Наследники Стоунхенджа

18

Среда, 16 июня.

Сохо, Лондон

Джеку Тимберленду исполнилось тридцать один, но всякий, кто не знал, дал бы ему двадцать семь. Было в нем что-то, просто не сочетавшееся с определением «за тридцать». В кругу Джека возраст носили вроде большого значка, какой прицепляют на грудь малышу в день рождения: «Мне уже 5». Только у тридцатилетних значок гласил: «Я — шлепанцы, ковры, собака, семья, „Вольво“. Я — зануда».

А Джек не был занудой. Особенно, зарядившись, как Пит Догерти и Эми Уайнхауз, вместе взятые. Он не был богат. А его отец был. Из тех богачей, которых в банке встречают с почетом. С состоянием, уходящим в глубь времен, может быть, даже к саженцу в саду Эдема, где прогуливался Адам. Рано или поздно все должно было достаться Джеку, а пока он обходился пятимиллионофунтовой квартиркой в Мэрил-бон и карманными деньгами, которых только-только хватало на «Астон Мартин», оплату клуба, кое-какие инвестиции да изредка — на веселую ночку.

Джек был единственным сыном и наследником лорда Джозефа Тимберленда и водился с самыми модными манекенщицами, девушками с третьей страницы и непослушными дочерьми стареющих рок-звезд. Конечно, неплохо, когда твой лучший друг — фотограф из «Хит», иначе для чего же еще нужны друзья?

В этот вечер он оделся в охотничий наряд. Поблескивающий голубой костюм из хлопка с шелком, простая темно-синяя рубашка и новые туфли из итальянской кожи. Он уже высмотрел себе достойную добычу. Малышка, прохлаждавшаяся в ВИП-отделении «Чайнауайта» и державшаяся так, словно купила все заведение. Безупречные зубы выдали в ней американку еще до того, как она начала слишком громко хохотать и болтать со свитой. Острые скулы и теплые карие глаза, продуманно небрежные пряди длинных темных волос и сказочные ноги, затянутые в дикарские, в стиле дашики, зелено-розово-коралловые легинсы и едва прикрытые винтажной мини-юбочкой. Она выглядела как звезда экрана в роли хиппи.

От одного взгляда на нее кровь ударяла в голову.

И тут она взглянула в его сторону.

Ох, ты! Он чуть не полыхнул как нефтяная скважина и поплыл к ней, не в силах сопротивляться притяжению ее сексапильности. Малышку окружала толпа народа, парни и девчонки, она же как будто виде а его одного.

— Эгей, парень, стой-ка!

Голос и большая черная рука, упершаяся ему в грудь, возникли невесть откуда.

— Простите? — Джек небрежно скосил глаза на черные пальцы, растопырившиеся как крокодильи челюсти у его тонкой белой шеи. — Вы ведь не будете возражать?..

Он на своем вежливом и безупречном английском обращался к человеку, такому огромному, что его плечи загораживали горизонт.

— Вам придется малость отступить, сэр. Леди принимает друзей, посторонним вход воспрещен.

Джек нервно хмыкнул:

— Только свои, без посторонних? Вы бы позволили мне просто представиться молодой леди. Я…

Крокодил щелкнул зубами. Пальцы-челюсти сомкнулись на горле у Джека и протолкнули его, задыхающего, к месту в дальнем углу ВИП-зоны.

Пока он хватал ртом воздух, мужчина с кроткими седыми волосами присел на пятки и заглянул Джеку в глаза.

— Сынок, нам очень жаль, что пришлось это сделать. В виде извинения мы закажем тебе бутылочку по твоему выбору, а ты посидишь здесь и выпьешь ее. О’кей?

— Это мой клуб, — хрипло возмутился Джек и, к собственному удивлению, встал. Правда, встав, он никак не мог сообразить, что делать дальше. Путь вперед преграждал человек-крокодил и еще один монстр в черном костюме. Чтобы через них перебраться, понадобилась бы лестница.

За горным хребтом их мускулатуры его взгляд снова нашел молодую красотку-американку. Она шепнула что-то сидевшей рядом блондинке и — надо же! — направилась к нему.

Именно к нему, никаких сомнений. Она смотрела ему прямо в глаза. Кто бы она ни была, она явно собиралась с ним заговорить.

Гора грозно надвинулась на него, но Джек даже не заметил. Говорят, любить больно. Кажется, Джеку предстояло узнать, насколько больно.

19

Мобильник Гидеона скрипел внизу, как птичка, подхватившая грипп. Он понимал, что телефон сейчас переключится на голосовое сообщение, но все же выскочил из потайной комнаты отца и сбежал по лестнице.

Опоздал на пару секунд. Телефон щелкнул, когда он шарил на рабочем столе в поисках ручки и бумаги. Блокнот-липучка нашелся на холодильнике. На первом листке был набросан список покупок: сыр, печенье, фрукты, шоколад — последний ужин, так и не съеденный отцом.

Он прокрутил обратно к пропущенным звонкам, записал номер и, когда сообщение закончилось, стал нажимать кнопки.

На том конце отозвался женский голос:

— Полиция. Детектив-инспектор Беккер.

Зря он надеялся.

— Это Гидеон Чейз, вы сейчас звонили мне на мобильный.

— Спасибо, что ответили, мистер Чейз. Я хотела условиться, в какое время вы могли бы повидать тело отца.

Он остолбенел. Он этого боялся. Она ведь спрашивала его, но все равно он оказался совершенно не готов.

— Да, спасибо.

— Похоронное бюро Абрамса и Каннингема на Блейк-стрит в Шефтсбери. Вы знаете, где это?

— Нет, я не местный, не знаю окрестностей.

— Ну, вы легко найдете. Это по правой стороне, недалеко от поворота на Иви-Кросс. Они предложили вам подъехать завтра в десять утра. Если вам удобно. Если нет, я дам им ваш номер, и вы сами договоритесь.

Нет в сутках такого времени, когда «удобно» видеть тело отца с пробитой головой! Но Гидеон, в духе английских традиций, произнес нечто противоположное тому, что думал:

— Да, вполне подходит.

— Хорошо, тогда я им перезвоню и подтвержу договоренность.

— Спасибо.

Меган почувствовала, как он напряжен.

— Если хотите, я пошлю с вами кого-нибудь. Так будет легче?

— Я вполне справлюсь сам.

— Понимаю, — сочувственно сказала она. — Позвоните мне, если передумаете.

Гидеон повесил трубку и вернулся наверх.

Второй раз он вошел в потайную комнату не без трепета. Он боялся, как бы записи не оказались порнографией. Он уговаривал себя, что переживет и это. Потому что может оказаться хуже. Они могут быть связаны с «ограблением могил», с сомнительной торговлей ценными артефактами.

Остановившись, он внимательно осмотрел комнату. За годы работы он научился оценивать ландшафт до начала раскопок. Старая поговорка насчет «места знать надо» верна и для археологов — местность может оказаться коварной и отнять у тебя годы жизни.

Он не сомневался, что после отца он первый, кто сюда вошел. Все пребывало в том виде, в каком оставил отец, — прибрано, если не считать пары открытых коробок с DVD-дисками, и разложено по порядку. Кожаное рабочее кресло перед встроенным в стену телевизором и низкий кофейный столик посреди комнаты. На ближнем краю след обувного крема — должно быть, отец, глядя на экран, задирал на столик ноги. Здесь же стоял хрустальный бокал, пахнувший виски, но не было ни графина, ни бутылки. Гидеон заподозрил, что в стенных шкафах скрывается спиртное. На полках стояли коробки. Он задумался: не начал ли отец под конец жизни пить? Рядом с бокалом стоял старый компьютер еще с дисководом, блокнот и маленькая уродливая подставка для карандашей, которую он сразу узнал. Он сделал ее в школе и принес домой в подарок на День отца.

Он видел, что в этой комнате хранили и пересматривали записи. Но какие? На расстоянии вытянутой руки от кресла он нашел пульт управления и включил телевизор. Под ним на трех встроенных полках располагались громоздкий видеоплеер, потом DVD-плеер, а на нижней полке в беспорядке валялись провода, пустые коробки и мелкие монеты.

Экран телевизора налился белым туманом, зажужжал, прогреваясь. Ожил и видеоплеер. На экране проявилась размытая зернистая картинка. На вид это была цифровая копия со старой 16-милиметровой пленки. Изображение сфокусировалось и показало молодое воплощение отца, уверенным тоном говорившего с кафедры: «Стоунхендж — чудо Древнего мира. Даже если бы его построили в наше время, используя все достижения техники и открытия математики, он и то производил бы немалое впечатление. Построить его пять тысяч лет назад, без компьютеров, пакетов астрономических программ, кранов, грузовиков и барж для перевозки монолитных блоков — это больше чем чудо».

Гидеон заскучал на первых же фразах. Все его детство было захламлено нелепыми теориями о Стоунхендже: храм, место погребение древних правителей, первая в мире астрономическая обсерватория, инструмент космической связи с египетскими пирамидами… А для самых несведущих — место рождения друидов. Он выключил DVD и включил видеоплеер. Аппарат затрещал и запыхтел, опуская головку снимателя на пленку. На экране крупным планом возникло красивое женское лицо. Достаточно красивое, чтобы вдруг перехватило дыхание.

Его мать.

Она смеялась. Загородилась рукой от камеры, слов-но застеснявшись. Он нашел клавишу «звук».

— Выключи, Нат. Я терпеть этого не могу, выключи, пожалуйста.

При звуке ее голоса Гидеон вздрогнул. Невольно шагнул вперед, прикоснулся пальцами к экрану.

— Нат, ну хватит!

Сменился план. Мэри Чейз сидела в венецианской гондоле на фоне василькового неба. Она отвернулась от камеры, притворяясь, что сердится на мужа. Темные, густые, длинные волосы — совсем как у Гидеона — плясали на плечах, раздуваемые летним ветром. На заднем плане удалялся собор Святого Марка — гондольер в полосатой футболке сильными движениями гнал лодку по лагуне. Мэри была видна целиком, и Гидеон заметил, что она беременна.

Он остановил запись и отвернулся к забитым полкам. Не все на них — семейные съемки, в этом он не сомневался. Последняя запись, которую смотрел отец, — с лицом матери. Наверно, это было счастливое время, может быть, самое счастливое в его жизни. Так ведут себя люди, когда наступают плохие времена, может быть, самые плохие в их жизни. Все, что есть на полках, было для отца важно. Достаточно важно, чтобы раскладывать по порядку и хранить. Но не так важно, как драгоценное воспоминание о единственной женщине, которую он по-настоящему любил.

Гидеон перешел к книгам. На полках сплошь стояли красные, переплетенные в кожу ежедневники с нелинованными страницами, какие используют художники и писатели. Он попробовал выдвинуть том с левого конца верхней полки, но корешки слиплись вместе.

Он разделил их, раскрыл книгу на первой странице, и голова у него закружилась от нахлынувших чувств. Вверху была помечена дата — восемнадцатый день рождения отца.

Почерк тот же, только немного неуверенный.

«Меня зовут Натаниэль Чейз, и сегодня мой восемнадцатый день рождения, мое совершеннолетие. Я дал себе слово, что с этой минуты буду вести подробные записи о своей, надеюсь, долгой, богатой событиями, счастливой и успешной жизни. Я буду записывать хорошее и плохое, достойное и стыдное, то, что трогает душу, и то, что оставляет меня равнодушным. Мои учителя говорят, что история поучительна, так что с годами, ведя честный отчет, я, может быть, узнаю больше о себе. Если я прославлюсь, я, конечно, опубликую эти литературные опыты, а если ничего особенного не добьюсь, то в зимнюю пору смогу по крайней мере обрести немного тепла, оглядываясь назад и согреваясь горячим юношеским оптимизмом. Мне восемнадцать. Меня ожидает великое приключение».

Боль помешала Гидеону читать дальше. Он обвел взглядом ряды корешков. Вот это все? Каждый случай, чувства, подробности великого приключения Натаниэля?

Он пробежал пальцем по красным корешкам, отсчитывая годы: двадцатый день рождения, двадцать первый, двадцать шестой — в тот год он познакомился с женой, — двадцать восьмой — ему было столько же, сколько теперь Гидеону, — тридцатый — когда Натаниэль Грегори Чейз и Мэри Изабель Притчард поженились в Кембридже — и тридцать второй — когда родился Гидеон.

Бегущий палец задержался. Начиналось его время. Взгляд нашел тридцать восьмой год. Год смерти Мэри. Рука потянулась к дневнику, он начал выдергивать ее из тесно сжатого ряда, но не смог заставить себя достать. И перешел к следующим годам. Когда отцу было за сорок. Он достал дневник. Через два года после смерти матери. Он считал, будто готов к тому, что преподнесет ему восьмой год его собственной жизни.

Не был он готов.

Записи велись не по-английски, не на каком-либо узнаваемом языке. Шифр.

Гидеон выдвинул дневник следующего года.

Зашифровано.

Еще один год.

Шифр.

Он бросился в конец комнаты, вытащил последний том. И снова похолодел — в этом дневнике последние события жизни Натаниэля Чейза.

Сердце взбесившимся быком билось в ребра. Он с трудом сглотнул, снял том с полки и открыл.

20

Она пахла корицей. И двигалась, паря над землей, как воздушный змей.

Джек Тимберленд заметил это, когда прекрасная американка поцеловала его на прощание на краю мостовой. Ей было не больше двадцати двух. И не какой-нибудь чмок в щечку, а полноценный поцелуй. Она взяла его лицо ухоженными пальчиками и нежно коснулась губами его губ. Но он оставил инициативу ей.

И она ею воспользовалась. Короткий мазок языком — одно касание нижней губы. В глазах под опущенными веками плясали чертики. Она отодвинулась.

— Пока!

Улыбнулась и шагнула прочь.

— Подожди!

Она снова улыбнулась, грациозно устраиваясь на заднем сиденье лимузина. Черный парень с огромными руками захлопнул дверцу и послал ему взгляд, в котором было не простое предупреждение, а настоящее объявление войны.

На хрен. Джек расправил плечи и шагнул к затемненному заднему стеклу. Второй раз за вечер тяжелая рука разрывом гранаты ударила его в середину груди, и он растянулся на мостовой. Телохранитель влез на пассажирское место, и машина отъехала раньше, чем Джек поднялся на ноги. Шлепнуться на задницу на глазах у самой красивой из знакомых ему женщин! Не лучший способ закончить вечер.

Несколько парочек, пробиравшиеся в глубины Со-хо, покосились на него. На мостовой от недавнего дождя остались лужи, и одежда на нем промокла. Он счистил грязь и полез за носовым платком, чтобы протереть руки.

Что-то порхнуло на землю. Он нагнулся и поднял. Подставка под стакан из бара — реклама оторвана, а на свободном месте записка ручкой: «Позвони мне завтра по номеру внизу ххх».

Под «иксом» поцелуев нацарапаны несколько цифр.

Джек уставился на каракули. Знакомое имя. Господи, теперь он понял, чего ради вся эта охрана.

21

Гидеон держал дневник в дрожащих руках. Он сидел прямо на полу, прислонившись спиной к полкам, и боялся читать. Он чувствовал себя избитым, словно после нападения невидимого врага. Призрак отца свалил его на пол.

Он обвел глазами окружавшие его рукописные дневники — полная история отца, которого он никогда не знал. И больше двадцати лет записано шифром.

Зачем?

Он помотал головой, поморгал. Темнота заваливала окна словно лопатами земли. Он чувствовал себя как в могиле. Осторожно раскрыл обложку и на правой стороне первой страницы увидел надпись: ΓΚΝΔΜΥ ΚΛΥ.

И улыбнулся. Провел пальцами по листу, чувствуя, как соскальзывает в детство. Отец никогда не гонял с ним в футбол, не махал крикетной битой, не учил плавать. Зато он играл с ним в игры для ума. Натаниэль часами разгадывал головоломки, задачки и загадки, развивавшие в нем логическое мышление и закладывавшие основу для классического образования. Буквы ΓΚΝΔΜΥ KAY были из древнегреческого алфавита, который его отец считал древнейшим из настоящих, корнем европейских, латинского и средневосточых алфавитов. Он научил сына узнавать все буквы. Чтобы испытать мальчика и разогнать скуку, профессор изобрел простой код. Двадцать четыре буквы греческого алфавита соответствовали буквам латинского в обратном порядке, так что омега обозначала А, а альфа — X. Дополнительные греческие буквы, дигамма и коппа, соответствовали недостающим Y и Z. Натаниэль из года в год оставлял для сына шифрованные записки — пока отношения не стали слишком натянутыми для любого общения.

Гидеон напряг память. Больше пятнадцати лет прошло. Все же вспомнилось: ΓΚΝΔΜΥ ΚΛΥ означало «том первый». Он снова обвел глазами десятки книг, прикидывая, сколько в них зашифрованных слов. На расшифровку ушла бы целая жизнь.

Целая жизнь, чтобы понять целую жизнь.

Он перевернул еще одну страницу, и ему стало нехорошо. Почерк жестоко напоминал предсмертную записку. Он попробовал разобрать первый абзац, но в таком состоянии его хватило только на несколько слов. Он взял с низкого кофейного столика какой-то листок и две ручки: красную и черную. Начертил табличку, расставил греческие буквы слева, а латинские справа:

Пользуясь таблицей, перевел первые слова: ΛΩΕΡΩΛΠΥΝ — «Натаниэль», а ΧΡΩΖΥ — «Чейз». Дневник писался от первого лица и содержал ежедневные размышления отца. Он пролистал десяток страниц, не высматривая ничего особенного, зачарованный возможностью в одно мгновение перенестись на годы вперед или назад в отцовской жизни. На середине дневника буквы стали крупнее. Отрывок выглядел так, словно писался в гневе и волнении. Годы быстрого чтения научили Гидеона просматривать текст по диагонали в поисках ключевых слов.

В глаза ему бросились: ΖΕΚΛΥΡΥΛΣΥ, ΨΝΚΚΦ, ΖΩΧΗΠΤΠΧΥ.

Он надеялся, что ошибся, молился: пусть окажется, что он запутался от усталости. Само по себе ΖΕΚΛΥΡΥΛΣΥ выглядело довольно невинно — он ожидал, что отец упомянет Стоунхендж.

Душа его похолодела от двух других слов:

ΨΝΚΚΦ — кровь.

ΖΩΧΗΠΤΠΧΥ — жертвоприношение.

22

Мерлибон, Лондон

Джек Тимберленд швырнул костюм в угол и присел на край гигантской кровати, обтянутой черной кожей, со встроенной пятидесятидюймовой плазменной панелью и кнопками управления комнатными светильниками. Он слишком устал, чтобы заснуть, и, как ни странно, не в настроении был продолжать охоту на вертихвосток. Так или иначе, свидание не кончено. Спасибо мобильным телефонам, продолжение будет виртуальным. Прелести технологического прогресса!

В левой руке он держал айфон, а в правой — клочок бумаги с каракулями американской красотки. Уточним: Кейтлин. Кейтлин Лок.

Если тебя заметили на расстоянии вытянутой руки от Лок, ты внесен в список «А». Он предполагал, что в данный момент есть три варианта ее времяпрепровождения. Возможно, продолжает веселье, однако сомнительно: ее гориллы вряд ли предоставляют ей столько свободы. Может, выпивает с кем-то из чистюль, с которыми была вечером. Возможно. Или, как хорошая девочка, уже улеглась в постельку. Скорее всего. В любом случае она думает о нем. После такого поцелуя обязательно думает.

Он собирался подогреть ее размышления. Влезть в них, пока память еще свежа. Дать ей основу для небольшого воображаемого романа. Лучший инструмент для этого — интимные послания. Ничего крутого. Просто пара коротеньких записок, чтобы и впредь было о чем подумать. Начать вежливо и непринужденно, потом поднять градус, немножко раскрыться. Нет смысла выплескивать все в первом сообщении. В этом случае девушка не ответит, выбросит тебя из головы до следующей попытки.

Джек набрал: «Надеюсь, добралась ОК. Я потрясающе провел вечер. Джек». Нет, не пойдет. Он переписал: «Надеюсь, ты добралась ОК. Здорово, что я встретил тебя. Джек».

Все равно что-то не так.

Он вспомнил, сколько ей лет. Намного моложе его. И внес поправку: «Ты ОК? Встреча с тобой — это круто! Джек х».

Он позволил себе довольную улыбку и нажал «Послать». Айфоны — это здорово. Он смотрел, как виртуальный конвертик на экране отращивает крылышки и улетает прямо к сердцу любимой женщины. Ну, может, и любимой. Пока тут чистое и простое желание. Но, скажем прямо, без него и любви не бывает.

Телефон бибикнул. Ого, быстро ответила! Добрый знак.

«Хочешь, звони х».

Он этого не ожидал. Да и не хотел. Перекинуться игривыми сообщениями на ночь — то, что доктор прописал, но разговор — это слишком. Он задумался. Когда девушка говорит: «Звони, если хочешь», это не просьба, а приказ.

Джек стянул с себя носки и рубашку, захватил в ванной стакан воды и забрался в постель. Едва ли не в панике набрал ее номер.

— Это Джек. Привет.

— И тебе. — Голос звучал тихо и чуточку сонно. — Я гадала, позвонишь ты или напишешь.

— Даже после того, как я у тебя на глазах сел в лужу?

Она хихикнула.

— Даже после того, как ты макнулся задом в лужу.

— Вообще-то, не я макнулся — твоя горилла меня макнула.

— Это Эрик. Он на мне свихнулся. Видала я, как он кое с кем обходился много хуже. Намного, намного хуже, чем с тобой, а тех я даже не целовала.

— Напомни, чтобы я не послал Эрику поздравления на Рождество.

— Он просто меня защищает.

— Я заметил. Зачем ты это сделала?

— Что сделала?

— Меня поцеловала.

— А, наверно, потому что хотелось. — Голос стал совсем сонным. — И, скажем прямо, тебе тоже.

— Мне?

— В жизни не видела, чтобы мужчине так хотелось поцелуя!

Он рассмеялся:

— Ты не представляешь, как хотелось.

— Немножко представляю. Ты сунул мне подсказку. Прямо в ляжку. Довольно большую подсказку.

Он изобразил смущение.

— О господи, правда?

— Будто сам не знаешь?

— Давай сменим тему, пока кто-то из нас не покраснел.

— Только не я.

— Верю. Как нам с тобой увидеться?

— Хороший вопрос.

— И?

— И наберись терпения. Можешь звонить мне по этому номеру, это мой личный, но сразу встретиться не выйдет.

— И мне предстоит мучиться?

— Прояви изобретательность. Доброй ночи.

Трубка замолчала.

Он сидел, пялился на нее и думал, что делать с бьющимся сердцем и колышком, таким твердым, что на нем можно было раскрутить тарелку.

23

После бессонной ночи накануне Меган с облегчением уложила дочь в ее собственную постельку. Хоть она и терпеть не может Адама, в его словах есть смысл. Она выключила лампочку, закрыла дверь к своему уже посапывающему ангелочку в окружении полка мягких игрушек. Температура у Сэмми спала, озноб прошел. К утру малышка встанет как ни в чем не бывало.

Меган добрела до кухонного уголка своего маленького коттеджа и вылила в стакан все кьянти, которое еще оставалось в бутылке. Можно включить телевизор, посмотреть что-нибудь скучное, выбросить из головы заботы о Сэмми, деньгах и вечную проблему, как совместить материнство с работой.

Но дело Чейза не оставляло ее, гудело в мозгу как овод. Есть три причины, из-за которых обычно самоубийцы приставляют дуло к виску и пачкают стены: не могут вынести вины и стыда за что-то, ими сделанное, боятся, что какой-то поступок выйдет на свет и погубит их репутацию, или из-за тяжелой болезни, иногда душевной.

Натаниэль Чейз не вписывался ни в одну из трех категорий. Она собрала о нем все, что могла: банковский счет, сведения о залогах, связи с брокерами, финансовые и личные — и на отца, и на сына. И ничего не нашла. Очаровательное семейство — и весьма состоятельное. Теперь это относится к сыну. Душеприказчик сказал, что сын получит все. Насколько она могла судить, все — означало более 20 миллионов в недвижимости, машинах, акциях и сбережениях. А также поместье с двумя машинами в гараже: семилетним «Рейнджровером» и ретро-«Роллс-Ройсом», оцененным в миллион с лишним, а также антиквариат и картины в сейфах — в общей сложности на пять миллионов. Да еще портфолио Натаниэля Чейза с персональными инвестициями и приватными банковскими счетами отделения английского банка в Швейцарии — это плюс шесть миллионов. Странно, что дела предприятия велись через швейцарское отделение банка и прибыль этого года составляла более миллиона. Кроме того, старый профессор владел участками земли в разных частях страны, несомненно, скрывающими некие археологические ценности.

Теперь все это принадлежит Гидеону.

Она снова просмотрела финансовые сводки. Если сомневаешься, ищи причину в деньгах. Если не секс, то деньги. Если нет других причин, причина в деньгах. Всегда в деньгах.

Не мог ли сын подстроить сцену самоубийства? Он многое выигрывал, и он, несомненно, лгал ей. Кстати, это объясняет, почему он не опознал нападавшего. Может быть, на него напал сообщник. Возможно, Гидеон Чейз убийца и лгун.

А может, она переутомилась и плохо соображает. Сдавшись, Меган включила телевизор. «Фактор X». Фантастика. Полная чушь. Как раз то, что нужно, чтобы забыть о работе.

24

Далеко за полночь, а Шону Граббу не спалось.

Он понимал, что настоящего покоя ему не дождаться. Он достал из холодильника непочатую бутылку водки, отвинтил колпачок и в один глоток принял добрую четверть прямо из горлышка. Не так он был глуп, чтобы не понимать, что происходит. Всякий нормальный человек, сделав то, что он делал, возьмется за бутылку.

Оправдав себя таким образом, он наконец нашел рюмку в расшатанном шкафчике на неопрятной кухне. Иногда ночью воспоминания — неотвязные и жуткие, как кадры из фильма ужасов, — становились просто невыносимыми. Эта ночь была как раз из таких. Перед глазами стоял раздробленный череп жертвы. Тусклые пустые глаза и белая, обескровленная кожа в лунном свете.

Грабб снова глотнул водки. Конечно, он понимал: жертва ради большего блага. Но ужасное зрелище не шло из головы. Моргни — и снова он разбирается с трупом. Мертвое мясо, говорит о нем Муска. Сказал, чтобы он так и относился к мальчишке. Как к бараньей туше или свиному окороку.

Они забросили искалеченный труп в кузов фургона Муски и отвезли на скотобойню. У Муски были ключи. Мальчишка, когда они взваливали его на ленту конвейера, весил целую тонну. Муска подвесил его вверх ногами, как забитую корову, потом перерезал горло и спустил остатки крови в сток.

Грабб и сейчас слышал звяканье цепей, гудение электромотора и призрачное эхо оживших механизмов, уносящих тело по конвейеру. И чудовищные операции. Отделение головы. Потрошение. Обдирание кожи гидравлической установкой. Его едва не стошнило, когда Муске пришлось отдирать мясо, приставшее к когтям их механического сообщника.

Еще глоток водки. Картины не уходят. Пристали к памяти. Засели, как куски мяса, заблокировавшие конвейер. Он твердил себе, что память потускнеет, но в душе знал, что это не так. Это останется навсегда. Его накрывала мягкая теплая волна. Слишком мед-ленно, но накрывала. Он чувствовал, как она качает его. Но смыть вины не может. Как и страха перед разоблачением.

Механизмы отчистили с костей парня все мясо, на-чисто. Никаких улик. Современная конвейерная система превратила все в полуфабрикаты, готовые к употреблению — людьми или собаками. Эта чертова машина даже кости и жир упаковала в аккуратные пакеты. Кровь и фекальные массы стекли в сток, смыты начисто.

— Не о чем беспокоиться, — сказал Муска. — Что ты дергаешься?

Но он беспокоился. Он дергался. Не только из-за кошмаров. Не только от чувства вины. Все это придется повторить. Скоро.

25

Четверг, 17 июня.

Лондон

Кейтлин Лок щурилась сквозь горьковато-желтую утреннюю дымку на блестящую воду Темзы. Она лежала в мягкой теплой постели в квартире отца — одной из многих. У него был дом в Риме. И в Париже. Еще два или три в Испании и Швейцарии. Она не все помнила. И в Штатах тоже: в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, в Вашингтоне. Папа — знаменитый и богатенький. И Кейтлин тоже предстояло стать знаменитой и богатой — превзойдя его и мамочку.

Об отце она могла болтать без умолку, а вот о матери нет. Нет, мама не в теме. Кайли Лок — мелкая голливудская звездочка, которая бросила их ради какого-то киношного ковбоя. Кейтлин и вспоминать о ней не хотела, не то что говорить. Но если честно, она понимала, что можно было найти в темноглазом французе Франсуа, шести футов ростом и с фигурой с рекламы плавок.

