Костеря на все лады запасливость Рыси с её очередной несанкционированной кладовой, я обыскивала плот. Но на этот раз источник неприятного запаха оказался не в укромном уголке, а в закрытой плетёной крышкой корзине зеленокожего.
— Росс, у тебя тут что-то протухло! — радуясь, что на сей раз в этом нет вины дочери, сообщила я.
Зеленокожий недоуменно поднял взгляд, а потом резво вскочил и вырвал ёмкость из моих рук.
— Тихо, — раздражённо прошипел он.
Но поздно. Мой бодрый голос и реакция Росса уже успели привлечь всеобщее внимание.
— Росс, а ну-ка покажи, что ты там прячешь, — подозрительно потребовал Маркус.
— Это эксперимент, — быстро взяв себя в руки, ответил зеленокожий, но дальше объяснять не стал, чем только усугубил ситуацию.
— Эксперимент, о котором никто ничего не знает? — скептически потянул Илья.
Лиля задумчиво переглянулась с Севой и, решительно шагнув вперёд, требовательно протянула руку к корзине. Росс отступил, но, заметив, что большинство не на его стороне, сдался и отдал ёмкость. Отвязав крышку, женщина раздвинула старое сено и обрывки сухих листьев и извлекла странный округлый и склизкий свёрток. Едва его приоткрыли, как вонь, до этого не сильная, сгустилась и стала почти невыносимой. А ещё через мгновение стало ясно, что зеленокожий скрывал в корзине полуразложившуюся человеческую голову, плотно завёрнутую в человеческую же кожу. Даже в нынешнем неприглядном виде я почти сразу поняла, кому она принадлежала раньше.
Спав с лица, Дет в несколько шагов достиг зеленокожего и без замаха ударил в челюсть, но Росс успел перехватить и слегка отклонить руку, отчего лидер лишь вскользь задел ему скулу и ухо.
— Тварь!
Мы с трудом растащили сцепившихся мужчин.
— Она мертва! Мертва, понимаешь? Ей уже безразлично, что теперь с её телом! — негромко, но оттого не менее эмоционально, сказал Росс. — Не о мёртвых надо думать — о живых!
— Тебе детей мало?! — яростно отозвался Дет, пытаясь освободиться из рук Маркуса с Игорем.
— Да, мало! Дети не заболели в болоте, может, их и ювелиры не едят!
Внезапно блондин перестал вырываться и холодным ровным голосом скомандовал:
— Отпустите, — тон, которым это было сказано, не допускал неповиновения, и мужчины послушались. Лидер молча развернулся и ушёл на край плота, скрывшись за грудой обломков.
— Росс, зачем ты так поступил? — задала я риторический вопрос.
— Только так мы можем узнать, заражены или нет, — тщательно, чтобы не осталось щелей, заворачивая протухшую голову обратно в кожу, пояснил зеленокожий. — И то нет полной гарантии. А если мы заражены, то надо искать пути лечения — несмотря на все возможные побочные эффекты.
— Нет, я не об этом. Почему ты сразу не поговорил с Детом?
— Ожидал неадекватной реакции. И был прав.
— Ты его не видела, — вздохнула Лиля, растирая ладони пучком мокрого сена в попытке избавиться от мерзкого запаха. — Дет тогда был сам не свой. Даже сейчас и то… — со вздохом махнув рукой, женщина понюхала пальцы и, сморщившись, снова опустила их в реку. — А я ещё не верила, что он их любит, думала — просто пользуется, — тихо закончила она.
Помолчав, я направилась к сидящему на краю плота лидеру. Наверное, ему сейчас, как никогда, нужна поддержка, да и попытаться объяснить позицию зеленокожего не помешает.
— Дет…
— Уйди, — спокойно велел он.
— Но…
Лидер вздохнул и, оторвав взгляд от воды, перевел его на меня.
— Не надо волноваться, я не стану отбирать у вас корзину или другим способом препятствовать работе. А теперь — уйди. Я хочу побыть один.
