Глава 15

База 'Пустошь-3'. Лето 153 г. э.с.


Вопреки всем ожиданиям, этот вечер не грозил выдаться скучным. Не придётся больше бесцельно слоняться по базе или от нечего делать валяться на койке в кубрике, как это было все последние вечера. Максим был бодр и свеж, поэтому приглашение заглянуть в гости к главе экспедиции он воспринял с радостью. Это было именно приглашение и именно в гости. То есть, предполагалось, что он может и отказаться. Естественно, отказываться он не собирался, коль долгожданная возможность разнообразить своё свободное время сама плыла в руки. До сего момента его как-то и не спрашивали, а хотелось ли ему целую декаду проводить взаперти в медизоляторе, просто взяли и поместили туда, ничего не объясняя. Это потом всё объяснили, когда выпустили. А после не спрашивали его согласия, когда подвергали каким-то поначалу непонятным исследованиям с использованием странной аппаратуры. 'Так надо', — говорили ему. Наконец, когда его поселили в отдельный кубрик в жилом блоке, оказалось, что и с Михалычем он не может толком пообщаться — того часто и надолго куда-то уводили.

— Я который день на уколах, — пожаловался крепыш после приветствия и обмена 'как поживаешь?', когда они случайно пересеклись в коридорах. — Весь зад мне искололи. Теперь и присесть не могу.

Так что, в последние дни Масканин был предоставлен самому себе и всё больше хандрил. И скучал. Правда был в этом и положительный момент — каждый раз, когда он маялся скукой лёжа на койке, изнывая от ничегонеделанья, к нему сперва понемногу, а потом подобно снежному кому стала возвращаться память. Обрывками и несвязанными образами. Но и это уже что-то! Длинные дни тянулись один за другими, и вот однажды посреди ночи он догадался как подобрать ключик к собственному прошлому. От мысли об очередной процедуре ментоскопирования становилось тошно, но уж лучше так — по своей воле и по своей подсказанной чутьём методике.

Штурм Тарны. Память стала открываться начиная с него.

И вот всё позади. Он испытал во истину немалое облегчение. Ещё в лагере, с той поры как он 'очнулся', его терзали неясные сомнения. Не понимал он, как мог в плен попасть. Ведь сдача в плен означала потерю чести и тогда как жить дальше? Сдаться — неслыханный поступок, перечёркивающий весь воинский путь. Другое дело попасть в плен раненым и бессознательным, тогда и сраму нет. И вот развеялись, наконец, глодавшие сомнения. Вспомнился тот трижды проклятый бой под Лютенбургом в тот морозный январский день. Вспомнился во всех красках и подробностях. Встал перед глазами расплавленный от горячих гильз и прогоревшего ствола пулемёта снег. И бессильная злость оттого, что пробита стальная оболочка фильтра противогаза, глаза давно жжёт и почти ничего не видно, а воздуха в лёгких почти не осталось…

Потом прошли ещё два длинных дня, что он был предоставлен сам себе. Ему возвратили клинок, да в придачу выдали обычный армейский 7,7-мм 'Воркунов' — ничем не примечательный, самый распространённый пистолет в Новороссии. На базе все ходили с оружием, даже у медсестричек под халатами можно было разглядеть контуры кобуры. Народ на базе был общительный, многие охотно с ним болтали, если не были загружены работой, но на все вопросы о своей дальнейшей судьбе, он получал вежливые, обтекаемые и ничего не значащие ответы. Вот и приходилось скучать, а бороться со скукой было нечем — книги и фильмотека оказались для него под запретом, радиоприёмников вообще не имелось, не было и чего-то вроде кают-компании, где бы можно было найти партнёров в карты, шахматы или бильярд. Странный запрет на нормальный человеческий досуг объяснялся простым словом — терапия. Хорошая, чёрт подери, терапия! А главное, действенная, если не свихнёшься от безделья, то с амнезией точно расстанешься. А если к этой самой терапии да добавить то чудаковатое кресло с колпаком? При мысли о котором до сих пор дрожь пробирает, когда местные эскулапы довольно бесцеремонно рылись в его мозгах. А может и в мыслях? Как знать, как знать. Главное, что память вернулась, Масканин теперь чувствовал себя полноценно.

С пребольшущим удовольствием он освежился в душе, надел свежую смену белья, тщательно выбрился самым настоящим станком, а не той желеобразной пенкой, которой приходилось растворять щетину в лагере. Сейчас казалось, что у неё и запашок-то был не приятен. Да скорее всего, так оно и было. Потом облачился в жёлтый комбинезон — такие на базе носили учёные. Непонятно почему ему выдали именно такой комбез, ведь он никаким боком учёным не был. Неужели на складе никакого другого не нашлось? Куда понятней было бы, получи он комбез проходчиков, ну или технарей, да хотя бы и медиков, раз по сию пору находится в их загребущих руках. Ерунда, конечно, это всё, но почему-то в этом жёлтом облачении он ощущал себя немного неловко. Напоследок оглядел себя в зеркало и остался доволен. Чист и свеж — нет, ну правда чувствуешь себя по-человечески.

