На грани тьмы

Когда Лиам замедлялся, Пайк замедлялся. Когда Лиам ускорялся, светящиеся огни тоже ускорялись.

Лиам внезапно остановился, хлопнув по тормозам. Шины, скованные цепями, заскользили, и джип едва не врезался в стоящий на обочине грузовик. Он открыл дверь со стороны водителя. Высунулся и прицелился назад, на пронзительные красные огни. Быстро выстрелил тремя очередями.

Фары выключились.

Он не мог разглядеть водителя в темноте. И не мог стрелять и вести машину одновременно. Ханна никак не могла помочь, даже если бы умела стрелять из винтовки с приличной точностью, а она не умела.

Она сгорбилась на своем сиденье, свернувшись калачиком. Каждые шесть или семь минут через нее проходили схватки. Она напрягалась и вздрагивала от боли.

Он чувствовал, как секунды тикают в его крови, чувствовал, что время на исходе.

Лиам снова сел за руль.

Красные огни снова появились и последовали за ними.

Он увеличил скорость, но не мог разогнаться слишком сильно. На его пути встречалось слишком много препятствий; разглядеть перед собой что-либо больше, чем на двадцать футов, стало слишком сложно. Если он разобьет джип, они все замерзнут насмерть в метель.

Он искал какие-нибудь просветы в деревьях, какие-нибудь тропинки, чтобы исчезнуть в лесу, но джип слишком велик, а деревья стояли вплотную друг к другу.

Что бы он ни делал, ничего не помогало.

Огни напоминали светящиеся красные глаза. Они снова и снова отыскивали их.

Это чертовски нервировало. Но все же больше приводило Лиама в ярость.

Ханна тихо застонала рядом с ним. Его страх усилился еще больше. Не за себя, а за нее. Пульс стучал буквально в горле.

«Гони быстрее. Двигайся. Не разбейся».

Фары приближались. Снегоход резко ускорился. Он с невероятной скоростью проехал несколько ярдов между ними. Красный свет залил заднюю часть кабины.

— Что он делает? — воскликнула Ханна.

Лиам нажал на газ. Джип подпрыгивал и трясся, цепи противоскольжения то проскальзывали, то цеплялись. Двигатель протестующе взревел. Руль вибрировал под руками Лиама. Он чувствовал вибрацию в ногах и спине.

Пайк толкнулся вперед. Ударился о заднее крыло джипа. Отступил назад и снова рванул вперед, на этот раз задев правую сторону джипа.

Снегоход не настолько мощный, чтобы столкнуть джип с дороги. Однако Пайк мог преследовать их, наступая им на пятки, выбивая их из колеи, пытаясь заставить совершить ошибку.

Ошибка сейчас будет стоить очень дорого. Пайк знал это. Лиам знал это.

Призрак сердито залаял. Звук разнесся по небольшому помещению, громкий, как выстрел. Призрак попытался подняться на лапы, но он не мог уместиться в узком пространстве. Он заслонил зеркало заднего вида.

Лиаму нужен обзор.

— Ханна!

— Держу. — Ханна неловко повернулась, тяжело хрипя, и прижала собаку, успокаивая ее. Лиам не мог видеть, что она делала, но через несколько секунд Призрак уже лежал. Однако он не прекратил свой яростный лай.

Пайк снова протаранил их сзади. Джип вздрогнул.

Лес уступил место открытому полю. Лиам понятия не имел, насколько оно велико. Он почти ничего не видел, кроме желтых лучей фар, отражавшихся впереди, а по обе стороны от него простирались стены темноты и снега.

Он повернул направо и съехал с дороги на ухабистое поле. Шины закрутились и застучали, скрежеща и пробуксовывая в толще снега.

Снегоход следовал прямо у них на хвосте. Пайк прибавил газу и подъехал к ним справа, параллельно джипу.

Маневрируя рулем одной рукой, Лиам схватил свой «Глок» с центральной консоли и направил его на снегоход.

Без предупреждения Ханна взялась за ручку и начала опускать стекло со стороны пассажира. Холодный воздух хлынул в кабину.

Лучи фар осветили двухэтажный сарай, возвышающийся в пятнадцати ярдах прямо по курсу.

Ханна ахнула. Призрак гулко залаял.

Сердце колотилось, Лиам выронил пистолет, схватил руль обеими руками и резко повернул влево. Он едва не задел боковую стенку сарая и угодил в сугроб.

К счастью, его высота достигала всего нескольких футов. Куски снега врезались в переднее крыло. Снег брызнул из-под колес.

Пайк объехал сарай и приблизился к нему справа.

Уголком глаза Лиам уловил вспышку выстрела.

Глава 26

Лиам

День одиннадцатый

Инстинктивно Лиам резко крутанул руль, его пальцы вцепились в него, как когти.

Адреналин хлынул в кровь.

— Пригнись!

Ханна нащупала ремень безопасности, но не смогла его расстегнуть. Она пригнулась, прикрывая голову руками, но не могла низко опуститься, мешал живот.

Лиам прибавил газу и помчался по полю на юг. Джип трясся и раскачивался.

Маленькие струйки снега посыпались перед ними слева. Взрывы снега застывали в жутком желтом свете фар.

Пайк стрелял по ним.

Не по ним, по колесам. Пытаясь вывести их из строя.

Лиам свернул вправо.

Перед ним расстилалась непроглядная тьма. Снег внезапно сошел на нет. Переднее крыло джипа резко наклонилось вниз. В пятнадцати-двадцати футах под ними сверкнул лед.

Озеро.

Лиам отпустил газ и попытался скорректировать их траекторию. Слишком поздно.

Время замедлилось. Все произошло за секунду. Лиам видел каждую деталь, каждую снежинку, бьющуюся о лобовое стекло, каждую корявую ветку, тянущуюся к нему сучковатыми пальцами.

Руль бесполезно вращался в его руках. Весь мир, казалось, вращался вместе с ним: снег, странно отклоняющийся в свете фар, деревья, заснеженная земля, черное небо.

Джип заскользил, колеса покатились и заскрипели. Снежный вал захрустел под шинами. Переднее правое колесо прокрутилось в воздухе. Джип резко повернул вправо, опасно наклоняясь.

Ханну ударило о пассажирскую дверь. Она подставила плечо под удар, и вместо живота или головы стукнулась рукой.

Призрак с обиженным лаем врезался в спинку сиденья Ханны.

Джип резко остановился. Лиам вцепился в руль, его сердце колотилось, во рту пересохло. Пораженный, он уставился в пустоту.

Джип балансировал на гребне высокого берега.

В конусообразных лучах фар лежал снег. Под ними не было ничего, кроме льда.

Ханна ахнула.

Лиам оставался абсолютно спокоен.

— Не двигайся.

— Даже не думала.

Призрак начал подниматься.

Автомобиль покачнулся.

— Призрак! — закричали они оба.

— Ложись, мальчик. — Ханна резко вздохнула. — Пожалуйста. Сделай это для меня. Доверься мне.

Призрак недовольно заскулил. Потом плюхнулся обратно.

— Хороший мальчик.

Джип застонал, немного опустился.

Сердце Лиама колотилось в груди, в животе образовался узел.

— Нет, нет, нет! — бормотала Ханна.

Не двигаясь, Лиам вглядывался в зеркала заднего вида, ища Пайка, и уже готовился к удару, когда снегоход вытолкнет их прямо на край.

— Он не станет, — проговорила Ханна сквозь стиснутые зубы, будто прочитав его мысли. — Он не захочет, чтобы мы погибли в озере. Он хочет убить нас сам. Он будет ждать.

Лиам поверил ее словам.

— Если мы не будем осторожны, озеро все равно нас убьет.

— Я знаю.

Лиам медленно повернул голову, чтобы посмотреть на нее.

В ее глазах застыл ужас, а лицо исказилось от боли. Ханну сотрясала очередная схватка. Она оставалась неподвижной, насколько это вообще было возможно, но он видел, каких огромных усилий ей это стоило. Как много сил это у нее отнимало.

— Я попробую отъехать.

— Хорошо.

Двигаясь медленно и осторожно, Лиам очень аккуратно переключился на задний ход. Он повернул руль. Нажал на газ, молясь и проклиная, желая, чтобы закованные в цепи шины зацепились, чтобы глубоко зарыться и найти твердую почву под мягким снегом.

«Давай же, давай!»

Переднее крыло опустилось на несколько дюймов за край. Мир накренился.

Он почувствовал, как его вес перемещается вперед, ощутил крен в животе, как на вершине американских горок перед самым падением.

Если бы они перевалились через край, то провалились бы сквозь лед в ледяную воду, которая высосала бы из них тепло и жизнь за считанные минуты.

Ханна может умереть. Прямо как Джесса, которая умерла у него на глазах.

«НЕТ». Он не может позволить этому случится. Он не допустит такого.

Он выкручивал руль, давил на газ, напрягая мышцы, всеми фибрами своего существа желая, чтобы джип поехал задним ходом.

Наконец, шины сцепились.

Снег посыпался из-под колес. Они подались назад, правая передняя шина вращалась в воздухе. Три оставшиеся шины крутились, джип подпрыгивал и трясся.

Наконец все четыре колеса благополучно опустились на землю.

На секунду они все замерли, никто не двигался, не веря, что не падают головой вперед в ледяное озеро.

Лиам сделал несколько глубоких, успокаивающих вдохов. Его плечи были так напряжены, что разболелись. Облегчение разлилось по его венам, но оно длилось недолго.

Пайк до сих пор где-то там.

Позади низко зарычал Призрак.

— Я больше его не вижу. — Ханна наклонилась к Лиаму и заглянула в окно со стороны водителя. — Буря усиливается. Он может быть где угодно.

— Должно быть, он проскочил мимо. Он еще вернется. В прошлый раз упустил след. Возможно, не пропустит снова.

Лиам включил передачу и завел двигатель. Он чуть не врезался в березу, но сумел избежать этого и с грохотом вернулся в поле.

Ханна указала.

— Там.

Появились красные огни, тусклые от снега. Прямо перед ними, в семидесяти пяти ярдах. Никакого движения. Ждут их следующего шага.

Справа от них внизу простиралось замерзшее озеро. Поле раскинулось впереди и позади них, а М-140 находилась где-то в нескольких сотнях ярдов слева.

Лиам дернул руль, крутанулся и направился влево к дороге. Они ехали по неровной дороге и тряслись.

— Он все еще едет. — Ханна подобрала пистолет Лиама и положила его на центральную консоль. Она наклонилась вперед, морщась, и стала искать что-то в рюкзаке у ног.

— Он быстрее, чем мы, — проговорил Лиам. — Мобильней.

Она достала бумажную карту и развернула ее. Включила фонарик, лежащий в подстаканнике, и прочертила пальцем линию.

— Мы проехали знак города полмили назад. Значит, находимся за пределами Уотервлита, а это озеро Поу-Поу. Мы близко к реке Поу-Поу. В некоторых местах она довольно крутая.

— Я не знаю. Я не знаком с этой местностью.

— Я знаю, — она повернулась к нему лицом, держа в здоровой руке карту. — Я помню.

Он уставился на нее.

В тусклом свете лицо Ханны напоминало бледный овал. Ее глаза оставались ясными. Наполненные болью и страхом, но непоколебимые.

— У меня есть идея.

Глава 27

Ноа

День одиннадцатый

Ноа перевернул блинчик и наблюдал, как пузырится тесто.

Он стоял перед плитой, готовя блины для себя и Майло из остатков яичного порошка. У него оставалось еще полконтейнера взбитых сливок к арахисовому маслу — любимому блюду Майло.

В кои-то веки у них выдался поздний завтрак. Ноа обычно приберегал это блюдо для особых случаев, но после последних нескольких дней им с Майло нужно что-то особенное, что-то только для них двоих.

Дом, который Розамонд выделила им в «Винтер Хейвене», представлял собой большой бревенчатый коттедж с четырьмя спальнями, полом из ореховых досок, сводчатыми потолками с толстыми деревянными балками, и белой кухней с огромным островом, облицованным гранитом.

За большими витражными окнами он мог видеть дом Дэррила Виггинса в пятидесяти ярдах слева. Тонкая линия деревьев тянулась по пологому склону, ведущему к реке в ста ярдах сзади.

На ветке клена сидел кардинал. Несколько белок гонялись друг за другом среди снега, перепрыгивая с дерева на дерево.

В душе Ноа нарастало беспокойство. Последние несколько дней выдались долгими. Слишком длинными. Налет на Картеров, история с Билли и казнь — все это не могло не сказаться на нем. Он был измучен, измотан до предела душой и телом.

Он не хотел думать о том, что произошло. Картеры мертвы. Вот что имело значение. Город получил свое правосудие. Монстры больше никому не причинят вреда.

Мысли о Джулиане постоянно мелькали в его голове, как назойливые мошки, от которых он не мог отмахнуться. И чувство вины. Ноа старался не думать об этом. Старался не думать ни о чем из этого.

Он мечтал завалиться в постель и забыть обо всем на шесть часов блаженного сна, но не мог. Он обязан заботиться о сыне.

Майло выстроил свои фигурки Лего на столешнице, стреляя по каждому лазерными лучами и шепча «Пиу, пиу!» под нос. Его медицинский браслет стучал о поверхность стойки.

Ноа перевернул очередной блинчик и озабоченно нахмурился.

— Эй, сынок. Мы можем поговорить несколько минут?

— Конечно, папа.

Последствия бойни прошли как в тумане. В последние несколько дней Ноа рано уходил и поздно возвращался домой. Он видел сына, но еще не садился с ним и не говорил о том, что произошло. Не то чтобы ему это хотелось.

Майло вел себя тише, чем обычно. Хмурый, немного задумчивый. Но он не выглядел настолько травмированным, как ожидал Ноа.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Живот не болит? Чувствуешь усталость или головокружение?

Майло сморщил нос в раздражении.

— Я в порядке, папа.

— Хорошо, хорошо. Я понял тебя.

Ноа сжал пальцы, уставившись на обручальное кольцо. Он боялся этого разговора, но больше не мог его откладывать.

Ханна умела отлично справляться с такими вещами. Она обладала природной эмпатией и умением общаться с людьми. Она знала, что и как сказать. Ноа чувствовал себя неловко, у него заплетался язык, как будто он мог сказать что-то не то и навсегда испортить жизнь своему ребенку.

— А как насчет… других вещей?

Майло ничего не сказал, просто ждал, пока Ноа объяснит.

Ноа выдохнул.

