Мой тантум. Книга аквамариновая

Глава 10 Марк. Шайка избранных

Я спал как убитый, чего давно уже не случалось со мной. После нашего разговора с Динь, я плавал в волнах эйфории! Было ощущение, что я проглотил целый мир, и в кои то веки, не испытывал голода. Голода по Динь. Она и сокрушила меня и возродила. И мысля такими вот словами, я вовсе не был высокопарным. Просто, так оно и было.

После того, как я проводил Динь до выхода из школы, проконтролировал, чтобы она успешно села в машину, которую прислал ее дед, я забрался в свой кар и еще какое-то время залипал. Дождь со снегом, октябрь выдался холодным, лупил по стеклам машины нещадно, но это была Божественная музыка…. Псалом, наверно.

Мои чувства к Динь возросли стократно, хотя я был уверен, что это невозможно. Она хотела лопнуть от гордости за то, что я высоко оценил ее. Однако, лопнуть от гордости собирался я. Она сама высоко оценила меня. Это осчастливило настолько, что я даже спел на радостях. Не псалом. Еще она очень порадовала меня своей чуткостью и деликатностью. Я прочувствовал это должным образом, когда она не стала расспрашивать меня о причинах драки со Стрельцом. Другая на ее месте, непременно, докопалась бы с вопросами. А моя девочка- нет.

Еще я окончательно понял, что такое двойственность сознания: это когда ты очень рад, счастлив, простому разговору с любимой девушкой, объятиям, удивительно целомудренным, но исключительно нежным и теплым и, в то же время, в тебе растет, угрожая снести все на своем пути, первобытное желание обладать любимой как женщиной. Нет, я прекрасно понимал, что до обладания еще как до Киданской стены, но я есть мужчина…и это было нормальным. Ненормальной была только сила этого желания.

Ничего, я добьюсь! Она полюбит меня! Я слегка пуганулся ее заявления о том, что она не станет больше влюбляться, но…. Я же суперарэ. Интересно, как она станет сопротивляться мне. Правда, зная непохожесть Динь на всех остальных девушек, я предполагал, что по фиг ей до суперарэ. Она если и полюбит, то только мужчину. И это ложилось грузом ответственности на мои плечи. Я должен, обязан быть для нее лучшим. Груз этой ответственности был очень и очень тяжел, но я был счастлив.

Проснулся я бодрым и полным сил. Сразу вспомнил, что все хорошо и бросился по утренним делам в душ. Даже попытался причесаться. Наскоро позавтракав, накинул куртку, прыгнул в машину и газанул до дома Динь, в надежде, что смогу подвезти ее до школы. У ворот ее дома, я, притормозив, ПОЧУВСТВОВАЛ, что она уже уехала и отчалил в школу. Несся как угорелый.

Когда я топтался около входа в класс, засек следующую картину.

Динь с расческой в руке стояла возле обреченно сгорбившегося Вороны. Тот сидел за своей партой, лицом к доске и бубнил.

— Ну почему я? — ныл этот огромный парень, — Бес вон лохматый ходит и ничего. Динь, может, кого другого причешешь?

— Мишенька, если я полезу к Ину с расческой, я умру на месте. Он испепелит меня взглядом. И некому будет причесать тебя, — ну что тут скажешь, маленькая тиби была очень рассудительной барышней, однако, я был бы не против, если бы она просто дотронулась до моих волос.

За спектаклем наблюдали Натали и Тенгиз. Пушкина тихонько прыскала от смеха в плечо Архалукова, а тот был и не против вовсе, стараясь приобнять девушку.

— Дииинь, — продолжал свое нытье Ворона, — Давай потом как — нибудь? Ты сейчас наделаешь мне кудрей, а мне еще по делам надо смотаться до начала лекций.

— Мишенька, все будет хорошо, — пропела рыжая и начала причесывать.

Ишь как, «Мишенька», а меня назвать как — то нежно ни фига.

Тем временем тиби проявляла свои умения в парикмахерском деле. И вот, что я скажу — успешно! Она собрала гнездо волос Вороны, расчесала и скрутила прекрасно подходящий громиле, викинговский пучок. Даже я, парень, оценил преображение смешноватого Воронцова в стильного богатыря. Вот ведь, женщины…. Потом я ревниво наблюдал за тем, как она поправила воротник его рубашки, разгладила пиджак. Застегнула на две верхних пуговицы, а не как обычно носил Ворона, застегнув на нижние. И, ву а ля. Мишка стал человеком. И делов то…

— Ого, — Тенгиз восхищенно блеснул улыбкой.

