Часть III. Личная цена
Если бы можно было проваляться всю дорогу в забытьи, было бы гораздо легче.
Но увы.
Забытье то приходило, то отпускало. Когда накатывалось мертвым океаном, то погребало под собой, оставляя только чувство тяжелого, болезненного удушья. Когда отпускало, Зура отлично осознавала, где она: трясется, привязанная к спине гигантской черепахи-зариата на горных тропках, и вокруг немилосердное солнце или ночной ледяной холод.
От перевала до Ронельги в прежнем темпе им оставалось бы меньше суток, но из-за времени, которое потратили на засаду, получилось больше. Хорошо, что зариаты всегда идут примерно с одной и той же скоростью, не то их неминуемо нагнала бы погоня. Особенно рассвирепевшая, надо думать, от того, что они расправились с засадой.
В итоге их все-таки нагнали, но уже в предгорьях с обратной стороне хребта, где были зеленые деревья, ручьи и даже речка — Риета, приток Роны. Поэтому атаковать погоня не решилась.
Все это рассказал Зуре Тиан, который ехал вровень с ее зариатом и следил, чтобы веревки, которыми была привязана Зура, ее не задушили (или ей хотелось надеяться, что он за этим следил). Сама Зура ничего толком не понимала, а после не могла вспомнить.
— Все ты, капитан, — сказал ей Тиан уважительно, обращаясь так, будто она была командиром отряда наемников. — Если бы не ты, взяли бы нас в клещи. А так мы с Антуаном добили засаду — ни луком, ни мечом он особо не умеет, но в рукопашке на него положиться можно… Однако раны у тебя… Ей богу, если бы не наш маг, я бы сказал, что ты не жилец. А так, может, еще подрыгаешься. Если довезем.
— Спасибо… на добром слове, — пробормотала Зура, пытаясь облизнуть спекшиеся губы.
— Ты уж постарайся, — Тиан наклонился к ней низко, так, что губы чуть не задевали ее ухо.
И добавил что-то еще про Лина, но Зура уже это что-то не могла разобрать в солнечном мареве.
Влаги не хватало. Никакой влаги. Весь мир был ссохшимся, растрескавшимся и пылающим, словно печь. Прекрасное сверкающее море у подножия маяка или даже вонючие волны, накатывающие на пирс Тервириена, — все это осталось где-то очень далеко, все это было сказкой. Водные маги… не было их никогда. Была только раскаленная дичь, были только душные базальтовые горы, где у нее кончались стрелы и приходилось орудовать тяжелым мечом, и не было конца бою, потому что…
А потом вода все-таки потекла ей в рот, влажные руки омыли ее лицо и стало легче. Это был Лин, Зура без тени сомнений знала, что это Лин. Кажется, она пыталась поймать его, удержать, но не удавалось даже поднять руки…
Позже Лин ей приснился.
Неизвестно, можно ли назвать такое видение сном. Зура не видела Лина, если не считать рук. Эти руки, перепачканные свежими чернилами, как раз что-то писали, Зура даже смутно понимала что. Вот странно: обычно во сне Зура никогда не могла открыть книгу и прочесть ее… впрочем, книги ей почти никогда и не снились. А тут, разбирая под пером Лина отдельные слова, Зура даже откуда-то знала даже то, что еще не было написано.
То была «докладная записка» — Зура в жизни не видела докладных записок — и рассказывала она о положении дел в приграничных воюющих княжествах Гериатского хребта. С этим предметом Зура была как раз хорошо знакома, но то, о чем писал Лин, ей никогда не приходило в голову. А Лина волновало, что постоянные войны между этими княжествами усиливают неспокойствие на границах Империи Рона. Не столько из-за банд наемников, сколько из-за того, что приграничное население нищает, а купцы и компании, торгующие через те места, задирают цены втридорога.
Но даже не это главное, писал Лин. Главное, на что я должен обратить внимание Вашей светлости, что ныне многие дворяне пользуются этими беспорядками, дабы беззастенчиво укрывать часть своих доходов или переманивать из гериатской области крестьян, которые живут на их землях без регистрации и не платят подушную подать. Казна теряет огромные средства.
Если беспорядки продолжатся, лет через десять они могут привести к отложению Дагата и Остии. Все это необходимо пресечь, но жесткие меры не дадут ничего, только разожгут костер недовольства сильнее. Что нам надобно по моему скромному мнению, Ваша светлость, так это реформировать систему налогообложения. Войны утихают тогда, когда воевать или поддерживать войну перестает быть выгодно, а потому я предлагаю…
«Ну и ну, — подумала Зура, — я всегда знала, что имперцы богатеют на беспорядках в Гериате, но никогда не думала, что кто-то из них против такого положения вещей! И тем более не думала, что именно из-за Лина я потеряла там постоянную работу…»
Еще через секунду она догадалась: «А я ведь из головы Лина смотрю… И знаю его мысли, по крайней мере, некоторые…»
И в самом деле: Лин поднялся, и угол зрения сместился вместе с ним. А встал он потому, что в дверь постучали.
Вся остальная комната была не в фокусе, Зура с трудом могла ее рассмотреть. Видела только, что обстановка здесь богатая, что окно высокое (богатый дом, значит, или даже дворец?), что из него видно звездное небо, и что над столом, за которым писал Лин, висит несколько крупных магически светящихся капель воды.
Что-то недовольно бормоча себе под нос, Лин распахнул дверь.
В освещенном обычными свечными светильниками коридоре за порогом стоял молодой парень — пожалуй, помладше Зуры лет на пять. Он немного походил на Тиана: такой же высокий и широкоплечий, такой же темноволосый, с такими же лихими бровями. На этом сходство кончалось. Эрмес Тиан всегда выглядел и вел себя как человек немного себе на уме. У нынешнего ночного гостя все лицо, от квадратного подбородка до светло-серых ясных глаз и высокого чистого лба дышало открытостью и добродушием. Короткая красно-зеленая кимара лейтенанта дворцовой стражи, перехваченная кожаным ремнем, совершенно не вязалась ни с его молодостью, ни с внешностью.
«Щенок», — подумала Зура, а Лин подумал, что это чей-то племянник по протекции.
— Добрый вечер, мастер Лин, — парень молодцевато поклонился, отчего подпрыгнули вихры у него на макушке. — Я…
— Милс Тревон, начальник моей охраны, — закончил за него Лин ровным тоном. — Надо же. Я говорил, что в охране не нуждаюсь, особенно во дворце. По всей видимости, мои слова восприняли всерьез и прислали мне церемониального офицера.
Зура никогда прежде не слышала, что бы Лин говорил настолько желчно.
Парня, однако, такой прием не обескуражил.
— Как вам угодно, мастер, — сказал он. — А все-таки позвольте мне и моему человеку осмотреть ваши покои.
— Я уже сам проверил их магией.
Зура после такого приема плюнула бы, развернулась и ушла. Парню, должно быть, хорошо платили, или он очень ответственно понимал свой служебный долг, потому что настойчиво продолжил:
— Магия чует магические ловушки, господин, вам это известно не хуже меня. Но яд, который испаряется на воздухе или при контакте с телом, вы найти не сможете.
— Неужели нашу доблестную дворцовую стражу научили разнюхивать яды?
— Нас — нет. А вот этих милах почти и учить не приходится.
С этими словами парень посторонился, открыв дорогу другому плечистому стражнику, тоже в дворцовой кимаре, но попроще, возрастом постарше и ростом пониже. Этот стражник вел на поводке… ну, еще одну черепаху. Размером она была куда меньше зариата, взрослому человеку по колено, с длинным, как у ящерицы, телом и вовсе без панциря: только несколько роговых пластин вдоль позвоночника. Двигалось это создание быстро и ловко.
Сквозь сон-видение Зура почувствовала, что Лин очарован. Он с детства любил этих сухокожих умных созданий, находил их морды выразительными, а манеры интересными.
— Как его зовут? — спросил Лин.
Стражник с поводком посмотрел на Лина почти в ужасе и подтолкнул своего питомца вглубь комнаты. Милс Тревон ответил за него:
— Дени. Только это девочка. Я слышал, она любит печенье. У вас случайно нет?
— М-м-м… мне приносили ужин, надо посмотреть, — ответил Лин рассеянно.
Его неприязнь к вторженцам рассеивалась, улетучивалась куда-то в раскрытое окно.
И уж совсем она улетучилась, когда Дени в самом деле нашла яд между страницами одной из книг Лина.
«Да, — подумала Зура голосом Лина, просыпаясь, — в тот раз меня пытался отравить помощник премьер-министра, но не из-за налогов, а из-за серебряных рудников…»
Видение исчезло, истаяло. Но мир перестал качаться, тошнота и жар отступили, хотя и навалилась сокрушающая слабость. Вокруг теперь была плоскость чистых простыней — куда шире спины зариата. А за кроватью начиналась комната, просторная, тоже очень светлая, и на стуле рядом дремала служанка.
Надо же.
«У него получилось, — подумала Зура, устало закрывая глаза. — Мы добрались».
Когда в следующий раз сознание вернулось к Зуре, сиделка бодрствовала. Она помогла ей разобраться с естественными надобностями и умыться — все это давалось тяжело и болезненно — а еще напоила Зуру бульоном из ящерицы.
Телодвижения Зуру совершенно обессилили, поэтому она погрузилась в какое-то белое марево и с трудом осознала, когда в комнату вошел Лин. У ноги его бодро перебирала лапами та самая черепахо-ящерица из сна. Ну или точно такая же: Зура их не различала.
Кажется, Лин решил, что она спит, потому что постоял недолго, глядя на нее. Зура подумала, что надо как-то подать ему знак, что она бодрствует, однако ей было отчаянно лень. Хорошо было видеть Лина и знать, что с ним все в порядке, но говорить с ним ей не было совершенно никакой надобности.
Лин нагнулся очень низко к ее лицу — почти как для поцелуя. Но целовать в его намерения явно не входило: лицо было напряженным и встревоженным. Потом он вздохнул с облегчением, распрямился и вышел из комнаты.
«Смотрел, дышу ли, — подумала Зура. — Ясно».
И ее охватил новый сон.
В день летнего солнцестояния, когда Ронельга гуляет от зари до зари, все харчевни, рестораны, уличные кондитерские и кабаки откровенно низкого пошиба забиты толпой самого причудливого вида. Тут никто не удивится ни степной наемнице в кожаных штанах, ни чернокожему купцу с далекого Миора; и уж точно двое мужчин в дешевых потрепанных накидках поверх дорогих полотняных одежд внимания не привлекали.
Эта пара пробиралась сквозь толпу в молчании, но не мрачном, а скорее усталом и удовлетворенном. Они были похожи на людей, которые только что провернули какое-то важное и сложное дело и теперь устали настолько, что не хотят даже говорить, но при этом находятся в добром расположении духа.
Одним из них был Лин, другим — тот стражник, Тревон. В новом сне лейтенант выглядел лишь немного старше, но значительно более заматеревшим. Он даже двигался с тяжеловесной угрозой, какая появляется с годами у некоторых бойцов.
Зура больше не смотрела «из головы» Лина: она как бы выглядывала из-за плеча волшебника. Сам Лин все время выпадал из фокуса, зато она отлично видела его одежду, простецкий белый бисон, перехваченный шнуром из конского волоса, видела скрепленный фибулой выцветший голубой плащ вместо щегольского дарколета, но черты лица как-то ускользали. Пожалуй, он был моложе, чем она привыкла, волос больше… а может, и нет.
Ясно, что она видела прошлое, но какие именно годы — сказать трудно.
Наконец пара добралась до каменной веранды, нависшей над садами центра города. Ронельга кудрями садовой зелени убегала вниз; на далеком горизонте смутно виднелись гребни гор. Небо плыло серым, розовым и бледно-зеленым: цвета были яркие и чистые, таких Зуре никогда не приходилось видеть даже над пустыней.
Либо над Ронельгой действительно удивительно красивые закаты, либо Лин по какой-то причине запомнил этот закат особенно прекрасным.
Здесь, прямо на террасе, в беспорядке стояли круглые столики, и сбивающиеся с ног официантки разносили всем желающим пиво в огромных кружках и кактусовую настойку в крохотных чашечках.
Лин и Тревон присели за столик у самого парапета — тот чудом освободился перед самым их приходом — и спросили вина.
— За очередное спасение моей драгоценной жизни, мой друг, — улыбнулся Лин, поднимая бокал.
— За то, чтобы ты улучшил свои манеры, тогда, глядишь, не придется спасать тебя так часто, — в тон ему ответил Тревон.
— Ты видишь, я работаю над этим, — Лин пожал плечами. — Трудно всего добиться в одночасье. Я не самый дипломатичный человек в Ронельге.
— Мягко говоря! Мне удивительно, как ты до сих пор удержался на своем посту, мастер.
— А ты еще поговори, уволю, — пригрозил Лин беззлобно, и Тревон только засмеялся.
К ним кокетливо приблизилась девушка с розой в волосах. Чересчур широкий вырез открытой кимары, надетой прямо на голое тело, чересчур тугой пояс, подчеркивающий бюст, и обилие побрякушек выдавали род занятий без малейшей двусмысленности.
— Желаете приятно провести вечер, господа?
Лин выпрямился и скривил губы, видимо, чтобы произнести нечто довольно резкое, но Тревон его опередил.
— Извини, красавица, здесь тебе ловить нечего, — сказал он, возвращая ей отработанно очаровательную улыбку. — Этот человек — стихийный маг, а я сейчас на службе.
Девица смерила Лина взглядом, фыркнула и удалилась бормоча: «Маг, тоже мне! Сказали бы сразу, что мужеложцы…»
Лин и Тревон переглянулись, одновременно усмехнувшись.
— Кстати, мастер, — продолжил Тревон, — мне давно очень любопытно… — он запнулся, явно подыскивая слова. — Прости, если любопытство неуместное или если я и в самом деле вторгаюсь в какой-то цеховой секрет. Я все хотел спросить…
— Не мужеложец ли я? — Лин приподнял бровь.
— Да нет, я бы узнал, если бы к тебе водили мальчиков, — дернул плечом Тревон. — Просто о магах ходит столько слухов… Стихийные маги не берут любовниц и очень редко женятся, а стихийные волшебницы, — он смущенно усмехнулся, — мягко говоря, наоборот. Ты, насколько я знаю, и вовсе блюдешь целомудрие. Либо я даром ем свой хлеб…
— Не даром, — качнул головой Лин. Вздохнул. — Не думаю, что это тайна. Трудно назвать секретом факт, который знает столько людей… Но мы не любим его афишировать.
Он посмотрел на закат, отпил еще глоток. Почему-то Зура ощутила вкус на языке так, как будто пила сама: пряное, прохладное, обманчиво легкое — молодое вино из тех, которые ударяют в голову незаметно и подло.
— Ты слышал, должно быть, что у стихийных магов и волшебниц очень редко бывают дети?
Тревон кивнул.
— Но иногда все-таки бывают. Обычно когда те очень молоды…
— Да. Можно стать родителем до церемонии посвящения. После этого море — или огонь, или земля, насколько я знаю, у других рас все точно так же — отбирает наше семя. Оно перестает передавать новую жизнь, но начинает передавать сведения о нас самих.
— То есть… — начал Тревон.
Лин кивнул.
— Если я возьму женщину в свою постель, наутро она будет знать мои секреты. Может быть, не все, может быть, не самые опасные, но даже если один-два… Мало кто из нас может похвастаться настолько чистой душой и незапятнанным прошлым, чтобы рисковать этим с кем угодно, — Лин улыбнулся краем рта.
— Хм… — Тревон как будто задумался. — А если не… ну, не доводить дело до конца? Много есть разных способов…
— Магия — это не грубая механика, — покачал Лин головой. — Достаточно достаточно долгого телесного контакта. Я слышал, до некоторой степени помогают защитные средства… но все равно риск остается. У волшебниц же все, как понимаешь, наоборот. Мужчина дают, женщины принимают. Опытная волшебница, разделив с мужчиной ложе, может узнать о нем все. Впрочем, об этом говорить тем более не принято.
Тревон, кажется, смутился и явно пытался подобрать какие-то слова. Потом подобрал наконец-то:
— Мастер, я не знаю, знаешь ли ты… То есть я не знаю, был ли ты хоть раз…
— Был, — перебил его Лин.
— Женщины тоже… выделяют жидкость. Как же с этим?
— Полагаю, они готовы рискнуть тем, что любовник узнает имя куклы, с которой они играли в детстве, или кличку их домашнего питомца, — Лин пожал плечами. — Не те объемы. Но я никогда не был настолько накоротке с какой-нибудь волшебницей, чтобы спросить. У них свои… все-таки секреты, я бы сказал.
— А разве тебя не женщина учила магии?
Лин выглядел шокированным.
— Вот именно! Не могу же я говорить на такие темы с учительницей!
Тревон засмеялся.
— А все-таки тебе бы довериться кому-нибудь, мастер, — сказал он. — Хорошая добросердечная женщина…
— Да, но она должна быть еще и равной мне, — прервал его Лин. — Довериться, как ты выражаешься, какой-нибудь честной простушке я не смогу. И потом, ты забываешь еще об одном.
— О чем же?
— Жизненный срок. Что если я полюблю ее? Не будет ли это жестоко по отношению и к ней, и ко мне, когда я разделю себя с морем?
— По-моему, ты усложняешь, мастер. Пока ведь ты еще человек, а не порождение моря, — Тревон проказливо прищурился. — Значит, и жить надо по-человечески. Ты с твоим влиянием можешь заполучить любую, только ткни пальцем.
— Возможно. Но для себя этого делать не буду.
То была расчетливо расставленная ловушка, и Тревон в нее попался: глаза у него предсказуемо вспыхнули.
— А для меня? Лет через пять, когда мне понадобится хорошая жена, чтобы делать карьеру дальше?
— Вот лет через пять и поговорим, — буркнул Лин с деланной сердитостью, вновь отпивая вина.
Зура чувствовала: на деле у него было легко на сердце. Словно бы он наконец поделился с кем-то частью груза, который тяготил его, даже если тот, для кого он говорил, не понял и половины.
Зура чувствовал: там было что-то темное, что-то глубокое, похороненное за нежеланием Лина искать себе женщину. Но туда ей не было хода.
Если жена приблизилась к тебе и говорит, что хочет перейти к другому мужу, представь, что в то же самое время другая женщина приблизилась к своему мужу и говорит ему, что хочет стать одной из твоих жен. Море гонит одну волну к берегу, а другую — вглубь.
В следующий раз, когда она пришла в себя, на ногах у нее лежало что-то тяжелое. Зура дернула ногами раз, другой. Неведомый груз приподнялся, переступил лапами и оказался живым.
— Дени! — воскликнул Лин где-то за пределами поля зрения Зуры. — Брысь с кровати немедленно!
Груз исчез, по полу пробежали быстрые шаги.
— Эта долбаная ящерица залезла на меня! — пораженно проговорила Зура, пытаясь присесть.
Лин помог ей, поддержал. Он действовал одной рукой — в другой у него была чашка с каким-то напитком, под глазами залегли тени. За окном стемнело, и только ночник на столике возле кровати давал слабый желтый свет.
— Дени не ящерица, — проговорил Лин. — Она — сут, дальняя родственница зариата. В гериатских княжествах их называют сулатами, может, ты слышала…
— Не слышала и не видела, — отрезала Зура.
— Ну да, они живут в пустыне, а не в горах. И приморский, и высокогорный климат их очень быстро убивает. А в Ронельге и других пустынных селениях их испокон веку приручают и держат как домашних питомцев. Они ловят кровососущих скорпионов и мелких грызунов. Очень острый нюх.
— Дени, — Зура почувствовала, что мысли и память наконец-то приходят в относительный порядок. — Как во сне. Она мне снилась, она яд нашла у тебя на книжке!
Лин спал с лица.
