Молнии Великого Се (СИ)

— Камень! Свяжи этого негодяя покрепче и запри в одной из кают, только желательно подальше от Глеба!

— Госпожа! — умоляюще глянул на нее Синеглаз. — Ты забыла одно обстоятельство! Посмотри на приборы! Если я не ошибаюсь, пока мы выясняли отношения, корабли Альянса приблизились к нам на расстояние выстрела, а твой телохранитель, хоть и научился палить из пулемета, вряд ли сможет попасть в двигатель звездолета из метеоритной пушки.

— Можно подумать, ты сумеешь! — хмыкнула Лика.

— Я служил в войсках Вашего Содружества!

— Тогда понятно, кому мы обязаны Ванкувером!

— Прошу прощения! — княжич даже слегка обиделся. — Моя задача заключалась лишь в том, чтобы подкупить или запугать одного слизняка из штаба, имеющего доступ к секретной информации, а боевые вылеты я совершал честно!

— И ты еще этим похваляешься! — Камень так сильно прижал Синеглаза к полу, что у того хрустнули ребра.

— Мне нечего стыдиться, — с натугой прохрипел княжич. — Я присягал на верность другой стороне.

— А сейчас решил переметнуться! — сыронизировала Лика. — Странно, крысы обычно бегут с тонущего корабля.

— Альянс грозит гибелью моей Родине! — воскликнул Синеглаз. — И я, как царский сын, должен ее защищать!

Камень ослабил хватку, ибо ему показалось, что парень говорит искренне. Ну и намешано же в нем! Добро и зло, царская кровь и наследие беспощадного оборотня-цареубийцы, подлость, благородство и не совсем понятные представления о долге и чести. А еще, Камень это видел, княжич был совершенно искренне влюблен в Лику.

Девушка тряхнула головой, пытаясь рассеять наважденье устремленных на нее желанных синих глаз:

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что я люблю тебя, дочь царицы Серебряной! Ради тебя я едва не убил собственного отца, покушавшегося на твою жизнь в образе Роу-Су. Ради тебя я встал между отцом и твоей сестрой, позволив ей уйти с разгромленной станции вместе со скрижалью. Ради тебя я отправился к этому старому ворчуну Словореку и уговорил его спуститься со своих высот в Земляной Град и не дать свершиться несправедливому судилищу, за что вновь едва не поплатился жизнью. Отец в бешенстве отдал меня на растерзание людям Земли и Урагана. Спасибо твоей сестре и ее супругу, что я все еще жив.

— Все, о чем ты рассказал, слишком напоминает банальную борьбу за власть! — поморщилась Лика.

Она стояла надменная и неприступная, точно высеченная изо льда скульптура, но Камень видел, что в душе ее происходит жестокая борьба. Ее сердце, впервые охваченное огнем любви, велело ей поверить княжичу, обогащенный мудростью вестников разум призывал к осмотрительности. Сделать выбор помог враг. Корабль содрогнулся, попав в поле ударной волны предупредительного выстрела, и в рубке зазвучал бездушный, явно нечеловеческий голос, требовавший, говоря доступным Камню языком, определить себя или назвать пароль.

Лика слегка скорректировала курс, уходя от удара, затем повернулась к Синеглазу.

— Любезный родич, не соблаговолите ли Вы занять место у боевого орудия, — с величием, которому бы позавидовала даже ее царственная мать, повелела она.

Камень освободил пленника, но княжич остался в той же согбенной позе.

— Позволь, драгоценная, сначала прикрыть наготу, — попросил он. — А то девчоночья одежонка твоей сестры мне и на нос не налезает!

Лика с насмешливо-смущенным видом достала откуда-то с полки комплект одежды вестников и нарочито отвернулась к приборам. Камень про себя отметил, что несколько раз она не удержалась от искушения заглянуть в зеркальный экран, и не осуждал ее. Как и Ветерок, княжич отличался редкостной статью и красотой.

Сноровисто справившись с одеждой, которая, судя по всему, была ему более чем привычна, Синеглаз присел в одно из кресел возле «пульта управления», и его пальцы стремительно заскользили по приборной панели.

— Что ты делаешь? — возмущенно воззрилась на него Лика.

— Передаю в эфир позывные Альянса и пытаюсь выровнять курс, чтобы не поставить корабль под удар. Для нас сейчас это единственный шанс подбить хотя бы парочку другую кораблей противника до того, как змееносцы нас расстреляют в упор!

Хотя репутация княжича не заслуживала никакого доверия, Камень вынужден был признать, что его план не лишен здравомыслия, напоминая тот, которым в Ущелье Спасенных воспользовался Ветерок.

Лика, однако, вновь нахмурила брови:

— А потом?

— Потом есть два варианта, — обворожительно улыбнулся ей Синеглаз. — Попытаться спастись позорным бегством или героически погибнуть. Гены отца советуют последовать первому варианту, но кровь матери склоняет меня ко второму.

Во взгляде Лики Камень прочитал восхищение:

— Мне тоже больше по душе второй вариант, — проговорила она, — но я бы предпочла придумать какой-то третий.

— Тогда думай! — поклонился ей Синеглаз.

Он подхватил Камня под руку, и они взбежали на орудийную палубу корабля.

Вступая в этот неравный бой, Камень хотел верить, что они с княжичем и Ликой не просто ненадолго отодвигают срок неизбежной гибели большинства жителей Сольсурана, включая недавно обретенных родных, а дают возможность Урагану и его избраннице разгадать головоломку, которая ждала своего решения столько лет. Удалось ли Ветерку и его товарищам отыскать корабль? Сохранили ли свою сокрушительную мощь божественные молнии? И среди каких ядовитых змей и свирепых оборотней вершит свой путь зачарованная тайной, покорная своей судьбе сольсуранская царевна?

========== Путь между двух змей ==========

И все-таки, из всех предпринятых ею когда-либо авантюр эта была самой безумной! И чем дальше они с Вадиком оставляли стены Гнезда Ветров, тем отчетливее Птица это понимала. И дело было даже не в том, что только одержимый или утративший связи с реальностью мечтатель вроде Вадика мог покинуть укрепленную крепость и искать себе на голову приключений в охваченной войной стране.

На самом деле, в родовой твердыне Ураганов было далеко не так безопасно, как полагали поселяне, поколениями привыкшие искать защиты за каменными стенами. Особенно если в войну вступили вооруженные бронебойной техникой змееносцы. Да и путь, проходивший через владения Табурлыков, Косуляк и Козергов в направлении, противоположном движению варраров, на поверку вышел куда спокойней того маршрута, который в прошлый раз проложили Иитиро и Камень. Землепашцы и пастухи, к которым они дважды обращались с просьбами о гостеприимстве, сочли за честь предоставить кров и еду божественным посланцам. Хотя Птица и не раскрывала своей принадлежности к царскому роду, на этот раз она решила не таиться. Все равно из той затеи ничего путного не вышло.

Когда же обитаемые земли остались позади, Вадик с гордостью и трепетом достал из рюкзака бластер с полным аккумулятором, который, оказывается, все это время находилось при нем. Птица с болью подумала о том, что лучевое оружие нашло бы более эффективное применения во Дворце Владык, не говоря уже о Пустыне Гнева.

Вадик посмотрел на нее непонимающим взглядом:

— А твой Олег и остальные меня ни о чем и не спрашивали! И потом, должен же я как-то нас с тобой защищать!

Птица со вздохом подумала, что неутомимому фантазеру нужна была защита прежде всего от себя самого, но предпочла промолчать. При упоминании имени супруга у нее тревожно засосало под ложечкой, и накатил приступ дурноты. Похоже даже дитя в утробе не одобряло ее беспечности. Имела ли она право ослушаться? Не сделала ли роковую ошибку, доверившись Синеглазу, который в ее обличии теперь свободно разгуливал по крепости и имел полную возможность открыть ворота врагу? Впрочем, это еще вопрос, кто на поверку оказался большим обманщиком: княжич или его сводный брат?

***

Когда Обглодыш ей едва ли не с гордостью сообщил, что с семейством князя Ниака его связывают родственные узы, Птица какое-то время не могла ему поверить. Она уже привыкла, что на челядь сольсуранцы, живущие по заветам Великого Се, смотрели, как на «молодшую чадь», то есть неразумных детей, о которых надо заботиться, взамен ограничивая их свободу. Что же касалось обитателей царского дворца, то для них рабы в лучших традициях развитых античных демократий и средневековья являлись всего лишь говорящими орудиями, мало чем отличаясь в правах от зенебоков и других тягловых животных. И все же бесчеловечное отношение, которое проявлял князь Ниак к родному, пускай и не самому знатному сыну, выходило за рамки любых подходов и теорий. Тем более что мать мальчика, как оказалось, принадлежала к одному из сольсуранских народов.

— Она звала меня Муром, поскольку сама принадлежала к племени Горного Кота! — с нежностью, словно материнское благословение, смакуя сокрытое ото всех имя, сообщил Обглодыш. — Наемники князя Ниака выкрали ее для своего господина, когда родичи отказались ее подарить или продать. В отместку мой отец сделал ее портомойкой и прислугой в дворцовых банях, где, как ты знаешь, всякое непотребство считалось в порядке вещей. Именно поэтому он и не торопился меня признавать, хотя не только отлично знал, что я тоже принадлежу к его роду, но и пользовался этим, когда ему было выгодно.

Ох, следовало тогда Птице вместо того, чтобы попусту сокрушаться о жестокой судьбе одной из многих тысяч несчастных, сообразить, что в деле, которое она задумала, вполне можно обойтись и без Синеглаза. А что до Обглодыша, вернее Мура, ибо это имя больше подходило для его нынешнего обличья, то таким образом он свершил небольшую месть. Негодник отлично знал, что скрижаль по замыслу ее создателей можно использовать не более раза в месяц, и князь Ниак, который, случалось, менял обличье несколько раз на дню, не всегда прибегая к древней магии скрижали, попросту разрушал себя снаружи и изнутри.

Трудно описать ту ярость, в которую пришел Синеглаз, когда вполне привычное и обжитое тело Роу-Су стремительно уменьшилось в размерах, верхние конечности утратили силу и ударную мощь, а отправлявшие тело в головокружительные прыжки задние лапы превратились в пару стройных девичьих ножек.

— Что ты сотворил со мной, скотина?! — ревел княжич на все подземелье, пытаясь дотянуться до горла Обглодыша, и не совсем, видимо, сознавая, что их силы сейчас приблизительно равны.

Как ни странно, голос у него не изменился.

— Теперь, думаю, ты сможешь оценить, каково мне было, когда вы с отцом ради ваших грязных делишек превращали меня в девчонку и отправляли в покои сановников и послов! — мстительно сверкнул фиолетовыми глазами мальчишка, разом припоминая все унижения, через которые ему пришлось пройти за годы жизни во дворце.

— Нашел что вспоминать, неженка! — фыркнул старший княжич, выбрасывая вперед руку и пытаясь ухватить Обглодыша за волосы. — Это и было всего раз или два. К тому же посол из Борго, который вздумал за нами шпионить, был настолько пьян, что заснул, не добравшись до постели, а левый министр — дряхлый старик, который себя самого в вертикальном положении с трудом удерживает, где уж ему приподнять что-то другое.

Как оказалось, несмотря на нынешнюю хрупкость сложения, Синеглаз не утратил боевых навыков и все-таки исхитрился повалить брата на пол, собираясь задать ему хорошую трепку.

— Отпусти его! — потребовала Птица, которую княжич в пылу семейной ссоры поначалу не заметил. — Это я его попросила!

Синеглаз повиновался, тем более, он видел, что с мальчишкой начали происходить приведшие того в ужас изменения.

— Безмозглый дурачина! — пренебрежительно хмыкнул княжич, предусмотрительно покидая пределы клетки до того, как сын невольницы из племени Горного Кота полностью превратился в грозного первопредка. — А ты думал, тебе все сойдет с рук?! Не тут-то было! Когда один из рода князя Ниака меняет обличье, кто-то другой всегда превращается в Роу-Су!

Не без ехидства понаблюдав за муками сводного брата, который катался по полу клетки, разбрасывая волокна травяной подстилки и безуспешно пытался принять прямоходящее положение, Синеглаз по-хозяйски оглядел новое тело. Тот интерес, который вызвали у него характерные выпуклости и округлости, заставил Птицу густо покраснеть.

— А ты, дорогая сестрица, оказывается, неплохо сложена! — заключил он, одаривая царевну таким взглядом, будто это она сейчас стояла перед ним голышом, что, впрочем, было недалеко от истины. — У твоего Урагана отменный вкус! — Княжич плотоядно улыбнулся, так что Птице стало не по себе. — Жаль, что ему так мало осталось! Впрочем, если захочешь родственного утешения, я всегда за. Вот только верну свой нормальный облик!

— Мне некогда с тобой болтать! — как можно строже отрезала Птица, протягивая «любезному родичу» узел с одеждой.

Внутри у нее все клокотало от разрывавших ее противоречивых чувств: с одной стороны, ей хотелось наконец-то как следует проучить наглеца, с другой, она едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться. С каким спокойствием этот беззаконный оборотень говорил о скорой смерти Олега! Как будто сам его приговорил и занес для удара нож.

Впрочем, едва узнав, для какой собственно цели «милая сестрица» затеяла весь этот опасный маскарад, Синеглаз забыл про скабрезности, оставил глумливый тон и принялся отговаривать ее от самоубийственной затеи с такой горячностью и настойчивостью, что ему позавидовали бы дедушка и Олег.

— Дождись хотя бы своего Урагана и остальных коллег! — едва не молил княжич. — Уж если им удалось не только вывести пленников из дворца, но и уничтожить наемную армию и роту бронетехники, то с варрарами они как-нибудь разберутся. Чай не впервой. Насколько я понял, Сема-ии-Ргла не говорили о каком-то определенном сроке.

— Зато скрижаль на него указывает совершенно определенно! — воскликнула Птица. — Если мы сейчас не успеем до Дня Весеннего Равноденствия, то ждать придется тридцать шесть лет. И я не думаю, что Олегу будет позволено так долго задержаться в этом мире!