Куда идти Масканин толком не знал, не освоился ещё настолько. До сих пор все его маршруты заканчивались столовой и медицинским блоком. Выручил Максима Сергей — молодой и улыбчивый парень, который как раз вовремя появился у дверей его кубрика.

— А я к тебе с порученьецем, — улыбнулся визитёр, отвечая на приветствие. — Командор беспокоится, как бы ты не заблудился в наших лабиринтах.

Сергей оказался одним из немногих, с кем Максим как-то сразу нашёл общий язык. Парень носил жёлтый комбез, что уже само по себе говорило о его принадлежности к учёному сословию. А ещё он был самым молодым среди своих коллег — всего-то двадцать шесть его лет против средних шестидесяти остальных 'жёлтых'. Служил Сергей лаборантом в отделе с очень длинным названием, а по совместительству был личным референтом главы экспедиции и начальника базы Хельги Вировец. Основное же его занятие в качестве референта заключалось в составлении удобоваримых пояснений по всем отчётам, которые из лабораторий поступали госпоже командору, как главу экспедиции здесь почему-то называли. Впрочем, Максим довольно скоро выяснил, причину такой формы обращения. Хельга Вировец была хаконкой, а её отец был настоящим флотским командором, и хотя во флоте Новороссии звание 'командор' отсутствовало, да и сама Вировец ко флоту не имела никакого отношения, обращались к ней так отчасти желая подчеркнуть уважение, а отчасти, наверное, просто для удобства. И на самом деле, не говорить же всё время: 'госпожа начальник особой научной экспедиции'. Ну а то, что Вировец не была на самом деле хаконкой и вся её легенда предназначалась для гражданского персонала базы и нижних чинов проходчиков, этого Масканин знать не мог.

Ведя непринуждённый разговор, Масканин проследовал за Сергеем лабиринтами отсеков через многочисленные шлюзы, поднимался пару раз лифтом, пока, наконец, был доставлен на нужный уровень. Теперь-то он и сам дорогу мог найти. В этот момент, когда он почти уже добрался до цели, Максим в очередной раз задумался и об этой базе, раз уж его вольно или не вольно сюда занесло, и о самой 'особой научной экспедиции'.

За проведённое здесь время у него сложилось чёткое представление, куда ему посчастливилось попасть. Да и информацию эту с недавних пор никто, в общем-то, от него не скрывали. Экспедиция считалась чистой воды научной, да так оно и было по сути. Примерно треть персонала базы — 'жёлтые', как за глаза здесь называли учёных, среди которых попадались и знаменитости научного мира. Притом чуть ли не все они были фанатиками, совсем не помышлявшими о возвращении домой. Их как будто совершенно устраивала добровольная, длившаяся уже более полугода изоляция в безлюдных землях. Остальные здешние обитатели составляли медперсонал, работников хозяйственных отделов (и те, и другие, судя по всему, были заманены в экспедицию приличным заработком), да ещё проходчики. Последние резко контрастировали на фоне остальных своей подтянутостью, спортивностью и молчаливостью. Они составляли сводное подразделение напрямую подчинённое Главному разведуправлению, которое, собственно, и являлось тайным инициатором экспедиции, так горячо поддержанной учёным сообществом. Во всех без исключений вылазках учёные находились под опёкой проходчиков — слишком опасными были здешние земли.

— А! Прошу, прошу, — с вежливой улыбкой встретила его командор. — Располагайтесь.

Масканин уселся в предложенное кресло и, стараясь откровенно не пялиться, рассматривал начальницу базы. Довольно обстоятельно пообщаться с ней он успел и раньше. И нельзя сказать, что это общение было приятным. Сначала она посетила его в изоляторе, где через небьющееся стекло все первые дни от него бесконечно и настойчиво требовали в деталях рассказать историю их с крепышом бегства. Потом она посетила его после изолятора во время тех непонятных медицинских процедур. Но сейчас, рассматривая командора, Максим больше не чувствовал в ней ни следа прежней хищности и суровости. Теперь перед ним была просто уставшая и довольно привлекательная женщина. Даже её неизменный полувоенный френч смотрелся сейчас как-то по-другому, можно сказать, элегантно. Да и сама энергетика помещения, стоило только преступить порог, располагала к покою и умиротворению. Не последнюю роль в этом играла обстановка — никакой царящей на базе казёнщины, чистое и уютное гнёздышко, обставленное в соответствии с женскими вкусами. Приятный такой рабочий кабинет. Он бы и сам, быть может, от такого кабинета не отказался бы. После войны.