— Вот как… — пробормотал он. — Ну да, этот эффект был вероятен.
Зура прикрыла глаза, вспоминая остальные подробности сна… снов. Симпатичный парень Милс Тревон, предотвращенные покушения, ящерица эта, докладная записка, праздник летнего солнцестояния, надоедливая проститутка…
— Так, — пробормотала Зура, — объясни пожалуйста, почему мне снится твое прошлое, и в этом прошлом ты объясняешь, что такое бывает, если маг с кем-то переспал? Когда мы с тобой успели потрахаться, и почему я об этом ничего не помню?
В голове у Зуры вертелись самые дикие мысли, но она не спешила озвучивать их вслух. Дважды она в присутствии Лина валялась в полностью бессознательном состоянии; состоянии половой циновки, если называть вещи своими именами. Но Зура уже знала Лина достаточно, чтобы твердо понимать: он ни в коем случае не стал бы насиловать израненную и истекающую кровью женщину. Наконец, были ведь свидетели: Тиан, Антуан…
Лин выпрямился, будто пытаясь за несколько секунд преодолеть многолетнюю сутулость.
— Постарайся, пожалуйста, избегать этой вульгарной манеры речи, — несколько чопорно произнес он. — Мне она не нравится.
— Ничего не обещаю, — Зура попыталась принять положение поудобнее и поморщилась: раны болели. К тому же, очень хотелось пить. — Что это у тебя в кружке?
— Общеукрепляющий травяной настой.
— А как же твои кофейные зерна?
— Они бодрят хуже. На-ка.
Лин подержал ее голову и помог ей напиться. Вкус был препротивный, почище кофе, но от него действительно как-то сразу прочищалось в голове.
— Зачем ты глотаешь эту гадость? Так все плохо?
— Очень много дел… — Лин присел на стул возле кровати, поставив кружку на колено. — Я к тебе зашел только затем, чтобы отдохнуть. В твоей комнате меня как-то не решаются беспокоить, Тиан всех отгоняет. Но в остальных частях дома он такого сострадания не проявляет. Говорит, что телохранитель, а не наседка.
— Сочувствую, — на деле Зура сочувствия не испытывала: Лин напросился сам. И вообще, он был жив и здоров, это главное. — Ну так все-таки. Почему я вдруг вспоминаю твое прошлое? И… — это ее действительно беспокоило. — Это что, из-за связки? Потому что если ты вдруг начнешь вспоминать мое…
— Нет-нет, — Лин помотал головой. — Не из-за связки. Ну или… не только из-за нее, хотя она могла усилить эффект. Это из-за того, что я перелил тебе свою кровь.
Зура слышала о подобных фокусах. Ходили слухи, будто некоторые врачи и маги рисковали такое проделывать. Но то всегда была лотерея: никогда нельзя знать, какая кровь кому подойдет. Иногда перелитая кровь выручала больных, иногда убивала вернее всякого яда.
— Ты рисковал.
— На самом деле нет. Моей учительницей магии была Кровавая Бесс.
— Ого! Эта, из считалки? — Зура процитировала по памяти: — «Топор остер, горит костер, кипит Кровавой Бесс котел, будешь пузыри пускать, выходи, тебе искать»?
Лин улыбнулся.
— Я помню другую: «Тетка Бесс в котел бросала жаб, мышей, кусочек сала…» Но это все легкое преувеличение. «Кровавой» ее прозвали в самом буквальном смысле: она изучала свойства крови. Была одержима идеей научиться контролировать людей через их кровь.
— Это возможно? — Зура облизнула мигом пересохшие губы.
— Если и возможно, Бесс за всю жизнь так и не поняла, как такого добиться, — Лин пожал плечами. — Человечеству повезло. Зато она определила, что иногда встречаются такие люди, чья кровь подходит всем, а иногда такие, которые могут принимать любую кровь. Это можно понять, если провести над кровью кое-какие процедуры… Меня она тоже использовала в качестве подопытного. Поэтому я знал, что моя кровь подойдет тебе в любом случае.
— Спасибо, — Зура покачала головой. — Как ты еще об этом вспомнил… Ты же не лечил людей последние двадцать лет?
— Я вообще никогда не лечил людей. Хотя Бесс преподала мне основы. Но ты лежала там, и я… — он поморщился и сделал такой жест, будто стряхивал с себя что-то; стакан на колене опасно качнулся. — Иногда просто хватаешься за любую соломинку.
Волшебник помолчал немного, и Зура молчала тоже. Где-то далеко, за окном, негромко играла музыка. Наверное, было еще не слишком поздно, может быть, всего лишь вечер. А может быть, и глубокая ночь: кто-то рассказывал Зуре, что Ронельга никогда не засыпает по-настоящему.
— Почему ты спросила про двадцать лет? — осторожно поинтересовался Лин.
Было видно, что на самом деле он хочет знать другое: что именно видела Зура во сне и сколько из этого она поняла. Но спросить прямо по каким-то причинам не решается.
— Я видела всего два каких-то кусочка с разницей лет в пять, — успокоила его Зура. — Что первый был лет двадцать назад — это так, догадка. Ты там писал докладную записку о положении дел в гериатской области. А потом стражники привели эту ящерицу, и она нашла книжку…
— Семнадцать лет назад, — кивнул Лин. — А потом?
— А потом — день летнего солнцестояния, когда ты разговаривал с тем лейтенантом о проклятии магов.
— Ты поняла про проклятье? — Лин явно удивился. — Милс, кажется, тогда подумал, что это скорее мелкое неудобство… — он запнулся.
— Ну, я слышала об этих рабынях, — Зура скривилась. — Сплетни, конечно. И об убийствах, и о борделях… Твоему другу Тревону же, наверное, и в голову ничего такого не пришло.
То, что мужчинам вообще не свойственно думать с точки зрения слабого пола, Зура не добавила. Себя она к слабому полу тоже не относила, несмотря на все перенесенные неприятности.
— Да, все верно, — скупо заметил Лин, — Милс тогда был еще немного наивен.
— Он потом тебя предал? Ты поэтому уехал из Ронельги и стал жить на маяке?
Лин поглядел на нее с удивлением и со страхом, почти с паникой. Его руки и колени задрожали, ему даже пришлось поставить кружку с отваром на столик.
— Тревон никогда меня не предавал, — проговорил он с безупречными интонациями и гневным напором прирожденного дипломата. — Ни разу. И я никогда не терял ни богатства, ни влияния, ни связей. Ты имеешь шанс в этом убедиться. Если видения о моем прошлом вновь придут к тебе, а ты по каким-то причинам не будешь держать язык за зубами.
С этими словами он поднялся и вышел.
Разгневанный уход оскорбленного человека это напоминало мало: скорее, паническое бегство. Или что-то посередине.
Еще и угроза эта дурацкая. Хоть обижайся на него.
«Браво, — сказала Зура самой себе. — Мо-ло-дец».
Когда Зуре было двадцать три года, брат решил осесть, жениться на дочери владельца трактира, обустроить свою харчевню и зажить припеваючи.
Причем он не собирался держать притон для таких же как он отставных вояк, о нет! Это было бы заведение в приличном районе для приличных людей: рантье, служащих, зажиточных ремесленников…
— Куда приятнее, чем кобылам хвосты крутить, да? — белозубо смеялся он. — Эх, еще бы можно было нескольких жен завести, совсем хорошо. Но здешние женщины толсты, полногруды, мне и одной хватит.
Ему тогда было лет около тридцати; он был красив, говорил ровно и без всякого акцента — словно родился в Роне. Нездешний разрез глаз и белизна кожи, правда, не давали спутать его с местным, но в глазах той самой полногрудой дочери трактирщика они придавали ему особую прелесть.
Будущий зять, видимо, счел Зуриного брата человеком оборотистым. Поладили быстро, он одолжил ему свою лучшую стряпуху и помог устроить заведение. Денег Камилу хватало: Зура согласилась отдать ему и свою долю из общих сбережений.
Правда, когда оформляли купчую на трактир, в договоре было только имя Камила: по законам Роны незамужняя женщина может владеть недвижимостью только с согласия отца или брата.
— Да зачем, — сказал Камил, — или думаешь, я тебя обижу?
Зура не думала. К тому времени она уже почти не сомневалась, что дай Камилу волю — он ее и подносы таскать припряжет, и замуж выдать попытается с выгодой для себя.
Поэтому она просто пожала плечами и сказала:
— Как знаешь.
На следующее утро с утра зарядил дождь: самая паскуда уезжать по раскисшим дорогам. Поэтому тот день Зура провела в недостроенном трактире, на чердаке, слушая, как молодая жена брата суетится внизу, а сам брат покрикивает на маляров, что штукатурили стены изнутри.
Жена брата пришла к ней в обед, принесла супа и настойки.
— Ты бы не уходила, Зура, — сказала она нерешительно, комкая передник. — Камил очень тебя сильно любит. Он сам не свой. Но гордый и не скажет.
Зура хмуро на нее поглядела.
— Ты тоже гордая, я знаю, — поторопилась добавить невестка. — Но что делать? Женщине нужно мудрее быть, делать первый шаг. Ведь вы же родная кровь, одни в целом мире. Сейчас уйдешь — потом всегда будешь жалеть.
— Не бойся, денег обратно требовать не буду, — хмуро сказала Зура.
— Это, конечно… — невестка вновь помяла передник, неловко устроилась на голом полу рядом с Зурой (та сидела, скрестив ноги). — А если убьют тебя? В одиночку-то? Каково будет Камилу?
Зура расхохоталась.
— Кто, думаешь, берег его шкуру последние восемь лет? Одной мне будет даже полегче.
На следующий день стояла прекрасная погода, и Зура ушла, не оглядываясь. Больше она в тот город не возвращалась. И даже не увидела, какие у Камила и его жены пошли дети. А ей было немного любопытно, похожи ли они на нее. Нет ли среди них девочки, которую он назвал «Зура» (сильная) или «Зейлар» (зоркая)…
Хотя куда там. В Роне девочкам давали имена цветов.
На следующий день у Зуры разыгрался жар. Все виделось смутным, зыбким. Тени скакали по стенам и говорили нечеловеческими голосами. Плыли по ветру конские гривы, брат Камил входил и выходил прямо через стену, грозил ей чем-то. В бреду Зура вновь становилась маленькой и бессильной, пыталась спрятаться, сползти с кровати. Но кровать тянулась и тянулась белым ледяным полем, все не кончаясь.
Потом появился Лин, взял ее лицо холодными пальцами. Зуру вырвало, и жар отступил. Совсем как тогда, в поездке.
Впрочем, может быть, это ей привиделось.
По-настоящему Лин объявился уже на следующий день. О чем они говорили, Зура толком не помнила; помнила, что маг извинялся, и довольно прочувствованно. Корил себя за вспышку темперамента, пытался что-то объяснить. Зура его останавливала. Ей все было понятно; дело житейское.
Потом потянулись одинаковые дни выздоровления.
Если бы не сводящее с ума безделье, Зура даже радовалась бы, что ей приходится лежать в постели, тогда как у Лина и минутки свободной не было. Он постоянно пропадал в каких-то салонах, на каких-то приемах, на совещаниях — тайных и не очень. Сопровождал его почти всегда Тиан. Антуан оставался с Зурой. Не то чтобы по-настоящему приглядывал за ней, но общаться в огромном доме было не с кем, а Антуан, как истинный сын своего народа, толком никогда не мог заткнуться. Даже в одиночестве он всегда бормотал себе под нос.
Поэтому львиную долю времени он проводил у кровати Зуры, рассказывая ей разные байки. Она не возражала, хотя от некоторых историй ум заходил за разум. Думали эти рыбы не как люди, это точно.
Одна из первых, посвященная народному герою, которого Антуан, не особо мудрствуя с переводом непроизносимых имен, называл просто Героем.
— …И тогда, после совета с мудрыми старухами, Герою удалось создать пузырь воздуха, который был тяжелее воды, и погрузиться в самую глубокую впадину. Там-то он увидел чудеса, равных которых мы представить не можем. Но все, что мы знаем об этих чудесах — это слова героя, который успел сложить свою последнюю песню. Потом воздух у него кончился, и толща воды раздавила его.
— Это сказка?! — спросила Зура, пораженная.
— Нет, конечно, — пожал плечами Антуан. — Это совершенно правдивая и очень хорошая история. Просто она произошла так давно, что никто в точности не знает, случилась ли она на самом деле.
— Что в ней хорошего? — поразилась Зура. — Ты ведь не рассказал, что случилось с героем в расщелине. К тому же он так и не спасся и не получил в жены сестру вождя, как хотел.
— Сказать, что он спасся — легко, — покачал головой Антуан. — Сердце радуется, когда говоришь хорошие вещи. Гораздо сложнее рассказать такое, чтобы молодые люди не захотели нырять в расщелины, очертя голову. А они устроены так, что непременно попробуют.
— Ты говоришь, как старик, — сардонически заметила Зура.
Антуан засмеялся своей белозубой улыбкой шестнадцатилетнего.
— Ты знакома с моей дочерью, Зура. Как по-твоему, старик я или нет?
— Что? — Зуре показалось, что она ослышалась.
— Майя — моя дочь. Ты разве не знала? Вообще-то у нашего народа редко бывает, чтобы родители и дети оставались близки после того, как дети вырастают. Но у нас с Майей особый случай. Не принято, чтобы молодые маги оставались в стае. Обычно их с родителями высылают, чтобы маг быстрее научился уму-разуму и не сбивал с толку остальных ребятишек, которым расти обычными. Но моя спутница умерла, когда Майя была крошкой, поэтому с ней ушел один я. И ни разу об этом не пожалел…
Антуан помолчал, глядя на золотые лучи, которые широкими полотнищами проникали в окна.
— Раньше, — сказал он, — когда волны были молодыми, а ветры любопытными, у нас было принято, чтобы маги в годы своего возмужания и их родители совершали кругосветные путешествия. Для нашего народа это не так трудно, как для вашего. Можно плыть и плыть, время от времени огибая сушу и острова. А чаще даже и огибать не приходится. Другое дело, что у нас, как и у вас, есть враждующие государства. Лин называет их союзами племен. И границы этих племен не очерчены на земле столбиками.
Зура хотела сказать, что на границе Роны, например, столбики тоже стоят только на дорогах, а в лесу или в поле их не найдешь, но не стала перебивать Антуана. Он тем временем продолжал.
— Границы этих водных пространств меняются в зависимости от течений, времени годы и кочевий косяков рыбы. Нельзя нарисовать политическую карту водных угодий; а если можно было бы, то разноцветные пятна ползали бы по ней, как ваши букашки. Чтобы понять, не заплыл ли ты случайно к врагам, нужно постоянно слушать песни, которые ветер разносит над морем. Только так можно не попасть в неприятности. Неудивительно, что раньше путешествия были хорошей школой для магов, проверкой их на прочность… Стать родителем мага считалось делом почетным, но и опасным. Было даже такое проклятие — чтоб тебе мага родить.
— На суше тоже такое есть, — вспомнила Зура. — Только оно длиннее. «Чтоб тебе мага родить и внуков не видать».
— Наземные жители очень чадолюбивы, — кивнул Антуан. — Это все потому, что у вас нет племен и кроме родителей о детенышах некому позаботиться. Ну я все это рассказываю к тому, что вот так с молодежью давно уже никто не путешествует. Это считается слишком опасным и ненадежным. Молодые маги с родителями просто живут отдельно, но плывут теми же маршрутами, что и их стаи… Иногда поселяются в городах, начинают учиться ремеслу раньше, чем это было принято… В городах очень много магов, без них нельзя было бы эти города построить.
— Это верно, — Зура вспомнила виденную ею крепость морского народа. — Значит, вы с Майей вот так жили вдвоем, отдельно от стаи? И потому стали ближе друг к другу?
Она подумала про себя, было ли это хоть чем-то похоже на их жизнь с братом. И тут же решила, что нет: ведь Антуана и Майю никто не объявлял изгоями.
А все-таки трудно было переварить, что Антуан — отец волшебницы. Зура долгое время считала его вообще слугой Лина. Потом поняла, что это не вполне так. Антуан ему, несомненно, служил, но в том же духе, что и сама Зура. А еще он безмерно уважал волшебника и как будто… отдавал долг чести, что ли? Может, Лин ему жизнь спас когда-то.
— Не совсем, — лукаво прищурился Антуан. — Мы с ней правда отправились вокруг света. Это было лет тридцать назад по вашему счету. Ох и здорово было! Ох и намучился я с ней! Но такого рода приключения и делают человека мудрецом и героем, — добавил он без ложной скромности.
Зура расхохоталась, но быстро прекратила, потому что мешала боль в животе. Антуан на нее не обиделся.
Довольны и сыты будут те, кто следует вдоль косяков рыбы и строит города на своем пути, чтобы останавливаться в них время от времени. Поэтому детей, которые хотят изучать магию и плыть пустыми волнами, слагая песни о новых течениях и землях, следует заставлять в одиночку сражаться со всей стаей согласно древнему обычаю. Но доводить дело до конца я не советую. Те, что вступят в такую драку, редкостные идиоты, и их следует отпустить поступать так, как они хотят.
Однажды, недели через две, когда Зура уже начала худо-бедно вставать сама с кровати и даже предприняла несколько вялых попыток исследовать особняк, Лин вечером зашел к ней.
Она сидела в кресле (постель надоела до зуда) и читала найденный в библиотеке роман. Дело продвигалось туго, потому что Зура вообще неважно читала на ронском, если речь не шла о договорах найма, а язык у этой книженции был архаичный. Но сюжет ее захватил и бросать не хотелось.
Книга рассказывала о приключениях трех друзей, которые решили во что бы то ни стало вывести на чистую воду убийцу отца одного из них. Просто прикончить обидчика им почему-то показалось мало; они хотели, чтобы о его злодеянии узнали все. Пытаясь разоблачить преступника, они не скупились на остроумнейшие трюки, и раз за разом садились в лужу. Чаще, правда, не из-за своей глупости, а по дурацкому стечению обстоятельств.
— Не согласишься поприсутствовать при одном разговоре? — мягко поинтересовался у нее Лин. — Это не обязательно, но я хотел бы, чтобы ты увидела этого человека и составила о нем свое мнение. От его участия зависит осуществление нашего плана.
После такого вступления Зура не могла не пойти, как бы ей ни хотелось узнать, чем закончится предприятие героев с банковскими векселями. Тем более, до конца книги оставалось еще больше половины, а значит разумно было предположить, что и в этот раз они успеха не добьются.
Человек, который ждал Лина в его кабинете, был невысок ростом, седовлас, с очень густыми черными бровями. Глядя на такие брови, трудно бороться с желанием дернуть за них или постричь.
Он был очень богато одет и учтиво встал при входе Зуры. Может быть, принял за кого-то другого: чтобы не тревожить подживающие раны, она носила расшитую растительными узорами широченную льняную кимару до пола, а под ней — тонкую хлопковую сорочку. В таком духе одевались аристократки Ронельги, разве еще добавляли украшенный самоцветами пояс. Зуре и в голову не пришлось бы нацепить на себя такие тряпки, но других в особняке не нашлось (или Лин ей так сказал), а дорогие ткани оказались на диво удобными. И одежда почти подходила ей по росту. Может, самую чуточку коротко, зато ходить удобно…
— Мастер Гаррис, позвольте вам представить Зуру, дочь Зейлар, мою ближайшую помощницу и доверенное лицо по вопросам безопасности, — сказал Лин. — Зура, это его светлость Эйхель Гаррис, мой наставник в политических вопросах и добрый друг. Ныне он занимает должность помощника главного казначея, которую когда-то занимал я. Именно в его доме мы сейчас гостим.
— Министра финансов, говори уважительно, Темсин, — произнес Гаррис, вновь садясь. — И дом этот вовсе не мой, он как был твой, так и остается. Я здесь не живу, и денег тебе за него не платил. А что мои слуги за ним присматривают, так это вовсе не трудно.
