Однажды плоты пристали к длинному пляжу с красновато-рыжим песком. Побродив по зелёному морю и набрав трав, кореньев, ягод и других даров земли, а также поймав несколько крыс и пару ящериц, я возвращалась к плоту, когда заметила, как Вера с физиком и инженером ползают по пляжу и увлечённо спорят. Отнесла корзинки домой и подошла к троице, которая теперь пыталась выкопать яму.
— Не помешаю? Или у вас секретное дело? — с сомнением посмотрев на проходящих мимо любопытствующих людей (какая уж тут секретность?), поинтересовалась я.
— Тут, снизу, что-то похожее на глину есть, — поделился Маркус.
— А я говорю, что это не глина, — упрямо возразила геолог.
— Ха! — физик протянул мне горсть рыжей грязи. — Сама посмотри, — предложил он.
На ощупь материал, в самом деле, очень напоминал глину. Да и по цвету такой, как надо. И лепить оказалось удобно, и кольцо не растрескивалось, когда я сворачивала в него раскатанную из земли колбаску.
— Действительно, похоже, — согласилась я.
Вера возмущённо фыркнула.
— Что, и это на песок похоже? — раздражённо поинтересовалась она, пересыпая с ладони на ладонь горсть крупных и блестящих кирпичного цвета крупинок.
— Не очень, но мало ли, — пожала плечами я. — Вдруг это из-за каких-то примесей.
— Тоже мне, специалисты нашлись, — устало махнула на нас рукой геолог, выбросила песок и обтёрла руку о бедро. — Ну давайте проведем эксперименты, если на слово верить не хотите.
Поскольку стоянка подходила к концу, мужчины поспешно накопали крупными раковинами и притащили на плот несколько корзин рыжей глины. Вера тоже не осталась в стороне, набрав немного песка и, напоследок, небольшую вязанку хвороста.
— Только не вздумайте сразу же лепить, — предупредила она нас. — Точнее лепить можете, но не рассчитывайте, что хоть что-нибудь получится. В смысле — что-нибудь дельное.
— Откуда такой пессимизм, красавица ты наша? — тут же попытался оспорить физик. — Если на вид — глина, на ощупь — глина, лепится как глина, то почему и на самом деле не может ей быть?
— Я уже встречала очень похожую «глину», — вздохнула геолог. — Но толку с неё не было…
— Не проверишь, не узнаешь, — улыбнулся Маркус. — А вреда в любом случае не будет.
Видимо, решив разобраться со всем сразу, Вера достала ещё почти три десятка разных образцов. Каких только расцветок песка у неё не оказалось: почти белый, с полупрозрачными крупинками, несколько жёлтых, рыжих, красных и бурых с разными оттенками, тёмно-коричневый (почти чёрный) и даже жёлто-зеленоватый и отдающий в бирюзу. Но геолог не обошла вниманием и более мелкодисперсные структуры: в коллекции присутствовало несколько образцов глины, но, в отличие от песка, в основном красноватые или серые.
Слепив из всех образцов глины небольшие шарики и колбаски, мужчины немного подсушили их в тени и на несколько часов положили запекаться в жаре костра. Сначала физик пытался воспротивиться, говоря, что без хорошей просушки все образцы растрескаются, но Вера только покачала головой.
— Трещины не помешают проверить моё предположение. А пока, — она выбрала несколько крупных, около двух миллиметров в диаметре, песчинок и раздала всем желающим.
— Ну и зачем мне это? — недоуменно пожал плечами Росс. — Всё равно в песках не разбираюсь. Наверное, надо попытаться расплавить — тогда будет ясно, тот или не тот.
— Настолько, насколько надо — понимает почти любой, — улыбнулась геолог. — Вы их попробуйте на зуб. Как следует попробуйте.
— Ух ты, у них что, вкус есть? — как ребёнок обрадовался Сева.
Скептически оглядев песчинку, я осторожно положила её на язык. Покатала по нёбу, и, убедившись, что никакого особенного привкуса не чувствую, вопросительно взглянула на Веру.
— Я сказала, «на зуб», — повторила она.
