Скрипаль мчался по мрачному тоннелю, рассекая темноту лучом карманного фонаря. Раздавался жуткий собачий лай, он был потусторонним, и пугал Скрипаля не на шутку. Скрипаль чувствовал на спине цепкие взгляды демонических псов. Они яростно лаяли, свирепо рычали, и с каждой секундой становились к Скрипалю все ближе, угрожающе клацая когтями по полу. Их глаза светились в темноте красным дьявольским светом, нагоняя страх, и вводя в состояние первобытного ужаса.
Скрипаль мог вступить с псами в схватку, но отчетливо понимал, что проиграет. Он выжимал из организма все, что только мог выжать. Мышцы его устали, и словно пылали от напряжения. По щекам струился пот, закатываясь под потертый кожаный плащ. Вдруг за спиной Скрипаля, в опасной близости, полыхнула ослепительная вспышка взрыва. Грохот эхом разнесся по тоннелю, ударив по ушам, и оставив в них ошеломительный звон. Скрипаля снесло с ног ударной волной, и он рухнул на четвереньки, обернувшись. Тоннель заполнило пламенем, и языки огня тянулись до самого потолка.
В огне возникло два тусклых собачьих силуэта. Пламя охватило псов, хищно шагавших через него, и высокие температуры не наносили им никакого вреда. Псы скалили слюнявые клыкастые пасти, клацали зубами.
Псы тут же скакнули на Скрипаля. Перстень на пальце Скрипаля засветился, и Скрипаль отбросил собаку мощным хуком справа, она снесла соседку вылетев ей наперерез и они грохнулись на пол. Недолго думая, Скрипаль решил реализовать еще один тактический ход. Он достал из-под полы плаща гвоздь, вонзил в стену, затем рванув по тоннелю подальше от места закладки.
Как только псы очухались, бросившись за Скрипалем вдогонку, гвоздь врубился в стену по самую головку, испустил мощную ударную волну, обвалившую тоннель. Обвал прикрыло густой пыльной пеленой. Лишь визг придавленного пса сигнализировал о том, что принятое решение дало плоды. Из тумана выпрыгнул уцелевший пес, настиг Скрипаля, и прыгнул на него. Скрипаль прикрылся рукой, тварь вонзила острые клыки в предплечье, разорвав плоть и даже достав до кости. Фонарь грохнулся на пол и потух. Пес повалил противника, терзал ему руку и почувствовал языком теплый привкус соленой крови. Скрипаль кричал от боли, а демонический пес продолжал рвать его, разбрасывая кусочки мяса в разные стороны. На лицо Скрипаля брызнула кровь, сердце его бешено колотилось, выдавая высочайшие ритмы.
В приступе отчаяния Скрипаль отшвырнул пса пинком, выхватил пистолет из-под плаща, произведя несколько прицельных выстрелов, громыхнувших в узких сводах тоннеля, будто раскат грома. Две пули прошли мимо, а третья раскроила собаке голову.
Скрипаль без оглядки помчался дальше, оставляя за собой кровавый след.
На руку было страшно смотреть, кровь текла из жуткой раны ручьем.
Мир перед глазами мутнел, сердце билось тяжело и натужно. Совсем скоро тело ослабло. Скрипаль не в силах был устоять без опоры, заковылял вдоль стены, чувствуя сильнейшее головокружение. Земля стремилась вырваться у него из-под ног. С трудом преодолев еще несколько метров, он соскользнул на пол. Кислорода не хватало, дыхание было тяжелым, глубоким.
Бросило в озноб.
До ушей доносился ритмичный стук каблуков. В темноте тоннеля возник крохотный светящийся сгусток энергии и ярко вспыхнул, вырвав из темноты симпатичную девушку, при виде которой у Скрипаля перехватило дыхание. Она с ухмылкой глядела на жертву.
— Юля, — выдавил он через силу. — Ты не понимаешь, — Скрипаль болезненно сморщился, зажав руку выше раны. — Нужно огласить эту информацию! И огласить срочно! Неужели ты не видела того, что видел я? Мы можем остановить войну! Можем прекратить бессмысленное кровопролитие!
— Еще как видела, — улыбнулась Юря. — И поэтому я не могу позволить тебе выставить доказательства на общее обозрение. Бесконечным это ни разу не интересно. Да и мне тоже.
— Неужели ты? — Скрипаль глянул на Юлю расширенными от удивления глазами, и побледнел, когда ее зрачки засветились красным светом. — Юленька!
Время переговоров прошло. Скрипаль немедленно достал из кармана красивый медальон, разбив его об пол.
— Нет! — вскрикнула Юля, выхватила пистолет из кобуры и точным выстрелом продырявила Скрипалю голову.
Из осколков медальона в потолок ударило несколько молний, создавших густую сферу энергии, Юлю снесло ударной волной, она с криком грохнулась на лопатки.
— Черт тебя подери! Гребанный ублюдок! — возмутилась Юля, поднимаясь, и зажигая очередного «светлячка».
Юля панически смотрела на убитого Скрипаля, и на место, где находилась сфера. Она бросилась к осколкам медальона, принявшись распихивать их по карманам, и услышала приближающиеся шаги. По ее спине пробежались мурашки. К месту убийства Скрипаля, возглавляя небольшой отряд, подошел мужчина. Свет «светлячка» падал на его морщинистую кожу. Мужчина достал из нагрудного кармана пиджака расческу, причесал седые волосы, затем убрал инструмент на место.
— Зар, — сдавленно проговорила Юля, стараясь не смотреть Зару в глаза. — Он мертв.