Она хотела еще высказать свои соображения по поводу поисков амриты и торга со змееносцами, но Синеглаз ее не услышал. Наполненными болью и ужасом глазами он смотрел то на свои непривычно маленькие руки, то на Обглодыша, который, стоя возле решетки, вздымал на загривке шерсть, топорщил усы и хлестал себя по бокам хвостом.

— Тридцать шесть лет! — повторил княжич потрясенно. — Роу-Су столько не живут! Я помогу тебе, дочь царицы Серебряной! — добавил он серьезно и проникновенно. — Только как бы твой Ураган за эту помощь меня не прибил!

***

Зенебоки, подобные атомным ледоколам, сминали старые одеревеневшие стебли, привычно прокладывая дорогу сквозь травяной лес, в котором молодые побеги уже успели набрать силу. В сольсуранских селах свежие сочные отростки новорожденной травы считались главным угощением к празднику, который должен был наступить через два дня, и святость традиции не могла нарушить даже охватывающая все больше земель война. Именно подготовкой к жертвенной трапезе и очистительным обрядам Пещерные Табурлыки объяснили царевне свой отказ прийти на помощь Ураганам. Почти как спартанские жрецы, которые позволили царю Леониду увести в Фермопилы только триста бойцов.

Хорошо хоть народы Козергов и Косуляк понимали, что нарушением клятвы куда сильнее прогневают Великого Се, нежели изменением хода обряда. Тем более в Гнезде Ветров тоже существовало святилище, да и побегов, не говоря уже о хмельном таме и прочем угощении, хлебосольные родичи Олега заготовили едва ли не на весь Сольсуран. Другое дело, что воины, выступившие в поход, отлично понимали, что таме и побегов в Гнезде Ветров доведется отведать не всем.

— Что может быть лучше, нежели встретить праздник в надзвездном краю! — напутствовал своих бойцов великий вождь народа Косуляк Быстроногий. — Погибшие за правое дело там вкушают пищу за одним столом с божественными посланцами.

Птица обнадежила храбрецов, в такое тяжелое время проявивших пример верности, добрыми вестями относительно поддержки, полученной Ураганами со стороны народов Огня и Воды, и продолжила путь.

Какая же жалость, что в Гнезде Ветров у Олега был всего один передатчик! Оказавшись совсем без связи с возлюбленным и его товарищами, Птица не могла ни на миг отрешиться от своих страхов и тревожных переживаний, которые мучительно глодали ее изнутри, словно едкая щелочь или жгучая кислота.

Сейчас битва за Гнездо Ветров, вероятно, была уже в полном разгаре. Птице казалось, что даже сюда, за сотню километров, пройденных за три дня пути по горным тропам, эхо доносило ее отголоски. На просторах травяного леса выли охочие до легкой поживы кавуки, и в небе над горизонтом кружили стаи летающих ящеров. Выдержит ли родовая твердыня? Успеют ли на выручку осажденным Ураганам воины Огня и Воды? Сумеет ли Олег и его товарищи преодолеть ловушки тьмы? Удастся ли им отомстить за погибших в Граде Земли? А что если все без толку, и ее надеждам суждено рассеяться горьким дымом погребального костра? Если Гнездо Ветров падет, а Олег погибнет, какой ей смысл искать Молнии и амриту, продолжать бороться и жить? И только дитя в утробе, присутствие которого все явственнее ощущалось, выматывая в дороге приступами дурноты, требовало отогнать прочь даже намеки на такие мысли.

— Когда дело дойдет до торга со змееносцами, не продешеви! — напутствовал ее в дорогу Синеглаз, помогая Вадику упаковать тюк так, чтобы его вид не вызывал подозрений, но при этом оставлял Птице возможность дышать. — Ты будешь иметь дело с оборотнями и шулерами, у которых даже карты звездного неба крапленые! Да поможет тебе Великий Се!

***

— Лариса! Что это? Откуда здесь он здесь взялся?

Ночь накануне праздника весеннего Равноденствия они с Вадиком провели у подножия каменного сфинкса, который хотя никого и не сбрасывал в пропасть за отсутствием таковой, но самим своим существованием загадок задавал немало. Ибо для порождения сил природы он имел слишком правильную форму, а в качестве творения рук человеческих выглядел и просто невозможным на планете, где пока не умели высекать монолитные изваяния подобного размера.

На рассвете, когда первый солнечный луч окрасил очертания фигуры багрянцем, сфинкс или Роу-Су решил подкинуть неутомимым исследователям еще одну головоломку: на идеально отшлифованной поверхности изваяния, которое Вадик во время своего последнего визита голографировал во всех подробностях и в хорошем разрешении, проступил знак Поднятой Руки.

— Но этого же не может быть! — бормотал бедный поклонник асуров, рассматривая со всех сторон голограмму. — Я же все здесь проверял!

Птица подумала о том, что Предание в той его части, которая касалась сроков исполнения предсказаний, они истолковали, кажется, верно. Она вспомнила рассказ Палия об их удивительном перемещении в Пустыню Гнева и об обагренной кровью руке Олега. Ну, что ж. Кажется, пришло время проверить. Как там в Предании? «Сквозь камень ты зов его сердца услышишь»? Не обращая внимание на недоумевающие взгляды и протестующие возгласы Вадика, Птица сделала на ладони надрез и дождавшись пока кровь обагрит запястье и пальцы, приложила руку к скале.

Прошло около десятка томительных секунд, во время которых, кажется, и сердце забыло, как биться. Потом на поверхности изваяния, там, где у Роу Су обычно находится сердце, открылся проход.

Вадик издал неопределенный звук и обеими руками вцепился в шевелюру, словно опасаясь, что ветер иных миров ее сдует как старую шляпу. Птица даже не стала пытаться затягивать царапину, уже точно зная, что еще до заката кровавый отпечаток ладони ей понадобится вновь. Продезинфицировав ранку и залепив ее пластырем, чтобы не запачкать кровью одежду, она достала фонарик и, освещая им дорогу, шагнула внутрь.

Ее взору открылся туннель с оплетенными силовыми кабелями пыльными стенами и просторное помещение, похожее на бункер или укрепленный командный пункт, оборудованный вполне современной приборной панелью, с готовыми к работе голографическими экранами. При этом особенности архитектуры и техника обработки местного гранита, которым были облицованы стены «бункера», достаточно красноречиво относили время его постройки к эпохе царя Арса или даже более раннему периоду.

— Они там что, совсем рассудка лишились, поганить древний памятник всяким хламом! — Вадик, хотя и с некоторым опозданием, тоже проник в туннель, и теперь его возмущение не ведало границ.

— О ком ты? — поинтересовалась Птица, включая радиоуглеродный анализатор.

— Об участниках первой экспедиции, конечно же! Кто еще мог тут все это побросать?

Птица продемонстрировала коллеге показания прибора, который недвусмысленно сообщал о том, что все оборудование находится на планете не менее двух тысяч лет. То есть попало сюда в эпоху царя Арса. При этом само укрытие, не уступая по возрасту египетскому сфинксу и пирамидам, относилось к той же странной и малоизученной эпохе, которая породила и пещеры Гарайи. Кто и с помощью каких средств соорудил эти циклопические постройки? Кто и от кого здесь скрывался, пережидая какую-то неведомую напасть? Птица решила, что эти вопросы пока могут и подождать. Тем более, даже Вадик, известный технофоб и романтик, как завороженный разглядывал не древние стены, а знакомое и рутинное оборудование, в сотый раз на собственных вещах проверяя несчастный анализатор и убеждаясь в его исправности.

— Быть не может! — наконец сдался он. — Тут все выглядит как новое.

— Вход был надежно загерметизирован, что снижало негативное влияние среды.

— К Трехрогому среду! В эпоху царя Арса не существовало таких технологий.

— А дверь в сокровищницу, а система вентиляции и водоотвода во Дворце? — напомнила Птица.

Вадик хотел что-то возразить, но она его не слушала. В ее памяти пылали врезавшиеся туда каленым железом строки, запечатленные на скрижали. Сейчас к ним добавилось еще одно воспоминание из семейного архива Арсеньевых — сон, вернее череда снов, которые видел отец Олега, легендарный Командор, накануне своего последнего рейса, видения, переносившие его в травяные леса.

— Понимаешь, он ведь никогда не интересовался Сольсураном! Даже новости на эту тему не смотрел! — делился с возлюбленной Олег в те дни, когда, терзаясь от нездоровья, ожидал вестей из Дворца Владык. — А тут не просто запечатленная подсознанием виденная где-то картинка, а точное и осознанное описание, причем того места, которое участники первой экспедиции как раз и не запечатлели. Он тогда очень переживал. Думал, что это какое-то нервное расстройство. Даже эти псевдосольсуранские стихи писать начал, надеясь, что отпустит.

Олег производил поиски и замеры, но, не имея под рукой высокоточного оборудования, позволявшего обнаруживать пустоты и бурить достаточно глубокие шурфы, ничего не нашел. Решил, что не там искал, оказалось — не в тот день.

Птица не сомневалась, этот бункер и пульт — часть ангара спрятанного глубоко под землей корабля. Она прикоснулась к сенсору, и панель, настроенная по тому же принципу, что и вход в убежище, пришла в рабочее состояние. Приборы запросили данные для анализа, привычно развернулись голограммы, и на одной из них Птица увидела Олега, идущего от вертолета к заброшенному храму посреди травяного леса.

— Олеженька, живой! — непроизвольно потянулась она к голограмме и тут же с трудом подавила рыдание: камера услужливо увеличила изображение, а свет наступающего дня озарил любимое, измученное лицо.

Вид супруга вызывал ужас. Словно не было двух недель ее заботы и лечения, словно иной мир, в который обещал отправить предпоследнего из рода царей срок, назначенный Сема-ии-Ргла, уже возымел над ним власть. Глаза жутко запали, к кровоподтекам и ссадинам добавились ожоги. Во время их последнего разговора, рассказывая о битве в Пустыне Гнева, Олег бодрым голосом поведал о четырех танках, которые он подбил, но, конечно, умолчал о том, как сам горел и задыхался в дыму. Обожженные легкие теперь мстили ему удушливым кашлем с кровью, не позволяя нормально дышать. Беспощадное пламя не пожалело и волос, которые Птица так любовно расчесывала, которые после всех мытарств очищала от грязи, разбирала от колтунов. Впрочем, на Ванкувер Олег тоже отправлялся стриженным почти под ноль, и не о волосах сейчас следовало жалеть.

И Олег, и его спутники, включая Смерча, вместо травяных рубах были облачены в форму пилотов с логотипом экспедиции, которая, также, как и запчасти к вертолету, оставалась только на корабле у Лики. Рядом с товарищами как ни в чем не бывало стоял Иитиро, который так беззастенчиво предал их во Дворце Владык.

— А этот-то что здесь делает? — воинственно потянулся к бластеру Вадик.

Впрочем, причины, побудившие Олега вновь довериться Тигру, сейчас Птицу мало интересовали. В конце концов, в вопросы доверия и субординации между разведчиками она даже не пыталась вникать. Любимый вновь стоял у заброшенного храма и безуспешно пытался сдвинуть ведущую в подземелье плиту. Птица видела, как решимость на его лице сменяется обреченностью и отчаянием. Но чем она могла помочь?

— Если внизу мы не найдем корабля, значит его просто нет на планете! — услышала она донесенный скрытым где-то в плитах динамиком голос Иитиро.

— Или его найдут змееносцы, используя Птицу как ключ! — вытерев с губ очередное кровавое пятно, вздохнул Ветерок.

— О чем это они? — по-прежнему нацеливая бластер на голограмму Иитиро, удивленно глянул на спутницу Вадик. — Разве солдаты Альянса уже в Сольсуране?

В каких облаках он только витал?

Но в это время заговорил Смерч, и Птица на этот раз усомнилась в достоверности реальности, в которой сама до этого дня жила. Маленький Ураган на чем свет стоит крыл руководителя проекта и обещал тому на обед его собственные потроха.

— Надо было слушаться нас с варрарским шаманом! — сердито вздернул короткий нос Смерч. — Кабы этот ваш Глеб висел с высунутым языком сейчас над воротами Гнезда Ветров, и корабль нагорье не покинул, и царевны в заложницах не оказались.

— Предатель должен предстать перед справедливым судом, — тихо, но твердо возразил брату Ветерок. — И он перед ним предстанет!

Пока Птица пыталась осмыслить причины, по которым один из наиболее успешных и амбициозных дедушкиных учеников продался змееносцам, Олег вновь обратился к холодным и безучастным плитам старого храма. Для него этот загаданный две тысячи лет назад день должен был решить все. На кону оказались память отца, принадлежность к роду царей, доброе имя и законное возмездие подлецу, который из-за трусости и уязвленного неосторожной фразой учителя тщеславия готов был швырнуть в черную дыру десятки миров. Но сосредоточиться и вспомнить о существовании упоминаемой в Предании скалы в виде горного Кота мешала многодневная усталость и тревога за судьбу возлюбленной, которая, как он думал, оказалась в руках негодяя, изломавшего его судьбу.

Конечно, Птица и сама сгорала от тревоги: в плену где-то среди звезд оставалась Лика, а спрятанный под личиной второй царевны Синеглаз, как и Иитиро, служил вообще непонятно какой стороне. Однако отчаяние на лице любимого, который был близок к тому, чтобы начать голыми руками крушить неподатливый гранит, заставило ее забыть обо всем остальном и пытаться на манер сольсуранцев обнять иллюзорный образ голограммы.

— Олег! Я здесь! Со мной все в порядке! Олег, отзовись!

Она кричала и рыдала, молила и требовала, но передатчик был нем и глух. То ли от времени оказались повреждены какие-то каналы и схемы, то ли обратная связь предусматривалась лишь для тех, кто находился в ангаре.

Тем временем к товарищам подошел остававшийся у вертолета Синдбад.

— Я разговаривал с Вимом, он сумел связаться с командованием и объяснить наше положение, — забыв про акцент, поведал товарищам геофизик. — Корабли Содружества готовы к вылету, но приказ еще не получен, надо согласовать.

