Надежда дурака

Майк Шэкл

НАДЕЖДА ДУРАКА

Последняя Война 2

Перевод Александра Вироховского

ЛЕГЕНДА К КАРТЕ

Aisair — Айсаир

Aldrus Ocean — Алдрусский океан

Anjon — Анджон

Gundan— Гандан

Gambril — Гэмбрил

Jia — Джия

Dornway — Дорнуэй

Drasus Sea — Драсуское море

Inaka — Инака

Kiyosun — Киесун

Kotege — Котеге

The Meigore Channel — Мейгорский Пролив

Miyoshia — Миёсия

Selto — Селто

Chita — Чи́та

Whuhar — Ухар

Egril — Эгрил

Southern Road — Южная дорога

Посвящается отцу

Молитва Кейджу

Кровь, которую я дам тебе, о Великий.

Души, которые я пошлю тебе.

Мое тело — твое оружие.

Моя жизнь — твой дар.

1

Матеон

Кейджестан, Эгрил

Час Крови почти настал.

Время смерти и жертвоприношения. Чтобы Праведные встали и были сосчитаны. Время воздавать почести и демонстрировать силу. Ибо все знали, что единственный глаз Кейджа наблюдает за всеми. И он узнает любого, кто провалит эту самую простую из проверок.

Матеон, сын Гадриана, из северного племени Леорус, стоял, расправив плечи и выпятив грудь, стоял неподвижно, несмотря на северный ветер, который гнал утренний туман по поверхности Красного Озера, игнорируя холод, от которого ныли все его кости. Боль — это хорошо, сказал он себе. Болью Кейдж оценивает веру человека, а вера Матеона была сильной. В конце концов, племя Леорус было одним из самых набожных во всей Империи Эгрил, а Матеон был сыном героя. И сегодня он станет мужчиной.

Он провел ночь на берегу Красного Озера, в футе от воды, напротив дворца Рааку, одетый только в униформу пуэра: простую белую тунику, брюки и ботинки, лицо закрывала белая маска. Ни плаща, ни огня, ни еды, ни воды, ни сна, ни утешения. Только боль. Испытание веры.

На берегу озера провели ночь и другие пуэры, мальчики, которые вот-вот станут мужчинами; со многими из них Матеон вырос. Некоторые ночью свалились, слишком устав, чтобы удержаться на ногах или слишком ослабев, чтобы игнорировать голод в брюхе и холод, проникающий под кожу. Один Кейдж знал, что с ними станет. Им не выпадет честь сражаться в армии Рааку. Это не место для слабых и неверующих.

Но Матеону там было самое место.

Его мать и сестра присоединились к нему некоторое время назад, прибыв вместе с остальными прихожанами, которые каждое утро собирались на Первую Молитву у озера. Знак, что рассвет не за горами и испытание Матеона скоро закончится. Кроваво-красные полосы уже окрасили рассвет за горизонтом города — несомненно, хорошее предзнаменование. А если появится сам Император? Благословение Матеона будет полным.

На другом берегу озера жрецы Рааку уже были на месте, рядом с ними выстроилась длинная очередь пленных язычников. Там, должно быть, было по меньшей мере сотня жрецов и в пять раз больше язычников. Обычно их бывает не так много, верно? Было ли это знаком того, что появится Рааку?

— Он не придет, — прошептала София, словно прочитав его мысли. Сестра Матеона была на три года моложе его и только приближалась к совершеннолетию. Ее гибкое тело было скрыто под плотным серым платьем, под цвет маски, закрывавшей большую часть ее лица. Ее капюшон был натянут на голову так, что были видны только рот и подбородок. Она выглядела такой теплой по сравнению с тем, что чувствовал Матеон, но в его сердце был Кейдж. Ему больше ничего не было нужно.

— Шшш, — прошипела его мать. Ее маска, в память о муже, павшем на службе Империи, была темно-фиолетовой, и повторяла очертаниями лоб и нос горной кошки, давшей название их племени. На ней было тяжелое черное зимнее платье, украшенное простой железной брошью — медалью, врученной ее мужу самим Рааку за храбрость во время Войны Объединения, когда все племена Эгрила были приведены под предводительство Императора. Редкая честь, которая все еще обеспечивала семью Матеона дополнительным питанием — через пять лет после смерти отца. — Даже если мы не увидим сына Кейджа, знайте, что он рядом, и будьте благодарны за эту привилегию.

Матеон ничего не сказал, слишком нервничая, чтобы говорить. Он пытался притвориться, что ему все равно, появится ли Рааку, но он появится. Конечно появится. Это было бы признаком грядущей славы Матеона.

Позже в тот же день он присоединится к пехоте Его Императорского Величества — как и отец до него, — и отправится сражаться с язычниками в Джии. Он станет героем, как и отец, принесет еще больше чести своей семье, гарантируя им место в Великой Тьме. Они будут стоять по правую руку Кейджа, с множеством рабов из числа язычников, которых он отправит своему Господину. Он улыбнулся, его сердце наполнилось гордостью при мысли о том, что он сбросит маску Пуэра и наденет белые доспехи и маску-Череп.

Он оглянулся на тысячи людей, собравшихся на берегу Красного Озера — все они пришли посмотреть на Императора. Здесь были маски всех типов, от высокородных до низших, от воина до торговца, но все были равны перед Кейджем. В Эгриле имущество ничего не значило. Важно было то, что ты отдал Кейджу в Великой Тьме. Души, которые ты послал ему, кровь, которую ты пролил во имя него. Это была единственная ценность.

Дворец Императора стоял посреди Красного Озера. По форме напоминающий лицо Кейджа и высеченный из холодного гранита, он возвышался над алыми водами; единственный глаз Кейджа смотрел на свой верный народ. Некоторые говорили, что Кейдж сам вырезал его из горы, когда создавал мир. Другие утверждали, что это была работа сотен миллионов верующих, возведенная на фундаменте из их крови и костей. Матеону нравилось верить, что первая история была правдой. Он прожил в Кейджестане, столице Эгрила, всю свою жизнь, и все же ему никогда не надоедало смотреть на дворец. Да и как могло надоесть? Во всей Империи не было более святого места.

За водой, ряд за рядом вдоль берега, реяли флаги, резко алея на фоне холодного камня. Жрецы Рааку в золотых масках, шеренги которых растянулись вдоль пирса у основания дворца, выглядели так, словно стояли на самой воде, их ножи ловили первые лучи солнца.

Если Император и придет, то только сейчас. До того, как язычников отправят к Кейджу.

Матеон облизал пересохшие губы и поборол желание пошевелить ногами. Все знали, что Император появлялся только в редких случаях, но что, если это был один из них?

Семье Матеона повезло — они жили недалеко от Красного Озера, — так что это было не первое их паломничество. Трижды толпа была слишком плотной, чтобы можно было подобраться к озеру достаточно близко. В других случаях там были только его священники, которых можно было послушать, и свидетели жертвоприношений. Это само по себе было честью помнить. Но им еще предстояло увидеть императора. Другие видели — или, по крайней мере, утверждали, что видели. Их рассказы всегда вызывали у Матеона зависть. Кое-кто сказал бы, что это признак слабости, но не Матеон. Он воспринял это как знак своей веры, и это только заставляло его молиться еще усерднее.

А теперь, когда он стоит на почетном месте? Сегодня должен был быть тот самый день.

Только Преданные стояли ближе к кромке воды. Они тоже, как и пуэры, ждали всю ночь, собравшись вместе, лицом к пирсу. Матеон не хотел представлять, что творилось в их головах в эти последние несколько мгновений. Возможно, они ни о чем не думали, их души уже покинули тела.

Солнце поднялось выше, оставляя кроваво-красный след на небе. Вот и все. Больше ждать нельзя. Император должен появиться сейчас, или…

Гром барабанов эхом разнесся по озеру. Глубокий, тяжелый ритм, который быстро синхронизировался с биением пульса Матеона. Он увидел, как напряглась мать — она тоже почувствовала, как вибрации проходят по ее телу. Его сестра потянулась к его руке, но Матеон оттолкнул ее. Кейдж требовал силы.

Он посмотрел на дворец и пожалел, что не находится ближе. Преданные уже вошли в воду, но Матеон не присоединился к ним. За вход в Красное Озеро нужно было заплатить определенную цену. Возможно, однажды он удостоится этой чести, когда уволится из армии, но не сегодня.

Солдаты, одетые в красные доспехи и маски демонов, вышли из дворца и выстроились в линию по обе стороны от жрецов. Первый Легион. Это были люди из собственного племени Рааку, его собственной крови. Не было солдат храбрее или сильнее Первого.

Матеон затаил дыхание, напряг зрение, кровь стучала в такт ударам барабанов. Напряжение сжало его сердце. Где Рааку?

На горизонте появился свет, тьма отступила.

Затем над водой воцарилась тишина.

Сейчас.

Он здесь. Император прибыл.

Фигура была алой точкой вдалеке, но не было никаких сомнений, что это был он, больше, шире, чем кто-либо вокруг него. Он был гигантом — Богом — среди людей. Не было никаких сомнений в силе, стоявшей перед Матеоном.

Рааку ждал между огромными дверями дворца, когда время остановилось. Солнце остановило свой восход, и даже ветер не осмеливался дуть. Все глаза были устремлены на Рааку, не мигая, поскольку остальной мир перестал существовать. Он был всеми. Он был каждым. Сын Кейджа. Благословенный.

Как долго они все стояли там, удерживаемые вместе в этот единственный момент? Матеон понятия не имел. Казалось, прошла вечность, и все же это было не дольше, чем удар сердца.

Когда Рааку шагнул вперед, барабаны снова заиграли, в пять раз громче, и мир снова сдвинулся с места. Император подошел к кромке воды и занял свое место рядом со своими священниками. Пленники-язычники отшатнулись в его присутствии, борясь со своими цепями, крича и рыдая навзрыд, и Матеон почувствовал новый прилив радости. Их крики понравятся Кейджу.

Император протянул руку, и в нее вложили нож. Барабаны остановились. Жрецы вытащили вперед какого-то язычника и поставили перед Рааку.

— Кровь, которую я дам тебе, о Великий. — Его голос раскатился подобно грому над водой до самой Великой Тьмы. Сверкнул нож, перерезав горло язычнику, и кровь брызнула на воду. Жрецы держали умирающего над озером до тех пор, пока не перестала литься кровь, а затем позволили ему упасть в воду.

К Рааку привели другого язычника.

— Души, которые я пошлю тебе. — Снова сверкнул нож. Еще больше крови, еще одна смерть.

— Мое тело — твое оружие. — Умер еще один.

— Моя жизнь — твой дар. — И еще один.

И так продолжалось. Рааку повторял слова, его жрецы присоединялись, перерезая глотки, пока все язычники не были принесены в жертву и их кровь не стала единой с Красным Озером. Их тела поглотили воды, их души забрала Великая Тьма.

Теперь настала очередь Матеона. Его и всех собравшихся перед Императором.

Рааку наблюдал, как его подданные вынимают собственные ножи. У Матеона был маленький клинок, передававшийся от отца к сыну, поколение за поколением, его рукоятка потерлась от времени, но лезвие оставалось острым.

— Вы даете Кейджу свою кровь? — крикнул Рааку.

— Да! — Слова были выкрикнуты в ответ, полные страсти и ярости.

— Вы обещаете служить Кейджу в этой жизни и в следующей?

— Да! — крикнул Матеон.

— Покажите мне.

Их ножи двинулись как один. Матеон порезал себе большой палец, открыв рану, которая никогда не заживала. Его мать, его сестра, все сделали то же самое. Как один, они вытянули руки вперед, и кровь закапала на святую землю у них под ногами.

Только те, кто был в воде, не порезали себе большие пальцы. Они были Преданными и пришли не для того, чтобы отдать каплю крови своему Богу. Нет. Они перерезали себе горло и запястья и вонзили нож в сердце. Они отдали свои души Кейджу, и их кровь наполнила Красное Озеро чистотой их жертвоприношения.

Слезы текли по лицу Матеона. Он был так благословлен. Он был недостоин оказанной ему чести. Увидеть Рааку, стать свидетелем жертвоприношений, наблюдать, как умирают Преданные. Всего этого было слишком много. Он видел, что другие вокруг него чувствовали то же самое.

— Рааку. Рааку. Рааку. — Тысячи скандировали имя Императора. Оно заменило барабаны, наполняя воздух, изливаясь из их сердец.

— Рааку. Рааку. Рааку. — Император стоял там, неподвижный, как камень, позволяя их любви изливаться на него. Он знал, что все они умрут за него, умрут за Кейджа.

Матеону повезло жить в это время, когда силы Рааку завоевали мир, принеся истинную веру языческим ордам и уничтожив то, что осталось от Ложных Богов. И он сыграет свою роль в грядущей великой победе.

Он тысячекратно отплатит за эту привилегию как один из солдат Императора. Великая Тьма наполнится кровью и душами язычников, которых Матеон убьет лично. Это был его долг. Его цель.

— Кровь, которую я дам тебе, о Великий, — прошептал он, наблюдая за Рааку. — Души, которые я пошлю тебе. Мое тело — твое оружие. Моя жизнь — твой дар.

2

Тиннстра

Золотой Пролив

Тиннстра стояла на палубе мейгорского корабля «Окинас Киба», Зорика сжимала ее ногу, все еще потрясенная тем, что они вырвались из лап Эгрила. После всего, через что они прошли, после всех жизней, которые были принесены в жертву, они были на пути в Мейгор, в безопасное место. Но это не было похоже на победу. Ещё нет.

Она оглянулась в ночь. Вдалеке горел Киесун. Что бы ни случилось дальше, это был конец тому, что было. Как погиб этот город, так погибла и ее страна. Если они когда-нибудь вернутся, что их ждет? Найдут ли они страну пепла?

Возможно, Мейгор вступит в войну, как надеялись Джакс и другие; возможно, тогда Эгрил потерпит поражение, но Тиннстра не была так уверена. Она видела всю мощь врага. Она знала, на что они способны. Шулка когда-то считали себя непобедимыми, но именно Черепа заслужили этот титул. И они никогда не сдаются. Они скорее уничтожат Джию, чем откажутся от власти над страной.

Но это больше не моя забота. Моя единственная обязанность сейчас — заботиться о Зорике и обеспечить ей будущее. Как только мы окажемся в Мейгоре, моя война закончится.

Конечно, сначала им нужно добраться до Мейгора.

— За работу, парни, — приказал Раласис, капитан «Окинас Киба». Сотня рук немедленно взялась за такелаж, и большой корабль со скрипом ожил, готовый поймать ветер.

Раласис повернулся к Тиннстре с легкой улыбкой на лице.

— Теперь вы в безопасности. К утру мы будем в Мейгоре. — Его джиан был безупречен.