— Миша…класс! — Натали присматривалась оценивающим женским взглядом к громиле.

— Вау, вау….- подошедший Федул Шуйский веско кивнул, подтверждая что все стильненько.

Тут через переднюю дверь аудитории вплыла Ирина Строганова с обычной своей свитой- смешливой блондинкой Лизой Юсуповой и кареглазой, русоволосой Еленой Трубецкой. Оценила картину и надменно произнесла.

— Оу, Лакри, решила стать парикмахером? Недурно. Черкани телефончик, зайду к тебе как нибудь после окончания школы. Салон красоты- это твоя мечта? Я думала, ты в фермеры подашься. Цветочки, картошечка, — свита ее послушно ухмыльнулась в тон словам хозяйки.

Я уже было вступил в класс одной ногой через заднюю дверь, из проема которой наблюдал сцену, чтобы отбрить стерву, но Динь меня опередила.

— Ира, здравствуй, — намек на отсутствие хороших манер у брюнетки, та же не поздоровалась, — Тебе вовсе не нужны мои услуги. Ты очень красивая.

Все замолкли, удивляясь искреннему комплименту Динь своей заклятой однокласснице. А я подумал, что моя девочка просто умница.

Строганова была спесива исключительно. У нас были с ней гляделки год тому назад. Мы пересеклись в клубе «Ксавье», я был пьян, Ирка была хороша и я поцеловал ее. Почему нет? Она была не против, а даже за. Потом она пыталась заманить меня, но я не повелся. Спесь, непомерная гордость и холодность этой красавицы не были мне по душе. Так все и сошло на нет. Ирка обиду запомнила, злилась, хотя я всегда был безукоризненно вежлив с ней, но холоден. Она почитала Динь конкуренткой, была совершенно права, отсюда и неприязнь.

— Да что ты? Правда? — Ирка говорила так, будто бы услышала комплимент от осла, но все равно было заметно, что ей весьма приятно.

— Еще какая правда, — Динь вздохнула, оглядывая соперницу восхищенным взглядом, — У тебя исключительная кожа и замечательные волосы. Могу только позавидовать.

Браво! Интересно, Динь как поняла, что именно так и сможет изгнать беса из Ирки? В ехидстве и язвительных репликах Строгановой не было равных. Тиби это знала не понаслышке, когда Ирка принялась ее донимать. И только язва Стрелец (он тварь, но спасибо ему за это) мог остановить поток злобы этой брюнетки в сторону моей девочки. Динь не стерва, поэтому в словесном поединке победы ей было не видать.

Ирина застыла на мгновение, по лицу ее пробежала сразу масса эмоций. Ее гордость была удовлетворена, спесь пела гимны. Женское пересилило и она прощебетала почти дружески.

— Ну, это природа. Однако, природе надо помогать. Не находишь? Можем выпить кофе и поболтать. Дам пару-тройку ценных советов. Вдруг пригодится? — Динь улыбнулась лучисто, и радостно кивнула.

— Тогда в обед. В кафетерии, — Ирка настаивала, странно.

— Хорошо, пойдем, — Динь снова заулыбалась и была настолько красивой, что я нервно сглотнул и с трудом подавил в себе желание обнять ее и расцеловать.

Я вошел в класс, все замолчали, как обычно. Прошел к НАШЕЙ парте, плюхнулся на стул. С трудом сдержал улыбку, когда посмотрел на половину парты Динь. Аккуратно разложенные тетради, учебник, пенал и невозможная ручка в розовым пухом. Мимими..

Динь спрятала расческу за спину и смотрела на меня аквамариновым взглядом непонятного свойства. Я подмигнул ей и приглашающим жестом повелел присесть рядом. Урок-то скоро, а мне хотелось поболтать с ней.

Народ, поняв, что я в благодушном настроении зашуршал, заболтал и занялся своими делами. Преображенный Ворона уковылял на свое дело. В общем, на нас с Динь никто не смотрел, хвала Небесам. Она подошла и аккуратно села, поправляя юбку на своих исключительных бедрах. Я старался не глазеть. Выходило паскудно.

— Привет, Ин, — от ее теплого приветствия меня замурашило, но я стойко это перенес.

— Привет, козявка.

— Я не козявка, у меня имя есть, — она улыбалась.

— От наличия имени, козявкой ты быть не перестаешь. Я называю вещи своими именами, — вот кто меня тянет за язык.

