4

Ожидая Добшинского в роскошной приемной, Черч перебирал в памяти полученные им секретные сведения. Секретарша мешала ему сосредоточиться, потому что и сама была роскошной, хотя Черч вполне мог довольствоваться и случайными взглядами в ее сторону. Он был человеком степенным и не нуждался ни в наркотиках, ни в девушках, несмотря на то что обязательно говорил о них с клиентами, однако за покерным столом он превращался в дикого зверя.

В истории с астероидным пиратством было много деталей, вызывающих беспокойство. Во-первых, дело пока что оставалось открытым. Корабли исчезали, добыча появлялась на рынках. Поскольку бизнесмены соблюдали тайну с таким же фанатизмом, как и все остальные марсиане, следователи не могли пользоваться коммерческими каналами. Они проходили по орбитам исчезнувших судов, совершая головокружительно долгие и столь же дорогостоящие путешествия на много миллионов миль, однако неизбежно обнаруживали только какие-то разрозненные фрагменты. Это говорило о том, что тайные агенты знали об их намерениях. Довольно часто астериты задерживали их неуклюжие лодки и заставляли ждать. Расписание движения было известно, и орбиты пропавших кораблей было легко вычислить. Оставалось только подойти ближе, подобрать соответствующую скорость, проложить путь лазерными факелами, демонтировать автопилот — и можно получать награду.

Марсианский флот обязан был заниматься поисками обвиняемых, но это осталось уже в прошлом, до так называемой Независимости. Лишь немногие предстали перед судом. Обвинение, выдвинутое против них, могло быть последней каплей перед Декларацией Идальго. Остальное было не важно. Не было записи о том, какие астероиды избраны жить среди сотен тысяч.

Как часть изнуряющей политики Ассоциация распространила свое орбитальное бездельничанье на земные и венерианские трассы. С последних путей она перемещала более дорогие корабли, которые могли проделывать весь путь с ускорением. Пираты не могли надеяться перехватить добычу, которая ко времени появления на их радарах уже будет недосягаемой.

Но корабли продолжали исчезать. Была проделана большая розыскная работа, особенно на Земле, которая признала астеритную нацию поспешно и с удовольствием. Так что от собственных шпионов Шефы узнавали, какой сигнал им надлежит использовать. Автопилот должен был принимать подобный луч и следовать по нему за добычей.

Только горсточка людей, чья преданность не вызывала никаких сомнений, располагала теперь нужной информацией.

После короткого перерыва потери возобновились, на этот раз с катастрофической быстротой. Инженеры пространственного флота предположили, что астеритные агенты марсианских компаний, должно быть, заменяли ленты курсов в автопилотах, что приводило корабли совсем не туда, куда они должны были направляться. По крайней мере, об этом стоило подумать всерьез. Во всех таких секциях заменили персонал. Потери прекратились. На некоторое время.

Потом за очень короткий период «Джеху», «Ахаб» и «Лили Дэвид» не сумели перевезти свои грузы. «Неопинк» принялся за погрузочный персонал и обнаружил, что на сей раз в аппаратной были установлены бомбы. Это была грубая работа, и наказание за нее полагалось соответствующее. Виновные были расстреляны, а меры предосторожности еще усилились. Марс снова получил временную передышку.

Но теперь…

Внутренняя дверь отворилась. Появился полный человек. Он ухитрялся одновременно выглядеть негодующим и невозмутимым. Черч узнал его, хотя ничем этого не выдал: атташе Посольства Объединенных Протекторатов.

— Пожалуйста, войдите, сэр, — проворковала секретарша.

Черч воздержался от непристойного ответа, который, возможно, вырвался бы у более молодого марсианина, и не только потому, что он был человеком среднего возраста, но и потому, что был сильно озабочен. Он прошел в отделанный роскошными панелями кабинет Добшинского.

