Сказ двадцатый. Похоронно-просветительский

Асфальт намывала лично. Потом — себя, оставив мужчин под присмотром Кота.

Вот сижу в ванной, откисаю. В который раз за день. Мыслей никаких, правда, иногда хочется с головой под воду, но это ладно…

Кот поскрёбся в дверь.

— Полудурки твои закончили.

— Не мои, — открестилась. Хотелось бы сделать вид, что никакого Кота под дверью нет и таки утопнуть в мыльной воде, но пришлось вылезать — по словам Кота без моего участия круг выкладывать нельзя.

И всем от меня что-то надо, а!

— Вот, — Алек протянул мне мешочек с галькой. — Я побольше набрал, на будущее.

— Что-то как-то вы… ты слишком осведомлён.

— О чём именно?

— Обо всём.

— Пространное утверждение. Но да, я неплохо осведомлён о многом. В том числе об этом доме, его истории и о твоей роли во всём этом.

Посмотрела на этого самодовольного дяденьку. Чего он там знает?

— Вы за мной следили? — вскинула бровь.

— Иногда. В окно, — он нагло улыбнулся, прекрасна зная, что сделал из меня параноика. Мне всё-таки не казалось!

— Петя, почему твой дядя так странно себя ведёт? — демонстративно потеряла интерес к Алеку и обратилась к более приятному Минину.

Более приятный Минин только плечами пожал. Поковыряв притоптанную землю лопатой, добавил:

— Думаю, это связано с его работой. И с дедом. Да и бабушка не просто так мне все эти истории затирала… — Петя посмотрел на меня, на дядю. — Мне, конечно, прямо не говорили, отец же вышел из всех этих дел, но я думаю, что Минины исторически связаны со всей этой… мутью.

Я присела у новых могил и принялась выкладывать круги. Думаю, сегодня мой частокол неплохо так укрепился — два трупа, среди которых самая настоящая нечисть.

Камушек — второй, третий. Вот тут кривенько, поправить надо. Да, так лучше. А фонари-то какие яркие здесь, оказывается! Отлично всё видно!

Обернулась на Алека и встала, отряхнув руки о шорты.

— Спасибо, что помог мне. И тебе, Петь.

— Какая ты непоследовательная девушка, Морена, — Алек криво улыбнулся. — И характер твой… Одним словом — ведьма.

— Я не ведьма.

— Это ты Коту своему будешь доказывать, а я на сто процентов знаю, что ты ведьма.

— И откуда же?

— Я инквизитор.

Ревизорская пауза.

— Не смотрите так, не средневековый.

— Факта это не отменяет, — заметила осторожно.

— Согласен с Мариной…

Кот же просто зашипел.

— Я думаю, наша беседа должна быть более последовательна. Предлагаю перейти в место поудобнее. Думаю, мой рассказ многое прояснит, — Алек посмотрел на Кота, — из того, что он не рассказал. А я полагаю, раз ты всё ещё убеждена в собственной неведьминской сущности и не в курсе современного положения вещей, он не рассказал практически ничего, уж не знаю, из каких соображений.

— У него имя есть — Кот, — отрезала. Что бы там этот дядя Алек-инквизитор про моего кота ни говорил, всё же банальное уважение никто не отменял. Тем более что к Коту у меня больше доверия, чем… к инквизитору.

М-да, это признание явно не то, с чего стоило начинать беседу. И как это понять — не средневековый? С церковью не связан? Или женщин не сжигает? Может, арсенал пыточных игрушек поменьше, стиль в одежде другой?..

Мне необходимы подробности, а то вот-вот — и нервный срыв. Честно. Совсем не шучу.

С чаем разбирался Петя, пока я несколько осоловело стояла в уголочке зала, а Алек, ничуть не скрывая профессионального интереса, разглядывал каждую мелочь: стены, узоры, печь, блюдо. У книжного стеллажа он бы, наверное, вечность простоял, но Петя позвал всех за стол. Правда, и без этого пришлось бы прервать созерцание: Кот выглядел так, будто вот-вот кинется на Алека и расцарапает ему лицо, — четырёхлапому не нравился инквизиторский интерес. Это и логично, у Кота мозгов и чувства самосохранения явно побольше, чем у меня. Ну, мою беспечность в паре с болтливостью оправдать можно — уже и так жизнь ни к чёрту, если итогом будет казнь через сожжение, я даже не удивлюсь.

— Ни одного актуального трактата, — пробормотал Алек, проходя мимо меня на кухню. Я поплелась следом, но промолчать не смогла:

— Откуда им взяться, если тут никто с 95-ого не жил.

— Резонно, — Алек занял мой стул. И вот надо было ему из всех свободных выбрать именно этот? Ладно, перебьюсь.

Присела. Жду откровений.

— Итак, начну с самого важного, о чём ты, вероятно, не знаешь. О Завесе, — я встрепенулась, услышав знакомое слово. И ведь собиралась у Кота спросить! Дырявая башка!

— Э э э! Самое важное — это рассказ о тебе, — возмутился Петя. Я бы с ним не согласилась, но он в своём праве, всё же такие секреты в семье: не скелеты — скелетища. — С самого начала, будь добр.

— Я уже сказал, я инквизитор. Остальную информацию узнаете из рассказа.

— А дед?

— Верховный Глава Ковена.

— Ковен ведьм? — уточнила.

— Просто Ковен. Это власть магического мира, своего рода парламент, состоящий их представителей каждой колдовской конфессии — инквизиторов, ведьм, колдунов.

— А нечисть?

Алек и бровью не повёл, но что-то всё равно изменилось в его лице, что заставило меня откровенно поморщиться.

— Ясно всё с вами.

— Нечисть не является конфессией, — Алек отпил горячий чай.

— Ну да, у них там всё явно посложнее, чем в вашем Ковене, всё-таки они чистая магия, а не её подобие, — за нечисть обидно. Вот так всегда: приходят какие-то типы, забирают территории, устанавливают свои порядки. Это что в мировой истории, что в колдовской — одинаково.

— Сейчас речь не об этом. Если есть желание изучить основы вопроса интеграции нечисти в колдовскую общественность, ты можешь написать об этом научную работу. Уверен, в Колдовском Институте найдётся старший преподаватель, готовый руководить этой темой.

Кот зашипел, а я так удивилась сказанному, что и не заметила его недовольства.

Колдовской Институт! Пазл стремительно сложился. И издательство «КолдИн», и «пособия для выш. уч. зав.» — я догадывалась, что где-то, да изучают колдовство, но и не думала, что это целое самостоятельное учебное заведение!

Алек улыбнулся. Я посмотрела на него с непониманием — улыбка, такая искренняя, этому лицу была несвойственна. Вон, даже ямочки на щеках — мелькнули и тут же испарились, словно пристыженные. И снова эта отмороженная замороженность.

— Кхм. Так вот, Ковен. Он образовался на Руси позднее, чем в остальном мире, под влиянием испанского Ковена, однако развивался стремительнее других и на данным момент именно в странах бывшего СССР находятся основные структуры, работающие с магическим миром.

— Мы не на лекции, Алек, — поторопил Петя.

— Можно о Завесе, — добавила.

— Я к ней и веду. Именно наш Ковен выдвинул идею о создании Завесы — защищённого от немагического мира государства, частицы Нави, искусственно созданной лучшими магами того времени. Завеса находится вне пространства, однако было решено не отрывать её от времени, поэтому время там протекает, как и в Яви, соответствуя часовому поясу Москвы.

— Ближе к делу! — поторопил Кот. Он выглядел одновременно тревожно и растерянно. В ответ на мой вопросительный взгляд сказал: — Пока я бродил по Яви без Сил, воспоминания частично растворились. Сейчас много чего возвращается…

Поверила ему. Может, он и правда что-то от меня скрывает, но сейчас не соврал.

— В Избе… там же время идёт иначе? — явно что-то вспомнив, спросил Кот.

— Точных данных у нас нет, однако да, в Избе время течёт медленнее.

— Поэтому всё казалось таким свежим! — я вспомнила и чистые комнаты, и травы, и закрутки. Это многое объясняет. — Хотя странно, я сплю здесь столько же часов, сколько и обычно, хочу есть так же. Как это работает?

— На биологических процессах человека это никак не сказывается. Точнее сказывается… Даже не знаю, как объяснить. В сущности время Избы от времени Яви не отличается, ориентируясь на современные часы — два часа в Избе и за её пределами будут равны, но обветшание замедленно. Род Яг является рекордными долгожителями: без дополнительных вмешательств, живя в своём доме, Яга может прожить примерно двести лет.

— А с дополнительными? — спросила с сомнением. Сомнения от того, что знать ответ мне не то чтобы хочется.

— Яги не вмешиваются в ход природы, — успокоил Кот. — Потому так и жили в среднем — сто пятьдесят-шестьдесят лет, как и любой другой колдун или ведьма, использующие молодильные средства.

— Ага… — кивнула. — А теперь можно подробнее про инквизицию?

— Здесь ничего сверхъестественного, инквизиторы — те же колдуны, только с обратным типом силы.

— Это как?

— Вместо генерации происходит поглощение, то есть мы являемся своего рода блокираторами. Именно по этой причине в Ковене инквизиция занимает главенствующее значение, как единственная конфессия, способная контролировать круговорот Силы. Мы следим за Силотоком, подавляем неконтролируемые всплески, защищаем границу между магической и немагической реальностью… В общем, своего рода стражи порядка.

— А что там с сожжением? — всё-таки этот вопрос волновал меня больше всего.

— Мы правда жжём ведьм. Это одна из наших задач, — Алек замолчал, решив в полной мере насладиться нашими с Петрушкой лицами. — Таким образом происходит инициация — через сожжение. Стихия, несколько болезненно, но не смертельно, уничтожает последние оковы с силы ведьмы, не затрагивая физическую оболочку. Я покажу вам, как пользоваться колдонетом, сможете загуглить всё, что интересно. Да и блюдо в наличии, оно тоже немало знает, — Алек мотнул головой в сторону зала.

Не буду пока заморачиваться насчёт существования «колдонета», но момент любопытный…

— А колдуны? Как они инициируются?

— Через секс, — ответил Алек и отпил чай. Я тоже отпила, чтобы не ляпнуть чего. Хотя, конечно, хотелось. Девушкам, значит, заживо гореть приходится, а парням — так, одна приятная ночка. Все страдания на нас, все страдания!

— И инквизиторы тоже? — всё же полюбопытствовала. Алек усмехнулся, хотя причина веселья мне не понятна — неужели на свой счёт мой интерес воспринимает? Так нет, я просто повышаю свою колдограмотность.

— Нет, инквизиторы не нуждаются в инициации. Это одновременно и минус, и плюс. Я всё же придерживаюсь того, что плюс. Мы не усиливаемся разом, наши способности — плоды многолетнего труда, оттого контроль выше, осознанность. Ничего, в отличие от других, просто так не достаётся.

— Не думаю, что ведьмы с твоим «просто так» согласятся, — заметила ехидно. Надо же, какое самодовольство! Явно считает инквизицию высшей кастой.

Мы помолчали. Я глянула на Петю, который погрузился в себя, растеряв всю беззаботность. Сидел задумчивый, несколько смурый. Трогать его не стала — у него картина мира переворачивается. Или обрастает деталями, что вероятнее. С его энтузиазмом он, вопреки всем стараниям отца выйти из колдовских дел, бросится в новую реальность с головой. И никто отговорить его не сможет. Другой вопрос — есть ли у Пети способности? К колдовству или, как её там, блокировке? Или это не обязательно?

— Ты говорил про институт. Как там всё устроено? — прервала молчание.

— Как во всех учебных заведениях, только предмет изучения — колдовство. Три факультета, соответствующих трём конфессиям.

— Он единственный? Или ещё есть?

— Есть, но это не общедоступная информация, а потому — ничего конкретного сказать не могу.

— А перед Институтом? Где обучаются?

— Школа Волшебства, до двадцати одного года. Туда поступают подростки, лет в пятнадцать, после девятого класса обычной школы.

— В пятнадцать? То есть инициация… — картинка складывалась не самая этичная.

— Нет, инициация проходит перед поступлением в Институт. И не всегда она даёт значительные изменения: у кого-то увеличиваются Силы, у кого-то появляются новые способности, у кого-то отчётливее становится сильная сторона, а кто-то проходит её без изменений. Всякое бывает. Опережая твой вопрос — не каждый поступающий в Институт прошёл Школу. Бывает и так, что абитуриент абсолютный ноль в колдовской сфере.

— Я не собиралась спрашивать, — фыркнула. Правда ведь не собиралась. — Что ж, все вопросы я всё равно не задам. Лучше воспользуемся… Как ты там сказал? Колдонетом? Да, Петь? — отвлекла друга.

— А? Что?… — он посмотрел на нас. Его взгляд стал яснее — ура, он снова с нами! — А, да. Это явно будет проще.

— Тогда ваша очередь говорить.

— А что говорить? — пожала плечами. — Дверь волшебная в доме имеется, портал в Тридевятое. Иногда открывается, иногда — нет. Мы туда ходили в последний раз — сегодня. Ну… Ничего особенного, в общем.

— Для меня может и ничего, — Алек внимательно посмотрел мне в глаза, — а для вас — всё. Вот меня и интересует ваш взгляд на ситуацию, твой — в частности. Теперь ты хозяйка дома, и тебе многое предстоит…

— Я не хозяйка, — перебила. — Мы решили найти нормальную ведьму, учёный кот подсказал, что нам нужно к Кощеям. Ещё частокол — ты же знаешь про него? — к нему душа одна привязана, просит свободы. Вот через Кощеев и решим. А там они подскажут, может даже сразу ведьму выдадут. Передадим ей все дела — и свобода.

