В доме было чисто, ухожено, но крайне скромно. Из техники – старенький холодильник да радио. Кухня, спальня и крохотная прихожая. Отопление в доме было печное. Прикинула, что на зиму надо будет перебраться в город, потому как дрова могли оказаться для меня большой проблемой.
Хозяева отдали мне ключи, поставили на стол миску с сырниками и крынку молока, а в холодильник положили пяток яиц, кусок сала и что-то из овощей.
– Мы не думали, что у нас появятся гости, – как-то виновато глянула на меня Вера Степановна. – Чем богаты, как говорится, – развела она руками.
– Спасибо. Вы и так для меня много сделали. Я даже не представляла где переночевать.
– Пойдём, я тебе всё покажу, – вздохнула хозяйка.
Поставила чемодан на стол в кухне-гостиной и вышла во двор за женщиной.
– Воды в доме нет, – обрадовала меня Вера Степановна. – Чтобы приготовить, убраться, помыться и постирать, надо достать её из колодца. Вот он.
Мы как раз зашли за дом и чуть не утонули в зарослях крапивы. Колодец был накрыт металлической крышкой, а рядом стояло жестяное ведро, пристегнутое ржавой цепочкой к валику.
– Весь садово-огородный инвентарь в сарае на улице, – продолжила экскурсию Вера Степановна. Там же ты найдёшь тазик, вёдра и ремонтные приспособы. Если понадобится помощь, всегда можешь обратиться к нам с мужем.
– А где у вас туалет? – тихо поинтересовалась у женщины, свыкаясь морально со своей новой житухой.
– Да вон, – махнула хозяйка рукой в сторону.
В конце заросшего огорода увидела типичное деревянное покосившееся строение, упирающееся торцом прямёхонько в лес.
Невольно вздрогнула, представив свой ночной поход в этот нужник. Да я все дела сделаю, не доходя до места! Прямо по дороге от страха! Заодно огород удобрю, можно будет огурцы с тыквами посадить. Невесело хмыкнула своим мыслям.
– Электричество у нас частенько выключают, поэтому всегда пополняй запас свечей, – посоветовала Вера Степановна. – Они, кстати, в тумбочке на кухне. Там ещё чай вроде оставался и сахар.
– Скажите, а в какое время первая электричка?
– В 6:15 утра, кажись.
– А вторая?
– Кажется, в семь. Выйдешь через деревню к той дороге, по которой мы приехали и прямёхонько по ней. Минут за сорок можно добежать.
– Добежать… – на автомате повторила, понимая, что именно бегать я и буду. Никаких размеренных прогулок по такому жуткому лесу моя психика не переживёт.
– У соседки молока козьего можно всегда взять и творога. Вкусное оно у неё: жирное, сладкое. А пользы сколько!
Я покивала, находясь в своих мыслях.
– Ладно, девонька. Обживайся, отдыхай. Пошла я мужа обедом кормить, а то опять бухтеть на меня будет.
Я закрыла калитку за Верой Степановной и отправилась в дом. Села за стол, уставившись в небольшое оконце и снова заплакала. Тридцать пять лет, осталась без всего: ни работы, ни жилья, ни перспектив.
Так было на душе муторно, что выть хотелось. Казалось, что в груди свили гнездо пауки или скорпионы и скреблись там, издавая мерзкое шуршание, и даря болезненные ощущения.
Посмотрела на румяные сырники, что принесла соседка. Есть совсем не хотелось. Я накрыла их полотенцем, и, зайдя в спальню, упала на кровать и, подогнув под себя ноги, заснула. Проснулась, когда на улице смеркалось. Почувствовала сильную тягу к огородному сараю и галопом понеслась через бурьян к отхожему месту.
В туалете везде была паутина, доски опасно скрипели, а вместо туалетной бумаги обнаружилась старая газета. Я с детства до обморока боялась пауков, поэтому, гася приступ паники на подходе, мгновенно сделала все дела и рванула обратно в дом. Разложив в шкафу свой нехитрый скарб, отправилось ужинать.
Я давно ощущала себя одиноко, но сейчас это чувство вышло на новый уровень и заиграло яркими красками. Беспросветная тоска и обида рвали душу.
«Чем я заслужила такое отношение?»
Витя выкинул меня на улицу, как ненужное животное. Даже не позвонил узнать, что со мной, устроилась ли я где-то. Абсолютное безразличие к человеку, с которым прожил больше пятнадцати лет.
– Господи, за что?! – взвыла я, поднимая голову к потолку, и мне почудилось, что из леса я услышала похожий тоскливый вой, как будто мне кто-то отвечал.
Поежилась от необъяснимого предчувствия чего-то нехорошего.
«Ну, собственно, а что сейчас у меня хорошего?»
Утром, как и собиралась, поскакала ни свет, ни заря на электричку. Необходимо искать работу, да и прикупить кое-что для быта не помешает.
