Мой ректор военной академии (СИ)

ГЛАВА 9

Мне все-таки удалось удивить милорда Верда.

— Никогда не видел настолько упрямую женщину! — рычал милорд Верд в конце нашего разговора, но мне удалось главное — мне разрешили наблюдать за дуэлью.

Для себя я решила, что если почувствую хоть какую-то угрозу для Рэма или Пауля — то немедленно прекращу весь этот цирк — и мы, активировав артефакт перехода, просто-напросто исчезнем.

— Еще раз вам повторяю — ничего непредсказуемого или экстраординарного не происходит. Представьте себе — молодые люди всегда, во все времена, выясняли — кто первый, кто самый сильный… На мой взгляд, мастер Рэм и мастер Пауль поступили вполне достойно, соответственно ситуации. Им сказали о том, что они — ублюдки из рода ублюдков — и мастер Рэм немедленно кинул перчатку в лицо юному маркизу Борнмуту. Мастер Пауль тут же поддержал брата, заявив, что выступит в роли секунданта. Должен отметить, что я всецело на их стороне — они ведь с братом записаны как мои дальние родственники — следовательно, оскорбление нанесено и мне.

— Я вот чего не понимаю… Если администрация в курсе конфликта, если вы и остальные преподаватели все знаете, то почему?

— Не остановим?

— Да. Ведь кто-нибудь может пострадать.

— Может, — согласился милорд. — Но если мы будем все время вмешиваться — как мы воспитаем молодых мужчин? Приученных отвечать за свои слова — а юный маркиз, безусловно, заслуживает трепки.

— А какой урок должны извлечь мои дети?

— Если хочешь, чтобы к тебе и к твоей семье относились с уважением и пиететом — надо быть сильным.

— Сильным, сильным, сильным… Вы заметили, что все время повторяете это слово. Может, надо быть умным — и уметь избегать конфликтов?

— Ну, во-первых, сила ума не отменяет…

— В нашей местности любят говорить: «Сила есть — ума не надо», — проворчала я.

— Никогда не слышал, — удивленно посмотрел он на меня — и я прикусила язык — нашла, кому русские народные поговорки цитировать!

— А во-вторых? — постаралась я отвлечь милорда Верда.

— Во-вторых, всегда надо уметь защитить то, что тебе дорого. К сожалению, наш мир не совершенен — и это может сделать только сильный. Причем я имею в виду не только силу тела. Но и силу духа. Кстати, вы умеете ездить верхом?

— Нет, — я удивленно посмотрела на милорда Верда, не понимая, откуда такой переход с тему на тему.

— Экипаж будет весьма и весьма приметен. А мне бы не хотелось афишировать свой интерес и свое присутствие. Сударыня, нам придется пойти на серьезное нарушение приличий.

Честно говоря, я подумала, что он иронизирует. Посмотрела прямо ему в глаза — нет. Серьезен. И прямо-таки огорчен мыслью об этикете. Что же мне придется сделать?

— Милорд, я всецело доверяюсь вам, — постаралась, чтобы и мой голос не нарушал патетичность момента.

— Мне придется посадить вас в седло перед собой.

— Хорошо, — кивнула я.

Мы договорились, что я буду его ждать за воротами поместья — там неподалеку от них среди дубов лежал огромный камень — практически кусок скалы — заросший мхом. Вот около него мне и приказали быть в восемь вечера.

— Я возьму вас, если вы будете спокойны, — сказал мне напоследок милорд Верд. — Если я увижу хоть какие-то признаки истерики, нервического припадка и чего-нибудь дамского — я выдам вам нюхательные соли и оставлю дома.

Ну что на это скажешь — я коротко поклонилась — и вышла. На этот раз дверь сразу распахнулась.

До восьми вечера я всячески пыталась себя занять — чтобы действительно не скатиться в истерику. Терять самообладание сейчас было нельзя. Я взяла книгу расходов — и стала составлять списки покупок на следующую неделю. Потом сходила к Каталине и обсудила меню. От меня, наверное, шла такая энергетика, что ни подколок, ни возражения я не услышала. Запланировала генеральную уборку на понедельник, отправила Вилли сообщить поденщицам, что мы их ждем. Определилась, кто сколько получает в неделю — подумала, как попросить милорда Верда добавить несколько монет Вилли — очень хотелось помочь мальчику.

И хотя от выматывающего тиканья в голове я не избавилась — да и это было бы невозможно — в руках я себя держала.

Я прибежала к камню рано — сил ждать уже не было. Понарезала круги вокруг деревьев. Еще раз запретила себе думать о плохом. Напряженно застыла, вслушиваясь — когда же раздастся стук копыт.

— Вы забыли шляпку и перчатки, — поприветствовал меня милорд Верд, подъехавший со стороны, противоположной от дома. — Постарайтесь впредь так не делать.

