Мозговик

Глава восьмая

Мыслящая часть мозговика, вернувшись в собственное тело под деревянными ступеньками заднего крыльца дома Гроссов, тщательно обследовала дом, чтобы убедиться, что там нет других живых существ помимо хозяев - например, собаки, которая могла бы залаять и разбудить женщину, когда ее муж станет спускаться вниз. Собаки не было; из прочих живых существ имелась только канарейка в прикрытой куском материи клетке в комнате первого этажа, видимо - гостиной. Его новый хозяин не будет заходить в эту комнату.

Наверху в спальне Зигфрид и Эльза Гросс крепко спали.

Мозговик вселился в мозг Гросса, и вновь произошла та жестокая, но короткая схватка, которая всегда сопровождала вселение в разумное существо. Неужели новый хозяин отличался еще более скромными умственными способностями, чем юноша, оставшийся на второй год в школе и ничего не смысливший в науке, если не считать наукой фермерское дело? Да, от столь зрелого, даже пожилого человека мозговик вправе был ожидать большего, однако он ошибался. Гросс, как сразу же стало ясно, знал об этих вещах даже меньше, чем Томми Хоффман, а уж интереса к ним не испытывал практически никакого. Образование его ограничилось шестью классами, и он мало что знал о мире, находившемся за пределами его фермы. У него не было даже радиоприемника, а единственным его чтением были еженедельная газета и один журнал для фермеров, да и те он читал с трудом.

Мозговик не сразу заставил нового хозяина двигаться; некоторое время он позволил ему лежать спокойно, пока сам разбирался в содержании его сознания и выяснял кое-что необходимое.

На два вопроса он получил ответы немедленно, и эти ответы его вполне устроили. Во-первых, Эльза Гросс любила поспать и сон ее был очень крепким; так что никакой шум, меньший, чем звук от удара совы, разбивающей стекло, не мог бы ее разбудить. На кухне, которая находилась внизу, но не под спальней, нужно было просто особенно не шуметь, например, ничего не ронять. Во-вторых, он узнал, что в холодильнике есть примерно кварта супа и полмиски хорошей мясной подливы. Будучи соединены вместе и слегка разогреты (что позволит растворить подливу и подготовить к абсорбированию), они дадут замечательный питательный раствор. Если бы их не было, то пришлось бы использовать консервы, а то и готовить мясо в течение двух часов, да и то в этом случае нельзя было рассчитывать на столь идеальную комбинацию, как имеющаяся.

Теперь ему больше ничего не было нужно, решил мозговик; все остальное, если было что-либо представлявшее интерес в голове Гросса, он мог выяснить позднее, в более спокойной обстановке. В конце концов, пока тело мозговика будет, примерно в течение часа, насыщаться питательным раствором, его мыслящая часть будет находиться в мозгу старого фермера.

Подчиняясь приказу мозговика, Зигфрид Гросс тихонько встал с постели и босиком подошел к двери комнаты. Выйдя и тихонько прикрыв за собой дверь, он нащупал путь к лестнице и стал спускаться вниз. Он не стал зажигать свет, пока не добрался до кухни.

Как можно тише он извлек из холодильника суп и миску с подливой. Он отлил некоторое количество супа в кастрюлю, размер которой был достаточным, чтобы поместить мозговика, перелил туда же подливу из миски и тщательно перемешал. Затем он зажег газ и поставил кастрюльку на слабый огонь. Помешивая раствор, он периодически проверял температуру, пробуя из ложечки получившийся бульон.

Когда вся подлива растворилась и температура стала достаточной довольно высокой (что мозговик в панцире мог выдерживать температуру от пятидесяти и более градусов ниже нуля почти до температуры кипения воды), Гросс выключил конфорку.

Затем он вышел из дома, оставив дверь кухни открытой, чтобы оттуда шел свет, опустил руку под деревянные ступеньки и извлек тело мозговика. После этого он вошел в кухню и аккуратно опустил его в кастрюлю с бульоном.

Взглянув на часы, чтобы проследить за продолжительностью приема пищи, Зигфрид Гросс присел на стул и стал ждать. Пока он сидел, мозговик просматривал информацию, содержавшуюся в его мозге, сортируя и классифицируя его знания.