Девушка сбросила одеяло и голой выскочила из постели. Полюбовалась на себя в зеркало рядом с огромным окном с видом на Старый Лондон. Повернулась, кокетливо скосилась через плечо и закончила поворот на триста шестьдесят градусов. Мамочка на убийство пошла бы за такую фигурку!

Она повернулась боком, рассматривая татуировку с «Юнион Джеком» на ягодице. Никто, кроме нее и мастера, делавшего татуировку, ее еще не видел. По кремовому, мохнатому ковру она прошагала к туалетному столику, где лежал мобильник. Рассмеялась, беря его в руки. Номер нигде не числился. Его знали только она да ближайшие подруги. Она перевернула трубку и включила. Не дожидаясь, пока аппаратик найдет сеть, глянула на свою задницу, прикидывая, какой пинок отпустил бы ей папочка, если бы узнал, что она собралась сделать. Она переключила включившийся телефон на режим съемки. Пришлось переждать приступ смеха, а потом уже отщелкать несколько кадров. Большая часть снимков получились расплывчатыми и перекошенными, но она все-таки нашла один подходящий.

Присев на край кровати, набрала номер Джека и добавила короткое сообщение. Нажала «Отправить» и с хохотом повалилась на кровать.

26

«Чепстоу, Чепстоу и Хоук» больше напоминала антикварную лавку, чем юридическую контору. Профессор права из Кембриджа однажды сказал Гидеону, что о человеке можно судить по тому, какого адвоката он нанял. «Чепстоу и К^о» подтверждала его мысль. Безусловно, консервативное и надежное предприятие, но старомодное и пыльное. Натаниэлю такое вполне подходило.

Седая женщина в очах вежливо сообщила, что мистер Чепстоу готов его принять, и провела к двери с латунной табличкой на панели красного дерева. Из-за тяжелого конторского стола навстречу Гидеону поднялся мужчина.

— Люциан Чепстоу. — Он протянул руку с «Ролексом» на запястье под обшлагом полосатого синего костюма.

— Гидеон Чейз. Очень приятно.

И тут же мысленно выругал себя за машинально произнесенную и вряд ли сейчас уместную вежливую формулу.

— Весьма сожалею о вашем отце. Садитесь, пожалуйста.

Гидеон занял одно из двух кожаных библиотечных кресел перед величественным столом. Адвокат, седой мужчина немногим старше сорока лет, вернулся на свое место, оправил жилет и сел.

— Вам чая? Или воды?

— Благодарю вас, не надо.

Чепстоу протянул руку к настольному телефону.

— Вы уверены?

Настойчивость адвоката разозлила Гидеона. Он отнес несвойственную ему раздражительность на счет неловкости, незнакомой обстановки и печальных обстоятельств.

— Благодарю, ничего не нужно.

Дверь отворилась. В комнату, сутулясь, ввалился ветхий старик — несомненно, отец Люциана, основатель практики.

— Седрик Чепстоу, — пробормотал он, словно отвечая на вопрос, и, не протянув руки, уселся рядом с Гидеоном.

— Надеюсь, вы не против? Я зашел выразить соболезнования. Я очень хорошо знал вашего отца. Прекрасный человек. Я двадцать лет вел его дела.

Гидеону хотелось заметить, что его отца никто не называл прекрасным, но он сдержался.

— Ничуть не возражаю. Благодарю вас. — И, удивив самого себя, он добавил: — Насколько хорошо вы его знали? Какие именно дела вели?

Чепстоу обменялись взглядами. Вопрос их явно смутил, и Гидеона это заинтересовало.

— Скорее профессиональные, чем личные, — ответил старик. — Мы оформляли все его дела: договора, контракты, соглашения, документацию на импорт и экспорт — в таком роде. Он был одним из самых крупных наших клиентов.

— Не сомневаюсь. — Ответ вопреки намерениям Гидеона прозвучал язвительно.

Люциан счел нужным вмешаться:

— Ваш отец был очень увлеченным человеком. И весьма успешным. С ним было приятно работать.

Гидеон не сводил взгляда со старшего Чепстоу.

— А в личном общении каков он был?

Тот поджал старческие губы:

— Мне хочется думать, что мы были друзьями. Нас связывала любовь к истории, уважение к ушедшим поколениям.

Люциан, торопясь перейти к деловой части, достал из ящика стола конверт. Гидеон не спешил.

— Отец оставил мне письмо.

Старый адвокат дрогнул.

— Предсмертную записку. Вы не знаете, что могло заставить его лишить себя жизни?

Седрик округлил глаза.

Гидеон переводил взгляд от отца к сыну.

— Не сможет ли кто-либо из вас сказать, что он сделал, чего стыдился настолько, что это довело его до подобного отчаяния, до такой депрессии?

Чепстоу-старший теребил складку кожи под подбородком.

— Нет. Ничего такого не было. Во всяком случае, в делах. Да мы и не могли бы поделиться подобными сведениями, если бы их имели, мы обязаны соблюдать конфиденциальность.

Теперь уже Гидеон не скрывал раздражения:

— Полагаю, речь о соблюдении конфиденциальности в данном случае неуместна.

Старик покачал головой, словно профессор, собирающийся поправить элементарную ошибку.

— У нас так не делается. Мы храним доверие клиента вечно. — Он смерил Гидеона взглядом. — Мистер Чейз, позвольте вас заверить, что, насколько мне известно, ни в личной, ни в профессиональной жизни вашего отца не было ничего постыдного. Никаких скелетов в шкафах.

— Скелетов? — Гидеон рассмеялся. — Мой отец грабил могилы. Он разорил захоронения в Сирии, Ливии, Мехико и бог весть где еще. Он незаконно продавал уникальные исторические находки за границу или в частные коллекции. Я уверен, что он скрывал целый некрополь скелетов.

Годы практики научили Седрика Чепстоу признавать поражение.

— Люциан, пожалуйста, огласите мистеру Чейзу завещание отца и выдайте ему копию. — Он поднялся, кресло заскрипело. — Удачного дня, сэр.

Люциан заговорил только тогда, когда за его отцом плотно закрылась дверь.

— Они были близкими друзьями, — сказал он. — Ваш отец был одним из немногих, кто бывал у него.

Гидеон еще не успокоился.

— Подходящая пара.

Адвокат сдержанно промолчал. Он выложил на стол конверт и подтолкнул к Гидеону другой такой же.

— Это последняя воля и завещание Натаниэля Чейза, засвидетельствовано в полном соответствии английским законом. Вы хотели бы, чтобы я огласил?

Гидеон двумя руками взял конверт. Из головы у него не шел Седрик Чепстоу. Старик, возможно, знал, что скрывал отец. Иначе к чему эти разговоры о конфиденциальности, подчеркнутое «насколько мне известно»?

— Мистер Чейз, вы хотите, чтобы я прочел вам завещание?

Он поднял голову и кивнул.

— Хочу вас предупредить, что в нем содержится необычное условие. Ваш отец при жизни договорился с Уилтширским крематорием.

Гидеон нахмурился:

— Это необычно?

— Само по себе нет. Многие заранее оговаривают и оплачивают свои похороны. Однако после кремации в Уилтшире он завещал рассеять свой прах над Стоунхенджем.

27

Лондон

Утром, выходя из душа, Джек Тимберленд глянул на себя и чуть не умер. Он вытащил из-под раковины весы и встал на них, как перед судом. Девяносто килограммов — черт побери! Он сошел на пол и встал снова. Никакой ошибки. При его 180 сантиметрах можно набрать восемьдесят пять, но при девяноста — оглянуться не успеешь, как превратишься в жирного толстяка.

Его огорчение сменилось решимостью. Через пятьдесят наклонов он ощутил приятную усталость, и на-строение его улучшилось.

Теперь он сидел в широком кресле своего клуба, пил третий утренний капучино и слушал разглагольствования гостя Максвелла Дальтона о проблемах с денежными потоками, о спаде в экономике, провале рекламной кампании и о том, сколько инвестиций ему необходимо, чтобы вытянуть бизнес. Дальтон был круглолиц, носил очки в оправе, черной, как его волосы, и мешковатые костюмы. Он содержал вебсайт с видеороликами, снятыми неудавшимися телеоператорами.

— Сколько ты хочешь и что я за это получу?

Дальтон нервно рассмеялся и предложил:

— Сто тысяч за десять процентов?

Джек поморщился.

— Двадцать процентов?

Джек молчал, сосредоточив взгляд на яичнице в тарелке Дальтона.

— Двадцать пять? — взмолился Дальтон и добавил: — Больше тридцати никак не могу.

Джеку приятно было бы иметь возможность говорить, что он занят в медиабизнесе. Безусловно, это увеличило бы его привлекательность. При случае можно было назваться продюсером.

— Может, мы и договоримся, но не на сто кусков и не за тридцать процентов.

Дальтон разочарованно сник.

Сотня тысяч для Джека ничего не значила. Он мог бы подмять под себя весь проект старика. А если нет, то пусть сам ищет деньги, тратит поменьше на зимние лыжи и сопутствующую выпивку.

— Слушай, Макс, я вложу в твою компанию пятьдесят тысяч, но за это я хочу пятьдесят один процент.

— Контрольный пакет?

— Точно.

Помрачневший Дальтон наконец выдавил:

— Извини. Сорок девять — максимум, что я готов отдать на условиях равенства, и хочу за это семьдесят пять тысяч.

Джек улыбнулся:

— Я же помочь тебе хочу, а не поиметь. Но этот кусок семидесяти пяти не стоит. Согласен на пятьдесят из сорока девяти процентов. Предложение окончательное.

Дальтону, к которому домохозяин ломился в дверь, требуя плату за аренду, торговаться не приходилось.

— Принято.

Когда Джек встал, чтобы закрепить сделку рукопожатием, у него запиликал мобильный.

— Извини.

Сообщение от Кейтлин — он сразу узнал номер. Он открыл эсэмэску, увидел прицепленную картинку, и глаза у него полезли на лоб. Под татуировкой английского флага было написано: «У меня есть флаг. Найдется ли у тебя подходящий шест? Смайлик. Звони *».

Джек через стол улыбнулся Дальтону и протянул руку. Может статься, он в один день поимеет двоих.

28

Сэмми уже могла бы пойти в садик, но мама Меган, Глория, решила сама приехать присмотреть за внучкой. В кои-то веки обошлось без выговора, с благодарностью подумала инспектор. Она быстро доехала до полицейского участка в Девайзес и теперь пила чай в общей комнате, просматривая подробный рапорт патрульных Фезерби и Джонса.

Гидеону Чейзу повезло. Если бы вызов застал этих двоих не в соседней деревне, они бы, вероятно, опоздали. Фезерби нашел Гидеона на полу в коридоре и сумел вытащить наружу, прежде чем вызвать «Скорую» и пожарных.

Она изучила фотографии места преступления, почерневшей кирпичной стены и выгоревших окон. Сообщение пожарной команды сходилось с описанием, данным Чейзом. Несомненно, пожар начался со штор в кабинете на первом этаже, на западной стороне дома. Никаких сомнений. Эта комната, большая часть коридора и прихожей выгорели дотла. Восстановление влетит в копеечку.

Рапорты, которые она держала в руках, сообщали, что Чейз несколько раз приходил в сознание по дороге в больницу, где врачи прочистили ему легкие чистым кислородом. Кажется, это опровергало ее версию, что он подстроил смерть отца и нанял сообщника, чтобы изобразить нападение. Разве что помощник захотел получить все. В таком случае объясняется попытка убийства.

Нет, не объясняется. Бессмыслица.

Она отложила бумаги и снова задумалась, почему Гидеон ей лгал. Он производил впечатление приличного человека. Умный, благовоспитанный, вежливый, может, чуточку со странностями, но все ученые та-кие.

Так зачем лгать?

Он знал человека, которого застал в доме? Вряд ли. По ее сведениям, Гидеон большую часть детства провел в интернате, а его отец совсем недавно переехал в Толлард-Ройял. Прежде они жили в более скромном доме на востоке Уилтшира и в Кембридже, где преподавал Натаниэль.

Так зачем же? Вероятных причин не так уж много. Возможно, он испуган. Многие жертвы преступлений не решаются опознавать преступника в страхе, что тот вернется. Или пришлет другого. Страх перед нападением. Разумно.

Чейз, конечно, не из бесстрашных. С другой стороны, ей не показалось, что он особенно напуган. Не то, что ее мама называет «сыграть труса». Тогда другое объяснение. Он мог знать, что его старик в чем-то замешан, и вторжение в дом связано с этим «чем-то». Возможно, Гидеон назначил встречу в доме, они поссорились, тот угрожал или напал на него, Чейз вызвал полицию…

Не складывается. Она опять заглянула в рапорт. Он, несомненно, потерял сознание и был брошен умирать. Позвонивший говорил спокойно и взвешенно — так не говорят в полуобморочном состоянии, наглотавшись дыма.

Но она чувствовала, что подбирается к истине. Натаниэль Чейз был в чем-то замешан, в этом она не сомневалась.

— Беккер!

Меган подняла взгляд и вздрогнула. К ней направлялась старший инспектор Джуд Томпкинс. В последнее время сорокалетняя блондинка положительно сходила с ума. Дергалась, как коробка с лягушками. Предстоящее замужество — второе по счету — не лучшим образом сказалось на ее характере.

— Вы уже покончили с самоубийством, Беккер? — Она опустила на стул задницу модели «раздави диету».

— Нет, мэм. — Меган помахала пачкой рапортов. — Только читаю сводку. В доме покойного случился пожар.

— Слышала. Что там, взломщики? Бродяги?

Меган пояснила:

— Сын после беседы с нами вернулся в дом. Застал в кабинете постороннего, поджигавшего комнату.

— Кто такой, какой-нибудь псих?

— Неизвестно. Он оставил нашего человека без сознания. К тому же, не окажись местный патруль прямо за углом, род Чейзов тут бы и оборвался.

Томпкинс обдумала ее слова. Ей совершенно ни к чему были в сводке происшествий взлом с поджогом и попыткой убийства. На отделение серьезно давили, требуя улучшения показателей.

— Вижу, там все сложнее, чем я думала. Вы смогли бы взять к этому еще одно дело?

Это не было вопросом. Старший инспектор выложила папку на стол Меган.

— Дело об исчезновении. Посмотрите, будьте добры!

Меган проводила старшего инспектора взглядом.

Хорошее дело — передача полномочий. Сваливаешь свою работу в чужую мусорную корзину, и пусть себе другой прыгает на крышке, пытаясь втиснуть ее.

— Босс, как насчет еще одной пары рук? — крикнула она.

Меган понимала, что при всех трудно отказывать на просьбу о помощи. Она бросила на начальницу от-чаянный взгляд.

— Хоть на пару дней!

Томпкинс расплылась в улыбке:

— Джимми Доккери. Можете взять сержанта Доккери на сорок восемь часов. Потом он должен вернуться к своим обязанностям.

Меган зажмурилась. Джимми Доккери? Она закрыла уши ладонями. Не помогло. Она все равно слышала общий хохот.

29

Мастер ожидал звонка. Только не знал, когда. Он извинился и покинул избранное общество. У него в карманах лежали два телефона. Дорогой «Блэкберри», которым он пользовался прилюдно, и старенькая «Нокия» с анонимным счетом. Он вынул «Нокию». Звонил Сетус[3].

— Вы можете говорить?

— Минуту. — Мастер вышел во двор. — Слушаю.

— Молодой Чейз только что заходил за завещанием отца.

Мастер полез в карман куртки за сигаретой.

— И что?

— Спрашивал, чего мог стыдиться Натаниэль.

— Так и спросил, да? Или это ваша интерпретация?

— Этими самыми словами. Сказал Люпусу, что отец оставил ему какое-то письмо. По-видимому, его забрала с места смерти полиция.

Мастер прикурил «Данхилл» от золотой зажигалки с монограммой.

— Что в нем? Обвинение? Признание?

Сетус попытался успокоить его:

— Ничего такого. Если бы он слишком разоткровенничался, джентльмены из полиции уже осаждали бы мою контору, задавая нежелательные вопросы.

Мастер выдохнул дым и уставился в стену напротив.

— Однако они к вам обращались. Вы сами так сказали, и Грус сообщал, что кто-то из следователей влез в это дело.

— Верно, но это обычная рутина. Они нашли поручения в кабинете Натаниэля и хотели знать, продолжаем ли мы вести его дела. А насчет следователя не беспокойтесь.

— Не буду. — Мастер принялся расхаживать по двору. — Насколько я знаю от Натаниэля, они почти не поддерживали отношений. К сожалению, его сын вряд ли окажется нашим другом.

— Да, судя по тому, как он держался в моей конторе.

Мастер ненадолго задумался.

— Очень жаль. Учитывая, сколько сделал для Ремесла его отец, он мог бы быть принят в Круг. Полиция интересовалась завещанием?

— Разумеется.

— Он, кажется, получает все?

— Все.

— Вы, вероятно, хорошо заработали на процентах?

Сетус обиделся:

— Я обращался с Натаниэлем честно. Не забывайте, он был моим другом.

Мастер спохватился. Он сказал лишнее.

— Прошу прощения. Мне не следовало шутить на эту тему. — Он взглянул на младшего коллегу, который, стоя в дверях, показывал на часы. — Мне пора.

— Вы не думали отложить?

— Невозможно. — Мастер сделал последнюю затяжку, бросил окурок и притоптал его. — Откровение недвусмысленно. Следует завершить церемонию между вечерними сумерками солнцестояния и утренними сумерками следующего дня, иначе в ней не будет смысла.

Сетус молчал, и мастер что-то почувствовал.

— Вторая жертва ведь будет готова?

— Будет. Все пройдет по плану. Но что с Чейзом-младшим?

Мастер кивнул околачивавшемуся неподалеку коллеге и одними губами попросил подождать еще мину-ту. Когда тот отошел, он завершил разговор:

— Сыном я займусь. Вы позаботьтесь обо всем остальном.

30

Кейтлин оставила четкие инструкции. Снять номер. Заморозить бутылку шампанского. Запасти в мини-баре две коробочки мороженого «Бен и Джерри» — любого, только не со сгущенкой. Наполнить ванну — на три четверти. Никаких ароматов — просто вода, горячая вода. Принести презервативы. Без ароматов, рельефные. Не меньше пяти. Позаботиться, чтобы хватало травки и экстази.

Кейтлин, несомненно, привыкла получать то, чего хочет. Вот и хорошо. Зато не будет вопросов, зачем они встречаются. Не придется поддерживать пустой разговор, постепенно продвигаться от поцелуев к прикосновениям в надежде на большее. Он отменил все, что запланировал на вечер. Не так уж много пришлось отменять. Раздобыть все, что надо, удалось без труда. Ливанская травка и недельный запас экстази у него уже были, а мороженое и пару бутылок «Луи Родерер Кристаль» он закупил по дороге, в «Селфриджес». Оттуда проехал к Гайд-парку и снял номер в «Эте» — маленьком изысканном отеле, известном французской кухней. Все же ему пришло в голову, что тысяча фунтов за номер — дороговато, но потом Джек вспомнил, что он теперь продюсер и собирается провести ночь с восходящей звездой.

Номер, казалось, стоил своих денег: огромная кровать под золотистым одеялом, тяжелые шторы в тон подвязаны, и за ними открывается маленькая терраса с легкими металлическими креслами. Он задернул шторы и зажег лампы в форме египетских светильников по сторонам кровати. Перевел айпод в режим проигрывателя и вдруг испугался. Можно многое сказать о человеке по тому, какую музыку он выбирает. Прокрутив несколько последних загрузок, он остановился на «Растерзании Стрикленда Бэнкса», втором альбоме «План Б», и дослушал почти до конца «Любовь идет», когда в дверь постучали.

Ровно в два часа. А он был уверен, что она опоздает. Ошибся. Джек открыл дверь. Она сбросила с плеч светлый плащ и осталась в полупрозрачном дневном платье.

— Не пялься так, впусти меня.

Он отступил в сторону.

— Прости, ты выглядишь такой… — Он сообразил, что она боится посторонних взглядов, и поспешно закрыл дверь, — … прекрасной.

Она уже была рядом с ним. Уронила на пол плащ и сумочку и поцеловала. Вроде легкого электрического разряда. Ток пронизал его насквозь. Это уже было много, а им еще предстоял великолепный секс.

Кейтлин отстранилась, чтобы перевести дыхание, и улыбнулась.

— У меня всего час. Шестьдесят минут. Начнем.

31

Девайзес

Сержант Джимми Доккери был уилтширским Горацио Кейном. Во всяком случае, так он полагал. Он говорил медленнее, чем умирающий от астмы, и даже в самые пасмурные дни носил темные очки а-ля «Топ ган».

В детстве его завоспитывали, и мальчишка-разгильдяй самоутверждался, став копом. Одна беда — в отличие от полицейского из Майами лейтенант не был непревзойденным стрелком. Он вообще не был стрелком. Зато он был сыном заместителя главного констебля, и перед этим фактом бледнело все остальное.

— Мне сказали, вам нужен помощник, детектив-инспектор. — Он навис над ее головой, потом сполз на стул рядом и сверкнул лучшей из своих улыбок. — Рад быть полезным.

Меган содрогнулась.

— Спасибо, Джимми. — Она достала несколько сколотых степлером листков и толстую папку. — Это материалы по самоубийству Чейза. Ты ведь слышал?

Он ответил тупым взглядом.

Она сдержала вопль.

— Профессор Натаниэль Чейз, автор всемирно известных трудов, археолог, торговец древностями, про-живал в Кранборн-Чейз, в богатом районе Толлард-Ройял.

— А, да, знаю.

Она подозревала, что это неправда, но все же продолжила:

— Найди его в Гугле, а здесь все материалы на него и по самоубийству. — Открыв папку, она указала на лист с контактным номером. — Это номер мобильного Гидеона Чейза, сына Натаниэля. Он хотел видеть тело. Тебе не трудно обеспечить, чтобы к нему отнеслись с сочувствием? — Она сомневалась, что способностей Джимми хватит хотя бы на это.

— Считайте, сделано. — Он широко улыбнулся и округлил глаза. Позаимствованный у кого-то фокус — верный способ дать понять, что он готов сделать все возможное и невозможное.

Она с изумлением наблюдала за его гримасами.

— Чего ты ждешь, Джимми? — Она склонила голову, будто разглядывала выползшую из-под камня странную букашку. — По-видимому, я имею удовольствие пользоваться твоим обществом не более двух дней, так что давай начнем.

Он понял намек и отошел, махнув ей через плечо:

— До скорого, босс.

Меган разжала кулаки. Надо научиться расслабляться. Даже если ты не выносишь дураков, это не повод разбивать им носы. Она заварила себе крепкого чая в маленькой кухне за общим залом и вернулась к своему столу как раз вовремя, чтобы снять трубку звонившего телефона. Потянувшись в спешке за трубкой, она пролила горячий чай на бумаги.

— Детектив-инспектор Беккер. Черт!

На том конце трубки возникла пауза, потом звонивший заговорил:

— Это патрульный Роб Фезерби из Шефтсбери. Сержант сказал мне вам позвонить.

— Простите, Роб. Я тут кое-что пролила. Сейчас, разберусь. — Она спасла бумаги от расползавшейся темной лужи и промокнула ее вытащенной из сумочки салфеткой. — Я слушаю. Еще раз извините, что вы говорили?

— Нас с патрульным Джонсом вызывали на взлом в Толларде. Я просил диспетчера передать вам — они ведь звонили?

— Звонили. Большое спасибо. Как ваш напарник?

— Нормально. На время потерял голос. Это даже к лучшему.

Меган рассмеялась. Ей, как и большинству копов, черный юмор помогал не свихнуться.

— Я читала ваш рапорт. Очень подробное описание. Если этот случай попадет в «Криминальные вести», им стоит пригласить вас.

Он был польщен.

— Спасибо. Стараюсь запоминать все, что могу.

— Чем я могу помочь?

— Вы еще интересуетесь этим делом? То есть взломом. Что вы расследуете самоубийство, я знаю.

— Что у вас?

— Ну, сегодня утром эксперты сняли вполне приличные отпечатки ног с газона и клумбы. Они сходятся со следами в доме.

— Отлично! — В ней снова проснулся оптимизм. — У вас есть подозреваемый?

Он рассмеялся:

— Если бы! Но у меня есть кое-что получше. Взломщик потерял полотняную сумку, полную инструментов.

— Роб, мне до дома Чейзов около сорока миль. Как вы думаете, вы могли бы встретиться там со мной, скажем, через два часа? Мне очень хотелось бы, чтобы вы показали, где что найдено и как, на ваш взгляд, было дело.

— Я должен спросить сержанта, но думаю, можно. Я вам отзвоню, ладно?

— Отлично! Спасибо.

Меган повесила трубку. Она была рада поводу еще раз повидать Гидеона Чейза — и, возможно, выяснить, почему он лгал.

32

Гайд-парк, Лондон

Час прошел. Кейтлин оделась и стояла у дверей, собираясь уходить.

Она получила все, чего хотела. Парень неглуп. Послушен. Очень неплох в постели. Мог бы поучиться терпению, но этот урок не помешал бы никому из мужчин.

Джек не потрудился одеться, только накинул белый махровый халат. После ее ухода влезет в душ. А может, оставит на себе ее запах на целый день. Он шагнул к ней, в глазах еще стоял голод.

— Поцелуй на прощание мне полагается?

Он прилепил на кончик языка таблетку экстази.

Она сняла ее губами — в награду за внимание. Проглотила и снова отстранилась.

— Вот бы научились делать их со вкусом «Бен и Джерри»!

— Все и всегда были бы на взводе.

— Именно.

— Так тебе понравилось вишневое…

Она перебила:

— Мне все понравилось. Ты молодец.

Он улыбнулся:

— А когда у меня снова будет случай показать себя молодцом?

— Не будь липучкой. Терпеть не могу липучек.

Он опешил.

— В то же время, в том же месте, на следующей неделе. Номер сними сам. Приготовь все, что и в этот раз, только плачу я, ладно?

Теперь он почувствовал себя дешевкой.

— Обойдусь. Как насчет более регулярных встреч? Кино, клуб, ужин? Или ты такими глупостями не занимаешься?

Она прервала его смешком:

— Парень, ты даже не представляешь, какой ад устроит тебе мой отец, прежде чем позволит хотя бы угостить меня кофе.

Он промолчал.

Она застегнула плащ.

— Слушай, мне надо идти. Здесь же на следующей неделе?

Он кивнул.

— Пока что ты мне нравишься. Посмотрим, как пройдет следующий раз. Тогда и подумаем, стоит ли рисковать гневом папочки ради обеда или чашечки кофе.

Улыбка у него была по-настоящему теплая, с симпатичными морщинками в уголках глаз. Она поддалась минутной слабости, обняла его за шею, поцеловала так, как никого еще не целовала. Свободно. Неспешно. Без требовательности. Нежно.

И сама поразилась.

— Я пойду.

Джек не успел открыть глаз, а дверь уже щелкнула, выпуская ее в коридор.

— Эй!

Она обернулась.

— Я приготовлю тебе сюрприз. — Он сложил пальцы в воображаемый телефон и приложил к уху. — Жди звонка. Получишь от меня сообщение.

33

Меган остановила свой «Форд» рядом с патрульной машиной перед воротами поместья Чейза и опустил а стекло.

— Вы, надо думать, Роб Фезерби?

Приятный на вид темноволосый мужчина немногим старше двадцати улыбнулся ей.

— Да. Я сам только подъехал. Проедем дальше?

Она кивнула на дом:

— Показывайте дорогу!

Патрульный бросил на нее игривый взгляд, завел мотор и проехал в ворота.

Они остановились за стоящей на подъездной дорожке «Ауди» и вышли на теплое солнце. Фезерби достал толстый конверт с фотографиями улик, найденных на месте преступления.

Меган нажала звонок и основательно постучала в дверь тяжелым дверным молотком. Выждав минуту, оглянулась на «Ауди»:

— Он должен быть дома. Это его машина.

Патрульный надолго прижал пальцем звонок. Когда он отнял руку от кнопки, дверь открылась. Гидеон Чейз выглянул в щель. Он выглядел бледным и измученным.

Меган заговорила:

— Мы должны задать вам еще несколько вопросов.

Гидеону было не до того.

— Мне сейчас неудобно.

Он начал закрывать дверь.

Она вставила в щель ногу.

— Это патрульный Фезерби. Вы встречались, хотя и не помните его. Он той ночью вытащил вас из огня.

Это сообщение привело Гидеона в чувство. Он вспомнил о хороших манерах и протянул руку.

— Спасибо! Очень вам благодарен. — Покосившись на Меган, он неохотно открыл дверь. — Проходите в комнаты. Я пока успел освоиться только с кухней.

Они прошли вперед, пока он закрывал дверь. Голова у него раскалывалась после расшифровки нескольких дневников, и ему, право, было не до них.

— Большая кухня! — воскликнула Меган, пытаясь разрядить обстановку, и погладила рукой старую кухонную печь «Ага». Единственное, чего здесь не-доставало, — это женской руки. Ни занавесок, ни вазочек, ни наборов для специй. Здесь чувствовалась ненавистная ей мужская функциональность. Гидеон догнал их.