— Хорошо, — не говорить же ему, что головных уборов я даже нашей питерской зимой не ношу.

Он возвышался надо мной. Его конь нетерпеливо перебирал ногами, поглядывая с истинно аристократическим высокомерием на букашку в моем лице, что мешалась у его ног.

— Не отправлю вас домой только лишь потому, что намерен накинуть на нас личину невидимости. Я думаю, вы согласитесь, что никому не за чем знать о том, что мы с вами ездили наблюдать за ходом дуэли.

Я лишь кивнула — говорить не хотелось. Да и боялась, что голос будет дрожать. Господи — как же я боялась! Милорд Верд изучающее меня разглядывал:

— Все-таки зря я все это затеял. Надо было попросту промолчать, — сказал он, как мне показалось, себе самому.

— Пожалуйста. Поедемте. Я обещаю не вмешиваться. Но оставить меня в поместье — это жестоко.

Тяжелый вздох. Потом слова:

— Подойдите ко мне. Слева. Это право. Слева — это с другой стороны. Хорошо. Вставайте на кончик сапога и протягивайте мне обе руки. Не бойтесь.

Ощущая себя неуклюжей собакой на заборе, я утрамбовалась перед ним. Мы тронулись. Шагом, потом быстрее. Высоко-то кааааак!!!!

— Расслабьтесь, — послышалась надо мной негромкая команда. — Вы так нервничаете, что Гром тоже дергается.

Я побоялась сказать, что мне нестерпимо страшно — понимала, что милорд попросту ссадит меня с коня — и велит идти домой. Поэтому я выдохнула — и заставила себя расслабиться. По крайней мере, попыталась.

— Ваши сыновья держатся в седле намного лучше, — теперь в голосе звучала явная насмешка.

— Они занимались, — пробормотала я.

— А вы — нет?

— Не думала, что мне это пригодиться.

— Зато завтрак вы мне организовали просто изумительный, — теперь в голосе послышались бархатные нотки. — Свершилось то, о чем я так долго мечтал.

— Я вот все равно не пойму, милорд…

— Что именно, госпожа Лиззард?

— Вы же командовали солдатами. Армиями. Теперь учениками и преподавателями…

— И вас интересует, почему я позволили прислуге сесть мне на голову?

— Именно

— Вам известно, что делают с солдатом или офицером, не выполнившим приказ?

— В военное или в мирное время? — не могла не уточнить я.

Надо мной раздался довольный хмык.

— Значит — известно… От гауптвахты — до казни… В зависимости от ситуации. Это там, где мне все понятно. А дома. Я могу или гневаться — но повод нелепый. Или уволить всех… И тогда искать еще кого-то. Экономок, кстати, за год я сменил семерых.

— А что так?

— Все никак не мог объяснить, что обо мне нельзя сплетничать. Особенно с посторонними. И не надо сливать информацию обо мне в газеты. Тем более явно выдуманную. И не стоит устраиваться на работу, чтобы получить допуск в мой дом — и попытаться пристроить свою девственную титулованную родственницу в мои жены…

— Серьезно? — рассмеялась я.

— Этим как раз пыталась заниматься предпоследняя экономка.

Я уже хохотала в голос.

— Вот вам смешно, а если бы у меня была хоть мало-мальски приличная репутация, эта история бы ее уничтожила.

— А я всегда считала, что вопросами репутации озадачены все же дамы.

— Не без этого, но, согласитесь, когда все тебя обсуждают и хмыкают у тебя за спиной — в лицо мне это делать никто не рискует… Приятного мало.

— Согласна… Противно.

— Хотя, если вспомнить о моем происхождении, я, наверное, должен был уже привыкнуть.

— Наверное, все равно хочется, чтобы люди оставили тебя в покое.

— Именно так.

— А что с вашей последней экономкой? Та, которая собрала вещи в тот день, когда мы познакомились?

— Сдала информацию в газеты о… подробностях моей личной жизни.

Я так поняла, что его лирические отношения с некой графиней стали достоянием народа…

— А кто был до этих двух? Последних.

— Летом… Девочка, молоденькая совсем. Из всех самая приличная была. Забыл ее имя. Вера? Ника… Вероника ее звали.

— Как? — собственное имя резануло сердце плохим предчувствием.

— Стойте — вас что, зовут так же? — удивился он. — А я и внимания не обратил.

Я хмыкнула тихонько, отмечая замечательное свойство милорда — крайнее невнимание к окружающим его людям.

— Есть такое, — словно прочитав мои мысли, пророкотал вельможа. — Я плохо запоминаю все, что не относится к службе. Вот военные операции. Или обучение кадетов…

— Или дороги, которые находятся под вашим личным контролем, — вставила я.

— И дороги тоже… — в голосе за спиной послышалась усмешка. — А все мелочи вокруг… Я запоминаю плохо.

— Так что случилось с вашей летней экономкой? — спросила я. — Той, что была самой приличной?