Просто мне нравится смотреть, как ее глаза темнеют от моих подколов. Это нереальный цветопраздник.

— Ин, ты невыносим по утрам. Это традиция? Или ты от голода? Или у тебя несварение? — глаза потемнели, как я и хотел.

— Это от радости бытия, — невпопад ляпнул я, любуясь тиби.

— Я рада, что ты рад. А я вот не очень, — она положила руки на парту и опустила голову на них.

Я с удовольствием смотрел бы на нее и так. Волосы тиби это нечто. Все время испытывал желание зарыться в них обеими руками. Но, что за фигня? Моей девочке плохо?

— Динь, что за сопли? Это у тебя традиция такая, ныть по утрам? Или от голода? Или несварение? — мне не терпелось вернуть ей словесный должок.

— Ин, я не смогу посещать твои тренировки каждый день. У меня совсем не остается времени ни на свои занятия, ни на домашку, — это было как гром среди ясного неба.

Я и сам был в цейтноте. Хоккейные тренировки начались с высокой интенсивностью. Фрол гонял нас по баскету. Подготовка к универу занимала время. А учитывая, что класс у меня выпускной, то картина, как говорится, маслом. Мозг мой заработал моментально и в ускоренном режиме. Решение пришло мгновенно. Теперь осталось только убедить тиби в ее силах.

— Это решаемо. Надо «выбить» ненужные уроки из расписания.

— Это как это? — Лакри была и удивлена и заинтересована одновременно.

— Ильич вещал, что если сдать предварительные тесты и по ним будут хорошие оценки, они принимаются как выпускные. После этого, можно не посещать уроки по протестированным предметам. Сечешь? — с одной стороны я рыл себе яму, ведь если мы сдадим предметы, то Динь перестанет бывать на уроках вместе со мной, но, с другой стороны, кто мешает нам проводить время вместе и в неформальной обстановке?

Было заметно, что мозг Динь тоже заработал в усиленном темпе. Она просекла, просияла и я обрадовался.

— Марк, ты гений! Что я могу выбить? — забубнила Динь себе под нос, что то чиркая своей ужасной ручкой на листке.

Она так увлеклась процессом, что не заметила моего огорчения от слова «Я», а не «МЫ».

— Физику- могу, химию- могу, эссе по литературе- могу. Я почти все могу, — радовалась моя очаровательная козявка.

— Почему почти? — проглотив обиду, спросил я.

— Математика, — она завздыхала.

У Динь били проблемы с преподавателем по математике — Габуния Тамарой Бадриевной (Горгулья, так мы ее прозвали). Динь прекрасно знала предмет, но по склонности своей к красоте, часто запаздывала, пытаясь придать решениям задач и примеров элегантный вид. Я знал это, потому, что подглядывал за ней все время нашего бойкота. А Горгулья гоняла нас по времени.

— Динь, это решаемо, — уверенно произнес я.

— Правда? И как же? На тест отводится определенное время. Я не уложусь. Я запаздываю всегда, Ин.

— Руби. Ты же видишь решение сразу, целиком? Видишь, уверен. Отбрось красоту и поставь нужный ответ. Это предусмотрено тестом. Динь, ты справишься, — она аж задохнулась, отчего грудь ее под белоснежной блузкой маняще приподнялась.

— Ин, я не смогу!

— Сможешь. И прямо сейчас.

В этот момент прозвенел звонок и Горгулья вошла в класс, чеканя шаг, как солдат. Обычное приветствие. И моя рука уже высоко поднята вверх.

— Марк, — Горгулья привычно влажным взглядом уставилась на меня.

Я подозревал, что нравлюсь ей не только как хороший ученик, но…чёрт, это кошмар!

— Тамара Бадриевна, я и Лакри хотели бы пойти сейчас и сдать предварительный тест по математике.

На лице этой почтенной дамы отразилось два противоположных чувства. Первое- гордость за своего любимчика ученика, второе- понимание, что я сдав тест (а я его сдам, она знала) я перестану появляться у нее на уроках. Пересилило второе, как ни странно. Правда, что ли…влюблена? Меня передернуло.

— Марк, Вы еще не готовы! Лакри — гуманитарий чистой воды. Ей можно сдать тест. Это не повлияет на ее будущее. Но Вам есть еще что узнать, поверьте! — она умоляла.

Господи…это еще что? Меня сейчас вытошнит.

Лакри тихо пискнула и вцепилась мне в рукав, умоляя не продолжать, а согласиться с Горгульей. Ну, нет. Дудки! Я с Габунией в одном классе больше не появлюсь!