Алек промолчал, и выражение у него такое было… непередаваемое. Он перевёл взгляд с меня на Кота, тот только звук странный издал — то ли вздох, то ли мявк.

— Не ведьма… — протянул Алек. — Что ж, как знаешь. Значит, к Кощеям. Думаю, вы и так поняли, но я всё же уточню — я отправлюсь с вами. У меня отпуск и ответственность за племянника. Отпустить двух обычных, — он особенно выделил это слово, — людей в царство колдовства я не могу. Более того, это моя профессиональная обязанность — проводить вас.

Хотела возразить, но было нечего. Алек явно побольше нас разбирается во всём этом и с ним нам будет куда безопаснее.

Кивнула.

— Вот и хорошо, а то в действительности моя профессиональная обязанность — никуда вас не пускать, оцепить территорию и вызвать членов Ковена. Но я этого делать не буду. Пока что.

— Как мило с твоей стороны! — фыркнула. В друзья набивается, ишь какой! Добренький нашёлся.

— Обязанности может и обязанности, — Кот запрыгнул на подоконник, лёг и растянулся. — Только никакому Ковену сюда прохода нет. В дом они без нашего дозволения не войдут, пусть хоть всем своим скопом приходят. Против Ягиной магии нет силы.

— Тоже верно, — не стал отрицать Алек. — В любом случае, об активации портала Ковену уже известно, не буду скрывать. Другой вопрос, что пока портал не представляет для нас интереса. Ягиные дела не поддаются контролю Ковена как и логическому объяснению. Поэтому мы никак не можем помочь с наследованием и что там ещё у Яг. А вот Кощеи могут. Когда следующая Яга будет объявлена, Ковен свяжется для заключения нового договора о портальных услугах. Всё как и всегда.

Вдаваться в подробности не стала. Меня это не касается.

Сказ двадцать первый. Витязь, рыцарь и Петрушка

За окном царила глубокая ночь, и тем удивительнее оказался стук в дверь. Меня зазнобило — вдруг кто-то видел произошедшее? Или я плохо асфальт помыла? Могла ведь и не заметить чего, под фонарями-то…

— Ты открывать будешь? — Кот потянулся, спрыгнул с подоконника, явно не очень довольный. Недолго он повалялся. — Не переживай, это с нашей стороны стучат.

— С нашей? — не сразу поняла, что он про Навь. — Вообще-то, там не моя сторона — никаким образом.

— Чего? — Петя подскочил, быстро дожёвывая. — Из Нави?

Вот, у этого сомнений нет, какая «его» сторона.

— Ты чего так всполошился? А, точно… — для него это первый стук с той стороны. Ой, это он ещё про деревню не знает!

С тяжёлым вздохом пошла открывать.

Открыла. Свет из зала разбил навью тьму и осветил бугая на крыльце. Мнётся, перила пинает, опустив голову.

Меня хватанули за плечо, утаскивая из проёма, я даже не поняла, что это такое, только крякнула.

— Эй!

Петя было обогнул меня, собираясь перетереть с витязем Витькой, но я хлопнула по перекрывшей мне весь обзор спине.

— А ну! Уйди! — рявкнула, снова встала в проёме и больше не расслаблялась — вдруг этот ответственный и заботливый решит снова за меня решать, где мне стоять и с кем здороваться? — Чего пожаловал? — обратилась к Витьке.

— Переговорить надо, госпожа, пару вопросов уладить. Староста послал, — он шмыгнул, перестав пинать перила, поднял голову.

— А чего тебя?

— Мне почём знать?

Думается, Степановна подсобила. «Охальника проклятущего» не жалко через весь лес с Яге-людоедке. А я ведь запретила им ночью в лес соваться, дисциплина у местных — нулевая.

Степановна. Что-то как будто слышала уже где-то…

Ой-йо-ой, вот это комедия!

Я вдруг расхохоталась, да так, что Витька соскочил с крыльца и ещё на пару шагов отступил, подобравшись, словно защищаясь.

От смеха воздух не проходил в лёгкие, на глаза слёзы навернулись, живот заболел. Ноги еле держали, пришлось к косяку прислониться, чуть на пол не сползла.

— Жуть, — выдал Алек, и я наградила его размытое слезами инквизиторство насмешливым взглядом.

Истерика. Как есть истерика.

— Воды ей принеси.

Петя тут же метнулся на кухню, Алек продолжил наблюдать, Витька притих где-то в темноте двора.

— Ой… блин… — я глубоко вдохнула, вновь взорвалась смехом, снова вдохнула, подавилась, закашлялась, засмеялась, икнула. Под нос сунули стакан, взяла трясущимися руками, задышала чаще, отпила ма-аленький глоточек. Проглотила. — Простите… Фух… Боже! — снова отпила, уже увереннее. — Жесть. Нельзя так смеяться, у меня чуть селезёнка не лопнула. Извините. Фух!

Отдала Пете стакан, вытерла глаза, выпрямилась. На вопросительные взгляды ничего не ответила. Не объяснять же им, что меня так развеселило? Ну, Степановна — гроза деревни. И тут, в Яви, тоже Степановна — Лена Степановна, мама Пети, гроза кооператива. Ну, смешно стало, и что? Такое совпадение!

— Витя, ты там ещё? Выходи, я витязей только по средам ем.

— Так среда уже наступила, время за полночь, — донеслось из темноты.

— Эх! Значит, баню топить придётся. Что ж, Витька, раздевайся, разувайся… Сапоги хорошие?

— Хорошие… — ответили обречённо.

— Сапоги в хозяйстве всегда пригодятся! Я бы тебя, конечно, до следующей среды подержала, откормила, с жирком больше люблю, но, раз дело такое…

Что-то бухнуло. Глухой стук был нехорошим, обморочным, но он бальзамом разлился по моей израненной душе. Нагадь ближнему своему, и сразу жизнь наладится — эту истину каждый знает.

Не позволила себе долго радоваться — хорошего понемножку. Спустилась в Навь и безошибочно нашла тело: тьма уже не казалась такой беспросветной.

— Эй, — осторожно пнула витязя по сапогу. — Вставай давай. Разлёживаться перед зазнобами своими будешь, мне тут не надо кисею разводить.

Полное игнорирование.

Эх, жизнь моя жестянка!

— Вставай, говорю, — пнула посильнее. — Вставай! Или гусям скормлю. Честное слово!

Не подействовало. Даже хуже стало — Витя захрапел.

Меня потянули назад. Обернулась — Алек.

— Не пинай бедолагу, — он отпустил мою руку. — Сейчас разбудим.

— А если не проснётся?

— Ну… Ты как хочешь? Можем с Петрушкой его в дом затащить, можем тут оставить. Ночи тёплые, не простудится, — и посмотрел на меня таким долгим взглядом, что даже неловко стало.

— Ну как-то не по-божески на улице… — осторожно проговорила, следя за реакцией. Мой ответ инквизитора не устроил, пришлось спешно добавить: — Ну ты буди, может, проснётся. Это наилучший вариант!

Алек покачал головой, уверена, ещё и глаза закатил, только я уже не видела — он присел перед бессознательным Витькой и начал что-то с ним делать.

— А-а-а-а! — заорал Витька через несколько секунд, вскочил, невообразимым образом доставая свой меч. Вот что за дела, откуда он его вытащил? Разве он с ним приходил? Что за богатырские фокусы?

И быть мне с острием у носа — в очередной раз, — но вместе в Витькой и Алек подскочил, задвинув меня к себе за спину.

Один витязь, другой рыцарь, третий… Петрушка. Что за жизнь?

— Утро доброе, — буркнула Витьке, да только лица его всё равно не видела. — И прежде, чем ты тут начнёшь разводить истерики, предупрежу — есть я тебя не собираюсь. Ножик свой убери, будь добр.

Тишина. Пара секунд, и слышится мерзкий скрежет — это ножик в ножны спрятался. Ну, хорошо.

— Алек, — похлопала его по спине, — можешь уже отойти.

Я, честно, и сама бы его обошла, только с обеих сторон меня придерживали инквизиторские руки. Что сказать — и правда опасная ситуация была, так что можно и простить такую наглость.

— Так зачем пожаловал? И почему ночью? Разве я не наказала ночью в лес не соваться?

— Так мне нечисть не страшна…

— Когда это? — одновременно с Витей спросили Алек и Петя.

— Сегодня. В деревню как раз приходила, порядки наводила.

— Ага, — пробормотал Алек, явно что-то для себя фиксируя. — Значит, с местными в контакт уже входила…

— Так что там за история? Деревня? Что за деревня? — Петя сел на крыльцо, явно задолбавшись стоять. Надо в дом, что ли, зайти, а то стоим тут в темноте.

— Что за деревня? — переспросила у витязя.

— Озёрная. Раньше Кукобоем звались, да пчтиники карикатуры разные придумывали, стишки каверзные, так что решили переименоваться, единогласным решением.

— Птичники?

— Деревня через лес, по западной стороне. Тетерей зовётся.

— Ну и названьице…

— Вот-вот, наше-то всяко красивше было, да устали уже от них. Морды бить — так битые, привыкшие; какие против них дела строить — так с ними же, с ближайшими, вся торговля идёт — не выгодно.

— А что за стишки?

— Не при госпоже будут читаны.

Вот интриган! Интересно же!

Мой испытующий взгляд витязь проигнорировал. Надо же, когда надо, и выдержка присутствует, и принципы!

— Марина, ты прекращай перья пушить, рассказывай, что за фигню учудила? Какая деревня, какие птичники?

— Озёрная. А птичники — это соседи, из Тетери.

Ответила с милой улыбкой. Я ему, петуху такому, перья ещё припомню. Если не забуду. Петрушка, блин. Вообще дискредитирует меня перед подданным! Правда, не совсем Витька и подданный, точнее подданный, но не мне, но сам Витька-то об этом не знает!

— Госпожа Яга, а кто эти мужики? Не видел таких, да и на витязей путных не походят.

Спасибо, Витя, вон, как лица мининские вытянулись. Неприятно, видать, слышать, что непутные.

— Да так, из Яви товарищи, помогают мне, — еле сдержала улыбку. Держим лицо, госпожа хозяйка! — Больно любопытные, видишь?

— Вижу, — Витька оглядел моих товарищей смурым взглядом витязя, бороду почесал, но разбираться не стал. Наверняка редко тут незнакомцев видят. — Этот на Кощеевых походит — белый, тощий.

— Ты за словами следи, Витька, — хмыкнул Алек, ничуть не оскорбившись. Жалко, думала, его заденет. Ну и ладно.

— В дом идёмте.

Не дожидаясь ответа, я пошла к крыльцу, подпихнула Петю, чтоб он тоже не рассиживался, и открыла пошире дверь, впуская всех вперёд себя. Зашли, обувь сняли, даже Витязь свои странные боты принялся расшнуровывать. Молча прошли на кухню. Алек указал Витьке на стул, расселись. На меня смотрят.

Прямо мальчики-зайчики, ей-богу!

— Витя, давай уже, не тяни. Чего пришёл?

— Из деревни послали.

Я посмотрела на него самым скептическим из всех взглядов. Вот непонятно, он прикидывается тормозком, или правда тормозок?

— И?

— Спрашивают, как быть, ежели в лесу и травинки смять нельзя? Всякий за душу свою боится, да без леса мы как выживем? Душе тело нужно, а погибнет оно…

Петя и Алек наградили меня странными, удивлённо-осуждающими, взглядами. Кот довольно булькнул на подоконнике и принялся звонко вылизываться.

— Вы в Озёрном подчиняться приказам не умеете. Вот и сейчас: сказала же, в лес ночью не суйтесь, а всё туда же. А потом у вас нечисть во всём виновата, — я скрестила руки на груди. Чувствовала себя училкой, отчитывающей школьников. Причём Алек и Петя, наравне с Витей, сидели, сложив ручки на коленях, и внимали каждому моему слову.

— Виноваты, госпожа Яга, виноваты, — Витя опустил голову.

— Ну хоть это понимаешь, и то хорошо. Так давай — ты приходи завтра с картой, можешь кого знающего в местности привести, будем обозначать территорию, вам разрешённую. Я Лешего найду, всё же он в лесу хозяин, точно подскажет нам, что делать. А про травинки… Не мять их у вас, конечно, не получится, я это прекрасно понимаю, и охота вам нужна, и по дрова, и по грибы. Ходите на здоровье, только расточительством не занимайтесь, ясно? — Витя кивнул. — Чтоб без всяких игр — никаких охот ради забавы. И в лесу звери разные — есть разумные, есть неразумные. В пищу можете только последних потреблять, ясно?

— Всё запоминаю, госпожа Яга.

— С Лешим решим, какие территории вам дозволены, какие нет, и как будете зверей отличать.

— Разумных видно всегда, хозяйка.

— Да? Прямо всем видно?

— Особенные они, с обычными не спутаешь.

— Ну, хорошо… А если решите ослушаться, на себя пинайте. Если хоть кто из леса мне на вас пожалуется, снова будете нечисть кошмарить, закрою для вас лес — хоть с голоду помрите. Так и передай.

— Передам! — витязь потёр нос. — А если нечисть нападёт?

— Если нападёт, защищайтесь. Соврать у вас не получится, я обо всём на земле своей знаю, о каждом закуточке. И в деревню я ещё не раз приду, вживую посмотрю, как вы там поживаете, как детей воспитываете. Ясно?