— Спасибо, — ответила она на столь же безупречном мейгорианском. Еще один подарок от ее отца. Он заставил всех своих детей изучать языки соседних народов. — Трудное путешествие, но мы до вас добрались.

Капитан склонил голову, услышав родной язык:

— «Окинас Киба» — самый быстрый корабль во флоте короля Сайтоса. Не бойтесь, мы доставим вас в Мейгор без дальнейших проблем.

— Надеюсь, вы правы, — сказала Тиннстра.

Раласис поклонился и отошел, чтобы занять свое место за штурвалом корабля.

Мужчина был уверен в себе, Тиннстра должна была отдать ему должное, но она знала лучше. Она обняла Зорику за плечи и снова посмотрела на Киесун. Если их и поджидала еще бо́льшая опасность, она будет исходить оттуда.

Где-то в этом океане был Дрен, в маленькой рыбацкой лодке, на которой они сбежали из города. Мальчик возвращался в единственный дом, который он знал. Возвращался, чтобы сражаться. Возвращался в охваченный огнем город.

Языки пламени плясали от одного конца полуострова до другого. Огонь быстро распространялся по узким улочкам и переполненным людьми зданиям. Во имя Четырех Богов, им повезло вовремя добраться до склада и лодки. Еще несколько минут, и было бы слишком поздно. Огонь уже поглотил доки. И с той скоростью, с какой он распространялся, к утру от города мало что останется.

Ужас охватил ее при мысли о тысячах людей, которые жили там, и о том, сколько из них умрут этой ночью. Все они были принесены в жертву, чтобы маленькая девочка могла спастись.

Тиннстра взглянула на Зорику. Бедная девочка так много пережила: зрелище убийства родителей и брата, безжалостное преследование Черепов, смерть Аасгода, Монона и Гринера. Все, кого послали ей на помощь, были мертвы, кроме Тиннстры — и это было скорее удачей, чем мастерством. В конце концов, Тиннстра не была ничем особенным. Дочь знаменитого воина Шулка, не более того. Она провалила обучение и была исключена за трусость.

Тиннстра наклонилась и поцеловала Зорику в макушку:

— Ты в порядке?

Зорика посмотрела на нее большими испуганными глазами и кивнула. Она крепче обхватила ногу Тиннстры, а Тиннстра в ответ сжала ее плечо. Ей было четыре года, и она была храбрее их всех. И хорошо поработала — но ей понадобится еще больше мужества, чтобы встретить грядущее лицом к лицу. В конце концов, она была Королевой Джии. И намного больше, если Аасгод был прав. Бедная девочка. Если Тиннстре казалось удушающим быть дочерью Грима Дагена, давление на Зорику будет в тысячу раз сильнее.

Еще одна причина защищать ее от всего этого.

Что-то привлекло внимание Тиннстры. Мелькнувшее движение в ночи, тень в темноте. Она наклонилась вперед, напрягая зрение, испытывая страх.

Сейчас там ничего не было, не то чтобы она могла видеть, но она знала. Они приближались. Они так просто их не отпустят. «Дайджаку». Тиннстра прошептала это слово, почти боясь произнести его вслух, чтобы не вызвать появление демонов.

Но где?

Она чувствовала, как «Окинас Киба» покачивается у нее под ногами, борясь с волнами, слышала скрип канатов, натягивающих полотно — паруса приспосабливались к новому курсу. Люди усердно трудились, но пока не нашли ветер. Корабль двигался слишком медленно.

И демоны приближались. Она знала это. Тиннстра чувствовала это нутром. Они никогда не сдавались.

Затем она заметила его. Эта проклятая форма. Эти длинные крылья. Он летел низко, скользя по волнам.

— Там! — Она указала за корму по правому борту. — Дайджаку! Дайджаку!

Зорика закричала, и Тиннстра крепко обняла ее, надеясь, что это принесет хоть какую-то пользу.

— Лучники! — закричал Раласис. Дюжина мужчин бросилась к Тиннстре. Она показала им дайджаку, который мчался к ним, скользя над верхушками волн. В его руке что-то светилось.

— Там бомба. — Страх расцвел в животе Тиннстры. Бомба может прикончить их всех и погрузить «Окинас Киба» на дно. Тиннстре хотелось выхватить меч, как будто это могло что-то изменить, но существо приближалось не для того, чтобы сражаться с ними. Ему даже не нужно было подлетать слишком близко. Достаточно близко, чтобы бросить бомбу. Бомба, которая могла превратить каменное здание в руины и корабль в щепки. — Не позволяйте ему приблизиться к нам!

Тетивы были натянуты, и затем полетела дюжина стрел. Она затаила дыхание, надеясь, наблюдая за их полетом, а затем за их падением. Ни одна не достигла своей цели.

Лучники выпустили еще один залп. Снова дайджаку отклонился. Большинство промахнулось, но одна попала в цель, пронзив его крыло. Дайджаку закричал, но больше от гнева, чем от боли.

— Давайте... кто-нибудь... убейте его, — пробормотала Тиннстра сквозь стиснутые зубы, ее сердце бешено колотилось. Она чувствовала себя беспомощной, ожидая там, наблюдая за демоном. Она хотела сражаться — делать что угодно, — только не стоять и не ждать смерти.

— Приближаются еще, — прокричал голос сверху, с такелажа.

— Где? — спросила Тиннстра, но она увидела их мгновение спустя. Еще пять, высоко вверху, на фоне оранжевого зарева над Киесуном. Она обернулась и увидела Раласиса, сражающегося с штурвалом. — Мы должны убираться отсюда.

Он не потрудился ответить. Он знал. Все знали.

Первый демон был уже близко. В него попало еще больше стрел, но ни один выстрел не был смертельным. Стрелы изрешетили его тело, но он все равно летел дальше, шар в его руке сулил смерть.

Дайджаку отвернулся от океана и взмыл вверх, отводя руку назад, готовый к броску. Он ни за что не промахнется, не с такого расстояния.

Время замедлилось. Тетивы заскрипели, принимая нагрузку от бо́льшего количества стрел, больше надежды. Тетивы зазвенели, стрелы сорвались с места и полетели в демона, бывшего уже на середине броска. На этот раз они попали, поразив дайджаку в грудь, плечо, сердце. Он откинулся назад, не раскрывая крыльев, и полетел вниз, к океану.

Слишком поздно. Бомба была брошена.

Они все наблюдали за ней, ярко пылающей, вихрем красной ярости в ночи, приближающимся к ним. Тиннстра присела на корточки и заключила Зорику в объятия, защищая ее, насколько могла. Она не хотела, чтобы та увидела конец. После столь долгого бегства смерть, наконец, настигла их.

Но шар не долетел до «Окинас Киба». Стрелы сбили демона с цели ровно настолько, насколько это было возможно. Бомба исчезла под волнами в нескольких ярдах по правому борту.

Секунду спустя море взорвалось. Корабль стало швырять из стороны в сторону, когда взрывная волна пробила дыру в океане. Вода дождем полилась на них всех, и корабль опасно накренился. Тиннстру, крепко державшую Зорику на руках, швырнуло через палубу, когда «Окинас Киба» положило на бок. Еще немного, и корабль бы перевернулся. Да защитят нас Четыре Бога. Я не хочу умирать вот так.

Затем корабль выпрямился, и море успокоилось, унося «Окинас Киба» с собой. Ветер подхватил мокрые паруса, наконец наполнив их, и корабль рванулся вперед, как будто ему, как и остальным, не терпелось спастись от опасности.

— С тобой все в порядке? С тобой все в порядке? — Тиннстра отпустила Зорику и проверила, нет ли у нее травм. Зорика уставилась на нее и кивнула, вода стекала с ее лица — она промокла до нитки. Тиннстра вскочила на ноги, потянув девочку за собой. Остальные сделали то же самое. Лучники с отчаянием на лицах схватили мокрые луки и стрелы.

Все знали, что к ним летят еще пять дайджаку.

Раласис выкрикивал приказы, подгоняя своих людей, требуя развернуть больше парусов, все, что угодно, чтобы увеличить скорость, теперь, когда ветер был с ними. Это была гонка. Моряки против демонов. Паруса против крыльев.

Тиннстра перевела взгляд с парусов на демонов, оценивая расстояние, скорость. Было ли этого достаточно? Догоняли ли Дайджаку или разрыв увеличивался? Она не могла сказать.

Лучники потребовали еще луков, еще стрел, всего, что они могли бы использовать в бою.

Трое из дайджаку держали ниганнтанские копья с длинными лезвиями. У двух других в руках были шары, все еще черные. Бомбам нужна была кровь, чтобы сработать, зажечь огонь внутри. Тиннстра не сомневалась, что демоны найдут всю кровь, в которой они нуждаются.

— Раласис, — позвала Тиннстра, и капитан оглянулся. — Мы можем отвести королеву вниз? В безопасное место?

— Да. Она может оставаться в моей каюте. Карис может ее проводить. — Капитан указал на мужчину поблизости.

Карис подбежал, склонил голову и протянул девочке руку:

— Пойдем со мной, моя дорогая.

Зорика крепче прижалась к ногам Тиннстры:

— Я хочу остаться с тобой.

— Будет битва, любовь моя, — сказала Тиннстра. — Я хочу, чтобы ты была в безопасном месте, подальше от опасности. Этот человек отведет тебя туда.

— Нигде не безопасно, — ответила Зорика. — Я хочу остаться с тобой.

Она не ошибалась. Тиннстра оглянулась на море. Дайджаку были ближе. До нападения, возможно, две минуты. Она присела на корточки, чтобы ее глаза были на одном уровне с глазами Зорики:

— Внутри тебе будет безопаснее. Мне нужно сражаться, а я не могу этого делать, если буду беспокоиться о тебе. Я приду и заберу тебя, как только Дайджаку уйдут.

Королева смахнула слезу:

— Обещаешь?

— Обещаю. — Тиннстра поцеловала ее в лоб. — А теперь иди.

На этот раз девочка взяла Кариса за руку. Тиннстра наблюдала за ней, чувствуя острую боль в сердце. Милостивые Боги, дайте нам выжить. Зорика этого не заслуживает. Позвольте мне отвести ее в безопасное место.

Вздохнув, Тиннстра вытащила свой меч и топор, который она украла у Избранной. Если предстоит бой, она готова.

У нескольких лучников луки и стрелы были сухими, прочие остались с промоченными морем. Двое мужчин несли копья, на их лицах был страх. Тиннстра слишком хорошо знала этот взгляд. Она прожила со страхом всю жизнь. Он давал о себе знать даже сейчас, но не парализовал ее, как когда-то. Она смирилась с тем, что ее жизнь конечна, что однажды за ней придет смерть. Только теперь она не собиралась встречать ее, свернувшись калачиком с закрытыми глазами. Она встретит это на ногах, с мечом и топором в руках. Как Шулка.

— Мы — мертвые, которые защищают нашу землю, нашего монарха, наш клан, — прошептала она ветру.

Дайджаку были теперь ближе, и стрелы летели им навстречу. Мейгорцы были хороши, хорошо вымуштрованы и дисциплинированы. Не было ни паники, ни излишней спешки. На этот раз их стрелам повезло больше. Количество дайджаку оставляло демонам меньше пространства для маневра. Один из дайджаку, несущий сферу, упал в море, утыканный стрелами, вращаясь на сломанных крыльях. Команда «Окинас Киба» разразилась радостными криками, но лучники продолжали свою работу. Это не победа, еще нет.

Другой дайджаку, несущий сферу, отделился от стаи и взлетел над ними. Тиннстра наблюдала, как шар в его руках начал светиться. В него полетело копье, но потеряло инерцию задолго до того, как достигло демона, и безвредно упало в сторону. С криком, который мог бы сойти за смех, Дайджаку метнул шар. Его ярко-красную дугу было легко проследить на фоне ночного неба. Он набирал скорость, когда гравитация потянула его вниз, прожигая паруса, затем врезался в мачту и, вращаясь, упал на палубу.

Матрос нырнул за ним. Время замедлилось, пока Тиннстра наблюдала, как мужчина схватил шар, сделал шаг и выбросил его за правый борт.

Затем бомба взорвалась. Корабль содрогнулся от силы удара, воздух прорезал огонь. Последнее, что увидела Тиннстра, прежде чем нырнуть за бочку с водой, был моряк, исчезающий во взрывной волне. Щепки и осколки дерева и палубы взметнулись в воздух. Вскоре последовали крики раненых и умирающих. Тиннстра прижалась спиной к бочке, в ушах звенело, она моргала, отгоняя дым, дыхание перехватило в горле, но она была жива и невредима.

Она, пошатываясь, поднялась на ноги. Грот-мачта упала, отрезая один конец корабля от другого. А под ней по правому борту до середины палубы была пробита дыра. Тела были разбросаны по краям, смесь туловищ, конечностей и обрывков всего остального, что составляло человеческое существо. Корабль застонал от удара, когда его шпангоуты сдвинулись, угрожая развалить корпус на части. Воздух наполнился дымом. Языки пламени ползли вверх по мачтам и по тому, что осталось от палубы, по телам павших.

Раласис, да благословят его Боги, все еще был на ногах, отдавая приказы, приказывая своим людям бороться с огнем, все это время топча пламя сапогами. Его команда выполнила его приказ, но все двигались медленно, потрясенные, ошеломленные и раненые, в то время как их товарищи лежали мертвыми вокруг них. Судно под ними раскачивалось и стонало при каждом ударе волн.

По крайней мере, каюта капитана была невредима, слава Четырем Богам. Тиннстра старалась не думать о Зорике внутри, оцепеневшей от того, что могло происходить по ту сторону двери.

Тиннстра почувствовала, как к ней возвращается страх при виде этого хаоса, но она поборола его. Поддаться страху означало умереть, а она больше не была тем человеком. Пусть команда разбирается с последствиями. Дайджаку приближались.

— Мы все еще на плаву, — сказал Раласис, теперь стоящий рядом с ней с копьем в руке, — но только Боги знают, останется ли так и дальше. А со спущенным гротом мы легкая добыча.

Она огляделась. Осталось лишь несколько лучников, сжимавших в руках по пучку стрел, из ран лилась кровь. С ними стояли еще пятеро, держа мечи наготове. У самой Тиннстры были клинок Шулка и топор Избранной.

— Они будут приближаться низко и быстро, попытаются прорваться сквозь нас и убить всех, кого смогут, своими копьями, — сказала она. — Не высовывайтесь и двигайтесь, если придется. Нет ничего постыдного в том, чтобы упасть на палубу и остаться в живых. — Часть ее не была уверена, был ли этот совет адресован морякам или ей самой. — Приберегите свои стрелы, пока они не окажутся прямо над нами, и у вас не будет шанса промахнуться.

В ответ она получила кивки.

