Глава вторая Анна

28 декабря

Треверберг


Концентрация представителей Ордена на один несчастный город уже давно превысила все допустимые нормы. И кто мог подумать, что ее затянут в эту игру и даже начнут использовать во благо себе? А как все интересно начиналось. Она могла делать, что хочет, получая ровно столько внимания, сколько заслужила, сводя с ума и играя. Развеивала свою скуку всеми доступными и недоступными способами, забывала о прошлом. И что теперь? Теперь ее поставили перед фактом, что она не может уехать из города, не может и «подставляться». И вообще тюремщики будут охранниками, потому что ей грозит опасность. Опасность от кого? Детский сад. Смертный детский сад.

Анна отшвырнула смартфон. Попытка прозвониться Киллиану в очередной раз оказалась неудачной. И что он там делает? Развлекается со своей девчонкой? Мерзавец. Телефон свалился в кресло и возмущенно замигал, то ли в очередной раз пытаясь кому-то позвонить, то ли самостоятельно отвечая на входящий вызов. Когда Незнакомка злилась, техника начинала сходить с ума.

Впрочем, это весело.

Анна сорвала с себя одежду. Деловой костюм ее душил. Хотелось свободы. Хотелось движения. Безумия. Этот город, самый сытный, самый роскошный город в двух мирах, душил ее. Неумолимо затягивал петлю на шее, и она не знала, что делать с этим ощущением. Куда бежать? Ей хотелось буйства стихии. Ей хотелось ветра, воды. Того чувства слияния с пространством, когда каждая молекула окружающей материи работает на тебя и твои цели. Как давно в последний раз она испытывала подобное! Как хотела снова испытать. Безудержная свобода.

Пришлось подобрать телефон, чтобы прочитать пришедшее сообщение. Заботливая компания прислала уведомление, что Киллиан снова в сети. Анна тут же набрала заветный номер, но… Гудки! Один… второй… третий. Ну же! Пусть возьмет трубку. Чем он может быть занят сейчас? Она взглянула на часы. Одиннадцать утра. Он не спит в это время. Она почему-то думала, Первый Советник Магистра рано встает и в принципе мало времени уделяет сну.

Телефон снова полетел в кресло. Анна распахнула платяной шкаф и замерла, выбирая, что надеть взамен деловому костюму. Она приняла решение, и теперь искала максимально эффективные инструменты, которые помогут добиться поставленной цели.

Защищать они ее собрались, использовать. Чтобы поймать Ролана. Вот тут место для настоящего гомерического хохота. Ролан им не по зубам! Слишком осторожен, слишком древний, через слишком многое прошел, чтобы так просто попасться в расставленные сети. Ладно бы расставил их кто поинтереснее… а так… игрушки карателя Винсента. Даже смешно. Еще смешнее от того, что она ввязалась в эту историю.

— Да, каратель Винсент, — прошептала Анна, глядя на свое отражение в зеркале, — времена розового сада прошли. И игры кончились. Вряд ли ты понимаешь, с кем связался.

Анна смотрела на себя, с удовлетворением отмечая, что время лишь красило ее, как и любое бессмертное существо. Идеальная юная кожа, колючий взгляд опасно-прекрасных глаз, длинные ресницы, которым не нужна была тушь. Она научилась придавать им самое разное выражение. Она научилась быть и совершенно невинной и чистой, и роковой, становиться такой, которая сможет отыграть свою роль лучше. Без применения силы Незнакомки она добилась огромных высот в карьере. Ну почти. Природную притягательность никуда не спрячешь. Но есть и смертные женщины, обладающие похожим арсеналом, но растрачивающие его впустую. Анна не привыкла благодарить свою природу, она привыкла ею пользоваться.

Все-таки платье. Бордо. Ей сказочно шел богатый цвет бордо. Тяжелые ткани, плотно облегающие фигуру, строгая роскошь. Идеальный баланс несочетаемого. Против такого никто никогда устоять не мог. Макияж… Через минуту Незнакомка сидела за туалетным столиком, вооружившись кисточками и подходящими тенями. Ей не нужно было много красок, чтобы подчеркнуть достоинства лица, ей не нужна была и тональная основа. Только пудра — изредка. Немного блеска. Не нужно ярких губ. Подчеркнуть глаза. Давно она не подходила к вопросу макияжа так тщательно.

Дура. Ради чего все это?

Сомнения были выгнаны так же скоро, как и закрались в сознание. Анна перевела дыхание и улыбнулась своему отражению в зеркале. Каратель Винсент идиот. Ролан никогда не стал бы причинять ей неприятности. Он подарил ей дом родителей! Как можно делать такие подарки и желать убить? Конечно, она никогда не испытывала к суровому Незнакомцу теплых чувств и искренне не понимала Клариссу, связавшую с ним свою жизнь, но он всегда держал данное слово. И не перебегал с места на место, как Морана. Анна рассмеялась. Все-таки игра становилась веселее день ото дня. Она сильна и прекрасна как никогда. Вряд ли хоть кто-то сможет испортить ей удовольствие от игры. Даже если очень постарается.

Ах, Винсент, почему ты используешь свой кинжал не по назначению? Ведь можно было так повеселиться! Забыться в объятиях друг друга до утра, не растрачивая энергию попусту. Ведь можно было вновь пройтись по лезвию, переступить порог, забраться за грань запретного. Тебя же это заводит: Незнакомка и Каратель. Тебя же держит не память о девочке из розового сада. Тебя держит запрет. И ты пойдешь на что угодно, лишь бы его нарушить.

Анна знала, что права. И была абсолютно уверена в своей полной и безоговорочной победе над существом, посмевшим попытаться навязать ей свои правила игры. Бьет по больному. Манипулирует. И при этом он приполз к ней на коленях. «Не мучай меня, Аннет». Ради таких моментов стоит начинать любую игру! И потом он понял, как нужно себя вести, понял, что она ждала от него — и дал ровно то, что она хотела. Ах, мужчины, ну почему их надо так пинать, чтобы они поняли, что женщина хочет всего лишь видеть рядом с собой мужчину, а не маленького мальчика, боящегося собственной тени! Но ничего… они быстро учатся.

Набросив на плечи шубу, она взяла ключи от машины и, бросив прощальный взгляд в зеркало, висевшее в просторной прихожей, поняла, что неотразима. К черту Винсента и его игры. Ее ждало нечто поинтереснее. Что ж, Киллиан, раз ты не хочешь говорить по телефону, придется поговорить лицом к лицу. И кто знает, чем закончится подобный разговор.

* * *

До дома, где жил Каратель, Незнакомка добралась чуть меньше чем за час. Пробки, вновь разыгравшаяся метель (то ли дождь со снегом, то ли снег с дождем), редкие прохожие, тщетно пытающиеся укрыться от непогоды. Скорость вопреки всему. И мысли. О Винсенте, об Эдуарде, о том, как нелепо ей помешали довести начатое до логического конца. Анна не сразу узнала женщину, которая вмешалась, и не позволила закончить с Эдиком и его любовью раз и навсегда. Кто мог подумать, что давно свободному существу, древнему и сильному, такому как Авирона, будет не наплевать на смертного мальчишку? К счастью для них обоих, Авирона не стала преследовать Незнакомку, а Незнакомка не попыталась прогнать Авирону. В итоге Эдуард жив и даже не напуган. Возможно, он не помнит, что произошло. Пусть Винсент покудахчет над ним. Всяко полезнее самоистязания и тоски по прошлому.

Анна оказала им услугу. Такие смешные прислужники Равновесия, не видят дальше собственного носа. Как все линейно в их мире. Как все просто и сложно. Скучно.

Она остановила автомобиль и запрокинула голову в бесплотной попытке увидеть окна квартиры Киллиана. Конечно, с земли это невозможно. Но чутье подсказывало: он дома. Он один. Один? И что, черт побери, тогда происходит?

Консьерж не смог задать ни одного вопроса: взгляда Незнакомки хватило, чтобы он пропустил ее без лишних слов. На самый верхний этаж, под крышу. Пентхауз. Есть в этом что-то символическое. В Храме Киллиан сидел в самой глубокой дыре, в Треверберге предпочел забраться повыше. Устал от тьмы и мрака? Или понимает, что в этом городе только высота спасает от незваных гостей? Как бы там ни было, Анна с минуту стояла у его двери, глядя на нее и не решаясь постучать. Конечно, она могла бы войти и так — он не стал тратить силы и ставить защитные заклинания. Или снял их к ее приходу? Хотя скорее просто не заморачивался на этот счет. Да и кто посмеет нарушить покой пяти тысячелетнего существа, которое прошло и Реформу, и войны, смену темных вех… Он знает о мирах больше кого бы то ни было. Так чего ему бояться?

Анну притягивала эта независимая сила, мощная, древняя, чистая. Таких, как Киллиан, почти не осталось. Если не считать несколько старейших членов Ордена и Дуату.

Как же хотелось к нему прикоснуться…

Дверь открылась за долю секунды до того, как Незнакомка постучала. Киллиан стоял на пороге. Чересчур высокий, как всегда, собранный и отчужденный. Невыносимо красивый. Она замерла, загипнотизированная взглядом его жгуче-черных глаз. Тот редкий цвет, когда зрачок неразличим, придавая взгляду жуткое выражение. Ощущение, что в них нет дна. Это две пропасти, темные, мрачные, притягательные. Четко вычерченное лицо. Легкая щетина (дань образу Эдварда Берга), черные брови, слегка изогнутые. Как контрастно это смотрится с волосами, почему-то принявшими серебристо-седой цвет. Анна знала, раньше у Киллиана были совершенно белые волосы. А теперь в них добавило стали. Что с ним произошло? На нем были узкие брюки благородного темно-синего цвета и светло-серая рубашка, еле ощутимо мерцающая в приглушенном свете ламп, пара верхних пуговиц расстегнута. Он или пришел откуда-то, или куда-то собирался.

Куда бы ни собирался, все планы придется отложить.

— Анна.

— Киллиан. Ты дома и живой и какого-то черта не берешь телефон?

Он усмехнулся и сместился вправо, приглашая ее войти. Какое чудесное начало. Она прошла, сбросила ему на руки шубу.

— Когда кто-то не берет трубку, это значит, что он не хочет разговаривать.

Она развернулась, демонстрируя Карателю наряд и улыбаясь.

— Но я пока в твоей квартире, ты держишь в руках мою одежду, смотришь на меня весьма красноречиво и не собираешься выгонять. Это значит, ты не прочь со мной поговорить. Ведь так?

— Вежливость, Анна. Ты забыла?

— Я ничего не забыла.

Он повесил ее шубу на вешалку и прошел в квартиру, приглашая за собой. Минимализм. Паркет, почти полное отсутствие мебели на первый взгляд, лишь самое необходимое. Никакого хлама. Ничего лишнего. Вполне в его стиле.

— Как там Эдуард?

Она поморщилась, будто это она, а не машина бывшего любовника свалилась в ледяную реку.

— С ним твой дружок, так что нормально. Ты хочешь поговорить об Эдуарде?

Киллиан остановился возле бара и с улыбкой указал на несколько бутылок, предлагая Анне выбрать. Она кивнула, выбирая черный ром, и опустилась в изящное минималистичное, но при этом весьма мягкое и удобное кресло.

— Я бы предпочел вообще с тобой не разговаривать, но раз уж ты пришла…

— Что тебя связывает с Эмили? — выпалила Незнакомка, с милой улыбкой принимая из его рук рокс с напитком.

— Что, прости?

— Я знаю, что вы водили Винсента за нос, не говоря, что она здесь. Какого черта она жила у тебя… сколько дней?

Киллиан налил себе красного вина и замер, с широкой улыбкой глядя на собеседницу. Он и не старался скрыть, что разговор его забавляет. Подонок! Анна одним глотком разделалась с ромом, на мгновение задохнулась, от едкого вкуса, но быстро пришла в себя и теперь смотрела на него с вызовом.

— Интересно, — обронил он, продолжая улыбаться.

— Что тебе интересно? Потянуло на детей?