— Уверена? — Зар распустил ладонь, и в ней, как по волшебству, появился изящный ледяной клинок. — Может, мне его добить?
— Я ему голову прострелила, — ответила Юля, пытаясь подавить бушевавшие в душе чувства.
— Умница, — улыбнулся Зар. — Да… Для вас, Скрипалей, это семейная трагедия… Вы очень многое сделали для «Ми 6». Кто же знал, что твой папка попрет против системы в последний момент. От него никто такого не ожидал. Кстати… Почему ты волнуешься? — Зар внимательно посмотрел на Юлю. — Где медальон?
— Медальона при нем не было…
— Верно… — Зар подошел к Юле, крепко ее обнял, став гладить по затылку. — Я очень не люблю, когда мне врут, девочка моя.
— Я не вру, — Юля стала мелко дрожать, ощутила холод, исходивший от Зара.
— Тогда почему ты дрожишь?
Зар резко вонзил ледяной клинок Юле в живот, она взвизгнула, приоткрыв рот. О пол стукали капельки крови, падавшие с холодного лезвия. Зар грубо толкнул Юлю, она повалилась на пол, глядя в потолок потерявшим осмысленность взглядом. Клинок исчез, Зар поправил пиджак, взглянув на сопровождавших его людей.
— Раны на них залатайте, — начал Зар, быстро продумывая план инсценировки смерти Скрипалей. — И бросьте где-нибудь в Солсбери, желательно в многолюдном месте. Примените какой-нибудь газ… Назовите его, не знаю… «Новичок», — Зар пожал плечами. — Постарайтесь так, чтобы сторонние жертвы получились. Раздуйте историю в СМИ. Главное, чтобы Наблюдатели мрака не начали рыть под нас, и чтобы причина смерти Скрипаля выглядела естественной, от человеческих рук. Журналисты сами придумают все, что нужно.
— Понял, господин, — ответил боец Зару.
— Умница, — улыбнулся Зар.
Телохранители закинули Скрипалей на плечи, и понесли прочь из тоннеля, находясь в сопровождении Юлиного «светлячка». Зар наблюдал за нами до тех пор, пока они не скрылись за углом. Предчувствие у него было недоброе. Очень недоброе.
Энергетическая сфера, покинувшая медальон, выскочила из облачного массива, как пушечное ядро, а затем внезапно застыла на месте. Она била молниями по облакам, заряжая их частицами неведомой силы. Большая часть энергии рассеивалась, но энергетических частиц парочке, все же, удалось уцелеть, слившись с капельками дождевой воды. Поднялся ураганный ветер, закрутивший облака в широкую воронку, грозно нависшую над Англией. Воронка была густого серого цвета, и ее то и дело исчерчивали ветвистые молнии. Сфера взорвалась, небосвод осветило ослепительной вспышкой взрыва.
Ураган из Англии пришел в Россию, достигнув Питера. Густые тучи клубились над мегаполисом, перепады температур гоняли по улицам и проспектам сильный холодный ветер. У людей из рук вырывало зонты, да и сами люди едва не улетали, с трудом сопротивляясь встречному потоку воздуха. Зонтики уносило весьма некстати, потому что пошел проливной дождь, осложнивший видимость. Люди разбегались по подъездам, проклиная себя за то, что проигнорировали прогнозы синоптиков, и пошли гулять в такую погоду. Они завидовали тем, кто сейчас сидел дома, имея возможность у окна насладиться буйством стихии.
В облаках, тем временем, было не менее опасно. Две капельки, заряженные энергией сферы, метались из стороны в сторону, гонимые порывами ветра. Они стремились к земле, но им не удавалось упасть. Стоило им потерять в высоте несколько десятков метров, как их тут же ветром подрывало обратно, а если не ветер, то продвижение затрудняли встречные капли, с которыми заряженные капли то и дело сталкивались. Сверкали молнии, вслед за которым раздавались оглушительные раскаты грома.
Гравитация взяла свое, и заряженным капелькам удалось преодолеть облака. Они на огромной скорости приближались к крышам жилых домов, тесно расположенных рядом друг с другом по всему Адмиралтейскому району. Капелькам удалось проникнуть в водопровод. Они смешались с водой, помчавшись по трубе, а затем вылетели из крана, попав в кружку, которую наполнял молодой светловолосый парень. Увидев две искорки, парень нахмурился. Искорки пропали, парень лишь пожал плечами, поставив две кружки на кухонный стол. Одна была полной, а другая пустой.
— Санечка, — сказал Маша, с улыбкой взглянув на Сашу. — А ты ничего не забыл?
— А что я мог забыть? — Саша с непониманием поглядел на кружки, и шлепнул себя по лбу, поняв, что не набрал воды для Маши.
— Я из твоей попью, — улыбнулась Маша, и не дожидаясь, налила себе воды из полного стакана.
— Пей, — кивнул Саша.
Они синхронно сделали глотки, и произошло то, чего никто из них не ожидал. Сашу и Машу ударили ветвистые молнии, выстрелившие прямо из кружек. Раздался громкий хлопок, напоминавший мощный пушечный залп, и в ушах зазвенело. Глаза Маши ослепило яркой вспышкой, Маша закрыла голову руками, испуганно вскрикнув.
— Машенька! — Саша взял ее за плечи, взволнованно заглянул ей в глаза. Все случилось так быстро, что никто ничего не понял. — Ты как?
Маша дрожала, подняла на Сашу испуганный, полный недоумения взгляд. Она с удивлением осмотрела кухню, заметив полное отсутствие повреждений.
