Москва

Глава 20

После ухода чекистов меня аж затрясло. Какой бы дубленой ни была кожа, такие вещи всё равно просто так не проходят. Я ж не бесчувственный какой-то, я – человек, у меня и нервы имеются.

Писать рапорт о провокации со стороны ГПУ в моём состоянии не имело смысла. Тут нужна холодная и соображающая башка, а меня все мысли были направлены только в одну сторону. Это же надо так оперативно сработать: отыскать на случай если я не приму предложение Майорова подходящую для подставы кандидатуру, обработать её и подготовить провокацию по всем правилам.

Нет, такие вещи с кондачка не делаются. Наверняка Майоров заранее подготовил этот план Б и пустил его в ход, когда получил мой отказ. Если бы не опыт прежних лет ночевал бы уже на жёсткой шконке в СИЗО.

И куда теперь бечь? К товарищу Маркусу в Питер или к Феликсу Эдмундовичу, что поближе? Так опера вроде меня отнюдь не частые гости таких кабинетов. Да и не так уж и просто в них попасть.

Я заставил себя написать рапорт на имя Трепалова, где изложил всё, что со мной приключилось, в деталях. Разумеется, о версии, что к этой провокации причастен Майоров. Упоминать не стал – это всего-навсего предположения, догадки – доказательств у меня нет.

Удивительное дело, но похоже во время работы над рапортом мне удалось спустить пар и приглушить эмоции.

Покончив с бумагами, положил рапорт в ящик стола Максимыча. Он его специально не закрывал для таких вот случаев.

Когда шёл по улочке домой, взгляд невольно задержался на вывеске одной из многочисленных пивнушек. Заскочить что ли и пропустить пару кружечек для снятия стресса? По-моему, сегодня я заслужил этот «допинг» как никогда.

Но потом махнул рукой. Забухать – не забухаю, для меня это нехарактерно, но с утра буду ходить помятый с больной башкой, а оно для меня «черевато».

Прямо с утра завалился в МУР и нашёл оперативника, который выезжал на место смерти Евстафьевой.

– Панкратов Николай, можно просто Коля, – представился он.

– Быстров Георгий.

– Чем помочь, Георгий? – без особого энтузиазма спросил муровец.

– Я по делу Евстафьевой к тебе. Хочу, чтобы ты скатался со мной, показал. Где и при каких обстоятельствах её нашли.

Лицо Панкратова скривилось.

– Ты материалы почитай. Там всё написано.

– Ну, одно дело прочитать, а другое – увидеть своими глазами. Покажешь?

– Хрен с тобой. Покажу, – вздохнул оперативник. – Когда планируешь ехать?

– Да как тебе удобно, – начал я.

Николай расслабился, но тут я его добил:

– Да вот прям щаз!

– Слушай, Георгий, давай потом, а? У меня дел ну вот просто по горло! Как белка в колесе кручусь!

Я отрицательно покачал головой.

– Сейчас, Коля. Именно сейчас.

– Ладно, – смирился с неизбежным он. – Как добираться хочешь? У нас со служебным транспортом дело плохо, а на трамвае ты туда не доберёшься. Надо на пригородном поезде ехать.

– Так на нём и поедем, – улыбнулся я. – Ты, главное, начальство предупреди.

– Вот начальство-то как раз и даст мне по шапке, что от своих дел ради тебя отвлекаюсь.

– Ну вы ж на нас это убийство скинули, не грех и посодействовать хотя бы из чувства благодарности, – заметил я.

– Всё, уел. Сейчас, доложусь субинспектору и двинем с тобой в Кучино. Обратно хорошо если вечером вернёмся, – предупредил муровец.

Меня это не смущало.

– Вечером так вечером.

Мы отправились на вокзал. При виде бесконечной толпы народа ещё на подступах к зданию, возникало впечатление, что сюда устремилась вся Москва. Людей были тысячи.

