После успеха черно-белого телевизионного художественного фильма "Слоеный пирог" ("Przek?adaniec", иной перевод: "Бутерброд", премьера состоялась в августе 1968 года) по сценарию Станислава Лема его режиссер Анджей Вайда (впоследствии "Оскароносец", за долгую творческую деятельность с 1950 года как режиссер снявший более 50 фильмов (в Польше, Югославии, Великобритании, ФРГ, Франции, Японии) и сделавший более 40 театральных постановок (в Польше, Швейцарии, СССР, США); годы жизни: 1926-2016) решил экранизировать еще несколько произведений Лема, в том числе роман "Футурологический конгресс", опубликованный в 1971 году. В этом же году Вайда занялся поисками киностудии и продюсера в Германии.
Для облегчения переговоров Вайда попросил Лема изложить краткое содержание фильма (синопсис), что Лем и сделал, причем на немецком языке. Копия этого синопсиса сохранилась в личном архиве Вайды и ее перевод предлагается вниманию читателя. Интересно сравнить роман с его синопсисом ? ведь можно предполагать, что в синопсисе Лем изложил то, что было для него самым важным в романе. Это сравнение предлагаем сделать самим читателям. В синопсисе, конечно, нет того, за что читатели кроме всего прочего любят этот роман Лема ? многочисленных неологизмов, языковых экспериментов, но которые, несомненно, были бы в диалогах героев фильма.
Тогда до экранизации дело не дошло. Но Вайда продолжал думать о ней, сделав до 1987 года в сумме пять попыток поиска необходимого для экранизации, было написано (уже без участия Лема) еще несколько вариантов сценария. Лем вспоминал: "Некоторое время Вайда носился с мыслью о съемках "Конгресса". В то время он был очень очарован им ? представлял себе какой-то большой отель, где можно было бы развернуть действие... Он даже нашел его. Но в конце концов все разбилось из-за денег, оказалось слишком дорого. Это могло быть интересно, когда сквозь тот чудесный мир начинает проглядывать другой, кошмарный. То есть истинный? Я по-прежнему утверждаю, что это могло быть очень интересно, но для этого мне нужно было найти какого-нибудь Стэнли Кубрика, чтобы между сценаристом и режиссером возникла духовная близость".
Отметим, что фильм по мотивам "Футурологического конгресса" Лема все-таки в 2013 году вышел на экраны под названием "Конгресс", сценарист и режиссер ? Ари Фольман (Израиль), производство Франция-Израиль.
Футурологи со всего мира собрались на конгресс в большом отеле "Hilton" в южноамериканской столице. Однако политическая ситуация в этой стране довольно напряженная, ожидается государственный переворот. На аэродроме молодой герой из Европы знакомится со швейцарским фармакологом профессором Троттелрайнером, который везет с собой в аэрозольном баллончике новое синтезированное психофармакологическое средство, вызывающее эйфорию у всех окружающих, склонных к агрессии: это одно из недавно изобретенных средств, известных как "добродетельные", оказывающее успокаивающее и улучшающее воздействие на психическое состояние. Помимо конгресса футурологов в отеле "Hilton" проходит встреча редакторов освобожденной прессы, на которой празднуется окончательный демонтаж всех барьеров сексуальной цензуры. Наш герой заблудился среди этих людей и многое пережил на их банкете, прежде чем осознал свою ошибку; затем он попал в бар, где встретил йиппи ? антипаписта, который хочет застрелить Святого Отца в Ватикане и этим поступком пробудить совесть всего мира. За коктейлем футурологов приветствует посол США, но при этом происходит инцидент, поскольку охрана посла неверно истолковывает жест индийского ученого, который только хотел достать носовой платок, но был нейтрализован как убийца. Во время потасовки одежда героя запачкалась, он идет в свой номер, чтобы переодеться, и из-за жажды выпивает стакан воды из-под крана, после чего испытывает странные душевные изменения. Хотя гаснет свет и герой несколько раз падает в комнате, он находится в отличном настроении, бодром состоянии духа, ему нравится окружающая обстановка, даже свои руки и ноги. Входит профессор Троттелрайнер, он диагностирует явные симптомы психофармакологического отравления и заявляет, что в воду были добавлены эйфорические препараты, скорее всего, чтобы успокоить растущую волну народного повстанческого движения. Конгресс начинается, но по ходу сессии раздаются первые выстрелы ? вооруженная полиция окружает "Hilton", а повстанцев забрасывают БУМБАМИ (бомбами умиротворения ближнего). Но умиротворение в первую очередь охватывает полицию, полицейские пытаются брататься с восставшими людьми, изменяется поведение бродячих собак, кошек, крыс и насекомых. Даже полицейские собаки становятся такими добродушными, что облизывают всех присутствующих. Но прибывают новые волны бомбардировщиков, и футурологи, издатели и журналисты бегут сначала в подвал отеля, а потом в канализационную систему. Там они прячутся в темноте, оснащенные кислородными аппаратами, чтобы избежать конвульсий доброжелательности, поскольку высокая плотность умиротворяющих аэрозолей сделала святыми даже редакторов журнала "Playboy".