Пожав плечами, осторожно прикусила крупинку. Ничего подозрительного. По команде геолога сжала сильнее. Потом ещё раз. Нет, не показалось, крупинка действительно слегка пружинит. Выплюнула песчинку и несколько раз сдавила пальцами — но так на ощупь она казалась твёрдой. Снова сжала зубами — чуть упругая. Прислушалась к ощущениям и бросилась к широкому листу с горкой насыпанного песка, чтобы попробовать другие крупинки: вдруг эта — исключение. Кстати, такие же сомнения возникли и у остальных. Только через несколько минут, пожевав несколько щепоток, Маркус расстроено кивнул:
— Это не кремнезём. Тот должен быть твёрдым.
Потом мы с азартом первооткрывателей перепробовали все без исключения песчаные образцы, и выяснилось, что необычная упругость характерна и для них. Только изредка попадались отдельные песчинки, не имеющие этого свойства, но их оказалось очень мало. Настолько, что перепробовав несколько миллилитров песка, Сева обнаружил только две твёрдые частицы. Заинтересовавшись необычным явлением, я даже попыталась погрызть камни, которыми было обложено кострище, и быстро поняла, что они тоже слегка пружинят. Причём, как и с песчинками, сжимая камень в руке, почувствовать ничего подозрительного не удавалось — только крепко сжимая челюсти. Параллельно удалось определить, что как ни кусай, материал не деформируется: на нём не остаётся следов зубов и даже малейших вмятин. Решив всё-таки добиться результата, физик с инженером соорудили нечто вроде примитивной наковальни из плоского камня и долго пытались расколоть или расплющить более мелкий, колотя по нему обухом топора. Но, несмотря на то, что при ударе с размаху камни тоже пружинили, ни деформировать, ни даже поцарапать их не удалось. Самым удивительным оказался тот факт, что, когда они взяли для исследования другой маленький камень, с щербинкой, и минут пятнадцать его истязали, то повреждение не только не увеличилось, а даже уменьшилось. Существующая ямка сгладилась и теперь её края стали округлыми, а углубление — меньше и как будто отшлифованным водой. Разошедшийся Сева предложил попробовать разрубить камень лезвием топора, но мы остановили инженера: вдруг необдуманные действия повредят не загадочному минералу, а драгоценному невосполнимому инструменту.
— Мне вот что интересно, — пригладил бороду Маркус. — Если, пытаясь отколоть кусочек, мы не только потерпели неудачу, но и даже уменьшили уже существующее повреждение… то откуда оно появилось? Раз у этого камня был отломан кусочек, это значит, что в принципе такого результата достичь возможно. Но явно не за счёт ударов. Может, попробуем раскалить, а потом резко остудить?
Новую идею восприняли на ура. Чтобы не ждать, мы просто выгребли на край костра несколько небольших раскалённых камней и полили их речной водой из папортофельной кожуры. Естественно, от них пошёл пар, но совсем немного, исчезнув гораздо быстрее, чем я ожидала.
Физик взъерошил и без того встрёпанные волосы.
— Не понимаю, — признался он. — Не мог же камень так быстро остыть?
Илья поплевал себе на палец и осторожно прикоснулся к объекту исследования. Ещё раз. Осмелев, взял камень в руку.
— Тёплый, но не горячий, — подтвердил очевидное он и дал остальным пощупать.
— Хм… — потянул Сева. — Что-то мне это напоминает.
Выкатив из огня ещё два камня, мужчина положил один на песок, а другой бросил в плошку с водой. Как и в прошлый раз пар перестал идти почти сразу, но инженер подождал около минуты, прежде чем коснуться воды и камня. Подумал, передал плошку физику и осторожно капнул на тот голыш, который оставил на песке. Потом взял его в руку.
Трое мужчин обменялись понимающими взглядами.
— И что мы раньше не подумали? — вздохнул Маркус. — Выходит, не было никакой надобности насыпать под кострище такой слой земли.
— Почему? — заинтересованно спросила агроном.
— По крайней мере, те камни, с которыми мы сейчас экспериментируем, обладают очень низкой теплопроводностью, — пояснил Илья. — В результате изоляторы из них хорошие, а вот… — химик рассмеялся. — Может, и к счастью, что никому из нас в голову не пришло пытаться сготовить пищу, бросая в посуду раскалённые камни — всё равно ничего дельного бы не вышло.
