Наследники Стоунхенджа

84

Понедельник, 21 июня, летнее солнцестояние.

Стоунхендж

Высоко на склонах окружающих Камни холмов Смотрители наблюдали за туристами, сновавшими среди гигантских сарсенов как муравьи. Паломники держались за руки, образуя людской хоровод вокруг величественных мегалитов. Люди Ремесла следили за ними с ночи.

Тысячи чужаков. Представители множества наций, разных вер, молодые и старые — язычники, друиды, викканы, огнепоклонники, христиане, католики и иудеи. Кто-то прибыл поклониться Камням, другие — просто полюбоваться зрелищем, но они собрались, как собирались всегда.

В темноте на холмистых уилтширских полях разбили незаконные палаточные лагеря, там потрескивали маленькие костры, зажженные, как в древние времена, в честь прихода солнцестояния. Сам круг захлестнули языческие краски — с ночи доступ к камням был открыт. Мистические древние обычаи и ритуалы солнцестояния столкнулись с современной организацией. Контроль толпы, гигиена, дорожный распорядок. И поклонение одному из древнейших богов — деньгам. Даже оркестры самбы торговали дисками со своими записями наравне с сувенирами и множеством спиртного и наркотиков.

Ради этого дня они собрались со всего света и теперь, оказавшись рядом с Камнями, начали сознавать, что полиция занимается не только их безопасностью. Распространялись слухи об исчезновении молодой американки и гибели ее любовника. Многие преклоняли колени в почтении к горю и надежде на спасение. Барабаны, бившие всю ночь, зашлись громкой настойчивой дробью. Воздух гудел от возбуждения. Друиды в белых одеяниях возносили свои молитвы. Голые до пояса язычники плясали вместе с пенсионерами в анораках и хиппи с цветами и бусами в волосах.

Прозвучал примитивный рожок, и голос старых оркестров вплелся в гудение вувузел новых иммигрантов. По людскому морю гуляли волны веселья, аплодисментов, пения. Распахнутые глаза — остекленевшие от наркотиков или раскрытые в первобытном восторге предвкушения — устремлялись к порозовевшему небу, ожидая мига волшебства, когда первый солнечный луч упадет в самый знаменитый в мире круг камней.

Показалось солнце, пронзило арки сарсенов. Толпа взорвалась криками.

Кроме Смотрителей, здесь не было никого из Последователей. Они были не так невежественны. Они собрались за мили отсюда, в Святилище, преклонив колени на холодных камнях Великого зала, где обитали сейчас их боги.

85

Проснувшись, Гидеон, прищурясь, всмотрелся в циферблат часов и понял, что поступил правильно, обратившись в полицию. Было почти десять часов самого длинного дня в году. Впервые за неделю он хорошо выспался. Гора упала с плеч.

Он принял душ, оделся и поспешил вниз. Сигнализация загудела, когда он ставил чайник. Он нажал кнопку электромагнитного запора и через монитор увидел, как машина Меган въехала через железные ворота на дорожку к дому.

Гидеон отпер переднюю дверь и жизнерадостно поздоровался:

— Доброе утро!

— Доброе, — с меньшим энтузиазмом бросила Меган. — Это детектив сержант Доккери.

Сержант улыбнулся из-за темных очков и протянул руку.

— Рад познакомиться, — заверил Гидеон, рьяно встряхивая ее. — Пройдемте на ту сторону.

Оба прошли за ним в кухню и сели у необычного треугольного соснового стола. Он, готовя чай, продолжал болтать:

— У вас, наверно, уйма дел из-за солнцестояния.

— Верно, — призналась Меган. — На дорогах черт знает что творится. Прав мой бывший: в это время хоть на работу не ходи. Чокнуться можно.

— По-разному бывает, — возразил Джимми. — В один год ведут себя прилично, а в другой словно с цепи срываются.

Гидеон подал чай и кофе, поставил молоко и сахар и подсел к ним. Меган воспользовалась возможностью переменить тему.

— Вчера вы говорили о дневниках отца и намекали, что они могут пролить свет на его смерть. Вы нам их покажете?

Он поставил чашку и встал.

— Да, да, покажу. Но должен вас предупредить…

— О чем?

Он прошел к лестнице.

— Их не так легко прочитать. Подождите, я лучше покажу.

Пройдя в потайную комнату, он выбрал один из расшифрованных дневников. Вернулся, немного запыхавшись, и протянул том Меган.

— Что это за язык? — Она отодвинула текст на расстояние вытянутой руки, словно это могло помочь.

— Шифр, — пояснил он. — Отец все дневники писал шифром. Изобрел его, когда я был маленьким, чтобы помочь мне учить греческий.

Она прищурилась на открытую страницу.

— Это греческий?

— Вообще-то, нет. Алфавит греческий, но в обратном порядке. Каждой букве соответствует английский эквивалент: омега обозначает А и так далее. — Потянувшись за ручкой, он на полях старой газеты написал слово греческими буквами и подал Меган. — Как вы думаете, что это значит?

— Меган Беккер.

— Как вы поняли? — поразился он. — С первого взгляда!

Она улыбнулась:

— Что еще вы могли написать? Вы стремитесь меня заинтересовать, вызвать внутреннее желание понять шифр. Значит, вы должны были написать что-то лично обо мне, а что вы обо мне знаете, кроме имени? — Она перевернула страницу журнала. — Зачем ваш отец это делал? Зачем было писать шифром, понятным только ему и вам?

Гидеон сам мог только гадать.

— Чтобы никто не понял?

Она взвесила в уме такую возможность.

— Дневник пишут, чтобы кто-нибудь когда-нибудь его прочитал. Люди думают иначе, но это правда. Если ваш отец писал о чем-то важном, значит, он хотел, чтобы вы поняли и что-то с этим сделали. Что-то, что, по его мнению, могли сделать только вы. Возможно, он хотел, чтобы вы перевели и опубликовали?

Гидеон подозревал, что меньше всего Натаниэль желал бы публичности. Но ее слова задели какой-то нерв.

— Вы думаете, он хотел, чтобы я все это одобрил? Принял участие?

— Не знаю. О чем «этом» вы говорите? Расскажите-ка нам подробнее!

На протяжении следующих двух часов Гидеон честно пытался. Читал им наиболее важные отрывки из того, что успел перевести, — о Последователях Святых, о силе Камней, об их роли для всеисцеляющих богов. Он даже упомянул некоторые подробности, связанные со смертью матери, ее смертельной болезнью и страхом отца, что сын мог ее унаследовать.

Меган не знала, как выразить свои мысли, не оскорбив его.

— Возможно, ваш отец был душевнобольным. — Она попыталась смягчить удар. — Он обладал блестящим умом. Он вполне способен был скрыть нечто в таком роде.

— Он не был сумасшедшим, — настаивал Гидеон. — В том, что он писал, много правды.

— Доказуемой? — усомнился Джимми.

86

Старшие чины провели бессонную ночь. Ночной звонок поставил всех на ноги. Звонок от похитителей Кейтлин.

К тому времени, когда команда главного констебля собралась в его кабинете, пресса была уже в курсе.

Наверняка внутренняя утечка информации. Журналисты взяли штаб-квартиру полиции в осаду.

Коммандер Барни Гибсон открыл внеплановое совещание:

— В два часа ночи поступил звонок в службу связи. Запись велась в соответствии с общим распорядком. Сейчас я дам вам ее прослушать. Звонили с уличного автомата, как и следовало ожидать. Только автомат находится не в Англии, а во Франции. — Он подождал, пока все осознают значение сказанного. — Телефон-автомат на рю Лафайет, почти в центре Парижа. Французская полиция прибыла на место и проверяет камеры наблюдения, но я очень удивлюсь, если они что-то найдут. Они также снимут отпечатки пальцев и любые материальные свидетельства, которые могут сойтись с нашими базами отпечатков и ДНК.

Хант поспешил перейти к делу. Том Лок был уже извещен и выехал к ним из отеля.

— Пожалуйста, дайте запись, Барни.

Гибсон нажал кнопку цифрового проигрывателя, стоявшего на столе. Они услышали голос. Мужской. С английским выговором. Качество записи оставляло желать лучшего.

— Вы ожидали этого звонка, нам это известно. Кейтлин Лок у нас, и вскоре вы услышите наши требования. Пауза, щелчок. Молодой женский голос вплыл в комнату. Он звучал тихо и грустно. «Папа читал мне по вечерам. Каждый день садился ко мне на кровать и читал, пока я не засыпала. — Горький смешок. — Он придумывал сказки о принцессе по имени Кэй и ее приключениях и… — в голосе послышались слезы, — и я засыпала, держа его за руку».

У каждого из присутствующих были дети, и каждому было больно это слышать. Голос Кейтлин задевал нервы.

— «Я не так уж много помню о матери. Кажется, она повязала мне в первый школьный день желтый бант. Потому что мне страшно не нравилась синяя форма. Я помню, как мы пекли вафли в доме бабушки. И она сажала меня на пуфик в своей уборной и просила свою личную гримершу раскрасить меня».

Гибсон нажал кнопку.