— Тамара Бадриевна, — выплюнул я ее имя, надеясь, что в последний раз, — Мы идем.

Динь побледнела и поникла на стуле как тряпичная кукла. Горгулья несчастным взглядом прикипела ко мне, но поддалась на мое давление, дара я не жалел, и протянула два листочка с допуском на предварительный тест.

Я бодро пробежал к учительскому столу. Цапнул листки, стараясь не дотронутся до пальцев Горгульи. Кивнул не глядя. Пробежал обратно. Привычно взял рюкзак Динь, смахнул туда ее канцелярку с парты и вытащил бледную девочку в коридор.

— Марк, — глаза по плошке, — Я не смогу. Ты в своем уме? Я провалю! Мне страшно, в конце концов.

— Лакри, смотри туда, где страшно! Ты же умница. Помни, руби ответы, — я приобнял ее и поволок в административный корпус, именно там были аудитории для сдачи тестов по всем предметам.

Перед входом в нужный нам класс никого не было. Дверь была открыта. За столом сидели члены комиссии и никого из учеников. Еще бы… Дураков сдавать предварительный выпускной тест на первом семестре не нашлось. Ну, кроме нас с Лакри. Я развернул Динь к себе лицом, повесил ей рюкзак на плечо, пригладил встрепанные рыжие кудри и сказал.

— Руби. Не бойся. Я рядом, — слова мои, как ни странно, возымели свое действие.

Взгляд Динь приобрел осмысленность. Она вздохнула глубоко (я уставился на ее блузку, дебил озабоченный), взяла меня за руку и пошагала прямо в класс. Мне было смешно, что она тянет на прицепе здорового меня, но я не мог не восхититься ее козявочной смелостью.

Я протянул листки с допуском председателю комиссии, тот внес пометки в журнал и попросил нас сесть в разных концах аудитории. Мы уселись. Динь поглядывала на меня, я показывал ей жестами, как надо рубить. Она фыркала от смеха. Принесли листы с тестами и черновики. Экзамен начался.

Я все время поглядывал на Динь, успевая решать задачи. Тест был легким. Это я понял сразу, как только заглянул в список предложенных вопросов. Уверенность в том, что моя девочка сдаст, крепла с каждой минутой.

Спустя час, когда мы вышли в коридор, Динь обернулась ко мне и грянула проповедь.

— Ты невозможный! Ты подставил меня, Инище противное!

— Это ручка у тебя невозможная! Ну, прости, я не Мишенька! — лупанул я из главного калибра.

Мы уставились друг на друга и заржали. Весело же, чего там. Отсмеявшись, Динь снова запсиховала, заламывая свои изящные ручки.

— Ой, — она хлопала ресницами, — Ой, ой, ой.

— Так, все. Скулеж прекратить. Иначе, прикопаю! — я грозно навис над тиби.

— Да отстань ты, — она махнула на меня рукой, а я обрадовался, что она больше не шарахается от меня как от чумы.

— Вот и делай после этого добро людям. Я учу ее, утешаю, а она…, - обращался я невесть к кому.

Динь проняло.

— Марк, прости. Это я от нервов. Все так быстро произошло… — раскаяние было написано на ее изумительном лице.

— Ладно, проехали. Ты все написала?

— Да! Все! Представляешь? Только начинала задумываться, как вспоминала твое «Руби» и продолжала. Успела. Только… вдруг накосячила где-то?

— Не психуй раньше времени, ок? Я попрошу Ильича, может он выяснит результаты сегодня, а не завтра, как было заявлено.

— Инь, спасибо. Чтобы я без тебя делала, — она обняла меня и прижалась щекой к моей груди, правда на краткий миг, за который сердце мое пропустило пару ударов.

— Инь? Это что еще? «Мишенька» по тибийски?

— Ну, а как еще можно тебя назвать? Марочка? Бесичка? Иночка? — она захохотала, а я задумался.

И, правда? Как?

Мы пошли на следующий урок, по пути завернули в учебную часть и посмотрели расписание Хворостова. Он читал лекцию младшему курсу. Пришлось тащиться в корпус к молодняку. Но, ради Динь, я был готов даже на это. Разыскали нужную аудиторию, помаячили у входа и тот, завидев нас, вышел в коридор, предварительно сунув голову в класс и рявкнув «Цыц!».

— Вы что тут? — спросил он, блестя хитрющими глазами из под очков, — За Благословением пришли? Так у меня и иконки то нет.

Динь нашлась с ответом.