— С радостью встретим, госпожа Яга.

Ой врун! С радостью, как же!

Ладно, что-то я разошлась. И чего вообще лезу? Как будто я разбираюсь в делах управленческих. С другой стороны, вижу же, что плохие дела делаются, хоть как-то положение вещей попытаюсь исправить. Надеюсь, получится.

В молчании Витя разглядывал кухню. Старался незаметно, исподлобья, но незаметно не получалось. Хорошо хоть все приборы в выключенном состоянии, очередного обморока нам не надо. Или храброй драки со свистящим чайником…

— Жду завтра. Хорошо?

— Буду. Иннокия приведу, карту откопаем.

— Иннокий кто?

— Староста. Я пошёл тогда, госпожа Яга. Доброй ночи вам и вашим гостям.

Витя встал неуклюже, задев стол и шумно сдвинув стул, сразу занял собой половину пространства, слегка поклонился.

— Иди.

— Проводи, хозяйка, — Кот перевернулся на другой бок.

Ах, да, с Дверью здесь только мне можно обращаться. Бессмыслица.

— Ночи доброй, Морена, — выскочил из-за печи Череп, отчего витязь подскочил, да так, что чуть потолок головой не задел. Я же просто кивнула — пуганная уже.

— И тебе. Давай, витязь, до завтра.

— До завтра, госпожа Яга.

Я буквально выпихнула Витьку за дверь. Ладно, он сам выпихнулся, наглядевшись на Череп и надев сапоги, всё же мне с ним не тягаться в силе.

Закрыл Дверь. Выдохнула. Почувствовала молчаливое ожидающее присутствие за спиной. Что ж, продолжим разговоры разговаривать.

Сказ двадцать второй. О семейных тайнах и о потомственных должностях

С Лешим решили без труда: старый пень — и внешне, и по характеру, — как оказалось, всегда у моего дома околачивался. Вспомнились слова белок — ведь это от Лешего они узнали, что в Избе хозяйка появилась, стало быть, тут каждый первый — шпион и сплетник.

«Стало быть». Уже собственные мысли подводят, даже думать начала в стиле местных. Но что поделать, если несколько часов обсуждала территориальные вопросы? Со старостой, Лешим и почему-то Витькой, который, видимо, стал деревенским посыльным.

Их архаичная речь, наполненная инверсиями и непонятными словами, цепляется покрепче репейника. Да и в целом, умом Навь не понять, аршином общим не измерить… У них что не традиция, то какая-то странность. Вот, например, та же карта. Витька сказал же — «карту откопаем». Это вовсе не речевой оборот оказался. Они действительно закапывают карты. Заворачивают в рами, ткань из крапивы, кладут в сундук — строго из ясеня, и закапывают на три сажени. А это, чтоб вы понимали, больше шести метров. В итоге они притащили мне сырую, потрёпанную и воняющую плесенью карту.

На вопрос «зачем закапываете?» ответить не смогли. Мол, ещё деды так делали, и они будут.

Тут уже Алек со своим научным интересом влез. Не то чтобы я его приглашала, но он приковылял с самого утра как «плюс один» к Пете. Возражать не стала, среди нас Алек — самая светлая голова, что в прямом, что в переносном смысле.

Так вот влез, маятником каким-то над картой покрутил, восхитился и изрёк — карта колдовская, древняя. Таких сейчас и не найти даже, а вот — в бывшем Кукобое хранится, да ещё и в сносном состоянии.

— И в чём колдовство? — спросила, вглядываясь в уже не жёлтую — коричневую от старости бумагу. Хотя и не бумага это вовсе, скорее большой кусок эластичной коры.

— Карта-переменка, рисунок меняется ровно так, как меняются границы территорий. Вот тут, смотри, — Алек указал на карту. Присмотрелась. — Видишь, на границе леса словно дуга. За дугой — молодой лесок, новый. Со временем, думаю, дуга перестанет быть заметной, либо сдвинется вслед за молодыми побегами.

В общем, даже карта у них оказалась нечеловеческая.

О территориях договаривались, кажется, вечность, Кот по доброте душевной служил переводчиком с Навьего на Явий и наоборот. Выпроводила всех буквально пинками, даже чаю не предложила.

Петрушке предлагать не пришлось. Пока я навью делегацию провожала, он уже чайник поставил, и даже домовому вкусняшек в тарелку насобирал и возле холодильника поставил. Вот, помнит о маленьком помощнике, не то, что я.

Алек вышел, а когда я понадеялась, что не вернётся уже, вернулся — с пирожными. Чаепития в таком составе — я, Петя, Алек и Кот — стали со временем совершенной нормой. С меня — кипяток и пространство, с Кота мурчащее присутствие, с Мининых — всё остальное.

Пришло время готовиться к путешествию в Навь — мы изучили всё, что можно было, и закупились всем, чем только возможно. Напоминали эти сборы походные, только с особыми дополнениями. Пришлось даже пустить Алека в подвал, где он, тихо переговариваясь с неожиданно сведущим в артефакторских вопросах Черепом, выбирал нам необходимые в пути волшебные штучки.

Оставалось только Виту дождаться, а она задерживалась и в обещанное время приехать не смогла. Нам предстоял неблизкий путь, и неизвестно, сколько времени он займёт, а уходить, не поговорив с подругой, я не собиралась. Вот и сидели на чемоданах, точнее на рюкзаках и бездонной волшебной сумке, которую в зубах притащил нам Кот одним вечером.

Никто меня не упрекал в том, что мы задерживаемся, и это было неожиданно приятно. Буквально всех захватило ожидание приключений, но мужчины с терпением отнеслись к моему желанию и даже сделали вид, что у самих есть какие-то дела. Петя с Алеком придумали перед отъездом устроить грандиозную уборку коттеджа, пригласили клининг, садовника и следили за процессом. Кот пропадал в Тридевятом, улаживая свои дела, а на деле — я знаю это, потому что научилась лежать на печи — просто ходил к коту Степану сказки слушать. Череп сказал, что отоспится пока, чтобы в пути не смыкать глаз и следить за нашей безопасностью. Ну а я… я в ожидании листала учебные пособия от издательства «КолдИн».

Наконец, Незабудковы вернулись и тут же пригласили меня на турецкое чаепитие — последние пять дней они провели в Анталии и накупили умопомрачительное количество местных сладостей.

Объелась ими так, что язык щипало. Лицо болело от постоянных улыбок — рядом с Витой, дядей Олегом и тётей Алёной я чувствовала себя так спокойно и счастливо, как никогда и нигде.

В комнате Виты мы развалились поперёк кровати и просто лежали, переваривая.

— Всю жизнь бы так пролежала, — поделилась мыслями Вита.

— Согласна.

Потолок у неё красивый, вроде просто белёный, но с дополнительными выступающими деталями, подсвеченными неоновой лентой. Как-то, насмотревшись туториалов в интернете, мы попытались обклеить его ватой на манер облаков. Руками из нужного места Бог обделил нас обеих — ничего не вышло.

Улыбнулась, вспомнив эту историю и нас, психующих из-за прилипшей ко всем частям тела ваты. Мы её потом ещё неделю находили — в самых неожиданных места.

— Ну, что там у тебя? — Вита повернулась на бок и подпёрла голову согнутой в локте рукой. — Ты обещала историю.

— Обещала.

Вдруг стало тревожно. Этот разговор я не раз прокручивала в голове: в своих мечтаниях я уверенно и последовательно рассказала обо всём произошедшем, Вита не покрутила у виска и совершенно спокойно приняла новую истину. В реальности же язык прилип к нёбу, а глаза не желали оторваться от переливающегося неоном потолка.

— И? — Вита медленно подняла руку и ткнула мне в щёку длинным наманикюренным ноготком.

— М-м…

— Марь, не томи! — она оттолкнулась от кровати и села, скрестив ноги по-турецки. — Что бы ты мне ни рассказала, я поверю.

Посмотрела на неё долгим сомневающимся взглядом и вернула его к потолку. Вита словно чувствует, что я сейчас буду затирать самый настоящий бред.

— Помнишь сказки? Тридевятое царство, Бабу-Ягу, кота учёного? — я замолчала. Смотреть на Виту неловко — не хочется наблюдать скепсис на её кукольном лице. — У Яги ещё избушка на курьих ножках…

— Ты из меня дуру уж не делай, конечно, помню. Ещё про курочку Рябу заговори, — она фыркнула.

— Мой дом, он… Как бы тебе так сказать. Он очень странный, — я всё же посмотрела на Виту. Лицо её выражало внимательное ожидание. Вздохнула, села, в точности повторив её позу. — Очень, — повторила я, — странный. Настолько, что тебе, наверное, лучше увидеть, чем услышать.

— Я предпочту для начала услышать.

— Такое и словами не объяснить. Наверное, лучше с самого начала…

— Давай с начала, если тебе так проще.

— М-м… Кстати, видишь, я без очков, — вопреки своим же словам сказала.

— Вижу, тебе очень идёт.

— И без линз.

Вита ничего не сказала, молча смотрела мне в глаза.

— Это одна из странностей. Мне поначалу снились странные сны… Я думала, что это сны. Точнее даже — была на сто процентов уверена, — почувствовала, что брови ползут к переносице, а зубы захватили нижнюю губу. Посмотрела на сцепленные в замок руки, лежащие в корзинке ног. — В этих снах я просыпалась ночью, потому что Кот скрёбся в заднюю дверь. Ты же помнишь, она не открывалась? — Вита кивнула. Я увидела это краем глаза, продолжая смотреть на свои руки. — Во снах она открывалась и вела на мой задний двор, но какой-то другой. За ним — густой лес, странный очень. И я там гуляла, а Кот меня провожал. И зрение у меня было хорошее, но только во снах. А потом… Потом и не во снах стало. А Кот…

Я замолчала. Боже, сейчас меня в дурку повезут.

— Кот заговорил? — совершенно спокойно спросила Вита. Я вскинула голову — спокойным у неё был только голос. Она так же, как и я, сцепила руки в замок и покусывала губу. Между её бровей залегла морщинка. — Так что? Кот заговорил?

— Да, — прошептала.

— Чёрт… — она обернулась на дверь, снова посмотрела на меня, порывисто взяла мои руки в свои. — Нам надо поговорить. Всем вместе — с папой и мамой, потому что сама я не имею права тебе рассказывать. Такие правила.

Меня пробила дрожь. Немного затошнило. От переживаний в её глазах и от того, что всё пошло совершенно не так, как я могла предположить, стало страшно.

— Не трясись, — Вита погладила мои руки. — Ничего такого, просто у папы рабочий контракт, и мы все под пунктом о неразглашении. Только он может рассказывать.

— Контракт?.. — еле выговорила. Казалось, комната закрутилась вокруг меня. Причём здесь дядя Олег? Его работа? Почему вдруг рассказ о моей тайне сменил вектор? Вита что-то знает? Знает, но не может сказать из-за «пункта о неразглашении в рабочем контракте папы»?

Что?

— Так, Маря! — Вита взяла меня за плечи. — У тебя в глазах океан паники! Успокойся! — она тряхнула меня. — А ну! — ещё раз.

Комната остановилась. Я быстро заморгала и вцепилась взглядом в единственный оплот спокойствия — в серьёзные и уверенные голубые глаза напротив.

Так. Вита знает про говорящих Котов. И моё хорошее зрение её не удивляет. И что-то она хочет обсудить всей семьёй.

— У тебя на лице написана тысяча и одна эмоция, — Вита улыбнулась. — Язык проглотила?

— Ты знаешь про Навь? — выпалила самый исчерпывающий вопрос, который смогла придумать.

Вита кивнула. Я машинально повторила за ней.

— Откуда?

— Вот сейчас пойдём на кухню и поговорим. И к тебе поедем, покажешь всё. Так интересно!

Мир сходит с ума. Или я. Где верх, где низ? Ощущение полной потерянности. А вдруг это всё неправда, и я плаваю в вязкой субстанции с подключёнными к позвоночнику и голове трубками? Где-то в стеклянном яйце, обритая налысо сплю среди тысячи таких же, погружённых в сон.

— Идём, — Вита встала с кровати и потянула меня за собой. Её родители всё так же сидели на кухне, смотрели немой чёрно-белый фильм и тихо переговаривались.

Стоило нам появиться на кухне, они обернулись. Дядя Олег отключил звук, и французские мотивы оборвались на полуноте.

— Что такое? Маречка, ты как призрака увидела, — обеспокоенно проговорила тётя Алёна. Она вопросительно посмотрела на дочь, снова на меня. Нахмурилась.

— Пап, мам. Маря хочет про дом свой рассказать. И услышать ответный рассказ.

Дядя Олег вздохнул, кивнул.

— Что ж… Садитесь. Мариш, ты уже поняла, что дом твой… странный.

Кивнула.

— А вы-то откуда знаете?

— Он в нашем списке особо важных мест. С красной пометкой. Таких по всей России максимум сотня соберётся.

— То есть вы знали? — спросила неуверенно. Вита потянула меня, словно ослика, к столу, посадила.

— Знал. Как только ты сказала. А как в гости приехали — я всё проверил и убедился.

— Что за рабочий контракт? Вы разве не в госструктурах работаете?

— В них самых. ФСБ. Департамент координации и организации деятельности в вопросах контактов с иными.

— И такое есть… — пробормотала.

— Конечно. Мы как Люди в чёрном.

Я фыркнула, но улыбка тут же пропала.