— Я хотел поговорить с тобой о том, что произошло в церкви. Что ты чувствуешь по поводу того, что видел.

Майло отвел взгляд и уставился на остров. Он поджал губы, прямо как делала Ханна.

— Квинн сказала мне не смотреть.

— Что это значит?

— Она сказала, это игра.

— Какая игра?

— Она сказала не смотреть на те плохие вещи, что случились. Если я хорошо справлюсь, то выиграю.

Ноа забыл дышать. Он забыл про блинчики.

— И ты справился? Ты не видел ничего плохого или ужасного?

Майло взял в руки одну из фигурок Лего — Дарта Вейдера с двумя световыми мечами. Он вынул оба световых меча из пластмассовых рук Дарта Вейдера и положил их на столешницу.

— Мне нравится побеждать в играх, папа. Думаю, и в этой я ее обыграл.

Он посмотрел на Ноа и улыбнулся. Никогда еще он не выглядел таким похожим на свою мать. Нежный, ранимый, но за этими большими темными глазами скрывается сила.

От облегчения Ноа едва не прослезился.

— Это… это очень хорошо, сынок.

— Тот мужчина со странными глазами был страшный. И мама Квинн. Они были злыми.

— Да, точно, — согласился Ноа, и ненависть к Билли Картеру вновь наполнила его. Чувство вины накатило на него. Но он его отогнал.

— Квинн боролась с ними. Прямо как супергерой. — В глазах Майло светилось обожание. Сын боготворил эту девушку. А кто бы не стал, после того, что она сделала?

Она могла спасти себя и бросить Майло. Но она этого не сделала. Каким-то образом, среди всего этого ужаса, у шестнадцатилетней Квинн хватило ума защитить психологическое здоровье его маленького сына.

Колючая, Квинн с голубыми волосами — язвительная и умная, но яростная и храбрая. Их с Майло собственный ангел-хранитель.

Майло выглядел нормально. Он прошел через многое, но, учитывая, насколько все могло быть плохо, остался цел и невредим. В следующий раз ему могло настолько не повезти.

Ноа должен сделать так, чтобы следующего раза никогда не произошло.

— Твои блинчики, — заметил Майло.

— Что?

— Я думаю они горят.

Ноа выругался. Едкий запах заполнил его ноздри. Он перевернул блинчик в форме Микки Мауса, над которым работал. Он сгорел до черноты. С помощью лопаточки он переложил его на пустую тарелку и выключил конфорку.

— Извини, на этот раз без Микки.

— Все в порядке, папа. У нас их много. Как говорит мисс Молли, всё рано или поздно оказывается в одном месте.

— Стоит прислушаться к ней. — Ноа поправил тарелку Майло. Он намазал толстый слой арахисового масла на два огромных блина, почти таких же больших, как тарелка, намазал один взбитыми сливками, а второй положил на первый, как сэндвич. Затем передвинул тарелку по столу. — Ешь.

— Что случилось с плохими парнями? — спросил Майло.

— Они больше никого не обидят.

— Но что с ними случилось?

Ноа закрыл глаза, увидел, как Джулиан стреляет в Билли, как лицо Билли корчится, разваливается на части. Он заставил себя открыть глаза, загнал образ вглубь.

— Они… мертвы.

Майло колебался, казалось, обдумывая этот факт.

— Ты не должен беспокоиться о них. Ни о ком из них. Тебе не нужно переживать ни о каких плохих парнях. Это моя работа — обеспечивать твою безопасность.

— И Квинн.

— И ее тоже. Суть в том, что ты в безопасности. Я обещаю, что буду заботиться о тебе, несмотря ни на что. Хорошо?

— Хорошо. — Майло подхватил сэндвич из блинчиков и откусил огромный кусок. — М-м-м, вкуснотища!

Сердце Ноа наполнилось острой ноющей любовью к сыну, к этому ребенку, который значил для него весь мир. Он моргнул от внезапной влаги в глазах.

Он не хотел расклеиваться перед Майло. Он оставит это на потом, когда останется один в своей спальне, глядя в темный потолок, мучаясь от беспокойства и не в силах заснуть.

Ноа наклонился к острову и взъерошил черные кудри Майло.

— Кто-нибудь говорил тебе, какой ты красивый?

Майло усмехнулся, набив рот блином.

— Постоянно.

Глава 28

Ноа

День одиннадцатый

— Хорошие новости! — Голос Джулиана раздался по рации.

— Что такое? — Ноа крепче сжал свою рацию.

Им нужны хорошие новости. Хотя после публичной казни убийц из Кроссвей беспорядки утихли, ситуация все еще оставалась далеко не под контролем.

Каждую ночь происходили новые грабежи и взломы. Обнаруживалось все больше трупов — в основном пожилых людей, но есть и несколько маленьких детей. Гипотермия. Ослабленные сердца при огромном стрессе.

Несколько десятков человек в приюте заболели пневмонией. Вероятно, за ними последует еще больше. Все напуганы.

— Приходи в среднюю школу, — сказал Джулиан. — Это новый центр распределения.

— Что мы будем распределять?

— Саттер справился, чувак! Просто приди и посмотри!

Ноа как раз разбирался с потасовкой на Догвуд-лейн в одном из кварталов за церковью Кроссвей. Соседи ругались и обвиняли друг друга в краже драгоценных и уменьшающихся запасов.

Он выписал вероятному нарушителю штраф за суд, на который тот никогда не явится, и уехал на черном джипе «Форд-F250» 1978 года выпуска, конфискованном полицейским управлением. Один из резервных офицеров нарисовал белой краской надпись: «Полиция Фолл-Крик» с обеих сторон.

Главные дороги расчистили три дня назад, но топлива в городе оставалось крайне мало, и они ждали, пока улицы станут непроходимыми, прежде чем снова начать расчистку. Погода стояла холодная и серая, типичная для юго-западного Мичигана, где солнце не появлялось в течение шести месяцев.

Даже с зимней резиной старый грузовик в некоторых местах не справлялся. Один раз Ноа увяз, и ему пришлось остановиться и пробивать себе дорогу лопатой. Он сделал себе мысленную пометку, что вместо машины лучше взять снегоход. Ехать холоднее, но быстрее.

Средняя школа находилась рядом со старшей школой. Между ними располагалась общая территория и футбольное поле. На задней парковке школы три прочных грузовика припарковались ко входу, их багажники до отказа были забиты припасами, укрытыми брезентом.

Дюжина добровольцев разгружала коробки и ящики с едой, санитарными принадлежностями, лекарствами без рецепта и водой в бутылках в столовую.

По мере распространения информации уже начала формироваться неровная очередь голодных людей. Они толпились у дверей, едва сдерживаясь, чтобы не схватить ящик, как только его выгружали.

Сэм Перес и Рейносо помогали разгружать, с легкостью поднимая огромные коробки. Они улыбались и шутили с несколькими волонтерами.

Забавно, как быстро еда и вода подняли всем настроение. Как быстро приоритеты всех сменились с лайков в Фейсбуке и стремления быть на высоте, на простое выживание.

Майк Дункан и его племянник-физик Джамал тоже вызвались помочь, а также Тина Ганди, дочь механика.

Ноа поднял рацию и отдал честь Тине.

— Эй, спасибо за это!

Майк, Джамал и Тина провели последнюю неделю в авторемонтной мастерской, чиня все, что могли. Они починили еще десять раций и привели в рабочее состояние два грузовика.

Они также установили ретрансляторы, чтобы значительно увеличить радиус действия портативных радиостанций. Теперь ключевые сотрудники могли общаться по всему Фолл-Крику и за пределами города.

Тина усмехнулась и помахала в ответ.

— Чем можем, тем и помогаем.

— Просто продолжайте делать то, что вы делаете.

Несколько человек стояли возле грузовиков свободным полукругом — Джулиан, суперинтендант, Дэррил Виггинс и шеф Бриггс. И Маттиас Саттер.

Ноа подошел и показал на грузовики.

— Где вы все это взяли?

Саттер широко улыбнулся.

— Мы нашли несколько застрявших грузовиков на шоссе I-94 возле Бриджмена. Эти полуприцепы никуда не ехали. Нам пришлось разгружать все вручную.

— Фантастика! — Виггинс потирал руки. — Я так голоден, что могу съесть лошадь.

— Мы привезем еще. У нас есть несколько оптовых поставщиков, куда мы можем наведаться. И фармацевтический оптовик, который снабжает дома престарелых. Это в стороне от дороги и общественного внимания — а значит, это все наше.

Шеф Бриггс нахмурился.

Улыбка Саттера не дрогнула.

— Только если он заброшен, конечно. Я неверно выразился.

Он повернулся к Розамонд и Ноа.

— Мы получили ваш список лекарств, необходимых горожанам. Мы нашли немного инсулина для матери Пэтти Снайдер. И еще гидрокортизон, Ноа.

Пульс Ноа ускорился.

— Серьезно?

Саттер показал большим пальцем на ближайший грузовик.

— Я отложил его для вас в сумку в кабине. По крайней мере, на два года. Может, на три.

Ноа переполнила благодарность. На мгновение он потерял дар речи. Казалось, что он задерживал дыхание последние две недели и наконец-то смог вздохнуть снова.

С Майло все будет хорошо. Они пройдут через это. Он потрогал обручальное кольцо под перчатками. «Я оберегаю его, Ханна. Как и обещал».

— Спасибо. Если вы найдете ампулы с глюкокортикоидами…

— Понял. — Саттер похлопал по карману. — Это в списке.

— У нас заканчиваются запасы дизельного топлива и бензина, — сказал Джулиан.

— Мы нашли достаточно топлива, чтобы генераторы в приюте работали еще несколько дней, — сообщил Саттер. — Не волнуйтесь. Мы обо всех позаботимся.

— Вы просто «нашли» его? Шансы на это ничтожны. — Шеф Бриггс указал на Розамонд. — Это неправильно. Вы знаете, что это так.

Розамонд улыбнулась, но уголок ее глаза дернулся.

— Неправильно, что наши дети в тепле и сыты? Оглянитесь вокруг. Посмотрите на все эти счастливые лица? Я ценю вашу… мораль, шеф, ценю. Но то, что было правильно две недели назад, не обязательно правильно сегодня.

Шеф не успокоился. Его хмурый взгляд стал еще суровее.

— Я не буду участвовать в этом! Не буду!

Черты лица Виггина исказились в едва подавляемой усмешке.

— Вы можете уйти в любое время. На самом деле, мы с радостью проводим вас туда, куда вам нужно.

Саттер сделал шаг к шефу Бриггсу.

— Если вы не с нами, вы против нас.

Бриггс ткнул пальцем в Саттера.

— Ты! Тебе здесь не место! Твои люди — позор для этого города! Твоя «месть» уже запятнала наши руки кровью!

Ноа вздрогнул.

Саттер нет.

— Ваш город попросил нас сделать это. Люди хотели справедливости. Настоящей справедливости.

— И мы дали им это, — добавил Джулиан.

— Вы заплатите за то, что сделали, — голос шефа повысился. — Вы отправитесь за это в тюрьму!

Саттер похлопал по AR-15, висящей у него на груди.

— Почему-то я так не думаю.

Лицо Бриггса побагровело от гнева. Он сжал руки в кулаки, словно действительно мог ударить Саттера. Саттер напоминал танк или носорога. Шефу было за шестьдесят, его мощная фигура постепенно обрастала жиром. Это едва ли будет честный бой.

— Нам не стоит тратить силы на споры. — Ноа встал между ними. Публичная казнь не оставила равнодушным и его. Все это так. Но признание в этом перед Бриггсом только подольет масла в огонь, а не потушит его. — Мы все должны работать вместе в этом деле.

— Послушайте Ноа, — поддержала Розамонд. — Джентльмены, ясно, что у вас обоих сильные чувства по этому вопросу. Все здесь пытаются сделать все возможное для города и всех, кто в нем живет. Если мы не будем работать вместе, мы пропадем. Так же, как это происходит сейчас в городах. Мы не можем допустить, чтобы это случилось с нами. — Она устремила свой острый взгляд на Бриггса. — Если это означает, что нам придется сделать трудный выбор, то так тому и быть.

Не говоря ни слова, шеф повернулся на пятках и ушел. Мгновение спустя его джип 1970-х годов с ревом выехал со стоянки, задние шины закрутились в снегу, прежде чем он восстановил управление.

Затем он уехал.

— Скатертью дорога, — сплюнул Виггинс. Жесткий, с кислым лицом человек лет пятидесяти, Виггинс был президентом ротари клуба и управляющим Общественного трастового банка.

Джулиан бросил на него взгляд, на его лице ясно читалась неприязнь. Виггинс был еще и брюзгой, всегда старался попасть в милость к Розамонд и добиться большего влияния. Ноа знал, что Джулиан его ненавидит.

Розамонд задрожала и потуже затянула шарф вокруг горла.

— Он придет в себя.

— А если нет? — спросил Саттер мрачно.

— Не беспокойтесь о Бриггсе, — проговорил Виггинс. — Он не будет проблемой слишком долго.

Ноа бросил на него вопросительный взгляд. Виггинс безразлично пожал плечами и ухмыльнулся.

Он пробормотал что-то о проверке организации поставок, но, вероятно, скрылся, чтобы взять для себя лучшее из того, что привезли ополченцы.

— Моим людям есть чем заняться, — заявил Саттер. — Надо собрать налог.

Он кивнул суперинтенданту и зашагал в среднюю школу, уже включив рацию.

— Они не будут тревожить Бишопа, — сказал Ноа. Заявление, а не вопрос.

Розамонд коснулась его руки.

— Аттикус Бишоп уже порядочно настрадался. И заслуживает уединения в своей скорби. Никто не будет его беспокоить. Даю тебе слово.

Ноа почувствовал облегчение, но беспокойство все еще скручивало его изнутри.

— Могу я поговорить с тобой минутку?

— Конечно. Ты же знаешь, я всегда найду для тебя время. Пойдем со мной в приют. Мне нужно отметиться и показать себя.

Джулиан напрягся.

— Пойду проверю добровольцев по связи, — сказал он с ноткой горечи в голосе. — Они должны были уже раздать инструкции по санитарии и уборке мусора для каждого района, но я ничего не слышал.

— Хорошая идея, — одобрила Розамонд, переплетая свою руку с рукой Ноа. Они направились в приют, оставив Джулиана стоять одного.

Глава 29

Ноа

День одиннадцатый

Несколько сотен горожан теснились в здании средней школы. Здесь стало намного больше народу, чем, когда он приезжал сюда всего неделю назад.