— Кто тогда ты, если Эмили — ребенок?

Анна вспыхнула и отвернулась. Киллиан оставил бокал на столе и приблизился. Он больше не улыбался, и глаза приняли другое выражение. В них был такой холод и такое отчуждение, что вряд ли кто-то смог бы выдержать этот взгляд дольше пары секунд.

— Явилась ко мне, пытаешься влезть в мою личную жизнь…

— Ах, значит, она — твоя личная жизнь?!

— … требуешь что-то, — как ни в чем ни бывало, продолжил Киллиан, продолжая стоять рядом и смотреть на нее сверху вниз. — Кажется, самообладание оставило тебя, Незнакомка. Чего ты добиваешься?

Она встала.

— Ты знаешь, чего я добиваюсь. Так сложно дать то, что я прошу?

Он слегка наклонился вперед, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

— Может, ты просто не научилась просить?

— Эмили, Киллиан? Тебе интересно проводить время с Эмили? Неужели в постели она способна удовлетворить такого мужчину, как ты? — Он не ответил. Анна отошла в сторону, не скрывая улыбки. — О, по глазам вижу, не способна. Ты многое теряешь, Первый Советник. Сколько можно жить по правилам? Жизнь более интересна и многообразна, чем вы, служители Культа Равновесия, можете себе представить. Пошли со мной…

— Остынь.

— Ты жесток.

— Ты сама сказала, мне не к лицу проводить время с детьми, а ведешь себя как ребенок.

— Винсент сказал, вы будете меня защищать!

Если Киллиан и удивился, не подал виду.

— И что ты подразумеваешь под защитой?

Она потянулась, как кошка, демонстрируя почти обнаженную спину и в очередной раз убеждаясь в том, что наряд был подобран верно.

— По меньшей мере, не выпускать из виду объект, который ты должен охранять. Иначе как?

Киллиан красноречиво промолчал.

— Твой друг прекрасно проявил себя несколько дней назад. Ты знаешь, он был настолько мил, что провел рядом целую ночь. Вот это понимание собственной ответственности. Все ради дела! Я восхищена.

— Надо же.

— Фи, как сухо, господин Первый Советник. Неужели тебя не интересует, что мы делали с Винсентом?..

— Нисколько, — прервал Киллиан, возвращаясь к бару. — Выпьешь еще?

— Я бы выпила. Но, к сожалению, в твоей коллекции нет подходящего напитка. Но ты можешь дать то, что мне нужно.

Он развернулся. Анна отшатнулась, заметив, как изменилось выражение его лица.

— Сейчас ты уйдешь. Поедешь домой и успокоишься.

— Ты выгоняешь меня?

— Нет, я вежливо прошу тебя уйти. И пожалуйста. Не испытывай мое терпение, Анна. Повторять дважды не буду.

* * *

Пришла в себя Незнакомка только в машине. Который час? Около часа дня. Отлично. Она знает, как доказать этим снобам, что им лучше не шутить с той, которая загнана в угол и еще способна кусаться. Какое счастье, что Винсент успел привязаться к этой девочке Мине. Какое счастье, что эта девочка Мина оказалась одной из самых легких жертв, такая податливая, такая милая… Что ж. Анна посмотрела в зеркало. Знакомый красный отблеск в глазах. Лучше бы им было ее послушать…

Она ударила по рулю в бессильной ярости. Чертовы придурки. Игра продолжается!


Киллиан

28 декабря

Треверберг


Я закрыл за Незнакомкой дверь, думая о том, что я хочу больше: порвать Винсента на сотню маленьких карателей или в экстренном порядке вернуться в Темный Храм. Увы, Винсент нам еще нужен, а приехать к Магистру, когда дело не закончено, я не могу, поэтому пришлось отправиться на кухню и приготовить себе крепкий кофе с полным осознанием того, что придется не только оставаться в городе, но и искать способ разрешения ситуации. Побери Винсента Великая Тьма! Слабая надежда на то, что восточный напиток поможет привести мысли в порядок, с каждым мгновением казалась все более призрачной. Но другого способа немного восстановить равновесие в текущих условиях я не знал. Конечно, лучшим решение было бы вернуться к работе и закрыться в квартире на пару суток в окружении конспектов, формул и чертежей, но что-то мне подсказывало: не получится.

На самом деле Анна повела себя вполне ожидаемо, и мне все еще довольно забавно за нею наблюдать. Ее фирменные эмоциональные качели от ненависти и страха до влюбленности и робости. Она боялась сама себя, прячась за масками и сходя с ума, заодно сводя с ума и всех вокруг. Кто бы мог подумать, что она начнет ревновать и устраивать мне сцены как заправская жена? Надо подумать, что потребовать с Винсента в качестве компенсации. Не расплатится за всю свою вечную жизнь. План у него есть, как же. Переключить внимание Незнакомки на меня и успокоиться. Очень умно. А главное, избавляет его самого от хлопот. Анну он нашел. Худо-бедно, но нашел. Привел аргументы, которые помогли убедить меня, что трогать ее сейчас не надо. Поставил себе более высокую цель и был таков. Ее надо защитить, сосредоточиться на поимке кого-то более страшного и важного.

И как я повелся на эту нелепицу?

Да, давно я не выслушивал женских истерик. Очень давно. Конечно, весьма смешно наблюдать за ними. Но сейчас я чувствовал себя вытянутым на сцену. При том, что сам предпочитал всегда оставаться в зале. Или, в крайнем случае, за кулисами. Что ж. Я перевел дыхание, следя за кофе. Хороша. Сумасшедшая девчонка, которая настолько далеко зашла, что остановиться уже не сможет, даже если вдруг захочет. После ее ухода я нашел телефон за диваном. Как он там оказался, не знаю. Видимо, упал. Естественно, он стоял на беззвучном режиме, при этом я зачем-то отключил и вибрацию. Количество попыток связаться со мной поражало. Тридцать пять пропущенных вызовов от Анны, один от Авироны, четыре от Эмили, один от Винсента (ну надо же) и пятнадцать смс-сообщений различного содержания. Как мило. Это полезно — терять телефон на сутки. Зато я успел поработать, сделать отчет для Магистра (он громко ругался, когда я заявил, что отправил материалы на электронную почту, ну не сову же мне ему отсылать, честное слово), понять, что дальше делать Бергу и что нам с Винсентом делать в этой каше, заваренной уже давно. Время провел более чем плодотворно… и вот. Более сорока пропущенных звонков.

Аппарат жалобно пискнул, показывая, что находится уже на последнем издыхании, что держался до последнего, чтобы продемонстрировать, что в этом мире обо мне помнят, и теперь надеется, что добрый хозяин его поставит на зарядку. Искать зарядное устройство не хотелось, поэтому я подключил аппарат к ноутбуку, решив, что раз так, пора синхронизировать файлы. Почему-то пользоваться для этой цели более современными способами я себя так и не приучил. Ладно.

Анна ушла. Явно займется чем-нибудь, чтобы избавиться от вечной скуки. Возможно, сотворит какую-нибудь глупость или убьет кого-нибудь из смертных. В общем и целом, мне плевать. Ее пакости ушли на другой уровень, с такой силой на сам город она уже не влияет. Интересно, почему. Может, дело в нелепой влюбленности в меня, а может, в том, что она в какой-то момент переключила свое внимание на Винсента. Как бы там ни было, силу она рассредоточила. И вряд ли сможет повторить даже свой подвиг с Кэцуми. Да и последняя предупреждена и так просто не дастся. Я почти не удивился, когда Винсент сообщил мне о том, что случилось с Эдуардом. Это было закономерно, если учесть все обстоятельства. Вопрос, зачем Винсент сказал Анне о том, что сказал? Снова изображает из себя героя и дает Незнакомке выбор? Как это мило, и как это в его духе. Впрочем, меня уже ничего не должно удивлять. Я знаю его две тысячи лет. Свои методы он оттачивал при мне. Это не то существо, от которого стоит ожидать благоразумия. Зато это то существо, от которого можно требовать результат.

Телефон замигал. Я забыл включить звук, но к счастью для звонящего аппарат сейчас лежал аккурат перед моим носом.

Эмили. Веселье продолжается?

— Слушаю.

— Может, ты впустишь меня, или предпочитаешь, чтобы я замерзла?

— Я тебя не приглашал.

— Ты не один? — в ее голосе зазвучала такая паника, что я не удержался от улыбки.

— Один, работаю.

— Я замерзла! Открой дверь.

Я позвонил консьержу с просьбой впустить гостью и вернулся к ноутбуку, уже понимая, что поработать не удастся, но все еще не теряя надежды. По меньшей мере, я успел разгрести почту Берга. Кажется, сегодня я своими делами заняться не смогу, не смогу и отдохнуть. Эмили звучала весьма уверенно, значит, что-то решила, значит, так просто не отступится. Я поднялся с места и отправился в прихожую, чтобы открыть дверь. Как и Анна, Эмили не успела позвонить или постучать. Я молча пропустил ее в квартиру, стараясь не смотреть на то, что она весьма ярко накрашена. Закрыл за ней дверь. Принял теплое пальто и жестом предложил пройти. Платье. Снова короткое. На этот раз нежно-салатового цвета. Спасибо, что не красное.

— Чем обязан?

— Какой ты холодный…

Да уж, заявление с порога. Она бросила сумочку в кресло и свободно прошлась по гостиной, то и дело встряхивая гривой светлых волос.

— Что случилось?

— Папа снова уехал, я поняла, что скучаю, и вот я здесь. Почему вам, мужчинам, надо все объяснять?

Я присел на подоконник, чуть сощурившись и сложив руки на груди.

— Вот как мы заговорили.

Она фыркнула и в очередной раз провела рукой по волосам. А я поймал себя на мысли, что не могу ее воспринимать всерьез. Это раз. И два — ее вид вызывал одно желание — отправить ее в душ, хотя выглядела она сногсшибательно. Яркий, даже вызывающий макияж, который наполнил сумасшедшими красками ее лицо, сразу добавив с десяток светлых лет (она выглядела лет на 28), но при этом он не был лишен вкуса. Тяжелые локоны, собранные в небрежную прическу. Мини-платье с широкими рукавами, обнажающее одно плечо. Легкая асимметрия и многослойность. Стильно, красиво, но подходило больше Дане, нежели Эмили. Мне ее образ на Неделе моды был ближе, чем тот, что она продемонстрировала сейчас.

— Киллиан, я скучаю по тебе, — продолжила свою мысль девушка, стараясь игнорировать мой настрой. — Резиденция клевая, и по папе я соскучилась, но я не передам, как была рада тому, что сегодня наконец смогла сбежать. А тебе, гляжу, и все равно?

— Милая девочка.

— Это все, что ты можешь мне сказать? Я тебе тут душу изливаю, рискую, платье вон купила… а ты мне: «Милая девочка»?!

Я с трудом удержался от смеха. Ну надо же. Если она сейчас начнет говорить, что ревнует меня к кому-то, я подумаю, что все это проделки Винсента или еще кого-нибудь, кому еще более скучно, и этот кто-то выбрал в качестве козла отпущения меня. Ариман точно не проснулся? Конечно, не в его духе действовать такими методами, но кто знает, что ему там приснилось за тридцать лет?

— Оливия сказала, что напечатает мой роман.

Боже, какая последовательность!

— Я не сомневался в этом. Ты молодец.

Она села в кресло, изящно сложив ноги и глядя на меня с робкой улыбкой, которая смотрелась дико на ярко накрашенном лице. Да что сегодня за день такой?

— Киллиан, пожалуйста, поговори со мной. Что-то случилось, и я не понимаю, что. Я обидела тебя? Что я сделала не так?

— Эм, успокойся, — попросил я. — Все нормально.

— Нормально не значит хорошо. Мне больно… мне показалось — всего на мгновение — что между нами началось что-то… И я…

Я подошел и присел перед ней, чтобы заглянуть снизу вверх в ее глаза. Она с трудом сдерживала слезы. Раскачала себя сама до пика эмоций, и теперь не справлялась. Как это по-женски. Странно было видеть ее в таком состоянии.

