Нам здесь жить

Глава 9. Двое дерутся – третий не встревай…

«И дернул же меня чёрт напоследок пойти проверить ловушки. Мясца в дорогу закоптить захотелось, мало, видишь ли, показалось», – вздохнул Улан, глядя на плетущегося чуть впереди и то и дело спотыкающегося пленника.

Учитывая то, что рассказал московский дружинник, дальнейшие перспективы для друзей и впрямь получались безрадостные…

Засветло он со Званом вернуться в деревню не успел. А может оно и хорошо, поскольку ввиду позднего времени на околице, за исключением весело переговаривавшихся между собой Петра и Заряницы, никого не было.

– Мать честная! – ахнул Сангре, завидев едущего на коне побратима и уныло бредущего перед ним связанного пленника. – Ну как чувствовал, что рано тебя одного в лес отпускать. Это где ж ты такого двуногого сохатого раздобыл? – Улан виновато поморщился. – Та-ак, судя по полному отсутствию боевого ликования на лице воина-победителя, сдается, сюжет фильма закручен значительно тоньше, чем мне, бестолковому, показалось поначалу.

Улан сконфуженно развел руками:

– Так получилось. Понимаешь, я…

– Стоп, – остановил его Петр. – Вначале отведем этого гаврика на конюшню, да и лошадку в стойло поставим, а тогда ты мне все подробненько и обстоятельно изложишь, лады? Хоть духовной пищей мой желудок усладишь, а то из телесной, по твоей милости, кроме пустого супчика вприкуску с черствыми сухарями, у нас ничего нет, – и он, повернувшись к Зарянице, попросил: – Слушай, ты нам сегодня печку не поможешь затопить, а? – и ободрил ее: – Да ты не бойся, всё расскажем, ничего не утаим.

Заряница, нахмурившись, кивнула, но побрела в избу с видимой неохотой. Сангре терпеливо дождался, пока она закроет за собой дверь и, бесцеремонно ухватив пленника за шиворот, потащил его, как он сострил, в пустующее стойло. По пути он продолжал шутить, вслух прикидывая, кто на ком поедет, когда они подадутся на заработки. Улыбка пропала с его лица, едва они вышли обратно во двор.

– Ну а теперь излагай, где ты надыбал этого орла и на кой чёрт он нам сдался? – осведомился он у Улана, остановив его на пороге и не дав войти в избу.

– Это не орел, – уныло покачал тот головой. – Это… дружинник московского князя Юрия Даниловича.

– О как! – изумился Петр. – Ну-ну, обертка оказалась с интригой, теперь посмотрим за начинку. Продолжай, продолжай.

Улан замялся, вздохнул и виновато развел руками:

– Я, наверное, и впрямь погорячился. Понимаешь, обидно стало: я дорогу показал, а они…

– Стоп, – остановил его Петр. – Сделай вдох, за ним глубокий выдох, и приступай с самого начала.

Улан кивнул и послушно начал свой рассказ:

– Мне последнюю ловушку проверить осталось, ну, там, куда лоси забредают осиновой корой полакомиться. Заряница советовала посмотреть, вдруг какой-нибудь угодил.

С каждой секундой Петр все больше мрачнел, а когда услыхал, что его друг показал московскому князю обходную дорогу мимо местных болот, не смог сдержаться и горестно охнул:

– Издрасьте вам через окно, где вы сохните бельё… Нет, ну ты окончательно охренел, сарацинская твоя душа!

– Буддист я, – машинально поправил Улан.

– Не-ет, Уланчик, – вкрадчиво протянул Петр. – На этот раз ты все перепутал и решил, согласно евангелию, поступить как христианин, то бишь помочь ближнему. И национальность твоя – добрый самаритянин. М-да-а, сдается, что очередной изгиб судьбы снова вышел не в нашу пользу. Слушай, а может ты специально, чтоб мы в Тверь не могли попасть? – с подозрением уставился он на друга, но тот столь старательно замотал головой, что сомнения Сангре бесследно улетучились. – Хотя какая разница, специально или нет, – грустно продолжил он. – Главное – факт. А он таков, что если в Твери узнают, сколь усердно ты поработал на Юрия Данилыча в качестве проводника, дав ему улизнуть, то…

Петр задумался. Улан терпелив подождал продолжения, но не выдержав, переспросил:

– То что?

Сангре встрепенулся, очнувшись от тяжких дум, и мрачно ответил:

– Да ни хрена хорошего. Ты ж и гаммы одной прочесть не успеешь, как тебе все чакры наизнанку повыворачивают…

– Не гаммы, а дхаммы[10], – уныло поправил товарища Улан. – Ну-у, получилось так. Нечаянно я. Каюсь, маху дал.