— Все как всегда! — скривился Иитиро. — Бюрократия погубит этот мир!

— Даже если эскадра Альянса по примеру Лики не воспользовалась коридором подпространства, на расстояние удара они выйдут уже через двенадцать часов, — мрачно констатировал Синдбад. — Так что наши имеют шанс застать, как и на Ванкувере, сплошные руины.

Птица почувствовала, что у нее темнеет в глазах и подкашиваются ноги. Она знала, что дела их плохи, но не представляла, что до такой степени. А она еще наивно полагала, что, добыв амриту, сумеет поторговаться с Альянсом. Возможно, золотую ветвь Прозерпины и разыскивал исчерпавший всю магию асуров и страшившийся настигшего его род проклятья князь Ниак. Змееносцы хотели получить или уничтожить Молнии. Похоже корабль, доступ к которому Олег и его товарищи никак не могли получить, стал для Сольсурана единственным шансом.

Из оцепенения ее вывел Вадик: потянул к себе, так что Птица едва не упала. Пока она пыталась докричаться до Олега, поклонник асуров производил какие-то не совсем понятные манипуляции с приборной панелью. Хотя Вадик, как все в экспедиции, проходил начальную программу пилотирования и изучения материальной части, от техники он был обычно весьма далек, и его нынешний интерес к оборудованию «бункера» выглядел чем-то из ряда вон выходящим.

— Я тут подумал, а что, если ангар открывается не снаружи, а изнутри? — помогая Птице удержать равновесие, почти виновато предположил он. — И все эти приборы, — Вадик выразительно взмахнул руками, — это пункт управления.

Птица рассеянно кивнула, борясь с искушением в порыве благодарности броситься коллеге на шею. Как она сразу не догадалась? Иначе к чему этот «бункер», скрытый в чреве Горного Кота.

Хватаясь за эту соломинку, Птица обратилась к меню сенсора. Конечно, во время подготовки к экспедиции она тоже проходила курсы и на экзамене рассказывала об устройстве разных типов кораблей. Но одно дело вытягивать билет или выбирать варианты для вопросов теста, а совсем другое найти нужную программу на компьютере, который простоял в травяном лесу две тысячи лет! А что, если строители храма как-то повредили подъемный механизм? Ведь во Дворце Владык знак Поднятой руки Олега узнал.

— Я п-ашел з-а д-ынамитам! — решительно направился в сторону вертолета Синдбад. — Даже предварительные замеры указывают на существование внизу пустот и весьма значительных!

Убоялась ли система угрозы подрыва или наконец поняла, чего от нее хотят два непроходимых гуманитария, но именно в этот момент она отыскала нужный файл. Плита, ведущая в подземелье заброшенного храма, ушла из-под ног искателей так неожиданно, что даже Олег с его феноменальной пилотской реакцией не сумел удержать равновесие и вместе с остальными кубарем покатился вниз по оканчивающейся, кажется, уже в ином мире крутой лестнице.

Включившиеся вместе с освещением камеры наблюдения показали несколько сотен каменных ступеней, разделенных небольшими площадками, на верхнюю из которых приземлились Олег с товарищами, и свод гигантской пещеры, превращенной когда-то в ангар. В глубине, загадочно поблескивая свернутыми зеркалами отражателей, похожий на древнего дракона, стоял надежно сокрытый от посторонних глаз, готовый к вылету корабль.

— Великий Се! — только и сумел вымолвить потрясенный Смерч, озираясь и потирая ушибы.

— Мама, д-арагая! Да тут н-э тольк к-арабль, арбитальную станцию спрятать можн! Это ж н-ас-таяший дв-арец! — по обыкновению бурно выразил свои чувства Синдбад, не замечая, что совсем расплющил своей тяжестью Иитиро.

— Встань с меня! — с убийственной вежливостью попросил тот.

Олег поднялся на ноги молча и, кажется, уже не замечая новых ссадин и синяков, продолжил спуск. Сначала он почти бежал, ближе к концу лестницы перешел на шаг. Последние несколько метров, отделявших его от корабля, он преодолел с таким трудом, словно все тяготы и мытарства последних дней разом навалились на него, навесив на ноги кандальные цепи. В когда-то таких лучистых, шальных зеленых глазах застыла одержимость, напополам со страхом. Бестрепетно вставший в одиночку против четырех дюжин наемников, сегодня он боялся, что корабль не захочет его признать. Тем более, Синдбад и другие, подоспевшие раньше, уже попробовали, и у них, как и следовало ожидать, ничего не получилось.

— Что с тобой, братишка? — участливо глянул на Олега Смерч.

— А-бэзболивающее еще вколоть? — нахмурился Синдбад.

Иитиро, который раньше других догадался, какие чувства обуревают наследника рода царей, сделал товарищам знак помолчать.

— Давай, Олежка! — изнывала у пульта управления Птица, готовая хоть на зенебоке, хоть бегом через травяной лес преодолеть эти два десятка километров, которые отделяли ее от любимого, ободрить, утешить, вселить уверенность.

И словно услышав ее, Олег расправил плечи, весь подобрался, точно витязь, готовый к схватке с неведомым стоглавым чудовищем, и шагнул вперед.

— Есть!

Когда мембрана входа при первом же прикосновении с легким щелчком прогнулась и лопнула, эмоции не сумел сдержать даже внешне невозмутимый Тигр.

— Не понимаю, каким образом у него это получилось? — шумно втянув в себя воздух, взъерошил шевелюру Вадик.

— Это корабль его отца! — вытирая слезы, пояснила Птица.

Олег поднялся на борт, чтобы еще раз получить от систем корабля допуск к работе и ввести данные друзей.

— Это что-то невероятное! — восторженно рокотал Синдбад, осматривая находившееся на борту вооружение. — Тут ударная мощь такой силы, что хватит не только на эскадру, на целую флотилию. Никогда ничего подобного не видел!

— Никто не видел, кроме моих родителей! — устало улыбнулся Олег. — И ракет ровно двенадцать штук, — добавил он. — Точно, как в Предании.

— Не пришлось бы одну из них использовать, чтобы выбраться отсюда! — проворчал Иитиро, осматривая свод.

— Может, попросить тех, кто нам вход открыл? — даже не представляя, как он близок к истине, предложил Смерч.

Птица и Вадик поняли его буквально. Похоже, за шлюзы пусковой шахты и в самом деле «отвечал» Горный кот. На этот раз они справились с поставленной задачей лихо, точно заправские диспетчеры международного космопорта.

— Начинаю отсчет! — занимая место первого пилота, ровным голосом скомандовал Олег.

— С кораблем совладаешь? — с тревогой глянул на него Синдбад.

— Одной левой! — убирая с панели отекшую, желтую от старых гематом, едва сросшуюся десницу, нашел в себе силы пошутить Олег. — Только бы Молнии себя оправдали.

— Куда они денутся! — хмыкнул Иитиро. — Главное, чтоб не накрыло откатом! Я, конечно, уважаю историю, но доживать свой век в эпоху самураев как-то не хотелось бы!

— Если Глеб, пока мы тут бились головой о камень, встретился со змееносцами и передал им сестер, я до него даже из каменного века дотянусь! — пообещал Олег, не подозревая, что его царевна и жена находится всего в четверти часа лета.

Птица уже даже не пыталась докричаться, все равно рев двигателей перекрыл все звуки, а экран наблюдения озарился ярчайшей вспышкой.

«В добрый путь, любимый! Да будут силы, созидающие миры, благосклонны к тебе. Сокруши беззаконных врагов, защити мир, который стал тебе дважды родным, и постарайся вернуться! Я буду ждать, в какие бы бездны пространства и времени ни закинули тебя Молнии Великого Се».

— Думаю, нам пора! — тронул ее за плечо Вадик, когда корабль сделался сияющей звездой на солнечном небосклоне. — Солнце уже в зените, а до Гарайи еще полсотни километров. Мы можем не успеть.

— Воспользуемся вертолетом, — указывая на голограмму оставленной возле входа в храм машины, предложила Птица.

Она и сама понимала, что корабль Олега уже слишком далеко, и чем скорее они с Вадиком доберутся до Гарайи, тем выше вероятность найти загадочный дар Сема-ии-Ргла. Даже в случае, если любимому с помощью Молний удастся в одиночку одолеть целую эскадру, вряд ли Альянс оставит планету в покое. К тому же помимо надежды исправить долю Олега, которую ему уготовили змееносцы и вмешавшиеся в естественный ход времени и последовательности событий Сема-ии-Ргла, обладание загадочной амритой давало ей шансы на еще один торг.

Она, конечно, хотела верить, что Лика, как и Олег, уцелеют в предстоящем жутком сражении, что любимому удастся освободить ее сестру и что Синеглаз не выкинет какой-нибудь мерзопакостный фокус. Но все-таки в предстоящей игре не стоило сбрасывать со счетов сокрытый где-то в заброшенных пещерах бесценный дар.

По поводу освобождения Лики у нее имелась, правда, еще одна надежда. Вместе с «царевнами» и Глебом из Гнезда Ветров пропал и Камень. Тигр печалился, что Могучий Утес мог просто погибнуть, оказавшись поблизости от корабля во время взлета. Однако Олег не исключал возможности того, что воин царя Афру последовал за «своей прекрасной госпожой» и проник на корабль. Конечно, возникший в воображении образ вояки в травяной рубахе, с видом знатока наводящего корабельное орудие, вызывал когнитивный диссонанс, но в последнее время слишком многое из происходящего на планете раздвигало привычные рамки и повергало в прах все теории. Камень во всех недавних событиях показал себя настоящим героем, во время сражения в Пустыне Гнева с ходу разобрался с пулеметом. Да и Синеглаз после своего неожиданного появления на площади Земляного Града в образе Роу-Су, еще ни разу их не подвел.

Вслед за Вадиком Птица покинула пункт управления и запечатала вход. Впереди лежал путь между двух змей и дорога по Звездному мосту.

========== Дар Небесного кузнеца ==========

— Стреляем одновременно по моему сигналу, — скомандовал Синеглаз.

Хотя Камень смутно представлял основное предназначение метеоритной пушки: вроде бы из нее расстреливали обломки звезд, попадавшихся на пути корабля, — приноровился он к ней почти так же быстро, как к пулемету. Прав был предводитель прежних вестников, отмечавший природную способность сольсуранских воинов к любому оружию.

За первые мгновения боя, воспользовавшись преимуществом внезапности, им удалось подбить не два или даже не четыре, как ожидалось, а целых пять кораблей. Княжич, в котором окончательно возобладал воинственный дух его предков по материнской линии и которого вдохновляло присутствие обожаемой им красавицы, был неистов и стремителен, как Роу Су.

В перерывах между залпами он успевал в рубку, чтобы в очередной раз поменять курс, ловко маневрируя между кораблями противника. Лика и Камень послушно выполняли его приказы. При каждом удачном залпе он хохотал, как мальчишка, или издавал победный вопль Горного кота. Перезаряжая орудие, он фыркал и, кажется, вздымал на загривке шерсть, а пару раз даже успел поцеловать Лику, которая ничуть не возражала.

И все же, чем дальше продолжалась схватка, тем яснее становилось, что победителями из нее им не выйти. Боеприпасы у них заканчивались, в корпусе корабля имелось несколько пробоин, Лика только успевала герметизировать новые отсеки. Маневры удавались все хуже и хуже. Но поскольку план номер один был единодушно отвергнут, а план номер три Лика так и не придумала, им оставалось только выпускать оставшиеся ракеты и уклоняться от выстрелов, крутясь во все стороны, точно летающий ящер на сковородке.

Синеглаз окончательно занял место пилота, а Камень, который показал себя не самым плохим стрелком, остался возле единственного уцелевшего орудия. Глядя на экран наведения, Могучий Утес видел не менее десятка кораблей, висевших у них на хвосте. История повторялась. Такой же расклад получался в Ущелье Спасенных, когда они стояли вшестером против трех с половиной тысяч и до этого в горах, когда их преследовал Синеглаз, хотя на самом деле это, кажется, был его отец, укравший обличье сына.

И точно так же, как тогда, Камень задумался о смерти. Сейчас ему представлялась невероятная возможность навечно остаться среди звезд, рассыпаться сверкающей пылью, промчаться полыхающим метеором по небу прямо к крыльцу надзвездного чертога. И, как в оба прошлых раза, эти мысли, к счастью, оказались преждевременны. План номер три начал осуществляться сам собой. Собственно, никакого плана не было, а был лишь корабль, возникший словно ниоткуда и, казалось, посланный самим Великим Се.

Позже выяснилось, что это предположение было не так уж далеко от истины. Бортовой прибор, отвечавший за опознание, показывал, что звездолет с этим серийным номером отправился в свой последний рейс более двадцати лет назад, приняв возле одной из систем неравный бой с эскадрой Альянса. После этого он так и не вышел на связь, потому и корабль, и его экипаж, состоявший из командора Александра Арсеньева и его жены, Маргариты Усольцевой, числились либо погибшими, либо пропавшими без вести.

— Командор Александр Арсеньев! — воскликнула Лика. — Это же отец Олега!

— А по-здешнему — легендарный царь Арс, — как бы невзначай заметил Синеглаз.

— Быть не может! — глаза Лики округлились. — Царь Арс умер не менее двух тысяч лет тому назад!

— Завещав свой корабль, несущий на борту то, что в Сольсуране называется молниями Великого Се, и дар, который ему отдали на хранение Сема-ии-Ргла, своему сыну, с которым его разделила поглотившая звездолет Арсеньева старшего, временная петля, — пояснил Синеглаз. — И, по крайней мере, частью наследства сын сумел воспользоваться!

В самом деле, Ветерок, а это был именно он, появился как обычно вовремя, и оружие, которым был оснащен его корабль, иначе чем божественным Камень не посмел бы даже назвать.

Когда уцелевшие корабли Альянса, перестроившись подобно отряду всадников на зенебоках, зашли для атаки, пытаясь окружить корабль, ради которого собственно и вознамерились вторгнуться в Сольсуран, даже Синеглаз не сумел скрыть волнения!