Герой приходит в себя, когда открывается канализационный люк и морской пехотинец США приглашает всех наверх ? здесь Армия США, чтобы защитить своих граждан. Герой вместе с профессором Троттелрайнером садится в броневик, но машина вскоре попадает в аварию и останавливается на пустой и темной улице. Подъезжает автомобиль и увозит их, за рулем дикая красотка, их везут к дому, где устраиваются оргии, герой не хочет туда заходить, дама бьет его сумкой по голове, и он просыпается в канализационной системе, у него галлюцинации, и профессор Троттелрайнер ударяет его по голове своим зонтиком из-за отсутствия других средств для пробуждения. Они продолжают прятаться в канализации, открывается люк, их приглашает американский солдат из воздушно-десантных войск, потому что прибыла Армия США, их увозят на бронетранспортере, но в темноте машину обстреливают гранатами, и герой просыпается в больнице, уже после операции по спасению жизни, во время которой случился конфуз, потому что его мозг был пересажен в тело медсестры, и он теперь стал женщиной, что его очень пугает и он совершает самоубийство, бросаясь в пруд больничного сада, желая утонуть. Когда он открывает глаза, то снова видит себя в системе канализации, потому что это снова была галлюцинация. После того, как солдаты Армии США в третий раз открывают канализационный люк, герой упорно остается в канализации, потому что убежден в очередной галлюцинации. Он остается там, не поддаваясь на уговоры. Но тут появляются местные военные. Это коммандос правящего генерала Диаса, бежавшие по канализации после того, как правительственный дворец был взят повстанцами штурмом. Героя ставят к стенке, но он не боится, наоборот, просит убить его на месте, полагая, что это новая галлюцинация, и его на самом деле расстреливают. Герой очнулся в больнице для душевнобольных с особо сложными случаями, ибо он больше не хочет верить в реальность внешнего мира. Поэтому его следует заморозить и оставить в таком виде до тех времен, когда будут найдены более эффективные методы лечения.