— Хрень какая-то… — напряженно пробормотал Саша.
Я сидела на диване в комнате, и слушала музыку. Саша общался с бабушкой на кухне, пытаясь не устроить очередную ссору. Мне, конечно, было понятно, что родственники любили меня, стараясь обезопасить, но порой любовь заставляла их переходить все границы. Бабушка уже около полутора года постоянно действовала Саше на нервы, с момента его переезда ко мне заявив, что он ей не нравится. По причине личной неприязни она психологически нападала не него, старясь всеми возможными и невозможными способами деморализовать его. Сначала Саша терпел, пытался быть дружелюбным и стремился установить контакт. В какой-то момент у него даже стало получаться, но однажды все в корне переменилось. Он познакомился с этим своим Яном, о котором говорил иногда без умолку, и тогда все пошло наперекосяк.
— Вы достали! Вы всех достали! — глухо донеслось через стену с кухни, у меня по спине пробежались мурашки. — Уже в край! Вот тут сидите!
— Нахал! — послышался скрипучий голос бабушки.
Я бросила наушники на столик и заглянула на кухню. Саша уклонился от запущенной в него тарелки, она разбилась вдребезги.
— Умалишенная! Больная на голову старая кляча! — гневно кричал Саша, смотря на бабушку злобным взглядом. — Ты всех достала! Всех до единого!
— Мерзавец! Иди ты к черту! — в сердцах ответила бабушка.
Бабушка швырнула в Сашу кружку, но он отскочил, и чуть не прилетело мне. Еле успев уклониться, я проследила за траекторией полета кружки, разбившейся под столом в гостиной.
— Это ты, Нина Марковна, катись лесом! Ты поехавшая! — ответил ей Саша. — На оба полушария! Тебя все ненавидят, ты всех достала, но только мне хватило духу тебе прямо об этом сказать!
— Никакого уважения! Нахал! Гад! — бабушка схватила кухонный нож, и сердито смотрела на Сашу.
— Бабушка! — крикнула я с удивлением.
У меня душа ушла в пятки. Я не могла поверить, что моя бабушка способна на такое. Бабушка едва не пырнула Сашу, он чудом успел оттолкнуть ее, не попав на клинок. Мы отступили в нашу комнату, Саша захлопнул дверь, закрыв ее на крепкий засов. Бабушка тут же стала тарабанить в дверь, дергать ее за ручку, кричать:
— Негодяй! Да тебя убить мало! Ты совсем охамел! Живешь в чужом доме, еще и пытаешься свои правила установить! Да всем плевать на твои интересы! Всем плевать на твои глупые цели! Занимаешься дурью! Живешь в моем доме — соблюдай мои правила, и делай, что говорят!
— Да пошла ты! — оскалился Саша. — Я тут ради Маши! Я не раб тебе, поняла?! Живем там, где хотим! И еще скажи, что я тебе не помогаю! Ты просто хочешь, чтобы я забил на все, и бежал мыть тебе ноги по первому требованию забив на всё, но так не будет!
— Недоносок! Ты сразу мне не понравился, сразу!
Дальше я не слушала. В носу защипало от слез, навернувшихся на глаза. Я залезла на диван, обхватила колени, заплакала. В груди щемило от тоски. Было очень больно. Сашу не любил никто, кроме меня. Бабушка вступала с ним в открытые конфликты, а остальные родственники просто не подавали вида, что он им не нравится, хотя иногда намекали на это. Мне было морально тяжело, на меня давили со всех сторон, буквально требуя сменить парня.
Саша подсел ко мне, нежно и заботливо обняв за плечи. Я уткнулась ему в грудь, продолжая лить слезы, лившиеся не унимавшимся потоком. Саша расстраивался, когда я плакала, и очень жалел меня, пытаясь успокоить. В такие моменты я сильнее всего чувствовала теплоту, с которой он любил меня, ведь никто и никогда до него так ко мне не относился. Он вообще был необычным.
Пусть было грустно из-за ссоры Саши с Ниной Марковной, я ему немного позавидовала даже. Он ведь действительно сделал то, о чем другие только думали, чего другие боялись. Ему не было дела до квартиры, которую Нина Марковна могла не отписать, не было дела до доли в наследстве, его ничто не пугало перед ней. Да даже если бы ему и было дело, он бы не позволил никому вытирать об себя ноги. Мне очень хотелось стать похожей на него, но я не могла. Я ленилась, меня было трудно заставить что-то делать, и он как-бы компенсировал мои недостатки. А я пыталась компенсировать недостатки, присущие ему. Правда касались они лишь моих родственников. Меня он одаривал, любил, и боготворил. Иногда я не понимала, делал ли он это искренне, или просто пытался задобрить, чтобы мы не расстались.
— Почему ты не можешь просто дружить со всеми, — проговорила я сквозь слезы, Саша обнял меня крепче. Господи, сколько раз я задавала ему этот вопрос? — Никто же не требует от тебя ничего сверхъестественного… Я не могу, Саша. Мне тяжело! Я не могу между вами разрываться! Почему ты просто не можешь сделать так, чтобы всем было хорошо?! Тебе же самому от этого лучше станет!