Публика выглядела пёстрой и разношёрстной: селяне, по своим делам наведывавшиеся в столицу, многочисленные мешочники, большое количество мужчин в форме, семьи с большим багажом, занимавшим кучу места. И вся эта прорва переговаривалась, ругалась, выясняла отношения, хохотала. Плакали дети, хватались за грудки подвыпившие граждане, красноармейцы заигрывали с разряженными девицами, чей род деятельности не вызывал у меня никаких сомнений. Вокзалы всегда были скопищем проституток всех мастей.

То тут, то там сновали юркие и грязные беспризорники, у которых даже был свой «бизнес» по обслуживанию пассажиров: львиная доля багажа переносилась на спинах этих чумазых пацанов.

Николай скривился.

– Сущий Вавилон! Георгий, берегись – затопчут. Поезд, похоже, будем брать с боем: в давке и толчее. Хорошо, если влезем. Про то, чтобы сидеть – даже не заикаюсь.

Я понимающе кивнул. Такого столпотворения мне давненько не приходилось наблюдать.

– Да уж, народа хватает.

– То ли ещё будет, когда подадут поезд! И да, смотри, чтобы в давке с тебя последние штаны не сняли: тут такие спецы по чужим карманам работают – обнесут и глазом моргнуть не успеешь.

– Что, даже милиционера?

Он усмехнулся.

– Ну, железнодорожную милицию и отделы угрозыска упразднили. А тех, кто на вокзалах дежурит, здешние урки как облупленных знают и никогда не тронут. Мы же для этого брата пока не примелькались, и это скорее хорошо, чем плохо. Так что следи за карманами и не говори потом, что я тебя не предупреждал.

– Есть следить за карманами, – ухмыльнулся я.

Николай не врал, когда обещал настоящее светопреставление, когда объявят посадку на поезд.

Началось хаотическое движение. Людская масса хлынула на перрон, сметая контролёров и немногочисленную охрану. Нас сжало со всех сторон, потащило вперёд. Давка была ещё та, хорошо, хоть упасть в такой толчее не представлялось возможным. Всё, что оставалось делать, смириться и покорно ждать, когда поток вынесет к вагонам, что собственно и произошло.

Картина до боли знакомая по моей молодости, да и потом, пока не купил машину, порой приходилось добираться до места с аналогичными приключениями.

Пока паровоз шипел, обдавая округу клубами пара, народ загружался в состав всеми доступными способами: большинство попадало через дверь, но хватало и таких, особенно помоложе и побойчей, что умудрялись протискиваться сквозь окна.

Даже не верилось, что лет через семь на московской «чугунке» испытывать первые электрички, хотя первыми, если не ошибаюсь, они пойдут где-то под Баку, где произведут неизгладимые впечатления на Маяковского.

Несколько минут, и мы с Николаем оказались в вагоне, а вокруг нас кипела и бурлила жизнь. Кто успел – захватил полки, кому, вроде нас, повезло меньше – остался на ногах.

– Так всё равно лучше, чем добираться до Кучино на одиннадцатом номере, – пошутил муровец.

Под трамваем номер одиннадцать, подразумевалось идти пешком.

– И далеко ехать?

– Как пойдёт, – неопределённо пожал плечами напарник. – Если на станциях долго стоять не будем, то часа полтора.

– Полтора так полтора, – безмятежно согласился я.

С каждой новой станцией вагон стал постепенно пустеть, появились свободные места.

Пассажиров до Кучино хватало, на перроне станции вышли не только мы одни, и оказались на маленькой базарной площади.

– Ты как – пуговицы не растерял? – спросил Николай.

– Да вроде жив-здоров и всё на месте, – сказал я, похлопав себя по карманам.

– Ну тогда хорошо. А то у моего кореша вот таким макаром наган в поезде тиснули. Такое тогда завертелось – чуть под трибунал не попал.

– Шпалер тоже при мне, – заверил я. – Куда теперь?

