Надрывы

Глава 5

На опушке леса дар Вэнс остановился и аккуратно стащил капитана с коня.

— Кто вы такой? — спросил Корни и добавил с лёгкой насмешкой — И почему меня вдруг приняли в элитный гвардейский отряд имперской армии?

— Подожди, обо всем по порядку, — твердо сказал человек в черном, предостерегающе поднимая руку. — Сначала давай разберемся с твоей раной.

— А что? Так, пустяковый порез, — небрежно бросил юноша.

Лайкон усмехнулся и взглянул на руку: цветастый платок, обмотанный вокруг предплечья, пропитался кровью и она мерно капала с уголка на траву.

— Та-ак… Посмотрим… — забормотал магистр, осторожно разматывая платок и осматривая рану. — Ну, пустяк не пустяк, но довольно глубокий. Ничего, сейчас исправим.

Он встал, отошел к дороге и набрал там горсть песка. Затем велел Корни обмыть рану водой из фляги. Потом тоненькой струйкой высыпал песок на неровные края кровоточащего пореза, едва слышно нашептывая что-то.

— Что вы делаете?! — изумился юноша. — Это ведь грязь!

Лайкон не обращал никакого внимания на протесты Корни, методично продолжая высыпать песок, пока последняя песчинка не скользнула по коже, падая в траву. Он вытер пот со лба и сказал:

— Во-первых, этот песок я хорошенько прокалил…

— Но как?! Вы же несли его в руках!

— Ты склонен сомневаться в моих словах? — иронично спросил Лайкон, перебинтовывая рану. — Завтра ты не заметишь и следа от пореза.

— Но… — Корни не находил слов. — Но как?! — только и смог выдавить он.

— О, это лишь нетрадиционное направление большой неклассической магии. Довольно бесперспективное, но оно очень слабо действует на тонкий мир, поэтому практически не засекаемое, а это нам и надо.

— Да… — протянул юноша. — Тетушка Рима поменяла бы десяток травяных компрессов и влила бы полведра отваров, но рана зажила бы не раньше, чем через неделю, а шрам остался на всю жизнь.

— Корни… — Лайкон чуть помедлил. — Тебе надо уехать отсюда.

— Почему? — удивился юноша.

— Из-за него, — маг кивнул в сторону лежащего на траве капитана. — Скоро каждый, кто был или есть с ним рядом будет объектом охоты.

— Но… но откуда вам это известно?

— А как я умею песком лечить раны? — хитро спросил Лайкон. — Я не шучу. Это действительно так, если ты не покинешь эти места, то попадешь, заметь, в лучшем случае, в тюрьму тайного отдела.

— А мать и сестра? — как-то глухо спросил Корни.

— Мой человек все им сообщит, а также снабдит приличной суммой денег. Деньги, знаешь ли, легко делать.

— Как и приказы императора? — поддел юноша.

— Я сказал делать, а не подделывать, — напомнил маг, веско поднимая вверх указательный палец. — Деньги совершенно настоящие.

— А указы?

— Указы фальшивые. Но, поверь, даже сам император ничего не заподозрил бы, предъяви я ему их.

— А кто бы заподозрил? — не унимался Корни.

— Ну, хороший маг отличил бы истинный след печати императора от моего, но только очень хороший маг, таких в Ренаре совсем немного.

— А что он натворил? — спросил юноша, кивая на капитана.

— Пока особенно ничего такого… — непринужденно ответил маг, — но одним своим появлением поставил на уши всех.

— А кто он?

— Вот уж не знаю…

— Тогда почему вы ему помогаете?

— Потому что мои сведения обширнее твоих, — улыбнулся маг.

— Но почему вы ехали за мной?

— Так, погоди. Я ехал вовсе не за тобой, а вот за этим человеком. Ты же оказался случайной, но весьма интересной находкой. Ты же не знаешь свою судьбу, свое предназначение, а я кое-что высмотрел…

— И что же? — Корни подобрался.