— Мне немножко неловко. — Он взглянул на Фезерби. — Своего спасителя надо бы угостить хотя бы чашкой кофе или чая, но, боюсь, у меня нет молока. Могу сварить черный, ничего?

— Очень хорошо, спасибо, — откликнулся патрульный.

— И мне тоже, — добавила Меган.

Гидеон решительно скрестил руки на груди, прислонился плечом к шкафу и постарался изобразить радушие:

— Так чем я могу помочь?

Меган заметила, как покраснели его веки, и решила, что стресс начал сказываться.

— Эксперты из отделения Роба нашли немало следов взломщика. Я просила его ознакомить меня с уликами для составления профиля преступника. Вы не возражаете?

Он беспомощно развел руками:

— Конечно. Но чего вы хотите от меня?

— Ничего, — по возможности мягко ответила она. — Нам просто нужен доступ в кабинет, на ту сторону дома и в сад. Вы даете свое разрешение?

Он предпочел бы не давать, но не нашел предлога для отказа.

— Пожалуйста. Я наверху разбираю отцовские вещи, крикните меня, если понадоблюсь.

Она кивнула:

— Спасибо. Позовем.

Гидеон вышел, чувствуя, что его выставили.

Фезерби провел Меган в выгоревший кабинет. Она обвела взглядом почерневшие стены, пол и потолок.

— Ну и вид.

Все здесь пахло гарью.

— Говорите, пожар начался от штор и письменного стола?

Он указал рукой на обугленное пятно на полу:

— Вот здесь. Так сказал старший следователь пожарной команды.

Она сделала заметку в уме. Взломщик занялся этим в кабинете, а не в прихожей. Предумышленный поджог. Он что-то искал и либо нашел и сжег, либо не успел. Во втором случае решил позаботиться, чтобы никто другой тоже не нашел.

— Использовались какие-либо воспламеняющие вещества? Бензин или масло из кухни?

Фезерби покачал головой:

— Нет, насколько я знаю.

Она вышла в коридор и крикнула наверх:

— Гидеон, можно вас на минуту?

Археолог перегнулся через перила.

— Ваш отец курил?

Он на секунду задумался.

— Нет, не думаю. Насколько я помню, он был противником курения, — и сдержанно продолжал: — Возможно, он начал курить в последние несколько лет, когда мы с ним не общались, но, думаю, это маловероятно. Что-то еще?

Она улыбнулась ему снизу вверх:

— Пока нет.

Он скрылся, а она вернулась в кабинет. Констебль вопросительно посмотрел на нее. Она не пожалела времени на объяснение.

— Взломщик был курильщиком. Он воспользовался собственной зажигалкой, одноразовым «Биком». По словам сына, он успел заметить ее в руке поджигателя. Этот человек впервые совершает поджог. Иначе он использовал бы горючее. Маловероятно, что он привлекался к суду, но, судя по тому, как он управился с вашим напарником, он, возможно, отставной военный.

Фезерби восхищенно уставился на нее:

— Почему вы так уверены?

— Не уверена. Я ведь сказала: «Маловероятно». Но рассудите сами. В составлении профиля это называется смешанный стиль: часть работы выполнена профессионально, а часть — полностью провалена. Нарушителю закона необходим элемент удачи, чтобы все прошло как задумано. Взломщику не повезло. Сын хозяина дома застал его за поджогом, застал врасплох, вызвал полицию и едва не запер в горящем помещении. С этого момента парню пришлось импровизировать, он думал только о спасении — поэтому оглушил, но оставил в живых патрульного Джонса и забыл сумку с инструментами.

Фезерби повидал достаточно взломов домов и машин, чтобы понять, что Меган права.

Но та еще не закончила.

— Поджог не входил в план. Это была импровизация. Он что-то искал и, по-видимому, не нашел.

— Так зачем же поджигать?

Она подумала:

— Чтобы не нашли другие. Очевидно, искомое угрожает ему или тому, на кого он работает.

Фезерби кивнул в сторону лестницы:

— Он дал описание?

Она поморщилась:

— Нет. Совершенно не помнит, как тот выглядел.

— Жаль.

— Забудьте пока о нем. Сосредоточьтесь на взломщике. Он не только не рецидивист, он не слишком умен. Но смел. Не так легко решиться на взлом, тем более когда хозяин дома только что умер. Допустим, что наш подозреваемый уверен в себе, силен и не слишком молод. Я бы предположила, что ему от тридцати до сорока пяти и его профессия требует физической силы. Учитывая, что в Уилтшире представители цветных рас составляют всего шесть процентов, он, скорее всего, белый.

Патрульный подвел итог:

— Белый мужчина, занимается физическим трудом, от тридцати до сорока пяти, без уголовного прошлого. Поразительно, столько сведений из одной только выгоревшей комнаты!

Она чуть не начала объяснять, что меньше всего основывалась на том, что увидела в доме. Основой ее рассуждений служили невидимые ключи, которые обнаруживаются в поведении каждого преступника.

— А как он связан с покойным?

Она ответила не сразу:

— Хороший вопрос. Если мы на него ответим, решатся все загадки этого дела.

— Но ведь связь была, верно?

— По меньшей мере одна. Возможно, несколько.

Он недоуменно нахмурился. Меган пояснила:

— Взломщика могли связывать с покойным профессиональные интересы. Он мог быть садовником, мойщиком окон, механиком. Он мог познакомиться с профессором, регулярно выполняя для него ту или иную работу или доставляя товары. Возможно, по-этому он чувствовал себя в доме так уверенно. Но, как мне представляется, могло быть и другое. Он мог быть замешан в том же, в чем замешан старик.

— Не понял?

— У Чейза было много денег. Слишком много для ученого. Уверена, он причастен к чему-то нехорошему. Вопрос только: к чему?

Гидеона, слушавшего разговор с лестничной площадки, словно ножом ударили в сердце. Но в глубине души он знал, что она права. Отец был замешан в чем-то дурном. Настолько дурном, чтобы хранить тайну.

34

Они пришли за ним незадолго до полуночи.

Действовали быстро и молча. Пути назад уже не было. Скоро Ли Джонс превратится в Лацерту[4]. И перемена имени будет мучительной. Ему завязали глаза и увезли за много миль — готовиться к посвящению.

Он заслужил право знать о существовании Святилища, но место, где оно находится, будет доверено ему не сразу. Сильные руки направили его по наклонному ходу к преддверию. Все так же, с завязанными глазами, он был раздет и омыт и нагим введен в Великий зал. Огромный зал, похожий на пещеру. Такой высокий, что своды терялись в сгущающейся над головой темноте.

Запах сотен горящих свечей плыл в холодном воздухе. От страха и наготы все его чувства обострились. Каменные плиты под ногами были тверды и холодны как лед.

Мастер поднял молот, символ ремесла древних, создавших место, где покоятся Святые, и Святилище. Обведя взглядом собрание, он опустил молоток. Гигантский мраморный блок задвинул, запечатал единственный выход из зала.

— Пусть глаза обретающего рождение откроются.

Повязку сняли. Началось посвящение.

Сердце Ли стучало молотом. Он увидел идеально круглое помещение, моргая, взглянул на копию Стоунхенджа, выполненную в натуральную величину. Но не разрушенную, а полную, такую, каким был Стоунхендж в день завершения строительства. В центре стояла окутанная плащом фигура. Лицо скрывала тень от капюшона.

Мастер заговорил:

— Воззри на воплощение Святых. Божество покоится здесь столетиями, с тех пор как праотцы наши, предтечи Последователей, воздвигли этот космический круг и Святилище. Здесь ты предстаешь перед ними. В знак почтения со времени посвящения всегда пребывай здесь с покрытой головой и с потупленным взглядом. Понял ли ты?

Он знал ответ.

— Да, Мастер.

— Ты приведен сюда, ибо сочтен членами нашего Ремесла достойным следовать. Желаешь ли ты этого?

— Да, Мастер.

— Готов ли ты вручить свою жизнь, душу и верность Святым и тем, кто охраняет их?

— Да, Мастер.

— Святые обновляют нас, лишь пока мы обновляем их. Мы чтим их нашей кровью и плотью, и они в ответ охраняют и обновляют нашу кровь и плоть. Вручишь ли ты свою плоть и кровь их бессмертной святости?

— Да, Мастер.

У него за спиной загорелись в раскачивающемся медном кадиле благовония. Воздух наполнил сладкий запах трав, лука и камеди. Мастер широко раскинул руки:

— Подведите желающего следовать к Плахе!

Ли Джонса провели внутрь каменного круга. Ему страшно хотелось оглянуться на людей вокруг, хотя Шон предупреждал, что делать этого нельзя, что не следует заглядывать в лицо собравшимся в Великом зале, и особенно в лицо Мастеру.

Голос над ухом велел ему преклонить колени. Пол был твердым как кость. Чьи-то руки опрокинули его лицом вниз, и четверо Последователей привязали ему запястья и лодыжки. Он лежал на рябом камне — Плахе. Мастер приблизился, за ним придвинулись кадильщики и остальные члены Внутреннего круга.

— Веришь ли ты в силу Святых и тех, кто следует им?

— Да, Мастер.

— Доверяешь ли ты без сомнений, без колебаний их силе защищать, поддерживать и исцелять?

— Да, Мастер.

— Посвятишь ли свою жизнь служению им?

— Да, Мастер.

— Клянешься ли своей жизнью, жизнями всех родных и тех, кого любишь, никогда не говорить о Ремесле вне нашего братства, если только тебе не будет на то позволения?

— Да, Мастер.

Кадило описало несколько кругов над его распростертым телом, и кадильщик отступил назад. В руке мастера появился длинный темный клинок, вытесанный из острого осколка первого трилита.

— Я приношу кровь, плоть и кости этого смертного в надежде, что вы примете его как вашего слугу и даруете ему защиту и благословение. Святые боги, я смиренно молю вас уделить долю любви нашему брату.

Он шагнул к Плахе и рассек тело лежащего от запястий к плечам, от лодыжек к бедрам и от шеи к основанию позвоночника.

Ли напрягся. Боль навалилась ударом. Он сдержал крик. Всплеск адреналина поглотил боль. Разрезы налились огнем, охватившим все тело.

Кровоточащие линии представили глазам собравшихся образ звезды. Каждый из них пережил такое же увечье, такое же унижение наготой. Они знали, какие мучения еще предстоят.

Мастер опустился на колени. Достал из-под плаща церемониальный молот. Приставил каменное лезвие к черепу неофита.

— К пролитой ради вас крови мы прибавляем плоть и кость в знак нашей верности и любви.

Молоток опустился на тупой конец каменного клинка. Лезвие выбило кусок черепной кости вместе с кожей.

Теперь он завопил.

Темнота сжала в объятиях. Когда Ли Джонс пришел в себя, зал был пуст. Он лежал как прежде, крепко привязанный, лицом вниз. Каменный блок вновь запечатал выход. Он знал, какая судьба его ждет.

35

Пятница, 18 июня

Настало безоблачное утро, начало самого теплого, по обещаниям синоптиков, дня в этом году. Меган намазала Сэмми кремом от загара, сложила в ее сумку коробочки с завтраком и отвезла в детский сад.

Она торопилась взяться за работу, закончить составление профиля взломщика из Толлард-Ройял. Полученные вчера находки многое могли добавить к психологическому портрету преступника — особенно собранные Робом Фезерби и полицией Шефтсбери улики.

Добравшись до своего рабочего стола, она первым делом пересмотрела список улик:

1) Сумка с инструментами у задней садовой стены.

2) Кровь, обнаруженная на разбитом стекле теплицы.

3) Клочок ткани на кусте шиповника.

4) Одноразовая зажигалка, подобранная на земле рядом с кротовиной.

5) Отпечатки следов, снятые с клумб, газона и в доме.

Меган разложила все в обратном порядке. Отпечатки оставлены кроссовками десятого размера, модель еще не определили. Это на целый размер больше размера среднестатистического английского мужчины и предполагает — хотя без гарантии, — что их хозяин выше среднего мужского роста 175 см. Она бы дала 180 сантиметров. Далее, глубина отпечатков на клумбе. В нескольких местах он ступил на всю ступню. Остались глубокие следы, признаки того, что он потерял равновесие. Вполне вероятно — из-за темноты. А может, потому, что для ловкого взломщика он был тяжеловат. При росте 180 сантиметров средний вес составляет 82,5 килограмма. Она состорожничала, дав взломщику 85,5 килограмма. При таком росте и весе вероятны обхват груди 107 сантиметров и талии — 94 сантиметра. Размер важен, потому что он вполне мог выбросить одежду или сдать ее в благотворительную лавку, как поступают многие преступники.

Меган поразмыслила над одноразовой зажигалкой. Очень вероятно, что она принадлежала тому человеку. Тут ей приходилось полагаться на Гидеона Чейза. Не стоит с ходу отвергать его показания. Это была разноцветная подарочная модель, выпущенная в продажу под Рождество. Учитывая, что сейчас июнь, мужчина, вероятно, немного курит. Или же он купил ее в наборе, такие мелочи часто продаются по три. Тогда он курит более регулярно. Она надеялась, что на зажигалке остались следы. Даже если в доме он действовал в перчатках, они вполне могли остаться на колесике и корпусе.

Третьей в списке шла ткань, оставшаяся на колючках шиповника. Черный стопроцентный хлопок, но, по словам Фезерби, эксперт обрадовался, отметив густоту цвета. Решил, что ткань новая, стирана не больше двух раз. Меган была осторожнее. Одежду могли купить много месяцев назад и забыть в шкафу. Однако, если покупка недавняя, имелся хороший шанс найти, где она куплена.

Кровь на стекле теплицы еще на анализе, но из лаборатории уже сообщили, что это нулевая группа, резус положительный, как у сорока процентов населения. Возможно, токсикологический тест выявит пристрастие к наркотикам или к алкоголю.

Она жадно откусила от питательной плитки и задумалась, какой вкус ей намеревались придать. Вероятно, смесь золы с мелом. Как ни странно, этикетка объявляла ее «Шоколадным наслаждением». Она догрызла плитку и перешла к самой существенной улике. Сумка с инструментами.

Меган повидала немало наборов инструмента взломщиков. Обычно в них находятся стеклорез, пленка, легкое покрывало, чтобы пролезать в окна без шума и не поцарапавшись. Часто — запасной мешок, чтобы складывать краденое добро, и хирургические перчатки, чтобы не оставлять отпечатков. Более солидные взломщики запасаются винторезами, пробойниками и стальными зубилами для вскрытия сейфов. Кое-кто носит с собой фонарь и даже пластит.

Но не этот. Он пришел с ломиком, отвертками, молотком, чем-то вроде шила с рукояткой, изоляционной лентой и смертоубийственного вида топориком. Чем подтвердил ее подозрения, что он не профессионал. И к тому же вряд ли задолго планировал взлом — просто прихватил то, что нашлось в мастерской или в гараже.

Она задумалась, с чего такая срочность. Такой поспешный, непродуманный ход. Кто-то ему приказал? Заставил? Запасной сумки не было — вероятно, он пришел не воровать. Он искал один или несколько определенных предметов.

Она еще раз взглянула на полученные от Роба Фезерби фотографии. Самое интересное — топорик. Он не для рубки дров, это наверняка. Выглядит, как дорогая принадлежность из кухонного набора. Не осмотрев, она не могла сказать точно, но похоже на мясницкий топорик. Возможно, парень работает на кухне.

Она проанализировала способ побега. Стеллаж из теплицы был найден у стены, которая выходит на участок общественной земли и дальше, на отвилку трассы. Густая нестриженая трава основательно истоптана. В грязи на дороге остались следы шин. Все это означало, что он знает местность. Он знал, где незаметно оставить машину, и был уверен, что на этом участке нет оживленного движения.

Меган определила его как бывшего военного, со средним интеллектом, не из университетских. Преступник смешанного типа: способен организовать и спланировать, но не исполнить задуманное полностью. Она вывела окончательное заключение:

Белый мужчина 30–45 лет, занимается физическим трудом, возможно, в сфере общественного питания, в местном пабе или ресторане.

Имел дело с оружием, возможно, служил в армии в нижних чинах.

Местный житель, водит легковую машину или фургон.

180 см, 82,5 — 85,5 кг. Обхват груди не меньше 107 см, обхват талии не меньше 94 см.

Не имеет криминального прошлого.

Поколебавшись, она добавила еще одну строчку:

Беспощаден.

Она не сомневалась, что имеет дело не с обычным взломщиком или грабителем, тем не менее преступник, не задумываясь, оглушил полицейского и оставил Гидеона Чейза в горящем доме.

Кем бы он ни был, он скорее убьет, чем даст себя поймать.

36

Толлард-Ройял

Гидеона разбудили крики диких гусей.

Шатаясь, чувствуя, как ноет все тело, он побрел в ванную. В окно он видел, как четыре птицы дрались за территорию у маленького садового озерца. Хлопали крыльями, налетали друг на друга, били клювами. Побежденный издал пронзительный крик и вместе с подругой полетел низко над соседним полем.

Гидеон скептически оглядел старую душевую насадку над ванной с пятнами ржавчины. Залеплена герметиком, кашляет и плюется, однако вода полилась с хорошим напором. Шампуня не нашлось, но в раковине лежало мыло. Он взял его, залез в ванну и задернул хилую пластиковую занавеску, чтобы не забрызгать комнату.

Приятно было постоять под горячей водой. Душ помог немного расслабить плечи, наливавшиеся тяжестью при воспоминании о прочитанном ночью.

Через тринадцать месяцев после смерти матери его отец стал Последователем Святых. Поначалу Гидеон решил, что имеется в виду какое-то местное историческое общество. Но он ошибся. Тут было совсем другое. Как он понял, его отец находил в камнях духовное утешение, как иные находят его в церкви. Натаниэль называл их Святыми и искал в каждом камне источник помощи особого рода. Он описывал, как один камень давал духовное обновление и разгонял уныние, другой приносил физическую силу и здоровье. И так далее. Гидеона позабавило сравнение Стоунхенджа с волшебным кругом ароматерапии. Кто бы мог подумать, что его блестящий, знаменитый отец мог верить в такие вещи! Смерть Мэри, должно быть, подкосила его. Это многое объясняло.

Горячая вода вдруг сменилась холодной. Он выбрался из ванной, достал большое серое полотенце. Вытерся и натянул прежнюю одежду. Она припахивала дымом пожара, но он не мог заставить себя влезть в отцовский гардероб хотя бы за бельем.

Внизу он нашел открытую коробку кукурузных хлопьев, но не обнаружил молока. Насыпал горсть в чашку и сжевал всухомятку, глядя в кухонное окно. Мимо по-хозяйски просеменили несколько фазанов, покосились на него и продолжили заниматься своими делами. Он закончил скудный завтрак, налил стакан воды из-под крана и унес его наверх.

Комната была завалена книгами, но Гидеон не хотел наводить порядок. Он рвался читать, пожирать текст, пока не поймет хоть что-нибудь. Он взял том, на котором остановился ночью, и перечитал карандашную расшифровку, надписанную им над записями отца.

«Суть Ремесла удивительно проста. Божественно проста. Нет одного-единственного бога. Их много. Неудивительно, что вожди и последователи каждой религии воображают, что они одни обрели истинного Мессию. Они всего лишь открыли одного из мессий. Они наткнулись на духовный след, оставленный одним из Святых — или жизнью, которой коснулся Святой, или их даром.

Очень жаль, что такие последователи обращают молитвы лишь к одному частному богу. Если бы они знали, что их божество способно даровать благословение лишь одного рода! Человеческое желание монополизировать религию замкнуло их умы перед многообразием благости».

Гидеон попытался отбросить ограничения привычного образа мыслей. Очевидно, его отец верил, что камни — некие сосуды. Дома богов. Так ли это безумно? Миллиарды людей верят в нечто подобное: что боги живут в молитвенных домах, что они мистическим образом присутствуют в золотых молельнях над алтарями, что их можно приманить ритуальными жестами или мессой. Кажется, вера отца не более нелепа.

Он опустил взгляд на черные буквы, оставленные чернилами из отцовской авторучки. Страница буквально впитала глубокие размышления отца. Даже через десятки лет после того, как были написаны, слова непостижимым образом эмоционально связывали с отцом. Почти прикосновение.

Не может ли происходить подобное, когда прикасаешься к камням? — задумался Гидеон. Возможно, ты впитываешь мысли и чувства, мудрость людей, живших задолго до тебя — мудрейших из древних, — людей, столь великих, что их почитали за богов.

Только теперь, когда мысль о Святых перестала казаться безумием, он вернулся к чтению. Снова греческий шифр: ΨΝΚΚΦ — кровь, ΖΩΧΗΠΤΠΧΥ — жертвоприношение.

Только теперь он решился целиком прочитать абзац:

«Святые нуждаются в обновлении. Оно должно происходить постоянно, чтобы не ускорилось их движение к упадку и распаду. Доказательства уже есть. Как глупо думать, что мы можем черпать от них, не пополняя! Божественность коренится в крови и костях наших предков. Они отдали себя ради нас. И мы должны отдать себя им.

Необходимы жертвы. Необходима кровь. Кровь ради будущих поколений, ради всех и особенно ради моего любимого сына».

Гидеона потрясло попавшееся ему упоминание о нем самом. Но еще больше потрясли его следующие слова:

«Я охотно отдам свою кровь, свою жизнь. Я только надеюсь, что они окажутся достаточной ценой. Достаточной, чтобы изменить судьбу, которая ожидает моего бедного лишившегося матери сына».

37

— Вы еще не нашли того пропавшего?

Вопрос старшего инспектора Джуд Томпкинс прогремел по коридору, словно тяжелый шар, и Меган Беккер чуть не пролила чай, который несла из кухни к своему месту.

— Нет, мэм, еще нет.

— Но вы им занимаетесь? Вы просмотрели материалы, нашли какие-то ниточки? — Начальница сделала величественный жест. — Я абсолютно уверена, что вы уже связались с его родственниками и получили хотя бы фотографию.

Меган проигнорировала сарказм:

— Мэм, я пока занимаюсь делом Натаниэля Чейза.

— Знаю. Я еще не страдаю болезнью Альцгеймера. Я совершенно ясно помню, что дала вам и дело об исчезновении, поэтому займитесь им. — Еще один ядовитый взгляд, и она удалилась в свой кабинет.

Меган выругалась. По дороге к столу плеснула чаем из хлипкого стаканчика на пальцы и выругалась еще раз. Вытерла руки салфеткой и резко открыла папку, подсунутую начальницей. Она собиралась перевалить ее на Джимми Доккери, но тот смылся.

Она быстро прочитала краткое изложение: сестра-близнец двадцатипятилетнего оболтуса по имени Тони Нейлор заявляла об его исчезновении. Несколько раз, судя по всему. Нейлор нигде не работал, страдал алкогольной зависимостью и, кажется, подрабатывал чернорабочим на стройках.

Типичный перекатиполе. Родителей нет. Постоянного жилища нет. Болтается где попало, вытягивая пособия и нелегально подрабатывая. Она читала дальше. Единственная постоянная связь — с сестрой Натали. Он звонил ей — за ее счет — раз в неделю.

Меган нашла номер, набрала и подождала.

— Алло, — неуверенно отозвался голос.

— Мисс Нейлор?

— Кто это?

— Это детектив-инспектор Беккер из уилтширской полиции. Я занимаюсь вашим заявлением о пропавшем брате.

— Вы его нашли?

— Пока нет. Я не поэтому звоню. Вы можете уделить мне несколько минут?

Молодая женщина устало вздохнула:

— Я уже все рассказала. Сообщила все на нашем местном участке. Почему бы вам не поговорить с ними?

— Мисс Нейлор, вы говорили с дежурным, а я следователь.

— О, понимаю. — Кажется, она осознала разницу. — Ну, хорошо. Что вы хотите узнать?

— Когда вы с ним в последний раз разговаривали?

— Три недели назад.

Меган сверилась с записями.

— Насколько я поняла, он обычно звонил вам еженедельно?

— Не «обычно», — поправила ее Натали. — Всегда. Он никогда не забывал мне позвонить.

— Вы знаете, где он находился и чем был занят, когда звонил вам в последний раз?

Натали заколебалась.

— Послушайте, я не хочу втягивать Тони в неприятности. Можно, я скажу вам кое-что, только чтобы это не попало в его дело?

Меган была не так глупа, чтобы торговаться.

— Мисс Нейлор, вы обратились к нам, потому что беспокоитесь. Я не смогу найти вашего брата, если вы не будете со мной откровенны.

После паузы Натали призналась:

— Последний раз он звонил из Суиндона. Вроде бы помогал каким-то ирландцам. Копал, клал цемент и все такое. Сказал, что работает где-то рядом со Стоунхенджем. Собирался туда добраться, он там никогда не бывал.

— И с тех пор никаких известий?

— Никаких.

— Имена тех ирландцев называл?

— Нет. Говорил о каком-то Мике, но я не знаю, был это Майкл или Микк — знаете, ирландское имя.

— И контактного номера у вас нет?

— Только его мобильный, а он выключен. Извините.

Меган продолжала:

— Во время последнего разговора вы не ссорились?

— Нет! — с обидой отозвалась она.

— Мисс Нейлор, если между вами и братом сейчас или в прошлом случались ссоры, мне нужно знать.

Сестра иронически хмыкнула:

— Мы с Тони только внешне похожи, как мелок и сырок, тем не менее никогда не ссорились. Мы за всю жизнь не сказали друг другу резкого слова.

Меган не видела причин, зачем бы ей лгать.

— Хорошо. Нет ли у него друзей и особенно подруг?

— Нет, ничего такого не знаю. Он — парень ничего себе, если выпадает случай себя показать, но… — она сбилась. — Скажем так, Тони не из тех ребят, с которыми женщины охотно проводят время.

— Отчего же?

Она протяжно вздохнула:

— С чего начать? Он не слишком заботится о гигиене. Тони достаточно принять душ раз в неделю. И он не романтичный. Тони, наверно, и слова-то такого не знает.

Меган больше не записывала.

— Если я пришлю полицейского, вы сможете дать ему недавнюю фотографию?

Она на минуту задумалась.

— Самая свежая, что у меня есть, паспортная — знаете, из тех снимков, что делают прямо на вокзале.

— Какого времени?

— Лет пять назад. Это даже не для паспорта, мы просто дурачились, подвыпив. Я уговорила его сняться со мной.

— Должна подойти. Вы дайте ее бобби, которого я к вам пришлю, и мы постараемся его найти, хорошо?

— Да, хорошо.

Меган повесила трубку и допила чай. У нее было дурное предчувствие относительно Тони Нейлора. Сестра для него была единственным якорем, и не видно причин, отчего бы ему пускаться в свободное плавание. А значит, найти его будет несложно.

В тюрьме или в морге.

38

От Толлард-Ройял до Шефтсбери на машине было пятнадцать минут езды, но Гидеон Чейз потратил вдвое больше. Он то и дело сверялся с картой и полз как улитка через Ашмор и Ист-Мелбери.

В Кэнн-Коммон он свернул с дороги, оставил старую «Ауди» у Эш-Три-лейн, шумно захлопнул дверцу и пять минут просто гулял. Смотреть было не на что. Бунгало пенсионеров. Беленые коттеджи. Черные дымки над кострами в садах. Бесконечные зеленые поля.

Гидеону было не до пейзажей. Он думал о том, чего не хотел видеть. Об отце. Мертвом. Лежащем в похоронном бюро в нескольких минутах ходьбы от него. Конечно, работники морга постарались замаскировать тот факт, что пуля вышибла покойному мозги.

Гидеона внезапно стошнило. Рвота забрызгала асфальт в тихом тупике. Сгибаясь пополам, он пожалел, что не дотерпел до сточной канавы. Если кто-то за ним наблюдает, ясно, что думает: пьяница с чудовищного похмелья. Как же.

У него не нашлось даже платка вытереть рот. Он обошелся ладонью и обтер ее о траву. Спасибо, мать-природа. Обернувшись, он увидел в дверях дома недовольную, наблюдавшую за ним бабулю. Тогда он и решился на поступок, который неизбежно вел к опозданию. Пускай.

Он снова сел в машину и быстро, целеустремленно проехал через Кэнн-Коммон. Нашел объезд и высмотрел торговый центр «Теско».

Он быстро толкал тележку мимо прилавков, забрасывая в нее молоко, хлеб, бобы, готовую лапшу — все, что приходило в голову. И, конечно, зубную пасту, шампунь, пену для бритья и станок с лезвиями. Прихватил пакет белья, носки, дезодорант и даже щетку для волос.

Расплатившись, он первым делом бросился в туалет, чтобы привести себя в порядок. Какая роскошь — пользоваться собственной зубной щеткой, а не оставленной кем-то из безымянных гостей отца. Он кое-что вспомнил, вернулся в магазин и докупил пачку печенья, шоколад и немного разных фруктов — по списку, оставленному отцом на холодильнике. То, чего тот так и не купил.