Трое оставшихся Дайджаку устремились к кораблю, скользя по гребням волн, сохраняя приличное расстояние между собой, чтобы избежать новых стрел. Тиннстра поискала взглядом четвертого демона, но его нигде не было видно. Возможно, он направился обратно в Киесун, как только сбросил свою бомбу. Она могла только надеяться, что это так. Трех было более чем достаточно.

— Давайте, — с вызовом крикнула она. — Приходите и заберите нас.

Демоны были в двадцати ярдах от них. Пятнадцати, десяти. Они поднимались над волнами так близко, что Тиннстра могла разглядеть чешую на их торсах и желтый цвет их глаз. «Огонь!» — закричала она, и лучники выпустили стрелы. Один Дайджаку был сбит с неба, но двое других перелетели через поручни.

Тиннстра пригнулась, когда лезвие ниганнтана полоснуло по тому месту, где только что была ее голова. Она взмахнула топором, целясь скорее с надеждой, чем с прицелом, почувствовала удар, но знала, что этого недостаточно. Она, вероятно, даже не поцарапала эту чертову штуку. Однако кто-то закричал от боли, и Тиннстра поняла, что монстрам повезло больше. Она обернулась и увидела тело, разрубленное надвое, еще у одного моряка не хватало руки. Два Дайджаку пронеслись через «Окинас Киба», рубя направо и налево, не замедляясь ни перед чем и ни перед кем, оставляя смерть за собой.

Добравшись до носа корабля, они разошлись в стороны, готовясь к следующему заходу.

— План тот же, — крикнула Тиннстра. — Стреляйте, когда они приблизятся. На этот раз давайте достанем их обоих.

Оставшиеся мейгорцы кивнули и остались на месте, да благословят их Четыре Бога.

— Раласис, приготовь копье, — крикнула она. — Мне нужна голова демона.

— Я сделаю все, что в моих силах, но эти ублюдки не настолько услужливы.

Дайджаку сделали второй заход. Демоны летели точно, по хорошо отрепетированным схемам. Они готовились к этому точно так же, как Тиннстра тренировалась в фаланге в Котеге. Но, если так, их атаку можно предвидеть и отразить. Тиннстра присела и крепче сжала свое оружие.

Один дайджаку вырвался вперед другого, нуждаясь в пространстве, чтобы взмахнуть этим проклятым ниганнтанским копьем.

— Я возьму первого, — сказала она Раласису. — Оставляю тебе второго. — Она была благодарна, что Раласис не сказал ей, что она сумасшедшая. Она была дочерью Грима Дагена и поклялась Четырьмя Богами вверху и внизу, что доставит Зорику в целости и сохранности в Мейгор или погибнет при попытке.

Дайджаку направился к судну.

— Лучники, приготовьтесь.

Тетивы заскрипели, когда их оттягивали назад. Дайджаку изогнулся в полете, ниганнтан был готов к удару.

— Огонь!

Стрелы полетели вперед. Четыре стрелы вместо дюжины, но монстр был слишком близко, чтобы промахнуться. Каждая попала в цель, но ни одна его не остановила. Ниганнтанское копье прорезало их ряды. Еще один лучник упал, разбрызгивая кровь. Затем Тиннстра шагнула вперед, преградив ему путь, рубя его своим топором. Она почувствовала удар и выпустила свое оружие, извернулась и нырнула под крыло монстра, а затем вонзила меч вверх, глубоко в его внутренности. Она крепко держалась, пока инерция несла монстра вперед, позволяя мечу резать кишки. Дайджаку рухнул вниз, врезавшись в палубу, ударяясь крыльями об обломки и экипаж, и остановился в нескольких ярдах от штурвала.

Раласис посмотрел на дайджаку, затем на Тиннстру. Его глаза расширились. «Ложись!» — закричал он, когда что-то врезалось в нее, сбив с ног, как раз в тот момент, когда что-то еще пролетело мимо ее головы.

С нее скатился матрос. Этот человек спас ей жизнь.

Они оба вскочили на ноги, готовые к следующему удару. Дайджаку кружил над головой, визжа от гнева, выискивая цель, последний оставшийся в живых.

Раласис указал копьем:

— Привлеки его внимание.

— Что ты...

— Просто это сделай, — рявкнул он, выплевывая кровь на палубу.

Тиннстра сделала, как ей было сказано.

— Эй! — крикнула она, размахивая окровавленным мечом. Она подошла к мертвому демону, распростертому на палубе, и выдернула свой топор из плеча существа. — Приди и умри, как твой друг.

Дайджаку взвыл и опустился ниже, но еще не был готов к нападению.

— Давай, — крикнула Тиннстра. — Это всего лишь я. Ты же можешь меня убить? — Краем глаза она увидела, как Раласис скрылся из виду. Она внезапно почувствовала себя очень одинокой.

Кто-то выпустил стрелу в дайджаку, но она пролетела мимо. Существо впилось взглядом в лучника, который отпрянул под его пристальным взглядом.

— Не беспокойся о нем, — крикнула Тиннстра. — Беспокойся обо мне. Я та, кто собирается тебя убить.

Дайджаку захлопал крыльями, поднимаясь вверх, но она могла сказать, что он никуда не денется. Для атаки ему нужна была высота. Дерьмо. Она была близка к исполнению своего желания. Монстр готовился обрушиться прямо на нее. Он направил свое ниганнтанское копье вниз, выкрикивая вызов. Тиннстра приготовила свое оружие.

— Мы — мертвые, — прошептала она.

И затем дайджаку на нее спикировал.

Она не видела, откуда появился Раласис. Он забрался куда-то наверх, набрал высоту и затем бросился вниз, когда демон проносился мимо. Он упал сверху, столкнувшись с Дайджаку, пронзив его копьем. Тиннстра бросилась в сторону, когда Раласис и демон рухнули на палубу.

На мгновение она потеряла их из виду среди дыма, пламени и резни, но затем Раласис поднялся, окровавленный и очень даже живой. Мертвый дайджаку лежал у его ног.

Он вытащил копье из трупа.

— Где последний? — Они встали спина к спине и повернулись по кругу, вглядываясь в небо. — Кто-нибудь его видит?

— В небе чисто, капитан, — крикнул матрос с носа.

— Ты уверен? — спросил Раласис, хватая ртом воздух.

— Да, капитан.

Тиннстра повернулась к Раласису, кивнула в знак благодарности. Они выжили. Снова. Но как долго еще им будет сопутствовать удача? Она оглядела разбитый корабль, мертвых и раненых, лежащих на его горящей палубе:

— Доберется ли корабль до Мейгора?

— «Окинас Киба» — хороший корабль. Он продержится достаточно долго, чтобы доставить нас домой, обещаю.

— Спасибо, — сказала Тиннстра. — А теперь, если ты меня извинишь, я должна позаботиться о Зорике.

— Пожалуйста, — сказал Раласис, уступая ей дорогу.

Тиннстра, прихрамывая, почти бегом направилась в капитанскую каюту. Это было чудо, что каюта все еще стояла невредимой. Чудо, что корабль все еще был на плаву. Чудо, что они были живы.

Слезы текли по ее щекам, когда она открыла дверь и вошла внутрь.

Зорика забилась в угол, обхватив колени руками. Когда вошла Тиннстра, она подняла глаза, широко раскрытые и блестящие от ее слез:

— Ты жива!

— Да. — Тиннстра села рядом с ней и взяла девочку на руки. Они стояли так, обе плакали, крепко прижавшись друг к другу. Пока в безопасности.

Пока за ними снова не придет Эгрил.

3

Дрен

Киесун

Дрен плыл к Киесуну, обратно к разрушениям. По крайней мере, Тиннстра и Зорика были в безопасности и плыли на корабле в Мейгор — этого он добился. Он был бы чертовски доволен собой, если бы не пожар.

Даже находясь в океане, он мог слышать яростный рев пламени и стоны города, который рушился под ударами огня. И крики. Люди умирали из-за этого пожара. Пожара, который устроили он и его команда.

На секунду у него мелькнула мысль развернуться и погнаться за Тиннстрой, просто убраться ко всем чертям подальше от всего этого, но он выбросил эту мысль из головы. Он был чертовски безответственным слишком чертовски долго, с удовольствием сеял хаос и увечья, чтобы подпитывать свой гнев. Пришло время стать хорошим солдатом и сделать то, что нужно было сделать, чтобы выиграть войну, а не просто убить несколько Черепов ради кровавого азарта.

Склады были охвачены пламенем, и искры разлетались в море вокруг него. Одна из них зацепила его парус, яростно вспыхнул, прежде чем погаснуть, изнуряющий жар сделал приближение практически невозможным, убивая ветер и обжигая кожу Дрена. Он отрегулировал румпель, повернул лодку в сторону, высматривая безопасное место, где можно было бы причалить, и совсем не чувствуя уверенности в том, что ему это удастся.

Воздух наполнился дымом, он задыхался, в горле пересохло.

Дальше по приморской дороге раздался крик. Группе джиан, пытавшихся спастись от огня, преградили путь четверо солдат Эгрила с обнаженными скимитарами, их белые доспехи и маски-Черепа были окрашены пламенем в красный цвет. Даже во всем этом хаосе ублюдки все еще пытались убивать его народ.

Дрен почувствовал, как в нем закипает гнев. Он повернул лодку в самый жар, направляясь прямо к ним. Причалить было негде, да и времени тоже. Ему просто нужно было разбить лодку и спрыгнуть с нее. Его ребра болели даже при мысли об этом, а израненные пальцы вряд ли позволили бы легко ухватиться за верхушку волноотбойной стенки, но что было, то было.

Он слышал, как джиане умоляли Черепа отпустить их. У одной из них на руках был ребенок, и еще там был старик. Угрозы ни для кого не было. Но Черепам было насрать.

Четыре Черепа — это многовато, чтобы справиться с ними в одиночку с мечом, которым он на самом деле не умел пользоваться, но, он надеялся, что джиане встрянут, когда он сделает свой ход. Он чертовски надеялся — Дрен был не Шулка, это точно.

Лодка была почти у причала, все еще двигаясь с хорошей скоростью. Никто не заметил, как он появился — все были поглощены тем, что было перед ними. Дым от пожара тоже помогал, хотя от него было трудно дышать и пересыхало во рту. Черт побери, ему срочно нужно чего-нибудь выпить.

Дрен переместился на нос лодки, пытаясь сохранить равновесие на качающейся палубе. У него был всего один шанс сделать все правильно. Если он промажет, то снова окажется в этой гребаной холодной воде и, скорее всего, утонет.

Лодка ударилась о причал, издав проклятый Богами ужасный грохот, от которого головы Черепов повернулись: Дрена подбросило в воздух с раскинутыми руками. Он, черт их подери, пришел за ними.

Какой-то Череп прокричал что-то на эгриле — возможно, предупреждение. Не имеет значения. Дрен ухватился за край причала, почувствовал толчок в плечах, когда сила тяжести попыталась оттащить его назад, но он уперся ногами в камень и наполовину побежал, наполовину подтянулся вверх и перевалился через стену. Его ушибленные кости протестовали, но он побеспокоится о них позже — если еще будет жив.

Он выхватил меч Шулка, когда Череп бросился на него, перекатился под мечом ублюдка и вонзил свой собственный в щель под подмышкой Черепа. Было приятно, когда лезвие погружалось, горячая кровь брызгала наружу, видеть, как глаза Черепа выпучиваются от боли за этой дурацкой кровавой маской. Какой бы ни была причина, убивать Черепов всегда было кайфом.

Череп упал набок, соскользнув с меча, но Дрен уже двигался дальше, готовый к следующему удару. Может, он и не был экспертом во владении мечом, но он знал, как убивать, и был чертовски в этом хорош.

Следующий Череп занес свой меч над головой, и Дрен бросился вперед. Это тоже застало того врасплох, и Дрен ударил рукоятью по маске мужчины, разбив ее и прихватив с собой несколько зубов. Это было самое меньшее, чего ублюдок заслуживал после тех, что Эгрил вынул изо рта Дрена. По крайней мере, это определенно заставило его замолчать. Череп отшатнулся, зажимая окровавленный рот, и Дрен проткнул его насквозь. В конце концов, единственным хорошим Черепом был мертвый Череп.

Двое убиты, осталось двое. Те были не так безрассудны, как их товарищи. Они держались на расстоянии, направив мечи на Дрена.

— Давайте, парни, попытайте счастья, — сказал Дрен. Он понятия не имел, поняли ли они его, поэтому он одарил их широкой ухмылкой, просто чтобы позлить еще больше. — Попробуйте напасть на меня, если считаете себя достаточно крутыми. У меня в руках не ребенок. — Он покрутил своим окровавленным мечом, чтобы это подчеркнуть.

Он взглянул на джиан, которые выглядели чертовски напуганными — как им, так и Черепами. Слишком напуганными, чтобы звать их на помощь. На всякий случай он пнул скимитар. Может быть, у кого-нибудь из них есть яйца, чтобы его поднять.

Один из Черепов прокричал что-то в ответ Дрену, но для его ушей это были только поросячьи вопли и хрюканье. Он мог бы признаться Дрену, что любит его — вполне возможно.

Искры сыпались вокруг них — огонь подобрался ближе. Если никто в ближайшее время не пошевелится, им всем придется прыгать в море, спасаясь от огня, а Дрен этого не хотел.

Он сделал ложный выпад вправо, и оба Черепа отскочили в сторону. Он шагнул вперед, и Черепа попятились вместе с ним.

— Вы ведь не боитесь, ага? — Дрен рассмеялся. Они, блядь, должны. — Вы знаете, сколько ваших корешей я убил? Дюжины. Я взрывал их, колол ножом, перерезал им глотки, да мало ли что еще — и мне нравилось это делать. И теперь я только хочу знать — кто из вас, ублюдков, будет следующим?

Дрен не знал, поняли ли Черепа хоть слово из того, что он сказал, но джиане поняли. Один из них набрался смелости, наклонился и поднял скимитар. Вероятно, он тоже понятия не имел, как им пользоваться, но это не имело значения. Война быстро всех учила. Мужик шагнул вперед. Этого было достаточно, чтобы привлечь внимание Черепа.

Не из тех, кто упускает возможность, Дрен бросился на ближайшего к нему Черепа. Он был быстр, но недостаточно. Череп вовремя поднял меч, блокировал выпад Дрена и ударил в ответ. Дерьмо. Теперь у него на руках был бой на мечах. Он отскочил назад и снова замахнулся, но так бьют лишь совсем дикие, и Череп легко уклонился.

Череп нанес ответный удар, и настала очередь Дрена парировать. Его рука задрожала от удара, когда лезвия столкнулись, но у него не было времени прийти в себя. Череп снова атаковал, двигаясь быстро. Дрен отреагировал чисто инстинктивно, не думая, просто поднял меч так высоко, как только мог, чтобы помешать ублюдку снести ему голову с плеч. Каждый удар, который он блокировал, еще немного отнимал у него силы, и меч становился тяжелее в его руке. Пот стекал по его лбу от напряжения и жара от чертова пожара. Одно можно было сказать наверняка: бой лицом к лицу не входил в представление Дрена о хорошей драке. Затем удар пробил его защиту — хорошее доказательство. Скимитар оцарапал его кожу, показав, что произойдет, если Дрен продолжит пытаться драться как Шулка. Он не был Шулка, ни в коем разе.

Его гнев снова вспыхнул. Он взревел со всей ненавистью, на которую был способен, и бросился на Черепа. Он развернулся на ходу, сбив плечом руку Черепа с мечом, прежде чем врезаться в своего противника спиной. Они оба упали на пол, но Дрен опирался на меч и сумел приземлиться сверху. Клинок Шулка был короче скимитара Эгрила и лучше заточен. Хорошее колющее оружие. Его острие было более смертоносным, чем лезвие, и Дрен навалился на него всем своим весом, когда вонзил его в горло Черепа. Он почувствовал, как мужик брыкается и дергается под ним, но тот умер достаточно быстро.

Он поднял глаза, весь в крови, и увидел, что последний Череп уже разобрался с другим джианином. Он стоял над телом и, казалось, был полон решимости убить и остальных. Дрен с трудом поднялся, хватая ртом воздух, и, пошатываясь, подошел. Тупой Череп даже не заметил. Пока Дрен не вонзил свой меч в позвоночник дурака. Это положило конец его убийственным планам.

— Давайте, убирайтесь отсюда, — задыхаясь, обратился он к джианам. Мгновение они смотрели на него, раскрыв рты и, вероятно, потрясенные тем, что все они еще живы. — Идите! Валите отсюда, — крикнул он так громко, как только мог, и замахал на них своим окровавленным мечом. Это разбудило мать, и она, пошатываясь, прошла мимо, за ней быстро последовали остальные. Дрен наблюдал, как они исчезают в дыму, пока искра не попала ему на руку, напомнив, что ему лучше двигаться самому.

На улицах Киесуна царил хаос. Все место было охвачено пламенем, из-за дыма и огня было трудно дышать и почти невозможно что-либо видеть. Люди разбегались во все стороны, пока не натыкались на группу Черепов, и тогда у них был выбор: сражаться или умереть. Черепа, конечно, не брали пленных, и даже у Дрена хватило здравого смысла избегать их, насколько возможно.

Затем он добрался до Хаусман-стрит.

Там происходил настоящий бой между кучкой Черепов и какими-то типами, похожими на Шулка. Судя по тому, как они владели своими мечами, они знали, как ими пользоваться — чертовски лучше, чем Дрен, это точно. Сражение было тяжелым, с потерями с обеих сторон. Один шулка лежал на земле и собирался получить скимитаром в живот, когда Дрен бросился на помощь. Он закричал во всю глотку, когда вбежал внутрь драки, чтобы напугать Черепа до полусмерти. Тот поднял взгляд за мгновение до того, как Дрен врезался в него, отбросив ублюдка в сторону и дав шанс шулка подняться на ноги. После этого у Черепа не было ни единого шанса.

Как только их противник был мертв, они пошли помогать остальным. Это было все, в чем нуждались Шулка, и Черепа стали падать один за другим. Выжившие встали над телами павших, тяжело дыша и осматривая свои раны. Бурдюки с водой раздали по кругу, чтобы промочить пересохшее горло, и уже ради одного этого стоило помочь.

Дрен сделал большой глоток воды, пытаясь вернуть хоть немного жизни в горло. Вода была теплой и кисловатой, но Дрену было все равно.

— Спасибо, — сказал спасенный Дреном шулка, по его лицу текла кровь. — Если бы ты не появился, я был бы мертв. Возможно, все мы.

— Просто сделал то, что должен был сделать, — ответил Дрен, пытаясь отдышаться и кашлянув, чтобы еще немного прочистить горло. Он сплюнул грязь на землю и передал бурдюк с водой обратно шулка. — Насколько все плохо?

Мужчина сделал глоток:

— Мы контролируем юг города, но Черепа прочно обосновались в северной части. У нас недостаточно сил, чтобы сделать что-то большее, чем сдерживать их. Во всяком случае, не сегодня.

Дрен оглядел Хаусман-стрит вдоль и поперек. Это была поперечная улица, которая тянулась с востока на запад через весь город. На краткий миг дым рассеялся, и перед ним простерлась ничейная земля. Правая сторона улицы была в огне, включая здание, где он дрался со своим кузеном Квистом и убил его. От его тела теперь не осталось ничего, кроме пепла. Дрен не знал, что он чувствовал по этому поводу. Пустоту, больше всего.

— Сдерживать их недостаточно. Нам нужно, чтобы они исчезли.

— Этого не произойдет, — сказал шулка. — Неважно, скольких мы убьем сегодня вечером, в течение следующих нескольких дней к ним на помощь будет прибывать все больше и больше подкреплений. Как только это произойдет, они нас раздавят.

Дрен покачал головой:

— Должно быть что-то, что мы можем сделать.

Шулка вытер кровь со своего лица:

— Мы живем свободными. Больше не нужно скрывать, кто мы такие. Больше не нужно пресмыкаться перед этими ублюдками. Мы заберем столько жизней Черепов, сколько сможем — и кто знает, может быть, произойдет какое-нибудь чудо.

Дрен подумал о маленькой девочке, направляющейся в другую страну. Возможно, она в безопасности, но он не слишком надеялся на какие-либо чудеса с ее стороны. Нет, им придется самим искать счастья.

— Ты знаешь, где Джакс?

Шулка вздрогнул при упоминании Джакса, лидера сопротивления Ханран. Его глаза сузились:

— Откуда ты его знаешь?

Дрен оскалил зубы, показывая бреши в тех местах, где Эгрил проделал свою работу:

— Мы вместе были в Доме Совета.

Мужчина кивнул. Больше говорить было нечего. Все знали, что там произошло:

— Он на Комптон-стрит. Мы устроили там базу, подальше от пожаров.

Дрен знал эту улицу. Это было недалеко от его собственного дома в Токстене.

— Спасибо. Я направлюсь туда, — ответил Дрен. — Останься в живых, а?

— Я должен убить еще много Черепов, прежде чем я умру. — Шулка протянул руку, и Дрен пожал ее. От него не ускользнула ирония — еще несколько дней назад он считал Шулка своими смертельными врагами.

— Жить свободными, — сказал Дрен.

— Жить свободными.

Дрен побежал дальше, прокладывая себе путь сквозь дым и руины, крепко сжимая в руке меч. Направляясь на юг, он видел все меньше Черепов, но на улицах было больше людей. Он видел, как несколько водных башен были опрокинуты в попытке остановить продвижение пламени — отчаянный шаг, впустую расходующий драгоценную питьевую воду, но это сработало. На других улицах поперек дороги были возведены баррикады, чтобы послужить своего рода защитой на случай возвращения Эгрила. Люди носили с собой оружие всех видов, от украденных мечей до кухонных ножей, от копий до топоров, от шестов до дубинок. Он испытывал трепет, видя, как обычные джиане наконец вооружаются и готовятся дать отпор. Может быть, в них все-таки было немного духа. Может быть, они были не просто овцами, ожидающими забоя.

Его прежнее жилище находилось в глубине западного угла Токстена, в нескольких улицах от старых казарм Шулка, и первым делом он направился туда. Дома подверглись ужасной бомбардировке во время вторжения и с тех пор оставались такими. Жить там было довольно трудно, почти не было воды, плохие санитарные условия, и многие люди едва выживали, но сейчас это спасало жизни. Усыпанные обломками улицы послужили естественным противопожарным барьером между остальной частью города и теми районами Токстена, которые все еще стояли. В тот момент, когда он вернулся в свой район, Дрен впервые за эту ночь почувствовал себя в безопасности.

Он ускорил шаг, когда увидел разбитую оболочку, которую называл домом. В ней не было ничего особенного, но его родители достаточно хорошо за ней ухаживали и создали для него счастливый дом, в котором он рос — пока Черепа не положили этому конец. Бомба Дайджаку, убившая его родителей, оставила ему половину крыши и разрушенную водную башню, в которой он мог жить. Но все это было его.

Воспоминания окружили его, когда он поднимался по лестнице, воспоминания о том, как он следовал за матерью после того, как она куда-то его повела, о возвращении с отцом после дня, проведенного на лодке, с ноющими мышцами, о том, как он дурачился с Квистом, смеялся над девушками и планировал шалости. Это остановило его на мгновение. Он покачал головой:

— Квист, ты, тупой идиот. Почему ты стал таким засранцем?

Квист поддерживал его после смерти матери и отца. Он был единственной семьей, оставшейся у Дрена, и теперь его не стало. Дрен убил своего кузена. И теперь, что у него осталось?

Он вскарабкался на крышу, пытаясь прогнать меланхолию из головы. Он устал, ему было больно, он был избит и обожжен. Неудивительно, что он чувствовал себя подавленным. Вид сверху тоже не улучшил ситуацию. Пожар распространился с одного конца города на другой, наполняя небо дымом, пеплом и пламенем, а воздух звенел от криков раненых и умирающих. До него доносились и другие звуки: лязг стали, громкие приказы и панические мольбы. Да, это война. И не было ощущения, что его сторона побеждает.

Коллекция шлемов все еще была сложена в углу, снятая с тех, кого он убил. В то время он чертовски ими гордился, но теперь он знал, что это была детская гордость. На карту было поставлено гораздо больше, чем коллекционирование голов. Он должен был сделать больше. И он не мог сделать это в одиночку.

И он не хотел быть одиночкой.

Дрен посмотрел через улицу на здание, где жили Квист и остальные. Неужели прошло всего несколько часов с тех пор, как он отправил свою банду взрывать город? Он чертовски надеялся, что кто-то из них вернулся с той самоубийственной миссии.

Есть только один способ это выяснить.

Дрен выпил половину бурдюка несвежей воды, отчаянно пытаясь смыть сухой зуд в горле, затем снова спустился вниз и перешел улицу. Он услышал голоса в тот момент, когда переступил порог. Облегчение накатило на него волной. Это было хорошо. Это означало, что некоторые из них выжили.

Он направился наверх, на шум. Обычно дом был битком набит детьми, но не сейчас. Он никого не встретил, пока не добрался до верхнего этажа.

— Я предлагаю сбежать, — произнес голос, который Дрен знал слишком хорошо. Гаро.

— И куда идти? — спросил другой. Девушка, Эндж. Она была немного старше Дрена. Она ни от кого не терпела дерьма. За это она ему нравилась.

— Где угодно должно быть лучше, чем здесь, — сказал Гаро.

— Мы ждем Дрена, как и планировали, — ответила Эндж. — Мы не убегаем.

Именно в это мгновение Дрен и вошел:

— Приятно слышать.

Их было четверо, и они подскочили как один, когда он появился. Гаро, с белым и испуганным лицом, Эндж с ее взглядом, который давал всем понять, что она ни от кого ни хрена не потерпит, Спелк с фингалом и маленький Хикс. Настоящий маленький монстр, вот кем он был.

— Дрен! — Эндж подбежала и обняла его. — Ты выжил.

Он обнял ее в ответ, чертовски обрадованный:

— Не говори так удивленно.

— Мы слышали, что Дайджаку добрались до тебя, — ответил Спелк, подходя и сжимая его плечо.

— Нет, черт их побери, — сказал Дрен. — Ни за что. Все наоборот — этой ночью я убил десять ублюдков.

— Охренеть. — Спелк покачал головой. — Я просто убежал от них.

— В этом нет ничего плохого. Лучше живой, чем мертвый — тебе придется сражаться в другой раз. — Дрен оглядел комнату, возвращаясь к своей роли легко, как дыхание. — Это все, кто спасся?

— В основном, — сказал Хикс. — Сегодня вечером там было плохо. Мы добрались до Маркет-стрит, и они как будто знали, что мы придем. Гребаные Черепа были повсюду.

— То же самое и в казармах, — сказал Спелк.

Эндж кивнула, прикусив губу:

— И в Кокстоне.

— Мы просто бросили нашу бомбу и убежали так быстро, как только могли, — сказал Гаро, — но Мирин была недостаточно быстра. Мы столкнулись с отрядом Черепов, и они разделали ее как следует. Я сбежал только потому, что они были слишком заняты ее убийством.

— Они знали, что мы придем, — сказал Дрен. — Нас предали.

Все разинули рты, услышав эту новость.

— Кто? — спросила Эндж, поднимая кулаки.

— Квист и Фалса продали нас Черепам, — сказал Дрен. — Они собирались сдать меня Дайджаку за кучку золота, но я пырнул Квиста ножом и сбежал. Оставил Фалсу на крыше с разбитым коленом.

— Фалса? Фалса это сделала? — сказала Эндж, вспыхивая гневом. Она вытащила нож из ножен на бедре и посмотрела на Гаро глазами, полными огня. В этой девушке не было милосердия.

— Да, сделала. Почему ты спрашиваешь? — спросил Дрен, оглядывая свою команду.

— Сходи за ней, — сказала Эндж.

Гаро и Спелк вышли в заднюю комнату. Они вернулись через полминуты с очень испуганной Фалсой, ковылявшей между ними.

— Это была не моя вина, — закричала Фалса, как только увидела Дрена. — Это все была идея Квиста. Он сказал, что ты сошел с ума.

— Так, так, так, — сказал Дрен. — Посмотрим, кто это у нас.

Эндж указала ножом на девочку:

— Она появилась здесь пару часов назад с разбитым коленом, рассказывая истории о том, как она видела, как тебя похитили Дайджаку.

— Это была не моя вина, — повторила Фалса. — Это был Квист, не я. Я говорила ему не делать этого, но он не слушал. Сказал, что иначе меня убьет.

— Заткнись, — сказала Эндж, подходя к ней с поднятым ножом. — Ты все равно покойница.

— Подожди, — сказал Дрен. — Не убивай ее. — Дрена затошнило при виде нее, но он сделал ее такой, какая она есть. Это была его вина.

Эндж остановилась, но не выглядела довольной этим:

— Что? Ты шутишь, да?

Дрен потер подбородок, не веря в то, что собирался сказать:

— Нет. Не шучу. Девчонка облажалась, и я хочу, чтобы она ушла отсюда, потому что мы не можем ей доверять, но я не хочу, чтобы она умерла. Слишком многие погибли сегодня, сражаясь на нашей стороне. Вышвырните ее на улицу.

Фалса не могла поверить в свою удачу:

— Спасибо, Дрен. Ты не пожалеешь об этом. Я обещаю.

— Вышвырните ее вон, — сказал Дрен. — Пока я не передумал.

— Ты слышал этого человека, — сказала Эндж. — Спусти ее с лестницы. И немного поддай по пути вниз.

— Я надеюсь, мы не пожалеем об этом, — сказал Спелк, оттаскивая Фалсу.

— Спелк прав, — сказала Эндж. — Мы не должны позволять предателям уйти. Это подает плохой пример.

— Два дня назад я бы с тобой согласился — я почти испытываю искушение согласиться с тобой сейчас, — но мы должны быть лучше. У нас и так достаточно врагов.

— Итак, что нам теперь делать? — спросил Хикс.

Дрен оглядел комнату, посмотрел на своих солдат:

— Мы найдем Ханран, а потом, блядь, поставим все с ног на голову.

4

Яс

Киесун

Яс бежала так быстро, как только могла, прокладывая себе путь сквозь толпу людей, каждый из которых отчаянно пытался самостоятельно найти путь к спасению. Дым заполнил узкие улочки, душил их всех, щипал глаза, усиливал панику. Огонь перепрыгивал со здания на здание, перемещаясь быстрее, чем люди могли передвигаться по земле. В одну минуту дорога впереди была свободна, а в следующую — путь преграждало пламя или обрушившееся здание. Повсюду лежали тела — Черепа, джиане, молодые, старые; все погибли в огне или от меча, не имело значения. Она проходила мимо людей, съежившихся в дверных проемах, держащихся друг за друга, бормочущих молитвы бесполезным Богам. Она наблюдала, как мужчина пытался протащить по улице тележку, доверху нагруженную пожитками его жизни, но на полпути на него обрушилась стена, и он пропал. Мимо нее пробежал ребенок, зовущий свою мать, его волосы были в огне, и все, что Яс могла сделать, это смотреть, как он исчезает в дыму.

Она оказалась в ловушке ночного кошмара, из которого не было видно выхода.

Она остановилась и закашлялась, выворачивая легкие наизнанку — она устала больше, чем когда-либо считала возможным, у нее не осталось сил. Она дюжину раз чуть не умерла, но сейчас не могла остановиться. Ей нужно доставить Малыша Ро и Ма в безопасное место. Только тогда она сможет отдохнуть.

Ро был всем, что имело значение.

Чувство паники переполнило ее, затопило мысли, заставляя чувствовать тошноту. Она оставила их с ханранами на конспиративной квартире. Где именно? В ее голове все перемешалось. Преследуемые Черепами, они сменили так много мест.

Милостивые Боги, но если с ее маленьким мальчиком что-нибудь случится, она не сможет этого пережить. Ей следовало остаться с ним, а не убегать с Грисом, пытаясь быть какой-то чертовой героиней. Какое значение имело спасение какой-то принцессы, если ее собственный мальчик погибнет?

И Грис. Ему следовало остаться с ней. По крайней мере, тогда он все еще был бы жив и с ней, а не лежал бы сейчас мертвым на полу в Доме Совета. Еще одна оборванная жизнь, из-за которой можно чувствовать вину. Кто-то, кого можно оплакать. Он был хорошим человеком с добрым сердцем. Прямо сейчас ей не помешали бы его сила и поддержка. Он знал, где находится дом. Не она. Она не обратила внимания. Была слишком поглощена тем, чтобы поступить правильно.

Она сморгнула слезы — она даже не осознавала, что плачет, — и, пошатываясь, пошла дальше. Она не могла остановиться. Она должна продолжать двигаться. Тогда она узнает улицу и вспомнит дорогу.

Огонь ударил через окно, когда она проходила мимо, чуть не сбив ее с ног. Несколько искр попали на рукав ее пальто, стремясь распространить огонь, и она хлопала по ним, как сумасшедшая. Она обернулась на крик позади себя и увидела кого-то, кому повезло меньше — все его тело было охвачено пламенем. Мужчина размахивал руками, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, пока его ноги не подкосились, и он не упал головой вперед на землю, все еще горящий.

Именно в зловещем свете его покрывающегося волдырями трупа Яс поняла, что знает, где находится. Нужный ей дом был недалеко отсюда:

— Я иду, Ро.

На углу Хаусман-стрит и Кресс-роуд в самом разгаре было ожесточенное сражение: несколько Черепов и ханраны сражались мечами и копьями. Улица была усеяна телами, за которыми последуют еще. Она увидела, как Череп вспорол внутренности молодого парня, кровь была такой красной. Она повернула налево, обходя горящий многоквартирный дом, а затем на следующей улице повернула направо. Было темнее, чем там, откуда она пришла, — хороший признак того, что пожары еще не добрались так далеко на запад, — и она почувствовала проблеск надежды.

Она попыталась ускорить шаг, но в ногах не осталось сил, в легких — воздуха. Во рту был привкус пепла, забившего горло, что только усугубляло ситуацию. Она бы убила за глоток воды прямо сейчас, но ее не было. В большей части города в ближайшие дни и не будет. Слишком много водных башен, и без того почти пустых из-за долгой летней засухи, были уничтожены огнем.

Она с трудом брела по улице, стараясь не думать о том, что будет дальше. Все, что ей нужно было сделать, это забрать сына и мать и пережить эту ночь. Больше ничего не имело значения. Завтрашний день сможет позаботиться о себе сам.

Затем она увидела дом, то самое безопасное убежище для ее мальчика. И оно было в огне.

— Нет. — Бесполезное слово. На этот раз не крик, а шепот, когда вся ее надежда исчезла на ветру. — Нет.

Она снова стояла на коленях, плача, ее сердце умирало, а вокруг бушевал огонь, разрушая ее мир.

Ро ушел. Ма ушла. После всего, что она сделала. Милостивые Боги, после всех людей, которых она убила. Все ради его безопасности, чтобы дать будущее своему сыну. Все напрасно.

Полными слез глазами она смотрела, как горит здание. Все было кончено. У нее ничего не осталось.

Она чувствовала усиливающийся жар, его прикосновение к коже, жжение. Она закашлялась от дыма, когда он закружился вокруг нее, его горькая вонь наполнила ее нос, защипала глаза. Искры пролетали мимо ее лица, ища новые предметы, на которые можно было бы претендовать. Они найдут их достаточно скоро. Пусть они заберут ее жизнь вместе со всем остальным. Большее она не заслужила. Она будет с Ро, Росси и даже с Ма.

— Эй! — крикнул мужчина. — Встань. Отойди. — Группа людей приближалась к ней. Они несли других, слишком раненых, слишком обожженных, чтобы передвигаться самостоятельно, их лица почернели от дыма, одежда перепачкана сажей. — Следуй за нами.

Яс просто смотрела на них, слишком уставшая, чтобы двигаться, слишком разбитая даже для того, чтобы хотеть этого. Возможно, она покачала головой. Нет. Опять это слово.

Один из мужчин отделился от группы и подбежал к ней.

— Ты ранена? — Его руки исследовали ее, нащупывая раны, но не находя ни одной. Как он мог? Все, что у нее было, находилось внутри, в сердце и душе. — Ты ранена?

— Мой мальчик мертв.

— Мне жаль. — Он подхватил ее под мышки и поднял на ноги, но Яс снова упала. — Ты должна мне помочь, — сказал он, хватая ее во второй раз, крепче, чем раньше. Он хмыкнул, поднимаясь, затем обнял ее за плечи и переместил свою руку ей на талию. — Не умирай сегодня ночью. Твой мальчик этого бы не хотел.

Он почти понес ее вслед за остальными, Яс двигалась вместе с ним, не думая, не заботясь, ноги двигались сами по себе. Мужчина отвел ее подальше от огня. Подальше от Ро. Он говорил всю дорогу, пытаясь ободрить ее, заставить ее разум снова работать, но ничто из этого не имело для нее смысла. Просто слова. Они ничего не значили. Ничем не могли ей помочь. И уж точно не могли вернуть Ро.

Тем не менее, он не сдался, не оставил ее умирать, как она хотела. Он нес ее, улица за улицей, ему помогали друзья, когда Яс становилась для него невыносима тяжела.

Вдали от огня стало холоднее. Пепел падал вокруг них, как снег, покрывая улицы, обломки и мертвых. Они все еще двигались, их группа росла по мере того, как к ним стекалось все больше выживших. Молодые, старые, семьи — все шли с ними, держась вместе, пытаясь цепляться за надежды и молитвы друг друга.

К концу казалось, что полгорода плетется рядом с ними. И когда они, наконец, остановились в районе, свободном от огня, Яс огляделась и чуть не заплакала снова.

Они были у треклятого Дома Совета. Там, где все началось. На рыночной площади с остальными потерянными душами города.

Гребаное ужасное здание возвышалось над ними, обгоревшее и черное, с разбитыми окнами, смотрящими на них сверху вниз, каким-то образом еще стоящее, словно говорящее о том, что ничто не может его разрушить.

Остальной части площади не так повезло. На террасах были провалы, где остались только остовы зданий, выступающие то в одну, то в другую сторону, обугленные и дымящиеся — гореть больше было нечему. Там, где дома рухнули, лежали груды щебня, покрытые белым слоем падающего пепла.

И на площади собралось больше людей, чем Яс видела в одном месте за долгое время. Если бы кто-нибудь сказал ей, что они последние из живущих в Киесуне, она бы им поверила.

А эти кошмарные звуки? Плач, просьбы, мольбы о пощаде, рыдания, молитвы, вопли, которые эхом разносились по всему городу? Вот откуда они все исходили. От собравшихся здесь людей — потерянных, отчаявшихся, бездомных, обиженных и умирающих. Теперь это был Киесун.

Мужчина, который помог ей, затерялся в толпе, поэтому Яс отошла в сторону, направляясь к углу, где она ждала неделю назад, пытаясь набраться смелости пойти и поработать на Черепа. Она покачала головой. Неделя. Неделя для того, чтобы все пошло наперекосяк.

Она была в десяти ярдах от угла, когда кто-то вышел из-за стены. Яс на мгновение запнулась, ее глаза сыграли с ней злую шутку. Это было похоже на Ма с Ро на руках. Он плакал, а она успокаивала его, щекоча подбородок так, как ему нравилось.

— Нет. — Яс закрыла глаза, сделала глубокий вдох, ощущая запах смерти в воздухе. Она сошла с ума, если подумала, что это Ма. Просто другая женщина, пытающаяся успокоить своего ребенка. Неважно, как сильно Яс хотела, чтобы все было по-другому, ее семья была мертва.

Принимая этот факт — ненавидя этот факт — Яс снова открыла глаза, и это была ее мама, смотрящая на нее с открытым от шока ртом, который затем расплылся в улыбке.

— Яс?

— Ма?

Они подбежали друг к другу, и Яс заключила их обоих в объятия, целуя Ро, целуя Ма, смеясь, плача. Она не могла в это поверить, но это было правдой:

— Вы живы. Вы чертовски живы.

Ро прижался к ней, слезы радости текли по его лицу. Ее маленький мальчик.

— Все в порядке, — сказала она. — Мама здесь. Мама здесь. Я никогда больше тебя не покину. Я обещаю.

— Милостивые Боги, — сказала Ма. — Я думала, с тобой все. — Они еще раз обнялись, Ро был зажат между ними, все они были счастливы быть вместе.

— Как тебе удалось убежать? — спросила Яс, когда они отдышались.

— Ханраны убрались, и мы с Ро остались в том доме, ожидая твоего возвращения, — сказала Ма. — Он был там, где ты его оставила, спал, благослови его Боги, но я сидела рядом, грызла ногти, до смерти волнуясь. Потом Ро проснулся, когда прогремели взрывы, и мы оба были до смерти напуганы. Когда мы услышали крики и я почувствовала запах дыма, я просто поняла, что нам нужно выбираться оттуда, попытать счастья на улице.

— Слава Богам, что ты это сделала.

— Ну, кто-то же должен был это сделать. Тебя, черт возьми, не было рядом, чтобы помочь.

Яс отступила на шаг, почувствовав слова Ма как пощечину:

— Извини. Я пришла за вами так быстро, как только могла...

Ма повернулась к Яс спиной:

— Недостаточно быстро.

— Пожар…

— Не рассказывай мне о пожаре. Не рассказывай мне о том, как поступать правильно. — Ма выпаливала слова, резко и хлестко, используя их так же, как какой-нибудь шулка использовал меч. — Тебе нужно правильно расставить приоритеты. Твой — заботиться о твоем мальчике.

Яс еще крепче прижала Ро к себе, его невинный запах затерялся в вони сажи и пепла:

— Я сделаю это, Ма. Сделаю. Я обещаю.

Тогда Ма обернулась, и Яс увидела слезы в уголках ее глаз:

— Что мы теперь будем делать, Яс?

— Я не знаю, Ма. — Она пожала плечами, глядя на горящий город. — Как-нибудь выживем.

5

Джакс

Киесун

Думаешь, ты в безопасности? прошептал Дарус Монсута на ухо Джаксу. Думаешь, ты сбежал?

Джакс вздрогнул от этих слов, посмотрел налево, направо, ожидая увидеть монстра, но ничего не нашел. Всего лишь его воображение. Избранный был мертв. Джакс отрубил ему голову. Убил его. Даже Монсута не смог оправиться от этого.

Мой дорогой дурак. Ничто не может меня убить.

Сердце Джакса бешено заколотилось. Страх скрутил его внутренности. Откуда доносился голос? Он схватил свой меч, лежавший рядом с кроватью, поморщившись при этом от боли.

Двое парней, которых Хасан оставил присматривать за ним, ожили от его внезапного движения, их руки потянулись к собственному оружию.

— В чем дело, сэр? — спросил светловолосый, Фаден. Он выглядел почти как эгрил, с такими же белыми волосами.

Джакс еще раз огляделся. Больше никого. Только они трое. Никаких врагов. Никаких монстров.

— Ничего. Мне... мне показалось, я что-то услышал.

Он откинулся на кровать. Чувствуя себя разбитым. Желая, быть мертвым. Если бы только Избранный убил Джакса, когда у него был шанс.

Но Монсута никогда бы не был так добр. Он оставил Джакса в живых, зная, какие муки ему предстоит пережить. Оставил его жить с его позором, болью и проклятой Богами новой рукой.

Зачем мне убивать тебя, когда мы можем веселиться снова и снова?

Голос Монсута. Но это было невозможно. Это было просто воспоминание, преследующее его, не более того. Он набрал в легкие воздуха и попытался не вздрогнуть от вызванной вздохом смертельной боли. Его легкие обуглились от ударов дубинки Избранного. Еще один подарок от Монсута. В дополнение к его коже, потрескавшейся и ободранной, — больше ожог, чем плоть.

Он должен быть мертвым.

Он хотел быть мертвым.

Он закрыл глаза и снова оказался в Доме Совета, перед ним Монсута, готовый резать его еще раз. Есть кое-что гораздо худшее, чем стыд, мой дорогой человек. Я думал, что научил тебя этому.