— А я? Про меня вы знали? Когда я с Витой познакомилась и вообще…

— Нет! — тётя Алёна даже подскочила. — Конечно нет, что ты такое говоришь? Наша дочь привела в дом замечательную светлую девочку, мы просто не могли не принять тебя в свою семью. Это потом уже Олег заинтересовался твоей биографией, и то мы даже и не предполагали! — она тараторила, явно обиженная моими, хоть и не озвученными, сомнениями. — Олег смотрел отчёты из твоего детдома, предположил, что ты можешь быть связана с иными, — это слово она выделила. — И то!.. — голос тёти Алёны оборвался.

Дядя Олег накрыл ладонью руку жены.

— Я подумал, что есть в тебе что-то волшебное. Мы все так подумали, — он хмыкнул. — Подумал потом, что это вовсе не речевой оборот, и энергия твоя… колдовская. Проверить наверняка не мог, не тащить же тебя в лабораторию? Ты никак не проявлялась в этом плане, подумал, может в роду ведьмы были или знахарки какие. А потом этот дом… Тогда сразу на места всё стало — ты следующая хозяйка перехода.

И эти туда же…

— Это не так. Прошлая Яга вписала в наследство меня, но мы хотим найти настоящую ведьму. Она займёт полагающееся ей место, а я… я вернусь к нормальной жизни.

— Оно, может, и к лучшему, — пробормотала тётя Алёна. — Всё же это всё… опасно. И жутко.

— Я не буду лезть в это дело. Сразу это решил, потому и пустил всё на самотёк. Ты должна сама со всем разобраться. Нам, людям, дела такого рода неподвластны. История уже показала, что только хуже делаем… В общем, сама решай. Всё сама. Но если что — ты знаешь, к кому всегда можешь обратиться.

— А Тридевятое? Вы там бываете? Вообще, как вы работаете?

— Всё не расскажу. Если сложится, сама в этом всём вариться будешь.

— И бр-р, бр-р, бурлить, — хохотнула Вита, вспомнив знаменитую фразу Дядюшки Ау. Это странным образом разрядило обстановку. Все заулыбались.

— Так вот! В Тридевятое мы не ходим, кто нас туда пустит? В нашей юрисдикции только иные на территории Яви. С ними и разбираемся.

Сразу вспомнила шишигу. Значит, рано или поздно отдел дяди Олега за неё взялся бы.

— А как вы попали на эту работу?

— Как мой отец, и его отец, и его отец… Сначала Академия ФСБ, закрытый факультет работы во внештатных ситуациях. Там — кафедра международных отношений. Потом практика, практика, практика, повышение квалификации. И вот я замглавы департамента.

— Надо же… А Вита?

— Посмотрим, — Вита пожала плечами. — Не горю желанием ещё пять лет прозябать в университетских застенках.

— Я не настаиваю. У нас, конечно, династия Незабудковых, но дочь я люблю больше своей фамилии.

Я улыбнулась — что за семья!

Напряжение прошло. Чего такого страшного в том, что всё вокруг меня вдруг оказалось связано с колдовством? Ничего. Вот именно.

— Хотите в гости? С Котом поговорите, с Черепом, Навь покажу.

— Кот её всё же волшебный, — пояснила Вита родителям. То есть она предполагала, а мне не сказала. Зараза!

— А Череп? — дядя Олег крайне заинтересовался.

— Ну… он череп. Буквально. На палке такой, очень интересный человек. Был. Правда не помнит о себе ничего. Ну, это лучше один раз своими глазами увидеть, чем слушать вот так.

Стоит ли говорить, что уже через пятнадцать минут под плейлист «Песни из сказок нашего детства», мы мчались по пустым ночным дорогам в сторону Озерков.

В пути пришло сообщение от Пети:

«Ты когда домой? Забрать тебя?»

Я начинаю привыкать…

«Не, спасибо)) Уже еду»

Потом добавила, во избежание:

«Везёт дядя Олег, всё ок»

«Ладно»

— Кто пишет? — Вита с любопытством глянула в мой телефон.

— Петя. Спрашивает, как домой еду.

— Это тот милый мальчик? Сосед? — тут же активировалась тётя Алёна.

— Ты ещё его дядю не видела! — доверительно сообщила Вита. — Покруче всяких Петь.

— Ой, сравнила тёплое с мягким! — закатила глаза.

— Да? А кто из них тёплый, кто мягкий? — Вита пихнула меня плечом. — Красавчика ты отмороженным зовёшь, значит, он мягкий? Уже пощупать успела?

— Вот пытаюсь же культурно изъясняться, а! — отодвинулась от неё. — Ладно, без цензуры скажу! Сравнила жопу с пальцем!

— А кто из них кто? — не отстала Вита.

— А там разве не «хрен с пальцем» говорится? — вспомнила тётя Алёна.

— Девочки, побойтесь Бога, — воскликнул патетично дядя Олег, круто заворачивая в сторону кооператива.

Мы расхохотались, но Вита, настырная душа, наклонившись, снова спросила:

— Так кто из них кто? Если «жопа» заменила «тёплый», значит, это не про Алека, а про Петю. Не могу тогда не согласиться, та ещё жопа.

— Отвали, — пихнула её, закатив глаза. — Лучше бы ты свою дедукцию в других вещах разминала.

— В таких интереснее!

Мы заехали в кооператив, а после — на мой участок. В одну ночь забор сам переделался, и появилась большая калитка, специально для машин. Открывать её приходилось самостоятельно, и, выйдя из машины, я первым делом проверила окружающее на наличие новых трупиков. После шишиги похороны стали реже, наверное, частокол хорошо напитался. А может это из-за Алека, который развесил пару оберегов от злой нечистой на дом, чтобы больше не случалось столь неприятных и смертоносных неожиданностей.

Глянула на окна соседа — чуйка не подвела. Вон, Алек, в окошке на третьем, курит, уперевшись в подоконник локтями. Махнула ему, он в ответ кивнул. Сделав последнюю тягу, он потушил окурок и покинул оконный проём.

— Ой, так хорошо у тебя тут стало, — восхитилась тётя Алёна. — Заборчик новый. А двор! Очаровательная дорожка, и трава какая сочная. А что это за цветочки?..

— Страшно, — шепнула мне Вита. — Очень страшно, мы не знаем, что это такое… если бы мы знали, что это такое… Полагаю, возраст. Но страшно, очень страшно.

— Не подкалывай мать, — ткнула её локтем.

— «Какие цветочки! Какая травка!» — передразнила Вита. — Я не готова к тому, чтобы моя мамочка превращалась в бабку… О! Цветочки правда ничего такие!

Я фыркнула — яблоко от яблони, что называется.

— Не знаю, они тут сами выросли. И забор сам. Внутри тоже многое поменялось, стало посовременнее.

— Чудеса! — покивал дядя Олег. — Нам на втором, кажется, курсе, читали целый семестр о трёх навьих родах. Ну, Кощеи, Горынычи, Яги. Про Избу тоже говорили, но мало, особенно тогда подчеркнули, что все свойства её неизвестны.

— Да вообще странный домик, — пожала плечами. Дверь открылась, стоило коснуться ручки, даже ключ не понадобился. Лицо обдало тёплым хвойным ветерком. — Заходите.

Кот спрыгнул с печи и укоризненно на меня посмотрел.

— Я ничего не рассказывала, они сами всё знали!

— Да я понял уже, — он пошевелил усами. — Не зря же блюдце дальше окон не пошло, да, полковник Незабудков?

— А у вас и блюдце есть? Стоило догадаться, что это вы, а то сообщили — «попытка слежки», а откуда — выяснить не получилось.

Я чуть челюсть не уронила. Снова стало жутко — возможности нового мира действительно необъятны. Ведь есть же целые колдовские системы, артефакты, аналогичные нашим современным приборам, заклинания. И я не знаю об этом ровным счётом ничего.

Странный трепет пощекотал между рёбер, словно я на краю сколы, а подо мной — море. Можно прыгнуть — внизу плавают люди, другие прыгуны, — но страшно. Так страшно, что стоишь, переминаешься с ноги на ногу и смотришь вниз с восторгом, но в то же время прекрасно чувствуешь себя и без этого опасного прыжка.

— Морена? — Кот подошёл к моим ногам и ласково потёрся. — Ну чего ты?

— Да так, задумалась…

— А можно погладить? — тихо спросила тётя Алёна.

Кот натурально закатил глаза, но на полу растянулся, расставив в стороны лапки.

— Думаю, это разрешение, — пояснила.

Тётя Алёна тут же присела возле Кота и утопила ладонь в его шерсти.

— Говорящих котов я ещё не гладила.

— Ну всё, хватит, — Кот подскочил и ушёл в сторонку. Сел, обвив лапы хвостом и наградил нас зелёным взглядом.

— Я ещё с Черепом хотела всех познакомить, — призналась Коту.

— Добрый вечер! — тут же выскочил он из-за печи. Все вздрогнули, тётя Алёна даже взвизгнула, только мы с Котом остались спокойными — давно поняли, что Череп специально пугает. — Рад знакомству, Череп.

— Алёна… — первой отмерла мама Виты. — Очень приятно. Этой мой муж, Олег, — дядя Олег кивнул.

— Я Вита, — сама решила представиться подруга.

В дверь постучали.

— Это я! Можно? — крикнули Петиным голосом.

— Заходи.

Друг вошёл и сразу же пожал руку дяде Олегу.

— Рад вас видеть. Добрый вечер, — кивнул тёте Алёне.

— Марь, я бы на твоём месте проверила дом на прослушку. Только пришли, он тут как тут…

— Да Алек сказал, — ничуть не обиделся Петя. — Он последние часа два тусовался у окна, курил, весь дом провонял. Как в последний раз, чес слово!

Вита вздёрнула брови, хмыкнула, качнув головой. Не нравится мне такие загадочные звуки, но лезть с вопросами не буду — себе дороже.

— Давайте в Навь? Можем немного прогуляться. Можем же? — посмотрела на Кота.

— Пока ты владеешь переходом, ты решаешь.

— Ну, значит, пока владею, действительно нужно вам всё показать, а то кто знает, кто следующий будет.

Все промолчали, а я направилась к Двери. Она поддалась мне без всякого сопротивления, и уже на крыльце я вдруг подумала:

— Петь, спросишь у Алека? Если есть желание прогуляться, пусть приходит, раз все вместе идём.

Вита снова вздёрнула брови, в этот раз крайне показательно — чтоб я заметила, но я — тоже крайне показательно — проигнорировала её.

Петя достал телефон, и через несколько секунд заговорил:

— Алек, мы в Навь. Пойдёшь? Хорошо, ждём. Выключи по-братски телек у меня. Да. И ветровку захвати. Давай. Спасибо.

У меня был свой интерес в том, чтобы инквизитор пошёл с нами. Из-за истории с шишигой я вообще в Навь после заката одна не совалась. Кот, конечно, особенный, но всё же с ним тоже боязно, как и с Петей, а вот с Алеком… С ним спокойнее как-то. У него и штучки волшебные всегда при себе, и опыт есть, и знания.

Алек был у нас через минуту, принеся с собой обещанную ветровку и уже привычное табачно-парфюмное амбре. К счастью, я была довольно далеко, ещё и на свежем навьем воздухе, иначе бы задохнулась. Остальные этот аромат и вовсе не замечали, мне, видимо, одной он казался просто невыносимым. Впрочем, какой Алек, такой и…

Ладно, я предвзята. Если не считать непомерное эго, чувство собственной важности, периодический нарциссизм, тяжёлый парфюм и вездесущее высокомерие — может он и не прямо такой ужасный. Вон, возится с нами, «детишками». Жаль только, что не считать эти, несомненно, яркие черты личности инквизитора никак не выходит.

Хотя, кому жаль? Мне, в общем-то, не жаль.

Погрузившись в идиотские размышления, я не заметила, как Алек и дядя Олег удивились друг другу. Они оба «окнули», что прошло мимо моего внимания, а вот на протянутые для рукопожатия руки я смотрела пристально и с интересом.

— Не ожидал вас тут увидеть, — сказал Алек.

— А уж я-то. Не думал, что вы в родстве. А почему мы не знаем?

— Наши структуры тоже хорошо работают.

— Не спорю. И всё же? Почему не в реестре?

— Алексей вышел из дел, с Ковеном не сотрудничает и семью покинул.

Только сейчас, на чинно проговоренном Алеком «Алексее», я поняла, о чём эти двое говорят. Получается, дядя Олег и не догадывался, что эти Минины, мои соседи (я уверена — то, что они Минины, глава Незабудковых узнал), и Минины, сотрудники Ковена, — родственники. Странно только, что он не провёл параллели между Алексеем Никоновичем Мининым, отцом Пети, и Верховным главой Ковена Никоном, фамилия которого тоже общеизвестна. Ну или хотя бы с Алеком Никоновичем Мининым, с которым, оказывается, знаком. Видимо, не глубоко копал.

— Это же, получается, и у нас подчистили, — дядя Олег хмуро почесал подбородок.

Алек только плечами пожал.

Так, длиннорукий Ковен и в ФСБ-шные архивы залез. Главная правительственная структура колдовского мира начинает обрастать не самыми пушистыми деталями.

Что ж, думаю, мужчины закончили свою сугубо профессиональную беседу. Тогда…

— В путь! — провозгласила торжественно и спрыгнула в высокую траву.

Сказ двадцать третий. Сомнение об одном, а всему проходу не даёт

От Нави Незабудковы были в восторге. Буквально про всё они спрашивали: «А это просто, или…»

— А это просто дерево? Такое необычное! Точно волшебное! Обычное? Ну ладно… А это? Не видела таких цветов раньше. Крапива цветущая? Ну ладно… А это что, птица Гамаюн? В смысле просто ворона? Большая такая… Ну ладно…

Когда мы подошли к озеру, они были одновременно и в восторге, и полны разочарования. Даже уже не спрашивали ничего — просто, не просто. Но вот когда Водяной на поверхность вылез — визгу было!.. Даже дядя Олег не сдержался.

