Мраморный меч 2 (СИ)

3

Она открыла глаза, смотря сонно вперед. Смотрела на гладкую, абсолютно чистую стену и кривилась, невольно вспоминая стерильный дом Пикфордов. Нахмурилась. О них Тера давно не думала, что не удивительно. Слишком много навалилось, реальность забирала покой и не давала время на размышления.

Выдохнула медленно и повернулась, ложась на спину. Резко убрала руку, чувствуя легкое покалывание на коже — солнце забралось слишком далеко. Нахмурившись, Тера повернула голову, смотря на окно. Оно было открыто, из-за чего дышалось чуть легче. От ветра тонкая штора развевалась, пуская в дом жаркое, полуденное солнце.

Скривившись, Тера медленно встала с кровати, замерла на мгновенье, пережидая легкое головокружение. Убрав волосы с лица, подошла к окну и задернула шторку, отрезая солнечным лучам путь в дом. Отошла от окна, спряталась в тени, стирая редкий пот с открытой шеи. Она так давно не убирала волосы в высокие прически, что даже отвыкла. Не носила настолько легкие платья, через ткань которого порой просвечивалась грудь или покрасневшая от солнца кожа. Если раньше ее это волновало и смущало, то сейчас Тера не испытывала дискомфорта.

В этом году лето выдалось засушливым и жарким, будто облака и дождь совсем в их края не приходили. С самого рассвета и до заката Тера почти не выходила из дома, пряталась в тени и спала, просыпаясь прохладной ночью. В доме с ней прятался Мино и Лаки, в соседней комнате над книгами и свитками, купленными у торговцев, корпела Зарина. Октавия с остальными жила во втором и третьем доме. К счастью для Теры. Она только недавно привыкла к их постоянному присутствию, больше не дичилась. Но терпеть рядом с собой постоянно Тера готова только Зарину и Вьерна, которого отогнать невозможно.

Сев на кровать, Тера скривилась. Впервые она благодарна своему телу, потому что даже сейчас оно оставалось холодным, но восприимчиво к солнечному свету. Загар не оставался на коже, да и красные пятна сходили быстро, причиняя легкий дискомфорт. Но, несмотря на это, она все же любила больше тень и прохладу, поэтому часто забиралась в подпол, где хранилось мясо и продукты, или засыпала, игнорируя всех.

Погладила ладонью теплую подушку. Может, сегодня ей тоже днем лечь спать? Да, она бы с пользой провела время и переждала бы пик жары. За эту слабость ее б никто не упрекнул — не посмел, но каждый раз Тера все равно раздумывала. Наверное, ей все же хотелось быть нормальной, чтобы жить и работать, а не сидеть безвылазно в доме.

Думая над этим, Тера смотрела на простое постельное белье.

Какое же жалкое существование я влачу.

Собираясь с мыслями и уже представляя долгий сон, Тера замерла. Что-то тревожно замерло в груди, будто маленький звоночек. Прислушалась к себе и медленно встала. Обула тонкие туфли взяла со стула платок из винного цвета ткани, которую не так давно принес Илзе, и накрыла им голову.

На улице оказалось еще хуже, чем в доме. Но Тера не просто так вышла, поэтому посмотрела на молчаливо стоящего у дверей Вьерна и пошла дальше. Тревога внутри не отпускала, держала ее сердце в легких, но ощутимых ледяных тисках и влекло за собой.

Поляна, на которой раньше стоял один дом — разрослась. Они срубили несколько деревьев и построили два дома. Двухэтажные, крепкие и по-своему симпатичные, они не уступали охотничьему домику, который занимала Тера с Зариной. Были даже лучше. Во втором доме жила Октавия с Торном и Лаки, вскоре в ним подселилась Мирта — девушка, пришедшая с севера. Третий дом отдали Оску и Аделин, когда узнали, что та понесла. В третьем доме было еще много свободных комнат и именно туда селили новеньких, которых пока, к счастью, больше не было.

Их и так слишком много.

