Наоборотный мир

Глава III Светящиеся жуки

Густа скатилась в траву и едва не подвернула ногу. За спиной приземлился Нилай. Охнул, схватился за колено. Его рыжий шарф развязался и зацепился за куст, увешанный крупными белыми каплями. Инайя исчезла, белые кошки тоже.

Низкое серое небо было затянуто тучами. Кругом простиралась бесцветная степь. Кое-где торчали кривые чахлые деревца. В один миг полотно туч разорвалось в двух местах, и оттуда выглянули робкие бледные лучи солнца. Они двоились. Густа села, заморгала. Два солнца или показалось? Куст с огромными, каплеобразными ягодами?

Что-то крепко схватило сердце девушки, сжало так, что не вдохнуть. Густа никогда не покидала Синие Топи надолго, но в любом путешествии ты знаешь: стоит сесть в автомобиль, самолёт или поезд, и вернёшься обратно. В крайнем случае можно идти, идти и идти.

Теперь идти некуда. Дом далеко, а мама и папа ещё дальше. Остался только Нилай.

– Нилай!

– Всё нормально, – простонал он, – неудачно упал. Скоро пройдёт.

Морщась от боли, он поднялся, отряхнул рюкзак от сухих травинок и закинул его за плечи. Аккуратно намотал на шею шарф.

– Правду говорит Матиуш, от девчонок никогда не знаешь, чего ждать. Густа, ну зачем ты сиганула за дверь?

Несмотря на усталость и ужас в голосе Нилая, Густа расслышала нотки восхищения.

– Не такая страшная эта инайя. Ну, страшная, конечно. Но я так разозлилась! Она как сумасшедшая – талдычит и талдычит. Кому мой папа мог сделать что-то плохое? Какие ещё слои?!

– Густа, она имела в виду, что твой папа не из вашего слоя, – глядя в сторону, сказал Нилай, – не очень хорошо, что она про это узнала…

– Бред! – резко ответила Густа. – Он бы рассказал. Он давным-давно живёт в Синих Топях.

– Точно?

– Мама с рождения, и папа… но бабушку и дедушку с его стороны я не знаю. Мама сказала, что они не одобрили его выбор. Я об этом как-то не думала…

– На чужом слое можно прожить какое-то время. Но постепенно здоровье не выдерживает. Человеку кажется, что всё нормально, а организм изнашивается.

– Как от радиации? – потерянно спросила Густа.

– Наверное. – Нилай был глубоко в своих мыслях. – А уж если о тебе узнала инайя, да на пути к Руху… Он балансирует наш мир, расставляет всё по местам. И законы его наказывают тех, кто создаёт путаницу…

– Неужели его не спасти? – Голос Густы стал хриплым, в горле резко запершило.

– Спастись можно. Если вернуться навсегда домой. Видимо, твой папа не захотел уходить без вас. Или не смог. А бывает так, что человек не знает, откуда он. И тогда шансов… Есть легенда, что слой можно сменить, если какой-то человек добровольно придёт на твоё место. Оттуда, куда перешёл ты. Но это сказки, все мечтают о полной свободе… Кстати!

Глаза Нилая загорелись:

– Какого цвета его кровь? Это же упрощает дело! Просто увезём его туда, откуда он родом!

У Густы даже голова закружилась. Но очень быстро надежда угасла, потому что девушка не смогла вспомнить ни одного случая, где видела бы, как папа порезался на её глазах:

– Красная, наверное! Какая ещё. Может, связаться с мамой как-то…

Густа опустила голову, делая вид, что закрепляет пряжку на лямке рюкзака. Она надеялась спасти папу, но теперь, выходит, ему невозможно помочь?

– А если узнать у мамы? Это странный вопрос про цвет крови? А если узнаем, то как перевезём папу? Мы не сможем выкрасть его из реанимации, мама сказала, что он на каких-то аппаратах и без них не сможет дышать.

– Мы разберёмся, – утешил её Нилай, – но сначала надо найти контору. Я не так часто бываю на этом слое и не могу сразу сказать, когда и где проходят пути Дорожной Службы. Пойдём.

Девушка проследила за взглядом Нилая и поняла: то, что она приняла за гряду холмов на горизонте, было очертаниями города.

Пока друзья шли по выжженной степи, закрапал дождик. Густа потуже затянула капюшон и искоса посмотрела на Нилая. Тот шагал бодро, но явно прихрамывал. «А ведь это я его втянула в неприятности», – подумала Густа.

– Ну и лес! – поёжилась она, глядя на голые стволы впереди.

– Не то что Урман, – отозвался Нилай.

