Работал Семен редактором журнала «Литературный Олимп 21 век». Под таким длинным и многообещающим названием скрывалась второсортная публицистика с претензией на нечто великое и новое. Но, невзирая на старательные потуги редакционной коллегии, претензии так и оставались претензиями.
Семен Федорович обладал приятной внешностью, носил костюмы приглушенных тонов, а с его чисто выбритого лица, как правило, не сходило выражение доброжелательной скуки. За всем этим Линец тщательно скрывал все свои неврозы и психозы, нажитые за годы творческой жизни. Также, глядя на него, сложно было представить, сколько загубленных талантов за спиной Линца за времена его работы в разнообразных редакциях и писательских союзах – чисто вырубленный лес, в котором с упоением и страстью выкорчевывал он любое, пусть малое совсем сверканье божьей искры.
После второго развода он четко уяснил для себя, что семейная жизнь не его стихия, и вот уже несколько лет числился в завидных женихах у вечно молодых и вечно подающих надежды писательниц. И поэтесс, которых Линец любил особенно люто. Очертив вокруг себя невидимый круг, он никого не подпускал к себе и сам за пределы этих границ выходить не желал.
То и дело Семен принимался за написание нового масштабного романа, непременно увядающего после пяти-шести глав, после чего Линец погружался в задумчивую меланхолию и созерцание домов из окна своего кабинета. Вместе с ним в одном рабочем пространстве размещалось еще два стола – с критиком Травкиным и поэтом Тонкошкуровым. Их Линец обозревал издали, откуда-то из своих, одному ему известных миров. Критик с поэтом были сравнительно молоды, перед Линьцом робели и лишний раз старались не нарушать его творческого процесса. Они не знали, что конкретно написал и издал Линец, но задавать ему подобные вопросы считали неприличным, а своим домочадцам говорили шепотом, с придыханием, что работают в одном кабинете с самим Линьцом!
Каждое утро, приходя на работу, Семен Федорович усаживался за свой стол, наугад выбирал из стопки папку с рукописью и принимался быстро листать. Закончив прочтение, он сдвигал брови к переносице и что-то долго писал, помечал на листе бумаги. Травкин с Тонкошкуровым, затаив дыхание, украдкой наблюдали за головокружительной работой профессионала, не решаясь выпивать в такие моменты.
В обед Линец мчался в буфет так, будто ему дорога каждая секунда, и также стремительно возвращался обратно. Домой же уходил с умиротворенным видом человека, не напрасно прожившего свой день. И жил бы он так себе не одну, а все десять жизней, но стали происходить с Семеном Федоровичем престранные вещи. А началось всё с одного автора очень противной наружности. Вошел этот субъект к Линьцу незадолго до обеда, когда Семен Федорович уже мысленно вожделел котлету с картошечкой пюре и соленым огурчиком, да бутылочку пивка к сему пиршеству… как вдруг, сквозь эти грезы проступил такой лик, при виде которого, Семен Федорович вздрогнул и очнулся. У его стола, одетый в черный мокрый от дождя плащ и шляпу, высился атлетически сложенный человек непонятного возраста с лицом нездорового бурого цвета. Большие навыкате глаза, испещренные красными прожилками, не мигая, смотрели на Линьца; нос его казался длиннее всех допустимых норм, а под ним виднелись плотно сжатые в узкую белую полоску губы. В руках с длинными желтыми ногтями он держал картонную папку с зелеными атласными тесемками. Пожалуй, впервые в жизни Семену Федоровичу сделалось настолько не по себе, что он даже не высказался о том, что неприлично находиться в головном уборе в помещении. Глядя в немигающие буркалы, Линец вдруг с отчаянием подумал, что напечатает всё, что принес этот автор, лишь бы остаться в живых и больше никогда не видеть монстра в своем кабинете.
– Семен Федорович Линец? – сказало чудовище неожиданно приятным, даже красивым голосом.
– Да, – хрипло каркнул Линец и откашлялся. – Что у вас, рассказы? Повесть? Стихи?
– Повесть, – визитер положил папку на стол и немного смущенно добавил: – Небольшая, она у меня первая, я до этого ничего никогда не писал. И вот, набрался храбрости, принес вам в надежде на публикацию. Ведь это же такое счастье подержать в руках собственную книгу.
– И чем вы занимались раньше, до того, как решили податься в писательство? – Линец пристально рассматривал тесемки и папку, силясь разобрать мелкую карандашную надпись на ней.
– Ну… – замялся новоиспеченный автор, – всяким разным, нетворческим. Будучи наслышан о вашем особо взыскательном литературном вкусе, я постарался довести текст до совершенства. Очень старался и повесть однозначно засверкала.
Линец поспешно кивнул, как бы заранее не сомневаясь в совершенном сверкании повести.
– Вы прочтите, вам понравится, – вдруг отчего-то уверенно сказал посетитель. – Я зайду через недельку.
– Я прочту, вы заходите. – Линец рывком пододвинул папку и заставил себя посмотреть на автора.
Увидев, что тот собирается улыбнуться на прощание, Линец закусил губу, дабы подавить рвущийся из груди крик, но вместо ожидаемых гнилых клыков, Семен Федорович увидел ровные белые зубы, правда, несколько широковатые для обычного человека. Из-за этого казалось, что зубов у автора значительно меньше, чем положено. Попрощавшись, гость вышел из кабинета, а Линец открыл папку и уставился на название повести: «Москва необетованная».