На выходе Гидеон бросил жадный взгляд на маленькое кафе. Он не отказался бы от плотного английского завтрака. Спросил старика, выгуливавшего лабрадора, как добраться до Блик-стрит.

Через пару минут он был на месте — буквально на пороге смерти.

«Абрамс и Каннингэм» в погребальном бизнесе бы-ли тем же, чем «Чепстоу, Чепстоу и Хоук» в юридическом — консерватизм, старые традиции, ничем не примечательный внешний вид. На долю секунды ему почудилось, будто он бродит по коридорам дома какой-то старой девы. Полосатые, неяркие бархатистые обои и толстый темно-зеленый ковер привели его в мрачную приемную.

Пустую. Скромная табличка на стене предлагала: «Пожалуйста, звоните», и под ней на блестящей латунной дощечке выделялась белая мраморная кнопка. Он не стал звонить. Пошел наугад. Побрел по коридору. Он сам не знал, зачем. Потянуло. Ему хотелось заглянуть за тусклый простой фасад. Что-то понять прежде, чем он окунется в мрачные подробности похорон и кремации.

За первой дверью оказалась полная комната гробов. Выставочный зал. С него, несомненно, начинались вкрадчивые уговоры: дубовый или кедровый вместо дешевого соснового или фанерного. Дальше он увидел комнату для отдыха персонала. Несколько кресел, большой стол, микроволновка, раковина и кофеварка. Жизнь продолжается даже рядом со смертью.

Третья комната поразила его прежде всего запахом бальзамических жидкостей, а затем — металлом. Его было слишком много. Стальные раковины, каталки, инструменты. Молодой человек в белом халате поднял взгляд от куска серой плоти.

— Простите, сюда входить нельзя. — Помедлив, он обошел безжизненное тело на носилках. — Вы родственник? Чем я могу помочь? — Подходя к Гидеону, он старался загородить тому вид на помещение. — Если вы вернетесь в приемную, я вызову кого-нибудь, кто вам поможет, хорошо?

Гидеон кивнул. Он заметил, что молодой человек прячет руки за спину, скрывая красноватые пятна на белых резиновых перчатках.

Извинившись, Гидеон вышел и вернулся к звонку. На этот раз нажал кнопку.

Через минуту вошел, оправляя черный костюм, человек лет сорока пяти с курчавыми волосами и очками в темной прямоугольной оправе.

— Крейг Абрамс. Мистер Чейз?

Тот протянул руку:

— Гидеон Чейз.

— Очень сожалею о вашей потере, мистер Чейз. Вы хотите сразу увидеть отца или прежде присядете и мы обсудим церемонию?

— Я, с вашего позволения, хотел бы его видеть.

— Как пожелаете. Пройдите за мной, пожалуйста.

Он проводил Гидеона по старой синей, будто река, ковровой дорожке через дверь в дальнем конце, выходящую в другой коридор, еще более темный. Абрамс остановился перед дверью с табличкой «Часовня покоя». Кашлянул, уважительно прикрыв рот.

— Прежде чем мы войдем, я хотел бы упомянуть о двух обстоятельствах. Мы позволили себе обрядить вашего отца в одежду, полученную от полиции. Если она не подходит, мы с удовольствием заменим ее на ту, которую выберете вы.

— Благодарю вас.

Он серьезно взглянул на Гидеона:

— Второе, наш визажист сделал все возможное, но боюсь, вы будете несколько потрясены его видом.

— Понимаю.

— Многие клиенты ожидают увидеть своих любимых точно такими, какими их помнят. Боюсь, что это просто невозможно. Я хотел только подготовить вас к неизбежному.

Абрамс сочувственно улыбнулся и открыл дверь. В нос ударил запах свежих цветов. Шторы были задернуты, повсюду мерцали свечи. Натаниэль Чейз лежал в гробу из красного дерева с креповой обивкой. Верх крышки был откинут на петлях, так что виднелась голова. Приблизившись, Гидеон согласился, что художник хорошо справился со своей работой. С первого взгляда нельзя было и подумать, что его отец приставил пистолет к виску и нажал курок.

Потом он кое-что заметил. Кожа неестественно оранжевая. Волосы зачесаны не на ту сторону. В голове у левого уха вмятина — выходное отверстие пули.

Абрамс мягко тронул его за локоть:

— Вы хотели бы остаться один?

Гидеон не отвечал. Эмоции бурлили, словно в скоростном блендере. Жалость, любовь, гнев сбивались в густую тошнотворную массу. Мелькнуло воспоминание о похоронах матери. Слезы. Черные платья. Мужчины в длинной странной машине. Стоя у могилы, он крепко сжимал руку отца, потому что боялся свалиться в яму. Все вернулось.

— Я видел достаточно, спасибо.

Он улыбнулся отцу, поцеловал кончики пальцев и коснулся ими изуродованной головы. Краткое прикосновение не удовлетворило его. Он не мог так уйти. Склонившись над гробом, он коснулся губами лба отца. Он не помнил, чтобы раньше делал так. Стена в подсознании рухнула. Хлынули слезы. Гидеон обхватил создавшего его человека и зарыдал.

Крейг Абрамс молча вышел из комнаты. Не из скромности. Ему нужно было сделать звонок. Очень важный звонок.

39

Осталось девять дней.

Куда бы ни взглянул Мастер, все напоминало об этом факте, который смотрел на него с календаря на большом антикварном столе — его рабочем месте. С первой страницы «Таймс», аккуратно сложенной одним из его ассистентов. Отовсюду.

Чуть больше недели до завершения второй части ритуала обновления. Он обязан подготовить Последователей к важнейшему событию. А они и близко не готовы. Если бы Чейз не погубил все… Если бы у него хватило твердости исполнить свой долг, все было бы хорошо. Но он не выдержал.

Взгляд мастера упал на нежное лицо жены в золотой рамке. Сегодня — годовщина их свадьбы. Тридцатая. Все могло быть совсем по-другому, не отвергни он врачей с их так называемым «ученым» заключением. Их высоконаучный «безошибочный» диагноз: ЛГ. Две буквы, которые двадцать лет назад ничего им не сказали. Они оба недоуменно уставились на доктора, который произнес их. Только легкая дрожь его губ указывала, что он говорит о чем-то серьезном.

Смертельно опасном.

ЛГ — легочная гипертензия.

Они-то сами приписывали ее одышку и головокружения усталости. Слишком много работала. Сжигала свечу с обоих концов. Работа и дом отнимали слишком много сил. Карьера адвоката и молодая семья — это не могло не сказаться.

ЛГ — «неисцелимо».

Он чуть не поправил консультанта, мистера Санджея. Не смысл его слов, а ошибку в грамматике: надо было сказать: «неизлечимо». Человек его положения, независимо от места рождения, должен был лучше знать язык. Нет такого слова.

Но слово прозвучало. И его милая красавица жена повторила про себя:

— Неисцелимо.

ЛГ.

Тогда он отыскал чудо — Святых. Через неделю после вступления в ряды адептов Ремесла «неизлечимого» больше не существовало. ЛГ исчезла. Исчезла так же внезапно и необъяснимо, как возникла. Жену три месяца мучили обследованиями в больнице, прежде чем признать это и чуть ли не с недовольством выдать ей чистую справку о состоянии здоровья.

Они не понимали. Они продолжали приставлять стетоскопы к ее груди, исследовать ее кровь, разглядывать анализы и записи. Все соглашались: ошибки в диагнозе не было — однако ЛГ прошла. Она исцелилась.

Мобильный телефон, лежавший на кожаной обивке столешницы, зазвонил. Он минуту смотрел на аппарат, прежде чем ответить:

— Да?

— Это Драко. Сын в похоронном бюро.

— Что-то необычное?

— Нет. Мне сказали, что он проявил сильные эмоции при виде отца.

Мастер побарабанил пальцами по столу.

— Может быть, пришло время залечить разрыв, разделивший их.

— Может быть.

— Не торопитесь с ним. Будьте готовы к любому развитию событий.

— Я всегда готов.

— А как с другим делом?

— Да.

— Святые решат.

Драко забеспокоился:

— Вы уверены, что есть время?

— Святые уверены. Предупредите Смотрителей.

40

Гидеон вернулся в дом немного за полдень. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Иначе и быть не могло, после того как увидел лежащего в гробу отца с кое-как замаскированной простреленной головой. Но распускаться он не хотел, это было не в его характере. Когда жизнь сбивает тебя с ног, вставай и снова берись за дело.

Гидеон понимал, что повторяет себе отцовский совет. Как долго он пытался отрицать все, что было связано с папой, и поразительно, сколько теперь в нем самом обнаруживается отцовского. Гидеон сварил чашку черного кофе и сел на балконе, глядя на зарастающий газон. Он никак не мог представить отца в роли садовника. Скорее всего, тот нанимал кого-то ухаживать за садом.

Гидеон почти задремал, когда непривычный дверной звонок заставил его встряхнуться. Он прошел к двери и приоткрыл ее, не снимая цепочки. Перед ним стоял коренастый лысый мужчина лет сорока в джинсах и синей футболке.

— День добрый, я — Дэйв Смитсен. — Мужчина кивнул на большой белый грузовой фургон, стоящий рядом с «Ауди». Имя было гордо выведено черным на белом борту. — Владелец строительной компании. Слышал, что у вас был пожар. Подумал, не нужна ли вам помощь.

Гидеон откинул цепочку.

— Нужна, но, честно говоря, время неподходящее. Отец совсем недавно скончался.

Смитсен просуну руку в щель.

— Знаю, мои соболезнования. Я не закончил для него кое-какую работу. — Они обменялись рукопожатием, и строитель вытащил из кармана пачку бумажек. — Мистер Чейз оплатил ремонт старых железных водосточных труб на задней стороне дома и починку крыши. Вам лучше взять деньги назад. Извиняюсь.

Гидеон принял деньги. Взглянул — около двухсот фунтов — и вернул обратно.

— Оставьте себе. Вы сможете починить крышу, когда займетесь ремонтом после пожара?

— Спасибо. — Мужчина спрятал банкноты и сочувственно улыбнулся. — Давайте я принесу из фургона свою карточку. Позвоните мне, когда сочтете нужным. У меня меньше года как умер старик, я знаю, каково это. Забавно выходит с родителями: когда они рядом, сводят тебя с ума, а нет их — и мир взрывается.

Гидеону пришло в голову, что лучше не откладывать работ. Задержкой ничего не достигнешь.

— Простите, я плохо соображаю. Осмотрите последствия пожара и оцените работу, я буду рад поручить ее вам.

Смитсен смерил его взглядом:

— Вы уверены? Мне не составит труда приехать еще раз.

— Нет, давайте сразу. — Гидеон вышел на улицу. — Я впущу вас с заднего хода. Хотите чайку? Я как раз поставил чайник.

— Отлично. Чай и две ложки сахара, пожалуйста.

Гидеон обошел дом. Присутствие рядом занятого будничными делами рабочего, как ни странно, ободряло его. Будничные дела доказывали, что жизнь продолжается. Он отпер заднюю дверь.

Строитель быстро оценил, что предстоит сделать. Стены, сложенные из толстого камня, почти не пострадали. Их только надо было отмыть компрессором изнутри и снаружи и, может быть, кое-где подновить кладку. Гидеон принес ему большую кружку чая. Смитсен поблагодарил и продолжал делать какие-то заметки на сложенном вчетверо листке.

В кабинете пожар натворил дел. Паркет погиб, его придется полностью перекладывать. И заменить окна. Штукатурка на потолке потрескалась, из-под нее местами проглядывали почерневшие балки. Смитсен прошел в кухню, где Гидеон стоя разбирал утреннюю почту.

— Извиняюсь, что помешал. Вы не против, если я загляну наверх, посмотрю, что над кабинетом? После пожара пол может оказаться ненадежным.

— Конечно, пройдите.

— Спасибо.

Гидеон размышлял, сколько еще писем придет на имя отца и долго ли он будет чувствовать укол боли с каждым письмом. Потом ему пришла в голову другая мысль, более тревожная. Дверь в ту комнату осталась открытой. Он бросил почту и взбежал по лестнице.

Строителя не было видно. Он бросился в спальню. Смитсена не было и там. Гидеон метнулся по коридору к маленькой комнатке. Мужчина стоял в углу на коленях. Он поднял голову и вяло улыбнулся.

— Посередине поскрипывает, но, вероятно, ничего страшного. Можно мне снять ковер и как следует проверить на нагрузку?

— Нет. Нет, нельзя. — Он не сумел скрыть смятения. — Послушайте, произошла ошибка. Извините. Мы поторопились. Я хочу попросить вас уйти.

Смитсен выпрямился:

— Понимаю. Никаких проблем. Но я бы на вашем месте сюда пока не входил. Огонь мог повредить балки, и, если пол провалится, вы можете сильно пострадать.

— Спасибо. Но сейчас, пожалуйста, уходите.

Смитсен бросил на него еще один сочувственный взгляд.

— Я брошу карточку вам в ящик. Позвоните мне, когда будете уверены, что можете этим заняться.

Гидеон проводил его вниз и попрощался у задней двери. Сердце гулко стучало. Возможно, он параноик и психует без причин. Мужчина выглядит вполне приличным и даже приятным человеком. Он просто хотел помочь.

Но что-то не давало ему успокоиться. Он проследил, как отъезжает белый фургон, и вернулся в комнату.

Дневники отца были передвинуты.

41

Кейтлин Лок держалась в обращении с мужчинами простого правила: одно свидание — и до свидания. Коротко и ясно.

Сидя в отцовской квартире, она напоминала себе, сколько есть причин держаться этого правила. Но в Джеке Тимберленде было что-то, заставлявшее ее забыть об осторожности.

Дело не только в том, что он хорош собой. Все они хороши. И не в том, что богат. Так и должно быть. Просто он… такой… британец. Черт возьми, она за тем и приехала в эту проклятую страну. Чтобы увидеть срез Британии. Повидать вещи, более древние, чем бабушкин дом. Культуру, которая формировала мир, людей, правивших половиной земного шара. Королева, империя и прочие чудеса.

Да, в глубине души она подумывала встретить такого человека. Экзотически необычного и глубокого. Даже жутковатого. Она не сомневалась, что в Джеке кроется больше, чем видно глазу. Возможно, даже романтика. Развод родителей в какой-то мере вышиб из нее эти глупости, но теперь они ожили, воскрешенные присланным сообщением. Снимок изображал прекрасный восход. Под ним были слова: «Полюбуйся вместе со мной. Уедем в ночь к месту, полному древней магии. Будь со мной на вишневом рассвете и смейся со мной до заката».

Восхитительное предложение. Ни ночных клубов с хищными папарацци. Ни пристальных взглядов приставленной отцом охраны. Послание взывало к душе, к неутоленной жажде свободы. Она набрала простой ответ: «Да!»

Она еще не знала, как избавиться от вечно оберегавших ее одетых в костюмы мужчин с их рациями и аппаратурой наблюдения, но она это сделает. Этой ночью она выберется из золотой клетки и улетит!

42

После неожиданного визита излишне любопытно-го строителя Гидеон почувствовал себя беззащитным. Большой старый дом стоял далеко от всякого жилья. Он уже пережил одно нападение и не желал повторения. И, конечно, не желал потерять отцовские дневники и скрытые в них тайны. Надо было принять меры предосторожности. Запереть ворота. Включить сигнализацию.

Понадобилось несколько звонков и больше часа времени, чтобы убедить охранную компанию, что он не взломщик. Наконец они сказали ему, как переустановить систему. Громкость сигнала приятно удивила его. Не то чтобы это что-то значило. В такой глуши и небольшой ядерный взрыв может остаться незамеченным.

Поэтому он обыскал дом на предмет орудий самообороны. Нашел в сарае топор и выдернул из деревянной колоды на кухне большой нож. Лучшее, что ему попалось. Он чувствовал себя дикарем, когда, не расставаясь с этим оружием, готовил себе тосты и ел их с бобами на поздний ланч, но лучше быть дикарем, чем дрожать от страха.

Он нашел ручное управление закрытием ворот. Запер их, установил сигнализацию на нижнем этаже и вернулся в потайную комнату отца с чашкой чая, бутылкой вина, ножом и топором. Он понимал, что долго так жить нельзя, но пока ему необходимо было что-то, внушавшее уверенность, чтобы бороться с цепенящим страхом. Он вспомнил слова строителя о ненадежности пола. Что, если тот прав? Если огонь пережег опорные балки и они в любую секунду могут проломиться? Он свалится вниз, возможно, сломает спину. Гидеон чувствовал, что сходит с ума. Надо с этим заканчивать.

Он методично, хладнокровно выбросил из головы все, кроме расшифровки дневников. К вечеру он переводил уже не задумываясь, не переписывая значения символов. Теперь он читал о том, что Натаниэль верил: Святые спасли своих Последователей от разразившейся в 1889 году эпидемии азиатского гриппа, убившего миллионы людей. Также они избежали эпидемии испанки в 1918-м — ее вирус унес почти пятьдесят миллионов жизней. И в 1957-м, когда азиатский грипп пронесся по земле, стерев с нее два миллиона человек. И в 1968-м, когда гонконгский грипп убил миллион, и в 2009-м, при смертоносной вспышке свиного гриппа, вируса H1N1, никто из Последователей не погиб.

Гидеон воспринял это утверждение скептически и все же заинтересовался. Он допускал, что такое возможно. Сильная вера в камни вызывала психосоматическую реакцию. Ему вспомнился Лурд. Насколько он помнил, паломничество к нему совершили более двухсот миллионов человек. Для его атеистического сознания сила целительного источника у подножия Пиренеев не отличалась от силы камней. То и другое одинаково маловероятно.

Он посмотрел на часы. Почти час ночи. Он проголодался и вымотался. Так устал, что не было сил спуститься вниз и приготовить поесть. Он дал себе слово прочесть еще одну страницу и на этом закончить до утра.

И скоро пожалел об этом. От следующей записи у него застыла кровь.

«Гидеон знает только, что его мать умерла от смертельной болезни. В слове „рак“ хорошо одно — оно так страшно, что отбивает охоту к расспросам, особенно у ребенка. Надеюсь, он проживет жизнь, так и не узнав, что это была ХЛЛ, не узнает, что болезнь наследственная. Я полагаюсь на Святых, на заключенный с ними союз, на мою чистую кровь, которую я отдал, чтобы очистить кровь сына».

Он перечитал еще раз. Голова гудела, не в силах воспринять написанного. Только ключевые слова: рак, наследственность, ХЛЛ — остро застряли в мозгу.

ХЛЛ.

Что это такое? Есть ли это у него?

Убьет ли его это?

43

Мастер прохаживался по надежному темному кругу Святых, обратив взгляд к далеким звездам, крошечным как булавочные проколы. Ночное небо было черной лавиной, безграничной тайной, темным ураганом, обрушивающимся на сонные головы невежд. Его долг — смотреть вместо них. Понимать вместо них. Спасать от их собственной глупости. В невидимых завесах, в черных потоках небес он ощущал движение, вращение колеса созвездий, летаргию Лирид, нетерпение наступающей, смертоносной Дельты Возничего. Он чувствовал пульс прилива, движение ветров над океаном, разрастающуюся трещину в земном ядре.

Простодушные, как всегда, сбегутся ко времени летнего солнцестояния, украсив головы бусинами, молитвенно простирая руки. В тщеславной надежде на безумную любовь и подстегнутые наркотиками восторги. Они тонут в собственной наивности. Все до одного. Даже те, кто причисляет себя к мудрецам, не понимают, не догадываются, что суть — не в восходе солнцестояния, а в наступающем за ним полнолунии.

Равновесие. Неизменное равновесие. Так многие видят лишь очевидное. Боги, как великие фокусники, дурачат нас, отвлекая внимание. Только избранные способны прозреть сквозь космическую иллюзию. Пусть слепцы простираются ниц перед ослепительным блеском солнцестояния. Спасение приходит в сумерках, с возвышением луны.

Мастер знал, как важно недоступное взгляду. Крестьяне испокон веков учили этот, главный урок. Урожай, который мы видим, зависит от незримого. Темноту земли должно любить и почитать так же, как светочи небес. Древние знали — как знали и их потомки, — что невидимым силам роста, скрытым в земле, необходима пища. Им нужны кровавые трапезы, стуки костей, прохлада могил. Ученые говорят, что кровь питает почву необходимым азотом, но дело не только в химии. В крови содержится нечто иное. Душа. И чем больше получает почва, тем более она требует.

Через сорок восемь часов солнцестояние соберет к Стоунхенджу десятки тысяч людей. Невежды будут шуметь и плясать, подобно бабуинам. Будут, подобно пещерным людям, взбираться на камни. Будут уверять, что их коснулась желанная энергия.

Если бы они знали правду! Жестокую правду. Ведь к тому времени круг опустеет. Святые спустятся в Святилище.

Мастер улыбался, уходя. Завтра он вернется и начнет свое паломничество. Он обратит мольбу к каждому из богов и впитает божественный дух каждого. Он станет их сосудом, вратами сквозь черную землю к древнему храму под нею.

44

Эрик Денвер почти двадцать лет возглавлял охрану семьи Лок. Мужа, жены, а теперь и дочери. Был для всех них ангелом-хранителем. Том Лок сделал себе многомиллионное состояние. Став вице-президентом Соединенных Штатов, он поневоле должен был принять покровительство секретной службы. Но когда дело зашло о Кейтлин, он заупрямился. Твердо решил, что его единственная дочь получит более личную и приватную охрану. Так появился Эрик. Учитывая непокорный нрав дочери, он подписался на серьезную работу. Наверняка в Вашингтоне стали бы болтать языками, знай неулыбчивые личности из коридоров власти хотя бы половину выходок, которые ему пришлось прикрывать во время ее учебы в Великобритании. Эрик представлял вице-президенту ежедневный доклад, но кое о чем умалчивал. Девчонке нужно хоть немного свободы. Даже он видел, как душат ее непрестанное внимание и строгие рамки. Так что порой, как сегодня, он кое на что закрывал глаза. Незадолго до полуночи прикатили шесть ее подружек и ввалились в коридор перед ее квартирой. В руках сумочки и бутылки шампанского. С ними были шестеро мускулистых юнцов — прямо с армейских плакатов. Большие коротко стриженные головы, бицепсы вроде мячей для регби, глаза стеклянные от выпивки и наркотиков. Эрик со своим напарником Леоном перекрыли дорогу пьяной компании.

— Клуб закрыт, ребятки, — сказал он, узнав в лицо пару девиц. — Давайте на выход.

Самый высокий из парней — блондин из тех, с кем мало кому охота связываться, — качнулся вперед.

— Мы ничего плохого не хотим, братишка. Просто заглянули в гости к Кейтлин.

Эрик поднял бровь. Ему не понравилось обращение «братишка» от белого юнца.

— Сегодня никаких гостей, дружок. У мисс Лок важная встреча: с чашкой какао и телешоу.

Блондин, кажется, совсем решил прорываться силой, когда Кейтлин открыла входную дверь. Четыре девчонки завизжали с пьяным восторгом и бросились к ней. Парни двинулись следом, но двое тел охранителей загородили дверь. Из встроенной в стену стерео-системы рванулась музыка — «Блэк-айд пиз».

Парни затеяли с телохранителями игру в гляделки, но тут из квартиры снова выскочили две девчонки. Одна бросилась на шею Эрику и попыталась влепить ему поцелуй. Эрик оторвал ее от себя и поставил на пол. Она разгладила голубое с блестками платье для коктейлей.

— Пожалуйста, впусти нас, Эрик, ну, пожа-алуй-ста! Нельзя же держать Кейтлин под замком. Ей тоже нужно повеселиться.

Девчонка пахла спиртным и духами, полосканием для рта и дезодорантом.

— Брось, Джини, давайте по домам. Ты же знаешь, Кейтлин на сегодня хватит веселья.

Настроение резко переменилось. Один из парней повернулся спиной и рявкнул:

— Хрен с ним, Джини, пойдем! — Он с приятелем потащил к лифту пару девиц. — Ладно, пойдем к китайцам!

Остальные отозвались на его призыв. Одна хохотушка оступилась и сломала каблук. Леон подхватил ее, и она похромала к выходу с туфлей в руке.

Дверь квартиры захлопнулась. Голос Кейтлин прокричал изнутри:

— Вот уж спасибо!

Эрик улыбнулся, прислушиваясь к шуму лифта, потом вернулся к двери квартиры и негромко постучал.

— Кейтлин, мы просто присматриваем за тобой.

— Идите вы! Я ложусь спать.

В глубине квартиры хлопнула еще одна дверь. Он оглянулся на Леона.

— Могло быть хуже.

— Это как же?

Эрик усмехнулся:

— Если бы пришлось их впустить. Вот тогда у нас была бы работенка.

45

Они поймали такси у дома Кейтлин и поехали на север от реки, нырнув в пенистую волну увеселительных заведений. Эрик с Леоном пили кофе в соседней квартире и смотрели телепрограмму на одном из многочисленных мониторов, связанных с камерами наблюдения на площадке, в лифтах, на лестнице и снаружи. Обиженная Кейтлин забилась к себе в комнату — можно расслабиться, а не таскаться по Сохо или Вест-Энду, прикрывая ей спину. Обоим хотелось спокойной ночи. Назавтра они об этом пожалеют. Завтра они узнают, что среди визга, поцелуев и суматохи они кое-что упустили. Кое-что важное.

Кейтлин.

Сердитый голос из-за двери принадлежал не Кейтлин. Говорила Эбби Рихтер. Сейчас молодая американка забралась в огромную постель Кейтлин, предвкушая сладкий сон и возможность утром показать Эрику язык.

А Кейтлин устроилась на переднем сиденье жилого фургона «Фольксвагена», который по такому случаю арендовал Джек Тимберленд. Он повернулся к ней из-за потертой баранки.

— Винтажная штучка, — похвастал он и с иронией добавил: — Потрясный 1,4-литровый двигатель с ошеломительной скоростью шестьдесят миль в час уносит тебя в неведомое! Загляни назад.

Она, как маленькая, перебралась через спинку, чтобы порыться в жилой части фургона. И нашла шкафчик с закусками, DVD-плеер, телевизор с плоским экраном, микроволновку и холодильник, набитый шампанским, клубникой и тремя сортами мороженого.

— Вау! — восхитилась она, рассматривая упаковки и поглядывая на задние сиденья, легко раскладывавшиеся в двуспальную кровать.

Вернувшись на прежнее место, она чмокнула его в щеку.

— Я влюблена. Влюблена. Влюблена!

— Рад, что угодил.

— Мне так весело! Слушай, так куда мы едем?

— Туда, где ты еще не бывала. Туда, где бывали немногие, но многие мечтали побывать.

Она дала ему шутливого тумака.

— Хорош дурака валять! Рассказывай!

Он засмеялся:

— Ни за что. Сюрприз.

Они переехали на другой берег и свернули на запад, к Хаммерсмиту, мимо Брентфорда, проехали севернее Хитроу и погнали к югу по бесконечной черной асфальтовой реке. Размяли ноги на станции обслуживания под Флитом, снова влезли в машину, и Кейтлин скоро уснула.

Джек еще час провел за рулем, разгоняя усталость под звуки радио и поглядывая на спящую красавицу на соседнем сиденье. Иногда он брал ее за руку. Просто подержать. В мыслях его заносило далеко. Он мечтал о гораздо большем, чем их пока связывало. Наконец он увидел знак, которого ждал, и свернул с дороги. Остановился, заглушил мотор и принялся раскладывать кровать.

Внезапная тишина расшевелила Кейтлин. Он склонился над ней, погладил по голове и шепнул:

— Мы на месте.

Она невнятно забормотала. Глаза открылись, но смотрели еще сонно.

— Давай, устраивайся здесь. Выспишься еще немного.

Она проснулась настолько, чтобы перебраться на приготовленную им кровать. Свернулась калачиком, а он лег рядом и натянул одеяло. Она, не открывая глаз, спросила:

— Где мы?

— Подожди до восхода, — ответил он и нежно ее поцеловал.

46

Ли Джонс потерял счет времени. Он не знал, сколь-ко пролежал, то приходя в себя, то снова теряя сознание. Он запомнил только минуты, когда боль пронизывала тело и крик застревал в горле.

Нагой, лежа ничком на полу Великого зала, он был близок к смерти. Он потерял несколько пинт крови. Ледяная Плаха под ним отнимала тепло у тела.

Он проснулся. Ощутил низкий ритмичный гул в голове. Обрадовался, что жив. Сумел шевельнуть рукой. Веревки перерезали. Двое Помощников в плащах с капюшонами, заметив его движение, шагнули вперед. Заботливо подняли и завернули его в одеяла.

Кончено.

Джонс закоченел и едва передвигал ногами. Все чувства странно обострились. Он не чувствовал ног, но слышал громкое эхо своих шагов, словно ступал по коже гигантского барабана. Помощники поддерживали его, направляя по холодному полутемному коридору.

— Мы ведем тебя в комнату очищения, — сказал далекий голос. — Ты вымоешься, оденешься и получишь инструкции.