Я не стала продолжать разговор. Сейчас не время и не место для выяснения отношений. Хотя сказанное Детом сильно задело: он явно дал понять, что, по его мнению, нам совсем нет никаких дел до его переживаний. Но иногда не следует касаться больной темы. Время лечит лучше любых слов.
Когда пещеры это позволили, мы сделали ещё одну остановку, в которую занимались пополнением продуктовых запасов (в основном, за счёт грибов) и безуспешно пытались найти выход наружу.
— Ну, всё не так страшно, как может показаться, — оптимистично заявил Илья во время ужина после очередного землетрясения. — Если что, будем питаться грибами и всякой живностью. Потолок на голову не падает, а к камнегрызам и привыкнуть можно.
— Нет, я не согласен здесь оставаться, — помотал головой Игорь. — Компьютер сеть не находит, да и кто знает, может, ему для зарядки солнечный свет нужен.
— Будто интернет — это самое главное, — недовольно бросила Лиля. — У нас дети страдают, а он только об электронике думает!
Действительно, если чистокровные дети Homo oculeus и Рысь не высказывали особого беспокойства, то полукровки в темноте потеряли ориентацию и стали вялыми. Мы постоянно держали рядом с ними включённые компьютеры, которые давали хотя бы слабое освещение, но если ненадолго такой способ и поможет, то обрекать детей на жизнь во мраке — никуда не годится.
В это время из одного туннеля на берег вышла Марфа, на которой почти висел муж. Не сговариваясь, мы с Россом, как впрочем и многие другие, подхватились с места и бросились им навстречу. Помогли женщине перенести мужчину на общагу и, только оказавшись в безопасности, спросили:
— Что произошло?
Правая нога Захара ниже колена распухла, была влажной и липкой — как будто покрытой тонким слоем тканевой жидкости, да и сам мужчина плохо себя чувствовал: его колотил озноб, всё тело покрыл холодный пот, из глаз текли слезы, и он постоянно сплёвывал избыток выделяющейся пенистой слюны.
— Если надо ампутировать — режьте, — без вступлений сказал гривастый.
Росс нахмурился, а потом быстро смотал из кожаной верёвки жгут и перекрыл кровоток к пострадавшей конечности.
— А теперь рассказывайте, что произошло.
— В него врезался мелкий камнегрыз, — начала Марфа, визуально демонстрируя, что размер злополучного животного примерно в ладонь. — Сам удар был несильный, животное упало на пол и быстро заползло в камень. А у Захара очень быстро началась реакция.
— У меня возникло ощущение, что раскалённый железный прут в ногу воткнули, — сипло пояснил больной. — Думаю — яд. Голова кружится и грудь сдавливает. Дышать тяжело.
— Воды. И света, — велел Росс.
Я быстро сходила на наш плот за двумя компьютерами: зачем скрывать то, о чём и так все знают? К моему возвращению зеленокожий осторожно, стараясь не касаться кожи руками, обмыл ногу и теперь внимательно её осматривал.
— Лупы ни у кого нет? — в пространство поинтересовался он и, быстро получив желаемое, снова исследовал поражённую конечность. Странно, но на первый взгляд я никаких внешних повреждений (ран или ожогов) на ней не заметила. Наконец Росс оторвался от ноги и подозвал нас с Надей. — Посмотрите.
Склонившись над ногой, я обратила внимание на слегка отличающееся по цвету пятно на коже диаметром в несколько сантиметров. А при увеличении стало видно, что эпителий как будто проткнули множеством тончайших игл, причём очень часто, так что между уколами не осталось даже полумиллиметра неповреждённой кожи. Убедившись, что я рассмотрела поражённый участок, зеленокожий посоветовал обратить внимание на противоположную сторону ноги, где обнаружилось аналогичное пятно, только чуть больше диаметром.
— Ну? — не выдержав, потребовала ответа Марфа.
— Ампутировать бесполезно, — убеждённо сказал Росс. — Можно, конечно, временно перекрыть кровоток в ноге, но… сколько времени вы добирались обратно?