— Техническая служба исследует запись на аутентичность. И, главный констебль, я полагаю, вы представите ее для подтверждения вице-президенту Локу.

— Представлю. Спасибо, Барни. — Хант повернулся к офицеру пресс-службы Кейт Меллори: — Утечка велика, Кейт?

— Весьма велика, сэр, — ответила толстушка не первой молодости в круглых очках и с колючими черными волосами. Она бросила на стол выпуски национальных газет. На пальцах остались черные следы типографской краски. — Все главные издания в курсе.

Жирный заголовок «Мирроу» восклицал: «Ключ к загадке Лок — во Франции!» «Сан» поместила на первой странице кадр, изображающий Кейтлин в бикини, и всего одно слово: «Выживет?»

Кейт Меллори прочитала первые несколько слов из статьи в «Мирроу».

— «Поиски похищенной красавицы-американки Кейтлин Лок, дочери вице-президента США Тома Лока, внезапно переключились на Париж, после того как прошлой ночью британская полиция бросилась расследовать звонок, сделанный похитителями с той стороны канала. Похитители установили контакт через особую линию, выделенную для связи с общественностью. Очевидно, банда действует в стиле „Аль-Кайеды“, предоставив запись интимных воспоминаний Кейтлин о себе, отце и матери».

— Достаточно, — взорвался Хант. — Бесполезно, конечно, но я обращусь в редакцию с жалобой. — Он передернул плечами. — Вероятно, нам ничего не остается, как собрать новую пресс-конференцию и ответить этим мерзавцам на вопросы.

— Можно полностью отключить прессу, сэр, — предложила Кейт. — Вас поймут, учитывая, что опасность грозит жизни девушки.

Хант швырнул газеты на стол.

— Что толку. Все уже известно! — Он обвел взглядом все лица и вернулся к Меллори. — Кейт, невозможно вести такое серьезное дело, если пресса узнает о событиях раньше оперативников. Постарайтесь узнать, откуда утечка. Я требую тщательно расследовать эту халатность.

Дверь в кабинет открылась, и в нее сунулся пресс-агент главного констебля.

— Здесь вице-президент Лок, сэр. С ним двое, они говорят, что из ФБР.

87

Пока главный констебль Хант вводил в курс дела вице-президента Лока, в соседнем кабинете происходило напряженное знакомство. Агенты ФБР Тодд Берджесс и Дэнни Альвес стояли лицом к лицу с Джо-ном Роулендсом и Барни Гибсоном.

— Я надеюсь, что мы будем вам полезны, ребята, — начал старший агент Берджесс. Загорелый, подтянутый, он выглядел вдвое моложе своих сорока пяти. — И я, и Дэн хорошо знаем Тома Лока и президента и сумеем вытащить вас из-под огня, если, конечно, вы будете с нами честны и откровенны.

Гибсон узнал типичный заход янки — «Расскажите нам все, а мы вам ничего не скажем».

— Кого вы подозреваете в первую очередь? Кого Том Лок особенно разозлил?

Оба американца рассмеялись.

— Том всех разозлил, — ответил Берджесс. — Мафиозные кланы Нью-Йорка, чикагские группы борцов за права животных, зеленых с Западного побережья и даже русских из Бруклина.

— И еще террористические группировки, — добавил Альвес. — Он республиканец и поддерживает войну с террором. «Коршун», как говорят дипломаты. «Аль-Кайеда», колумбийцы, ливанское СПД, ООП, «Абу-Нидаль» — каждый рад бы вогнать булавку в зад Тому Локу. — Он снова переключился на Гибсона: — Что вы успели выяснить?

— Не много, — признался тот. — Мы сотрудничаем с «Интеллиджент сервис», чтобы охватить все, что возможно. Базы, е-мэйлы, голосовую службу. Мы ловим все, что связано с Кейтлин.

Дэнни Альвес, тридцатипятилетний латиноамериканец, темноглазый, с короткими черными волоса-ми, дождался случая задать главный вопрос:

— Что вы, ребята, думаете о записи?

Роулендс ответил откровенно:

— Мы еще не получили заключения технической службы. Мне она кажется подлинной, хотя меня смущает, что они воспользовались аудио, а не видео.

— Согласен, — подтвердил Альвес. — Но это определенно Кейтлин. Мы говорили с Томом и Кайли. Насчет бантика и чтения все верно, и, насколько им известно, об этом никогда не писали в прессе.

— Мы перегнали запись в Куонтико по своим каналам, — добавил Берджесс. — Наша лаборатория считает, что она составная, содержит несколько слоев цифровой записи. Они считают, что оригинал записи был сделан с Кейтлин, потом ее голос переписали на другом оборудовании и составное послание отправили из Парижа.

— Зачем? — спросил Гибсон. — Зачем столько сложностей, вместо того чтобы просто дать ей трубку?

— Настоящие профи, — сказал Берджесс. — Вероятно, прекрасно разбираются в звукозаписывающей аппаратуре и знают, что даже цифровые записи оставляют нечто вроде следов ДНК. А при перезаписи следы путаются. Намного труднее определить источник.

— Я только подумал, — заметил Роулендс, — не кроется ли тут более простого объяснения? Что, если запись сфальсифицирована? Не могли ли они записать голос Кейтлин в Англии, переслать в Париж, а оттуда передать по телефонной линии?

Альвес покачал головой:

— Наши аналитики уверены, что запись сделана во Франции. Они выделили фоновые шумы и уверены, что это Париж. — Однако теория Роулендса уже захватила его. — Предположим, шум Парижа мог быть добавлен на французской стороне, но это уже натяжка.

Гибсона это не убедило.

— Собственно, воспользовавшись тоннелем, они могли оказаться в Париже через четыре часа после похищения. Через него ежегодно проникают тысячи нелегальных иностранцев, а уж для профессионалов, достаточно дерзких, чтобы выкрасть дочь крупного политика, это просто пустяк.

— А на частном самолете еще вдвое быстрее, — согласился Берджесс. — Я бы так и поступил.

— Я тоже, — кивнул Альвес.

Джон Роулендс оказался в меньшинстве — один против трех, но его это не смутило.

— Она здесь. Ручаюсь, что здесь. Нутром чую, что запись — ложный след. До Кейтлин Лок рукой подать.

88

Кайли Лок ни слова не сказала для публики об исчезновении дочери. Она предоставила мужу улаживать все с британской полицией, секретной службой, ФБР и президентом. Он это умеет. Несмотря на все размолвки, она знала, что муж заботится о Кейтлин ничуть не меньше ее. Если кто-то может заставить этих людей найти Кейтлин, это Том. Никаких сомнений.

Но иногда он ошибается. Сворачивает не туда. Не то чтобы он когда-нибудь это признавал. О нет! Даже теперь он не согласится, что глупо было приставлять для охраны Кейтлин Эрика вместо агентов секретной службы. Все и всегда должно делаться так, как он считает нужным.

Но сегодня все будет иначе. Сегодня ее очередь. И она собиралась ею воспользоваться. Сделать то, что может сделать только мать. От всего сердца. Вот за-чем она собрала пресс-конференцию.

Кайли последний раз посмотрелась в зеркало: серая юбка-миди «Живанши», светлые волосы зачесаны назад и собраны в узел, глаза спрятала за притемненными очками от «Прада». Она подготовилась ко всему, чем швырнет в нее мир.

Глубоко вздохнув, она вошла в конференц-зал на верхнем этаже «Дорчестера» и села за длинный раскладной стол, накрытый безупречно-белой шелковой скатертью. Перед ней стоял картонный треугольник с ее именем, а за ним — лес микрофонов и диктофонов. Кайли подняла взгляд, и зал как будто взорвался щелчками затворов и вспышек. Она видела редакторов Би-би-си, Ай-ти-эн, Скай, Эй-эф-пи, Рейтер, Си-эн-эн, Интерпресс, Прессенца, Ю-пи-ай и множества других. Все встали из уважения к ней — не к знаменитой актрисе, а к убитой горем матери.

Под раскаленными софитами было жарко. Повсюду люди. В задних рядах на приподнятом помосте стоял длинный ряд видеокамер. Рядом с Кайли с обеих сторон стояли великан-телохранитель в черном костюме и круглолицая чернокожая женщина немногим старше пятидесяти Шарлей Эльба, закаленный ветеран ее голливудской компании. Эльба постучала по главному микрофону и запустила первый мяч.

— Леди и джентльмены, спасибо, что вы собрались. Всем вам известно, какие усилия прилагают службы правопорядка многих стран для розыска Кейтлин Лок. И Кайли Лок, и вице-президент Том Лок безмерно благодарны этим людям. Однако сегодня утром мы не будем говорить о ходе расследования. — Она выдержала паузу. — Сегодня Кайли Лок хочет обратиться непосредственно к тем, у кого ее дочь. После этого она ответит на вопросы. Встреча с прессой продлится девяносто минут, после чего Кайли должна будет уйти для личной встречи с главным констеблем Уилтшира, представителями британского министерства внутренних дел и ФБР. Еще раз благодарим вас за участие.