Раскладушки и спальные мешки занимали почти каждый свободный дюйм пространства. Семьи и пары сгрудились в кучки тут и там. Набитые чемоданы и вещевые мешки теснились в каждом углу.

В спортзале эхом отдавались голоса, все они звучали напряженно и тревожно. Кашель и сопение. Плач младенцев и детей.

Розамонд остановилась, улыбнулась и выказала сочувствие и сострадание, доброту и заботу. Она никому не пожала руку.

Люди смотрели на нее затравленными, впалыми глазами. Некоторые из них выглядели дрожащими и бледными. Под запахом отбеливателя в спертом воздухе спортзала висела вонь рвоты.

— Что с ними? — спросил Ноа.

— Если собрать столько людей вместе, то обязательно произойдет передача инфекций, — тихо проговорила Розамонд, стараясь дышать неглубоко, когда они спешили через зал. Они помахали Аннет и Ли, которые в углу раскладывали пазлы для полудюжины детей.

Пройдя через металлические двойные двери, они оказались в коридоре, заставленном шкафчиками. Коридоры тоже загромоздили кровати и спальные мешки. Здесь оказалось еще холоднее, и поэтому кашель звучал сильнее.

Большинство учебных классов были заняты. Комната персонала и кабинет директора заполнены отчаявшимися людьми, ищущими тепла.

Они нашли пустой класс. Розамонд заняла удобный стул за учительским столом. Ноа взял металлический стул с одной из ученических парт и придвинул его поближе.

Розамонд наклонилась вперед и уперлась руками о парту. Она сцепила пальцы под подбородком.

— Ноа Шеридан. Что бы я без тебя делала?

— Полагаю, продолжала бы работать, как обычно.

Она засмеялась. Смех получился грустным, но все еще наполненным теплом.

Она работала до изнеможения, чтобы сохранить этот город. Это отражалось в тенях под ее глазами, ее идеально уложенные волосы были слегка растрепаны, а костюм немного помят.

— Не забывайте заботиться о себе, суперинтендант. Вы нам нужны.

— Ты тоже нужен людям, Ноа. Им нужно видеть тебя. Им нужно знать, что закон и порядок все еще здесь. Теперь в другой форме, но все еще здесь. — Она вздохнула, пригладила волосы. — Как дела у Майло?

— У Майло все хорошо. Лучше, чем я ожидал.

— Хорошо. Пусть так и будет. — Розамонд внимательно рассматривала его, наклонив голову. — Тебя что-то беспокоит.

Он глубоко вздохнул.

— Ополченцы. Они кажутся такими… агрессивными.

Розамонд моргнула. Ее глаза заблестели. В ее броне появилась крошечная трещина. Она отвернулась от него, вытерла глаза и глубоко вздохнула.

— Мы делаем то, что должны. Мы никогда больше не допустим такого ужаса. Я не допущу этого. Не под моим руководством. Ты понимаешь?

Он кивнул. Он точно знал, что она чувствует. Чувство вины укололо его. Он отодвинул его подальше.

Суперинтендант взяла себя в руки и посмотрела на него.

— Что еще?

— Налог продуктами питания. Людям это не понравится.

Тонкие морщинки вокруг ее глаз напряглись. Рот сжался.

— Десять процентов — это не слишком много, не так ли? Чтобы сохранить жизнь нашим друзьям и соседям? Люди платили налоги федеральному правительству и правительству штата. Я не думаю, что в ближайшем будущем люди будут платить денежные налоги. Должны ли они просто прекратить это? Или они все еще что-то должны людям, которые борются за их защиту и сохранение их безопасности, здоровья и жизни?

— В этом есть смысл, если так рассуждать.

— Ты позаботишься о том, чтобы люди поняли это? Мне нужна твоя помощь, чтобы все получилось, Ноа. Иначе все просто развалится.

Он тяжело кивнул. Обществу нужно объединиться, чтобы помочь друг другу выжить, но ему по-прежнему не нравилась идея применения силы. Молли и Квинн тоже.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Я уверена, что сделаешь. — Она сузила на него глаза. — Есть кое-что еще.

Она всегда умела хорошо читать его. Ноа сел ровнее и рассказал ей о заявлениях Октавии Райли и подозрениях Бишопа в ночь резни.

— Честно говоря, все это меня беспокоит. Мне это совсем не нравится.

— Никому из нас это не нравится. Резня в Кроссвей — это худшее, что случилось в этом городе, в этом округе, черт возьми, во всем штате Мичиган. Никто не предвидел такого. Никто. Но это доказывает исключительную важность закона и порядка. Мы должны продержаться до тех пор, пока губернатор или федералы не возьмут ситуацию под контроль и не вернется некое подобие цивилизации. Это наша работа здесь. Наша единственная работа.

— А если все-таки их кто-то выпустил?

Розамонд потерла виски.

— Человеческой психике нужна причина, объяснение. Иногда это не более чем старый замок, который сломался, и хороший, но измученный человек, который заснул во время кризиса. Так бывает. Человеческая ошибка есть человеческая ошибка.

— Но…

— Октавия Райли это… она была… наркозависимая шлюха, которая сожительствовала с психопатом. Она понимала, что наконец достигла края. С тобой она увидела шанс, возможность. Преступники скажут что угодно, чтобы спасти свои никчемные задницы.

— Я знаю.

— У нас сейчас нет кадров. Ты знаешь это. Мы все измотаны. Мы все усердно работаем, пытаясь сохранить этот город в безопасности, а его жителей спасти от голода и замерзания. Мы пережили одну снежную бурю. Согласно экстренным сообщениям по радио, другая надвигается прямо на нас.

Он начал было возражать, но она подняла руку.

— Рэй Шульц и его сообщники мертвы. Ты поймал их. Мы поймали плохих парней, Ноа. Мы сделали это. Ты сделал это.

Ноа напрягся. В его голове промелькнуло воспоминание о Билли Картере. Его кровавая улыбка, его косой глаз. Его обескураженный, обвиняющий взгляд.

Вот что беспокоило Ноа больше всего. И преследовало его в кошмарах. Не то, что Билли Картер и остальные мертвы, а то, насколько это было жестоко и уродливо. Как быстро и легко это произошло.

Может, Ноа и не нажимал на курок, но он стоял в стороне и позволил этому случиться. Он не был уверен, что сможет оправиться от этого. И сможет ли кто-нибудь из них.

— Горожане довольны, — продолжила Розамонд. — Им нужно спокойно оплакать своих близких. Повторное разгребание всей этой истории только деморализует людей, внесет раскол и недоверие. Это поставит под угрозу наше сообщество, Ноа. Подумай об этом хотя бы на минуту.

Он ненавидел это ноющее чувство в глубине своего сознания, но вместе с тем понимал необходимость солидарности, единения.

Дэйв слышал по радио сообщения о десятках маленьких городков, уже разрушающихся под натиском банд, мародеров и голодных беженцев, бегущих из мегаполисов.

Фолл-Крик все еще стоял. Это что-то значило.

Напряжение в его плечах ослабло. Розамонд помогла ему увидеть картину в целом. Он не оставлял проблему без внимания, просто отложил ее на время.

— Когда все это закончится…

Суперинтендант встала и протянула руку.

— Конечно. Я лично попрошу оперативную группу расследовать резню в Кроссвей. Было пролито слишком много крови. Это отвратительное дело. Опасное деяние. Чем быстрее с этим будет покончено, тем лучше будет для всех.

Он стоял напротив нее за столом. Они пожали друг другу руки.

— Спасибо, Розамонд.

— Мы семья, — заверила Розамонд. — Помни это.

Рация у бедра Ноа зашипела.

— Это Лютер с северного блокпоста на старом 31-м шоссе. У нас тут парень, который говорит, что он из Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Хотите, чтобы мы его впустили?

Глава 30

Ноа

День одиннадцатый

Представителя Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям звали Аарон Эндрюс. Это был невысокий, полноватый чернокожий мужчина в синей куртке и кепке с эмблемой агентства, сжимавший в руках планшет и ручку.

Он прибыл с военным эскортом. Четверо солдат в военной форме стояли вокруг двух бронированных «Хаммеров», М4 висели у них за плечами.

Розамонд, Аннет, Джулиан и Виггинс окружили Эндрюса в небольшом фойе у входа. Никто не сделал ни малейшего движения, чтобы пройти внутрь к толпе беспокойных беженцев.

— Что происходит? — спросил Джулиан. — Кто это с нами сделал, и мы уже отправили их ядерной бомбой в прошлый век?

— Я могу только подтвердить, что на нас действительно напали, — сказал Эндрюс, на его лице отразилась досада.

— Конечно, до вас доходили хотя бы слухи, — заметила Аннет. — Слухи, за которыми есть хоть какой-то смысл? Обоснованное мнение?

Его взгляд ненадолго переместился на солдат, а затем вернулся к Розамонд.

— По слухам, это дело рук Китая. Они отрицают это, и их ядерные боеголовки на месте. Но это ничего не значит.

— Белый дом знает, — сказал Виггинс. — Можете поставить на это свою задницу. Они тянут время. Конгресс и в хороший день не отличит голову от хвоста. У них не хватает смелости сделать то, что необходимо.

Эндрюс пожал плечами.

— Не мой департамент.

— Когда мы можем ожидать прибытия грузовиков с гуманитарной помощью от агентства? — спросила Аннет.

Эндрюс сжал переносицу пальцами.

— Я здесь не для этого.

Все уставились на него.

Ноа прочистил горло.

— Что?

— Мы оповещаем города, поселки и деревни в регионе. К югу от Каламазу в Портедже и за пределами Сент-Джозефа на старом шоссе 31 были созданы центры экстренной помощи Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, а также палаточные госпитали Красного Креста. Автобусы агентства будут сопровождать граждан в соответствующие региональные центры, в зависимости от того, как Национальная гвардия расчистит дороги и сохранит их свободными. Я передам вам расписание для распространения среди ваших граждан.

— Не многие здесь захотят провести месяцы в переполненном, вонючем лагере для беженцев, — заявил Джулиан, нахмурившись.

Эндрюс напрягся.

— Это не лагеря…

— Мы передадим информацию, — быстро проговорила Розамонд, чтобы сгладить напряжение. — Большое спасибо, что сообщили нам.

— А как насчет еды? — поинтересовался Ноа. Для них это проблема стояла наиболее остро. Даже если ополченцам удастся наладить снабжение, того, что у них есть, хватит на несколько сотен человек не больше чем на неделю. — Когда начнут прибывать грузовики с продуктами?

Эндрюс переминался с ноги на ногу и вздыхал, его явный дискомфорт усиливался.

— Их нет.

— Приедут в следующий раз? — уточнила Розамонд.

— Я не отвечаю за это, — мрачно сказал Эндрюс. — Если люди голодны или нуждаются в жилье, они могут обратиться в один из официальных центров помощи.

— Никакой помощи не будет? — с тревогой спросила Аннет. — Совсем ничего?

Он лишь беспомощно пожал плечами.

— Я просто пытаюсь делать свою работу. Мне жаль.

Неприятное предчувствие охватило Ноа.

— Это неприемлемо. — Голос Розамонд прозвучал спокойно, но с острыми гранями ярости. Она жестом указала за спину. — Посмотрите на этих людей. Они и так не получают достаточно.

— Послушайте, мне очень жаль. — Эндрюс развел руками и оглянулся на свой вооруженный эскорт, словно желая, чтобы они пришли спасать его из очередного разъяренного города. — Только за последние два дня в округах Берриен и Касс подверглись нападению двенадцать грузовиков. Каждый развозной грузовик требует военного сопровождения. У Национальной гвардии есть другие задачи, поэтому количество автоколонн с гуманитарной помощью пришлось сократить. Мы оказались вынуждены расставлять приоритеты.

— А как насчет воздушной доставки? — спросил Ноа, перебирая в уме идеи, что может быть лучше, чем ничего. Молли предупреждала его, но он не хотел в это верить. — Разве нельзя использовать грузовые или военные самолеты, или что-то еще для доставки грузов?

— Мы так и сделали. Большинство военных самолетов остались в строю, и все еще летают. Как и многие старые модели самолетов и вертолетов. Но это невероятно дорого и отнимает много ресурсов. Не говоря уже о жестоких бандах, картелях и ополченцах, которые воруют и грабят все, что могут. В Детройте ни один из доставленных по воздуху товаров не попадает к людям. Их крадут банды с мощным оружием.

— У нас нет такой проблемы, — заверил Ноа. — Вы могли бы доставлять помощь по воздуху в любой из маленьких городков в округе.

— Позвольте мне уточнить. Население Фолл-Крика сколько? Тысяча человек в хороший день? У нас семьдесят пять тысяч голодающих семей в Каламазу. Двести тысяч в Гранд-Рапидс. Сто двадцать тысяч в Лансинге. В Детройте — семьсот — восемьсот тысяч, даже не считая пригородного населения.

Эндрюс нахмурился.

— Мы делаем все возможное, чтобы охватить каждую общину, но некоторым из вас придется справляться самим.

Внутренности Ноя скрутило от волнения и нарастающего гнева.

— Значит, вы просто бросаете нас?

— Вы живете в сельской местности. У вас есть фермы и ресурсы, которых нет в городах.

— Ты что, издеваешься? — Выражение лица Джулиана потемнело, как грозовая туча. — Ты собираешься стоять здесь и нести эту чушь? Сейчас зима. Ты видишь какие-нибудь посевы, готовые к сбору урожая?

Эндрюс сделал шаг назад и поднял руки, защищаясь.

— Вам нужно успокоиться, сэр.

— Мы спокойны. — Розамонд положила свою руку на руку сына, мягко сдерживая его. Она сохраняла спокойствие, хотя уголок ее правого глаза продолжал подергиваться. — Мы знаем, что это не ваша вина, мистер Эндрюс. Но есть ли кто-нибудь, с кем вы могли бы поговорить? С региональным руководителем? Мы нуждаемся в помощи не меньше, чем большие города.

Выражение лица Эндрюса смягчилось. Он всего лишь бумажный бюрократ, не способный ничего сделать, даже если бы захотел. Он выглядел крайне уставшим. Измотанным.

— У нас в Мичигане десять миллионов человек. Проблемы нарастают как снежный ком. Массовые отключения электричества, потеря воды и тепла, отсутствие связи и транспорта… аварийные службы делают все возможное, но мы не можем позаботиться обо всех… мы просто не можем.

Ноа почувствовал, как гнев вытекает из него. Он чувствовал себя подавленным. Даже подозревая, услышать это вслух оказалось в равной степени досадно, тревожно и удручающе.