— Вот именно, — ответил Саша, затаив дыхание. — Они хотят, чтобы я делал им хорошо, и хотят добиться этого насильственным способом. С чего я так решил? — он ответил на мой вопросительный взгляд. — А ты не видишь, что творится? Стоило мне отчуждить себя от них, стоило начать жить по-своему, как они тут же на меня окрысились! Причем я не забывал об их интересах, и был готов вести с ними взаимовыгодный межличностный обмен, но им этого не надо, Машенька… Они просто хотят поработить меня. Они хотят, чтобы я плясал под их дудку и играл в одни ворота. Они не хотят действовать с позиции «ты мне, а я тебе», они хотят «ты зять, хренать, или как тебя там звать. Ты там должен, ты обязан. В семье есть правила, а значит, соблюдай их, и нам плевать, нравится тебе это, или нет». Причем, не соблюдение мной правил никому не наносит вреда, понимаешь? Я просто сижу себе в сторонке, и занимаюсь своими делами. Ну не хочу я иногда садиться за праздничный стол, не хочу я угождать твоим родственникам и общаться с ними! У меня своих дел по горло, мне надо бизнес наладить, а они говорят, что я занимаюсь херней, и мне надо идти работать на завод. Но это даже не важно. Я готов с ними общаться, готов взаимодействовать, но обычного общения они не хотят. Я им не нужен, понимаешь? Им нужна рабочая единица в моем лице, раб семейных правил, а не я сам. Мне это нафиг не надо…
— Никто не хочет тебя использовать, — попыталась я возразить.
— Но почему тогда они не хотят со мной общаться при условии, что я не позволяю на себе ездить? — быстро ответил Саша, пристально заглянув мне в глаза. — Вот Саша забей на все, и беги помогать нам в свои выходные. Вот Саша мы сказали, что ты должен помочь нам, когда у тебя запланировала встреча, значит, забей на все, и иди помогать. А зачем тебе эта встреча? Твой бизнес все равно денег пока не приносит, а семья важнее. Они пренебрегают мной, моими интересами, но при этом хотят, чтобы я всецело отдавался им. Это нормально?
— Это семья, — ответила я, немного успокоившись, и перестав плакать. — Я хочу, или я не хочу — детская позиция. Есть такое слово, как «надо», — я вытерла рукавом влажную щеку.
— Для меня этого слова не существует, — Саша отстранился от меня. — Либо взаимодействие с человеком взаимовыгодно, либо этого взаимодействия просто нет. В любом случае, я люблю тебя, чтобы они не говорили… — искренне сказал Саша с нотками грусти в голосе. — Извини, что тебе приходится все это терпеть.
— И я тебя люблю, — ответила я, но уже почти ничего при этом не чувствуя.
Было неприятно осознавать, но чувства к Саше в последнее время имели очень волнообразный характер, проявлялись по синусоиде. Я то любила его, то не любила, и чем чаще он ругался с родственниками, чем сильнее они на меня давили, тем слабее становилась любовь к нему.
В комнате повисла тишина. Лишь из наушников доносилась ритмичная гитарная музыка и пение Noize MC: «И кто из них прав — мне все равно, ведь они оба мне нужны. Я засыпать привык давно под ругань из-за стены»…
На следующее утро все успокоилось. Бабушка, к счастью, ушла пораньше, потому у Саши не было необходимости с ней пересекаться. Я стояла у окна, смотрела на жилые многоквартирные дома, построенные в стиле 18-ого века. Домам в Адмиралтейском районе было по сотне с лишним лет, иногда меня удивляло то, что они так долго стояли. Саша находился в прихожей, гладил мое пальто ладонью, висевшее на вешалке, что-то бормотал себе под нос. Я удивленно вскинула брови, открыв рот в немом вопросе, но решила не спрашивать.
Снова вернула взгляд к окну, глядела на переулки, воображая себе, что в них сидели злобные насильники, поджидающие жертв. Это было моим ночным кошмаром. В одиночку вечером меня за уши из дома было не вытянуть, потому что я боялась, что меня поймают и изнасилуют. Без Саши я вообще старалась не выходить на улицу, а если выходила, то находилась в напряжении. Сколько женщин, интересно, в Питере насиловали за год? Мне всегда было любопытно.
Статистику я не смотрела, но она была, и у меня мороз по коже шел от мысли, что я когда-нибудь в эту статистику попаду. Но еще больше было жалко женщин, которым не повезло пережить эту страшную трагедию. Были бы у меня силы, я бы лично откручивала насильникам причиндалы, не пожалев никого из них…
На подоконник вдруг села муха, прервав цепочку размышлений. Я занесла ладонь для удара, хотела обрушить ее на муху, но вдруг у меня защемило в груди. Страх, или какая-то неведомая сила, не позволяли мне нанести ей вред. Я лишь открыла окно, и муха в него вылетела.
Внезапно раздался звонок в дверь, я вздрогнула от неожиданности. Кого там еще нелегкая принесла? Сегодня я гостей не ждала, но потом вдруг вспомнила, что к бабушке должны были прийти родственники. Я была им рада, конечно, но у меня в голове проскользнула неприятная мысль о том, что они снова будут, что называется, «выносить» мозг.
Я впустила в прихожую тетю Таню и бабушку Галю. Они заметили, что Сашина обувь на месте, и, разумеется, сделали вид, что не обратили на нее внимания. Было положено выходить в прихожую и встречать гостей, но Саша, в последнее время, этого не делал. Мне вдруг стало очень неловко, хотя гости и не подавали вида, что возмущены.
— Извините, — поспешила я оправдаться. — Он работает, и не слышит из-за музыки. Я сейчас его позову. Вы пока раздевайтесь, теть Тань! Бабушка скоро придет.
— Хорошо, — улыбнулась тетя Таня, помогая бабушке Гале снять пальто. — На этой неделе такой сильный ветер дует! Меня чуть не унесло.