Героя размораживают в XXIV веке, в земном раю недалеко от Нью-Йорка. Он влюбляется в свою прекрасную медсестру. С ее помощью он познает новый мир. Правит ПСИВИЛИЗАЦИЯ (Психимическая цивилизация). Нет больше войн, границ, восстаний, конфликтов, потому что можно управлять своей духовной жизнью с помощью психофармакологических препаратов по своему желанию. Не приходится ничему учиться, так как любые достижения и информацию можно получить без всяких усилий, достаточно проглотить подходящую таблетку, и герой молниеносно осваивает жонглирование, высшую математику, но в результате у него портится желудок, так как он попытался проглотить всю многотомную энциклопедию. Личная жизнь также регулируется по-новому. Есть надувные манекены и дамекены, но они служат только для удовлетворения либидо. Истинная любовь познается тем, что вам недостаточно переспать с идеальной копией вашей возлюбленной; герой получает от своей дамы ее надувную копию, но не решается ее попробовать. Он случайно встречает профессора Троттелрайнера, который также заморозил себя, чтобы иметь возможность проверить свои предсказания. Они отправляются в роскошный ресторан и во время еды профессор посвящает героя в основные секреты этого аркадского рая. Профессор дает герою понюхать флакон со средством для пробуждения, и тогда герой видит, что они обедают в грязном бетонном бункере, еда ? отвратительный бульон, официантов нет, только ржавые роботы, нет оркестра, вместо него ? громкоговоритель, а пальма у стола оказывается мужчиной в трусах, сидящим на корточках на краю стола, так как в зале жуткая толчея. Психофармакологические препараты ? для создания ложной оболочки, которая скрывает от непосвященных это ужасное состояние перенаселенного мира. Герой бежит домой со средством для пробуждения, чтобы узнать, как его любимая выглядит НА САМОМ ДЕЛЕ, во время любовного разговора нюхает флакон ? и прекрасная дама исчезает, а остается только маленькая черная коробочка, из которой доносится сладкий голос. Охваченный ужасом, герой теперь бежит к профессору, который предлагает ему лично опробовать новое, только что синтезированное пробуждающее средство. Потому что ходят слухи, что существуют различные пробуждающие препараты, в том числе и такие, которые лишь частично приоткрывают завесу настоящего лика этого мира. Приняв этот препарат, герой видит, что у профессора Троттелрайнера вместо рук металлические протезы, такие же ноги, что одежда его потрепана, лицо покрыто шрамами, а в одежде на груди имеется маленькое прозрачное пластиковое окошко, через которое видно, как бьется его пересаженное сердце. Пораженный этой картиной, герой убегает, на лестнице смотрит сверху на улицу; там нет машин, а только люди идут по улице, но им кажется, что они едут в своих автомобилях; много грязного снега, много оборванных жалких прохожих, разбитые окна, грязные стены, везде хлам, он смотрит на человека, с удовольствием лежащего в сугробе, думая, что он лежит в кровати в своем доме. Герой идет дальше и встречает в помещении хорошо одетого мужчину, который объясняет, что герою необходимо немедленно принять эйфорический препарат, чтобы забыть неприятные факты, но прежде чем он обязательно это сделает, он должен осознать правду: все это вызвано не злом, а наоборот, ведется самаритянская работа, поскольку приближается ледниковый период, на Земле 70 миллиардов человек и нет возможностей сохранить их всех в живых, поэтому все человечество находится под наркозом. Герой бросается на этого человека, они оба выпадают из окна небоскреба ? и герой просыпается в подвале горящего отеля "Hilton", очень довольный окружающей его современностью.
Некоторые утверждают, что фантастическо-заговорщическое видение истории, нарисованное Станиславом Лемом в "Конгрессе", на три десятилетия опередило зрелищный фильм братьев Вачовски "Матрица", который обычно воспринимается как предупреждение о технологическом тотализме. Но что же такое этот тотализм - не говорят. Другие пишут, что ""Конгресс" Лема не имеет заключения"; третьи говорят, что его изюминкой является представление угрозы добровольного погружения Запада в иллюзию и фармакоманию (что ложно, поскольку Лем предсказывает не гибель нашей цивилизации, а рабский труд в ней; наркоманы не обеспечат выживания). Только признание этого гротеска карикатурой на оглупление общества средствами массовой информации не вызывает возражений. Но разве это исчерпывает проблему?
Стоит напомнить, что "Конгресс" был написан в 1970 году накануне расправы с польскими рабочими на Побережье, являясь также своего рода предчувствием "Матрицы" эпохи Эдварда Герека [руководившего Польшей в 1970-1980 годах - В.Я.] - маскировки пропагандистскими, а не химическими, средствами сермяжной реальности польского социализма, ведущего к катастрофе (долг Польши в размере 24 миллиарда долларов) на четверть века и к военному положению [с 13 декабря 1981 года - В.Я.].
В случае "Футурологического конгресса" мы имеем дело с устоявшимися взглядами автора, которые нашли в романе наводящее на размышления выражение. Говоря в стиле Лема: его дискурсивные тезищи (солидные тезисы, стремящиеся к истине и присутствующие в научных эссе) были здесь превращены писателем в эмоциональные тезоиды (тезисообразные формулировки, без логической ценности); зато в "Конгрессе" нет тезиков (зародышей новых тезисов). Что можно сделать в рамках интерпретации этого произведения, так это показать параллели между зрелыми убеждениями автора и их воплощениями в сюжете.
Повествование тематически вращается, конечно же, вокруг угроз, исходящих от развития научно-технической цивилизации, публично рассматриваемых во второй половине ХХ века и названных "семью всадниками Апокалипсиса". Это: 1) массовая и структурная безработица; 2) перенаселение Земли; 3) разрушение природной среды наряду с истощением сырьевых ресурсов; 4) наличие оружия массового поражения (особенно АВС - атомного, биологического и химического); 5) международный терроризм (способный применять это оружие); 6) напряженность между бедными и богатыми; 7) генетические манипуляции. Лем добавляет восьмого "всадника", наименее заметного, но не менее ужасающего: 8) распад верований, норм и даже понятий (например: в результате пересадки человеческих органов теряет смысл понятие каннибалистического табу; в результате возможности клонирования людей теряется смысл понятия идентичности личности). Автор сделал это - напомним - более полувека назад. "Конгресс", однако, не трактат - футурологический или философский, а, в соответствии со словами из текста, "современное гротесксище".
Лем обесценивает футурологию, считая ее обычно бесплодной деятельностью - из-за конститутивного присутствия случая в мире. Ибо непредсказуемы научные открытия и социальные конфликты; даже непонятны в полной мере последствия совершившегося бурного развития технологий. То, что будет - это "бустория"{6}. И над "теорией бустории" Лем издевается, представляя хотя бы "лингвистическую прогностику", "что-то вроде языкового предсказания будущего". Словообразование может, говорит он, определять, что будет, может отражать будущие открытия. Потому что если, хотя бы, рядом с "явь" можно сказать "тывь" или даже "мывь"{7}, то, вероятно, в результате слияния первых двух возникнет коллективное сознание. Используемые слова также приобретут новый смысл в будущем: например, "утопиться" будет происходить от "утопии".
"Футурологический конгресс" - это Ниагара неологизмов и в этом в значительной степени заложена его литературная привлекательность, эмоциональное воздействие. Возьмем чудесное "живать от жить, как бывать от быть" (так как "жить можно будет несколько раз"); или - "заказывать сниво" (в порошке) и просыпаться утром "весь в сняках". Читатель срывается с места, как будто проглотил дозу "двуодури благотворина". Есть и более зловещие вещи, такие как заменители внутреннего зла, в таблетках, компенсирующие отсутствие совершенного зла и дающие переживания, измеряемые в "битах" (единицах битья) - хотя бы "отцебийственные леденцы" и противоположные "фрейдилки". Есть "биелогия" - теория избиения. Однако все это приводит к тому, что не видно сути произведения.
В Костарикане, вымышленной латиноамериканской республике, проходит Восьмой Футурологический конгресс, посвященный перспективам цивилизации, затронутой демографическим взрывом и более общим кризисом. На него отправляется Ийон Тихий, известный герой произведений Лема. Заседания проходят в более чем 100-этажном отеле "Хилтон"; столпотворение настолько немилосердно, что на доклады (их около 200) дается по 4 минуты. Конгресс, однако, замечателен не докладами, а сопутствующими событиями, начиная от срыва заседаний нравственными эксцессами, а затем и террористическими актами.
Массовые беспорядки вспыхивают всерьез, и сначала происходят жестокие военные действия, но в конечном итоге полиция использует "бумбы", то есть "бомбы умиротворения и благочиния". В стране происходит всеобщее братание всех со всеми. Главный герой, сидя в канализации под разрушенным конференц-отелем, под воздействием примененных террористами галлюциногенов переживает сон. Он перемещается в будущее на несколько десятков лет (проходит LXXVI Конгресс) в "дивный новый мир" - в котором царит всеобщее счастье, обеспечиваемое человечеству при помощи различных таблеток. Несмотря на то, что там также имеется продвинутая гуманоидная биотехнология с широко распространенными трансплантациями и на переднем крае "воскрешениями", мир в целом представляет собой мираж, всеобщую галлюцинацию роскоши, скрупулезно вызванную химическим путем. Вернее, что-то вроде наркоза для населения, потому что на самом деле реальность вокруг полна нищеты и разрухи; в мире проживает более 20 миллиардов человек, и миллионы умирают от голода. В этом "химическом блефе", организованном из гуманитарных соображений, все человеческое поведение, а не только восприятие, определяется извне медикаментами, в основном тайно применяемыми правительствами и корпорациями. Помимо необходимых и обязательных веществ (таких, как "сакрофицин", вызывающий рвение к работе), есть целая гамма добровольных, на выбор, по желанию (например, различные "вероукрепляющие препараты"). "Действидение" дается только властным элитам, за ее пределами оно незаконно. Лем презрительно называет это состояние мира "псивилизацией", а у его героя оно вызывает отвращение.
Может ли сбыться сон, который видел Тихий, или воплотилась в жизнь сказка или антиутопия, сотканная Лемом? Может ли вообще войти в игру представленная "фармакократия" ("тайная химиократия")? Конечно же, нет, и это по фундаментальным, метафизическим причинам, то есть в силу человеческой природы. Это было ясно Лему, по крайней мере, со времен "Диалогов" [то есть с середины 1950-х годов - В.Я.]. Химически, в массовом масштабе, можно стимулировать видовые склонности человека, но не индивидуальные. Последнее потребует персонализированной химии. Нами управляет собственная, индивидуальная химия, и нам пришлось бы применять "масконы" на 8 миллиардов человек - каждому разные. А это технически невыполнимо, а также и контрпродуктивно с точки зрения лиц, принимающих решения. Можно коллективно и единообразно подавить или усилить влечения, но не таланты; можно с помощью универсальных препаратов нарушить работу интеллекта или восстановить его нарушенную работоспособность, но не эксплуатировать его творчески.
В том же 1970 году параллельно с "Конгрессом" вышла книга "Случайность и необходимость" французского генетика Жака Моно, которую Лем прочитал в оригинале двумя годами позже (издана в Польше в 1979 году самиздатом; официально только через 52 года!). В ней речь идет о "химии человечества", и информация поступает из первых рук от ученого мирового уровня (Нобелевская премия в 1965 году). Соглашаясь с ним, Лем говорит: "(...) благородные человеческие порывы вместе со всеми другими запрограммированы генетически"{8}.
Современные же гуманисты в духе неолысенковщины обычно выступают против генетического детерминизма, даже высмеивают его, говоря, что "ДНК только кодирует белки". И на этом их позиция "заканчивается". Они понятия не имеют о роли белков (а их у человека около 1 миллиона - разных). А наука показывает, что белки - это цифровая машина. Читаем у Моно: "(...) белки следует рассматривать как молекулярные агенты телеономических [целенаправленных - В.Я.] процессов в живых существах. Живые существа суть химические машины. (...) Любая телеономическая функция или структура в живом существе - какой бы она ни была - поддается, по крайней мере в принципе, анализу сквозь призму стереоспецифичных взаимодействий, включающих один, несколько или множество белков. (...) Ultima ratio{9} всех телеономических структур и процессов, характерных для живых существ, заключен в последовательностях остатков, составляющих полипептидные фибриллы, "эмбрионах" глобулярных белков, которые в биологии играют роль демона Максвелла"{10}
Короче говоря, все человеческие склонности (предрасположенности к поведению) определяются (индивидуальным) генотипом, а поведение напрямую управляется отдельными белковыми системами, производными от генотипа. Где здесь свобода воли? И ей есть место. Воспользуемся простым рисунком, сравнивающим две системы управления и поясняющим механизм поведения человека.
Эти системы не эквивалентны. Вторая, например, сама себя строит - из первого элемента - и разнообразно реагирует на изменения окружающей среды. В этих реакциях мозг управляется продуцируемыми белками - белковыми программами, происходящими из ДНК. Природа тестировала этот механизм 3 миллиарда лет, поэтому он такой сложный и совершенный. Первая же система (электронная) создавалась человеком порядка 100 лет - поэтому она примитивна (Информация, записанная на диск в цифровом виде, например, музыка Фридерика Шопена, в проигрывателе преобразуется в аналоговый сигнал, который через усилитель управляет динамиком, воспроизводящим музыку). Но аналогии понятны (если бы усилитель "реагировал" подачей дисков с разной музыкой, было бы полнее). Общим является то, что управление, идущее из окружающей среды, меняет лишь "интенсивность, тембр и диапазон конечного результата" - сигнал можно извлечь и изменить его уровень, но нельзя изменить его содержание (как того хотят сторонники Трофима Лысенко). Если кто-то имеет воровские наклонности, то их можно приглушить, но не ликвидировать. Именно в этом свободная воля.
Ценности не записаны в генах, но в них кодируются (в результате антропогенеза) индивидуальные отношения к конкретным жизненным ситуациям (таким, как воровство, насилие или касание трупов, распространенное у обезьян и, вероятно, когда-то у гоминидов). Записаны также - что является человеческой особенностью - отношения, как бы авансом, к решениям собственного разума. Именно разум признает ценности благодаря врожденному чувству и логике (языку). Вот почему понятия о ценностях причиняют боль, причем двояко: для одних людей - когда их предают, для других - когда им сдаются. Понятия, конечно, тоже не заключены в ДНК, но отношение к собственным оценкам имеется: положительное - это совесть, отрицательное - антисовесть{11}. Имеется там также отношение к смерти, случайности и другому человеку. Благодаря такой конструкции мы не "автоматы", как другие животные, мы можем корректировать индивидуальные законы своего поведения. Лем говорит: "разум есть внутренняя свобода" (в смысле - неполная необходимость).
Вернемся к "Футурологическому конгрессу". Лем в нем пишет: "Ведь все существующее [т.е. видимое - П.О.] - не более чем изменение натяжения водородных ионов на поверхности клеток мозга. Вы меня видите, - но это, собственно, лишь изменение натриево-калиевого равновесия на мембранах ваших нейронов. А значит, достаточно послать туда, в самую глубину мозга, щепотку специально подобранных молекул - и любая фантазия покажется явью".
Это литературное упрощение для целей сюжета. "Щепотка специально подобранных молекул" должна быть субстанцией, настроенной на отдельные белки. Только тогда можно было бы "изнутри" изменить содержание чьего-то поведения. Лем когда-то оценивал, что распознавание взаимосвязи между генами, белками и поведением займет у людей порядка 200 лет{12}.
Сном в "Конгрессе" автор иллюстрирует эскапизм современного Запада и шокирующее опустошение его культуры, ведущее к повсеместной анархизации и далее приводящее к деспотизму. Но это также показывает непередаваемость основ культуры и жизни человека в целом. Человечество "многообразно", обречено на межплеменную борьбу (в лучшем случае конкуренцию), а совесть - у тех, у кого она есть, - не поддается окончательному заглушению. Тотализм, в таком случае, всегда проистекающий из злой воли, может быть лишь примитивен в своем конечном действии и основываться на простом насилии, как это можно видеть в Украине в 2022 и 2023 годах (и ранее, например, в 1932-1933 годах). Нет иного формирования общественного сознания, кроме как традиционного - через культурный канал (хотя он может быть непомерно усилен технологией); невозможно создать "украинозол" или "россилидол". И не может быть добровольного коллективного погружения в заблуждения, имея в виду хотя бы мир ислама и Китай, не говоря уже об угрозе со стороны самых обыкновенных сект. Конгресс начался с беспорядков, а это перманентное состояние мира - говорит Лем. Людям доброй воли остается постоянное бдение - как на картине Рембрандта "Ночной дозор". И борьба.
Лем высмеивает столь распространенные сегодня утопические (сайентистские или гуманистические) представления о телесности и духовности человека. Вот почему "бумбы" вызывают громкий смех, и поэтому - фактически - комичность "Конгресса" затмевает его существенное содержание. В сущности, этот гротеск Лема следует сопоставлять не с идеологически примитивной "Матрицей", а с произведением среди произведений - "Легендой о Великом Инквизиторе" Достоевского. В нем читаем: "(...) побороли свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми"{13}. Речь идет о сущности свободы или, шире, о человеческой природе, а не о фармакологических средствах или привлекательной иллюзии, визуально затмевающей реальность.