— Почему сразу за Благословением? Может, за черной меткой. Война еще не окончена, — я выдохнул и нагло уставился на любимого препода.

Тот ухихикался.

— Нет, ну как вы спелись, — он довольно потер ладошки, — Так, что надо?

— Мы сдали тест по математике. Есть возможность узнать результаты сегодня? — я показал взглядом на Динь, которая сложила ручки в умоляющем жесте.

— Ого! Молодцы. Одобряю, — он достал телефон из кармана модного жилета и набрал что-то.

Мы тактично отошли, чтобы не подслушивать. Минуту спустя, он подрулил к нам.

— Без проблем. Кроме вас никто не поперся в пасть к динозаврам. Моя лекция будет у вас последней на сегодня, вот после нее и направитесь в деканат.

— Спасибо, — хором проговорили мы, чем снова вызвали смех учителя.

— Нет, ну как вы спелись! — с этими словами он пошел на урок, а мы ушли в нашу аудиторию на физику к Готлибу.

В Дискерэ каждый класс имел свою аудиторию. Бегали не ученики, а преподаватели. Новый метод Назарова был мне по душе.

Всю лекцию я наблюдал за Динь и ее терзаниями. Я и умилялся и сочувствовал ей. Она старалась держать лицо, но я то сидел с ней рядом и чувствовал, что мысли ее не здесь, не со мной (какая жалость), а там, где идет разбор ее теста. Потом пришла пора лекции Ильича и пошло поехало.

— Приветствую, — Хворостов бодро поздоровался.

Класс дружно отсалютовал.

— Итак, что у нас новенького? — он внимательно оглядел всех нас и зацепился взглядом за Ворону.

Тот в своей новой стильной ипостаси был совсем не похож на себя прежнего. Ильич, вгляделся и удивил меня.

— Воронцов, наконец-то Вы стали соответствовать своим способностям. Браво!

Воронцов не стал сиять своей прежней детской улыбкой, а с достоинством кивнул учителю и поблагодарил. Но, я заметил, как гордо расправил плечи этот громила. Вот, что значит вовремя сказанное верное слово мудрого человека. Комплимент Ильич отвесил ему нешуточный, а значит, видел в Вороне то, что не замечали другие. Я никогда не пренебрегал мнением умных людей. И решил приглядеться к парню получше. Никогда не поздно исправлять свои ошибки, а я, чую, где-то лопухнулся с Вороной.

— Что там у нас на последней парте? — Ильич грамотно не стал привлекать к Вороне внимания больше, чем нужно.

— Все путем, — рапортнул я, — Учу псалмы, Динь готовит гаубицу. Правда она ее розовым пухом украсила.

Снова ржачь.

— Бессонов, а ведь Вы правы. Я не подумал, что вместо победы тьмы над светом или наоборот, вы просто поменяетесь ролями. И еще я очень счастлив слышать Ваш голос. Обычно с Вашей стороны, не более, чем грозное молчание.

Подколол, так подколол. Я и сам не заметил, как начал говорить чаще. Да что там, я за пару дней натрещал больше, чем за прошлый год.

Динь сердито зашипела мне что-то про розовый пух, а я смотрел на ее розовые губы и уже не считал этот цвет таким уж ужасным.

— Если вздумаете там целоваться, предупредите, я отвернусь, — Ильич приложил руку к сердцу, подкрепляя жестом свою готовность к жертвам.

Снова был ржачь. Динь краснела. Я старался не воплотить надежды Ильича прямо сейчас.

— Нуте-с, коли речь зашла о кардинальной смене приоритетов, как в случае за последней партой, поговорим, как древние кидане, сдаваясь врагу, впуская его на свои земли, растворяли их традиции и менталитет, превращая иноземцев в кидан.

Как обычно лекция Ильича была информативна и интересна. Уникальная способность доносить материал в большом количестве, при этом, не позволяя аудитории скучать. Даже Динь, заслушавшись, отпустила свои страхи. Но, тут прозвенел звонок. Девочка моя подскочила на стуле и повернула ко мне свою прекрасную моську.

— Марк, — она прошептала и на моих глазах все ее существо окутала паника.

Ну, я же, блин, рыцарь. От того, должно быть и ляпнул.

— Не ной, драгоценная. Если ты не сдала, то я пробегусь по школе голым. Идет?

Фантазия Динь, видимо, сработала. Она склонила голову набок, разглядывая меня, и ляпнула еще интереснее, чем я

— Я бы посмотрела, — и, озвучив это эпохальное желание, моментально поняв, что именно она сморозила, тут же залилась краской.