Как президент Трансюпитерианской компании и секретарь Ассоциации этот человек имел право на огромный письменный стол красного дерева и прекрасный вид с пятидесятого этажа небоскреба-башни. Черч не обратил внимания на захватывающее зрелище — триумфальное шествие Большого Акведука через живописную пустыню — и рассеянно пожал руку хозяина.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал Добшинский. — Примите мои извинения за то, что вам пришлось ждать. Этот чертов землянин никак не хотел уходить.

— Что ему нужно? — Черч принялся раскуривать трубку. — Думаю, это имеет отношение к нашему делу.

— Да. «Дружеское предостережение», — Добшинский так выплюнул эти слова, что стало ясно: он крайне разозлен. — Мы не должны вооружать наши корабли.

— Вот как? Каким же образом Земля может нас остановить? Я хочу сказать, им пришлось применить против нас Договоры Открытого Космоса, мотивируя это тем, что мы не смеем высылать флот против Свободных Миров. Но какое отношение это имело бы к коммерческим судам?

— Он сказал, что его правительство истолковало бы установку тяжелых орудий как пиратство и, говоря его словами, «очень серьезно отнеслось бы к этому». Я спросил его, как Земля истолковывает то пиратство, которое существует на самом деле, а он имел наглость заявить, что с ним давно покончено!

— Гм-м-м… Да, именно это я и хотел обсудить с вами. Но внезапное объявление войны… а вы знаете, что общественное мнение Земли ударится в полную панику раньше, чем будет решено принять такие меры… короче говоря, что они могут сделать, чтобы помешать кораблям Ассоциации вооружиться?

— Во всяком случае — наложить эмбарго на нашу торговлю. Им действительно нужны некоторые из наших товаров и услуги, которые мы им предоставляем, но они могут обойтись и без нас, да и астериты, вне всяких сомнений, будут рады помочь им в этом. С другой стороны, Марс просто не может не торговать с Землей. Мы проделали долгий путь со времен пионеров, но еще не подошли к такой точке, когда сможем поддерживать производство без импорта определенных составляющих. О, они загнали нас в угол, они сделали это, — рука Добшинского дрожала, когда он, пытаясь успокоиться, потянулся за папиросой и глубоко затянулся. — Боже, до чего же я ненавижу этих землян!

— Ну, может быть, не стоит стричь всех под одну гребенку, — холодно сказал Черч. — Я знаю среди них несколько честных людей.

— Кого это? Грязные скандалисты! Они даже думают по слогам.

— М-м-м, ну, Корпоративное государство, естественно, создает тип легковерного гражданина. Жизнь его регулируется столь хитроумно, что главная его свобода связана с теми фантазиями, которые очень легко могут поднять на щит и расписать всякие щелкоперы. Возможно, для среднего землянина все эти старые мотивы куда более реальны и значимы, чем его собственная жизнь. Во всяком случае, овец всегда удобнее клеймить. Именно так нашим дедам удалось привести в действие Великое Колесо, — Черч очертил круг трубкой. — Неважно. Наша проблема связана со Свободными Мирами.

— Сделайте мне одолжение и не называйте их так!

— Почему же нет? Они так сами себя называют. К тому же, если быть до конца честным, я не могу сказать, что совсем им не симпатизирую.

Добшинский, почувствовавший себя лучше после небольшого количества наркотика, только спросил:

— Вот как? Почему же это?

Черч улыбнулся:

— Наверное, дело в моих хромосомах. Матени был моим прадедушкой, а одним из моих прямых предков был некто из Бостонской Чайной Компании. Но если говорить серьезно, я люблю читать социологические исследования и рассматриваю астеритов и нас как равных жертв почти одинакового процесса.

— Какого?

— Роста номадизма. На Земле древние номады[1] не были прародителями цивилизации. Они были отвергнуты ею, слабые племена, вынужденные селиться на землях, которые были никому не нужны, и придумали собственные способы выживания. Но они оставались людьми, стоящими на кромке цивилизации, зависящими от нее по множеству причин, — Черч пожал плечами. — Можно с уверенностью сказать о спартанском образе жизни, что он требовал большой напряженности. Поборники его стали превосходными воинами, которые совершали набеги на некоторые страны и иногда их завоевывали. Но помочь себе они не смогли — обстоятельства восторжествовали над их культурой. То же самое происходит и с астеритами.