Кайли помедлила секунду, собираясь с силами, чтобы произвести впечатление на слушателей. Конечно, они циничны, надо полагать, это профессиональное свойство. Она сняла темные очки. Глаза ее покраснели, и стало видно, что она совсем без макияжа, только немного пудры. Ее лицо было знакомо здесь каждому.

— Кто бы вы ни были, чего бы ни хотели, пожалуйста, не причиняйте вреда моей малышке. — Ее голос дрожал. — Вспомните своих матерей, своих жен и сестер. Что бы вы чувствовали, если бы они оказались на месте Кейтлин? Что бы сказали их похитителям? Вот это бы и сказали: пожалуйста, пожалуйста, не причиняйте вреда той, кого я люблю больше всех на свете. Пожалуйста, отпустите ее!

Перед ней не было текста, только листок бумаги и ручка. Она опустила на них взгляд и смотрела, казалось, слишком долго. Потом подняла голову. Ее полные слез глаза смотрели прямо в камеры.

— У моей Кейтлин золотое сердце. Она самая заботливая, любящая, удивительная из дочерей. У нее вся жизнь впереди. Полвека жизни. Она имеет право встретить мужчину своей мечты и влюбиться, вырастить своих детей, держать на коленях внуков и знать, что она сделала мир лучше, чем он был. Пожалуйста, не лишайте ее этого. Не лишайте того, что может дать ей любовь, мечты, жизнь. — Она смахнула слезы со щек. — Я с радостью отдам все, что имею, чтобы вернуть дочь. И я готова эта сделать. — Она взяла лист бумаги, лежавший перед ней и подняла к камерам. — Это мой банковский чек. Мне посчастливилось, и на моем счету лежат десять миллионов долларов. Я обещаю отдать их вам, кто бы вы ни были. Все, что имею, все, что смогу собрать. В обмен на возвращение моей дочери. — Но вот она прищурилась, а лицо ее окаменело. — Но знайте, что я также готова отдать эти деньги любому, кто сумеет навести на вас полицию и следователей, поможет вернуть Кейтлин и поставить перед судом вас и всех, кто участвовал в похищении моей дочери. — Кайли медленно и глубоко вздохнула, сбрасывая напряжение, и показала на стоящего рядом с ней гиганта. — Этот человек — Джош Горан. — Она опустила дрожащую ладонь на его широкий локоть. — Он — самый успешный из частных детективов Америки, он зарабатывает, получая награды за головы преступников. — Ее голос зазвучал тверже. — Он в прошлом майор спецназа военно-воздушных сил США. В ближайшем будущем он будет работать только на меня и целиком посвятит свое время возвращению моей дочери.

Горан нацелил указательный палец прямо в объектив ближайшей из устремленных на него камер:

— У меня есть несколько слов для тех, кто захватил Кейтлин. Пожалуйста, возьмите у леди деньги и верните девушку. Кайли Лок сделала честное предложение. Она намерена его выполнить. — Он обвел взглядом комнату и поднял глаза к потолку. — Пожалуйста, примите ее предложение. Иначе вы очень пожалеете. Вы очень пожалеете, если за ней приду я.

89

Меган постаралась забыть о деле Лок и сосредоточиться на серебряном собачьем жетоне, который вложил ей в ладонь Джимми Доккери. Жетон с шеи Тони Нейлора, пропавшего парня, дело которого свалила ей на стол Томпкинс в самый разгар другого расследования.

Дешевый жетон подобрал прогуливающийся по Солсберийской равнине турист. Его внесли в список бюро находок, и Джимми опознал его по надписи на обратной стороне: «С днем рождения, Т. Любящая Нат.». Джимми заметил его сходство с жетоном на фотографии Тони, а Натали Тейлор только что под-твердила, что купила его для брата.

Меган заинтересовала не столько сама находка, сколько то, где жетон был найден. Посреди пустой равнины. Но не совсем пустой — ближайшая дорога вела к сгоревшему сараю, где обнаружили тело Джека Тимберленда. Джимми смотрел, как она разглядывала маленькую серебряную пластинку.

— Пытаетесь связать смерти?

Она перевернула жетон.

— Хорошо бы было. Я не прочь спросить Тони Нейлора, что он делал на той дороге. Для прогулки место неподходящее. Пустынное, невыразительное, непривлекательное. — Она вернула помощнику жетон. — Нейлор был перекатиполе, без денег, без дома, наверняка без машины. Как его занесло за много миль от города, в непаханое поле, заросшее бурьяном?

— Кто-то его подвез.

— Зачем?

— Может, он услышал, Что есть работа на ферме?

Она нашла в досье фотографию Тони Нейлора. Худой двадцатипятилетний парень большую часть жизни обходился без работы. Если ему случалось зарабатывать на жизнь, он находил работу поближе к городам и пабам. Ломать спину на ферме в глухом углу не в его стиле.

Нейлор мертв. Она уже не сомневалась. Так она думала и чувствовала. И знала, что очень скоро придется поднять трубку и сообщить грустное известие сестре.

— Джим, может быть, тебе удастся оторвать кого-то от работы в сарае и пройтись радаром по полю?

— Думаете, его там закопали?

Меган кивнула:

— Не думаю. Уверена.

90

Наступает момент, когда надо перехватить ход у противника.

Перейти от обороны к нападению.

Действовать, а не выжидать.

Гидеон, нерешительно топтавшийся перед строительной конторой Д. Смитсена, повторял про себя эти аксиомы. Предприятие располагалось в уродливых времянках на заброшенном индустриальном участке. Во дворе стояли старые пыльные грузовики. Ямы на разбитом асфальте залатаны щебенкой и цементом. И совсем неуместно смотрелся здесь чистенький «Бентли» с личным номером.

Гидеон набрал в грудь воздуха и нырнул в неприветливую, мрачную, пахнущую кислятиной приемную.

— Доброе утро, я ищу мистера Смитсена. У меня есть работа.

Женщина за дешевым столом неохотно оторвалась от журнала и встала навстречу посетителю.

— Садитесь, я посмотрю, свободен ли он. — Она дернула раздвижную дверь, заглянула и обернулась к Гидеону: — Можете войти. — Она пошире раздвинула дверь и отступила в сторону.

Дэвид Смитсен поднялся с рваного кожаного стула и поздоровался:

— Как поживаете, мистер Чейз? — Он жестом предложил сесть.

— Спасибо, хорошо.

Смитсен вернулся за стол.

— Выглядите вы намного лучше, чем в прошлый раз.

— Тогда был неудачный день.

— Конечно. А теперь чем я могу вам помочь?

— Я подумал, что пора приступать к работе. Знаете, восстановить кабинет, поврежденную кладку. И крышу.

— Крышу?

— Вы говорили, что собирались что-то чинить для отца. Он внес задаток.

Смитсен хлопнул себя по лбу и улыбнулся.

— Конечно, извините! Теперь вспомнил. Я решил, что вы говорите о крыше кабинета.

Гидеон улыбнулся. Пора была отложить притворство. Он не собирался нанимать ремонтника. Это был просто предлог для встречи.

— Приехав в Толлард-Ройял, вы шарили наверху, перебирали личные записи моего отца.

Смитсен картинно изумился:

— Я просто хотел проверить, безопасны ли перекрытия!

— Нет, не просто. — Гидеон говорил спокойно, хотя чувствовал себя все более неуверенно. — Мистер Смитсен, я точно помню, в каком положении оставлял книги, знаю, что вы передвинули их в поисках чего-то, и точно знаю, чего именно.

Подрядчик молчал.

— Вы искали то же самое, что искал побывавший в доме взломщик — тот, что бросил меня гореть в огне.

Смитсен старательно изобразил обиду:

— Право же, мистер Чейз, я…

Гидеон перебил:

— Слушайте, я знаю, в чем вы участвуете. Во что верите. Вы думаете, что я стремлюсь разоблачить вас или вам помешать? — Он покачал головой. — Ремеслу тысячи лет. Я сознаю его значение. — Он склонился через стол к лицу собеседника. — Я хочу присоединиться к вам. Переговорите с Мастером, обратитесь к Внутреннему кругу. — Он встал, отодвинув стул. — А потом возвращайтесь ко мне, мистер Смитсен. Мой номер у вас есть. — На полдороге к двери он обернулся и добавил: — Кстати, книги я перепрятал. И позаботился, чтобы в полицию доставили подробные выписки из них и мое письмо, если курьер в течение двадцати четырех часов не получит от меня известий. — Он улыбнулся на прощание. — Часы тикают. Постарайтесь связаться со мной поскорее.

91

В шесть часов Меган выключила компьютер и отправилась за Сэмми. Адам, присматривавшей за дочерью, хотел угостить их всех обедом. Разыграть счастливое семейство. Вопреки собственному обыкновению она согласилась.

Ресторан «Харвест-инн» располагался недалеко от его дома, поэтому они дошли пешком и выбрали столик с лавками на улице. Адам принес пинту «Лагера», большой бокал белого вина и яблочный сок, поставил все на стол из старого дерева и отвел Сэмми покачаться на маленьких качелях, пока Меган заказывала еду. Она сидела, глядя на вечернее солнце, опускавшееся за детской площадкой, и на минуту ей показалось, что все вернулось.