Потом и с котом Степаном познакомились, тётя Алёна сразу же спросила про Пушкина — иногда мы с ней очень похожи.

Шли мы парочками в основном: дядя Олег переговаривался с дядей Алеком, Петя веселил тётю Алёну, отчего она беспрерывно хихикала, я же шла под ручку с Витой.

Белки, можно сказать, с нами гуляли, только ни слова не проронили — не доверяли людям. Я не наставила, не хотят — не надо. Хотя, когда перед нами вдруг появился Волк, я подумала, что белки заразы — самые настоящие. Они ведь точно знали, что встретим его, могли бы хоть предупредить!

Но не предупредили.

Визг, крики, шокированный Волк с какими-то красными пятнами на шерсти…

Дядя Олег могучим жестом задвинула нас к себе за спину, Петя прикрыл с другого бока, а Алек выскочил вперёд, держа на вытянутой руке очередную висюльку.

Кот зашипел и запрыгнул на дерево. Волк шуганулся, с его плеча упал этюдник и разлетелся по земле красками и кистями. Его слишком белые, словно не звериные, зубы оскалились, морда сморщилась и пошла глубокими складками, он припал к земле и зарычал. Персиково-серая шерсть встала дыбом, словно иглы.

Рык перешёл в скулёж, жалобный и грозный. Волк прижался к земле щекой, потом другой, будто пытался избавиться от чего-то мешающего, тело было странно напряжено, из-под густой шерсти выглядывали обтянутые кожей гости.

Я смотрела на Волка через чужие спины в отупелом шоке, словно приклеенная к месту, не в силах даже дёрнуться.

Утонувший в боли вой разрезал моё оцепенение, я ощутила ком в горле и удушливую тошноту, солью разлившуюся во рту.

— Нет! Нет! — протиснулась вперёд, вырвалась, когда кто-то попытался остановить меня за руку, немыслимым образом оказалась возле Алека и буквально всем телом вырвала из его рук опасный медальон.

Неизвестный металл обжог руку, я выбросила его далеко в кусты, за спину Незабудковым и Пете, а сама бросилась к Волку, который притих, избавленный от страданий.

— Ему же было больно! Ты с ума сошёл? — посмотрела на Алека снизу вверх, он осоловело переводил взгляд с меня и Волка на улетевший медальон. — Волк? — погладила пушистую голову. — Ты как, Волк?

— А мы говорили! — послышалась в ветвях, отчего все, кроме меня, заозирались. — Говорили! Злые! Злые! Злые люди!

— Это белки, — проговорила тихо, продолжая гладить Волка. Он пошевелился, перевернулся грузно и открыл голубые глаза, уставившись в небо.

Алек метнулся было к нам, защитничек, но я смерила его злым взглядом.

Столького хотелось наговорить! Прямо в груди заболело от невысказанных слов, но я держалась. Это стресс. И Алек, в сущности, не виноват. Он придурок. У них там, в Ковене, видать, принято над живыми существами издеваться. Он увидел в Волке опасность и предпринял логичные в своём представлении действия. Если бы Волк был действительно опасен, и Алек не отреагировал так, как отреагировал, нас бы разодрали на мелких человечков. По всем кустам. И на деревья бы наверняка попало.

Но какой же он всё-таки… садист. Инквизитор, мать его.

— Это Волк, — посмотрела на всех обиженным взглядом. — Он тут живёт, любит рисовать. Это краска, — пояснила в ответ на испуганные взгляды. — Волк? Что ты рисовал?

— Маки, — он вздохнул, так и продолжая смотреть в небо. — Там поле такое!.. Очень красиво!

— Верю. Как себя чувствуешь? Ничего не болит?

— Нет. Испугался больше. Знаете, госпожа ведьма, это было похоже на первый оборот. Я бы, наверное, даже попросил повторить…

— Уж не надо, — фыркнула. — Обернёшься ещё. Не раз.

— Да кто его знает…

— Надежда умирает последней, — заметила. — Вставай, хватит валяться. И вы, — посмотрела на остальных, — надо помочь тут всё собрать. Волк, ты прости их, они первый раз таких крупных волков видят.

— Понимаю, понимаю. Деревенские, вон, раз в неделю меня точно наблюдать могу, а всё туда же…

— Люди, — вздохнула патетично.

— Вот-вот, — хором ответил Волк и белки с дерева.

— Чего вы смотрите, собирайте давайте! Вит, глянь в кустах алекову висюльку. Привела, называется, на свою голову! Дикие вы все какие-то. Хорошо хоть в Водяного ничем не тыкал, — наградила Алека многозначительным взглядом. — Он бы потом от такого позора не отмылся. Чем это ты вообще?

— Заговоренным серебром.

— А меня чего обожгло? Премерзкая штука!

— Обожгло? — Алек поймал мою руку, помог встать и посмотрел на ладонь. Потом на другую. Выдохнул. — Следов нет. Оно не должно так действовать, будь ты хоть сто раз ведьмой. Да и на этого… Волка. Просто отпугнуть.

— «Этого», — передразнила уничижительно и вырвала руку.

— Я отправлю запрос в Ковен. Возможно, бракованная партия.

— Или очень даже не бракованная, — протянул Кот и спрыгнул с дерева. — Очень даже исправная.

Алек с непониманием на него посмотрел, но Кот внести ясность не пожелал, поднял пушистый хвост и пошёл собирать разлетевшиеся кисточки. Брал в пасть по одной, трусил до раскрытого этюдника, и за новой.

С Волком попрощались, но гулять дальше настроения не было никакого, Алек вообще загруженным выглядел. Во мне даже пошевелилось что-то похожее на жалость: он, кажется, и представить себе не мог, что его железяка там на Волка повлияет. Или я придумываю, и вовсе Алек не загруженный? Точнее не по этому поводу. Скорее уж он переживает, что амулет его как-то не так подействовал, чем о том, что несправедливо обидел кого-то.

Незабудковы планировали уехать уже послезавтра. Я не хотела рассказывать им о своих планах — они едут на отдых, а моё путешествие в Царство Кощеево для них — лишние тревоги. Проблема была в том, что связи в Нави нет, а пропасть из зоны доступа на неопределённое время нельзя — это вызовет ещё больше переживаний.

Вопрос решил Алек, поковырявшись пару минут в моём телефоне.

— Колдонет работает даже в космосе, — он вернул мне телефон. — Сеть-то одна — Силоток.

— Вау… — только и оставалось сказать. Петя же молча протянул свой телефон.

В общем, с этим решили.

— А мы что-то придумали с пакетами и мусором? Нельзя же в Нави это всё оставлять… — вспомнила другую проблему.

Мусора от нас должно получиться немало: путь — несколько дней точно, а Навья еда для нас — яд. Минины вроде как заказали консервов, какие-то снеки сушёные, всякого по мелочи. С питьём сложнее: пить всем надо, а тащить несколько литров каждому — тяжело.

— Всё в порядке, мусор будем скидывать в сумку, и основной запас еды — туда же. При себе еды и воды на день, на всякий случай.

— Сумку? — с непониманием посмотрела на Алека, а потом едва не хлопнула себя по лбу. Точно, бездонная сумка. Всё никак не привыкну к этим колдовским штучкам.

— Ты слишком паникуешь, мы же уже всё собрали, — Петя забрал у Алека свой телефон.

И правда собрали. Неловко признавать, но все покупки были за счёт Мининых. Я честно сопротивлялась, но ничего поделать не могла — походный опыт у меня нулевой, самостоятельно что-то не купить — всё под их присмотром. Зато основная часть артефактов — из моего имущества. Точнее из имущества Яги, но можно считать это моим вкладом. Особенную важность для нас представлял клубочек и блюдце — то самое, которое по мультику «Баба-Яга против!» Оно тоже оказалось колдовским, маленькая копия того, что висело на стене.

К вечеру накатила страшная усталость, и я, всех выгнав, пошла спать. Завтра я обещала прогуляться с Витой, на прощание, а послезавтра, рано-рано утром, мы выйдем в Навь.

Несмотря на взволнованность перед предстоящим путешествием, спала сладко и уютно. Кот урчал под боком, а Изба мерно дышала тёплыми стенами, убаюкивая.

*****

С Витой традиционно прощались в китайщине — сегодня успевали на комплексный обед и по такому случаю я планировала взять десерт. Наверное, фрукты в карамели.

С этими приятными мыслями шла по подземке, но у выхода к Нарвским воротам замерла. Вспомнилась та компания выпускников — они точно поднялись к воротам, но потом их там не оказалось.

Развернулась и быстренько поднялась по гранитной лестнице. На парапете сидела компания подростков, а парочка пенсионеров стояли у самых ворот и фотографировали статуи витязей. Женщина в кислотно-оранжевой жилетке ковырялась в клумбе, высаживая отцветшие тюльпаны.

Ничего не говорило о том, что с этим местом что-то не так. Но всё же… Что-то щекотало под кожей. Чувство сродни тому, что бывает перед сном, когда ты очень устал и лёг, наконец, в постель, а сон не идёт, и кровь бежит по венам, и хочется бежать куда-то, ноги дёргаются, сердце о чём-то толдычит.

Тревожное чувство, неприятно, если хочется спать. А сейчас… сейчас непонятно — приятное это чувство, или нет. Не мешает, но щекочется. Странно. И природа этого чувства непонятна.

Я подошла к самой арке, встав между двумя витязями. Они оба смотрели на меня, протянув каждый свой лавровый венок. А над самой головой вздыбилась шестёрка коней, и кажется, что они вот-вот слетят с этой вершины прямо на меня, утягивая за собой колесницу.

От неудобной позы голова немного закружилась, я снова посмотрела вперёд, разминая затёкшую шею. Перед глазами заплясали блики, похожие на разноцветных головастиков, плескающихся на поверхности воды. Проморгалась. Марево пропало.

— Эй! — меня хлопнули по плечам, я вздыбилась не хуже тех самых коней и резко обернулась. — Чего стоишь?

— Вита блин! — сделала страшные глаза. — Я чуть копыта… — глянула на опасно нависающих коней. — Чуть не померла.

— Пошли! Я смерть как есть хочу!

Она взяла меня под руку и потащила в подземку. Я в последний раз обернулась на ворота, огромные и величественные, и тяжело вздохнула. Волшебства не существует, если они — обычные. Они точно — сто процентов! — какие-то особенные. И те студенты, они же пропали тогда! Понять бы ещё, как…

Помещение ресторана встретило нас приятной прохладой и ароматом специй. У самого входа в огромном аквариуме снова поменялись декорации — не уверена, но, кажется, их меняют каждый месяц. Пёстрые рыбки всё те же — сом, рыженькая, с длинным хвостом, несколько рыбок-клоунов, какие-то полупрозрачные, а ещё плоские, треугольные. А вот галька другая — в прошлый раз была зелёная, сегодня — белая с редкими фиолетовыми и синими вкраплениями. И домик другой, китайский, с искусно вылитыми из стекла красными фонариками.

— Эй, не залипай! — Вита небольно щипнула меня. — О, прикольный домик! — она постучала по стеклу, привлекая рыбок, и быстренько прошла дальше в зал.

Во мне вдруг проснулся созирцатель и я словно в первый раз рассматривала помещение. Полутёмное, с полками под самым потолком, заполненными книгами, с китайскими бумажными фонарями, свисающими по центру зала, гирляндами на окнах, деревянными столиками и плетёными перегородками у крайних мест.

— Ты какая-то сегодня подвисающая, — заметила Вита и позвала официанта. — Что-то случилось?

— Добрый день. Вы готовы сделать заказ?

— Да. Два комплексных обеда… Ты же комплексный? — я кивнула. — С чаем. В одном рис с курицей, в другом — морепродукты. Ты ещё что-то будешь?

— Да, фрукты в глазури.

— Их нет сегодня, к сожалению.

Эти слова отозвались во мне неприятной тревогой, и я вдруг поняла, что в целом чувствую себя неспокойно. Завтрашний день висит надо мной заточенным топором. Даже нет, в сочетании с неизвестностью — самой настоящей гильотиной.

Видимо, что-то такое отразилось на моём лице, что официант тут же добавил:

— Я спрошу на кухне, может, есть какая-то альтернатива?

— Да, хорошо, — неловко улыбнулась.

— На этом всё?

— Да, спасибо…

— Тогда я сейчас уточню и вернусь к вам.

— Ну, что такое? — Вита положила поверх моей руки свою.

— Да ничего, в сущности… — я опёрлась о другую руку и принялась рассматривать подругу. Сегодня она была не накрашена. Точнее накрашена, но совершенно незаметно. Тронутые румянами щёки делали её лицо задорным и невинным, а хайлайтер заострял и без того острый и курносый нос.

— Ты меня не беси, — пригрозила она, нахмурив брови. О, эти брови столького в жизни натерпелись — и сбривались, и выщипывались, и рисовались, и обесцвечивались. И неизменно Вита выглядела с ними — даже отсутствующими — чудом как хорошо. Подружка вообще профессионалка в этом плане, даже самые неудачные эксперименты работают на неё — вот где настоящее волшебство. — Я тебя сейчас ударю.