Добшинского волновали более безотлагательные вопросы.

— Знаете, — сказал он, — даже если мы не можем установить на наших кораблях орудия, я не вижу причин, которые помешали бы нам поместить на борт каждого из них вооруженных людей.

— Которые погибнут при столкновении с метеорами?

— Можно было бы как следует защитить их. А они бы защитили то, что находится на борту.

— Раз-другой. Потом астериты тоже вооружились бы. Нет, это не игра, — Черч нахмурился. — И потом, я ненавижу убийство.

— Убийство может быть необходимым. Если бы только Земля не была… Почему мы не можем принять контрмеры? Отказаться доставлять по маршруту корабли земной конструкции… это сразу ударило бы по корпорациям, и они бросились бы с жалобами к правительству.

— Несомненно, — согласился Черч. — Должен допустить, даже в мгновения жадности, даже тогда, когда он диктует наиболее высокие цены, землянин все равно остается близоруким. Но именно в этом конкретном случае — нет, Марс ничего от этого не выиграет. Мы только больше пострадаем.

Движение трубки подтвердило его мысль.

— Я просмотрел все документы и пришел к совершенно иному выводу, чем ваши предыдущие агенты, — сказал он. — Сегодняшняя встреча с посольским болтуном подтвердила его. Дело гораздо серьезнее, чем это принято считать.

Добшинский застыл в тревожном ожидании.

— На первый взгляд кажется, что этот последний способ пиратства является крайней мерой, — сказал Черч. — Экономика требует крайних мер, полагаем мы. Они вынуждены распространять патрулирование на огромное пространство. Когда их радары обнаруживают корабль, им приходится использовать космическую гравитацию в размерах, которые должны быть фантастическими для их жалких маленьких лодок. Им остается надеяться, что они сумеют подобрать соответствующее ускорение. Это не всегда легко при долгих переходах. Обычно корабль прибывает весь продырявленный. К тому же, он покалечен, он и его груз могут оказаться испорченными настолько, что за операцию не будет выплачено вознаграждение.

Добшинский кивнул:

— Одна из причин, по которой мы подписываем с вами контракт, состоит в том, что предыдущее агентство предсказало на этой основе, что с пиратством скоро будет покончено. Этого не случилось.

— Верно. За всем этим стоит по крайней мере один чрезвычайно острый ум, и действия его на удивление точны. — Трубка Черча потухла. Он снова набил ее табаком и продолжил: — Видите ли, до сих пор было точно установлено, что мы имеем дело с пиратством. Но часто к тому времени, как груз появлялся на рынке, следы терялись, хотя оставалось достаточно фактов, чтобы можно было додумать остальное.

Итак, каждый на Земле, кто покупал эти вещи, приобретал ворованные товары. Вы можете говорить о землянах все, что вам нравится, но хотя среди них есть и воры, моральные устои среднего землянина гораздо выше, чем ваши, мои или соседа по улице. Землянин очень чувствителен к тому, к чему мы относимся как к само собой разумеющемуся. Это, конечно, одна из причин, по которой ушли наши предки. Но, во всяком случае, укрывательство ворованного марсианского имущества не могло бы продолжаться до бесконечности. Это неизбежно должно было всплыть и вызвать слишком большой общественный резонанс. Но ведь астериты заявляют, что они лишь берут вознаграждение за спасение судов, потерпевших катастрофу. И все с этим соглашаются.

— Угу! — Добшинский энергично кивнул. — В последнее время метеориты стали намного чаще попадать в корабли. Мы проанализировали несколько случаев, взвесили отдельные части кораблей и обнаружили следы материала, к которому явно приложил руки человек. Они были специально изготовлены, эти камни! Как же глуп должен быть землянин, принимающий все это на веру?