— Ну, девочки, держитесь! — в своей обычной, чуть насмешливой манере воскликнул он. — Не оказаться бы сейчас в соседней галактике, а то и вовсе в черной дыре!

Впрочем, поначалу ничего подобного не произошло. Ветерок развернул корабль таким образом, чтобы не попасть под огонь пушек эскадры и прибавил скорость.

— Держитесь поблизости и постарайтесь не отстать, когда мы откроем коридор подпространства, — высветилось на одном из экранов его послание, переданное по засекреченному «каналу», недоступному для связных устройств Альянса.

— Слушаюсь и повинуюсь, дорогой! — подражая голосу царевны, пискнул Синеглаз, хотя на его лице играла хищная и азартная ухмылка, напоминающая охотничий оскал Роу-Су.

— Что он делает? — недоуменно подняла бровь Лика, вглядываясь в экран, на котором отображались перемещения кораблей.

Камень, хоть предпочел свое мнение держать при себе, тоже недоумевал: несущая молнии Великого Се огненная колесница кружила и петляла, точно старый больной зенебок, преследуемый в травяном лесу сворой голодных кавуков, то пытаясь поднырнуть под корабли противника, то разворачиваясь боком, то ныряя плашмя.

— Уводит врага подальше от планеты! — с видом знатока пояснил княжич, виртуозно повторяя петли и виражи, от которых закладывало уши и скручивало узлом желудок.

— Ну и лохи у вас в командовании! Разбрасываться такими пилотами! — добавил он, с явным восхищением наблюдая, как Ветерок во время очередного разворота проскочил между двумя кораблями Альянса, вынудив их обстрелять друг друга. При том, что сам Ураган, не желая нанести вред миру, который стал ему родным, еще не выпустил ни одного заряда. — Настоящий сын своего отца, даром что по образованию историк и этот, как его, музыковед. Я бы на такое лихачество точно не решился.

— Но твой отец и не царь Арс! — не упустила случая, поддела княжича Лика. — Если не ошибаюсь, именно на этом звездолете командор Арсеньев вывез три тысячи пленников корпорации Альянса с Ванкувера?

— Именно! — назидательно кивнул Синеглаз. — С того самого Ванкувера, который ваше командование во время последней операции так бездарно потеряло.

Лика собиралась парировать, но в это время на панели высветилось еще одно послание от Ветерка.

— Встречаемся у коридора подпространства! — гласило оно.

Лика глянула на приборы, и на ее красивом лице язвительность сменилась возмущением:

— Но ведь это мой коридор! Он связан с внешним, ведущим на базу! Арсеньев что, безумец или предатель?

— Ну, предатель здесь только один, и он находится взаперти! — успокоил возлюбленную Синеглаз. — А насчет безумца! — княжич тряхнул сивой гривой. — Конечно, заманить эскадру на вашу базу — интересная идея, жаль мне она не пришла в голову. Впрочем, боюсь, пропала бы без толку. Ваши начальники, как на Ванкувере, все прошляпили бы и проворонили! И Арсеньев, думаю, об этом знает не хуже меня!

— Тогда зачем ему коридор? — не унималась Лика, в волнении наблюдая на экране за перемещениями кораблей.

— Сейчас узнаем! — пожал плечами Синеглаз, в позе предельной концентрации застыв у приборной доски. Только шевелились чуткие пальцы, словно княжич просеивал песок, пытаясь перед атакой лучников определить направление ветра, или играл на арфе, заговаривая духов.

Камень тоже глянул на панели управления, пытаясь понять, откуда в черной пустоте, где ни то что стен, а даже небесной тверди-то нет, возьмется какой-то там коридор. Но увы, экраны по-прежнему показывали закорючки и значки, и только корабли следовали по какому-то ведомому лишь пилотам курсу.

Внезапно в черной пустоте междумирья, как решил обозначить пространство, по которому мчались надзвездные колесницы, Могучий Утес, произошла перемена. Появился цвет. Радужное пятно, вначале обозначившееся смутной неяркой точкой, по мере приближения все больше напоминало гостеприимный уголок травяного леса, затерявшийся между черных скал. Сходство с травой или каким-то неведомым, но живым существом, усиливалось из-за того, что края пятна едва ощутимо пульсировали, словно в его чреве билось разгоняющее кровь горячее сердце или его теребил звездный ветер. А при ближайшем рассмотрении «коридор» оказался похож на зияющую рану в ткани мироздания, сквозь которую, словно не желающая сворачиваться кровь, вытекала жизненная сила целых миров и торчали вывернутые жилы нетореных троп.

— Ну, а теперь точно держитесь! — скомандовал Синеглаз. — Пассажирам занять места в амортизаторах!

— По какому праву ты тут распоряжаешься? — сдвинув брови, надула наливные губки Лика.

— По праву старшего по званию и имеющего больше часов налета! — без тени смущения ответил Синеглаз. — Доверься мне! — он накрыл ее ладонь своей. — Все равно командовать этим парадом будет Арсеньев. Тебе знакомы эти координаты?

— Впервые вижу! — удивление шло Лике определенно больше гнева. — Откуда он их взял?

— Бортовой журнал отца, — с помощью очередного послания пояснил Ветерок. — Как и положено, он оставался до конца жизни с капитаном корабля, с ним отправился и в загробное странствие.

— Трехрогий Великан! — воскликнул Синеглаз. — Так вот зачем царь Арс запечатал свою гробницу. Тогда все понятно. Теперь досточтимый потомок собирается загнать эскадру в ту же петлю, которая поглотила корабль будущего основателя династии царей.

— Но ведь прошло две тысячи лет! — ужаснулась Лика.

— Разве это срок для вселенной? — усмехнулся княжич. — Пожалуйста, включи уже, наконец, режим амортизации! — не приказал, а скорее взмолился он. — В противном случае мы рискуем потерять коридор.

Лика нехотя повиновалась, а Камню и вовсе не оставили выбора. Его кресло само собой превратилось в подобие кокона, заполненного мягким, как валеная зенебочья шерсть, но более упругим материалом. Камень почувствовал себя младенцем в пеленках. Впрочем, этот же покров в случае неудачи в путешествии между мирами вполне мог послужить вместо погребального плаща, с той лишь разницей, что мертвым в этот мир никто не оставляет окошка, чтобы не подвергать их соблазну вернуться и бродить отринутым духом.

Здесь, хотя кокон оставался со всех сторон запечатан, а воздух внутрь нагнетался с помощью хитрого механизма, на уровне глаз оказалось стекло или какой-то иной прозрачный материал. Могучий Утес увидел «амортизатор», на время перехода защищающий хрупкое тело Лики, и княжича в кресле, который тоже надел странный костюм, делавший его похожим на собирающегося залечь в спячку полярного табурлыка.

Камень успел обеспокоиться о том, есть ли такие костюмы на простоявшем две тысячи лет посреди травяного леса корабле Ветерка, как знакомая уже тяжесть перегрузки навалилась на него. Утроба недовольно заворочалась, просясь поглядеть, кто там ее обижает, перед глазами поплыла рябь. Но Камень все-таки сумел разглядеть, как чернота на экранах обзора сменяется буйством таких невероятных красок, в сравнении с которыми пестрота травяного леса выглядела серой и тусклой.

Потом корабль снова окружила тьма и где-то вдалеке замаячил разрыв еще одного «коридора».

— А вот и «червоточина» Арсеньева старшего! — прозвучал в коконе немного искаженный устройством связи голос Синеглаза. — Выглядит так, будто его пробуравили не более двадцати лет назад. Интересно, почему командор ее не заделал? Не хватило энергии? Некоторые аналитики до сих пор убеждены что эффект применения Молний сильно преувеличен, а все трансформации времени и пространства — результат неконтролируемого использования телекинетических способностей Маргариты Усольцевой, будущей царицы Тусии.

И вновь Камень встрепенулся, ибо Предание перед ним оживало и играло новыми красками. Он, конечно, понятия не имел, что такое «телекинетические способности», но про супругу первого царя рассказывали удивительные вещи. Говорили, что в минуту опасности она могла не только мгновенно перенестись туда, где требовалась ее помощь, но и забрать с собой всех, до кого могла дотянуться мыслью. Не удивительно, что эту необычную женщину так же, как и ее супруга, наделил своим благословением Великий Се, даровав для защиты от врагов Молнии, в сокрушительной силе которых мог усомниться либо глупец, либо завистливый враг.

— Ваши аналитики готовы доказать любые самые невероятные гипотезы, чтобы оправдать провал проекта «Зеленый жемчуг» и безуспешность попыток создать что-либо хотя бы близкое к Молниям! — словно прочитав мысли Могучего Утеса, не без злорадства срезала княжича скрытая своим коконом Лика. — А что до червоточины, возможно, Командор просто надеялся вернуться. Он же не знал, что возвращаться некуда.

— Почему некуда? — воодушевился Синеглаз. — Битва с эскадрой Альянса Состоялась в окрестностях планеты-курорта Паралайз. Трехрогий великан! Какие там пляжи! И две тысячи лет они были еще лучше! Век бы грелся на солнышке! Конечно не один, — голос княжича приобрел мечтательную и сладострастную окраску. Он явно дразнил Лику, пытаясь отплатить за колкости и за беззаботной болтовней немного скинуть чудовищное напряжение настоящего момента.

— Пляжный отдых для ленивых тупиц! — вылила на него очередной ушат холодной воды недоступная избранница.

— Заметано, дорогуша! Мне тоже больше по душе травяные леса. — Синеглаз ничуть не смутился. — Когда все закончится, мы отправимся с тобой в горы и поймаем там настоящего Роу-Су! Хотя за ушком ты чесала просто мастерски. Лучше любой одалиски! А уж когда брюшко поглаживала…

— Всем приготовиться! — прерывая очередную скабрезность, раздался в рубке голос Ветерка. — Заходим на траекторию атаки. И не высовывайтесь, кто у вас там вообще управляет кораблем.

Увлеченный красотами надзвездных троп и трескотней Синеглаза, Камень слегка позабыл про эскадру. Меж тем корабли Альянса, не прекратив погони, вслед за Ветерком проскочили Ликин коридор и вылетели на «орбиту системы», на этот раз точно вознамерившись атаковать. Их боевой порядок отдаленно напоминал строй дюжины всадников на зенебоках: они то выстраивались, образовывая линию или полукруг, то рассыпались. Ветерок уклонялся от их огня с той же непередаваемой ловкостью, с которой избегал ударов дюжины Ягодника, на этот раз вызывая бурное одобрение выступавшего в качестве его «ведомого» Синеглаза.

Заманив змееносцев ко входу в пока невидимую им «червоточину» первого сольсуранского царя, и выждав, пока они образуют клин, намереваясь расстрелять противника в упор, он наконец сделал залп из всех орудий.

В течение последних дней Камень достаточно насмотрелся на действие оружия надзвездных краев от танков до метеоритной пушки. Успел даже привыкнуть к его сокрушительной мощи. И все-таки зрелище, которое открылось его взору на этот раз, превосходило самые невероятные ожидания.

То есть никакого зрелища-то не было, ибо из жерл пушек корабля, которым управлял Ветерок, вырвалось нечто просто невидимое человеческому глазу. На одном из приборов это выглядело как сокрушительная нарастающая волна, способная поглощать целые миры, изменять пути движения светил и обращать вспять ход времени. Всего в один миг эскадра Альянса перестала существовать: не сгорела, не рассыпалась прахом, не обратилась в пар. Ее корабли стали просто частью этой всепоглощающей волны.

Вестники могли что угодно рассказывать об изобретениях ученых и военных разработках. Камень, единственный житель Сольсурана, побывавший при жизни в надзвездных краях и наблюдавший, как Молнии Великого Се вершат справедливое возмездие, глубоко уверился в том, что это оружие, эта сверхъестественная сущность, вышла из кузницы властителя человеческих судеб Ильманарнена, не важно, в каком обличии перед посланцами он предстал.

Потом все прекратилось. Молнии, вернее то, что они освободили, сделались невидимым даже для приборов. Все заполнила первозданная тьма, словно в те времена, когда Великий Се еще не изобрел огонь, и из его искр не родились звезды. Впрочем, в этой темноте таилась какая-то угроза, невидимая глазом, но ощутимая всем телом даже сквозь оболочку кокона. Словно выпущенный на свободу монстр, опасаясь, что его вновь закуют, затаился, собирая силы для смертельного броска, остановить который было бы не под силу не только оружию вестников, но и самому небесному кузнецу. Ветерок эту угрозу полностью осознавал и сделал все возможное, чтобы ее избегнуть.

— Ходу! Живее! — скомандовал он. — Ныряем в коридор, проложенный Ликой. Пока не накрыло отдачей.

Синеглаза не пришлось просить дважды. Бормоча на нескольких языках проклятья, взъерошенный, как Роу-Су после переправы через бурный поток, он навис над панелью, выполняя необходимые действия.

В это время пространство снова засияло всеми возможными и невозможными цветами. На какое-то время Камень ослеп от буйства вырвавшихся на свободу красок. «Червоточина» царя Арса расширилась до гигантских размеров, превратившись в ненасытный зев, жадно всасывая расплесканную в пространстве силу, которой хватило бы на создание и поддержание в порядке целых миров, и грозя поглотить все вокруг. Зато «коридор» Лики ужался до размеров игольного ушка.

И в это игольное ушко, словно два зенебока в узкий горный проход, кое-как втиснулись ведомый Синеглазом корабль вестников и огненная колесница царя Арса. Ветерок, кажется, еще успел запечатать проход. Вокруг творилось что-то невообразимое. Пространство рвалось и трепетало, стенки коридора дрожали, норовя схлопнуться, поглотив оба корабля, обрывки звездных троп закручивались безжалостными смерчами. Чудовищная перегрузка не пускала в легкие воздух, давила на глаза, наполняла рот крошкой отбитой эмали, как при ударе наотмашь.