— Нам не стоит продолжать.

— Но я люблю тебя!..

— Не любишь, — я не дал ей закончить. — Равно как и я тебя не люблю.

— Но ты отвечал на поцелуй!..

Я улыбнулся.

— Милая, ответить на поцелуй — не значит полюбить. Ты очень красива, мила и умна. Но игру пора прекращать.

Она неожиданно соскользнула с кресла, села на пол и обняла меня за шею.

— Прекратим, если так хочешь, но может, сначала…

Она попыталась меня поцеловать. Безрезультатно. Я отвернулся, отстранился и поднялся на ноги. Эмили опустила голову, не шевелясь. Пришлось наклониться и заставить ее встать. Само смирение, сама скорбь. Я в какой-то момент почувствовал себя крайне неуютно. Разговор зашел в тупик, и единственное, о чем я мечтал — тишина. Покой. Одиночество, черт возьми. Но сегодня явно не мой день. Эмили сжала губы, отчаянно пытаясь не разреветься. Я оставил ее и пошел на кухню, чтобы заварить чай. Вот уж чудеса. Ей четыре сотни лет, а ведет она себя как пятнадцатилетний подросток. Даже Анна, которая успела разменять лишь вторую сотню, ощущалась как взрослая женщина, пусть и сумасшедшая. А тут вот… странности такие.

Я вернулся в комнату с горячим крепким и сладким чаем и молча подал ей чашку. Эмили смотрела в нее, лишь бы не глядеть мне в глаза. Она была смущена. Искала варианты. Ответы на вопросы. Боролась с желанием завопить или швырнуть чашку мне в лицо. Или расплакаться. Ну что за черт.

— Мне надо уйти.

— Выпьешь чай и пойдешь.

Она сделала глоток и поморщилась: горячий.

— Что я сделала не так?

— Эм, не хорони себя заживо.

— Ой, не надо этих стандартных «дело во мне, а не в тебе», от этого не легче, знаешь ли. У меня, можно сказать, жизнь рухнула, а ты говоришь что-то непонятное…

Я улыбнулся, не ответив на последний выпад. Она шутит, уже хорошо. Да, ей больно сейчас. Но если бы мы успели зайти дальше, было бы больнее. Вряд ли я изменил бы свое мнение о наших отношениях, а она, раскрывшись, приняла бы удар посильнее того, что получает сейчас. И почему я позволил всему этому зайти так далеко?

— Совсем без вариантов, да? — наконец прошептала она.

— Да.

— Но ты же один!

— Мое одиночество — не повод использовать тебя.

— А если я хочу, чтобы меня использовали?

Я улыбнулся.

— Эмили, милая, пока ты не знаешь, о чем говоришь. Поверь мне, лучше сделать это сейчас, чем тогда, когда дороги назад не будет.

* * *

Отправить ее домой удалось лишь через час. Она пыталась с разных сторон подойти к вопросу «это же может быть просто секс», пытаясь любым способом добиться от меня шага навстречу. Я его не сделал, девочке пришлось уехать. Уехать в отвратительном настроении с полной уверенностью, что ее сердце разбито, и больше она никогда и никого не полюбит. Лучше бы нам не видеться какое-то время. Пусть занимается романом, познакомиться с кем-нибудь, в конце концов. И выбросит мысли обо мне из головы. Я чувствовал себя омерзительно. Спектакль продолжался, день казался скомканным, а я самому себе напоминал выжатый лимон.

Две женщины подряд для меня — это слишком. Я никогда не концентрировался на женском внимании в свой адрес, сам раскрывался кому-то навстречу крайне редко, и в итоге не всегда знал, что с этим делать. Анна ладно — она сумасшедшая, ее во мне притягивают сразу две вещи: то, что я правая рука Магистра и то, что я — переобращенное существо. Вряд ли она общалась с кем-то подобным, и потеряла голову от ощущений. Это можно понять. Но Эмили? Мы начали общаться очень давно, она была еще ребенком. Волею судеб мне пришлось ее учить, впервые приоткрыть дверцу в бесконечность Темного Знания. Мог ли я подумать, что тепло, которое я испытывал к ней, ее детский восторг выльются в сегодняшнюю сцену? Скорее всего, мог. Но не думал об этом.

А между тем девочка выросла. Хотя до сих пор ей было комфортно под маской подростка.

Кофе помог лишь отчасти. Я отвлекся на его приготовление и в конечном итоге мысленно вернулся к проекту, над которым сейчас работал. Оружие. Меня всегда привлекало оружие. Чем сложнее и разрушительнее оно, тем интереснее. Я некогда принимал участие в разработке ядерной и водородной бомб, сейчас ввязался в биологическое и химическое направление. Оружие и способ борьбы с ним. Человек дошел до апогея в своем стремлении разрушать. Было принято решение, что все это нужно хотя бы слегка контролировать… В итоге у доктора Берга и того, кто был до него, весьма богатая биография.

Но предчувствие меня не обмануло, и расслабиться за работой мне не удалось. Меня ждало еще одно маленькое испытание. Я почувствовал ее присутствие за несколько минут до того, как раздался звонок в дверь, но не спешил выйти на встречу. Поднялся с места нехотя, будто с трудом, шел в прихожую и думал о том, что за дурдом здесь творится, и почему мой день, который обещал быть плодотворным и интересным, превратился в спектакль. Если бы я знал, кому можно за такие шутки оторвать голову, я бы оторвал. Но, увы, происходящее издевалось, ухмылялось и просто свершалось. Судьба, как всегда, безнаказанна. Хотя это и нельзя назвать Судьбой.

Дана, или Ева Сержери, стоящая на моем пороге, была сумасшедше красива. Топ-модель, бывшая жена французского кутюрье, почетный гость Недели моды. Конечно, я слышал о том, что она в городе. Но не горел желанием с ней встретиться, прекрасно понимая, к чему подобная встреча приведет. Впрочем, сейчас я был способен почувствовать лишь усталость.

— Входи, — проговорил я, понимая, что не впустить ее просто нельзя — рискую остаться без квартиры, без дома и без квартала, в котором этот дом стоит.

— А у тебя миленько, — прокомментировала Дана, сбрасывая мне на руки манто. Как всегда, на ней был тот минимум одежды, чтобы можно было сказать «я одета». Ну почти одета. Ультра-мини, тяжелые серьги в ушах, колье и браслет, платье на широких бретелях, приталенное, со свободной юбкой, спускающейся ниже талии от силы сантиметров на двадцать. Полусапожки на шпильке. И без того высокая, в них Дана становилась очень высокой — ей не нужно было вставать на цыпочки, чтобы заглянуть мне в глаза.

Что она и сделала с очаровательной улыбкой. Классические smoky черно-стального цвета удивительно оттеняли ее серебристо-серые глаза. Ярко-красные волосы со всем этим смотрелись весьма странно, вызывающе, но — чудно — гармонично. В Дане всегда соблюдался баланс. Она дикая, сильная, неуправляемая, но она — совершенный хищник. Была всегда. И осталась сейчас, несмотря на двести лет свободы от своих прямых обязанностей.

— Хочешь выпить или перекусить?

— Если ты имеешь в виду нормальную еду, то я как раз собиралась поохотиться, но заехала проведать тебя. Так что ты можешь составить мне компанию.

Я улыбнулся.

— Это великодушное приглашение, Дана, но я…

— Ты вынужден отказаться. Я знала. — Она беззаботно рассмеялась. — Сколько времени прошло, а ты… — Видимо, она хотела сказать «не меняешься», но не решилась. Она замерла, принюхиваясь и разглядывая меня одновременно. — А ты точно тот Киллиан, какого я знаю?

— Твое чутье говорит об обратном?

Она приблизилась.

— Мое чутье говорит о том, что ты Киллиан. Но ты другой.

— Что еще ты чувствуешь?

— Я не чувствую. Эмоциональный запах. Твой. Его почти нет!

— Мы давно не виделись, правда?

Я отстранился и отошел к окну. В последний раз с Даной мы виделись в 1875 году, и я не могу сказать, что это была приятная встреча для меня. Хотя она, наверное, получила свое удовольствие. Развлеклась, как всегда.

— Слишком давно. Ты мне не рад?

— А должен быть рад?

Ее лицо вновь озарила улыбка, на этот раз злая. Она поправила волосы и крутанулась вокруг своей оси.

— Правда, красиво?

— Не думал, что ты решишь выкраситься в столь яркий цвет, чтобы привлечь к себе дополнительное внимание, ведь ты и так всегда на виду.

— Фи, Киллиан, какой ты злой.

— Не поверишь, дорогая, но ты третья за этот день, кто мне говорит подобное, — я усмехнулся. Дана помрачнела. — Зачем ты пришла?

— Ты больше не любишь меня, Киллиан?

Опять двадцать пять. Мне захотелось рассмеяться, но это было бы настолько неуместным, что пришлось сдержаться. Жалобный тон и роскошная внешность Евы Сержери никак не хотели мириться друг с другом, и у меня возник определенный диссонанс. Дана опустилась на подлокотник, умудрилась положить ногу на ногу, а одну руку — на спинку кресла для поддержания равновесия. Она всегда показывала чудеса акробатики. Я почувствовал, как напряжение сходит на «нет». Мне было смешно. Естественная защитная реакция весьма нагруженной психики.

— Ты пришла ко мне спустя сто пятьдесят лет спросить, люблю ли я тебя?

— Что для таких существ как мы какие-то несчастные сто пятьдесят лет? — ответила она вопросом на вопрос, наклонив голову на бок и улыбаясь.

— Ты ведь почувствовала изменения. Можешь развить свою мысль.

Она нахмурилась, не сразу сообразив, о каких изменениях идет речь. Даже поднялась с места и обошла вокруг меня, делая вид, что прислушивается и принюхивается. Наклонилась ко мне (меня накрыло волной ее духов), улыбаясь и изучая. Она получала от этой игры колоссальное удовольствие. Кто я такой, чтобы мешать? Я стоял неподвижно, позволяя ей делать все, что хочет. Но она избегала прикосновений, концентрируясь на натяжении пространства и запахах.

— Да, раньше от тебя не несло таким количеством дам. — Едко уведомила она меня, остановившись напротив моего лица. — Это прерогатива Винсента, но никак не твоя.

— Сегодня мой день. — Вернее, не мой, но неважно.

— А ты изменился.

— В какую сторону?

Она сделала вид, что думает, положив тонкие пальцы на чуть тронутые блеском губы. Роскошная красная шевелюра блестела в свете лампы, украшение на шее слишком явно привлекало внимание к зоне декольте.

— Мне нравится, — сделала вывод она, не ответив на вопрос. — Так даже интереснее. И то, как ты выглядишь, и то, как ты говоришь, и то, как ты пахнешь. Ты научился скрывать эмоциональный запах. Может, ты снова охотишься?

— Иногда.

— Глядя на тебя я бы сказала, что ты помолодел. Смешно же.

— Глядя на тебя, скажу, что ты похорошела. Хотя лично мне красный кажется последней каплей в роковом образе Евы Сержери, — я слегка наклонился к ней. — Какую цель ты преследовала, явившись сюда? В очередной раз просто поразвлечься, или свобода тебя утомила, и ты явилась ко мне с просьбой принять обратно в Орден?

Она сделала несколько шагов назад, изящно обогнула стол, кресло прошлась по комнате, изредка бросая на меня неоднозначные взгляды.

— Вернуться в Орден? Думаешь, это то, чего я хочу?

— Не могу судить о твоих желаниях, но думаю, это то, что действительно тебе нужно.

— Но не ты.

— Уж точно не я, Дана.

— Я понимаю. Ты занят. И мне кажется, я даже знаю имена каждой из них, — она придала своему лицу выражение крайней скорби. — Возможно, мне стоит заехать как-нибудь в другой раз?

Ночь медленно, но неотвратимо опускалась на город, скрывая его улочки. Надежда поработать улетучилась окончательно. В принципе, это время можно использовать, чтобы вернуться к особняку Кеппелов и проверить свои догадки относительно местонахождения Аримана, но я не хотел даже думать о том, что случится, если я случайно разбужу Великого. Когда Авиэль вытащил его из парижских катакомб, Ариман чуть не разнес половину Парижа. Треверберг, и без того подкошенный деятельностью Незнакомцев, подобного взрыва просто не выдержит.