Сэмми от качелей перебежала к песочнице. Адам убедился, что она безопасно устроилась, оставил ее копаться в песке и прошел к столу.

— Быстро она растет. — Он сел и поднял тост: — За то, как здорово ты ее растишь!

— И за тебя! — Она наклонила стакан в его сторону. — Ты никудышный муж, но хороший отец.

— Знаю. Теперь я это понял. — Он покосился на Сэмми, по-щенячьи отбрасывавшую песок между ног. — Она — отчасти ты и отчасти я. Я на все для нее готов и… — Казалось, он смутился, но все же договорил: — И на все готов, чтобы вернуть тебя.

— Адам…

— Нет, подожди. Дай мне закончить. Я виноват. Мне жаль. Правда, жаль. Нельзя ли начать все с чистого листа?

Меган смотрела в стол.

— Измену не сотрешь начисто, Адам. Это не пролитое молоко.

Принесли заказ. Это разрядило неловкость. К концу обеда Сэмми заснула на коленях у отца. Они вернулись в дом, и Меган уложила ее спать в свободной комнате. Адам открыл бутылку бренди. Ту, что они купили во Франции в свой последний отпуск, еще до рождения Сэмми. Они наконец разговорились. О работе. О Сэмми. О причинах его измены. Они разговаривали, пока яд не вышел до последней капли и нечего было больше вытирать, не о чем говорить.

Меган казалось, что ее выжали досуха. Она поцеловала чудесное сонное личико Сэмми и сделала то, чего никак нельзя было делать. Легла в постель со своим неверным бывшим мужем. Не было безумного секса. Не было страстного наведения мостов. Просто перемирие, скрепленное общей постелью. Они утешались тем, что имели, тем, что могли вернуть.

92

Утреннее солнце пробилось в щель дешевой шторы в спальне Адама Стоуна и сверкнуло в старом зеркале на туалетном столике. Меган уже несколько часов не спала, лежала рядом с отцом своей дочери, глядя, как теплый свет просачивается в комнату и медленно взбирается по стенам.

Она была в неимоверном смятении. В голове теснились раскаяние, надежды и тревога. Вбежавшая в комнату Сэмми разогнала тяжкие мысли. Щеки девочки раскраснелись со сна, глаза горели, как в рождественское утро. Она с визгом вскочила на кровать и стала втискиваться между ними.

Меган придержала ее:

— Тс-с, малышка, не буди папу.

Поздно, Адам уже проснулся. Он, еще полусонный, сел, прислонившись к мягкому изголовью.

— Иди сюда, малютка, обними-ка меня посильней!

Дочка мгновенно оказалась у него на руках, а Меган пришла в еще большее смятение.

Все трое позавтракали вместе в маленькой кухне. Адам весело болтал и ласково, как обычно, спросил:

— У тебя много дел?

Она налила кофе себе и ему.

— А когда бывало иначе? Хоть у меня и забрали убийство Тимберленда, дел до черта, и еще наверняка придется что-нибудь разгребать после солнцестояния.

Он проговорил, дожевывая намазанный маслом тост:

— Я ночью связался с контрольной службой. К тому времени было около десятка арестов: полдюжины за кражи и пара за наркотики.

Меган облегченно вздохнула:

— Слава тебе, господи, за маленькие милости. Они не говорили, по делу Лок есть что-нибудь новое?

— Пресса еще пережевывает пресс-конференцию с матерью. — Он облизнул намасленные пальцы, подал ей пульт телевизора и показал на маленький экран в конце кухни. — Попробуй Скай, они обычно в курсе.

Она нашла в новостях сообщения о встрече журналистов с кинозвездой. В сюжете было выступление Джоша Горана, пустое интервью с бледным Аланом Хантом, невнятные комментарии кого-то из министерства, несколько видов Парижа, и под конец в кадр попали измученные Джон Роулендс и Барни Гибсон, выезжающие из штаб-квартиры полиции на двух машинах.

— Итак, — сказал Алан, допив кофе и разыскивая куртку, — что ты делаешь вечером?

— В смысле?

Он тепло улыбнулся:

— В смысле, приедешь?

Она не знала. Слишком трудно было так просто простить и забыть.

— Дай мне подумать. Пока мне надо заехать домой и переодеться. У меня утром важное дело. Отвезешь Сэмми в садик?

— Конечно. — Он еще раз попытал счастья: — А вечером?

— Может быть. — Ее лицо смягчилось. — Посмотрим, как пройдет день.

93

Джимми Доккери вышел на дорогу и махнул раскрашенному в камуфляжный рисунок «Рейнджроверу». Шестидесятилетний водитель в одежде фермера остановился на пустой площадке, вышел и быстро зашагал назад. Джимми вместе с ним, только менее уверенно, подошел к заднему бамперу внедорожника.

— Доброе утра, детектив, — с аристократическим выговором произнес водитель. — Похоже, будет славный денек.

Джимми в этом сомневался.

— Доброе утро. Будем надеяться. Как ваши безумные монстры?

Он заглянул в заднее стекло на клетку с двумя грифами-индейками.

— Отлично, — уверил их хозяин, Таркин де Вейл. — Я тебе вчера, когда ты заезжал, не говорил, что вырастил их из птенцов?

— Говорили.

— Это канадская линия, знаешь ли. Лучших не найти. — Он принялся выдвигать из машины огромную клетку. — Помоги-ка.

Джимми на минуту усомнился в себе. Может, это была дурацкая идея. Помощников из оперативной команды, как советовала Меган, ему заполучить не удалось. Собак-ищеек не сыскать на много миль вокруг. А часы работы радара расписаны до Рождества. Стервятники Таркина давали надежду отыскать мертвечину. Вернее, мертвого Тони Нейлора.

— Не терпится проверить, справятся ли мои ребята, — сказал де Вейл.

Джимми читал в журнале «Полиция», что немецкие сыщики используют грифов для поиска захороненных трупов. В той же статье упоминался питомник экзотических животных Таркина де Вейла, который готов был бесплатно оказать помощь любому английскому полицейскому, рискнувшему бы испытать этот метод. Ну что ж, это был шанс.

Если верить статье, немецкие грифы ни разу не потерпели неудачи в поисках мертвецов. Утверждалось, что стервятники обладают невероятно острым обонянием. Они чуяли крошечный кусочек подтухшего мяса с высоты триста футов. И, в отличие от ищеек, долго не уставали.

Детектив надвинул на глаза темные очки — сегодня они в самом деле были нужны, полуденное солнце слепило и обжигало.

— Мистер де Вейл, если вы справитесь с этим делом, к вечеру мы оба будем героями.

— Конечно, справимся, — уверенно отозвался де Вейл. — Не сомневайся.

Джимми поддержал с другой стороны огромную клетку-вольер, в которой уместились бы две восточноевропейские овчарки. Вдвоем они поставили клетку на землю. Птицы с размахом крыльев больше шести футов недовольно ворчали и шипели.

Де Вейл надел колпачки на белые клювы птиц, прикрепил к их ногам датчик GPS, чтобы точно определить точку, где они что-либо найдут.

— Ты говорил, у тебя есть какая-то вещица пропавшего. — Джимми подал ему серебряный жетон Тони Нейлора, и де Вейл подержал его перед лысыми головами птиц. — Если он здесь, хоть бы и под землей, эти двое его найдут. Даже без твоей побрякушки. — Он вернул жетон.

Хозяин грифов прошел к «Рейнджроверу», чтобы установить на переднем сиденье электронное оборудование. Через несколько минут он вернулся, широко, с мальчишеским волнением улыбаясь.

— Готов, старик?

Джимми поднял брови под очками.

— Насколько это возможно.

94

Час в дороге показался Гидеону самым долгим и одиноким путешествием за всю его жизнь.

Большую часть ночи он не мог заснуть в страхе перед наступающим днем. И вот день пришел. Он сидел в машине с выключенным мотором и смотрел в окно, мечтая остановить время.

Крематорий Западного Уилтшира занимал десять акров мирной сельской местности Семингтона. Но все красоты ландшафта не отвлекали от мысли, что здесь сожгут тело его отца. Обратят в пепел. Сунут в печь, из которой выйдет только безликий серый прах. Пепел к пеплу, прах к праху. Он тысячу раз слышал эти слова, но только сейчас до конца осознал их значение. Из ничего в ничто.

Прервутся все эмоциональные связи между ним и отцом. Он останется наедине с воспоминаниями, такими разными. Конечно, останутся дневники и записи Натаниэля, но это материальные свидетельства. Археологическая коллекция, напоминающая не о том отце, которого он знал, а о том, которого не знал.

Утреннее солнце обожгло лицо, когда он вылез из машины и пошел по безупречно чистой дорожке. Впереди виднелся крематорий — приличное, невыразительное здание современного вида с множеством деревянных дверей и балок, блестящих окон, с яркой черепицей крыши.

Услышав шаги, Гидеон обернулся и увидел торопливо догоняющую его Меган. Он не ждал ее, и ее приезд его тронул. На ней было черное платье и черные туфельки на низком каблуке. Черный плащ перекинут через локоть.