— Ну что, Максим, — Хельга улыбнулась, — надеюсь, вы успели как следует отдохнуть и готовы к новой жизни.

— Признаться, от такого отдыха я успел порядочно устать. А вот о новой жизни хотелось бы послушать поподробнее.

— Извольте. Затем и пригласила, чтобы прояснить некоторые моменты. А для начала, не желаете ли что-нибудь из моего погребка? Это чтобы вы чувствовали себя непринуждённо, а то вон сидите 'по стойке смирно'.

— Хм, — Максим признал, что и в самом деле сейчас напряжён и попытался расслабиться, провалившись в глубокое и мягкое кресло.

— Да и самой мне не помешает составить вам компанию, — командор устало отложила папку с бумагами. — Почему-то сегодня у меня голова пухнет от всего этого бумажного вороха, переполненного нудным научным энтузиазмом и скупого на нормальные человеческие фразы. Даже не представляете, в каком количестве успевают плодить наши гении все эти бумаги. Ну точно чиновники какие-то, ей-богу!

— Так вы что же, читаете всё, что они там для себя пишут?

— Да вот приходится. Таков уж порядок вещей. Сперва я знакомлюсь с текущим ходом исследований, потом составляю собственный отчёт, но уже для своего руководства. Но не могу не заметить, иногда даже увлекаюсь невольно всякими там 'блуждающими локально-климатическими аномалиями' или свежими данными по картографии зон радиационного и химического заражения. Атмосфера затягивает, знаете ли.

Хельга открыла дверцу погребка, рассеянно скользя взглядом по ассортименту.

— Что предпочитаете? Или правильней сказать, предпочтёте?

— Положусь всецело на вас.

— У-у, какой вы. При иных обстоятельствах, я бы подумала, что вы хотите оценить мой вкус.

— Не исключено.

Хельга улыбнулась и извлекла винную бутылку с длинным горлышком, которое тут же было подставлено под автоштопор. Ловко освободив бутылку от пробки и закрыв погребок, она поставила вино на стол, добавив следом бокалы.

— Вы мужчина, вам и быть сегодня виночерпием.

Максим подхватил бутылку. Он, конечно же, имел представление, как по этикету полагалось разливать вино в Хаконе, поэтому наполнил оба бокала наполовину — именно так в подобных случаях было принято у хаконцев, да и в его родном Вольногорье. Хельгу это вполне устроило. Вино оказалось красным полусладким, на бутылке отсутствовала этикетка, но пригубив Масканин узнал это вино. В голове словно зафантанировали знакомые запахи и вкусовые оттенки — эх, словно прежней, мирной ещё жизнью дохнуло!

– 'Дамская печаль'?

— Вы правы. 'Дамская печаль'. Из ваших вольногорских — это мой любимый сорт. А теперь к делу, — командор повертела пальцами ножку бокала и строго так, будто учитель на экзаменуемого, посмотрела в глаза Максиму. — Рапорт о вашем появлении на моей базе я составила в первый же день. Потом регулярно отправляла докладные о ходе проверки как вас, так и вашего компаньона по побегу. Вами, Максим, в Светлоярске заинтересовались сразу, но до сих пор не могли решить, что с вами делать. А сегодня я получила приказ отправить вас в столицу — завтра же, как только прибудет высланный транспорт. Кроме того, мне рекомендовано отнестись к вам с предельным вниманием и со всем возможным с моей стороны расположением.

— И это вы говорите мне в лицо? Вижу, ситуация вас забавляет.

— Согласна. Ситуация с вами меня забавляет. Уж такова моя натура. В Светлоярск вы отбываете в распоряжение генерала Краснова. Зачем вы понадобились самому его высокопревосходительству, гадать не стану. Не знаю.

— И я не знаю. В смысле, не знаю такого высокопревосходительственного генерала.

Хельга подняла одну бровь, потом усмехнулась уголками рта.

— Ах, да. Вы же долго отсутствовали. Пропали без вести в конце января. Полгода, поди, прошло. За это время успело, к сожалению, случиться многое. Что же до генерала Краснова, до которого дошла информация о вашем объявлении, то он является начальником одного из отделов Разведупра. Курирует армейскую разведку и контрразведку.

— Это когда же успели ввести такие нововведения? И зачем?

– 'Когда?' — месяца этак полтора прошло. А 'зачем?' — не нам, смею думать, решать. Что же касается приказа о вашей отправке, то я имею недвусмысленное указание восполнить, на сколько это возможно, пробелы в ваших познаниях о положении дел на настоящий момент. А также, сообразно меры необходимости, ответить на интересующие вас вопросы.