— Это точно, — хмуро кивнул физик. — И если «глина» хотя бы в половину такая же, то запечь её не удастся.
Сева посмотрел на прогревающиеся в костре «колбаски» и упрямо подкинул в него хвороста.
— Вера, а почему ты думаешь, что и глина ненормальная? — чуть позже поинтересовалась я.
— Есть причины, — нерадостно улыбнулась геолог. — Признаков, которые заставляют сомневаться, довольно много, но некоторые будут понятны только специалисту. Хотя кое-что легко проверить кому угодно. Например, попробовать её на вкус и пожевать.
От неожиданности я фыркнула. Раньше мне казалось, что только мы, биологи, с точки зрения остальных отличаемся извращёнными пристрастиями и тянем в рот что попало. Ан нет, выходит, геологи ничем не лучше. С любопытством посмотрела на глину: никогда раньше её не пробовала. Смогу ли отличить от нормальной? Покосилась на остальных, пожала плечами и, убедившись в неядовитости рыжей массы, отщипнула немного.
На пробу глина оказалась странной. Почти безвкусной, но как будто слегка бархатистой. И на зубах ощущения оставляла совсем не такие, как раньше, на Земле, попавшая на бутерброд почва. Хотя кто знает, какой должна быть правильная глина? Может, именно такой?
Заметив, что Вера ожидает моей оценки, отплевалась, прополоскала рот и виновато развела руками:
— Нет, я пас. На вкус не смогу отличить.
Геолог понимающе улыбнулась.
— Все в порядке, бывает. Честно говоря, я сама сначала в шоке была. Особенно, когда поняла, что почти все мои знания здесь ничего не стоят. Честно говоря, совсем этого не ожидала. По крайней мере, раньше, в прошлой жизни, я была убеждена, что и на других планетах действуют те же законы.
— Может, они и действуют, — вздохнул Маркус. — Но кто сказал, что Земная цивилизация знала уже основы, а не просто смотрела поверхностно? Или что эта планета не является аномальной? Или, — голос физика окреп, а на лице появилось ехидное выражение, — что Земля и Солнечная система не были чем-то аномальным по сравнению с остальной галактикой?
— Ты сам-то в это веришь? — нерадостно рассмеялся Сева.
— Нет, не верю, — честно развел руками Маркус. — Но исключить такой вариант тоже нельзя. Ведь о других мирах мы судили по косвенным признакам.
Несмотря на первоначальную неудачу, физик ещё несколько десятков раз нагревал камень, а потом поливал его водой в надежде, что поверхность всё-таки повредится, но так и не достиг успеха.
Сева, подумав, обстучал ещё несколько каменных обломков и продемонстрировал нам, как бывшие не острыми, но грубыми грани от ударной нагрузки скруглились и даже как будто слегка оплавились.
— В общем, так, каменных топоров нам не видать как собственных ушей, — констатировал он очевидную истину. — Как и другого инструмента. Особенно ударного. Да и камень так не обработать…
— Ну, молотки, наверное, получилось бы делать, — попыталась утешить Вера.
— Ага. Упругие молотки, — криво усмехнулся инженер. — Хотя, если всё-таки научиться работать с этим материалом, то режущий инструмент получить ещё есть шанс. Но как — другой вопрос.
— А всё-таки, ведь каким-то образом они разламываются, иначе нормальных угловатых камней мы бы не находили, а встречались бы только округлые, — указал Маркус. — Но их разрушали явно не ударным способом и не нагреванием. Как тогда?
— Будем искать, — пожал плечами Илья.
Кроме прочего, физик с геологом решили измерить плотность разных песков. Для этого они насыпали их в колбы до половины, прогрели на огне до полного высушивания, остудили, взвесили, а потом долили воды до метки по объёму, тщательно перемешали, подождали, пока не выйдет весь воздух, и снова взвесили. Таким способом им удалось вычислить не только массу, но и объём песка (как разницу между объёмом колбы и количеством долитой воды). Эти опыты были мне менее интересны, но краем уха услышала, что Вера опять оказалась права — песок легче, чем должен был бы быть, являйся он кремниевым.
