Молчание

Глава 12

Непринужденность – хоть она и не была основной чертой – исчезла с лица Марии Копис. То, что осталось, было грубым и злым. Эмма вздрогнула, не смотря на то, что ждала этого.

– Я думаю, – сказала женщина медленно, – вы должны сейчас уехать.

– Ее руки, отметила Эмма, были сплетены и сжаты в кулаки и немного дрожали.

Эмма подняла обе руки ладонями вверх.

– Пожалуйста, выслушайте меня. Пожалуйста. Я не делаю... я не сделала бы этого с вами, не была бы здесь, если бы был другой выход. Я потеряла отца несколько лет назад. Мой парень погиб в автокатастрофе прошлым летом. Оба раза мне позволяли горевать.

Оставили меня в покое, и мне это было нужно. Я знаю, насколько бы я ненавидела себя, будь на вашем месте.

– Пожалуйста, просто дайте мне сказать то, зачем я сюда приехала.

Если вы... если это не имеет для вас никакого смысла, если вы не поверите, мы уедем и больше никогда не побеспокоим вас снова.

Гнев покинул темные глаза Марии, но руки она все еще держала сжатыми, продолжая дрожать. Позади нее Майкл ползал кругами на четвереньках по полу и гавкал как собака.

– Твой парень умер прошлым летом?

Это было совсем не то, что Эмма ожидала услышать и вздрогнула от совершенно различных причин. Она сглотнула и кивнула.

– Ты там была?

– Нет. Я была бы, если бы смогла. Я помчалась в больницу в ту минуту, когда его мать позвонила мне, чтобы сообщить, но ни одна из нас не успела. – Она закрыла глаза и на мгновенье отвернулась, вспоминая больничный блеск кремовых комнат и пищащий звук мониторов на расстоянии. Она встряхнулась и повернулась назад к Марии Копис.

– Я сожалею, что услышала это, – спокойно произнесла женщина.

Будто это и имела в виду. Ее глаза были очерчены темными кругами, она подняла руку и запустила ее в волосы. Никаких кулаков. Никакого очевидного гнева.

– Это было худшее, что случилось со мной, – ответила Эмма. – Но, не смотря на это, я не могу представить, каково пришлось вам. Я могу попробовать. Я могу думать, что понимаю – но это не так. – Для нее было тяжело сказать это, потому что она не была даже уверена, что это так. Еще неделю назад она сказала бы, что никакая потеря не была или не могла быть большей, чем потеря Натана. Но... в этот момент она подумала, что утрата Марии могла быть.

– Почему вы приехали сюда, Эмма? – Вопрос был тихий, усталый.

Эмма глубоко вздохнула.

– Я вижу мертвых.

Кэти визжала от удовольствия; это был единственный звук в доме. Его сопровождал голос Майкла. Ни один из звуков не уменьшил тяжести произнесенных Эммой слов.

Мария Копис произнесла.

– Простите?

– Я могу видеть мертвых, – повторила Эмма. Она сглотнула. – Я знаю, это звучит глупо, или даже хуже. Но я не претендую на медиума – или кого-то еще. Я не собираюсь рассказывать, что могу достигнуть загробного мира и помочь вам осуществить контакт с вашим сыном или предложить сделать это за деньги. Мне не нужны ваши деньги, и я не собираюсь просить их у вас.

– Ты... можешь видеть мертвых.

Эмма кивнула.

– И ты собираешься сказать мне, что видела моего сына.

– Нет. . не совсем Мария Копис подняла руку.

– Я до сумасшествия устала, – сказала она, действительно это имея в виду. – Или у меня галлюцинации, или я сошла с ума. Мне нужно выпить чашечку кофе. Кто-нибудь еще будет?

– Нет, спасибо, – ответила Эмма. Эллисон не пила кофе.

– Пойдемте со мной на кухню.

– Сказать Майклу, чтобы он тоже шел с нами?

Мария несколько раз потерла глаза руками.

– Нет, – сказала она. – Моя мама назвала бы меня идиотом, но... он не причинит ей зла, а заодно не даст ей причинить вред самой себе. И к тому же я не видела ее такой счастливой с тех пор... с тех пор. Она заслуживает того, чтобы поиграть в мире, где он готов играть с ней. – Она повернулась и пошла в кухню, Эмма и Эллисон последовали за ней, переступая через игрушки.