— Не так уж и глуп, — сказал Черч. — Не забывайте, что в науке он невежда. Пара уважаемых астрономов заявляет, что последнюю аварию могли вызвать обломки огромной кометы, которая вошла в Солнечную систему миллион лет назад, или что-нибудь в этом роде. Химики добавляют, что органические вещества вполне могут присутствовать в космических предметах, угольные хондриты например, а ваши находки лишь подтверждают древнее предположение о том, что в созвездиях допланетного происхождения формировались комплексные молекулы.

Да-да, у обычного гражданина еще могут, конечно, возникнуть некоторые подозрения, но он воспитан в вере властям. Кроме того, он не способен оспорить ни один из столь уверенно приводимых аргументов. Весьма возможно, в его любимой религиозной программе говорят о том, что Бог наказывает своевольных марсиан. И чтобы укрепить его уверенность, часть из того, что мы вынуждены платить, тратится на его благо. Вот и не остается ничего, что могло бы дольше тревожить гладкое существование его лицемерного организма.

Это — одна из причин, по которой я верю, что за этой несчастной системой стоит могущественный разум.

— Но как долго может это продолжаться? — поинтересовался Добшинский.

— Вы сказали, что последний способ неуклюж и дорогостоящ.

— Да — для отдельного Шефа. Для каждого, кто получает богатый куш, а потом не получает ничего. Но если бы они некоторым образом поделили расходы… и если бы земное правительство добавило к этому субсидии, возможно, только в форме баснословно высоких цен на товары со «спасенных» кораблей… дальше понятно?

— Кажется, да, — кивнул Добшинский и глубоко затянулся сигаретой.

— Я полагаю, вы могли бы кое-что попробовать. Скажем, отказаться от эклиптических орбит для ваших кораблей, — предложил Черч.

— На некоторое время, возможно, — сказал Добшинский. — В длинных переходах — нет. Слишком дорого. Оказавшись между необходимостью посылать наши корабли через Пояс с высокой мощностью и необходимостью использовать орбиты Хофманна для более прибыльной торговли с Землей, да еще теряя несколько судов в год, мы можем быстро вылететь в трубу.

Черч вздохнул: он ожидал этого, хотя бы потому, что столь очевидная уловка еще не использовалась.

Он посмотрел вдаль. Фруктовые сады, гордые и зеленые, стояли на кромке пустыни. Песчаная буря двигалась вдоль горизонта, подобно какому-то огромному хищному животному, темно-коричневому на фоне неба. «Да, — подумал он, — и бесплодные земли тоже прекрасны. Здесь, на Марсе, мы построили нечто чрезвычайно ценное. Человек, когда он хочет, может быть свободным не только от закона; он может достичь бесконечной свободы, просто живя в одиночестве среди дикости. Мои деды дали мне это. И я не должен допустить, чтобы эта возможность ушла из рук моих еще не родившихся внуков».

Он кивнул сам себе, глядя прямо на Добшинского, и сказал:

— Проблема, стоящая перед нами, я думаю, заключается в том, чтобы поймать того, кто стоит за спинами Шефов, или договориться с ним. У меня есть кое-какие наметки, с чего начинать разматывать этот клубок. Но прежде всего нам необходимо найти этого человека.

— В биллионах кубических миль космоса? — усмехнулся его собеседник.

— Начало положено. Те двойные агенты на Марсе.

— Кто они? — Добшинский пошевелился в своем кресле. — Конечно, и это нетрудно угадать. По крайней мере один из людей, которые программируют автопилоты, должен быть виновным. Но их там добрых три дюжины.

— Что вы сделали, кроме того, что бросали жребий?

— Что еще мы могли сделать? Это же не Земля, как вам известно! О, наши агенты следили за ними некоторое время. Но ничего подозрительного не обнаружили. В конце концов мы подумали, что человек не мог лгать до бесконечности и решил прекратить свою деятельность. Если б мы его поймали, мы бы вытащили зуб.

— Я не уверен, что его зуб все еще не на месте, — отозвался Черч. — Собственно, на основе того, что последние способы пиратства оплачиваются, я подозреваю, что ему все же удалось от нас ускользнуть, и собираюсь попытаться обнаружить его.

Загрузка...