— Привет, — чуть запыхавшись, проговорила она. — Надеюсь, вы не против моего присутствия?

— Совсем нет. Вы очень добры.

Она ласково тронула его за рукав нового черного костюма.

— Я догадывалась, что у вас здесь мало знакомых, и решила, что вам не помешает моральная поддержка.

Он глубоко вздохнул:

— Так и есть. Спасибо.

Меган промолчала о том, что ей было интересно взглянуть, кто еще окажется на похоронах, каковы их отношения к покойному и как поведет себя Гидеон во время трудного испытания.

Распорядитель проводил их в часовню, где уже стоял гроб. Гидеон отказался от предложения пригласить священника из Шефтсбери. Слишком долго. Слишком мучительно. Отказался он и от церемонии прощания.

Только Гидеон и Меган проводили исчезающий из вида гроб. Он склонил голову, и она ободряюще пожала ему руку. Он старался не думать о том, как труп отца въезжает в особое отделение печи, температура в котором превышает тысячу градусов. Как археолог, он знал, что при кремации испаряются все мягкие ткани и органы. Остаются только кости. Их с помощью какого-то устройства превратят в порошок, в пыль, в прах.

Прах к праху.

Он старался не думать о человеке, которого потерял. О том, что хотел бы сказать. О словах, которые хотел бы взять обратно.

Прах к праху.

Он здесь, чтобы сделать то, что нужно. И все. Исполнить просьбу отца: кремировать его тело и рассеять прах по Стоунхенджу.

Церемония заняла не более пятнадцати минут. Ни фанфар, ни слез. Молчание и пустота.

На выходе работник крематория сказал ему, что прах отца можно забрать через пару часов или оставить до завтра. Он решил не откладывать. Хотелось закончить все до конца дня. И никогда больше сюда не возвращаться.

Они вдвоем прошли к своим машинам. Гидеон растерянно остановился у своей «Ауди».

— В паб, — неожиданно предложила Меган. — Нельзя же уехать, не помянув вашего отца.

95

Кейтлин услышала ужасающий рокот. Холодный воздух ворвался в ее смрадную дыру. Руки протянулись к ней и вытащили из ниши.

Тело ее так занемело и отяжелело, словно она была распята на холодной каменной плите. Спотыкаясь, она покорно шла по узкому темному коридору к круглому помещению, озаренному свечами. Она попыталась прикрыть глаза. Круг мерцающих огоньков причинял боль. За закрытыми веками на сетчатке рисовались анилиново-яркие круги. На секунду у нее перехватило дыхание от страха.

Двое мужчин накинули веревку ей на запястья. Ее вели, будто осла, привязанного к деревянному вороту, заставляя поворачивать по часовой стрелке. Только по часовой стрелке. Двадцать кругов по холодному унылому каменному залу. У Кейтлин закружилась голова. Ее остановили и напоили тепловатой водой. В животе забурчало, внутренности свела голодная судорога.

Дав ей возможность размять тело и напиться, они сняли веревку-уздечку и отступили к стенам.

Теперь она могла делать что хотела. Только делать было нечего. Вокруг пустое пространство. Пространство, выход из которого прегражден людьми. Она видела в этом пытку для ума. Сначала ее замуровали в стене, лишив движения. Теперь дали полную свободу двигаться, а двигаться она не могла.

Свобода воли. Они лишили ее свободы воли.

Кейтлин села скрестив ноги. Закрыла глаза, отгородившись от ужасного мира. Постаралась обрести себя. Нащупать стальную нить, которую невозможно порвать, нерушимую опору, за которую она могла бы ухватиться.

Постепенно она забывала об окруживших ее людях, о запахе и мерцании свечей, о холоде каменного пола, о судорогах в животе и голодной изжоге. И о пространстве. Прежде всего она отгородилась от пространства. Она нигде. В безопасной темноте собственного сна.

Кейтлин чувствовала, как ноют бедра. Она ослабела. Она чувствовала, что падает. Запрокидывается назад. Люди в капюшонах набросились на нее, будто стая псов. Подхватили и почти на руках поволокли в мыльню. Столкнули в исходившую паром воду. Смотрели, как она моется и переодевается. И отвели обратно в камеру. Обратно в место, где нет места. Обратно в кошмар.

96

Грифы взмыли в бледное небо над пустым полем, превратившись в черные трепещущие точки, и через несколько секунд исчезли, будто растаяли за горизонтом. Таркин де Вейл смотрел на компьютерную приставку-навигатор. На ней вычерчивались линии их полета в голубой пустоте.

— Быстро летят, черти, а?

— А если они не вернутся? — спросил Джимми. — Их можно ловить до конца жизни.

— Стервятники не так сложены, чтобы далеко залететь. — Старый чудак не сводил глаз с экрана. — Лодыри. Держатся большей частью на восходящих потоках. Пока не учуют съестное, а тогда — хлоп! — Он схлопнул ладони. — Кроме того, Уилтшир для них — единственная территория обитания. У них здесь дом.

— Здесь много военных, — предупредил Джим-ми. — Надеюсь, их не подстрелят.

— Никаких проблем. А, вон они, возвращаются, — взволнованно отозвался де Вейл.

Грифы прочертили круг низко над «Рейнджровером» и опустились в поле метрах в ста от людей. И тут же принялись скрести землю. Перелетели на несколько футов и снова заскребли. Тот, что поменьше, отскочил в сторону и ударил клювом по колее в двухстах метрах от остатков сарая.

Джимми наблюдал за ними со сложными чувствами. Он надеялся на большее. На волнующее зрелище, вроде того, когда ищейка сходит с ума, скулит и роет землю, словно намерена докопаться до Австралии. А грифы ничего особенного не делали. Лениво мотались туда-сюда больше часа, не удаляясь от сгоревшего сарая. Джимми разочарованно насупился и п-смотрел на часы.

— Хватит, наверное. Но попробовать стоило.

— Я схожу за приманкой, подманю и запру их, — сказал де Вейл.

— Ладно.

Пока хозяин грифов доставал дохлых мышей из коробки для сэндвичей, Джимми разглядывал экран навигатора. Компьютер записал все передвижения птиц. Линии шли почти параллельно, от сарая к сараю, словно грифы косили газон или пахали поле.

Он не мог отделаться от этой мысли. Странные существа. Зачем они это делали? Он вернулся к своей машине. Раскопал в багажнике пакет для хранения улик и перебрался через ограждение прямо на поле. Поравнялся со скребущими землю стервятниками и принялся собирать образцы. Образцы почвы.

Трудно поверить, но, если он не ошибся, грифы нашли то, что осталось от Тони Нейлора.

Тело пропавшего, каким-то образом перемолотое и раскиданное по полю, словно удобрение.

97

Меган поставила два стакан с вином на разделявший их с Гидеоном столик паба. Заведение было странным, с явными признаками раздвоения личности: наполовину бистро, наполовину старомодная пивная. Крабовые котлеты и домино. Салат из рукколы и свиные шкварки.

— Спасибо! — Гидеон придвинул к себе стакан, но пить не стал. Был занят своими мыслями. И ему хотел ось их высказать.

— Помните, когда вы приезжали в дом моего отца, я говорил, что связываю его самоубийство с тайным обществом — Последователями Святых?

Она кивнула, показывая, что слушает, и озабоченная его душевным здоровьем.

— Да, я помню. Вы говорили, что он упоминал в своих дневниках некую тайную организацию.

Гидеон почувствовал ее скепсис.

— Вы считаете меня сумасшедшим? Свихнувшимся от горя и переживаний?

— Нет. — Она старалась говорить сочувственно. — Вы, безусловно, не сумасшедший. Но я действительно думаю, что вы под действием стресса. — Наклонившись к нему, она тихо заговорила: — Гидеон, вполне возможно, что ваш отец был членом какой-то тайной организации, но я сомневаюсь, чтобы это имело отношение к его смерти. — Она поежилась при мысли, что придется сказать дальше. — Простите, но мой опыт говорит, что люди лишают себя жизни по множеству личных причин, но никогда — из-за членства в том или ином частном клубе.

Он покачал головой и нервно подвигал стаканом по столу.

— Человек, вломившийся в дом отца и поджегший его, принадлежал к этой группе. — Он склонился ближе. — Речь идет не о скаутском клубе. Там что-то дурное.

Меган переключилась на интонации ведущего допрос следователя.

— Возможно, вы так думаете, но можете ли доказать?

— Я это знаю. — Гидеон прижал кулак к сердцу. — Там, внутри, я знаю.

— Для закона этого недостаточно. — Меган понимала, что причиняет боль, но не видела смысла и дальше позволять ему морочить себя. — Вы не думаете, что, если бы ваш отец состоял в таком обществе, братстве, кто-нибудь из них пришел бы сегодня из уважения к нему? Но никого не было. Только вы и я.

Это был укол.

— Возможно, они не знали. Об этом не писали в газетах. — Ему пришла в голову другая мысль: — Или не хотели показываться. Возможно, предвидели присутствие полиции. — Он холодно взглянул на нее.

Она поняла намек.