Гений Достоевского предсказал появление тотального государства за 40 лет до его реализации (Таких русских в России уже нет - равных Гомеру или Шекспиру - их истребил аппарат КГБ (и его предков и потомков), последовательно выстраиваемый более века){14}. Такое государство должно стоять на обмане, всегда. Читаем: "Инквизитор твой не верует в бога, вот и весь его секрет!". И далее: "(...) он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми".
Но почему эти слепцы позволяют себя вести? "Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить" (У Лема так же: "Речь, в конце концов, всегда идет о духе, а не о теле"). Поэтому - для смысла жизни - люди придерживаются различных вер. А они могут быть как троянский конь. Говорит Достоевский: "(...) ибо человек ищет не столько бога, сколько чудес. И так как человек оставаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству (...)".
Эти "новые чудеса", "бабье колдовство" - это, можно сказать, "фармакократия" или "Великая Россия". Поэтому можно отказаться от христианства и выбрать Молоха (о чем сожалел зрелый Лем). Такова цена свободы воли по Достоевскому: "Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее". И заключает величайший из писателей: "Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, - эти силы: чудо, тайна и авторитет". А если отвергнуть Христа, то "(...) пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные".
Именно это мы имеем нарисованным в "Конгрессе". Вводят в заблуждение, однако, слова одного из персонажей в конце произведения: что мы порабощены объективной ситуацией (кризисом), а не черным намерением (Это ложь: одно не исключает другого, как в СССР времен Сталина). Однако Лем говорит их не от себя. Вас будут прельщать видениями счастья, за которое вы с радостью отдадите жизнь и душу - вот это он показывает. "Эсхатологический наркотизатор" в "Конгрессе" - это Великий Инквизитор{15} - тот, кто отрицает, что он дьявол, хотя им является; "отец лжи" (Ев. Иоанна, 8:44), авторитет без совести.
Из самого названия ясно, что доминирующие атрибуты черного юмора - черность и юморность. Они могут быть измерены, - к сожалению, не вольтметром, но экспертной оценкой. Покажите группе экспертов любой текст, попросите каждого оценить его черность и юморность по любой метрической шкале, например, в баллах, от 0 до 10, сложите, поделите, и получите черность и юморность этого текста.
С точки зрения методики тут есть вопросы. Например, как формировать группу экспертов, в каком порядке предъявлять тексты для оценки, как оценить надежность и валидность оценок, что делать, если распределение оценок не окажется унимодальным. На некоторые из этих вопросов у социологов и психологов есть общепринятые ответы, но мы приведем лишь демонстрацию метода, поэтому исходные значения черности и юморности определялись авторами.
Имея два параметра, естественно изобразить наши тексты на плоскости. Вот, например, как расположились первые сто образцов из антологии черного юмора "Мальчик в овраге нашел пулемет..." (Редакция журнала "Парус", 1992). На пересечениях вертикалей и горизонталей приведены соответствующие количества текстов, справа показаны суммы по строкам, сверху - суммы по столбцам. Как и следовало ожидать, оба распределения унимодальны, максимум для юмора приходится примерно на значение 7, для черноты - примерно на значение 6,5. Диагональ, пересекающая квадрат - линия равновесия, то есть равенства значений черности и юморности. Левее и выше, то есть с преобладанием черноты, находится почти столько же экземпляров (именно, 35), сколько правее и ниже, с преобладанием юмора (именно, 38).
Этим способом можно охарактеризовать и тексты из сборника "Очень черный сборник фантастической иронии" ("Эдита Гельзен", "Астра Нова"). Как и следовало ожидать, и в этом случае оба распределения унимодальны, максимум для юмора приходится примерно на значение 5, для черноты - примерно на значение 6. Диагональ, пересекающая квадрат - линия равновесия, то есть равенства значений черности и юморности. Левее и выше, то есть с преобладанием черноты, находится почти столько же экземпляров (именно, 12), сколько правее и ниже, с преобладанием юмора (именно, 13).