Слова будто отпечатывались в воздухе, как звуковые волны на ленте записи. Джонс оглянулся через плечо и увидел тянущиеся за ним подобно разноцветному хвосту воздушного змея слоги.

Должно быть, они его опоили. Галлюцинации.

Они отвели его к глубокому каменному рву, в который с ревом падал поток воды. Красной воды. Красной, как кровь. И от нее поднимался пар, как от пролитого томатного супа. Нагой испуганный Джонс замер как вкопанный.

— Все хорошо, доверься нам. — Помощник поставил ладонь под каскад крови, и она, коснувшись его кожи, стала прозрачной. Прозрачной, как хрусталь. Чистой, как горный ручей.

Джонс шагнул под струи и закрыл глаза. Теплый пар с железистым запахом. Словно тысячи иголочек кололи кожу головы. Горячие струйки шипами обнимали голову, и сердце гулко стучало.

Понемногу онемевшие нервы оживали под теплым душем. Он взглянул на свои руки и тело. Прозрачная вода. Никакой крови. Все нормально.

Помощники стояли на краю рва, держа наготове полотенца. Он шагнул наружу, оставляя на плитах пола мокрые следы. От него по комнате расходился туман. Перед собой он увидел свою одежду и грубую накидку. Свою. Он — один из братства Ремесла. Он принят.

В углу стояло зеркало в полный рост. Он повернулся, чтобы увидеть, глубокие ли раны оставил на его спине Мастер. Странно. Он вывернул правую, потом левую руку, надеясь увидеть следы посвящения. Покосился на зеркало.

— Что же это?

Стоявшие рядом люди молчали.

— У меня текла кровь. Но я не вижу шрамов. — Он снова изогнулся перед зеркалом. — Ничего не осталось. Ни следа.

Дверной проем заполнила фигура человека в плаще. Джонс узнал худое лицо под капюшоном. Шон Грабб, Серпент, его брат по Ремеслу.

Гордый наставник улыбнулся своему протеже:

— Одевайся, Лацерта. Нас ждет важное дело.

47

Суббота, 19 июня

В пятом часу утра небо стало светлеть. Джек ласково растолкал Кейтлин. Она на ватных ногах выбралась с его помощью из фургона, зуб на зуб не попадал в утреннем холоде. Он поспешно вытащил пару одеял и мешок с припасами из холодильника.

— Где мы? — пробормотала она, уютно устроившись под его рукой в теплых одеялах. — Я ничего не вижу.

— Через минуту увидишь. Это — кусочек старой Англии. Завтра здесь будут толпиться тысячи хиппи вроде тебя, но это утро только наше. Твое и мое. Я его забронировал.

— Забронировал?

— В наши дни все можно купить. За тур к этому месту платили и другие, но я его перекупил. Выкупил для тебя.

Она была так растрогана, что не нашла слов. Влажная трава шуршала под ногами, глаза привыкали, светлело, из редеющей мглы постепенно выступало нечто огромное, возвышающееся впереди в розоватом мареве рассвета. Кейтлин изумленно уставилась на монументальные глыбы.

— Господи, что это? Похоже на невероятный космический корабль!

И в самом деле, казалось, что громадный каменный НЛО рухнул здесь на землю. Джек величественным жестом раскинул руки.

— Добро пожаловать в Стоунхендж!

— Это… потрясающе!

Она выбежала вперед, упиваясь великолепным зрелищем, потом вернулась, прижалась к нему и наградила глубоким поцелуем. Они обнимались под бледнеющими созвездиями, заслоняя друг другу весь мир.

— Идем! — Он потянул ее за руку. — Пройдем в центр.

Они бежали рядом, и она не помнила, чтобы когда-нибудь чувствовала что-либо подобное. Такую свободу. Такую легкость.

Джек отошел, чтобы сделать снимки. Щелкал стареньким карманным «Никоном», уже понимая, что сохранит эти фотографии навсегда. Когда-нибудь, когда они оба состарятся, он раскопает их, и они вспомнят сегодняшний день. Так создается история.

Кейтлин остановилась, задохнувшись, обняла один из сарсенов. Она походила на ребенка, прижавшегося к ноге гиганта. Рассмеялась, позируя ему.

Клик.

Она приподняла волосы ладонями и надула губы.

Клик.

Она поцеловала и погладила камень.

Клик, клик, клик.

— Еще раз! — выкрикнул он, и она послушалась, склонилась к камню и послала поцелуй прямо в объектив.

Клик.

Он бросил снимать и отдался другому порыву — поцеловать ее. Они слились: она — спиной с огромным камнем, он — с ее теплым мягким телом. Первобытная энергия соития захлестнула обоих.

Она, закрыв глаза, отдалась ей. Парила, как птица на теплых воздушных потоках его страсти. Покорилась вторжению его рук под одежду, его победительной плоти. Тайна и волшебство романтического сюрприза подчинили ее.

Он дернулся в ней. Не так страстно, как она ждала. Собственно, это получилось неуместно и неловко. Вместо вершины оргазма он просто стукнулся лбом об ее лоб. Кейтлин съежилась и схватилась за ушибленную голову. Джек свалился с нее.

— О! — вскрикнула она в бешенстве. Испортить такой момент!

Ладонь зажала ей рот. Чужая ладонь. Она успела бросить короткий испуганный взгляд на лежащего без чувств любовника, и тут же капюшон закрыл ей лицо, а клейкая лента залепила губы. Через минуту поле было пустым и тихим, только голос птицы встречал новый день. Солнце поднималось над Стоунхенджем по воспаленному небосводу.

48

Серпенс вел фургон. На полу в кузове лежал ослепленный и связанный Джек Тимберленд. Лацерта ехал следом в старом «Мицубиси Уорриор» своего друга. На заднем сиденье лежала связанная, с кляпом во рту Кейтлин Лок.

Смотрителям дали ясные указания: наблюдать за местом и ждать, кого изберут Святые. Быть терпеливыми. Выбор, как и с прошлой жертвой, за ними. Так и случилось. Пара появилась в сумерках. Вторглась в круг. Они коснулись того самого камня, которого должны были коснуться, по словам Мастера. Он притянул их. Как и говорил Мастер.

Последователи называли этот трилит Ищущим камнем, и Серпенс не сомневался, что любовники сами искали его. Они сделали свой выбор. Драко будет доволен. И весь Внутренний круг. Они с Лацертой хорошо справились с работой.

Обычно Серпенс не забирал их прямо из круга. За избранными следили. Похищение исполнялось с большими предосторожностями. Но время было против них. Звезды двигались. Всего неделя оставалась до смены лунной фазы. Обновление должно быть завершено. У них едва оставалось время очистить жертву.

Парень в кузове вдруг застучал ногами по деревянному полу — как бьющийся в истерике малыш. Он еще научится спокойствию. Научится молчанию. Серпенс включил радио. Вскоре он свернул с дороги, проехал по землям, принадлежащим Ремеслу, через леса и долины, населенные некогда племенами мезолита, неолита и бронзового века.

Он остановил машину в укромном месте, недалеко от заброшенной дорожки, ведущей к тайному входу в Святилище.

Лацерта поставил машину за фургоном и ждал следующего указания Наставника. Пока он знал только, что они должны оставить жертвы здесь и отвезти фургон в сарай, где он простоит до темноты. Потом его, конечно, перегонят на свалку и разобьют.

Серпенс заглушил двигатель и перебрался в кузов. Парень по крайней мере перестал лягаться. Усвоил урок. Лучше не сопротивляться. Не противиться судьбе.

49

Лацерта подошел к стоящему фургону. Он не понимал, почему так задержался Серпенс. Все остановилось. В окно он видел, как Наставник сидит на корточках в глубине фургона. Открыв дверцу, он просунул внутрь голову.

— Все нормально?

— Нет, — обернулся к нему Серпенс. — Совсем даже не нормально.

Лацерта влез в кузов и захлопнул дверцу.

— Да что случилось?

Серпенс отодвинулся, открыв лежащего на полу.

— Он умер.

— Умер?

Это такое слово, которое только и остается повторять:

— Умер.

Он подтвердил сказанное, приподняв и отпустив руку Джека Тимберленда.

— Вот дерьмо!

— Вот уж точно.

Лацерта никак не мог понять. Подошел ближе и всмотрелся в лежащее перед ним тело.

— Что с ним случилось?

— Кроме того, что сердце остановилось и пульса нет?

— Я не о том. Что его убило?

Серпенс покачал головой:

— Не знаю. Может, я слишком сильно ударил. Может, ты его слишком туго связал, и он задохнулся.

Почти минуту оба понуро смотрели на труп и гадали, кто из них виноват.

Оба знали, какая судьба ждала любовников. Жертвы.

Для парня это было бы много хуже. Но это свершилось бы под взором богов. С их благословения, в их честь и под их защитой. Как положено. Процедура тщательно продумана, чтобы защитить всех участников. А здесь совсем другое дело. Все насмарку.

Старший из двоих сел на пол и обхватил голову руками.

— Я думаю, стараюсь что-нибудь придумать.

— Можно просто выбросить обоих? — Парень кивнул на машину. — Ни о нем, ни о девушке никто не знает. Отвезем их подальше и оставим.

Серпенс обдумал предложение.

— Она видела твое лицо?

— Нет. Не думаю. — Он засомневался. — Могла. Но если и видела, то меньше секунды.

Серпенс поморщился:

— Хватит и этого. За полсекунды можно многое заметить. — Ему пришла в голову новая мысль: — Она вспомнит, где ее захватили, в какое время. Слишком рискованно.

— Тогда убьем ее, — пожал плечами Лацерта. — Ей так и так умирать. Изобразим, будто ее парень слишком увлекся. Он ее чуть не задавил там, на камне. Наверняка он успел поиметь ее и раньше. В ней полно его ДНК. Полиция точно решит, что это он.

Старший покачал головой:

— Она избрана. Она коснулась Святых, и наш долг — отдать ее им.

Лацерта всполошился:

— Наш долг — не попасть за решетку!

Но Серпенс уже взял себя в руки:

— Надо увезти этот фургон с глаз долой. Потом я свяжусь с Внутренним крутом. Решать Мастеру.

— А что с девушкой?

Тот кивнул:

— Ты останешься здесь с ним. Я доставлю ее в Святилище.

Лацерте это не понравилось. Даже в этом пустынном месте, вдали от дорог и жилья, ему не хотелось оставаться наедине с мертвым.

— Только поскорей!

Серпенс пробежал к «Мицубиси». Девушка, побагровев, билась на сиденье. Хоть эта жива. Кейтлин увидела его испуганное лицо. Страх заразителен. Она еще сильнее забилась, натягивая веревки. Серпенс подумал, не снять ли ленту, залепившую ей рот, и не попробовать ли успокоить, но решил не рисковать. Лучше как можно быстрей сдать ее. Отправить под замок. Позвонить Драко и рассказать, что они натворили.

50

Сделанное накануне открытие обеспечило Гидеону бессонную ночь.

ХЛЛ.

Сокращение обозначало хроническую лимфоцитную лейкемию — ужасное заболевание, вызываемое мутацией ДНК лимфоцитов. С годами поврежденные клетки размножаются и вытесняют нормальные клетки в лимфатических узлах и костном мозге. Кроветворные клетки полностью подавляются, и организм лишается иммунитета — он больше не способен бороться с инфекциями.

Так умерла его мать.

Он узнал все это, проведя ночь перед компьютером, читая статьи в Интернете. Кроме того, он выяснил, что заболевание передается по наследству. Но не всегда. Наследственная ХЛЛ — медицинская рулетка. Возможно, он болен, возможно — нет. Время покажет.

Что-то шевельнулось в глубине его памяти. Поднялось из песков забытых кошмаров. Он был болезненным ребенком — его донимали простуды, сенная лихорадка, кашель и головокружения. Однажды он серьезно разболелся. Жестокая лихорадка, пот. Ему было так плохо, что отец забрал его из школы. Положил в больницу для консультации со специалистами. Он помнил аппараты и мониторы, иглы в вене, суровые лица и долгие переговоры взрослых в стороне. Потом они отпустили его домой. У отца покраснели глаза, он плакал.

И еще одно вспомнилось. На секунду он остановил себя. Нельзя, чтобы память играла с ним шутки. Дневник разбередил душу, измотал его и растревожил. Возможно, это синдром ложной памяти, воспоминания о том, чего не было.

Но он знал, что это не так.

Отец заставил его лечь в холодную металлическую ванну в их старом доме. Он ясно помнил, как ему было неловко. Он голым лежал в пустой ванне. Потом Натаниэль окатил его холодной серой водой. Облил с головы до ног, велел поплескать на лицо и на волосы. Приказал не тратить зря ни капли.

Выбираясь из ванны, он трясся от холода и страха. Отец завернул его в полотенце и крепко прижал к себе, сказал не беспокоиться, вода это особенная и унесет его болезнь. Так и случилось. Почти сразу. Через несколько дней он совершенно здоровым вернулся в школу.

Встал на место еще один кусочек мозаики его детства. Он с того дня никогда не болел. Даже насморка не бывало. И, если ему случалось порезаться, все быстро заживало.

Гидеон вышел в отцовскую спальню и заглянул в зеркало на туалетном столике. Ни следа ран, полученных в столкновении с грабителем. Он поднес руку к лицу. Кожа гладкая. Ни следа рассеченной губы и пореза на щеке. Как будто ничего не было.

51

Черные вороны-падальщицы расселись на поломанной ограде старого сарая, двадцать лет не знавшего хозяйской руки. Драко, проходя с Муской по высокой траве, кивнул на крылатую армию.

Постучал в темные перекосившиеся доски двери, и птицы взвились вверх, покружились и опустились на деревья, окружавшие поле.

Изнутри слышались звуки поспешной деятельности. Лязгнул металл. Что-то передвинули. Серпенс уже видел их в щели между досками и открыл дверь. Он выглядел смущенным.

— Мне очень жаль.

Драко промолчал. Ему тоже было жаль. Жаль, что работа испорчена. Жаль, что пришлось приезжать и разгребать грязь. Двое протиснулись мимо Серпенса. Тот снова запер дверь. Подкатил к ней испорченный рыхлитель, заложил железный стержень крепления вместо засова.

— Спасибо, что приехали.

Драко быстро огляделся:

— Мы одни?

Серпенс кинул:

— Лацерту я отослал домой.

— Хорошо, — сказал Муска. — Хоть что-то сделал как надо.

Драко сразу перешел к делу:

— Где труп?

Шон показал на стоявший в дальнем углу фургон.

— Внутри.

— А женщина?

— Благополучно доставлена в Святилище. Она в помещении для медитаций.

Это был эвфемизм. Ниши в каменной стене были не просторнее чулана для швабр. Человек в них не мог согнуть коленей, тем более сесть или лечь. Воздух проходил через щели, не шире щели почтового ящика, прорезанные у ног и над головой.

— Она что-нибудь говорила?

— Ничего осмысленного. Только визжала.

Муска улыбнулся:

— Через час-другой замолчит.

Серпенс отодвинул дверцу фургона, и они вошли. Драко склонился над телом:

— Обыскивал?

Серпенс покачал головой. Муска открыл бардачок, вытащил договор об аренде, права и какой-то мешочек. Присмотрелся.

— Экстази. Недурная заначка. — Он уронил мешочек на водительское сиденье. — А вот и имя. — Он пролистнул договор. — Эдуард Джейкоб Тимберленд, адрес — Нью-Кавендиш-стрит в Мэрилебоне. — Взяв права, он взглянул на фотографию. — Ага, он самый. Тридцать один год. — Перевернул карточку. — Шесть штрафов на его имя.

— Об этом ему больше можно не беспокоиться, — заметил Драко и глубоко вздохнул. — Итак, они с девушкой взяли напрокат «Фольксваген», чтобы прокатиться в Стоунхендж. Значит, день-другой их не хватятся. — Он улыбался. — Не так плохо, как ты боялся. Святые избрали идеальные жертвы — бездельники, у которых хватает времени разыгрывать хиппи из шестидесятых.

Серпенс перевел дыхание:

— Так что мне с ним делать?

— Ничего. До окончания церемонии оставим фургон здесь, а потом вместе избавимся от тела. Иди и хорошенько позавтракай. И расслабься. Девушку теперь оставь нам.

52

Старший инспектор Джуд Томпкинс грозовой тучей ворвалась в рабочий зал.

— Беккер, Доккери, в конференц-зал через пять минут, не опаздывать!

Она скрылась так же внезапно, как появилась. Джимми через стол уставился на Меган:

— Что такое? У меня через десять минут встреча с информатором.

— Думаю, это важнее, Джимми. Лучше позвони и отложи встречу.

— Дерьмо!

Он схватил трубку настольного телефона и стал тыкать в кнопки.

Меган хладнокровно закончила просмотр документа, с которым работала, сохранила его и закрыла компьютер. Налила себе в коридоре воды в пластиковый стаканчик и прошла в комнату для совещаний.

Там было полно народа. Все большие шишки. Она попробовала вспомнить лица и чины. Пять или шесть сержантов, как минимум трое инспекторов, старший суперинтендант Джон Роулендс и главный констебль Грег Доккери рядом с двумя солидного вида, незнакомыми ей гражданскими.

— Что за переполох? — спросил, подсев к ней, дежурный инспектор Сарли Леннинг. — Что-то насчет солнцестояния? Чертов круг уже полон психов. Будет еще хуже обычного.

— Я сама гадаю, — Меган кивнула на верхний конец стола. — Те, в костюмах, выглядят слишком важными, чтобы возиться с солнцестоянием. Слишком все официально. Может, это проверка министерства внутренних дел. Или очередное сокращение.

— У меня в отделе уже некого сокращать. Нас обглодали до костей, мы и так едва держимся.

Долго гадать им не пришлось.

Главный громко начал:

— Прошу внимания. — Он выждал, пока уляжется шум. — Вас собрали по срочному делу. Слева от меня — Дрю Блейк из американского посольства, а справа — Себастьян Инграм из министерства внутренних дел. — Он поднял большую фотографию, лежавшую лицом вниз на столе. — Это — Кейтлин Лок. Двадцать два года, американское гражданство, училась в Лондонском университете и пропала. — Он по-вернул фотографию влево и вправо, показав всем. — Возможно, некоторые узнали эту юную даму. Мисс Лок — своего рода знаменитость. Она победила в американском реалити-шоу «Игра на выживание», она дочь голливудской звезды Кайли Лок и, конечно, вице-президента Соединенных Штатов Тома Лока. — Почти все присутствующие уже записывали, и Доккери немного подождал, прежде чем продолжить: — Пока у нас нет оснований предполагать, что с Кейтлин что-то случилось. Она известна своим дерзким нравом и, возможно, просто сбежала с новым приятелем. Тем не менее ее не видели с полуночи прошлой ночи, и найти ее чрезвычайно важно.

Он обвел взглядом лица сидящих, убедился, что все прониклись, и передал слово старшему суперинтенданту.

Джон Роулендс встал. Глава отдела расследований был худощав, немногим старше пятидесяти, с серьезным лицом. Он, единственный из офицеров округа, работал одновременно в столице, расследуя убийства, похищения и террористические акты.

— Незадолго до полуночи Кейтлин Лок, хитростью убедив частную охрану, что она благополучно легла спать, выбралась из квартиры своего отца в Центральном Лондоне на южном берегу, чтобы провести время с мужчиной, известным ее друзьям только как Джек. Позднее она позвонила одной из подруг с уличного телефона в Флите. Они направлялись на запад, и, по ее словам, она не знала, куда ее везут, — ей был обещан какой-то сюрприз. Подруга уверена, что она была в прекрасном настроении, и упомянула какой-то фургон, но не дала его описания. — Он дал им время обдумать сказанное. — Учитывая наступающее солнцестояние, фургон и время побега, девушка вполне может оказаться на нашей территории. Если это так, я требую найти ее и вернуть в Лондон раньше, чем горничная успеет перестелить белье на ее кровати. — Он взглянул налево. — Вести дело буду я, старший инспектор Томпкинс будет моим заместителем. Она предоставит вам оперативные подробности и распределит обязанности сразу после совещания. Соседние участки ведут самостоятельное расследование. Прессе сообщили об исчезновении Кейтлин.

По комнате пронесся тоскливый стон.

— Смиритесь! Общественность и пресса могут отыскать девушку намного раньше нас. Они — наши глаза и уши. Используйте их, а не шпыняйте. Но не делайте глупостей. Все общение с журналистами ведите через пресс-службу. А теперь идите и что-нибудь поешьте. У вас теперь долго не будет такой возможности.

53

Драко услышал об этом по радио. Не все, но достаточно. Что-то про дочку голливудской актрисы и американского политика, пропавшую вместе со своим парнем. Он вызвал Муску.

— Слышал последние новости?

— Нет. У меня нет под рукой ни радио, ни телевизора.

Драко начал соображать.

— Погоди. — Открыв браузер на своем телефоне, он вывел на экран страничку новостей Би-би-си. Сюжет был в первых строках. Под ним — фото девушки. Он вслух прочел: — «Звезда американского реалити-шоу Кейтлин Лок, дочь вице-президента Тома Лока и актрисы Кайли Лок исчезла из отцовского дома в Южном Лондоне с неизвестным мужчиной. Предполагается, что двадцатидвухлетняя мисс Лок находится на юго-западе страны. Полиция обращается с просьбой ко всем, кто мог ее видеть, немедленно позвонить по контактному телефону, данному ниже. Она спортивного сложения, пять футов девять дюймов роста, темные волосы до плеч, карие глаза». — Он закрыл новости. — Ты, после того, как мы разделились утром, был в Святилище. Описание подходит?

Муска с трудом выдавил ответ:

— Думаю, да.

Драко поморщился:

— Почему? Почему ты так думаешь?

— Она американка. Никаких сомнений. Спортивная и молодая.

Драко закрыл глаза и пожелал, чтобы ничего этого не было.

— Поезжай сейчас туда. Я вызову Мастера.

Он дал отбой и заколебался. Если девушка действительно дочь вице-президента, американцы наизнанку вывернутся, чтобы ее вернуть. Могут, насколько он знал, использовать все шпионские технические возможности и прослушивать телефонные переговоры по всему миру.

Он взглянул в небо. Не удивился бы, заметив зависший над ним зонд. Если они такое могут, он уже сказал слишком много. Он набрал номер.

— Это Драко. Мне нужно вас видеть. Срочно.

— Понял. Приеду, как только смогу.

Место для подобных чрезвычайных встреч было известно обоим. Драко не тратил времени на любезности.

— Когда закончите разговор, выбросите свой телефон в какую-нибудь общественную помойку. Могут проследить номер.

В трубке стало тихо. Он сдвинул заднюю крышку телефона, вытащил аккумулятор и сим-карту, чтобы потом выбросить их в разных местах. Не откладывая сел в машину и быстро, но не превышая скорости, поехал к Святилищу. По пути он сделал три петли, чтобы избавиться от телефона и его частей. И каждый раз посматривал вверх, гадая, не наблюдают ли за ним.

54

Мастер входил и выходил тайно, через собственный вход в Святилище, известный ему одному из доставшихся в наследство священных книг.

Он по неохраняемому коридору прошел в свою келью и сел ждать Драко. Вскоре услышал стук в тяжелую дверь и крикнул:

— Входи!

Драко нерешительно вошел.

— Сядь.

Голос Мастера выдавал недовольство столь внезапным вызовом. Он указал на полукруг каменных скамей напротив своего места.

Драко, садясь, расправил плащ. Заговорил тихо и виновато:

— Девушка, избранная Святыми, оказалась дочерью американского вице-президента. Сообщили в «Новостях».

Лицо Мастера дрогнуло и тут же стало прежним.

— Вполне возможно, однако, как ты сам сказал, она избрана.

В глазах Драко блестел страх.

— Мастер, не следует ли нам отделаться от нее? Девушку будет искать секретная служба США и все службы Британии.

— Разве они важнее тех, кому мы следуем?

— Нет, Мастер.

— Повторяю: она избрана. Не так ли?

— Да, Мастер, но…

— Довольно, — отрезал Мастер. — Полиция веками препятствовала нашей вере, нашим действиям. Наше существование тысячелетиями оставалось тайной. Это не объяснить удачей. Нас направляет воля Святых, а их сила превосходит силу любых служб и властей.

Драко понял.

— Извините. Я думал об осторожности.

Мастер кивнул:

— В этом ты прав, и хорошо, что предупредил меня. — Он взглянул на свои сплетенные пальцы. — Девушка, о которой говорили по радио, Кейтлин Лок?

— Да.

— А ее спутник? Что с ним?

Драко сглотнул. Он боялся, что окажется виноват в неудаче.

— Парень мертв. Умер, когда Смотрители захватили их с девушкой. Случайность.

Мастер не выказал озабоченности.

— Или воля Святых. Возможно, мужчина не был достойным. Что с его телом и машиной, о которой сообщала пресса?

— В сарае недалеко отсюда, на земле, которой распоряжаемся мы.

— Избавьтесь от них немедленно. — Мастер поднялся с каменной скамьи. — Разговор окончен. Я должен вернуться. Свяжись с Внутренним кругом и сообщи о нашей встрече и моих распоряжениях. Звезды восходят, луна сменяется. Мы продолжаем, как было задумано.

55

Меган поручили заняться фургоном и докладывать непосредственно Томпкинс. Кроме Джимми Доккери, к ней приставили двух сержантов из следственного отдела: Тину Уоррен и Джека Дженкинса. Она сразу поняла, что от Уоррен ждать нечего. Годится заваривать чай, исполнять поручения и заправлять машину. Дженкинс получше — недавно получил звание, довольно зелен, но неглуп.

Меган распределила работу.

— Джек, допроси ту подружу Кейтлин, с которой она говорила последней. Еще раз расспроси о машине. Я понимаю, что описания она не слышала, но все равно спроси. Она может что-нибудь вспомнить. Джим, бери команду и поезжай на станцию обслуживания во Флите на трассе М-3. Нам нужны квитанции и описания из гаражной службы и со стоянки — вполне вероятно, что они пользовались и туалетом. Расспроси в магазинах и ресторанах, раздай фотографии, словесный портрет. Они могли там что-то покупать. Узнай, что — и где. Считай, нам повезло, если они покупали дорожную карту или даже спрашивали дорогу. Проверь всю охрану. Они могли попасть на пару камер наблюдения. Тина, опроси станции перед и после Флита. Проверь, не останавливались ли они там.

Все смотрели на нее, ожидая дальнейших указаний.

— Пожалуйста, приступайте немедленно. Считайте, что от этого зависит ваша жизнь.

Они еще не разошлись, а Меган уже звонила знакомому в дорожной службе и просила список жилых фургонов. Дожидаясь ответа, она вышла в Сеть и объявила фургон в розыск. Такие фургоны выпускали десятки фирм: «Фиат Чейни», «Дукато», «Комет», «Форд Транзит», «Виннебаго», «Фольксваген Транспортер», «Тойота Хайс», «Хаймер», «Бедфорд», «Мерседес». На этом она остановилась. Интуиция психолога дала подсказку. Она задумалась. Не о машине. О людях в ней. Импульсивные ребята. Богатые. Кейтлин не выбрала бы себе дружка среди нищих. Ее любовник наверняка с деньгами. И хотел бы произвести впечатление. Удивить.

Ни одна из марок на экране для этого не годилась. Она ввела: «Эксклюзивные жилые фургоны» и моментально получила пятьдесят три тысячи ссылок. Около пятидесяти страниц. Во главе списка стояли «Фольксвагены». Она ввела поправку: жилые фургоны, «Фольксваген», аренда.

И улыбнулась — на экране замелькали «Скуби-ду» и «Шэгги». На любые вопросы будут даны любые ответы. Она добавила: «Аренда в Лондоне», и у нее упало сердце. Полмиллиона результатов. Потом она сообразила, что все не так плохо. Слишком широкий запрос. Она убрала слово «жилые». Выбрала представительство фирмы, сдающей в аренду фургоны «Фольксваген», и открыла список лондонских дилеров.

Через пару часов перечень сократился. За последние двадцать четыре часа в аренду взяли несколько фургонов, но один выделялся из всех. Клиент расплатился золотой картой «Америкэн экспресс», и звали его Джек Тимберленд. Сердце у нее радостно подпрыгнуло. Можно звонить старшему инспектору. Но вначале предстоял еще один звонок, страшно неприятный, — опять придется просить присмотреть за Сэмми.

56

Кейтлин не могла шевельнуться, ничего не видела и еле дышала.

Ей казалось, что ее стоймя зарыли в могилу. Места едва хватало, чтобы поднять руки к лицу, от ужаса выступил холодный пот.

— Джек! — выкрикнула она, уже зная, что он не отзовется.

В памяти горело: он мешком лежит на земле в странном каменном круге. В его неподвижности было что-то, вызвавшее приступ тошноты.

— Джек!

Пока она выкрикивала его имя, он казался ей живым, хотя бы в обращенном к нему зове.