Ну… во — первых, я сам чуть из штанов не выпрыгнул, когда это услышал, а во-вторых, я просто не мог упустить случая докопаться до любимой девочки. Итак, наскоро сварганив из очумевшей физиономии глумливую, я лупанул.

— Только скажи, мон амур, и я начну раздеваться. А хочешь, пробежим вместе? А что? Я бы тоже посмотрел, — надо было видеть ее лицо.

Там смешалось все на свете. И стыд, и желание посмеяться, и любопытство (ой, как прикольно), и (что больше всего взволновало меня) восхищение. Мной, наверно. Да, мной, точно. Тут же нас двое, значит мной! Не самой же собой.

Поржать — победило. Мы закатились так, что весь класс повернулся к нам с очешуевшими рожами. Кое-кто даже привстал. Еще бы, такое шоу, Бес смеется. Я и сам карем сознания понимал, что это не совсем в моем стиле, но ржачь меня просто не отпускал. Смех Динь звучал колокольчиком, оправдывая ее прозвище, мой, видимо, ржавой фанфарой. Зато никакой паники на любимом личике. Я точно, рыцарь, мать его.

Потом мы пошли в деканат. За нами увязалась группа поддержки- Ворона, оба Шуйских, Натали и, что меня удивило очень, Строганова. По дороге трепались о том, о сем. Возле двери в деканат все, словно стадо, остановились. Я толкнул дверь и озвучил цель прихода секретарю. Тот понятливо кивнул и попросил подождать.

Спустя минут пять, которые стоили моей козявке потере большого количества нервных клеток, к нам вышел замдекана.

— Приветствую. Данни. Данна, — два кивка, девочкам и мальчикам, — Лакри — отлично.

Он протянул экзаменационный лист с печатью Динь, она его взяла и уставилась как на слиток золота.

— Бессонов- максимально отлично, — мне тоже был вручен листок с печатью, я на него уставился как на чудо, позволявшее мне никогда больше не произносить — Габуния Тамара Бадриевна.

Замдекана кивнул и ушел в кабинет. А тут, в коридоре началось. Динь, очнувшись от ступора, защебетала и заметалась от Вороны к Федулу, потом разом обняла Натали и Ирину, потом свою порцию объятий и восторгов получил Гошка. Потом они все разом обнялись. Ирина, кстати, тоже. И все запищали, заверещали, запрыгали, засмеялись.

Тогда я и подумал, что у меня друзья не такие. В моем случае, меня бы крепко стукнули по плечу — минимум, или приобняли по медвежьи — максимум. У меня было два друга — капитан команды-соперника по хоккею, мой партнер в делах — Генрих фон Штраубе (суперарэ) и Вася Волконский (ВВ- его прозвище), старый приятель еще с начальной школы, играющий в моей пятерке на льду (дитари).

Я стоял в сторонке и смотрел, как рыжие локоны тиби мечутся от одноклассника к однокласснику и чего-то ждал… Она не подвела меня, моя девочка.

— Марк, — с визгом восторга, она понеслась ко мне, расставив руки и влетела прямо в мои объятия.

Вот чего я ждал. Обнял ее, поднял и покружил немножко. Я мог бы и множко, но тогда я не отвечал бы за свои порывы. Вот честно, вы когда- нибудь держали в руках предмет своего обожания, который ни сном, ни духом о ваших чувствах? Нет? Попробуйте. Это казнь какая-то есетинская.

Она крепко обнимала меня за шею и прижималась всем своим изумительным телом. Я почувствовал все, и грудь и живот и бедра и даже ноги. Сейчас в моих руках было то, чего я так желал. А я так…покружил немножко и отпустил.

— Марк, поздравляю тебя! Максимально отлично, это же чистая победа! — она пищала от радости за меня?

Ощущение было новым и… я не мог объяснить себе каким именно. Меня воспитывали в эмоциональной строгости. Я никогда не видел подобного проявления радости за меня ни от кого. Это задело меня сильно, но я постарался не показать своих горячих чувств. Динь смотрела на меня и, клянусь, все понимала, потому что в ее глазах я увидел тепло и совсем не унизительное сочувствие. Если бы это была не она, я бы рассердился. Но, моя тиби смотрела ПРАВИЛЬНО. Так я понял разницу между жалостью и сочувствием.

Динь смотрела на меня такими глазами, которых я еще никогда не видел. Если бы не толпа одноклассников, я бы плюнул на всё и Динь была бы уже прижата к стене, а я… Я разумно не стал додумывать.