— Я не только за этим приехала.

— Нет, конечно, не только. — Он услышал, что слова прозвучали горько. — Простите! — Гидеон наконец отпил вина. Кислятина. Сейчас ему ничто не пришлось бы по вкусу. — Накануне ко мне заезжал строительный подрядчик, сказал, что услышал о пожаре и хотел помочь исправить повреждения. Сказал, что работал для моего отца, и я впустил его оценить ущерб. Он тут же начал шарить наверху.

Она поставила стакан.

— Он что-то взял?

— Не успел, но я застал его в личной комнате отца. Он перебирал дневники, которые я вам показывал.

— В какой «личной комнате»? — не поняла она. — В спальне?

— Нет, в соседней. Отец устроил в конце коридора потайное помещение. Там и хранил все дневники. Если не знать, ее невозможно заметить. Но я оставил дверь открытой.

Меган пришло в голову, не впустил ли он по ошибке вора или взломщика, покушавшегося на антиквариат.

— Вы узнали имя этого строителя?

— Смитсен.

Она достала из сумочки ручку и записала на под-ставке для стакана.

— Хотите, я проверю, действительно ли он подрядчик?

— Не нужно. Я заезжал к нему. Спросил напрямик, состоял ли он в числе Последователей вместе с отцом. Он отрицал.

Меган пристально взглянула на измученного, грустного мужчину. Тайные комнаты. Тайные секты. Подрядчик, которого он принимает за шпиона. Парень болен. Паранойя. Она бы не удивилась, узнав, что он страдает какой-то формой посттравматического стресса.

— Гидеон, мне кажется, вы придаете этому слишком большое значение. Вы не в себе, вам нужно время, чтобы оправиться после потери отца, взлома и нападения. Вам станет легче, когда мы посадим виновного, а я надеюсь, это произойдет скоро. Мы заканчиваем обработку данных с полученного от вас телефона и связались с нашими агентами.

Он кивал, но Меган видела, что ему этого мало.

— Мы относимся к этому очень серьезно, честное слово.

— Нет, — огрызнулся он. — Отец лишил себя жизни из-за каких-то действий этой группы. Они занимаются чем-то ужасным. А вы не принимаете этого всерьез. Вас волнуют только тот чертов взлом и ваши уголовники. — Он залпом допил остатки вина и встал. — Спасибо, что приехали и выпили со мной. Мне пора. Надо выйти подышать. Побыть одному.

98

Возвращаясь в Девайзес, Меган обдумала все, что наговорил Гидеон. Она не сомневалась: его страхи и подозрения необоснованны. Просто он запутался и издергался. К тому времени, как добралась до своего места, она успела составить простой план, позволявший избавиться от назойливых сомнений и доказать, что его обвинения беспочвенны. Она взялась за телефон и нашла номер прямой связи с Лилиан Купер, профессором гематологии в окружной больнице Солсбери. Профессор была близким другом одного ее знакомого. Набрав номер, Меган уговорила ее сообщить результаты анализа крови, взятого у Гидеона после пожара.

— Анализ отрицательный. Никаких нарушений. Ваш человек — образчик идеального здоровья, — скучающим тоном сообщила профессор Купер, перелистав материалы. — Собственно, судя по всему, Гидеон Чейз ничем не болел с детства… — Последовала продолжительная пауза со щелчками клавиш компьютера. — Ну, я не вполне уверена, насколько точно то, что я читаю. — В ее голосе слышалось удивление. — Кажется, в детстве ему был поставлен ошибочный диагноз. Здесь запись о ХЛЛ, хронической лимфоцитной лейкемии.

— Что это такое?

— ХЛЛ — ужасное заболевание. Обычно не проявляется до сорока лет. Наследственное. Оно выражается в дисфункции кровяных клеток. Лимфоциты размножаются слишком быстро и живут слишком долго. В конце концов в крови накапливается их избыток, подавляющий нормальные белые клетки, красные клетки гемоглобина и тромбоциты в костном мозге.

Меган усомнилась, правильно ли она поняла.

— Но у него этого не было: ошибочный диагноз?

— Да, так. Подождите. — Последовала новая пауза — профессор перечитывала записи. — Я уверена, что диагноз был ошибочным, но, по-видимому, никто этого не признавал. Очень странно. Здесь говорится, что он выказывал симптомы развития заболевания и нуждался в профилактическом лечении. Но через несколько месяцев новый анализ крови оказался чистым, как и наш недавний. — Она устало повторила: — Это невозможно. Просто невозможно. ХЛЛ — неизлечимая болезнь и никогда не проходит сама.

— Но, профессор, вы уверены, что сейчас у него все чисто?

— Я бы выразилась осторожней. Никогда нельзя сказать, что смертельная болезнь прошла навсегда, но данные, которые я вижу сейчас, позволяют сказать, что он больше не страдает болезнью, которую диагностировали у него ранее.

Меган поблагодарила ее и повесила трубку. Она ожидала совсем другого, совсем. Заключения медиков подтверждали невероятный рассказ Гидеона об исцелении водой с камней Стоунхенджа.

Следующим звонком детектив-инспектор запросила отчеты о деятельности Дэвида Э. Смитсена. Затем попросила список звонков с его домашнего и рабочего номеров и сведения по кредитной карте и с банковского счета.

Выплеснувшаяся на нее из компьютера волна документов изображала Смитсена успешным, респектабельным предпринимателем в строительном и ландшафтном бизнесе. Меган посмотрела карты «Гугл» и нашла вид сверху на его контору и дом. Домик был симпатичный, чистенький, возможно, перестроенный из старой фермы. По меньшей мере пять, если не шесть спален. Несколько пристроек. Она нажала приближение. На вид — гимнастический зал с бассейном. Все окружено высоким забором. Электрические ворота с камерами. Что-то около пяти-шести акров. Она оценила бы участок по меньшей мере в три миллиона фунтов. Меган сделала еще несколько запросов. Судя по всему, никаких закладных и вообще никаких долгов. Поиск в базе транспортной полиции показал, что Смитсен владеет «Порше» с мягким верхом, видимо, для жены, и «Бентли» с личным номером. Еще пара запросов — и обнаружилось, что у Смитсена на банковском счете кругленькая сумма в миллион фунтов.

В бизнесе все выглядело чисто. Они с женой числились директорами общества с ограниченной ответственностью с годовым оборотом в одиннадцать миллионов фунтов и прибылью в полтора миллиона. Доход согласовывался с образом жизни. Она проверила криминальные досье — чисто. Даже за неправильную парковку не штрафовался.

Все как будто на ладони, но интуиция говорила иное. Наверняка она что-то упустила. Меган внимательнее присмотрелась к списку номеров мобильных телефонов. У него имелся айфон 4G, но им почти не пользовались. Проверив по строчкам список исходящих, она выяснила, что с него он звонил домой, несколько раз заказывал столик в ресторане и загрузил пару электронных сообщений. Такой успешный и энергичный предприниматель должен вести много переговоров. Она вернулась к записям с постоянной линии и просмотрела их. Такая же низкая активность. Либо он заставляет вести переговоры сотрудников, либо у него есть другой телефон с номером, не числящимся на рабочем и домашнем адресе.

Меган не сомневалась, что у него найдется не числящийся в списках, предоплаченный номер. Без контракта, без выхода на владельца. «Паленый», как говорят на улице.

Зачем он миллионеру, у которого есть навороченный новейший айфон? Меган откинулась на спинку стула и улыбнулась.

Затем, что у него есть что скрывать.

99

Подходя к Камням под умирающим вечерним светом, Гидеон пытался вспомнить, когда был здесь в последний раз. Возможно, двадцать лет назад, когда болел.

Теперь он нес прах отца в специально выбранной для этого тубе, и ему было грустно. Глядя в поля, над которыми вставал туман, он вспоминал, как отец держал его за руку, ведя через туманное поле к возвышающимся Камням.

Двадцать лет его мучило эхо того страха. Отзвук испуга восьмилетнего мальчика, оставленного на несколько минут среди гигантов. Ему те минуты показались вечностью. Смутные призраки, высокие, как деревья, смыкались вокруг, теснили его, тянули к нему корявые руки.

Гидеон помнил все. Отец в тот день говорил с ним странно. Говорил, что в жизни есть вещи, которые он не сумеет до конца понять, но должен уважать, такие, как Луна, взирающая на них богиня. Могущественные силы, связанные с подсознанием и силами жизни — плодородием и плодовитостью, сменой времен года. Тогда он был слишком мал, чтобы понять.

Гидеон обвел взглядом гигантские сарсены и голубые камни. Ему представилось, будто отец кладет ладонь на один из камней в центре круга, а другую руку протягивает к нему. Говорит, что в глубине этого камня скрыта непостижимая и вечная душа Вселенной. Ему не хотелось брать отца за руку, но он взял и почувствовал сильный, как молния, удар. Сверкающая, искрящаяся энергия связала их. Потом отец по-вел его по кругу. Заставлял касаться других камней. Прижимал к ним и удерживал, позволяя токам пульсировать между камнем и плотью.

— Добрый вечер!