Без стука Тера вошла в третий дом и дернула головой, из-за чего платок упал на плечи. Прислушалась — в доме тихо и прохладно, пахло свежим деревом. Этот дом нравился ей чуть больше, чем старый, в один этаж дом лесника. Когда все собирались в старом доме лесника, то еле находили места. Обычно Тера садилась на кровати одна, остальные же располагались на полу, столах и стульях. Они никогда не садились с ней рядом.

Поправив платок на плечах, она прислушалась к себе, к разрастающемуся холоду внутри и медленно пошла на второй этаж. Не спрашивая, прошла черед единственную незакрытую дверь.

На грязных, разворошенных простынях, липнувших к влажной коже, лежала Аделин. Бледная, с почти прозрачной кожей, под которой извивались тонкие черные вены, темными мешками под глазами и грязными волосами — она скривилась. Поборов отвращение, Тера посмотрела вниз, на голого, пухлого младенца, пьющего у матери молоко. Этот младенец вытягивал из Аделин все соки и силы, за что Тера его почти ненавидела.

Аделин, которая до этого с усталостью смотрела на ребенка, подняла голову и улыбнулась вымученно. Ничего не сказала, но Тере не нужны слова. Она их всех чувствовала, как себя. Сейчас же она чувствовала холод внутри, а, прислушавшись, понимала, что силы медленно покидали и ее. Аделин не наглела, но подпитывалась от Теры и выглядела сейчас неприлично счастливой и уставшей.

Ваше слепое обожание до сих пор не вызывает у меня доверие.

Без лишних слов, Тера медленно подошла к кровати и села на самый край. Посмотрела на ребенка с белоснежным пушком волос, который в пухлых, но не по годам сильных кулаках сжимал светлые пряди Аделин. Скривилась, когда, будто почувствовав, ребенок открыл глаза и посмотрел на нее, все еще высасывая из груди молоко. Вновь посмотрела на уставшую Аделин, которая смотрела на нее и улыбалась.

Тера положила ладонь на лоб Аделин, слыша прерывистый, облегченный выдох. Знала, что руки у нее прохладные, а чужой лоб чуть теплый — плохой знак. Чувствуя легкое беспокойство и отголоски навязанной ответственности, она убрала волосы с лица Аделаиды, погладила ее по макушке и пропустила сальные, влажные волосы сквозь пальцы.

− Спасибо, − тихо, хриплым голосом поблагодарила Аделин. Невысказанное «мама» повисло в воздухе. Аделин была из них самой спокойной и приятной, редко перечила и всегда разговаривала уважительно.

Тере порой казалось, что ее она чувствовала сильнее остальных. Даже сейчас усталость и ноющая боль, скорее всего головная и в груди от большого количества густого молока, перекрывала остальные чувства. Аделин сложнее всего и это чувствовали все. Лаки часто крутился вокруг третьего дома, как и Октавия, которая знала, как справляться с телом после родов. Оск от Аделин тоже надолго не уходил, но поручения выполнял и пользу приносил.

Все еще гладя Аделин, Тера медленно забирала у нее боль. Видела, как под кожей взбухали чернотой вены и слабые отголоски иглами впивались в тело. Конечно, Тера не обязана это делать, но все же порой приходила и забирала часть боли.

− С вами мне так хорошо, − сказала Аделин и потерлась щекой о ладонь Теры.

− Думаешь, это, − Тера кивнула на ребенка, смотрящего на нее большими, голубыми глазами. — Того стоило?

Тера многие вопросы не высказала. Она сама прошла через беременность и роды, и считала это самым ужасным опытом в обоих жизнях. Поэтому не понимала, почему Аделин согласилась на беременность и продержалась так долго. Не дала слабину, пока носила под сердцем ребенка, не кричала во время родов и после не смыкала глаз, пока Октавия и Тера поддерживали в ней жизнь.

− Но это не только продолжение меня и любимого человека. Этот ребенок новая ветвь нашей расы, − улыбнулась Аделин и погладила уснувшего ребенка по голове. Смотрела на него с неприкрытой любовью и Тера поняла, что это могло повториться. — Нужно было узнать можем ли мы давать жизнь и как это отражается на нас. Какие дети рождаются. Если бы не я, то кто-то другой попробовал бы.