— Ну, не хочешь же ты знать свое будущее, ведь тогда и жить будет скучно. Тем более нити судеб рвутся и изгибаются в самых неожиданных местах, и мои знания могут лишь навредить…

— Ладно, — неожиданно легко согласился Корни. — А кто вы такой? Носите черное и серебряное, словно сам император, назвались магистром Лайконом дар Вэнсом.

— Хм… а ты наблюдательный, — заметил маг. — Да, с одеждой промашка вышла, надо было другой камзол одеть. А зовут меня Сэйман ар-Стальк, я, собственно, не состою на службе у его императорского величества, но Лайкон дар Вэнс действительно существует и лучше бы тебе не встречаться с ним. Его дело — внутренняя безопасность империи и охрана императора: заговоры, измены, шпионы и тому подобные вещи. Крайне жестокий человек, причем умный. А в таком сочетании эти качества делают человека очень опасным, опасным и беспощадным.

— А этот шрам на щеке? Почему вы его не залечили?

— О, если бы это был простой клинок! — вздохнул маг. — О, нет! Нет! — он защищающе выставил руки, заглядывая в глаза юноше. — Я хорошо знаю этот взгляд, сейчас начнутся бесконечные расспросы обо всех поединках и дуэлях, в которых я участвовал, причем с непременным уточнением самых мелких деталей! Нет, Корни, позже. Пора бы заняться вот этим человеком, который, похоже, полпустыни прошел и сейчас больше смахивает на вторично умерщвленного зомби, — с этими словами Сэйман склонился над капитаном, прикладывая ухо к груди: сердце билось ровно, но редко, а дыхания почти не было слышно. Маг посмотрел зрачки и весело сказал Корни:

— Похоже, он совершенно здоров, но уже давно не ел и не пил, а потому совсем обессилел.

Сэйман взял флягу и влил немного воды в рот. Мышцы гортани стали сокращаться и вода пошла по пищеводу, но сознание к человеку не возвращалось. Через пару минут раздался какой-то тонкий писк, Сэйман обратил внимание на странный браслет — звук исходил оттуда. Три красных огонька на нем постепенно стали менять свой цвет: один стал желтым и на этом остановился, второй дошел до ядовито-желтого, чуть зеленоватого, а третий из красного превратился в темно-зеленый. Писк сменился низким утробным гудением, и все смолкло.

Минут пять ничего не происходило, а потом человек медленно приподнял дрожащие веки.

— Ожил! — воскликнул Сэйман. — Сам! Вот и отлично!

***

Мелт Гор медленно приходил в себя. Откуда-то издалека слышался тихий голос УПИКа, напрямую раздражающий нервные центры головного мозга, отвечающие за слух:

— Поступление жидкости в организм. Проведено распределение по самым необходимым узлам. Все органы функционируют в пределах допустимых параметров, возможно подключение и активизация анализирующих центров головного мозга. Производится вывод из состояния с минимальным потреблением энергии. Стабилизация прошла успешно. Функциональные возможности организма составляют 75 % от оптимальных.

Мелт несмело открыл глаза: темно-голубое предзакатное небо мягко нависло над ним. Только небо — больше ничего. Даже маленькое облачко не тревожило вселенский покой увядающей синевы. Капитан повел глазами, ожидая увидеть лишь опостылевший песок, но… трава, деревья, похоже, ели… лошадь… оседланная! Собака… мальчик… Человек! Люди! Здесь есть люди!!! — мозг пробила ярчайшая вспышка, заставившая капитана мгновенно приподняться на локте. "Твою мать! — подумал он, глядя то на юношу, то на человека в черном, склонившемся над ним. — Это невозможно! Это невероятно! Этого просто не может быть! Нет! Я сплю…"

— Капитан, все в норме. Мозг действует нормально, а центры сна сейчас не работают, — услужливо доложил УПИК.

Мелт снова опустился на траву и закрыл глаза. Мысли лихорадочно путались, вертясь около сумасшедшей идеи. Это невероятная удача. На что надеялся капитан? В лучшем случае провести остаток жизни где-нибудь в лесу, в компании с тамошними животными. А тут… Невероятно! Мало того, что разумные существа, так еще и ничем с виду не отличающиеся от обычных землян!