То, что он при этом выяснил, не было особенно впечатляющим и ограничивало возможность использования нового хозяина за рамками нынешней конкретной задачи.

Зигфрид Гросс в свои шестьдесят пять лет был угрюмым и одиноким человеком. Хотя он поддерживал неплохие отношения с соседями и с некоторыми торговцами в городе, однако друзей у него не было. Он никого не любил, и никто не любил его; даже его жена. Несмотря на прожитые вместе годы, между ними не было теплоты и привязанности. Они оставались вместе исключительно потому, что нуждались друг в друге, хотя и по разным причинам. У Эльзы не было родственников, на которых она могла бы рассчитывать и не было возможностей заработать себе на жизнь; Зигфриду была нужна ее помощь в управлении хозяйством, в поддержании порядка в доме. Можно сказать, что они только терпели друг друга, хотя и вражды между ними не было.

У них было двое детей, сын и дочь, но Зигфрид настолько испортил с ними отношения, когда они были молодыми людьми, что оба решили покинуть ферму и перебраться в город. Каждый написал по несколько писем Эльзе, но Зигфрид запретил ей отвечать на эти письма, так что теперь Гроссы даже не знали, где живут их дети.

Будущее фермера обещало быть довольно мрачным, поскольку вот уже несколько лет он страдал медленно развивающимся артритом, который постепенно прогрессировал.

Докторам Зигфрид не верил, да они и вряд ли могли бы ему помочь. Ему уже тяжело было выполнять необходимые работы на ферме, мучили боли. Зигфрид понимал, что через несколько лет, если боли будут усиливаться, ему ничего не останется, как отказаться от работы и продать свою небольшую ферму. По всей вероятности, он смог бы выручить за нее достаточно денег, чтобы купить им с Эльзой домик и прожить в нем остаток дней, но, к сожалению, больше ему не на что было надеяться - медленно, но неуклонно болезнь изуродует его, если он вообще сможет долго прожить.

Озлобленность, не покидавшая его всю жизнь, частично объяснялась тем, что он ненавидел эту страну и ее правительство. Фактически она была его страной чисто номинально; сам он всегда считал себя не американцем, а немцем.

Родители привезли его в Штаты из Германии в возрасте четырех лет. Они стали натурализованными гражданами из чисто практических соображений, в результате чего он тоже стал гражданином США. Но подлинную верность они всегда хранили лишь своей истинной родине так же, как и он. До школы, куда он пошел в семь лет, Зигфрид не разговаривал по-английски. Ему было чуть больше двадцати, когда Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну. Его пытались призвать в армию, и в результате он провел полтора тяжелых года в качестве интернированного отказника.

В действительности он вполне одобрял войну, просто ему не хотелось воевать "против своих".

Он приветствовал возрождение Германии при Гитлере и стал убежденным нацистом, хотя и не вступал ни в какие организации. Когда Соединенные Штаты вступили во вторую мировую войну, его неприязнь к ним стала еще более острой.

К тому времени ему было уже далеко за сорок, так что о призыве в армию не могло быть и речи, однако в своих высказываниях он стал значительно более резким, чем в молодые годы. Поговаривали о том, что его следовало бы арестовать, но власти сочли, что при всей своей словесной агрессивности он совершенно безобиден и не в силах помешать Америке вести войну. Да и по правде сказать, если бы всех симпатизировавших нацистам жителей штата Висконсин стали отправлять в концентрационный лагерь, то последний разросся бы до размеров всего штата Висконсин.

Частенько во время войны, да и после ее окончания, он с раздражением думал о своем сыне, покинувшем родной дом незадолго до начала войны. Сын и дочь считали себя американцами. Это было одной из причин наряду с их желанием покинуть ферму, по которой между ними и отцом частенько вспыхивали споры. Неужели его сын был призван - или даже добровольно согласился сражаться против Фатерлянда? Если так, то пусть он погибнет.

Во время войны, чтобы следить за ходом событий, он выписал ежедневную газету и купил себе радиоприемник.

После поражения Гитлера он отказался от подписки, а радио разрубил топором.

