Наследница (СИ)

Глава 1

- Мать не нашли? – спросила медсестра у доктора, осматривающей меня.

- Нет. Как и всех их, как и всех… - тихо прошептала та.

- В Дом малютки?

- Угу. Недельку понаблюдаем, а потом…

- И как так можно? Зачем рожать, а потом выбрасывать? И ладно бы в роддоме родила, а то в какой-то канаве. Там же и инфекция, и холод.

- Ты у нас новенькая что ли? – обратилась докторша к молоденькой сестричке.

- Вчера оформилась.

- А-а-а-а, понятно. Ну, ничего, со временем освоишься. У нас тут и не такое увидишь. Деток везут разных, кого в мусорные баки выбрасывают, кого в колодцы. Мамаши еще героини, которые отваживаются сюда принести и оставить.

А сестричка все стояла и головой качала, посматривая на спящую меня. Как уже говорила медичка, нашли меня в канаве у дороги. Дальнобойщик остановился на обочине, чтобы справить нужду и немного размяться, а как подошел к краю, обомлел. Там на испачканной кровью льняной простыне лежала новорожденная. На улице уже успел выпасть первый снег, землю приморозило, но в той канаве все еще поблескивала жижа. Мужик бросился сломя голову, подбежал ко мне, снял с себя куртку, обернул в нее и бегом в машину.

Он даже не посмотрел, жива я или нет, мчался в ближайшую больницу.

В местной больничке его приняли нехотя, а потом и вовсе отмахнулись, отправили в роддом, который находился, чуть ли не в ста километрах. Бледный и напуганный дядька ринулся со мной обратно в машину. Так бы и колесили, если бы не бабка, которая на радость оказалось санитаркой того самого роддома. Вместе и доехали до него. Здесь доктора оказались посговорчивее, выполнили-таки свой профессиональный долг.

Как сейчас помню тот миг, когда оказалась под теплыми лампами, мне выдали казенную рубашку, подгузники и закрепили за мной по шесть бутылочек смеси в день. Вот это был Рай. Такой пластиковый короб, где возлежала только я, бегающие вокруг сестры, они странно себя вели. Только я открывала рот, чтобы издать недовольный голос, как слетались все. Это весьма портит, хочу вам сказать.

И откуда я все это знаю? Обычно дети не помнят первых трех-четырех лет своей жизни, а я помню все, только не запомнила мать: руки, одежду – да, но не лицо. Через мгновение она исчезла, я же осталась лежать в грязи, наверно хотела ощутить тепло, любовь. Даже звучит смешно, но тогда было не до смеха. Вместо заботливой матушки увидела мужика с видом алкоголика в завязке, он схватил меня как щенка, положил в куртку, пропитанную потом и еще чем-то. Вот и все чудо рождения. Одно хорошо, хотя бы согрелась.

На самом деле, не знаю, как мне удалось выжить в той канаве. Почему не умерла от переохлаждения. Все смотрела наверх, пыталась понять, почему на лицо падают холодные комочки, почему руки с ногами дрожат. Столько вопросов и никаких ответов.

Но да ладно. Самое интересное ждало потом. Докторша держала меня в роддоме дольше недели, она все надеялась, что кто-нибудь возьмет эту «прелестную девочку» себе, но не взяли. Те, кто меня видел плачущей, сразу разбегались, причем в ужасе. Словно антихриста увидели. А поскольку маленькие дети плачут постоянно, то и взять никто не решился такого странного ребенка, как я.

И вот, после двух недель в Раю я попала ну, не в Ад, а скорее в Чистилище. Ад был после, в детдоме. Прямо грехопадение какое-то. Но не стоит забегать вперед, лучше все по порядку.

Послание первое

Сегодня в Раю неспокойно. Ангелы суетятся, привратники о чем-то спорят со старейшинами, летописец усердно скрипит пером по страницам толстой книги. Все происходит в одном из помещений Небесного дворца. И пусть стены и полы залиты солнечным светом, пусть диковинные деревья в огромных кадках цветут такими же диковинными цветами, а птицы, чьи метровые хвосты блестят в лучах, прыгают с ветки на ветку, но, несмотря на эту картину всеобщей благодати, небожители готовятся к чему-то недоброму.

Двое старейшин уединились. Тот, что постарше восседал на широком подоконнике, смотрел на облака цвета топленого молока с легкой розовиной и покачивал головой, будто не верил в слова своего собеседника:

- Нет, нет… зачем ей это? Такого просто не может быть.

- Это уже произошло, Михаил. Здесь больше не о чем говорить.

- Но зачем?

- Скоро узнаем. Ты сам спросишь у нее, зачем она пошла против Отца. Идем, - обреченно произнес Гавриил.

Однако архангел продолжал сидеть с печалью в глазах.

Вскоре все проследовали в Зал Писаний, где обычно божьи слуги исполняли указания всевышнего, но на этот раз здесь пройдет суд над ангелом Елейлой – девой из немногих, кому оказали честь и допустили в армию Господа. В центре помещения возвышался постамент, на который и должна встать падшая, а вокруг множество каменных кресел.

Старейшины расселись, среди них были и Михаил с Гавриилом, прочие ангелы разместились на мраморных скамьях. Все в льняных туниках, подпоясанные бечевой, лишь старейшины отличались, их тела покрывала броня цвета меди, а на поясах каждого покоилось по кинжалу, крылья сейчас были сокрыты от взоров.

Через какое-то время массивные двери отворились, в них вошли трое: заключенная Елейла и два ангела-воина, они сопроводили падшую до мраморного куба, после чего она явила всем свои черные крылья и, взлетев, встала на постамент. Дева не сопротивлялась, не проявляла злости, она смиренно выполняла требования. Елейла была прекрасна, ангел отличалась от остальных: ни белокурых прядей, ни голубых глаз, ни розовых щек. Ее внешности могла позавидовать любая: высокая, темноволосая женщина с выправкой воина, ее черные глаза заставляли робеть, а белая кожа сияла в лучах райского солнца. До сего дня Елейла носила такие же доспехи, как и прочие божьи воины, теперь же на ней осталась лишь тонкая льняная рубаха до пят.

Первым поднялся Гавриил, он подошел к постаменту, затем обернулся к собратьям:

- Дочь божья, Елейла! – произнес он громко, чтобы его услышал каждый. – Объясни старейшинам, почему ты здесь.

Но она молчала, взирая лишь на одного из них, на Михаила.

- Я повторю, воин света. Почему ты стоишь здесь? – снова подал голос Гавриил.

В этот момент Михаил кивнул, и взгляд Елейлы дрогнул:

- Я здесь, потому что помогла человеческой душе попасть в Рай.

- Точнее, совершила преступление, провела в Рай грешницу.

Тут вступили остальные:

- И что за грех?

- Та женщина совершила самоубийство, - не стесняясь и не боясь порицания, произнесла падшая.

Тут же зал загудел, ангелы роптали, а старейшины закрутили головами в знак возмущения.

- Как ты могла привести в Рай самоубийцу?! – победоносно воскликнул Гавриил.

- Здесь ее семья.

- И что? Что будет с нами, если мы начнем принимать души всех самоубийц? Они отвергли великий дар, данный им самим Отцом! Дар жизни! Таким место в Аду.

- Вы смотрите лишь на поступок, но не на причины.

Тут поднялся Михаил, он подошел к Елейле и дрожащей рукой коснулся ее ног:

- Что ты такое говоришь, дитя?

- Прости меня, учитель, но ты слышал, что я сказала. Та женщина, над чьей душой я сжалилась, лишилась семьи. Ее детей убили у нее на глазах, как и мужа. Она осталась ни с чем, - тут ангел обратилась к залу. - Вы все говорите о Даре жизни, о милосердии, но где же вы были, когда творилось беззаконие, когда попирались все законы божьи? Почему ее Ангел-Хранитель предпочел остаться в стороне, почему не дал знак, не указал дальнейший путь? Почему эта женщина оказалась наедине со своей болью? Люди слабы, Отец знает это. Она совершила грех по вашей вине! – последние слова прозвучали настолько четко и резко, что все ангелы смолкли.

- Не хочешь ли ты сказать, что Господь допустил ошибку? Или ангелы не выполнили своей работы?

- Именно так.

- Этим все сказано. Ангел Елейла уподобилась самому Люциферу! Она решила возвыситься над Отцом!

Но Михаил смотрел на нее без осуждения, в его глазах воцарилась печаль:

- Дитя, - обратился он еле слышно. – Отрекись от этих страшных слов и тебя сошлют на землю.

- Нет, учитель, не отрекусь. Ангелы забыли о своем предназначении, кто-то должен был напомнить им об этом. И пусть моя жертва будет последней.

- Тебя же отправят к самому Сатане, - сжимал старейшина ее ноги.

- Я знаю, Михаил.

- Что же ты наделала.

- Не печалься, учитель. Пусть свершится суд.

- Ты не знаешь, на что обрекаешь себя.

Елейла не отреклась от своих слов, посему была приговорена к низвержению в Ад под покровительство Люцифера. Гавриил с нескрываемой радостью вернулся в кресло, после чего обратился к стражникам:

- Лишить ее крыльев!

Ангел прекрасно знала, что это за процедура, поэтому без слов раскрыла крылья и замерла в ожидании. Стражники, помогли ей спуститься вниз, после обошли с двух сторон, один крепко взял за плечи, а второй вытащил из ножен меч. Удары последовали один за другим, крылья оказались на полу, а пол окрасился бурой почти черной кровью. По рубахе Елейлы расползлись два пятна, которые в секунду слились воедино, но дева не дрогнула. В ней было столько силы воли, что Михаил призвал ее в свое время на служение Господу, поручился за нее, но Елейла оказалась слаба духом перед человеческой болью.

Глава 2

Еще в роддоме мне дали имя Роксолана, а все виновата санитарка, сериалов пересмотрела старая карга. Хотя, полным именем никогда не называли, либо Оксаной, но откровенно говоря, ненавидела это имя, либо Рокси, что предпочтительнее. По крайней мере, на Рокси я всегда откликалась.

В Доме малютки жила до трех лет. Здесь к нам относились так себе, вроде и не хорошо, но и не ужасно. Няньки как истуканы выполняли все положенные процедуры: кормежка, горшок, мытье. Они мало с нами общались, сироты в основном были предоставлены сами себе, сидели днями напролет в кроватках и смотрели друг на друга как в зеркало. Некоторых, особо нервных, поили чем-то и они спали. Я же вела себя тихо, не хотелось провести первые годы жизни в забытьи. Повезло тем, кого забрали. Им удалось избежать следующей ступени по направлению в Ад.

Помнится, приходили три-четыре пары смотреть меня, но я видела их недалекость, природную глупость, а в некоторых даже жестокость, поэтому быстренько избавлялась от потенциальных родителей. Стоило только заплакать, как эти существа разбегались по углам подобно тараканам. Что-то их пугало в этот момент. Я не знала, что именно, но главное – работало!

Однако, с так называемым персоналом я в подобные игры не играла. Мне хватило одного раза и то с не моим участием, чтобы понять, какие тут правила и кто заправляет порядком. Моя двухлетняя «сокамерница» Аля решила устроить веселую ночь одной няньке – Милане Сергеевне, правда, не по своей воле, у нее разболелся живот, но Милане было плевать на причины, ей хотелось спать. Так вот, нянька схватила за шиворот Алю, вытянула из кроватки, отчего та ободрала себе ноги, а после отнесла в ванную, где обдала холодной водой. Всю оставшуюся ночь соседка тихо постанывала в кроватке, усвоив урок от «сердобольной» Миланы Сергеевны. Мне бывало тоже доставалось, но наказания сводились к пустой тарелке на ужин или на обед, а иногда и на весь день. Хотя, мне было все равно, иногда лучше поголодать, чем есть ту мерзость, которую нам давали.

Наверно другим детям повезло, они-то ничего не осознавали в такие моменты, им было одиноко, плохо, больно, но они умели забывать, а я нет. Я все помню, каждый проклятый день, проведенный за решеткой с облупившейся краской, помню запах мочи, которым пропитался матрас, люстру с одним целым плафоном, она как маяк безысходности светила сутки напролет. Но самое ужасное другое, я видела эти глаза преисполненные одиночеством, смотрящие на меня из кроватки напротив.

В Доме Малютки работала одна женщина, она иногда заходила к нам и долго нашептывала молитвы, только какой от них был толк? Ни ангелам, ни Богу мы оказались не нужны, мы как отбросы, побочный эффект людской похоти и беспринципности, а на таких святые не смотрят. На тот момент ее бубнеж послужил хорошей колыбельной, я сразу засыпала. Но мне никогда не снились сны. Закрывая глаза, пропадала, не чувствовала ни себя, ни пространства вокруг, будто исчезала. Честно, было даже завидно наблюдать за другими, они что-то бормотали во сне, смеялись или хныкали, а я словно умирала. Первое время меня будили, няньки думали, что и правда отдала концы, но нет…

Каждый день нас выводили гулять, мы толпились под старым грибом в песочнице, куда гадили дворовые кошки. Облизывали все, что попадало в руки, некоторые жевали грязь, а нянькам было не до нас, они трещали по телефону или курили, сидя в беседке. В такие моменты я смотрела на них и возникало только одно желание – взять камней поувесистей и запустить им в головы, чтобы они обратили свои пустые, бесстыжие глаза в нашу сторону. Но если бы я так поступила, то нажила себе неприятностей. Приходилось много терпеть.

А каково было смотреть на слезы тех, кого возвращали обратно наигравшиеся в материнство? Им не нравилось, что «питомцы» много плакали, портили их вещи, вели себя дико. Но откуда им было знать, как правильно себя вести, когда они выросли в стае?

Один раз мне захотелось сбежать. На такую провинность натолкнул очередной акт наказания воспитанника. Мальчик Федя разбил кружку Анны Федоровны – уборщицы, она за это отхлестала его половой тряпкой. На прогулке я ждала момента, когда воспитательница как всегда отправится на перекур. И стоило ей скрыться в беседке, как я тихо направилась в сторону калитки. Выбравшись на волю, побежала куда глаза глядят, остановилась около какого-то ларька. Мимо проходили люди, толпы людей. Я же сидела на лавке и смотрела на них, все-таки впервые лицезрела столько взрослых, мамаши пробегали с колясками, они бросали на меня косые взгляды, но не останавливались. Просидев так до самого вечера, поняла, что здесь мне не найти спасения, а подтверждением тому стал мужик, который сначала наблюдал за мной, потом подсел и стал уговаривать сходить с ним в магазин, где он купит мне игрушку. Наверно, другой на моем месте и пошел бы, но я-то чувствую их, в этом человеке было столько черни, что невольно захотелось плакать, а к чему ведет мой плач, уже известно. Да уж, этот урод убегал слишком быстро. Видимо такие обладают самой слабой и трусливой душонкой.