Не выдерживая напряжения, кричала от боли Лика, и Камень не мог сдержать стон. И только Синеглаз временами издавал рык Роу-Су, временами хохотал как безумный, продолжая вести корабль к выходу из тоннеля, который в любой момент мог сделаться смертельной ловушкой. Что происходило на другом корабле, Камень старался даже не думать. Впрочем, Ветерок показал себя превосходным пилотом, да и товарищи, которые находились рядом с ним, имели опыт не только полетов на звездных кораблях, но и боев.

Потом все прекратилось. Они вновь оказались в черной пустоте. Но теперь в ней дружелюбно сияли знакомые звезды и где-то вдалеке Владыка Дневного Света держал путь на своем алом зенебоке. В рубке царил чудовищный беспорядок. Часть экранов, не выдержав, полопались, торчали какие-то шнуры и провода, весь пол был засыпан осколками. Синеглаз в беспамятстве лежал, бессильно откинувшись в своем кресле.

Лика, защищенная амортизатором, пережила переход легче, и, как только кокон раскрылся, поспешила к княжичу. Меры, которые она приняла, чтобы помочь пострадавшему, вестники поэтично называли «поцелуй жизни». И неудивительно, что, как только Синеглаз пришел в себя, «искусственное дыхание» превратилось в обычный поцелуй, а Лика оказалась в страстных объятьях. Когда княжич успел освободиться от скафандра, Камень не разглядел.

Со своей стороны, он решил влюбленным не мешать. Сначала проверил, как слушаются руки, ноги, голова, затем осторожно выбрался из кокона и, стараясь не наступать на осколки, прошелся по рубке, с интересом разглядывая приборы и с все возрастающей тревогой пытаясь отыскать корабль Ветерка. Увы, экран, на который выводились изображения огненных колесниц вестников, пострадал сильнее других. Впрочем, Ураган и сам в скором времени дал о себе знать. Вышел на связь и запросил разрешение на стыковку.

— Ну, сейчас начнется! И я опять окажусь крайним! — недовольно скривился Синеглаз, неохотно отрываясь от Лики и занимая место за пультом, чтобы выполнить необходимые маневры, отдаленно напоминавшие швартовку и взятие на абордаж морских кораблей.

Задача пилота усложнялась тем, что надзвездные колесницы должны были не просто встретиться в черной пустоте, но и соединиться друг с другом «стыковочными отсеками». Несмотря на повреждения, полученные обоими кораблями во время боя, все прошло благополучно, и через достаточно короткий промежуток времени Камень вновь смог увидеть Ветерка. В путешествие к звездам молодой Ураган взял Дикого Кота и Синдбада, который остался на корабле царя Арса. Также вместе с вестниками на поиски Молний отправился Смерч, весьма молодцевато смотревшийся в одежде надзвездных краев.

Все прибывшие выглядели очень взволновано и держали наготове лучевое оружие, не до конца понимая, кто же все-таки распоряжается на корабле.

— Птица! Ты цела? — еще из коридора, ведущего в рубку, окликнул любимую Ветерок… и застыл на пороге, не в силах поверить своим глазам.

— Птица? — повторил он в замешательстве.

— Да, дорогой! — не утерпел, глумливым фальцетом отозвался Синеглаз.

Ветерок со всего маха залепил ему по зубам. Лика вскрикнула. Княжич пошатнулся, но удержался на ногах. Сплюнув кровь и вправив свернутую челюсть, он даже сумел вкратце рассказать о том, что произошло в Гнезде Ветров в день, когда пришла весть о падении Града Земли. Если бы Ветерок чуть раньше связался с царевной, возможно, ничего бы и не произошло.

— Как она могла! — молодой Ураган обессиленно опустился в кресло пилота. — Я же ее просил ничего не предпринимать!

— Из всех непокорных жен у тебя самая строптивая, — потирая ушиб, кивнул княжич. — Хорошо, что она в конечном итоге досталась не мне! — добавил он, по-хозяйски притягивая к себе слегка опешившую Лику.

— Моя сестра всегда делала то, что считала нужным! — вздохнула Лика, мягко, но решительно освобождаясь из объятий.

— Не суди свою Птицу очень строго! — участливо тронул Урагана за плечо Дикий Кот. — У нее перед глазами был пример царицы Серебряной и твоей матери с ее «крестовым походом» в лабораторию Альянса, который многие тоже сочли безумием!

— Царица Серебряная за верность супругу поплатилась жизнью, — напомнил Смерч, ибо у Камня при воспоминаниях о последних днях жизни любимых властителей комок к горлу подкатил. — Вестники ведь предлагали правителям Сольсурана укрыться у них на огненной колеснице, но те понадеялись на верность князя Ниака и магический щит.

— А у моей матери просто не оставалось выбора! — Ветерок провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть, застарелую усталость. — Кто-то должен был тогда остановить эту пляску смерти!

— У царевны тоже! — Синеглаз многозначительно сверкнул сапфировыми глазами. — Она ведь знала о сроке, назначенном тебе Сема-ии-Ргла. Да и судьба Сольсурана ей всегда была небезразлична.

И вновь Камень нахмурился в тревоге: опять этот срок, снова эти загадочные Сема-ии-Ргла. «Но духов хранящих покой кто нарушит, во славу Великого Се жизнь отдаст». Не потому ли Ветерок так не щадит себя, ибо знает, весь дальнейший путь — это путь к жертвоприношению. И царевна со своей стороны пытается такой исход предотвратить. Впрочем, в нынешней ситуации дочь царя Афру поступила в высшей степени неразумно.

— Как она могла! — сокрушался Ветерок. — Она что, не понимала, какими опасностями это грозит?

— В прошлый раз в путешествии по тому же маршруту царевна рисковала не меньше, — напомнил Синеглаз. — И ей повезло, что ее путь прервали мои люди, а не охотники за рабами.

— Я вообще не понимаю, как Глеб согласился ее отпустить! — воскликнула Лика. — То есть теперь понимаю! — добавила она, и ее голос дрогнул при воспоминании о лучевом оружии, нацеленном в спину.

— Но тогда с ней был хотя бы проверенный, надежный проводник! — вспылил Дикий Кот, который, по правде говоря, должен был сам тогда царевну сопровождать, имея при себе лучевое оружие. — И вообще, кто-нибудь объяснит мне, о каком брате идет речь?

— Вы его отлично знаете! — «успокоил» вестников Синеглаз. — Один из ваших. Непроходимый мечтатель, который, кажется, до сих пор не заметил, что в Сольсуране идет война.

— Вадик? — в один голос вскричали Ветерок, Дикий Кот и Лика.

— Вот ведь дал Великий Се семейку! — Синеглаз недовольно хмыкнул. — Обычно во всех сказках вашего и моего миров из троих сыновей только один — дурак!

— То есть ты хочешь сказать, что Вадик тоже вару? — нахмурился Дикий Кот, недовольный тем обстоятельством, что какая-то часть сведений об опекаемом им семействе князя Ниака оказалась от него сокрыта.

— Как и все сыновья моего отца. Другое дело, что он понятия не имеет об этом и даже не догадывается о своем происхождении. Его мать, подруга царицы Серебряной, хоть и гордится сыном-вундеркиндом, в двадцать лет защитившим кандидатскую, предпочитает умалчивать, как о роли в судьбе сына неких «добрых друзей», так и о своем романе с советником царя Афру.

— Тогда понятно, кто помог князю Ниаку в тот раз отключить щит, — начал было Дикий Кот, но потом словно спохватился. — Погоди! — прервал он сам себя, строго и пытливо глядя на Синеглаза. — Ты как-то упоминал о том, что отец всегда может определить, где ты находишься. Это касается всех сыновей?

— Конечно! — с готовностью отозвался тот. — Как бы иначе я отыскал в травяном лесу Обглодыша. Этот недоумок, видимо, решил, что если он отнесет скрижаль в Гарайю, то амрита сама откроется ему, будто раньше не пробовали!

— Но в таком случае, узурпатор может проследить и за царевной! — ужаснулся Смерч.

— Именно поэтому он в самом начале убрался с поля битвы, — скорбно кивнул Ветерок.

— Не совсем так, — поправил его Синеглаз. — Папаша понял, что царевны нет в Гнезде Ветров, когда увидел меня у камнемета. Тут даже вы что-то заподозрили!

— Почему ты нас не предупредил? Ты же с самого начала знал и молчал! — Лика набросилась на Синеглаза с яростью самки Роу-Су.

— Я не успел! — княжич выглядел виноватым и оправдывался, точно подгулявший муж-забулдыга. — Сначала пришлось отбиваться от варраров: отроки и старики, знаешь, еще те вояки! Потом примчался этот, — он неодобрительно ткнул в сторону Ветерка, — и начал тискать меня словно девчонку! Насилу отбился. Ну, а когда явился ваш руководитель проекта и приставил к твоей спине бластер, мне просто стало не до чего!

— То есть, если Птица правильно истолковала послание двунадесятого ряда, то князь Ниак уже завладел Амритой! — на этот раз черед цепенеть и рвать на себе волосы пришел Дикому Коту.

— Только в том случае, если в пророчестве о наследнике рода царей говорится о нашем с ней ребенке, — сухо, словно речь шла о чем-то постороннем, отозвался Ветерок. — Сама она не принадлежит к роду царей.

— Как? — этот вопрос вырвался из уст всех, находящихся в рубке, и был повторен Синдбадом.

— Петр Акимович, опасаясь козней змееносцев, поменял все данные своих внучек, фактически подменил одну девочку другой, тем более, что к манипуляциям с памятью прибегать не пришлось: в силу юного возраста малышки мало что помнили.

— А я еще думала, почему и в царском дворце, и в травяных лесах меня преследует дежа вю, — всплеснула руками Лика. — Словно я все это уже видела наяву!

— Удивительно, что никто ничего не заподозрил, — устало усмехнулся Ветерок. — Ты же копия царя Афру!

Камень подумал, что сходство Лики с покойным владыкой заметил еще во время первой встречи с ней, но вновь решил не высказываться.

— А ты это… не выдумываешь? — осторожно поинтересовался Синеглаз, мигом сообразивший всю выгоду, сулившую ему от брака, на который их к тому же благословил отец избранницы.

Ветерок пожал плечами.

— Но в пророчестве не может говориться о тебе! — сурово глянул на него Дикий Кот. — Там ясно сказано, что врата откроет лишь наследник рода царей, женщиной не рожденный, а ты уже достаточно давно появился на свет.

— Появился. Но не естественным путем! — безразличным тоном сообщил Ветерок. — Матери делали кесарево, боялись, что не выдержит сердце. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть! — прервал он сам себя, не ведая, как дать выход скорби. — Корабль, конечно, был настроен на мои параметры, но ангар, в котором он находился, так же, как и пусковая шахта, были открыты явно извне, и кроме Птицы никто не смог бы этого сделать, сколько бы я ни убеждал себя в обратном. Я даже догадываюсь, где располагается пункт управления, который она сумела отыскать!

Мы находились так близко друг от друга, что могли бы дотянуться! Теперь все потеряно. Если она и жива, то находится в руках узурпатора. Праздник Первых Побегов, как и День Весеннего равноденствия, закончился двенадцать часов назад. Мы упустили свой шанс, вернее использовали его, чтобы разбить эскадру. Но теперь, если речь зайдет о том, чтобы обменять корабль с оставшимися Молниями на жизнь царевны, вам придется меня убить, иначе я сделаю это, не задумываясь.

— Нэ надо никаго убивать, слуш! — с ликованием в голосе сообщил по связному устройству все это время остававшийся на другом корабле Синдбад. — И ничего еще не потеряно! Я, к-анэчн, н-э знаю гдэ с-эйчас Птиц, но Весеннее равноденствие наступит только черэз двэнадцать часов. Молнии к счастью н-э закинули нас в каменный век, не просто так большую часть энергии мы направили в старую червоточину, но п-адарили нам сутки времени. Я н-э повэрил приборам, связался с Вимом. Он свято убежден, что мы еще даже до корабля н-э добрались!

— В таком случае не стоит мешкать! — получив надежду, оживился Дикий Кот, ибо Ветерок был так потрясен услышанным, что зашелся кашлем, от которого у него пошла горлом кровь.

Лика утащила его в медотсек, браня на чем свет за преступное небрежение своим здоровьем и полную безответственность в отношении сестры, о беременности которой она, кажется, узнала только что. Притихший Синеглаз ей помогал.

— Синдбад! — На правах старшего по званию распорядился Дикий Кот. — Останешься со Смерчем на орбите, мало ли, вдруг Альянс захочет еще одну эскадру послать! Оставшихся зарядов вам точно хватит! Остальные по местам согласно штатному расписанию, если здесь его еще кто-то придерживается. Идем на посадку!

========== Мост, что на звезды стремится ==========

Двигатель вертолета чихал, ругался на машинном языке и пропускал обороты, как сердце человека, страдающего мерцательной аритмией. Искореженные и выпрямленные вновь явно с помощью кувалды винты устрашающе скрипели, грозя в любой момент отвалиться, а приборная панель выглядела так, словно по ней прошелся зенебок. В общем подниматься в воздух на такой машине могли только отчаянные храбрецы вроде Олега и его товарищей-разведчиков или одержимые безумцы, как Вадик и Птица.

Хорошо хоть связь работала. С Олегом им, увы, поговорить опять не удалось. К тому времени, когда они на своих зенебоках преодолели двадцать пять километров, разделявших пункт управления и ангар, корабль находился уже вне зоны доступа, возможно даже в подпространстве. Зато Палий и Вим отозвались почти сразу.

Заведующий кафедрой истории и этнографии Сольсурана в сердцах обложил их трехэтажным на нескольких языках:

— Мать вашу! Что за фокусы! Выговорешник захотели оба? Как исполняющий обязанности руководителя проекта я вам могу это запросто устроить!

Однако, когда распираемый от избытка впечатлений Вадик предоставил подробный отчет о «бункере» в чреве Горного Кота и ангаре посреди травяного леса, Палий поутих и сменил гнев на милость.

— Ну и ну! Это же в корне меняет все представления об истории Сольсурана! — только и сумел вымолвить этнограф. — Ну вы и редиски! Всю славу себе решили присвоить?! — добавил он уже совсем добродушно.