Человек в черном что-то заговорил и Мелт опять открыл глаза.

— Производится накопление данных для анализа языка, — сказал УПИК.

— Копи, копи, — проворчал Мелт, оглядываясь по сторонам. — Близкий лес на первый взгляд очень сильно напоминал леса средней полосы Земли века двадцать первого, какие капитан видел в старых фильмах, чуть поодаль виднелась дорога, убегающая в маленькую деревушку с небольшими, ничем не примечательными домишками. Дул свежий речной ветер, несший вечернюю прохладу. Затем взгляд капитана вцепился в человека, который все еще стоял на корточках. Одежда… где-то он похожую видел… да, в старых, выцветших книгах, написанных вроде бы еще до двадцатого века. После такую точно не носили. Меч в ножнах… да-а… средневековье — резюмировал капитан, невесело хмурясь. Разбились вспыхнувшие было надежды на контакт с Землей. Впрочем, это было бы уже слишком невероятно.

Оправившись от первых впечатлений Мелт понял, что ужасно голоден. "М-да, английский они не знают…" — с притворным сожалением подумал капитан. Он сорвал травинку и начал ее демонстративно жевать. Потом выплюнул, поморщившись, трава оказалась вязко-горькой, и показал на открытый рот.

Человек в черном посмотрел немного на Мелта, и что-то крикнул юноше. Тот пошарил в сумке, висевшей на боку лошади, вытащил оттуда какой-то сверток и подал человеку в черном. Он аккуратно развернул его перед Мелтом и приглашающим жестом указал на еду. Капитан взглянул на кушанье и цокнул языком: все продукты были ему совершенно незнакомы. Вот какое-то мясо, вроде, а этот зеленый продолговатый плод… овощ, наверное, а вот это на хлеб немного похоже, только какой-то коричневый, хм… "А, черт с ним!" — подумал капитан и начал есть. Мясо оказалось чересчур жестким и соленым, зеленый овощ был почти безвкусным, а хлеб пресным и слегка кисловатым, но голодному капитану было не привыкать питаться спецпайками, а по вкусу они были еще хуже.

Насытившись, Мелт покивал головой, благодаря за еду. Незнакомец тут же протянул ему флягу. Мелт сделал глоток, ожидая, что это вода, но там оказалось великолепное вино или что-то похожее. После нескольких глотков капитан почувствовал прилив свежести и даже встал на ноги, правда, с некоторым трудом.

Незнакомец все время что-то спрашивал, но Мелт лишь улыбался и качал головой, всячески показывая, что он и рад бы ответить, но не может. Через пару минут тот прекратил свои бесплодные попытки, отошел к лошади и подвел ее к капитану. Потом он недвусмысленно кивнул на лошадь, похлопав по седлу.

" Боже, — подумал капитан. — Он же мне предлагает туда сесть… Да я коней только в зоопарке видел и то по телевизору". Капитан отрицательно покачал головой, но человек продолжал упрашивать.

“ Ладно, — подумал Мелт. — Попробуем вспомнить, как там эти всадники садились в седло…”

Он подумал немного, затем всунул левую ногу в стремя и, неловко ухватившись за седло, взгромоздился на коня, но потеряв равновесие, едва не упал по инерции на правый бок, в последний момент ухватившись за гриву. Конь от такого обращения невольно заржал, перебирая копытами. Мелт выпрямился, увидел перед собой высокую луку и с радостью вцепился в нее.

Незнакомец широко улыбнулся, глядя на неумелого капитана, а юноша так и вовсе прыснул от смеха. Мелту казалось, что даже собака, весело машущая хвостом, смеется над ним. "Ничего, — подумал капитан. — Дал бы я вам в руки бластер или хотя бы "Берету", посмотрел бы, как вы с ней обращаетесь". Успокаивая себя таким образом, он выразил готовность ехать.

