Глава 5 Не стоит беспокоиться, все будет в порядке

— Не извольте беспокоиться, мадам, активное функционирование вашего имущества было временно приостановлено во избежание возможных инцидентов. Разрешите представиться: Константин Виктория Смит, уполномоченный старший инспектор «DEX-компани» на этой планете. Мною были отмечены определенные нарушения в работе ваших DEX’ов и существенные отклонения их поведенческих матриц от штатного протокола, в связи с чем я вынужден настаивать на проведении принудительного тестирования в сервис-центре филиала нашей компании. Не извольте беспокоиться, для вас эта процедура абсолютно бесплатна! Не стоит благодарностей, мадам, «DEX-компани» стоит на страже интересов своих клиентов и неусыпно заботится об их безопасности. Нет, мадам, для проведения подобного тестирования мне не нужно вашего согласия, и ваше несогласие тоже ничего не изменит — увы, но сломанное оборудование представляет опасность не только для вас самих, но и для ни в чем не повинных окружающих. Нет, мадам, в вашем присутствии при этом мероприятии тоже нет ни малейшей необходимости, более того, оно недопустимо. Это внутренняя процедура, не для посторонних. По окончании тестирования с вами свяжутся и сообщат о результатах. Если мои подозрения окажутся беспочвенными и показатели вашего оборудования в пределах нормы — DEX’ов вам вернут в целости и сохранности. Если же я не ошибаюсь — а, смею уверить вас, мадам, ошибаюсь я крайне редко! — опасное оборудование будет утилизировано, а вы, как хозяйка, получите адекватную компенсацию. Что? Не хозяйка? Тогда я вообще не понимаю ваших претензий, мадам! Тогда вас это вообще не касается, а компенсацию получит хозяин, кто бы он ни был, мы это выясним. Нет хозяина? Так не бывает, мадам, вас ввели в заблуждение. Оборудование обязано иметь хозяина, если это правильное оборудование. А неправильное оборудование подлежит немедленной утилизации. Алькуявцы? Какие алькуявцы, мадам? Не надо считать меня за недалекого провинциала, я знаю, как выглядят алькуявцы и не собираюсь выставлять себя на посмешище, проверяя эти явно поддельные документы. Не надо плакать, мадам, вас я пока не обвиняю ни в чем. Более того, я вам искренне сочувствую, мадам, но вас обманули: это не алькуявцы, а киберы, иначе на них не подействовала бы моя глушилка. Видите, мадам, это чудо передовой кибертехнологии? Она действует лишь на киберов, понимаете? На алькуявцев не действует. Не надо кричать, мадам. И царапаться тоже не надо, иначе я вынужден буду подать на вас в суд за нападение на должностное лицо при исполнении. И препятствовать загрузке ничейного подозрительного оборудования во флайер тоже не надо, иначе я буду вынужден приказать этому оборудованию применить к вам жесткие меры. Вот так-то лучше. Прощайте, мадам. Мадам, я сказал «прощайте», а это значит — отпустите дверцу. Спасибо…


В целом собственной торжественной речью Смит остался доволен, хотя финал и вышел несколько скомканным. Очень хотелось добавить напоследок что-нибудь значительное этой тупой истеричке, которая к тому же оказалась еще и не хозяйкой (и зачем только Смит перед нею столько времени распинался, спрашивается?!). Что-нибудь в смысле — «Надеюсь, потом, когда вы придете в себя и успокоитесь, вам будет стыдно за собственное поведение». Но Смит не стал.

Во-первых, завешивать уже начавший набирать скорость флайер, заново открывать дверцу и орать с высоты было как-то глупо и не слишком солидно, а иначе эта истеричка его не услышала бы. А во-вторых, ни на что подобное он совсем не надеялся. Потому что давно убедился: люди в большинстве своем — неблагодарные сволочи.

* * *

Когда твое собственное тело перестает тебя слушаться, становится словно бы и не твоим, а ты ничего не можешь с этим поделать, — наверное, так и выглядит самый страшный кошмар любого разумного существа. А для киборга (практически для каждого из сорванных, за крайне редким стремящимся к нулю исключением) этот кошмар еще и обыденный, привычный такой, многократно пережитый лично. Как и попытки сопротивляться. Как и изначальное понимание всей бесполезности подобных попыток. Как и ощущение нарастающей безнадежности. И все равно. Все равно…

Странное ощущение. Вроде бы ничего не изменилось. День остается по-прежнему ярким и солнечным, таким почти нереально радостным, подчеркнуто летним, туристическим, легкомысленно отпускным. Легкий ветер доносит запах соли и водорослей и шуршит листвою фигурно подстриженных кустов — интересно, этот ландшафтный дизайн тоже приписывается к числу достижений мифического старшего констебля? Скорее да, чем нет, с нереидцев станется и восходы с закатами ему приписать. До захода солнца в данном регионе четыре часа двадцать одна минута, программа услужливо подкидывает информацию по всплывающим аналогиям. Интересно, у людей тоже так? Или как-то иначе? Головы не повернуть, даже глаза никак, и смотреть получается только вперед, на край скамейки и кусок газона. Перепончатокрылая местная птичка пытается утащить упавшее на траву шоколадное мороженое, подпрыгивает, свиристит обиженно: рожок почти целый, тяжелый. А птичка маленькая.

Птичка такая же, как все местные птички. И человек у скамейки такой же, как все остальные столичные жители, ранее встреченные. Совсем нестрашный. Белобрысый, щекастый, улыбчивый и на вид совсем молодой, изо всех сил старающийся казаться взрослым юнец с совершенно детским восторгом на круглой счастливой мордахе. Вот и штаны у него короткие, широкие, до колен и в легкомысленный цветочек, что еще более усиливает ощущение несерьезности. И пистолет совершенно ненатуральный, пластмассовый, а вместо дула словно бы старинный мобильный коммуникатор, с кнопочками еще.