По равновесию юмор-чернота ситуация такая же, как в предыдущем случае - равновесие соблюдено. Распределение по черноте примерно такое же, как в предыдущем случае, а что касается юмора, заметно некоторое отличие от предыдущего случая. А именно, максимум распределения несколько сдвинут в сторонку меньших значений, то есть тексты, как и следовало ожидать, воспринимаются, как более серьезные.
Поскольку на практике часто требуется ввести ранжирование, попробуем ввести какую-то суммарную оценку СУММ для текста на основе степени черноты ЧЕРН и юморности ЮМОР. Сделать это можно множеством способов, например, через сумму двух этих параметров или сумму параметров с весами. Например, если мы определяем суммарную оценку, как "два умножить на черноту плюс один умножить на юмор", то есть СУММ = 2 ЧЕРН + ЮМОР, значит, черноту мы ценим вдвое больше, чем юмор. Было бы интересно сопоставить интуитивные суммарные оценки, полученные от тех же экспертов или от другой группы, с оценками отдельно по черноте и по юморности. В этом случае становится возможно определение того, как "на самом деле" ценят эксперты или привлеченная для интуитивной оценки "другая аудитория" черноту и юмор.
Способы получения суммарной оценки через сумму черноты и юморности или сумму с весами плохи тем, что они не учитывают сбалансированность оценок. Между тем очевидно, что текст, который набрал по пять баллов из десяти и за юмор, и за черноту, это черный юмор, хотя и слабенький, а тексты, набравшие "десять и ноль" и "ноль и десять" вообще не проходят по этой категории. Поэтому оценка должна учитывать не только сумму, но и разность, причем именно модуль разности, и он должен работать со знаком минус, то есть СУММ = ЧЕРН + ЮМОР - | ЧЕРН - ЮМОР |. Опять же, сумма и модуль разности могут работать равноправно, как и показано здесь, а могут и с весами, если мы считаем, что их важность не одинакова. Разумеется, процедуры, указанные в предыдущем абзаце, могут быть применены и к этим факторам. То есть было бы интересно сопоставить интуитивные суммарные оценки, полученные от тех же экспертов или от другой группы, с оценками отдельно по сумме ЧЕРН + ЮМОР и по дисбалансу | ЧЕРН - ЮМОР |. В этом случае становится возможно определение того, как "на самом деле" ценят эксперты или привлеченная для интуитивной оценки "другая аудитория" эту сумму и дисбаланс. На рисунке показаны изолинии суммарной оценки в случае, если она определяется как СУММ = ЧЕРН + ЮМОР - | ЧЕРН - ЮМОР |, то есть мы считаем важность факторов одинаковой. Видно, что в этом случае по достижении некоторых значений параметров ЧЕРН и ЮМОР зависимость СУММ от одного из параметров исчезает. А именно, уход от равновесия ЧЕРН = ЮМОР, то есть сход с диагонали, не изменяет суммарную оценку.
Можно показать, что ситуация изменяется, если "веса" факторов ЧЕРН + ЮМОР и | ЧЕРН - ЮМОР | становятся различны. Если фактор | ЧЕРН - ЮМОР |, то есть равновесие, делается более важен для суммарной оценки, то уход с диагонали, причем в любую сторону, уменьшает СУММ. На рисунке это отражается так - угол между вертикалью и горизонталью, исходящих из одной точки на диагонали, делается не прямым, а острым. На последнем рисунке показана именно эта ситуация, для случая СУММ = ЧЕРН + ЮМОР - 2 | ЧЕРН - ЮМОР, то есть когда дисбаланс мы считаем вдвое важнее, чем сумму. Если же более важным сделать фактор ЧЕРН + ЮМОР, то угол делается тупым, и уход от равновесия увеличивает значение СУММ.
Черный юмор - довольно узкий жанр, поэтому получение унимодальных распределений естественно. Однако модель можно расширить, использовав ось "юмора" не от 0 до 10, а от -10 до 10. При этом участок от -10 до 0 можно использовать для подчеркнутого серьеза. Равным образом, ось черноты можно расширить, использовав ось от -10 до 10. При этом участок от -10 до 0 можно использовать для слащавости, как противоположности чернухи. Наш квадрат займет четверть на новом, большом, квадрате. На этом новом поле появление кластеров (например - комедия, драма, трагедия) вполне возможно.