— А знаете, мне кажется, в том, старом, предположении Ильи что-то есть, — признал Сева за ужином. — Минералы действительно не похожи на нормальные: слишком упругие, да и реагируют на удары очень странно. А вот органику чем-то напоминают.
— Я бы не сказал, что очень напоминают, — не согласился физик. — Если это органические соединения, то всё равно необычные. В огне не обугливаются, да и свойства у них очень специфичные.
— Да тут всё необычное, — вздохнула Вера. — Так что ничего удивительного.
Народ замолчал, сосредоточенно жуя и выбирая косточки из дичи.
Уже перед самым сном физик решил, что кусочки глины достаточно запеклись, и попытался вытащить колбаски из костра. Но стоило прикоснуться к ним палкой, как все фигурки рассыпались: не в пепел, но в пыль.
— Что и следовало ожидать, — без малейшего удивления заявила Вера. — Если сейчас эту пыль смочить — она опять станет как глина и лепиться будет отменно.
Сева прищурился и с любопытством посмотрел на жену:
— Теперь я понимаю, почему ты мне жаловалась на сумасшедший мир. Прости, что раньше не принимал твои проблемы всерьёз.
— Прощаю, — улыбнулась геолог. — Я бы и сама не поверила на слово.
Через некоторое время азарт прошёл, и большая часть народа вернулась к своим делам. Только Маркус слепил из образцов ещё несколько шариков и фигурок, после чего поставил их сушиться в тени.
— Хочешь попробовать ещё раз? — спросила я.
— И это тоже, — кивнул он. — А ещё хочу проверить, что с ними станет, если их просто хорошо просушить на воздухе: тоже рассыплются или будут удерживать форму.
Вера с радостью поддержала идею физика, заметив, что раньше такую проверку не удавалось провести из-за постоянных дождей, а теперь, в менее влажной местности, да и по окончанию их сезона — как раз самое время.
Этой ночью остался дежурить Илья. Я забралась к себе, но ложиться не спешила: мне требовалось меньше времени на отдых, чем остальным и, воспользовавшись этим, решила заполнить дневник. Через некоторое время услышала внизу шевеление и с любопытством выглянула.
Физику тоже не спалось, и он присоединился к дежурному у костра. Долго вертел в руках камень из загадочного материала.
— Вот странно, — вполголоса поделился он с химиком. — Столько лет учился, работал, и вдруг раз — весь привычный мир летит в тартарары. Как будто керели нарочно поставили всё с ног на голову.
— Не переживай, — попытался ободрить его Илья. — Я уверен, что не только у тебя, меня и Веры трудности. Они у всех нас. С другой стороны, не всё так уж безнадёжно, ведь какие-то наши знания пригодились.
— Я не расстраиваюсь, а думаю, — мечтательно хмыкнул Маркус. — Кто знает, вдруг именно одна из загадочных особенностей этого мира помогла керелям стать могущественными межзвёздными путешественниками. Представляешь, какие возможности открываются перед нами в таком случае?
Химик поперхнулся от неожиданности и отложил недоеденный хвост ящерицы:
— А вдруг именно одна из этих странностей послужила причиной вымирания керелей?
— Может, и так, — легко согласился физик. — Но одно другому не мешает.
— Не обольщайся, — неодобрительно посмотрел на собеседника Илья.
— Я и не обольщаюсь, — Маркус широко улыбнулся. — Я — радуюсь. Толку-то впадать в депрессию из-за того, что тут многое не так, как на Земле? Изменить-то мир мы пока всё равно не сможем. А значит — надо искать положительные моменты. Благо, они есть. Например — огромный простор для исследований. И шанс изучить другую планету. А ещё, если повезет, получить то могущество, которое было у керелей.
— Идеалист, — Илья покачал головой и встал, чтобы проверить, правильно ли идёт плот.
— Нет, просто оптимист, — радостно возразил ему физик, сладко потянулся и, ещё раз взглянув на камень, ушёл под крышу. Подождав несколько минут и убедившись, что больше ничего интересного не намечается, я тоже удалилась к себе.