— У меня связаны руки. — Эндрюс вытер лоб. Его лицо осунулось, под глазами залегли круги. — Мне жаль. Правда.

Никто не проронил после этого ни слова. У них просто пропал дар речи.

Случилось то, чего они так боялись.

Фолк-Крик оказался предоставлен сам себе.

Глава 31

Квинн

День одиннадцатый

Горе — тяжелая штука. Особенно когда ты горюешь о чем-то потерянном, но в то же время никогда не принадлежавшем тебе.

Материнская любовь для Квинн Райли всегда оставалась понятием туманным. То, о чем она читала в книгах или смотрела в фильмах. Скорее идея, желание, чем реальность.

И вот теперь она ушла навсегда. У нее никогда не будет матери, которая целует ее в макушку перед сном, которая обнимает за сказкой или песней, которая слушает, когда она жалуется на школу, мальчиков и домашние задания, которая всегда рядом.

Ни она, ни бабушка не говорили об этом, когда Квинн вернулась в дом после публичной казни, пораженная и все еще не оправившаяся от шока. Кроме того, с ними был Майло. Как бы он ей ни нравился, но он не член их семьи.

Бабушка, видимо, считала так же и занялась делом. Она показала Майло, как консервировать мясо под давлением. На ужин они вместе приготовили мясной рулет. Когда стемнело, бабушка принесла керосиновые лампы и показала Майло, как их зажигать и обращаться с ними.

Квинн действовала на автомате, почти не присутствуя. Она сидела за столом и возилась с кольцом на губах, а ее мысли витали за тысячу миль отсюда. Она не могла есть. Кошки прыгали к ней на колени и терлись о ноги, но она не обращала на них внимания.

После ужина они слушали экстренные предупреждения по радиоприемнику с наручным регулятором. Правительство наконец-то перешло на новое сообщение, которое повторяли до тошноты. Национальная гвардия совместно с Федеральным агентством по чрезвычайным ситуациям и Красным Крестом распределяла помощь и создавала убежища по всему восточному побережью.

Они по-прежнему не называли причину отключения электричества и не упоминали слово ЭМИ. В сообщении содержалась просьба сохранять спокойствие и порядок, а также заверения в том, что электричество будет восстановлено в течение нескольких недель.

— Чушь собачья, — заявила бабушка. — Они явно не знают, что за хрень случилась и как с этим справится.

Майло рассмеялся на это.

Квинн не переставала видеть мертвое тело своей матери, падающее в снег, и не могла найти в себе силы что-либо сделать, не говоря уже о том, чтобы улыбнуться или рассмеяться.

Ноа забрал Майло после шести. Когда они наконец остались одни, бабушка добавила в дровяную печь несколько охапок дров, чтобы поддерживать в ней жар, а затем устроилась за кухонным столом. Она прислонила свою трость к ближайшему шкафу и положила голову на свои покрытые венами и старческими пятнами руки.

— Она мертва? — спросила бабушка без предисловий.

Квинн кивнула.

Они сидели в маленькой, теплой кухне, и пламя уютно потрескивало позади них. «Моссберг 500» стоял возле кухонного шкафа рядом с бабушкиной тростью. 22-й калибр Квинн лежал на столе на раскрытой газете, ожидая, когда его почистят и смажут.

Валькирия и Локи поссорились — скорее всего, Локи, как обычно, донимал Валькирию — и гонялись друг за другом по спинке дивана в гостиной и вокруг мягкого кресла. Один мяукал, требуя еще еды, хотя он уже вылизал свою миску.

Тор забрался к бабушке на колени и устроился там, чтобы вздремнуть, а Хель забралась на верхушку холодильника, взирала на всех оттуда, покачивая пушистым хвостом.

Завывал холодный ветер. Он скрипел ставнями и раскачивал несколько шатающихся черепиц на крыше. За окнами кухни царила абсолютная тьма.

Квинн не плакала. Она давно поклялась, что никогда не будет плакать из-за своей матери. Она не собиралась нарушать эту клятву и сейчас.

Однако это не заглушало яростной боли в ее груди. И боль, пульсировавшую во всем теле, как живое существо.

Какой бы дрянной ни была Октавия, она все равно оставалась матерью Квинн. А теперь ее нет. Теперь у Квинн вообще нет матери, ни плохой, никакой-либо другой.

Она чувствовала оцепенение. И пустоту. Пустота тяготила ее, словно место, отведенное ее матери, приобрело вес и форму, железный комок горя, обиды и потери.

Через несколько минут бабушка мрачно вздохнула.

— Иногда ты можешь любить человека, и это все равно что отправлять всю эту любовь в черную дыру. Это не значит, что твоя любовь недостаточно хороша. Это не значит, что ты сама недостаточно хороша. Ты слышишь меня, девочка?

У Квинн сжалось горло. Ей удалось кивнуть.

— У каждого человека на этой планете есть свободная воля. Бог дал нам эту свободу воли. Это и дар, и проклятие. Каждый из нас принимает свои собственные решения. И как только мы достигаем определенного возраста, мы несем ответственность за эти решения.

— Иногда не имеет значения, как сильно их любили и как правильно воспитывали. Решения, которые принимает человек, порой бывают эгоистичными и злыми до глубины души. Люди решают причинить боль другим людям. Иногда на это есть причина, а иногда нет.

Квинн моргнула, сдерживая внезапную влагу в глазах.

— Ты должна помнить, что вина лежит на человеке, который сделал этот выбор и предпринял эти действия. Октавия делала то, что хотела, и ты тут ни при чем. Ты ничего не могла сделать, чтобы она стала другой. Чтобы заставить ее полюбить тебя. Поверь мне, девочка, я пыталась.

На памяти Квинн бабушка никогда не говорила так много об Октавии. Бабушка держала свои чувства по этому поводу при себе. Как и многое другое.

Бабушка тоже была матерью. Она дала Октавии всю любовь, которую могла дать, а Октавия отвергла ее, как отвергла свою дочь Квинн.

Квинн протянула руку и накрыла хрупкую бабушкину руку своей.

— Как ты себя чувствуешь?

— При чем здесь чувства? — ворчливо сказала бабушка. Она не отдернула руку.

— Октавия твоя… была… твоей дочерью.

Бабушка слегка покачала головой. Ее глаза блестели.

— Я давно оплакала Октавию.

— Ты продолжала любить ее? Даже когда она не любила тебя в ответ?

Бабушка накрыла руку Квинн своей. Ее голос звучал хрипло, как гравий.

— Каждую чертову секунду каждого чертова дня.

Квинн моргнула и тяжело сглотнула. Бабушка все еще находила в сердце силы любить свою дочь, даже когда та этого не заслуживала. И была последним человеком, который этого заслуживал.

Может быть, и Квинн могла чувствовать то же самое. Обида и гнев, любовь и тоска, все это переплелось вместе, бок о бок.

Может быть, не нужно разбираться во всем этом. Это просто было.

Бабушка прочистила горло.

— Это твой дом, ты знаешь.

Квинн посмотрела на бабушку.

Ее лицо оставалось таким же суровым, торжественным и свирепым, как всегда. Ее живые голубые глаза повлажнели и наполнились тяжестью, как в ту ночь, когда умер дедушка.

— Твое место здесь. Со мной.

Квинн проглотила комок в горле.

— Я не собиралась больше никуда уезжать.

Бабушка осторожно поставила Одина на пол и поднялась на ноги. Она взяла свою трость, стоящую у шкафа вместе с ружьем, которое перекинула через плечо.

— Ну, хорошо. Значит, все решено.

— Хорошо, — пробормотала Квинн.

— Тебе нужно готовиться ко сну. Завтра длинный день. — Когда бабушка проходила мимо нее, она замешкалась и сжала плечо Квинн с удивительной силой. — Любовь не всегда оказывается засосанной в черную дыру. Иногда она все же остается. И приносит пользу.

Эмоции бушевали в груди Квинн. Если бы она попыталась заговорить, то начала бы рыдать, как глупый ребенок. Она не могла ничего сделать, кроме как кивнуть.

Бабушка одарила ее понимающей улыбкой и, шаркая, вышла из кухни, направляясь в свою спальню. Квинн осталась сидеть на кухне.

В ее голове промелькнуло воспоминание. Квинн было около пяти лет, и она не могла уснуть, а Октавия склонилась над ней посреди ночи, пьяная, раскрасневшаяся и красивая, глаза блестели так ярко, когда она смеялась. «Я так скучала по тебе, малышка. Мне просто необходимо было сказать тебе, увидеть твое милое личико. Я просто не смогу заснуть, не увидев тебя. Я люблю тебя до умопомрачения, малышка. Ты знаешь это?» Чертова дурацкая луна.

Квинн не шевелилась. Поленья потрескивали и трещали. Ветер вздыхал и стонал.

Она долго смотрела на языки огня, танцующие за стеклом в дверце дровяной печи. Пока ее зрение не затуманилось от слез.

Глава 32

Ханна

День одиннадцатый

Волна боли охватила живот Ханны. Она резко вдохнула, каждый мускул ее тела напрягся. В пояснице и животе возникла яростная судорога, такая же знакомая и первобытная, как сама жизнь.

Она ждала, пытаясь дышать размеренно, но ничего не получалось. Схватки становились все чаще. Она боролась с ними каждый раз, но чувствовала, что слабеет, чувствовала, как боль и истощение высасывают последние силы.

Дело даже не в самих схватках, как будто этого недостаточно.

Раскаленная боль, какой она никогда не испытывала, пульсировала в висках, в основании шеи. Интенсивное давление постоянно давило на ее череп. Руки и ноги покалывало как иголками, они онемели и стали холодными, несмотря на обогреватель.

У нее началась преэклампсия. Она знала, что это так. Знала, что может произойти дальше — судороги, кома, смерть. Эта штука внутри не просто паразит, высасывающий из нее жизнь. Это бомба замедленного действия, которая вот-вот взорвется.

Она должна вытащить это.

По обе стороны проносились черные сплетенные деревья. Их фары освещали занесенные снегом дороги.

Джип занесло и закрутило в глубоком снегу. Лиам зарычал, пытаясь восстановить управление. Он сгорбился над рулем, полный решимости. Видимость составляла двадцать или может тридцать футов. С каждой минутой она становилась все хуже.

Сердце Ханны колотилось в груди. Она ненавидела свою беспомощность больше, чем когда-либо. У нее мало полезных навыков, если они вообще есть. Она даже не могла вести машину с этими ужасными судорогами, с ее деформированной рукой.

Она чувствовала себя бесполезной, грузом, удерживающим Лиама, не позволяющим ему выпустить на волю свою крутость. Подвергая их всех опасности.

Ханна стиснула зубы. Она твердо решила сделать все, что в ее силах, чтобы выстоять. Она сделает все возможное, чтобы помочь.

Ханна неловко держала карту на коленях. Они миновали озеро Поу-Поу на западе и муниципальный аэропорт на востоке. В метель его совсем не видно, только указатель. Отсюда по шоссе 140 они должны проехать двадцать пять миль на юг до Фолл-Крик. Они были так близко. Так близко, но все равно казалось, что это тысяча миль.

Несмотря на боль, ей удалось найти нужную дорогу, и она давала Лиаму указания, пока он вел их в море абсолютной темноты.

Лес закончился, и она почувствовала открытое пространство по обе стороны. Ханна представила себе фермерские дома, фермерские рынки и небольшие предприятия, разбросанные где-то за пределами снежной тьмы. Они не видели ничего, кроме того, что лежало прямо перед ними.

И Пайк, всегда в зеркале заднего вида. Только тусклое красное пятно, почти скрытое бурей белых кружащихся хлопьев. Почти, но не совсем.

Он следовал за ними. Непрерывно. Неумолимо. Безжалостно

Ханна чувствовала его, чувствовала его зловещее присутствие. Он преследовал ее в темноте, кружил вокруг них, как акула кружит вокруг своей добычи, неуклонно приближаясь, подбираясь все ближе и ближе, пока не почувствует, что готов нанести удар.

— Там! — Она указала вперед. Маленький зеленый дорожный знак слева от них гласил «Робертс-роуд». Метель разыгралась так сильно, что Ханна даже не смогла прочитать надпись, пока они не оказались в нескольких футах от нее.

Лиам затормозил, едва не перевернувшись, проехал по широкой дуге, разбрасывая снег, и снес дорожный знак при повороте. Они продолжили движение.

— Это должно быть впереди в двух милях. — Ханна посмотрела в зеркало со стороны пассажира. Считала в уме, следила за появлением красных фар. — Пайк повернул вместе с нами. Он кажется еще ближе.

— Не спускай с него глаз.

Она кивнула, хотя Лиам смотрел только на дорогу.

Во время очередной схватки она задыхалась, стиснув зубы и напрягая мышцы. Казалось, это длилось вечность, прежде чем боль отпустила ее. Ханна опустилась на сиденье, измученная и обессиленная.

Снег кружился в свете фар, падая на стекло. Миллионы и миллионы хлопьев. Как бы быстро дворники не сметали их, они не переставали падать.

Кабина наполнилась щелканьем и скрипом щеток, тиканьем печки, громким пыхтением Призрака.

— Полмили, — сообщила она.

Лиам надавил на тормоз, но медленно, рывками. Джип занесло боком на снегу. Лиам выправил машину, и они остановились — почти лицом вперед, но с небольшим перекосом. Лиам выключил двигатель. Фары погасли. Обогреватель затих.

Как будто у них заглох двигатель. Или шина лопнула. Или закончился бензин.

Это был просчитанный риск. Пайк мог не клюнуть на наживку. Он мог просто сидеть и ждать, пока холод проникнет в кабину, и дать им замерзнуть.

Ханна сомневалась в этом. Та же гипотермия представляла опасность и для него.

Кроме того, это не его путь. Он любил убивать лично.

Они сидели с колотящимися сердцами, едва осмеливаясь дышать, и оба смотрели в зеркала заднего вида. Красные огни были едва видны. Достаточно близко, чтобы они могли видеть его, а он — их, но достаточно далеко, чтобы сделать точный выстрел.

Рука Лиама оставалась на ключах в замке зажигания. Его «Глок» находился под правым бедром для удобства доступа. AR-15 лежала на сиденье рядом с ее ногами и рюкзаком.

— Возьми свой пистолет, — сказал он. — Будь готова.

Ханна позволила карте соскользнуть с колен. Вытащила «Ругер» из кармана и сняла с предохранителя. Сжав больную руку в неловкий кулак, она уперлась прикладом оружия так, как показывал ей Лиам.