— И степень самой меры, естественно, определять вам.

— Естественно.

— Хм… Очень интересно получается. А не объясните ли вы мне, чем, собственно, вызвана такая забота о моей скромной персоне? Не скрою, такой целенаправленный интерес со стороны вашей конторы представляется мне, по меньшей мере, непонятным. И в самом деле, кто я для вас? Мой прежний чин довольно скромен. Сколько-нибудь приличного состояния никогда не имел, да и вряд ли это заинтересовало бы вас. Ни связей, ни имени. В студенческие годы считался политически неблагонадёжным, состоял на жандармском учёте и не раз ими задерживался. Наконец, долго пробыл в велгонском плену. Бежал. Не естественней было бы подозревать во мне шпиона?

— Вы правы, заподозрить в вас врага — это было бы естественно. Что, собственно, и имело место. Поэтому-то я первым делом убедилась, что вы не залегендированный диверсант. Благо, имеется в моём распоряжении некоторая техника, дающая стопроцентную гарантию. Наука в этой области шагнула довольно далеко.

— Так уж и стопроцентную?

— Стопроцентную, стопроцентную. Можете мне поверить, я не принимаю вас за велгонского диверса. А студенчество, жандармы… — она повела плечом. — Ну в ком в такие юные годы не кипит жажда усовершенствовать наш мир? Так что, оставим это. Скажу по секрету, сама этим грешна.

— То есть, я стал для вас своим в доску.

— Интересная сентенция. Да, можно и так сказать, с натяжкой конечно. Кроме того, я так понимаю, у вас имеется неоплаченный счёт к Велгону.

— Вы правильно понимаете, — жёстче, чем ему хотелось, ответил Масканин.

— Вам представится возможность оплатить этот счёт.

— Хорошо, считайте, что моя вербовка прошла удачно.

— Фи, Максим! — Хельга покачала головой и весело улыбнулась. — Уж простите, но вы и вправду меня забавляете. Я вас вовсе не вербую, в этом нет необходимости. Вы ведь военный человек и давали присягу. Я просто не успела вам сообщить, что вы восстановлены в звании, а по прибытию в Светлоярск получите всё, что вам причитается. А на счёт ваших связей и имени — так это просто замечательно! Это может открыть перед вами простор для возможностей. Позвольте полюбопытствовать, прежде чем получить офицерский полевой патент, на кого вы так и не доучились?

— Да так… Немного на того, немного на другого, — Масканин с улыбкой прищурился.

— Не поняла. Нельзя же быть немного хирургом и немного клоуном, в обоих случаях на вас будут показывать пальцем.

— Вижу, любите вы играть в кошки-мышки. 'На кого не доучились'… Доучился я… А говорите, стопроцентная уверенность.

— Не принимайте на свой счёт, — вновь улыбнулась Хельга. — Вам бы сразу следовало идти в кадеты. Выпустились бы полноценным офицером, сейчас могли бы капитаном быть, а то и майором.

— Не думаю. Даже если б можно было отмотать время назад, поступал бы туда же — в старградский университет, но быть может на другой факультет. А что до капитанства, то всему своё время. Я офицером стал, знаете как? В нашем батальоне почти всех ротных и взводных поубивало. Так не успел я опомниться, как принял взвод, нацепив погоны подпрапорщика, а потом прапора присвоили и пошло-поехало… И всё-таки, вы не ответили…

— Как говорили древние, вернёмся к нашим баранам? Правильно? Да, Максим, мы в вас заинтересованы. Дело в том, что вы владеете, так сказать, талантом, ну или некими специфическими способностями, которые крайне редко проявляются среди человеческой популяции… Ммм… Сказала вот такое и саму коробит. Ладно, оставим. Так вот, большинство случаев такого проявления связано с определённым психочувственным давлением. То что необходим и некий врождённый компонент — это всё сказки. Потенциально каждый человек способен достичь небывалого, но об этом с вами поговорят в другом месте. А сейчас вспомните эпизод вашего бегства, который вы сами обозначили, как ментальную атаку. Так вот, к сожалению, по ту сторону насчитывается не мало специалистов по таким атакам.

— Из этого следует, что мне уготовано стать кем-то вроде колдуна?

— Почему сразу колдуна? А хоть бы даже и колдуна? Под колдуном вы, надо полагать, понимаете нечто сказочно-волшебное… Колдун, говорите… Который, кстати, не оказался бы лишним, если б физические константы это позволяли. Впрочем, для меня слово 'колдун' имеет другой смысл, но в данный момент это не важно. Прошу, Максим, оставьте эти ваши сомнения… Во вселенной есть много такого, что не готово уложиться в рамки вашего о ней представления.