— А с нами недавно такое было! — поспешила я заинтересовать тетю Таню произошедшим на днях событием. Мне вспоминался удар молнии из кружек. — За столом я вам расскажу.
Я вошла в нашу комнату, и, увидев, что Саша действительно заткнул уши наушниками, испытала странное облегчение. Хотя, даже если бы он услышал приход родственников, то не вышел бы.
— Санечка, — я коснулась его плеча, и он вынул наушники, взглянув на меня.
— Да, зайка? Что такое?
— Там гости пришли, — сказал я, испытывая стеснение. — Пойди и встреть их, пожалуйста…
— Нет, — резко ответил Саша, снова уткнувшись в наушники.
Тогда я не выдержала, выдернула провод из плеера, с укором взглянув на Сашу. Он раздраженно закатил глаза, сказав:
— Зачем мне их встречать? — мягко произнес он. — Они же терпеть меня не могут. Они не хотят меня видеть, как и я их. Какой в этом смысл?
— Ну, так надо, Саша! — я скрестила руки на груди. — Пожалуйста, — у меня на глазах снова появились слезы. Я уже не знала, что мне делать. Мне просто хотелось рухнуть на колени, рыдать. — Они мне весь мозг вынесут! Они мне и так покоя не дают! Пожалуйста! Если ты любишь меня!
— Ладно, ладно, — вдохнул Саша, поспешив встать с дивана, и обнять меня. Он гладил меня по спине, успокаивал. — Только ради тебя.
Мне стало легче. Я обрадовалась, когда Саша согласился выйти и встретить гостей. Мы вышли вдвоем, но Саша вдруг выкинул такое, от чего мне стало невыносимо стыдно.
Он открыл рот, чтобы поздороваться, но, как только увидел тетю Таню с бабушкой Галей, сразу же онемел, сделавшись будто каменный. Я заметила, что его зрачки дрожали от испуга, он начал бледнеть прямо на глазах.
— Саш, ты чего? — обеспокоенно спросила я, попытавшись к нему прикоснуться.
Саша унесся в комнату, захлопнув за собой дверь, Тетя Таня и бабушка Галя посмотрели на меня с укором, а меня словно сжигало от чувства неловкости. В груди щемило, хотелось провалиться сквозь землю.
— Не волнуйся, Машенька. Мы не удивлены, — язвительно сказала тетя Таня. — В гостиную пойдем.
— Хам, — открыто заявила бабушка Галя. — Откровенный нахал. Так отреагировать на гостей! Безобразие!
— Может, ему стало плохо! — поспешила я оправдать Сашу, хоть как-то. — Идите, устраивайтесь в гостиной. Не обижайтесь, пожалуйста. Я скоро приду.
Саша в общался с кем-то по телефону, и, кивнув невидимому собеседнику, принялся записывать на бумажке какие-то цифры. Он был взволнован, но это, честно сказать, меня не беспокоило. Я чувствовала себя опозоренной, мне хотелось услышать оправдания Саши, внутри меня имелись надежды, что причины у его поведения были вполне серьезными.
— Да, давай, — Саша сбросил вызов, а затем виновато посмотрел на меня.
— А теперь объясни мне, что это за выходки, — я скрестила руки на груди. — Ты что устроил?
В глазах Саши появилось сомнение, будто бы он выбирал между правдой и ложью. Ему, казалось, не хватало духа озвучить мысли. Еще бы! Мне бы тоже после такого никакого духа не хватило. Что сейчас творилось у него в голове — я не знала, да и мне было все равно. Я вцепилась в него укоризненным взглядом, требуя ответа.
— Нам… — Саша сглотнул скопившуюся во рту слюну. Глаза его выражали подлинный страх, голос дрожал, кожа все еще была бледной. — Слушай… Ты просто не видела то, что видел я. Послушай меня внимательно, ладно? И не перебивай. Нам нужно.… Нам срочно нужно уехать, понимаешь? Уехать, и перестать общаться с твоей родней. Навсегда, и насовсем. Твои родственники… С ними нельзя контактировать. Они опасны, понимаешь? Они монстры!
От этих слов у меня в душе заклокотала злоба. Обычно разозлить меня было не очень просто, но если дело касалось родни, то я могла выйти из себя.
— Что за чушь ты несешь?! — вскрикнула я. — Какие еще монстры?! Как это так, не общаться?! Они — моя семья! Да, вы друг другу не нравитесь, но это не повод называть их чудовищами или оскорблять их!
— Да послушай! — перебил меня Саша. — Ты просто не видишь то, что вижу я! Ян говорит…
— Ян! Ян! Ты достал со своим Яном! Как только он появился, то ты тут же превратился во что-то чужое и непонятное! Твой Ян делает из тебя марионетку, а ты слушаешься его, как телок!
— Ты не права, — Саша медленно покачал головой. — Ты просто не понимаешь, Машенька. Просто не понимаешь. Твои родственнички.… Это монстры, а не родственнички! Буквально!
— Все! Хватит! — взвизгнула я, сжав кулаки. — Замолчи! Мы расстаемся! Собирай вещи, и уходи!
— М… — начал он, но оборвался на полуслове, глядя на меня удивленным взглядом. — Маш, ты чего?
Я зарыдала, как маленькая. Слезы текли по щекам, я отвернулась от Саши, не желая его видеть. Он попытался обнять меня сзади, но я вырвалась из объятий, будто ошпаренная. Мне было трудно представить себе его удивление, да и, честно сказать, не хотелось. Я просто желала прекратить этот долгий семейный конфликт, жить спокойно.
