На берегах Ярыни

16

— Куда бы мог деваться этот самый Анкудиныч? — спрашивал порою Водяник, недовольный заместителем последнего Белобрысым, у своего мудрого дубового друга.

— Ведь ты, кажется, собирался скормить его сому, — отвечал бесстрастно идол. — Вероятно, твой слуга предпочел как-нибудь иначе устроить свою судьбу… Ты ему давал, помнится, какое-то поручение?

— Верно, давал… Привести мне бесовку из болота.

— Ну, так и ищи его там…. Если ты можешь, конечно, туда добраться, — прибавил с оттенком сомнения идол.

— А ты думаешь, что я побоюсь туда идти или не дойду? — ответил раззадоренный недоверием к своим силам Водяник. — Сегодня же ночью пойду! По крайности, хоть повидаюсь кой с кем да умные речи послушаю.

Едва наступил вечер, донный хозяин, оборотясь серым селезнем, поплыл вверх по течению впадающего в Ярынь ручейка. Повелитель Ярыни хорошо знал, что ручеек этот вытекает из заросшего мхом лесного озера, где живет его троюродный брат по матери, рогатый болотник.

Он твердо решил, напомнив последнему о своем родстве, посвататься за одну из подвластных Трясиннику красавиц. Покрякивая от предвкушенного удовольствия, плыл новоявленный селезень, перебирая черными лапками, мимо неподвижных, в темно-бледную мглу уходивших головами своими сосен и елей.

Вечерние звезды отражались в журчащем сквозь размытые корни ручье. Запоздалый вальдшнеп, собираясь опуститься на туманной полянке, низко пролетел над утиною головой Водяного. Какие-то зверьки развозились, пища в прибрежных кустах. Робкий заяц, заслыша, как что-то шуршит в прошлогоднем тростнике, насторожил уши и, нюхая весенний воздух, приподнялся было на задние лапки. Но завидев, что это лишь селезень и беспокоиться нечего, косой вновь опустился на все четыре ноги и, не обращая больше на птицу внимания, стал пить холодную, мимо бегущую воду.

"Хорошо, что не лиса. Та, пожалуй, мигом бы перекусила мне шею, раньше чем я успел бы объяснить ей ошибку или принять прежний мой вид. Того и гляди, схватит какая-либо зверюга… Ручеек-то ведь узенький… Лучше я пошлепаю дальше собственными своими ногами".

Нырнув и перевернувшись трижды в воде, осторожный повелитель Ярыни принял мгновенно обычный свой образ лысого, толстого, на лягушечьих ногах, старика.

"В этом виде идти тоже, конечно, не безопасно. Здесь, в ручье, жила некогда какая-то древняя водяница. И тутошние лешие так досаждали старухе своими приставаниями, насмешками и обидами, что той надоело тут жить, и она ушла неизвестно куда… Ну, да князя Ярыни не так-то легко обидеть", — решил Водяной.

По колено, а порою по пояс и глубже в ручье, брел он уверенным шагом, пока не добрался до болота, откуда этот ручей вытекал. Так как русло последнего загромождено было кое-где замшившимися корягами и заросло ивняком, то Водяной предпочел наконец пойти берегом, который становился все более и более топким.

Моховой ковер гнулся под его шагами и, словно волнуясь, колыхался. Местами среди кочек чернели, отражая ночные звезды, круглые отверстия окон.

Но отверстия эти, по нетронутому, непримятому виду окраин своих, не служили еще входами в жилище Болотника. Кругом не виднелось больше деревьев, и среди покрытой сухой прошлогодней осокой, ползучими кустами и мохом трясины все было пустынно и тихо.

Водяник старался припомнить, в какой части болота он в последний раз, много лет тому назад, навещал своего родственника, но местность так изменилась, что трудно было что-нибудь сообразить.

Визг, раздавшийся неподалеку, заставил старика обернуться и пристально вглядеться в темную заросль низких темных кустов. Оттуда выбежали два существа, из которых одно побольше преследовало другое, пронзительно визжавшее не то от боли, не то от страха.

Опытный взгляд Водяного сразу узнал в этих существах, еще безрогих и безкогтых, молодых представителей болотного бесовского племени. Тот из них, который был поменьше, стремительно проскочил мимо и скрылся среди кочек в прошлогодней траве, но преследовавший маленького, больших размеров бесенок наскочил с разбегу на неподвижно стоявшего пришельца.

Юный лозовик настолько испугался при виде пришельца, что даже остолбенел на мгновение, чем и воспользовался успевший схватить его повелитель Ярыни.

Сипло пища и брыкаясь, бесенок то грозил гневом Дедки-Болотника, то жалобно просился на волю, и очень был удивлен, когда Водяник обещал его отпустить, как только тот покажет ему жилище своего господина.