Хельга убрала с глаз непокорную прядь, принявшись медленно потягивать вино, давая Масканину некоторое время на размышления. Когда же пауза затянулась, она напомнила о своём существовании:

— Ну что же вы? Я здесь, чтобы вы могли задавать вопросы. Спрашивайте.

'Ну да, ну да, интересно вы наш разговор выстраиваете, госпожа командор… — думал Масканин. — Отводите мне роль, в которой я информационно изголодавшийся и потому благодарный, начну заваливать вас вопросами, а вы, с видом терпеливого наставника, этот мой голод немного утолите, одновременно продолжая прощупывать меня в каких-то своих целях. Впрочем, всё равно благодарю'.

Масканина не покидало ощущение, что всё, что с ним происходило в последние дни словно поставлено с ног на голову, а некоторые подмеченные мелочи вызывали удивление. Вот и сама командор непонятно чем вызывала удивление. Удивляло даже не то, что она, хаконка, была главой экспедиции, а то, что она не вполне соответствовала представлению Максима о хаконцах. В своё время ему не раз доводилось с ними сталкиваться, особенно после кровавого для хаконцев тридцать седьмого года, когда завершилась их собственная гражданская война и миллионы беженцев рассеялись по миру. Новороссия тогда приняла их не менее половины, кусая локти, что ограничилась в трёхлетней хаконской междоусобице лишь военными поставками и отрядами добровольцев. У многих соседних держав все три года руки чесались послать кадровые войска, дабы помочь одной из сторон. Велгон открыто поддерживал революцию оружием и финансами, которую своей же агентурой сам и спровоцировал. Новороссия и Южная Ракония выступили на стороне законного правительства, но войск также не посылали. Северораконцы хранили нейтралитет, подтягивая войска к границе с южанами, одновременно проводя в своих СМИ пропагандистскую кампанию, оттряхивая от пыли десятилетий весь свой гнев и обиды на отколовшийся юг. Новороссия переживала очередной пограничный конфликт с арагонцами, который запросто мог перерасти в очередную полномасштабную войну. Слишком в тугой клубок геополитических противоречий и дипломатических игр была закручена международная обстановка. И разрубить этот тугой клубок путём континентальной войны тогда никто так и не решился, отчего раздираемая изнутри Хакона была предоставлена сама себе. И вот, неожиданно для всех, Велгон бросил на помощь революции свои войска. Действия Велгона оказались действительно неожиданными, по каким-то до сих пор неясным причинам все разведки заинтересованных стран проморгали приготовления к интервенции от начала и до конца. А когда спохватились, было поздно. Новые хаконские властители были ориентированы на Велгон, что весьма изменило сложившийся за последние полвека военно-политический расклад… Так что, имел Максим своё давно сложившееся представление как о хаконцах, так и их культуре, и привычках. Да вот только госпожа командор не совсем вписывалась в это представление, какими-то своими, понятными только интуитивно, мелочами выпадая из общего национального шаблона… Поэтому-то и ощущал Максим какую-то неправильность всего происходящего. Хотя это ощущение вполне могло являться следствием того, что он так до конца и не пришёл в себя. Порой накатывали назойливые воспоминания о проклятом лагере, отделаться от которых стоило больших усилий.

'Всё как-то не так. Сначала допросы, надменные хари, спрашивающие по сто раз одно и то же. А некоторые из их вопросов были и вовсе идиотские. Теперь вот сама госпожа командор чуть ли не из кожи вон лезет, чтобы меня расположить. При этом сама же и открывает карты. Способности им мои нужны. Вон как смотрит — огонёк в глазах. Забавно ей! Да, всё как-то не так. А может, я просто устал'.

— Скажите, — наконец разорвал паузу Максим, — а почему вы приняли как должное, что я приму ваше предложение? Не приходило ли вам в голову, что я могу иметь иные виды?

— Конечно приходило, — Хельга поменяла позу, устроившись в кресле поудобней, и закинула одну ногу на другую, чьими идеальными формами, подчёркнутыми колготками в обтяжку, намеренно или нет, но привлекла внимание Максима. — Ещё как приходило. Вот только ваши, как вы выразились, виды нас не… Не то чтобы не интересуют, нет. Не тревожат. Вопрос с вами решён и закрыт.

— Вот как? Довольно прелестный способ восполнять кадры. Я прямо поражён… Мне даже сказать нечего…

— Предпочитаю говорить прямо как есть.

— И то хорошо… — Максим отставил бокал, из которого сделал единственный глоток, и задал давно съедавший его вопрос: — Ежели разговор пошёл в таком ключе, то позвольте поинтересоваться делами на фронте. Очень, знаете ли, меня это волнует.

— Ну, право дело… Боюсь, я не смогу в полной мере удовлетворить ваш интерес.