Она варила кофе в молчании, открывая различные шкафчики, чтобы найти фильтры, кофе и чашку. Она все время стояла спиной к Эмме и Эллисон, пока молола кофе, а потом пока ждала пока оно заварится.

Когда все было сделано и она добавила сливки и сахар в очень больших количествах в чашку, она повернулась к ним, облокотившись на кухонный стол, будто нуждалась в опоре.

– Ну. Вы двое можете видеть мертвых.

– О, нет, – сказала быстро Эллисон. – Только Эмма.

Глаза Марии покраснели и она прикусила губу. Она снова потерла глаза ладонью. Эмма смотрела в пол, потому что было трудно смотреть на кого-то, горе которого было настолько свежим и настолько видимым, что было похоже на кровоточащую рану.

Трудно, потому что Эмма прошла через это. Скрыла горе насколько смогла, потому что должна была скрыть. Она говорила всем, что все прекрасно, всем, кроме Лепестка, потому что Лепесток не мог говорить. Когда Мария Копис снова заговорила, она, все же, подняла голову.

– Так, Эмма, ты можешь видеть мертвых. Но ты не видела моего сына.

Эмма поморщилась.

– Нет, еще.

– И ты пытаешься увидеть его по каким-то причинам?

– Нет. – Она тихо выругалась. – Да.

– По каким?

– Да. Мы пытаемся увидеть вашего сына. – Эмма развела руки, снова выставляя вперед ладони. – Я... я слышала вас, – прошептала она. – Из центра города, я слышала как вы кричали его имя. Дрю.

Мария напряглась.

– И я последовала за ними. За криками. Это было... – Эмма глубоко вздохнула. – Простите. Позвольте мне начать все сначала. Я могу видеть мертвых. Некоторые мертвые достаточно сильны и тогда я могу увидеть где они. Или где они были, когда умерли, некоторые мертвые достаточно сильны и думают, что все еще там, и я вижу и чувствую то, что они видят и чувствуют.

Мария поставила чашку на стол и скрестила руки на груди, сильно их сжимая.

– Я услышала крик, когда была в школе, я последовала за ним, в то время как друг вел авто и сбился с дороги. Когда мы, наконец, добрались до Роуэн-авеню, я попыталась войти в то, что осталось от дома. Я не смогла. Огонь вырывался из окон.

– Там сейчас нет никакого огня, – сказала Мария.

– Нет. В теории не было никакого огня и когда я пришла. Никто больше не видел его, – добавила она спокойно. – потому что только я могу видеть мертвых. Только я. Он опалил мои волосы.

– Я не знала, кто был пойман в ловушку в доме. Я только знала, что огонь был недавно, потому что все выглядело свежим и здание еще стояло. Я пошла домой, потому что не могла войти в дом, и начала искать адрес в надежде, что это поможет мне понять, что произошло или происходит. – Она сглотнула. – И когда я прочитала его имя – Эндрю – я поняла, что крик, который я услышала, был не его. Он был ваш.

Мария снова на мгновенье закрыла лицо руками. Когда она открыла его, то снова обхватила себя. Она не говорила.

Заговорила Эмма.

– Он мог услышать вас. Он мог слышать ваш крик. Он до сих пор может.

– Он думает, что дом горит. Я не могу добраться до него, потому что не могу пройти через огонь. Не в тот раз. Так что нет, я не видела вашего сына.

Молчание.

– Я пытаюсь увидеть вашего сына, – продолжила Эмма, ее голос твердел. – Потому что думаю, что он пойман в ловушку в горящем здании. Я даже не уверена, что мы сможем попасть в здание; я не уверена, что мы сможем пройти туда, где он стоит. Но я должна попробовать. Я приехала к вам потому... – Она не могла сказать этого.

Она не могла сказать оставшиеся слова. Она повернулась к Эллисон, но Эллисон была расплывчатой, что было плохим знаком. Эмма Холл не плакала при свидетелях.

Эллисон схватила ее руки и сжала, и тем спасла ее.

– Мы думаем, – сказала Эллисон Марии Копис, – что Эндрю не выйдет – или не сможет выйти – из здания, если вас там не будет. Он ждет вас, – добавила она спокойно. – Он понятия не имеет, что он мертв.

И это случилось. Когда Эмма смогла снова видеть, когда она смогла снова видеть четко – или так четко, как только могла – она увидела в глазах Марии Копис голод так, как будто это был ее собственный. А также она увидела подозрение; она видела как выражение лица Марии менялось, когда она пыталась понять какова их цель. Чего они хотели.