Вышла затемно, захватив с собой фонарик, что нашла в доме. Путь через лес чуть не довёл меня до инфаркта. Сколько я смогу повторять подобный подвиг – неизвестно. Я не шла, а бежала сломя голову. Мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. Кто-то злой. Постоянно чудились странные бульканья, кряхтение и сипение в соседних кустах. Пару раз казалось, что слышу шаги за спиной и шумное дыхание. Оборачиваться было страшно. Вся покрылась мурашками и холодным липким потом. Когда оборачивалась, то никого не видела. Волосы на голове шевелились, и била мелкая дрожь, пока я не выскочила на ярко освещенную платформу. Только здесь смогла почувствовать себя в относительной безопасности и перевести дыхание.
Сердце колотилось в горле, и темнело в глазах. На дорогу, на которую требовалось потратить сорок минут – час, у меня ушло минут тридцать от силы. Я вся взмокла и натужно дышала. Если устраивать такие забеги регулярно, то стану либо спринтером, либо трупом. Меня банально скосит инфаркт.
До прибытия электрички успела успокоиться, и теперь казалось, что из-за мнительности мне просто примерещилась всякая чертовщина. Я всегда имела хорошее воображение, и всю жизнь боялась темноты. Мне казалось, что в ней прячется что-то жуткое.
Весь день моталась по адресам, которые нашла в газете и в интернете. В городе он снова ловил, и это было словно окно в благополучную жизнь. Я стремилась найти что-то, где можно устроиться с проживанием, но – увы. Состоятельные семьи, к которым я приезжала, с подозрением относились ко мне. Возможно, сказывался мой внешний вид, а точнее одежда. Она отталкивала. Встречают по одёжке, как говорится. И ещё два пункта не в мою пользу: детдомовское прошлое и долгое отсутствие практики.
Так я промыкалась около десяти дней, а когда деньги были уже на исходе, начала ходить по более скромно оплачиваемым вакансиям, без перспектив проживания. За неделю мне удалось набрать себе список из пяти клиентов в одном районе, которым требовались услуги медсестры на дому: капельницы, перевязки, уколы. В основном все были стариками и только одна молодая женщина инвалид.
Приходилось мне туго. Вставала в 4:30 утра, завтракала, умывалась и совершала забег по пугающему лесу. Страх никуда не уходил. Зато сердце, укреплялось. Возвращалась домой в семь вечера. Было ещё светло, поэтому обратный путь у меня занимал около часа. Я шла по лесной дороге и плакала. Выплакивала горькие слёзы обиды и одиночества. Соседей своих почти не видела из-за выматывающего жизненного графика. А когда натолкнулась на Веру Степановну, женщина всплеснула руками и запричитала:
– Вестонька, ты так исхудала, осунулась. Бледная стала, синяки под глазами. Я лишь махнула рукой. Не объяснять же, что женщину никогда не будет красить тяжёлый труд, стресс и недоедание с недосыпом. Приходя домой, просто валилась замертво и вырубалась, едва голова касалась подушки. Уже не до еды было. А остальные перекусы всегда на бегу и все всухомятку.
О чём пожаловалась, так это о страхе перед тёмным лесным утренним променадом. На что Вера Степановна посоветовала сходить к местной знахарке и взять у неё успокоительных травок и возможно, какой-нибудь оберег. Как оказалось, в деревне верили в нечисть, и относились к этому серьёзно и с почтением. И меня даже на смех не подняли.
Решила сходить к ведунье на выходных. Это единственные дни, в которые я могла позволить себе хоть немного отдохнуть, прийти в себя и сделать что-то по дому. Днём в субботу, взяв булку хлеба, как мне посоветовала Вера Степановна, потопала к бабе Гриппе – местной знахарке.
По дороге наткнулась на трёх деревенских жительниц, которые что-то бурно обсуждали.
– Нин, ты слыхала, в соседней Ивановке странное начало происходить. Люди стали в лесу пропадать, скотина волнуется, кричит по ночам. Звуки страшные из лесу доносятся.
– Слыхала. У меня кума в Марьино живёт – это километров двадцать от нас. Ивановка на север, a Марьино на восток. Так вот, там тоже чертовщина начала происходить. Недели три как. Огни в лесу странные видят, вой, хлюпанья, хихиканья странные какие-то. А неделю назад у них сосед внезапно на лугу умер. Крепкий мужик. Сено для коровы косил и рухнул сам, как подкошенный. Не чисто здесь что-то. Я куму сегодня утром в городе на рынке встретила, она и рассказала. Люди волноваться начали. Дома на засовы запирают, порог и подоконники солью посыпают....
После подслушанного стало еще страшнее. А я ведь по лесу каждый день туда-обратно шастаю.
Подошла к дому знахарки и нерешительно постучала. Дверь мне открыла женщина средних лет. Странно… Бабу Гриппу описывали чуть ли не дряхлой старухой.
– Слушаю, – окинула меня колким взглядом женщина и поджала губы.
– Э-э-э. Я к бабе Гриппе. Мне соседка посоветовала к ней обратиться.
– Заходите, – махнула рукой женщина, скрываясь в доме.
Я робко переступила порог и бочком просунулась в небольшой коридорчик. Пахло в доме пряно-сладкими полевыми травами.
– Идите сюда, – раздался женский голос из комнаты.