— Ты голодный? — вот этот ее вопрос, вкупе с очуменно- нежным взглядом, добил меня окончательно.

Не припомню, чтобы кто-то задавал мне такой вопрос. Если только в самом нежном возрасте. В поместье отца меня просто пригласили бы к столу. Вышколенный лакей занялся бы своими прямыми обязанностями и менял тарелки под моим носом. И его вряд ли интересовало бы, голоден я или нет. Отец не морочился подобными мелочами, открыв мне траст баснословно огромного размера (правда, он для начала убедился, не прокучу ли я его) и считал вопрос закрытым, поскольку такой большой и самостоятельный мальчик как я, в состоянии купить себе обед. Были, конечно, девочки из Сордида Локо, но в понятие «голоден», они вкладывали совсем другой смысл, имея в виду голод сексуальный. Поскольку, в моей холостяцкой берлоге еды отродясь не было, я заказывал еду из ресторанов, и конечно по телефону при заказе меня как-то не спрашивали, голоден или нет. Генрих, мать его, Штраубэ, мой окаянный друг, всегда говорил так.

— Пойдем пожрем, Марчелло.

ВВ (Васька Волконский) говорил так.

— Где у нас тут приличный хавчик?

И все. А Динь… Я нервно сглотнул, глядя в дорогие, любимые глаза. Динь отозвалась еще более нежным взглядом и вдобавок, взяла меня за руку своими теплыми пальчиками. Нет, ребята, плакать я точно не буду!

— Я голодный! — я был несказанно признателен Вороне, что он прервал поток моего сознания и не дал разрыдаться от проявления искренней заботы Динь обо мне.

Все загалдели согласно, и было принято решение пойти и перекусить всей нашей безумной компанией.

— В «Бонэ»? — Ирина достала телефон, показывая, что готова заказать столик в этом модном и дорогом местечке.

Парни скуксились. Ну что там дадут? Фондю из морских водорослей? Листик салата? Финик с икрой? И в этот момент рядом с нашей шайкой нарисовался парень из параллельной группы. Карамышев, кажется. Моя Динь, отцепила от меня свою лапку и бросилась к парню.

— Сережа! Привет! — сияла улыбкой моя девочка, а я закипал как чайник.

Это еще что за Сережа такой?

— Привет, — кивок и белозубая, открытая улыбка для Динь, — Привет, — всем остальным и традиционное рукопожатие с мужской частью собрания.

— Мы хотим поесть пойти. Ты с нами? — удивила меня снова стерва Строганова.

— Супер! В пельменную? — за это я готов был его избить чуть менее сильно, чем хотел раньше.

— Да! — на удивление стройным хором проорали парни.

— Ой, и правда, пельмешки хочу! — Динь активно поддержала нас.

— Почему нет? — Ирина меня пугала.

Ну, мы и отправились. Удивляло, что Карамышев как-то легко вписался в нашу группу, не отсвечивая и мило беседуя с Гошкой Шуйским. В моей голове снова завозились мысли неясного свойства, связанных с даром тиби. Но, я отвлекся на юбку Динь…

Она шла впереди меня под руку с Натали и я имел возможность любоваться на ее походку, ножки, попку. Школьная юбка идеально облегала ее бедра. При ходьбе юбка, слегка расклешенная к низу, очень эротично приподнималась красивыми складками, обнажая в такт шагам ее ножки то одну, то другую. Тик-так, тик-так. Я тряхнул головой, отгоняя от себя фантазии. Я есть иду! Жрать! Пельмени!

На входе в раздевалку на нас налетел Ильич. Округлив глаза, он уставился на нашу пеструю компанию и вопросил.

— Вы на экскурсию? Или в Сордида Локо? Мне готовиться всю ночь собирать вас по кабаками или по полицейским участкам?

— Илья Ильич, мы в пельменную. Все чинно и благородно, — ответила Пушкина за всех нас.

— Уф, — Ильич сделал вид, что утирает со лба пот, — Ну, в таком случае, приятного аппетита.

Все попрощались, а я задержался. Надо было поблагодарить Ильича за Динь. Это было не обязательно, но я, после слов Хворостова о Вороне, понял, что вовремя сказанное слово станет впоследствии огромным богатством. Нет, не золотом. Но, сокровищем гораздо более ценным, чем грязный металл.

— Илья Ильич, — он приостановился и посмотрел на меня, — Спасибо.

— Марк? — он начал догадываться.