– Маху, – скорбно подтвердил Петр. – Да еще с каким размахом! А за нечаянно, между прочим, бьют отчаянно. И бить станут не тебя одного. Мне само собой достанется, но и всей деревне, боюсь, несдобровать. Тверичи разбираться не станут, и я их хорошо понимаю. На их месте я бы тебя нашинковал мельче капусты.

– Я ж не понял, что этот рыжий на самом деле князь, – поморщился Улан. – У него разве кольчуга чуть покрасивее была, а одежда такая же замызганная, как и у остальных. Потом, конечно, сообразил, но… Да откуда и кто узнает-то?

– Как откуда? Вот этот козел, что сейчас у нас на конюшне пребывает, и расскажет. Кстати, он-то каким боком здесь оказался? Князь подарил?

– Если это можно назвать подарком, – грустно улыбнулся Улан. – Там и еще один был, но я его…

Выслушав друга до конца, Сангре прокомментировал:

– Если имя тебе Юра, ты – садистская натура. Но нет худа без добра. Одного ты уже приговорил к заслуженной каре, и остался единственный свидетель, оказавшийся в наших руках, – и он многозначительно почесал в затылке.

– Ты чего, Блад? – насторожился Улан. – Решил его…

– Да нет, – отмахнулся Сангре. – Желательно, конечно, но к превеликому сожалению, у меня напрочь отсутствуют навыки палача. Тебе тоже не предлагаю, не смогёшь. Если б край приперло, либо ты, либо тебя – дело другое, а так запросто безоружного, да еще связанного человека… Может, через год-другой, когда окончательно свыкнемся с местными реалиями, сумеем бритвой по горлу и в колодец, как товарищ Доцент рекомендовал, да и то навряд ли. Воспитание – штука въедливая. Но и здесь его держать нельзя. Погоня-то по пятам идет – запросто в деревню заглянут. И что получается? – вопросительно посмотрел он на друга.

Тот неуверенно развел руками:

– Получается, надо его просто отпустить, – он вопросительно посмотрел на Петра. – Хотя и тут пятьдесят на пятьдесят. Хорошо, если ему до Новгорода удастся добраться, но ведь он может по пути и тверичам попасться, а те из него живо все вытянут. Да и отпускать его надо прямо сейчас, чтоб ни один сельчанин не увидал, а он из деревни в лес на ночь глядя ни за что не пойдет.

– Эх, нам бы Малюту Скуратова на пару часов или Чикатилу какого-нибудь! – посетовал Сангре. – Ладно, коль одни самаритяне в наличии, и впрямь придется отпустить. Притом прямо сейчас. А за то, что не пойдет, можешь не беспокоиться, побежит вприпрыжку, – заверил он друга. – Ну-ка пошли обратно, – а по пути на конюшню напомнил другу. – В двух словах: мы – людоеды. С тебя обычный подыгрыш.

Едва они вошли вовнутрь, Петр скорчил недовольную гримасу и суровым тоном обратился к Улану:

– Хреновая дичь. Лось и здоровее, и вкуснее намного.

– Отпустили бы, – подал голос пленник. – За меня князь хорошую деньгу заплатит. А ежели убьете, он все ваши развалюхи велит по бревнышку разметать.

Сангре недобро прищурился и, вплотную подойдя к дружиннику, сурово заметил:

– А ты, дружок помолчал бы. Или не понял, к чему я сказал про лося, кой вкуснее тебя. И куда тебя девать мы найдем, не волнуйся, – он многозначительно погладил себя по животу и плотоядно облизнулся.

– Э, э, вы чего удумали? – обеспокоился связанный.

– Звать как? – осведомился Сангре.

– Званом.

– Еще и хамит.

– Да нет, у него действительно имя такое, – заступился за пленного Улан. – А крестильное – Демьян.

– Понятно, – кивнул Петр. – Значит так. Думаю, ужин из него получится неплохой. Конечно, из медвежатины или лосятины лучше, зато этот можно назвать его именем, то бишь званным. Первое блюдо я, так и быть, беру на себя. Готовить буду демьянову уху согласно рецепта Ивана Андреевича Крылова. А второе с тебя, Уланчик. Думаю, лучше всего отбивные из него сварганить, – он деловито пощупал бедро пленника и удовлетворенно кивнул. – Ну да, на котлеты пустить – мяса маловато, и мясорубка заржавела, а на отбивные самое то.