Он открыл глаза. Он был в комнате в Токстене. На конспиративной квартире. В безопасности.

Монсута рассмеялся. Ты не в безопасности. Никто не в безопасности.

Джакс сосредоточился на своем окружении, пытаясь игнорировать призрак Монсуты. Квартира находилась на верхнем этаже дома, достаточно далеко от пожаров, охвативших остальную часть города.

Хасан оставил его там с двумя парнями, а сам отправился собирать их силы и оценивать противника. Бои шли всю ночь, и никто не знал, кто одержит верх. Одно можно было сказать наверняка — утром на улицах будет много мертвых. Слишком много.

Дым проплывал мимо окна, и пепел падал, как снег. Возможно, они были далеко от любых пожаров, но не видеть нанесенного ущерба было невозможно.

По крайней мере, его охранники были вооружены до зубов и готовы ко всему, несмотря на то, насколько они были молоды. В свои двадцать с небольшим они выглядели так, словно могли сражаться от одного конца Джии до другого, не нуждаясь в отдыхе. Он видел патриотизм, горящий в их глазах. Когда-то он был таким же, как они. Давным-давно. Не сейчас. Не теперь, когда он узнал правду о том, кем он был. Слабым человеком. Сломленным человеком. Предателем.

Фаден, должно быть, приехал откуда-то с севера Джии, недалеко от границы, особенно с его глазами, достаточно голубыми, чтобы вызвать подозрения у любого. Другого звали Луник. Смуглый, темноволосый, киесунец до мозга костей. Они скоро умрут. Как и все остальные.

Как Кейн. Монон. Гринер. Кара. Как все, кроме Джакса. Он был проклят пережить их всех. Теперь он это знал.

Он взглянул на меч рядом с собой. Раньше он принадлежал Грису, хорошему солдату. Одному из лучших. Мертвому, как и все остальные. Грис был гордостью Шулка. В отличие от Джакса.

Ты предал их всех. Предал свою королеву. Какой ты воин? Монсута насмехался, но он был прав. Джакс стал причиной смерти большинства мужчин и женщин под его командованием. И все потому, что он не был достаточно силен, чтобы выдержать пытки Избранного. Он посмотрел на свою правую руку. Руку, которой там не должно было быть. Руку, которая была отрублена в Гандане во время вторжения, несколько месяцев назад. Ту, которую Избранный четырежды отрастил и трижды отрубил.

Он мог ее видеть, чувствовать, мог шевелить пальцами, и все же она казалась ненастоящей. Она ему не принадлежала. Она была напоминанием о его недостатках, о его слабости.

О, как ты умолял меня остановиться. Ты рассказал мне все, все секреты, какие только мог придумать, и даже больше. Ты молил и молил меня остановиться, позволить тебе присоединиться к твоему сыну в загробной жизни. Дурак.

Голова Джакса поникла при мысли о сыне. Еще один великий Шулка. Даже потеряв ноги, Кейн не остановился. И, когда пришло время, Кейн пожертвовал своей жизнью без жалоб и колебаний. Джакс был только рад, что Кейн не дожил до позора своего отца.

Во всяком случае, королева спаслась. Маленькая победа, несомненно. Хотя, возможно, она тоже мертва, канула на дно океана. Возможно, он даже не в состоянии претендовать на этот ничтожный успех. Во имя Богов, что, если он потерпел неудачу во всем?

Что, если? Что, если? Ты потерпел неудачу. Так будет всегда. Пока я не скажу хватит и, наконец, не позволю Великой Тьме завладеть тобой.

Джакс застонал и попытался выбросить голос Монсуты из головы. Все это было нереально. Это была его вина, его стыд, говоривший с ним. Избранный больше не мог причинить ему боль. Он мертв. Мертв. Мертв.

Он попытался сесть, и волна боли пронзила его тело. Должно быть, он закричал, потому что к нему подбежал Фаден. «С вами все в порядке, генерал?» Он потянулся к Джаксу, но генерал отпрянул от его прикосновения. Над ним уже достаточно издевались.

— Мне не нужна помощь, — прохрипел Джакс. Боль пронзила его, когда он попытался выпрямиться на трясущихся руках. Даже его легкие с трудом работали. Пот выступил у него на лбу, и каждая часть его тела дрожала от усилий.

— Хасан сказал, что вам нужно отдохнуть, — ответил мальчик с обеспокоенным видом.

Джакс уставился на него. Его кости хрустнули, когда он свесил ноги с кровати. По крайней мере, это он мог сделать. Он мог сесть, как человек. Осколки острой боли вспыхнули по телу Джакса, заставив его снова закричать, но мальчик никак это не прокомментировал. Джакс попытался смириться с болью, когда его ноги опустились на пол. Это было то, что он заслужил. Его наказание за то, что он сделал. Во имя Богов, он чувствовал себя так, словно сразился со всей армией Черепов только для того, чтобы сесть прямо.

Он закрыл глаза и увидел Монсуту, смеющегося над ним с ножом в руке. Ты — жалкий червяк.

— Могу я принести вам воды? — спросил Фаден.

Джакс кивнул, не доверяя своему голосу.

Фаден принес маленькую чашку. Вода успокоила его пересохшее горло и уняла огонь в груди. Он поднял глаза и поймал пристальный взгляд Фадена:

— Что?

— Простите, сэр. Я ничего не имел в виду. Просто... вы, генерал. Легенда. Я... Для меня большая честь быть с вами, сэр, служить под вашим началом.

Джакс покачал головой. Это было последнее, что он хотел услышать:

— Я — ничто.

Мальчик выглядел растерянным, ничего не понимающим, с широко раскрытыми глазами, как какой-то чертов щенок:

— Я слышал все эти истории. Как вы руководили обороной в Гандане, как вы убили сотню Черепов, как вы...

— Все это чушь собачья.

Лицо мальчика вытянулось:

— Я...

Джакс сделал еще один глубокий вдох, почувствовав боль в легких. Ему нужно успокоиться. Мальчик не сделал ничего плохого:

— Прости. Я не хотел на тебя огрызаться.

— Все в порядке, сэр.

— Никаких «сэр». Я просто Джакс, хорошо? Просто Джакс. Я усталый старик. Ничего особенного. Не сейчас.

Мальчик кивнул, выглядя таким же смущенным, каким чувствовал себя Джакс.

— А как насчет тебя, парень? Откуда ты?

— Миёсия, сэр. После вторжения приехал на юг, со своей семьей. Когда мы добрались до Киесуна, нам больше некуда было бежать, поэтому мы остались.

Джакс выглянул в окно на проплывающий мимо дым:

— Где сейчас твоя семья?

— Моя мать погибла по дороге на юг. Моего отца похитили Черепа несколько месяцев спустя. После этого мы с сестрой встретили Кару и присоединились к Ханран. С тех пор мы сражаемся.

Кара. Еще один погибший друг. Она отдала свою жизнь, чтобы попытаться спасти Джакса. Какая потеря. Она стоила десяти таких, как он. Он старался не думать о ее теле, лежащем в подвале Дома Совета:

— А твоя сестра?

— Она где-то с Хасаном и остальными. — Фаден рассмеялся. — Мне жаль любого Черепа, которого они найдут.

Они оба одновременно услышали шаги на лестнице. Джакс вздрогнул и схватился за свой меч, в то время как Фаден обнажил клинок, а Луник подобрал топор, держа его обеими руками, готовый на случай, если к ним пришли неприятности.

Это всего лишь я. Я сказал, что вернусь. Я здесь, готов ты или нет.

Они все прислушивались к приближающимся шагам, сердце Джакса колотилось в такт каждому шагу. Там определенно был не один человек, больше двух или трех.

Я привел с собой друзей, пропел Монсута у него в голове. Ты вернешься в ту комнату и окажешься под моими ножами раньше, чем успеешь оглянуться. Крича, умоляя и истекая кровью, как и раньше.

Нет. Монсута мертв. Джакс отрезал ему голову. Он должен помнить об этом. Хотя это могли быть Черепа. Черепа, возможно, его нашли. Клянусь Богами, Черепа его нашли.

Шаги остановились за их дверью. Джакс сжал свой меч, не уверенный, что у него хватит сил сражаться. Он посмотрел на Фадена, спрашивая себя, убьет ли его мальчик, если он попросит. Он не может сдаться в плен. Он не может вернуться в ту комнату. Он не может позволить Черепам его забрать:

— Фаден, я...

Раздался стук, прервавший Джакса, затем короткая пауза, за которой последовали еще три быстрых удара. Луник кивнул Фадену:

— Друзья.

Джакс наблюдал, как парень двинулся вперед и отпер дверь, отступив назад, прежде чем она открылась, все еще соблюдая осторожность. Кара хорошо его натренировала.

Ручка повернулась, а затем дверь широко распахнулась, открывая Хасана с рукой на перевязи и полдюжины других. Джаксу пришлось зажать рот рукой, чтобы не закричать от облегчения.

В комнату вошли ханраны, усталые лица и покрытая сажей кожа. Как только они все оказались внутри, Фаден закрыл за ними дверь.

— Как у вас дела? — спросил Хасан, подходя к Джаксу.

Мгновение Джакс не мог вымолвить ни слова. Смех Монсуты заполнил его разум. Этот монстр знал ответ:

— Жив.

Хасан улыбнулся, его глаза были полны жалости:

— На данный момент достаточно.

— Как дела снаружи?

Хасан сделал большой глоток воды:

— Мы прижали Черепов к земле в северных кварталах. Они потеряли много людей — больше, чем мы, — но они получат подкрепления, и тогда мы окажемся в новой куче дерьма. Мы должны нанести удар до того, как у них появится шанс перегруппироваться.

Джакс хотел сказать ему, чтобы он не беспокоился. Бегство было единственным способом остаться в живых. Им нужно было убраться подальше от Киесуна, от Монсуты:

— А королева?

— Она определенно сбежала. Она в безопасности.

— Слава Четырем Богам за это, по крайней мере. — Если она выжила, для него было кое-какое искупление. Кое-какое, маленькое.

Совсем никакое. Она девочка. Ребенок. Как ты думаешь, что она может сделать? Никто не последует за ней. Она не может возглавить армию. Ей всего четыре года! Монсута был прав. Ну и что, что девочка сбежала? Что она могла изменить в том дерьме, в котором они оказались?

Он посмотрел на Хасана, взял себя в руки, зная, что должен говорить спокойно, уверенно:

— Я думаю, у нас есть самое большее несколько дней, прежде чем Черепа вернутся, чтобы забрать то, что они потеряли. Я думаю, для всех нас будет лучше, если нас здесь не будет, когда они это сделают.

Хасан кивнул:

— Что вы предлагаете?

— Мы собираем все войска и направляемся в горы. У нас есть еда и припасы, спрятанные в пещерах. Мы можем остаться там, пока не восстановимся и будем готовы к приходу мейгорцев. — Если королева справится. Если мейгорцы действительно решат прийти и сражаться. Если. Если. Если.

Надежда дурака. Это все, что у тебя есть? Она не защитит тебя от меня. Тебе некуда бежать, я тебя найду повсюду.

Джакс вздрогнул от слов Монсуты.

Хасан взболтал воду в своей чашке.

— Может быть. Может быть. — Он выглянул в окно, прежде чем вернуть свое внимание Джаксу. — Давайте сначала посмотрим, что мы можем сделать с Черепами здесь, а? Если нам удастся сдвинуть их с места, возможно, нам будет лучше остаться здесь, в Киесуне, где у нас есть несколько крепких стен, которые нас защитят.

— У нас были стены в Гандане. И Шулка.

— Я знаю. Но на этот раз мы будем к ним готовы. Мы можем их остановить.

— Нет! — Джакс схватил Хасана за здоровую руку. — Нам нужно убираться отсюда, пока Монсута нас не нашел.

Хасан высвободил руку и сделал шаг назад. На его лице было выражение, которое Джаксу не понравилось. Жалость? Отвращение? Беспокойство?

— Монсута мертв. Мы его убили.

— Я это знаю. Я имею в виду Черепа. Пока Черепа нас не найдут. — В голосе Джакса была паника. Он не мог этого скрыть, не мог это остановить. Остальные в комнате тоже это услышали. Лица поворачивались в их сторону, прислушиваясь.

— Не беспокойтесь об этом, — сказал Хасан, разговаривая тихо, словно с ребенком. — Поешьте, поспите немного. Пока мы все в безопасности.

Монсута только рассмеялся. Еще один дурак для моих ножей. Мне нравится этот человек. Как ты думаешь, он будет плакать так же, как ты?

Джакс глубоко вздохнул. Ему казалось, что он висит над пропастью и держится за край кончиками пальцев. В любую секунду он мог упасть. Утащить за собой их всех. Он не мог этого допустить. Он должен был держать себя в руках. Он уже достаточно опозорил себя. Ему хотелось накричать на Хасана, сказать ему, что нельзя терять времени. Нет времени на отдых. Он изо всех сил старался говорить тише:

— Ты должен меня выслушать. Мы должны убираться отсюда. Сейчас.

Хасан снова одарил его этим взглядом:

— Отдохните. Вы через многое прошли. Через бо́льшее, чем кто-либо другой здесь.

В этом он прав. Впереди еще больше. Больше веселья для меня. Больше боли для тебя.

— Пожалуйста.

— Мы подумаем об этом, генерал. Хорошо?

Джакс откинулся на спинку стула, слишком измученный, чтобы продолжать спорить.

— Тем временем, нам нужно что-то сделать с Кейном и Карой.

— Что с ними?

— Они все еще в подвальных камерах, верно?

Джакс кивнул. В камере с его руками.

— Я пошлю кого-нибудь из парней за ними и принесу сюда их тела. Чтобы мы все могли попрощаться должным образом.

Джакс сдержал слезы:

— Спасибо.

— Это не проблема.

— И найдите женщину, которая помогала нам — Яс. Убедитесь, что она в безопасности.

— Да. Я попрошу Кастера этим заняться.

Хасан оставил его и присоединился к остальным, пока они ели скудный ужин из сушеного мяса и хлеба. Солдаты продолжали поглядывать на Джакса так, как будто считали, что он собирается сделать что-то глупое.

Джакс сел на край кровати, пытаясь не обращать на них внимания. Он не хотел спать, не сейчас, когда знал, что Монсута ждет за его закрытыми глазами. Он не мог никуда идти. Ни хрена не мог сделать. Он бы перерезал себе горло, если бы у него были силы.

Один из людей Хасана вошел в комнату, заставив Джакса подпрыгнуть. Мужчина заговорил с Хасаном, и какими бы ни были новости, Хасан улыбнулся.

— Приведи его. — Он повернулся к Джаксу. — У нас гости, которые могут вам понравиться.

Полминуты спустя Шулка вернулся с Дреном и еще четырьмя людьми, шедшими за ним по пятам.