— Не бей, — сказала уныло. — Просто всё очень странно. И вот сегодня я поняла, насколько. И давит словно. И…

— И уходить не хочется? — проницательные голубые глаза разом расставили все точки. Совершенно без контекста, не погружаясь в тему, Вита просто и чётко обозначила мою главную проблему — уходить не хочется. — Не уходи тогда. Ты ведь уже привыкла. И к дому, и к Коту, и к соседям своим сексуально-ненормальным.

Усмехнулась. Умеет же она подобрать эпитет!

— А вдруг не справлюсь?

— Тогда и будешь переживать.

Минимум слов. Но как много мы обсудили.

— Мне тебя не хватало, — призналась. — И, честно, будет не хватать.

— Могу не уезжать.

— Нет. Уезжай. Дядя Олег прав, я сама должна. Всё сама.

— Прав, конечно. И ты справишься. И какой бы путь ты ни выбрала, я с тобой буду. Даже если останешься в этом доме, смиришься уже наконец со своим предназначением… — я посмотрела на неё несколько обиженно. — Даже не спорь! Дураку ясно, что не просто так это всё именно с тобой происходит. Одна ты сопротивляешься. Но ты в своём праве, я напомню, — она погладила мою руку. — И не обязана этому самому предназначению следовать. И наплевать на всё можешь, у меня дома для тебя всегда комната найдётся, — и добавила быстро, пока я не возмутилась, — на время! Пока не разберёшься с жильём и работой. В общем, любой твой выбор я приму. Но ты сама должна понять и выбрать то, чего тебе на самом деле хочется. Не приуменьшая свою значимость. Закопав синдром самозванца. Здраво оценить ситуацию и понять, что ты на своём месте и прекрасно подходишь для отведённой тебе роли. Ты самая волшебная, честно!

— Ой-ой-ой, — шутливо закатила глаза, чувствуя на деле страшную неловкость. И снова обо мне думают лучше, чем я есть на самом деле. И верят в меня так искренне, хотя вера ни на чём не держится.

— Так что, дорогуша, выбирай. Сама. Объективно. И если ты выберешь наиболее правильный исход, — она хитро улыбнулась, — тебе, вероятно, придётся учиться, узнавать много чего нового. И в таком случае я поддержу тебя и тоже пойду учиться. Хорошо? Никакое волшебство нас не разделит. Будем вдвоём студенточками, снова, только в этот раз в разных универах.

Фыркнула. Вита нарисовала сказочную картину, в которую, честно сказать, совершенно не верится.

Хотя, ещё честнее, верить хочется. И хочется, и колется… Страшно. Снова понадеюсь, и снова мне не найдётся места в сказке. Плавали уже.

— Я уточнил, на кухне сказали, смогут сделать, но немного в других пропорциях. Клубники мало, буквально пару ягод, остальное виноград. Подойдёт?

— Подойдёт, — улыбнулась официанту. Тревожность отступила, хотя сомнения никуда не делись. Но о проблемах надо думать по мере их поступления, и завтра — не верится! — я, в компании Кота, Черепа, соседа и инквизитора, отправлюсь в царство Кощеево искать ответы на свои вопросы.

*****

Уход пришлось планировать тщательно. Странно будет, если мы все вдруг зайдём в дом и пропадём без вести. Поэтому Минины «уехали к родителям Пети на пару недель», а я «буду жить у подруги какое-то время, присматривать за её питомцами». Именно это мы, конечно же в разное время, наплели сторожам.

Минины со спортивными сумками наперевес для вида покинули кооператив ещё затемно, а я, с переноской и рюкзаком, выходила только сейчас.

— Дядь Серёж? — заглянула в сторожку. Дядя Серёжа дремал, сидя на стуле у маленького бормочущего телевизора. Только я заглянула, он тут же открыл глаза, поёжившись. — О, простите. Коли нету?

— У него пару дней выходных, уехал с семьёй повидаться, каждый месяц так, — дядя Серёжа широко зевнул, показывая золотые коронки.

— А-а, понятно… — покивала. — Да, я, в общем, чего зашла. Если что — пишите мне в соцсетях, боюсь, связи не будет, там высотка такая, что периодически не ловит, — какая я врунья. — Если кто будет приходить, интересоваться, скажите, через пару недель вернусь, но вообще никто не должен. Но если вдруг… Ну, вы там запомните, кто это, может, контактики спросите или мои дайте. Мало ли.

— Вы не переживайте, Марина, решим. Не первый раз хозяева дом оставляют. Вон, Минины тоже уехали, пол кооператива пустует.

— Да? — сделала удивлённое лицо. — Ой, а они куда? На отдых?

— Да вот, говорят, тоже на пару недель, к Елене Степановне и Алексею Никоновичу.

— Понятно… Ну, хорошего им отдыха. И вы тоже — не перерабатывайте, — я сняла рюкзак и вытащила коробку шоколадных конфет, — это вам к чаю. А то сидите тут, небось, вкусного хочется. Тем более без Коли и в магазин особо не сбегать.

— Ой, спасибо, Мореночка! Как раз такие люблю.

— Всё, до встречи! Я побежала!

— До свидания, до свидания!

Ускорилась — Минины должны ждать у остановки.

На улице было приятно — раннее утро, почти шесть, выходной, пустота и тишина. Кажется, должен пойти дождь, но пока что только переменная облачность. Благодать.

— Привет, — неловко махнула мужчинам. Они сидели на остановке, оба уткнувшись в телефоны.

— Пять сек, — бросил Петя. — Поставь пока вещи, я возьму потом. Не таскай. — Он быстро перебирал пальцами и шевелил локтями, Алек выглядел менее экспрессивным: сидел прямо, прижав локти к туловищу, что-то тыкал в телефоне, совершенно не меняясь в лице.

— Чёрт! — воскликнул Петя и уставился на дядю. Тот без слов заблокировал телефон и, встав, убрал в карман. — Задрот!

— Это семейное, — Алек забрал из моих рук переноску. Кот издал недовольные звуки: несмотря на то, что поблизости никого не было, он не собирался нарушать конспирацию.

Нетрудно догадаться, что эти двое играли в какую-то игру. И ладно Петя, но Алек-то куда? Он точно не выглядит как человек, часами проводящий за шутерами. А вот, поди ж, и Петю обыграл — на раз-два, судя по всему. Хотя, может, у Алека свойство такое — быть во всём лучшим. Подходит его характеру.

— Сейчас мы обойдём кооператив, зайдём со стороны кладбища. Вот, — он снял небольшой медальон и одной рукой накинул его мне на шею. Потом так же, не спрашивая, поправил косу, вытащив её из-под шнурка. — Это отвод глаз. Мы с Петрушкой надели уже.

— Да? Я вас сразу увидела…

— Потому что ты знала, что мы ждём тебя на остановке. Колдовство-колдовством, но никакой амулет шапку-невидимку не заменит.

— И такое есть? — Алек наградил меня снисходительным взглядом. Ну да, пора привыкнуть, что «всякое» есть. Вон, одна только подвальная коллекция чего стоит.

— Идёмте, — он, не дожидаясь ответа, длинноногим шагом пошёл в сторону Спасо-Парголовской церкви. Мы — за ним.

Пробраться обратно в дом оказалось совсем несложно. Точнее даже не так — мы не пробирались, мы просто прошли по кладбищу, затем, преодолев небольшой лесок, оказались у моего заборчика. Тут же в ровном ряду деревяшек появилась щель, и часть забора отворилась на манер калитки. Я немного постояла, наблюдая за этим странным явлением, но не стала заморачиваться — домик что угодно отрастить может, не то, что дверь, я уже обратила внимание. И забор как хочешь поменяет, и стены, и мебель, и сам участок. Колдовство!

В дом зашла быстро, и других подгоняла, хотя смысла в этом никакого — в нашей части кооператива свидетелей не бывает.

— Выпускайте, — тут же раздражённо сказал Кот, и Алек без слов открыл переноску. — Как унизительно! Как… Фу!

— Да ладно тебе, — я скинула рюкзак, — очень даже по-царски. Сидишь себе, тебя всюду таскают, а ты и лапок не запачкаешь.

— Да пёс с ней, с переноской! Я не про её, я про… — Кот не договорил, но и так всё понятно было — чтоб сам Кот, настоящий фамильяр, да ещё и ягиный, да инквизитором таскался.

— Так, — Петя протянул мне большой походный рюкзак и помог надеть его, застегнув все ремешки, — давайте без лишних разговоров. Мы уже на полчаса отстаём.

— Ой, да ладно тебе, — когда что-то интересное на носу, Петя прямо в Алека превращается — противный педант. — Деревенские никуда не денутся. Уверена, мы у них ещё зависнем.

— Витя сказал, подготовили всё, что нужно, — Кот уже лежал на печи, периодически вылизывая заднюю лапу, и за нашей суетой наблюдал с истинно кошачьим высокомерием. — Просто переоденетесь и дальше в путь.

— Мыться в лужах, — хныкнула тихо, в очередной раз вспомнив, что никаких ванных комнат и даже туалетных будок нам не светит. Вот же жизнь неандертальская! С волосами можно будет прощаться…

— Ничего-ничего, полезно будет, — по-учительски проговорил Кот. — А то неженки какие!

— В Нави вода чистая, — отметил Алек. Он внимательно изучал связку амулетов, проверяя, всё ли взял. — Почище, чем из местных труб капает. Холодная, но сейчас лето, не проблема. Не переживай.

Он поднял на меня глаза, и я вздрогнула. Хорошо хоть не отвернулась, а то совсем по-идиотски бы выглядела. И надо было мне на него так пялиться…

— Всё на месте? — мой вопрос прозвучал как оправдание. Ну-я-честно-не-пялилась-просто-зависла-правда. Надумает ещё себе, а ведь у него и без того эго раздутое.

— На месте. Выходим.

Вздохнула. Перехватила рюкзак за лямки на манер первоклашки.

— Что-то забыла… — пробормотала, и чуть не хлопнула себя по лбу. — Череп!

— Чёрт, — хохотнул Петя и оглянулся. — Где он?

— Да спит, утро же. Он по ночам только бодрствует.

Вот надо же! Если бы забыла про него, пришлось бы возвращаться!

Пошла в чулан, взяла спящего Черепа и снова встала у Двери.

— Вот теперь — в путь!

В Нави погода была такой же. Небо то смурнело, то выглядывало солнце, но Кот, предвещая дождь, недовольно пофыркивал. Оно и понятно, я вот и без дождя не ахти какой путешественник, а тут ещё и природа препятствия создаёт.

Ну, может, обойдётся ещё. Ветерок тучки сдует, и пойдём мы прямым путём — не по жаре, не по холоду.

Страшно. Как всегда, в общем-то, но оправданно, я думаю. Вот мы только до деревни дошли, а я уже подустала. Как такой длинный путь преодолеть? Ещё и непонятно, сколько точно придётся идти, — это угнетает.

Главное, конечно, панику не разводить и мотивацию не терять. Трусость фраера сгубила! Или там жадность? А, без разницы! Многих, в общем, сгубила. Струшу сейчас — потом полжизни расхлёбывать, тем более сдаваться ещё до начала испытания… Я же хочу, чтобы жизнь моя лучше стала, тогда и привычки менять надо. Не отступать, не поддаваться течению — идти напролом к своей цели, пусть цель и неточная.

И вообще, я же не одна. Хотя от этого тоже проблем немало: была б одна, так бы и прожила в своём маленьком одиноком мире, привычном в своей безысходности и монотонности. Тоже, между прочим, своего рода удовольствие — приятно знать, что ждёт завтра. И никаких стрессов.

Радостей, правда, тоже особо никаких, но это уже второстепенно.

Всё, хватит думать, а то додумаюсь на свою голову…

Деревня бурлила и кипела. Почти в каждом дворе стояла огромная лохань с шапкой мыльной пены и туманом пара вокруг. Кое у кого эти лохани были поменьше, чугунные — их подвешивали на костре и что-то там вываривали.

— Постирочный день, — пояснил Кот. — Главное, чтоб в озеро потом всю свою муть не сливали. Хотя, не донесут, прямо на дороги выльют. Перед дождём, оно, видимо, и без разницы — так и так землю размоет.

— О, ЛюбСтепанна! — довольно помахала красной тётке. Она меня проигнорировала: избивала прибитый к ветке — за углы — ковёр, показывая нехилые такие способности. Знатно выкручивалась: прыжок — хрясь — пыль — хрясь — песок — хрясь — с ноги с боку через спину и в воздухе пару оборотов — хрясь. Теперь ясно, чего Витька от неё бегает — такая не то, что витязю, Горынычу шею свернёт, аки цыплёнку.

А вот и Витька. Стоит с другой стороны дороги, тоже за битвой с ковром наблюдает — бледный такой, будто отравился и третий день не ест, не пьёт, а только худеет самым неприятным из способов. Бедняга. Вспомнилось сразу, что и при мне Витьке от Степановны прилетало — она его полотенцем огрела, а мне тогда даже смешно стало. Теперь, думается, может, она ему и сломала тогда чего, с такими-то умениями.

Хрясь — хлобысть — шлёп! Тут и йоко гэри, и хэйко-тсуки и всё, что хочешь. Главное, нет бы как все люди — выбивалкой выбивать, нет, эта женщина голыми руками. И что-то ещё приговаривает так, с душой прямо, не слышно, конечно, но и без того понятно — проклятия какие-то.

— Тут налицо проблемы с гневом, — хмыкнул Петя. Он про Степановну знал, и про племянницу её, ту, что цветочки по полям собирает, и про другие подробности — эта сплетница у другой сплетницы всё в деталях вызнала. Ну, у меня то есть. — Смотри на Витьку.