В общем, пришлось идти обратно. Вернулась я к ночи, заночевала в той самой беседке. На следующий день снова была желтая лампочка над головой, а напротив из кроватки по-прежнему на меня смотрела пара одиноких глаз.

Жизнь в этом заповеднике научила тому, что все лгут, притворяются, что души взрослых зачастую пусты. Но это послужило хорошей школой перед детдомом, ведь там все было гораздо хуже.

Послание второе

Елейлу сопроводили из Зала Писаний в Погребенную. То было особое помещение, падших ангелов здесь обривали наголо, раздевали, после чего передавали в руки призванным Демонам посыльным. Они забирали новоявленного грешника в Ад.

И поскольку предательство ангела считалось самым большим грехом, перед которым меркли грехи всего человечества, то и наказание было особенно мучительным. Падших ангелов ставили в услужение самому Люциферу, а это пострашнее любой пытки. Несчастные должны были вечно взирать на муки остальных и приводить в исполнение приговоры человеческим душам. Многие ангелы не справлялись со столь тяжелой ношей, они теряли рассудок, превращались в самых ужасных и жестоких Демонов, которых опасались даже местные служители Сатаны, посему их уничтожали. И казалось бы, вот оно – спасение, но не все так просто. Ангел терял рассудок медленно, могло пройти несколько веков, прежде чем это произойдет.

Вроде бы, что страшного в том, чтобы пытать виновных? Они же заслужили, они совершали грехи, предали Отца, а значит, получают заслуженное наказание, однако по природе своей, ангелы не принимали даже справедливых наказаний, не могли смотреть на изуродованные души грешников, не могли слушать криков тех, оттого-то им и приходилось страдать сильнее остальных.

Елейла знала лучше других, что именно ее ждет. Но падшая надеялась, что раз смогла переступить заветы Отца, то сможет служить и Люциферу. Однако, то были лишь тщетные надежды.

В Погребенной ее раздели, смыли с тела кровь, затем обрили голову. Черные локоны падали на мраморный пол, туда же, где поблескивали лужи крови, ангел смотрела на свои волосы и, видимо, их-то ей и было жаль больше всего, ведь отныне таких у нее не будет, а точнее, Демоны просто не позволят им снова отрасти. Падшие в Аду не имеют ни волос, ни одежды – очередное изощрение, очередная боль.

И вот, ее подвели к двум Темным порождениям Ада, сейчас они внешне походили на ангелов, только облачены были в черные одежды. Но истинный облик Демонов иной, однако, по договоренности со служителями Рая, гости из пекла должны были преображаться, дабы не пугать своим видом честолюбивых ангелов. Елейла взглянула в глаза одному из посыльных и не увидела в них ничего, даже своего отражения, как не уловила и эмоций, но это и к лучшему. Хуже было бы наблюдать за тем, как Демоны куражатся над ней, как они обычно и поступали с душами грешников.

Прежде чем ступить туда, откуда возврата уже не будет, Елейла остановилась и тихо произнесла на прощание:

- Прости, Михаил. Я опозорила тебя, но совесть твоя по-прежнему чиста. Я буду истинно страдать за твое светлое имя и только за него.

- Идем, пора – произнес грозным голосом Демон и аккуратно взял падшую под локоть.

Да-да, Демоны уважали оступившихся ангелов, правда, не все Демоны и не всех уважали.

Врата сомкнулись за спинами троих, лязг божьих цепей, коими сковывались адовы врата Погребенной, болью прошелся по сердцу Елейлы, обратной дороги нет.

Они шли по каменному мосту, вокруг царил мрак, лишь откуда-то издалека до ушей доносилась капель. Мост обрывался посреди непроглядной тьмы.

- Надо прыгать, - молвил Демон.

Тогда Елейла посмотрела на него, посыльный приобрел свой истинный облик, его кожа имела серый цвет, глаза были полностью черные, лицо по-прежнему не отражало эмоций, правда, сейчас ангел смогла разглядеть свое отражение в бездонных очах Демона.

- Что будет дальше? – нарушила падшая тишину, отчего ее голос эхом пронесся в пустоте.

- Люцифер будет говорить с тобой, дабы вынести окончательный вердикт.

И все трое шагнули вниз.

Как долго длился полет, Елейла определить не смогла. Эх, если бы у нее были крылья, она бы вырвалась из лап Демонов и взмыла ввысь, но такого уже никогда не произойдет.

Падшая в окружении сопровождающих оказалась напротив точно таких же врат, только эти были массивнее, выше. Спустя мгновение раздался скрежет металла, врата дрогнули и медленно отворились, изнутри вырвался жар, он обдал лик и нагое тело Елейлы, хотя костров поблизости не полыхало.

Они шагнули внутрь, ноги ангела тут же погрузились по щиколотку в грязь, было ощущение, что в жиже кто-то без конца копошится, пощипывает, покусывает, но воина Света этим не напугать, Елейла лишь скривилась. Пространство вокруг походило на овальную пещеру, стены и потолок которой ничем не отличались от пола, та же чавкающая грязь, те же мерзкие создания, копошащиеся в ней. Пахло так же отвратительно, как в сточных канавах в мире людей.

По пещере они продвигались недолго, та закончилась очередными вратами. И вот уже за ними глазам Елейлы предстал Ад во всей своей «красе». Обугленная земля, над которой краснело небо, испещренное сизыми тучами, где-то ревели воздушные воронки, где-то молнии били в каменистые почвы, земля лишь успевала содрогаться от ударов. Вокруг не было ни души, не было ничего, только мертвая природа.

Сейчас на лицах Демонов проступила благоговейная улыбка, они дома. Один из них вытянул руку вперед и раскрыл ладонь, тогда же раздалось далекое ржание. То была колесница, запряженная двумя лошадьми, только выглядели лошади неестественно, уродливо: без глаз, шкура местами отсутствовала, отчего проглядывала разодранная плоть, языки свисали из пасти…

Колесница же не имела окон, лишь черный короб на колесах. Один из посыльных открыл дверцу и учтиво пригласил Елейлу влезть первой. Внутри всех окутал мрак. Если бы в этой колеснице сейчас находилась человеческая душа, то Демоны уже бы приступили к издевательствам, ведь грешники как никто боятся тьмы и всего, что та таит в себе. Однако Елейла удостоилась большего, Демоны не трогали ее, да и что они могли сделать с некогда воином? Божьей армии неведом страх, так и падшая не страшилась их.

За стенками слышался треск камней, цокот копыт и бесконечные раскаты грома. Несмотря на темноту, дева закрыла глаза, она слушала звуки, вспоминала дни на земле. Именно, не в Раю, а на земле, ей нравилось ходить среди людей, нравилось наблюдать за слепой природой, которая в секунду могла подняться на дыбы, закрутить вихри и смести со своего пути все, но могла и снизойти дождем, омыть творения божьи, пригреть ласковым солнцем. А люди, как они наивны в поступках своих, как беззащитны пред силами Рая и Ада. Неожиданно для себя самой Елейла громко вздохнула, ее голос, словно острым кинжалом, рассек мертвую тишину. Демоны, которые в отличие от нее видели все, даже переглянулись.

Спустя неопределенное время колесница остановилась, посыльные отворили дверцу, на этот раз они вышли первыми, падшая следовала за ними. Трое оказались перед дверью ветхой избенки, в ней также отсутствовали окна, сруб местами почернел. Убогое домишко стояло посреди пустыря, вокруг все та же выжженная земля, раскаты грома в багровом небе.

Дверь отворилась, на пороге стоял человек с мешком на голове, мешок был перемотан колючей проволокой на шее. Тело, очевидно, грешника покрывали множественные кровоточащие раны. Демон посмотрел на мученика сверху вниз и мотнул головой, чтобы тот отошел в сторону. Человек, стоная и подвывая, еле-еле сместился, пропустив прибывших внутрь.

И как только Елейла ступила за порог, в глаза ударил яркий свет. Дом затрещал, полы заходили ходуном, пыль поднялась вверх, а когда рассеялась, падшая стояла уже посреди большой светлой каменной залы. Посыльные исчезли, как исчез и мученик.

Зала не уступала по убранству райскому дворцу: в небольших нишах стен стояли канделябры, пол и потолок мерцали в мягком свете свечей. Елейла посмотрела под ноги и увидела свое отражение, тогда сразу же отвела взгляд, ей стало противно. До сего дня она никогда и никому не являлась в нагом виде, тело воина Света всегда облачали доспехи. Сейчас же она была так же беззащитна, как и все прочие грешники.

Вдруг пред ней появилась скамья, будто выросла из мраморного пола. Падшая прошла к ней и села. Скоро явится сам Люцифер, возможно, это последние мгновения покоя и тишины, ими надо насладиться. И, правда, послышались шаги – четкие, ровные. Кто-то приближался со спины, кто-то, кому принадлежало здесь все. Ангел почувствовала его власть, силу и абсолютное равнодушие.

Шаги стихли совсем рядом, Елейла сидела неподвижно, но страха по-прежнему не было. Смысл бояться неизбежного? Может, обычный бы ангел-хранитель и трясся в ужасе, но не воин, а тем более, не она.

- Ты не боишься меня, - прозвучал спокойный голос. – Почему же?

- Могу ли я попросить вас об одолжении? – заговорила дева без какого-либо смущения.

- Об одолжении? Забавно, ныне падшие пошли не только бесстрашные, но и беспардонные. Ладно, говори.

- Позвольте мне прикрыть наготу.

- А смысл? – сейчас в голосе послышалась ирония. – Грех свой ты уже ничем не прикроешь. А тело, так это всего лишь кусок плоти, хрупкая материя, сотканная вашим Отцом для того, чтобы я мог доносить истину до грешников, посредством влияния на эту самую материю.

- Я воин Света. И пусть мое тело отныне принадлежит Аду …

Однако, голос прервал ее:

- Мне, твое тело принадлежит мне, как и Ад.

- Хорошо. Тем не менее, я хотела бы посмотреть вам в глаза открыто, без стеснения.

- Вот как… Что ж… Хорошо.

У ног Елейлы в тот же миг появилась тонкая длинная туника без рукавов, дева сразу надела ее, после чего поднялась со скамьи, и хотела было обернуться, однако голос предупредил ее желание:

- Не торопись, я еще не поговорил с тобой.

- Говорите, теперь я готова отвечать на любые вопросы.

- За что тебя низвергли?

- За ослушание. Я предала дело Отца.

- Да, самоубийца и Рай – ты разгневала небожителей. И меня лишила очередной радости. Получается, насолила всем сразу. Но, зачем? Зачем нужно было спасать пропащую душу? Ты же знала, что последует сразу за твоим грехом. К чему такая бессмысленная добродетель? Душа той грешницы все равно отправилась ко мне, а ты вместе с ней.

- Я не сожалею. Хоть душа той несчастной и не нашла себя в Раю, однако я выполнила ее посмертную просьбу.

- И какую же? Провела по Райским кущам? – и снова ирония в голосе.

- Нет. Она встретилась со своей семьей.

- Все равно глупо. Она могла бы дожить до глубоких седин и отдать Отцу душу как положено, тогда была бы вечно с семьей. Теперь же, увы, будет отрабатывать вечность здесь. Ты совершила не просто грех, ты совершила ошибку.

Но Елейла ничего не ответила, вместо слов она резко развернулась, и ее глазам предстал Он – Люцифер, Повелитель Ада. Взгляды пересеклись.

- Я не позволял тебе…, - но он не договорил. Люцифер смотрел на нее, пытался что-то найти в лице, во взгляде, однако не мог, поэтому продолжил искать, блуждая по лику ангела.

- Каково будет мое наказание? – тихо спросила Елейла, смотря в черные глаза Владыке.

- Я еще не решил, - заключил тот и отвернулся, желая покинуть залу.

- Что же мне делать, Люцифер?

- Ждать…

И он ушел, оставив падшую в одиночестве. Елейла снова села на скамью и принялась чертить большим пальцем ноги по мрамору, она пыталась вывести его лик, лик того, в чьей власти ее вечность.

Глава 3

Детдом! Как много в этом слове… много дерьма…

Дом Малютки по сравнению с этим местом просто Рай на земле, не иначе. И лучше было бы все детство терпеть не совсем адекватных воспиталок-курилок, чем абсолютно больных на голову работников детдома и таких же нездоровых воспитанников. Понятное дело, все мы тут в одной лодке, все безродные бесплеменные и, тем не менее, здесь было пострашнее чем в подвале маньяка из любого фильма ужасов.

Меня отправили в сельский детдом, он оказался единственным, где на тот момент было свободное место. Да и чего желать от приюта в захолустье? Мы ж находились в самой заднице российской глубинки, в селе Жупровица. Говорят, у России две беды – дороги и дураки на дорогах, здесь же были только дураки, а о дорогах так никто и не позаботился, посему жили мы нормально только в сухое время года, когда же начинались дожди или не дай Бог ливни – все, «Атлантида» стабильно уходила под воду.

Но это ерунда, Жупровица, как в очередной поговорке, она не тонет. Серьезная проблема, с которой пришлось столкнуться – это выживание в суровых детдомовских условиях. Здесь воистину царили дикие законы, законы стаи. Руководство плевать хотело на ребят, они занимались более важными вопросами, как бы с города выбить очередную матпомощь и справедливо распилить между собой. Ну, а воспитанники жили своей жизнью: старшие гоняли мелких, мелкие лупили себе подобных – авторитет нарабатывали, выслуживались перед старшими; наши слегка повзрослевшие девушки вовсю спали с сельскими, правда, тайком от своих детдомовских парней. Узнай те об этом, все… зажали бы сворой в углу и пустили по кругу, раз негодяйка так вероломно отдалась чужаку. Парни тоже особо не отставали, после школы бегали на заброшенный продсклад, там братва снабжала их травой, а те уж снабжали школяров из как бы благополучных семей. Законы бизнеса здесь постигались быстро. Девки давали взрослым дядям, чтобы взрослые дяди давали им на мороженое и ту же самую траву, а пацаны толкали траву, чтобы купить хотя бы б/у плеер.