Дрен ухмыльнулся, увидев Джакса:

— Все еще жив, старик?

— Что-то вроде того. — Клянусь богами, Джакс был рад видеть парня. Затем взгляд мальчика упал на его отросшую руку, и приятное чувство исчезло. Мальчик, однако, не упомянул об этом. По крайней мере, это было уже что-то. — Что с королевой?

Дрен подтащил стул, развернул его и сел так, чтобы можно было опереться на его спинку:

— Доставил ее на борт мейгорского корабля. Хотя, черт побери, были близки к смерти. Гребаные Дайджаку пришли за нами и точно прикончили бы, если бы не появилась подмога. Нам повезло. Чертовски повезло.

— Почему ты не поехал с ними?

Дрен потер подбородок, затем ухмыльнулся, демонстрируя недостающие зубы:

— Что я могу сказать? Я парень из Киесуна. Что я знаю о других странах? Не владею местным жаргоном, вероятно, возненавидел бы их еду. Здесь я знаю, что к чему. И, кроме того, я не мог оставить тебя развлекаться в одиночестве, ага?

Джакс уставился на мальчика. Веселье? Забава? Они в аду. Смерть и отчаяние — их единственные спутники. Мальчик был дураком, что вернулся.

Дрен почувствовал, что сказал что-то не то, и его улыбка погасла:

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я вернулся, чтобы драться. Полагаю, тебе понадобится любая рука, которую ты сможешь достать.

Джакс посмотрел на свою руку, которую Монсута отращивал столько раз. Она ему была не нужна. Совсем не нужна.

Хасан подошел к ним и хлопнул Дрена по спине:

— Рад видеть тебя снова, бешеный пес.

— Эй, ничего подобного. Теперь я на вашей стороне. Больше никаких беглых крыс. Больше никакого такого дерьма. — Дрен сделал паузу и улыбнулся. — Ну, я, конечно, буду рад поиметь Черепов. Это само собой разумеется.

— Это хорошо, — сказал Хасан. — Я только что говорил генералу, что у нас есть хороший шанс выбить Черепов из Киесуна, если мы поторопимся, а затем укрепим то, что у нас есть, прежде чем у них появится шанс нанести ответный удар.

Дрен захлопал в ладоши, как будто услышал лучшую новость в мире:

— Да. Давайте это сделаем.

Джакс вздрогнул от звука и опустил взгляд в пол.

Дрен заметил:

— Что? Что-то не так?

Голос Хасана был тише, нежнее:

— Джакс считает, что нам следует уехать из города. Перегруппироваться в горах.

— Что? Сбежать нахуй? Ты же не это имеешь в виду. Верно, Джакс?

Он поднял глаза и увидел, что все они наблюдают за ним:

— После сегодняшней ночи у нас останется двести мужчин и женщин, самое большее. Этого недостаточно, чтобы сражаться с Черепами.

— В городе все еще около пяти тысяч человек, — сказал Дрен. — Из них могла бы получиться треклятая армия.

— Они гражданские, а не солдаты, — сказал Джакс.

— Ну, я только что там был, — сказал Дрен, — и люди носят оружие, строят оборону. Они все знают, что Черепам все равно, кого убивать. Они просто увидят джиан и захотят закопать их в землю. Теперь всем придется сражаться. Неважно, кто ты — Ханран, Шулка или прачка.

Джакс на секунду закрыл глаза, увидел Монсуту и его окровавленные ножи, и снова их открыл:

— У тебя есть огонь, парень. Но у Черепов есть численное преимущество, бомбы, монстры, магия. Это погасит твой огонь — и огонь всех остальных.

— Я здесь. То, что осталось от моей команды, здесь. Мы готовы. Мы подготовим всех. — Он пару раз кашлянул, пытаясь прочистить горло.

— Ты в порядке? — спросил Хасан.

— Это просто дым, — сказал Дрен.

Джакс глубоко вздохнул:

— У нас две проблемы — Черепа в городе и Черепа, которые собираются прийти им на помощь. Даже если мы бросим все, что у нас есть, на тех, кто здесь, в Киесуне, к тому времени, когда мы их уничтожим — если мы их уничтожим, — появятся другие в огромном количестве, и мы вернемся к тому, с чего начали.

— Мы убили городскую Тонин, так что любое подкрепление придет пешком, по горной дороге из Анджона, — сказал Хасан. — Я пошлю туда несколько солдат, чтобы оказать им теплый прием.

— Это только выиграет городу больше времени, — сказал Джакс. — Черепа, в конечном итоге, все равно придут и приведут еще больше людей.

— Да, но мы могли бы использовать это время, чтобы окопаться самим, сделать город нашей крепостью, — сказал Дрен, полный безумных мыслей. — Эти улицы похожи на кроличье логово. Им придется заплатить за каждый дюйм, который они попытаются захватить. Если мы сделаем город достаточно горячим, они, возможно, не захотят его возвращать.

Хасан улыбнулся:

— Я думал, ты пришел сюда за приказами, парень. Но теперь мне кажется, что ты и сам неплохо все продумал. А?

— Что я могу сказать? — ответил Дрен. — Пришло время дать отпор.

Джакс наблюдал за ними, воодушевленными и жаждущими снова встретиться лицом к лицу с врагом. И вот он, чувствующий себя более потерянным, чем когда-либо. Он был единственным, кто знал, что все они мертвые.

Не забывай меня, засмеялся Монсута. Я знаю. Но не волнуйся, скоро мы снова будем вместе. Вот тогда начнется настоящая веселуха.

6

Тиннстра

Лейсо, Мейгор

Тиннстра попыталась остаться в каюте с Зорикой, но здесь она не могла видеть небо. Совсем. Она ускользнула в тот момент, когда Зорика заснула, и расположилась у поручней на корме «Окинас Киба»; накинув на плечи плащ, она стала наблюдать за горизонтом. Киесун давно исчез из вида, но с каждой милей, которую корабль, прихрамывая, оставлял позади, она чувствовала, как давление в груди усиливается. Мы не в безопасности. Дайджаку где-то там. Они никогда не сдаются. Она подпрыгивала каждый раз, когда парус хлопал на ветру, вздрагивала от каждого скрипа палубы, потому что знала. Это еще не конец.

— Прошу прощения.

Тиннстра развернулась, поднимая меч, готовая убить.

Один из мейгорских моряков отпрыгнул назад, подняв руки, чтобы показать, что он не вооружен. «Успокойтесь. Я друг». Мужчина говорил на джиане с легким акцентом, почти достаточно хорошо, чтобы сойти за местного — но не совсем.

— Извините. Я устала. — Тиннстра опустила меч и попыталась улыбнуться. Очевидно, это была не очень хорошая улыбка, потому что моряк не стал казаться счастливее. Только Боги знали, как она выглядела, с глубокой раной на лице, кровью и синяками от ее бегства на юг.

— Капитан... капитан интересуется, не хотите ли вы присоединиться к нему у руля. Мы приближаемся к Мейгору... — Матрос переступил с ноги на ногу, желая поскорее убраться отсюда.

— Я скоро подойду, — ответила Тиннстра. — Спасибо.

Мужчина кивнул и оставил ее наблюдать за небом. Она сбросила плащ и позволила ему упасть на палубу. Чем ближе они подходили к Мейгору, тем выше становилась температура, и ей было уже жарковато. Первые капли пота выступили у нее на спине, и она стянула с себя рубашку, чтобы воздух мог немного охладить кожу. Мейгор славился своей жарой и влажностью, и, очевидно, рассказы, которые она слышала, не были преувеличением.

Ее отец позаботился о том, чтобы она могла говорить на всех языках соседних народов, но она никогда раньше не посещала ни один из них. Джия — это все, что она знала. Теперь она была на пути в Мейгор, защищая королеву. Что я собираюсь там найти? Как я должна это сделать? Я не знаю, что делать.

Она почувствовала вспышку своего старого друга — страха. Может быть, ей следует просто передать Зорику ее дяде, когда они приедут. Он смог бы позаботиться о ней лучше, чем кто-либо другой, — и уж точно лучше, чем Тиннстра.

Но нет. Она выбросила эти мысли из головы. Она устала. Вот и все. Устала и ранена. Все будет хорошо, как только они доберутся до Мейгора. В конце концов, она спасла королеву, победила Черепов, убила Избранного. Сколько людей могли бы сказать, что они это сделали? Она улыбнулась. Только она. Больше никто. Она должна помнить об этом. Она должна верить в себя.

Откуда-то с такелажа раздался крик, и по кораблю прокатились радостные возгласы. Мейгор был уже в поле зрения.

Она направилась в каюту капитана. После всего, что они пережили, она хотела, чтобы Зорика разделила с ней этот момент.

Она почти не заметила Зорику в постели, затерявшуюся среди одеял. Во сне девочка выглядела такой умиротворенной, что Тиннстра чуть было не оставила ее отдыхать. Она надеялась, что на этот раз Зорике снятся прекрасные сны. У девочки и так было достаточно кошмаров — хватит на всю жизнь.

Тиннстра наклонилась и откинула одеяло с ее лица.

— Зорика. — Она прошептала это слово, желая разбудить ребенка как можно мягче. — Пора просыпаться.

Девочка пошевелилась, капли пота выступили у нее на лбу, и Тиннстра убрала волосы с ее лица, когда один затуманенный глаз открылся, а затем и другой. Затем Зорика улыбнулась, и сердце Тиннстры растаяло. В это мгновение все стало хорошо.

— Мы приплыли, — сказала Тиннстра.

Зорика села и протерла заспанные глаза:

— Приплыли?

— Да, — подтвердила Тиннстра. — Выйди и посмотри. — Она протянула руку, и Зорика взяла ее, спрыгнув с кровати.

Они покинули темноту каюты и вышли обратно на яркий свет нового дня. Даже небо выглядело более голубым, чем раньше, без облаков и чудовищ. Возможно, мы оставили войну позади. Возможно, мы спаслись. Надежда трепетала в сердце Тиннстры.

Они направились к носу корабля, пробираясь по оживленной палубе. Тиннстра увидела матроса, который разговаривал с ней несколькими минутами ранее, и мужчина ухмыльнулся.

— Разве это не самое прекрасное зрелище в мире? — Он указал на горизонт. — Дом.

Она прищурилась в указанном им направлении, и вот он. Мейгор. Сначала это был просто темный силуэт вдалеке, но «Окинас Киба» набирал скорость, словно притягиваемый манящей местностью, и вскоре на горизонте замаячил холмистый ландшафт, утренний свет выхватывал детали и всплески цвета.

Тиннстре рассказывали об этой стране: здесь всегда светит солнце, на деревьях на каждом углу растут фрукты, рыбу можно вылавливать прямо из моря, все танцуют на улицах. Она знала, что большая часть этого, должно быть, преувеличение, но все же, после нескольких месяцев пребывания под оккупацией Черепов, она была взволнована, увидев, что их ждет.

Побережье было более ярким и сочно-зеленым, чем все, что она когда-либо видела в Джии. За исключением полос золотого пляжа, лес покрывал все остальное, перекатываясь через холмы и устремляясь к далеким горам. Животные перекликались, приветствуя рассвет, — не то чтобы она узнавала какие-либо звуки. Это был совершенно новый мир.

Зорика, как всегда, крепко держала Тиннстру за руку, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что беспокойство девочки на данный момент исчезло. В этот момент она была похожа на охваченного благоговейным восторгом четырехлетнего ребенка с широко раскрытыми глазами и открытым ртом.

Это заставило сердце Тиннстры забиться сильнее. Она хотела, чтобы Зорика оставалась такой как можно дольше. Она заслужила это. Она нуждалась в этом. Зорика уже видела слишком много самого худшего, что мог предложить мир. Пусть она насладится радостью сейчас.

Тиннстра наклонилась и обняла девочку за плечи:

— Это Мейгор, где живет твой дядя. Он король.

Девочка выпрямила спину:

— А я — королева.

Тиннстра взъерошила ей волосы:

— Да, ты королева — и не забывай об этом.

Плечи Зорики почти сразу опустились.

— Я никогда не встречала своего дядю. — Ее глаза наполнились слезами. — Мне страшно.

— Не волнуйся, — сказала Тиннстра. — Я буду с тобой, несмотря ни на что. — Она притянула девочку к себе и крепко обняла.

Она снова обратила свое внимание на береговую линию, когда появились белые пятна под красными брызгами, смешивающиеся с лесной зеленью. Они начинались недалеко от береговой линии и поднимались на холм — десятки, сотни. Она прищурилась, по мере приближения различая очертания более четко. Это были здания — белые стены с изогнутыми красными крышами. Большинство из них были высотой всего в один этаж, зато они были везде, растекаясь вдаль и вширь.

В гавани толкалось множество лодок, в основном одномачтовые рыбацкие баркасы, но она смогла разглядеть и пару галер, пришвартованных к пирсу.

— Мы направляемся туда? — спросила Зорика, наклонив голову.

— Нет, — ответила Тиннстра. — Мы поедем в столицу, Лейсо. Я думаю, это дальше, в глубине страны.

— Ты там была?

— Нет. Но я помню то, что учила в школе. Названия на картах. Немного истории. Иногда мой отец рассказывал мне о том, где он побывал, но я тоже не помню, чтобы он приезжал сюда.

Берег изгибался в сторону от корабля, как будто какая-то невидимая рука толкала его внутрь. «Окинас Киба» поворачивал вместе с сушей, подгоняемый ветром. На воде появились суда поменьше, большинство держались близко к береговой линии, но группа отделилась от остальных и направилась к ним.

Сначала Тиннстра подумала, что это рыбацкие лодки, но блеск стали вскоре сказал ей, что это нечто бо́льшее. Она разглядела по меньшей мере дюжину вооруженных людей на каждом судне. Одно подплыло достаточно близко, чтобы докричаться до капитана корабля. Затем были подняты флаги, и другие корабли заняли свои места рядом с «Окинас Киба», обеспечивая эскорт.

Краем глаза Тиннстра заметила тень, и, обернувшись, увидела стоящего рядом с ней Раласиса. Он кивнул в сторону кораблей:

— Корабли короля вдоль всего восточного побережья, с них следят за любыми признаками появления Эгрила. Джия пала, потому что была застигнута врасплох, и он не хочет, чтобы Мейгор постигла та же участь.

— Похоже, он мудрый человек, — сказала Тиннстра.

— Он хороший король, — ответил Раласис. — Он просто...

— Что? — В голосе Раласиса было что-то такое, что встревожило Тиннстру.

Капитан покачал головой и заставил свои губы растянуться в улыбке:

— Это не мое дело — говорить. Ты достаточно скоро с ним познакомишься и сама сможешь принять решение. Он заботится о своих людях, это все, что я могу вам сказать.