— Вижу. Жалко его даже как-то.

— Да если он с этой, как её… Ну? — Петя пихнул меня.

— С кем?

— Ну с кем он там по полям разлёживается?

— А, с Варварой.

— Да, вот, с Варварой всё не расстанется, несмотря на эту вот… Не знаю, как охарактеризовать даже.

Он замолчал. Взгляды наши были прикованы к Любови Степановне, а та всё продолжала разрушать законы физики.

— Ну в общем, да. Чувства там, очевидно, сильные. Любовь — искренняя и бесстрашная.

Покивала многозначительно. Как есть любовь. А иначе чего это Витька тут шастает? У него дом, между прочим, в центре, рядом со старостовским — они в энном родстве состоят. Хотя, я думаю, тут все в таком родстве, но именно Витька в соседях, видимо, поближе родственник будет.

— Не теряемся, — Алек пошёл вперёд. Вот же! Между прочим, с нами наблюдал, а теперь вид делает, будто и не при делах.

— Ой! — воскликнул Череп, проснувшись, а я так испугалась, что чуть не уронила его. Уронила вообще-то, но Петя подхватил. — А мы где? А… — черепушка на палке перекрутилась на триста шестьдесят градусов. — Вижу. Пошли уже, что ли? Я и не заметил. Ну…

И он засопел. Зачем просыпался — непонятно.

— Вы ворон ловить прекращайте, — сказал Кот со степановского забора. — Вон, витязь на месте, берём под ручонки и в старостин дом. А то тут прямо чувств и лишится, зазнобу свою высматривая.

— Пошли, — вздохнула. Чего уже оттягивать. Сейчас, вот, переоденемся в местные тряпки, клубочек запустим — и всё, назад уже не повернём.

Витя заметил нас только тогда, когда мы вплотную подошли. Оторвал взгляд от Степанны, вздрогнул.

— Вы как это тут?.. От — колдовство-о, — он покачал головой. — Пойдёмте, подготовили всё. Как и просили, без бабьих нарядов, три мужских и пара сменок.

— Озеро почистили? — вот честно, не специально. Просто как-то само собой выходит — хозяйку из себя строить. Вижу эти лица наглые, сразу настрой такой деловой, активности хочется, суеты навести, побесить немножко.

— Чистим, чистим, госпожа ведьма.

— Вернусь — проверю.

— Ждать будем. Очень.

Вот же, даже не скрывается: надеется, что путешествие моё — одностороннее.

А вот Иннокий нас встретил с искренней радостью, чаю предложил, побледнел, вспомнив, что нам нельзя. Засмущался, посетовал на забывчивость, начал убеждать, что смерти нам не желает. Повздыхал. Вообще хороший дядечка. За деревню радеет, но вот под влияние чужое попадает очень просто, как только во главе встал? Может, потому что добрый, людей к себе располагает, не знаю уж.

Одёжку он нам вынес на вытянутых руках. Очень гордый, сказал, жена и дочки всё утро выминали, чтоб нам «помяхше было».

«Помяхше» не было. Жёсткая и неприятная ткань. Витя сказал, на теле размягчится быстро, это первое время ткань такая, после стирки, потом — «как кошечка». Верилось с трудом, но ничего всё равно не остаётся. Не расхаживать же по Нави в современной одежде? Нам лишние проблемы не нужны. Вон, даже рюкзаки наши — и те под местные цвета, серо-зелёные, тусклые, ткань на крапивную очень похожа. Хотя, конечно, мы всё равно колоритные — один Череп чего стоит. Ну да и ладно, где наша не пропадала?

Вот быстренько навестим Кощея, порешаем вопросики — и заживём! Может, нам там сразу новую ведьму и выдадут, мы тогда уже в пути ей мозги промоем, что да как надо, чтоб хорошо вышло. Тогда и мне, может, не придётся прямо так от этой жизни отказываться — вдруг, сдружимся. И в Навь она меня водить будет, с Миниными, и с Котом будем видеться…

Хорошо всё будет. Не обязательно же от чего-то отказываться в этой жизни, так ведь? Правда, может не зря говорят, что на двух стульях не усидишь?

Что ж, жизнь покажет.

Сказ двадцать четвёртый. Дорога — от села до села, а по всей земле повела

Первый ночлег помню слабо. Вытащила из рюкзака палатку, отстегнула, как учили, ремешки — она и разложилась. Одноместная, но вполне комфортная — как раз мне по росту. Парням, вот, ноги придётся подгибать.

Развернула коврик, сунула в палатку, кинула спальный мешок — жарко, вряд ли застёгиваться буду, но так комфортнее.

Следом, уже совсем засыпая, кинула плед — на всякий, запрыскала всё средством против разной живности, положила у изголовья алековские амулеты — две штуки, не знаю, для чего конкретно. Села на пенёчек — надо, чтоб проветрилось немного. Зевнула.

Парни там чего-то с огнём решали, они не так устали, как я, о еде ещё могли думать. Я вот, ни о чём, кроме…

Проснулась от ощущения сырости — то ли я вспотела, то ли роса через палатку проникла. Ещё и прохладно утром, прямо мерзенько. Кот сопит под боком, чувствую на коже его чуть влажное дыхание, едва урчит. Умиротворяюще.

Осторожно сдвинув Кота и погладив его хорошенько, чтобы он разомлел и не проснулся, принялась выползать из палатки. Сначала дотянуться до двери и осторожно, едва слышно, открыть молнию. Высунуть ноги, их сразу — в тканевые кроссовко-тапки. Преодолевать такой путь в лаптях, сапогах и что там ещё местные носят, мы не решились.

Уже рассвело. Это и из палатки было понятно, но снаружи солнце так и светит, даже щуриться приходится, и деревья не спасают. Птицы поют, цикады, прямо уши режет, если сосредоточиться на звуке. Впрочем, за делами он быстро превращается в нудный фон, на который почти не обращаешь внимания. Вон, вчера под этот аккомпанемент весь день проходила, даже голова не разболелась.

Оглянулась. Череп воткнут в землю у ближайшего дерева. Парни спят, высунув ноги из палаток — и не страшно им, рисковые. Ладно дома из-под одеяла ногу высунуть — и то это очень смело, — а тут ведь страшилки пострашнее подкроватных монстров, а серенький волчок не только за бочок схватить может.

Ну, вроде ноги четыре, значит, этой ночью без приключений обошлось.

Встала, потянулась, попрыгала. Так хорошо поспала, будто и не на улице, ещё и не болит ничего — и правда в сказку попала. Поесть бы теперь…

Как таковой костёр парни не разжигали. Прорубили пенёк почти до конца на шесть долей, в получившиеся трещины напихали всякого, сверху кастрюльку — чем не плита. Эти двое к походу знатно готовились, кучу видео пересмотрели и в теории, наверное, могли нас и из-под лавины вытащить. Я обычно читала, когда они шарили «Ютуб». Почему у меня дома, когда свой напротив — это у них спросить надо. В любом случае, слушая краем уха, я что-то, да и запомнила. Например, если вас завалило снегом, плюньте — слюна поползёт к земле. Тогда рыть надо в противоположную сторону.

Вся передёрнулась, представив такую ситуацию. К счастью, подобное приключение нам не светит — лето, и мы не на Эверест замахнулись. Так, всего лишь на Тридевятое Царство.

Открыла кастрюльку. Там сиротливо жался ко дну плотный комок макарон с тушёнкой. Есть, не есть? Как-то подогреть надо, что ли. И чайник бы…

Чайник стоял возле пенька, почерневший по бокам и ледяной. Тут же, в контейнере, лежало всё необходимое — сахар, пакетики чая, какие-то печенья.

Заботливые. Всё подготовили.

С благодарностью обернулась на торчащие ноги, вздохнула. Кажется, в данную секунду, несмотря на сырость, житие в лесу и длительный поход впереди, я очень счастлива. Как будто бы даже нравится. Главное, вслух не сказать, а то сглажу.

Зажигалка с длинным носиком и таблетки для розжига, плотно замотанные от сырости, лежали тут же. Чувствуя себя самым настоящим самостоятельным походником, убрала кастрюлю с пенька, поломала через пакет таблетку, засыпала получившиеся куски в середину пня и кое-где по краям. Сверху, во все щели, пропихнула скрученную газету, у нас её целая тонна в бездонной сумке.

Щёлк — и язычок пламени лизнул бумагу. Та тут же вспыхнула, захватывая соседок, поднялся дымок и запах гари. Посидела, последила, чтоб не потухло и жар коснулся сухого горючего.

Вроде разгорелось. Подлила воды в макароны и поставила на огонь. Кушать-кушать-кушать.

Эх, как хорошо было в этим минуты. Потом проснулись остальные, мы поели, умылись, собрались и дальше пошли.

Как уснула снова не помнила. И на третий день. Третий день вообще весь из памяти выпал — деревья, деревья, деревья, тихие разговоры ни о чём и обо всём на свете, переписка с Витой на привале. Ночь без снов. Снова день. Новый, даже как будто полегче предыдущих: и идти было веселее, и дорога ровнее казалась, клубочек никуда не торопился.

Начало темнеть.

— Давайте тут остановимся, — Алек осмотрелся. Небольшое пространство, густо окружённое деревьями, даже полянкой не назвать. Выбирать не приходится, мы в такой глуши, что не всегда между деревьями пройти можно — приходится искать обходные пути или, в крайнем случае, подрезать ветки.

— Фью, — я тут же села на землю. Не страшно, что грязно: к чему только моя попа не прикладывалась за эти дни, и не всегда по плану. Пару раз падала так, будто по гололёду шли, а не по мягкой замшелой земле, и даже Череп в качестве дополнительной опоры не особо помог. — Ща помру.

— Если устала, надо было сказать, — Алек уже осматривал территорию на предмет подходящего для костерка пенька или бревна.

— Ага, если я по каждой усталости буду просить привал, мы до Кощеев никогда не доберёмся. Я надеюсь поскорее всё это закончить.

— Так невтерпёж? — Петя прекратил вытаскивать продукты из бездонной сумки и наградил меня долгим взглядом.

— Хочу уже решить со всем этим. И успокоиться.

— А я вот думаю — подольше бы мы шли. Вот так, пока ты ещё «та самая ведьма», пока никакую левую девицу нам не подсунули, пока ещё всё как раньше.

Промолчала. Интересный он человек, конечно, — хочется ему как раньше! Мне, может, тоже хочется. Чтобы как раньше без шишиг-убийц, без колдовства и инквизиторства, чинно-спокойно, на какой-нибудь работёнке пять через два с сорока часами в неделю.

— Предлагаю два варианта ужина, — словно и не говорили ни о чём до этого, сказал Петя, — гречку-с-тушёнкой или гречку с тушёнкой.

Он вытащил две банки и пакет гречки: одна банка с надписью «гречка с тушёнкой», другая — просто с «тушёнкой». Богатый выбор, однако.

— Поройся, там должно быть сушёное мясо. Тошнит уже от тушёнки, — Алек так и не нашёл нужный пень, достал топор из бездонной сумки и сигареты из своего рюкзака и пошёл вглубь леса.

Его джентельменство радовало — каждый раз, чтобы покурить, он уходил подальше. Мне даже не пришлось просить его об этом, за что большое спасибо. Просить — очень неловко. Для этого нужен особый вид смелости.

— Помочь может? — проследила, как Петя вытаскивает из сумки завёрнутый в пергаментную бумагу кусок мяса, затем чехол с ножами, доску, канистру воды, котелок.

— Сиди уж, болезная.

Уговаривать не стала. Я вообще нынче привыкла на шее сидеть — очень это удобно и приятно. И не надо быть самостоятельной и независимой: Минины сами всё сделают, всё решат.

Кот без слов забрался ко мне на руки и свернулся калачиком, Череп ещё спал, оперевшись о дерево. Он вообще много спит, хотя, казалось бы, в Нави ему должно быть достаточно Силы.

Через час, поев, мы разошлись по палаткам. Я лежала, вглядываясь в темноту над собой и слушая звуки ночной природы. Сон не шёл.

Вот дыхание Пети поменялось — уснул и засопел хрипло, будто бы чуточку храпя. Ветер подул где-то в верхушках деревьев, зашевелил кроны и зашептался. Здесь, внизу, под защитой толстых стволов, мы ветер не чувствовали совершенно.

Теперь Алек уснул. Его дыхание едва слышно, но я уже успела запомнить, что во сне его дыхание замедляется. Каждый раз, засыпая раньше всех, просыпалась я тоже раньше и какое-то время просто слушала природу, прямо как сейчас, вот и привыкла как-то. Спокойнее становится.

Череп, наоборот, проснулся — слышу, как он скачет, иногда задевая ветки. Это у него зарядка такая: «Чтоб не закостенеть,» — как он говорит.

Кот поднялся, послышался звук вылизывания, шуршание, и его мокрый нос коснулся моей щеки.

— Чего не спишь? — спросил он тихо.

— Не спится.

— Завтра ругать себя будешь, — он устроился возле шеи, положив голову мне на грудь.

— Так я же не специально. Кот, — я поджала губы, но всё же решилась спросить: — А как Яги узнают, что им нужно делать? В Избе ни одной нужной книги, да и блюдце ничего путного не сказало.

— Для того я есть, — он заурчал. — Я — память всех Яг, в этом моя миссия.

— А почему ты всё забыл?

— Так без Яги бродил. Ничего, вспомнил уже почти всё.

— А ты всех Яг учил?

— Нет, до меня другие были. Их память мне передалась.

— То есть ты только Лияну Прохоровну учил?