— Понимаю. Скажите только, правда ли, что Вежецк сдан?

— Правда. Многое переменилось с января. Однако Вежецкий фронт давно стабилен. А от Хаконы, как союзницы Велгона, почти ничего не осталось. Теперь есть другая Хакона. Обновлённая. Когда прибудете в Светлоярск, изучите всё это подробно, у вас будет время.

— А раконцы?

На лице Хельги промелькнула мимолётная тень. Пригубив, она ответила:

— Северная Ракония для нас головная боль. Расчёты на её армию не оправдались. К настоящему времени Велгон контролирует три пятых северораконской территории, чем весьма себя усилил за счёт захваченных промышленных баз Скойланда и Ваары. Вояки из наших новых союзников — не очень. Велгон там чувствует себя уверенно, об этом говорит хотя бы недавняя переброска семнадцатой армии на Пеловский фронт.

— Ладно, с большой стратегией начну разбираться, когда покину вашу гостеприимную обитель. А сейчас мне бы хотелось прояснить смысл затевания вашей научной экспедиции. Простите, но мне не понятно за каким дьяволом вас сюда занесло во время Великой войны, исход которой, как я понимаю, не очевиден. И откуда, чёрт подери, взялась эта база, построенная явно не древними и расположенная почти под носом у Велгона?

— Сотни километров — это не почти под носом, — возразила Хельга, намеренно не обратив внимания на экспрессивную окраску вопросов. — Ваш злополучный лагерь, судя по всему, расположен где-то за периметром благополучных велгонских территорий. Сомневаюсь, что вы бы выжили, если б бежали где-то во внутренних провинциях. Велгонские земли, на самом деле, от нас далековато… База построена ещё до войны и предназначалась под совершенно другой проект. Потом проект свернули, базу законсервировали. Прошло много лет, когда о ней вспомнили. А смысл экспедиции — помилуйте, надо ли искать смысл в науке? И в желании оценить потенциальные опасности? Пока что потенциальные. Главная и основная задача экспедиции: наблюдение и изучение генных модификантов. То бишь мутантов, как их по-обывательски принято называть. С некоторыми из них вы уже имели неудовольствие повстречаться. За последний год активность некоторых стай значительно возросла. Вырос ареал из миграций. А самое главное, что не даёт покоя нашим учёным, всё чаще стали попадаться особи с повышенной адаптивностью к враждебным средам и зачаточными признаками изоморфности. Пока зачаточными, надо полагать. Всё это и побудило организовать экспедицию, которой я имею честь руководить. Есть компетентное мнение, что кто-то уже давно и успешно экспериментирует с человеческим материалом. Жутковато звучит это словосочетание, не правда ли?

Масканин кивнул, соглашаясь.

— А поскольку, — продолжила командор, — с самого начала обнаружения модификантов, это примерно лет двадцать назад, все они выявляются только в Пустошах на востоке и северо-востоке Велгона, то естественно, подозрения падают на Велгон. Больше нигде в нашем мире мутанты не встречаются. Прибавим сюда загадку их появления. Люди не могут выжить в необитаемых землях, следовательно, мутации не носят естественный характер, как это предполагалось поначалу. Кроме того, сейчас уже доказано, что эти модификации подстёгнуты.

Хельга протянула бокал, Масканин наполнил его, себе же вина добавлять не стал. Сделав большой глоток, командор продолжила:

— С вами, Максим, вышла почти анекдотическая ситуация. Когда Дрик привёл вас и вашего друга, мы всерьёз полагали вас отщепенцами, отбившимся от одной из стай. Вы не представляете, что тут творилось, когда разнеслась весть, что хъхур привёл с собой двух мутантов! Несколько часов все просто на ушах стояли. Конечно, довольно скоро всё выяснилось, но видели бы вы себя со стороны! Ничего удивительного, что вас не за тех приняли. Потом оживление от учёных перешло к медикам. Какой только гадости вы не нахватались! И токсины, и нуклиды, а ваш друг ещё и лимфоброзонов подхватил — местных паразитов. Боюсь, он не скоро покинет базу. Одно могу сказать, ваши каторжные костюмы оказались не так уж и плохи. Но через три-четыре декады, попади вы тогда к врачам, спасать вас было бы поздно.

— Н-ну да, — Максим закусил губу, — конечно. И поэтому нас так долго держали в изоляторе. Мне казалось, из меня всю кровь выкачают.

— Да так оно и было. Вашу кровь почти полностью заменили. Я читала акт медицинского освидетельствования при вашем поступлении. Поверьте, не имейся на базе то оборудование, что, к счастью, имеется, вы бы до сих пор скучали в изоляторе.