— Ты как никогда проницательна, душа моя.

— Я тоже изменилась. И я прекрасно выгляжу, ведь так?

— Я бы сказал «самая красивая женщина в двух мирах», но к чему повторяться? Где ты остановилась?

Она поморщилась.

— В отеле. Но там весело. Такие милые швейцары и очаровательные горничные.

— Отвезти тебя?

— Какой ты милый.

В автомобиле Дана рассказывала о своей жизни топ-модели, о муже, который был чрезвычайно мил, хоть и смертный, о том, какая скука в двадцать первом веке, что за женщин перестали сражаться, и подарки обмельчали. Ну что ей делать с десятым автомобилем? Даже вампиры не додумываются, что настоящей женщине намного приятнее получить еду, чем сто пятый бриллиант. Хотя иногда они шевелили остатками мозгов и находили древние украшения, которые Дана любила. Я молча слушал ее болтовню, следя за дорогой. Ехать было недалеко, но метель разыгралась не на шутку. Дана поправила манто. В салоне было тепло, но вид крупных снежных хлопьев вызывал озноб.

— Что у вас тут происходит? — наконец сосредоточенно спросила она.

— Незнакомки, Незнакомцы, их жертвы и пропавшие трупы. Все как всегда.

— Развлекаетесь.

— Более чем, — кивнул я, притормаживая на светофоре.

— А тебя сюда каким ветром занесло?

Я усмехнулся, повернул голову, чтобы взглянуть на собеседницу, странно серьезную. Хотя не странно, а, скорее, непривычно.

— Каким и всегда. Начинал как наблюдатель, а теперь вот принимаю непосредственное участие. А тебе какой интерес?

— Может, хочу помочь.

Светофор сменил гнев на милость, и мы тронулись с места.

— Тебе скучно, и ты скучаешь по сумасшедшим заданиям Магистра.

Она опустила голову, не ответив. Как бы там ни было, она действительно скучала. Дана получила свободу, которой пользовалась от души, но она оставалась прирожденным охотником. А на свободе так просто не поохотиться, тем более, сейчас. Мне кажется, никто не удивится, если в обозримом будущем она вернется в Орден, использовав для этого Винсента или меня, или направившись к самому Авиэлю, да чем черт не шутит — и к Ариману. Мы были бы рады такому повороту. Сейчас в Ордене не хватало существ подобной пробивной силы. А тандема лучше, чем Дана и Винсент, так и не сложилось.


Винсент

28 декабря

Треверберг


— Какое выбрать — лиловое или салатовое?

Мина вертелась перед зеркалом, меняя платье за платьем. Она уже раз десять доставала украшения из шкатулки и снова возвращала их — «совсем не под настроение» — переворошила косметику, перевернула коробки с обувью, но все равно была недовольна. Я сидел в кресле под сенью торшера с абажуром из рисовой бумаги и набирал текст на клавиатуре ноутбука.

— Кристиан, я с тобой разговариваю. Ты слушаешь?

— Да. Повтори-ка, что ты сказала?

— Я спросила: лиловое или салатовое?

Я поднял голову и посмотрел на платья.

— Салатовое.

— А почему не лиловое?

— Почему бы и нет? Лиловое тоже ничего.

Мина возмущенно фыркнула и отложила одежду.

— С мужчинами невозможно говорить о моде. Может, лучше выбрать то, цвета шампанского? Или черное? А как тебе белое, понравилось? И изумрудное тоже прекрасное, правда?

— Очень даже.

— А если я пойду голой?

— Ты замерзнешь.

— Тебе все равно!

Мина снова сосредоточилась на своем отражении и принялась укладывать волосы. Их нежно-персиковый цвет сменился цветом темного шоколада. Линзы моя бывшая соседка оставила в прошлом, сменив на очки в стильной пластиковой оправе. Теперь она уделяла непростительно много внимания одежде и макияжу, умудрившись за несколько дней узнать все модные тренды и завалить квартиру глянцевыми журналами. Конечно же, за это она, не закрывая рта, благодарила самую лучшую на свете Анну. У мисс Креймер получилось не только полностью переделать Мину внешне, но и совершить невозможное. В японском ресторане я принялся нахваливать здешние суши, и моя спутница уплела целых две порции, а потом сказала, что с удовольствием угостилась бы мясом. Вегетарианство осталось в прошлом.

С час назад мы вернулись из аргентинского ресторана, и теперь Мина собиралась навестить Эдуарда, которого до сих пор не выписали из больницы. Поехать в «обычном вечернем платье» она не могла, а поэтому решила выбрать что-то «более вечернее» — ведь «настоящая женщина не позволит себе появиться в госпитале в джинсах и свитере». Говядину в ресторане подавали отменную, и стейк с кровью настроил меня на доброжелательный лад. Я наблюдал за тем, как Мина, выбравшая платье-футляр цвета фуксии, вертится перед зеркалом, бормоча что-то вроде «кружевная накидка или манто», и размышлял над вопросом, который не давал мне покоя вот уже два дня: что делать дальше?

Поселить ее у себя? Спален для гостей предостаточно, да и подходящий предлог я придумаю, но Эмили не обманешь — и мне не хотелось ее обманывать, да и как я объясню гостье причину переезда? Позвать на помощь Эдуарда, когда тот вырвется из лап врачей? От Анны это ее не защитит. Пойти на крайние меры и привязать Мину к себе?.. Что-то во мне противилось мысли о том, что я когда-нибудь ее соблазню, но, если разобраться… Каратели десятилетиями переманивали смертных Незнакомцев таким способом. Для нас нет ничего проще, чем соблазнить человека, а она — привлекательная женщина, так что переступать через себя не придется…

— Скажи, Мина, у тебя есть планы на выходные?

Она в последний раз прикоснулась к лицу широкой кистью для румян и кокетливо улыбнулась.

— А что?

— Почему бы нам не поехать завтра в Прагу?

Мина удивленно распахнула глаза.

— Что мы там будем делать?

— Все, что захочешь. Можно погулять, сходить в тот ресторан, где подают колено вепря. Я покажу тебе исторические места, возьму фотоаппарат. Хочешь, чтобы я тебя поснимал?

— Конечно!

— Если сядем на один из утренних поездов, то к полудню уже будем в Праге. А номер можно заказать прямо сейчас.

Мина снова улыбнулась — на этот раз, тихо и загадочно.

— А давай закажем номер для новобрачных? — попросила она.

— Пусть будет номер для новобрачных.

— Как здорово! Ой, только… — Она прижала пальцы к губам. — А что я скажу Анне? Мы договорились встретиться в воскресенье, у нас деловой ленч…

Мина обхватила себя руками и уперла взгляд в пол. Несколько секунд мучительных размышлений — и она вскинула голову, поджав губы.

— За каким чертом мне сдался деловой ленч в воскресенье? И могу я провести хотя бы пару дней наедине с мужчиной? Позвоню ей завтра и скажу, что ленч отменяется. Вот.

С этими словами она взяла помаду и продолжила колдовать над лицом.

— Надеюсь, мисс Креймер не расстроится.

— Знаешь, Кристиан, она милая и добрая, но… иногда у меня такое ощущение, будто она хочет подчинить себе всю мою жизнь. Я многим ей обязана, но это еще не означает, что мной можно крутить и вертеть. — Мина отложила помаду и со вздохом опустилась на стул возле зеркала. — Что бы я ни делала, я всегда думаю — а что скажет Анна? И отказать не могу, потому что почувствую себя виноватой. — Она достала телефон и просмотрела полученное сообщение. — О, а вот и такси. Ура, я успела собраться!

— Я ухожу минут через десять. Оставлю ключи под вазой у входа.

Мина замерла, перебирая в пальцах сумочку. Пару мгновений она молчала, а потом сказала то, что я ожидал услышать:

— Ты вернешься? Я приготовлю тебе чай… ночью будет холодно.

Я прикрыл глаза, чувствуя себя самым отвратительным существом в двух мирах.

— Вернусь.

Куда же я денусь.

* * *

Служанка-японка открыла дверь и отстранилась, пропуская меня.

— Великий, — коротко объявила она.

Кэцуми подняла голову от бумаг. Ее лицо осветила спокойная улыбка.

— Пожалуйста, принеси нам чаю, — обратилась она к служанке. — Здравствуй, Винсент. Садись.

Я занял одно из мягких кресел возле стола и осмотрелся. После оглушающей музыки в основном помещении клуба здешняя тишина ласкала слух, а приглушенный зеленоватый свет располагал к беседе. Кэцуми умела создавать уют.

— Рада тебя видеть, — сказала она, подавая мне руку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. У меня было время отдохнуть и выучить свой урок.

Заметив, что я достаю портсигар, Кэцуми поставила передо мной пепельницу.

— Должно быть, то был важный урок, если до тебя решили достучаться таким способом.

— Весьма.

Неслышно вошедшая служанка водрузила на стол поднос с чайником и двумя чашками, поставила одну из них передо мной, легко поклонилась и снова испарилась.

— Кэцуми-сан и темная мафия Треверберга. Кто бы мог подумать, — улыбнулся я, делая глоток чая. Пах он восхитительно, а на вкус был еще лучше: должно быть, Кэцуми общалась со служанкой без слов и поведала ей о моей любви к бергамоту.

— Ты ожидал увидеть здесь кого-то другого, Винсент? Может быть, Незнакомца?

— О нет, не думаю. Теперь я понимаю, что это место просто создано для тебя.

— Благодарю.

Я отставил чашку и открыл портсигар.

— И давно ты этим заправляешь?

Кэцуми взяла с небольшого блюда кусочек сахара.

— Как давно мне в голову пришла идея создания такой структуры? Достаточно давно. Как давно я поняла, что мне нужно заправлять этим самостоятельно? Относительно недавно.

— Исчерпывающе.

— Тебе нужны ответы на другие вопросы, Винсент. Перейдем к ним.

Я предложил Кэцуми угоститься сигаретой, и она согласно кивнула.

— Северянин, — заговорила она, делая первую затяжку. — Незнакомец. Твой ровесник. Важный господин. Водит дружбу с влиятельными криминальными авторитетами. Опутал сетями всю Европу.

— А Треверберг оставил на десерт.

Вместо ответа Кэцуми прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Мы не были хорошими друзьями, но рядом с ней я чувствовал какое-то домашнее спокойствие, ощущал ее как родное существо. Должно быть, потому, что нас обоих считали странными: меня — потому, что я делал то, что хотел, а Кэцуми — потому, что она думала в непонятном для остальных ключе, непостижимое дитя страны восходящего солнца.

Ее никогда не видели в слезах или в ярости. Всегда спокойная, уравновешенная, тихая и вежливая. В ней удивительно сочетались хрупкость, сила и мудрость. Она была… слишком полна собой. Она давно поднялась над одиночеством, над пустотой, над душевной болью. Ради таких женщин не начинают войны, их не забрасывают дорогими подарками — им нечего дать, у них есть все. К ним приходят за поддержкой, за советом, для того, чтобы положить голову им на колени и позволить себе пару минут слабости. Такие женщины ни в чем не упрекают мужчин, не демонстрируют свое превосходство — он позволяют быть рядом, не держат, если мужчина уходит, принимают, если он возвращается. А в подруги выбирают других…

— Он не назвал своего имени?

Кэцуми открыла глаза, посмотрела на сигарету, тлевшую в пальцах, и стряхнула пепел.

— Нет, он осторожен. И умен. — Она проследила взглядом за колечком дыма. — Но у него есть слабое место. Подруга. Полагаю, он ее любит, хотя готов пожертвовать ей, если нужно будет поставить на карту все. Кларисса Вольпе.

Я выпрямился в кресле и вернул на блюдце чашку с уже остывшим чаем.

— Тебе знакомо это имя? — спросила Кэцуми, продолжая наблюдать за дымом.

Маленькая девочка с печатью Прародительницы. Минул не один век — а я помнил, как она заглядывала мне в глаза, прижимая к груди игрушку, и спрашивала шепотом: «Ты уводишь Марту прочь?». И вот что из этого получилось…

— Не вини себя, — мягко сказала Кэцуми. — У каждого свой путь. Мы не можем спасти всех. Мир играет по своим правилам.

— Так, значит, Кларисса.

— Да. Она живет в Треверберге. Найдешь ее — и останется только распутать клубок.

Кэцуми взяла свою чашку.

— Подозрительно просто, — нахмурился я.

— Самые сложные вещи всегда просты, Винсент. Нам ли не знать.

— Спасибо за информацию. Не скучно тебе здесь? Чем ты занимаешься, помимо работы?

Она повела плечами.

— Охота, икебана, оригами, рисование. Стихи. — Ее губы тронула слабая улыбка. — С любовью и теплом вспоминаю нашу переписку. Благодарю тебя за нее.

— Думаю, это я должен тебя поблагодарить. Если бы не ты, японская поэзия оставалась бы для меня загадкой.

— Я слышала, в Треверберг приехала Дана.

Повисла неловкая пауза, и воздух в комнате из теплого превратился в ледяной.

— Да. Мы виделись на открытии Недели моды.

Кэцуми допила чай и вернула чашку на блюдце.

— Мудрость приходит не тогда, когда мы случайно выбираем единственно верный путь. Мы обретаем ее после долгих лет мучительных поисков, в тот момент, когда нам кажется, что дальше искать бессмысленно. Но находим не извне, а внутри себя. И выходим на свет.

— Как там в кодексе бусидо? Если мир становится черным, благородный муж находит в нем белое пятнышко.

Она закивала, улыбаясь, и сцепила пальцы.

— В тебе есть сила, которую ты когда-нибудь назовешь по имени. Но мир устроен так, что силу мы познаем через боль.

— А если нет и боли, и осталась только пустота?

— Пустой сосуд можно наполнить чем угодно, а в сосуд, до верха наполненный болью, не влить ни капли. Мы говорим: принять может только пустая рука. Пусть это утешает тебя в те минуты, когда ты теряешь, Винсент.

* * *

В просторных помещениях на последних этажах здания клуба Кэцуми организовала настоящие хоромы. Здесь были и гостиные, где она принимала деловых партнеров, и уютные кабинеты, в полумраке которых говорили по душам, и светлые столовые, и даже комната для размышлений, обставленная в столь любимом хозяйкой буддийском стиле «все, что не пустота, мешает сосредоточиться». Около часа мы провели в оранжерее, наблюдая за фонтанами и лакомясь неизвестно откуда взявшимися зимой свежими фруктами, и вернулись в кабинет Кэцуми, когда уже перевалило за полночь. За все это время мы не обменялись и парой десятков слов, но ощущение было такое, словно я впервые за несколько веков выложил кому-то целый список самых личных вещей и вздохнул свободно. Терять это ощущение не хотелось, уходить — и подавно, но мой визит затянулся.

— Я могу проводить тебя в библиотеку, — сказала Кэцуми. — Там есть прекрасные исторические манускрипты. К утру я освобожусь, мы сможем подняться на крышу и полюбоваться восходом.

— Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Спасибо за чай и за экскурсию… и за беседу.

Кэцуми спрятала руки в широких рукавах вязаного пончо, опустила глаза и легко кивнула.

— Желаю тебе удачи.

— Ты уверена, что…

— Не переживай. — Она тронула прическу, в которой поблескивали шпильки из храмового серебра. — Говорят, что мир равновесен. Придет время платить по счетам, и каждый из нас выложит все, что должен, до последнего цента.

Она жестом пригласила меня следовать за собой.

— Я позвоню одному из своих водителей. Вряд ли таксисты поедут в старую половину города в такую погоду.

— Я уже договорился с тем, кто вез меня сюда, так что пусть твои ребята посидят в тепле.

— Была рада повидать тебя, Винсент. Пожалуйста, заходи в любое время.

Я достал сотовый телефон для того, чтобы позвонить таксисту, и с удивлением обнаружил три непринятых вызова — когда мы с Кэцуми зашли в оранжерею, я перевел аппарат на тихий режим. И стоило мне прикоснуться пальцем к экрану, как он снова ожил, показывая номер Мины.

— Милая, я буду минут через сорок. Надеюсь, в старой половине не завалило снегом все дороги? Ты не замерзла?

— Доктор Дойл? — ответил мне незнакомый мужской голос. — Меня зовут Джейсон Хайтауэр, я офицер полиции Треверберга. Вам знакома женщина по имени Вильгельмина Бриггс?

— Естественно, ведь мой номер есть в ее телефоне, а с него вы и звоните. Что-то произошло, офицер?

— Боюсь, что да, доктор. Не могли бы вы приехать к нам?

— В участок? Но… черт. Вы можете объяснить мне, что стряслось?

— Будет лучше, если мы поговорим лично. Я жду вас. Пожалуйста, приезжайте.

Лицо Кэцуми, как и раньше, выражало вселенское спокойствие. И тон ее, когда она заговорила, был таким же спокойным.

— Случилось несчастье?

Я убрал телефон.

— Похоже на то.

— Пусть все сложится хорошо, Винсент. — Кэцуми посмотрела на кого-то за моей спиной. — Ко мне визитер? Проводи господина, Лара.

С визитером мы столкнулись в дверях — высокий мужчина в длинном плаще, светловолосый, вот и все, что я успел разглядеть. Уже спускаясь по лестнице, запоздало понял, что это Незнакомец, вспомнил рассказ про северянина и даже подумал вернуться, но счел это лишним. После попытки убийства только полный идиот так открыто вернется завершить начатое. Или тот, в ком столько безрассудства и самоуверенности, что они скоро польются из ушей… Впрочем, здесь при необходимости ему вправят мозги. Да и почему Кэцуми не может водить дела с Незнакомцами? И откуда мне знать, сколько среди них светловолосых, а сколькие из них родились на севере.

* * *

Расстояние от клуба до полицейского участка можно было преодолеть быстрым шагом за полчаса, а на машине — и того быстрее, но метель разыгралась не на шутку, и такси ехало до пункта назначения непростительно долго. Когда я вошел в стеклянные двери, впустив за собой облачко снега, мои часы показывали половину второго ночи. Поразмышлять о том, где искать звонившего мне офицера, я не успел: меня окликнули по имени.

— Доктор Дойл! Что это вы здесь делаете в такой час? — поинтересовалась Джой, приятельница Муна-старшего, патрульная из Ночного квартала.

— Добрая ночь. — От холода у меня уже зуб на зуб не попадал, но это еще не означало, что я могу грубить даме. — Не подскажете, где искать офицера Хайтауэра?

Джой улыбнулась и прижала к груди тонкую папку, которую несла с собой.

— Я провожу вас.

Через пятнадцать минут я сидел в одном из кресел у стола офицера Хайтауэра, пил горячий чай и слушал рассказ о событиях последних часов. Ровно в десять вечера госпожа Вильгельмина Бриггс вернулась из больницы, где навещала господина Эдуарда Муна. Ей следовало облачиться в домашнюю одежду и, приготовив себе горячий шоколад, расположиться на диване с хорошей книгой и кошкой под боком. Но госпожа Вильгельмина Бриггс этого не сделала. Она оставила в одном из кресел свою сумочку, сняла верхнюю одежду, разулась, босиком поднялась на крышу своего дома и шагнула вниз. Смерть наступила мгновенно: перелом шейных позвонков.

Как офицер Хайтауэр нашел мой номер? Он значился в телефоне Мины в быстрых наборах под цифрой «два». Может быть, это плохая шутка? Для опознания — в Треверберге родственников у Мины не было, до родителей дозвониться не удалось — пришлось спуститься в полицейский морг и померзнуть там еще немного, пока не очень трезвый парень в белом халате искал в документах номер ячейки. Тело принадлежало Вильгельмине Бриггс.

Был ли этот рассказ странным для здешних полицейских? Ничуть. В Треверберге, большом городе, самоубийства происходят регулярно. Был ли он странным для меня? Да. Более чем.

Где я просчитался? Анна пересеклась с ней на пути домой? Вряд ли, Мина ехала на такси, в ее сумочке даже нашли квитанцию. Они встретились в больнице? Нет. Там дежурила пара врачей-темных эльфов, они позвонили бы мне, а если бы я не ответил, то набрали бы номер Киллиана. Она пробралась туда незаметно? Но если так, зачем отпускать Мину домой, ведь я могу ждать ее, и тогда «сюрприза» с самоубийством не получилось бы? Нет, в таком случае Незнакомка выбрала бы что-нибудь более эффектное — заставила бы ее прыгнуть под поезд или полететь с одной из башен торгового центра.

Она ждала Мину в квартире? Не вариант: после преодоления охранных заклинаний у нее хватило бы ментальных сил разве что на слабое внушение вроде «принеси-ка мне кофе». Конечно, оставалась еще одна опция: естественное самоубийство без вмешательства Анны. Но люди такого склада, как Мина, не уходят из жизни тихо. Она оставила бы предсмертную записку и устроила бы все так, чтобы у полицейских и врачей была возможность ее спасти. По сути, умирать они не хотят — скорее, обращают на себя внимание. Да и выбор способа самоубийства казался странным: прыгнуть с крыши? Больно и страшно. Полсотни таблеток снотворного — это идея получше. Никакой боли и крови, глубокий вечный сон.

— Спасибо, что приехали, доктор Дойл. И примите мои соболезнования еще раз.

Офицер Хайтауэр — он оказался молодым светловолосым парнем и походил, скорее, на полицейского из кино, чем на обыкновенного служителя закона — уже хотел закрыть свой ноутбук, но передумал.

— Еще один вопрос, вы не возражаете? — обратился он ко мне.

— Отвечу с радостью.

— До того, как переехать в старую половину, Вильгельмина жила в одном из высотных домов неподалеку от Ночного квартала. Ее сожительницу звали Диана Каннингем. Она была последней, кому звонила мисс Бриггс. Точнее, могла бы быть последней, но Вильгельмина сбросила звонок, не дождавшись первого гудка.

Только Мораны здесь не хватало для полного счастья. С другой стороны… а если это и не Анна вовсе? Морану Мина вряд ли впустила бы в квартиру, но они могли увидеться где угодно. С ума она, что ли, сошла? Или все здесь сошли с ума?..

— Мы пытались связаться с мисс Каннингем, но она не отвечает, — продолжил офицер Хайтауэр. — А вы, насколько я знаю, были соседями, жили на одной площадке…

— Мы знакомы, — кивнул я, перебирая в пальцах пластиковый стакан.

Офицер Хайтауэр бросил на меня короткий взгляд.

— Простите, доктор Дойл… я сказал что-то забавное?

Я выбросил стакан в корзину с яркой наклейкой «Утилизация пластика — спасение планеты» и поднял глаза на полицейского. Он дожидался ответа, смущенно улыбаясь, а я с трудом сдерживал смех. Неприятный разговор с Даной казался далеким, спокойные минуты в компании Кэцуми тоже отошли на второй план. Когда я в последний раз чувствовал такой душевный подъем? Очень давно. На кого я тогда охотился? Не помню, да и не важно. Меня буквально распирало от желания пуститься по следу. Не останавливаться несколько дней подряд? Очень хорошо. Не спать пару недель? Еще лучше. И эта глупая девка действительно решила, что я поверю в причастность Мораны? Надеюсь, ты готова, Аннет. Сейчас-то мы точно повеселимся на славу.

— Нет, офицер, нет. Просто мне очень понравился ваш чай. Я свяжусь с мисс Каннингем. Наверное, вы хотите, чтобы она вам позвонила? Тогда мне понадобится ваша визитная карточка.

* * *

Под утро метель поутихла, снег падал большими пушистыми хлопьями, и на улице даже стало теплее. Я присел на одну из скамеек у здания полицейского участка и набрал номер Киллиана.

— Да, Винсент, — отозвался он после нескольких гудков.