И это оказалось не самой большой бедой нашего детдома, страшнее были внутренние разборки как между ребятами, так и между работниками и ребятами. В такие моменты все разбегались по своим комнатам как тараканы. Мелкие вообще сидели под одеялами и прудили на матрасы, а старшие нервно курили, высунув носы в форточки.

Да, разборки здесь были покруче любых боев без правил. Если детки разбирались между собой, неважно парни или девчонки, то клоки волос летели в разные стороны, зубы россыпью возлежали на коридорном линолеуме, гематомы украшали невинные детские мордашки, которые приходилось вскрывать в медпункте, иначе не рассасывались, а также разодранные бока, разбитые головы и прочие прелести. Победивший в сей схватке выходил хоть и без зубов, но счастливый, его сразу начинали уважать, бывалые даже слезали с подоконников, чтобы пожать руку и поделиться заветным бычком. А проигравший тихо зализывал раны, получая параллельно пендалей от сверстников.

Что же случалось, когда работники вступали в бой с воспитанниками, естественно, в воспитательных целях? Взрослые всегда оказывались изобретательнее и изощреннее в методах. Вот в эти моменты дети были едины, сплочены. Никто и никогда не вставал на сторону «царей» детдома, никто и никогда не вторил им и не насмехался над наказанными.

У нас практиковались обливания ледяной водой, раздевания догола и порка ремнем со стальной пряжкой по всем возможным местам, прижигания бычками, а еще много такого, о чем у нас не принято говорить вслух, поскольку то было крайней степенью унижения.

Конечно, существовали в нашем «адовом пекле» и нормальные взрослые, этакие сердобольные бабули из местных, они много причитали, жалели, тайком угощали чем-нибудь домашним. Наши девчонки зачастую бегали к этим старушкам за жизненным советом, мол, какое снадобье выпить, если случайно залетела или как быть с первой и настоящей любовью к мальчику из хорошей семьи, куда заныкать краденое ну и всякое прочее. Бабки всегда помогали, что многим позволило миновать детдомовский подвальный абортарий, колонию для несовершеннолетних и бегства, ведь беглецов здесь ловили быстро. Сами посудите, село в окружении полей, единственная остановка до ближайшего городка, а водители автобусов хорошо осведомлены о некоторых непокорных, посему, если видели подозрительного оборванца, тут же звонили нашим «царям». В общем, беглецам потом ой как трудно приходилось.

А я? А что я? Рокси жить особо никому не мешала, меня долгое время вообще обходили стороной как нашенские собратья, так и царьки, лет эдак до десяти, потом я проявила характер и задружилась с некоторыми, с теми, что были постарше. Так у меня появились два лучших друга. Костик по прозвищу Гелик, он любил лапшу на уши вешать, будто есть у него крутой дядька, который водит гелик и живет за границей, мы же слушали Костика с пониманием и где-то сожалением, придумал пацан себе мечту. Ну и Димон, этот обошелся без кличек, просто Димон, в общем-то, он и был простым парнем, без комплексов, без заморочек, если сказал «дам в пятак», значит, подойдет и даст. Мои пацанчики, как я их нежно называла, стали моей опорой и защитой, моей отдушиной и просто отличными собеседниками, что удивительно, любили читать. Один, правда, подсел на фантастику, с его-то фантазией и неудивительно, а второй больше по документалистике, особенно любил Зернову с ее «Иной реальностью», Залтанса с его «Средиземкой». Димон мечтал после детдома пойти в армию, в военно-морскую пехоту, а Гелик – найти своего дядьку. Я же ни о чем не мечтала, жила сегодня, жила завтра и так изо дня в день.

Снов по-прежнему не видела, не понимала многих людей, поскольку наблюдала в них все признаки деградирующей личности. Кстати, наши девчонки меня так и не приняли, я оказалась не «ихнего разливу», в куклы не играла, Елисейскими полями не грезила, да даже подделками рыночными, мужики сельские меня не интересовали, иных точек соприкосновения, увы, не нашлось. Поэтому и подалась к парням, с ними общих интересов обнаружилось куда больше.

Мы любили бегать после школы в поля. Там, в отдалении от села, под чистым небом вырыли себе землянку, набросали всякого старья внутрь, вроде матрасов после умерших бабок, облезлых табуреток и даже керосиновую лампу откопали, можно было бы и фонарем обзавестись, но все ж лучше у местного дедка выпросить керосин бесплатно, чем искать деньги на батарейки.

Назвали это место «остров буян», прямо как у Филатова. Там мы выкуривали по сигаретке, предавались фантазиям, могли почитать, обсудить последние события в детдоме и просто поржать без причины. Воистину райское место. И кто сказал, что Рай на небесах, когда вот он, на земле, а точнее, в земле.

Когда мне исполнилось пятнадцать, царьки решили отправить на подработку, а то чего это я жру «их» хлеб в нахаляву, не дело. Привели за ручку в местный продуктовый магазин и отдали в услужение хозяину Редкову Николаю Александровичу, а проще Коляну, он тут был из блатных, все ж целый магаз держал. Редков оказался редкостным козлиной, хотя чему тут удивляться. На второй же день попытался залезть мне под юбку, думал получить и продавщицу, и секс-игрушку в одном лице, но быстро обломался. Честно, я даже не поняла, как это произошло, все из-за моих странностей. Колян зажал меня в подсобке, начал было стягивать с себя портки, мне же в этот момент захотелось перегрызть ему глотку, видимо особые мысли отразились и на лице. Морда Коляна в тот миг побелела, да он чуть концы не отдал, тут же натянул штаны обратно, еще и прощения попросил, а в довесок позволил забирать со склада продукты, которые шли под списание. Продукты были хорошими, свежими, как выяснилось, дата на упаковке не всегда сулит тухлятинку. Я набирала целый пакет всякого разного, и мы с друзьями шли в землянку, где устраивали пир горой и ржали над дебилом Коляном. Пацаны обожали слушать историю о том, как тот чуть не обосрался при виде моей «неземной» красоты.

- Может, у тебя хвост растет из задницы? – гоготал Димон, усердно соображая, почему хозяин магаза так перетрухал.

- Не, хвоста нет, - ответила я и передала им тарелку с бутерами.

Бутеры я делала знатные, на толстый кусок хлеба укладывала по три ломтя сыра и по кусману колбасы сверху, иногда и маслину прикалывала зубочисткой. Надо было успеть съесть все, холодильника-то не было, а в детдом не потащишь, там фишку быстро просекут и враз прикроют лавочку, мол, либо тащи на всех, либо зубов не досчитаешься.

Ребята налетели на тарелку, и с двух сторон послышалось жадное чавканье, изголодались други мои. Они-то давно уже подрабатывали, Гелик с местным столяром по домам ходил, а Димон тусовался в морге, мало приятного, но никуда не денешься, умирать людям еще никто не запрещал. Те крохи, которые им платили, целиком отдавались царькам, а те уж от щедрот душевных позволяли продолжать жевать «их» хлеб. Поэтому моя работа стала самой-самой для нас всех, пацаны даже поправились.

И вот, мы хорошенько отужинали и разлеглись на матрасах. До отбоя оставалось около часа. Полчасика поваляемся, а потом уж пойдем в «казармы».

- Чего делали сегодня? – спросил Гелик, испустив сладостную отрыжку.

- Таскал покойников, с утра аж пятерых привезли. Трое жирные, блин. Думал, сам окочурюсь. Спина до сих пор ноет. А у тебя чо?

- Старый шифер меняли с Михеичем.

- А я как всегда у прилавка, - ответила им. – С города автобус приезжал, туристов, мля, привез в нашу «Жопицу». Те как оголтелые в магаз залетели, пива набрали на три косаря, винища местного, ну ты в курсе, - пихнула локтем Димона. – От этого пойла еще коньки отбросил один из ваших покойничков с месяц назад.

- Ага, помню.

- Короче, день получился удачный, Колян доволен.

Мы лежали, смотрели на вечернее июньское небо, курили, испуская ровные колечки дыма, а потом с большой неохотой поднялись и поплелись в детдом. У каждого в кармане лежала приличная выручка за отработанный день, царьки будут рады. А раз рады они, значит, мы можем спать спокойно.

Послание третье

Елейла просидела на той скамье до следующего визита Люцифера. Она не бродила по зале, не пыталась найти отсюда выхода, не рыдала, не билась в истериках в предвкушении скорого наказания, ангел сидела неподвижно. Еще Михаил обучил ее особому сну именуемым бдением. Когда сознание и не бодрствовало, и не спало, во время бдений можно было увидеть прошлое или будущее. Елейла предавалась воспоминаниям, зачем ей было смотреть в будущее, там все слишком черно и непроглядно.

Когда она открыла глаза, то снова увидела его, Люцифер сидел на такой же скамье напротив и молчаливо изучал падшую.

- Давно ли вы здесь? – спокойным голосом спросила Елейла.

- Достаточно давно. Что ты чувствуешь, когда смотришь на меня, воин Света?

- Мой дух находит покой рядом с вами.

- Покой? Не лжешь ли ты мне?

- Разве Люцифер не видит лжи?

- Вижу, но не в тебе. Посему во мне зародились сомнения, ангел ли ты.

- Я не человек, не демон, теперь даже не ангел. Вы правы, я не ангел, я материя.

Елейла не сводила глаз с Сатаны, а тот все о чем-то думал. Внешностью Владыка Ада обладал непростой - необыкновенно молодое лицо, лишь посередине лба проходила небольшая бороздка, она особенно выделялась, когда ее хозяин впадал в очередные размышления; короткие черные волосы, светлая кожа, на порядок светлее, чем у прочих Демонов, большие миндалевидные глаза, прямой нос и четко очерченный рот; фигурой Люцифер ничем не отличался от божьих воинов - статный, подтянутый. Он был одет в темные одежды без лоска и вычурности, как у служителей Рая. Да и к чему в Аду помпезность?

- Ты не раскаиваешься, - будто вышел из забвения и заговорил Люцифер. – Вижу, что готова была бы предать заветы вашего Отца снова.

- Да, это так. Мне не следовало идти в божью армию.

- Как сказать… Ты осмелилась на куда большую дерзость, чем все те, кто попали ко мне до тебя. Некоторые связывались с людьми, некоторых сгубила корысть, власть и прочие глупости низшего бытия. Ты же пошла дальше.

- Восторгаетесь моей ошибкой, не вы ли некоторое время назад назвали мой грех наивысшей глупостью.

- Я и не отрекаюсь от своих слов, безусловно, поступок бессмысленный по сути. Меня удивляет другое.

Но Елейла не стала спрашивать, что именно так поразило сатану. Сейчас ей хотелось закончить этот разговор как можно скорее.

- Каково будет мое наказание?

- Не терпится? – Люцифер ехидно усмехнулся, явив собеседнице белоснежные ровные зубы.

- Устала.

- Твои волосы, какими они были? – он, будто не услышал ее.

- Черными и длинными.

- Скучаешь по ним?

- Да.

- Ничего, отрастут.

После этих слов брови Елейлы дрогнули, а взгляд приобрел оттенок недоверия.

- Такие как ты недостойны стандартных наказаний, для тебя я приберег кое-что поинтереснее. Теперь можешь идти спать.

- Спать?

- Да, именно. Мои демоны сопроводят тебя в опочивальню.

Глава 4

Сегодня у нас траур… Катька повесилась. Вот же дура…

Встретила полгода назад пацана из города, приезжал бабку навестить. И вот, любовь у них вроде как случилась. Каждые выходные все шесть месяцев таскался сюда этот кент, добивался нашей Катьки. Ну, чего? Добился! Она сдалась быстро, у нас тут не принято долго жеманничать, а то шанс на лучшую жизнь можно упустить. Водил ее два раза в кино и разок раскошелился на кафе, подарил серебряное кольцо, что здесь было чем-то из ряда вон. Все ж, детдомовские ребята неизбалованные. Это в больших городах чиновники с олигархами отваливают бабки, отрывают от сердца свои кровнозаработанные под лозунгом пожертвований в детдома и интернаты, там-то детки уже обуревшие от запросов, а наши нет… Нашим хоть пачку сигарет подгони, будут на тебя смотреть собачьими глазами, разве что ботинок не лизать.

В общем, Катька обалдела от восторга. Кент пел ей по законам жанра, мол женюсь, увезу, заберу, хату подгоню, денег заработаю, только вот не сегодня и не завтра, родня как бы еще не готова услышать о скорой женитьбе, мама кашляет, папа язвой мучается, а бабка того и гляди – преставится скоро, поэтому надо подождать. Вот придут все в чувства, он их подготовит, а там уж прямая дорога в ЗАГС. А что Катьке оставалось делать? Верила, ждала, каждых выходных ждала, как манны небесной. И каждый раз одна и та же песня, при этом кент любил пожестче. Частенько Катька жаловалась на то, как он ее согнет в три погибели и объезжает, но она терпела, уж лучше пусть гнет, да в жены возьмет, чем ноги расставлять перед барыгами местными.

И вот, три с половиной месяца назад узнала девчонка, что от секса еще и забеременеть можно. Да и что такого, раз свадьба на носу? Естественно она сообщила счастливую новость будущему папаше. К слову сказать, Катьке всего пятнадцать было, а ему, ни много ни мало, двадцать пять. Дальнейшие события развивались как в дешевом сериале. Выискались у кента нужные люди, которые приехали к нам, отыскали Катьку и запугали, мол, если только пикнет, что тот с ней спал, то придушат и глазом моргнуть не успеет, даже бабка его явилась, устроила скандал, перебаламутила царьков, а в довесок при всех стащила с пальца Катьки подаренное кольцо, оказывается внучок тиснул бабкину реликвию, но обвинила старуха во всем, конечно же, Катьку. Наши доблестные ребята устроили ослушнице темную, а царьки приказали топать в абортарий, в больницу не повели, поскольку срок перевалил за двенадцать недель.

Катька не выдержала. Ее бывшие лучшие подружки ржали над ней, пацаны плевали в нее, причем буквально, а царьки стращали ментами.