Человек в черном взял коня за уздцы и не спеша пошел к дороге. Юноша и собака пошли следом.

Спустя час капитан приноровился к мерной поступи коня и даже задремал, изредка подхватываясь и осматривая окрестности. Солнце уже совсем скрылось за лесом, но ночь еще не пришла. Она стояла и мялась на пороге, дожидаясь окончательного ухода дня. Легкий, едва заметный ветерок с реки ласково трепетал плащи двух путников и плавно обтекал металлизированный спецскафандр сорок первой модели. Невзрачные, мутные звезды были едва видны сквозь дымку облаков, а медно-красный свет луны навевал мрачную и тоскливую атмосферу.

Троица двигалась по Хульмскому Тракту в сторону города Стока, некогда совсем крошечного провинциального городка, но теперь значительно выросшего и обогатевшего. Сток очень удачно стоит на пересечении двух больших торговых путей, деля пополам дорогу на две части: Южный Тракт и Северный Тракт. По Северному идут богатые обозы Междуречья и тяжелые, груженные великолепными изделиями из железа обозы горных гномов из Стальковых и Вартовых гор. В Междуречье пушнины хватит, пожалуй, на шубы всему северу огромной империи, а гномьи лемеха, топоры, косы мечтает иметь любой более-менее состоятельный хозяин. Да, продукция гномов не залеживалась на шумных ярмарках Стока. По Южному Тракту шли огромные обозы с редкой древесиной, фруктами и специями. Огромный лес, на окраинах которого был заложен город Рон, обладал воистину царским запасом редкостных по красоте и свойствам пород древесины. Восхитительный нежно-голубой цвет небесного дерева, исключительные свойства покой-дерева, способного успокоить человека и снять напряжение, выдающаяся твердость стрега, легкий никогда не проходящий запах милены, которую так любят применять состоятельные люди при изготовлении кроватей(говорят, возбуждающе действует). За несколько досок любого из этих деревьев в центральной и северной части империи давали неплохие деньги, а профессия лесоруб в Роне считалась престижной.

Лишь с запада в торговый Сток не шли валом караваны и обозы. Великая пустыня преградила и обрезала давнишние торговые пути с Шилтом и лесными эльфами. Только редкие караваны из Г'Арского оазиса, груженые диковинными фруктами и маслами проходили по Хульмскому Тракту. Но они были самыми долгожданными в Стоке. Местная знать отдавала умопомрачительные суммы за корзину редких фруктов, а вездесущие купцы, несмотря на огромные цены, имели фантастическую прибыль, перевозя фрукты дальше на восток. Только в Г'Арском оазисе росли эти безумно дорогие плоды, и все попытки привить деревья в других местах не увенчались успехом. Говаривали, что это магия, что оазис стоит на месте древней и могущественной столицы высоких эльфов, а эти деревья выращены именно ими и не терпят чужой земли. Так или иначе, но по этой причине оазис переживал расцвет, буквально купаясь в деньгах.

Вот как раз по этому золотому пути и двигалась сейчас примечательная троица. Корни все время о чем-то спрашивал Сэймана ар Сталька, а тот, поглаживая короткую бородку, отвечал. То и дело в его странных глазах вспыхивали и угасали хитрые искорки.

— А вы видели императора?

— С чего ты взял, что я должен был его видеть?

— Ну… не знаю…

— Нет, не встречал, — Сэйман покачал головой. — Но я знаю, каким должен быть хороший император.

— Каким же?

— Вот, посмотри на меня, — маг хитро усмехнулся. — Я и есть эталон!

— Ну, я сомневаюсь, что у императора есть такой экстравагантный хвостик, — Корни скептически посмотрел на Сэймана.

— Так он же и не эталон! — нашелся маг и рассмеялся.

— А где вы учились магии, в Академии?