– Какой Урман?

– Это наш лес, в моём городе. Ну такой, что туда никто особо не ходит. Боятся. Говорят, там чего только нет… и кого только. Одна птица-сосна чего стоит. Карагай. Я не видел, но у неё шишки и хвоя вместо перьев, представляешь?

– Откуда ты знаешь, если не видел? – съехидничала Густа.

Идти пришлось долго, по пути сделали привал. Съели пару бутербродов и запили холодным чаем.

– Нилай, что за белые кошки были рядом с инайей?

– Хранители ключей. Они служат главной инайе, следят за порядком, и всё такое.

– У меня от них мурашки, глаза почти человеческие у них. – Густа подумала, что ещё не раз увидит эти глаза в кошмарах.

После привала крыши чужого города начали приближаться быстрее.

– А! – сказал Нилай. – Это Мышенорино. Слой Икекат. Тут наши пути недалеко проходят.

Домики походили на раскиданные тут и там скорлупки, с трещинами вместо входов. Вокруг почти не было зелени, редкие цветы в горшках оказались выставлены заботливыми хозяйками под струи дождя. Площадки перед жилищами были усыпаны песком.

Когда из ближайшего домика выглянул его обитатель, Нилай шепнул Густе:

– Никогда не говори здесь про сыр, даже в шутку. Они его ненавидят.

– Что за…

Но дальше спрашивать не пришлось, девушка поняла, о чём речь. Жители Мышенорино поразительно напоминали людей, загримированных под мышей. Или наоборот. Волосы у всех были серые, глазки блестели чёрным, острые носы резко нюхали воздух, а уши были гораздо больше и круглее, чем привыкла видеть у людей Густа.

– Каскикан, куук ма? – спросила женщина в длинной серой юбке, кофте и клетчатой шали.

Нилай кивнул:

– Мисанда фуркх. – Повернулся к Густе: – Они приглашают нас в дом.

– А это безопасно? – спросила Густа.

– Здесь так принято. Гостеприимство у них в крови.

Сидя в уютном, но странном жилище, Густа никак не могла осознать, как далеко она от дома. Усталость одолевала её. Нилай прошептал что-то хозяйке, главе поселения, Сыске. Гладкие рыжие стены дома поплыли перед глазами Густы, она послушно улеглась на предложенный плед и, крепко вцепившись в рукав Нилая, прикрыла глаза.

– Я на пять минуточек, – пробормотала она.

И провалилась в сон. Ей снились папа в чёрном комбинезоне сотрудника ДСМ, Римма Валерьевна и Джим, уплетающий котлеты. Потом откуда-то появилась мама и сердито сказала: «Как ты могла выпрыгнуть в дверь, не предупредив, когда вернёшься?»

Где-то снаружи звякала посуда, кто-то шептал. Детский голосок серьёзно говорил:

– Ахунда имангу! Кер кайек! Кер кайек!

Мелкий колючий крючок тревоги зацепил Густу. Потащил наверх, как сквозь толщу воды, к пробуждению. Девушка разлепила веки и не меньше минуты ошалело таращилась вокруг. Вместо привычных стен – чужой дом, похожий на юрту, только из глины. Вдоль стен лежали тюки ткани, в очаге курился дымок.

В сторонке дремал в кресле-качалке старик. Усы у него были совершенно мышиные.

Густа проснулась окончательно. Нилай исчез.

Девушка вскочила, сбросив тёплую тяжесть плюшевого пледа.

– Нилай!

Старик в углу зашевелился, удивлённо посмотрел из-под густых седых бровей.

– Каргах, кук ук, – хрипло сказал он.

Густа сердито глянула на него и выбежала на улицу. На Мышенорино опустился вечер, дождь стих, кучевые облака плыли по темнеющему небу. Повсюду лежали длинные, двоящиеся и троящиеся тени от домов, между ними возилась малышня. Жители стояли группками, шептались, глядя на дом Сыски. Нилая среди них не было.

Ушёл ли он сам, или его заставили? Без Нилая Густа никогда не найдёт контору Дорожной Службы Междумирья и всю жизнь, до старости, проведёт в одной из этих скорлупок…

Обитатели Мышенорино виделись Густе совершенно одинаковыми, и Сыску или её детей она в толпе не различала.

– Лик ела! – услышала она за спиной.

Давешний старик, видимо, отец Сыски, поманил девушку к себе. В руках у него была отполированная годами узловатая трость, он чертил ею на песке у входа какие-то знаки. Густа подошла, вгляделась. Спираль и пронзающая её стрела, снова спираль и снова стрела. Что-то ужасно знакомое… да это же эмблема Дорожной Службы Междумирья!