В словах Аделин была истина. Они жили небольшой общиной, но до сих пор не знали всех возможностей своего нового тела. Даже не знали, кем являлись.

На самом деле, Тера не была уверена, что Аделин выживет. Обычно такими монстрами они становились уже в сознательном возрасте. Лаки, хоть и был светловолосым и голубоглазым, но все еще оставался человеком. Остальные же были или ровесниками Теры или чуть старше нее, поэтому как проходит беременность никто не знал. Тера вообще сомневалась, что ребенок родиться живым, но Аделин выглядела такой счастливой, когда по животу шли волны от маленьких ног или рук.

Эксперимент с названием «беременность» прошел на удивление благополучно. Роды подкосили Аделин, но теперь у них была информация. Тера никому не говорила и не показывала, но все равно волновалась за хрупкую Аделин, которая сейчас гладила по спине ребенка, улыбалась мечтательно.

Для нас этот ребенок — эксперимент, а для нее вся жизнь. Дурость.

Она никому ничего не должна, наоборот, почему-то они все делали для нее. Их преданность настораживала. Связь между ними была не простой связью между первой — матерью, − и остальными. Она была намного глубже и как бы долго Тера не игнорировала ее, чувства все равно накрывали.

Тера опасалась людей потому, что вновь испытывала яркие эмоции, как в своей прошлой, человеческой жизни. Попав в этот мир, изменилось не только тело. Тера чувствовала, что эмоции и чувства стали приглушенными, лишь редко были вспышки эмоций. Когда же появились они, укрепилась связь, которую Тера совсем не хотела, эмоции стали чуть ярче. Порой Тера чувствовала их эмоции: радость, беспокойство или усталость.

Это все так обременительно.

− Иди, сходи в баню или на реку, помойся и отдохни. Я за ним присмотрю.

Смотря на Аделин, Тера понимала, что той требовалась ванна, еда и сон на чистых простынях. Обычно этим занималась Октавия или Зарина, но они обе сейчас на реке занимались стиркой, Вьерн и Оск охотились, а Торн с Лаки собирали ягоды. Сейчас они заняты, а Аделин нужен отдых и поддержка — Тера это чувствовала.

− Иди, все будет хорошо.

Тера погладила Аделин по голове и встала. Стянула с плеч платок и накрыла им ребенка, взяла на руки. Тот повозился на руках, вынул руку из платка, скривился недовольно, но глаз не открыл, а вскоре и вовсе уснул опять. Смотря на него, Тера ничего не испытала: ни счастья, ни умиления, ни ненависти, лишь легкое отвращение и раздражение.

− Простите за доставленные неудобства, − тихо извинилась Аделин, осторожно садясь на кровати. Отбросила волосы за спину, надела на тело сорочку и улыбнулась понимающе, смотря на Теру. — Спасибо. Мне очень важна ваша забота.

Закатив глаза, Тера отошла в сторону, пропуская Аделин. Та шла медленно и неловко — отеки после беременности давали о себе знать, замирала на несколько секунд, скорее всего пережидая головокружение, и шла дальше. Баню Вьерн построил недавно рядом со вторым домом и Тера, на самом деле, радовалась. Ей не нравилось мытье в реке — стыдно, а в бане она одна или с Зариной и там тепло.

Походив по комнате, − от большой кровати до шкафа, − деревянному полу, посмотрела в зеркало. Здесь уютно, все еще пахло деревом и мебели не много. Подув на лицо ребенка, Тера подошла к окну и открыла его, впуская в комнату свежий воздух. Посмотрела на кровать и скривилась. Постельное белье грязное, влажное и скомканное.

− Полежи.

Положив ребенка на стол, Тера стянула с кровати постельное белье, кривясь от запаха. Отпихнула его ногой и замерла, когда услышала тихое кряхтение. Нахмурилась. Детский плач она не любила еще со времен появления Айясель, которая успокаивалась лишь на руках Герды. Тера редко ее брала на руки. Казалось, Айясель была меньше сына Аделин.