Голос заставил его вздрогнуть. Прозвучал из пустоты. Гидеон быстро обернулся.

Отец.

Так почудилось ему на долю секунды. Сердце стучало как сумасшедшее. Стоявший перед ним человек был того же роста и сложения, что и отец. Возможно, и того же возраста. В сгущавшемся тумане сходство наводило страх.

Старик улыбнулся:

— Не хотел вас пугать. Извините.

— Ничего, я был за много миль отсюда.

Незнакомец подступил ближе. Теперь Гидеон видел, что он выше и шире в плечах, чем показался поначалу, у него короткие седые волосы и пронзительные темные глаза.

— Вам, знаете ли, не полагается здесь находиться. Доступ только по предварительной записи.

— Извините!

Гидеон оглянулся на стоянку машин.

— Ничего, я не против. Что это у вас? — незнакомец кивнул на тубу.

— Прах отца. Он завещал рассеять его среди камней.

— Надо думать, это место много значило для него? — Незнакомец кивнул на круг мегалитов.

— Да. — Гидеон опустил взгляд на неприметную тубу. — Он был археологом и много занимался ими. Считал эти камни магическими. Может быть, даже священными.

Незнакомец улыбнулся:

— Многие так считают. Ради того и приезжают. Я сожалею о вашей потере. — Он почтительно склонил голову. — Оставлю вас исполнить волю отца. Доброй ночи.

Он отошел.

Гидеон постоял немного, оглядываясь по сторонам. Стало совсем темно, туман накатывал, как неспешный прилив. Гидеона бил озноб, стоит промедлить еще немного, и он уже не сможет исполнить необычное завещание отца. Крышка сидела туго, но он осторожно стянул ее. Не знал, с чего начать и где закончить. Просто вытряхнуть тубу и уйти, оставив серый порошок оседать густым облачком? Или как можно равномернее распределить останки?

Он вспомнил запись в дневнике: человеческие останки находили по всему Стоунхенджу. Еще сотни людей хоронили в окрестных полях, на древних стоянках, где жили каменотесы.

Гидеон заглянул в отверстие тубы и прошел к первому, крайнему камню напротив Пяточного. Он двигался по часовой стрелке, понемногу рассыпая прах над малыми кругами сарсенов и голубых камней. Туба опустела прежде, чем он дошел до конца, но он завершил ритуал, замкнув круг.

Потом его почему-то повлекло в центр круга. Захотелось преклонить колени. Он шевелил губами, шепча то, чего не сумел сказать над телом в крематории. Он шептал в темноте: «Прости, папа. Мне жаль, что мы так плохо знали друг друга. Жаль, что я не сказал, как любил тебя. Что мы не сумели преодолеть то, что нас разделяло, и объединить мечты. Мне одиноко без тебя. Мне всегда будет без тебя одиноко».

Черная туча наползла на белую восходящую луну. Гидеон не успел подняться на ноги, когда на голову ему надвинули тугой капюшон.

Четверо Смотрителей прижали его к земле.

100

Меган собиралась выключить компьютер на ночь, когда он звякнул, предупреждая о полученном сообщении. Она устало открыла почту. Сообщение пришло от отдела опознаний. Они нашли на уличной камере лицо, совпадавшее с расплывчатым снимком взломщика на телефоне Гидеона.

Она прочла текст: «Лицо мужского пола с биометрическими параметрами, совпадающими с данными лица, объявленного в розыск, зафиксировано камерой XR7 в Тидворте. Кликните иконку внизу для обзора и связи с координатором».

Она перевела курсор на мелкий кадр с камеры и щелкнула. Сердце подпрыгнуло. Фантастические снимки. Почти дюжина кадров. На нескольких подозреваемый стоял перед магазином, запирая и отпирая дверь. Мясная лавка. Черт! Она предполагала повара или работника ресторана, а о мясниках не подумала.

Ей разом вспомнился составленный ею профиль: белый мужчина от тридцати до сорока пяти, занятый физическим трудом, возможно в местном пабе или ресторане. Этот подходил полностью.

Меган так разволновалась, что не заметила вошедшего с дочерью бывшего, пока Сэмми, крича: «Мама! Мама!», не бросилась к ней мимо столов. Меган пой-ала ее в объятия.

— Привел вам потерявшегося ребенка, — улыбнулся Адам. — Уверяет, будто ее мама — знаменитая сыщица. Вот я и решил доставить ее лично.

Она поцеловала Сэмми и поудобнее устроила девочку у себя на коленях.

— Что вы здесь делаете?

Он хитро глянул на нее.

— Я разрабатывал версию, что ты могла бы пойти с нами.

Меган хотелось посоветовать ему не спешить, не форсировать события. Но они с Сэмми выглядели такими счастливыми. Адам подсел к ее столу, как раз когда в комнату вошел Джимми Доккери. Двое мужчин столкнулись взглядами. Воздух заискрился от любопытства. Того любопытства, от которого у котов хвосты становятся трубой.

Джимми пришел к Меган с новостями. Хорошими новостями. Важными новостями. Но теперь ему расхотелось говорить с ней. Не при рассевшемся здесь муже. Дело подождет до утра. Он помахал рукой и скрылся. Адам, глядя ему вслед, позволил себе самодовольную усмешку.

101

Гидеон пытался понять, что случилось. Он помнил, как ему закутали голову, как его схватили сильные руки, как острая боль пронзила бедро. Должно быть, ему вкололи снотворное и унесли куда-то, пока он спал.

Капюшона на голове не было, он сидел в темноте на холодном каменном полу. В углах мерцали свечи. Помещение маленькое, тесное и без дверей.

Камера. Если не гробница.

Еще полусонный, он с трудом поднялся на ноги и покачнулся. Ухватился за стену, стал ощупывать. Выхода не было. Отец писал о людях, похороненных в Святилище. Должно быть, это оно и есть. Его замуровали в Святилище и оставили умирать.

В груди нарастала тревога. Здесь не так уж много воздуха. Надолго не хватит. Он оставил одну свечу, а остальные погасил. Нет смысла сжигать драгоценный кислород. Глядя, как догорает единственный огонек, он рассудил, что вряд ли его оставили на смерть. Он говорил Смитсену, что принял меры предосторожности, обеспечил доставку в полицию определенных документов, если его звонок не отменит распоряжения.

Свеча догорала.

Сердце стучало все сильней, а надежды угасали. Конечно, они придут за ним, захотят узнать, что ему известно, насколько он для них опасен.

Глухо зарокотали камни. Узкие светлые щели разрезали пополам две противоположных стены. Камеру наполнили фигуры в плащах с капюшонами. Гидеон без сопротивления позволил надеть наручники и потащить себя к выходу. На этот раз без капюшона или повязки на глазах. Что-то переменилось.

Они вели его по длинному извилистому коридору.

Светильники на стенах сменились резными канделябрами. Стало даже немного теплее. Его держали с двух сторон двое мужчин. Тот, что шел справа, потянул за вделанное в стену железное кольцо. Заработал невидимый механизм. Часть стены с шумом отодвинулась. Его втолкнули внутрь.

Незнакомец, которого он видел в тумане Стоунхенджа, сидел, одетый в коричневую хламиду с капюшоном, за круглым столом из камня медового цвета.

— Садись, Гидеон.

Он махнул на сиденье напротив.

Гидеон опустился на полумесяц холодной каменной скамьи, не отрывая взгляда от человека перед собой.

— Ты ведь меня не узнал?

— Я видел вас в круге.

Мастер улыбнулся:

— Я и раньше видел тебя несколько раз, когда ты был ребенком. Мы с твоим отцом были друзьями.

Гидеон удивился:

— Тогда вы знаете, через что ему пришлось пройти, что случилось с моей матерью и что он сделал ради моего спасения.

— Действительно знаю. — Человек изучающе разглядывал Гидеона. — Ты явно многое узнал, очевидно из отцовских дневников. Но хорошо ли ты понял то, о чем читал?

— Думаю, что понял.

— Так скажи мне.

— Вы — Мастер, духовный вождь Последователей Святых. Мой отец был старшим и доверенным членом Внутреннего круга. Вы, он и многие другие посвятили жизнь охране Святых и обновлению их энергии.

Губы Мастера раздвинулись в тонкой улыбке.

— Не совсем так, но близко. — Он спешил выяснить, что еще известно отпрыску Натаниэля. — Ты имеешь представление, каким образом поддерживается энергия Святых?

— Человеческими жертвоприношениями. Жертвы приносятся до и после зимнего и летнего солнцестояний. В определенные фазы Луны. Отец писал, что это необходимо для восстановления земного и небесного равновесия.

Мастер уважительно взглянул на него.

— Ты хороший ученик. Однако между теорией и практикой — большая разница. — Он сложил скрытые рукавами руки. — Ты искал нас, Гидеон, и нашел. Чего ты хочешь?

— Быть принятым. Мои мать и отец мертвы. Вы — моя семья. Я — уже дитя Святых, вы же знаете, как крестил меня отец много лет назад.

Мастер кивнул:

— Знаю. Он омыл тебя священными водами и просил Святых охранить тебя от болезни, убившей твою мать. Обещал им свою жизнь, если они подарят тебе здоровую и долгую.