— Да… Я же о ней заговорил. Госпожа Вероника попросту исчезла — ушла, не сказав никому ничего. Правда, я накануне разгневался на нее… Думаю, она испугалась этого — и ушла.

— Вы настолько страшны в гневе?

— Да, — отрезал он холодно — и я поняла, что тема и серьезная, и ему лично очень-очень неприятная.

— Простите, — сочла за благо сказать я, про себя подумав, что надо бы выяснить причину его гнева, чтобы не оказаться в подобной ситуации.

— Ничего. Мы кстати уже прибыли.

Разговор заставил забыть меня о способе передвижения и о собственном страхе.

— Так. Давайте мне руки — скрестите их над головой — я вас ссажу. Так же в обратном порядке. Вот так, хорошо.

Я почувствовала под ногами твердую землю — и обрадовалась. Потом поняла, как сильно болит пятая точка. С трудом удержала от того, чтобы со стоном облегчения не растереть ее, плюнув на приличия и присутствие вельможи.

Прошла вперед. Так! Идти ровно!! Обнаружила прямо перед нами большую поляну в окружении деревьев — за ней были величественные башни серого замка.

— Это Академия, — милорд уже спешился. — А на этой поляне кадеты решают вопросы чести. Так… теперь пора и мне становиться невидимым. И Грома замаскировать.

Несколько пассов руками — и вороного красавца-коня не видно. Потом исчезает и милорд Верд.

Мне кажется, что время течет медленно-медленно, каждая минута застывает, чтобы посмотреть на то, насколько близко я подойду к сумасшествию

— Тише, — теплые мужские руки обняли меня за плечи. Я не видела милорда Верда, но чувствовала его за спиной. — Не дрожите. Честью клянусь — с вашими сыновьями ничего не случится. Кто-то кого-то поцарапает — и все. Они же сражаются до первой крови. Потом мы с вами вернемся домой. Я налью вам своего гномьего самогона. Полчайной ложечки на стакан… Мы поужинаем. Или вы ели уже? Нет? Что-то эти бездельники задерживаются. Может, решили отменить все?

Сначала мы услышали радостный гомон мальчишеских голосов. Потом увидели целую толпу.

— Двадцать два человека — вся группа, — довольно сказал мне на ухо милорд.

— Давайте начинать, господа! — сказал парень постарше.

— И графа Троубриджа с последнего курса, с десятого, притащили, поганцы, чтобы он им дуэлью руководил. Все по правилам. Молодцы!

— Молодцы?! — зарычала я.

— Тише! — мужчина прижал меня к себе, — тише.

А тем временем молодой человек, которого милорд назвал графом Троубриджем, руководил процессом. Послушал отказ противников примириться, дал команду.

И вот уже противники стоял друг напротив друга, обнажив шпаги: сосредоточенный Рэм и мальчишка с изумительно презрительной физиономией.

— Начали! — раздается команда.

Звенят шпаги. Рэм словно сливается с оружием — мальчишка напротив ничем ему не уступает. И я вдруг понимаю, что их дуэль похожа на танец: опасный, смертельный, но удивительно красивый.

В какой-то момент Рэм выстилается по земле, выбрасывает руку вперед — стон его противника, кровь на бедре — и крик графа Троубриджа:

— Остановитесь! Кровь. Проигравший — маркиз Борнмут. Победитель — мастер Рэм Рэ. На этом позвольте объявить дуэль оконченной.

— Нет, — расталкивает гомонящих кадетов какой-то еще недовольный. — Я — секундант маркиза, баронет Кромер, требую удовлетворения. Пусть секундант мастера Рэ сразиться со мной.

— Правила этого не запрещают, — недовольно соглашается с ним граф Троубридж. — Что вы скажете, мастер Пауль Рэ?

— Я согласен, — бледный Пашка достает шпагу, встает в спортивную стойку, несколько раз прыгает вперед, потом назад. — Готов.

— Начали! — снова командует представитель старших курсов.

А дальше все происходит настолько быстро, что я не успеваю заметить, что именно делает мой сын.

Какое-то неуловимое, на бешеной скорости движение вперед. Пашка летит навстречу чужой шпаге — я кричу, но моего голоса не слышно — потому что ахнули в тот момент все. В последний момент сын изворачивается, меняет траекторию движения, перетекает чуть в сторону — и все понимают, что он невредим, а свою шпагу он вонзил над ключицей соперника.

— Остановись! — орет старшекурсник. — Шпагу не вытаскивай! Баронет кровью истечет. Ты ему артерию пробил! Целителя!

Я понимаю, что у меня за спиной никого нет — милорд Верд уже появился на поляне и склонился над раненым. А я не могу пошевелиться. Видимо, как ректор Академии ни спешил на помощь пострадавшему, кинуть на меня заклинание, чтобы обездвижить, он все-таки успел.