— Около получаса.
— Нет, поздно, теперь и наложение жгута не поможет. Пусть побольше пьет и поменьше двигается. Больше я ничем помочь не могу, — с сожалением развел руками зеленокожий.
Народ быстро разошёлся, чтобы не отнимать силы у без того больного человека.
— Илья был прав, — констатировал после нашего рассказа Сева. — Камнегрызы вполне могут использовать ферменты.
— Другой вопрос, с какой начальной скоростью они должны ими «стрелять», чтобы пробить камень, — покачал головой Маркус.
— Ну, скорость достаточная. Мелочь, которая ногу за камень приняла, умудрилась пробить не только мягкие ткани, но и кость, иначе бы на выходном пятне были бы просветы, — заявил Росс.
Тяжело вздохнув, мы занялись своими делами.
Через несколько часов случилось ещё одно знаменательное событие: из туннеля, по которому текла река, навстречу каравану вылетели птицы. Не крупные, с голубя, они огромной бесформенной стаей целеустремлённо двигались куда-то вверх по течению.
— Кто мне объяснит, что птицы делают в пещере? — недоуменно сказала я, впав в ступор от необычной картины. Пока отходила от шока, выяснилось, что кое-кто подошёл к делу гораздо прагматичней.
— Они съедобные! — донеслось с плота сатанистов.
После этой новости все вооружились шестами и принялись сбивать удивительных гостей. За те несколько минут, пока стая пролетала мимо каравана, и мы успели поймать несколько экземпляров.
— Нет, они однозначно не приспособлены для обитания в пещерах, — констатировала я, разглядывая тушку. — И глаза, и крылья слишком хорошо развиты.
— Глаза не показатель, — возразил Росс. — Не забывай, что есть ещё какой-то, работающий в темноте, тип зрения.
— Да, ты прав, — огорчённо кивнула я.
— Но они всё-таки живут снаружи, — мы дружно обернулись на голос Вероники, рассматривающей добычу в тусклом свете экранов.
— Уверена? — с надеждой уточнила я.
— Сама посмотри.
Собравшись, мы принялись разглядывать затейливые узоры на ярко-зелёном оперении птицы. Если развитие глаз ещё можно объяснить другим типом зрения, то тело и окраска оперения… Их крылья были слишком длинными и узкими, предназначенными для быстрого манёвренного полёта, но никак не для медленного, с зависанием практически на одном месте, что было бы логично для обитателей пещер. И расцветка — в обычном световом диапазоне способная помочь слиться с листвой во время отдыха, но не имеющая никакого значения в темноте.
— Вы понимаете, что это значит?! — восторженно воскликнула Вероника. — Рано или поздно река вытечет из пещеры! Мы выберемся!
— И выберемся, скорее всего, по другую сторону гор, — кивнула я.
— Почему? — удивился Маркус.
— А зачем птицам залетать так глубоко в пещеру, если есть путь легче? — пояснила свою мысль я.
Народ не стал возражать.
— Вот только одно меня смущает, — буркнул себе под нос Сева. — Какой же вышины и протяжённости должны быть эти горы, чтобы крылатые создания предпочли проделать путь в пещере, а не перелететь поверху?
Вопрос так и остался без ответа. После этого события настроение у людей поднялось, приступы апатии и уныния прекратились. Птицы подарили нам надежду.
Ещё через полдня с общаги сообщили, что состояние Захара стабилизировалось и страх за его жизнь отступил: похоже, организм смог справиться с инородным веществом. Росс поздравил гривастого, но посоветовал хотя бы несколько дней беречь и поменьше нагружать ногу: кто знает, насколько ослабли кости в поражённом месте.
А мясо пернатых вестников, хотя и съедобное, оказалось горького и противного вкуса, так что я с трудом проглотила свою небольшую долю. Но даже это не вызвало негатива. Взбодрившись, люди с нетерпением ожидали перемен. И надеялись, что изменения будут к лучшему.