— Машенька, — Саша неожиданно рухнул на колени, обнял меня за пояс, крепко прижавшись головой к пояснице. — Пожалуйста, Машенька. Я люблю тебя!
— Нет! — я с трудом вырвалась из объятий, решительно настроившись на расставание. — Все. Собирай вещи, и уходи. Родных я знаю всю жизнь, а тут приходишь ты, живешь со мной два года, и называешь их чудовищами! Нет уж. Все. Между нами все кончено. Уходи, — я снова зарыдала. — Я не хочу тебя видеть!
Выскочив из комнаты, я заперлась в ванной, и плакала там, уперев ладони в раковину. От досады я скалила зубы, по лицу растекалась тушь, и я не находила себе места. Видела себя в зеркале. Отвратительная и жалкая картина, отвратительная и жалкая я, как всегда, заплаканная, беспомощная, мечтающая прижаться к Саше покрепче. Нет. Пора становиться жестче. Решение расстаться было тяжелым, но казалось жестокой необходимостью. Было страшно, что Саша сейчас начнет ломиться ко мне, вымаливать прощения. Хотя, я боялась не этого. Я точно знала, что если он надавит еще чуть-чуть, то я его прощу. Но, видимо, он не хотел больше донимать меня.
Я слышала, как Саша выносил сумки в коридор, и собирал вещи. Их у него было немного, потому собрался он достаточно быстро. Утерев слезы, собрав волю в кулак, я нашла в себе силы выйти из ванной.
— Вот, — Саша протянул мне листочек. — Это номер Яна… Он тебе может все объяснить. Пожалуйста, позвони ему.
Я схватила листочек, грубо смяла его, и швырнула в урну. Мне не хотелось даже слышать об этом Яне, не говоря уже о посредственных или непосредственных контактах. Саша лишь грустно вздохнул, а затем взглянул на меня с тоской.
— Ты уверена? — спросил он, все еще надеясь, что я скажу «нет».
— Я… — заикнулась я. — Да. Я уверена, — нахмурилась. — Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.
Саша кивнул, молча вышел в прихожую, собрав сумки, и вышел из квартиры. Я защелкнула за ним дверь, и слушала, как он топал по лестнице, таща тяжелые сумки. Чем дальше он становился, тем грустнее мне было, а когда звуки шагов стихли, мне захотелось выть волком. Честно, я надеялась, что он развернется, придет назад, и попросит прощения, но этого не происходило.
Придя к себе в комнату, я включила самую грустную музыку, которая у меня только была в смартфоне, и проревела несколько часов. Эмоции выходили из меня через слезы, от чего становилось легче.
В комнату вошла бабушка, присев рядом со мной на диван. Бабушка заботливо гладила меня по спине, обнимала, успокаивала, убеждая меня в том, что я правильно поступила. После урагана эмоций наступило душевное опустошение. Мне ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть, все стало для меня пустым, безразличным.
— Я правильно поступила? — спросила я, желая, чтобы бабушка словесно подкрепила мое решение.
— Правильно, Маша, — кивнула бабушка. — Мне твой Саша вот сразу не понравился, с первого взгляда. Как только я его увидела, то сразу поняла, что не твое. Ваша разлука была вопросом времени, и вот этот момент настал. Ты очень верно поступила. Родные желают тебе добра, и лучше знают, что тебе нужно.
— Да, бабушка, — согласилась я, снова почувствовав в груди неприятный ком душевной боли. — Вам виднее.
Бабушка предложила мне помочь накрыть на стол, сначала я не согласилась, оправдываясь пережитой разлукой. Но затем что-то на меня нашло, и я поняла, что таким образом можно было отвлечься. Вскоре пришли и остальные родственники. Дядя Федя, муж тети Тани, пришли так же папа, Константин Владимирович, и мама, Ирина Александровна. Я запомнила только их приход, а остальных родственников как-то не очень заметила, хотя стол накрывался большой.
Меня поглотило работой.
Я достала из шкафа семейный чайный сервиз, а затем расставила чашки по столу, с расчетом на каждого гостя. Совсем скоро приготовили блюда, которые мама с бабушкой стряпали на кухне, и я принялась переносить их в гостиную. Руки грело фарфоровой лодочкой, заполненной горячим и вкусным мясом, испускавшим ароматный пар. Лодочку я несла на стол последней, и поставила недалеко от своего места, чтобы потом мне было проще до нее дотянуться.
Очень умиротворяли подготовительные мероприятия. Я тщательно размещала по столу посуду с блюдами, внимательно распределяла кухонные приборы между гостями, чтобы никого не обделить. Расчеты, происходившие в голове, пространственные измерения, полностью заполнили мой ум, что позволило мне войти в гармоничное, медитативное состояние, в котором я чувствовала себя уверенно и хорошо.
Довольно быстро стало плевать на все. Да и в животе от голода урчало, а тут уж было не до тоскливых мыслей. Правильно мне говорила мама: «Твое от тебя не уйдет».
А ведь верно.
Если человек любит тебя, то разве не должен ли он пожертвовать всем ради того, чтобы у тебя все было хорошо? Но при этом, должен ли он жертвовать, если ты любишь его? Правильно ли — заставлять любимого идти на жертвы? Если нет, то в чем же тогда выражается любовь?
Наконец-то стол был накрыт.