— Примерно так я и думал там в изоляторе… Насчёт всякой дряни… А знаете, что мне ещё не даёт покоя? Какой результат возымели наши рассказы о лагере? А то во время всех ваших допросов у меня сложилось впечатление, что сам лагерь вас интересует постольку поскольку, нежели иные аспекты нашего появления на базе.

— И совершенно ошибочное впечатление. Всё, что вы рассказали, изучается самым тщательным образом. Могу сказать, что некоторые горячие головы уже подумывают о рейде в этот лагерь, тем более, что на днях установлены его точные координаты.

— Но ведь его же бомбили! Неужели…

— Бомбили северораконцы, а не мы. Они хоть и союзники, но у них свои интересы, — Хельга вынужденно соврала, о некоторых вопросах русско-северораконских отношений она не имела права говорить. — Подозреваю, что им плевать на лагерь как таковой, скорее всего, их разведка выявила размещение в том районе военного завода.

— Однако далековато они залетели, — оценил Масканин, — видимо где-то в северных пустошах они располагают скрытыми аэродромами подскока.

— Так и есть. За шестьдесят второй параллелью их около десятка. И эти аэродромы сильно досаждают Велгону. А для нас большой интерес вызывает сам лагерь. И особенно тот объект, в котором вы работали до побега. Думаю… И не я одна так думаю, что этот объект напрямую связан с проблемой модификантов. Это пока что модификанты носятся по безлюдным землям. Нельзя исключить, что в Велгоне разработаны планы их массового военного применения.

— Погодите. Хочу кое-что для себя уяснить. Разве этих модификантов на фронте не было? Готов поклясться, я сталкивался с ними. Во всяком случае, оглядываясь назад, уверен, у велгонцев есть в распоряжении… чёрт их знает кто они, но необычные солдаты точно! Сталкивался с ними… Штурмбригады нового образца.

— Как говорится, это только цветочки. Вы ещё многого не знаете. Но это наверстается, когда прибудете в столицу.

Максим вновь наполнил опустевший бокал командора, одновременно рассматривая идеальные формы, словно специально выставленных на показ хельгиных ног. Одетая сегодня госпожой командором юбка цвета хаки не доходила до колен на ширину ладони, а при выбранной позе скорее подчёркивала, чем скрывала совершенные обводы. 'А ножки у тебя просто прелесть, — подумал Максим, — лучше б ты на них штаны натянула, чтоб не отвлекали'.

— А что это за странный аппарат с таким здоровенным колпаком, что одевали на мою голову? Очень уж, знаете ли, интересно. Как вспомню этот колпак, до сих пор неприятные ощущения испытываю. Не по себе. Как если бы я голым появился во время ярмарки на рыночной площади.

— Понимаю. Нечто похожее испытывают все подвергаемые этой процедуре. Этот, как вы сказали, странный аппарат называется 'ментоскоп'. Это как раз и есть та техника, в том числе благодаря которой я убедилась, что вы не велгонский подсыл. Он способен считывать и воспроизводить на специальном экране те события, участником которых вам довелось быть. Грубо говоря — рыться в вашей памяти.

— Хорошо, извиняться не стоит, — сыронизировал Максим. — Что сделано, то сделано. На вашем месте я бы тоже не воспылал доверием к двум приблудившимся беглецам. Но я что-то никогда не слышал, что современная наука дошла до такого. Прям фантастика. Кто б подумал, читать память человека, словно фильм смотреть.

— Вы правы, уровень современных технологий этого не позволяет.

— Тогда что же? Это артефакт, доставшийся от древних?

— Тоже нет.

— Хм, — Максим всем своим видом показал недоумение.

— Не трудитесь голову ломать. О ментоскопе, как и о многих других 'странных', на ваш взгляд, вещах вы узнаете в своё время. Наберитесь терпения.

— Вы меня прямо таки заинтриговали… Ну хорошо. А что вы скажите о моём клинке? Вы ведь его изучили? Признаться, не думал, что мне его возвратят.

— Отчего же? Он ваш по праву. Как говорится, что с бою взято, то свято. Клинок этот древний. Ваш, на сколько я могу судить, наградной… — Хельга осушила бокал. — Откуда я это знаю? Приходилось сталкиваться. Много я рассказать о нём не могу, но если… или правильней сказать, когда встретитесь с полковником Семёновым, поинтересуйтесь у него. А может и генерал Краснов вам что-нибудь расскажет… И примите дружеский совет: старайтесь им не светить.

— Разумеется…

— Простите, командор, — прозвучал слегка искажённый селектором голос референта, — к вам капитан Харламов.

— Благодарю, — Хельга сменила позу на более целомудренную и улыбнулась, поймав взгляд Масканина.

На пороге, словно из воздуха, материализовался высокий тёмноволосый молодец, облачённый в комбинезон проходчика.