— Это недалеко. Вот за теми кустами голубики, откуда я выскочил, пойдут низенькие сосенки… не очень частые; не бойтесь, дяденька, пройти можно. А за ними опять топь с озерком посредине… Вход только не с озерка, а ближе с краю, неподалеку от леса.

Успокоившийся несколько бесенок показывал путь, а не выпускавший его из рук Водяник быстро, но не без достоинства, подвигался по моховому болоту.

Показавшаяся возле одного из окон бесовка начала было манить к себе пальцем гостя с Ярыни, но когда тот подошел поближе и трясинная прелестница убедилась, что подле нее такая же нечисть, как и она сама, болотная дева плюнула с досады и быстро ушла в густую черную воду.

— С чего это она так рассердилась? — спросил Водяник.

— Она, дяденька, тайком от хозяина нашего с живым человеком побаловаться захотела. Так, чтобы его не топить, а отпустить, чтоб и впредь к ней мог приходить… Ох, как за нашими девками глядеть нужно! — стал объяснять гостю Ярыни бесенок.

— А что же вы не глядите?

— Мы и глядим. Да разве за ними уследишь?! Хитрее всякой лисы след свой запутать умеют.

Разговаривая таким образом, Водяник и его провожатый добрались почти до самого жилища Болотника. Встретившие их бесенята постарше, с уже прорезающимися рожками, почтительно приседая, показывали гостю кукиш и вежливо уступали ему дорогу.

— Сюда, дедушка, — показали они ему вход, в который не замедлил погрузиться повелитель Ярыни, отпустив предварительно провожатого бесенка…

При бледном мерцании вмазанных в стены гнилушек и преломлявшей свои лучи в болотных водах луны восседал на обгрызанной ровно зубами своих бесенят коряге предупрежденный о прибытии гостя Болотник. Увидя, что пришел не кто-нибудь, а родственник, да еще из числа почетных и знатных, родственник, с которым у него никогда не было никаких счетов и неприятностей, Болотник, радостно осклабив лягушечий рот свой, встал с коряги и пошел навстречу гостю с Ярыни. Родственники показали друг другу кукиш, что было весьма нелегко для заросших перепонкою пальцев Водяного, затем похлопали друг друга по объемистым животам и осведомились, кто из них что ел в этот день. Затем желтомордый и рогатый Болотник усадил гостя рядом с собою и спросил, как поживает посланный им некогда в дар двоюродному братцу через утопленника Анкудиныча младенец.

— Какой младенец?.. Я точно посылал к тебе как-то этого самого Анкудиныча, да он не вернулся обратно. Я даже думал, братец, что ты оставил моего слугу у себя…

— На что мне твой утопленник?! В соседнем озерке у меня своих два десятка сидит. На службу ко мне он, точно, просился, но я его не оставил, а отправил к тебе с подарком. Пускай, мол, братские женушки позабавятся.

— Нет, он ко мне не ворочался. Попал, верно, по пути к Лешему в лапы. Такие они теперь злые стали и так расплодились эти бородачи! Около вашего озера, говорят, несколько штук их живет.

— Не то чтобы очень расплодились, а леса кругом сводят. Вот они и сбиваются потеснее в одно место, — пояснил Болотник.

— Уж не знаю отчего. А только где раньше один-два их было, теперь пять-шесть стало. Таскаются денно и нощно по берегам да русалок высматривают. Как бы схватить которую да в лес утащить!..

— И у меня без малого то же. Чуть бесенок отойдет малость подальше, непременно задавят. И до болотниц, понятно, тоже ох какие охотники! Самки-то у них страшенные, в шерсти все; так они жен моих, дочерей и племянниц (Болотник не хотел признаться, что у него было много поколений потомства) облюбовали. Лежат по целым часам в лозняке, окаянные, сопят, а языки, как у собак, повысунуты. Или ржут по-лошадиному, гоготать и свистать начинают. И так свищут, что лист с деревьев сыплется.

— А вы, братец, одного-другого в озеро бы попробовали затянуть.

— Где уж тут! Он как боднет рогами своими, того и гляди брюхо распорет. Долго ли до беды!..

— А я одного прошлым летом чуть было в реку к себе не затянул. Он стал моих русалок ловить, да и подбежал близехонько к воде. Я его за ногу и хвать. Упал бородач, за кусты хватается, а я, знай, тяну. Совсем бы мой был, да Лешачиха его треклятая прибежала вместе с медведем и ну отнимать. Я вижу, дело не выходит, и отпустил поганца. Не смеет теперь даже близко к реке подходить…

— А я к вам, братец, за делом, — неожиданно даже для самого себя прибавил Водяник.

— За каким делом? — озабоченно осведомился хозяин топей и тростников.

— Хочется мне память какую-нибудь от вас иметь, и решил я попросить вас выдать за меня какую-нибудь из ваших дочерей или, скажем, племянниц, как вы их сами называете. Я бы ее держал как самую главную свою госпожу…

— Да ведь у вас русалки на то, братец?