Шагнула в ярко освещенную гостиную. За столом сидела сгорбленная старушка и пронзительно-голубыми совсем не старушечьими глазами смотрела на меня. Вокруг по стенам были развешаны пучки сушеной травы, на полках стояли баночки с какими-то семенами, ягодами, кусочками чего-то странного, с подозрительными жидкостями и порошками. С шифоньера на меня взирал череп вороны. Я поёжилась. Обстановка вгоняла в оторопь.
– Садись, – вполне дружелюбно пригласила меня баба Гриппа, указывая на место напротив.
Я опустилась на стул и вспомнила, что в руках сжимаю булку хлеба.
– Это вам, – протянула буханку.
– Клади на стол, – кивнула старушка. – Зачем пожаловала?
Я вкратце описала бабе Гриппе свои лесные походы, страхи и переживания, а также слухи, которые ходят по округе. Знахарка молча кивала и косилась на женщину, которая пустила меня в дом.
– Дочка моя, – проследила за моим взглядом баба Гриппа. – Лариса её зовут. Старая я стала, немощная. Пора мне силу кому-то свою передавать. Месяц назад, вот доченька ко мне приехала. Теперь не так страшно.
Лариса, тем временем, взяла какой-то странный веник, корзину и вышла из дома.
– А тебе я помогу. Оберег дам действенный от нечистой силы. Если задумает она тебе зло причинить, то не сможет.
– Нечистой с-силы? – выдавил я. – Мне думалось, во всём дикие животные виноваты…
– Ой ли? Так и думалось? – хитро подмигнула старушонка и выудила с полки небольшой деревянный медальончик на бечёвке. На срезе оберега были начертаны какие-то странные символы. Покрутила медальон в руках, не особо веря, что какая-то деревяшка способна будет защитить меня, от чего бы то ни было.
– Бери-бери и будь спокойна.
– Угу. Ладно. И сколько я вам должна?
– Ни сколько, деточка. Но помни, не снимай оберег ни при каких обстоятельствах. Купайся, спи – всё в нём. И перестань тосковать по бывшему мужу. Плохой человек он. Не достоин твоих слёз. Только сердце зря надрываешь. А плохие мысли, они знаешь, сколько бед принести могут? Отпусти обиду, очисти душу и живи дальше.
Я невесело хмыкнула, ничего не ответив. Легко говорить: «Прости, очисти душу». А когда по ночам белугой хочется выть? Как через это переступить? Как отпустить и забыть? Возможно, со временем станет легче, но не сейчас. Не готова я ещё всё простить Виктору. Ещё раз, поблагодарив бабу Гриппу, вышла на улицу и увидела, как Лариса, подхватив свои странные пожитки, направилась прямиком в лес. На краю женщина остановилась, воровато оглянулась по сторонам и юркнула в самую темную чащу. Я наблюдала за ней из-за высокого куста смородины, и поведение женщины мне показалось очень подозрительным.
По дороге домой зашла к соседке и купила литр молока для оладий. Дома поставила его на солнышке, чтобы оно скисло побыстрее. Козье молоко крайне неохотно прокисало. Зато с такой простокваши получались просто чудесные оладьи: очень пышные, воздушные и вкусные. Я раньше никогда таких не ела. А сейчас пекла их прямо во дворе на импровизированной печке, которую сложила из старых кирпичей. Вообще, еда с дымком имела особый вкус. Мне она безумно нравилась.
Вечером вышла забрать банку с простоквашей и услышала из соседних зарослей крапивы жалобное «мяу». Опустилась на корточки, вглядываясь в темноту.
– Кыс-кыс-кыс. Кысонька, иди сюда.
На мой зов из зарослей выбралась трехцветная небольшая кошечка, вся в репьях и колтунах. Взяла животину на руки.
– Ты чья? Или бездомная?
Погладила кису по голове и получила в ответ благодарное «мур».
– Наверное, голодная, да? Пойдём, я тебя простоквашей угощу и шерстку в порядок приведу.
Кошка одним глазом покосилась на оберег, болтающийся перед её мордой, но спорить против простокваши не стала. Вылакала с удовольствием целую миску и развалилась возле входной двери, довольно мурча. А вот с репьями и колтунами мы сражались до глубокой ночи. Было ощущение, что хвостатая воспринимает их, как лучших друзей и категорически не хочет с ними расставаться.
В итоге все руки у меня были ободраны, но репейную битву я всё же выиграла. Назвала кошку Брунгильда. Уж больно она была похожа на маленького дракончика. Сокращённо – Бруня. Кошке очень шло, хотя мне показалось, что мурка скептически отнеслась к столь вычурному имени. Почему, спросите вы.
Да она так на меня зыркнула, когда я её Брунгильдой нарекла, как будто усомнилась в моей вменяемости.
Я жила в Сосновке уже месяц. Можно сказать, немного обжилась. Перезнакомилась с местным населением, наладила какой-никакой быт. Вон, даже кошка ко мне прибилась. Всё живая душа рядом. Только с соседом богатеем никак не могла знакомство завести. Его то не было дома, то он приезжал и прятался за высоким непроглядным забором, не желая ни с кем разговаривать. Странный…