— Ох уж мне эта твоя манера появляться, — вместо приветствия сказала Хельга. — Стоит только глаза не надолго прикрыть — и ты уже здесь, бесшумно и незаметно. Знакомьтесь, господа.

— Влад.

— Максим, — Масканин пожал протянутую руку, с интересом изучая командира проходчиков, о котором не мало был наслышан от изрядно общительного референта Хельги.

Вошедший был молод, почти юн, и серьёзен не по годам. Чертовки не по годам, как в душе его воспринял Масканин. Харламову было всего двадцать два, считай мальчишка ещё для своего чина, и тем не менее — командир проходчиков, которые мало того, что были его старше, так ещё некоторые ему в отцы годились. Однако же, он с ними управлялся, причём успешно управлялся. Да и капитанский чин в его годы получить почти что невозможно. Ан, поди ж ты! Стоит перед тобой юный капитан — результат его собственной удачливости, врождённого командирского чутья и кадрового голода четвёртого года войны.

— Проходи, Влад, проходи. Ко мне поближе. Вот сюда, — Хельга указала на свободное кресло. — Что-то ты поздно. Я тебя с утра жду.

— Так вышло, командор. На ухушей нарвались, а поскольку уничтожать их запрещено, пришлось старательно уклоняться от встречи. Зато этот рейд можно назвать самым удачным за всё время экспедиции. Порадовали мы наших учёных отцов, они даже коньяком проставились.

— Неужто живого модификанта приволокли? — Хельга застыла.

— Так точно, живого. Потому и на коньяк отцы расщедрились. Ребята заслужили.

— Заслужили, заслужили, — согласилась Хельга.

— А что, так трудно модификанта захватить? — удивился Масканин, не проникнувшись общим настроением, и встретился взглядом с Харламовым.

Тот смотрел спокойно, с маской вечного льда на лице, потом лишённым эмоций голосом сказал:

— Захватить модификанта не трудно. Но все они неизвестным пока образом заставляют себя умирать. Сегодня нам очень повезло. А может, модификант дефективный попался.

— Ну ты скажешь, дефективный! — Хельге стало смешно. — Все они так или иначе дефективные. Ладно, модификант — это, конечно, замечательно, но завтра, Влад, прибывает транспорт. Нельзя ли поторопить техников? Сам знаешь, сколько сейчас велгонских отрядов по округам рыщут.

— Уже поторопил, командор. Демонтаж оборудования почти завершён. Первая партия будет доставлена завтра ближе к полудню.

— Это хорошо. Это даже быстрее, чем я рассчитывала. А как там наш прохвост? Не ноет? Не пытался слинять, ссылаясь на внезапно появившиеся и, конечно, очень важные дела?

— Куда уж там, — с лёгким раздражением ответил капитан. — Дрика теперь из отсека гидропоники не выманишь. Всё время сидит там и обжирается. И язвит.

— Не стоит его строго судить. Всё-таки он у нас вольная птица. И к тому же, не человек.

Харламов скривился, давая понять, что он думает об этой вольной птице.

— Быстро вы реагируете, — заметил Масканин. — Вот уже и оборудование почти демонтировали. А всего-то времени прошло!

— А как же иначе? — произнесла Хельга. — Нечего резину тянуть. Тем более, когда активность велгонских разведгрупп возросла втрое. Особенно, если учесть, что в обнаруженной вами, Максим, комнате большая часть оборудования до сих пор нормально функционирует. Скажу вам честно, ваша находка вызвала в известной степени всеобщий, безудержный восторг. Никому ещё за последние столетия не удавалось отыскать никакой техники из прошлой эпохи. Мало того, за последние лет шестьдесят вообще не было найдено ничего ценного. Так что, в некоторых кругах вы, Максим, теперь знаменитость.

— Ага, чего мне всегда не хватало.

— Бросьте. Я же не сказала, что ваше фото растиражировано во всех газетах. Скорее, всё даже наоборот, — Хельга подошла к погребку и недвусмысленно посмотрела на Харламова.

— Мне что-нибудь покрепче, — сказал тот сдержанно.

— Значит коньяк, — решила командор. — А вы, Максим? Или предпочитаете не мешать вино с коньяком?

— Мне бы чайку.

— Как знаете, — Хельга извлекла пузатую бутылку и вернулась за стол. — Чай сейчас закажем… Значит так, завтра вы, Максим, нас покидаете. Знаете ли, не часто на базе появляются свежие люди. Поэтому, вам не отвертеться от нашего общества на этот вечер. Так что, вы, господа, на ближайшие часы мои пленники. Посидим, поговорим о том, о сём. Надеюсь, вы не откажите мне в этом удовольствии?

Естественно, никто и не подумал отказаться.


Конец второй книги

Загрузка...