— Спасибо. За Динь. За все.

Тот постоял немножко, стараясь сдержать лицо. Он был тронут. Наверно, впервые услышал от меня что-то кроме глумливых бредней.

— С тебя бутылка шмурдяка, Бес, — я облегченно выдохнул, зная, что теперь не придется размазывать розовые сопли слов о моей горячей благодарности этому классному мужику.

— Да, хоть вагон.

— Вагона не надо. Бутылки вполне достаточно. Но, сделай на ней дарственную надпись.

— Что писать-то? Псалом? — Ильич хохотнул.

— Тебе слово понравилось?

— Ага, — гукнул я, улыбаясь.

Он посмотрел на меня внимательно. Тепло заулыбался в ответ и ответствовал.

— Улыбайся почаще, горе ты мое.

С этими словами он направился вглубь школы. А я точно знал, что этот дядька сбежал от меня, чтобы не показать, насколько ему приятны мои слова. Я хоть и с большим опозданием, вернул ему долг, который рос годами.

Мы ввалились из холодного октябрьского дня в уютное, теплое помещение местной пельменной. Шумели, ржали. Заняли большой круглый стол. Расположение войск было следующим — Я, слева от меня плюхнулась моя очаровашка, Ворона, Федул, Натали, Гошка, Карамышев, Ирина. Она замкнула круг, оказавшись по правую руку от меня. Я обозревал, в ожидании заказа, пестрый бомонд, и меня стукнуло! Вот они мы! Избранные! Собранные здесь, благодаря дару тиби. Приклеенные друг к другу. Навсегда? На время? Мысль работала, мое любопытство глодало меня. Я повернулся к Ирине.

— Ир, — шепотом, — Вопрос странный, но ты выдержишь. Тебя накрыло «откатом» первого сентября?

Иркины черные глаза блеснули ядовитой зеленью. Чудеса!

— Да! Откуда знаешь? — от любопытства с нее слетела обычная маска стервы и я подумал, что она настоящая красавица, именно такая, какой видела ее искренняя Динь.

— Знаю, — это все, чего она от меня добилась.

Мы весело пообедали. Беседа за столом не умолкала, и я с чувством некоторой неловкости, понял, как мало знакомы мне мои же одноклассники.

Больше всего меня удивили Шуйские. Откуда мне было знать, что оба этих красавчика- танцора, настолько начитаны и настолько тонко чувствуют природу искусства. Я сам, зная немало, офигевал от их эрудиции и прекрасной, правильной речи.

Натали убивала своей честностью и прямотой. Мне всегда нравилась эта девушка, но только сейчас я понял, каким стойким и искренним человеком была она. Надо бы сказать Динь, что Натали просто клад, а не подруга.

Ирина вносила в наш балаган нотку благородного изящества и была фасадом, показывающим, что мы даны. Древние. Высшие.

Карамышев прекрасно управлял беседой за столом. Аудитэ из него первосортный. Надо бы взять на заметку. А что? Это полезный ресурс! Суперарэ я! Суперарэ! Ищу нужные рычаги!

Ворона… Через золотую макушку моей Динь я спросил у него.

— Ворона, как там твои дела? Бизнес идет?

— Идет, Бес. На три буквы, — Мишка понурился было, но прекратил нытье и выпрямился.

— Что так? — я как бы невзначай, положил руку на спинку стула моей, щебетавшей весело с ребятами, девочки.

— Лицензионный комитет уперся. Бьюсь как в стену лбом. Уже неделю.

— Помощь нужна? — при этих словах Мишка выкатил свои голубые глаза из орбит, но тут включился дитари и он ответил.

— Чего хочешь за помощь?

— Небольшой процент, — а что, а вдруг выгорит, и я не останусь внакладе.

— Процент обговорим, не проблема, — он грамотно скрывал свою горячую заинтересованность в моем предложении.

— По рукам. Дай контакты представителя комитета. Разберусь, — я уверенно кивнул.

— По рукам! — если бы я знал тогда, что это пельменное соглашение принесет мне огромное состояние спустя годы, я бы выпил на радостях. Шмурдяка, разумеется.

Динь… Ох, уж эта рыжая козявка… Она была душой всей это компании. Ее солнечные флюиды кольцами опутывали всех нас, заставляя улыбаться, радоваться, чувствовать жизнь и наслаждаться ею. Я очень хотел подобрать слово, которое максимально полно описало бы ее статус в нашей безумной шайке. Кроме слова «Муза», на ум не пришло ничего.