Слезы подступили к глазам Гидеона. Опять вспомнились слова Натаниэля: «Я охотно отдам свою кровь, свою жизнь. Я только надеюсь, что они окажутся достаточной ценой. Достаточной, чтобы изменить судьбу, которая ожидает моего бедного, лишившегося матери сына».

Мастер поднялся от стола и прошелся по комнате.

— Святые — не чудовища. Они не из прихоти требуют жертв. Основа всего — давать и получать, это часть цикла жизни и смерти. В обмен на сохранение твоей жизни Натаниэль обещал им свою. Он взял на себя роль жертвы.

В голове у Гидеона стало пусто.

— Самоубийство?

— Нет. Это была не жертва. Это был поступок эгоистичного отчаяния. Он хотел помешать Внутреннему кругу следовать путем, которого не одобрял.

— Каким путем?

Мастер устало вздохнул:

— Твой отец провел огромную исследовательскую работу и пришел к выводу, что неизменной доктриной Ремесла было правило, по которому те, кто получал дары Святых, становились жертвами. Он утверждал, что каждый, черпавший из божественного источника, должен по прошествии лет уплатить божественную цену. Внутренний круг с ним не согласился. Они сочли, что эта древняя традиция нуждается в развитии, что Святые сами изберут себе жертву.

— Как?

— Просто. — Мастер легко взмахнул руками. — Они притягивают людей. Смотрители — те, кто увез тебя от Камней, — ждут и наблюдают. Когда кто-то ощущает непреодолимую потребность коснуться определенного Камня, посвященного находящемуся в восхождении небесному зодиакальному знаку, они видят в нем избранную жертву.

Мастер сел на каменную скамью рядом с Гидеоном. Его следующие слова должны были потрясти парня, возможно, до глубины души.

— Ремесло — демократическая организация. Мы следуем уставу, заложенному столетия назад. Однако интерпретация этих правил — право и долг очередного Мастера и Внутреннего круга. Твой отец, решившись противостоять Кругу в вопросе жертвоприношений, практически подписал себе приговор.

Гидеон, казалось, растерялся.

— Не понимаю. Почему мнение моего отца было важнее мнений остальных?

Мастер понял, что Натаниэль рассказал сыну не все.

— Потому, Гидеон, что, когда вопрос был поставлен на голосование, Мастером был не я, а твой отец.

102

Вопли Кейтлин пронзали камень футовой толщины как высокооборотная дрель. Девушка больше не могла терпеть. Черная тьма и тишина сводили с ума. Она колотилась кулаками, коленями, головой в жесткие стены вертикальной могилы.

Двое стороживших ее Смотрителей бросились к щели. Нельзя было позволить ей повредить себя. Она не должна умереть до назначенного времени. Они запустили отпирающий механизм, и Кейтлин, вывалившись наружу, рухнула на колени. Все ее тело было покрыто ссадинами, длинные черные волосы свалялись от пота и крови. Она, рыча, отбивалась от них.

— Пустите меня. Отпустите, ублюдки сраные!

Смотрители прижали ее спиной к полу. Лицо было залито кровью, ухоженные руки ободраны до кости. На лбу от ударов о камень виднелось несколько глубоких ран. Мужчины переглянулись. Она взбесилась от тесноты. Билась в припадке безумия, пыталась убить себя.

Кейтлин хотелось сейчас же покончить с этим кошмаром. Пусть даже смерть, лишь бы это кончилось. Но постепенно она затихла. Снова возобладал разум, усмирив сидящего в ней зверя. Мужчины все прижимали ее к холодному камню. Один, оседлав ее, держал руки, другой встал коленями на лодыжки. Только теперь, когда затихла буря в крови, до нее дошло: они любители.

Она видела, как умеют удержать человека Эрик и его команда. Они никогда не прибегали к подобным методам. Достаточно умело вывернуть кисть, чтобы лишить человека способности к сопротивлению. Достаточно ткнуть пальцем в нужную точку, чтобы остановить боксера-тяжеловеса. Эти — не умели. Учились на ходу.

Кейтлин уставилась в глаза державшему ее человеку.

— Все. Уже все.

Он отпустил ей руки, встал, настороженный, готовый снова навалиться всем телом.

— Надо заняться ранами на голове, — сказал он младшему.

Они помогли ей встать и собирались сковать запястья, но Кейтлин выдернула руки и вогнала колено в пах стоявшему прямо перед ней. Второй попытался схватить ее сзади. Она откинулась всем телом, отбросив его к стене. Когда он ударился о камень, она резко вскинула голову, разбив ему лицо затылком. Болезненный удар. Он выпустил ее и обмяк. У него был сломан нос.

Кейтлин оказалась свободной в освещенном свечами коридоре Святилища.

103

В голове Гидеона кружилась пустота. Известие, что его отец был прежде Мастером, опустошило душу. Он ожидал другого. Хотел узнать причину самоубийства, найти виновного. К такому повороту он готов не был.

Нового Мастера не заботили чувства Гидеона. Он просто хотел выяснить, много ли тот знает, представляет ли серьезную угрозу.

— Ты знаешь, что это за место? Где мы?

— В Святилище, — равнодушно ответил Гидеон, занятый своими мыслями.

— А где оно находится, знаешь?

Этот вопрос оказался сложнее и вывел Гидеона из ступора.

— Отец описывал Святилище, но не его расположение. Правда, я расшифровал не все дневники. Наверняка в них найдутся места, где он пишет точнее.

Мастер вглядывался в глаза парня. Возможно, Натаниэль сохранил тайну места. Но, возможно, сыну она известна, однако он понимает, насколько опасно это знание.

— Для постороннего ты отлично осведомлен. Для непосвященного. — Он свел ладони. — А потому возникает проблема: что нам с тобой делать?

Гидеон придвинулся к нему.

— Сделать меня своим. Позволить присоединится. Не вижу для себя иного пути. Учитывая потерю моего отца, его обет, я в любом случае неразрывно связан со Святыми.

— Даже если бы мы решили принять тебя в Ремесло, я не уверен, что ты готов. Инициация — тяжелое испытание. Оно требует полного доверия между Мастером и неофитом. Доверие — единственное, что поддерживает испытуемого, когда проливается его кровь. Боль мучительна, невообразима.

Гидеон опустил голову:

— Я хочу этого.

Мастер взял Гидеона за подбородок, поднял ему голову и заглянул в глаза.

— Кто поручится, что ты не продолжишь дело отца, разбивая изнутри наши ряды?

Гидеон воодушевился:

— Я не желаю зла вам и Последователям. Я хочу быть принят в их ряды. Хочу жить полной жизнью под благословением Святых. Хочу избежать проклятия болезней. И уж точно не хочу провести остаток жизни в страхе за нее и опасаясь поджога дома.

Мастер счел эти причины достаточно убедительными и искренними. Убивать Гидеона значило рисковать возможным разоблачением. Если о Ремесле станет известно, это помешает завершить ритуал обновления. Он прошелся по комнате.

— Есть способ доказать свою преданность, свою убежденность. Если ты им воспользуешься, я лично поручусь за тебя. И посвящение начнется этой же ночью.

— Какой способ?

— Дневники твоего отца. Передай их нам, и ты станешь одним из нас.

Гидеон покачал головой:

— Я знаю, в чем состоит посвящение. Я готов подставить свое тело под нож и кости под молот. Разве этого не достаточно?

— Нет. Эти записи — нож, приставленный к нашему телу, молот, занесенный над нашими головами.

Гидеон нашел компромисс:

— Я отдам вам до посвящения четверть книг и п-звоню, чтобы остальные не передавали в полицию. После посвящения отдам еще четверть. Еще через год — еще двадцать пять процентов.

— Это всего семьдесят пять процентов. Когда мы получим остальное?

— Возможно, никогда, — улыбнулся Гидеон. — Или когда я достаточно изучу Ремесло, чтобы вы остались мною довольны. Когда меня сочтут достойным стать Мастером.

104

Кейтлин бежала со всех ног. Неслась, не жалея босых ступней. Она влетела в короткий темный закоулок. Он расходился на два прохода. Она выбрала правый. Промчалась по коридору, благодаря про себя свободную хламиду, не стеснявшую движений.

Она умела бегать. Ежедневные тренировки по гимнастике. Пять километров на дорожке, пять на эллиптическом тренажере. Как она радовалась теперь прежним усилиям. Они измучили ее, заморили голодом, запугали, но тело оставалось сильным и ловким.

Проход изгибался и терялся в темной мгле. Почти наверняка она движется вдоль наружной стены. А значит, к выходу. Она оглянулась через плечо. Никого. Переходы оказались длиннее, чем она ожидала. Намного длиннее. На камнях под босыми ногами были выбиты какие-то знаки. Надписи. Могильные плиты. Кейтлин догадалась, что бежит по могилам. И вдруг еще одна мысль пронзила ее. Подняв взгляд, она осознала еще одно обстоятельство. Проход замыкался в круг.

Прямо перед ней стояли двое, от которых она бежала.

И еще целая толпа с ними. И все ждали ее.