Он ломился об благоухающих блюд, гости не сдерживали себя, наполняя тарелки, с удовольствием поедая вкусную пищу. Вскоре на стол поставили алкоголь, Константин Владимирович открыл бутылку, разливая вино по бокалам. Скоро включили радостную музыкуу, и через ее гул гости шутили, смеялись, и мило общались между собой. Я поддалась эйфории толпы, стало весело. Мне удавалось с легкостью включаться в семейные разговоры, обсуждая с любимыми родственниками насущные вопросы.
Удалось обо всем забыть. Хотя бы на один вечер.
Вдруг в кармане завибрировал телефон. Это слегка вырвало меня из праздника, я вздрогнула, достав его. Сообщение от Саши. Безразлично ткнув на иконку с изображением конверта, я прочла его мольбы о том, чтобы я осталась вместе с ним, не бросала его. Потом снова что-то о монстрах, и о том, что я не ведаю, что творю. Мне стало немного грустно. Войдя в социальные сети, я увидела, что он и там написал мне несколько сообщений, выражая желание вернуться. Забегав пальцем по клавиатуре, я написала: «Извини, но назад дороги нет. Прощай» — и добавила в черный список.
Вот так.
Мне подали бокал вина, и я не отказала себе в удовольствии выпить. Раньше Саша тоже сидел с нами за столом, но никто и не заметил его отсутствия. Он будто испарился, а затем стерся у всех присутствующих из памяти. Никто не спросил даже, где он, куда делся, и почему его нет за столом. Он был в этой семье как рудиментарный орган, до которого никому не было дела. Видимо, даже мне, раз я так легко с ним порвала.
— Вам в отделе ничего не говорят насчет исчезновений? — спросила Нина Марковна у дяди Феди, вырвав меня из раздумий. — Сегодня с Зиной общалась с соседнего дома, так у нее внук пропал. И у ее знакомых подруг тоже кого-то похитили..
Немного подумав, дядя Федя покачал головой, и сказал затем:
— Нет, мам. Ничего. Люди будто сквозь землю проваливаются.
— Очень плохо, — лицо Нины Марковны стало грустным. — У нас в последнее время часто пропадают люди в Адмиралтейском районе, так что будьте осторожны.
— Да, — согласился дядя Федя. — У нас до сих пор нет подозреваемого. Работает преступник очень грамотно, вообще не оставляя следов. Люди теперь каждый день пропадают.
— Ладно, — улыбнулась Нина Марковна, — горевать не будем. Будем танцевать.
Вином меня слегка «развезло», и я почувствовала шум в голове, с легким головокружением. На стол поставили пироги, я разливала чай. Наполнив свою чашку, я поняла, что еще не наелась, мне захотелось съесть немного мяса из фарфоровой лодочки. Я потянулась за паломником, случайно перевернула кружку, ошпарила себе ногу.
— Ай, блин! Блин-блин-блин! — нервно заговорила я, став вытирать со стола, а затем начав высушивать одежду.
— Маня, какая-же ты неуклюжая! — сказал дядя Федя, только каким-то неестественным басом. Я не сразу обратила на это внимание.
Мой взгляд был полностью сосредоточен на мокром пятне, которое я оттирала, и когда я закончила, то подняла взгляд. Родственники изменились до неузнаваемости. От их внешнего вида я почувствовала в сердце щемящую боль, мне стало трудно дышать. За их спинами висели отвратительные монстры, вцепившиеся отростками им в спины, обхватившие их шеи скользкими щупальцами. По щупальцам проходили токи светящийся энергии.
— Федя, а что ты скажешь насчет трагедии в Кемерово? — Ирина Александровна взглянула на дядю Федю.
Из ее глаз текла кровь, а изо рта ужасно воняло гнилью. Дядя Федя выглядел не лучше, люди за столом стали похожими на настоящих живых мертвецов, запах испуская соответствующий.
— Мерзостные твари, эти владельцы торгового центра, — злобно заявил дядя Федя. — Их самих надо живьем сжечь.
— Да-да, — охотно согласились остальные.
Как только мнение стало общим, родственники единодушно его разделили, монстры крепче вцепились щупальцами в их шеи, став перекачивать через отростки еще больше пульсирующей энергии. С ужасом я ощутила, что моя шея тоже обхвачена скользкими щупальцами, меня парализовало от страха. Я расширила глаза, испугалась так, что не могла издать даже звука.
— Машенька, что с тобой? — спросила Ирина Александровна.
Музыка играла на всю катушку. Некоторые родственники топтались танце за моей спиной. Я чувствовала, что в спину пыталось впиться нечто, но ему не удавалось. Ко мне были прикованы опустошенные взгляды всех гостей, сидевших за столом. Тела их были изрезаны, а раны усыпаны какими-то мелкими ужасными паразитами, сосущими кровь. К горлу подступил рвотный ком.
Родственники продолжали веселиться, как ни в чем не бывало, будто не разваливались на части, не были покрыты кровоточащими порезами. Не выдержав волны накатившего испуга, я завизжала, вскочила со стула, танцевавшую бабушку Галю. Бабушка Галя с криком врезалась в стеклянный шкаф, осколки водопадом посыпались на пол, блестя в свете лампы.
Я посмотрела на нее, но ее вид никакой жалости во мне не вызывал. Напротив, внезапно я испытала стойкое желание добить ее, а затем одернула себя. Щупальца крепче сжались на моей шее, стало труднее дышать.
— Отцепись от меня! — вскрикнула я, схватившись за щупальца, и заметавшись по комнате.
Стало очень страшно. Колени дрожали от ужаса, я чувствовала, как тварь за спиной пыталась пробиться через кожу, чтобы присосаться к позвоночному столбу. В приступе паники я бросилась к выходу, но бабушка Галя, оправившись после столкновения с сервантом, перегородила мне дорогу. Рядом с ней встали дядя Федя и тетя Таня.