Судя по ворчливому, но полному сожаления тону, строгий зав. каф. ИиЭС сейчас больше всего сожалел о том, что не может сам перенестись в град Двенадцати пещер.

Птица покачала головой. Хотя сам факт расшифровки двунадесятого ряда тянул на кандидатскую, о славе и сенсационных публикациях она не смела сейчас и помыслить. Даже если предположить, что случится чудо, и все окончится благополучно, существовали дела поважнее.

Более приземленный и озабоченный делами житейскими Вим, конечно, пожелал удачи, но просил поскорей возвращаться, ибо в Гнезде Ветров сейчас просто не хватало рук. В отсутствии Лики бедному киберинженеру спешно пришлось вспомнить полученные при зачислении в состав экспедиции начальные навыки военно-полевой хирургии и возглавить организованный в Гнезде Ветров госпиталь. Хотя оборудования и лекарств теперь имелось с запасом, в неумелых руках все это могло принести только вред.

— Конечно вы с Ликой, то есть Синеглаз с Ликой, просто молодцы, что успели обучить местных женщин делать гипсовые повязки и пользоваться антисептиками, — докладывал Вим. — Некоторые навыки, как поведала Мать Ураганов, ее дочерям и невесткам передал еще твой Олег! С кровопотерей мы тоже справляемся: от доноров отбоя нет, только успевай делать анализ на совместимость. Но как быть с полостными и проникающими ранениями? Я провожу кое-какие консервативные мероприятия, но без Лики здесь не обойтись! Скорей бы она уже возвращалась, коли эскадра разбита!

— Как разбита? — округлил глаза вполуха слушавший жалобы киберинженера Вадик. — Быть не может! До орбиты системы, даже если идти через коридор подпространства, лету не менее суток.

— Тем не менее это так! — воспользовавшись своим авторитетом, поддержал коллегу Палий. — Когда ребята вышли на связь около восьми часов утра, мы сами обалдели! Мы же только с ними простились.

— Парадоксы Эйнштейна! — виноватым тоном добавил Вим. — Эффект близнецов, только в обратную сторону.

— Но двое суток — это же не две тысячи лет! — все еще под впечатлением от удивительных находок сегодняшнего дня потрясенно взъерошил пшеничную копну Вадик.

— Насколько я понял, у Молний оказалась чудовищная отдача! — со слов Синдбада пояснил Палий. — Поэтому их больше так и не решились применять.

Птица дальше почти не слушала. В изнеможении откинувшись на сидении вертолета, она пыталась осмыслить новости, от которых хотелось одновременно смеяться и плакать. Эскадра Альянса разгромлена, Олег и его товарищи живы, Лика и Эжен свободны, и с ними все хорошо. Камень нашелся и сумел обезвредить предателя, а Синеглаз в бою проявил себя как герой.

В другой ситуации можно было бы, наверное, отложить поиски амриты хоть на тридцать шесть лет, хоть на все триста шестьдесят. Нынешняя демонстрация достаточно ясно дала змееносцам понять, что на планету лучше не соваться, тем более, что в запасе у сына царя Арса остались еще десять «Молний». Вот только кто сумеет поручиться, что сегодняшний день не окажется последним в жизни Олега. Теперь, когда тайник открыт и в систему корабля внесены данные членов экспедиции, молниями может распоряжаться кто угодно. С другой стороны, если Сема-ии-Ргла так нужна амрита, почему бы им не подождать еще тридцать шесть лет.

«Роу-Су так долго не живут»! Даже ожидая расправы от Ураганов и людей Земли, Синеглаз не выглядел таким подавленным и испуганным. Похоже именно ему, как и его отцу, таинственный дар был жизненно необходим, ибо являлся залогом сохранения человеческого облика, который уже почти совсем утратил князь Ниак. Не случайно, когда члены экспедиции наносили визиты во дворец, их в основном принимал Синеглаз. Сам же узурпатор, если и снисходил до общения, предпочитал держаться в тени, оставаться за ширмой, а то и вовсе в смежных покоях. А ведь ни царь Афру, ни его предшественники даже не думали скрываться от подданных и гостей.

Птица вспомнила о странном преображении, произошедшем с узурпатором в пустыне, которое Олег счел причудой собственного сознания, истощенного пытками и с трудом балансировавшего на грани бреда. Но почему же в таком случае перепугались Ягодник и его наемники?

— Будьте там осторожнее! — на прощанье напутствовали Вим и Палий. — Князь Ниак идет по вашему следу.

А может быть, вернуться? Кроме помощи, которую она могла бы сейчас оказать Виму в госпитале, в ней, как в единственной пока признанной наследнице царей Сольсурана, нуждались вставшие на путь объединения народы травяных лесов. Да и ожидаемого малыша не следовало подвергать напрасному риску.

— Ну, уж нет! — обиженно надул губы Вадик. — Отдать всю славу этому дикарю?

Похоже, даже после применения Молний Велкого Се и разгрома эскадры Альянса его мнение об Олеге, сформированное в свое время под влиянием Глеба, не изменилось.

— Но мы не знаем, кто именно должен открыть второй тайник! — напомнила фантазеру Птица.

Перед ее глазами, запечатленные в узлах двунадесятого ряда и в словах перевода, возникли последние две строчки Предания:

«Но духов хранящих покой кто нарушит,

Во славу Великого Се жизнь отдаст».

Олег их, несомненно, тоже прочел. Но он, подобно самураям и другим воинам древности, изначально готовился заплатить цену, назначенную Сема-ии-Ргла за возвращение доброго имени, возмездие врагам, обретение отцовского наследия и продление рода. Потому он сейчас спешил в Гарайю, стремясь защитить любимую и их ребенка. Вадик в чем-то прав. Надо обязательно встретиться с Олегом и уберечь от рокового шага. А там вместе они сумеют что-нибудь придумать.

Птица еще раз перечитала предание и вновь развернула голограмму Гарайи. Прежде чем открыть тайник, его следовало отыскать, а с этим имелись проблемы. О какой песне и каком сечении строки шла речь? Неужто о формуле сольсуранского тонического стиха, в котором два основных ударения располагались на пятом и восьмом слогах, соответствуя родам Травы и Зенебока и образуя симметричную формулу 4.2.4?

Хотя пещер насчитывалось ровно двенадцать, их расположение не отвечало никаким правилам симметрии, неоднократно вызывая споры относительно характера их происхождения. Впрочем, гораздо больше предположений возникало по поводу их назначения. Общепринятой считалась гипотеза, согласно которой пещеры в древности являлись святилищем Великого Се или даже чем-то вроде подобия монастыря. Но почему в таком случае пещер оказалось опять двенадцать?

Глубже других погрузившийся в этнографию Сольсурана, Олег после общения с Матерью Ураганов и другими знающими людьми пришел к выводу, что на самом деле Гарайя являлась древним святилищем Духов прародителей. Тем более, что пещеры были обустроены задолго до того, как в Сольсуране возникла идея единобожия и сформировался культ Великого Се. Глеб и Вадик тогда подняли его на смех.

Птица в своей самонадеянной вере в возможность расшифровать знаки Гарайи с помощью современных методов структурального лингвистического анализа даже не задумывалась о назначении пещер. И как оказалось зря. Сейчас гипотеза Олега вновь находила свое подтверждение. Пещеры, которые он обозначил, как святилища духов Травы и Зенебока, располагались друг напротив друга по краям пропасти, через которую строго посередине проходила ось, соединявшая гору Роу-Су, пещеру-ангар и Гарайю. Каким образом только раньше этого никто не замечал? Впрочем, кому могла прийти в голову мысль искать потаенное знание в ритмике простых безыскусных песен или в узлах травяных рубах.

Между тем, на горизонте уже маячили совпадающие с развернутой голограммой очертания. От заброшенного храма в травяном лесу до Града Двенадцати пещер оказалось не более часа лету, да и от станции было не более шести-семи часов воздушного пути, а ей тогда предложили добираться до места научных изысканий на зенебоке, поскольку один вертолет был постоянно в работе, а вторым как личным транспортом пользовался Синеглаз. Удивительно, что Глеб еще не отдал сыну князя Ниака корабль.

Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Следовало обозначить план действий. Ось осью, но Птица по-прежнему не знала, где располагался мост. Она решила поделиться соображениями с Вадиком. Однако поклонник асуров, кажется, вовсе забыл, зачем и куда они направляются. Переведя вертолет в режим автопилотирования — удивительно, но у этой развалины он все еще работал — неутомимый исследователь на ходу перекраивал свою гипотезу, пытаясь втиснуть туда новые данные.

— Амрита, она же амброзия, она же Золотая ветвь Прозерпины, она же живая вода! — бормотал он себе под нос, невидящим взглядом озирая травяной лес. — Чудесный дар, из-за которого три с половиной тысячи лет назад на Земле схлестнулись боги и асуры. Тогда асурам, похоже, все-таки, удалось завладеть амритой и с помощью Сема-ии-Ргла, предоставившим им свои космические корабли или организовавшими телепортацию, бежать с верными сподвижниками из числа людей в Сольсуран.

— Ты полагаешь, что это они выкопали двенадцать пещер Гарайи, изваяли сфинкса со змеями и построили «ангар»? — поинтересовалась Птица, осторожно переключая управление вертолетом на себя, чтобы найти место для посадки.

— Конечно! — Вадик все больше воодушевлялся, размахивал руками так, что Птица всерьез тревожилась за приборную панель. — Они же опасались преследования богов, поэтому часть построек, как и на Земле, разместили в подземельях. Поскольку колония была малочисленна, а условия жизни непривычны и сложны, люди вскоре впали в полную дикость и забыли даже те немногие знания и навыки, которыми владели на Земле. Этим воспользовались «боги», чтобы нанести удар. Началась эпоха войн и катаклизмов, которую прервал царь Арс, он же Александр Арсеньев, он же Командор. Он встал на сторону асуров и задал «богам» хорошую трепку, а потом спрятал амриту в Гарайе и, можно сказать, выбросил ключ, завещав ее своему сыну, которому предстояло родиться только через две тысячи лет.

— А на чьей стороне, по-твоему, асуры выступают в нынешней войне? — Хотя Птица, наученная горьким опытом, старалась сейчас в любой самой бредовой идее видеть рациональное зерно, Вадик тасовал факты слишком вольно, точно карточную колоду и откровенно передергивая. — Синеглаз сам признался, что они с Обглодышем и их преступный отец принадлежат к этому древнему народу оборотней. А узурпатор, насколько мне известно, поддерживает змееносцев. В то время, как Сема-ии-Ргла, больше симпатизируют нам. Даже вето в Совете наложили, пытаясь помешать Альянсу начать вторжение.

— Возможно, насчет Сема-ии-Ргла я ошибался! — нахмурился Вадик, как всегда пытаясь отбросить факты, мешавшие его построениям. — Важно, что амрита принадлежит асурам, и мы должны ее им вернуть!

— Мы должны вернуть ее Сема-ии-Ргла! — поправила коллегу Птица, вспоминая разговор Олега со Словореком сразу по возвращении в мир живых и дальнейшую беседу с Синеглазом, который пытался убедить непоколебимого Урагана словчить и самому урвать заветный куш. — Сема-ии-Ргла укрыли амриту на земле Сольсурана, это их поручение выполнял Командор. А асуры, похоже, хотят получить то, что им не принадлежит.

— И они это получат, несмотря на все происки врагов! — проговорил Вадик настолько решительным тоном, что Птицу взяла оторопь.

— О чем ты? — начала она примирительно, но осеклась, заметив в глазах коллеги фанатичный блеск.

— Как поведала моя мать, я тоже принадлежу к племени асуров! — Вадик глянул на спутницу с выражением надменного пренебрежения, в этот момент неожиданно сделавшись удивительно похожим на Синеглаза и его отца в те редкие моменты, когда князю Ниаку удавалось оставаться самим собой. — Я добуду амриту и ты мне в этом поможешь!

Холеная, не знающая физической работы рука сжала бластер. Как же быстро безобидный фантазер превратился в опасного маньяка. Похоже, он тоже прочитал предание до конца и, помня о каре духов хранителей, решил в своей авантюре использовать наследницу рода царей как ключ и жертву духам.

Хотя Птица морально была готова ради спасения любимого заплатить духам назначенную ими цену, ей совсем не улыбалась роль жертвенного животного, которую ей, похоже, с самого начала прочил князь Ниак и о которой, вероятно, знали его сыновья. Впрочем, все, что случилось дальше, произошло помимо ее воли.

Конечно, все граждане Содружества с малолетства знали правила безопасности, согласно которым в случае захвата в заложники не следует делать резких движений и нервировать похитителя. Вот только выполнить эти инструкции, пытаясь на старой раздолбанной развалине зайти на посадку и маневрируя между ущельем, парой острых пиков и каменистой пустошью, оказалось затруднительно. Вадик, что называется, выбрал время.

Увидев наставленное на нее дуло бластера, Птица непроизвольно слишком резко потянула за рычаги управления. Отчасти ее действия произвели эффект. Вадика, который в жизни не пользовался ремнями безопасности, швырнуло вперед, он ударился головой о приборную панель и затих, выронив бластер. Вот только завладеть оружием больше никому не удалось.

Хотя аварийную посадку вертолета во время подготовки к экспедиции они отрабатывали много раз, и Птица сдала эту часть экзамена на отлично, она даже в страшных снах представить не могла, что этот непростой элемент придется выполнять на кадавре, собранном из запчастей, отремонтированных с помощью средневековых технологий. Хотя замена высокопрочных полимеров железом, выплавленным в крице, и дала временный результат, еще раз подняв несчастный вертолет в воздух, управление такой модификацией «винтокрылых колесниц» требовало не только сноровки, но и бережности.

