможет настичь беглецов. Бестолково барахтаясь, молодой вождь закашлялся, выплюнул попавшую в рот соленую воду и пронзительно, отчаянно закричал. Впервые в жизни он потерпел поражение и не смог отомстить. Медленно, стараясь беречь силы, он поплыл назад к берегу.


Инира видела, как Амарок выбрался из воды. Инира задумалась над тем, как изменились ее чувства к брату. Она и раньше знала о том, что он убивает своих врагов, но думала, что все его силы направлены на защиту народа инуитов. Сейчас же он убивал потому, что просто боялся потерять власть и влияние в племени. Амарок не остановится, он будет пытаться отыграться за поражение…


— Что же мы наделали!


— Что случилось, почему ты кричишь? — спросил Элгар.


— Мой брат соберет войско и на своих каяках они придут к твоему народу, чтобы кровью смыть оскорбление! Все погибнут из-за нас!


Элгар рассмеялся, взъерошив спутанные волосы девушки.


— Он никогда добровольно не признает поражения, да и никто не пойдет воевать за опозоренного вождя. Скорее всего, он скажет, что мы утонули. С моей смертью и… смертью Умки у инук нет больше причин мстить нам. Кровная месть закончилась, война закончилась.


— Куда же мы теперь? — спросила Инира.


— На север. Потом на восток. Умка говорил, что далеко на востоке, за ледяными морями и мертвыми землями есть остров, вечно покрытый зеленой травой.


— Зеленый остров? Как в сказке про Седну? — переспросила Инира. — Ты можешь и туда добраться?


Элгар знал, что путешествие будет долгим. Двоим людям почти без оружия, без снастей будет сложно даже прокормить себя, не говоря уже о долгом странствии. Сколько опасностей и испытаний их ждет на пути к призрачной цели? Он не мог ответить на эти вопросы, но знал, что для них не было места в мире, где каждый народ называет только себя настоящими людьми.


— Сможем, — твердо сказал Элгар.


Он обнял Иниру и зарылся лицом в ее волосы. Уже очень далеко от них, на берегу Амарок взмахнул рукой, прощаясь с ушедшим врагом и сестрой. Связывающая близнецов невидимая нить оборвалась. Одновременно с тем, как инуит опустил руку, небо загорелось зеленым огнем.


— Смотри, смотри! — воскликнула Инира, указывая на сияние.


Небесный червь выполз из своего убежища, развернулся во все небо и остановился, мерцая, как вода в полнолунье. Элгар резко отвернулся, но заметил, что девушка продолжает с восторгом наблюдать за небесным сиянием.


— Ты смотришь на небо? — удивился он.


— Конечно, — лицо и волосы Иниры окрасились яркими цветами. — Мертвые уходят на небо и танцуют в его прекрасном огне.


Элгар кивнул, но не поднял голову.


— Кого ты видишь? — спросил Элгар.


Девушка пригляделась. Анурят и Нагуя танцевали среди звезд, как раньше любили плясать вокруг костров, когда в Катаюк праздновали конец зимы. Чуть поодаль стояла помолодевшая Ахна. Она держалась за руку статного серьезного мужчины, который мог быть только ее покойным мужем. Рядом с ними из сполохов зеленого огня появилась девушка, маленькая и до того худая, что Инира прониклась к ней сильной жалостью. За ней следовал огромный волк с белоснежной лоснящейся шерстью и удивительными, сверкающими голубыми глазами. Когда худая девушка посмотрела на Иниру, та поняла, что впервые в жизни увидела свою настоящую мать.


— Всех, — девушка с трудом сдерживала слезы, — я вижу всех.


Элгар так и не взглянул на небо, вместо этого он смотрел на пляшущее на волнах отражение небесного сияния, пытаясь разглядеть в нем вставшего на задние лапы белого медведя.



Примечания



Чукотский словарь



Валкаран — полуземлянка с остовом из крупных китовых костей.


Дымлина — продымленная кожа, из которой делают летнюю обувь.


Иглу — куполообразное эскимосское жилище, построенное из снежных блоков.


Кавралин — «вечно скитающийся», странствующий торговец.


Камус, камусовые — жестковолосная часть шкуры оленя. Материал для одежды.


Камлея, камлейка — промысловая одежда из кишок морских животных.


Каюр — погонщик оленей или собак, запряженных в сани.


Каяк — одноместная байдарка из шкур, натянутых на каркас из дерева или кости.


Кэля, множ.: кэле — злые духи, жители подземного мира. Кэле считают источником болезней.


Кухлянка — теплая мужская и женская одежда.


Остол — палка для управления собачьей упряжкой. На ней прикреплены кольца, на звон которых реагируют животные.


Полог — жилое помещение из шкур, устроенное внутри яранги. Отапливается и освещается жировой лампой


Ропаки — отдельно торчащие ребром льдины на относительно ровной поверхности льда. Образуются от напора льда под действием ветра или течений.


Тунерак — злой дух, аналог кэля у эскимосов.


Яранга — переносное жилище у народов северо-востока Сибири с конической кровлей из шестов, покрытых оленьими шкурами.



Имена и географические названия



Инетлин, Имегелин — современное название: острова Гвоздева-Диомида. Оба острова расположены посредине Берингова пролива. На них пролегает граница между Российской Федерацией и США.


Инуит, множ.: инук — самоназвание эскимосов.


Коряки — племя оленеводов, коренное население северной Камчатки.


Луораветлан — «настоящие люди», самоназвание чукчей. Делятся на оленеводов и морян.


Мыс Пок’ыткын — «край света», «место, затопляемое водой», русское название: мыс Дежнева.


Река Экулумен — русское называние: река Колыма.


Сисман — «продавец иголок», одно из названий японцев в чукотском языке.


Таньгу — «поражающие огнем», одно из названий русских в чукотском языке.


Чавчу — «богатый оленями», название чукчей-оленеводов.


Улык — современное село Уэлен на мысе Дежнева, известный населенный пункт, существующий уже не одну сотню лет.


Якунин — «худо убивающий», прозвище, которое чукчи дали Дмитрию Ивановичу Павлуцкому, руководителю военной экспедиции на Чукотку в 1747 году. Попытки Павлуцкого усмирить воинственный народ произвели на чукчей большое впечатление. Якунин стал персонажем чукотского фольклора


ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник