Мой друг - домовой

Глава седьмая. Панк, как образ жизни.

Представьте домового, упоенного лупящего панк рок на электрогитаре, и поймете, что ожидает меня в моменты грусти от Нафани. Но не только это. Иногда он способен на совершенно глупые поступки…

Явившись домой после тяжкого рабочего дня, я услышал еще у подъезда, как заливается свистом перегруза моя чудесная электрогитара. Сделав злое лицо, и поднявшись по лестнице я, с упоением представляя, как начищу мохнатый зад мелкого балбеса. Открыв дверь в квартиру, автор был буквально сражен настолько энергичным панк роком, что длинные волосы встали дыбом. Из комнаты, в тон реву гитары, вторил скрипучий голосок, выводящий адскую вариацию песни группы Бригадный Подряд:

- Ааааа… Я хочу быть, как Грин Дэй!

Но не буду я Грин Дэем.

Ведь зовут меня Андрей,

Как же плохо быть Андреем… еееееаа!!!

Ворвавшись в комнату, я увидел на краешке дивана, сидевшего Нафаню. На коленях маленького домового, лежала моя электрогитара. Дух усердно лупил по струнам и, закрыв глаза в благоговейном экстазе, жег панк-рок.

- Нафаня! Твою мать! Выруби немедленно! – напрасно кричал я, пытаясь переорать усилитель. Наф меня не слышал, но учитывая, какой у домового слух, я сильно сомневался в этом. Подойдя к Маршаллу, стоящему на полу, я дернул шнур питания из розетки. Песня прекратилась, а Нафаня, горя глазами, ошалело смотрел на меня.

- Ты, блин, Хэммет недоделанный. Ты что себе позволяешь? Соседи-то думают, что я живу один. А тут концерт с самой отвратной вокальной партией в мире, – я зло косился на домового, убирая гитару в чехол. Тот в ответ обиженно надул толстые губы.

- Не понимаешь ты суть панка, Андриюшко. Знаешь кто ты? Ты обычный говнарь. Мне Витя Цой аккорды показывал еще, – закуривая Беломор, мудро извлек барабашка. – Вот что ты слушаешь? Забугорных Мисфитс и Рамонс. А нужно слушать Цоя, БГ, Наутилус. Классику… ай… ты что делаешь?? Отпусти меня!

Не выдержав, я схватил домового за шкирку и потащил в ванную. Где включив душ, швырнул грязнулю туда и, закрыв глаза, направил струю воды на Нафаню. Вой, снес мои перепонки в ушах, как торнадо. Нафаня упоенно царапался, кусался, ругался матом, периодически булькая, от мешавшей говорить воды. Я заливисто смеялся, и отмывал в кои-то веки поросшего грибами и грязью домового.

- Скотина… буль… какой ты хозяин… блюб, хлюп… пф… урою, смерд… бульб… паску…пф… хватит су… ульк… - отфыркивался домовой, но я держал крепко. Мимолетно подумав, что нашему сражению нужен забойный метал саундтрек. Вроде группы Рапсодия Огня – Изумрудный меч, свистящий во Тьме.

Таковы водные процедуры, которые злой дух органически не переваривает. Суть купания Нафани сводится к тому, чтобы поймать ничего не ожидающего домового, и как можно быстрее омыть его горячей водой с мылом. Знали бы вы, каких трудов автору стоило приучить Нафаню мыть руки, что уж говорить о купании.

Хихикнув, я накинул на кипевшего яростью домовенка, полотенце. Нафаня позволил вытереть свою шерстку, и даже одел майку. Но придя на кухню, он закурил папироску и, повернувшись, несказанно удивил меня своей речью:

- Свиное рыло. Я устал терпеть твои халдейские выходки. Пусть ты загниешь от срама, и мухи выпьют твой мозг. Я устал и я ухожу. Куплю гитару и буду зарабатывать, как бард, распевая песни о Смысле Жизни.

- Ой, дурак, – я измученно схватился ладонью за лицо – Куда ты пойдешь? Тебя никто кроме меня не видит.

- Пусть, я сам покажусь им. Найду, что делать. Ты меня не остановишь, – буркнул домовой и, пошатнувшись, пошел за вещами.

Вещей оказалась маленькая котомка. В ней лежал удивительный набор. Часть моих денег, моя расческа, две пачки папирос, майка с логотипом Каннибалов, и початая бутылка виски из бара. Хмыкнув, я не стал комментировать выбор мелкого духа. Пусть делает, что хочет.

Хлопнув дверью, Нафаня ушел. Не попрощавшись. Я, надувшись, стоял у окна и смотрел, как маленькая фигурка с торбочкой за спиной медленно топает к выходу из двора. Не оглянувшись.

Сказать честно, я наконец-то выспался, убрался, отдохнул дома. Я ел спокойно ужин, не ожидая, что из отдушины вывалится пьяный в дым Нафаня и начнет чудить. Не боялся оставить квартиру на долгий срок. И даже приглашал друзей, в которых не летели внезапные пивные стаканы из буфета. Я наслаждался свободой. Вечерами читал, или смотрел телевизор, хохоча над любимыми комедиями. Слушал ту музыку, что нравилась мне. Я был хозяином.

Пока сам не заметив, как начал скучать. По мелкому кровопийце, что хоть и чудил, но делал это весело и с огоньком. Все чаще, вечерами я вспоминал о Нафане. Так прошла неделя.

Сидя как-то вечером и играя в приставку, я потягивал сок из стакана, и со счастливым видом ревел, в тон мотору моего спортивного Мерседеса на экране. Все было хорошо, пока не раздался громкий стук в дверь. Я поставил игру на паузу и пошел открывать. Угадайте, кого я увидел? Угадали.

На пороге стоял Нафаня в порванной майке и с лихорадочно красными глазами. Торбы не было, сам дух осунулся и похудел.

- Нафань. Ты чего вырядился, как бомж? Или ты панк стал практиковать, как образ жизни? – я, скрестив руки на груди, уставился на духа. Нафаня и не думал отвечать, только ниже склонил свою грязную голову.

- Заходи, и вначале отмойся, – строго произнес я и показал пальцем в сторону ванной. Домовой жуть, как вонял.

Удивительно, но Нафаня согласился без обычных шуточек в стиле «А не пошел бы ты!».

Спустя двадцать минут, он пил горячий чай из своей любимой кружки, болтал ногами, сидя в кресле и излучал просто неземное счастье. Я задорно подмигнул домовому и спросил:

- Так, что? Расскажешь? Горемыка, ты мой.

- Андрюшечка… Ты это. Прости меня, – завел свою привычную песню Нафаня. – Я дурной. Ой, дурной. Каких я страстей натерпелся, пока шлялся, где не попадя.

Глотнув чай, домовой принялся рассказывать о своих приключениях:

- Ох, Андреюшко. Деялись мне чуда чудные, да люди дурные. Подался я сначала к панкам. Думал, приютят сиротинку бесприютную. Ага, фиг там. Заржали и говорят мол, гляньте, какой карлик волосатый. Они даже с пьяными глазами не поняли кто я такой. Священники от меня крестились и убегали с воплями, крича что-то вроде – «А. Мелкий бес. Боже, спаси мою душу. Не дай мне сгниити в распутствах мирских». Ролевики дурацкие, стали кидать в меня пивные бутылки, говоря, что не берут к себе в компанию инвалидов и слишком на троллей похожих. Ночевал я с бомжиками, которые сперли мою торбу, и в одиночку вылакали мой виски. А я всего-то показался им. Как тебе. Вот как верить потом в философию русского рока? А, барин?

Нафанины приключения походили на старорусские комедии «Особенности народного дуракаваляния в разное время года». Мой сосед выбрал весну. С каждым предложением Нафаня сутулился все сильнее, пока окончательно не заныл и не захлюпал носом. Я, вздохнув, раскрыл руки, и блудный домовой, завывая, как Кентервильское привидение, ломанулся ко мне в объятия. Успокоившись, дух еще раз извинился:

- Я же знаю, что ты меня простишь. Ты слишком хороший, барин, – подобострастно заулыбался домовой. – Кормишь вот Нафанюшку, купаешь, шерстку ему расчесываешь.

- Так. Не разводи слезы. Я только убрался, – не сдержал я улыбки, радуясь, что барабашка вернулся в родные пенаты.- И заканчивай коверкать мое имя!

Нафаня, хмыкнув еще пару раз, свернулся калачиком в кресле и практически мгновенно уснул.

Закурив сигарету, я задумался. Домовенок обиделся, но вернулся обратно. Мир уже не так верит сказкам, как раньше. Домового принимают за обезьянку, карлика, или черта, но никто не видит в нем, той красоты, что я. Технический прогресс не стоит на месте и постепенно старые легенды и мифы, вытесняются новыми гаджетами и спецэффектами.

Нафаня конечно бесит порой, и ведет себя довольно безобразно. Но… он милый. Может быть добрым. Прекрасно управляется по дому. И так часто заставляет меня улыбаться, что я готов простить мелкому пакостнику, все злодеяния. Почти все.

Я укрыл посапывающего духа одеяльцем и, зевая, направился в свою комнату. Нафаня вернулся. И я был этому очень рад.

Ранним утром, я проснулся от вкусного запаха, заполнившего собой всю квартиру. На кухне священнодействовал Нафаня, и я позволил себе поваляться пару минут в теплой кровати, улыбаясь солнечному лучу, проглядывающему через занавески. Затем, таки, встав, направился завтракать. Кухня встретила меня радостными звуками из старенького магнитофона. Нафаня жарил пирожки, под нетленку Арии – Встань, страх преодолей.

- Мм, Нафаня. Ты просто бог, среди поваров, – заискивающе, сглатывая слюнки, проговорил я.

- Цыц, холоп. Не лезь своими корявками в мои пирожки. Пока не готово, – авторитетно заявил домовой и стеганул меня по спине полотенцем. Нафаня вернулся. Свой, как три рубля.

- Выгоню, чертушка, – ласково пообещал я. – Продам тебя в бродячий цирк, будешь сидеть под афишей «Мохнатый ребенок, что никогда не принимал горячую ванну».

- Неа. Не выгонишь. Слишком ты ко мне привязался, дурилка, – Нафаня высунул язык и радостно загоготав, кинулся ко мне.

- Ох, барин, как я скучал. Ты ж мой друг, хоть и смердишь во сне частенько. Чем я вообще думал, бросая тебя, – барабашка осклабившись, пощипывал волоски на моей руке.

- Задницей ты думал, пакостник, – сурово, но с улыбкой произнес я. – Теперь подумаешь, прежде чем лезть, куда не надо.

- Тут и думать не надо, – веско заявил домовой, подняв вверх мохнатый палец, и смотря на меня. – Тебя ценить нужно. Заваривай чай и айда завтракать.

Ранним утром, домовой и я, сидели за столом, уминали горячие пирожки, запивали чаем, и беззлобно подкалывали друг друга. Я прекрасно понимал, что без этого комка пороков, моя жизнь была бы пресной пародией на настоящее счастье.