Всю свою жизнь Гросс мечтал, что в один прекрасный день, пусть даже, когда он вынужден будет пойти на отдых, в этот день он вернется на Родину. Но всегда, даже в те времена, когда его финансовое положение позволяло это сделать, находились причины, его останавливавшие. Теперь он знал, что мечте уже не суждено сбыться. Он обречен умереть в этой чужой стране, в которой он прожил шестьдесят лет среди чужих. Причем после смерти родителей он остался совершенно один среди совершенно чужих людей.

Только в одном отношении он слился с этой страной: он говорил по-английски и почти совсем забыл немецкий. Поначалу они с Эльзой разговаривали друг с другом по-немецки, но она, столь покорная ему во всем остальном, после рождения детей настояла на том, чтобы в семье говорили только по-английски. Если он обращался к ней на своем родном языке, она отвечала на английском. Он не был учителем, поэтому дети никогда не учили немецкий, если не считать нескольких фраз. Так что и он сам в конце концов сдался.

Все эти факты о своем новом хозяине мозговик узнавал лишь для того, чтобы как-то убить время, пока его собственное тело находилось в питательном растворе, да еще потому, что все, каким-то образом касающееся традиций, образа мыслей и поведения человеческих созданий, могло ему впоследствии пригодиться. Он не испытал сочувствия к своему нынешнему хозяину в его отчаянной ситуации; его заботила только потенциальная полезность хозяина. И мозговик уже пришел к выводу, что после сегодняшней ночи Зигфрид Гросс будет ему не нужен.

Гросс был затворником; он ни с кем не общался, так что не мог собирать необходимую для мозговика информацию, не привлекая к себе внимания. Это противоречило его манере поведения, к которой вce окружающие успели привыкнуть. У него не было телефона, он ни с кем не переписывался. В Бартлесвилль он ездил на фургоне, запряженном лошадью; у него никогда не было машины, и он никогда не хотел ее иметь.

Да и эти-то поездки совершал всего лишь раз в неделю, чтобы закупить необходимую провизию. Исключение составляли случаи, когда он вез что-либо на продажу, то, что не могло подождать до очередного субботнего визита. Посещал он только весьма определенные места и нигде не задерживался просто поболтать или узнать последние сплетни. Вот уже больше пятнадцати лет - с тех пор, как Германия второй раз потерпела поражение - он не уезжал никуда дальше Бартлесвилля, дальше пяти миль от дома.

Нет, Зигфрид Гросс, учитывая его характер и образ жизни, будет худшим из всех возможных инструментов для сбора информации. Свою нынешнюю задачу он выполнил, а стало быть, завершив ее, должен будет уйти. Кроме всего прочего, мозговик уже выявил идеального хозяина для сбора информации - кота. Пока он вынужден будет пребывать в теле Гросса, он не сможет использовать этого шпиона, но придет время и какой-нибудь кот непременно приведет его к нужному человеку, более отвечающему его целям.

Но пока Гросс сидел здесь, ожидая конца питательного цикла, мозговик решил получить от него сведения о соседях.

Таких данных оказалось немного, да и значимость их была, скорее всего, невысока. Гросс знал о своих соседях куда меньше, чем, например, Томми Хоффман. Он даже не знал еще о самоубийстве Томми, всполошившем всю округу. Видимо, он мог узнать о нем лишь во время своей традиционной субботней поездки в Бартлесвилль.

Тем не менее, мозговик получил ответ на вопрос, который его ранее заинтересовал, а именно - почему ближайшие соседи Гросса держали такого свирепого пса, которого приходилось сажать на цепь в сарае. Фамилия соседа была Лурса (французская, хотя сами они имели бельгийское происхождение). Их собака - сука ньюфаундленда, водолаза - весьма ценная, Джон Лурса охотился с ней на уток. Прежде, чем она стала столь свирепой по отношению ко всем, кроме самого Лурса, он случил ее с другим хорошим ньюфаундлендом и ожидал потомства через несколько недель. Случилось так, что собака набросилась на жену Лурса - к счастью, не покусала ее - и была приговорена к смерти, но супруги надеялись, что она не принесет вреда своим новорожденным щенкам, а потому решили сохранить ей жизнь до тех пор, пока она выкормит их, а уж потом пристрелить свирепую тварь. Джон посадил собаку на цепь в дальнем углу сарая и строго запретил жене и дочери появляться поблизости. Гросс знал об этом, поскольку Лурса был одним из немногих людей, с которыми угрюмый немец поддерживал почти хорошие отношения; Лурса предлагал Гроссу щенят, причем очень настойчиво даже после того, как Гросс отказался. Гросс не любил собак так же, как и людей. Кота он еще мог терпеть, коль скоро тот жил в сарае и охотился там на мышей.