— Ну что там русалки! Сами вы, поди, знаете утопленниц наших. Сначала куксится и ревет, ходит хмурая, дуется на что-то, а чем дальше, тем телесности в них этой самой все меньше становится. Только что привыкнешь, глядь, от нее ничего почти и не осталось. Один пар, можно сказать…. Никакой в них сладости нет, в этих русалках… Уж вы меня, братец, посватайте хоть за племянницу вашу!

Болотник нахмурился и потупил глаза, словно рассматривая, ровно ли лежит на полу тростниковая рогожка. Ему не нравилась просьба назойливого родича. Но внезапно он вспомнил о Марыське, которою был опять недоволен.

Кунья Душа проведала откуда-то в свое время про отлучку с болота соперницы и, опасаясь возможности новой милости для последней, донесла господину, что его прежняя возлюбленная вернулась раз откуда-то под утро вся избитая и что старая бесовка затирала ей лягушечьей икрой синяки на боках и спине. Тогда болотный царек оставил этот донос без особых последствий (мало ли чего не возводят друг на друга соперничающие между собой болотные самки!), но все-таки принял сообщение к сведению.

В уме трясинного владыки мелькнула теперь мысль сразу и удовлетворить домогательства братца с Ярыни, и отделаться вместе с тем от неверной жены. Приняв поэтому торжественный вид, он поднялся на лапчатые ноги свои и произнес:

— Для вас, братец, ничего у меня заветного нет. Любимую мою племянницу за вас отдам. Сами сейчас увидите, какая гладкая…

И обратясь к сидевшим вдоль стенки чешущим и щекочущим друг друга втихомолку бесенятам, крикнул:

— Эй, вы! Привести сюда немедленно Толстую Марыську!

Несколько похожие на помесь лягушки с кошкою, бесшерстые существа побежали исполнять повеление.

В скором времени та, о ком шла речь, явилась, украшенная венком из желтых купавок, в поясе из длинных стеблей и круглых темноглянцевитых листьев болотных растений.

Марыська взглянула сперва на Водяного, потом на Болотника. Оба толстопузых старика показались ей одинаково гадкими и даже несколько похожими друг на друга. Трясинник был пожелтее лицом, темнее и грязнее телом. Водяник — светлее и толще, без рог, с перепонками между пальцев не только задних, но и передних конечностей. У Болотника, так же как и у Марыська, пальцы на руках были человеческие, с короткими, но острыми ногтями.

Поймав в редкой короткой своей бороде какое-то водное насекомое, он звонко раздавил его на одном из этих ногтей, затем надулся, явно стараясь придать себе еще более важности. Выпученные жабьи глаза его исполнены были торжественного величия.

— Марыська, — начал он, — связанный давнею дружбою и кровным родством с донным властелином Ярыни, я отдаю тебя ему в жены, чтобы еще более скрепить это родство и запечатлеть нашу дружбу. Будь верна и повинуйся ему. Ласкай и забавляй нового господина, как ласкала бы и забавляла меня, если бы оставалась здесь!

Марыська низко поклонилась и старому, и новому своим повелителям.

Затем Болотник принялся выхвалять достоинства выдаваемой замуж болотницы, а Водяной радостно слушал его, щуря на будущую супругу круглые, как у рыбы, глаза.

— Нравится ли тебе она? — спросил наконец гостя трясинный владыка.

— На вид хороша; на ощупь тоже упруга… гладкая… А об остальном после узнаю, — отвечал повелитель Ярыни.

— Если ты здесь хочешь праздновать свадьбу — озаботься прислать сюда несколько корзин крупной и мелкой рыбы и… как их там… еще больно, говорят, щиплются твердыми лапками и с усами…

— Раков, верно? Хорошо! Будут и раки… Только я думаю отпраздновать свадьбу в реке, куда и прошу тебя пожаловать, братец, со всеми твоими женами, племянницами и дочерьми. Невесту же мою ты отпусти вместе со мной теперь же, чтоб она могла мне помочь в приготовлениях к брачному пиру. Через четыре ночи вовсе не будет луны. Путь поэтому будет для вас безопасный.

Болотник согласился немедленно отпустить Марыську (чем особенно хотел угодить Куньей Душе), и толстая бесовка отбыла в ту же ночь с нареченным супругом по направлению к Ярыни, в сопровождении нескольких, старшего возраста, болотных бесенят.

Следуя вдоль того же ручья, ни на кого не натыкаясь и не превращаясь даже в птиц или лягушек, благополучно добрались они до реки, куда и сошли как раз в то время, когда стал редеть предутренний туман, обволакивавший ее берега.

Провожавшие их до Ярыни пять бесенят пустились бежать обратно по направленью к болоту. В лесу они наткнулись на Зеленого Козла, который погнался за ними, но не мог поймать ни одного. Двое принуждены были, однако, вернуться в Ярынь, к Марыське, а трое благополучно достигли трясины.