Пальцы нащупали грубый камень перед лицом. Нашла узкую щелку, в которую вливался животворный воздух. Оставалось только надеяться, что ее захватили профессионалы — опытные похитители, знающие свое дело, а не насильники-извращенцы и не серийные убийцы. Если это банда профессиональных киднепперов, им нужны деньги и ее жизни ничего не грозит. По крайней мере, не сразу. Они скоро придут за ней, вымоют, накормят, снимут на видео, чтобы послать ее родителям, и игра начнется. Ее готовили к такому случаю. Эрик Денвер десять раз репетировал это с ней, и отец тоже. Даже матушка, черт ее возьми, обсуждала возможность такого происшествия.

Теперь она понимала, какой сумасшедшей глупостью был побег с Джеком. Выбралась из безопасной сети охраны. Ей в голову пришла нехорошая мысль. Такая, что вышибла из нее остатки самоуважения. Что, если Джек был приманкой? Может, так было задумано с их первой встречи? Альтернативная версия была немногим лучше. Если это не так — где он? Она знала, что похитители редко захватывают сразу двоих заложников. Слишком много сложностей. Снова накатила тошнота.

— Джек!

Крик превратился в плач. Она провела здесь не один час, и все это время никто с ней не заговаривал. Болела спина. Плечи, затылок и колени стерлись о каменные стены, кожу саднило. И, если она не ошиблась — а она в этом почти не сомневалась, — она обделалась. Несмотря на боль, судороги и острое ощущение унижения, Кейтлин охватила дремота. В отсутствие новых сигналов извне на смену острому возбуждению пришло торможение, и она уплывала, уплывала в какие-то дали, совсем непохожие на эту вонючую темницу. Сквозь полудрему она сознавала, что стена камеры исчезла, она подалась вперед. Люди в коричневых балахонах с капюшонами подхватили ее и опустили наземь.

Она лежала навзничь, уставившись остекленевшим взглядом в высокий черный потолок и громоздкие, чугунные канделябры с толстыми горящими свечами.

В поле зрения появились четыре затененных капюшонами лица, и тихий жесткий голос отдал холодный приказ:

— Разденьте ее и вымойте. Церемония продолжается.

57

Вопреки обыкновению бывший муж Меган с удовольствием согласился взять Сэмми на ночь и даже обещал накормить домашней едой, а не «Хэппи мил». Гора с плеч свалилась у работающей мамаши.

Она вернулась к материалам по фургону, устилавшим ее рабочий стол, и к фотографиям Джека Тимберленда с «Фейсбука», найденным после того, как она проследила золотую карточку «Америкэн экспресс». Стоит найти одну щелку, а дальше прорыв обеспечен. Из Лондона подтвердили, что молодого англичанина нет дома в Мерлибоне, кто-то показал его фотографию охране Кейтлин, еще кто-то навестил его родителей, лорда и леди Тимберленд. Одновременно проследили записи с внесенных в списки мобильных и домашних телефонов. Колеса следствия быстро раскручивались.

Меган положила рядом фотографии Тимберленда и Лок. Красивая пара. Пресса сойдет с ума. Давить на них будут со всех сторон — такое давление и линкор сомнет в лепешку. Она рассматривала лица и прикидывала, что роман — если это роман — только начался. Будь они вместе хоть несколько дней, непременно заполонили бы колонки светских сплетен.

Потом наступил момент сомнения. Возможно, она нашла не того парня. Возможно, Джек никак не связан с Кейтлин. Мог ведь он случайно затеять поездку на васильково-голубом фургоне в тот же день, когда она проделала свой фокус с исчезновением? Может, она сейчас совсем с другим парнем в каком-нибудь «виннебаго» и знать не знает ни о каком Джеке Тимберленде.

Возможно, это совпадение.

Меган ненавидела совпадения. Совпадения подстраивает бог, чтобы проверить, хорошо ли офицеры полиции знают свое дело. Она надеялась, что посланные на трассу ребята вернутся с видеозаписью парочки с камеры наблюдения, доказывающей, что фургон действительно улика.

Она еще раз глянула на фото Кейтлин и нашла страницу девушки в «Фейсбуке». Явно обработана имиджмейкером и проверена отцом. Ничего слишком личного: мода, музыка и девичья болтовня. Пустышка.

Она попробовала «Твиттер». Опять разочарование. Тогда она заглянула в аккаунт Джека Тимберленда. Какой мужчина сумеет промолчать о свидании с девушкой вроде Кейтлин Лок? Опять вытянула пустышку: за последний день ни слова, ни намека на поездку в Уилтшир. Она прокрутила на прошлые сутки, и сердце у нее дрогнуло. Взгляд упал на зашифрованную строчку мужского бахвальства: «Я собираюсь завоевать новую музу, порвать ее оковы и сделать своей».

Звучит вдохновляюще, заманчиво, но явно недостаточно. Она прокрутила дальше назад и обнаружила еще один перл: «Я познакомился с той американкой и сражен. Она — воплощение моей мечты».

Все это указывало, что он задумал сбежать с Кейтлин в Стоунхендж, избавившись на время от охраны. Страсть сводит с ума даже сынков английских лордов и дочек американских кинозвезд. Особенно их, если подумать. Наверняка сбежали вместе. Ушли с экрана радара. Может, даже тайно обвенчались.

Нет, что-то ее заносит. Пожениться они не могли. Фургон взяли всего на три дня. Просто скрылись из вида. Должно быть, сговорились обвести вокруг пальца охрану, чтобы погулять немножко вдвоем.

Но кое-что оставалось непонятным. Она не могла ухватить мысль за хвост. Нет, поняла. Кейтлин наверняка собиралась позвонить своим охранникам прежде, чем объявили тревогу и все забегали как намыленные. Почему не позвонила? Эту процедуру отец и все окружающие должны были вбить ей в голову. «Звонить всегда, чем бы ни занималась — отзвонись». И она бы отзвонилась. Конечно.

Но не позвонила. Значит, что-то не так. Значит, беда.

58

Страх сжал сердце Кейтлин. Они прижали ее к полу. Собираются изнасиловать. Наверняка. Ну, нет, скорее она перекусит им глотки!

Один схватил ее за правое запястье, другой за левое. Она лягнула ногами. Пятки ударили во что-то мягкое.

— Оставьте меня в покое, мудаки! — В глубине души она сознавала, что кричать и отбиваться бесполезно, но и смириться ни за что не хотела. — Отцепитесь на хрен!

Невидимые руки поймали ее за лодыжки. Кто-то разорвал на ней блузу, стянул джинсы. Они перевернули ее спиной вверх, расстегнули лифчик и стащили трусы. Она билась и орала до изнеможения, пока не сорвала голос. Конец. Сил сопротивляться не осталось.

Она была уверена, что они собираются по очереди изнасиловать ее.

Кто-то собрал ей волосы в кулак и натянул на голову капюшон. Они подняли ее на ноги и сковали наручниками руки. Не понимая, что происходит, она все же облегченно перевела дыхание. Жесткие пальцы сжали ей плечи. Ее подтолкнули в спину — иди. Сердце колотилось часто-часто, она подумала, что умирает. «Не паникуй. Сохраняй спокойствие, — повторяла она про себя наставления Эрика. — Что бы ни случилось, справляйся. Справляйся шаг за шагом — или умрешь».

Они заставили ее пройти по темному лабиринту переходов, столкнули в какую-то яму, стянули с голо-вы капюшон, и сверху обрушился водопад горячей, парной воды. От неожиданности она задохнулась. Что это — какой-то душ?

И тут Кейтлин поняла. Это не вода. Кровь.

Они мыли ее кровью.

59

К тому времени, когда Драко и Муска въехали на стоянку Стоунхенджа, там было полно сотрудников, готовившихся к солнцестоянию. Всюду люди. Устанавливали дополнительные туалеты и мусорные бачки, готовые принять лавину мусора.

Серпенс отделился от группы рабочих, которыми распоряжался, и незаметно приблизился к задней дверце «мерса». Драко даже не стал ждать, пока он сядет в машину.

— Этой ночью надо избавиться от фургона и тела.

В Смотрителе пробудился инстинкт самосохранения.

— Я против. Все главные дороги перекрыты полицией.

— А твой мальчишка? — спросил Муска. — Он сделает?

— Лацерта молод, но не глуп. Его остановят. Он поймет, что его остановят.

— Рано или поздно полиция обнаружит машину, — сказал Драко. — Они проверяют все дороги, стоянки — все места, где могла притаиться взбалмошная парочка. Это просто вопрос времени.

— А если использовать экстази, которые были в бардачке? — предложил Муска. — Чтобы выглядело как передозировка.

Драко покачал головой:

— Не запихивать же таблетки ему в глотку. Он не сможет проглотить и переварить, вещества не усвоятся. Экспертиза покажет, что это было сделано после смерти.

— А если для экспертизы ничего не останется? — настаивал Муска. — Подожжем фургон вместе с ним, чтобы выглядело несчастным случаем.

Драко заинтересовался:

— Это как?

— Ну, будто они устали, свернули с дороги, остановились в поле на ночь. — Муска подумал и завершил картину: — Может, парень кипятил воду для чая, и горелка взорвалась. Взорвался баллон. Такой баллон должен дать приличный взрыв.

— Ты смог бы устроить что-то в этом роде?

Серпенс кивнул:

— Это можно. Но они найдут только тело мужчины. Задумаются, куда делась девушка.

Муска поискал ответ:

— Они поссорились. Она ушла. Поймала машину. Ее высадили на вокзале, и она уже далеко. — Ничего лучше он придумать не сумел. — Если она покинула округ, полиция расслабится и предоставит поиски другим отделениям.

— А ты справишься с телом? — Драко заглянул в глаза Серпенсу. — Это необходимо.

Тот понял, что выбора нет. Это его удар убил парня. Ему захотелось выпить, причем срочно. Он кивнул.

— Я помогу, — вызвался Муска. — Тебе не придется возиться в одиночку.

60

Кейтлин открыла глаза и ахнула. Она снова оказалась в леденящей мозг пустоте, ставшей ее персональной тюрьмой. Она не помнила, как ее возвращали в эту адскую дыру. Должно быть, потеряла сознание под душем. Под кровавым душем.

Лучик света просачивался сквозь крышку оконца прямо у нее перед глазами. Сдвинув ее, они могут увидеть пленницу. Может быть, покормить. Она уже понимала, что вернулась не в прежнюю камеру. Эта немного отличалась. Больше места. Ненамного, но больше.

Понемногу она замечала и другие отличия. Можно было поднять руки в стороны. Она ощупала стены. Спереди камень, камень по бокам и за спиной. Она снова в каменной щели, тут никаких перемен. Кейтлин развела руки, сколько позволяли стены. Пожалуй, меньше метра. Руки приходится сгибать в локтях.

Что-то касалось ее ног под коленями. Скамейка? Она попробовала сесть и убедилась, что полка выдерживает ее вес. Какое блаженство! Она по-прежнему была босиком, но в каком-то балахоне с капюшоном.

Девушка пошевелила головой, плечами и бедрами, чтобы ткань потерлась о кожу. Грубая мешковина наждаком царапала груди.

Она принялась складывать воедино обрывки прошедшей ночи. Они сорвали с нее одежду. Вымыли кровью. Одели, как одеваются сами. Вспомнились и слова. Их было слишком мало для анализа, но хватило бы и одного — «церемония».

Кто-то сказал: «Церемония продолжается».

Что за церемония? Господи, что они с ней сделают?

61

Начальник следственного отдела Джон Роулендс чувствовал себя так, словно не спал неделю. Часы тикали, а дело продвигалось медленнее, чем он надеялся. Давили на них безжалостно. Главный констебль, министерство, заместитель главного констебля и личный секретарь вице-президента будто постоянно заглядывали через плечо.

В кабинете то и дело появлялись инспектора и детективы, сбрасывали на его многострадальный стол обрывки информации. Последними явились Джуд Томпкинс и Меган Беккер. Он приветствовал их со всей оставшейся в нем любезностью:

— Добро пожаловать в наш веселый балаган, дамы. Что у вас для меня?

— Хорошая новость. — Томпкинс смахнула со стула тарелку с крошками пиццы. — Инспектор Беккер уверена насчет фургона. И парня.

Он округлил голубые глаза:

— Расскажите!

Меган выложила на стол диск.

— Это подборка видео с камер наблюдения, сэр. Первый отрывок с заправки в Флите. Он в цвете, и вы увидите на нем Лок и Джека Тимберленда, мужчину, оплатившего аренду фургона.

Роуленду не пришлось заглядывать в записи.

— Сын лорда Джозефа Тимберленда!

— Совершенно верно.

Он взял диск и сунул в плеер, стоявший на полке под телевизором. Пока он возился с кнопками дистанционки, выходя на нужный канал, Меган продолжала:

— Вы увидите на нем импортную, с правым рулем вторую модель «Винтаж Фольксваген», василькового цвета с хромированными дисками и эксклюзивной отделкой салона.

На экране появилось изображение фургона. Он встал на заправку. Фокус навелся на две показавшиеся из машины фигуры. Джек дал Кейтлин заправочный пистолет и включил насос. Оставил ее наливать бак и прошел к кассе.

— Остановите, пожалуйста, сэр.

Роулендс нажал «паузу».

— Обратите внимание на его правую руку. — Меган улыбнулась. — Золотая кредитка «Америкэн экспресс». Ею он расплачивался и за машину.

Роулендс, кивнув, выключил телевизор и плеер.

— Меня вы убедили. Джуд, пусть кто-нибудь размножит эти кадры для следователей и прессы. Свяжитесь с пресс-службой, и пусть назначат пресс-конференцию на восемь утра. — Он обернулся к Меган: — Хорошая работа. Передайте своей команде, что они работают по первому классу.

— Обязательно. Благодарю вас, сэр.

Она встала, но задержалась у стола.

Роулендс поднял голову:

— Еще что-то?

— Сэр, если утром будет пресс-конференция, я хотела бы принять участие. Очень хотелось бы, сэр.

Он с улыбкой повернулся к Джуд:

— Ваша сотрудница честолюбива.

Томпкинс кивнула:

— Ее слабое место.

Он опять повернулся к Меган:

— Нет, детектив-инспектор, не разрешаю.

— Почему, сэр?

Теперь улыбнулась Томпкинс:

— Две причины, Меган. Во-первых, ты слишком хороша как следователь, чтобы тратить твое время на позирование перед камерами. Вторая — ты слишком неопытна, чтобы выставлять тебя на растерзание этим псам. Недостаточно набрала веса, понимаешь? Уже поздно, почему бы тебе не поехать домой, не отдохнуть, как ты заслужила, и не повидать дочку?

Меган с усилием подавила злость.

— Спасибо, мэм, за доброту и заботу, но с дочкой сегодня отец, так что, если вы не против, я пойду к своей команде и продолжу работу. Ту, с которой я, по мнению старшего суперинтенданта, способна справиться.

Убедившись, что намек понят, она развернулась и ушла, оставив за собой последнее слово.

62

Серпенс посмотрел на часы. Полночь. Время.

Он ждал, стоя у старого сарая, и мысли его были чернее ночного неба. Психологическое напряжение нарастало и давило его, прижимало к земле, не давало ни мгновения передышки.

В памяти застряло избавление от трупа предыдущей жертвы. До того он принимал участие в отборе, но не имел дела с последствиями. Со всей этой кровавой бойней. А теперь он еще дальше шагнул за черту. Отнял чужую жизнь. Его мучила мысль об убийстве мужчины из фургона. Шон был крутым парнем, ему в прежние времена не раз приходилось драться, даже под суд попадал, но, уж конечно, не за убийства. Может быть, если пойти в полицию, он отделается «убийством по неосторожности». Если явиться прямо сейчас и рассказать все, что ему известно, можно поторговаться. Возможно, даже заручиться обещанием не выдвигать против него обвинения. Но тогда до него доберется Ремесло, найдут и убьют. Наверняка. Он знал, что кто-то из братьев служит в полиции, и в суде, и в тюрьме. Обязательно доберутся.

Серпенс понурил голову. Это кризис веры, вот что это такое. С каждым случается, думал он. В мутноватом лунном пятне возник Муска с белым пластиковым мешком в правой руке.

— Все в порядке? — спросил он и, входя, обхватил Серпенса за плечи. — Не волнуйся, уладим все в пол-часа. А потом отправимся прямо к Октансу[5]. Он сделает нам алиби. Скажет, что мы всю ночь играли в карты. Все будет хорошо.

Муска говорит: «Все будет хорошо». И Драко тоже. У них и так все хорошо. Хорошо жить с чистой совестью, без всяких там угрызений.

Сарай освещался парафиновым фонарем, стоявшим на перевернутом деревянном ящике в паре метров от фургона. Он отбрасывал желтый треугольник света на затянутые паутиной потолочные балки. Двое мужчин, проходя к машине, потревожили колонию летучих мышей. Муска засмеялся, указывая на мельтешащих тварей:

— Мерзкая живность. Жаль, пальнуть в них нечем.

Серпенс отодвинул дверцу «Фольксвагена». Включилась маленькая внутренняя лампочка, осветив покрытый мухами труп. Он собрался с духом:

— Что ты хочешь с ним сделать?

— Погоди. Надень-ка. — Муска подал ему пару тонких латексных перчаток. — Лучше переосторожничать, чем потом жалеть.

Серпенс неумело натянул перчатки.

— Ну а теперь смотри и учись, — сказал Муска.

Нашел в крошечной кухне корзину продуктов, бесплатное приложение от арендной компании, и усмехнулся: как раз то, что надо. Вытащил из шкафчика тарелки, нож, вилку, блюдце и тостер. Вскрыл банку фасоли из корзины, вывалил ее на сковородку и поставил на горелку. Сунул в тостер два ломтика хлеба и добыл из принесенного с собой мешка бутылку водки, откупорил и налил немного в рюмку.

— Почти готово, дружище, почти готово.

Серпенс словно завороженный следил, как Муска открывает шкафчик под плиткой и включает газ. Чиркнув спичкой, тот зажег горелку, снова выключил ее и самодовольно усмехнулся.

— Ну вот, подготовка закончена. — Он кивнул на труп. — Декорации расставлены. Наш парень остался один в фургоне после ссоры с подружкой. — Кивнул на бутылку. — Напился в стельку — естественная реакция после драматического окончания романтической поездки, а? — Указал на плитку. — Потом проголодался и решил приготовить что-нибудь поесть. — Взяв бутылку, Муска расплескал водку по помещению. — Увы, наш удрученный приятель по неловкости пролил спиртное. На себя. На пол. На плиту. — Муска вскинул руки. — Вуф! Взрыв. Он запаниковал. Упал и вырубился. В несколько секунд заполыхал фургон, загорелся сарай, и бедолага погиб. — Муска скривил губы уголками вниз, изображая печаль. — Таков трагический конец запретной любви.

Серпенс был не в том состоянии, чтобы отыскивать в плане слабые места.

— Значит, огонь уничтожит все улики?

— Именно. — Муска покачал пальцем. — Но нам придется кое-что предусмотреть. Прежде всего вольем полбутылки в мистера с разбитым сердцем. Потом устроим так, будто он упал. Ударим его обо что-нибудь головой — тем местом, по которому ты врезал. Тогда эксперты найдут повреждения, как они выражаются, «соответствующие падению», а не твоим стараниям. — Он ухмыльнулся. — И, наконец, обольем его остатками водочки, зажжем погребальный костер и сбежим.

Серпенс смотрел встревоженно, но согласно кивал.

Тело Тимберленда было тяжелым и неповоротливым. Когда его устраивали в сидячем положении, оно тошнотворно хрустело и хлюпало. Муска запрокинул покойнику голову, раздвинул губы и влил в глотку мертвецу водку. Серпенс сдержал рвоту.

— Лучше подержать его так минутку, — сказал Муска, — чтобы обратно не вылилось. — Он оставил Серпенса поддерживать труп, а сам включил газ, разогрел бобы и поджарил тосты. — Готово. Давай передвинем его к этому шкафу напротив плиты. Выдвинь нижний ящик. Пусть думают, что он споткнулся и ударился головой.

Серпенс резко выдвинул ящик и глубоко вздохнул. Вдвоем они перетащили труп. Тимберленд был меньше любого из них, но стал дряблым, как тряпичная кукла, а весил тонну. Муска подхватил его под мышки, запрокинул назад и ударил затылком об угол ящика, отпустил тело и остановился полюбоваться своей работой. Немного водки вылилось изо рта Тимберленда на рубашку и на пол. В остальном все было безупречно.

— Последний штрих. Ты готов?

— Вроде бы.

Муска вылил остатки водки на голову и грудь мертвеца. Бросил пустую бутылку рядом с рукой. Выключил огонь под бобами и снова вывернул горелку на полную мощность.

Покосился на Серпенса, достал из мешка еще одну бутылку и отвернул колпачок. Полил труп и горелку, после чего кивнул на дверь:

— Лучше вылезти заранее.

Они вышли из фургона в холодный амбар, в желтый парафиновый свет. Серпенс смотрел, как Муска разливает остатки водки по полу фургона и прячет опустевшую бутыль в мешок.

— Три, два, один… — Он Чиркнул спичкой. Дал разгореться и бросил на пол рядом с трупом. — Бежим!

Они, как испуганные ребятишки, выскочили из сарая на поле. Из безопасной темноты смотрели, как разгорается пожар. Старая постройка трещала в огне. Внезапно раздался глухой взрыв. Взорвался бензобак.

Перекрытия сарая провалились внутрь. Над рыжим пламенем взметнулся к небу визг летучих мышей.

63

Воскресенье, 20 июня

Кейтлин слышала о женщинах, которых похитители держали в плену годами, заперев в погребе, а то и в деревянной клетке. Ей рассказывал об этих ужасах Эрик. Так он учил ее осторожности — напоминал, чтобы не рисковала зря. Не пошедший в прок урок леденил ей кровь. Может, кто-то и до нее мучился в каменных стенах, где можно кричать, пока не лопнут легкие, и никто тебя не услышит.

Снова вспомнились предупреждения Эрика. Ужасы, которые он описывал ради ее же блага. Про девочку-подростка Дэниель Крамер, которую год прятали в чулане под лестницей. Про Нину фон Галлвиц, которую продержали 149 дней, пока родители не выкупили ее за полмиллиона немецких марок. Про Фуко Сано из Японии, которая томилась взаперти десять лет. Целое десятилетие.

Она все помнила. Помнила лицо каждой. А это еще счастливицы. Эрик показывал ей длинный список датчанок, американок, англичанок и итальянок, которым не так повезло. Которых похитители убили даже после выплаты выкупа.

Его слова звучали в голове: «Они похищают ради секса, ради денег, из-за садистских наклонностей или даже чтобы отомстить родителям. Эти люди опасны, Кейтлин. Некоторые настолько безумны, что могут похитить тебя, просто чтобы прославиться. Не мешай нам охранять тебя».

А она помешала. Все испортила, а теперь уже не исправишь. Ей хотелось плакать. Выплакать душу. Но она сдержалась. Не заплакала. Твердила себе, что ни разу не плакала за тридцать девять дней «Игры на выживание», и черт их всех подери, если начнет теперь.

Кейтлин старалась подумать о другом. Вспоминала съемки реалити-шоу. Вечеринка знакомства, первое задание, парни, сходившие по ней с ума. Тридцать девять дней, двадцать соревнований, пятнадцать эпизодов, которые сделали ее знаменитостью. В одном она плавала голой перед телекамерой. С цензором случилась истерика. Чуть не запретил всю серию. Зато получился настоящий блокбастер.

Она справится и сейчас. Справится, как всегда. Шок и гламур — ее новые имена. Она почти улыбнулась. Даже в толще каменной тюрьмы она чувствовала на губах сладкий вкус прежней жизни — деньги, слава, а проблемы вызваны ее стремлением к свободе. Только долго ли, спросила она себя, долго ли она продержится, пока чокнутые похитители и ее сведут с ума?

64

Гидеон добрался до последних двух записей.

Он просмотрел почти сорок и, вопреки бушевавшей в душе буре, твердо решил не выключать, пока не досмотрит до конца.

Он вставил кассету в плеер и взглянул на появившегося на экране отца. Молодой профессор выглядел немногим старше, чем Гидеон сейчас. Через несколько секунд над камерой послышался голос Мэри Чейз:

«По-моему, работает, Нат. Да, горит красный огонек. Можешь начинать».

Натаниэль вздохнул и пригладил взъерошенную ветром прядь. На нем были куртка из толстого синего флиса, темные брюки и дорожные сапоги. Фон был слишком знаком Гидеону. Стоунхендж.

«Я уведу вас в прошлое почти на пять тысяч лет, — объявил профессор, обводя рукой вид. — В дни, когда наши предки копали рвы по кругу около трехсот метров в диаметре, шириной в двадцать и глубиной в семь футов. — Он присел на корточки и провел ладонью по складке земли на месте древнего рва. — Здесь под землей археологи нашли кости животных, умерших за двести лет до того, как были выкопаны рвы. Зачем их сносили сюда наши предки? Зачем выкладывали новые рвы грудами старых костей? Ответ ясен: эти кости были особой жертвой новым богам».

Гидеон улыбнулся. Он знал, как любил его отец оживлять скучные университетские лекции собственными любительскими съемками. Молодой профессор на экране отошел от рва и направился к полукругу камней, излагая новую теорию, объясняющую открытие на этом участке более двухсот человеческих скелетов:

«Историк семнадцатого века Джон Обри находил обгоревшие человеческие кости в пятидесяти шести различных ямах. Тоже приношения богам? Быть может, Стоунхендж был и крематорием, и храмом — местом ритуальных убийств в честь астрономических событий?»

Гидеон, только что прочитавший дневники, написанные десятилетия спустя, удивлялся, слыша скептический тон, которым задавал эти вопросы отец. Еще удивительнее было думать, что это может оказаться правдой. Пленка прокрутилась почти до конца.

«Около трех тысячелетий назад неведомые руки доставили эти глыбы голубого камня с холмов Пресели. Нам до сих пор неизвестно, каким способом это было сделано. Они расположили камни по кругу, обратив вход в сторону восхода в день солнцестояния. — Натаниэль прошел к большой глыбе песчаника, поднял руки. — Эти гигантские сарсены, некоторые в три раза выше моего роста, весят до сорока тонн. Поставленные на торцы невероятно талантливыми древними строителями, они были увенчаны горизонтальными сарсенами, для чего использовались сложные пазо-шиповые соединения — инженерное решение, опередившее свое время. — Он прошел в глубину круга. — Здесь, в сердце круга, расположена Подкова — пять пар вертикальных сарсенов с гигантскими горизонтальными перемычками, это — трилиты».

Гидеон досмотрел фильм до конца на удвоенной и даже учетверенной скорости, заставив отца забавно метаться между камнями, указывая на Пяточный камень, на Плаху и северо-восточный проход.

Устроив себе короткий перерыв, он налил кружку чая и вернулся досматривать последнюю из безымянных кассет. Выдернул ее из картонного футляра и увидел в центре этикетку, подписанную не отцовской рукой. Написано было: «Гидеону, моему любящему сыну, моей гордости и радости».

Этого почерка он не видел десятки лет, но узнал сразу. Почерк матери.

65

Джимми Доккери, проклиная всех и вся, натягивал спецкостюм из ткани «тайвек». Почему его вечно вызывают среди ночи и всегда подписывают на самую неприятную работу, кладбищенские смены со скучными преступлениями? Любую кашу разгребать достается Джимми. Сперва поиски пропавшего, разборки с самоубийством какого-то старикана, а теперь пожар в сарае. Он полагал, что достоин расследовать более серьезные случаи. Если бы отец, заместитель констебля, знал, на какое дерьмо его посылают, он бы всех поувольнял.

Доккери взмахнул своим пропуском и поднырнул под желтую ленту. Представился усталому патрульному и зашел в почерневший остов сарая. Яркие дуговые фонари освещали обгорелые остатки фургона. Выгоревшую копию того, который он видел в записи со станции обслуживания. Его искала половина полиции округа. Джимми подобрался поближе. Внутри мужчина и женщина, стоя на коленях, осматривали труп.

— Девушка? — спросил Джимми. — Та, которую разыскивают?

Вопрос мячиком отскочил от спины патологоанатома Лизы Гамильтон. Она узнала его по голосу.

— Нет, это мужчина, и, сержант, маленькая просьба, не стойте над душой, не приставайте, не раздражайте меня и — ни в коем случае — ничего не трогайте.

— Понял.

Джимми на это было наплевать. Он от всех только и слышал — «не» да «не». Кроме того, к Лизе он питал слабость. Даже в два часа ночи она расшевелила в нем какие-то первобытные чувства.

Подглядывая из-за плеча, он видел, что труп похож на подгоревшее барбекю — тошнотворная смесь черного и розового. Клочья одежды пристали к обугленным костям, смолистые лужицы человеческого жира разлились по остаткам днища фургона. Джимми заметил, что часть металлической рамы выгнута вверх.

— Здесь что, взрыв был?

— Газовый баллон, судя по всему, — вставил молодой эксперт, рябой парень с волосами-иголками. — Видно, что взорвалось под горелкой плиты.