— Что такое магия? — риторически спросил Сэйман, глядя вдаль. — Магия — это весь мир, со всеми его сложными, непостижимыми и, порой, невероятными связями. Магия — это вся жизнь, с ее непредсказуемостью и заведомым концом. Магия — это не то, что под ней подразумевают, она не является чем-то сверхъестественным, потому что сверхъестественность чужда самим принципам мироздания. Нет, магия — это просто еще одна грань, еще одно переплетение мира и жизни… — волшебник смешался. — Ну, да что я тебе это говорю, тебе это, наверное, неинтересно и скучно…

— Что вы! — перебил его Корни. — Продолжайте.

— Да… Так вот. Учился я… собственно, я нигде особо и не учился. Академия меня не привлекла, эти снобы дальше своей классики ничего не желают замечать, словно на ней свет клином сошелся. Ну, а других заведений в империи-то и нет… Был один старик-отшельник. Кое-что от него узнал, кое-что по книгам, особенно эльфов. Да, эти эльфы были хорошими магами, только колдовство в грош не ставили, все больше поэзией да архитектурой увлекались. Вот темные — это да… Им кроме войны ничего не интересно, просто захватывающее зрелище, когда идешь по городу, а повсюду школы, школы, школы — и все военные. Тактика, стратегия, фехтование, стрельба из арбалета…

— Вы были у эльфов? — удивленно выдавил Корни.

— Приходилось… — смутился маг.

— Расскажите! — глаза юноши загорелись всепоглощающим огнем любопытства.

— Как-нибудь в другой раз, — твердо сказал Сэйман, уклоняясь от нежелательной темы. — Так вот и обучался понемногу, — закончил он свой ответ.

— А боевую магию знаете?

— О! Боевая! — хмыкнул маг. — Боевая мне не по душе…

— У-у… — протянул юноша, морща нос.

— Ничего, я клинком компенсирую, — Сэйман положил руку на рукоять клинка.

— А мне покажете пару приемов? — загорелся Корни.

— Покажу, — охотно согласился Сэйман. — Только не сейчас. — Кстати, отправь собаку домой, не место ей здесь, с нами…

— Домой? — с сомнением переспросил юноша.

— Да, и лучше сейчас.

— Ладно… — со вздохом сказал Корни, присев на корточки. Он положил руку на широкий лоб умного пса и зашептал:

— Всё, Ларни, ты сейчас вернёшься назад, к хозяйке. Понял?

Ларни вяло помотал хвостом и склонил голову.

— Ну, прощай… — Корни встал и махнул рукой.

Пёс нехотя повернулся и медленно побрёл назад по дороге.

Солнце ушло окончательно и ночь упала на тракт, погребя под собой остатки дневного зноя. К темно-красной мрачной луне присоединилась величественная платиновая. Око Дагора, как ее называли в империи, спокойно смотрело с небес на землю. Красный и платиновый свет лун придавали природе мистические оттенки, невероятным образом искажали силуэты и тени. Ветер стих окончательно, и как-то резко возникший туман при полном штиле зловеще расползался по оврагам.

— Недобрый час, — сурово сказал Сэйман, осматриваясь по сторонам.

— Скоро корчма, — Корни поежился, от наступающей сырости было неуютно.

Действительно, минут через десять послышалось близкое конское ржанье, и путники увидели свет из окон, едва пробивавшийся сквозь муть воздуха.

Старые дощатые ворота выше человеческого роста были заперты. Сэйман постучал кулаком — стук громко разнесся по округе, пугая ночных птиц. Через минуту послышались шаркающие шаги и тихий ворчливый шепот:

— Кого там нелегкая принесла, — хозяин корчмы распахнул ворота.

— Нелегкая приносит кинжалы к горлу и веревки на шею, — холодно сказал Сэйман, переступая порог.

Хозяин побледнел, разглядев богатый наряд гостя, и в глубоком поклоне начал приносить "свои искренние извинения".

— Прошу, прошу, проходите, проходите, вот сюда, сюда, — заметался он, указывая путь. — Кост! Сюда, лентяй! Прими коня у господина! А вы проходите, проходите, — хозяин, все время кланяясь, распахнул тяжелую дубовую дверь.