Будто желая подавить подозрение, она подошла к двери и выглянула из кухни в зал, где Майкл все еще играл с ее малышкой. Она постояла так с минуту, а затем, все еще обхватывая себя руками, она обернулась.

Она уже плакала, но не поднимала руки, чтобы вытереть слезы; они тихо падали вниз, на осунувшиеся щеки.

– Почему я должна верить вам? – Прошептала она.

Это тоже Эмма поняла. Но что она могла сделать для этого. Она подняла единственную руку и прошептала одно имя. Джорджес.

В воздухе перед Эммой, с золотой цепочкой, идущей от ее ладони к его сердцу, мерцал Джорджес. Солнце через окна кухни просвечивало сквозь его грудь, не отбрасывая тени. Но он смотрел на Эмму почти с надеждой, и она съежилась.

Она протянула ему руку, и он принял ее в свою.

Мария Копис прекратила дышать и прикрыла рот ладонью. Она выругалась в ладонь, ее глаза расширились, брови почти исчезли за кромкой распущенных темных волос.

– Джорджес, – сказала Эмма, – я сожалею. Майкл не может играть прямо сейчас, но я хотел представить тебя Марии Копис. Мария, – добавила она, – это – Джорджес.

– Он... – Мария поколебалась, а затем сделала два уверенных шага к Джорджесу, который смотрел неуверенно, но стоял и ждал. Джорджес не был похож на призрака. Он чувствовал себя похожим на Эмму, рука которой уже начала покалывать от физического контакта. Мария попыталась дотронуться до Джорджеса и ее рука прошла сквозь него, о чем Эмма знала.

– О, Боже. О, Боже.

Джорджес повернулся к Эмме.

– Где Майкл?

– Он сейчас работает няней.

Разочарованный вид на этом маленьком лице был своим родом горя в день, который и так принес его много.

– Мне очень жаль, Джорджес, – сказала Эмма, опускаясь на колени, чтобы быть на уровне его глаз. – Я обещаю, как только я смогу, ты увидишь Майкла снова. Но мы попытаемся помочь еще одному маленькому мальчику...

– Они схватили его?

– Нет. Нет, Джорджес. Он в ловушке внутри горящего здания.

Джорджес нахмурился.

– Он умер там?

Эмма кивнула.

– Я не думаю, что ты должна идти туда.

– Мы должны попробовать помочь ему, – сказала Эмма спокойно. – Он маленький мальчик. Намного младше тебя.

– О. – Джорджес кивнул. И пока Эмма смотрела на него, он спокойно исчез.

А Мария Копис посмотрела на Эмму.

– Мне жаль, – сказала Эмма, потирая руку. – Даже мертвые дети любят Майкла.

Смех женщины был кратким и хрупким.

Эмма втянула воздух.

– Я ничего не могу пообещать, – сказала она Марии Копис. – И даже не буду пытаться. Я не уверена, что мы сможем хотя бы преодолеть огонь – но я не могу оставить его там не попробовав. Мы приехали сюда, чтобы просить вас поехать с нами – но мы можем даже не наладить с ним контакт. У нас может не быть результата.

– Когда вы собираетесь идти?

– Мы идем сейчас. Если вы дадите мне ваш номер телефона, я смогу позвонить вам, если мы сможем по факту подобраться к нему как можно ближе.

Мария снова рассмеялась, но это был уже тонкий смех.

– У нас две машины, – сказала ей Эмма, правильно понимая ее смех.

– Если вы не можете найти няню, мы можем все поехать. Майкл может остаться, если вы попросите его.

– Я могу позвонить своей матери. Я могу попросить ее приехать с работы. Я могу... – Она остановилась когда Эмма напряглась, но Эмма ничего не сказала. – ... Я могу быть похожа на сумасшедшую, убитую горем, истеричную дочь.

Эмма вздрогнула. Но не согласилась.

– Я могу попросить Джорджеса выйти снова для вашей матери, – начала она.

– Нет. Вы правы, даже если не сказали это вслух. Мы можем позвать ее, она может прийти домой, но может испугаться настолько, что будет плохо себя чувствовать для того, чтобы быть в качестве няни, даже если бы она выпустила меня из дома. Сколько времени, как вы думаете... – Она подняла руку. – Нет, простите. Я просто невероятно глупа. Я не могу никого позвать. У вас достаточно места для двух автомобильных сидений?