– Вы знаете, откуда мы?! Где Нилай?! Он ушёл?

– Ни-и-л-а. Й. Алик сун, – был ответ.

От облегчения подкосились ноги, и Густа бухнулась на землю, села по-турецки, спрятав в ладони лицо.

– Эй, ты чего, молиться надумала? – Это был Нилай собственной персоной, довольный, сияющий. – Что с тобой? – тормошил он подругу.

Густа не отнимала рук от лица, потому что боялась расплакаться. Потому же и молчала.

– Ты испугалась, что ли? Меня не было всего полчаса! Ну ладно, час! Зато я своих встретил! Тут ветка рядом, мне малыш рассказал. Ему никто не верил, кроме дедушки, а он всё твердил про большую машину из воздуха. Наконец, я понял. И как повезло, что пути открыты именно сегодня! Там наши все, и даже Матиуш стажёром пошёл! Ну, Густа, ну, прости меня! Я не подумал. Мне некогда было.

Старик, всё это время наблюдавший за ними, хмыкнул и вернулся в дом.

– Смотри, что я тебе принёс, – сказал Нилай. На раскрытой ладони лежал тонкий кожаный ремешок с крупной металлической блямбой. – Это языковой браслет. Он старенький правда, у ДСМ новых нет. Все новые почтовики отхватили. Зато теперь ты сможешь всех понимать, а они тебя!

– Правда? – глянула сквозь пальцы Густа.

Нилай обрадовался:

– Да! Примерь.

– Надень сам. – Густа протянула руку.

Нилай наклонился и тут же попал под град ударов.

– Ты! Меня! Одну! В чужом мире! Да я! Чуть со страху! Не! Померла! – На каждый выкрик приходилось по тумаку.

– Ай! Ой! – Нилай не пытался сбежать и страшно веселил окружившую их малышню.

Мышиные глазки весело блестели. Пухлая девочка лет шести что-то одобрительно бормотала. Наконец Нилай не выдержал, не глядя бросил Густе браслет и отбежал подальше.

– Как он работает?

– От мальчишек всегда одни неприятности, – вместо ответа услышала Густа девичий голосок.

– Что? – от неожиданности переспросила она.

Пухлая девчонка, впервые услышав от гостьи слово на родном языке, смешалась, сделала шаг назад. Детвора загалдела, зашепталась.

– Прощён, – восхищённо сказала Густа, гладя браслет.

– Точно? Драться больше не будешь? – уточнил Нилай.

– Скорее всего, нет – хитро улыбнулась Густа.

До позднего вечера Нилай просидел у тлеющего очага в доме Сыски, разложив бумажки и линейки. Вид у него был хмурый и сосредоточенный. Он передал через Матиуша всё, что надо, в Чикташ, чтобы бабушка не волновалась, а на работе дали больничный. Теперь нужно было заново рассчитать место, где появится вход в контору и найти дверь раньше, чем инайя закончит дела на этом слое мира.

– Но как заставить инайю нам помочь? – подсела к Нилаю Густа.

Она протянула другу чашку травяного чая, от которого кровь побежала быстрее, а мысли прояснились.

– Есть один способ. Но он нелегальный. И очень опасный.

– Всё как я люблю, – вздохнула Густа.

Нилай кивнул, скомкал лежавший перед ним лист бумаги и бросил в огонь.

– Нужно позвать её по имени. По настоящему имени.

– Ты имеешь в виду… – удивилась Густа.

– Инайи не рождаются инайями. Это женщины, прошедшие посвящение. Говорят, это очень сложно: нужно дойти до Руха и выдержать испытание. Понятия не имею, зачем им это. Инайи беспристрастны, пока дело не доходит до законов, которым они служат. Но если позвать инайю по имени, которое она носила раньше, можно разбудить в ней человеческую сущность. Это все в Чикташе знают, но это официально запрещено. Так что действуем на свой страх и риск, так сказать.

– Почти как Рум-пель-штиль… тьфу, как его там… – усмехнулась Густа.

– Как кто? – отвлёкся от чертежей Нилай.

– Неважно, просто забавно. И как мы узнаем её имя?

– Оно записано на ожерелье памяти.

Густа вспомнила ряд кристаллов на шее инайи.

– Да это не просто опасно, это самоубийство. Сорвать бусы с шеи инайи, чтобы тут же отправиться к праотцам! Папа не оценит такой жертвы.

Нилай внимательно посмотрел на Густу. Она смутилась, но вида не подала.