Сэйман вошел первым, за ним последовали Корни и чужестранец, на которого накинули плащ юноши, чтобы не привлекал внимания.

Двухэтажная корчма казалась ужасно древней. Она была сложена из внушительных сосновых стволов, основательно просмоленных и закопченных. У левой стены находился большой очаг, сейчас чуть тлеющий. Четыре длинных крепких стола занимали почти все свободное пространство, оставляя лишь небольшие проходы между скамьями. В правом дальнем углу находилась лестница на второй этаж, где находились спальни для ночных путников. Все помещение освещалось лишь двумя факелами и тускло мерцающим очагом, отчего на стенах плясали, корчась в метаморфозах, странные тени.

В этот поздний час корчма была практически пустой, лишь за дальним столом, забившись в угол, сидела компания из трех человек. Тени причудливо играли на лицах, поэтому трудно было сказать что-то определенное о чертах. Простые грязно-коричневые кафтаны не говорили ни о положении этих людей, ни о роде занятий — такие носят и лесорубы, и охотники, и оружейники из тех, что победнее. Цепкий взгляд Сэймана уловил отблеск металла рукояти кинжала, что висел на поясе у одного из безликой троицы. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, очень неспокойно было на дорогах близ Стока, банды разбойников то и дело нападали на богатые обозы. Сколько наместник не посылал сюда армейские части, ничего не выходило, густые леса служили надежным убежищем. Так что редкий путник не брал с собой оружие. Впрочем, поговаривали, что сам наместник имеет определенный процент от этого разбоя, а потому не особо ратует за истребление разбойников.

— Жареного поросенка и вина! — потребовал Сэйман, усаживаясь за стол.

Хозяин тут же убежал на кухню, выкрикивая приказания жене, прибавив в конце крепкое словечко для расторопности. В ожидании трапезы маг пристально рассматривал постояльцев, неторопливо потягивающих пиво из больших кружек. Они то и дело бросали короткие взгляды на вновь прибывших, тихо переговариваясь о чем-то своем. Минут через десять, допив пиво, они дружно встали и поднялись наверх.

Сэйман уже собирался пойти "помочь" с ужином, но как раз улыбающийся хозяин вынес большое блюдо с поросенком, а следовавшая за ним жена несла кувшин добротного ронского вина. Маг поманил хозяина пальцем, и тот, поставив блюдо на стол, почтительно наклонился к нему.

— А кто те люди, что сидели здесь? — спросил Сэйман.

— Говорят, лесорубы, — без промедления заверил хозяин. — В Ронскую долину следуют, лес рубить. И то правда, наместник в Роне указ издал, так что лесорубам там сейчас раздолье.

— Пешие или верхом?

— Пешие, пешие, — замахал руками хозяин. — Куда им коней-то? Денег у них — всего ничего. Пиво попили да и все.

Сэйман внимательно посмотрел хозяину в глаза и тот сделался бледным, уловив бушующее пламя и тихую ярость.

— Проваливай, — сквозь зубы бросил маг, отрезая изрядный кусок от поросенка. Хозяина словно ветром сдуло.

После сытного ужина все трое, сопровождаемые учтивым хозяином, поднялись наверх. Сэйман сказал, что все они будут ночевать вместе, в одной комнате, на что хозяин выразил полное согласие и не перечил. Корни улегся на полу, а чародей с капитаном — на кроватях.

Через несколько минут негромкое посапывание и храп донесли до уха, прижатого к замочной скважине, что все трое уже спят.

***

Рэконал, по просьбе императора (хотя все его просьбы расценивались как приказы) вновь явился в тронный зал. Там его уже дожидался властитель и его дочь Кина. Принцесса забралась на трон и весело болтала ножками, разглядывая какую-то безделушку. Рэконал поклонился, и император жестом попросил его отойти к окну.

— Все повторилось, — сказал он хмуро, когда они отошли на достаточное расстояние от принцессы. — Ночные видения не прекратились.

— Я не в силах этому помешать, — грустно прошептал маг.