Повесилась…

Вчера Димон принимал ее в морге, сказал, красивая была, бледная, но красивая. Вскрывать тело не стали, все ж суицид, решили пусть лучше она вместе с ребенком отправится в загробный мир. Пожалели, блин.

Отпевать тоже не стали, а закопали где-то на окраине кладбища. Вот так вот, мало того, что при жизни никакого уважения, так и после смерти обошлись как с собакой какой-то. И проститься никто кроме нас не пришел, царьки с облегчением выдохнули, а ребятам вообще параллельно было, ну откинулась и ладно, сама виновата.

Я не знаю почему, но меня тянуло на кладбище, особенно к умершим детям, молодым или суицидникам. Будто это была моя обязанность, прийти и проводить в последний путь. Так и сегодня, мы с Димоном и Геликом пришли, бросили по горсти земли на гроб и дождались, когда закопают.

Пусть земля тебе будет пухом, Катька…

Пока шли к землянке, молчали. Что-то тяжело стало на душе. Я посматривала на своих пацанчиков и удивлялась их чувствительности. Вроде лбы такие и прошли через многое, а расклеились. У могилы Гелик даже всплакнул.

Добравшись до буяна, спрыгнули вниз, достали из пакетов провиант и бутылку коньяка, Колян лично подогнал мне за то, что прикрыла его перед братком местным. Разложили все на ящике, я зажгла керосинку, а Димон разлил коньяк по стаканам:

- Ну чо? – пробасил он. – За Катьку что ли?

- За Катьку, - ответила я, а Гелик только кивнул, и снова у нашего фантаста глаза заблестели.

Выпили, карбонадом заели…

- А ты веришь в жизнь после смерти? – спустя полчаса молчания спросил Гелик у Димона.

- Неа, не верю. Все это хрень, которой нас кормят, чтобы батрачили молча.

- А ты? - обратился он ко мне.

- Не знаю.

- Не знаешь? – удивился Димон. – Ты не знаешь? Ты ж у нас отъявленная атеистка, богоненавистница.

- Ишь, какое слово придумал, богоненавистница, - меня аж на смех пробрало. – Сам себе противоречишь, атеисты в Бога не верят, а богоненавистники Бога ненавидят, а значит, верят в его существование. Так что, да… Верю. Наверно. Только нам там места нет, мы отбросы как бы.

- Ну, знаешь ли, Рокс… Я себя отбросом не считаю, - надулся Гелик. – У меня вообще-то дядька в …

- Да знаем-знаем, - отмахнулся от него Димон.

- Угу, дядька… Только дядьки эти и тётьки где-то там, а мы здесь. В жопе мира. Вот ты вспомни, Гел, где тебя нашли? Как ты в нашем Освенциме оказался?

- На лесопилке нашли, - сразу помрачнел Гелик. – Мне три было. Неделю я там тусовался, опилки жрал.

- Во-о-о-о-т, - ответила я. – А меня в канаве какой-то мужик нашел, валялась в вонючей жиже. Отбросы мы. И Бог давно забыл про нас, а может и вовсе не заметил «чуда» нашего рождения.

- Притормози, Рокс, - вступил Димон. – Не видишь, у пацана сегодня сопливое настроение, того и гляди разревется.

- Ладно, Гел. Прости, - я потрепала его за волосы на макушке. – Меня просто прёт от этой темы. Прав Димон, я богоненавистница. А у тебя все чики-пуки будет, когда дядьку найдешь.

И мы улеглись на матрасы. Димон в одно лицо выдул больше половины коньяка и тут же захрапел, Гелик прикрыл глаза и, как и предрекал Димон, пустил слезу, а я смотрела на небо и не чувствовала ничего. Хотя нет, кое-что чувствовала, мне хотелось вытянуть руки, достать до неба и разорвать его напополам, чтобы посыпались оттуда все так называемые божественные создания. Ничерта они не сделали, когда мамаши бросили нас подыхать. Вот и Катьке не помогли.

Послание четвертое

Елейлу сопроводили в огромную комнату, в центре которой стояла не менее огромная круглая кровать, обтянутая черной кожей. Другой мебели в комнате не имелось, кроме как все тех же канделябров в нишах стен. Свечи едва ли освещали помещение.

И стоило падшей сесть на край кровати, как черное шелковое покрывало зашевелилось, в скудном свете свечей сие действо походило на колыхающиеся волны ночного моря. Через мгновение легкая рябь покрывала преобразовалась в десятки черных рук, которые подхватили Елейлу и уложили в центр кровати. Эти руки обняли тело падшего ангела, согрели, отчего та мгновенно уснула. Будь на ее месте любой другой грешник, он бы принялся извиваться в попытках высвободиться, а руки лишь крепче и крепче бы сжимали его, однако Елейла понимала суть происходящего, она не противилась своей участи. Отныне Люцифер ее хозяин, а значит, сопротивление бессмысленно.

Падшая не знала, день ли сейчас за стенами дворца или ночь, она спала глубоким почти мертвым сном, ибо не ощущала себя. А когда проснулась, рук, сдерживающих ее, уже не было, Елейла лежала укрытая черным покрывалом, а с фрески на потолке взирали на нее сотни глаз мучеников и демонов. Однако скоро за дверью послышался гул шагов, массивная дверь отворилась, и в комнату вошел очередной демон-посыльный. Он спокойно прошел к кровати и произнес низким леденящим душу голосом:

- Следуй за мной.

Елейла отважилась спросить:

- Куда мы пойдем?

Но демон ничего не ответил, он повернулся к падшей спиной и застыл в ожидании. Ничего не оставалось, как подняться и пойти за ним.

Двое шли по лабиринту из бесконечных коридоров, иногда казалось, будто демон водит ее по кругу. Елейла то и дело оглядывалась, пыталась хоть что-то рассмотреть. Вокруг царило поистине дьявольское безумие: роспись на стенах становилась то четкой, то расплывалась; высокие потолки были окутаны тьмой, из которой то и дело слышалось рычание, чавканье, сопение и стоны, постоянные стоны; стоило двоим миновать очередной переход, как за Елейлой увязались несколько уродливых теней, они шли за ней по пятам, пытались душить, кусать, но покуда Елейла была падшим ангелом, на нее дьявольские проделки не действовали, поэтому тени уже скоро отстали и скрылись во мраке.

Спустя неизвестно сколько времени они подошли к двери, та со скрипом и будто стоном отворилась. Внутри помещения было темно и, казалось, пусто. Однако через мгновение зажегся неяркий свет и глазам Елейлы предстали шесть демонов, они недовольно зажмурились, все же во мраке им было куда комфортнее. По центру большой залы стоял массивный мраморный алтарь. Демоны стояли у алтаря, каждый держал в руке по острому кинжалу. Тот, кто привел падшую, подошел к большой чаше, что поблескивала подле камня, вытянул руку, и в чаше тут же вспыхнуло пламя, скоро оно погасло, а на дне чаши осталась раскаленная булькающая жидкость.

- Ложись на алтарь! – приказал посыльный.

Елейла не знала, что они хотят с ней сделать, но чутье подсказывало, что это начало исполнения ее наказания. Она подошла к алтарю.

- Раздевайся! – снова молвил демон.

Очередное унижение, очередная боль… Но кто она такая теперь? Никто. Падшая сняла с себя тунику. Все демоны смотрели на нее, однако выражение их лиц осталось таким же каменным.

Дева легла на алтарь, тут же ее ноги, руки и шея были опоясаны оковами. Демоны в этот момент подошли к чаше, окунули туда свои кинжалы, затем вернулись на исходную. И только они занесли руки над телом Елейлы, как все тот же посыльный остановил их и обратился к падшей:

- Вот, - взял он с алтаря деревянную рифленую палку. – Возьми в зубы, без языка ты Владыке не нужна.

- Что вы хотите сделать со мной? – страх все же завладел разумом Елейлы, хоть она и старалась не подавать вида.

- Терпи, воин света, - с усмешкой ответил демон, затем вложил палку падшей в зубы и дал знак остальным, чтобы начинали.

Каждый поочередно вонзил острие кинжала в тело Елейлы, расплавленная жидкость вошла под кожу падшей, по телу сейчас же прокатилась волна дикой боли, ангел инстинктивно сжала зубы, и те впились в палку. Спустя несколько минут нестерпимой боли, демоны вытащили кинжалы, снова окунули их в чашу и повторили пытку. Только сейчас они принялись что-то нашептывать, в этот момент горячая жидкость под кожей пришла в движение, она медленно растекалась по телу. Елейле казалось, что ее кожа горит, как и плоть. Она мотала головой, сжимала руки в кулаки, но кандалы крепко ее держали, а скоро раскаленные потоки дошли до шеи и лица. Мгновенно глаза девы обуглились, приобрели темно-бурый цвет и заросли коркой, а изо рта вырвалось облако дыма. Больших мук падшая не выдержала, она потеряла сознание.

Демоны завершили обряд, после убрали кинжалы, остудили жидкость в чаше и накрыли тело Елейлы черной простынею. Посыльный взял ее на руки и отнес обратно в опочивальню, где уложил в кровать. Демон доложился хозяину, что все исполнено, а падшая вынесла Обряд наречения как настоящий воин, чем сатана остался доволен, ибо не вытерпи Елейла обряд, он счел бы ее одной из тех, коих в его царстве насчитывалось уже десятками.

Дева очнулась от жгущей боли в глазах, она ощупала пальцами свое лицо, а когда дотронулась до глаз, ее руки затряслись. Она хотела было попытаться убрать корку, но та будто приросла намертво. Тогда же Елейла услышала голос:

- Не трогай. Все скоро само сойдет.

- Что вы со мной сделали? – спросила дева и повернула голову в сторону говорившего.

- Ты прошла Обряд наречения.

- Что это за обряд?

- Узнаешь. Не торопи время.

- Зачем? Зачем я вам нужна?

- Так и быть… - с улыбкой на лице произнес Люцифер и присел на край кровати. – Ты ведь знаешь, кто я? Как бы ни звучало прискорбно, но я такой же падший ангел, то есть, я есть творение Отца. Но по причине некоторых разногласий меня изгнали, причем изначально на Землю. Гордыня тогда победила, я был настолько унижен и оскорблен, что принялся за людей, за любимцев божиих. Тогда же я понял, что могу собрать армию из душ тех, кто был преисполнен злобой, кто был рожден разрушителем. И дабы возобладать над ними, я полностью лишил их воли и чувств, - на последнем слове Сатана сделал особый акцент. – Так родились мои демоны. Они готовы были на что угодно. С помощью этой смертоносной силы я хотел отомстить за свое изгнание. Однако, меня вдруг осенило, а зачем мне место Отца? Я презираю его суть, его дело, презираю его царство. Не лучше ли создать свое царство, стать ему вечной помехой, питать своих демонов его любимцами - людьми. Но позже мне захотелось большего, мне захотелось заполучить души его воинов, обезволить их, приумножить свою армию. И чем больше падших в моем царстве, тем слабее царство Отца. Что есть жалкие ангелы-хранители? Ничто. А вот воины света куда полезнее.

- Так это был обряд…

- Нет-нет, я не лишал тебя воли или чувств. Ты будешь моим новым демоном, не таким как остальные. И карать грешников до скончания времен ты тоже не будешь.

- И кем же я стану?

- А вот об этом я расскажу позже, когда тело твое восстановится. Отдыхай, Елейла.

И сатана покинул опочивальню.

Глава 5

Через неделю Димону исполнится восемнадцать, повезло…

Пришло его время покинуть наш зверинец. До Гелика везенье снизойдет через три месяца, ну а мне еще два года куковать в детдомовских казематах. И, честно говоря, перспектива остаться один на один с местными полудурками меня совсем не радует.

Я уже и не помню себя без ребят, эти двое – моя семья, мои братья … Что я без них? Сколько раз Димон вышибал дух из нашинских последователей великой гоп-культуры за то, что те пытались домогаться до меня или однажды хотели искупать в толчке, это когда я заступилась за пятилетку так вероломно тиснувшего у однго из гоп-компании жвачку. Димон не жалел их – никогда.

Помню, одним вечером возвращалась из магаза и по дороге ко мне прицепился наш детдомовский Герыч – семнадцатилетний качок с половинчатым мозгом. Его всегда бесило, что такой четкий пацан, как Димон тусуется с двумя неудачниками, Герыч все хотел прибрать Димаса к рукам, поскольку мой друг был настоящим терминатором среди себе подобных.

Так вот, я пыталась отвязаться от упившегося в соплю Герыча, но он все не унимался - схватил меня за руку и потащил в заброшенный коровник, а там как раз собралась вся его шобла[1]. Тогда был первый раз, когда моя особая способность - гнать от себя всяческих подонков, не сработала. Тогда-то я поняла еще и то, что уповать на свою уникальность не стоит, особенно в темное время суток.

Эх, если бы не Димон. Он по велению неизвестно каких сил оказался поблизости, у его старенького велика полетела цепь. Димон быстро разобрался с Герычем, а заодно и с его другом – Спицей. Остальные после увиденного решили не лезть. Мой друг оторвался на славу, никогда не забуду, с каким упоением он ровнял землю лицом Герыча, а потом пересчитывал ребра Спице. Этим вечером горе-насильников отправили в горбольницу с переломами челюсти и сломанными ребрами. С тех пор Герыч со своей компашкой обходили меня стороной.

Ну, а в случае с унитазом, то в тот день в нем искупались сами обидчики. Тут в восстановлении справедливости поучаствовал и Гелик.

Мои ребята никогда не оставляли меня, они всегда были где-то рядом, всегда встречали или провожали. А когда у Димона появился первый телефон – старенький нокиа, который ему отдал патологоанатом Ефим Григорьевич за усердный труд, так он тут же отдал его мне со словами, мол, чтобы я всегда была на связи. Даже не сообразил, глупенький, что на связи-то мне не с кем быть, ведь телефон был один на нас троих. Это потом уже у нас появился второй, на этот раз постарался Гелик, выторговал у местного алкаша за полторашку. Мы берегли наши телефоны как какое-то сокровище, прятали в дуплах деревьев, что росли недалеко от детдома, иначе царьки могли отобрать. И каждый день перед работой сначала шли к деревьям, Гел или Димон стояли на шухере, а я корячилась, лезла на дерево, чтобы достать мобильники. Эх, романтика…

А Гелик любил кормить меня семечками от бабы Сони, старушка выращивала подсолнухи. Гел как-то пришел к ней перекрывать сарай, так она ему и заплатила семечками. С тех пор он постоянно к ней наведывался, чинил что-нибудь или в огороде ковырялся, а она ему давала по литровой банке семечек. Мы их жарили в землянке, вкусные были… Но через год бабуля преставилась. Увы, родни у нее не нашлось, поэтому землю прибрал к рукам здешний блатняк, дом снесли, все перерыли, теперь на месте чудесного сада с цветами и подсолнухами стоит клуб под недвусмысленным названием «BLUD», а проще - наркопритон со стриптизом, игроками в покер и проститутками. Проза жизни, как говорится. А точнее, проза жизни села Жупровица.