Получив непроизвольный приказ, машина ушла в пике, и все попытки ее выровнять ни к чему не привели. Единственное, что успела Птица до того, как вертолет врезался в землю, обойти обе вершины и отклониться в сторону от ущелья. Впрочем, посадка на пустошь тоже оказалась максимально жесткой. Хорошо еще вертолет завалился на противоположный от нее борт, и Птица, которая успела сгруппироваться, закрыв руками голову, повисла в своем кресле на ремнях, хоть и оставивших на коже багровые кровоподтеки, но позволившие избежать более серьезных травм. Помимо прокушенной губы и порезов от разбитых приборов, других повреждений не обнаружилось.

Кое-как освободившись, Птица попыталась выбраться наружу. Дверь кабины заклинило, а фонарь обзора хоть и пошел трещинами еще при первом падении, но держался прочно. В это время со стороны места второго пилота из-под вывернутого кресла, заваленного грудами осколков и прочего мусора, послышался слабый стон. Хотя Вадик остался жив, он по всей видимости пострадал гораздо серьезнее и нуждался в помощи.

Вопрос, спасать ли жизнь обезумевшему от своих фантазий коллеге, для Птицы не стоял. Найдя точку опоры между своим сидением и остатками приборной доски, она стала прокапываться вниз, стараясь не порезаться об острые обломки. Под креслом второго пилота она нащупала что-то теплое и почему-то меховое. Что это? Какой-то забытый кожух или остатки обивки?

И в этот миг на нее глянули кошачьи, чуть приподнятые к вискам глаза Роу-Су. Взгляд их был мутен и затянут поволокой. Но через миг фосфоресцирующие зрачки сделались узкими, послышалось клацанье зубов. Сиденье улетело куда-то в сторону, едва не придавив провалившуюся от неожиданности куда-то в чрево вертолета Птицу, и мощное тело хищника распрямившейся пружиной устремилось вперед, разбив фонарь и в одно движение проложив путь к свободе.

Каким образом зверь не растерзал ее, Птица понять не смогла. Ох, знала бы она, каким кошмаром обернется ее второе путешествие в Гарайю, точно осталась бы в Гнезде Ветров. Сейчас, впрочем, следовало как-то выбираться самой и желательно не через кабину. К счастью, одна из дверей в пассажирском отсеке с усилием, но поддалась, Птица увидела кусочек неба, глотнула воздух, кое-как подтянулась, и съехав по остаткам фюзеляжа, приземлилась среди смятой травы.

Оказавшись на свободе, она попыталась подняться, но ее замутило и утробу скрутил рвотный спазм. «Только бы не потерять ребенка»! — в панике думала Птица, согнувшись в три погибели, отплевывая желчь и чувствуя губительное напряжение и толчки внизу живота. О том, что начавшееся кровотечение может оказаться смертельным и для нее, она в этот миг не помнила. Впрочем, на этот раз все обошлось. Вместе с дурнотой прошли и все другие позывы. Одежда внизу намокла, но это была не кровь.

Какое-то время Птица лежала без сил, потом ее вновь замутило уже от тошнотворных запахов. Она заставила себя подняться, обойти вертолет и вернуться в кабину, чтобы достать воду, аптечку, чистую сухую одежду, а главное, отыскать скрижаль и бластер. Если Вадик в образе горного кота вздумает ее атаковать, она сумеет дать отпор. Прополоскав рот, умывшись, переодевшись и обработав порезы, Птица почувствовала себя значительно лучше. Теперь оставалось только привести в порядок мысли и осмотреться.

Хотя это было ее первое путешествие в Гарайю, город Двенадцати пещер, на окраину которого упал вертолет, выглядел так, словно пришел из размышлений и снов. Сейчас на серых камнях покинутого святилища таинственно и сакрально разыгрывал неведомое действо закат. Скользящие косые лучи навешивали пурпурные завесы, горстями разбрасывали по золотым жаровням янтарный фимиам, благоухание которого ветер уносил к небесам. Всполохи отраженного в облаках света, перемешивая и объединяя минувшее с грядущим, наполняли давно умолкнувшие своды иллюзией жизни, собирали духов послушать готовые вновь зазвучать торжественные гимны. Гарайя не была разрушена гневом духов гор, ее не постиг мор, не разорили враги, просто в какой-то момент люди покинули ее, оставив древние пещеры хранить тайну.

Хотя Птица понимала, что и так потеряла слишком много времени, что с последним лучом угаснет любая надежда, она не могла двинуться дальше, буквально загипнотизированная дивным зрелищем. Где-то здесь между святилищами духов Травы и Зенебока над пропастью, охранявшей вход в иной мир, должен был протянуться стремящийся на звезды мост. Птица сделала несколько шагов вперед в сторону заходящего светила, в том направлении, куда указывал взгляд каменного Роу-Су, и в самом деле увидела зыбкие, почти прозрачные очертания, с каждым шагом проступавшие все более явственно.

Мост, располагавшийся между двумя пещерами, упирался прямо в гору. Птица подумала о том, что, хотя в сольсуранском мифе творения изначально говорилось о двенадцати родах и двенадцати духах Прародителях, не стоило забывать и о самом Творце, носившем здесь имя Великого Се. Чьим еще именем могла быть добыта амрита, где еще мог обретаться дивный источник? И словно подтверждая правильность догадки, в ушах Птицы зазвучали сотни голосов. Пещеры Гарайи, зов которых она слышала уже много лет, спешили поведать забытую историю.

В самом начале времен, когда Великий Се только сотворил мир, в нем обитали две расы. Одни вошли в летописи многих миров под именем асуров. Другие называли себя Сема-ии-Ргла. Асуры больше всего на свете любили богатство, почести и власть. Сема-ии-Ргла стремились к познанию и самосовершенствованию, на золото или почести глядя со снисхождением, как на пустые игрушки. Разве презренный металл мог заинтересовать тех, кто преодолел границы бренной плоти? Разве власть и почести имели смысл для существ, которые научились перемещаться во времени, заранее ведая конец и начало династий и царств?

Единственный вопрос, на который Сема-ии-Ргла так и не смогли найти ответа — конечность любого, даже самого совершенного бытия, и в этом, как ни странно, их поиски совпадали с чаяниями асурами. Властолюбивые гордецы к этому времени уже добыли золота и самоцветов больше, нежели могли потратить, построили грандиозные сооружения, преуспели в изобретении различного оружия. Кроме того, они научились менять по своей прихоти обличье, в бесконечных интригах не гнушаясь надевать не только личину других людей, но и преображаться в могущественных хищников. Те из асуров, кто слишком часто злоупотреблял оборотными чарами, быстро старели, а иногда и вовсе теряли изначально присущий им облик. И они особенно нуждались в средстве, которое бы исцеляло и продлевало жизнь.

Однако, как выяснилось, для того, чтобы добыть дивный дар, мало иметь мудрость Сема-ии-Ргла и силу асуров. Нужна жажда жизни, которую можно отыскать только у людей, единственных из разумных существ, чей жизненный срок короче, чем даже у некоторых животных. Сема-ии-Ргла нашли людей на Земле и позвали наиболее отважных в мир Сольсурана, который на какое-то время уподобился библейскому Эдему.

Сема-ии-Ргла устремились к звездам, все шире раздвигая границы вселенной. Исцеленные асуры наслаждались могуществом в золотых чертогах. Люди, которые хотя и не приобщились бессмертия, но жили долго, забыв о болезнях и старческих немочах, осваивали новый мир, расселившись во всех его частях. Они чтили Великого Се, но также не забывали о духах стихий, считая их своими прародителями. Потому в Гарайе, рядом с роскошным святилищем Великого Се, в котором находился Источник, вскоре появились двенадцать храмов поменьше. Мудрые жрецы возносили мольбы духам и Великому Се и записывали на стенах события истории каждого племени.

Такое соседство не понравилось асурам, которые решили, что люди хотят присвоить право на вечную жизнь только себе. Началась эпоха бесконечных войн, в которых люди несли чудовищные потери. Спасая уцелевших от гнева асуров, Сема-ии-Ргла строили подземные убежища, путь к которым указывали изображения дхаливи и Роу-Су, символизировавшие силу и мудрость двух изначальных рас. Но и эти постройки не всегда спасали. Горе постигло Сольсуран.

Так продолжалось до тех пор, пока не пришел царь Арс. Он бросил вызов асурам и с помощью Молний Великого Се сумел защитить людей. Потом по просьбе Сема-ии-Ргла он запечатал святилище, где находился Источник. Люди стали меньше жить, вновь узнали немочи и болезни. Но и асуры лишились подпитки, без которой их могущество обратилось в прах. Говорят, они вскоре покинули Сольсуран и вслед за Сема-ии-Ргла, облюбовавшими планету на орбите Регула, переселились в систему Рас Альхаге. И только в народных сказках и легендах сохранился миф о вару.

— Миф о вару! — вслух повторила Птица, вспомнив о страшной судьбе, постигшей ее родителей.

Похоже, не все асуры ушли из Сольсурана. Они скрывались среди людей, из поколения в поколение передавая мечту об утраченной амрите и ненависть к роду царей. Когда приблизился срок, они скинули маски и сумели связаться с родичами из альянса Змееносца. А умение завоевывать богатство, почести и власть была у всех асуров в крови вместе со способностью к превращениям.

Ее бедный Олег попадал под удар сразу по двум причинам: как сын ненавистного змееносцам Командора, и как наследник рода царей. Хорошо, что о принадлежности младшего из Арсеньевых к царскому роду помнили только Сема-ии-Ргла. Научившиеся следить за потоком реки времени в каждой части ее течения, Сема-ии-Ргла сумели выкроить для обреченного небольшой зазор, и Птица не ведала, могла ли амрита помочь тому, кого уже вычеркнули из Книги Живых. И все же она шла, направляемая закатным лучом в сторону моста, который так или иначе приведет ее любимого в вечность.

Она уже различала медленно проступавшую на теле скалы дверь со знаком Поднятой руки и дивный чертог, украшенный порфировыми колоннами и мозаиками из самоцветов. Окрыленные грядущим бессмертием, асуры не поскупились принести для Храма лучшее, что сумели добыть из недр. Но потом взгляд Птицы скользнул к началу моста, и она увидела Олега.

Любимый, словно кровью облитый закатом, стоял в той же позе страдания и призыва, как во сне, увиденном в ночь разгрома станции. Заостренные черты полускрытого взлохмаченными длинными волосами лица искажала мука, левая, от сердца рука тянулась к ней, десница болезненно пряталась у груди там, где находился двунадесятый ряд травяной рубахи.

Стоп! Откуда взялась травяная рубаха? Во дворец Олег отправился в доспехах Синеглаза, а во время их последней невстречи и вовсе предстал перед ней на экране в форме пилота. И волосы! Они уж точно не могли за несколько часов отрасти. Что это? Игра больного воображения или хитрая ловушка, тщательно расставленная и настроенная сеть? И в этот миг из расщелины скал за ее спиной появился Роу-Су, отсекая ей путь к отступлению и всем своим видом напоминая присловие Синеглаза про превращения князя Ниака и его сыновей.

Рука непроизвольно потянулась к бластеру.

— Опусти оружие, девочка! — рассмеялся князь Ниак, лицо которого на глазах оплывало, превращаясь в морду горного кота, неестественно и безобразно смотревшуюся на пока еще человеческом теле в травяной рубахе. — Неужели ты всерьез рассчитываешь с помощью этой игрушки убить асура! Это то же самое, что расстреливать из камнемета солнечных зайчиков!

Он сделал шаг вперед, и Птица поняла, что не сумеет выстрелить. Она не испугалась табурлыка, но лишать жизни разумных существ, пускай даже относящихся к другому виду, ей не приходилось. Оставалась еще скрижаль. Но увидев этот предмет, ради возвращения которого была уничтожена станция, князь Ниак тоже покачал своей лобастой, похожей на львиную головой:

— Этой игрушкой ты можешь пугать только моих сыновей и других полукровок. Против асура древнего рода она бессильна. Иначе зачем Сема-ии-Ргла пришлось бы прибегать к помощи Командора и применять в Сольсуране оружие массового поражения. Пойдем! — приказал узурпатор, в мгновение ока завладев и скрижалью, и бластером. — Пришло время добыть и вернуть то, что принадлежит моему роду по праву. Солнце садится, мы можем не успеть, а ты и так задержалась!

Хотя сведения о скрижали, которые вскользь сообщил узурпатор, заслуживали размышления и анализа, мысли у Птицы слипались, как мякиш кляклой лепешки, и крошились, точно невызревший зенебочий сыр. Да и какой смысл сейчас имело размышлять. Ох, зачем она ослушалась Мать Ураганов? Почему, охваченная паникой напополам с исследовательским азартом, вместо того, чтобы связаться с Олегом и дождаться возвращения корабля, как планировала всего пару часов назад, помчалась очертя голову прямиком в западню. А ведь Палий предупреждал ее о близости узурпатора. Прости, любимый! Пока ты спасал Сольсуран, твоя неразумная жена накликала на тебя и на твою землю новые беды! Хоть бы этот колдовской мост рассыпался под ногами!

И словно в ответ на ее мысли и чаяния где-то рядом прозвучал родной, хотя и совсем охрипший голос:

— Оставь ее!

Олег стоял возле святилища рода Ураганов, и не просил, а требовал.

Хотя ссадины на его лице почти совсем затянулись, синяки померкли, а об ожогах напоминала лишь новая слишком розовая кожа, выглядел он еще более бледным и измученным, нежели в травяном лесу. В раскрытом вороте куртки пилота виднелся совсем свежий шов над ключицей. Если Глеб или Синеглаз не пытались его заколоть кинжалом, стоило предположить, что до несознательного больного наконец добралась Лика, и по всем медицинским показаниям ему следовало сейчас находиться под наблюдением врачей в госпитале, а не шляться по забытым пещерам. Учитывая, что сестра вместе с княжичем, Иитиро и Камнем встали на склонах чуть поодаль, пытаясь взять прикрывающегося Птицей узурпатора на прицел, последнее предположение было к истине ближе всего.

— Оставь ее, ты меня слышишь!

Не обратив внимания на Роу-Су, который трусливо вжался обратно в расщелину, Олег широким, решительным шагом приблизился к началу моста.