Ее руки дрожали. Страх сжимал ее, оседлав каждую волну боли. Она считала бесчисленные снежинки, каждый взмах дворника, пытаясь сдержать умопомрачительную панику.

Она не даст страху взять над ней верх. Она не позволит ему победить.

Ханна оглянулась на Призрака. Он поднял голову и зарычал, его хвост был жестким, а загривок поднят. Он знал о присутствии опасности, чувствовал их тревогу. Даже едва оправившись после ранения, Призрак оставался настороже, готовый защищать свою семью.

— Хороший мальчик, — прошептала Ханна. — Хороший мальчик.

Она повернулась назад, не отрывая взгляда от бокового зеркала.

Красные фары наблюдали за ними.

Шли минуты. Снегоход не двигался.

В кабине становилось все холоднее. Морозный воздух находил щели в дверях и окнах и проникал внутрь.

Схватки шли волнами, становясь все сильнее. Голова пульсировала так, будто кто-то вбил в виски железный прут. Зрение затуманилось, по краям появилась темнота, когда она, не мигая, смотрела в зеркало заднего вида.

Оба красных огонька, застыли неподвижно.

Глава 33

Ханна

День одиннадцатый

— Я рискну. — Лиам посмотрел на нее долгим взглядом. — Ты готова?

Ханна едва могла выдержать интенсивность его взгляда. Выражение его лица было каменным, рот сжат в твердую линию. Все его тело напряглось, как у пантеры, готовящейся к нападению.

Ханна не могла его подвести. Она не могла ошибиться.

Она крепче сжала пистолет.

— Ты можешь мне доверять.

Лиам отрывисто кивнул. Он отстегнул ремень безопасности, опустил стекло, затем наклонился к ней и опустил стекло с пассажирской стороны. Снег посыпался в кабину. Ветер рвался внутрь, протягивая к ней ледяные пальцы.

Он пересел так, что его спина прижалась к рулю. Высунул ствол за окно. Лиам прицелился и выпустил две короткие очереди по три патрона.

Какофонический грохот выстрелов разнесся по маленькой кабине. Ханне хотелось зажать уши ладонями, но она не могла выпустить из рук «Ругер».

Красные огни, казалось, двигались. Белые пятна за ее веками смешались с клубящимся снегом. Она моргнула, чтобы прояснить зрение.

Фары становились все больше и больше. Тупой рев двигателя пробивался сквозь ветер.

— Он приближается! — закричала она.

— Я вижу.

Красные огни двигались в их сторону. Ближе, ближе.

Лиам снова выстрелил.

Пайк свернул вправо, к пассажирской стороне, скрывшись из поля зрения Лиама.

— Поехали! Поехали! — закричала Ханна.

Лиам крутанулся на своем сиденье, винтовка опустилась на бедра, когда он нащупал ключи и включил зажигание. Он нажал на педаль газа, и джип с рычанием рванул вперед.

Пайк уже подъезжал к грузовику с заднего фланга со стороны Ханны. Красный свет заливал кабину. Призрак яростно лаял. Он был на ногах, скользил по кузову.

— Стреляй! — закричал Лиам.

Ханна едва слышала его из-за звона в ушах. Началась схватка. Мучительная боль залила ее зрение красным цветом. Она изо всех сил уперлась в сиденье и дверь, чтобы поднять «Ругер».

Ветер и снег хлестали по кабине, струились через окна ей в лицо. Снежинки скапливались на ресницах, врезались в щеки, в нос, в открытый рот, когда она втягивала ртом обжигающий воздух.

Нервный страх разрывал ее, тянул вниз. Чернота нависла над краями ее зрения. За окном — только снег и бесконечная тьма. Сам дьявол прямо по пятам.

— Используй свой пистолет, Ханна!

Таков был план. Именно это ей предстояло сделать.

Снегоход двигался рядом с пассажирской стороной джипа. Ехал параллельно, на расстоянии не более пяти футов от нее.

Силуэт Пайка выделялся на фоне красного сияния фар, темная тень перегнулась через руль машины, голова в шлеме повернута к ней, одна рука на ручке, другая держит пистолет.

Он не направлял на нее пистолет. Он не стал бы стрелять в нее. Не так.

Ханна не испытывала подобных проблем.

Вот оно. Ее шанс что-то сделать. Заставить его считаться.

Ветер ворвался в распахнутое окно. Она неуклюже возилась с пистолетом. Ее руки покалывало от мучительного онемения.

У нее не хватало времени, чтобы прицелиться или правильно дышать. Она едва понимала, что делает, кроме как сцепить руки, прицелиться и выстрелить.

Она нажала на спусковой крючок. Пистолет дико взвизгнул в ее руках, раздался оглушительный выстрел.

Снегоход дернулся и вильнул. Пайк не вздрогнул, не отреагировал. Ханна промахнулась.

Она направила пистолет. Выстрелила снова.

Снегоход замедлился и резко повернул вправо, а затем снова покатился назад.

Она нажала на спусковой крючок. Выстрелила в него в третий раз.

Снова промазала. Попадание в Пайка не было целью. Отвлечь его, заставить сосредоточиться на ней — вот главная задача. И это сработало как нельзя лучше.

Ханна выстрелила. В четвертый раз.

Пайк пригнулся, выпрямился, выстрелил в ответ. Бум! Не в нее, а в джип. Второй выстрел последовал за первым, затем еще один. Бум! Бум!

Джип занесло. Ханна почувствовала, что ее отбросило назад. Она ударилась о сиденье, ее шею скрутило от боли. Пульсация в голове становилась все мучительнее.

Почти приехали. Они почти у цели.

Еще один выстрел расколол воздух. Она низко пригнулась. Ремень безопасности заскрежетал о ее живот. Следующая схватка пронеслась по всему телу, такая сильная, что перехватило дыхание.

Лиам выругался, выкручивая руль, отчаянно пытаясь вернуть контроль над джипом. Запах бензина заполнил ее ноздри. Ханна задыхалась, ее чуть не стошнило.

Она снова приподнялась, заставляя себя выстрелить еще раз, чтобы сделать свою работу и отвлечь Пайка, сколько потребуется. Она щурилась от снега и ветра, от белых пятен, пляшущих перед глазами.

Снегоход с ревом пронесся рядом с ними. Пайк повернул голову в их сторону, подняв пистолет.

Они достигли моста.

Глава 34

Ханна

День одиннадцатый

Казалось, что все движется в замедленной съемке. Джип и снегоход ревели бок о бок. Впереди — участок дороги и река, высокие крутые берега, обрывающиеся к реке с обеих сторон.

Перед самым въездом на мост Лиам крутанул руль, свернул вправо и сильно ударился о снегоход.

От удара джип резко вильнул и зацепил снегоход Пайка. Удар пронзил позвоночник Ханны и отозвался в ее черепе.

Пайк не ожидал этого, он все еще держал одну руку на руле, а другую — на оружии. Он настолько сосредоточился на том, чтобы уклониться от выстрелов Ханны и одновременно попытаться пробить шины джипа, что не заметил ни реки, ни крутой насыпи, несущейся к нему.

Снегоход Пайка вышел из-под контроля. Передние лыжи машины ударились о снежный вал, покрывавший короткое ограждение прямо перед мостом, и отломились.

Инерция снегохода перевернула его на бок и сбросила с обрыва в реку Поу-Поу.

Ханне показалось будто она раскололась на части. Время остановилось. Она почувствовала, как джип следует за снегоходом через край, так быстро, легко и плавно, словно санки по снегу.

Ханна вцепилась в свое сиденье, когда джип опрокинулся и полетел вниз, вниз, вниз. Черная сверкающая река несется ей навстречу. В лобовом стекле не отражалось ничего, кроме черной ледяной пустоты, огромной, темной и широкой, как вселенная, поглощающей ее целиком. Свободное падение, ее желудок в горле, сердце слишком ошарашено, чтобы биться. Ни повернуть вспять, ни позвать на помощь, ни изменить непреложную физику мира.

Сначала ударяется переднее крыло, затем капот сминается, как банка газировки, остальная часть джипа на полной скорости врезается в лед, дрожащая, бьющая по костям сила удара, резкая остановка.

Может быть, они на мгновение застынут на месте, балансируя на краю, в то время как сила удара отразится от ледяной плиты, паутиной трещин, расходящихся, ширящихся по льду. Может быть, они посмотрят друг на друга и возьмутся за руки в эти последние ужасные секунды, два последних человека во вселенной. Ханна и Лиам. Лиам и Ханна.

А потом раздался сильный стон, когда поверхность провалилась под ними, и это казалось ужасно — погружение в черное холодное ничто, которое проглотит ее и никогда не выплюнет обратно. Она исчезнет, исчезнет, засосанная в бесконечную ледяную тьму…

— Ханна!

Она задыхалась, всхлипывала, цеплялась ногтями за холодное черное ничто, и она не тонула, не была мертва, даже не находилась в воде.

Лиам потряс ее за плечи.

— Ханна! Очнись!

Его голос доносился издалека, тусклый и глухой под звоном высоких частот в ее ушах. Ханна моргнула. Он медленно приближался. Мрачное, суровое лицо. Эти серо-голубые глаза.

Единственный свет исходил от фонарика Лиама, лежащего на центральной консоли. Она не помнила, откуда он взялся.

В джипе стало тихо и спокойно. Ни урчания двигателя, ни печки, ни фар. На лобовом стекле лежал снег. Хлопья вихрем влетали в кабину через боковые окна. Они собирались на ее руках, животе, волосах. Было холодно. Так холодно.

— Что… что случилось?

— Мы сделали это. Он вылетел через ограждение. В воду.

— Мы не перевернулись.

Он улыбнулся ей. Улыбка вышла приятной, полностью преобразив жесткие черты его лица.

— Близко. Но нет, не перевернулись.

Все ее тело покалывало. Ей казалось, что голова вот-вот расколется. Она устала. Так устала.

Лиам снова потряс ее.

— Не делай этого. Не вздумай потерять сознание. Пайк расстрелял джип. Он зацепил двигатель, бензобак. Машина мертва. Мы должны выбраться из этой метели, или мы умрем здесь.

— Я не хочу умирать, — пробормотала она.

— Я тоже.

Призрак протиснулся между сиденьями, положил свои большие лапы на консоль и отпихнул Лиама с дороги.

Лиам поднял руки и откинулся назад.

— Эй, парень!

Хвост Призрака бил по сиденьям, когда он прижимался к лицу Ханны и обеспокоенно подвывал. Его горячее, вонючее собачье дыхание заполнило ее ноздри, но согрело замерзшие щеки. Она прильнула к нему, обвила руками его шею и уткнулась лицом в широкую пушистую грудь.

— Ты уверен, что он провалился? — пробормотала она в шерсть Призрака.

— Я проверил. Там огромная дыра во льду. «Ски-Ду» провалился прямо в нее. Этот засранец ушел вместе с ним.

— Хорошо. — Это еще не казалось реальным. Ей было слишком холодно, она слишком ошеломлена, ей очень больно. Это станет реальностью потом. — Хорошо.

Лиам наклонился к ее ногам, взял свой рюкзак и положил его на колени. Он извлек магазин из AR-15, засунул его в боковое отделение рюкзака, достал свежий и вставил его. Пристегнул винтовку к перевязи.

Ханна все еще сжимала рукоятку пистолета так сильно, что пальцы затекли и онемели. Она протянула его ему.

— Вот.

Он покачал головой.

— Он твой. Ты справилась. Ты в точности выполнила то, что от тебя требовалось.

Ханна засунула пистолет в карман куртки. Она могла бы покраснеть, если бы ее не тошнило.

Она толчком открыла пассажирскую дверь и вылезла наружу. Призрак пробрался по передним сиденьям и выпрыгнул за ней. Она похлопала по карманам куртки, убедилась, что нож и пистолет при ней.

Ветер хлестал ее, трепал одежду, шарф, волосы, намереваясь сбить с ног. Снег бил ей в лицо и глаза. Ханна закрыла лицо руками, жалея, что нет очков для защиты от снега. Схватка сотрясла ее. Она чуть не упала от боли.

Она находилась в двадцати милях от дома. Но в эту метель это не имело значения. Важно лишь найти убежище.

Ее охватило сильное желание. Инстинкт. Что-то глубинное и первобытное, как у матерого волка, ищущего логово — ей нужно найти теплое и безопасное место, чтобы укрыться, лечь и делать то, что заставляло ее тело. У нее не было власти над этим, не оставалось выбора.

Призрак прижался к ее бедру, встав рядом с ней. Ханна зарылась здоровой рукой в его загривок. Он не давал ей свалиться.

Лиам подошел к джипу, его рюкзак был закинут на плечи, в руке он держал фонарик. Он протянул ей отрезок паракорда и наклонился поближе, чтобы она могла слышать его сквозь ветер.

— Обвяжи веревку вокруг руки. Мы должны оставаться рядом, иначе потеряем друг друга.

Она тупо кивнула. Схватка накрыла ее, и она обмякла, едва не упав. Лиам встал с противоположной от Призрака стороны и обнял ее за плечи. С благодарностью Ханна прислонилась к нему.

Они двинулись в путь. Каждый шаг давался ей с трудом, снег тянул вниз. Она шла вперед, опустив голову, стиснув зубы, заставляя себя ставить одну ногу впереди другой, заставляя себя идти дальше.

Ханна не могла сражаться, не могла стрелять, не могла делать почти ничего. Но она знала, как выстоять. Она знала, как продолжать идти вперед, продолжать жить даже перед лицом непреодолимых трудностей.

Это тоже что-то значит.

Глава 35

Ханна

День одиннадцатый

Лишь фигура Лиама тенью маячила рядом с Ханной. Луч фонарика едва проникал дальше трех-четырех футов.

Все исчезло в клубах белого снега. За пределами этого круга могло быть что угодно. Город с небоскребами. Арктический океан. Конец света.

Холод превращался в хищника, живое существо, злобное и беспощадное.

Ее ресницы запорошило снегом так, что она едва могла открыть глаза. Ее лицо и уши горели. Она крепче вцепилась в мех Призрака, онемевшими пальцами.

Ее ноги тоже занемели. От преэклампсии или от холода, Ханна не знала.

Боль как хищный зверь грызла ее внутренности. Демон, пришелец. Паразит. Оно убьет ее, чтобы выбраться наружу.

Может быть, Пайк в конце концов получит свою месть.