— Мастер Гаррис — беспринципный интриган, — проговорил Лин светским тоном, — но ему нравится изображать из себя благородного мужа старой школы.
Гаррис захихикал.
Зура не знала, что на это сказать. Наверное, решила она, ее позвали для того, дабы этим двоим было перед кем развернуться. Многие пикировки теряют всю прелесть от того, что их некому слушать.
— Итак, — проговорил Гаррис, когда с представлениями было покончено, а Зура неприметно расположилась в кресле в углу кабинета, — мне очень неприятно, что ты только сейчас соизволил посвятить меня в свою главную проблему.
— Ты уже две недели как знаешь о моей проблеме, — не согласился Лин.
— Ну, о том, что ты за нее выдавал, во всяком случае. Ты хочешь, чтобы нам в Ронельге было дело до какой-то вашей шельфовой заварушки, с ведением которой прекрасно справляется наместник провинции на деньги местных компаний…
— Уже не справляется, — перебил его Лин. — Уже шлет в Ронельгу одну депешу за другой, чтобы его сложности приняли во внимание. Война, ты понимаешь, не сводится к тому, чтобы проучить рыбину-другую, как с пеной у рта утверждают патриоты. Да и ситуация с картелями… Ты правда хочешь, чтобы вопросы, вступит ли Империя в войну или нет, решали денежные мешки?
— Я бы не назвал это полноценной войной. Так, полицейские операции. Там наемников гибнет куда больше, чем регулярных частей.
Эта фраза Зуру задела, но она, естественно, не подала ни голоса, ни вида.
— Очень скоро она может стать таковой. А все благодаря Ассоциации магов Тервириена.
— Да, — кивнул Гаррис. — Вот потому я и раздосадован, Темсин, что ты только сейчас мне об этом говоришь. Не думал ли ты, что нам, правительству Империи, следует первыми узнать о том, что наши подданные изобрели абсолютное оружие?
— Будь моя воля, об этом бы вообще не узнал никто, — вздохнул Лин. — Уж тебе, мастер Гаррис, я думаю, не занимает опыта понять, к чему это приведет?
Гаррис печально улыбнулся.
— Я магическими способностями никогда не обладал. Мне никогда не понять было ваши бредни о равновесии и прочих тонких материях. Поэтому какое-то время я обдумывал, нельзя ли в обход тебя договориться с тервириенскими магами и использовать их открытие, чтобы освободить прибрежные области для Империи…
— Я предвидел, что ты можешь так думать, Гаррис, — спокойно кивнул Лин, пропустив «мастер», — и принял меры.
— Это соображение меня и остановило… в числе прочих. Я помню, какой ты хороший игрок, даже если порой позволяешь сантиментам брать над тобой верх. Во-вторых, я вспомнил ту очаровательную девушку, встречу с которой ты организовал мне два года назад… волшебницу из морского народа. Майя Леро ты ее называл.
«Леро, — подумала Зура. — Путешественница. Ну да, конечно».
Гаррис тем временем продолжал:
— До сих пор под впечатлением. Та стена… мда, — он потер бороду, улыбнулся криво, едва заметно. — Никогда прежде не наблюдал работу магов огня вблизи. Поражает, поражает. И она там не одна такая, насколько я понимаю.
— Там не меньше магов, чем у нас, — кивнул Лин. — И в все они на государственной службе.
Зура знала, что на деле это не так: у морского народа, как ей рассказывал Антуан, вовсе не было никакой «государственной службы». В случае чего вождь кидал призыв, и на него откликались все маги как один. Это-то Лин и имел в виду.
— Мне не больше твоего хочется, чтобы такие ребята принялись давать нам отпор или мстить, если уж на то пошло, — буркнул Гаррис с видимой неохотой. — Не сомневаюсь, что в итоге мы их одолеем… но какой ценой! Мы не готовы к опустошению всех прибрежных областей… Поэтому я согласен поддержать тебя и сохранить это открытие втайне. Хотя мне не нравится, что ты придержал его.
— Сам подумай, что вышло бы, если бы я стал говорить об этом в открытую?
Гаррис покачал головой.
— В моем возрасте по-настоящему думать-то уже не приходится, все заменяет жизненный опыт. И мой жизненный опыт говорит: никто не стал бы заниматься этой миссией. Голос Голосов еще молод, его регентши честолюбивы. Они бы ухватились за возможность оставить шельф Тервириена за собой… Все это вызывает один единственный вопрос: почему ты вообще мне рассказал?
В этот момент старик посмотрел на Лина так внимательно и остро, словно до сих пор дремал, и только в этот момент проснулся.
— Я рассказал тебе только потому, что ты способен понять, что цена слишком высока, — ответил Лин. — И ты один способен использовать свое влияние, чтобы с нами в миссию послали не официальное разрешение от Голоса, но и достаточно высокопоставленного чиновника, который имел бы полномочия подписать договор от императорского имени. Пусть даже в качестве блажи, но послали.
— Ты задумал больше, чем просто договор о количестве выловленной рыбы, — пробормотал Гаррис. — Ну да, ты всегда метил высоко… Ты задумал договор о ненападении. Но зачем тебе нужно, чтобы его подписало официальное лицо? Ты ведь знаешь, что это не гарантия… если только…
Вдруг старик глухо расхохотался, стуча себя по колену. Это были страшные каркающие звуки. Зура подумала, что если Гаррису сделается плохо, Лин его, пожалуй, не откачает — с него же уже песок сыпется.
Лин же терпеливо ждал, пока гость отсмеется, еле заметно улыбался и не выказывал ни малейшего признака беспокойства. Зура, однако, знала, что на деле волшебник нервничает, напряжен, как струна.
— Магический контракт, как в борделях, — снова расхохотался Гаррис. — Н-да, мой мальчик, я всегда знал, что ты невысокого мнения о нашем государственном аппарате, но равнять его со шлюхами…
— Ваше чувство юмора, как я вижу, не поблекло, — заметил Лин. — А ваши познания впечатляют. Я не думал, что вы разбираетесь, как устроены бордели для магов.
— Устраивал их в свое время именно ты, грех мне было пропустить дела своего подопечного… — Гаррис со всхлипом втянул воздух и кое-как унял смех. — Ладно, ладно, Темсин. Я понял, чего ты от меня хочешь. Следующий вопрос: что ты готов мне за это предложить?
— То, чего вы хотите больше всего, — проговорил Лин. — Мир. Вы, Гаррис, старый грязный интриган, но я-то знаю. Вы всегда были против войн. Поэтому вы помогли мне с Гериатом. Поэтому вы поможете мне сейчас. Я вам на блюдечке предлагаю достойный венец всей вашей жизненной работы, мир на всех границах. От такого не отказываются.
Гаррис выпрямился, посмотрел на Лина с хитрецой.
— Вот не думал, что меня, Гарриса-Вояку, кто-нибудь обвинит в миролюбии.
— Вы затеяли пять войн на своем веку, да, — Лин пожал плечами, — но мне ли говорить вам, что все эти войны были назревшими, неизбежными и разразились ли рано или поздно без вашего участия? Сейчас я ваш естественный союзник, а вы мой.
Гаррис фыркнул.
— А еще, — продолжил Лин, — усиление тервириенских магов вам поперек горла. Вам всегда не нравилось, что даже слабаки оттуда сильнее, чем вся магическая гвардия Роны, но поделать с этим ничего не могли. И вот у вас шанс утереть им нос…. - он помолчал. — Ну же, мастер, не ломайтесь. Признайте, что я пришел и протянул вам на серебряном блюде все ваши чаяния.
— И перевесил на меня две трети своих проблем! Если я поставлю на тебя, а ты…
— Да бросьте, — Лин пожал плечами. — Я всегда выигрываю. Так или иначе.
— Один раз ты проиграл, — Гаррис бросил на Лина короткий кинжальный взгляд. — Леди Арииса тебя уела.
Лин был готов к этому уколу: он, кажется, чуть ли не пропустил его мимо ушей.
— Я не совершаю одной и той же ошибки дважды. Поддержите меня — и все ваши противники в Ронельге и за ее пределами заткнутся раз и навсегда.
Быстрота его ответа дала понять Зуре: на самом деле фраза про леди Ариису его задела. Несмотря на всю готовность. Что за притча?
— Что ж… — Гаррис начал с кряхтением, опираясь на трость, подниматься с кресла. Лин без спешки приблизился к нему, чтобы помочь, и какое-то время учитель и ученик сверлили друг друга взглядами. — Язык у тебя всегда был хорошо подвешен, Темсин. Этому даже учить не пришлось. А может, тебя твоя магичка натаскала, чтоб ей ни штиля, ни ряби… Я готов попробовать. До тех пор, пока мне самому не придется разгребать твои горячие угли. Ты знаешь, я стар. У меня еле хватит сил добрести до могилы.
Лин поклонился ему, провожая за дверь. Зура собралась было встать и пойти за ними следом — вообще-то в нынешнем состоянии толку от нее было мало, но так просто бросить Лина без охраны она тоже не могла. Однако волшебник только махнул ей рукой: сиди, мол.
Минут через десять, проводив гостя до выхода, он вернулся в кабинет и упал в то самое кресло, где только что сидел Гаррис. Его трясло и, кажется, ноги не держали. Он закрыл лицо руками и с силой потер, будто пытаясь стереть с лица усталость.
— Дело плохо, да? — спросила Зура. — Старик тебя обманывал. Я чувствовала, ты знаешь, что он тебя обманывает…
— Да нет, — качнул головой Лин, — на самом деле поддержит. Войны он действительно не хочет, тут я попал в точку. Другое дело, Зура, что на нас лежит гораздо больше, чем прекращение этой самой ссоры из-за рыбы. Мы, дорогая моя, теперь призваны не допустить взаимного уничтожения двух наших рас. Мастер Гаррис мне любезно про это напомнил.
— М-да, — только и сказала Зура в ответ.
Ночью Зуре приснилась леди Арииса Торан, та самая, которая якобы обвела Лина вокруг пальца.
Никакими интригами эта леди не занималась, магию не изучала и вообще трудно было представить, что она способна хоть в чем-то Лина одолеть.
Это оказалось изящнейшее создание лет шестнадцати, окутанное облаком золотистых кудрей. Золотистыми казались и ее смуглая кожа, и даже светло-карие глаза — может быть, от того, что леди одевалась во все оттенки пчелиного меда. Это солнечное видение пило вместе с Лином цветочный чай в пронизанной солнцем гостиной какого-то богатого дома.
— Вы понимаете, леди, что иногда вопрос карьеры — это вопрос верности нужному человеку, — говорил Лин. — А кто, как не хорошая жена, способна поднять мужа до недосягаемых высот!
Леди лукаво кивала, щурилась и прикрывала рот рукой, когда изящно откусывала от бисквита, поданного вместе с чаем.
«Он же ее просто сватает, — поняла Зура. — Ну надо же!»
Тут же она ощутила смутную, но тяжелую тревогу.
С этой тревогой и проснулась.
Больше всего Зура боялась, что ее выздоровление задержит их партию Ронельги. Она знала, что им нужно спешить; неизвестно, когда маги Тервириена попытаются уничтожить весь морской народ на шельфе. А еще боялась, что ей придется остаться в Ронельге, дабы не задерживать Лина.
Было бы обидно ухлопать столько сил и крови на это заведомо безнадежное предприятие и не довести его до конца. У нее зубы сжимались при одной мысли.
Лин ей потом рассказал, что сам он больше всего боялся не уложиться в месяц. А это было вполне вероятно, даже более чем. Дела в Ронельге традиционно делаются неспешно, особенно серьезные. Даже занимай он по-прежнему официальный дворцовый пост, и то было бы сложно провернуть все с наскоку. Теперь же ему предстояло полагаться на Гарриса, еще нескольких старых приятелей да на компрометирующие материалы о нескольких сановниках, что не успели устареть за последние семь лет.
— А ты не представляешь, с какой скоростью стареет некоторый компромат, — жаловался он Зуре, забредя вечером в ее комнату с млеющей Дени на руках. — Кажется, засек ты некоего господина с танцовщицей, узнал, что он ей и дом купил, и от супруги прячет… а прошло пять лет — и семейство супруги попало в опалу, так что теперь неверный муж в своем доме полный хозяин, что бы ни творил. И как в таких условиях работать? Впрочем, — оборвал он себя, — я сам виноват, но не скажу, что жалею о перемене образа жизни.
И все же каким-то образом Лину удалось справиться всего за три недели. Узнав кое-что о столичных нравах, Зура начала считать это чудом похлеще его магии.
Посольство для отправки к «рыбам» было готово. Во главе его поставили секретаря министерства мира, одного из протеже Гарриса. Зура сама до отъезда его не видела, но Лин ей сказал, что человек это толковый, хоть и безынициативный. Надежный, в общем.
Разумеется, по дорогам двигаться до Тервириена было дольше, чем через пустыню: путь должен был занять минимум неделю. Зура рассчитывала, что за это время ее раны заживут окончательно.
Впрочем, кое-что оставалось ей непонятно.
— Но ведь тервириенские маги узнают, что тебе удалось, — уточнила она у Лина. — Что помешает им нанести упреждающий удар? А потом, мол, победителей не судят?
— О, это сложная политическая проблема, — Лин улыбнулся. — Видишь, с одной стороны, раз Голос голосов согласился оказать поддержку мирным переговорам, те, кто противодействует им, автоматически совершат государственную измену. Потому-то магам Тервириена так важно было перехватить нас до того, как мы прибудем в столицу. С другой, многие тервириенские маги сами выходцы из Ронельги, у них тоже есть здесь связи. Поэтому они знают, что полного единодушия среди сильных мира сего нет. И если они ударят сейчас и одержат победу, то могут рассчитывать на снисхождение… С третьей стороны…
— А бывает третья сторона?
— Бывает сколько угодно. Так вот, с третьей стороны мы убили Руишу Салем, а она была сердцем тех, кто стоял за нападение. Я надеюсь, что с ее гибелью споры между магами затянутся, и это выиграет нам время. В любом случае, отступать уже поздно. Единственный выход — добиться ареста их всех, а это практически невозможно. Да и не за что их пока арестовывать.
— Или убить, — Зура приподняла брови.
Лин поглядел на нее с укоризной.
— Тервириен и Галат притягивают к себе всех мало-мальски сильных магов Роны. Даже прелести столицы, даже высокая плата за поддержание каналов и орошение садов ничто по сравнению с силой открытой воды. Но будь ты, дочь Зейлар, лучшей убийцей на континенте и будь ты способна перебить всех этих магов в одиночку, я бы и то не стал тебя об этом просить. Такой опрометчивый поступок оставил бы Рону без сильных магов.
Зура подумала и задала другой вопрос:
— Тогда не грустно ли это, что все эти маги, как ты говоришь, цвет ронского волшебства, решили прикончить морской народ до последней рыбины?
Лин не ответил ничего.
За день до отъезда Лин попросил Зуру сопровождать его в город.
— Это… не то чтобы необходимость, — сказал он, слегка краснея. — Просто мне до сих пор неловко, что я так вспылил, когда ты подсмотрела мои воспоминания. Вот и хочу тебе кое-что рассказать сам. И показать заодно.
У Лина при этом был такой вид, будто он не знал, то ли раздуваться от гордости, то ли краснеть от стыда. Ему очень это шло: он становился моложе и как-то ближе.
Когда запряженная лошадьми повозка, в которой они ехали, свернула в тихий центральный район, где заборы были особенно высокими, а за каждым еще рос ряд высоких колючих деревьев, Зура интуитивно почувствовала, что речь пойдет об истории с борделями, на которую намекал Гаррис.
Она хорошо представляла, как выглядят дешевые публичные дома. Но дорогие, оказалось, совсем на них не походили: дом себе и дом, больше похожий на обычный особняк. Стоял он в роскошном тенистом саду, дверь им открыл слуга, а встретила и предложила в гостиной чаю хозяйка — милая женщина средних лет с ямочками на щеках.
— Мастер Лин! — воскликнула она, обняв волшебника и расцеловав его в обе щеки. — Сколько лет вы уже к нам не заглядывали! Да еще в такой очаровательной компании! Неужели моя новая постоялица?
Зура не знала, то ли ей обидеться на женщину, то ли наоборот, возгордиться. Она догадывалась, что в такое роскошное местечко брали на работу юных нежных красавиц, а не мускулистых дылд под тридцать.
— Хватит дразнить мою помощницу, Лиза, ты отлично знаешь, кто она такая, — засмеялся Лин. — Уж кто как не ты в курсе всех городских сплетен!
— А вот вы, я смотрю, наделали шуму, — укоризненно проговорила Лиза. — Куда делись все ваши таланты проворачивать дела тихо, незаметно и из-за чужих спин?
— Старею, наверное, — Лин беззаботно пожал плечами. — Дорогая моя, скажи, с кем ты сейчас работаешь для составления контрактов?
— Все с тем же, с Дарианом Ассольдом, как будто кто-то еще в Ронельге умеет колдовать так, как он, с тех пор, как вы уехали! Хотя ему, конечно, до вас как от земли до неба. А цены назначет немилосердные.
— Да-да, все сильные маги стягиваются на Полуостров, я в курсе, — кивнул Лин. — Как только построят наконец прямую дорогу до Тервириена, я буду посылать тебе заготовки для контрактов сам.
— Вам же как владельцу это будет выгоднее, — улыбнулась хозяйка.
— Вот кстати. Я, наверное, теперь долго не вернусь в Ронельгу. Мне хотелось бы передать собственность над заведением тебе и девочкам. С тем, чтобы каждая получала долю в зависимости от срока работы, и новенькие тоже могли со временем на нее претендовать.
Лиза уставилась на Лина так, будто у него выросла вторая голова.
— Как в торговых товариществах? У нас? Лин, я вас обожаю, но не сошли ли вы с ума?
— Увы, как проста и приятна стала бы жизнь, — вздохнул Лин. — Нет, просто дело, в которое я влез, сложное и скользкое. Кто знает, чем оно кончится и когда я смогу посетить вас опять…
— Вы что же, пытатесь подстраховаться на случай, если казна заберет ваше имущество? — Лиза прикусила губу, и Зура вдруг поняла, что распорядительница борделя действительно обожает Лина. — Даже не знаю, что сказать…
— Просто вызови вашего законоведа и собери старших девушек, тех, что поразумнее, подпишем документы, — мягко проговорил Лин. — Они у меня уже с собой. А пока ты будешь их собирать, проводи нас с Зурой в особую кладовую. Хорошо?
Женщина как-то дергано кивнула, поднялась и провела их обшитыми деревянными панелями коридорами в маленькую комнату без окон, где и оставила одних.
Вдоль стен комнаты ярусами шли бесчисленные полки, заставленные стеклянными флаконами — небольшими, словно для духов — на треть или около того полными прозрачной жидкостью. При свете свечной лампы каждый флакон имел едва уловимый оттенок: золотистый, розовый, бледно-лиловый… Будь у Зуры чуть менее острое зрение, она, пожалуй, не смогла бы его различить.
— Это магические контракты на неразглашение знаний и непричинение вреда, — начал Лин, когда хозяйка оставила их вдвоем. — Заключаются между гетерами и клиентами. Мое собственное изобретение. До этого считалось, что магия не способна повлиять на волю людей, — он говорил невесело, как будто совершенно не хвастался достижением.
— Это нужно затем, чтобы проститутки после ночи любви не шантажировали клиентов? — уточнила Зура. — Вот удивлена, что ты уделял этому столько внимания…
— Так вышло, что это больная для меня тема… Ты уже знаешь из снов, что у меня практически никогда никого не было… партнерш.
— И ты придумал этот контракт, чтобы найти себе девицу?
— Нет, — прервал ее Лин, вновь слегка покраснев. — Я так и не… решился воспользоваться плодами своего открытия самостоятельно. Видишь ли, стопроцентной гарантии оно все равно не дает. Девушка не сможет причинить вреда магу сознательно, а он ей. Но что если попадется сумасшедшая, которая будет считать, что разглашая секреты мага, она оказывает ему услугу? — Лин сделал паузу, словно давая Зуре осмыслить сказанное, затем продолжил. — Нет, я создал это место, чтобы уничтожить фундамент торговли женщинами и избавить многих так называемых «жен» магов от унизительного домашнего заключения. Или, точнее, добиться, чтобы меньше появлялось новых.
Зура кивнула: об этом она слышала.
— У тебя получилось, — сказала она. — Я знаю, некоторые торговцы живым товаром разорились, когда начали возникать эти бордели, или переключились на продажу преступников в каменоломни… Только я не знала, что все дело в магическом контракте.
— Ну вот, теперь ты видишь, — Лин развел руками. — Конечно, я создал только самый первый бордель — этот. Потом-то они начали расти, как травы в пустыне весной. Низшие и слабые маги не могут создавать магические контракты, но, допустим, уже наша знакомая госпожа Руиша Салем с этим справилась бы. Поэтому в каждом городе есть хотя бы один…
— Они хоть проценты тебе платят? — хмыкнула Зура.
— Я не брал патент. Патентовать магические средства муторно, врагу не пожелаешь, — ответил Лин ей в тон. Потом добавил серьезно: — Я не горжусь этим. Бордели — тоже не лучший выход. Позорно, что нравы в нашем обществе таковы, что приходится торговать человеческим телом.
— Ты хочешь, чтобы мы с тобой заключили такой контракт? — вдруг догадалась Зура. — Давай, я не против.
— Нет! — Лин пришел в неподдельный ужас. — Нет, что ты! Мне это и в голову не приходило! — он взял себя в руки и объяснил: — Я хочу, чтобы такой контракт заключили морской и наземный народы. Или хотя бы те их части, что живут на Полуострове и возле его шельфа.
Тут Зура поняла, над чем смеялся Гаррис. И чуть было не захохотала тоже.
Зура так и не узнала, какое положение Лин официально занимал в их миссии. Вроде бы главой считался тот самый посланный чиновник, Линиан Мариенд. Но его всю дорогу было не видно и не слышно, и как-то выходило, что распоряжался всем Лин. Например, безопасностью всего обоза занималась Зура с Тианом в качестве помощника; глава охраны Мариенда держался особняком, но распоряжения ее выполнял.
Однако, несмотря на все усилия, им не удалось добраться до Тервириена быстрее, чем за неделю.
В городе остановились на двое суток, пока Лин договаривался о чем-то с Лераей Светлой и с другими волшебниками, слишком сильными для Ассоциации, а также собирал корабли для миссии. Тут пригодился наместник; Зура сама моталась к нему с письмами.
Еще они с Тианом собственноручно (для большей важности) отвезли письмо Бену Лакору — тот их, как следовало ожидать, на порог не пустил, но послание Лина принял.
Вдобавок нужно было организовать охрану дома Вартиана и соседнего особняка, который Лин без лишних сложностей попросту снял в аренду — в нем разместили Мариенда со свитой… В общем, на Зуру навалилась наконец-то часть тех хлопот, которые она пропустила в Ронельге. Вот еще один повод порадоваться ранению. Теперь-то она не только умом поняла, но и прочувствовала, отчего Лин за последний месяц стал выглядеть почти на десять лет старше — то есть наконец-то на свой возраст.
— Чтоб я еще раз нанялась для такого дела, — пожаловалась она Тиану, когда они возвращались от Бена Лакора. — Нет уж! Лучше буду караваны охранять.
— Ты-то? — хмыкнул Тиан. — Ну-ну.
— Это ты о чем?
— Да никуда ты уже не денешься от волшебника, капитан. Я-то вижу, он тебя зацепил. Нет, может, и уйдешь на более спокойные хлеба, но ненадолго. Если мы все живы останемся, а он зачем-то позовет — вернешься как миленькая.
Зуре словно плеснули горячей воды в лицо. Вспомнился брат и сделалось мерзко. Откуда самообладание взялось, непонятно, но она умудрилась только пожать плечами:
— Как будто с тобой не то же самое.
— Почти, — охотно кивнул Тиан. — Я со многими магами работал, но Лин — самый честный, и не скучно с ним. Я свободу люблю, но такого человека бросить трудно. А у тебя с ним еще и связка… Гиблое дело.
«Хоть не сказал, что я в него влюбилась, — подумала Зура с неприязнью. — Это все всегда скоры предположить».
Вечером дня отбытия, когда и Мариенд, и Лин уже перебрались на корабль, Зура разбиралась с последними мелкими делами в доме Вартиана. Нужно было спешить — корабли уходили с ночным приливом.
Она вышла на крыльцо, перекинув через плечо сумку с бумагами Лина, которые ей принес курьер. И увидела, что у крыльца ее дожидаются.
Она сразу же узнала гостя.
На всем протяжении пребывания в Тервириене Зура больше всего опасалась новых покушений со стороны Ассоциации магов. Но ни одного не последовало, и это тревожило.
Причины для такого молчания было две: оптимистичная и пессимистичная. Оптимистичная заключалась в том, что прогнозы Лина оказались верны, и что с гибелью Руиши у Ассоциации иссяк запал, а заодно маги не хотели рисковать монаршьим гневом.
Пессимистичная версия гласила, что удар они уже подготовили и готовы нанести его со дня на день, наплевав на любые негативные последствия.
Так вот, потому странно было увидеть Риуну Салема возле крыльца вартиановского дома.
День выдался пасмурный, но к вечеру тучи разошлись, и клонящееся к закату солнце бросало на мощеные улицы богатой части Тервириена снопы щедрого золотого света. В этом свете отчетливо видно было, что темно-синий плащ Риуны — именно плащ, а не дарколет, как же она раньше не заметила, что он так старомоден — точно того же оттенка, что мерещился Зуре на горном перевале в пустыне. Кстати говоря, того типа в синем плаще они так тогда и не нашли…
Но нет, там не мог быть Риуна. Лин же сказал: он уже отдал часть себя морю, а значит, не может удаляться от него.
Риуна выглядел точно таким же, каким она запомнила его во время дуэли чуть более месяца назад: юный, почти неприлично красивый мужчина с такой улыбкой на губах, которую Зура не постеснялась бы назвать блядской. Хотя, пожалуй, не при Лине, раз уж ему не нравится «вульгарный лексикон».
— Добрая Зура, — он чуть поклонился.
— Добрый Салем, — ответила она так же вежливо. — Если вы пришли повидаться с мастером Лином, то опоздали.
Не похоже было, что он пришел собственноручно мстить ей за сестру. Во-первых, не лез за этими их фирменными ледяными дротиками. Во-вторых, такие склизкие ребята вообще редко делают дела собственными руками.
— Нет, я пришел поговорить именно с вами. Вижу, что момент не совсем удачный, вы торопитесь, — он развел руками. — Но что поделать. Мое время тоже страшно ограничено: последнее время на меня свалились все дела Ассоциации. Однако я не отниму у вас более двух-трех минут. И поговорить мы можем прямо на улице, вот хоть тут, у забора.
Зура спустилась с крыльца и встала в двух шагах от Риуны у решетчатой ограды. Улица была пустынна, только на другой ее стороне маячили еще два синих дарколета: должно быть, охрана Риуны. Что ж, браслет и серьга были при ней. Она их не боялась.
Риуна посмотрел ей в глаза, холодно, мрачно. Блядская улыбка погасла.
— Да, я был на перевале, — сказал он ей уже без всякого намека на вежливость. — В виде водяного призрака. Спросите у Лина, он, вероятно, знает, что это такое. Хотя может и не знать. Высшие стихийные маги всегда относились к нашим придумкам с пренебрежением, — он скривил губы.
— Зачем вы мне это говорите? — Зуре стоило огромных усилий не потянуться сразу к мечу на поясе.
— Так проще всего объяснить, почему я пришел именно к вам, — Риуна вздохнул. — Вы, конечно, считаете, что я собираюсь мстить за сестру и прочая подобная чушь. Нет. Руиша всегда была прагматиком, она бы не одобрила месть. Она позволила эмоциям взять верх, вы ее обыграли, тут все честно. Но если вы думаете, что победа в одной схватке — это победа в войне, тут вы заблуждаетесь.
«Ничего себе, как говорит! — промелькнуло в голове у Зуры. — А Лин думал, что он марионетка сестры… Выходит, ошибался?»
— На стороне Лина — Голос голосов, — сказала она вслух. — Вы думаете, что победите в войне против всей Роны?
— Риторика, — отмахнулся Риуна, — голос — он голос и есть. Сегодня говорит одно, завтра другое. Человеческая природа — вот что важно. Вы идете против нее.
— Знаете что, — сказала Зура, — я просто охраняю Лина. Уж не знаю, о чем вы хотите со мной беседовать, но о его делах — бесполезно. Ничего нового я вам не скажу и убедить его бросить вы меня не убедите. Ну, можете попытаться убить, но тоже не советую, — она показала зубы. — Маловато вас для этого будет.
— Да нет, — Риуна качнул головой, — я выбрал именно вас из-за вашей несомненной преданности. Вы ведь готовы были умереть за него. А сейчас я предлагаю вам шанс его спасти.
— От вас что ли?
— От меня или от такого как я. Или от картелей. Или от интриганов из Ронельги. Вы что, не понимаете? Сейчас Темсин Лин очаровал их всех, околдовал, заговорил зубы — но когда договор будет заключен и война окончена, поднимут голову те, кто потерял доходы. На виду или скрытно, но они будут охотиться за Лином. Будут мстить. И рано или поздно своего добьются.
По уму разговор следовало прервать и слать Риуну туда, где солнце не светит. Но этот неприятный тип озвучивал то, о чем Зура и сама думала, притом уже довольно давно. Поэтому она просто деланно пожала плечами:
— Да ладно. Маги неуязвимы. Что сделаешь тому, кто всегда может уйти в море? Или вы сейчас грозите лично мне, как близкому лицу? Так вот, имейте в виду, Риуна Салем…
Тот ее прервал.
— Да не угрожаю я вам. И даже Лину не угрожаю. Но замечу, что в море он не уйдет. Он как моя сестра: боится его больше, чем смерти, — у него на лице мелькнула такая гримаса, будто он в самом деле любил сестру и сожалел о ее гибели. — Я просто предлагаю вам подумать о последствиях. А еще вот о чем. Война — это нормальное свойство всех рас, что наземной, что водной. Даров природы уже не хватает на всех. Лин может отложить неизбежное — но потом его самого сметет. А заодно и всех, кто рядом с ним.
— Что же предлагаете вы? — спросила Зура насмешливо. — Предать его, чтобы вы могли успеть раньше?
— А вы сами подумайте, добрая Зура, — без улыбки произнес Риуна. — Счет идет на дни. Одна небольшая задержка — и позиции морского народа в переговорах будут сильно поколеблены.
— Думаю. И знаете, что я думаю? — Зура смотрела Риуне прямо в глаза. — Что вы вконец отчаялись, раз хватаетесь за такие соломинки. И значит у Лина все равно что получилось.
С этими словами она отвернулась от Риуны и пошла по улице прочь. А сама гадала: что ему на самом деле надо было от нее? Может, заколдовать хотел? Да вроде не похоже… Надо Лина попросить, пусть проверит, не накинул ли Салем на нее какие-нибудь чары.
В первую ночь на корабле Зуре снилось отрывками много разного. Больше всего — стеллажи, где в одинаковых деревянных коробках без передней стенки лежали сложенные свитки.
Она куда-то шла между этими стеллажами, а коридоры перекрещивались, свитки плыли очертаниями, превращаясь в ряды одинаковых толстых кожаных книг с цифрами на переплетах, а потом — не менее одинаковых папок.
И двери, кругом были двери. Они появлялись между стеллажами совершенно внезапно. Некоторые светились, из-под некоторых начинала сочиться кровь. В конце концов — а по субъективному ощущению это длилось очень долго — Зуре начало казаться, что это все одна и та же дверь.
«Что за чушь», — подумала она и захотела проснуться, но услышала всхлипывания и волевым усилием удержалась во сне. Пошла на звук и увидела мальчика лет десяти, съежившегося в нише за двумя огромными, в человеческий рост глобусами. Его одежонка, очень богатая, запылилась, а на длинных, связанных на затылке волосах осела паутина.
— Зура, — сказал он, подняв к ней знакомые серые глаза. — Я не хочу об этом думать.
Зура взяла мальчика за руку — ладошка была мокрая.
— Пойдем со мной.
Мальчик послушно вытер слезы тыльной стороны свободной руки, поднялся и пошел рядом. Но увести его отсюда у нее не вышло. Куда бы они не шли, обязательно впереди оказывалась та самая дверь. В конце концов мальчик вырвал руку из ладони Зуры и, шмыгая носом, сам решительно толкнул ее.
За дверью не оказалось ничего особенного, хотя Зура почти ожидала увидеть чье-то мертвое тело. Просто темный кабинет с погасшими огнями, вроде бы тот самый, который она видела в другом видении, когда познакомилась первый раз с Дени. На сей раз за окном небо светилось розовым туманным рассветом, а бледная женщина в белом платье, что стояла возле этого окна, казалась призраком. И, как у многих призраков, руки у нее были в кандалах.
— Зачем ты сделала это? — спросила у женщины Зура голосом Лина.
У той глаза горели ненавистью, какую не часто увидишь и на поле битвы.
— Ты убил человека, который был мне дороже жизни, — сказала она. — Любить способны все, даже такие как ты. Если ты любил своего друга, то теперь знаешь, каково мне.
Тут Зура ее узнала. Это была Арииса Тарон, правда, совсем-совсем другая.
Женщина в белом гордо вскинула подбородок, и тут кабинет захлестнуло алым морем, солонее и горше зеленого. Море отхлынуло, выбросив Зуру прибоем на мраморный пол незнакомой спальни, уставленной вазами. Столько цветов она не видела никогда — уж очень дорого они стоили. Срезанные, преждевременно убитые соцветия пахли тяжело и сладко, но тяжелее был запах свежей крови, запятнавшей ее руки и колени.
Ибо Зура стояла на коленях на полу, подставив ладони под голову лежащего Милса Тревона. Совершенно зря: едва ли шишка на затылке сейчас всерьез беспокоила стражника: у него было перерезано горло. Зура прижимала руку к ране, кровь текла ленивым потоком сквозь ее пальцы, и он силился что-то сказать ей, глядел умоляюще стекленеющими глазами, но вымолвить ни слова не мог.
А потом взял и превратился в Лина.
Зура никогда не страдала от морской болезни, но путешествия на кораблях ее также не вдохновляли. Работа — это работа, ее приходится делать, и если для этого нужно ходить в море, ничего не попишешь. Но что хорошего, когда мир ужимается до узкой деревянной палубы и вонючих трюмов, да еще начинает раскачиваться! Не говоря уже о том, что корабли всегда кишели крысами, тараканами и прочей живностью, которую она предпочитала не видеть у себя в супе.
Путешествие должно было продлиться всего пару дней, но все равно приятного мало. Уж лучше было бы плыть с Лином на маленьком суденышке, ведомом по волнам его магией…
И все же Зура проснулась в своем узком неудобном гамаке, чьи веревки немилосердно впивались в тело, не от запахов, не от духоты и даже не от качки. Ее разбудил сон — кошмаре или видение — и она долго бестолково пялилась в темноту, не зная, как поступить.
Наконец Зура села в гамаке и не без труда выбралась из него, стараясь не разбудить прочих храпящих. В этой части кубрика, отгороженной от матросской, спали они с Тианом и Антуаном, а еще секретарь и два телохранителя Мариенда. Самому Мариенду капитан уступил свою каюту, перебравшись к штурману, а Лин спал в пустующем лазарете.
Туда-то Зура и направилась. Босиком — так удобнее ступать по деревянной палубе.
В лазарете горел свет: Лину тоже не спалось. Волшебник протестовал, что в открытом море ему ничего не грозит, но Зура заметила, что во сне любой уязвим, и настояла на ночной охране. Сейчас была очередь Тиана нести стражу, и они играли с Лином в карты. Судя по всему, маг проигрывал и был этим обстоятельством обескуражен.
— Мне нужно поговорить, — сказала Зура, появляясь в дверях.
Вообще-то, они уже говорили по прибытии на корабль: Зура рассказала Лину о разговоре с Риуной, тот принял к сведению и проверил, что Салем действительно не накладывал на Зуру никаких чар. Ну и объяснил ей заодно, что «водный мираж» — это наваждение вроде того, каким он когда-то укрывал их лодку от патрулей морского народа. Оно может принимать формы человеческого тела и маг может наблюдать через этот мираж за развитием событий. Чтобы создать такое наваждение, много воды не надо, можно хоть из фляжки плеснуть.
Однако сейчас Зуре нужно было обсудить вещи более серьезные.
Тиан искоса на нее посмотрел.
— Так уж и быть, не считается раздача, — сказал он, складывая карты.
— Я тебе буду должен четвертушку, — покачал головой Лин.
— Иди спи, — посоветовала Зура Тиану. — Следующая вахта все равно моя.
— Это я всегда готов.
Тиан вышел и дверь за собой закрыл.
Тут же в лазарете сделалось темно, почему-то темнее, чем на всем остальном корабле. Сиял только свечной фонарь, стоявший на койке возле кровати Лина — самой настоящей, не гамака. Ему-то, небось, никуда веревки не врезались.
Лин поднял правую руку ладонью вверх и прошептал несколько слов. Огонек свечи в лампе поколебался и затих. В комнате откуда-то потянуло прохладой.
— Теперь можно говорить, — сказал Лин. — Я пустил вдоль стен ветер, он заглушит наши слова.
Удобно все-таки. После всех этих фокусов с водой немудрено и забыть, что стихийным магам повинуется и воздух. И правильная предосторожность: на корабле слышно далеко.
— Я опять видела твой сон, — произнесла Зура без предисловий. — Сколько мне еще их видеть?
— Уже догадался. Не знаю, сказать по чести, — Лин покачал головой, потер лоб. Видно, спать ему хотелось еще как, но измученный разум не давал телу покоя: Зуре такое состояние было знакомо.
— А сколько увидела та женщина, с которой ты спал? — уточнила Зура. — Которая погибла потом?
— Которую убила моя учительница, Кровавая Бесс, — уточнил Лин печально. — Ты и это видела?
— Так, кусками, — Зура дернула плечом. — Ну, догадалась больше. Там была такая библиотека или архив… с дверями. И за дверями прятались воспоминания.
— Интересный образ… — Лин вздохнул. — Это, наверное, архив, смотрителем которого был мой отец. Мы жили в соседнем доме, и в детстве я все время сбегал от нянек. Любил там прятаться. Мой отец казался удалившимся от дел, но на самом деле вел довольно насыщенную политическую жизнь. Ему нравилось оставаться в тени. Разумеется, я там видел и слышал многое, чего маленькому мальчику не стоило видеть и слышать… Можно сказать, интрига у меня в крови.
— Что же ты там такого услышал?
— Разное. Большая часть этих тайн уже быльем поросла — как никак, лет сорок прошло или даже больше. А некоторые и до сих пор могут ужалить. Илейна видела в моей памяти как раз пару подобных эпизодов… Я был глупец и доверял ей. А она решила заработать. Но я бы ее пальцем не тронул, — в голосе Лина звучала искренняя боль. — Я бы попробовал купить ее молчание. Но леди Бесс рассудила по-другому. Считала эту историю своей персональной ответственностью — она, видишь ли, не предупредила меня заранее о мерах предосторожности.
— Илейна? — удивилась Зура. — Не Арииса?
Лин удивился тоже.
— Нет, с чего ты взяла? Илейну я встретил, когда мне было пятнадцать, госпожа Тарон была гораздо позже, и я никогда… А. Вот что ты видела и не поняла… — он осекся. — Арииса Тарон была дочерью одного высокопоставленного сановника. Я сосватал ее за своего друга и протеже, Милса Тревона. Он увидел ее как-то на прогулке и влюбился без памяти. А она убила его в первую брачную ночь.
— Ну и нравы… — пробормотала Зура.
Ей вспомнился мальчик, который шептал, что не хочет об этом думать.
— Она считала себя вправе отомстить. Так вышло, что я отправил на казнь ее тайного возлюбленного. Очень умная леди: по Ронельге даже слухов никогда не ходило об их романе. Иначе я никогда бы не свел их с Милсом… — Лин говорил ровно, даже мягко. — Но все равно я должен был догадаться. Обязан был. Она решила, что Милс достаточно мне дорог, чтобы отомстить. И была права. Я бы охотнее погиб сам…
Зура чувствовала: его вот-вот затрясет, как того мальчишку из сна.
«Зачем я об этом заговорила, — подумала она, — ну какого хрена. Не могла подождать, что ли, знать все захотелось… само бы выветрилось со временем… Подумаешь, одним перерезанным горлом меньше, одним больше, мне и самой ведь не небо и облачка снились все время…»
— Лин, — сказала она. — Дерьмо случается. Это не значит, что себя надо винить за все подряд. Этот мир не ты создавал.
И сама не заметила, как, а рука лежала у него на плече, теплом под льняной кимарой. Правильно сказал Тиан: этот маг умел цеплять.
Много она встречала людей, а таких как он — никогда.
Никто не обвинил бы Зуру в чрезмерном сострадании, но впервые ей невыносима была мысль, что она никак не может помочь и что ей нечем утешить. Лин был жив, а тот парень — мертв, и многие другие в жизни Зуры тоже остались далеко, не докричишься.
Там, где рука на плече, там и вторая рука на шее, гладит по мягкой коже, задевая щетину у края челюсти — никакой раны, никакой надорванной жилы, кровь не течет между пальцами.
Идиоты говорят, что «любовь» — та любовь, что между потными телами — делает людей ближе. Зура знала лучше. Никого она не сближает и не дает ничего, кроме забытья и короткого удовольствия. Это еще в лучшем случае. А в худшем потом наступает мерзость, ибо никогда мужчина не выглядит более жалким.
Но почему-то толкает иногда, бьет под дых, и единственный верный боевой инстинкт говорит: утешь так, а потом будь что будет. Разберетесь. Лин ведь не Лоен и не один из тех, с кем она случаем развлекалась до-после боя. Он ей доверяет. А она ему. И пара-другая часов забытья — для него сейчас самый ценный дар. Да и для нее тоже.
У Зуры пару раз спрашивали, можно ли ее поцеловать; она отвечала, как придется. Лина она и спрашивать не стала — кто их знает, этих мужчин, еще обидится. Решила, что если нельзя, оттолкнет ее, да и все.
Он не оттолкнул. Наоборот вцепился, как утопающий в доску, когда бездна со всех сторон, крутит и вертит, а под океанской поверхностью ходят кракены. Был жаден, неловок, неумел, но целовал ее шею и плечи так, словно напиться не мог из родника.
— Покажи, — шептал. — Скажи, как надо. Милая моя, хорошая…
И Зура показывала, и выгибалась, и подсказывала без всякого стеснения — и как надо, и как не надо. Вдруг на какой-то миг стало хорошо до головокружения. Не обычной радостью тела, а звонким, четким ощущением правильности, словно вот наконец-то она была с тем, с кем хотела быть, без всяких преград и условий.
«А ведь правда, — подумала сквозь истому. — Правда. Так оно и есть. В первый раз».
И еще подумала с каким-то сладким, удивительным испугом, что будь такое возможно, этому чокнутому волшебнику она бы и ребенка родила. Может, даже двоих. Сколько попросит.
Потом наваждение схлынуло, и стало почти как обычно. Но все-таки лучше.
Она оседлала его сама, сверху, и двигалась не в такт качке, не слушая, как скрипит койка — слушала только, как он вздыхает под ней, и стискивает ее руки и плечи до синяков, и шепчет что-то, то ли признания, то ли обрывки заклинаний.
Затем Лин притянул ее к себе, чтобы поцеловать так крепко, будто весь мир за пределами корабельного лазарета кончился и истаял в небытие, одни они остались и одни они имели значение.
У них обоих были мокрые соленые лица, но кто именно плакал, Зура так и не поняла.
В нормальных стаях три самых важных дела делают все вместе: охотятся, растят детей и устраивают любовные игрища. Зачем же тогда мы находим себе постоянные пары? Я так думаю, все потому, что кожа под плавниками у нас очень нежная, а сами почесать мы носом не достаем…
Зура помнила, что с первого взгляда та подводная крепость у берегов Тервириена, где они побывали с Лином в самом начале, не произвела на нее ни малейшего впечатления. Во всяком случае ее надводная часть.
Город, к которому они приближались сейчас, казался куда живописнее.
Так же, как и крепость, над поверхностью он выглядел обычным скалистым островом. Но если те скалы были ровными, как стол, и гладко отполированными, то эти вырастали из воды в разные стороны и под самыми причудливыми углами, а выкрашены были в самые яркие цвета — даже с далекого расстояния было видно.
— Ты же говорил, они не заботятся об украшении своих фундаментов, — тихо сказала Зура.
— Это город на главном маршруте, да еще на перекрестке… — пояснил маг. — Что-то вроде столицы. Многие живут тут постоянно. И еще рядом фермы. А столичные жители любят пускать пыль в глаза, из какого бы народа они ни были.
— Это уж точно, — усмехнулась Зура, и тут же сделала постную рожу, когда на нее оглянулся секретарь Мариенда.
Лин, по-своему истолковав этот взгляд, приблизился к чиновнику.
— Не волнуйтесь, Линиан. Вы все поймете, я вам буду переводить.
— И все же я не уверен, что нам стоит спускаться под воду, — ворчливо проговорил тот, хотя Зуре почудился за этим ворчанием настоящий страх. - Вы мне говорили, у них нет надводных строений, но вот, я же вижу скалы! Мы могли бы выйти на них, а морской народ пусть пошлет своих представителей, и тогда…
Лин как-то заметил, что Мариенд хорошо хотя бы тем, что говорит «морской народ», а не «рыбы».
— Это ведь не настоящие постройки, к сожалению. Это верхушки вентиляционных шахт. И ходить по ним несподручно, проще провалиться. Вы будете смешно выглядеть. Мы не можем этого допустить.
— А бултыхаясь в воде я не буду выглядеть смешно?
— Вы будете выглядеть величественно, я об этом позабочусь.
И в самом деле: когда пришла пора спускаться под воду, Лин не просто создал огромные пузыри. Эти пузыри еще и начали сиять, разгоняя подводный полумрак: тот, в котором находились Лин и Мариенд пылал величественно алым, тот, в котором оказались Зура и мариендовский телохранитель — ярко-голубым; ну и третий, для Тиана и мариендовского секретаря, — ярко-желтым.
Зура вспомнила, что Антуан рассказывал ей: морской народ очень уважает яркие цвета. Чтобы украсить свои подводные жилища, они делают специальные сухие краски, способные выдержать многолетнее воздействие морской воды. Но краски такие, понятное дело, стоят дорого. Разноцветное сияние, вероятно, производило на них сильное впечатление.
А фокус, скорее всего, простенький: Лин ведь частенько заставлял светиться водяные капли, чтобы при их свете читать или писать.
Нельзя сказать, чтобы Мариенд в такой оправе действительно начал выглядеть величественно, но и смешным тоже не казался.
Под водой «столица» морского народа ничем не походила на маленький форпост. Во-первых, наружных стен не было, не было и залов или коридоров: город весь, целиком состоял из ажурных каменных структур, многие из которых были раскрашены столь же ярко, что и надводные скалы. На глубине, впрочем, эти цвета не выглядели кричащими или чрезмерно яркими: вода их скрадывала, смягчала.
У самой поверхности их встретил почетный эскорт: штук десять рыбьих тел с печатями стражей и в этих их специальных боевых намордниках. Закружились, завертелись. Лин сделал вид, будто вовсе на них внимания не обращает.
Одна из рыб без намордников (Зура почему-то решила, что это Майя, хотя на деле она не умела их различать) выплыла вперед и что-то призывно прощелкала-просвистела. На сей раз Зура осталась без перевода, поэтому могла только догадываться, что она звала их следовать за собой.
Позднее Зура спрашивала себя, как ей удалось запомнить так много о подводном городе. Вроде бы она не особенно смотрела по сторонам, больше стараясь держаться начеку — на случай, если их почетный эскорт выкинет что-нибудь дурацкое. Но каким-то образом все складывалось в живой образ: и подводная растительность, росшая на этих каменных структурах не как попало, а, она была уверена, в определенном порядке, словно клумбы в дворцовом парке; и причудливые символы на отдельных постройках — Антуан рассказывал ей, что зажиточные семьи пишут свои фамилии на домах несмываемой краской — и барельефы удивительной красоты, которые изображали паукообразных тварей с конечностями одинаковой длины — Зура почти сразу поняла, что такими морской народ видит жителей суши.
Лин потом говорил ей, что они специально нырнули в таком месте, чтобы добраться до дворца максимально быстро, и что их путь был очищен от зевак. Но Зуре тогда показалось, что они плыли долго, и пресловутых зевак она увидела в изобилии — морские жители чуть меньшего размера, чем ей было привычно. Они шныряли и крутились среди ажурных построек и караулили в зарослях водорослей, если те встречались по пути, переговариваясь высокими, ломкими вскриками.
Нетрудно было догадаться, что за процессией наземных следили дети и подростки: от них-то нигде не скрыться.
Почему-то эта догадка вдруг гораздо сильнее, чем рассказы Антуана, отдававшие неуловимой чуждостью, чем сам вид этого города, заставил Зуру припомнить: рыбы ведь тоже люди. Такие же, как мы.
Подумалось вдруг: может, среди них есть какая-нибудь девчонка-оторва, то ли сирота, то ли почти, которой нравится драться, а в куклы она не играла, потому что кукол отродясь не видела… или что тут у них вместо кукол…
«На нас лежит ответственность куда больше, чем кажется, — говорил ей Лин грустно всего несколько дней назад, — я думаю, всему материку предстоят тяжелые времена. Пресной воды становится меньше, пустыня настигает, меняются морские течения. Потому мы уже не торгуем с морским народом так, как всего пару сотен лет тому назад. Но без этой торговли уже не выжить ни нам, ни им. Договорившись, мы не просто утрясем взаимоотношения на крохотном клочке суши и крохотном клочке воды — мы, может быть, сделаем шаг навстречу новой эпохе…»
Не то чтобы Зура поверила или не поверила его словам: они казались ей не более близкими ей, чем тогда, когда он разглагольствовал о том, что море вокруг Полуострова вымрет через пару месяцев. Но впервые она поняла их — сердцем.
Хотя ей по-прежнему казалось, что каким бы Лин ни был молодцом и дипломатом, он слишком много на себя берет.
…А они, между тем, вступили в тронный зал Вождя морского народа.
У наземных жителей тронный зал обычно предваряется дворцом. Дворец начинается с ворот, которые стараются поразить своей помпезностью; их даже открывают, словно проводят ритуал. Трубят герольды, специальный слуга стучит посохом и объявляет вошедших…
То ли у морского народа дворцы так и не появились, то ли они не отличались по виду от остального города, вот Зура и пропустила.
Догадаться, что они вот-вот попадут «куда-то», можно было только по шлюзу, через который пришлось проплыть. Но шлюз этот не отличался от прочих пышностью отделки, а потому Зура совершенно не ожидала, что, миновав его и всплыв навстречу пятну света, они окажутся не в очередном воздушном колодце, а в громадном рукотворном гроте.
Стоило вынырнуть из теплой бирюзовой воды, как становился виден огромный зал, чьи стены поднимались сводом огромного купола. Но там, где у обычного купола была бы верхушка, находилось огромное круглое отверстие, откуда на воду падал сноп золотистого света.
Все это неприятно напоминало бы ловушку, в которой Зуре пришлось отсиживаться, если бы не размеры пещеры. Она была огромна — куда больше бальных залов в особняках Ронельги. К тому же сводчатые стены украшал причудливый орнамент из драгоценных камней и круглых зеркал. Солнечные лучи, отраженные от этих вкраплений, танцевали по всему гроту, ложась разноцветным пятном на стеклянный балкон, что оказался прямо перед прибывшими.
Балкон этот походил на миску, до половины погруженную в стену. Сквозь стеклянную поверхность хорошо были видны тела нескольких людей морского народа. Они плавали там друг за другом, будто самые обычные рыбы, время от времени всплывая. Один или двое колыхались у поверхности постоянно: может, старики, а может, просто самые важные тут. Один из них поднял голову и провизжал-прощелкал что-то.
Из пузыря, где находились Лин и Мариенд послышался ответный визг и щелканье. Ничего было не понять, и Зура быстро прекратила обращать внимание. Все равно, она знала, основные договоренности уже были достигнуты: лично Лином и через Майю. Видно, сегодня у Великого вождя в голове была нормальная, дневная половина, и сюрпризов он не не преподносил.
Зура знала, что этот прием с послом от Голоса голосов — не более чем видимость, вежливая фикция. И договор уже подготовлен, и Лину позволят прочитать свое заклинание или что он там хотел сделать…
Заскучав, она стала оглядываться по сторонам — и увидела в стене нишу, откуда вбок уходил коридор. В этой нише, высунув над водой голову, висела Майя и делала отчаянные жесты руками. Именно руками: она была в человеческом виде.
Ну и ветры тут дуют, подумала Зура. Надо же. То ли это совершенно нормально, что какие-то посторонние голые люди плавают в королевском дворце, то ли Майю тут настолько все знают, что ей можно вообще все, то ли она тоже какой-нибудь водный мираж на себя навела. А что. Хмарь гнилая эту волшебницу знает.
Между тем, жесты ее были совершенно недвусмысленные: подойди, мол, ко мне.
Зура быстро прикинула, сможет ли выскользнуть незамеченной. По всему выходило, что сможет: их пузырь парил за пузырем Лина и посла. Их охрана в намордниках собралась по большей части вокруг волшебника, на Зуру никто и внимания не обращал. К тому же, за свечением сложно разобрать, сколько фигур внутри… Можно надеяться.
— Не обращай внимания на то, что я сейчас сделаю, — шепнула Зура телохранителю Мариенда, которого звали Крог (она не поняла, имя это или фамилия, и не стремилась уточнить).
— Эй, ты переговоры сорвешь!
Он попытался схватить ее за руку, но Зура была к этому готова и легко выскользнула из воздушной сферы, не повредив ее.
Неожиданно вода оказалась холоднее, чем казалось. Да и двигаться в ней было тяжелее во много раз. Зура запоздало сообразила, что больше месяца не плавала и только-только оправилась от ранения: тело привыкало заново.
Но браслет был все еще на руке Зуры, серьга — у нее в ухе, а связь с Лином, сильная как никогда, дремала в сознании. Ей стоило только обратиться к ней, как вода послушно расступилась, окутав облаком пузырей. Она рванулась вперед, к стенке грота, быстрее, чем способна была плыть сама.
Их окружала морская вода, источник силы Лина, поэтому Зура заимствовала без угрызений совести.
«Зура?» — поинтересовался Лин мысленно.
«Твоя подружка зовет, — ответила она. — Не знаешь, что ей надо? Может, ревнует?»
«Сомнительно, — Лин казался встревоженным. — Уверен, ты разберешься, а мне нужно переводить».
И исчез из ее сознания.
Майя-в-человеческом-обличье ухватила Зуру за предплечья, утащила в тень коридора, прижала к стене. Не очень приятное ощущение: вблизи стало очевидно, насколько волшебница крупнее. Большинство людей обнаженными кажутся беспомощными, но на женщину из морского народа это правило не распространялось. Чисто физически Зуре нечего было ей противопоставить, а если еще принять в расчет магию…
— М-м-м, все-таки ты красавица, — промурлыкала Майя ей в ухо, — с чего ты взяла, что я буду Лина к тебе ревновать? Скорее уж, наоборот… Но сейчас не в ревности дело. Ваши тервириенские маги зашевелились. Выдвигаются.
Зура ругнулась.
— Вот именно, — веско подтвердила Майя. — Так что, милая Зура, я тебя у Лина одолжу. Мне нужен если уж не водный маг, то хотя бы его проводник. Скажи «пока».
И в один миг она, уже в облике гигантской рыбины, поймала запястье Зуры длинной пастью и настойчиво потянула за собой в тоннель.
Ночью на корабле они лежали рядом, тяжело дыша. Койка была узкой, места вдвоем едва хватало: Зуре пришлось разместиться наполовину на Лине. Волшебник, впрочем, не возражал. Кажется, даже наоборот: он осторожно гладил ее по спине, по волосам, словно не мог остановиться.
— Только попробуй относиться ко мне теперь по-другому, — пробормотала Зура ему в шею.
— О чем ты? — рука на ее спине замерла.
— Только попробуй беречь меня или еще какую глупость в этом роде, — желчно пояснила Зура. — Я тебя охраняю, и еще сражаюсь за тебя, если нужно. Если то, что сейчас случилось, тебе помешает, лучше вовсе об этом забудь.
Можно было сказать проще: «Не смей относиться ко мне, как к женщине». Но почему-то у Зуры язык не повернулся.
Лин только прижал ее крепче — откуда силы взялись.
— Мне не справиться без тебя с этим делом, — пробормотал он ей в волосы. — Но… как насчет потом? Боюсь, забыть у меня не получится. Зура, я не знаю, чего ты хочешь, но если вдруг…
Зура хотела сказать: «Замуж я за тебя ни за что не пойду, если ты об этом. Жена — собственность мужа, а я никому не принадлежу». Она даже подобрала слова. Но в последний момент передумала.
— Вот когда наступит твое «потом», тогда и подумаем.
Нет, ей и в самом деле в страшном сне не привиделось бы замужество с Лином. Кроме всего прочего, он ведь наверняка захочет вернуться на свой остров, к маяку, жрать рыбу и беседовать с чайками. Для Зуры это не жизнь, она там свихнется последними мозгами за пару-тройку дней…
Да, она уважает Лина. Пожалуй, доверяет ему. Может быть, даже любит. Но любовь — штука неуловимая, для душевного равновесия ее маловато.
И все же обижать Лина ей совсем не хотелось. Даже мельком.
— Разумно, — пробормотал Лин, возобновив свои поглаживания. Даже волосы перебирать начал. Это было приятно. — А Майя тебе говорила, что я с ней спал?
— Что? — Зура приподнялась на локтях, удивленно уставилась в лицо волшебнику. Ничего похожего на ревность не было, просто новость ее ошарашила. — М-да, тебе точно нравятся женщины выше ростом…
Лин улыбался. Кажется, даже грустно улыбался, но в полутьме было не разобрать.
— Она была в своем изначальном обличье.
«Ни хрена себе…» — подумала Зура. Лин же между тем продолжал:
— Это была ее идея. Я тогда недавно перебрался на остров. Я был… ну, скажем так, не в лучшей форме. Она познакомилась со мной просто из любопытства: ее интересовало, что это за чокнутый наземный маг решил вести подобный образ жизни. Мы тогда еще не воевали с морским народом, но отношения уже были напряженными. Кончилось тем, что мы подружились. Она учила меня языку морского народа, я рассказывал ей о жизни наверху. О себе особо не распространялся, но о случае с Илейной раз намекнул, и она догадалась. У них, как ты понимаешь, та же проблема.
— Сложно представить. Они и так все о себе выбалтывают первым встречным.