Кстати, некоторые наши девчонки так и осели в том клубе, в каком качестве, думаю, не стоит объяснять. Хотели легких денег, а получили фингалы под глазами и ненормированный рабочий день.

Итак, сегодня мы решили отметить скорое освобождение Димона. Условились встретиться в землянке в шесть вечера. За мной был провиант, а за парнями – хорошее настроение.

Я как всегда стояла у прилавка, народа было мало, да и завоза товара ждали с самого утра, в такие дни у Коляна настроение весьма приподнятое, поскольку ему везут не только бакалею, но и качественный алкоголь, но это бухло не на продажу, а лично Коляну. Он был еще тем ценителем водок и вин. Поэтому мой рабовладелец от щедрот душевных позволил пошариться по кладовой и набрать всякого разного, но главным условием было то, чтобы это всякое разное стоило не дороже пятихатки за штуку. Ну, я и набрала, а чего стесняться-то? Получилось три здоровенных пакета, тем более, у нас как раз сабантуй намечался. Колян когда увидел эти пакеты – скривился, но смолчал.

С большим нетерпением я ждала конца рабочей смены, в ночную всегда выходила Елена Петровна – торгашка от рождения, ибо после нее Колян частенько недосчитывался выручки, но увольнять Леночку он не торопился, поскольку любил под градусом наведаться в магаз часов эдак после двенадцати ночи и как следует «наказать» воровку.

И вот, к магазину подъехала буханка с товаром. Пока Колян заполнял бумаги, мы с водилой Генкой разгрузили машину, перетаскали все в кладовую, успели выкурить по сигаретке, за жизнь поговорить:

- Ну, как ты тут? – спросил Генка. – Замуж еще не вышла?

- Ага, было б за кого выходить, - подмигнула я.

- За меня иди. Хата в городе имеется, на хлеб с маслом всегда заработаю.

- Ох, Генка, вот накатаю на тебя телегу за совращение несовершеннолетних.

- А я чего? Я ничего. Ну, не хочешь – не надо, - захихикал он. – Да и потом, по тебе не скажешь, что несовершеннолетняя. Кобылка вымахала, будь здоров.

- Не, маленькая я еще, чтобы на такие темы с взрослыми дядями разговаривать. Тебе сколько стукнуло-то? Сорок? Сорок пять?

- Совсем что ли! – как-то даже обиделся мой знакомый. – Мне всего двадцать девять.

- Конфуз, однако, – да уж, неловко получилось.

- Да ну тебя, хамка малолетняя, - из уст Генки оскорбления в мой адрес звучали всегда ласково.

А выглядел он реально лет на сорок пять - лысина печет, брови как у Брежнева, морщины под глазами, золотые передние зубы. В общем, мрак.

Но тут из кладовой вышел Колян, отдал бумаги водиле:

- Вот деньги – следом сунул конверт Генке в руки. – Отдашь Дмитрию Петровичу. Все, бывай.

Они пожали друг другу руки, Генка подмигнул мне на прощание и поплелся к буханке. Как только машина отъехала, Колян сказал:

- Чего ломаешься как сдобный сухарь? Наш Геннадий слюни по тебе давно пускает. Не ерепенься, для тебя это шанс.

- Не люблю я мужиков.

- Чо? Лесбиянка что ли? – усмехнулся мой хозяин.

- Феминиста я, - ответила ему и выбросила бычок в урну.

- Ну и дура.

На самом деле, я не феминистка. И, естественно, не лесбиянка. Просто мое сердце не ёкает. А уж на Генку и подавно.

Наконец-то мой рабочий день подошел к концу, уже и Лена нарисовалась. Не успела явиться, сразу отправилась к Коляну в кабинет. А я пока взялась пересчитывать кассу, чтобы эта коза не скомуниздила дневную выручку. В этот момент в магазин зашел очередной покупатель, я даже не посмотрела на него. И подняла взгляд только тогда, когда тот положил руку на прилавок. У мужика были синюшные ногти. Честное слово, таких я еще не встречала. Аж мороз по коже пробежал. Вроде молодой, симпатичный, в дорогих шмотках, в руке брелока с ключами от Лексуса, а кожа иссиня бледная, губы с фиолетовым оттенком, глаза какие-то неживые. Такое ощущение, будто чувака через минуту другую инфаркт долбанет:

- Вам, может, врача вызвать? – спросила и машинально отошла от прилавка.

- Зачем? – спросил он и его взгляд немного оживился.

- Ну, вы типа синий какой-то.

- А это признак болезни?

- Вообще-то, это признак трупака, - ответила с нездоровым смешком, что заставило парня улыбнуться.

- Я, если выражаться по-вашему, не трупак. И даже не болен.

- Ок. Уж простите. Желаете купить что-то?

- Наверно, да. Я много времени потратил в пути, но моей радости нет предела, ибо я нашел, что искал.

- Рада за вас, все достопримечательности Жупровицы к вашим услугам. Здесь вы найдете массу интереснейших занятий, - сказано было с хорошей порцией иронии.

- Несомненно, - произнес парень и снова одарил меня белозубой улыбкой.

Припёрся, мажор синюшный. И чего им не сидится в своих хоромах с родительскими деньгами, ночными клубами и крутыми тачками. Какого черта он забыл в нашей дыре? Хотя, видимо хреновая экология совсем доконала, решил здесь коровьим навозом подышать, улучшить цвет лица.

Пока эти мысли крутились в голове, я пристально наблюдала за мажором, а тот принялся расхаживать по четырем квадратным метрам магаза, разглядывать стеллажи с товаром, что называется, растерялся перед таким богатым выбором. Не прошло и года, как он все же определился, взял с полки пачку чипсов и вернулся к прилавку:

- Вот, - протянул мне пакет, но руку с него не убрал. А для того, чтобы пробить, мне надо было считать штрих-код. Нет бы по старинке, но Коляну же выпендриться надо, притащил сюда эту чудо технику.

Меня, честно говоря, мажор уже подбешивать начал. Больше всего на свете я не переваривала подобной идиотской напыщенности и таинственности.

- Позвольте, - я буквально выдернула пачку из-под его руки.

На этот жест мажор только усмехнулся и убрал-таки свою лапу с прилавка.

Я пробила чипсы, после взяла деньги, а когда хотела отдать сдачу, этот гад схватил меня за руку. Вырваться не вышло, вцепился намертво. Но звать Коляна не стала, я вдруг почувствовала вызов, поэтому мы застыли, смотря друг другу в глаза. Мажор подошел вплотную к прилавку, отчего я ощутила его дыхание, которое было таким холодным, что у меня очередной раз мурашки побежали по коже.

Тут мои мозги встали на место:

- Слышь, ты! Убрал свои грабли от меня! Я сейчас хозяина позову, он тебе быстро растолкует, что к чему…

- Твой хозяин - жалкое ничтожество, которое до трясучки в коленях боится тебя саму, - спокойно и ровно произнес он.

- Отвали, урод, - процедила сквозь зубы.

Казалось бы, сейчас отличная возможность использовать свою «супер-силу», но снова облом. На мой гневный вид это хамло лишь рассмеялось. И, о счастье, в зал вышел Колян. Когда мажор увидел его, сразу отпустил мою руку, взял чипсы и, подмигнув на прощание, удалился.

- Это чо за кент? – спросил Колян, заправляя рубашку в штаны.

- Очередное чмо из города.

- Да ты сегодня в ударе… У тебя, Рокси, моська красивая, с фигурой лады, давно бы уже нашла мужика, да свалила из нашей-то дыры.

- О чем ты… Мне еще два года в детдоме зависать. Так хоть есть надежда, что от города комнату в общаге получу.

- Ладно, иди уже. Принцесса детдомовская.

- До завтра, босс. И еще, выручку пересчитала, тебе смску сбросила, так что смотри, чтобы после Леночки меньше не стало.

- Ок! – отмахнулся от меня Колян и, посвистывая, отправился обратно в кабинет.

Я же закинула за плечи рюкзак, куда заранее засунула часть «улова», взяла в руки по пакету и вышла из магазина. Время было половина шестого. Блин, опаздываю. Ребята, скорее всего уже на месте. Но встреча с чокнутым покупателем не прошла бесследно, всю дорогу к землянке оглядывалась.

До буяна оставалось всего-то метров триста, я шла быстро, как вдруг ощутила чью-то руку у себя на плече, в то же мгновение обернулась, вложив во взгляд всю свою злость и, как ни странно, страх. Но то был не полудохлый мажор, а мой Гелик. Я еще никогда не видела своего друга таким, Гел в секунду побелел, в глазах воцарился ужас, на лбу выступила испарина. И, что еще хуже, через минуту его вообще вырубило.

Бросив сумки на землю, подбежала к Гелу, начала тряси за плечи. Немыслимо, этот семидесяти пяти килограммовый кабан упал в обморок. А все из-за меня. Какого хрена моя способность проявляется не тогда, когда нужно?

- Гел! Эй, вставай, давай. Хорош отдыхать! – лупила его по щекам.

Скоро к нам подоспел Димон:

- Какого у вас тут происходит? – пробасил он.

- Не знаю, Гелик вот решил отдохнуть. Надо его как-то дотащить до землянки.

- Не вопрос, сейчас… - и Димон поднял Гела, взвалил себе на плечо, после чего еще два раза присел с ним, типа решил передо мной выпендриться.

- Ты давай, топай.

И мы дружной компанией пошли к землянке. Когда добрались и спустились вниз, Димон уложил Гела на матрасы, а рядом увалился сам, все же такую тушу тащить даже для Димона тяжеловато. Ну, а я принялась за, так сказать, сервировку стола.

- Слушай, я вот что подумал, - начал Димон. – Мне вроде как обещают дом здесь подогнать, в городе ни хаты, ни комнаты не нашлось. А тут есть заброшенная хибара, старая, дырявая, но подлатать можно и живи не хочу. Я-то насладиться «шикарным» жильем не успею, скорее всего, в армию заберут, но вы с Гелом можете там тусоваться, а потом и вовсе переселиться, когда тебя выпустят.

- Да я б с радостью. Сам знаешь, хоть сейчас свалила б из наших-то казарм.

- Вот и отлично. Гелик крышу перекроет, я пока здесь, тоже подремонтирую. Еще и новоселье успеем справить, - подмигнул он.

- Только бы наш мастер поскорее очухался, а то так и останемся без крыши.

Мне что-то взгрустнулось от слов Димона, их жизнь с Геликом скоро изменится, да что там, наша жизнь изменится, только они сделают шаг вперед, а я останусь топтаться на месте в окружении чернухи. Как бы и мне хотелось пойти с ними сейчас. Димон заметил мое настроение, возможно, даже заметил скупую слезу, которая так предательски скатилась по щеке.

- Ты чего, Рокс? – тут же поднялся он с матраса, подсел ко мне.

А на меня еще сильнее эмоции накатили, чёрт, прямо как у ребенка, которого жалеют, а он орет пуще прежнего. Я уже на автомате резала колбасу, раскладывала на тарелке. Пыталась сконцентрироваться, чтобы не разреветься, ведь если Димон увидит меня в слезах, то увалится рядышком с Гелом. Однако Димаса мое угрюмое лицо не остановило, хотя он знал, что в таком состоянии ко мне лучше не лезть.

- Так, давай-ка сюда, - он аккуратно забрал у меня из рук нож, затем достал из своего кармана петушок, мать его, карамельный петушок! – Держи.

- Ты прикалываешься? – мои слезы в мгновение высохли, я посмотрела на него круглыми непонимающими глазами.

- Вот видишь, зато сопли отошли на задний план.

- Блин, Димон! – воскликнула с широченной улыбкой, ведь реально сработало. Видимо, я все еще тот самый орущий ребенок. – Как же я тебя люблю! – и крепко обняла своего терминатора, заведомо засунув петушок за щеку.

- А я тебя, - чересчур тихо ответил Димон, после сразу же отстранился. – Гляди, кажется наш слабонервный в себя приходит.

Но я заметила румянец на щеках моего доброго медведя, поэтому уставилась на него, из-за чего Димон покраснел еще сильнее.

- Ты чего? – спросил он с прищуром.

- Да ничего.

- Тогда давай воду, умоем Гела. А то так и пойдет в казармы не жрамши.

Бедный наш Гелик, только очнулся, тут же вскочил, к стене прижался, головой замотал. Мы тогда со смеху покатились.

- Чо ржете? Я тут чуть Богу душу не отдал.

- А что с тобой случилось-то? – спросил Димон сквозь смех, я же сразу напряглась, ведь кто знает, что видел Гел. Мне до сего дня ни разу и не довелось узнать, от чего именно их всех так колбасит.

- Не знаю даже. Мне показалось, будто я очутился в самом страшном своем кошмаре. Все, чего я когда-либо боялся и чего боюсь по сей день сконцентрировалось в одном сне или видении, или хрен его знает, в чем. Это был ужас. Был бы писателем, написал бы книгу. Это ж какой сюжет!

- Хорошо тебя накрыло, однако, - заключил Димон

- Да, блин. Чертовщина какая-то. Башка до сих пор раскалывается.

- Извини, Гел, - скромно произнесла я.

- За что? – удивился он.

- Да так…

На посиделки нам осталось совсем немного времени, так что мы быстро перекусили, поиздевались еще с полчасика над несчастным Геликом, а потом пошли в казармы.

Послание пятое

Уже скоро Елейла почувствовала облегчение, кожа не горела как раньше, корка на глазах начала отставать. Ей уже хотелось взглянуть на себя, ибо то, что с ней сделали, было особым извращеньем сатаны. Он превратил ее в нечто, нечто страшное, куда страшнее его демонов.