Лиам резко остановился. Она оступилась, споткнувшись о толстый слой снега. Он крепче обхватил ее за талию, поддерживая, а затем указал на предмет высотой по грудь перед ними.

Ханна уставилась на него, на секунду не понимая, что это такое.

«Почтовый ящик», — прошептал ее затуманенный разум. Почтовый ящик означал дом. Четыре стены и крыша, чтобы укрыть их от бури. Кровать с матрасом. Может быть, даже старая добрая бабушка, которая сварит ей суп, натопит теплую ванну и обернет кучу одеял вокруг ее дрожащих плеч.

— Почти пришли, — крикнул он ей в ухо. Лиам повернулся и зашагал по плотному снегу в сторону дома. Она шаркала рядом с ним, стараясь не отставать.

Сильная судорога пронзила все ее тело, горячая и пульсирующая. Голова гудела, мысли кружились в голове. Становилось все труднее и труднее думать ясно, заставлять себя сосредоточиться.

Призрак лаял, мчась впереди них. Показывая дорогу. Из клубящейся тьмы вынырнула огромная громадина. Они добрались до дома. Крыльцо. Заснеженные кресла — качалки.

Лиам помог ей подняться по ступенькам и стукнул кулаком в дверь.

— Эй! — крикнул он. Ветер подхватил его голос и унес в темноту.

Из дома не доносилось ни звука. Ни свечи, ни фонари не светились в окнах. Похоже, никого нет дома. Может быть, они так и не вернулись. А может, перебрались в приют.

— Попробуем с черного хода, — крикнул Лиам.

Когда они с Лиамом обогнули дом и нашли заднюю раздвижную стеклянную дверь, Ханна дрожала так сильно, что едва могла идти. Лиам использовал декоративный камень, который нашел под снегом, чтобы разбить стекло.

Он соскреб зазубренные осколки с рамы кирпичом, пробрался внутрь и отпер дверь. С трудом открыл ее. Курганы снега рассыпались по плитке. Наконец, они оказались внутри.

Лиам провел лучом фонарика по внутреннему пространству. Они находились на кухне — круглый деревянный стол, покрытый кружевной скатертью, приземистые белые шкафы, пожелтевший линолеумный пол. На столе стояла розовая керамическая банка из-под печенья. Старая и несовременная, но чистая.

В доме слабо пахло химическими чистящими средствами. Не было вони гниющей еды или неиспользованных мусорных баков. Тот, кто здесь жил, должно быть, уехал куда-то на рождественские каникулы и не вернулся.

Призрак стоял в центре кухни и отряхивал свой мокрый мех, разбрасывая снежные капли повсюду, в том числе и на Лиама.

Лиам посмотрел на пса.

— Серьезно? Прямо рядом со мной?

Призрак посмотрел на них и наклонил голову, на его морде появилось слишком довольное выражение.

— Даже у собак есть чувство юмора, — пробормотала Ханна.

Лиам покачал головой в знак протеста. Он пристроил фонарик под свой «Глок» и взял их двумя руками.

— Я собираюсь осмотреть дом, на всякий случай. Оставайся здесь.

Призрак последовал за Лиамом через арку в гостиную, вероятно, желая стряхнуть на него побольше снега. Ханна опустилась на ближайший кухонный стул. Она оперлась локтями на стол и опустила голову на руки.

Она ждала, с ужасом ожидая следующего приступа мучений. Дальше будет только хуже.

Через несколько минут Лиам вернулся, в его руках лежала охапка дров.

— Нашел это под брезентом в гараже. Здесь давно никого не было. Никто еще не разграбил это место. Только не открывай холодильник.

Спустя считанные минуты Лиам развел в камине огонь. Теплый, мерцающий свет наполнил уютную гостиную. Она вдыхала успокаивающий запах древесного дыма и углей, тепло медленно согревало ее замерзшую кожу.

Лиам притащил два матраса из спальни наверху — комнаты маленьких девочек, судя по фиолетовым простыням с изображением принцессы и розово-телесным простыням с изображением единорога. Он положил их перед камином, отодвинув журнальный столик, заваленный журналами «National Geographic», и придвинув клетчатый диван к дальней стене.

Он снова поднялся наверх и вернулся с несколькими свечами, которые зажег и поставил на камин, на книжный шкаф в другом конце комнаты и на кухонный стол. В следующий раз Лиам поднялся наверх и вернулся с охапкой одеял и подушек, наваленных выше его головы. Он бросил их на матрасы.

Призрак удовлетворенно тявкнул и бросился на ближайший матрас. Он крутанулся на нем, как кошка, и плюхнулся прямо в центр кучи одеял.

Лиам хмыкнул.

— Думает, что он король замка.

— Так и есть.

Лиам нахмурил брови.

— Значит, ты собираешься отдать свой матрас? Я точно нет.

Она с болью вздохнула.

— По моему мнению, этот пес может спать где хочет.

— Справедливо.

Лиам помог ей добраться до матраса. Она с благодарностью опустилась рядом с Призраком. Пес прополз вперед на брюхе, прислонился к ее боку и положил голову на лапы.

Лиам опустился на колени рядом с ней. Он жестом указал на ее одежду, покрытую снежной коркой.

— Могу я тебе помочь?

Она кивнула сквозь новый приступ боли.

Он снял с нее шапку, перчатки, шарф и куртку. Расшнуровал ботинки и снял их один за другим. Затем стянул с нее слой влажных шерстяных носков и накинул одеяло с изображением «My Little Pony».

Благодарность переполняла Ханну.

— Лиам…

— Просто отдыхай. — Лиам встал. — Я собираюсь использовать немного фанеры из гаража, чтобы заблокировать раздвижную стеклянную дверь. Потом наберу воды из водонагревателя и обыщу шкафы в поисках ужина.

Призрак поднял голову, навострив уши.

— Да, и для тебя тоже. — Лиам направился на кухню.

Схватка, охватившая ее, прошла хуже, чем все предыдущие. За веками мелькали белые пятна, голова раскалывалась. Она застонала.

Лиам напрягся. Он медленно повернулся, ужас исказил его черты.

Ханна вздохнула, стиснув зубы, и заставила себя встретить его взгляд.

— Он идет. Ребенок выходит.

Глава 36

Пайк

День одиннадцатый

Пайк не чувствовал страха, только ошеломленное удивление, когда джип врезался в него, а снегоход пошел в дикий занос. Он врезался в ограждение, ударившись о него с такой силой, что снегоход перевернулся и перевалился через край.

Пайка выбросило из снегохода, руки сорвались, ноги потеряли опору. Он падал, кувыркаясь через край, пролетев двадцать пять футов до льда под мостом.

Он тяжело приземлился на правый бок. Бело-горячая боль взорвалась в плече, бедре, ребрах. Он ударился головой о лед с сильным стуком. За веками закружились белые звезды.

Осторожно, аккуратно он пошевелился. Сначала левой рукой, потом правой. Кисти, запястья, локти. Нога, лодыжка, колено. Левая, затем правая. Покрутил плечами.

Все его тело болело. Он был весь в синяках и ссадинах, но, похоже, ничего не сломано. Левое предплечье горело — искалеченная плоть от укуса собаки снова разошлась.

Пайк стиснул зубы и перекатился в сидячее положение, вытянув ноги перед собой. Затылок тупо пульсировал. Голова болела просто убийственно.

Снег шел густым и тяжелым вихрем. Ледяные хлопья жалили его лицо. Ветер трепал и дергал куртку, угрожая сорвать шарф. Голова оказалась непокрытой. Шлем он потерял при падении. И свою «Беретту». Он больше не держал ее в руке.

Пайк моргнул, смахнул снег с глаз.

Дальний берег реки лежал в тридцати футах перед ним — крутой, но не такой крутой, как ближний, где он свалился. Тонких темных стволов деревьев, торчащих вдоль склона, вполне хватило бы, чтобы подтянуться.

Мост возвышался над ним, темный и внушительный, внизу извивалась замерзшая, продуваемая всеми ветрами река. Каким-то образом он скатился под него.

«Я все еще вижу», — вяло подумал он. Как он мог видеть так ясно?

При падении Пайк ушибся сильнее, чем думал вначале. Он потряс головой, чтобы прочистить мозги. Помня о льде, он медленно повернулся и посмотрел прямо за собой.

Менее чем в пяти футах от него изо льда торчал снегоход. Он приземлился задней частью вперед. Сдвоенные фары светили вверх, освещая снег жутким красным светом.

Послышался треск и хруст, когда отверстие во льду вокруг «Ски-Ду» расширилось. Глубокие трещины расползались от снегохода. Небольшие лавины снега обрушились в расширяющиеся трещины, сползая в черную воду с легкими звуками «пффф, пффф».

Он слышал их, даже сквозь стоны ветра и скрип веток. Слышал каждый хруст и треск, когда замерзшая плита льда раскалывалась.

Его сердце забилось быстрее, во рту пересохло.

С громким стоном снегоход сдвинулся с места и начал скользить. На мгновение он приподнялся, как будто покачиваясь на течении, а затем рухнул на бок, красные фары безумно замелькали, а затем засветили Пайку прямо в глаза, ослепив его.

Инстинктивно он поднял руку, чтобы закрыть лицо.

Плоскость льда сдвигалась, трещала и хрустела, когда река проглотила снегоход одним жадным глотком.

Пайк замер, желая, чтобы все закончилось, чтобы река насытилась.

Однако этого не произошло.

Река походила на него — вечно неудовлетворенная, вечно голодная, вечно жаждущая большего.

Адреналин забурлил в его венах. Неподвижность не помогла бы ему сейчас. Он крутанулся и на руках и коленях бросился к дальнему берегу, к безопасности.

Огромная трещина пронеслась под ним. Затем еще одна и еще. Поверхность разверзлась, и он проскользнул в пролом. Темная вода сомкнулась над его головой.

От шокирующего холода у него едва не остановилось сердце. Пайк дико дергался, толкал себя вверх, прорываясь на поверхность. Его легкие сжались, и на мгновение он не смог втянуть воздух.

Брызгая слюной и кашляя, он вцепился в ближайшую плиту. Течение тащило его за ноги, угрожая затянуть под лед и унести прочь.

Он держался, поднимая ноги в воде и понемногу выбираясь на лед, хватаясь за опоры, царапая пальцами в перчатках, понемногу вытаскивая себя.

Пайк оставался сосредоточенным, но не боялся. Река его не возьмет. Холод не возьмет его. Он сам управлял судьбой, сам ломал все под своей железной рукой.

Это был вызов, испытание его воли. Как любой охотник, он любил сложные задачи.

Это лишь разъярило его.

Ярость подстегивала Пайка, когда он передвигался по льду, полз, раскинув ноги и руки, снег попадал ему в лицо, в глаза, в рот.

Его мысли сузились до одного желания — Ханна. Солдат. Собака. Что он сделает с ними. Как он заставит их смотреть. Сначала он убьет собаку. Потом Ханну. Потом солдата. Или, может быть, солдата вторым. Ханна и ребенок, которого она носила — его ребенок — будут последними.

Он полз, как червь, продвигаясь вперед на животе. Лед стонал и дрожал под ним, но не поддавался.

Наконец, Пайк достиг твердой земли на берегу реки. Тогда он поднялся на ноги.

Его била неконтролируемая дрожь, тело болело, мысли текли медленно и тягуче. Его промокшая одежда уже стала хрупкой и примерзала к коже. Гипотермия наступит через несколько минут.

Он потянулся к ремню винтовки. Его не было. Пайк выругался сквозь стиснутые зубы. Он потерял свой винчестер в воде и даже не заметил этого. Но сейчас он слишком замерз, чтобы беспокоиться об этом

Он достал маленький фонарик из кармана на молнии в куртке, пальцы дрожали так сильно, что он чуть не выронил его. Зажал его между зубами, чтобы руки оставались свободными, и стал подтягиваться по насыпи, используя ветки, корни деревьев и все, за что мог ухватиться.

На вершине насыпи деревья поредели и, как он надеялся, превратились во двор. Люди любили дома с видом на реку. Почему это место должно быть другим?

Свет фонаря позволял ему видеть только несколько футов перед собой. Пошатываясь, Пайк пробирался сквозь снег и темноту. Ступая шаг за шагом.

Он не умрет сегодня. Коль скоро только хорошие люди умирают молодыми, то ему суждено жить вечно. Его невозможно остановить. Ему нет равных.

Он беспощаден, как сама вьюга.

Глава 37

Квинн

День двенадцатый

Локи в очередной раз махнул хвостом перед лицом Квинн. Она отталкивала его, но он все равно возвращался за добавкой.

— Тьфу! Локи!

— Локи все устраивает, — сказала бабушка и ласково погладила его. Он замурчал и потерся головой о ее руку. — Правда, мальчик?

Квинн, Майло и бабушка сидели за кухонным столом и строили солнечную печь из алюминиевой фольги, картонных коробок, клейкой ленты, куска оргстекла и нескольких других материалов. Бабушка объяснила, что с ее помощью можно разогревать еду и дезинфицировать воду даже зимой, пока есть солнце.

Квинн фыркнула.

— В Мичигане шансов мало.

Огонь в дровяной печи потрескивал и весело горел. Вкусный, дрожжевой аромат домашнего хлеба наполнял кухню.

Бабушкин «Моссберг-500» стоял прислоненный к шкафу рядом с ее тростью. Заряженная винтовка Квинн 22-го калибра и коробка патронов лежали на серванте позади нее, в пределах досягаемости.

Хель, заносчивая правительница преступного мира, следила за своими владениями со своего излюбленного места на верхушке холодильника. Как она туда забралась, Квинн понятия не имела.

Тор обвился вокруг ног Майло, его хвост торчал прямо в воздухе, и он мяукал, чтобы его погладили. Один и Валькирия спали, свернувшись калачиком на ковре перед дровяной печью.

Локи, озорной, непослушный табби, все время прыгал на стол. Квинн отгоняла его. Через три минуты он снова возвращался, терся о стенки картонной коробки, чуть не сбивая лампу, или тыкал хвостом в нос Квинн.

— Он такой надоедливый, — проворчала Квинн.

— А, по-моему, он классный, — отозвался Майло.

— Конечно, ты так думаешь.

— Вы, наверное, очень любите кошек, — обратился Майло к бабушке. — Правда многовато кошачьего туалета для уборки.

— Расскажи мне об этом. — Квинн закатила глаза. — Называй ее кошачьей повелительницей апокалипсиса.

— Заметь, не я это сказала, — проговорила бабушка.