— Нет, до неё ещё Прасковьюшку успел.

Я прикинула, сколько это примерно лет может быть. Уж точно Кот живёт побольше, чем любой другой кот.

— А ты бессмертный?

— Нет, — он пошевелился, на секунду затихнув, и снова заурчал. — Как девять жизней свои отживу, так и попрощаемся.

Как-то неспокойно стало, спросила осторожно:

— А сейчас ты… на какой?

— На последней. В конце уже самом.

Замолчали. Я проглотила ставшую вязкой слюну, задержала дыхание — вдруг собьётся. Тогда Кот сразу догадается, что я вот-вот расплачусь. Нет уж.

Предательская слеза скользнула по щеке, прямо с той стороны, где лежал Кот. Потом ещё одна — с другой, заливаясь в ухо. И ещё одна.

Чёрт.

— И чего плачешь? Уходить же собралась, а плачешь. Так и так прощаться бы пришлось.

— Я думала, — просипела сдавленно и замолчала. Попыталась снова: — Я думала, может, получится… не расставаться.

— И как же ты себе это представляешь?

— Как-то. Может, подружимся с новой Ягой…

— Отрёкшись от наследства, ты всё забудешь.

— А почему ты раньше не сказал? — всхлипнула.

— Говорил. Ты не слушала.

Правда говорил. А я, на самом деле, слушала. Подумала ещё, что хорошо получится. Забуду всё, как страшный сон. Даже лучше — начистую, без отголосков в памяти, без щемящей тревоги. Просто отрежет, и всё — никакой тоски, никаких сожалений.

Может, оно и правда даже лучше…

— А как же ты научишь Ягу, если умрёшь скоро? — спросила как будто бы равнодушно.

— Следующий появится.

— А знания?

— Передадутся. Прямо как файлы у тебя на компьютере. Вся моя память перенесётся следующему телу. То проживёт свои девять жизней, затем — следующее тело. И так до тех пор, пока не прервётся род Ягиный, а это случится, если только Силоток угаснет.

Ничего не сказала, только вытерла слёзы рукавом. Кожу засаднило — от соли и от грубой крапивной ткани.

Кот встал, зашуршала палатка, а урчание раздалось прямо в моей голове:

— Спи, Морена.

Я тут же провалилась в сон.

*****

— Ты какая-то унылая, — Алек поравнялся со мной.

— Неделю шаголяем, тухло, — бросила, перебирая ногами. Хоть бы какое разнообразие! Хотя, вру, Петю рыбина за ногу укусила, когда он в речке плескался. Это он говорит, что за ногу, а на самом деле, конечно, за попу — если бы за ногу, он бы садился с другим выражением лица и посмелее. Но это всё! Идём себе и идём, клубочек впереди поскакивает, солнышко светит, ни дождинки — а ведь небо грозилось.

Пикнул телефон, вытащила — Вита. Уведомление о пропущенном вызове и сразу несколько сообщений, написанных несколько минут назад. Странно, только сейчас пришло.

«Ты где шастаешь? Интернет закончился?»

Нахмурилась.

«Позвонить хотела, на лицо твоё наглое глянуть, родное. Ну и фиг с тобой»

Быстро настрочила: «Сама парюсь, одна палка и «edge»((»

— Со связью что-то, наверное, — пробормотала.

— Не может быть, — тут же отрезал Алек. — От Силотока же сеть идёт, а он здесь всюду. Это у них, — он кивнул на телефон, — что-то не так.

— Наверное…

— Алек, слушай, я тут подумал, а как за Завесу попадают? — Петя притормозил, теперь мы шли практически вряд.

— С чего такие вопросы?

— Да просто интересно. Вот в Навь через Морену только попасть можно…

— Не только. У Кощеевых свои порталы, у Горынычей тоже, но переводить кого-то не из своих родов они не могут. Когда-то люди сами выстраивали сюда порталы, даже особые законы есть на этот счёт, но Силы в Яви совсем мало, на один портал может несколько лет уйти, и тот — односторонний.

— Что за законы? — заинтересовалась.

— Регламент посещения Нави. Это Ягами, насколько знаю, контролируется, они же всю Навь со своей печи наблюдают, да и Переход — их ответственность. После крещения всё и закрутилось, Ковену запретили посещать Навь без заблаговременной договорённости и в основном — только через Переход, ну или Дверь, как ты называешь.

— «Заблаговременная договорённость», — фыркнула. Закрутил он, прямо по-алековски, иначе не сказать. Если только «по-занудски», но и это всей гаммы не передаст.

— Но Завеса-то в Яви.

— В Яви. Есть несколько порталов, но знать вам о них не обязательно.

— А как вообще они работают? — отвлёкшись на беседу, едва не споткнулась. Ничего — придержали, Алек ловкий, хоть и в возрасте уже.

— Порталы по всему миру, стационарные, соединены друг с другом. У каждого портала — портальщики, они собирают плату и задают необходимые координаты. Правда, есть и те, кто самостоятельно координаты задать может, они платить не обязаны. Члены Ковена за рабочие перемещения тоже не платят, для студентов и пенсионеров скидки, для школьников. В общем…

— Бюрократия, — закончила за него.

— Она самая.

— То есть между городами можно перемещаться, не обязательно за Завесу?

— Да.

— А внутри города? Тоже можно?

— Можно.

— То есть, например, если от Нарвских к Московским телепортировать, получится?

— Получит… — Алек смирил меня возмущённым взглядом.

Я улыбнулась. Унылость как рукой сняло: а то ж, такая светлая голова! Не зря же все эти арки роскошные по городам распиханы, конечно к делу пристроили! Какие в Питере водятся? Нарвские ворота, Московские, Арка Главного штаба, на Новой Голландии тоже есть, там она, правда, над водой, но кто его знает…

— Какой хороший ум.

Сказано в никуда, но приму на свой счёт. Какое там сегодня число? Это же можно за похвалу считать? То есть сам Минин Алек Никонович расщедрился на доброе слово, и главное — не о ком-то из Мининых! Точно новый красный день календаря!

Споткнулась. Подхватили.

— А вот с координацией очевидные проблемы.

Зараза. Как есть. Ни больше, ни меньше. Минин Зараза Никонович.

Клубочек впереди подпрыгнул пару раз, привлекая внимание.

— Чего это он? — спросила Кота.

— Чёрт его знает. Споткнулся, может.

— Он клубочек, — отметила. — Чем он там спотыкается?

— Может, от тебя заразился? — хохотнул Петя. Долбанула его, дотянувшись через Алека.

— Договоришься!

Ещё пару минут клубочек катился без перебоев, потом снова подскочил. Мы напряглись. Ну, вроде, ещё катится…

Катится, катится. Начал что-то попискивать тихое, до боли знакомое. Ускорился, громче запищал. Теперь замедлился. Замер.

И пищит главное, медленно и заунывно: «Пи пи пипи пи пипи пипи пипи…»

— Мне кажется, или это…

Затрясся, запищал громче прежнего, подскочил высоко, ноту взял тоже — высокую, и резко осел. Затих.

— …Похоронный марш? — закончил Петя.

— Тебе не кажется, — Алек не отрывал взгляда от — погибшего? Усопшего? Отошедшего? Может, просто замолчавшего? Уставшего? — клубочка.

Кот подошёл к артефакту, тронул его лапкой, ещё раз. Попробовал покатить вперёд — ну, вдруг просто толчковой силы не хватает?

Клубочек признаков жизни не подавал.

— Попробуйте другой, — попросил Кот, не отрывая взгляда от нашего товарища. Иначе и не назвать — товарищ! Он всё это время нас вёл, родненький. А теперь без него как?..

Алек быстро скинул рюкзак, открыл боковой карман, вытащил клубок — почти близнеца покинувшего-этот-мир, только порыжее.

— Клубок-клубок, покатый бок, по дорожке беги и нас в путь поведи!

Клубочек упал на притоптанную нами траву. Ни бежать, ни даже катиться никуда не собирался.

Тут Петя решил свой достать, повторил процедуру — этот клубочек тоже против гравитации бороться не стал.

— С-с-су… — зашипел Петя, еле сдерживаясь.

— Ка.

Закончила с нервным весельем. Мы с Петей прекрасно друг друга дополняем.

— И ведь мы без карты. Напомните-ка мне, почему мы её не взяли? — посмотрела на своих спутников.

— Побоялись за артефакт, — Алек поджал губы. — Не зря же его под землёй хранят.

— За себя зато не побоялись, — хохотнула коротко, начала ногой притоптывать, сама того не заметив.

— Ну, такого случиться не должно было… — Кот снова тронул клубочек лапкой. Ноль реакции. — Это в целом невозможно, чтобы клубочек работать перестал. Блюдце доставай.

Достала. Блюдце у нас было только одно, я положила его на левую ладонь, правой пустила маленькое, под стать блюдцу, яблочко — блюдце этой модификации только так работало.

— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне с высоты небесной, где я нахожусь.

Блюдечко засветилось — я едва не запищала от радости и облегчения — и тут же потухло. На серебряной глади отразилась надпись: «Связи нѣтъ».

— Связи нет, — прочитала шёпотом.

— Реально нет, — Петя сунул мне под нос телефон, потом Алеку. Тот не мог поверить своим глазам, выхватил телефон племянника и начал там что-то тыкать. Таким эмоциональным я его ещё не видела: он даже зашагал, наворачивая круги.

Мы молча следили за ним. Говорить было страшно.

— ВОТ! — воскликнул Алек, отчего у меня сердце чуть вслед за клубочком не отправилось, даже Похоронный марш заиграл. — Вот! В этой точке ловит. Морена, иди сюда! — Алек не отрывал взгляда от экрана, и когда я подошла, схватил меня за руку, прижав к себе. — Прямо тут. Пробуй ещё раз.

— Не, ну я-то… — чуть-чуть пошевелилась, надеясь, что он намёк поймёт. Понял, но не так: вместо того, чтобы отойти, Алек немного повернул меня, прижав не боком, а спиной. Он заключил меня в кольцо своих рук, держа телефон так, чтобы мне было видно. Ладно, работаем, не отвлекаемся. — Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне с высоты небесной, где я нахожусь.

Показало — с неохотой, но показало. Лес, реалистичный, с проталинами деревень, полей и озёр, с полосками рек, но весь испещрённый жёлтыми пунктирами дорог, и с красным крестиком — нашим местоположением.

— Есть контакт! — воскликнула довольно.

— Ага… — раздалось над ухом. Я вздрогнула. — Кот, иди посмотри.

Кот пришёл — ещё как пришёл! Запрыгнул Алеку — ненавистному инквизитору, между прочим! — на плечо, наклонился и посмотрел в блюдце.

— Так-та-ак… Так. Угу. Понятно. Мы у Горынычей, дальше представляю, куда идти.

Я выдохнула облегчённо — помирать тут совсем не хотелось.

Собрали раскиданные клубочки, пошли дальше — теперь ориентировались на вздёрнутый пушистый хвост.

Связь всё не налаживалась, следующий день тоже был с перебоями. Одну часть дороги всё работало исправно, можно было и клубочек запустить, другую — даже блюдце издыхало. Череп тоже реагировал ненормально: просыпался, засыпал, бурчал что-то нечленораздельное, будто в бреду.

— … мерзость… ни глоточка воздуху!.. У нас в отделении!.. откройте оконце… Аркадий Ефимыч, ну что вы говорите? Какие блокираторы?.. тошнит чего-то… Дорогуша, да я ни в жизнь!.. Да я не хотел! Науки ради…

— Чего он там бормочет? — искоса глянул на нас Алек.

— Не знаю, снится что-то.

— …да меня, да светило отечественной науки!.. заслужил, как есть заслужил…

— Бредит.

— Связи так и не-эт, — уныло протянул Петя.

— И всё-таки, как это? Ты же говорил, что связь непосредственно от Силотока? — Алек призадумался, став ещё более отмороженным на вид, чем обычно. — Ещё и артефакты не работают, значит, тут явно что-то не то с самой Силой. Могут быть помехи?

— Не могут, — донеслось спереди голосом Кота, — это тебе не радиоволна!

— Вот! — уставилась на Алека, но он так и молчал.

— Горынычи ушли, — сжалился надо мной Кот, — равновесие нарушилось, вот Силоток и бесится. Дойдём до Царства Кощеева, всё нала…

Он остановился.

— Что?

Мы поравнялись с ним и тоже замерли. Не по своей воле — дальше идти было нельзя.

— Да блин! — тяжело вздохнул Петя.

— Это болото? — спросила с сомнением, вглядываясь в бурлящую коричнево-зелёную долину. Правда долину — конца не видно. Туман, густой и липкий, съедает горизонт, кое-где торчат худые ели, но ничего похожего на тропинку или участок твёрдой земли.

— Оно самое. Доставай блюдце, будем обходной путь смотреть.

— Не получится, — Алек не отрывал взгляда от болота. — Связи нет. Последний час она не появилась ни разу.

Закрыла глаза. Вздохнула. Без паники, не в первый раз уже.

Сняла рюкзак, пихнула в руки Алеку, чтобы поудобнее было, вытащила блюдце.

— Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне с высоты небесной, где я нахожусь.

Запустила яблочко по каёмке, но оно мёртвым грузом упало в мягкую землю.

Размечталась тут, м-да…

— Значит, вернёмся туда, где связь была, — сказала решительно.

— Не сейчас, вечереет уже. Отойдём от болота — и на ночлег, завтра решим.

— Ладно, — спорить не было смысла, да и Алек прав — начало темнеть.

Чёрт.

Так сяк и раз этак — и никак иначе.

Загрузка...