— Ты удивишься, но нет. Те личные тайны, которые у них есть, они хранят весьма тщательно… Просто личных тайн у них не так много, и многие из них для нас удивительны. Совсем не то, что мы сочли бы тайнами. Так вот, поскольку их стихия — огонь, их «проклятие» завязано не на обмен жидкостями, а всего лишь на страсть. От него в равной степени страдают и мужчины, и женщины.
— Повезло, — заметила Зура с сарказмом.
— Вот-вот… Майя предложила в качестве эксперимента попробовать, преодолеет ли «проклятье магов» межвидовой барьер. Мне это показалось дикой идеей, но, с другой стороны, пребывал в таком состоянии ума, что возможные последствия меня совсем не беспокоили… Я думал, что и так все потерял, поэтому никакие телодвижения не нанесут большего вреда.
Зура поймала себя на желании поцеловать Лина. Еле сдержалась — а потом плюнула и не стала сдерживаться.
— Ну и как? — спросила она потом.
— Майя оказалась права, — Лин попытался пожать плечами, что не очень-то удобно лежа. — Она не узнала обо мне ничего нового, а я о ней. И сам опыт прошел приятнее, чем я думал. Но повторить нас обоих не потянуло.
— А она точно не врала?
— Маловероятно. Но это уже не так важно. Собственно, я рассказал тебе это потому, Зура, — Лин вдруг как-то извернулся, и оказалось, что они лежат бок о бок и глядят друг к другу в глаза, — не думай, что я буду смотреть на тебя как на слабое и недостойное существо только потому, что мы занимались любовью. Майя — мой собрат по ремеслу и несчастью, мой друг и соратник. Ты — гораздо больше, уж прости, так вышло. Не обращать на это внимания я не могу. Но унизить тебя недоверием? Никогда.
Говоря так, он едва уловимо касался ладонью ее щеки. Зура подалась под это касание почти против воли, впервые чувствуя, как раскручивается, отпускает внутри тугая, сведенная до боли пружина.
И на слова не было больше сил. Совсем.
Они всплыли в каком-то тупике, где имелся воздух, и Майя превратилась снова — очевидно, чтобы поговорить.
Зура впервые видела своими глазами, как превращается кто-то из морского народа, и она поразилась, как это быстро — раз и все, только вода идет рябью. Даже не понятно, что ты, собственно, увидел. Кажется, это не больно. Интересно, а каково самой превратиться в рыбу? Может, все-таки попросить Лина — хотя бы попробовать?
— Смотри, — она закрутила руками над головой Зуры, — ты умеешь создавать воздушный пузырь? Только вокруг твоей головы. Все равно будет мешать плыть, но делать нечего. Сможешь его сама поддерживать? Тут много магии не требуется.
— Покажи как, — ответила Зура, перехватив ее руку: все эти размахивания ее нервировали, пусть она и понимала, что едва ли Майя хочет принести ей вред.
Лину стоило бы показать Зуре этот фокус перед погружением, вместо того чтобы вести душеспасительные разговоры. И она сама хороша. Нужно было спросить.
Оказалось, что учиться тут и в самом деле почти нечему: пара слов в качестве заклинания, да представить, как пузырьки воздуха стягиваются к твоей голове. Один раз представить, потом уже про это думать не нужно.
— Только тот недостаток, что у простецов это заклинание слишком много вытягивает сил, — с тревогой сказала Майя, — нашим воинам, например, проще всплывать и дышать время от времени. Но у тебя-то связь с Лином, а он может черпать от моря напрямую, так что все должно быть нормально.
— Угу, — только и сказала Зура. — А есть какое-то заклинание, чтобы с пузырем на голове еще и разговаривать?
— К сожалению, нет. И нашего языка ты тоже не знаешь, верно? А я не умею так переводить, как Лин. Все-таки он целую кучу знает нестихийных трюков, поразительно, правда? Где только их берет! Короче, когда я превращусь, мы с тобой никак не сможем общаться, разве что мне превращаться обратно, а это в открытом море неудобно, да еще в шторм. Поэтому придется нам как следует договориться заранее, жалко, времени на это толком нет, но ничего, я умею говорить быстро, да и ты девочка умненькая, правда же?
— Какой шторм? — Зура с трудом вычленила из этого потока слов важное. — Ветер был крепкий, да, но никаких примет…
— Увидишь. Ну ладно, давай, раз-два, заклинание — и нырнули!
И Майя потащила Зуру под воду — она в самом деле еле успела сотворить вокруг головы воздушный пузырь.
И вот странно: Майя, вроде, превратилась опять в рыбину, но что-то продолжало держать Зуру за запястье, и не пастью, как в прошлый раз. Тут она впервые рассмотрела, что узкие боковые плавники морского народа, оказывается, были не совсем плавниками; оказывается, плавники формировали длинные гибкие пальцы, которые морской народ обычно держал сведенными так плотно, что даже бороздок между ними не видно. Вот только суставов больше, чем положено, словно это не пальцы, а щупальца кракенов.
Неприятный сюрприз, что ни говори. Но, по крайней мере, они этими обрубками не могут удержать оружие.
Коридоры и проходы, которыми ее тащила Майя, казались совсем непохожими на городские «улицы» — темные и узкие. Временами казалось, будто они плывут сквозь облако чернил; потом вдруг откуда-то сверху или сбоку прорывалось пятно света, и становились видны грубые каменные стены, иногда — какие-то прицепившиеся к ним водоросли.
В воздушном пузыре плыть было страшновато: Зура старалась дышать нормально, но преследовало чувство, будто не хватает воздуха, и все время хотелось вздохнуть глубже или делать вдохи чаще.
Ощущение верха и низа пропало практически моментально. Поэтому когда Майя сменила направление, Зура даже не поняла, что они всплывают, и появление на поверхность в еще одной подводной пещере застало ее врасплох.
Тут никакой дыры в потолке не оказалась: сводчатый потолок пещеры нависал над головой. От поверхности воды до этого потолка было не больше человеческого роста. Присмотревшись, Зура поняла, что воздух попадает сюда через проделанные в своде узкие отверстия. А освещалась комната алыми огнями, которые горели прямо в воздухе над поверхностью воды — неизвестно как.
Поясами вдоль внутреннего купола тянулись желоба, в которых лежали — точнее, торчали из них — причудливые приспособления.
— Это моя мастерская, — сказала Майя с гордостью (Зура опять не заметила, когда она превратилась). — Я ведь дочка кузнеца все-таки!
— Антуан — кузнец? — удивилась Зура. — Я думала, он что-то вроде барда…
— Да, папа — поэт, — кивнула Майя, — а вот мама была кузнецом. Когда я кончила обучение на мага, я разыскала людей из ее гильдии, и они меня обучили. Ужасно полезные умения, особенно для магов огня, но у нас считается неприличным, чтобы сильные стихийники чем-то таким занимались, якобы недостойно, а по мне так лень и высокомерие! Чем мы, собственно, хуже средних и слабых стихийников?
Зура с трудом могла представить, чтобы кто-то мог ковать что-то под водой, но — черт его знает, этих рыбок. Раз уж они могли зажигать под водой огонь…
— Вот этой штукой могу пользоваться только я, — похвасталась Майя, стаскивая с какой-то полки массивную сбрую, состоящую из странных железяк и кожаных ремней. — Нет, есть, конечно, такие, какими могут пользоваться и те, кто послабее, но все равно быстро выдыхаются. Сил не хватает. А те маги, которые уже слились с огнем, могут попросту превратиться в огненный смерч, им не нужно…
— Ты еще не сливалась с огнем? — перебила ее Зура.
Только сейчас она начинала ценить, насколько спокойным собеседником был Антуан. С Майей невозможно было разговаривать, если не перебивать ее по десять раз за каждую речь.
— Сливалась, — засмеялась Майя, — левый плавник огню отдала. Я ведь не Лин, чего мне бояться? Да и тянуть некуда — уже начинаю стареть. Видела бы ты меня двадцать лет назад, — она подмигнула Зуре, что было особенно удивительно, поскольку ее человеческий облик по-прежнему выглядел лет на шестнадцать. — Но я еще пока не настоящее чудовище, а если бы и была, тебя бы я в виде огненного смерча никуда бы не доставила, или доставила бы головешку… короче, я сейчас превращусь обратно, а ты поможешь мне залезть в эту штуку, и потом главное держись крепче — видишь, тут есть ручки здесь и здесь? Специально для пассажиров. Наши предпочитают держаться зубами, но у тебя руки куда удобнее и пальцы сильнее, вот ими и хватайся. Там мы встретим магов, ваших — и, может, наших потом. От тебя нужно вот что…
Майя продолжала говорить и говорить, что-то показывала, рассказывала. Зурой же овладело знакомое по пустыне ощущение пьянящей легкости. Она даже не стала возражать, когда в финале Майя предложила ей снять одежду: мол, из воды ей вылезать не придется, а без одежды удобнее, уж без ботинок точно. В самом деле, какая разница. Зура только повязку на груди оставила, чтоб не мешалась.
Потом Майя действительно превратилась обратно в рыбину — прямо удивительно стало, как это она при том же весе сделалась куда меньше, одного с Зурой размера — и с минимальной помощью влезла в свою сбрую.
Эта штука охватывала ее тело кожаными кольцами, а на конце, в районе хвоста были широкие раструбы. Еще в человеческом виде Майя предупредила Зуру ни в коем случае не совать туда ноги. Зура не поняла зачем.
Но, едва она взялась покрепче и промычала, что, мол, готова, — как ей тут же все стало ясно.
Майя рванула так, что вскипела вода. И то, что они были вроде бы в жилом помещении, ей не помешало.
У них с Лином много было разговоров о морском народе — и тема сама по себе занимательная, и обсудить ее казалось важным для дела. Например, на обратном пути из Ронельги до Тервириена Лин завел рассказ о том, как они мыслят и чего боятся.
Зура хорошо запомнила этот разговор: небо было тогда особенно звездное и очень близкое, почти как над ее родной степью — там оно почти задевало вершины гор. Она вышла во двор гостиницы размяться после целого дня в седле. Лин встретил ее там: вроде как решил прогуляться перед сном.
Зура упомянула Антуана; слово за слова, разговорились.
— Они боятся страданий, физических и душевных, — рассказывал Лин очень тихо, чтобы его слова не потревожили спящих постояльцев — в холодном ночном воздухе голос разносился далеко. — Куда сильнее, чем мы. Всю жизнь они избегают любой тени боли или тревоги, только тем и занимаются.
— Значит, и смерти тоже боятся?
— А вот с этим сложнее. С одной стороны, смерть для них словно бы не существует. Она — краткий миг после жизни, наполненной радостью и весельем. С другой стороны, память о мертвых причиняет боль живым, поэтому у них иррациональный страх смерти — но не своей, а чужой. Мертвецов они просто бросают, чтобы какой-нибудь морской хищник избавил семейство от похорон.
— Очень разумно, — проворчала Зура. — По мне так пусть меня после смерти сожрут, все лучше, чем гнить и вонять.
— Еще можно сжечь.
— Тоже вонища. И дым едкий.
— Превратиться в экскременты животного лучше?
— Ты дерьмо имеешь в виду? Мы и при жизни дерьмо на две трети, ничего нового я тут не вижу.
Лин засмеялся и сказал, что если бы все было так просто, императорская армия искала бы новых добровольцев на дне сортира. Зура ответила, что, судя по тому, как дерутся необученные новички, их где-то там и набирают. На этой ноте разговор и кончился.
Сейчас Зура вспомнила эти слова в связи с тем, что морской народ, мол, не боится собственной гибели. Судя по Майе и ее лихачеству, это было охренительно верно.
Странные раструбы, которые она к себе прицепила, извергали странное синее пламя. От этого пламени рыбья волшебница рванулась вперед быстрее арбалетного болта. Хорошо, что она велела держаться крепче; но все равно первым рывком Зуре чуть руки не вывихнуло.
Если бы им приходилось пробираться назад теми же узкими темными коридорами, которыми они плыли ранее, Майя, наверное, все бы разнесла. Но, к счастью, был какой-то более короткий путь — всего несколько секунд спустя они вылетели из каменных переходов в открытое, светящееся серым море.
Под ними колыхались ровные грядки водорослей — во всяком случае, ошибиться в том, что это именно грядки, было невозможно, несмотря на то, что все растения росли кругами, а не полосами. Зура ничего не понимала в крестьянском труде, но даже ей сразу стало понятно, что так морскому народу, наверное, проще сеять.
Эта мысль у нее в голове не задержалась: Майя прибавила ходу, вырвавшись ближе к поверхности, но на нее не поднимаясь. Встречный поток ударил Зуре в лицо, норовя снести воздушный пузырь; тут же дышать стало тяжело по-настоящему, а не только в воображении. Руки заболели еще сильнее, и чтобы снять с них часть нагрузки, Зура обхватила волшебницу еще и ногами — вот и хорошо, по крайней мере, в сопла не попадут.
Морская гладь заскользила у них над головами, такая же серо-белая, не солнечная. Наверное, Майя была права, и в их части океана собирался шторм.
И тут до Зуры наконец-то дошло: тервириенские маги. Выступают в поход. Они, должно быть, и тучи нагнали, и ветер подняли. Втроем-вчетвером, может, и не справились бы, но их там целая толпа.
Ох, блин, а вдруг Лин не успеет?
И, если уж на то пошло, вдруг не успеет Майя? Они-то на кораблях плыли два дня…
Видимо, кузнецом Майя была еще более толковым, чем магом: их путешествие к месту нападения заняло никак не два дня. Зура сама не знала, сколько: уж очень быстро все неслось мимо, а неприятная дрожь, сотрясавшая тело волшебницы, путала мысли.
В какой-то момент с ней, кажется, мысленно связался Лин, но ошарашенная и потерявшая всякие представления о чем бы то ни было Зура не смогла толком ничему его ответить.
А потом все разом кончилось.
Они выскочили на поверхность, словно пробка из бутылки, и закачались на волнах перед наступающей армадой. Воздушный пузырь Зуры лопнул сам собой, и Майя прекрасно услышала ее, когда она произнесла:
— Блядь.
Рейд против морского народа выглядит так: несколько кораблей, обычно от трех до пяти, самого разного размера — поскольку не приходится уходить далеко в море, то и припас вести не надо. На каждом корабле несколько магов, от одного до двух-трех, и куда больше воинов с браслетами — неважно, наемников или на службе. Но среди простых армейских лучников люди с браслетами попадаются редко, чаще среди офицеров — во-первых, их стараются продвигать, а во-вторых, на вольных хлебах с таким талантом все-таки лучше.
Корабли расходятся веером, но держатся в виду друг друга. Маги создают шторм, а потом начинают вымораживать воду и лупить по ней молниями, чтобы разбить крупные формации морского народа. Морской народ в свою очередь начинает нападать на корабли, и тут в дело вступают воины с браслетами: даже простецкая магия дальнобойнее топоров и абордажных сабель, а учиться ей проще, чем стрельбе из лука (если, конечно, у тебя есть талант). На такой дистанции особенно не поборешься.
Впрочем, даже выбросившись на палубу корабля, морские жители отнюдь не беспомощны; у Зуры от одной такой палубной схватки остался шрам на боку.
На поселения обычно не нападали: в самом начале войны их еще старались разыскать, но потом выяснили, что морской народ своими городами дорожит мало. Другое дело, например, посевы или загоны с рыбой на развод — такие потери для них действительно ощутимы.
«Поганые рыбы» поднимаются из глубины, напускают на магов огненные смерчи, пытаются растопить лед, вызывают собственные бури — в общем, стараются как могут.
Если первым атакует морской народ, все происходит примерно так же, за тем исключением, что они нападают на рыбацкие суда людей. В последнее время догадались нападать на прибрежные деревушки. Но после начала атак почти все основные поселения на берегу были защищены магами или магическими щитами.
Лин рассказывал Зуре, что многие из этих щитов создала Лерая. А некоторые принадлежали еще Кровавой Бесс, их просто требовалось немного обновить.
В общем, военные действия текли настойчиво, но вяло, и Зура оценивала верно, когда говорила, что война продлится еще года три без какого-либо перевеса той или другой стороне; а там либо у морского, либо у наземного народа должны были кончиться ресурсы.
Но такого поворота, как сейчас, она не могла представить.
Лин пытался ей объяснить, что именно создают маги Ассоциации в уединенной бухте, но то ли она невнимательно слушала, то ли толком представить не могла. Он говорил: «железный корабль» — и она кивала. Он говорил — «научились использовать энергию молний» — и она глубокомысленно спрашивала, как это: Майя, мол, не так давно ей доказывала, что это совершенно невозможно. А Лин пускался в разъяснения, которые сводились к тому, что он сам толком не понимает, поэтому так важно их остановить до того, как…
Как выяснилось, до сих пор она не имела ни малейшего представления о том, что их ожидало.
Думая о гигантском железном корабле, она представляла себе обычную лодку — неважно, шлюп, фрегат или галеру, — обшитую листовым железом. Она еще удивлялась, как ему удалось бы держаться на плаву: всем известно, что доспехи тонут. Разве что магией… Ну, тогда этот корабль и в самом деле должен быть невелик, вроде галеры: большой-то вода не удержит, хоть десять магов колдуй.
Теперь оказалось, что корабль этот был куда громаднее, чем ей воображалось. Настолько, что она сперва не признала в нем плавучее судно. Ей показалось, что это скала, внезапно выросшая среди моря — словно тервириенские маги каким-то чудом научились повелевать землей. Потом — что это замок, который вытолкнули на воду.
Корабль закрывал полнеба: будь живым существом, и Зура и Майя могли бы стать разве что букашками на его шкуре. Он пер прямо на них острым носом, и хотя Зура понимала умом, что в крайнем случае они могут просто нырнуть или уплыть в сторону, ее охватило оцепенение и страх перед этой огромностью, хуже, чем в детстве перед табуном бегущих на нее коней. Тогда брат подоспел, выхватил из-под копыт.
Хорошо, что корабль был еще далеко… а, блин, нет. Ближе, чем ей бы хотелось. Потому что с небес по кораблю ударило ослепительное белое сияние, прокатилось по корпусу и перетекло в воду. И тут же вода сжала тело Зуры, скрутила до боли, чуть не остановив сердце. Рядом жалко, по-кошачьи закричала Майя.
Нет, это не был удар молнии… во всяком случае, она так не думала. Говорят, если молния попадает в воду рядом с тобой, выжить просто невозможно. Может быть, врут?
В любом случае, Зура видела прежде, как молния бьет в океан, но никогда после этого вода не становилась мраморно-белой, колючей и жгучей, не стискивала тебя, словно переставая быть водой вообще.
Вот хрень, не было даже сил кричать.
В голове остро и ярко вспыхнуло беспокойство Лина:
«Зура! Зура?! Что с тобой?! Что там у вас?! Что творит Майя?!»
Зура понятия не имела, что делает Майя и может ли она что-то сделать. Что вообще сделаешь с такой громадой? Понятное дело, Майя рассчитывала воспользоваться Зурой, как проводником, чтобы поднять волны или сотворить еще какое волшебство, но какого размера должна быть волна, способная опрокинуть эту хреновину?! Не бывает таких волн.
Белая жидкость, больше не бывшая водой, отказывалась держать ее, проседала, и Зура чувствовала, что погружается в нее, как в мелкую прозрачную крупу; чувствовала, что та обжигает лицо и кожу.
Угу, Лин. Вода, которая меняет свои свойства на обратное.
Неужели все? Неужели — конец? Да ни в жизнь — без единого ответного удара!
Сцепив зубы, Зура потянулась мыслью к своему браслету. Призвать воду… настоящую живую воду… пусть смоет эту белесую дрянь, пусть…
И вода пришла: еще прежде, чем Зура успела ее призвать, и в гораздо большем количестве, чем можно было надеяться.
Огромная волна ниоткуда вынесла ее из белой отравы и подняла высоко-высоко. Зура не могла толком проморгаться, глаза все еще щипало, но ощущение неизмеримой высоты и силы прошло сквозь все тело. Разлепив ресницы, она увидела какие-то горы и бугры, и плотик, который крутит водоворотом.
С ужасом Зура поняла, что оказалась на гребне волны, выше, чем любая гора, на которую ей доводилось подниматься. Внизу же в огромный водоворот затягивал тот самый железный корабль, который недавно казался ей огромным, будто скала или замок; затягивает в самую глубь, и белую жидкость вокруг него тоже.
Вот оно, море. То самое, которого Лин боится больше смерти. Непредставимо огромные пустые пространства и скрытая в них непонятная сила; что там ей человек — дунет, плюнет и разотрет…
А над всей этой грозной мощью, над чудовищными волнами, под рваным одеялом грозовых облаков висел в небе огромный глаз с алыми жилками сосудов — просто висел, ни на чем не держась. Но пристально смотрел: и на Зуру, и на то, что внизу.
«Бля…» — успела вновь подумать Зура, когда волна со свистом понесла ее вниз.
«Воздушный пузырь, быстро!» — взволнованно выкрикнул Лин у нее в голове.
И, повинуясь его приказу, язык действительно вывернул нужные два слова. Очень вовремя, потому что волна обрушила ее с громадной высоты и утащила на глубину.
Роман, который Зура начала читать в особняке у Лина, она, немного стесняясь, положила в седельную сумку, отправляясь в обратный путь. Пару раз даже открывала: во время переходов, когда дремать в седле ей надоедало. Времени отчаянно не хватало, куда там читать, но прочитанное не шло из головы.
Там часто встречались такие эпизоды: три неразлучных товарища — Пеоль, Таол и Дамиан — попадали в какую-нибудь передрягу, и одного из них или даже всех троих вырубало ударом по голове или каким-нибудь чудодейным снадобьем (а иногда обыкновенным ядом). Придя в чувства, герой обычно обнаруживала себя на мягких простынях и заплетающимся языком имел возможность спросить у друзей, все ли в порядке. А те потом на радость читателю (то есть Зуре) объясняли, чем разрешилось очередное приключение и как им удалось спастись.
Было бы неплохо, если бы в жизни все складывалось так же. Во всяком случае, Зура не отказалась бы получать передышку каждый раз, когда получала по темечку.
Вместо этого чаще всего оказывалось, что придется еще цепляться за жизнь, выдирая свое будущее по клочкам. А то и вовсе отряхиваться, сжимать зубы и вступать в драку еще раз.
Сегодня был, похоже, такой случай.
Она очнулась от короткого забытья внутри прозрачной воздушной сферы, лицом, по-видимому, вниз. Толщу воды то тут, то там прорезали золотые снопы света — колдовские тучи над головой рассеивались, обнажая чистое небо. Вода, взбаламученная штормом, успокаивалась, и сделалось видно дно — белое и чистое, совершенно не затронутое поверхностными бурями.
«Слава всем высшим силам, ты очнулась», — с облегчением выдохнул голос Лина у нее в голове.
«Не пора ли тебе возвращаться к переговорам?»
«Не пора, у нас перерыв. Не может же великий вождь вот так сразу сдаться и все подписать. Для порядка хоть пару дней подумать надо, даже если все было заранее согласовано… Раньше придворные нравы морского народа были куда проще, но кое-какие замашки они у нас уже переняли».
«Ясно. Что только что случилось?»
«Наконец окупился мой союз с Лераей. Ты разве ее не узнала? По-моему, у нее очень красивый глаз, да и он тебе чуть не в лицо влетел…»
«Это сарказм? Что значит в лицо? Он же был огромный и висел под облаками…»
«Нет, он был обычного размера, просто оказался у тебя перед самым носом».
В этот момент Зуру чуть не стошнило.
Она видывала всякое — и отрубленные конечности, и эти самые глаза выдавленные и вырезанные, видела катящиеся с плеч головы. Она была уверена, что уже никакие части тела ни в каком сочетании напугать ее не могут. Но что-то было особенно отвратительное в глазе, который вот так висел, вращался, да еще и у самого ее лица.
Может быть, потому, что она догадалась: только этот глаз и остался от Лераи Светлой, великой волшебницы Тервириена. Все остальное растворилось, превратилось во влагу и морскую пыль.
«Не волнуйся, — проговорил Лин, — она ушла. Разобралась с этими магами — наглыми недоучками, как она выразилась — и ушла. Где Майя? Ты ее не видела?»
Зура завертела головой, пытаясь обнаружить волшебницу. Ее нигде не было — возможно, волна действительно отнесла Майю куда подальше. Может быть, даже она была мертва, кто ее знает. А может быть, просто вода, даже ясная и чистая, не позволяла видеть далеко.
Но, оглядываясь, она заметила кое-что еще — блеск солнца на металле.
Сперва ей показалось, что это просто обломки опускающегося на дно гигантского корабля магов Ассоциации. Потом — что детали того механизма, который Майя навьючивала на себя. И только после этого Зура поняла, что это нечто находится на дне, что оно слишком далеко, слишком высокое, да еще и щетинится во все стороны какими-то орудиями…
И она приближалась. Вроде бы. И вода дрожала вокруг…
Зура сосредоточилась на пузыре — как это она умудрилась создать такой большой вокруг всего тела, не только головы? — и постаралась пожелать, чтобы он двинулся с места. Представила это.
Она была уверена, что ничего не выйдет и придется опять обращаться за советом к Лину или снимать заклинание, но сфера послушно двинулась вперед, к странной темной массе.
Еще несколько минут, и Зура поняла, что это такое. Закономерный ответ магов морского народа магам народа наземного.
«Мы с Майей говорили о том, что это может случиться, — пробормотал Лин у нее в сознании, — но она даже не предполагала… Она была уверена, что ей и ее ученицам удастся отследить все попытки создания такой штуковины… Кстати, где ее ученицы? Ты их-то видишь? Они должны были приплыть следом за вами».
Зура сцепила зубы — опять ее посвятили самой последней. Что за дерьмо?
Видимо, она подумала это достаточно четко, потому что Лин ответил извиняющимся тоном:
«Вообще-то, план еще только в набросках, мы думали все рассказать тебе сегодня, после первого раунда переговоров. Они выступили раньше, чем мы думали… По первой версии плана с Майей должны были отправиться мы оба или я один».
Но факт оставался фактом: бирюзовая солнечная вода вокруг нее была пуста, и ни Майи, ни других рыбин из ее свиты не было. А внизу, на дне целеустремленно двигалась к берегу железная, пышущая жаром громадина, которая посрамила бы даже огромный корабль тервириенских магов.
Зуре было сложно описать, что это такое.
Можно было бы сказать, что это железный гигант на зубчатых колесах со вздувшимися мышцами «ног» и «рук». Можно было сказать, что это огромное хитросплетение непонятных механизмов, зубчатых передач, цепей и шестеренок, кое-где прикрытых броней, а кое-где оставленных на всеобщее усмотрение.
Гиганта окутывали пузырьки воздуха, и из некоторых его сочлений вырывалось пламя, не обращая ни малейшего внимания на воду вокруг. Должно быть, оно и двигало конструкцию вперед — как те сопла, которые Майя надела на себя.
Лин у нее в голове выругался.
Впервые Зура слышала такое от мага и даже замерла, восхищенная. Однако то, что он говорил помимо брани, восхищения не заслуживало.
«Хотел бы я сказать тебе, что их маги совершили инженерный просчет, — Зура не стала спрашивать, что такое «инженерный», — и эта штука не выкатится на сушу, а если выкатится, то сразу рухнет. Но боюсь, что они все рассчитали совершенно точно. Тут прямо по курсу как раз есть одна бухточка, где берег повышается достаточно полого. Там большая рыбацкая деревня, магический щит против такой штуковины не устоит…»
«И они будут использовать эту штуку, чтобы испепелять людей на берегу? Да смешно, ее любой маг с колес волной опрокинет и надает сверху…»
«Я бы с тобой согласился, но ты можешь поручиться, что у них в запасе нет какого-нибудь фокуса? Тервириенские маги додумались обращать структуру воды вспять — я думал, об этом знала только Кровавая Бесс, да и то она могла разве что чашку так заколдовать… Интересно, может ли у магов огня быть что-нибудь в таком же духе? И как это действует? Бесс позволила бы им это продемонстрировать — хотя бы просто из любопытства. Но я не думаю, что нам стоит заходить так далеко…»
Зуре очень не нравилось, как тараторил Лин. Он говорил не хуже представителя морского народа: верный признак, что ему здорово не по себе. Может быть, он даже по-настоящему напуган.
«…И кто знает, сколько выжило тервириенских магов? — взволнованно продолжал Лин у нее в голове. — Нет, я не думаю, что все они погибли в том водовороте, если только Лерая не ставила целью их убить. Но она не кровожадна. Просто Тервириен и окрестные деревни сейчас беззащитны… — Лин помедлил, потом, словно приняв какое-то решение, заговорил приказным тоном. — Зура, плыви быстрее к берегу, предупреди людей, тут до берега недалеко! Я тоже постараюсь добраться быстрее, думаю, моих сил хватит…»
«Чушь несешь», — рявкнула Зура и уничтожила свой воздушный пузырь, одновременно создав воздушный шлем вокруг головы.
Так-то лучше. И свободы движений больше. И…
Браслет послушно уколол руку легким теплом. Как всегда при контакте с Лином, она даже близко не растратила свой резерв.
Чувство, когда ты обращаешься к стихии через связанного с тобой мага, удивительно. Звонкая, поющая сила от кончиков ногтей до кончиков волос. Ощущение полной неуязвимости.
Впрочем, Зура знала, что неуязвимости не бывает. От этих бредней новички избавляются в первую очередь. Или не избавляются — тогда гибнут.
«Зура, что ты задумала? — крикнул Лин. — Зура, не смей!»
«Там внутри — люди, — ответила она. — В смысле, рыбы. Этой штукой управляют маги морского народа изнутри. И я их всех перебью».
«Всех?!»
«Ну, может, всех и не придется. Но ты сам говорил, что они боятся чужой смерти. Как ты думаешь, трети хватит, чтобы они отступили?»
«Так не пойдет! Они тебя убьют! У них наверняка есть средства защиты, это слишком…»
Но Зура уже влетела в одно из верхних отверстий на корпусе чудовищного механизма.
Паршиво, но защита там действительно оказалась.
Смешно же. Лин куда лучше нее знал, что она никогда, даже в отрочестве не рисковала жизнью из-за золота, почестей или иных наград. Сама-то Зура поняла это только сейчас.
Но и благородные цели ее никакие особенно не трогали. Она не защищала угнетенных или слабых, не отстаивала принципы. Любовь к родине была для нее пустым звуком с тех пор, как они с Камилом покинули родные степи.
Кроме брата она никого не любила, а любовь к нему давно превратилась в колкое, выжженное чувство. Поэтому нельзя сказать, что она боролась ради близких людей.
Лин говорил: это потому, что так тебе интересно жить.
Может быть.
Но еще, думала Зура, сейчас я рвусь в этот огненный ад не только потому, что жажда битвы вскружила мне голову. А потом что Лин всегда старался сделать больше, чем мог, больше, чем было возможно. И только такой вызов по-настоящему стоит принимать.
Самонадеянный, смешной, тщеславный маг, он ставил свою жизнь и свое достояние на кон, чтобы переиграть саму судьбу и человеческую натуру. Что ему до этой войны? Что ему до тервириеновского побережья и Полуострова? Давно мог удалиться куда подальше, такому сильному магу где море, там и дом.
А он вместо этого запутался вновь в интриги, с которыми зарекся иметь что-то общее после гибели друга. Не потому что хотел благодарности и даже не потому, что хотел что-то исправить. Просто не мог иначе.
Зура видела его сны, уж она-то знала.
Ей хотелось — странное желание, но такое сильное — чтобы если Лин увидел ее сны, он мог бы гордиться ими.
Наверное, она прорвала эту, первую, защиту на чистой ярости.
Она не помнила, как. Помнила, что вода вскипела вокруг, опаляя щеки и голые плечи. Помнила, что барьер, поставленный магами огня, напрягся, и она зло подумала: «Нихрена! Лин и я столько сил на это угробили!» А потом упругая преграда поддалась, пропустила внутрь, и Зура вломилась в адскую машину, окутанная языками огня и струями кипящей воды.
И тут же нос к носу столкнулась с первым из… извозчиков? Управляющих? Она не знала, как их назвать. Она только увидела одного из морского народа, видимо, мага, судя по окутывающему его дыхало пузырю воздуха. Он расположился прямо за этим отверстием, в которое она ворвалась. Должно быть, оно служило чем-то вроде амбразуры.
У Зуры не было никакого оружия — Майя ей про него ни слова не сказала, а сама Зура не подумала, что оно может понадобиться.
Но магия Лина (или ее собственная магия, в этот момент уже трудно было различить) никуда не делась. Вода обступала ее, и легче легкого было сформировать лезвие на конце руки, чтобы перерезать этим лезвием противнику жилу на шее. Тот не успел ничего даже сообразить и уж подавно не успел оказать сопротивление.
Кровь, темная при этом свете, выплеснулась в воду туманным облаком; пузырек воздуха вокруг дыхала лопнул, когда исчезла поддерживающая его сила.
Ну вот. Вот оно. То, чего она так долго ждала. Наконец-то настоящая битва с этими хмырями.
Она же привыкла убивать их. Она научилась это делать хорошо. И сейчас наконец-то она покажет, чего стоит.
Лин может сколько угодно призывать к миру, но правда — истинная правда, хоть рыбья, хоть человеческая! — состоит в том, что война в нашей крови. Все эти долгие переговоры, все эти интриги без конца и края, все это чувство бессилия перед многочисленными магами, такими грозными, такими непостижимыми, воистину достали Зуру. Но теперь-то настало ее время.
Оскалившись, она метнулась вниз, в сплетение внутренней структуры адской машины.
Там громоздились балки, вращались шестеренки — слишком близко, чтобы протиснулся кто-то из морского народа с их гладкими, широкими, неподатливыми телами. И вполне достаточно, чтобы пролез кто-то вроде Зуры: цепкий, ловкий и опьяненный возможностью драться.
Она только один раз больно ударилась локтем и слегка ободрала бок обо что-то — говорить не о чем.
Следующий возница ждал ее: может быть, услышал звуки сверху (Зура нырнула в верхнюю часть башенки и двигалась вниз), может быть, у рыб был какой-то способ связываться друг с другом. Он ударил ее светящимися алыми плетьми, и Зура закричала бы от боли, но под водой ей не хватило на это воздуха.
Все-таки она добралась до гаденыша. Этому горло перерезать было неудобно, поэтому она ударила по нему столпом воды, разнося в фарш всю середину тела. Самое то. Хотите воевать с людьми? Узнайте, каково это.
Третий… нет, кажется, третья, если она правильно разобрала оттенок шкуры. Она попыталась что-то сказать, но Зура не знала их языка. Потом попыталась сбежать, вырвалась из механизма прочь через отверстие вроде того, в которое попалась Зура. Удивительно, как протиснулась: окошко было для нее маловато.
Зура не стала ее преследовать — ее уже ждал следующий. И, наверное, следующий. А что потом — она не хотела загадывать…
Но эта, сбежавшая, вдруг снаружи полоснула по Зуре «обращенным огнем» — прах побери этого Лина, он опять умудрился предсказать, что могли придумать эти маги, вот уж всезнайка!
Неогненный огонь осел льдом на лице, плечах и груди, сдирая кожу. Разбил ее воздушный пузырь, сорвал все водные щиты. Все, что Зура смогла — не обращая внимания на боль, метнуться по линии белого огня, связавшего ее и нападающую, чтобы последним усилием дотянуться, вцепиться, убить…
И вдруг отпустило. Внезапно, сразу, будто тело перестало выжигать изнутри. Зура удивилась этому, попыталась вдохнуть, и вдохнула, естественно, воду.
Ее захлестнула дурацкая, новичковая паника — та самая, которая губит вернее вражьих клинков и заклинаний. Она вдруг поняла, что над ней метры и метры воды, а руки у нее изранены, лицо горит огнем, и нет никаких сил подняться.
Но вдруг море взорвалось под ней, а эти метры и метры воды понеслись навстречу.
Следующим сознательным ощущением было то, что Зура пыталась прокашляться, качаясь на волах под золотистым предзакатным небом. Как она всплыла, она не помнила, но вода вокруг была горячей почти непереносимо и почти не держала.
Лин кричал.
Конечно, дурак — он дурак и есть. Тут уж кричи не кричи.
Потом произошло много всего.
Зура бы, наверное, не выплыла, потому что ее руки, лицо и тело кровоточили нещадно. Но ее подобрала Майя. Она никуда не делась, просто и ее, и ее учениц, которые все-таки приплыли, унесло во время вызванного Лераей шторма. А все потому, что одна из них оказалась предательницей и вывела всю группу прямо под атаку тервириенских магов.
А потом, когда из-за действий Зуры маги, управлявшие адской машиной, запаниковали и взорвали свое творение, Майя Зуру нашла. По взрыву.
Майя же отвезла ее на остров с маяком — лечиться. Задним числом Зура поняла, что ей очень повезло, что Майя взялась за нее: маги огня как никто разбирались в лечении ожогов. Ее мази и припарки сделали чудеса: через неделю Зура встала на ноги, а через две уже стало ясно, что она сможет рано или поздно восстановить подвижность в левой руке.
Ну и шрамы на лице — пустяки.
Хотелось бы думать, что пустяки.
Лин появился на собственном острове далеко не сразу.
Он исправно связывался с Зурой каждый день и, по его словам, страшно переживал, что не может прибыть. Но дел на него свалилось еще больше, чем раньше.
Во-первых, оставалось подписать договор с вождем морского народа. Это отняло еще два дня: инцидент с обоюдным нападением удалось замять, замолчать и списать в архив, но, по словам Лина, это было совсем нелегко.
Во-вторых, после подписания договора нужно было еще разобраться с этими бухтами, заблокированными льдом. Из-за несостоявшейся битвы двух машин по обе стороны баррикад осталось очень мало магов, готовых помогать Лину; по словам волшебника, ему пришлось заниматься этим льдом чуть ли не в одиночку. Ему содействовали разве что Майя с ученицами (но маги огня плохо растапливают чародейский лед), да пара тервириенских магов, не состоявших в Ассоциации. По их словам, прежде они считали затею Лина гиблой, но, когда договор был подписан, и заклинание, ограничивающие вылов рыбы, сплетено над морем, они признали его правоту.
Но все равно этого было невероятно мало.
Когда три недели спустя лодка Лина ткнулась в старенький причал у подножия маяка, маг казался серым от усталости и еле держался на ногах.
Зура встречала его на берегу, закутавшись в старый плащ мага, который нашла в одном из сундуков. Он был ей коротковат, но ее порой еще била дрожь от ветра с моря, а пахнущая солью шерсть давала защиту.
— Ну как корью? — спросила она Лина. — Начали нерест?
— Нерестятся только рыбы в пресных реках, — покачал маг головой. Он не смог вылезти на причал нормально, просто сел на почерневшие доски. — Но корью отложили икру, я видел. Не думаю, что…
Он впервые посмотрел Зуре на лицо и осекся.
— Хороша? — она опустила уголки губ вниз, изображая то ли сарказм, то ли иронию.
— Прелестна, — Лин почему-то улыбнулся так, будто говорил серьезно. — Ты прости. Это мои ошибки. Я должен был предусмотреть…
— Ничего, — Зура помогла ему встать. — Ничего ты был не должен. Но сделал даже больше, чем мог.
Вместе они пошли к маяку. Зура все еще прихрамывала, но несмотря на это (а может, именно поэтому) она забрала у Лина сумку — маг чуть ли не шатался. Сумка показалась подозрительно тяжелой, хотя, насколько ей было известно, у волшебника было немного вещей.
— Я прихватил твою книгу с корабля, — пояснил Лин.