Джимми обошел их и осмотрел весь выгоревший фургон.

— Девушки не было? — окликнул он через плечо. — Вы уверены, что ее здесь нет?

Лиза Гамильтон, не разгибаясь, повернула голову:

— Вы серьезно предполагаете, что я могла не заметить целую женщину?

Он понял, что сказал глупость.

— Нет, конечно. Просто мы с ума сходим, ее разыскивая.

Патологоанатом ответила все так же мрачно:

— Никаких пропавших женщин. Пока меня интересует имеющийся здесь мужчина. И я хотела бы отдать ему последний человеческий долг, основательно расследовав его смерть.

Джимми понял намек и попятился. Еще один из группы экспертов трудился, вкладывая в пакеты и снабжая этикетками все, что удавалось поднять или отскрести с пола и со стен. Джимми увидел груду бумажных мешков: с разбитой рюмкой, обгорелой сковородкой, пустой водочной бутылкой и почерневшими столовыми приборами.

Рядом с ним оказалась женщина с пластиковым пакетом для улик.

— Мы нашли в бардачке права и документы на аренду машины. Прокоптились, но целы.

Джимми поднес пакет к свету и с трудом разобрал: «Эдуард Джейкоб Тимберленд». Ему стало грустно. Когда знаешь имя, к человеку относишься по-другому, он уже не совсем чужой. Джимми окликнул патологоанатома:

— Проф, мне надо в отдел. Когда у вас будет готов рапорт?

Она не оторвалась от осмотра.

— После завтрака. Я пришлю по связи, а к полудню буду доступна, если вы захотите поговорить лично.

— Спасибо.

Он бы очень хотел поболтать, например, за кофе. Как знать, что бы из этого вышло… Джимми махнул рукой на прощание.

— Всем доброй ночи!

В ответ ему что-то пробурчали. Он уже выходил из сарая, когда услышал задорный ответ профессора:

— Доброго утра! Не шутите с фактами, детектив, уже утро!

66

Гидеон с бьющимся сердцем вставил в плеер старую кассету.

Женщина, возникшая на экране, мало походила на его любимую мать. Он ожидал увидеть красавицу с венецианского видео. Смешливую, полную жизни. Но не это.

Она сидела на больничной кровати, опираясь на гору подушек. Судя по ракурсу, снимала себя сама. Лицо — обтянутый кожей череп, преждевременно поседевшие тонкие волосы и измученный взгляд по-красневших глаз.

Мэри Чейз, улыбавшаяся сыну через монитор и годы, была близка к смерти.

«Гидди, мой милый. Мне будет так не хватать тебя. Я надеюсь, тебя ждет долгая и очень счастливая жизнь, и ты узнаешь, сколько радости приносят дети. С твоим рождением моя жизнь стала полна. Мне ничего больше не хотелось, только чтобы ты, я и твой отец были счастливы вместе. — Она переждала нахлынувшие эмоции. — Дорогой, этому не суждено случиться. У меня осталось не так много времени, но я должна что-то сказать тебе, поэтому оставляю это сообщение до времени, когда ты станешь старше, достаточно взрослым, чтобы увидеть меня в таком состоянии и не испугаться».

Гидеону пришлось вытереть слезы. Он впервые осознал, что ему не позволяли видеть мать в ее последние дни, в период, когда она была так ужасно истощена. Мэри Чейз тоже плакала, протягивая руку к своему единственному сыну.

«Гидди, никто, кроме тебя, не видел и не увидит этой записи. Ни твой отец, никто. Только ты. Я должна сказать что-то тебе лично, и твой отец уважает мое желание. Он хороший человек и любит тебя больше, чем ты думаешь. Я надеюсь, вы позаботитесь друг о друге, когда меня не станет. — Она потянулась к тумбочке, поднесла к пересохшим губам стакан воды и заставила себя храбро улыбнуться».

Гидеон улыбнулся в ответ. Он тосковал по ней. Сильнее, чем признавался даже самому себе.

Мэри Чейз закончила свое письмо из-за края могилы, договорила слова, обращенные к сыну, которого так и не увидела взрослым. И закончила тем, что всегда говорила ему, выключая лампочку и целуя его на ночь: «Ничего не бойся, милый. Я люблю тебя и всегда буду с тобой».

По экрану замелькала серая пыль, шумно включилась перемотка. Гидеон тупо смотрел на пустой экран, еще не оправившись от только что пережитого удара.

67

В три часа ночи Джимми Доккери оказался перед рабочим столом Меган Беккер с кружкой горячего кофе в руках.

— У вас найдется минутка, босс?

— Конечно. — Она махнула ему на стул. — Что надумал?

Он устало сел.

— Тот парень, что погиб в фургоне…

— Тимберленд.

— Ну, да.

— Не бойся, я не пошлю тебя разговаривать с его родителями. Этим займутся столичные. Они связались с родными после того, как мы установили его золотой «Америкэн экспресс».

— Я не про то.

— Тогда что?

Он глубоко вздохнул и отхлебнул кофе, чтобы ус-покоиться.

— Пожар все смешал. Недостает частей тела, возможно, оторванных взрывом, кожа расплавилась. И голова как большой черный шар. Все не так.

Она поняла. Он потрясен и не хочет говорить о пережитом с коллегами-мужчинами.

— Ты хочешь, чтобы я устроила тебе встречу с психиатром?

Он обалдело уставился на нее.

— Джимми, я еще училась, когда попала на самоубийство. Человек бросился под поезд. Я сутками не спала. И в конце концов оказалось, что разговор с мозгоправом действительно помогает.

— Спасибо, но я не то хотел сказать. Я о том, что все выглядело не так. Не так, как должно было.

— Как это? — заинтересовалась она.

Он вдруг засомневался, не выставит ли себя дураком.

— Через несколько часов проф представит рапорт. Может, стоит подождать?

— Нет, продолжай, Джим. Если у тебя есть теория или хотя бы смутная догадка, я должна знать.

— Ладно. — Он поставил локти на стол. — Место, место, место, понимаете?

Она не поняла.

— Знаете, как говорят агенты по недвижимости: местоположение — это самое главное.

Она кивнула, еще не понимая, к чему он ведет.

Джимми попытался объяснить.

— Вот у вас есть жилой фургон, дом, который путешествует вместе с вами. В нем можно попасть куда угодно. В нем есть все, что нужно для жизни. Но вы зачем-то прячетесь в сарае. В здании вдали от всех наезженных дорог. Ручаюсь, о его существовании даже местные не все знают.

Она подхватила мысль:

— Действительно, странно. Сарай — не подходящее место для жилого фургона.

Джим немного расслабился.

— Да, так это первое. И еще, этот Тимберленд был из самых верхов. Богатенький, сын лорда, да?

— Верно.

— Если такой парень берет винтажную тачку, чтобы прокатить новую подружку, что еще он захватит в дорогу?

Она задумалась.

— Легкие напитки, закуску, может быть, еду. Пожалуй, шампанское, может, бутылку розового или охлажденного белого, приличные бокалы. — Она разогналась. — Пледы и корзину для пикника, солнечные очки, может, подарок для нее.

Джимми улыбнулся:

— Здорово. Я так много не насчитал, но посмотрите на список, составленный экспертной командой. — Он подтолкнул к ней свежеотпечатанный лист формата А4 и подождал, пока Меган прочитает. — Вы видите здесь помятую жестянку с обгоревшими остатками бобов, остатки серебряной фольги — возможно, от плитки шоколада, две пустые водочные бутылки и следы кое-какой обычной еды, хлеба и масла. Ничего неожиданного. Все это он мог купить или получить вместе с фургоном в холодильнике. — Он ткнул пальцем в нижние строчки листа. — Маленький холодильник предохранил то, что в нем было, от взрыва. И в нем обнаружился богатый выбор мороженого и бутылка шампанского «Булинье».

— К чему это ты?

— Водка. Две бутылки. Прикончить водку, не прикоснувшись к шампанскому? Вот если бы у вас было «булли», что бы вы вскрыли первым?

Меган уже поняла, в чем дело.

— Пожар легко разжечь водкой, но не шампанским. Думаешь, алкоголь использовался для поджога?

Он пожал плечами:

— Я даже не знаю, горит ли шампанское. А вы?

— И я не знаю. — Меган была уже далеко, вспоминая другой мир, свою свадьбу, когда она в последний раз пила шампанское. — Она встряхнулась. — Ты прав, бутылки водки и шампанское не подходят друг к другу. Как и фургон с сараем. И то, что девушка так и не нашлась, внушает мне еще большее подозрение.

Джимми придвинул стул к Меган.

— Вы думаете, парочка повздорила и она врезала ему сильнее, чем собиралась, а потом струсила?

Меган покачала головой:

— Только не она. Вспомни, кто она такая. Дочь вице-президента не стала бы со страху поджигать сарай. Она позвонила бы папочке.

Он кивнул:

— И водку этим тоже не объяснишь.

— Вот-вот. Хотела бы я знать, почему ее не оказалось с ним в фургоне.

— Поссорились и она сбежала?

— Не думаю. В этом случае она бы позвонила домой. Она не из тех девушек, которые стали бы добираться домой поездом.

Они посидели молча. У обоих в голове крутилась та же мысль. Джек Тимберленд погиб, потому что его кто-то убил. Кейтлин Лок пропала, потому что ее кто-то похитил. Найдите Кейтлин, и вы найдете убийцу. Надо надеяться, прежде, чем он убьет еще раз.

68

Серпенс и Муска порознь добрались до Октанса. Пока они принимали душ, Воланс[6] сложил их одежду и обувь в два разных мешка, чтобы сжечь утром. Им приготовили свежее белье и одежду.

Тарелки с остывшей пиццей и банки с холодным пивом отмечали их места за карточным столом. О случившемся никто не заговаривал. Играли в покер, джин-рамми и в криббидж, пока сквозь пыльные окна не просочился дневной свет. Четверка старых друзей собралась на мальчишник.

Грабб, он же Серпенс, не притрагивался к еде, а пил, как викинг. Сожжение трупа скрепило вину за убийство. Он и ударил-то его маленьким камнем, не больше ладони. Не должен был убить такой удар. Должно быть, у парня был дефект черепа или что-то не так с мозгом.

Но Серпенсу от этого не легче. Он убийца, и ему не жить спокойно. Если его поймают, это убьет родителей. Им далеко за восемьдесят, они едва двигаются, живут в пансионе. Они не бросили его, когда он попал в тюрьму. Мать считала, что с тех пор он остепенился. Выправился. Перерос. Стал человеком, которым можно гордиться.

— Берешь еще карту или при своих?

Грабб глянул на Муску и бросил карты.

— Поеду отдохну. — Он обернулся к остающимся: — Спасибо за угощение и прочее.

Муска встал, прошел за ним к дверям.

— Ты вести сможешь? Не подвезти тебя?

Серпенс покачал головой:

— Я в порядке.

Что-то между ними порвалось, и Муска это почувствовал.

— Может, вернешься, проведешь день со мной? Я мог бы помочь.

— Сказал же, все в порядке, — напряженно отозвался Грабб.

Они столкнулись взглядами, потом Серпенс распахнул дверь и вышел в холодный рассвет.

Муска не отставал:

— Погоди!

Серпенс не мог больше ждать. Он отпер свой «Уорриор».

Муска крепко взял его за плечо.

— Подожди минуту, нам действительно надо…

Серпенс ответил мгновенным ударом. Он мечтал об этом три месяца. Удар, порожденный смятением, вскормленный злобой, спущенный с цепи гневом. Он ударил Муску в зубы, и тот опрокинулся назад.

К тому времени, как Муска поднес руку к губам и увидел кровь, «Уорриор» уже рванул по улице так, что запахло паленой резиной.

Октанс и Воланс стояли в дверях. Шум, перебранка встревожили их. Кто-то мог увидеть. Но больше всех тревожился Муска. Он понимал, что Серпенс стал проблемой. Большой проблемой.

69

Главный констебль Алан Хант любил, чтобы на столе был порядок. Порядок на столе — порядок в мыслях. И чтобы к конце дня все было убрано, все дела решены. Джон Роулендс, сидевший напротив, сказал бы, что это от современного воспитания. Магистерская степень в области юриспруденции. Быстрое продвижение по службе. Председатель ассоциации начальников полиции. Золотой мальчик из министерства внутренних дел, хорошая хватка в политике, да и в финансовых вопросах разбирается. Рядом с Роулендсом, напротив Ханта устало обмяк на стуле заместитель главного констебля Грег Доккери. В шесть часов утра троих мужчин занимало единственное дело, лежащее на безупречно чистой крышке березового стола: громкое дело Кейтлин Лок.

Маленькая аккуратная ладонь Ханта коснулась снимка.

— Так где же она, Джон? Почему те, кто ее захватил, не дают о себе знать?

Роулендс поскреб прорастающую точками щетину на подбородке.

— Я рассчитываю, что сегодня похитители выйдут на связь. По-видимому, это профессионалы. Преспокойно убили дружка, чтобы захватить девушку. Теперь, когда она у них, я ожидаю требования выкупа.

— Согласен, — произнес Доккери. — Я считаю молчание признаком, что они выжидают. Возможно, отслеживают ситуацию. Реакцию на ее исчезновение. Они вполне могли другой машиной перевезти девушку в надежное место.

Роулендс многозначительно постучал пальцам по своим часам:

— Правило сорока восьми прежде всего относится к похищениям.

Доккери заметил, как нахмурился главный, не разбиравшийся в служебном жаргоне.

— Джон имеет в виду первые сорок восемь часов, сэр. Статистика показывает, что шансы раскрыть крупное преступление — особенно похищение или убийство — падают вдвое, если преступник не пойман в первые двое суток.

Хант улыбнулся:

— Я верю только в благоприятную статистику. Тебе, Грегори, следовало бы об этом знать. — Выслушав вежливые смешки, он добавил: — После вашего звонка насчет Тимберленда я позвонил Себастьяну Инграму из министерства. Они подняли на ноги столичные службы и хотят, чтобы Скотланд-Ярд прислал нам специалиста.

Доккери был не так глуп, чтобы оспаривать ценность подобных предложений. Роулендс, менее искушенный в дипломатии, заговорил:

— Сэр, это наше дело. Мы лучше всех способны с ним разобраться. У меня есть непосредственный опыт в ведении переговоров.

Главный попытался его успокоить:

— Речь не о способностях, Джон, а о политической ответственности и бюджете. Мы еле наскребаем денег, чтобы оплачивать бензин дорожной полиции. Такое дело, как это, выжмет нас досуха до конца финансового года.

Доккери тоже решил подсластить пилюлю:

— Мы потребуем, чтобы ты оставался в деле. Кого бы они на нас ни свалили, он будет работать наравне с тобой и твоей командой.

Зазвонил настольный телефон. Все понимали, что такой ранний звонок означает недобрую новость. Хант ответил, коротко переговорил с секретарем, а потом вытянулся на стуле по стойке «смирно» перед голосом в трубке.

Разговор длился меньше минуты. Положив трубку, он ровным голосом передал известие:

— Джентльмены, вице-президент Лок и его бывшая жена только что сели в самолет в Нью-Йорке и скоро будут здесь.

70

Драко, голый по пояс, босиком, в черных тренировочных штанах, занимался в особой пристройке с гимнастическим залом рядом со своим богатым загородным домом. Длинная зеркальная стена позволяла постоянно отслеживать работу мускулатуры, которую он усердно наращивал. Он выглядел на десять, если не на двадцать лет моложе своих пятидесяти. Его мысли занимал Серпенс. Он всегда недолюбливал этого человека. Имя его созвездия — Змея — очень ему подходило.

Зазвонил лежавший на скамейке мобильный. Драко ждал звонка, и именно в это время. Он сошел с дорожки, накручивавшей шестую милю, приглушил музыку на шестидесятидюймовом плазменном телевизоре и ответил:

— Все прошло нормально?

— Не все, — натянуто ответил Муска. — Работа выполнена, как договаривались, но наш человек заболел.

Драко понял, что это значит.

— Для нас это серьезно?

Взяв со скамьи белое полотенце, он вытер потное лицо.

— Возможно.

Бросив полотенце, он потянулся к бутыли с водой.

— Где он сейчас?

— Дома..

— Навестите его. Может быть, ему уже лучше.

Муска потер нывшую от удара челюсть.

— Я подожду до обеда, дам ему выспаться, а потом заеду поболтать.

— Не затягивайте, — велел Драко и, подумав, добавил: — И не рискуйте без необходимости. Если он действительно болен, нам придется найти лекарство. Сильнодействующее.

71

Гидеон так устал, что с трудом встал с кровати. Видео матери и ее прощальное признание стали последней каплей. Сказывались горе, недосып, буря эмоций. Сперва — отцовские откровения: Святые, Последователи, Святилище. Затем — рак или, точнее, ХЛЛ, убившая его мать. Теперь — ее тайное послание. Будто стрела в сердце.

Он спустился вниз, напугав сам себя перезвоном тревожной сигнализации. Выключил систему, которую забыл установить прошлой ночью. Сердце все не успокаивалось. Он заварил себе крепкого чая и сел у кухонного окна посмотреть на восход.

Скоро над деревьями и цветниками разлился золотой свет, вытеснив ужасы его жизни. Но когда чай был выпит и краски восхода поблекли, вернулось беспокойство. Правда ли, что в его генах тикает бомба с часовым механизмом, готовая взорваться, как когда-то в его матери? Или странное крещение водой Стоунхенджа, совершенное в детстве отцом, излечило его? Он вспомнил слова из дневника: «Я охотно отдам свою кровь, свою жизнь. Надеюсь только, что они окажутся достаточной ценой. Достаточной, чтобы изменить судьбу, которая ожидает моего бедного осиротевшего сына. Я полагаюсь на Святых, на узы, связавшие меня с ними, на то, что моя чистая кровь очистит кровь сына».

Гидеон устало побрел наверх, к дневникам. Они остались разбросанными со вчерашнего дня, открытыми на страницах, которые показались ему самыми важными. Сколько упоминаний о камнях Стоунхенджа, которому его отец посвятил целые книги, об их связи с весенним равноденствием, с земной прецессией, о мистической ее связи с небесным экватором, Платоном и Великим сфинксом.

Все это он считал суевериями. Но кое-какие из найденных им отрывков складывались, отмечая извилистую тропу, уводящую в сердце его странного и тревожного детства. Отец заставил его выучить греческий, писал на нем шифрованные записки и всучил на десятый день рождения самый неподходящий для мальчишки подарок: «Государство» Платона. Не гоночный велосипед, о котором мечтал Гидеон, а массу невразумительных философских рассуждений о счастье, справедливости и качествах, делающих правителя.

Просматривая дневники, он видел тень древнего философа за словами отца, подчеркивавшими роль Святых для небесной механики и платоновского Года — полного цикла прецессии равноденствий. С округлением он занимал 25 800 лет. Примерно столько же, по мнению Гидеона, понадобилось бы для полной расшифровки и понимания отцовских записей.

72

Главный констебль Алан Хант вел назначенную на восемь утра пресс-конференцию. Известия о смерти Джека Тимберленда и скором прибытии родителей девушки подняли на ноги всю прессу. Он не мог позволить себе ошибки. Иначе не видать ему места комиссара в столице. Он знал, что вопрос о назначении зависит от того, как он проведет это расследование.

Репортеры разместились вокруг леса телекамер и радиомикрофонов. Заняв место между Доккери и Роулендсом, Хант постучал по своему микрофону и послушал, как сигнал отозвался в зале. Он давно научился оценивать громкость звука, прежде чем начать говорить.

— Леди и джентльмены, благодарю, что вы собрались так быстро. Этой ночью в два часа мои подчиненные обнаружили в сгоревшем автомобиле тело тридцатилетнего мужчины. Машина числилась в розыске по делу об исчезновении Кейтлин Лок, известной большинству из вас как дочь Кайли Лок и вице-президента Тома Лока. — Главный выдержал паузу, давая журналистам время сделать записи, и продолжил: — Учитывая новые факты, ко мне обратились с предложением ввести в расследование экспертов из столичной полиции. — Он предостерегающе поднял руку. — Должен подчеркнуть, что это превентивные меры. В данный момент мы не располагаем никакими сведениями о местонахождении мисс Лок, не получали о ней известий и не имеем оснований предполагать, что ее жизни грозит опасность. Оперативная следственная группа в настоящее время работает под руководством старшего суперинтенданта Роулендса, докладывая непосредственно заместителю главного констебля Доккери. Они готовы — в разумных пределах — ответить на ваши вопросы, но прежде обратятся к вам с просьбой.

Роулендс прочистил горло и высоко поднял над собой фотографию Кейтлин Лок.

— Каждый из вас получит копию материалов, содержащих диск с кадрами видеонаблюдения, фотографии мисс Лок, Джека Тимберленда, с которым она уехала из Лондона, и жилого фургона, в котором они ехали. Нас интересует каждый, кто видел эту машину или этих людей за последние сутки. Какой бы мелочью это ни казалось, мы просим любого свидетеля в точности описать нам, что он видел.

Вскочил один из репортеров:

— Вы можете подтвердить, что погибший — Джек Тимберленд, сын лорда и леди Тимберленд?

Роулендс отмахнулся:

— Родные покойного еще не опознали тело официально, поэтому рано что-либо утверждать.

— Вы можете утверждать, что погибший убит?

Он опять дал осторожный ответ:

— Я еще не получил подробного доклада от эксперта из министерства, производившего осмотр и вскрытие. Я не стал бы предвосхищать выводы специалиста.

— Где был найден погибший?

Роулендс заколебался.

— Мы пока не готовы сообщить точное место. Надеюсь, вы понимаете, что некоторые аспекты дела приходится скрывать из оперативных соображений.

Старая ведьма с кожей цвета бекона учуяла лазейку.

— Значит, вы опасаетесь, что Кейтлин Лок похищена и только похитителям известно место убийства ее друга?

Вопрос был острый и неуютно близок к истине. На помощь пришел Грег Доккери:

— Я должен подчеркнуть сказанное суперинтендантом Роулендсом. Расследование находится на ранней стадии, и часть информации мы должны скрывать из оперативных соображений. Мы надеемся, что вы поймете нас и поможете в розыске Кейтлин. Журналистские домыслы не помогут ни нам, ни вам самим.

Хант чувствовал, что репортеры готовы копать, пока не наткнутся на кусок посочнее.

— Леди и джентльмены, подчеркну важность вашего участия в расследовании. Главное — ответственное освещение событий. Возможно, исчезновение мисс Лок объясняется вполне невинными причинами, а возможно, и нет. Если ее удерживают против ее воли, эти люди будут читать все, написанное вами, и слушать все, что вы скажете. Вот почему нам необходима осмотрительность. На данный момент нам больше нечего сказать. Благодарю за внимание. — Он дал разрастись неловкой паузе и только потом высказал то, что наверняка попадет в заголовки: — Несколько позже мне предстоит встреча с вице-президентом Локом и Кайли Лок, которые сейчас летят из Нью-Йорка. Я надеюсь сообщить им добрые новости. Надеюсь, к тому времени мы будем знать, где их дочь, если же нет, я смогу уверить их, что вся полиция и население Уилтшира, а также правительство и народ Соединенного Королевства делают все, что в их силах, чтобы найти и вернуть девушку. Еще раз благодарю за внимание.

Он встал, собрал со стола бумаги и медленно, уверенной походкой сошел со сцены.

73

Известие, что к ним присылают столичных спецов, не обрадовало группу, собранную на брифинг после конференции.

Джуд Томпкинс отвела Меган в сторону.

— Главный говорил с Барни Гибсоном из отдела спецрасследований. Он будет здесь через час еще с двумя, и они перехватят все управление. Джону и мне придется отчитываться перед ними. Мне нужно, что-бы вы повидались с патологоанатомом, разобрались со смертью Тимберленда. Доложите и больше не участвуете в этом деле.

Меган обомлела:

— Как?

— Вы хотели сказать: «Простите, мэм, я не поняла?»

— Кажется, Роулендс хвалил мою работу?

— Хвалил. Вы хорошо справлялись, пока вам не вздумалось поплясать в лучах юпитеров. Сейчас мне нужно, чтобы вы исполняли мои приказы, а не оспаривали их. Уоррен и Дженкинс уже переподчинены другим.

Меган сумела остаться в рамках вежливости, кивнув, прежде чем отвернуться и беззвучно прошептать все известные ей ругательства, которые не иссякали до самого возвращения в отдел.

Джимми Доккери окликнул ее из-за стола:

— Босс…

Она не дала ему договорить:

— Собирай вещички, Джим, пошли.

Она сдернула со спинки стула куртку и схватила со стола ключи от машины.

74

Серпенс совсем расклеился.

Чувство вины стало невыносимым. В измученном мозгу одна за другой вставали жестокие картины. Конвейер бойни, расчленяющий и перемалывающий тело молодого парня. А вот вспыхивает облитый водкой труп в фургоне. Воспоминания неотступно преследовали Серпенса. В страховой компании, где он работал, настало самое горячее время, и пришлось позвонить и сказаться больным. В голове шумело. Он завел старый «Мицубиси». Надо сбежать, найти покой.

Через час он оказался в Бате. Чистенький туристский городок, куда его в детстве возили на каникулы. Место счастливых воспоминаний. Если бы они помогли ему примириться с самим собой!

Серпенс оставил машину у центра Саутгейт и купил шесть упаковок «Лагена» и пол-литра виски. Видавшие виды местные старики косились на пьющего на ходу приезжего. Он прикончил пиво, пока обходил Гранд-праде и причал, облегчился в кустах Оранж-Гроув и потихоньку побрел на восток, к реке.

Потом Серпенс отдохнул в прохладной тени, привалившись спиной к дереву на берегу и прикрыв усталые глаза. В голове у него складывалась чудовищная мозаика звуков и форм — пустой звук катящейся по полу фургона водочной бутылки, резкое чирканье спички, глухой раскат, от которого чуть не взорвалось сердце, и прокатившийся по фургону огненный шар, расщепивший балки старого сарая.

Серпенс отвернул колпачок бутылки и глотнул горячего, как огонь, виски. Пусть обжигает, тем лучше. Он как лекарство глотал спиртное. Ведь это он убил парня. Ударил камнем и оборвал жизнь. Только что горемыка был наверху блаженства со своей девушкой, и вот, шмяк — он мертв, и его труп сжигают дотла.

Зазвонил телефон. Серпенс не вздрогнул, мобильник трезвонил все утро. Он вытащил аппарат из кармана и зашвырнул в реку. Плюх. Он впервые за день улыбнулся. Еще разок глотнул и закашлялся. Не в то горло попало. Чуть не захлебнулся. Захлебнуться скотчем — самый подходящий способ со всем покончить, а?

Мимо, крича и хохоча, пробежали ребятишки. Раскрасневшийся малыш гнался за девочкой постарше, дразнившей его. Жизнь продолжается. Он встал пошатываясь, посмотрел, как они с хохотом бегают вокруг дерева и возвращаются к расстеленному покрывалу, на котором лежала женщина с завернутыми в пленку сэндвичами и банками газировки. Счастье. Чужой для него мир.

Серпенс глотнул еще виски. Вливал его в глотку, пока не пошло назад, как вода из забитой трубы. Уронил бутылку на проплешину в траве, широко раскинул руки и подрубленным деревом рухнул в быстрое течение Эйвона.

75

В беспощадном освещении морга тело Джека Тимберленда выглядело еще хуже, чем помнилось Джимми Доккери. Все, что осталось от обгорелого, искалеченного взрывом трупа, было вскрыто, внутренние органы удалены и взвешены.

Профессор Лиза Гамильтон прочитала мысли двух детективов.

— Его убил не пожар и не взрыв. Взрывная волна отчасти сбила огонь внутри фургона, так что уцелело достаточно тканей, органов и жидкостей, позволяющих установить, что до сожжения тела он около десяти часов лежал мертвым на левом боку.

Меган переспросила:

— Десять часов?

— Около того. — Лиза стала объяснять: — После смерти на тело действует сила тяжести. Сердце перестает качать кровь, и она остается в тканях. Он, — эксперт кивнула на распростертый труп, — был перемещен спустя несколько часов после остановки сердца. Мы определяем это по интенсивности и расположению пятен на коже. Кто-то переместил его из положения, в котором он остался после смерти, и положил в фургон, изображая несчастный случай. Только они положили его не на тот бок, а на правый, лицом вниз. Что совершенно не согласуется с расположением трупных пятен.

Обойдя стол, она положила ладонь на серое тело Джека.

— Причина смерти — острый сердечный приступ, вызванный сильным ударом по затылку каким-то импровизированным оружием. Я нашла внедрившиеся в кость частицы почвы и достаточно крупные осколки камня.

Джимми представил себе, как все происходило.

— Итак, они где-то ударили его по голове, снова перенесли в фургон и положили на пол у плиты. Преступники подожгли фургон, чтобы все выглядело так, будто наш парень споткнулся спьяну и вызвал пожар.

— Почти так, — кивнула Лиза. — Не забывайте — трупные пятна показывают, что он пролежал на левом боку почти десять часов.