Но если Айясель орала во всю глотку не переставая, то мальчишка на столе покряхтел, открыл глаза и, заметив Теру, замолчал. Беззубо улыбнулся. Тера этого не поняла и еще некоторое время стояла напряженная, ожидая отвратительного крика, но мальчишка молчал и смотрел на нее спокойно.

Хоть один здравомыслящий и спокойный ребенок.

Достав с нижний полки шкафа чистое постельное белье, Тера подошла к кровати. Дома она иногда меняла постельное белье, помогала Шарлотте, мысль о которой расстраивала, с переездом в дом Пикфордов. У семьи Освальда всегда было много слуг, и они выполняли всю грязную работу незаметно, а потом обсуждали между собой господ. У них же дома никогда не было много слуг, да и дом небольшой: четыре спальни, одна столовая, три ванные комнаты и два этажа с покатой крышей.

Перестелив постельное белье, Тера скомкала грязное и вынесла его в коридор. Встала напротив окна, вдыхая постепенно остывающий воздух. Посмотрела на неровную линию леса, рядом с которой счастливо бегал Мино, держа палку в зубах. Если он там, значит Лаки возвращался с корзинкой дикой малины домой. Тера не любила сладкое, но, на удивление, дикие ягоды ела с удовольствием и даже чувствовала слабый вкус.

Вздохнув, Тера подошла к ребенку и скривилась, увидев его широкую улыбку. Имя ему еще не дали, да и не волновало это ее. Айясель назвала Герда и тоже не в первые минуты рождения. Этому же ребенку еще месяца не было, хоть и выглядел он как Айясель в четыре. Но сын Аделин ей нравился чуть больше, потому что не напоминал о моменте слабости и не кричал. Да и виделись они редко.

Переложив мальчишку на кровать, она сняла с него платок, который кивнула в грязное белье. Села на край кровати, посматривая изредка на ребенка, который размахивал руками и не собирался больше спать.

Жаль.

− Спасибо, что посмотрели за ним.

Посвежевшая Аделин в новой сорочке и с еще влажными волосами вошла в комнату. Улыбнулась благодарно и села рядом с Терой, погладив рукой ребенка по пухлому животу. После бани Аделин выглядела лучше и усталость стала меньше, как и боль. Тера прикоснулась ладонью к ее лбу и слабо, еле заметно улыбнулась.

− Тебе нужно прилечь и поспать. Станет лучше.

Улыбнувшись благодарно, Аделин залезла на кровать и легла у стены, кладя ладонь на живот заснувшего сына. Тера смотрела на них и понимала, что привыкала, проникалась ими и это пугало. Она никогда не хотела больше никого подпускать. Люди по природе своей предатели, а их слова всегда лживы.

Люди отвратительны.

Но эти люди относились к ней по-другому. Они не лебезили, но во всем слушались, ставили ее мнение на первое место, но и свое высказывали без страха. Тера смотрела на них и понимала, что эти не предадут. Слепая, необъяснимая вера ее пугала, поэтому всегда вела себя настороженно и не подпускала близко. Несмотря ни на что, больше Тера на эти грабли не наступит.

− Вы его назвали?

Аделин открыла глаза и сонно посмотрела на сына.

− Нет. Оск сказал, что у нашего сына должна быть самое лучшее имя. Не удивлюсь, если он устроит аукцион, − она тихо рассмеялась. — У этого ребенка должно быть особенное имя, потому что он особенный. Такой же особенный, как вы, мама. Вы были первой среди всех, а он станет первым ребенком, родившимся от монстров.

Тера смотрела на уснувшую Аделин, все еще спящего ребенка и ничего не понимала. Как к ним относилась. Как в действительности относилась к беременности и родам Аделин, ее ребенку. Как относилась к своему статусу, который закреплялся все надежнее, хоть Тера и отрекалась от него и пренебрегала ими.

Вздохнув, она встала и вышла сначала из комнаты, потом из дома. Выставила ладонь перед глазами, загораживаясь от солнца и чувствуя легкое покалывание на коже. Платок остался в груде грязного белья и теперь ее кожа открыта. Уже краснела от все еще горячего солнца. Постояв так некоторое время, она пошла в сторону дома и замерла в дверях. Напряглась.

Что-то опять было не так. Кто-то из них был взволнован.