— Скоро я буду дома. Как ты смотришь на то, чтобы выпить чашечку кофе?

— Говори прямо. Для твоего же блага.

Судя по голосу, Киллиан не был расположен к беседе. Наверное, следовало извиниться и набрать его номер позже, например, завтра утром. Но я не удержался.

— У меня отличные новости.

— Я знал, что один из самых ужасных дней в моей жизни еще не закончился.

— Теперь он точно у нас в руках, можешь мне поверить.

Мой рассказ получился коротким и каким-то чересчур стройным и логичным. Киллиан придерживался такого же мнения. Зловещее молчание на том конце провода казалось бесконечно долгим.

— Винсент, — наконец начал он. Тон его был таким спокойным, что я порадовался своему счастью — если бы мы находились рядом, легким испугом я бы не отделался. — Ты не встречал вакханок в клубе «Токио»? Кэцуми-сан не предлагала тебе изысканное угощение?

— Я не пьян! — возмутился я.

— Очень жаль. Потому что если бы ты сказал мне это на пьяную голову, то я предложил бы тебе проспаться, а потом забыл все, как страшный сон.

— Брось, Киллиан! Мы договорились! Ты нравишься Анне, не забыл?

— Нет! И она тоже не забыла. И пришла ко мне сегодня для того, чтобы напомнить.

Я достал из кармана перчатки, придерживая телефон плечом.

— Вот как. Все само идет к нам в руки. Кстати, чем ты занимаешься?

— Подумываю о том, чтобы открыть клуб нестерпимо надоедливых овец. То есть, одиноких сердец. И пытаюсь работать.

— Пора сделать перерыв. Так что там насчет кофе? Самое время обговорить последние детали плана.

— Две трети твоего плана уже полетели к чертям, Винсент. И последняя треть тоже полетит к чертям, и неудивительно — ведь это твой план.

— Даже если план полетит к чертям, всегда есть место для импровизации. Где твой боевой настрой?

— Я и забыл, что может быть что-то хуже твоего плана: твоя импровизация и твой боевой настрой.

— Купи ей цветы или украшение. Пригласи в театр. На ужин. И не делай из этого драму. Помни о том, что у нас благая цель.

— Напомни мне сказать Авиэлю, чтобы по окончании этой истории он запер тебя на пару веков в Библиотеке.

— Я бы предпочел Отдел Науки. И почему ты дважды проигнорировал предложение? Может, ты разлюбил мой кофе? Или тебе не хочется об этом говорить?

— Мне не хочется тебя убивать. Великая Тьма видит — если мы встретимся в ближайшие два дня, я это сделаю. До скорого, Винсент.

Я повертел замолчавший телефон в руках, посмотрел на небо, с которого до сих пор падали хлопья снега, и набрал номер Мораны. Мисс Каннингем ответит. Хотя разговор этот будет не из легких.


Ролан

28 декабря

Треверберг


Я задумчиво смотрел на экран телефона, размышляя о том, стоит ли предпринять очередную попытку и позвонить Клер. Конечно, без нее мои дела не встали и даже не затормозились: я вызвал своего помощника из Мирквуда и поручил ему вести ту часть, которой занималась подруга, — но все равно ощущал внутри странную пустоту без нее. Наши отношения развивались стихийно. Мы встретились вскоре после того, как ее бросил Создатель. Так начинается история каждого Незнакомца: его один на один с огромным миром оставляет Создатель. Каждый из нас выживал всеми правдами и неправдами, оставшись в одиночестве, без понимания, кто ты, где ты и что нужно делать. Кого-то из нас находят другие Незнакомцы — и в свое время Пифон организовал целые отряды, которые занимались поиском юных брошенных существ, — кто-то учится всему сам, как я или сам Пифон или Дуата. Клер начала учиться сама, а я ей помог, взял под крыло и уже не отпускал. Мы сблизились, решили, что это большее, нежели партнерство, и более не расставались. Может, это было моей ошибкой — настолько довериться женщине, а, может, естественное желание мужчины завести семью. У нас были «дети», обращенные нами существа, которые уже давно вели самостоятельную жизнь, с кем мы не поддерживали связи. Чтобы не навредить. Чтобы не приучить к тому, что все твои проблемы решают более сильные товарищи. Мы по примеру карателей стерли себя из их памяти. Но, в отличие от техник, которые использует Орден, наши не дали гарантии, что ребенок не узнает нас при встрече. Поэтому ни с кем мы не встречались, хотя я постоянно получал информацию о проделках каждого из них. Их нельзя было назвать Незнакомцами в полной мере. В них не было той боли и того страха, которые всегда лежат в начале нашего пути. В них не было той вселенной пустоты, обреченности, из которой мы черпали свои силы. Дети. Семья. Я несовместим с этими понятиями. И все же я их разделил. Странно. Странно понимать спустя столько времени, что все это имеет значение почти в такой же мере, как и поставленные цели и результаты, которых удалось достичь.

Телефон молчал. Кларисса не позвонила. И я не могу знать, уехала она на самом деле или же спряталась в городе. Я ее не чувствовал. Я знал, что она жива, и у нее все хорошо, но не чувствовал связи, нашей связи, лишь крепнувшей с того момента, как мы впервые встретились. Что-то сломалось внутри нее. Что-то сломалось внутри меня. Люди бы сказали, что отношения дали трещину, но отношения бессмертных существ складывались по другим законам.

Я криво улыбнулся, думая о том, как, наверное, жалок в этот момент: одинокий вечер, 28 декабря. Время, которое принято проводить с семьей. Ни любовницы. Ни подруги. Ни друзей. И к счастью. Ценю одиночество. Я начал им дорожить в день гибели Пифона. И дорожу до сих пор. В одиночестве я черпаю свою силу. Думаю. Планирую. Воплощаю планы в жизнь. Мне нравится это ощущение свободы, ощущение, которое появляется, как только понимаешь, в этой жизни все зависит только от тебя. Обстоятельства в сущности всего лишь способ переложить ответственность за свою жизнь на внешние факторы. Как тяжело, наверное, делать первые шаги в сторону осознания того, что все в твоих руках. И как легко потом, когда ни от кого ничего не ждешь. Ты сам можешь все. Ты сам способен повернуть мир в ту сторону, которая выгодна тебе.

Планы. Дела. Треверберг. Мысли услужливо вернулись к текущему. Анна блестяще справилась со своим заданием. Этой милой девочке даже не пришлось ничего объяснять. Покусала Железную Леди, припугнула, оставила в живых. Молодец, держи конфетку. Я вернул ей дом. Вернул без зазрения совести и без сожаления. В конечном итоге он принадлежит ей по праву, а мне вряд ли пригодится. Дом был передан, оппонент или готов к дальнейшим переговорам или к смерти, и в общем и целом все хорошо. Светлая мафия уже подчинилась. Осталось дело за малым. Я не привык останавливаться, не привык отступаться. Отключил телефон, чувствуя одновременно разочарование и облегчение. К черту. Пора навестить Железную Леди. И уже на месте определиться, убить ее или попытаться договориться.

Я не стал брать свой автомобиль, он был слишком приметным. Вызвал такси. К счастью, в это время суток много кто ехал в «Токио» и обратно, такой заказ не вызовет подозрений, и проблем не будет. К черту погоду. К черту Клер. К черту карателей с их слишком длинными носами. Любопытство не доводило до хорошего никого из них, но они не учатся! Что ж, значит, продолжим игру без изменения условий. Без отступления от плана.

В «Токио» меня встретили с привычным гостеприимством. Сегодня здесь было весьма многолюдно, и я почти с облегчением вздохнул, когда оказался в хоромах Железной Леди. Служанка отправилась доложить хозяйке о моем приходе, а я остался в просторной прихожей, уже знакомой мне, в полном одиночестве и наедине со своими мыслями. Интересно, сколько здесь скрытых камер? Сколько потайных комнат, откуда так удобно было бы следить за гостями? Какова численность охраны? Каким-то образом Анне же удалось обойти все эти ограничения и выйти сухой из воды. Значит, и мне удастся, если я решу, что убить Железную Леди проще, чем договориться с ней.

Я огляделся с видом впервые прибывшего в новое место туриста. К счастью, такое поведение вопросов не вызовет: покои были полны тонкого восточного изящества, столь дико смотревшегося в европейском мегаполисе, что казалось, ты перенесся в другой мир. Мягкие цвета, песочный, черная отделка, золото, зеленый… Здесь сама природа дышала чистотой и простором, несмотря на весьма скромное по размерам помещение. Японская роспись, японская мебель, японские обои. Кусочек Японии в Европе. Наверное, непросто было его воссоздать.

От созерцания меня отвлекло сразу два фактора: возвращение служанки и появление нового героя игры, которую мы затеяли в Треверберге. С Винсентом мы не общались, но я хорошо его знал. Знал в лицо, знал по ощущениям, знал, на что он способен — еще со времен Пифона, когда наша политика напоминала скорее экспансию, и нам приходилось все время быть начеку. Мы знали всех карателей. Пифон заставил выучить их по именам, показал всех, кого смог показать. И вот… Совпадение ли? Винсент вхож в круги Темной Мафии? Орден вхож в круги Темной Мафии? Если это так, я готов пожать руку Магистру: он тонкий политик. Впрочем, на меня каратель внимания не обратил. Он вылетел вон, движимый то ли какой-то новостью, то ли какой-то целью. Не важно. Важнее то, что меня ждала Железная Леди. И ждала прямо сейчас.

— Входи, мой северный гость, — проговорила она, стоило мне пройти в следующие покои. — Мой ночной северный гость.

— Твое гостеприимство поражает, моя госпожа, — отозвался я, повинуясь. Служанка испарилась. Мы остались одни. И твоя смелость меня поражает, женщина. Я не чувствую присутствия мало-мальски сильных темных существ ни в этой комнате, ни в одной из соседних. Честно говоря, существ, способных нанести вред мне, здесь вообще нет. — Я узнал, что с тобой случилась беда, и позволил себе приехать, — продолжил я. — Но если тебе неугодно видеть меня, уйду. Вернусь в более подходящее время.

Темные глаза японки блеснули. Она опустила руку, которую мгновение назад держала у прически, будто бы поправляя ее, а на самом деле проверяя, легко ли выходят шпильки их храмового серебра, которые она держала при себе постоянно. Сложила пальцы привычным жестом, так свойственным японским женщинам. Скромность и уважение.

— Мне лестно, что Северный воин помнит обо мне.

— В прошлый раз наш разговор был не таким приветливым.

Она жестом предложила сесть, и я повиновался, радуясь, что одет в джинсы, и могу спокойно сидеть практически на полу. Она так же опустилась на колени напротив. На столике перед нами уже находился чай. Судя по всему, успели принести свежий в тот момент, когда гости в зале сменили друг друга.

— В прошлый раз ты приходил с другой целью.

— Ты уверена, что цель изменилась, моя госпожа?

Она не улыбнулась, но я почувствовал невидимую улыбку, озарившую ее лицо изнутри. Это странно передать. Благородное и спокойное лицо. И мельчайшие изменения настроения. Так просто и нельзя понять, что не так по сравнению с выражением минутной давности, все уходит на уровень ощущений. Сейчас Железная Леди была настроена приветливо. Может быть, разговор с Винсентом ее расположил? Или она действительно рада мне? С чего бы, если учесть, как мы расстались в прошлый раз и что за этим последовало? Или она относится к тем женщинам, которые мастерски дорисовывают реальность в своем воображении?

— Ты по-другому пахнешь.

Аргумент так аргумент. В какой-то момент я обрадовался строгим традициям, касающимся чаепития. Можно молчать по уважительной причине и спокойно думать о том, какой шаг должен стать следующим. Разговор в этом случае напоминал пошаговую битву. Шахматы. Интеллектуальные. Эмоциональные. Игра, построенная на ощущениях, жизненном опыте, целях, возможностях и шансах. Когда незначительные детали имеют больший вес, чем очевидные вещи. Когда маленькое слово способно переломить ход истории, которая, как мы знаем, пишется не на поле боя.