Меган поняла.

— То есть, тот, кто это сделал, потратил десять часов на обдумывание. В конце концов составили план, перегнали фургон в сарай, все устроили и подожгли?

— Совершенно верно. Еще одно: хотя на месте были найдены две водочные бутылки, в его организме нет следов алкоголя. Крошечное содержание этанола в крови, но печень чистая. Он никак не мог выпить такое количество водки. — Джимми хотел спросить, но Лиза его опередила: — Исследование легочной ткани не показало следов удушья. Ни частиц дыма, ни повреждения тканей. Он, несомненно, уже не дышал, когда начался пожар.

— Все — фальшивка, — заключила Меган. — Отдаю должное, Джимми, все, как ты говорил.

— Правда? — неподдельно изумилась Лиза.

— Правда, — с гордостью ответил Джимми.

76

Мастер постарался не затягивать телефонного разговора с Драко.

— Вы решили проблему?

— К сожалению, нет. Наш человек недоступен.

— Не выходит на связь?

— Боюсь, что так. Ни один номер не отвечает. Я оставлял сообщения, но он не ответил. А на работе сказался больным.

— Думаете, он заболел?

— Нет. Я был у него дома. Его там нет, и машины нет.

Мастеру хотелось надеяться на лучшее:

— Он в последнее время находился в напряжении. Возможно, решил проехаться, проветрить голову. Это вписывается в его характер?

Драко засомневался:

— Возможно. Я послал расспросить его друзей, где он может быть. Еще мы хотим попросить одного из них с ним связаться. Может быть, на этот звонок он ответит.

— Хорошо.

Драко решил, что их вождь нуждается в утешении:

— Мы его найдем.

— Уверен, что найдете. Подождите минуту.

Мастер ждал, пока помощник положит перед ним пачку документов на подпись и шепотом напомнит о намеченной встрече с судьей графства. Только когда помощник вышел, он возобновил разговор с Драко:

— А что касается другого вопроса, у меня есть план, который даст нам передышку. Вы можете со мной встретиться?

— Конечно. Когда?

Мастер взглянул на настольный календарь-еже-дневник.

— В три часа дня. У меня будет около часа. Не опаздывайте.

77

Меган с Джимми оставили машину в миле от сгоревшего сарая. Он стоял посреди самого обширного участка травянистой меловой равнины в северо-западной Европе. Безрадостное место вдалеке от всего на свете. Спустившись в лощину, пестревшую полевыми цветами, полицейские наконец увидели обугленный остов, уродливую черную рану на мягкой зеленой коже Солсберийской равнины. Меган кивнула на колею в траве. Следы колес и ног шли к сараю и от него.

— Придется снимать отпечатки покрышек?

— Думаю, да.

Она поморщилась:

— Ты не штатский, чтобы «думать», ты либо знаешь, либо не знаешь. Позаботься, чтобы они у нас были.

Они прошли уже несколько шагов, когда она заметила, как он обижен ее внезапной резкостью, и остановилась. Меган не сомневалась, что из него выйдет хороший полицейский, нужно только время и терпение.

— Оглядись, Джимми, и услышишь, сколько историй расскажет тебе трава — расскажет обо всех, кто здесь побывал. — Она наклонилась к нему, чтобы ему легче было следить за ее указующим пальцем. — Вон там — глубокие вмятины, оставленные пожарной машиной. — Развернув его, она снова показала: — А там — колеи по меньшей мере от трех разных машин, гораздо легче пожарной. Догадываюсь, что одна оставлена нашим фургоном и, вероятно, еще двумя машинами.

— Почему двумя?

Она пожалела, что у нее нет рулетки для наглядного объяснения.

— Смотри на глубину и ширину каждого следа. Это даст тебе толщину покрышек и длину оси. Ну, видишь, что они различаются?

Он увидел.

— Значит, две машины и, по меньшей мере, два человека.

— Хорошо. Свяжись с дорожной службой для подробного осмотра. Наши эксперты их уже видели, но дорожная полиция лучше в этом разбирается.

Она присела на корточки, вглядываясь в колею, промятую в высокой траве.

— Вопрос: почему они приехали порознь, а не в одной машине?

Он осмотрел след и рискнул высказать догадку:

— Один оставался в сарае, стерег фургон и умершего. Другой зачем-то уехал, может быть за водкой, и вернулся позже.

— Хорошо, — уважительно кивнула инспектор и выпрямилась. — Идем дальше. О чем это тебе говорит?

Он смешался:

— В каком смысле?

— Что ты скажешь об отношениях между этими людьми?

Джимми растерялся. Психология поведения была ему незнакома.

Меган пришла ему на помощь:

— Один из них исполнитель, другой распоряжается. С трупом оставался исполнитель. Так ему было приказано. Это свидетельствует о ранге, о структуре в группе. — Ее взгляд упал на огромную черную рану в земле и обгорелые бревна. — Конечно, возможно, на месте были два исполнителя, а двое приказывавших приехали позже.

— Организованная преступная группа?

Она пожала плечами:

— Очевидно. Осталось выяснить, как именно организованная.

78

К середине утра Гидеону потребовался перерыв. Он быстро проехался по магазинам и вернулся с газетой, двухлитровой упаковкой молока и коробкой из фастфуда. Наспех разогрев в микроволновке, проглотил слишком жирную лазанью и вернулся к расшифровке дневников.

Постепенно выяснялось, что чем больше отец узнавал о Последователях, тем больше втягивался. «Я избавился от наручных часов — это грубый механизм. Моим миром теперь правят древние обычаи, этот инструмент откалиброван духом: шкалу звездного времени определили великие астрономы сообразно с естественными орбитами звезд. Я постиг настоящее значение звездного Зодиака, великих знаков галактического экватора».

Слова эти переваривались не лучше лазаньи. Воспоминания вновь и вновь уносили Гидеона в детство. Отец поздно ночью выводил его в сад и показывал звезды. Называл разные созвездия, говорил об орбитах Солнца и Луны. Волшебные сказки.

В дальнем конце комнаты под слоем пыли он заметил старый отцовский телескоп. Как он раньше не увидел? Телескоп был закутан в пожелтевший от времени полиэтилен. Гидеон наклонился и распаковал его, как неожиданный подарок.

Телескоп фирмы «Мид», дорогой и такой ценный, что отец никогда не позволял трогать его без присмотра. Мэри ни за что не одобрила бы такой траты. Оптика на тысячи фунтов, достойная небольшой обсерватории, с микрофокусировкой и специальными приставками для камеры.

Выпрямляясь, он ударился головой о низкий потолок. Потер макушку и сердито глянул на панель над головой. Выглядела она необычно. Он нажал посильнее, и крышка откинулась, повисла на петлях. За ней открылось раздвижное окошко, в которое видно было длинную плоскую крышу.

Гидеон повернул ключ, отодвинул окно и выбрался на яркое солнце. Неловко обошел потайную комнату и увидел широкий ровный участок между двумя крытыми красной черепицей пристройками. Здесь стояла маленькая деревянная будка площадью примерно десять на шесть футов и не больше пяти в высоту. Гидеон понял с первого взгляда: самодельная обсерватория отца. Укрытие от дождя и ветра с откидной крышей.

Внутри разбросаны отцовские вещи: старый походный чайник, чашки, чайные пакетики, ручки, бумага, небесные карты, справочники и фотографии. Множество фотографий на стенах и на полу.

Легко было представить, как старик сидел здесь, наблюдая звезды. Уйдя в собственный мир. Рисовал схемы. Гидеон развернул одну. Она изображала Солнце на галактическом экваторе в день летнего солнцестояния. Он подобрал другую. Расположение главных планет в точке зимнего солнцестояния.

Гидеон осмотрел снимки на стенах. Этой выставки он никогда не видел, да и художник был ему почти незнаком. Здесь было множество фотографий Полярной звезды — сколько раз отец объяснял ему ее роль, рассказывая, как в разные эпохи точкой отсчета для моряков и астрономов становились разные звезды, приближаясь к небесному полюсу.

Изображение звездного скопления: Плеяды, Семь сестер. В памяти всплыла строка Теннисона: «Много ночей я видел Плеяды, всходившие из зыбкой тени, блистая, как рой светлячков в серебристой паутине».

Погрузившись в ностальгию, Гидеон сел на пол и принялся медленно перебирать снимки и схемы. Один из них разогнал светлые воспоминания — Стоунхендж.

Снимок, сделанный с высоты, изображал круг не таким, каков он теперь, но таким, каким он, наверно, был, когда его завершили древние строители. Гидеон присмотрелся. От гигантских камней расходились тонкие белые линии, заканчивавшиеся точками в высоте. Он не сразу понял, что видит. Звезды и созвездия. Камни, согласованные с движениями звезд и планет. Линии разделяли схему на четыре части. Крошечные буквы отмечали стороны света. Еще два слова вверху и внизу почти стерлись, и он с трудом разобрал: «Земля». «Небо».

Гидеон ощутил холодные мурашки в спине. Как видно, Последователи не ограничивались тем, что считали Стоунхендж средоточием своей жизни. Они шли много дальше.

Видели в нем центр звездного Зодиака.

Центр Вселенной.

79

К тому времени, как Меган с Джимми покинули выгоревший сарай, дорога была плотно забита машинами, ползущими в сторону Стоунхенджа. Меган проклинала толпу, впавшую в ажиотаж из-за солнцестояния. В штаб-квартиру полицейские вернулись на час позже, чем рассчитывали, и Меган сразу позвонила бывшему справиться о Сэмми. Адам оказался на редкость общительным:

— Как дела?

— Хорошо. — Меган крутила в руках телефонный провод. — По крайней мере, так я считала, пока меня не отстранили от дела.

— Почему?

— Ее величество Джуд Томпкинс, вот почему.

— Серьезно? — В его голосе прозвучало сочувствие. — А что, они решили замять дело?

— Нет, совсем наоборот. Привлекают больших шишек из столицы. Для твоей покорной слуги не осталось места. Как раз когда стало интересно.

— Ты взяла след?

— С девушкой ничего, но смерть дружка официально признана убийством. Патологоанатом подтвердила.

— Слушай, Мег, если хочешь, я заберу Сэмми вечером, — вызвался Адам. — Мне нетрудно. Если тебе нужно свободное время, чтобы вернуться к расследованию, я с радостью возьму ее на себя.

— Ты уверен?

— Совершенно. Хоть на неделю.

Адам получал Сэмми на каждые выходные. Так они договорились. Так привыкли. Она задумалась, не скрывается ли под его податливостью что-то еще.

— Только не рассчитывай, что я соглашусь изменить согласованное время визитов.

— Я и не рассчитываю. Просто хочу помочь.

Она понимала, что выбора ей не остается.

— Тогда спасибо. Мне правда очень поможет, если ты возьмешь ее вечером.

— Отлично. Свожу ее в «KFC».

— Только посмей!

Оба улыбались, когда повесили трубку.

Джимми поставил перед ней большую кружку черного чая.

— Не понимаю, как вы это пьете без молока.

— Тут, как во всем, нужна привычка.

Она откинулась на спинку стула и посмотрела в компьютере новые данные о деле. Кликнула и подождала, пока откроется сообщение.

— Да, да, да! Слава тебе, господи!

— Что? — Джимми сунулся к экрану.

— В фургоне обнаружены отпечатки. — Она ткнула пальцем в монитор. — На ручке боковой двери и на внутренней стороне оконного стекла. Отпечатки Шона Эллиота Грабба. Он сидел за ограбление и разбой.

— И ему многое придется объяснить, — заметил Джимми.

80

Меган чувствовала себя так, словно пожимала руку великану. Пальцы, чуть не раздавившие ее ладонь, принадлежали новому члену группы, начальнику столичного отдела криминалистики Барни Гибсону.

— Садитесь, — предложил он с обманчиво мягкой улыбкой, — и расскажите, что показало вскрытие.

Меган села за стол, вокруг которого уже расположились Джуд Томпкинс, Джон Роулендс и заместитель Гибсона, Стюарт Уиллис. Она понимала, что ей выпал последний шанс вернуться к расследованию.

— Сэр, заключение судмедэксперта профессора Лизы Гамильтон утверждает, что смерть Джека Тимберленда наступила примерно за десять часов до того, как он сгорел в фургоне. Сцена была подстроена так, чтобы создать впечатление пожара, вызванного по неосторожности в состоянии опьянения. — Она подтолкнула лист с заключением через стол. — Но здесь ясно сказано, что Джек Тимберленд был убит.

Гибсон просмотрел первую страницу.

— Причина смерти?

— Указана на следующей странице. Удар тупым орудием и сердечный приступ. Его ударили по затылку чем-то тяжелым вроде камня.

— Не камнем, а чем-то вроде камня? — нахмурился он.

— Это мог быть камень, сэр. Наверняка не кирпич и не молоток, но, возможно, булыжник или выступ скалы.

— Понимаю. — Он еще полистал рапорт и поднял взгляд. — Профессор упоминает оставшиеся в черепе частицы почвы и гравия. Из лаборатории уже дали ответ, откуда они могли взяться?

— Нет, сэр. Но я думаю, из Стоунхенджа.

— Почему? — удивленно поднял брови Гибсон.

— Солнцестояние, сэр. Мне кажется логичным предположить, что Тимберленд повез Лок посмотреть восход в Стоунхендже. Они должны были подъехать рано утром. Предположительно, в это время произошло нападение. Оно согласуется с установленным профессором моментом смерти. Возможно, Тимберленд пытался остановить похитителей Лок и был убит при сопротивлении.

— Многое возможно, детектив-инспектор. — Гибсон перевел взгляд на своего напарника. — Стюарт?

Уиллис смерил Меган взглядом маленьких карих глазок.

— Похищение такой особы, как Кейтлин Лок, требует тщательной подготовки и умелого исполнения. Речь идет о дочери вице-президента. Участники таких похищений обычно имеют за плечами военную подготовку, а в руках — автоматическое оружие. Они не являются с пустыми руками, чтобы бить людей «чем-то вроде камня».

Гибсон оценивающе покосился на Меган:

— Что-нибудь еще, детектив-инспектор Беккер?

Она покраснела от стыда и унижения. Оставался последний шанс переменить их мнение о себе.

— Да, сэр. Экспертная группа обнаружила отпечатки на ручке двери и на окне фургона. Они принадлежат местному уголовнику. — Она многозначительно взглянула на Уиллиса. — Мелкому уголовнику Шону Граббу из Винтерберн-стоука. Он живет недалеко от Стоунхенджа.

Гибсон посмотрел на Роулендса.

— Вы не могли бы кого-нибудь послать проверить этого Грабба? Если он таков, как полагает детектив-инспектор, то, возможно, он просто случайно наткнулся на фургон. — Он снова обратился к Меган: — Быть может, ваш мелкий уголовник воровал инструменты из сараев, наткнулся на машину и неприятно удивился, открыв ее.

— Многое возможно, — с намеком повторил Роулендс.

Меган высмотрела мертвую зону под огнем перестрелки и рискнула предложить:

— Сэр, я охотно займусь Граббом.

Гибсон передал заключение патологоанатома Томпкинс.

— Мне сказали, что вы и детектив Доккери перегружены делами.

Меган едва не взорвалась:

— Сэр…

— Можете идти, Беккер. — Гибсон кивнул на дверь. — Мы благодарны вам за проделанную работу.

Меган выдохнула, только оказавшись за дверью. Бросилась в женский туалет, вопила и лупила кулаком в стену. Ублюдки, они решили просто использовать ее наводки!

81

Кейтлин ощутила какую-то перемену в людях под капюшонами, извлекших ее из адской дыры. Они едва сдерживаются. Обращаются с ней бережнее, чем прежде. Двигаются медленнее. Не так спокойно. Она воспрянула духом. Должно быть, они решили отпустить ее. Но надежды тут же угасли. Скорее, переводят на новое место. Похитители иногда так поступают. Еще один бесполезный урок Эрика.

Зрение не успело даже адаптироваться к свету, а на глаза уже наложили повязку. Она потянулась руками к лицу, но ее запястья перехватили. Надели наручники. Холодные металлические челюсти прикусили кожу.

Они провели ее по коридору. Лишенная зрения, она покачивалась, как от морской болезни. Невидимые руки несколько раз заставляли ее поворачивать и наконец остановили в помещении, где было градусов на десять теплее.

— Посадите ее.

Мужской голос. Выговор образованного человека. Англичанина. Властные интонации.

Ее усадили на стул. Это было приятно. Дерево и кожа, а не холодный камень.

— Кейтлин, — медленно и размеренно произнес го-лос. — Мы зададим тебе несколько вопросов. Простых вопросов. Очень важно, чтобы ты отвечала честно. Ты поняла?

Она напомнила себе уроки Эрика. Создавай контакт — любой контакт — с захватившими тебя. Контакт может оказаться делом жизни и смерти.

— Я понимаю.

— Хорошо, — удовлетворенно отозвался голос.

— Нельзя ли мне чего-нибудь попить? Горло совсем пересохло.

— Конечно. — Он махнул одному из помощников.

— Только не воды, — взмолилась она. — Что угодно, кроме воды. Я и так чуть не утонула. Нет ли коки или сока?

— У нас только вода.

Кейтлин почувствовала, как в руку ей втиснули стакан. Она подняла его, наклонив слишком сильно и немного пролив, выпила. Стакан вынули из руки.

— Твое имя?

Говорил другой голос. Моложе. Тоньше. С легким акцентом. Не такой поставленный.

— Кейтлин Лок, — с гордостью ответила она.

— Возраст?

— Двадцать два.

— Где родилась?

— Парчез, Нью-Йорк.

— Самые счастливые воспоминания, связанные с отцом?

Вопрос сбил ее.

— Повторите?

— Твой отец, самые счастливые воспоминания о нем.

Об этом даже думать было больно. Кейтлин долго молчала, обдумывая, что им сказать.

— Папа читал мне по вечерам. Каждый день садился ко мне на кровать и читал, пока я не засыпала. — Она выдавила болезненный смешок. — Он придумывал сказки о принцессе по имени Кэй и ее приключениях, и… — она с трудом сдерживала слезы, — и я засыпала, держа его за руку.

— А твоя мать, какие счастливые воспоминания связаны с ней?

Ей было больно. Образ отца стоял перед глазами. Хотелось ухватиться за его руку и снова почувствовать, что все хорошо.

— Я не так уж много помню о матери.

— Постарайся.

Она подумала минуту. Кейтлин так долго ненавидела ее, что трудно было вспомнить что-то хорошее.

— Кажется, она повязала мне в первый школьный день желтый бант. Потому что мне страшно не нравилась синяя форма. Я помню, как мы пекли вафли в доме бабушки. И она сажала меня на пуфик в своей гримерной и просила свою личную гримершу раскрасить меня.

Стоило об этом задуматься, и в голове всплыло множество хороших воспоминаний о маме. Если бы только она не изменила им, не бросила их.

— Хорошо. Достаточно.

Голос принадлежал старшему мужчине.

Она услышала щелчок и затихающее жужжание, словно выключили какой-то электрический аппарат. По полу прозвучали шаги.

— Зачем вы меня об этом спрашиваете?

Никто не ответил. Чьи-то руки подняли ее со стула.

— Джек, что с Джеком? — В ее голосе было отчаяние. — Где он? Можно мне с ним поговорить?

Они развернули ее и поставили лицом к стене.

— Скажите мне! Скажите, что с ним!

Она упиралась пятками, упиралась, противилась подталкивавшим ее людям. Ее подняли на руки.

— Ублюдки! — Она извивалась и лягалась, но ее тащили по меньшей мере вчетвером. — Мой отец вас убьет! Люди отца до вас доберутся и перебьют всех до одного!

82

Частный реактивный «Ситэйшн» пересекал Атлантику на крейсерской скорости — почти тысячу километров в час. Перелет занял меньше шести часов — почти вдвое быстрее регулярного трансатлантического чартерного рейса.

Вице-президент Лок с разведенной женой Кайли пристегнулись, когда самолет вошел в воздушное пространство Соединенного Королевства. Во время полета они почти не разговаривали, скорбное молчание продолжалось и в бронированном «Мерседесе» с конвоем секретной службы, увозившем их из Хитроу.

На последней стадии путешествия их сопровождали шесть полицейских автомобилей с завывающими сиренами. В Уилтшире кортеж задержал ползущий по проселкам к Стоунхенджу поток легковых машин и фургонов. Сопровождение разгоняло их, и они, обогнав обычных туристов, прибыли в штаб-квартиру полиции в Девайзес.

Тома и Кайли Лок проводили в кабинет Ханта и после положенных рукопожатий и приветствий усадили за большой стол для совещаний. Напротив расположились коммандер Барни Гибсон и представитель министерства внутренних дел Селия Эшберн. Маленькая, крепкого сложения северянка лет пятидесяти открыла совещание:

— Секретарь приносит свои извинения. К сожалению, он не мог отложить намеченный визит в Австралию. Я здесь, чтобы помочь вам и заверить, что британское правительство и его службы делают все возможное, чтобы найти вашу дочь.

— Мы неплохо продвинулись, — подхватил Хант. — Обнаружена машина, в которой уехала Кейтлин. Она сильно обгорела, однако эксперты провели тщательное обследование. — Лицо его выразило скорбь. — Полагаю, вы уже знаете о найденном трупе ее спутника.

Кайли Лок полезла в сумочку за салфеткой.

Хант продолжал:

— Знал ли кто-нибудь из вас об их отношениях?

Она покачала головой.

— Вероятно, новый парень, — сказал Том Лок. — Поверьте, команда, которую я приставил охранять Кейтлин, доложила бы о любой серьезной связи.

Угадав нараставшее отчаяние жены, он взял ее за руку. Первый теплый жест между ними.

— Никто из похитителей нашей дочери не выходил на связь?

— Никто.

— Ваши следователи что-нибудь узнали о личности похитителей?

— Над этим сейчас работают почти все старшие офицеры столичного управления.

— МИ-6?

— Разведуправление уведомлено, — вмешалась Эшберн. — Пока мы не считаем полезным активно привлекать их к расследованию. Если выявится иностранный или террористский след, мы изменим решение.

Вице-президент выдохнул:

— Миссис Эшберн, мы с женой ценим ваши усилия и работу полицейских служб. Но… надеюсь, вы не будете на меня в обиде — нам было бы спокойнее, если бы в действие вступили люди, которых я мог бы вам прислать. ФБР известно опытом в подобных делах.

Эшберн сочувственно улыбнулась:

— Я понимаю ваши чувства, мистер вице-президент. Моя дочь — ровесница вашей. Позвольте заверить, что мы более чем охотно будем снабжать ФБР информацией и держать их в курсе всех событий. Однако необходимо четкое управление делом, и любое вмешательство в расследование крайне нежелательно.

Вице-президент выпустил руку жены и подался вперед. Глаза его блеснули сталью, закаленной в жарком огне предвыборной кампании.

— Министр, главный констебль, перед вылетом я говорил с президентом Соединенных Штатов. Был очень поздний час, но он был так озабочен и добр, что позвонил мне выразить сочувствие — как личный друг и первый защитник всех американских граждан. Мы можем пойти далее двумя путями. Вы можете согласиться на мою просьбу и заручиться благодарностью: Кайли, моей и президента. Я рекомендую вам поступить именно так. Иначе через несколько часов президент позвонит вашему премьер-министру и выразит серьезную озабоченность ходом расследования. Затем он проведет пресс-конференцию на лужайке перед Белым домом, чтобы поделиться своей озабоченностью с американским народом.

Хант понимающе кивнул.

— Мистер вице-президент, мы с радостью примем помощь ФБР. Я направлю своего ассистента в главное управление для согласования.

Впервые заговорила Кайли Лок. Ей хотелось задать всего один вопрос, и нервно срывавшийся голос выдал ее страх перед возможным ответом.

— Пожалуйста, мистер Хант, скажите честно, думаете ли вы, что моя дочь еще жива?

Главный констебль не колебался:

— Я в этом уверен. И не сомневаюсь, что мы скоро найдем ее.

Кайли с облегчением улыбнулась.

Глаза Тома Лока говорили другое. На месте главного он сказал бы то же самое. Он знал правду. Очень маловероятно, что его дочь выйдет из этой истории живой.

83

Меган не могла больше работать. Она закрыла компьютер, схватила свои вещи и выскочила на стоянку. Одно утешение — не придется теперь оставлять Сэмми с Адамом. Со злости, что ее вытолкали из крупного дела, она чуть не пропустила Гидеона Чейза, направлявшегося к приемной. Он шел понурив голову, и ясно было, что на душе у него еще темнее, чем у нее.

— Гидеон! — крикнула она.

Он поднял голову, выдавил слабую улыбку и по-вернул к ее машине.

— Инспектор, а я как раз к вам шел.

Меган взглянула на часы.

— Надо было позвонить. Мне нужно заехать за дочерью. Ваш вопрос не может подождать до утра?

Он выглядел разочарованным.

— Конечно, никаких проблем.

Но ясно было, что думает он иначе.

— Что случилось? Зачем вы ко мне ехали?

Он уже час репетировал про себя, что скажет, и все же не сразу сообразил, с чего начать.

— Вы были правы. Я рассказал вам не все.

— О чем вы? — Сейчас она не припоминала, чтобы обвиняла его во лжи.

— Я рассмотрел человека, который вломился в мой дом… в дом отца. — Он протянул ей мобильный. — Я его сфотографировал.

Она взяла у него телефон. Фотография не из лучших. Нечеткая. Пересвеченная дешевой вспышкой. Горизонт завален. Все ошибки, которых не должен делать хороший фотограф. Но для начала хватило и этого. Лицо подходило к составленному ею профилю.

Меган долго и пристально рассматривала коренастого человека с округлыми плечами и короткими светлыми волосами. Белый мужчина, тридцать с лишним лет, около девяноста килограммов, довольно плотный, обхват груди — сорок два — сорок четыре дюйма.

— Я снял его как раз перед тем, как закрыть в кабинете, — объяснял Гидеон. — Если присмотреться, видно, что в руке у него горящая бумага.

Она прищурилась на крошечный экран и увидела, что он прав. Снимок был лучше, чем ей показалось. Улика.

— Почему вы не хотели нам об этом говорить?

Он пожал плечами:

— Трудно объяснить. Наверное, я решил, что должен сам его выследить.

— Зачем?

— Расспросить об отце. Узнать, в чем он был замешан. Что все это для него значило.

Она почуяла, что здесь не просто потребность отомстить.

— В каком смысле: «Что это значило»?

Гидеон похолодел. Ему хотелось рассказать, получить ее помощь, но если она примет его за сумасшедшего…

— Отец всю жизнь вел дневник. С восемнадцати лет.

Меган не помнила, чтобы в рапортах упоминались дневники.

— И что?

— Я думаю, это может быть важным. — Он разглядывал ее, пытаясь угадать реакцию. — Вам что-нибудь известно о Камнях и Последователях Святых?

— О каких камнях?

— О Стоунхендже.

Она рассмеялась:

— Послушайте, у меня выдался неудачный день, и я не в состоянии разгадывать загадки. Что такое? О чем вы говорите?

— Мой отец был членом тайной организации. Она называлась… называется, — поправился он, — Последователи Святых.

Детектив-инспектор цинично усмехнулась:

— Ну и что? Ваш отец принадлежал к тайному клубу. Не он первый. В полиции полно франкмасонов и тому подобных. Извините, я действительно спешу.

— Это не похоже на масонство, — огрызнулся Гидеон. — Эта группа опасна. Они участвуют во всяких делах, ритуалах, возможно, жертвоприношениях.

Меган присмотрелась. Он явно истощен до предела. Подавлен. Возможно, испытывает посттравматический стресс.

— Гидеон, когда вы в последний раз нормально высыпались?

Он покачал головой:

— Не помню.

Теперь ей все стало ясно. Сказались смерть отца, взлом, пережитое нападение.

— Может быть, вам стоит сходить к врачу? Вам бы выписали что-нибудь, что помогло бы отдохнуть. Про-держаться первые несколько недель.

— Мне не нужны ни снотворное, ни консультация, инспектор. Мне нужно, чтобы вы выслушали меня серьезно. Мой отец покончил с собой из-за них, из-за этих Последователей Святых. Не знаю точно, почему. Но, думаю, это было как-то связано со мной.

Она отвернулась от своей машины, стоявшей перед дверью отдела. От машины, которая могла бы за час довезти ее к дочери.

— Придется отложить до завтра, — сказала она и подняла в руке его телефон. — Я оставлю его у себя, сделаю копию вашего снимка и отдам вам при встрече.

Гидеон разочарованно кивнул.

— Пожалуйста, приезжайте к дому. Я покажу вам дневники. Тогда вы измените мнение.

Меган заколебалась. Она никогда не забывала о личной безопасности, а Гидеон выглядел неуравновешенным.

— Мы с помощником подъедем часам к десяти утра. Подойдет?

— Хорошо, в десять.

Они попрощались, и она пошла к машине, поглядывая на экран мобильного, на котором светловолосый мужчина сжимал в руке огонь.