Глазами Гросса мозговик взглянул на часы и решил, что тело его находится в питательном растворе вполне достаточно: для оценки у него были только такие параметры, ибо, находясь в теле хозяина, он оказывался лишенным возможности ощущать свое собственное тело.

Гросс поднялся, вынул панцирь мозговика из уже остывшего бульона и направился вместе с ним к двери. Тут мозговик кое-что вспомнил, и Гросс повернул обратно. Подойдя к раковине, он очень тщательно вымыл панцирь, а затем насухо вытер его. Мозговик подумал, что запах раствора наверняка привлечет внимание какого-нибудь домашнего животного, которое начнет рыть землю возле ступенек, а то еще и вытащит мозговика из-под них. Собственно у самого мозговика запаха не было. Он узнал об этом от Бака, когда пес выкапывал его из песка в пещере, а затем переносил к пустому стволу дерева.

Гросс вынес тело мозговика на улицу, оставив дверь открытой, чтобы свет из дома помог ему найти укрытие. Мозговик решил сделать его еще более надежным, а поэтому Гросс раскопал мягкую землю под ступеньками и погрузил панцирь примерно на дюйм в грязь, а затем аккуратно заровнял все руками. После этого он таким же способом убрал следы своих босых ног возле ступенек.

Затем он вернулся в дом для того, чтобы умереть.

Но прежде он убрал все следы того, чем занимался на кухне; вылил оставшийся бульон в раковину, вымыл три предмета, которые использовал, положил посуду туда, откуда брал. Конечно, Эльза заметит исчезновение супа и подливы и удивится этому, однако тут уж он ничего не мог поделать. С другой стороны, последнее время ее память стала похуже, и она, по всей вероятности, подумает, что просто забыла о том, как использовала "пропавшие" продукты. Да и в конце концов, после его неожиданной смерти ей будет не до того. Хотя не очень-то она будет горевать по поводу его ухода. А позднее может придти к выводу, что так для нее даже лучше. То, что можно выручить, продав ферму, обеспечит старость одному человеку куда лучше, чем двоим.

Стоит ли упоминать об этом в посмертной записке? На этот раз необходимо оставить подобную записку. Такой урок извлек мозговик из случая с Томми Хоффманом; уж слишком много было вокруг него загадок, что и побудило Хоффмана и Гарнера отправиться к пещере; они даже собрались перекапывать дно. Мозговик хотел, чтобы самоубийство Гросса выглядело вполне правдоподобным, хорошо мотивированным и ни у кого не вызвало подозрений.

Он приказал Гроссу взять блокнот и ручку и сесть к кухонному столу. Затем мозговик задумался, решая, какую записку мог написать Гросс, если бы действительно решился наложить на себя руки. Он безусловно не стал бы приводить такой, например, мотив, как желание оставить Эльзе побольше денег на старость. Кроме того, его записка наверняка была бы короткой и сухой, без всяких извинений и прощаний.

Гросс выводил буквы на бумаге медленно и старательно, причем написание слов больше походило на немецкое, хотя слова были английские, сохранявшие произношение Гросса: "Я не могу больше вынасить боль артерита. Я убивать себя".

Он подписался полным именем, а затем по-немецки выдал фразу, в которой выразил всю свою ненависть к этой стране. Последнее, что он написал, было: "Германия превыше всего".

После этого он вынул из шкафа свой дробовик, зарядил его и снова сел за стол. Засунул дуло в рот, поставил ружье вертикально и нажал на курок. Разлетевшиеся по комнате сгустки крови и мозга попали и на предсмертную записку, сильно ее забрызгав, но слова по-прежнему были хорошо различимыми.

Вернувшись в собственное тело, на этот раз надежно спрятанное под деревянными ступеньками, мозговик с помощью своих перцептивных способностей услышал, как Эльза выкрикнула сверху имя мужа. Затем он увидел, как она зажгла свет в спальне, потом в холле и стала спускаться по лестнице на первый этаж.