Эмма кивнула.

– У нас две машины... а также еще несколько друзей.

– Вас еще больше?

– Нам необходима помощь с лестницами. Вы поедите с нами?

– Да. Он мой сын. Нет никакой причины для меня остаться здесь сидя у телефона, в то время как вы пытаетесь помочь ему. Да. Эмма. Я еду.

Может быть, Майкл поможет мне с детьми, пока мы будем там.

Если мир для Эммы изменился в одну ночь – и, с появлением Лонгленда и призраков, это случилось – Роуэн-авеню продолжало пребывать в блаженном неведении. Если под блаженством подразумевался неистовый огонь и вздымающийся из всех нижних окон темный дым. Эмма медленно вышла из машины и приблизилась к тротуару, на котором находились разрушенные здания. Только одно из них горело, что облегчало задачу поиска нужного здания, учитывая отсутствие номеров на фасадах.

Она взглянула на Эллисон, которая тоже вышла, и на Майкла, который наполовину вылез из авто, борясь с ремнями безопасности и малышом, который, по видимому, не хотел оставаться один. Эмма подъехала к обочине, припарковалась и открыла багажник своего хэчбэка; она уже давала Скипу – и Эрику с Чейзом – инструкции по поводу лестниц.

Мария Копис появилась последней, неся своего ребенка, в то время как Майкл держал Кэти. Она осталась рядом с Майклом, может потому, что Кэти вцепилась в него с той силой малыша, которая не воспринимает никакого расставания, а может потому, что ей было трудно приблизиться к руинам своего дома, месту, где умер ее сын.

Эмма посмотрела на нее и не смогла отвести взгляд. Мария держала своего ребенка так, будто он был спасательным кругом, а она утопающим.

– Может это была не очень хорошая идея? – тихо спросила Эмма у Эллисон.

Эллисон покачала головой.

– Это было бы тяжело для нее. Даже если она не была бы здесь... даже если бы она не пыталась помочь своему сыну. Ее самый старший ребенок умер здесь. Я не знаю, помнит ли Кэти дом или нет – она до сих пор приклеена к Майклу – но... Мария должна выйти из дома без Эндрю и попросить его следовать за ней.

– Я знаю – просто... посмотри на ее лицо, Элли.

Эллисон не сказала ей не смотреть. Эми смогла бы, но Эми была занята – кричала на Скипа. Скип, не стесняясь, кричал в ответ. Эрик, не глупый, спокойно передвигался, стараясь не попадать между спорящими братом и сестрой, а Чейз – ну, выглядело так, будто он пытался сделать умный вид и ему это в основном удавалось.

Эмма развела руки ладонями вверх.

– Я чувствую, что должна сказать что-то ей или что-нибудь сделать для нее, но, проклятье, я не могу думать о том, что могу сделать что-

то, что сделает ей еще хуже.

– Кроме этого, – сказала тихо Эллисон.

– Кроме этого.

– Что ты видишь, Эм?

Эмма поморщилась.

– Дым. Черный дым. И огонь.

– Ты что-нибудь слышишь?

Эмма нахмурилась. Спустя мгновенье она сказала.

– Вне огня? Нет.

– Никаких криков?

– Нет. Это первый раз... – Она снова поморщилась и задумалась, было ли это выражение на ее лице постоянно, она так часто его использует.

- Не то, что я бывала здесь часто. Но... нет. Я не слышу ее голоса.

– Это плохой знак?

– Я не знаю.

– Эмма! – Эми – руки на бедрах – повернулась. – Вы собираетесь сидеть там, болтая с Эллисон весь день, или вы собираетесь устроить это шоу на дороге?

Эллисон коснулась ее плеча.

– Нам нужна машина и лестницы, – прошептала она.

Эмма кивнула, засунула руки в карманы и направилась к фасаду, где Чейз и Эрик устанавливали лестницы. Или пытались их удержать в одном положении. Фасад здания был не на одной линии, потому что была маленькая мансарда на втором этаже, которая выдавалась над дверью. Она была не сильно широкой, но располагалась – почти – на высоте длинной в одну лестницу.

Однако, им удалось установить лестницу напротив стены с одной стороны выступа. Как, Эмма понятия не имела, но не собиралась заглядывать в рот дареному коню. Никто здесь больше не жил, так что любые повреждения здания их не заботили.

– Эрик, – сказала она, приблизившись к нему. – Я думаю что-то изменилось.

Он приподнял бровь и оставил Чейза и Скипа.

– Что случилось?

– Я... Когда мы были здесь последний раз, я слышала его мать, кричащую его имя. Я не слышу его сейчас. Это потому что она здесь?

– Эмма, пожалуйста, не пойми неправильно, но я не знаю. Я никогда не делал этого раньше. Чейз, уверен, не имеет понятия и никто из твоих друзей. Это в первый раз для всех нас. – Он обернулся через плечо на Эми. – По крайней мере, одного из нас это совершенно не волнует.

– Эми никогда не останавливается перед трудностями.

– Эми во много не верит. Я удивлен, что она верит в мертвых.

Эмма рассмеялась.

– Если она видела что-то, она в это верит. А если она верит во что-то, опасно ее спрашивать.

– Я думаю, что получил это. – Он рассмеялся, но улыбка быстро исчезла. – Ты видишь огонь?

Эмма кивнула. Она взглянула на Скипа и вздрогнула.

– Не уверена, что видела когда-нибудь Скипа настолько сердитым.

– Ему не сильно удается тягаться с Эми.

– Нет, но он прожил с ней всю ее жизнь, он должен был привыкнуть к этому. Он, в основном, доверяет ей. Если он толкает, то он знает, что она потянет, и он пропускает Далхаузи, чтобы прийти на вечеринку Эми.

– Это не его желание.

– Его родители не будут беспокоиться, если он сможет убедить их – и никто из нас не спешит посвящать в это родителей. – Она не стала упоминать о Майкле. – Они не могут ничем помочь, но могут умереть.

-– Она повернулась спиной к Майклу, хотя в действительности она не забыла о нем; это было громко.

– Плохо?

– Это плохо. Но пожарные забирались через окна верхнего этажа, и самый сильный огонь находится внизу. Если, правда, то, что я увижу Эндрю в любом случае, то мне нужно постараться добраться до него через второй этаж.

– Без асбеста и кислорода.

– Спасибо, Эрик.

Он усмехнулся, но усмешка не коснулась его глаз.

– Не делай этого, – сказал он ей, дотягиваясь до ее руки и обхватывая ее удивительно сильно.

Она через плечо взглянула на Марию Копис, все еще сжимавшую своего ребенка. Затем она обернулась к нему и слегка сжала его руку.

– Прости. Хотя ты не должен.

– Как будто. – Он покачал головой, но он не ждал другого ответа, и она хотела спросить, почему он попытался, но Мария Копис уже приблизилась к ней. Эмма уступила ей путь к основанию первой лестницы.

– Что мы сейчас делаем? – спросила Мария.

– Я поднимусь по лестнице, – сказала ей Эмма, пытаясь побороть неуверенность. – И осмотрюсь.

– А что я должна делать?

– Отдайте малыша Эми или Эллисон. Или Скипу. Вы сможете взобраться по лестнице, но вы не будете видеть огонь – по крайней мере, я думаю, что не будете – пока я не найду Эндрю.

– Вы думаете?

Эмма вздрогнула.

– Я не совсем уверена, что это сработает. Я плохо знакома со всем этим...

– Есть ли здесь кто-нибудь, кто знает?

Эмма не ответила на это, но продолжила:

– ...но новое или нет, мы все чувствуем, что должны хотя бы попробовать. – Она попыталась удержать голос от дрожи.

Мария Копис нахмурилась.

– Это небезопасно, не так ли?

– Может быть.

– Для тебя. Это небезопасно для тебя.

Эрик, слава богу, ничего не сказал.

– Это имеет значение? – Спросила Эмма Марию, немного расправляя плечи и собирая остатки храбрости в виде негодования.

– Да. Ты не мертва. Он – да. – Мария сглотнула и посмотрела вдаль, но всего лишь на секунду. – Я не хочу быть ответственной за твое... за твое убийство.

– Вы – нет. Это было мое решение, от начала до конца, и мы поднимемся наверх с вами или без вас.

Эрик откашлялся.

– Я думаю, вы останетесь позади, – сказал он обеим.

Эмма нахмурилась и повернулась к лестницам. Чейз уже был наверху самой правой. Он повернулся и послал ей воздушный поцелуй, а она скривилась. Он пропустил это; закрепился на верху лестницы – сделал паузу, чтобы прокричать инструкции Скипу и Эми, которые достигли определенного перемирия, чтобы удерживать лестницу межу собой – перед тем как полезть в окно.

– Чейз, – сказала она Марии, – очень легко надоедает и совершенно лишен чувства самосохранения.

– Чейз, – исправил ее Эрик, – проверяет пол, чтобы понять выдержит ли он вес. Если нет, – добавил он тихо, – если он не выдержит, ты окажешься перед необходимостью поддерживать ее за руки, прежде чем она войдет в здание.

– Но огонь...

– Да. Она тоже будет его видеть.

Взгляд Марии заметался между Эриком и Эммой. Она ничего не сказала. Вместо этого она отошла на минутку. Эмма почти спросила почему, но остановилась, когда Мария потянула край своей рубашки и прикрыла им спящего ребенка.

– Накормлю его, – сказала она Эмме. – И поменяю ему подгузник.

Надеюсь, что он будет спать до тех пор, пока... пока мы не закончим.

– Что, если он проснется? – Это была Эллисон, которая спокойно присоединилась к ним со своим вопросом. Что имело смысл, так как именно она собиралась держать его.

– Прогуляйте его вокруг. Или покачайте его – мягко – Она не спросила Эмму, сколько времени это займет. Она ничего не спрашивала. Вместо этого она сказала Эллисон. – В сумке для пеленок есть бутылка для Кэти и печенье для прорезающихся зубок; если она будет – а она будет, пока не устанет – пусть Майкл даст ей. – Она вдохнула, задержала дыхание и выдохнула. – Я предполагаю, что никто из вас не умеет менять подгузники?

Эрик поднял руку.

– Я умею.

– Если ей будет нужно...

– Мы позаботимся о ней. Если мы будем внизу.

Чейз спустился с лестницы и нашел Эрика и Эмму.

– Ну? – Спросил его Эрик.

Чейз нахмурился.

– Пол держится, по крайней мере, часть пути. Я бы рекомендовал, чтобы позволили Марии рискнуть, – сказал он Эмме, – но удостоверься, что она стоит почти возле тебя. Если пол прогнется, схвати ее за руку и вытащи ее. Если огонь не окажется слишком сильным, когда вы войдете туда. Тогда просто вытяни ее сразу же.

Он поколебался с минуту, а затем обратился к Марии.

– Я собираюсь пойти с вами обеими, если вы не против. Я слишком плох с младенцами, а Эрик просто кормилица, только без груди. Если у Эммы будут проблемы, мне придется увести ее. Я буду позади вас, достаточно далеко, чтобы мой вес не стал критическим, если балки вдруг начнут рушиться. Но придется все-таки рискнуть, потому что мне нужно быть в пределах досягаемости, если ей понадобится помощь.

– Она войдет в горящий дом, – добавил он. – Это было бы совершенно по-другому для любого из нас, но... Она может загореться, ее волосы могут гореть, – я не знаю, будут ли последствия, – он изящно покраснел. – Мне жаль. Я не знаю, достаточно ли ваш сын силен, чтобы реально спалить ее одежду.

Мария серьезно кивнула.

– Если будет похоже, что она обгорела, или она начнет кашлять и задыхаться, вы выведете ее?

– Попали в точку. Но мне может понадобиться помощь. Не пытайтесь мне помочь, если я не попрошу; стойте на месте, потому что пол неустойчивый. Когда я возьму ее за руку, – добавил он, – пол станет реальным для меня. Как и огонь. Если вы сможете избежать этого, сделайте это. Ждите моей команды.

– Поняла, Эмма?

Эмма кивнула.

– Мария, он был в своей спальне?

Мария сглотнула, слова не шли из горла, но когда она смогла говорить, то они полились сплошным потоком.

– Да, я оставила его там и направилась к лестнице. Эта комната со стороны холла, а не в задней части дома. Эти окна выходят в мою спальню. Если стать лицом к дверям холла, то его комната будет первой справа.

– Хорошо. Это недалеко.

Чейз же сказал.

– Достаточно далеко.

Эрик наступил ему на ногу.

– Вот, Эм, Мария. Возьмите их. – Он подал им влажные полотенца. – Прикройте свой рот, если это понадобится. Я не знаю, как много времени у вас будет; я не знаю, сколько времени вам понадобится.

Воспользуйтесь, тем, что будет.

Эмма кивнула.

– Выходите тем же путем, что и войдете, если вам это удастся.

– Нам необходимо сделать это.