— А что будет с кошками, если нам придется уходить?

Бабушка жестом показала на себя и свою трость и горестно улыбнулась Квинн.

— Куда? И как? Кроме того, мои детки никуда не денутся. Думаешь, мы сможем перегнать этих сумасшедших кошачьих до самой Флориды?

— Если кто и сможет, так это ты.

Бабушка фыркнула.

Квинн пожала плечами.

— Ну, в любом случае, если дело дойдет до этого, мы всегда сможем съесть кошек.

Бабушка взмахнула тростью и шлепнула Квинн по заднице, прежде чем та успела отпрыгнуть в сторону.

— Скорее, я сначала съем кое-какого нахального человека.

Глаза Майло расширились, его голова металась туда-сюда, пока он следил за обменом репликами.

— Не волнуйся, — сказала Квинн. — Бабуля редко ест гостей. Ты в безопасности. Возможно.

Бабушка подмигнула Майло.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Он улыбнулся.

— Я знаю, вы шутите.

— Не стоит быть таким уверенным, — отчеканила бабушка.

Один проснулся после сна у дровяной печи, зевнул и рысью подошел к столу. Он запрыгнул на колени бабушки с ленивым ворчанием. Повернулся по кругу, разминая лапами ее бедра, и свернулся в пушистый клубок.

Бабушка сделала паузу в работе, чтобы почесать его за ушами. Через несколько секунд он снова спал. Один был самым толстым и ленивым котом на планете. Он только и делал, что ел, гадил и переходил из одного сна в другой.

Квинн закатила глаза.

— Кошки бесполезны в условиях апокалипсиса. Мы должны завести собаку.

Бабушка погладила спящего Одина по голове.

— Скажи это еще раз, и ты будешь спать в гараже.

Квинн улыбнулась. Это было почти по-настоящему.

— Держу пари, пахнуть там будет лучше.

После разговора с Бишопом и с бабушкой она начала чувствовать себя немного лучше. Но все еще было больно. Она все еще страдала от шрамов, и ее преследовали кошмары. Но она уже не чувствовала себя такой одинокой.

Бабушка прищелкнула языком.

— Что же мне с тобой делать?

— Что ты будешь делать без меня, звучит точнее.

Майло положил алюминиевую фольгу на стол, наклонился и посадил Тора к себе на колени.

— Я думаю, Квинн довольно крутая.

Квинн почувствовала, что улыбается, вопреки всему.

— Видишь? Он думает, что я классная.

Бабушка закатила глаза.

— Кстати, о том, какая ты классная… Я хочу, чтобы ты проверила соседей вместо меня.

— Значит, у тебя есть сердце.

— Пожалуйста. Даже у Гринча есть сердце. Я проверяю их по утрам, как ты прекрасно знаешь. Но меня беспокоит бедро, так что ты можешь сделать это сегодня. Вот зачем Бог дал старикам внуков.

— Я не верю в бога.

— К счастью, Бог верит в тебя, иначе ты бы не существовала. А теперь иди. — Она указала жестом на несколько продуктовых пакетов, сложенных у входной двери. — В каждом пакете несколько коробок макарон с сыром и банки печеных бобов. И я наполнила две пластиковые двухлитровые бутылки фильтрованной и дезинфицированной водой для каждого дома. Это не так много, но это уже кое-что.

Квинн уставилась на нее, положив руки на бедра.

— Ты все еще раздаешь еду?

Бабушка бросила на нее острый взгляд.

— Мой пастор считает меня ангелом милосердия, облаченным в свет. Я стараюсь поддерживать эту репутацию.

Квинн фыркнула.

— А разве дьявол не маскируется под ангела света?

— Подойди ближе, чтобы я вымыла этот болтливый рот с мылом, девочка.

Квинн протанцевала в недосягаемости.

— Ни за что.

Майло хихикнул. Бабушка потянулась и притворилась, что ущипнула его за щеку. Ее улыбка была искренней.

Сердце Квинн сжалось. Они еще очень далеки от того, чтобы прийти в норму, но уже начали долгий, медленный процесс собирания осколков.

Бывали моменты, когда Квинн заставала бабушку неподвижно уставившейся в окно, с мокрыми глазами. А иногда она просто останавливалась посреди дела, которым занималась, и ее взгляд становился отрешенным. Она застывала в таком состоянии несколько минут, затем встряхивалась, бормотала себе под нос и возвращалась к работе.

Квинн прочистила горло и подавила внезапный всплеск эмоций.

— Так в чем же истинная причина того, что мы идем от двери к двери? Я знаю, что это не просто доброта твоего сердца.

Выражение лица бабушки стало серьезным.

— Мы не можем делать все сами. Очень скоро нам придется работать вместе. Для заготовки дров, для сбора и приготовления пищи, для охоты, для обеспечения безопасности. Несколько человек не могут делать все. Нам нужны наши соседи. Нам нужна община.

Квинн вздохнула.

— Полагаю, ты права.

— Я всегда права. Я планировала собрать соседский дозор, чтобы все могли присматривать за этой улицей. Но все начинается с доверия и доброй воли.

— А что, если они придут и просто попытаются украсть ваши вещи теперь, когда они знают, что у вас все еще есть еда и припасы? — спросил Майло.

— Хороший вопрос, Мелкий.

Бабушка кивнула.

— Мы должны позаботиться о тех, кому повезло меньше, если можем, но мы сделаем это осторожно, анонимно, если это возможно, и мы также должны убедиться, что у нас есть достаточно для нашей собственной семьи. Это тонкий баланс. Вот почему ты будешь говорить одну и ту же фразу в каждом доме. Это последнее, что у нас есть. У всего истекал срок годности, поэтому мы решили поделиться этим и проверить всех и убедиться, что с ними все в порядке. — Она сузила глаза на Майло. — Ты понял?

Майло сморщил нос.

— Разве это не ложь?

— Это значит поступать умно, — объяснила бабушка. — Точка. Конец истории.

— Хорошо. — Майло закончил гладить Тора и опустил его на пол. Кот обхватил его ноги и жалобно мяукнул, требуя добавки.

— Скажи им, чтобы собирались у меня дома сегодня в семь, и я подам последний домашний хлеб с маслом. Это поможет привлечь их сюда.

Квинн и Майло надели зимнее снаряжение и взяли пакеты с припасами. Квинн отодвинула в сторону одеяло, которым они завесили дверной проем, чтобы сохранить тепло. Окна уже были закрыты алюминиевой фольгой, чтобы отразить все тепло обратно в дом.

Она сняла одеяло, прижатое к нижней части задней двери, и тщательно удалила клейкую ленту, которую они с Майло наклеили на раму.

Коты кружили вокруг ботинок, принюхиваясь и мяукая от нетерпения, радуясь возможности выйти на улицу и поохотиться на птиц и мышей. Валькирия пронеслась между их ногами в виде гладкой черной полосы. В отличие от других кошек, она, похоже, любила снег. На фоне белого поля она напоминала миниатюрную пантеру, преследующую свою добычу.

В бабушкином районе стояло много старых одно- и двухэтажных домов, расположенных на нескольких акрах лесистых участков. Квинн уложила вещи на старые санки, которые бабушка хранила с тех пор, как Квинн была маленькой. Майло сидел впереди, держась за борта и ухмыляясь, как маленький ребенок.

Он и был маленьким ребенком. Он должен был им быть. Но он оказался чертовски тяжелым.

Она тащила санки по глубокому снегу к следующему дому, ворча от усилий и скрипя зубами.

— В следующий раз ты потянешь меня, Мелкий. Не такой уж ты и маленький, в конце концов.

Светило солнце. Небо в кои-то веки синело. Бабушка сказала, что надвигается очередная метель. Квинн не знала, откуда она это знает. Бабушка сказала, что это какое-то древнее искусство фермеров — уметь читать по небу.

Даже несмотря на солнце, воздух все еще оставался холодным. Ее руки напряглись, когда она ухватилась за веревку и потянула сани за собой. Всего через несколько минут ее ноги стали похожи на глыбы льда.

Первые два дома пустовали. На входных дверях краской нарисовали большие красные крестики. Несколько окон разбиты. Следы шин и утоптанный снег на лужайке перед домом говорили о том, что эти дома уже разграбили.

Один дом принадлежал молодой паре с ребенком. Бабушка сказала, что они навещают родителей жены в Орландо. Возможно, они все еще там. По крайней мере, во Флориде тепло, и люди не мерзли.

Второй дом принадлежал уважаемому бухгалтеру лет пятидесяти, которого Квинн редко видела на улице, разве что, когда он забирал почту из почтового ящика. Один из подростков с соседней улицы стриг его газон летом и чистил лопатой подъездную дорожку зимой. Бабушка говорила, что он общается с дедушкой, но больше не с кем. Никто не знал, где он, но его явно в доме нет.

Третий дом принадлежал Клири, паре средних лет с выводком детей, которые постоянно кричали, бегали и катались на велосипедах по бабушкиной лужайке летом.

Квинн не очень-то их жаловала, но приказ есть приказ.

Она подошла к входной двери, бросила веревку от санок, схватила один из пакетов и стукнула кулаком по дереву.

— Может, их тоже нет дома, — сказал Майло с саней.

— Они дома. — Через дверь доносились крики и вопли мальчиков. Она подождала несколько нетерпеливых секунд и снова постучала.

Было слишком холодно, чтобы ждать вечно. Она уже собиралась повернуться и уйти, когда дверь приоткрылась.

В щель просунулся какой-то предмет и нацелился ей в лицо — дробовик.

Глава 38

Квинн

День двенадцатый

— Что тебе нужно? — Миссис Клири посмотрела на Квинн через ствол дробовика. — Уходи.

Сердце Квинн подпрыгнуло. Она вскинула руки.

— Ух ты! Расслабьтесь, леди. Это всего лишь я. Внучка Молли с соседнего двора.

— Мы не подаем. Так что просто убирайся отсюда, пока я не сделала то, о чем мы обе пожалеем.

Ствол дробовика дрожал. Руки миссис Клири дрожали. Ее глаза покраснели и налились кровью.

Она была невысокой, грузной белой женщиной с вьющимися светлыми волосами, прилипшими к ее потрескавшимся, покрасневшим щекам. На ней было несколько штанов. Под ее застегнутым пальто виднелась пара толстовок.

Позади нее Квинн увидела кучу детей, которые в куртках и шапках сгрудились на диване и смотрели на нее широкими, зачарованными взглядами. Их как минимум четверо — все мальчики, в возрасте до десяти лет.

Квинн встряхнула пакет. Банки звякнули друг о друга.

— Вы все неправильно поняли. Это мы принесли еду. Бабушка попросила меня проверить, как у вас дела.

Миссис Клири сделала шаг назад. Медленно она опустила ружье, но держала его в руках, все еще настороженно.

— Еду?

— Макароны с сыром. Фасоль. Думаю, есть консервированный суп для детей. Мы с бабушкой не очень любим макароны с сыром из коробки. — На самом деле, Квинн любила, но она не хотела, чтобы леди чувствовала себя плохо.

Майло выскочил рядом с ней.

— Это последнее, что у нас есть.

Соседка не покраснела и не извинилась. Она поставила ружье к стене у входной двери и жестом пригласила Квинн войти.

— Никогда нельзя быть слишком осторожным. Уже нет. К нам уже дважды пытались вломиться. Несколько ночей назад кто-то влез в наш сарай и забрал остатки дров. Теперь ничего нет.

Квинн топнула ботинками и шагнула в холодный дом, Майло шел за ней по пятам.

— Вот это отстой.

Несколько мальчишек на диване захихикали.

Миссис Клири бросила на них взгляд.

— Проходите и присаживайтесь. У меня осталось немного лимонада, который я грела на последних дровах. Я уверена, что мальчики с удовольствием повидаются с Майло.

Майло робко подошел к мальчикам. Один из них подпрыгивал на диване. Другой листал комикс. Двое из мальчиков, те, что помладше, выглядели поникшими и вялыми.

Их большие глаза на маленьких лицах следили за каждым движением Квинн. Вернее, за едой в ее руках.

— Я голоден!

— Мы можем поесть сейчас?

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Только дайте мне сначала ее приготовить, — сказала миссис Клири.

Квинн передала пакет миссис Клири, которая сразу же направилась на кухню. Она достала из ящика консервный нож и открыла три банки консервированного супа. Она вылила содержимое в кастрюлю, затем достала другую кастрюлю и наполнила ее водой из кувшина, стоявшего на столе.

Она открыла обе коробки с макаронами, достала пакеты с сыром и запихнула в рот горсть твердой лапши. Закрыла глаза.

— У нас нет ни молока, ни масла. Но и так сойдет. Можно добавить немного воды. Это съедобно. Мальчики съедят.

— Может, стоит немного растянуть еду, — предложила Квинн. — Чтобы хватило надолго.

Миссис Клирли сделала вид, что не услышала ее. Она вернулась в гостиную и поставила обе кастрюли на импровизированную проволочную решетку, которую она установила над камином для приготовления пищи. Пламя плясало и шипело.

Огонь излучал единственное тепло во всем доме. В воздухе пахло сыростью и затхлостью. Мальчики выглядели так, будто не мылись с того дня, как отключили электричество, и пахли так же.

— Скажешь мне, как только закипит, — проинструктировала миссис Клири старшего мальчика, который в это время показывал Майло свой комикс. Она убрала кофейник и вернулась на кухню. Она дрожала. — В доме чертовски холодно. Я едва чувствую свои пальцы, даже в перчатках.

— Вам следует перенести все в гостиную и отгородить комнату одеялами, чтобы сохранить тепло, — посоветовала Квинн.

Плечи миссис Клири опустились.

— Попробуй скажи это моим буйным мальчишкам. Хотя двое младших… Я думаю, они чем-то заболели. Надеюсь, это просто простуда. Когда дрова кончились, думаю, это уже не имеет значения.

— Как насчет приюта?

Миссис Клири вздрогнула.

— Наверное, придется. Но вы видели его? Это место, где надежда умирает. Я делаю все возможное, чтобы мы туда не попали. Даже с раздачей еды в кладовой и новым распределительным центром в средней школе, этого недостаточно. А теперь, когда нет дров…

— Вы можете сжигать мебель. — Квинн указала на тяжелое деревянное зеркало, висевшее над диваном, и большой секретарский стол, стоявший в углу. — Сжигайте все, что у вас есть.

Миссис Клири достала из буфета шесть чистых кружек и налила горячий лимонад в каждую из них, наполнив наполовину. Она раздала их мальчикам и вручила одну Квинн, не взяв себе ни одной.