– Сейчас, семечек куплю и покажу, – сказал муровец. – Любишь семечки лузгать?

– Да кто ж их не любит? – удивился я, вспомнив как в прежние времена с Дашкой могли щёлкать эту заразу часами. – Давай я куплю тоже?

– На обратном пути ты возьмёшь. А пока я угощаю, – сделал широкий жест напарник.

Николай перепробовал семечки у нескольких торговок и, наконец, выбрав подходящие, купил небольшой стакан, который ему высыпали в свёрнутый из газетной бумаги кулёк. Запуская в него руки по очереди, мы двинулись к кирпичной фабрике.

– Как там у вас наш Бахматов? – спросил Коля.

– Да молодцом, конечно. Только сейчас в командировку уехал во Владикавказ.

Мы вышли к грунтовой дороге и пошагали по ней. Время от времени мимо проезжали гружёные телеги, пару раз прокатил и пассажирский экипаж. Но большинство путников, подобно нам, передвигалось на своих двоих. Пока что это был самый распространённый вид «транспорта».

Признаков города уже не ощущалось, кругом была та самая деревенская пастораль: поля, луг, избушки, раскиданные то там, то сям.

Позади нас загудел клаксон. Мы как по команде обернулись и отошли в сторонку, освобождая путь первому автомобилю, увиденному за всё время, что находились тут. Это была легковушка, пылившая в сторону какой-то деревни.

И всё бы ничего, но я успел краем глаза заметить одного из пассажиров в машине, и увиденное сразу заставило взять меня охотничью стойку: на заднем сидении авто расположился Майоров, а возле него с задумчивым видом восседал худощавый мужчина с густыми бровями над пронзительными глазами, острым подбородком, впалыми скулами и каким-то странным, я бы даже сказал – инопланетным взором.

Ни Майоров, ни его спутник вроде бы не обратили на нас никакого внимания, ни тот, ни другой не обернул голову и не посмотрел в нашу сторону.

Машина довольно быстро обогнала нас и постепенно скрылась из виду, потерявшись где-то среди выстроенных вдоль улочки домов с высокими заборами. Ни дать ни взять Рублёвка образца 1922-го года.

Зато от напарника не скрылось моё напряжение и, толкнув меня локтем, он спросил:

– Ты чего так напрягся-то, словно живого покойника узрел?

– Слушай, а ты не знаешь, чья это машина мимо нас проехала? – вместо ответа задал вопрос я.

– Да бог его знает, – повёл плечами Николай. – У тебя самого какой интерес?

– Ну… – я придумал самую первую и потому нелепую отмазку. – Вроде в машине мужики из ГПУ ехали. А они – народ глазастый. Если тут часто бывают, может видели что-то подозрительное?

– Ты б лучше к ним не лез со своими вопросами, – посоветовал Панкратов.

– А чего так? – сделал удивлённое лицо я.

– Ну, начнём с того, что чекисты вечно секретничают и не особо спешат делиться с нами братом, сыщиком. Если что-то и видели, всё равно мне или тебе не скажут. К тому же, тут у какого-то их большого начальника дача, она под охраной и без спецпропуска тебя к ней на пушечный выстрел не подпустят, – продолжил стращать Николай.

– Думаешь, придётся надеяться только на себя?

– Точно!

– И хрен с ним, мне не в первой. Мне не в первой, – сказал я, не отрывая взгляда от домов, среди которых спряталась дача чекистов.

То, что смерть Евстафьевой произошла недалеко от этого места, вряд ли было простой случайностью. Ну не верю я в такие совпадение. Многолетний опыт, интуиция кричат о том, что это звенья одной цепи.

Отсюда и загадочное самоубийство Игната Евстафьева и предложение Майорова из числа тех, от которых не принято отказываться, а потом ещё и откровенная провокация в мой адрес. И ведь наверняка не последняя.