– Да. Вы должны. Но сейчас командует Эндрю, а это означает, что у вас может не быть выбора. – Он заколебался, но добавил. – Даже, если ты сможешь дотронуться до него, и она увидит его, она не сможет притронуться к нему, Эмма. – Слова были мягкими и окончательными.

Эмма, которая не думала об этом до сего момента, почувствовала, как мир рухнул – хуже некуда – к ее ногам. Его мать не сможет коснуться его, и не сможет взять его на руки, а он не шевелился в первый раз, когда она кричала и умоляла его. Он ждал, что она выведет его.

И это убило его.

Они начали подниматься по лестнице. Эмма пошла первой и медленно поднималась, прикрывая влажным полотенцем рот и нос.

Было плохо видно, потому что дым из нижних окон был черным и едким, так что резал глаза и цеплялся – она была уверена – за ее волосы. Она чувствовала жар, но в реалии лестница была прохладной на ощупь. Это было не очень удобно, но что было, то было.

Ниже нее, стараясь изо всех своих сих, следовала Мария Копис. Чейз поднимался параллельно по другой лестнице, поддерживая криками, по крайней мере, Эмма думала, что он пытался сделать именно это; но на самом деле только раздражал. С другой стороны, если бы ей пришлось выбирать между раздражающим Чейзом и смертельным огнем, она бы выбрала Чейза.

В оконной раме все еще сохранилось битое стекло. Если они будут осторожны, то проблема оставалась только с нижней частью, которая была черной от дыма. Эмма, которая была одета для посещения матери, понесшей тяжелую утрату, вздрогнула – она была одета в одежду, пошитую, в основном, ее матерью, а после того как она здесь закончит, она будет выглядеть ужасно. А ей нравилась эта одежда.

Чейз вежливо посоветовал ей быть осторожнее с осколками.

Она вежливо ответила ему, что сама знает; она сказала бы больше, но здесь была Мария. Лицо Марии было похоже на осколки стекла, сохранившиеся в остатках рамы; о выражение ее лица можно было порезаться, если не быть осторожным.

Эмма была достаточно осторожна, чтобы прикрывать лицо тканью и немного глаза, а затем она перестала беспокоиться о Марии. В комнате не было огня, но дым поднимался по лестнице и через открытую дверь. Было очень трудно не зацепиться за стекло в условиях плохой видимости, но она прошла по краю окна на носочках, прежде чем спрыгнуть вниз. Пол держался. Было жарко, но он держался.

Чейз сказал ей подождать Марию, но ей было трудно. Это было место, где Эндрю умер, и то, что убило его тогда, могло убить ее. Она опустилась на пол, и на сколько могла, прижалась к половицам, чтобы избежать дыма.

Мария влезла в следующее окно и проявила гораздо больше озабоченности, спускаясь с рамы. Чейз, пролезая через окно возле нее, сделал то же самое.

– Ты в порядке? – Спросил он. Эмма не была уверенна, кого он спрашивал; она четко не видела, куда он смотрел.

– Эмма? – Позвала Мария.

– Избегаю дыма, – огрызнулась она. – Поторопитесь, пожалуйста.

Но это было не так-то легко. Мария осторожно ступала на доски, проверяя их крепость; она останавливалась, слушая Чейза, и следовала его указаниям. Он был не так осторожен, как она.

Эмма не могла видеть, на что наступает Мария; она видела только то, куда она ступала, и она задалась вопросом, насколько разное они видели. Стиснув зубы и стараясь быть как можно ближе к полу, она поползла за Марией Копис. Она ползла быстрее.

Каким-то чудом они добрались до двери холла, а затем и его самого.

Эмма не потрудилась встать на ноги, потому что дым здесь был слишком плотным. Вместо этого она поползла по полу, затаив дыхание; она с трудом смогла разглядеть нечеткое очертание двери холла; она не могла сказать в какой цвет она была покрашена. Сперва она решила, что плохая видимость объяснялась густым дымом, но затем она поняла, что в мире Эндрю была ночь. Пожар произошел ночью.

Дыша носом и держа рот плотно закрытым, она добралась до двери в спальню. Она не могла, да и не искала Марию; было слишком много дыма, и она была слишком напугана. Она никогда не была в пожаре, и если ей, не дай бог, пришлось пережить такое, она никогда не вернулась бы.

Дверь была немного приоткрыта и через треск огня, она впервые услышала Эндрю Кописа.

Он кричал.