– Мне не нравится, что всплывают новые подробности. Что я теперь не понимаю, как устроен мир. Сказка это или ужасы? И инайи: я представить не могу, зачем какой-то женщине всё бросать, чтобы превратиться в то, что мы видели.

– Я раньше думал об этом, – ответил Нилай, – смог бы я попрощаться с прошлым ради власти, безграничных возможностей? Не могу сказать. Но кому-то это интересно, иначе не было бы инай столько веков.

Густе хотелось найти повод поспорить, но вместо этого она запустила руку в нагрудный карман джинсовки и достала Лушу.

– Не думай смеяться, – предупредила Густа, – рука у меня тяжёлая, знаешь.

Нилай даже бровью не повёл, углубился в расчёты. Густа села подальше, отвернулась. Страх накатил снова, и она погладила любимую игрушку мизинцем и едва слышно забормотала:

– Я в детстве говорил – я хочу усатым стать, – улыбнулся Нилай.

– Но это из моего детства считалка, откуда ты её знаешь?

Нилай и Густа обменялись долгим серьёзным взглядом.

– Не-е-ет, – протянула девушка.

– Эта считалка из Чикташа, её там все дети знают. Похоже, мы с твоим отцом из одного города. А это кое-что объясняет…

– Что?

– Помнишь, ты удивлялась: почему из всех жителей Синих Топей только ты слышала шум? Никакие усилия ДСМ, направленные на то, чтобы скрыть нас от жителей твоего слоя, не сработали, потому что в тебе кровь жителя Чикташа.

До самой ночи Густа обдумывала этот разговор и не могла поверить, что её тихий папа хранил такую тайну.

Прощаться с Мышенорино было грустно. Немногословные добродушные жители ненавязчивым вниманием согрели уставших чужих детей. Рюкзаки Густы и Нилая оказались наполнены лёгким душистым хлебом, овощами и семечками. Уходя, Густа решилась обнять Сыску. Встретятся ли они когда-нибудь?

Жители Мышенорино проводили их до края степи, за которой начинался лес. Густа поглядывала на три луны, сияющие в ряд, одна меньше другой, и происходящее продолжало казаться странным сном.

У глухой чащобы, где кончалась зона призрачного свечения лун, пришлось включить фонарики. Стволы будто поглощали свет.

В лесу не было ни одного листочка. Деревья чернели ломаными линиями на фоне звёздного неба. Густа и Нилай светили под ноги, выхватывая из темноты кустики серебристой травы. Девушка старалась не думать о диких животных, которые населяют этот странный голый лес. Одно радовало: хищникам притаиться тут сложно.

– Долго нам идти? – спросила Густа.

Нилай выругался, споткнувшись о незаметную кочку, и только потом ответил:

– Здесь недалеко есть пещера.

– Бр-р-р, – поёжилась Густа, – в темноте ещё и в пещеру идти.

– Тут не такой уж большой выбор для контор ДСМ – вокруг одни пустоши.

Пока друзья шли сквозь чащу, луны на небосводе набирали силу и розовели. Когда каждая из них засияла, как начищенная монета, лес вокруг Нилая и Густы запестрел цветными пятнами. Брызгами краски они покрывали стволы, землю, траву и светились мистическим фосфорным светом. Скоро путешественники выключили фонарики.

– Да это жуки! – воскликнула Густа, когда поняла, что пятна перемещаются.

Со стороны казалось, что небесный свод отразился на земле, словно в зеркале. Тысячам созвездий наверху вторили жуки призрачного леса Мышенорино.

Идти стало легко, как днём, и ребята дошагали до пещеры за полчаса. Скала, неожиданно выросшая перед ними, походила на брошенный и засохший мешок цемента. В одной из широких щелей внизу виднелись ступени.

Густа прижалась к Нилаю. Из тёмного нутра пещеры шла едва ощутимая непонятная дрожь.

– Страшно, – честно призналась Густа, – там жучков нет.

– Да, там темно, – согласился Нилай, – но это если с ходу лезть. Будем светить фонариками, чтобы не споткнуться. Помнишь, что надо делать?

Девушка кивнула, зажмурилась и попыталась вытряхнуть из головы все мысли. И снова мир вокруг стал чётким и реальным. Густа будто впервые оглядела лес: графитовые стволы, словно причудливо застывшие в танце, мерцающая поросль под ногами и тысячи фосфорных жуков. Вход в пещеру оставался таким же тёмным, но теперь Густе почудился запах печенья. Нилай включил фонарик, и друзья начали осторожно спускаться. Ступени привели их к массивной дубовой двери. Нилай глубоко вдохнул и потянул её на себя.