Все это время падшая предавалась бдениям, на этот раз она пыталась рассмотреть свое будущее, однако то, что видела, приводило ее в ужас. Владыка тьмы приготовил для нее особую роль в своей игре.

Но лишь воспоминания о прошлом не давали ей пасть духом, ведь в те светлые времена служения Отцу, Елейла была по-настоящему счастлива. Она знала свое место, сражалась за идеалы Отца, искренне верила в Царствие небесное для всех раскаявшихся и повинившихся в деяниях своих.

Елейла вступила в божью армию, чтобы дать отпор порочащим имя Его, чтобы демоны Люцифера не покидали Преисподней и не сеяли зла на земле.

Однако слепая вера обратилась сомнением, Елейла стала свидетелем несправедливости, что воцарилась в мире людей. Демоны совращали сотни душ, тогда как ангелы-хранители предпочитали оставаться в стороне, чем позволили сынам Люцифера творить зло. Люди, будучи созданиями слабыми, поддавались демонам, внимали их лживым речам и ступали на темную сторону. А ангелы лишь разводили руками во время докладов в Небесном дворце, говорили о том, что род людской гибнет, потому как в сердцах их больше темного, нежели светлого. И Отцу давно пора отправить к людям своих лучших воинов, дабы те очистили землю от скверны. Гавриил верил словам ангелов, посему убеждал Отца в необходимости истребления душ преисполненных злобой, но ему противостоял Михаил, он верил не ангелам, он просто верил в людей, этой верой архангел делился и с Елейлой.

Дева стала все чаще спускаться на землю, она хотела понять за кем же истина. И истина оказалась за Михаилом, люди – частицы божии, приходили в этот мир чистыми и непорочными, но из-за бездействия своих хранителей, зачастую сходились с демонами, ведь те всегда были ближе к людям, лучше понимали их, знали их слабые места. И в отличие от ангелов-хранителей, демоны никогда не теряли бдительности.

Очередной раз Елейла очнулась в холодном поту. Она приподнялась, затем коснулась пальцами глаз, корки не было, но веки настолько слиплись, что раскрыть их было почти невозможно. И тогда поблизости раздался голос:

- Смочи водой.

Тут же около падшей появилась чаша с водой. Елейла окунула край ткани в чашу, что как из воздуха возникла в ее руке, затем приложила к векам. Это было приятное ощущение. Теплая вода сделала свое дело, уже через несколько минут падшая смогла приоткрыть глаза. А когда раскрыла полностью, то не узнала окружающего ее пространства.

Отныне она видела Ад в его истинном воплощении. Дворец Сатаны был выложен вовсе не из камня, а из спрессованных окаменелостей с выступающими наружу костями и черепами, с потолка на нее взирали не персонажи фрески, а самые настоящие души грешников, они корчились, стонали, тянули к ней свои иссохшие руки. Но ужаснее всего было увидеть кровать, на которой она провела столько времени, на месте которой теперь лежали истерзанные тела мучеников.

- Что это? – зажмурилась от отвращения Елейла.

- Это Ад, моя дорогая, - пожав плечами, ответил Люцифер. – Видишь ли, ангелам не дано видеть Ад таким, каков он есть. Но ты больше не ангел, я бы сказал, даже не падший ангел, ты возрожденный демон.

- Как это понимать?

- В каждом создании живет тьма, и если этой тьме дать выход, то она поглотит своего носителя, а если более или менее научно выразиться, то демонизирует. Здешние демоны иные, они все были возрождены из человеческих душ, а значит, подвержены воздействию, уязвимы. Но ты… Ты воин света, который стал воином тьмы. Правда, красиво звучит?

- И какова моя участь?

- Ты будешь охотницей на воинов Небесного царства. Всем известно, просто так воин в Ад не попадет. Лишь в случае низвержения это возможно. Однако твоих сил достаточно, чтобы превозмочь сие прискорбное обстоятельство. Я мог бы и сам, но однажды подписал соглашение с Ним, что «да не коснется моя тьма небесных детей Его», как-то так, кажется, звучало, - усмехнулся сатана.

После всего услышанного Елейла подошла к разбитому зеркалу, что укоренилось в одной из стен. Она посмотрела на себя. В отражении на падшую смотрело нечто – все тело Елейлы было татуировано черными извилистыми символами, кожа приобрела бледно-серый оттенок, а глаза стали такими же, как у здешних демонов – черными и безжизненными. Единственное, что она узнала в себе, так это густые волосы спадающие ей на плечи как раньше.

- Вы обратили меня в самое омерзительное создание, - с дрожью в голосе произнесла падшая.

- Что ты, - подошел к ней сатана и нежно обхватил за плечи. – Ты прекрасна, Елейла. Только посмотри на себя. В моем царстве тебе нет равных, цени это, – шепнул он ей на ухо.

Но Елейла хотела лишь одного - пронзить мечом то порождение тьмы, которое теперь смотрело на нее из зеркала.

- Ты привыкнешь, - отдалился от нее сатана.

Дева очередной раз зажмурилась, сжала руки в кулаки и принялась что-то нашептывать, на ее лице отобразилась боль – душевная боль. Через некоторое время Елейла открыла глаза и посмотрела на своего хозяина безвольным равнодушным взглядом – таким же, каким на него смотрят все его слуги.

- Я не могу боле оставаться в этой комнате, поселите меня где-нибудь, где темно и пусто.

- Хорошо, я сделаю это для тебя. Да и что говорить, будь моя воля, здесь все было бы как некогда в твоем воображении, но-но-но… Ад должен быть ужасным, страшным и дурно-пахнущим местом, чтобы грешники смогли всецело проникнуться атмосферой.

Глава 6

- За тебя! – крикнула я и выпила стопку водки.

- Присоединяюсь, - следом за мной поднял стакан Гелик и тоже махнул.

- Эх, ребята, - произнес Димон, а в глазах сверкнули слезы. – Восемнадцать! Охренеть. Знаете, я бы и еще пожил в казармах, если бы мог.

- С какой это радости? – спросил Гел.

- Дождался бы выпуска Рокс, - и он подмигнул мне. – Наша девчонка скоро останется одна.

- Да не парься, - отмахнулась я. – Где наше не пропадало! Как-нибудь дотяну… Хотя, скрывать не стану, мне без вас будет хреново.

Этим вечером я попрощалась с более или менее спокойной жизнью в детдоме. Когда ребята уйдут, возобновятся стычки. Что сказать, я не прижилась, да и не старалась прижиться. Как вообще можно смириться с жизнью в этой помойке? Где человек человеку – волк! Где всем на все плевать. Да, я тоже не ангел и мне так же глубоко фиолетово на то, что творят детдомовские с собой и между собой, но одно дело, быть в какой-никакой стае, другое – быть одной в окружении чужих стай. Мне довелось знать таких одиночек, ребята были изгоями, о них вытирали ноги, на них сваливали свои косяки, выставляли полными придурками перед царьками. Одну девчонку довели до того, что руководство сплавило ее в дурку. Она истерила во время уроков. Учителям школы было не до выяснений причин ее психозов, они просто накатали коллективное письмо директору нашего Освенцима с просьбой перевести психическую в спецшколу. Позже между собой мы выяснили, в чем была причина неадекватного поведения. Оказалось все довольно прозаично для нашего уродливого социума, до нее домогался физрук, частенько оставлял после уроков, запирал у себя в подсобке, а уж что творил за закрытыми дверями так и осталось тайной покрытой мраком. Естественно у девчонки поехала крыша, а так как она была изгоем, то и поделиться своей бедой ей было не с кем.

А одного парня здешние гопники сделали инвалидом – отбили почки. За него некому было заступиться, вот и все…

Да уж, как бы мне избежать подобной участи. Но, ладно… Прорвемся…

Сегодня мы решили не прогуливать школу, все же у парней близится выпуск, надо хотя бы для проформы появиться. Я не любила просиживать штаны в классе, здесь постоянно воняло каким-то старьем и парфюмом нашей классной Дарьи Федоровны, которой уже давно пора было свалить на покой, но бабка крепко держалась за свое место, все ж на одну пенсию ей жить не хотелось. Ну, а пока мадам Паркинсон, как ее прозвали наши, цеплялась за государственную зарплату, мы довольствовались устаревшими знаниями из, кажется, биологии. Хотя, были у нас в классе и те, которые из штанов выпрыгивали, лишь бы пятерку урвать или хотя бы четверку, для этого зубрили учебники, мечтали о красивых аттестатах, институтах. Мне было как-то до лампочки все это, я мечтала только об одном - забрать документы и поскорее слинять из Жупровицы, а куда – не суть, хоть к черту на рога, лишь бы подальше от детдома.

И поскольку образование меня мало волновало, я посещала эту богадельню редко и только в самых исключительных случаях, как например сдача итоговых контрольных, каких-то там тестов и прочего. Порой даже четверки получала. Все же читать любила, поэтому иногда мои литературные изыскания приносили свои плоды. Другое дело – работа, вот она меня интересовала куда больше, работа давала мне реальный хлеб и, к счастью, не только хлеб. Если бы не магаз, то мы с ребятами были бы килограммов на десять точно худее. Да и что сулило здешнее образование? Понятное дело, сельские могли себе позволить поехать в город, поступить, а что светило нам, оборванцам? Чиновники только говорили много о льготах и благах для сирот, на деле все сводилось к одному и тому же – детдомовские топали в колледж и это в лучшем случае, а основная масса шла туда, где их готовы были взять без корочек, и где, самое главное, готовы были платить. Так что, детдомовские не грезили вузами, ребята мечтали тупо о квадратных метрах и зарплате, чтобы было чем заплатить за эти самые метры.

Учителя на нас вообще внимания не обращали, для них мы – детдомовские, изначально являлись представителями конченой молодежи. Они считали нас бесперспективным мусором, кстати, это со слов нашего директора. Притом, что сам директор Казацкий Петр Степанович был самым настоящим алкашом, а его кабинет походил скорее на катакомбы с рассованными повсюду чекушками[2]. К нему частенько захаживала жена, проводила обыск с пристрастием и уносила с собой по пять-шесть «священных артефактов», после чего Казацкий рвал и метал, отрываясь, конечно же, на нас - на бесперспективном мусоре.

Всё в нашей школе говорило о том, что здесь нормальным людям делать нечего. Само здание школы было своеобразным маяком безнадеги и уныния – обшарпанные стены, покосившиеся двери, облезлые оконные рамы с грязными стеклами. И только перед посещением городской комиссии здесь наводили хоть какой-то порядок, а догадаться, кто наводил порядок - несложно. Конечно же, детдомовские, ну а что? Бесплатная рабсила.

И это одна из причин, почему наши ребята ненавидели сельских. Однако драки с местными карались у нас особенно жестоко, поэтому чаще ненавидели молча.

В общем, отсидев в затхлом помещении два урока, я решила, что с меня хватит, пора покинуть это заведение и отправиться в магаз, Коляну сегодня должны были подвезти очередную партию товара, а он любил, когда товар принимала я, так как Рокси у него не воровала, в отличие от Леночки. Мои же ребята остались, у них как раз намечалась важная контрольная.

Натянув на себя потертую джинсовую косуху и нацепив на голову такую же потертую бейсболку, закинула за плечи рюкзак и вышла из дверей школы. По пути к калитке встретила охранника, хотя такой охранник годен только для музея восковых фигур и то в качестве экспоната – старый дед с одним еле видящим глазом. Он даже и не заметил меня.

Погода стояла вполне себе сносная, хоть и пасмурно, но тепло. Дождь иногда принимался. Мне нравился дождь, гроза, нравилось небо, черное брюхо которого рассекали зигзаги молний. В такие моменты я ощущала адреналин в крови, мне хотелось всецело проникнуться атмосферой слепой природы, ее силой, безжалостностью. Но сегодня пришлось довольствоваться лишь моросью и редкими серыми тучками, которые презрительно «псыкали» на головы людям и уплывали прочь.

Пока шла по проселочной дороге, обратила внимание на плотное облако тумана над полями, недавно вспаханная земля отдавала тепло. В воздухе стоял приторный запах прелого грунта и промокшего сена. И все бы ничего, но вдруг я почувствовала какой-то неестественный холод, он словно окутал, проник под одежду, а потом и под кожу. Инстинктивно я обернулась, и тут мой взгляд остановился на темной фигуре у обочины. Кто-то стоял у края дороги, но из-за тумана было не разглядеть, а спустя пару секунд силуэт начал подрагивать и искажаться, после чего незнакомец, будто по волшебству оказался на противоположной стороне дороги. Затем он еще несколько раз повторил свои бесовские штучки.

- Какого хрена? – только и вырвалось у меня изо рта.

«Пора сматываться», - подумала я и пустилась наутек. Еще не хватало, чтобы меня прикончил какой-то маньяк с большой дороги. Бежала, не оглядываясь. Остановилась только у остановки, от нее до магазина было рукой подать, да и народа здесь шаталось побольше. Перед входом в магаз все же обернулась, но к счастью никого не увидела, только местные мужики сидели у подъезда местной общаги.

Я приняла товар, помогла Коляну с накладными, отстояла положенные часы у прилавка, а за час до конца смены позвонила Димону, мы договорились встретиться у остановки и вместе вернуться в казармы. И вот, время почти мое, я быстренько собралась, передала кассу Ленусику и вышла на улицу. Погода к вечеру все же испортилась - дождь не унимался, небо затянуло тучами, туман с полей добрался до нашего островка цивилизации. Единственный фонарный столб, который освещал дорогу к остановке, светил еще более тускло, чем обычно. Вообще, я не из пугливых, но тут и самый храбрый гопник перетрухал бы. Да еще и непонятное явление у дороги днем… Чертовщина какая-то…

Собравшись с духом, пошла в направлении остановки, до нее было-то всего метров триста. Но я шла осторожно, постоянно оглядывалась. А когда добралась-таки до места встречи, хотела уже выдохнуть, однако от того, что увидела впереди, так и замерла с полными легкими воздуха. Под козырьком стояла до ужаса знакомая фигура и снова то и дело искажалась. Моих ребят не было. Однако тот страх, который я испытала, был не за себя, а как раз за них. Вдруг эта непонятная тварь сделала с ними что-то. И тут мне совсем поплохело. Кровь застучала в висках, сердце забилось с бешеной скоростью, перед глазами замелькали черные точки. Хотелось, и кричать, и плакать, и бежать одновременно. Все, это был предел. Снова противный липкий холод окутал тело, от чего начало трясти. Я ощутила себя словно в ночном кошмаре, притом, что снов никогда не видела. Вокруг сумрак, туман плотным одеялом застелил все вокруг, над головой серело мутное небо, дождь моросил, из-за чего приходилось постоянно протирать глаза.