— Какую? — удивилась Зура: казалось невозможным, чтобы у нее была книга. Потом до нее дошло: — А, «Три друга-мстителя»? Вообще-то, это твоя книга. В смысле, я взяла ее в твоем доме.
— Именно, — кивнул Лин. — Помню, в детстве я ее обожал.
— Я уже вряд ли буду дочитывать.
— Могу рассказать, чем все кончится.
Зура хотела было отказаться. Но до маяка оставалось идти еще довольно много (с черепашьей-то скоростью Лина), и хромая нога начинала неприятно ныть. Нужно было не лениться, а разрабатывать.
Сцепив зубы, но стараясь, чтобы Лин не заметил, она сказала:
— Ну давай. Трави.
Лин, какой бы серый он ни был, охотно послушался. Вот есть же люди, для которых работать языком — главное развлечение.
— В конце оказалось, что отца Пеоля убил сам Пеоль. И даже не совсем случайно. А маг Дериан был виновен только в том, что разорил беднягу… Все это так подействовало на чувствительного Таола, что он тут же слился с океаном, не дожидаясь положенного срока, а Дамиан вызвал Пеоля на дуэль.
— Жуть какая, — совершенно искренне сказала Зура. — Такие друзья! А еще они мне так нравились, особенно Пеоль. Таол какой-то слишком… неземной даже для мага. А Дамиан простоватый.
— Да? — удивился Лин. — А мне Дамиан нравился больше других.
— И чем кончилась дуэль?
— Книга кончается, не дойдя до дуэли. Они просто сидят на скале над морем, в которое навеки ушел их друг, молчат и не знают, как глядеть друг в другу в глаза.
— А такая веселая история была…
— На самом деле весьма характерная концовка для романа той эпохи. В прошлом веке считалось, что чем меньше концовка соответствует началу и чем более незаметно совершился переход, тем выше мастерство автора.
Зура много чего могла бы рассказать про этих бессердечных писателей, которых не заботят ни герои, ни читатели, но они, к счастью, добрались до маяка.
Линова спальня, где Зура никогда не была, находилась на втором этаже, и маг настоял, чтобы подняться туда.
Там оказалось пустынно: воздух был сырой, даже затхлый.
Не обращая внимания на пасмурную погоду, Лин распахнул единственное окно.
— Мне очень хочется поговорить с тобой, — проговорил он извиняющимся тоном, — но сейчас, боюсь, я способен только спать. Ты подождешь?
— Подожду, — деланно зевнула Зура, — я не тороплюсь особо. Нога с рукой еще не долечились. Это, конечно, уже никуда не денется… — она махнула рукой на щеку и лоб.
Лин поймал ее запястье. Удивительное дело: обычно-то он ловкостью не отличался.
— Ты самая красивая, — пробормотал он, хотя она видела, что смотреть на нее ему неприятно. — Лучше всех.
Потом, укладываясь, он еще долго бормотал что-то о том, как, может быть, они сейчас заложили основы взаимопонимания между народами, и маяк этот рано или поздно заработает снова.
Зура дотемна сидела в кресле-качалке в его спальне, смотрела в тускнеющем свете из окна, как маг спит. Она понимала, что надо уходить.
Дело, конечно, не в шрамах. Она же не какая-то смазливая вертихвостка, у которой ничего кроме личика нет и не будет. А Лин, наверное, прав: сейчас он еще не привык, да и винит себя за ожоги. Потом привыкнет. Да и шрамы пока красные, воспаленные, вспухшие. Со временем поблекнут. Лицо, конечно, останется перекореженным, но все-таки легче будет смотреть.
Просто…
Лин всего себя вложил в этот договор, в это заклятье. В то, чтобы между морем и сушей установился мир. А Зура убивала этих рыб, и убивала их с дикарским, животным наслаждением. Это были ее враги, и они должны были умереть.
Можно сражаться с другими, но себя победить нельзя. Можно выгнать войну отовсюду, но из человеческой души она никуда не денется.
Поэтому Зуре и нечего делать рядом с магом.
Ничего. Эта история закончилась. Начнется другая.
Такова жизнь. В ней много историй.
В заключении магического контракта нет ни пафоса, ни пышности.
Когда он совершается между двумя людьми, они смешивают свою кровь в чаше с морской водой, потом отпивают по глотку из этой чаши. Чуть-чуть отливается в открытую воду: в реку или в море. Остаток разливается в три флакона. Можно и в один, но три — безопасней.
Один флакон хранит у себя посредник (в случае проститутки и клиента это бордель), два других забирают себе стороны и размещают по своему усмотрению. Рекомендуется поместить в банк.
Чтобы разорвать контракт, необходимо уничтожить все три флакона.
По крайней мере, столичные гетеры и их клиенты в это верят.
Они не знают того, говорил Лин, что эти три флакона — обманка, камуфляж. Значение имеют не они, а те три глотка: по одному для договаривающихся сторон и один для стихии, чтобы она была свидетелем. С остальными флаконами потом можно делать что угодно: хоть бить их, хоть жечь.
Когда Зура поинтересовалась у Лина, почему он не расскажет это всем, тот только брови поднял:
— Кто бы заключал договор, зная, что его нельзя разорвать? А чем меньше у людей возможностей вредить друг другу, тем лучше… К тому же, я совсем не уверен, что договор не изнашивается со временем.
Заключение магического контракта между Мариендом, поверенным Голоса голосов, и Великим вождем морского народа, Зура не видела. Не знала, мешали ли там кровь, не знали, куда эту кровь потом отливали. Но Майя рассказала ей, что когда все было сделано, будто золотистая пелена легла на волны, берег и горы.
— И все, — сказала она, — ни морскому народу, ни наземному стало невозможно вредить друг другу на этом участке шельфа. Мы должны жить в мире и пользоваться дарами моря совместно, — потом она засмеялась. — Все-таки только Лин мог придумать такую чушь, да еще и в жизнь ее претворить! Это как в сказках.
— Думаешь, будут неприятные последствия? — спросила Зура.
— Будут, — ответила Майя уверенно. — И для Лина в первую очередь.
Потом помялась, будто сомневалась, сказать или не сказать, и добавила просительно:
— Ты уж не бросай его…
Майя, конечно, не знала, что это невозможно.
Должно быть, Зура задремала в кресле, потому что ее разбудил какой-то шорох или стук внизу, за стенами маяка.
Это было странно: за время своего пребывания здесь Зура привыкла, что на острове никогда не бывает по-настоящему тихо. Море шумело всегда: ворочалось, вздыхало, шелестело.
Может быть, это все маги, что растворились, ушли в море прежде, голосили и шептали в складках волн, пытаясь на что-то намекнуть или о чем-то предостеречь?
А может быть, это был вовсе не звук, а что-то сродни уколу предчувствия…
— Лин, — она ткнула мага рукой в плечо, и он сразу же проснулся, сна ни в одном глазу, растерянно сел на постели.
— В чем дело?
— По-моему, на острове кто-то есть. Кроме нас.
— Антуан? — проговорил Лин чуть растерянно. — Он говорил, что заглянет. Может, Тиана притащил сюда? Они подружились…
Но чутье Зуры в голос вопило: никакой это не Антуан, и его дружба с Тианом тут не причем. От Тиана не исходило такой угрозы, неприятной и как будто знакомой. Да что там знакомой… Было ощущение, что Зура совсем недавно сталкивалась с той же опасностью.
Ей казалось, она подумает и поймет. Вот-вот поймет. Майя говорила: остерегайтесь последствий. И еще что-то, какой-то разговор…
И тут в окно над головой Лина ворвался язык пламени.
Если бы маг не сутулился, тут бы ему и пришел конец. Но, к счастью, он всего лишь охнул и скатился с кровати.
Оконная рама вспыхнула, будто пропитанная каким-то составом.
Зура схватила Лина за руку и вздернула на ноги. Босиком, но не обувь же искать! Ничего, им бы только спуститься на первый этаж, а там до моря рукой подать. В море водного мага не одолеть…
…Если только противник не из морского народа. А он точно из морского народа — кто еще владеет магией огня?
И тут прямо из люка в полу ударила струя морской воды, ломая перекрытия и затопляя пол. Зура этого не ожидала, и вода ударила ее прямо в лицо, сломав, наверное, нос — она упала навзничь, захлебнувшись соленым; по вкусу наполовину морская вода, наполовину кровь.
Боль была адская.
Миг спустя под ней проломился пол, и она рухнула на нижний ярус маяка.
Наверное, ей сказочно повезло, что она не пересчитала спиной все ступени винтовой лестницы, а упала рядом с ней. Наверное. В тот момент из нее вышибло дух, и несколько секунд она не думала ни о чем и не воспринимала ничего, только боролась с невидимой темной рукой, сжимающей грудь. Это была даже не боль, нечто за гранью боли, что выламывало тело и душу.
Буквально у лица Зура увидела сандалии и по какому-то капризу сознания даже различила их цвет: темно-синяя замша, серебристые застежки на щиколотке. Цвета Ассоциации Тервириена. Вот дерьмо, а она была уверена, что из них никого не осталось…
— А я говорил, что это очень самонадеянно, — произнес над головой холодный голос Риуны Салема. — И вдвойне самонадеянно, Темсин Лин, что ты так и не отдал себя морю. Поэтому сейчас ты проиграешь, а твое заклятье разрушится.
— Боюсь, ничего у тебя не выйдет, — тихо и хрипло сказал Лин где-то сверху. — Даже если я погибну, магический договор не будет разорван.
— Ну что ж, — кажется, Риуна улыбнулся, — тогда это означает, что нам с моими союзниками просто-напросто придется пытать тебя, пока ты его не снимешь. Я слышал, у тебя всегда есть туз-другой в рукаве.
«Мать вашу», — подумала Зура, пытаясь дотянуться до кинжала на поясе.
Руки не слушались. Совсем. Неужели хребет перебила? Лучше умереть.
Вдруг Риуна сдавленно вскрикнул и рухнул на пол, рядом с Зурой. Она вновь поразилась, какое же у мерзавца красивое лицо — чудо просто.
— А вы, смотрю, развлекаетесь без нас с дочкой? — спросил веселый голос Антуана. — Могли бы и раньше позвать.
И Зура с чистой совестью потеряла сознание от боли.
Если ты сложил песню, а она обошла моря от края до края, и вернулась к тебе, и ты не можешь ни слов распознать, ни ритма, и говорится там вовсе не о том, что ты хотел сказать, а о вещах противоположных, и узнал ты ее только по началу или по окончанию, и тебе от этого солнце стало не мило, а волны не радостны, пойди налови рыбы, поешь хорошенько, а потом спой еще со своими ближними. Только земной народ переживает из-за таких пустяков.
Все-таки иногда выходит, как в книжках: очухиваешься после ранений где-нибудь в лежачем положении и слабым голосом просишь воды, а потом спрашиваешь, сколько времени прошло и целы ли у тебя руки-ноги. В Зурином случае — спина.
(Со спиной все оказалось все относительно в порядке, просто куча синяков и мышцы потянула — из нее вышибло дух, когда она упала, так сильно, что и пальцем пошевелить было нельзя.)
Но все-таки открывать глаза и первым делом видеть перед собой Сердечный Пик в створе дверей — это совершенно особенное дело.
Тогда она, конечно, не знала, что это Сердечный Пик. И подумала просто: что за хрень, почему горы сияют хрусталем?
Спустя несколько недель она даже, превозмогая боль во всем теле, вскарабкалась до середины и полюбовалась на сверкающие под солнцем водопады, что, пенясь, вырывались из вершины, словно игристое вино из горлышка бутылки.
Сбегая по склонам пика, ручьи разливались шире, орошая узкие зеленые долины, а потом наполняли желоб, тянущийся вдоль Края. Поэтому над Краем вечно клубился водяной дым и пар, словно у подножия водопада.
Зуре раньше и в голову не могло прийти, что на голых каменных валунах небесного народа так красиво. Правда, холодно: она все время куталась в два подбитых мехом плаща, и все было мало. Шаманка Урсти говорила, что это нормально. Телу не хватает здоровья, вот оно и не может удерживать тепло.
Но при этом, будто жалея Зуру, шаманка опустила каменный остров небесного народа пониже, где ветер был не так силен и холод не так донимал.
В тот день Зура оправилась настолько, что с утра ходила только в одном плаще. Ничего, терпимо.
Урсти, которая перетирала пестиком в ступке сухие травы, сидя перед своей хижиной, неодобрительно покачала головой.
— То же самое, — пробормотала она. — Козью шерсть ткать научись сначала, а потом лечи себя сама.
Зура засмеялась и поклонилась старушке.
Небесный народ кланялся по любому поводу — им это заменяло кучу слов. Поклоны у них, в отличие от обычаев наземного народа, не были знаком унижения. Просто они так общались. Зура быстро этот обычай переняла: он ей нравился куда больше, чем рыбье многословие.
Решив, что после неодобрения Урсти ей ничего не страшно, она отправилась поговорить с Лином.
Волшебника можно было особенно и не искать: он не уединялся и не прятался. Каждый день обязательно навещал Зуру и говорил с ней ласково, расспрашивая о здоровье; старался есть всегда вместе. Но то были разговоры здорового с больной. Даже, пожалуй, даже разговоры опекуна с опекаемым. А ей сейчас хотелось поговорить с ним по-другому.
Сил уже не было видеть боль и вину у него в глазах. Хуже собаки.
Она нашла его на любимом месте: этот пригорок вырос своевольно возле самого края, и, сидя на небольшом уступе, можно было заглянуть вниз. Сегодня погода не баловало: все вокруг было затянуто облаками. Их серая клочковатая плоть проплывала сейчас под каменным островом.
«А ведь очень хорошо видно отсюда, — подумала Зура, — что облака — это тоже водяной пар. Может ли Лин управлять облаками? Или для этого нужно больше могущества, нужно слиться с океаном?»
Лин, увидев ее, начал подниматься на ноги, но Зура только махнула рукой и уселась рядом с ним, свесив ноги через край.
Упасть с острова так было нельзя: всего в паре метров под ними, невидный отсюда, тянулся довольно пологий, поросший жесткой травой склон. Но казалось, будто ты летишь над бездной.
— Знаешь, — начал Лин вдруг, не глядя на Зуру, — а я ведь не знал на самом деле, как зовут твою мать.
— Что? — не поняла Зура.
— У меня был приятель, Нис Мериоль. Ты вряд ли слышала это имя. Лет десять назад он посетил Степи, составил что-то вроде словаря, записал предания и поэмы. Я помогал ему их издать. Естественно, прочел… Словечко «акай» я подцепил именно от Мериоля…
— Да, — сказала Зура. — Произношение у тебя хорошее.
— Я всегда легко учил языки. Так вот, в этой книге было предание о непокорной воительнице Зейлар, бросившей вызов хану Томаку. У нее было двое детей, которые бежали от гнева хана. Я назвал тебя ее дочерью скорее наобум.
— Ясно, — ответила Зура.
Она не знала, как начать.
Klodwig. Тэмсин Лин и его остров
— Ты знаешь, что потом становится с этой водой? — продолжил Лин тем временем, будто собрался целью собрать все малозначительные темы — лишь бы не говорить о том, что волновало их обоих. — Той, которая опадает за Край?
— Да, — кивнула она. — Подземными протоками она попадает в резервуар в центре острова. А там каменная сердечная жила, что бы это ни значило, пульсирует и загоняет воду на самый верх Сердечного Пика. Мне Урсти рассказала. Местные говорят про камни, будто они живые.
Лин слабо улыбнулся.
— Ну, они знают, что острова составлены из тел магов, окаменевших в конце жизни. Поэтому ничего удивительного, что камни для них — живая плоть и ведут себя так же.
— Ты думаешь, это правда? Мрачновато как-то. Есть, пить, выращивать овец и ложиться спать на трупах…
— Пить трупы, вдыхать трупы, — Лин продолжал улыбаться. — Весь мир — круговорот мертвецов. Почему, собственно, нет?
— Ты можешь не сливаться с морем, если не хочешь, — произнесла Зура в ответ на слова, которые так и не прозвучали. — Это ведь не обязательно. Никто не запрещает тебе прожить жизнь человеком.
«Со мной» — этого она не добавила.
— Ты не получила бы столько ран, если бы я имел больше власти над морем, — покачал головой Лин. — Более того, если бы я был слит с морем достаточно, я имел бы силы, чтобы в одиночку провернуть всю эту затею с магическим контрактом. А теперь… я даже не знаю. Погибло множество людей с обеих сторон. И главное — обе стороны открыли магические секреты, которые без этой войны оставались бы тайнами… Кто знает, как они теперь их применят?
— Ну, тут уж ты не при чем, — Зура пожала плечами. — Во время войны всегда всякое придумывают. Ты-то пытался все предотвратить.
— Да. Пытался. Я… правда не знаю, насколько хватит моего контракта, если и наземный, и морской народ будет упорно пытаться его разрушить. И главное… — он вздохнул. — Ты понимаешь, что мы теперь — персоны нон-грата в Тервириене и окрестностях? Нет, на словах-то мы герои, но на деле слишком много людей с обеих сторон оказались недовольны. И даже те, кто поддерживали нас, со временем тоже поймут, что во многом их одурачили. Картели все-таки потеряли значительные прибыли, у военных оказались связаны руки, у Голоса голосов — тоже… Мы выиграли только за счет скорости.
— Я заранее знала, что так будет. И ты знал. Ну, мне теперь остаться неузнанной легче легкого.
Лин повернулся к ней, потянулся, коснулся пальцами ее щеки.
— К сожалению, — тихо сказал он, — таких людей, как ты, слишком мало, и вас видно слишком далеко.
Зура подумала, что он ей льстит. Это Лина видно далеко; это таких, как он, мало. Но опять, как раньше, она не стала противиться искушению.
У волшебника были сухие обветренные губы, и целовал он ее именно так, как и должен был, дважды чуть не похоронив. Зура с острым, отчаянным сожалением подумала, что надо было вцепиться в него гораздо раньше — глядишь, ее выздоровление это ускорило бы.
Уже третье выздоровление за последние пару месяцев; и шло оно медленнее предыдущих двух.
— Я… — проговорил Лин, когда они отпустили друг друга. — Я бы охотно остался здесь надолго. Переход ли бы с острова на остров. Урсти мне уже изнамекалась, что маг воды им пришелся бы очень кстати. Но я понимаю, что тебе тут делать нечего.
Зура нахмурилась. Неужели он намекает, что…
Но Лин говорил прямо противоположное.
— Я хочу отправиться далеко, — продолжил он тихо, — где еще никогда не бывал и где меня никто не знает. Посетить северные моря, которые полгода подо льдом — там морской народ не живет, и мстителей мне нечего опасаться. Или даже наведаться в Степи — мне всегда интересно было, правда ли, что они появились вследствие злоупотребления стихийной магии… Ты… тебе по душе этот план?
— Скучно точно не будет, — ответила Зура.
В ту ночь они заснули вдвоем в холодной, продуваемой ветрами хижине. Зуре снился сон, который казался их общим. Он менялся, путался и вился, выхватывая из небытия то сута, нежащегося в солнечном пятне на мозаичном полу, то старого рыжего кота без глаза и без уха.
— А все-таки, мастер, — говорил Милс Тревон, и его открытое лицо светилось такой любовью, что делалось больно сердцу, — а все-таки и ты когда-нибудь найдешь женщину, которая тебе сердце вылечит. Нежную, тоненькую, словно солнечный цветок…
— Найду, — отвечал ему Лин, постаревший, потрепанный, в мокрых и грязных одеждах. — Имя у нее будет как гром, а сама она будет подобна молнии в грозовом небе.
— Еще не встретил, а уже стихи сочиняешь? — улыбался Тревон.
— Не я. Это из старой баллады степняков.
— Не знал, что у этих дикарей стихи бывают.
— Еще какие, мой друг. Еще какие.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