Густа приготовилась к шуму, но их встретила уютная тишина, которую нарушал скрип пера. За высокой конторкой сидел человечек со всклокоченными седыми волосами и синюшной, почти фиолетовой кожей. На нём был потёртый бархатный пиджак и алые лаковые ботинки. При виде гостей он скорчил жуткую гримасу, и Густе понадобился весь её жизненный опыт, чтобы понять, что хозяин кабинета пытается улыбнуться.

– Чем могу помочь? – проскрипел он едва ли громче своего пера. – Я – Крючкус.

Нилай представил себя и Густу. Пока Крючкус, который оказался ростом Густе до плеча, суетился у камина, подкидывая дрова, девушка осматривалась. Пещера была гораздо уютнее, чем Густа ожидала. Тут и там висели пучки серебристой травы. В каменных нишах пристроились пейзажи и миниатюры. Дальний угол занимал большой диван, возле узкого камина громоздились полки, под ними стоял трёхногий столик.

Гости, видимо, бывали здесь редко, так что Крючкус радовался посетителям и болтал без умолку.

– Наши белые друзья, те, мохнатые, вы понимаете о ком речь, совсем разошлись. Мнят себя владельцами ключей. Инайи их надоумили, что ли? А ключи сами себе хозяева, это всем известно. Так что, если коробочка окажется пуста, не взыщите, так устроена их магия. А я вот вам мшистого чайку… Нет, не морщитесь, на вкус он гораздо лучше, чем на вид.

Густа приняла чашку с тёмно-зелёной жижей и примостилась в углу дивана. Стала следить за Крючкусом, который выхватил откуда-то большое кухонное полотенце и направился к медной крышке, полусферой закрывающей сосуд в очаге. Как только хозяин его открыл, Густа и Нилай застонали от удовольствия. Это был аромат лучшего в мире, свежайшего печенья, с нотками шоколада и мандарина, киви, воздушных сливок и бразильского ореха.

Друзья чуть не забыли о цели своего путешествия. А Крючкус наслаждался, глядя на них. Он сложил ручки на груди и блаженно улыбался. Густа подумала, что ему нечасто приходится кого-то угощать, а это сущее наказание для того, кто любит готовить.

– Ах да, – первым опомнился Нилай, – нам нужен междумирный звонок. Вы подключены к Сети?

Крючкус суетливо подскочил, закивал. Нажал на выступ в скале, за своей конторкой, и оттуда выпал пучок разноцветных проводов разной длины. Густа выудила из недр рюкзака севший ещё накануне смартфон, подошла к проводам. Первый, второй, третий… о, а вот и подходящий! Мертвенно-чёрный экран через несколько секунд ожил синим человечком, а после включения по нему поплыли белые буквы.

Телефон в руках у Густы разразился настойчивой трелью.

– Мама звонит! – побелевшими от страха губами прошептала она.

– Бери! Быстро! Пока связь не оборвалась! – зашипел Нилай.

Девушка сглотнула комок в горле.

– Да, мама?

– Августа, милая, ну что за вечная привычка не заряжать телефон вовремя?! Как твои дела? В общем, нас тут пока оставляют. Состояние такое же. Римма Валерьевна сказала, что ты ведёшь себя отлично. Умница, я и не сомневалась! Ответь на сообщения, тут не приветствуются долгие разговоры. Хорошо? Ты моя родная… скоро будем дома.

Густа знала этот мамин тон. Она говорила так, когда уверенности в благополучном исходе не было. Но почему Римма Валерьевна сказала, что Густа ведёт себя отлично?! Вообще отлично, не считая того, что её больше суток нет дома.

Пока Нилай ошарашенно переваривал эту информацию вместе с печеньем, Густа отстукивала сообщения маме.

– Фора у нас есть. Раз Римма Валерьевна молчит, мама домой не поедет.

Крючкус, про которого они забыли, виновато кашлянул:

– Связь вот-вот оборвётся.

Густа отключила телефон и сунула в карман. Если повезёт, скоро всё закончится. О других вариантах думать не хотелось.

Крючкус подошёл к своей конторке и вытащил из дальнего ящика деревянный сундучок. Крышку его украшала резьба, а сам он был заперт на медный замочек.

Густа, затаив дыхание, взялась за ларец, замок щёлкнул и с тихим звоном открылся.

– Снова! – с облегчением и заметным удивлением в голосе выдал Нилай.

На плюшевой подложке лежал ярко-жёлтый сверкающий ключ. Густа дрожащими пальцами взяла его. Крючкус восторженно зацокал языком.