— Но хоть что-то можно сделать?

— Можно убить того человека, если он вообще существует. Тогда нить судьбы порвется, но последствия могут быть непредсказуемы.

— Что ты имеешь в виду?

— Судьбы — вещь очень загадочная. Смерть человека, который связан с принцессой, может серьезно повлиять на ее саму. Возможно, она тяжело заболеет или, наоборот, ничего не случится. Но я могу гарантировать только одно: принцесса не умрет и сны прекратятся.

Император задумчиво посмотрел в окно: "Стоит ли рисковать здоровьем дочери из-за кошмарных снов? Но в последний раз она всю ночь не смогла уснуть…"

— Хорошо! — решительно сказал император. — Мне нужен этот человек, его описание.

— Пяти минут будет достаточно, — прикинул Рэконал.

— Кина, пойди сюда, — позвал отец. — Рэконал сейчас тебе поможет.

— Опять так долго стоять и не моргать? — девочка недовольно слезла с трона, все же отца она не могла ослушаться.

— Нет, сейчас не так долго, — заверил ее маг, беря за руки и заглядывая в глаза.

Через несколько минут фрейлины уже уводили принцессу, а маг сосредоточенно ушел в себя. Воздух возле него затрепетал, заметался, постепенно сгущаясь. Красно-белые призрачные вихри выхватывали из ниоткуда какие-то размытые формы и тут же запихивали их обратно в никуда. Постепенно все затихло и медленно начала вырисовываться фигура человека. Вскоре прямо в воздухе над полом стоял фантом.

На императора холодно и бездушно смотрели темно-зеленые глаза, утопленные в проемах глазниц. Каштановые волосы и борода контрастировали с серебристой… кожей?!

— Это что, кожа или одежда? — спросил император Рэконала.

Маг лишь пожал плечами:

— Я же не встречал этого человека, это то, что видела во сне принцесса.

— Да-а-а… загадочный человек… — пробормотал император.

Его взгляд ожесточился и в нем легко читался смертный приговор на гладком пергаменте тролльей кожи за его личной подписью, скрепленной черным драконом, пронзенным двуручным мечом. Он тронул шнур и в зал вошел Гунли.

— Всех придворных художников сюда, немедленно! — приказал император.

Гунли, поклонившись, вышел. Через несколько минут восемь художников робко жались к дверям тронной залы.

— Мне нужен портрет этот человека, — император указал на фантом. — В течение часа!

Через два часа несколько сотен агентов отдела внутренней безопасности уже скакали во все части империи с весьма однозначным приказом: "Найти и уничтожить". Судьба странного человека была предрешена.

***

— Устал, внучек? Ну давай отдохнем… Вот почитаю тебе сказку…

"… Другой мир. Что чувствует человек, без надежды на прошлое, попадающий в гордом, но жалком одиночестве туда? Какие мысли тревожат его разум? Опустошенность, безысходность, надежда… Гипертрофированная жалость к себе сочетается с язвительной, мрачной радостью жизни.

Слабые бросаются на колени, моля господа, черта или судьбу даровать им спасение. Слабые не выдерживают одиночества и слабеют рассудком. Слабые или просто тихо умирают, если чересчур безвольны, или же кончают жизнь самоубийством, если собранных в кулак ошметок воли достаточно для этого.

Сильные стирают воспоминания и живут настоящим. Они трезво оценивают реальность и не ждут от жизни поблажек. Они не позволяют слабости закрасться в сердце, отравить душу и разум. Сильные идут вперед, отбросив сомнения, надежды, веру. Вопрос жизни сводится к вопросу выживания, лишенного глупых и мелких сентенций. Трансцендентные боги, абсолютные идеи и прочие идолы слабых отскакивают от их прагматизма, словно меч от атриллового доспеха. Но сильным тоже нелегко. И если слабых жизнь гнет, а потом ломает, то сильных она не гнет — это невозможно, а вот сломать… сломать может. Но если ломается сильный, то мир встает на дыбы…"