Ответ не успокоил Тиннстру. Какие бы надежды ни возлагались на плечи Зорики, они возлагались и на короля. Джия нуждалась в Мейгоре, чтобы продолжать войну. Ханраны не преуспеют без них. И даже тогда этого могло оказаться недостаточно. У Рааку были монстры и магия. Все, что могли предложить мейгорцы, — свои мечи и жизни.

Она взглянула на Зорику. Как она может волноваться о короле Мейгора, когда королевой Джии стала четырехлетняя девочка? Это безумие. Эгрил никогда не будет побежден.

7

Матеон

Кейджестан

Матеона все еще трясло после утренней церемонии, когда он заворачивал маленькую статуэтку Кейджа в кусок ткани. Это было его самое ценное имущество, вырезанное вручную его отцом и подаренное Матеону перед тем, как отец отправился на миссию, которая его убила. Когда Матеон держал статуэтку, то чувствовал, как отец наблюдает за ним из Великой Тьмы, со своего места рядом с Кейджем.

Все остальное было упаковано. То немногое, что у него было из одежды. Нож. Спальный мешок. Совсем немного, но достаточно. Кейдж не любил роскошь. И, в конце концов, Императорская армия обеспечит его вещами, в которых он действительно нуждался. Броней. Оружием. Целью. Больше ему ничего не было нужно.

Мать наблюдала за ним из двери в гостиную, положив руки на плечи его сестры. Ни одна из них не надела маску, и слезы навернулись на глаза Матеона от оказанной ему чести. Он сморгнул их так быстро, как только смог. Никто из них не хотел видеть его слезы. Он не слабак. Теперь он мужчина. Это был эффект от встречи с Рааку тем утром. Ничего больше.

— Заставь Кейджа гордиться тобой, — сказала его мать срывающимся голосом. — Заставь меня гордиться тобой.

Матеон кивнул:

— Заставлю. Кейдж этого хочет.

Он взглянул на свою сестру. Ее лицо было красным, а глаза припухли от слез, но, к ее чести, сейчас она не плакала, и Матеон был этому рад. Вместо этого она прикусила губу и гордо выпрямила спину. Матеон будет скучать по ней больше всех. Как старший ребенок, он помогал ее растить, особенно после того, как их отец отправился в Великую Тьму. Снова его потянуло к ней. Ему хотелось обнимать ее как можно дольше, но он боролся с этим. Все они принадлежали Кейджу, и настала очередь Матеона служить.

Неподалеку прозвенел колокол. Пора идти. Он поприветствовал мать и сестру, прикрыв левый глаз рукой в честь Кейджа. Они сделали то же самое. Больше нечего было сказать, нет причин откладывать дальше, поэтому Матеон повернулся и в последний раз покинул дом своей семьи.

На улице было холодно, и небо было бесцветным. Большинство людей все еще молились, но некоторые были на улицах. Могли ли они разглядеть в нем солдата? Знали ли они, что он собирается служить Кейджу в войне против язычников? Он на это надеялся. Они, наверняка, гордятся тем, что он собирается сделать, что он был выбран.

Он мог видеть дворец Рааку, возвышающийся над крышами домов по соседству, и он призывал святые слова.

— Кровь, которую я дам тебе, о Великий. Души, которые я пошлю тебе. Мое тело — твое оружие. Моя жизнь — твой дар. — Он прошептал клятву, направляясь к городскому фонтану, где он договорился встретиться с остальными. Мысленно он видел себя шагающим по полям сражений в своих белых доспехах, рубящим врагов Кейджа своим скимитаром. Это было бы великолепно. Работа Бога. Это было то, ради чего он был воспитан, почему он был жив. Он пошлет Кейджу армию рабов. Они будут бояться его имени по всему языческому миру. Это была его судьба.

Матеон всегда был одним из самых высоких мальчиков в своей когорте и одним из самых сильных. Священники заметили его рано. Они рассказали его матери о планах Кейджа относительно него, позаботились о том, чтобы она вырастила его в священном доме. Он присоединился к Императорским Кадетам, когда ему было двенадцать, возглавил свое первое отделение в пятнадцать и был награжден Кластером Рааку, когда ему было шестнадцать. Он выбросил эту медаль в Красное Озеро, вернув ее Кейджу, потому что служба сама по себе была наградой. Истинно верующему не нужны безделушки, напоминающие о том, чего он достиг. Любовь Кейджа была всем, в чем он нуждался.

Несколько других парней уже ждали у фонтана. Гристон, Марциус и Деликс. Матеон кивнул им, слишком нервничая, чтобы говорить, и они кивнули в ответ. Бросив сумку, он сел на край фонтана и зачерпнул немного воды, чтобы попить. Глотая воду, он взглянул на остальных. Он знал их всю свою жизнь, служил с ними в Кадетах, и с облегчением отметил, как ослабли их коленки и как трясутся их руки. Он был не единственным, кто нервничал.

Вскоре после этого появились другие — Кристус, Люциус, маленький Хариан, Регус. Никто не разговаривал. Приветствия сопровождались кивками голов или поднятием подбородков. Некоторые из них выглядели испуганными, другие — нетерпеливыми. Матеон мог сопереживать обоим чувствам.

Затем прибыли фургоны. Их было три. Простые повозки. Без крыш, со скамейками сзади. В каждом достаточно места для десяти пассажиров. Кучера были в серых масках ветеранов, дизайн которых намекал на солдатские. Они прибыли с эскортом из шести кавалеристов, которые выглядели великолепно в своих белых доспехах и масках в виде черепов, верхом на белых лошадях, со скимитарами в ножнах на бедрах. Это были Непобедимые Кейджа, те, кто сломил ненавистных Шулка и покорил Джию. Матеон встал, его сердце снова забилось сильнее. Он собирался стать одним из них.

Лошади остановились на площади, возвышаясь над новобранцами. Один всадник, более крупный и широкоплечий, чем остальные, привстал в стременах и осмотрел парней. Три кроваво-красные полосы отмечали его доспехи на левом нагруднике, указывая на его звание — полемарх.

— Я горжусь тем, что вижу здесь столь многих, — сказал он теплым голосом, как отец своим сыновьям, — готовых присоединиться к общему делу. Я только что вернулся из Джии, где мы несли Кейджа язычникам и мы отдали Кейджу много язычников.

Несколько парней зааплодировали, но Матеон промолчал. Он никоим образом не хотел показаться недисциплинированным.

— Мы отправимся в нашу крепость за городом, где вы будете распределены по своим легионам, — сказал полемарх. — Некоторые поедут в Джию, другие останутся здесь, в Империи. О чем бы вас ни попросили, помните, что вы выполняете работу Кейджа. Нет большей чести. Хвала Кейджу. — Полемарх прикрыл глаз, отдавая честь, и все мальчики ответили ему тем же.

— Хвала Кейджу, — крикнули они в ответ.

— А теперь садитесь в фургоны, мои юные герои.

Матеон направился прямиком к первому фургону и забрался в него, заняв место сразу за возницей. Тот выглядел старым, с длинными седыми волосами и загорелой кожей, на которой виднелось несколько шрамов. Одна яркая белая линия тянулась от его уха вниз по шее и исчезала под рубашкой, пересекая шрамы поменьше, там, где швы скрепляли рану. Он повидал немало боев.

Мужчина оглядел Матеона с ног до головы и ухмыльнулся:

— Тебе не терпится, а?

— Для меня большая честь исполнять волю Кейджа, — сказал Матеон, выпятив грудь, ему не понравилось, как мужчина улыбнулся ему. Он никого не забавлял.

— Конечно, — сказал возница. — Я уверен, что ты готов стать героем войны, ага?

— Служба сама по себе награда.

— Так оно и есть, — хихикнул мужчина. — Молодец.

Мужчина приправил свои слова достаточным количеством сарказма, чтобы Матеон понял, что он имел в виду совсем другое. Что ж, он заплатит в Великой Тьме, когда придет время. Матеон повернулся к нему спиной, чтобы прекратить дальнейший разговор, и наблюдал, как остальные поднимаются в фургон. Деликс сел напротив него, затем подошел Регус, который сел рядом с Матеоном. Все они, сидящие там, выглядели такими молодыми, совсем не похожими на воинов или великих героев. Итак, что это говорит о нем? Он ничем от них не отличался.

По мере того, как фургон наполнялся, Матеон чувствовал, что его уверенность все больше дает трещину. Все было кончено. Пути назад не было. Больше никаких теплых ночей в доме матери. Теперь он солдат. Его охватило желание выпрыгнуть из фургона и побежать обратно домой, но он подавил этот порыв. Он взглянул на остальных, проверяя, нервничает ли кто-нибудь так же, как он, но из-за их масок было трудно сказать наверняка. Впрочем, они и должны были нервничать, ведь Матеон всегда был лучшим из них, самым сильным, самым храбрым. Они, вероятно, дрожали от страха. Матеон выпрямил спину. Он должен подавать пример. Они будут стремиться следовать его примеру.

Был отдан приказ фургонам выезжать, и они покатились по главной улице, кавалерия шла впереди. Вокруг уже собралось много людей, и каждый, проходя мимо, отдавал дань уважения: некоторые отдавали честь, прикрывая глаза, другие кланялись, кое-кто аплодировал.

Мальчики, сидевшие сзади, улыбались друг другу. Честь ждала их всех. Они отправились исполнять волю Кейджа. Вместе они выиграют священную войну и уничтожат язычников и их Ложных Богов раз и навсегда. Кто-то начал петь молитву, и Матеон присоединился к нему, но на этот раз, впервые на его памяти, у него не было желания быть тем, кто поет громче всех.

Они ехали почти два часа, оставив город далеко позади и перевалив через холмы. Мимо рисовых полей. Через деревни, где никто не пришел их подбодрить.

Регус заснул, положив голову на плечо Матеона. Матеон оттолкнул мальчика, но секунду спустя тот вернулся. Деликс ухмыльнулся при виде этого зрелища:

— Вы хорошая пара.

— Отвали, — рявкнул Матеон.

Кучер усмехнулся про себя:

— Тебе лучше развить чувство юмора, парень. Тебе захочется завести друзей, а никому не нравятся жалкие придурки.

Матеон снова оттолкнул Регуса:

— Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, я здесь, чтобы служить Кейджу.

— Мы все такие, — сказал возница. — Но Кейдж не помешает язычнику отрубить тебе голову. Зато твои товарищи из твоего стика наверняка это сделают.

— Что такое стик? — спросил Деликс. Матеон закатил глаза от глупости вопроса, хотя сам не знал ответа.

— Твое подразделение, — ответил возница. — Десять человек, с которыми ты будешь драться, есть, пить и трахаться до конца своей поездки — или пока тебя не сотрут в порошок. Думаю, ты догадываешься, что это значит.

Матеон ничего не сказал. У него не было намерения делать ничего из этого. Он был на пути, чтобы служить своему Богу — и это все, что было важно.

— Но джиане разбиты, разве нет? — спросил Деликс с дрожью в голосе. — Больше не нужно сражаться. Так сказал мне отец.

— Ха, — сказал возница. — Всегда есть сражения. Язычники ведут себя послушно, но они перережут тебе глотку, если ты повернешься к ним спиной. Лучше не рисковать. Ты посылаешь их всех к Кейджу и позволяешь ему позаботиться о том, чтобы отделить хороших от плохих.

Глаза Деликса расширились под маской. Он посмотрел на Матеона, как будто не мог поверить в то, что сказал этот человек.

— Мы присоединяемся к армии его Императорского Величества, Деликс, — сказал Матеон. — Нас отправляют в Джию воевать. Ты думал, мы собираемся сидеть сложа руки и читать книги?

Возница рассмеялся, услышав этот комментарий:

— Кислое лицо правильно говорит. У вас впереди трудные дни. Вы будете по шею в крови и дерьме, и так напуганы, что обоссыте броню, и будете молиться Кейджу, чтобы он уберег ваши яйца.

Деликс попытался показать себя крутым:

— Ни один язычник Джии меня не пугает.

Никто ему не поверил. Матеон, в частности, знал, что Деликс лжет, потому что сам Матеон начинал беспокоиться; и если уж он нервничал, то и Деликс должен был нервничать. По крайней мере, пройдет некоторое время, прежде чем кого-либо из них отправят в Джию. Они будут тренироваться еще три месяца, прежде чем им придется беспокоиться о встрече с врагом. Достаточно времени, чтобы справиться с нервами и приспособиться к жизни в армии. Достаточно времени, чтобы Матеон проявил себя.

Голова Регуса снова склонилась на плечо Матеона. На этот раз Матеон ткнул его локтем в ребра, разбудив.

— Что происходит? Где мы? — спросил Регус, резко выпрямляясь.

— Вот и он, джентльмены, — сказал возница с хихиканьем. — Ваш новый дом — на этот вечер, по крайней мере.

Матеон резко повернул голову. Впереди замаячила крепость, высокие каменные стены с красными флагами Эгрила, развешанными по бокам. Солдаты в белых доспехах патрулировали зубчатые стены и стояли на страже у главных ворот. Опускная решетка поехала вверх при приближении колонны, и Матеон наблюдал, как полемарх выехал вперед, чтобы поговорить с часовыми.

К тому времени, как фургоны подъехали к ним, решетка была поднята, а ворота открыты. Сердце Матеона бешено колотилось в груди, а во рту пересохло, когда они проезжали мимо. Он сунул руку в сумку и схватил свою статуэтку Кейджа. Прежняя жизнь кончена.

Они остановились на плацу, где полемарх уже спешился и ждал их.

— Давайте, киски. Пошевеливайтесь. Построиться. Построиться в шеренгу, — проревел он, вся теплота исчезла. — У меня не весь день в запасе. — Он использовал свой меч в ножнах, чтобы заставить мальчиков занять позицию.

Мальчики стояли неловко, несмотря на месяцы тренировок, как будто никогда раньше не выстраивались в шеренгу. Даже Матеон, обычно такой безупречный, чувствовал себя не в своей тарелке. Его взгляд то и дело скользил по другим солдатам, проходившим мимо в своих покрытых боевыми шрамами доспехах. Они выглядели гигантами по сравнению с новыми парнями, настоящими мужчинами, выкованными в огне войны.

Приземистые квадратные здания окружали плац, и Матеон наблюдал, как солдаты снуют туда-сюда между ними. Он успокоился, увидев храм в дальнем конце. Он отправится туда после того, как устроится, и помолится.

— Да простит меня Кейдж за все, что я сделал, чтобы его разозлить, — сказал полемарх, прерывая его мысли. — Он, должно быть, действительно сумасшедший, раз прислал мне такую кучу бесполезных личинок. — Он прошелся взад-вперед вдоль строя, прежде чем остановиться перед Регусом. — Ты выглядишь как какой-нибудь козлоеб, парень. Ты? Ты скучаешь по горным развлечениям? Это то, о чем ты думаешь?