Князь Ниак, который вместе со своей пленницей дошел почти до середины, нехотя повернулся. Хотя по внешнему виду он сейчас походил на египетских богов и индуистских демонов, двигался и разговаривал он почти как человек. И человеческие слабости, в число которых входило тщеславие, остались, конечно, при нем.

— Чего ради? — глумливо отозвался он. — Царевна Сольсурана добудет мне амриту, потом в обмен на ее жизнь ты и твои спутники отдадите мне Молнии и корабль.

— Не подавишься? — брезгливо скривился Олег. — Почему ты уверен, что у дочери царицы Серебряной есть доступ в потаенный храм Великого Се?

— Я был в травяном лесу и видел, как она проникла в чрево Горного Кота и пустила вас в ангар, — прорычал князь Ниак.

— Доступ в пункт управления так же, как и вход в гробницу основателя династии, раз в тридцать шесть лет доступен каждому приобщившемуся к роду царей! — насмешливо фыркнул Олег, и по его тону Птица поняла, что любимый просто блефует. — Разве не знаешь, что жрецы Великого Се под страхом смерти запрещали наследникам царя Арса во время праздника первых побегов посещать его гробницу? Впрочем, откуда тебе это может быть известно? Не от отца же, мясника!

Трудно сказать, поверил ли князь Ниак: Птица ни разу не слышала о таком запрете. Впрочем, согласно давней традиции, сольсуранские цари День Весеннего Равноденствия проводили в храме Великого Се.

Узурпатор засопел, брызжа слюной и обдавая Птицу смрадом из своей звериной пасти.

— Я не могу ее отпустить сейчас! — сообщил он о своем решении. — Царевна Сольсурана отправится с нами, чтобы ты меня не надул!

— Как тебе будет угодно! — спокойно кивнул Олег.

Он ободряюще улыбнулся Птице, нарочито развел в стороны руки, показывая, что при нем нет оружия, и шагнул на мост.

========== Духов хранящих покой кто нарушит ==========

На обратном пути из надзвездных краев Дикий Кот и Синеглаз управляли кораблем по очереди, давая друг другу возможность отдохнуть. Хотя Молнии Великого Се, чудесным образом повернув время вспять, возвратили корабль и всех, кто на нем находился к утру дня после битвы, человеческие тела вестников знать ничего об этом не хотели и явственно намекали на то, что после двух утомительных суток силы на исходе.

Камень тоже нуждался в отдыхе, но не сумел отказать Лике, когда та попросила помочь в лечении Ветерка. Хотя дочь царя Афру уродилась выше и крепче своей сестры и выглядела настоящей сольсуранкой, приподнимать и переворачивать обессилевшего от потери крови рослого, крепкого мужчину ей было все же затруднительно, а все механические носилки и подобные им аппараты сразу после битвы вестники передали на нужды раненых в Гнездо Ветров.

Уже после первого осмотра больного глаза Лики округлились:

— Да у него же травмированы все внутренние органы! Не понимаю, как он до сих пор жив.

— Я тут не при чем! — подал голос из рубки Синеглаз. — Если что, это все мой папаша.

— А запрещенными препаратами кто его накачал?! — вспылила Лика, глянув на висящую прямо в воздухе мудреную таблицу. — Ему к внутренним кровоизлияниям и пневмотораксу только абстинентного синдрома не хватало!

Она еще долго бранила беспечность разведчиков и их варварские методы сохранения боеспособности, что, впрочем, не мешало ей выполнять свое дело, а лечить людей она, судя по всему, умела также искусно, как ее сестра толковать Предание. Вот ведь, неисповедимы пути Великого Се. Как же причудливо переплелись судьбы двух дочерей царицы Серебряной и молодого Урагана. Через несколько сотен поколений Лика приходилась Ветерку правнучатой племянницей.

— Ну вот и все! — улыбнулась премудрая врачевательница, удовлетворенно переводя взгляд с дела рук своих на изображения и таблицы. К тому времени Ветерок хоть и пришел в себя, но лежал опутанный со всех сторон каким-то проводами и трубками, через которые прямиком к внутренним органам и в кровь подавались лекарства. — Еще недельку-другую отлежаться и будет все в порядке.

Поскольку Ветерок сейчас не мог говорить, ибо одна из трубок закрывала ему рот, помогая дышать, он лишь печально улыбнулся одними глазами, зная, что столько времени у него нет. Совету врача, он, впрочем, решил отчасти последовать и дать небольшой отдых если не душе, то хотя бы телу. Он прикрыл отяжелевшие веки, погружаясь в забытье. Камень тоже устроился на свободном ложе неподалеку, пытаясь вспомнить, когда же спал в последний раз, не считая тревожной дремы в седле зенебока по пути к Гнезду Ветров. Однако в это время Синеглаз, который честно отстоял свою вахту, сообщил, что на связь вышел командующий силами надзвездного Содружества.

Предводитель надзвездного воинства выглядел озабоченным и хмурым. Вместо приветствия сразу перешел к делу.

— Постарайтесь продержаться еще хотя бы сутки, — начал он сухо. — Приказ получен и согласован, соединение наших сил уже в пути.

— Самое время! Как раз на руины успели бы! — переглянувшись с Ветерком и Ликой, презрительно хмыкнул Эжен, который хоть из-за ран и не смог принять участие в сражении, но переживал наравне с товарищами и вместе с остальными сетовал на нерасторопность командования, из-за чиновной волокиты едва не погубившего целый мир.

— Можете дать им отбой! — на правах временного командира корабля, доложил Дикий Кот, еле сдерживаясь, чтобы не расплыться в торжествующей улыбке. — Агрессию удалось отразить. Эскадра Альянса полностью уничтожена.

На лице командующего, изображение которого можно было видеть во всех помещениях корабля, радость сменилась недоумением.

— Но ведь это же невозможно! — пробормотал он. — Разведка донесла, что корабли Альянса лишь через двенадцать часов выйдут на траекторию удара. И потом, в вашем распоряжении нет таких средств. Если только…

Он оборвал себя на полуслове, опасаясь даже упоминать в эфире о Молниях Великого Се, и в его глазах отразился ужас.

Эжен скорчился, хватаясь за швы на животе, давясь беззвучным смехом, Ветерок, насколько ему позволяла дыхательная трубка, презрительно скривился и закатил глаза. Лика сохранила невозмутимость и только с укоризной переводила взгляд с товарищей на откровенно гримасничающего Синеглаза, который предусмотрительно стоял так, чтобы командующий его не видел.

— Вы все правильно поняли, — не сумев скрыть превосходства, кивнул Дикий Кот. — Каждый независимый мир имеет право на защиту, и согласитесь, что корабль, простоявший на планете две тысячи лет, является уже собственностью ее жителей. Он совершенно исправен и на борту осталось еще восемь ракет. Пожалуйста, постарайтесь донести это до змееносцев. У вас еще сутки, чтобы подготовиться к их очередной истерике в Галактическом совете.

— Но как же отдача? — у командующего тряслись руки.

— Как видите, нам удалось минимизировать последствия, и выиграть почти два дня, что в условиях военных действий не так уж и плохо. На всякий случай можете завтра проверить старый коридор, начинающийся в системе Паралайз. Вдруг это поможет конструкторам понять, в чем было изначальное упущение.

Какое-то время командующий растерянно кивал головой, напоминая забавные фигурки, которые делали в Синтрамунде. Потом видимо вспомнив о чем-то существенном спохватился:

— То есть, Вы не выполнили приказ?

— И готов за это ответить по всей строгости законов военного времени! — отозвался Дикий Кот с такой невозмутимостью и достоинством, что даже на лице Синеглаза привычную насмешку сменило одобрение напополам с восхищением. — То есть, бывший руководитель проекта арестован, — снизошел до пояснений Дикий Кот. — Но Арсеньев жив, хотя и находится сейчас под присмотром врачей.

— Соедините меня с ним! — потребовал командующий.

— Это пока невозможно, — с той же маской убийственной вежливости отозвался Дикий Кот. — Его только что интубировали.

— Тогда передайте ему мои поздравления. Если настоящий предатель разоблачен и задержан, а Молнии найдены, ходатайству академика Серебрякова будет дан ход и в ближайшее время Арсеньева, надеюсь, полностью восстановят в правах, с возвращением всех званий и наград. Пусть отдыхает и набирается сил. Полагаю, он еще проявит себя на службе Содружеству.

Хорошо, что рот Ветерка закрывала дыхательная трубка, и он не мог говорить. Его выпростанная из-под одеяла рука непроизвольно взметнулась вверх в характерном жесте, у вестников равнозначном самым крепким ругательствам.

— Зря ты велел отозвать нашу эскадру! — посерьезнел Эжен, когда сеанс связи закончился. — В предстоящем торге с князем Ниаком десяток военных кораблей на орбите системы смотрелись бы веским аргументом.

— Корабли вряд ли помогут нам спасти царевну, — осторожно прошелестел Синеглаз. — Особенно если мой отец получит доступ к амрите.

— Тебе в зубы дать еще раз? — от убийственной любезности Дикого Кота и следа не осталось. — Ты же сам ее отпустил!

— Для меня и моих братьев это вопрос сохранения человеческого облика, — перешел к оправданиям княжич, на всякий случай отступив вглубь рубки. — Бродить по травяным лесам в образе Роу-Су весело только лишь тогда, когда в любой момент можешь превратиться обратно в человека, чего отец во время нашей последней ссоры меня едва не лишил. К тому же средняя продолжительность жизни горных котов — пятнадцать лет. А я три или четыре их года уже прожил.

— А зачем дар Вечной жизни Князю Ниаку? — насупился Камень. — Узурпатор собирается царствовать вечно, чтобы подмять под себя все народы Сольсурана?

— Для отца это просто последний шанс, — устало и даже обреченно вздохнул княжич. — Ему, конечно, удается пока производить впечатление здоровья и могущества не только на трусливых царедворцев, но и на воротил Альянса. Однако на самом деле его силы на исходе, он почти что мертвец. Только амрита поможет ему исцелиться.

— А также завоевать могущество, которому способны противостоять только Молнии! — осипшим, но решительным голосом вступил в беседу Ветерок.

Лика наконец освободила его от дыхательной трубки, и теперь он просто с помощью специальной маски вдыхал исцеляющую смесь.

— Почему же змееносцы в таком случае собирались уничтожить Сольсуран? — потрясенно спросил Эжен.

— Чтобы не позволить вам отыскать сверхоружие царя Арса! — с невеселой усмешкой пояснил княжич. — Потомков асуров, сохранивших чистоту крови, во всей вселенной осталось немного, а на полукровок вроде меня или моих братьев (таких в Альянсе большинство) она действует, как на людей, что при современных средствах медицины не такое уж большое достижение. Решили, видимо, не рисковать.

— Так, стало быть, потомок мясника, князь Ниак асур чистокровный? — уточнил Дикий Кот, глядя на Синеглаза с явным неодобрением.

— Да что вы все к этому моему дедушке привязались! — досадливо вспылил княжич. — Он еще неплохо устроился. Во времена царя Арса искалеченные последствиями применения Молний, асуры и вовсе на дорогах милостыню просили, и мало кто подавал.

— Не надо тут бить на жалость! — парировал Ветерок. — А скольких людей погубили асуры из-за своей безграничной алчности? Сколько городов разрушили? И если бы мы сейчас не отыскали Молнии, история бы повторилась! Князь Ниак рассчитывал одним махом обрести могущество и ликвидировать единственное оружие, представляющее ему угрозу. Пусть даже ценой лежащего в руинах Сольсурана.

— И у него есть шанс хотя бы часть этих планов осуществить, — напомнил Дикий Кот.

— Ну это мы еще посмотрим! — со странным выражением лица глянув на Синеглаза, добавил Ветерок. — Я обещал Сема-ии-Ргла вернуть амриту, а обещания надо держать.

— Мы тебе в этом поможем! — кивнул княжич.

— Мы? — с сомнением глянули на него Дикий Кот, Эжен и Лика.

— Я не хочу, чтобы Сольсуран, Страна Тумана, Синтрамунд, Борго и даже Гнилые Болота стали добычей стервятников из транспланетных корпораций альянса Змееносца, давно уже мечтающих выкачать из планеты все ресурсы! — сверкнул сапфировыми очами Синеглаз. — Этот мир имеет право на свою историю, ради которой не жалко окончить дни в шкуре горного кота.

— У тебя в запасе есть еще десять лет! — улыбнулся ему Ветерок, простирая к голографическому изображению ладонь в символическом рукопожатии, — а у меня и этого времени нет!

— Ты ждешь ребенка от любимой женщины! — все с тем же страдальческим и извиняющимся видом глядя на отделенную от него только переборками медотсека, но такую далекую Лику, напомнил ему Синеглаз. — А мой род и продолжать не стоит.

— Только эту любимую женщину сначала надо выручить из беды, — с горечью усмехнулся Ветерок.

— Выручишь! Куда ты денешься! — улыбнулся княжич.

***

Легко сказать! Когда они обнаружили искореженные обломки вертолета, даже у Камня упало сердце. Воображение услужливо нарисовало жуткую картину: гнусный узурпатор, словно куль с поклажей тащит к пещерам Гарайи изувеченное тело сольсуранской царевны.

— Если Птица потеряла ребенка, с ее помощью амриту князю Ниаку не добыть, — несколько не к месту заметил Дикий Кот.

— Типун тебе на язык! — в сердцах пожелала ему Лика.

К счастью, следы царевны, ведущие к граду Двенадцати Пещер, пока не оправдывали ни страшных опасений Камня, ни малоприятных ожиданий Дикого Кота. Дочь царицы Серебряной шла быстро и уверенно, почти бежала, на земле и примятой траве Могучий не заметил никаких следов крови, и пока единственные опасения вызывал петляющий и неверный след Роу-Су.

— Ага, на этот раз черед превращаться выпал вашему Вадику! — рассматривая клок рыжеватой шерсти, с азартом проговорил Синеглаз. — Пусть привыкает! Скоро этот вид внешности станет для него единственным! Посмотрим, поможет ли ему его кандидатский диплом и прочие заслуги, выклянченные его предприимчивой матушкой!