Сейчас были только я и существо напротив, фигурой похожее на человека, но что-то подсказывало мне, не человек это. И неожиданно оно шевельнулось, а спустя секунду ринулось на меня, тогда-то я не выдержала, завизжала, что было сил, и побежала прочь.

Но уже скоро оно нагнало, очутилось снова впереди, потом слева, потом справа, позади и опять впереди. Существо металось из стороны в сторону, то приближалось, то отдалялось, обдавало ледяным дыханьем, потом начало издавать рычащие звуки. Я же сломалась.

- Хватит, - прошептала чуть слышно. – Мне страшно.

Слезы хлынули из глаз, я закрыла лицо руками и опустилась на корточки:

- Хватит, отстань, пожалуйста, – тихий плач перешел уже в рев.

А оно не унималось, продолжало носиться вокруг, касаться, рычать. Еще через мгновение существо схватило меня за шкирку и отбросило в сторону, от сильного толчка я отлетела на пару метров и повалилась на спину. Я хотела снова зажмуриться, однако эта нечисть кинулась на меня сверху, прижала руки к земле, вдавив их в холодную жижу. И зависло своей мордой в паре сантиметров от моего лица. От увиденного я зарыдала еще сильнее, начала кричать, вырываться – на меня смотрела обезображенная тварь с нарывами на коже, глазами без век, дырой вместо носа. Еще чуть-чуть и оно вцепится своими гнилыми зубами мне в горло.

Не знаю, сколько прошло времени, где-то в глубине души я уже хотела, чтобы меня убили, больше не было сил терпеть этот кошмар. Но существо не торопилось покончить с жертвой, мерзкая образина схватила меня за грудки, приподняла и ударила о землю, потом еще и еще, а потом зарычала:

- Страх, я хочу видеть твой страх…

- Ты его и так видишь! – выпалила я.

- Мне мало!

И тут случилось нечто. Я ощутила, как кровь отлила от лица, тело стало совсем холодным, изо рта вырвался будто пар, но то было нечто другое. После очередного выдоха, воздух из моего рта изморозью осел на уродливой морде создания. Вернулось то ощущение, которое я всегда испытывала, когда хотела прогнать от себя неугодных. А главное, страх исчез. Я ощутила абсолютное равнодушие. В этот же момент впилась пальцами в рожу этой твари и отшвырнула куда подальше, после спокойно поднялась, отряхнулась и пошла вперед. Но существо нагнало, попыталось снова повалить на землю, однако я лишь посмотрела в его сторону и произнесла неестественным для себя голосом:

- Теперь ты покажи мне свой страх…

Мне вдруг захотелось сделать глубокий вдох, захотелось высосать душу из своего преследователя, что я и попыталась сделать. Но резко почувствовала слабость во всем теле и уже через секунду рухнула, после наступила темнота.

Послание шестое

Сатана решил лично сопроводить Елейлу в ее новые покои. Они шли по тому же самому коридору, только теперь дева не наблюдала ни злобных теней, ни пространственных искажений, сейчас все выглядело мертвым и покинутым, будто здесь никого не было уже тысячелетия, лишь тьма по-прежнему окутывала потолки, но даже тьма была пустой, ибо под ее пологом сейчас никого не таилось.

- К чему все эти символы? – спросила дева, рассматривая свои руки.

- В символах сокрыт особый смысл. Во-первых, они говорят о том, что ты принадлежишь мне, но при этом стоишь на ступень выше остальных демонов. Во-вторых, сможешь существовать в мире людей в облике обычного человека и так долго, как того захочу я. В-третьих, благодаря той силе, которая заключена в них, ты будешь сражаться с Его прислужниками на равных.

- Я не смогу.

- Чего не сможешь? – приостановился сатана и повернулся к Елейле.

- Выступить Его противником.

- Сможешь, - улыбнулся он. – Это еще одна твоя особенность, дарованная мной. Я уже говорил, что все мои демоны лишены воли и чувств, они просто орудие. Тебя же я воли или чувств не лишал, однако в момент встречи с воином Света твоя демоническая сущность будет брать верх. А в остальном, живи как жила. Правда, совесть будет мучить, но со временем ты и с ней договоришься. И пойми, я тебя не наказал. Это все, - Люцифер окинул взглядом татуированное тело падшей, - не наказание, это мое к тебе доверие. Ты есть исключение из правил.

- Чем же я заслужила такое особое отношение?

- Как ты успела заметить, воины Света редкие гости в моей обители. И выбирать мне не приходится. Ты первый воин за несколько сотен лет. Да и потом, ты женщина, а это о многом говорит. Женщины способны покорить даже самого непоколебимого воина, ну а с твоими данными, так вообще сам Бог велел, - и Люцифер залился хохотом на последних словах.

- Я выше этого.

- Не говори ерунды. Это в Небесном дворце ангелов заставляют думать о том, что они есть нечто бесполое, что они созданы лишь для служения Ему. Вы рабы… Я первый, кто воспротивился рабству, пожелал освободиться. И как видишь, я оказался здесь, ибо в Небесном царствии нет свободы.

- Вы пытаетесь склонить меня на свою сторону.

- Не пытаюсь, дорогая моя Елейла. Ты уже на моей стороне. Это ты предала Отца, не забывай.

На эти слова Елейла лишь опустила голову, и они пошли дальше.

Люцифер подвел падшую к дубовой двери, сатана поднес ладонь к замку, и дверь со скрипом отворилась, из темноты тут же вырвались клубы пыли, а следом в нос ударил запах сырости и затхлости.

- Здесь, как ты и просила, темно и пусто. Располагайся.

Сатана отошел в сторону, позволив Елейле войти в комнату. Падшая прошла внутрь, она оказалась во мраке, однако видела все, что было в комнате: в центре кровать и на этот раз действительно кровать, а не груда изуродованных тел грешников, в паре метров от нее стояла каменная купель, вдоль стен тянулись деревянные полки. Место подле кровати занял напольный латунный канделябр на шесть свечей, правда, свечей в нем не было. Однако внимание падшей привлекла запертая дверь, что поросла паутиной и слилась с серым цветом стен:

- Куда ведет эта дверь? – спросила Елейла.

- Скоро узнаешь, - глаза сатаны в момент ответа словно вспыхнули. – Я приду к тебе спустя некоторое время, а сейчас отдыхай. Мне же пора вернуться к своим прямым обязанностям, грешники требуют внимания.

Люцифер хотел уже покинуть покои, как падшая окликнула его:

- Я не понимаю вас.

Сатана тогда остановился и многозначительно посмотрел на нее.

- Я не знаю, как с вами общаться, чего ожидать, как вести себя.

- У нас еще много времени впереди, Елейла. Познать меня до конца ты никогда не сможешь, будь к этому готова, но понять себя я позволю. Видишь ли, я не совсем такой, каким меня описывают небожители, мне близка человеческая натура, близки их пороки, даже их слабости, некоторые… так что, если ты хорошо понимаешь людей, то и в общении со мной проблем особых не возникнет.

- И все же… Вы другой, у вас нет души.

Люцифер усмехнулся:

- О делах душевных поговорим позже. Ложись спать.

И он ушел.

Но Елейла не хотела спать. Она подошла к купели, присела на край. В стенке каменной чаши имелось отверстие с пробкой внутри, падшая протянула руку и вытащила пробку, из отверстия тут же полилась вода, к счастью, она была чистая и, что удивительно, теплая. Пока чаша наполнялась, падшая сняла с себя тунику, пальцами слегка расчесала спутавшиеся волосы, затем перекинула ноги в купель, ступни сразу согрелись. Вскоре дева опустилась вниз полностью. Вода медленно набиралась, постепенно принимая тело падшей в свои объятия. И стоило Елейле только подумать о том, что было бы куда лучше, будь вода горячее, та и вправду стала теплее. Но сей факт не удивил, поскольку как в верхнем, так и в нижнем царствии многое свершалось усилием мысли. Когда же вода прикрыла грудь, дева вытащила руку и жестом остановила воду.

Она прислонилась головой к бортику купели, откинула волосы назад, и те черными волнами устремились вниз к полу. Пока она мылась, ее одолевали мысли. Елейле никак не хотелось верить в то, что отныне она противник божьей армии. Замахнуться мечом на воина Света – нет, этого она не сможет сделать. Несмотря на то, что Совет изгнал ее, все же в деве жила любовь к Отцу, Он сотворил Вселенную, Он даже позволил Люциферу занять нижний мир, позволил стать в Аду единственным владыкой, приказав своим воином лишь сдерживать разрушительную силу Сатаны. Возможно, как раз в этом Отец и допустил ошибку, ведь за все время царствования Люцифер собрал свою смертоносную армию и выступил против Создателя.

Елейла прокручивала в голове слова сатаны о том, что в Небесном царстве из ангелов делали бесполых существ, внушали им пренебрежение к низменным инстинктам. В чем-то Люцифер и был прав, в Божью армию входили только те, кто не признавал влечений и не стремился к удовлетворению плотских утех, поскольку воины должны были иметь холодную голову всегда. И для того, чтобы всецело возобладать над своей сутью, своим телом, юным воинам приходилось усердно тренироваться, учиться концентрации. Были и те, кто так и не смог вывести свое сознание выше нужд тела, их исключали, отправляли в Хранители, ведь к ангелам-хранителям было куда меньше требований, чем к воинам. А Елейла смогла возобладать над собой, причем так быстро, что даже архангелы наставники удивлялись ее выдержке и силе воли.

Однако Михаил всегда видел в деве куда больше, чем просто воина преданного делу Отца, он видел в ней сильный дух, который может, как безропотно повиноваться, так и взбунтоваться, если что-то надломит ее веру. И то было лишь делом времени. Так и случилось, Елейла оказалась слаба перед горем человека, но это горе привело ее к сомнениям, которые и пошатнули веру.

За верную службу, доблесть и отвагу Елейлу могли бы сослать на Землю, Совет готов был сжалиться над ней, но дева выбрала иной путь, она решила бросить вызов, призвать хранителей к совести, но как сказал Сатана, они видимо давно уже договорились со своей совестью. И если бы дева в момент вынесения приговора смогла увидеть Отца воочию, если бы смогла поговорить с ним, то возможно Он и принял ее признание, однако все решил Совет.

Ее уединение нарушил Люцифер, он возник из пустоты, отчего дева вздрогнула.

- И давно ты в купели? – сатана опустил руку в воду. - Вода давно остыла, а от твоих мрачных мыслей и вовсе местами замерзла.

- Я не ощущаю холода, - тихо и без эмоций произнесла Елейла.

- Ты демон, - пожал он плечами. – Ты можешь управлять материей, подстраиваться под явления природы.

- Правда? – вдруг оживилась Елейла, ее взгляд наполнился злостью.

И тотчас вода в купели вскипела, отчего Люцифер выдернул руку, но на его лице отобразилась радость.

- Хорошо справляешься, воин тьмы, - заключил Сатана.

- Благодарю, хозяин.

- Ну же, Елейла! Отбрось этот пафос, - произнес и протянул ей руку.

Дева взялась за его руку и вылезла из купели. Затем прошла к кровати, на краю которой на медном подносе стояла чаша с непонятной черной жидкостью, как только Елейла коснулась поверхности той, субстанция мгновенно пришла в движение.

- Что это? – спросила дева.

- Твой гардероб, - усмехнувшись, ответил Дьявол.

И он подошел к ней, взял в руки чашу, после чего сказал:

- Убери волосы.

Падшая выполнила его просьбу, тогда Люцифер поднес чашу к ее шее и аккуратно вылил содержимое на нагое тело, жидкость тонкими струйками побежала по коже, а спустя несколько секунд начала расплываться, воссоединяться, образуя единый слой по всему телу.

- Как я уже говорил, - продолжил он, - ты способна управлять материей, видоизменять ее. То, что сейчас покрыло твое тело, есть особая материя, наподобие той, которую использовали мои демоны, чтобы нанести тебе символы. Подумай, какое одеяние ты бы хотела сейчас видеть на себе.

И Елейла представила некогда свою боевую броню. Субстанция тогда снова пришла в движение, она растекалась и перемещалась по коже, пока не преобразовалась в подобие одежды. Уже скоро дева стояла облаченная в черный обтягивающий костюм, укрепленный щитками по всей длине рук и ног, на груди поблескивал тонкий металлический на ощупь нагрудник. Как кисти рук, так и стопы были обтянуты той же материей, она распространилась по всему телу, остановившись лишь на середине шеи девы.

- Ты прекрасна, - с ехидной ухмылкой произнес Дьявол.

- Благодарю, - еле слышно ответила Елейла.

- В мире людей тебе это особенно пригодится. Материя невидима для воинов Света, как будут невидимы и символы на твоей коже. Ты сольешься с остальными, что позволит незаметно выслеживать воинов.

- Наши воины, - затем Елейла поправилась. – Воины Отца также владеют особыми приемами, позволяющими скрыть свою суть от Демонов.

- Однако от тебя, некогда воина Его армии, они свою суть не скроют. Не так ли?

На эти слова дева молча, кивнула.

- Вот и отлично, а теперь пойдем. Пора открыть ту таинственную дверь, - снова усмехнулся Сатана.

Они подошли к запертой двери, Люцифер коснулся ладонью круглой ручки и дверь отворилась. В темноту комнаты тут же ворвался яркий свет, а дева в этот момент широко раскрыла глаза, ее сердце часто забилось.

- Ну же, - заискивающе посмотрел на ее Владыка тьмы. – Идем…

Глава 7

Я очнулась в койке нашего медблока. Рядом сидели Димон и Гелик, они расположились у меня в ногах и резались в Дурака на одеяле.

- Вы чо тут делаете? – спросила спросонья. – Чо я тут делаю? – тут память ко мне вернулась.