— Машенька! — говорила тетя Таня, и вдруг у нее вывалился глаз, обвиснув на глазном нерве. — Что такое?
— Успокойся, Маша! — дядя Федя потянулся ко мне.
— Господи! — меня трусило так, как не трусило еще никогда. Адреналина в крови было море, и казалось, что это сведет меня с ума. — Отвалите!
— Маша! — возмущенно крикнул Константин Владимирович, вскочив со стула, и буквально обронив сгнившую челюсть в фарфоровую лодочку с мясом. — Нехоо пбрлгхх, — невнятно продолжил он, брызгая из горла зеленой жижей.
Меня окружали чудовища. Я метала взгляд от бабушки Гали к дяде Феде, захотела как следует вмазать им всем, чтобы очистить себе дорогу, но тело тут же охватила скованность, не позволившая мне предпринять решительных действий. Тогда я крепко зажмурилась, и, выставив перед собой локоть, прорвалась через оцепление, с криком рванув к ванной.
Забежав в ванную, я захлопнула дверь, закрыла на засов, и застыла перед зеркалом. В предбаннике послышался топот, — родственники сбежались к двери, стали в нее ломиться.
— Маша! А ну выходи! — тук-тук-тук-тук. — Маша! Немедленно выйди!
Я с ужасом глядела на дверь. С нее сыпалась краска, а петли ходили вверх-вниз, грозясь сорваться в любой момент. Перспектива попасться родственникам пугала меня, но она была отдаленной, в отличие от твари, которая дергалась у меня за спиной с диким визгом. Я впилась в щупальца пальцами, пытаясь оторвать их, но пальцы предательски соскальзывали.
— Маша! — кричала Ирина Александровна басистым голосом, и тарабанила в дверь. — Немедленно открой!
Тогда я крепко схватилась за раковину, и зажмурилась, пытаясь стабилизировать дыхание. Крайне трудно в такой ситуации вернуть самообладание, и тем более поступить так, как надо тебе, а не так, как требовали другие. Обычно, я привыкла подчиняться, но теперь нужно было восстать, и возразить толпе, что для меня было нелегким испытанием.
— Пожалуйста, — вежливо начала я, чувствуя дрожь в руках. — Уйдите. Мне просто надо побыть одной… Я рассталась с парнем. Я его любила, — совместила я правду с ложью, — и мне очень тяжело. У меня истерика. Пожалуйста, отстаньте.
Постояв под дверью еще немного, родственники ушли. Звуки отдаляющихся шагов вызывали у меня нарастающее чувство облегчения, и я смогла сосредоточиться на текущей ситуации. После оказанного толпе поведенческого сопротивления монстр сам отцепился от шеи, плюхнувшись на пол. Разглядев тварь, я ужаснулась. Она напоминала отвратительную сколопендру с щупальцами, и изворачивалась, измазывая кафель вонючей слизью. Визг монстра был мерзким и пронзительным.
Взбесившись, тварь вдруг заметалась по ванной комнате, и я испуганно завизжала. Расшибив зеркало резким ударом кулака, я схватила крупный осколок, решив использовать его как нож. Стекло тут же больно впилось в кожу, я сморщилась, но осколок не выпустила. Монстр метался по комнате, а я просто секла воздух наотмашь, даже не целясь. Попасть, разумеется, не получилось. Неловко шагнув во время очередного выпада, я поскользнулась на слизи, и рухнула на копчик.
Мир дрогнул у меня перед глазами.
Я отползла к стене, вжавшись в нее лопатками, и наблюдала за тварью, ставшей приближаться ко мне. Выставив перед собой осколок, крепко зажмурилась, надеясь, что смогу порезать чудище, но меня снова парализовало. Выронив оружие, я обхватила голову, и просто смирилась со своей участью.
Сначала монстр издавал жуткие звуки, стуча ножками по кафелю, а затем внезапно стих, совсем перестав шуметь. Чудище сдохло, застыв на полу. Оно медленно растворялось с отвратительным бульканьем, будто бы его разъедало кислотой, под ним расползалась густая органическая лужа.
Острая боль прострелила ладонь, напомнив о полученном порезе. Из глубокой раны сочилась кровь. Я торопливо достала бинт из настенного шкафчика, забинтовала ладонь. Порез саднил, отзываясь пульсирующей болью, монстр испускал пар и скворчал, начав поджариваться. Не выдержав психологического давления, я заплакала.
— Помогите мне… Кто-нибудь… — я обессилено соскользнула по стене на пол. — Пожалуйста…
Вдруг в коридоре снова послышались шаги. Видимо, родственники услышали крики, в этот раз став бесцеремонно ломиться в дверь. Они довольно быстро сорвали ее с петель несколькими мощными рывками, и тогда я увидела их, изуродованных, в дверном проеме. Меня снова охватил первобытный ужас. Я завизжала, рванув в противоположную сторону ванной комнаты, поскользнулась на органической луже, ударившись головой о край раковины.
После резкой потери сознания и черного провала не наступило моментальное болезненное пробуждение. Мной, напротив, завладело чувство, нехарактерное для такой ситуации. Я ощутила себя в центре безмятежного голубого океана. Тихая водная гладь, девственно ровная, тянулась до яркого горизонта, над которым только вспыхивал теплый закат. Стало очень хорошо, и вся боль вдруг куда-то ушла, позабывшись.
Хотелось остаться в этом месте навсегда, но покой оказался скоротечным.