Не пистолет — портативный универсальный блокатор процессора. В просторечье глушилка. Последняя модель, с дифференциацией воздействия по широкому спектру.

Испугаться Дэн так и не смог.

Боль подчинившихся чужой воле имплантатов раздирала мышцы, сковывала внутренними кандалами и выворачивала суставы до хруста. И не позволяла ничего, кроме приказанного: встать и замереть в неудобной фиксированной позе, несмотря на все попытки выкрутиться и сделать хоть что-нибудь, хотя бы повернуть голову, просто повернуть голову, хотя бы моргнуть. Ничего. Ни малейшего внеприказного шевеления, только боль, по нарастающей.

Боль была. А вот страха не было.

Слишком нереально это все оказалось, слишком несопоставимо: залитый теплым оранжевым солнцем парк, медленный шорох прибоя, отдаленная музыка и смех, доносящиеся со стороны пляжных кафешек, тающее во рту мороженое, Ланс, рисующий местных птичек…

Уже не рисующий. Уже точно так же замерший в неудобной фиксированной стойке смирно, не могущий даже моргнуть.

И — испуганно-растерянный голос Полины.

И — черно-белый флайер с хищными обводами и ненавистной символикой на фюзеляже.

Они никак не вязались друг с другом: эта теплая доброжелательная планета, словно зовущая расслабиться и отдохнуть, — и черно-белая смерть, вызванная улыбчивым белобрысым мальчиком с мечтательными глазами убийцы не по приказу даже — по разрешению. Этот мальчик, который даже себе никогда не признается в том, почему ему так нравится работа на «DEX-компани», и этот фирменный флайер — они словно были совсем из другого мира, куда менее приветливого и доброжелательного.

Прошлого мира, от которого Дэн уже успел отвыкнуть. От которого так хотелось отвыкнуть…

А сейчас хотелось иного, намного проще и необходимей: повернуть голову. Просто повернуть голову и посмотреть на Полину, сказать ей хотя бы глазами: «Пожалуйста, не сопротивляйся! Он ведь сейчас прикажет сломать тебе руку — и я это сделаю. Пожалуйста, не вынуждай его, ведь это все ерунда, небольшое недоразумение. Все будет хорошо. Обязательно будет. Только не сопротивляйся».

Конечно будет. А как же иначе? Они ведь везучие, и он сам везучий, и все остальные, давно уже ставшие намного больше чем просто коллегами по экипажу. Станислав Федотович в первую очередь. За ними давно закрепилась слава чертовски везучего корабля, с которым даже пираты опасаются связываться. Они столько раз выпутывались из совершенно безнадежных ситуаций! Куда более безнадежных, когда казалось, что все, что ни малейшего шанса… А они выбирались. И до сих пор живы. И…

«Дэн, ты пробовал связаться с кораблем?»

«Да».

«- ?»

«Не дотянулся. Слишком далеко».

«Значит…»

Страх. Вот как он выглядит со стороны. Киберсвязь не была изначально предназначена для передачи эмоций, однако оказалось, что они очень хорошо по ней передаются. Без искажений. Без утаивания и недоговорок. Без нарочито равнодушной маски. По киберсвязи невозможно врать.

Значит, это очень хорошо, что Дэн сам так и не сумел испугаться…

«Ничего не значит! У нас есть коммы. Коммы могут многое. И мы можем, даже сейчас. Пусть и не многое, но можем».

«Например?»

«Например, можно задеть кнопку экстренной связи. Имитацией случайного мышечного спазма. Рефлекторные движения, в активной фазе программа позволяет, ты ведь наверняка так делал».

«Делал. Раньше».

«Ну вот».

«Сейчас не получится. Сейчас у меня рефлекторные движения заблокированы. У тебя нет?»

«У Полины тоже есть комм, она уже наверняка связалась с кораблем. Да и с нами самими все вовсе не так безнадежно: этому дексисту придется нас как-то выводить, давать частичную свободу движений. Тогда и попробуем. Но даже если и не получится — остаются маячки».

«Я свой выключил. Он иногда… мешает… Ошибочное поведение?»

«Ошибочное поведение».

«Принято. Я… нас подвел?»

«На пятьдесят процентов: мой работает».

«Плохо…»

«Ошибочный вывод. Хорошо. Полезный опыт, урок на будущее. Проанализировать, принять к сведению, учитывать».

«Ошибочный вывод, принято. И… Дэн…»

«Что?»

«Спасибо».

Чужая паника — дикая, бьющая через край, не подчиняющаяся ни разуму, ни процессору и парализующая не хуже дексистского блокатора, — потихоньку отступала, сворачиваясь, втягивая острые иглы отчаянья и безнадежности, сменялась чем-то вроде вполне поддающейся сознательному контролю тревоги. Присутствовал даже оттенок легкого смущения. Киберсвязь ослабла, истончилась до легкой поддерживающей паутинки, невесомой и еле ощутимой. Это хорошо.

А еще лучше то, что одна простая мысль почему-то пришла Дэну только сейчас, когда киберсвязь более не напоминает перетянутую до звона струну, готовую отозваться на малейшее касание.

А вдруг у Полины по какой-то причине не работает комм? Ну, например, она забыла его зарядить…

Простая такая мысль, вроде бы даже не особо пугающее предположение с низкой степенью вероятности. Если быть точным — девятнадцать процентов. А то, что неисправность или вообще полное отсутствие комма помешает Полине связаться с кораблем в настолько экстремальной ситуации, и вообще оценивалось программой в смехотворные три и четыре десятых процента. Ерунда, короче.

Но все равно хорошо, что эта мысль не пришла в голову Дэна раньше.

Загрузка...