Нет, я не буду ее убивать. У меня есть идея получше и поинтереснее.

— Что с тобой случилось?

На этот раз она улыбнулась. Грустно.

— Это не принесло ожидаемого результата, а значит, уже не важно. Ни к чему говорить о том, что исправить нельзя.

— О чем же хочет поговорить моя госпожа?

— О тебе. Ты пришел в другом настроении, уже не бросаешься требованиями, не злишься. Ты решил, что победил?

Я поднял на нее максимально спокойный взгляд.

— Мы же оба знаем, что нам придется найти то решение, которое удовлетворит обе стороны.

— Ты хочешь, чтобы я тебе доверяла?

— Я понимаю, что твое доверие нужно заслужить.

Ее взгляд потеплел, в нем промелькнуло одобрение. Она играла и была рада, что я включился в игру. Сейчас последуют условия, возможно, невыполнимые, придется их менять, сходиться на чем-то среднем, потом снова менять и выдвигать свои. Привычная перетасовка.

— На меня напали. Ты сделал бы большой подарок, если бы поймал ту, что пошла на это.

— Ту?

— Это женщина, — спокойно пояснила Железная Леди, кивая. — Из ваших. Уверена, ты знаешь ее. И сможешь найти.

— Она нужна тебе живой?

— Детали обсудим позже. Ты согласен?

— Смотря о ком идет речь.

Не согласиться сразу. Не отказать. Она не сможет понять, знаю я о нападении больше, чем показываю, или нет. Она не сможет определить, плевать мне на Анну или нет. Знаю я ее или нет. Я ли ее послал или нет. Конечно, Незнакомцев не так много, как вампиров или темных эльфов, но мы не можем знать каждого из собратьев в лицо. Выражение лица Железной Леди изменилось лишь на мгновение. Нет, не растерянность на нем отразилась, а, скорее, мрачное удовлетворение происходящим.

— Детали обсудим позже, — повторила она. Улыбаясь.

Улыбаясь! Меня обдало горячей волной. Она флиртует? Со мной?!

— Я весь внимание, моя госпожа, — проговорил я, понимая, что чаепитие как таковое на этом закончится.

— Я готова показать тебе, как живу, Северный гость. Викинг.

— Великая честь и большое доверие.

Она поднялась. Я встал вслед за ней. В груди было жарко от предвкушения. Я понимал, что уже не могу скрывать легкую улыбку. Но это была улыбка не Викинга. В ней было слишком много несвойственных ему эмоций. Я подал ей руку и с трудом удержался от дрожи, когда она вложила в нее свою. Восточные женщины тяжело идут на контакт. Японки особенно. Или мне так кажется?

Железная Леди в первую очередь Леди. Как удивительно это понимать.

* * *

Я вышел из «Токио» уже утром. Оставил ее в спальне, спящей и прекрасной. На прощание поцеловал в щеку, думая, что Великая Тьма подарила мне восточную сказку. Пусть на несколько часов, но мою. Маленький мирок, пронизанный светом и теплом. Теплая и нежная женщина рядом. Нечто настолько нереальное, что кажется сном. Сном наяву.

Но нужно возвращаться в реальность, даже если все в тебе этому противится. Мое хорошее настроение не способно приблизить меня к цели ни на шаг. Хотя контакт с Железной Леди обеспечен. Она хочет голову Анны? Я найду способ дать ей или голову Анны или то, что понравится ей больше. Не проблема.

Я включил телефон и, не думая, набрал номер Клариссы. Она ответила сразу же. Не спит и ждет звонка.

— Да?

— Возвращайся, милая. Нас ждут великие дела.

— Хочешь сказать, что сменил гнев на милость и готов меня лицезреть? — недоверчиво спросила она.

— Возможно, я тоже способен скучать, Клер. Даже если тебе так не кажется. Возвращайся. И, пожалуйста, позвони, когда приедешь.

— Хорошо.

— Тогда до связи.

— Ролан?

— Да?

— Спасибо, что позвонил.

Я отключился, не скрывая торжествующей улыбки. В эту минуту я чувствовал, что возможно все. И я иду правильным курсом. Что ж… Партия с каждой минутой становится все интереснее. А если учесть, какие игроки приняли вызов…


Морана

29 декабря

Треверберг


— Не молчи. Так только тяжелее.

— Знаешь, как я ее впервые встретила? На вокзале, на станции «Старый Треверберг». Длинная очередь, она стояла в конце. И вид у нее такой затравленный, что на нее никто бы и внимания не обратил, даже самый голодный в двух мирах Незнакомец, а я взяла и подошла. Говорю: «Вам помочь, мэм?». А она мне: «Нет, спасибо». А я ей: «Вы замерзли. Хотите, я куплю вам чай или кофе?». А она мне: «Ой, нет, я тороплюсь!». А я ей: «Что, прямо сильно спешите?». А она мне: «Вообще-то, нет». И рассказывает, что ей просто все осточертело, она решила купить билет в любой город, в один конец, и уехать отсюда. Без вещей, только небольшая сумка да документы.

Винсент кивнул и, открыв дверцу одного из кухонных шкафов, достал оттуда большую стеклянную банку.

— Ты подошла вовремя.

— Вначале она, конечно, опасалась меня, — продолжила я, делая очередной глоток чая, — но потом все пошло на лад, мы сблизились. Видел бы ты ее глаза в тот момент, когда я принесла ключи от новой квартиры. Мы двое суток перевозили вещи, почти не спали, а она без умолку говорила, что куда поставит, что каким цветом покрасит, что нарисует там и там. Я могла пропадать два месяца, а она при встрече и не думала устраивать скандалов, бросалась на шею, говорила, что скучала, и хорошо, что я приехала именно сегодня, ведь она сделала еженедельную уборку и опробовала новый рецепт пирога. У меня впервые за всю мою жизнь было чувство, что я возвращаюсь не к своей еде, не к человеку, которого уже завтра при необходимости смогу поменять на кого-то другого. Я приходила домой, понимаешь? Я живу на свете больше тысячи лет, и только сейчас поняла, что такое «дом». Когда она ушла, я думала, это к лучшему. Анне надоест, она оставит девочку в покое, все наладится, даже если и без меня. И вот …

Я в сердцах ударила кулаком по столу, и чашка с кофе печально зазвенела.

— Теперь ты лишаешь меня права на месть!

— Месть не заполнит пустоту.

Винсент достал из полотняного мешка пучок сухой травы и принялся растирать его в ладонях. Я допила чай, отставила чашку и откинулась на спинку стула. Меньше суток назад я думала, что в двух мирах нет существа счастливее меня. Ключи от новой квартиры в Мирквуде были получены, вещи собраны — осталось погрузить все в машину и убраться из этого города к чертям. Я позвонила Вивиану, мы договорились поужинать ровно в шесть и даже поговорили о том, что отметим новоселье в узком кругу. Одни сутки, одни проклятые сутки мне нужны были для того, чтобы разобраться с делами Кейтлин Монтгомери. И кто бы мог подумать, что каратель Винсент осчастливит меня своим звонком в начале пятого утра, да еще огорошит такими новостями?..

Незнакомцы редко по-настоящему привязываются к своим жертвам. Выходить замуж или жениться на собственной еде — это удел инкубов или суккубов. Но… Мина была не просто едой, сожительницей или подругой. Я делила с ней что-то очень важное, что-то, чему не могла подобрать названия — и сейчас это у меня забрали. А ведь она не была особенной, не блистала умом и красотой: дурочка, каких тысячи, боявшаяся собственного отражения в зеркале и жутких чудовищ из темноты ночной квартиры, нескладная, наивная, постоянно подворачивавшая ноги и набивавшая синяки. И что я в ней нашла? Почему подошла тогда? Почему осталась?.. Мне хотелось ее защитить. Но так оно бывало и до Мины. Я уходила от них и грустила, но то была светлая и легкая грусть. А сейчас мне казалось, словно у меня вырвали сердце.

— Что бы ты знал о мести, каратель Винсент.

— И о мести, и о пустоте я знаю предостаточно.

Он повернулся спиной к плите, на которой кипел отвар из трав, и посмотрел на меня. Судя по всему, доктор Кристиан Дойл и каратель Винсент не очень хорошо уживались у него внутри, и последний неизменно одерживал верх: расческа отправлялась подальше, а вместе с ней и элегантные стильные вещи. Сегодня он был одет в светлые джинсы и темно-синий свитер крупной вязки, и вид имел привычно встрепанный. И какой-то… диковатый.

— Какие у тебя планы? — поинтересовался он.

— Я уезжаю в Мирквуд.

— Как скоро?

— Через пару дней, нужно закончить кое-какие дела. И… похороны.

Винсент убрал волосы со лба.

— Да, и верно, забыл. Я решу все вопросы, тебе не придется этим заниматься.

— А почему ты спрашиваешь? — Я улыбнулась. — Дай-ка угадаю. Ты хочешь попросить Незнакомку Морану об очередной услуге.

— Утро вечера мудренее.

— Привет, пап. Ну и холод на улице! Ой… прости, я не знала, что ты не один.

Эмили остановилась посреди кухни и оглядела нас.

— Все в порядке, детка. Как кино?

— Треш, угар, много секса, все умерли в один день. — Она подошла к холодильнику, достала из него пакет молока и подняла его, салютуя кому-то невидимому. — И да придет зомби-апокалипсис!

Винсент улыбнулся и снял с огня отвар.

— Знакомься, милая, это Морана. А Эмили ты, наверное, знаешь.

— Знаю, — кивнула я.

Девушка расстегнула кожаную куртку и принялась распутывать шарф, поставив пакет с молоком на стол.

— Примите мои соболезнования, я слышала про вашу подругу, — сказала она. — Жаль, что обращенные существа после смерти превращаются в пыль, а то вы бы оттянулись, поиграв головой Анны в футбол. У нас тут и стадион рядом. Но не переживайте, рано или поздно ей наподдадут, это как пить дать.

— Спасибо.

— А куртка у вас классная, — продолжила Эмили, снова завладев пакетом. — На мою похожа. Тоже теплая, наверное, да? Ну ладно. Пойду напишу пару-тройку страниц треша и угара про Сайлса Следопыта и Наамана Жреца, потом заставлю всех героев переспать друг с другом и одолею еще страниц десять, а потом посмотрю мультики. — Она выразительно поиграла бровями. — Оставляю вас наедине.

— Она стала совсем взрослой, — обратилась я к Винсенту, когда Эмили вышла.

— Подросла, — согласился он, наполняя прозрачную стеклянную чашку готовым отваром. — Сахар или мед?

— Сахар.

Винсент поставил чашку на стол, взял из маленькой фарфоровой миски пару сахарных кубиков и уже хотел бросить их в отвар, но покачал головой.

— Совсем забыл.

Под моим пристальным взглядом он открыл флакон из темного стекла, наклонил его над чашкой и отсчитал несколько капель.

— Уж не решил ли ты меня отравить, каратель Винсент?

— Если бы я хотел тебя убить, то выбрал бы более оригинальный способ. Пей маленькими глотками, не торопись.

Даже с сахаром отвар казался отвратительно горьким на вкус, но я мужественно опустошила чашку.

— Спасибо. А теперь мне пора.

— Куда ты собралась? Ключей от старой квартиры у тебя нет, а охрана в доме Кейтлин Монтгомери вряд ли обрадуется визиту чужой женщины.

— Я их зачарую.

— Не стоит. Сейчас тебе нужно отдохнуть, любое ментальное усилие будет во вред.

— Тогда поеду в Мирквуд.

— Офицер Хайтауэр попросил тебя не уезжать из города. Еще один визит к нему, пара часов бесконечных бюрократических процедур — и ты свободна.

— Тупица этот твой офицер. Да и остальные полицейские тоже.

Я подала Винсенту чашку. Кончено, можно было придумать и другие варианты — например, заказать номер в отеле… но уезжать не хотелось. Не хотелось даже подниматься со стула и куда-то идти, не говоря уже о том, чтобы сесть за руль.

— Оставайся, — предложил Винсент. — Спален для гостей предостаточно.