— Мы купили это зеркало в Гатлинбурге во время медового месяца, — тихо сказала она. — Мой муж Джим — финансовый консультант в банке «Чейз». Они пригласили его в Калифорнию для консультации по деловому соглашению. Он должен был вернуться домой двадцать третьего числа. Но из-за льда на крыльях самолета рейс отменили. Вместо этого Джим полетел в канун Рождества. Он находился в воздухе, когда это случилось.

Она беспомощно и сердито помахала рукой в воздухе, как будто «это» могло охватить все ужасные события, произошедшие за последние две недели.

— Я постоянно говорю детям, что он скоро вернется домой, но правда в том, что не знаю, вернется ли он вообще.

Квинн не знала, что сказать. У нее болела душа за эту семью. За всех страдающих людей в Фолл-Крике, в Мичигане, во всей этой проклятой стране.

Миллионы людей. Ее разум не мог осознать масштаб происходящего.

— Вот почему я не хочу идти в одно из этих временных убежищ агентства. Как он нас найдет? — Она устало покачала головой. — Мы не можем уйти. Мы должны быть здесь. На всякий случай.

Квинн сглотнула.

— Бабушка хотела, чтобы я попросила вас помочь ей организовать соседский дозор. Чтобы следить за всем и помогать друг другу.

— Хорошая идея. Я так устала, пытаясь следить за порядком сама. — Женщина откинула грязные волосы с лица и вздохнула. — Я просто так устала.

Квинн передала горячий лимонад обратно миссис Клири, не сделав ни глотка.

— Вам это нужно больше, чем мне.

Та не стала спорить. Она взяла кружку с благодарностью, с голодом. Несмотря на то, что от жидкости все еще шел пар, она проглотила ее несколькими быстрыми глотками. Как будто за несколько дней она съела недостаточно калорий. Вероятно, так и есть, она берегла все для своих мальчиков.

Через десять минут Квинн и Майло снова вернулись на улицу, ковыляя от дома к дому. Несколько человек уже покинули дома, либо оставшись в средней школе, либо воспользовавшись предложением Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям отвезти их в региональное убежище.

По крайней мере, полдюжины людей остались, борясь со стихией и голодом, чтобы продержаться как можно дольше. Это сельский город, с сельскими, независимыми людьми.

Они не хотели отдавать свои дома, свои жизни и свою свободу в государственный приют, набитый кучей напуганных, голодных, больных и вонючих людей.

Квинн точно не хотела.

Одна бесстрашная пара в возрасте пятидесяти лет — мистер и миссис Ланслоу — умела охотиться и вчера поймала оленя. Они отказались от еды, которую им предложили Квинн и Майло, сказав, чтобы они приберегли ее для тех, кому она действительно нужна.

Вместо этого Ланслоу дали им вяленого оленя и согласились на встречу с соседями. Две другие семьи, однополая пара и одинокая женщина лет сорока также согласились.

Квинн удивило, что она не знает всех на этой улице. И что все — даже незнакомцы — были добры и отзывчивы. Это все из-за того, что она так мало общалась.

Может быть, бабушкина фраза «работать сообща» оказалась не такой уж убогой, как ей показалось на первый взгляд.

Квинн едва чувствовала пальцы на руках и ногах, когда они добрались до участка прямо перед домом Майло. Она тащила санки за собой, пробираясь через двор светло-желтого колониального дома.

Здесь жили Бернштейны. Она помнила их по публичным похоронам. Жена, рухнувшая на колени, этот высокий, пронзительный вопль горя. Звук, от которого сердце разрывается на части.

— Нам не нужно проверять наш дом! — Майло проговорил сквозь стучащие зубы. — Мы знаем, что он пуст.

— Да, но это последний дом, и мы возвращаемся. Мы не будем морозить наши задницы, даже ради бабушки.

Она оставила санки у подножия ступенек и схватила один из последних пластиковых пакетов. Поднялась на крыльцо, снег хрустел под ее ботинками, и постучала в дверь. Ответа не последовало.

Никто не нарисовал крестик на двери. Окна были не разбиты, занавески задернуты. Она видела их на похоронах три дня назад. Они должны быть дома.

Она постучала снова.

— Эй! Есть кто-нибудь? У нас еда для вас!

По-прежнему ничего.

Квинн оглянулась на Майло. Он смотрел на нее, широко раскрыв глаза.

Она оглянулась на дом. Все так же тихо и безмолвно. Из трубы не валил дым.

В душе у нее шевельнулось беспокойство.

Глава 39

Квинн

День двенадцатый

— Может, нам просто оставить пакет у двери? — предложил Майло. — На случай, когда они вернутся?

Квинн нахмурилась.

— Кто-нибудь его украдет.

На темно-синей двери висел рождественский венок. Рождественские гирлянды тянулись вдоль перил крыльца и обвивали белые столбы по обе его стороны. Справа от двери в горшке стояло четырехфутовое вечнозеленое дерево, припорошенное снегом.

Квинн пнула снег у своих ног, обнажив входной коврик. Нагнулась и проверила, что под ним. Ничего. Она отодвинула горшок и пощупала планки крыльца. Пальцами в перчатках нащупала ключ.

— Что ты делаешь? — спросил Майло.

— Самое правильное, — Квинн понятия не имела, так ли это. Она могла открыть дверь и получить пулю из ружья, как в случае с миссис Клири. Но она так не думала.

Что-то в этом месте казалось странным.

Потребовалось три попытки, чтобы попасть ключом в замок. Дверь открылась. Снег посыпался на деревянный пол прихожей.

Внутри оказалось темно. Темно и тихо.

Она обернулась к Майло.

— У тебя все еще есть тот маленький фонарик, который дал тебе папа?

Он достал его из кармана и протянул ей.

— Жди здесь.

— Я не боюсь. Я хочу пойти с тобой!

— Дело не в страхе. Мне нужен помощник. Если что-то случится, беги к бабушке, понял?

Он недовольно прикусил нижнюю губу, но кивнул.

Квинн вошла в дом. Она осмотрела дом с помощью маленького фонарика. Глубокие тени окутывали обычные домашние вещи — набитые кресла, диваны и книжные шкафы в гостиной, тумбы, книжные шкафы и комоды.

Темная рождественская елка покосилась в углу, осыпаясь хвоей.

Никаких звуков жизни.

Но запах есть. Она принюхалась. Такой слабый, что Квинн могла его себе придумать. Она не могла определить, но он казался чертовски неприятным.

Ее сердцебиение участилось. Она переложила фонарик в левую руку, сунула правую руку в карман куртки и взялась за рукоятку рогатки. Жаль, что у нее нет ножа или пистолета. Ей следовало носить свой 22й калибр с собой везде, куда бы она ни пошла, а не только в бабушкином доме.

Может быть, это пустяк. Может быть, Бернштейны переехали в школьный приют, а она просто не знала об этом. Может быть, полиция еще не отметила дом как незанятый. Или они стояли в очереди в продовольственной кладовой или распределительном центре, часами ожидая несколько банок бобов.

Так много вариантов. Ни один из них не объяснял это чувство тревоги. Тесноту в груди или волоски, поднимающиеся на затылке.

Квинн могла развернуться и уйти прямо сейчас. Но она этого не сделала.

В доме стоял холод. Ее дыхание клубилось перед ней белыми облаками. Ее мокрые ботинки хлюпали по прихожей. Деревянная лестница маячила прямо перед ней.

Она заглянула наверх и не увидела ничего, кроме темноты. Не слышала ничего, кроме своего бьющегося сердца и неглубокого дыхания.

Медленно делая каждый шаг, она прислушивалась к скрипу ступеней, напрягаясь, чтобы уловить любой посторонний звук в грохоте пульса.

Квинн поднялась на самый верх лестницы. Тусклый свет проникал через окно в противоположном конце длинного коридора. Она осторожно двинулась к дверям, которые, по ее предположению, вели в спальни.

Открыла первую дверь. Кабинет — большой белый современный стол из Икеи, белые книжные шкафы, картины с океанами и пляжами на стенах.

Ее страх нарастал. Она чувствовала себя в ловушке. Клаустрофобия затянулась вокруг нее, как сеть. Квинн хотелось бежать. Сбежать поскорее.

Но от чего?

В этом месте ничего нет. Ничего, кроме тишины, теней и холодного, скрипучего дома.

Такая нерешительность разозлила ее. Квинн злилась на себя, на все вокруг. Она боролась с собственным страхом. Она не собиралась превращаться в маленькую испуганную церковную мышку, прыгающую от любого звука. Черт возьми, нет.

Квинн пошла дальше. За следующей дверью оказалась ванная комната — кремовые стены, бордовые полосатые полотенца, закрытая занавеска для душа. Дверь слева вела в спальню для гостей — двуспальная кровать аккуратно застелена, тумбочки не захламлены, пыль вытерта.

Еще одна спальня через холл. Спальня хозяев. Дверь закрыта.

Она стояла перед закрытой дверью спальни, колеблясь. Ее сердце билось о ребра. Во рту так пересохло, что Квинн едва могла сглотнуть.

Семя страха проросло в ее внутренностях. Она с силой оттолкнула его. Это глупо. Все это просто глупо.

Она должна оставить это жуткое место позади. Повернуться и спуститься вниз, к Майло, санкам и слабому солнечному свету, пробивающемуся сквозь облака. Бежать в бабушкин уютный, теплый, безопасный дом.

Церковь промелькнула в ее сознании без предупреждения. Пробираясь по холодным темным коридорам, она сжимала в своей руке маленькую ладошку Майло, пульс гулко стучал в голове, слепая паника бешено трепетала в груди.

Квинн закрыла глаза, открыла их. Она больше не там. Сейчас она здесь, в соседском доме.

Монстры мертвы.

«Придут новые монстры». Она не была наивной или глупой. Возможно, они уже здесь.

Но она не будет их бояться. Не позволит этому страху управлять собой.

Квинн взяла себя в руки, направила фонарь в пол и протянула руку. Повернула ручку и распахнула дверь внутрь.

Запах обрушился на нее как физическая сила. Вонь сделалась такой сильной, что она почувствовала ее на вкус. Металлическая и острая. Как ржавчина. Или медь.

Под ней более плотный запах — что-то испорченное.

В спальне было темно. Квинн не могла разглядеть никаких деталей. На окнах задернуты тяжелые портьеры. Она подождала, давая глазам привыкнуть к темноте.

Подняла фонарик и медленно осмотрела комнату.

Комод у каждой стены. Дверцы шкафов, еще одна дверь, ведущая в ванную комнату — обе открыты. Ковровое покрытие на полу чистое и аккуратное. Две тумбочки с бесполезными лампами у кровати королевского размера, покрытой бежевым пледом.

На кровати под одеялом две фигуры.

Квинн резко и внезапно вдохнула, едва не задохнувшись от резкого запаха.

Волна головокружения обрушилась на нее. Она ухватилась за дверную ручку. Заставила себя сделать еще один шаг в комнату, потом еще.

Квинн подошла к кровати. Какая-то часть ее души кричала, чтобы она убиралась, уходила, бежала, закрыла глаза и притворилась, что не видела того, что транслировал ее мозг.

Она должна это сделать. Ради них и ради себя, она должна увидеть.

Миссис Бернштейн лежала, свернувшись калачиком на боку, подложив руку под голову. Ее муж обхватил ее. Заботливо, с любовью.

Пистолет в его слабой правой руке. Кровь, такая темная в тени, что казалась маслянисто-черной, свернулась под его головой. Бутылка воды и два пузырька с таблетками по рецепту на тумбочке миссис Бернштейн — оба пустые.

Рот Квинн наполнился медвяным привкусом, как ржавые пенни. Зловоние грозило захлестнуть ее чувства. Холод в доме замедлил разложение тел, но не остановил его полностью.

Квинн попятилась назад, прикрывая рот рукой.

Они решили сделать это вместе? Или она ушла первой, а ее расстроенный муж решил последовать за ней в смерть?

Квинн понимала их горе. Всепоглощающую потерю. Даже бремя вины выжившего. Она понимала их страх. Голод и отчаяние. Холодное, жестокое будущее, которое ждало их всех.

Но сдаться? Сдаться?

Этого Квинн понять не могла. Не имело значения, насколько все тяжело, насколько непреодолимы трудности. Она никогда бы не сдалась. Ни ради себя. Ни ради людей, которых она любила каждым яростным ударом своего сердца.

Никогда.

Звук открывающейся двери вывел ее из шока.

— Квинн! — крикнул Майло снизу, в его голосе звучала тревога. — Идем скорее!

Глава 40

Квинн

День двенадцатый

— Что, черт возьми, происходит? — Квинн помчалась к бабушкиному дому, Майло прыгал в санках позади нее.

Три старых грузовика и четыре устаревших снегохода с прицепами припарковались перед бабушкиным домом. Квинн настолько зациклилась на своей находке, что не услышала, как они подъехали.

Дюжина мужчин и несколько женщин, одетых в серую камуфляжную форму под куртками и вооруженных полуавтоматическими винтовками, теснились свободным кольцом вокруг бабушкиного крыльца. Ополченцы.

Бабушка стояла в открытом дверном проеме, одетая в джинсы и одну из старых дедушкиных красно-черных клетчатых рубашек, ее подбородок вызывающе выпирал. Тор и Один свернулись вокруг ее лодыжек. Она сжимала в руках ружье «Моссберг-500», хотя и направленное вниз.

Ополченцы уступили дорогу, когда Квинн прорвалась сквозь строй. Она не оставила им выбора. Майло бросился за ней. Она повернулась лицом к ним у подножия ступеней, дрожа от адреналина, все еще потрясенная двойным самоубийством.

Она помнила их всех. Их лица запечатлелись в ее памяти. Тех двоих, которые тащили ее собственную мать по улицам Фолл-Крика. Тех, кто выстроился у ступеней здания суда и стоял на страже.

Маттиаса Саттера здесь не было. Лидера. Того, кто нажал на курок.

Белый мужчина лет двадцати пяти вышел вперед. Он был стройным, но все равно сильным и грубым, с обветренными чертами лица. Несмотря на молодость, его лицо имело угрюмый, задумчивый, утомленный вид. Как будто он устал от всего этого и просто хотел вернуться домой.

На нем была серая форма с нашивкой «Лютер» на правой стороне груди и нашивкой «Милиции США» на левой. Пистолет висел в кобуре на бедре, тактический нож в ножнах на противоположной стороне. АК-18 подвешен на двухточечной перевязи.