Но пока у меня нет улик и идти в высокие кабинеты не с чем. Значит, надо копать и копать глубже. Если найду что-то, что поможет размотать клубочек до конца, тогда у меня будет шанс сработать на опережение и выйти сухим из воды. Если обломаюсь… Тогда мяч окончательно и бесповоротно уйдёт на сторону тех, кто играет против меня.

С такими нехорошими мыслями мы с Панкратовым и добрались до того, что прежде было кирпичным заводом.

Тут тоже пахло разрухой. Заброшенные корпуса зияли дырками разбитых окон, местами кладка начала осыпаться, угрожая рухнуть и погрести всё под собой.

– Душераздирающее зрелище, – сказал я, обведя взглядом округу.

– Ну, а что ты хотел, – вздохнул Панкратов. – Говорят, фабрику собираются восстановить и запустить заново. Но когда это будет?

– Надеюсь, что скоро.

– Все надеемся. Полстраны вот так… в забытье и обломках, – Николай поёжился.

– Ничего, Коля. Поднимем страну на ногу.

– Обязательно поднимем. Просто работы… прорва. На части рваться придётся.

Я кивнул. Да, придётся. Неимоверным трудом, бессонными ночами, трудовым подвигом страна воспрянет из руин, а потом… А потом всё это понадобится делать снова, когда к нам сунется новый, страшный враг, подмявший под себя почти всю Европу.

– Кстати, мы уже пришли, – сказал Панкратов.

Он подошёл к краю ямы, очертаниями напоминающей свежевырытую могилу.

Я встал рядом и посмотрел на дно, постепенно заполнявшееся водой.

– Тут её и обнаружили.

– Как это произошло?

– Закопали неглубоко. Мальчишки тут играли, случайно увидели руку. Дальше сам понимаешь. Вызвали милицию, нас…

– Мальчишек опрашивали?

– Конечно. Только женщину ночью закапывали, а пацаны в это время, как понимаешь, дома дрыхли. Так что толку от них никакого.

– То есть свидетелей вы не нашли?

– Не нашли, да и какие тут могут быть свидетели? Ни местные, ни городские сюда не суются – делать им тут нечего. Сторожа нет… Если бы не пацаны, никто бы эту Евстафьеву ещё долго бы не нашёл.

– Собачек использовали?

– Использовали, только до того, как сюда приехал вожатый, тут так натоптали, что собака след не взяла. Даже не знаю, чего ты тут увидеть ожидал…

– Я и сам пока не знаю, – признался я и огляделся. – Давай здания, что от фабрики остались, осмотрим. Может, там что найдём…

– И охота тебе, Георгий, всякой ерундой заниматься. Думаешь, мы там не ползали? Ещё как ползали, причём на корячках. Ничего ты там не найдёшь! – заверил Панкратов.

– Вот и проверим, – сказал я, получив в ответ недовольный взгляд Николая.

Поняв, что спорить со мной бесполезно, он устало вздохнул и вслед за мной пошагал к ближайшему строению.

– Погоди, – остановил я его. – Давай для скорости: ты осматриваешь дома справа, я беру на себя здания слева.

– Идёт! – согласился Николай.

Поскольку двери в строениях отсутствовали в принципе: их скорее всего изъяли для личных нужд хозяйственные жители окрестных деревень, с проникновением внутрь проблем не возникло. Скоро под ногами захрустела кирпичная крошка, а в рот набилась вездесущая пыль, которой тут было просто невообразимое количество.

Она же и помогала мне искать следы. Да, чувствовалось, что тут действительно устраивали осмотр по всем правилам, не халтурили, как это бывает порой. Но я упорно, шаг за шагом продолжал исследовать все уголки и закутки.

Шло время, но пока что ничего интересного обнаружить не получалось. Если бы не пресловутое упрямство и принцип доводить начатое до конца, я бы давно всё бросил и поехал назад, в город. Но, закусив губу, я продолжил поиски и где-то черед пару часов в очередной раз убедился в справедливости поговорки, что кто ищет, тот всегда найдёт.