- Рокс? Ты как? В норме? – склонился ко мне Гелик и приложил ладонь ко лбу. - И где вообще пропадала? Мы ж договорились встретиться на остановке.

- А где я пропадала? - и посмотрела в этот момент на Димона, но мой медведь сидел чернее тучи.

- Мы тебя уже здесь нашли, медичка сказала, что тебя какой-то мужик принес. Какого хрена вообще? Чо за мужик? – Димон вдруг вскочил с кровати, сжал руки в кулаки, его лицо покраснело, что было весьма недобрым знаком. Обычно так происходило, когда Димас готовился вкопать кого-то в землю по самое темя. – И ты, что ли, туда же?! – рявкнул он.

- Куда туда же? – мои мысли сейчас окончательно превратились в кислые щи.

- По рукам пошла, - процедил он сквозь зубы.

- Ты офигел?! – вот эти слова меня задели за живое. Вот сейчас я взбесилась. – Ты на кого быка включил?! Чтобы я по рукам пошла?! Ну, ты и сука, Димон! – я разоралась не на шутку, так же вскочила с кровати, начала швырять в него подушки с соседних коек. – И вообще, перед тобой забыла отчитаться? Урод!

- Да пошла ты, овца – он тут же стушевался и заговорил шепотом.

- Сам иди, придурок!

И Димон ушел, но прежде отвесил хорошего пендаля Федьке Баранчикову, так некстати оказавшемуся у него на пути. Федьке вечно доставалось ото всех, видимо, карма у него такая – неудачника. Бедолага словил пинка ни за что ни про что и, поджавши хвост, побежал в свой блок.

Гел все это время стоял подобно каменному изваянию, он почти слился с серо-зеленым цветом стен медблока. И только когда Димон скрылся из виду, Гелик осмелился заговорить:

- Это сейчас чо было?

- У него спроси! – резко ответила я, затем лихорадочно поправила волосы, которые успели наэлектризоваться от летающих подушек, и вернулась в кровать.

- Не знай я вас, предположил бы, что сейчас была стычка любовничков, - сказал Гел и хихикнул в кулак.

- Иди ты в задницу, Гелик! Я даже не помню, как очутилась здесь.

- Так, а что случилось-то?

И я ему рассказала все и в мельчайших подробностях, какие, конечно, смогла вспомнить.

- Ну, ни фига себе! – глаза Гела округлились так, что еще чуть-чуть и из орбит полезли бы. – Вот нечто подобное и со мной было.

- Это когда еще?

- Тогда, у землянки.

- А, ну да, точно. Какого черта происходит с нами? Может, наша Жупровица находится на территории какого-нибудь кладбища домашних животных? - усмехнулась я.

- Да кто ж знает. Наша Жопица в принципе проклятое место, здесь хоть очередной сезон Ходячих[3] снимай.

- Поскорей бы выйти отсюда и свалить куда подальше, - я откинулась на железную спинку койки и посмотрела в окно, за стеклом снова моросил дождь.

- Ладно, я пойду тогда. Медичка сказала, что тебя здесь до завтра продержат. Так что давай, держись. А с Димоном я поговорю. Чего-то загнался пацан.

- Давай, - задумчиво ответила ему и тут же погрузилась в мысли.

Из головы никак не выходило вечернее происшествие. На часах всего-то первый час ночи, а такое ощущение, будто отсутствовала сутки, а то и дольше. Я помню все, что произошло, но не помню своих ощущений. И кто меня принес сюда? Блин, может вообще приглючило? Еще Димон с катушек слетел. Интересно, это он так переживает или просто привык, что я только с ними тусуюсь? Да уж, вот и закончилась спокойная жизнь. И почему с возрастом все только сложнее становится? Мне-то казалось, что жизнь наоборот станет проще, я наконец-то обрету свободу, уеду отсюда, возможно, даже когда-нибудь забуду об этих ужасах. Хотя, о чем это я? К моему несчастью, воспоминания преследуют меня с самого младенчества и свежи они как никогда.

А над головой потрескивает тусклая лампочка Ильича из-за перепадов энергии, но стоит выключить ее, как в ушах возникнет неприятное гудение, так что, уж лучше пусть горит эта «звезда одиночества». Ненавижу тишину, ненавижу слушать гудение, сразу вспоминаются дни в Доме малютки, когда меня отселяли в другой бокс от остальных детей по причине очередного карантина. Мне даже поболеть, как всем нормальным людям не удавалось. Дети сопли жевали, кашляли, температурили, а меня ни одна зараза не брала, но типа сердобольные няньки все равно перекладывали в «бокс безысходности», что находился на другом этаже.

Будильник на столе медички Инессы Павловны отстукивал четвертый час, я же никак не могла заснуть. Все лежала и накручивала на палец волосы, потом раскручивала и снова накручивала. В голове от былых мыслей осталось перекати-поле, гонимое ветром пустого сознания в неизвестном направлении. Только иногда мелькали образы перед глазами.

Да, не скрою, стресс у меня получился знатный после встречи с этим бесом во плоти, но как же странно, что я не могу вспомнить своих ощущений. И почему я не такая, как все? Была бы вон, как Алинка Сабина или Галька Бахруш, их мамаши алкоголички, папаши – зеки и моральные уроды, но девки-то получились обычные, хоть и с придурью. Мечтают о хорошей жизни, бегают с сельскими парнями по полям, шарятся по кустам, читают глянцевые журналы. А я? Я почти ничего ни к кому не чувствую. По ходу, как безмозглая корова - живу, чтобы жевать хлеб и жую хлеб, чтобы жить. Конечно, мое бесчувствие, если так можно выразиться, не распространялось на ребят, они единственные, к кому мое сердце тянулось и продолжает тянуться. Но Димона сегодня я готова порвать на британский флаг, вот же скотина, и так нет настроения, еще он подлил говна в бочку дегтя, или как там правильно говорится.

Вот и сработал будильник – шесть утра. Н-да, поспать так и не вышло.

Я встала, прокралась мимо храпящей Инессы и так же тихо побрела в свой блок, надо было умыться, переодеться и успеть свалить, пока ребята еще спят. Совсем не хотелось сейчас встречаться с Димоном, пусть сначала остынет.

Ранний подъем давно вошел у меня в привычку, поскольку можно было беспрепятственно попасть в душевую, туалет, а потом одной из первых наведаться в столовку и в покое выпить чаю, благо наша повариха была нормальной адекватной теткой, что удивительно для ее профессии. Полная тетя Карина лет пятидесяти, вот ее любили все без исключения. Она не воровала еду, не разбавляла супы водой и не убавляла порций, как это делала Манька по прозвищу Моржиха до прихода Карины.

Итак, я зашла в столовую, подошла к столу, на котором всегда стоял чайник.

- Не спится? – донеслось с кухни.

В это время к стойке подошла Карина, в руке она держала чайный пакетик и два кусочка рафинада.

- Ты же меня знаешь, я вроде жаворонка.

- Знаю-знаю, на вот, - и она протянула мне чай с сахаром. – Хоть сегодня в школу бы сходила, ведь умная девка, а все шатаешься, не пойми где.

- Нет, в школу не пойду. Мне в магазин надо.

- А где телохранители твои? – подмигнула она.

- Дрыхнут еще. Карин?

- Ай?

- Ты это, не говори Димону и Гелику, что видела меня.

- Чего это? Поссорились что ли?

- Да так, и да, и нет.

- Ладно, иди уже. Ах да, вот, возьми-ка еще и это, - и Карина протянула мне кусок белого хлеба с маслом и сыром. – Чтобы живот не урчал, - улыбнулась она.

- Спасибо.

Я взяла бутер в зубы, налила кипятка в кружку и пошла к самому дальнему столу. Карина знала, что мне не нравятся каши и омлеты, но и голодной отпускать меня не хотела, вот и совала то бутерброд, то булку, то пряник. Хорошая она.

Завтрак в гордом одиночестве – непривычно, однако. Обычно я бужу своих ребят и тащу за собой, чтобы поесть вместе. А сегодня сижу одна, но оно и к лучшему.

Когда с легким завтраком было покончено, отправилась в раздевалку, там быстренько натянула на себя ветровку, так как моя любимая косуха насквозь пропиталась грязью, а на стирку времени пока не было, взяла рюкзак и поторопилась на улицу. Сегодня я даже телефон не стала брать, ну их всех…

Пока шла в магазин, не переставала любоваться чистым голубым небом. Погодка должна быть на пять с плюсом, а значит, призраки и всякая нечисть останутся не при делах. Но мое почти чудесное настроение подпортили. У входа в магаз стоял Димон, один. Видимо бежал, чтобы опередить меня, поскольку часто дышал и глаза как всегда блестели от передоза адреналина. Я подошла к нему, смерила надменным взглядом, пусть почувствует, что переступил черту вчера.

- Это, прости меня, - произнес он, опустив взгляд. – Короче, я не хотел сравнивать тебя с этими, ну ты понимаешь.

- Но сравнил же, - ответила и полезла в рюкзак за сигаретами. – Курить будешь?

- Давай.

Он взял сигарету, и мы пошли в сторону общаги, там стояли лавки. Выбрали ту, что почище и сели на спинку.

- Сбежала? – спросил он, после чего прикурил.

- Ну, сбежала. А Гел где? Чего один пришел?

- Ну, не Гел же вчера тебе нахамил, а я… Это ж типа разговор между нами.

- Чего с тобой, Димон? Ты последнее время какой-то не такой. Радоваться должен. Всё, еще несколько дней и свобода.

- Мне страшно, - вдруг признался он. – Понимаешь, когда ты живешь в этом дерьме, тебе плохо, хочется вырваться, сбежать, но когда, казалось бы, ты можешь уйти, начать все с начала – возникает страх. Страх потерять то немногое, что смог приобрести.

- Перемены неизбежны. Для меня тоже многое скоро изменится. Но от этого никуда не деться. Да и потом, ты пойдешь в армию всего-то на год, а потом вэлкам обратно в родную Жупровицу. От чего уйдешь, к тому и вернешься.

- А ты?

- А что я?

- Ну, ты же понимаешь.

- Вообще-то нет, – ответила ему и бросила бычок себе под ноги.

- Короче, чтобы не ходить вокруг да около, скажу как есть. Я не хочу оставлять тебя, не хочу, чтобы кто-то приносил тебя бесчувственную в казармы, не хочу видеть рядом с тобой других пацанов.

- Собственник, получается, - усмехнулась я.

- Да не тупи ты, а… - раздраженно выпалил Димон. – Неужели не догоняешь, к чему я клоню?

Тут до меня дошло:

- Ты чего? – у меня на лице появилась неуверенная улыбка. – Втюрился что ли? В меня?

- Блин, Рокс, вот что ты за дура такая! – вскочил он с лавки и встал напротив. – Ничего я не… - и тут мой медведь покраснел, глаза забегали.

Однако он не договорил, Димон взял меня за руки, потянул вверх, чтобы я поднялась на ноги. Мы оказались лицом к лицу, все же ростом я была ниже среднего, поэтому с земли бы дышала ему, чуть ли не в пупок. Димон еще с минуту мешкался, а потом прижал меня к себе и поцеловал. И, чёрт побери, умел же целоваться, где только успел научиться.

Вот он – первый поцелуй. О нем я столько раз слышала от наших нецелованных девиц. Дуры, еще на помидорах тренировались, чтобы не попасть впросак, когда дело дойдет до лобызаний. Честно, я не умела целоваться, как-то не довелось еще. Но под покровительством такого умельца как Димон стыдиться или тушеваться не пришлось. Да он почти все сам за меня сделал.

К великому сожалению я не ощутила волшебства момента, не случилось никакого «бум» или «бах», сердце не ёкнуло. Мои губы двигались в такт губам Димона, он целовал меня с закрытыми глазами, руками обхватил за талию. Но кое-что я все же почувствовала, мой медведь возбудился, его сердце забилось с приличной скоростью, температура тела поднялась, а самое главное – я ощутила его энергию что ли, мне удалось коснуться чего-то прозрачного, какой-то особой материи.

Когда Димон отошел от меня, встал и затаился в ожидании, а я как-то совсем растерялась. Что ему ответить? Соврать, сказать, как это было круто и незабываемо? Или выпалить правду, признавшись в своей уродливой сущности? Ведь я люблю его, но эта любовь иного рода и происхождения и не потому что Димон был чем-то плох, а просто, потому что я не понимала любви между парнем и девчонкой, не испытывала возбуждения от мыслей о поцелуях, сексе. Да, что б меня! А он все стоял и пристально смотрел в глаза, ждал вердикта.

- Слушай, - начала я. – Как-то все так неожиданно… Ты хорошо целуешься, видимо, я о тебе много не знаю.

- Рокс, - почесал затылок Димон. – Я ведь поцеловал тебя не для того, чтобы услышать мнение жюри… Я типа таким образом тебе в любви признался.

Блин, еще лучше! Он меня любит, он меня поцеловал, а я ему об умениях. Вот же идиотка.

- Мне подумать надо, - прошептала еле слышно.

От этих слов Димон совсем погрустнел, но постарался улыбнуться:

- Ну, чо, думай, - пожал он плечами. - Только не забудь потом сказать, что надумала в итоге.

- Прости меня, но ты должен понимать, я же не из тех… - однако больше слов у меня не нашлось.

- Не парься, я понимаю. И извини еще раз за вчерашний выпад.

На это я лишь улыбнулась, затем спрыгнула с лавки и, понурив голову, поплелась к магазину.

Послание седьмое

Солнечные лучи ослепили Елейлу, когда она оказалась в центре большой площади. Рядом с ней стоял сатана.

- Мы на Земле? – спросила падшая, прикрыв рукой глаза от яркого света.

- Да.

Затем дева посмотрела на себя, она стояла все в той же броне. Но уже через минуту вместо боевого костюма на ней красовалось светло-голубое легкое платье. И то был не ее выбор, а Люцифера.

- Тебе очень идет голубой цвет, - заключил он.

Сам же сатана предстал в мире людей в образе эдакого мажора-туриста - черные джинсы, черная рубашка и серая кожаная куртка поверх и, конечно же, солнечные очки.

В центре площади стоял фонтан, каменные херувимы сидели на постаменте и играли на арфах, а по ним бежали струи воды, вырывающиеся из кувшинов сверху. Елейла подошла к воде и посмотрела на себя в отражении.