Ангелина позволила служанке облачить себя в одно из новых платьев — на сей раз из тяжелого темно-зеленого бархата, с высоким воротником и длинными рукавами, расшитыми серебряной нитью. Наряд был строгим, но безупречно сидящим, подчеркивающим ее стан и придающим ей вид знатной дамы, что не нуждается в кричащих украшениях, чтобы быть замеченной.
Она вошла в обеденный зал с видом полнейшего самообладания. Головокружительно высокие своды, гигантский дубовый стол, уставленный серебряной посудой и хрустальными бокалами, десятки внимательных глаз — все это могло бы смутить кого угодно, но только не ее. Воздух был густым от ароматов жареного мяса, дичи и дорогих духов, смешанных с запахом воска от сотен горящих свечей в массивных канделябрах.
За столом, кроме хмурого Ричарда, сидели император с императрицей — величественные и неприступные, Рания, с нетерпением выглядывавшая ее из-за спин высоких стульев, и целая свита придворных в расшитых камзолах и парчовых платьях. Их взгляды — любопытные, оценивающие, а то и откровенно враждебные — скользили по ней, словно щупальца.
Ее место действительно было рядом с Ричардом. Она молча кивнула императорской чете, мило улыбнулась Рании и заняла свой стул с такой естественной грацией, будто делала это всю жизнь.
Трапеза началась. Разносили суп в глубоких фарфоровых тарелках. Ангелина, помня уроки этикета от Эллы, безупречно пользовалась нужными приборами, но ее внимание было полностью сосредоточено на Ричарде. Он сидел, откровенно игнорируя ее, его поза была напряженной, челюсти сжаты. Он отпивал вино большими глотками, словно пытаясь залить тлеющий внутри гнев.
И тогда Ангелина решила нанести свой удар. Не яростный, как в оружейной, а тонкий, почти невидимый.
— Дорогой супруг, — ее голос, тихий, но четкий, прозвучал в пространстве между ними, заставляя Ричарда вздрогнуть и медленно повернуть к ней голову. — Этот суп просто восхитителен. Не находишь?
Она произнесла это с самой невинной и милой улыбкой, какой только могла добиться. Но в ее глазах, поднятых на него, плескался холодный, насмешливый огонек, который видел только он.
Ричард замер с ложкой на полпути ко рту. Его пальцы так сжали ручку, что костяшки побелели. Весь его вид кричал о ярости, которую он с трудом сдерживал. Он не ожидал такой открытой, почти супружеской фамильярности перед всем двором. Отказаться ответить — проявить грубость. Ответить — признать ее игру.
— Да... вполне... съедобно, — сквозь зубы выдавил он наконец, отводя взгляд.
Но Ангелина не отступала.
— А эти травы... У нас на Земле подобные используют только в медицине. А здесь, я смотрю, в кулинарии. Как интересно. Ты не мог бы просветить меня, какие именно травы добавлены? — она наклонилась к нему чуть ближе, ее бархатное платье зашуршало.
Взгляд, который он метнул на нее, мог бы испепелить. Придворные застыли, затаив дыхание, наблюдая за этой немой битвой. Император с императрицей переглянулись — в их глазах читалось не столько осуждение, сколько любопытство.
Ричард понял, что попал в ловушку. Ее вопросы были невинны, но контекст и ее тон превращали их в публичную пытку. Он, принц драконов, привыкший к беспрекословному повиновению, был вынужден вести светскую беседу с женщиной, которая несколькими часами ранее при всех продемонстрировала, что его могущество для нее — пустой звук.
— Я... не интересуюсь поварскими делами, — отрезал он, и в его голосе прозвучала опасная нотка.
— Ах, какая жалость, — томно вздохнула Ангелина, отодвигая тарелку. — А я так надеялась, что мой супруг столь же искушен в мирных искусствах, сколь и в ратных.
Она больше не смотрела на него, повернувшись к Рании с вопросом о местных десертах, но удар был нанесен. Ричард сидел, пунцовый от бессильной ярости, сжимая в руке нож так, будто это был клинок, который он вот-вот воткнет ей в сердце. Он понял главное: этот обед стал для него не трапезой, а полем боя. И его новая жена только что продемонстрировала, что владеет оружием, против которого у него пока не было защиты, — оружием светской усмешки и холодного, расчетливого ума.
После обеда императрица легким движением веера дала понять, что дамское общество удаляется. Она лично взяла Ангелину под руку и повела ее из шумного зала, а Рания, сияя от восторга, тут же пристроилась с другой стороны. За ними потянулся шлейф придворных дам в шелках и бархате, их лица выражали смесь любопытства и настороженности.
Их привели в Малую Голубую гостиную — уютный будуар с шелковыми обоями, камином и низкими столиками, куда служанки уже ставили фарфоровые чайные сервизы и вазочки с изысканными сладостями.
Как только все уселись, и чай был разлит, на Ангелину обрушился шквал вопросов. Сначала дамы, прячась за веерами, робко интересовались тканями и фасонами ее мира.
— Говорят, у вас платья без корсетов? — прошептала одна юная графиня, краснея. — Но как же тогда... форма?
— А правда, что женщины носят штаны? — вторила ей другая, с округлившимися от ужаса и интереса глазами. — Как мужчины?
Ангелина, улыбаясь, отвечала, обрисовывая картины земной моды — от деловых костюмов до вечерних платьев, от джинсов до мини-юбок. Она говорила о комфорте, практичности и свободе выбора. Ее слова вызывали то аханья, то возмущенное покачивание головой, но равнодушных не было.
Императрица, сидевшая в кресле как на троне, наблюдала за ней с интересом, попивая чай.
— А браки? — наконец не выдержала самая смелая из фрейлин. — Говорят, вы сами выбираете, с кем делить ложе и жизнь? Без согласия родителей?
В гостиной повисла звенящая тишина. Это был уже не вопрос о моде, а вызов самим основам их общества.
Ангелина встретила ее взгляд, не моргнув.
— Совершенно верно. Мы считаем, что сердце — не самый плохой советчик в вопросах любви. Хотя, — она сделала легкую, почти незаметную паузу, — и расчет тоже имеет право на существование. Главное — чтобы этот расчет был свой собственный.
Рания, сидевшая рядом, смотрела на Ангелину как на пророка, впитывая каждое слово.
— А если... если муж недостоин? — тихо, глядя на свои руки, спросила она, и все поняли, о ком речь.
Ангелина повернулась к ней, и ее улыбка стала теплее, почти материнской.
— Тогда умная женщина не станет ломать копья о его броню. Она найдет способ... перевоспитать его. Или сделать так, чтобы его недостойность стала очевидна всем. Иногда одно хорошо подготовленное слово на балу стоит победы в бою.
Императрица вдруг тихо фыркнула, поднося платок к губам. В ее глазах мелькнуло нечто, отдаленно напоминающее одобрение.
— Остроумно, — произнесла она, и ее слово прозвучало как высшая оценка.
Чайная церемония превратилась в тихую революцию. Ангелина, не ругая их мир и не навязывая свой, просто показывала им иную реальность. И некоторые дамы, пряча блеск в глазах, уже начинали задумываться: а почему, собственно, нет? Почему они должны носить неудобные платья и выходить замуж за незнакомцев, если где-то там, за пределами их реальности, женщины живут иначе?
Ангелина ловила эти взгляды и мысленно улыбалась. Она только что выиграла еще одно сражение — не силой и не магией, а простым рассказом о своей жизни. И ее армия — армия сомнений и зарождающихся желаний — медленно, но верно росла.