Я зевнула и устало потерла глаза.

— Незнакомка Морана пришла к тебе поплакаться на судьбу, и вот как ты ей отплатил? Напоил снотворным, потому что устал от ее болтовни.

— Думаю, та, что с ванной, душем и гардеробной придется тебе по душе.

* * *

Солнце светило в лицо, и я прикрыла глаза ладонью.

— Вивиан, ты опять забыл закрыть шторы. Мадемуазель Диану разбудили солнечные лучи, так что тебе придется старательно просить прощения. — Я помолчала, дожидаясь ответа. — Неужели ты в кои-то веки встал раньше меня? Хорошо, если принесешь кофе в постель, я сменю гнев на милость. Но могу и передумать, так что…

Я села на кровати и осмотрелась. Спальню, оформленную в пастельных тонах, я видела впервые. В приоткрытые створки большого окна можно было рассмотреть заснеженные деревья, а вдалеке — ограду, которая показалась мне смутно знакомой. Где я? Мирквуд? Треверберг? Чертово захолустье? И почему я ничего не помню?

Мебели в комнате почти не было, а та, на которую не поскупились, выглядела безыскусной и простой, но изящной — дизайнерская рука. Я обвела взглядом стены, кое-где украшенные картинами, и уставилась на камин. Точнее, на фотографию над камином — Уильям Тревер на фоне одного из мостов в старой половине города. Прекрасно. Значит, я в Треверберге. Уже что-то. «Особняк на эльфийском холме», гласила надпись на небольшой табличке под фотографией. «Архитектор — Уильям Тревер». Проснуться в Северной резиденции, которая теперь принадлежит карателю Винсенту — что ни говори, прекрасное начало дня.

Я опустила ноги на пол и уже приготовилась встать, но бурая шкурка какого-то животного, сначала показавшаяся мне ковриком, разразилась возмущенным мяуканьем, зашипела и цапнула меня за пятку. Довольный произведенным впечатлением, Данте отошел на безопасное расстояние, пошевелил усами, размышляя, куда бы ему податься и устроился в кресле со светло-кофейной бархатной обивкой. Ладно, кот Мины может делать здесь все, что захочет — слишком много вопросов для того, чтобы мне хотелось искать ответы, тем более, с утра. Голова была тяжелой, я со вздохом потерла виски… и только сейчас поняла, что на мне нет одежды.

Под пытливым взглядом кота я взяла с кровати тонкое шелковое покрывало, завернулась в него и прошлась по комнате, разыскивая свои джинсы и футболку. Ну хорошо, хотя бы обувь. На худой конец, нижнее белье. Но ничего такого здесь не было. В задумчивости я кружила по спальне, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Ах да. Мина. Беготня по городу. Полицейский участок. А потом добрый хозяин решил угостить меня и предложил остаться на ночь.

— Что смотришь? — упрекнула я кота.

Данте пару раз чихнул и притворился спящим.

В плетеном кресле, стоявшем у изголовья кровати, лежала перевернутая обложкой вверх книга — моего знания русского хватило только на то, чтобы прочитать имя автора, Иосиф Бродский. А на одном из подлокотников кресла я увидела знакомый темно-синий свитер крупной вязки и, не думая дважды, решила, что нашла хотя бы какую-то одежду. Не знаю, с какого перепугу каратель Винсент решил почитать у моей кровати и по какой причине оставил здесь свою вещь, но мне это на руку.

Я наскоро приняла душ, облачилась в свитер, который по длине сошел бы, скорее, за мини-платье и повертелась перед большим зеркалом. Уютный вид… чересчур домашний для гостей, которые могут сюда заглянуть, но и только.

Винсента я нашла на кухне. Он устроился за столом, разбросав вокруг себя кучу записных книжек, больших и поменьше, и печатал что-то на ноутбуке с таким сосредоточенным видом, что я даже почувствовала что-то сродни неуверенности — мешать не хотелось.

— Уж не вернулись ли вы к науке, доктор Дойл? Лицо у вас такое, будто вы работаете над серьезной статьей.

Он поднял голову и даже бровью не повел, увидев на мне свой свитер.

— Как спалось? Это не статья, это путевые заметки.

— Не знала, что ты пишешь.

— Мисс Сандерс так настойчиво просила рассказать хотя бы пару историй, что мне не хотелось ее разочаровывать. Я увлекся. Так как тебе спалось?

Я устроилась на стуле напротив.

— Так хорошо, что я даже забыла, как здесь оказалась. Кстати, не подскажешь, куда пропала моя одежда?

— Она в сушилке для белья.

— Как она там оказалась, Великая Тьма тебя разбери?

Винсент, к тому времени снова уткнувшийся в экран, бросил на меня короткий взгляд.

— Ты промокла до нитки. Перед сном попросила посушить одежду, и я ее забрал.

— Забрал или снял?!

— Прости?

Я сложила руки на груди и наклонилась к нему.

— Ладно, брось меня разыгрывать, каратель Винсент. Я проснулась голой в чужой постели…

— Это была постель в спальне для гостей.

— … и последнее, что я помню из событий вчерашнего вечера — твоя вежливая просьба остаться на ночь. Может, у меня бывают приступы гнева, но память я еще не теряла. А теперь давай, расскажи-ка, кто с кого снял одежду.

— О чем это ты, Морана? Я к тебе не прикасался.

Я потеребила рукав свитера.

— Тогда какого черта твой свитер делал в кресле возле моей кровати?

— Ты решила, что мы занимались любовью, а потом я читал тебе вслух стихи Бродского? Смертный сделал тебя романтичной особой. Боюсь, сейчас ты испытаешь самое жестокое разочарование в твоей жизни, но я просто принес тебе воды, а потом решил посидеть рядом. Удостовериться, что ты не видишь дурных снов.

— Очень смешно, каратель Винсент.

— Наверное, после незабываемой ночи любви со служителем Равновесия тебе нестерпимо хочется крепкого кофе? Кстати, как ты находишь поэзию Бродского? Я хотел спросить об этом ночью, но ты так крепко спала, что тебя не разбудила бы даже внезапно наступившая смена темных вех.

Я взяла одну из записных книжек и бегло просмотрела ее. Ничего интересного: наброски да редкие буквы.

— Будь любезен.

— Не переживай, ты все вспомнишь. Это побочное действие ландышевых капель, они затуманивают рассудок.

— То есть, мне все же есть, что вспоминать?

— Кто знает. Может, добрый служитель Равновесия послал тебе парочку незабываемых снов.

Винсент закрыл ноутбук, но подняться не успел — в дверях кухни появилась Эмили.

— Отличные новости: метель отступила, и мы идем гулять! — Она прошлась взад-вперед, подражая манекенщице на подиуме. — Как я выгляжу? Эти новые джинсы — просто отпад. Наконец-то нашла клеш! Уже опасалась, что по всем магазинам одни «дудочки».

— Выглядишь прекрасно, детка, — похвалил Винсент. — И боевая раскраска тоже ничего.

— Пап, это просто «стрелки», подкрученные ресницы, и немного теней, не драматизируй. Ну ладно, еще и алая помада. — Эмили наконец-то заметила меня. — Ой. Простите, я не хотела мешать… вы, наверное, разговариваете. О всяком личном. — Она улыбнулась. — А папин свитер… в смысле, темно-синий цвет вам к лицу.

— Не смущай даму, милая.

— Вот уж не думала, что твоих дам легко смутить.

Винсент встал, подошел к шкафу и достал две чашки.

— Нет-нет, пап, я кофе не буду, — покачала головой Эмили. — Мне пора. Дана будет с минуты на минуту.

— Дана?..

— Дана, а что такого? Она сказала, что мне нужно поработать над стилем, мы идем выбирать правильные вещи. — Она сложила ладони в молитвенном жесте и обратила к отцу такой жалостливый взгляд, что и кот из «Шрека» разрыдался бы. — Ведь я могу взять твою кредитку?

Винсент тяжело вздохнул и поставил передо мной чашку с кофе.

— Бумажник в барсетке. Поищи в кабинете, должна быть на столе.

— Спасибо, пап, ты лучший на свете! — Эмили подняла указательный палец, услышав звонок в дверь. — О! Это Дана! В кои-то веки пришла вовремя.

Я обхватила чашку, согревая руки. Винсент подошел к окну, приоткрыл ставни и выглянул на улицу.

— Весной нужно будет разбить сад, — сказал он задумчиво. — У меня будет красивый сад.

— Тебе не по душе ее визит, а, каратель Винсент?

Он закрыл окно и вернулся за стол.

— Знаешь, я могу солгать тебе, могу попытаться поверить в эту ложь, но себя не обману. Это печально, не так ли?

— А ведь ты сам когда-то говорил мне, что прошлое нужно оставлять в прошлом.

— А о том, что делать, когда оно возвращается, да еще и спрашивает, любишь ли ты до сих пор, я не рассказывал?

— Дана, постой-ка, туда нельзя! — услышали мы голос Эмили. — У папы гости…

— Кто там уже, — отозвалась недовольная Дана. — Толпа вакханок?

Эмили честно пыталась помешать гостье войти, но у нее ничего не вышло. Дана сделала несколько шагов в направлении стола и остановилась, с надменным видом изучая меня. Было непривычно видеть блистательную Еву Сержери в обычных джинсах и сиреневом полупальто. А вот Вавилонянка Дана как раз-таки нацепила один из любимых образов: делала вид, что она тут королева, при этом ревниво сверкая глазами.

— Привет, — поздоровалась я.

— Привет-привет. А дом у тебя большой, Винсент. Неудивительно, что ты решил собрать гарем Незнакомок.

— Мы деловые партнеры, Дана. — Он жестом предложил ей занять свободный стул. — Присаживайся. Будешь кофе?

Она уперла руки в бока.

— С каких это пор деловые партнеры сидят у тебя на кухне в такой час чуть ли не голышом? Ах, простите… они одеты в твой свитер! Новый способ ведения переговоров?

— Ну, раз кофе ты не хочешь, может, посмотришь дом?

— Неплохая мысль! — встрепенулась Эмили. — Я все покажу. У нас тут тихо и спокойно, — обратилась она к Дане. — Вот только этой ночью было как-то шумновато… — Она выдержала паузу и продолжила: — Ох уж эти кошки в мусорных баках, так кричат, так кричат.

Дана достала из кармана пальто тонкие перчатки. Вид у нее был такой, словно она готова убить всех присутствующих, а потом оживить и убить еще разок.

— Подожду на улице, — проронила она.

— Я уже иду! — Эмили взяла ее под руку и помахала нам на прощание. — Чао!

Винсент поболтал остатки кофе в чашке и с минуту молча изучал разбросанные по столу записные книжки.

— У меня есть к тебе просьба, — заговорил он.

— Перевернуть планету, но найти Аннет?

— Я хочу, чтобы ты узнала, где живет Кларисса Вольпе.

При звуке этого имени я встрепенулась.

— Но зачем?..

— Ты встречаешь меня впервые, и еще не поняла, что лучше не задавать лишних вопросов?

— Что ты знаешь о ней, каратель Винсент? Помимо того, чья она сестра, естественно.

— Кое-что.

Я рассеянно потрепала еще не успевшие высохнуть волосы. Неужели это и правда Ролан? Заказать темного эльфа — еще куда ни шло, попросить Анну покусать старшего карателя — тоже. Но отправиться сюда в одиночку, решив, что весь криминальный мир Треверберга упадет перед ним на колени?.. Это чересчур даже для него. Или он окончательно рехнулся, или… или просто заигрался, а каратель Винсент и доволен — он тоже настроен оторваться на полную катушку. Пусть развлекаются. Для меня важнее разгадать другую загадку: кто этот умник, заказавший Викинга? Хотя, может, это и к лучшему, если каратель Винсент сделает работу сам.

— Ты ее убьешь?

— У меня другие планы.

— Кажется, я знаю, кого вы ищете, каратель Винсент.

— Я в курсе. Но его имя мне ничем не помогло бы, адреса никто бы не сообщил. Мы знаем, что он в Треверберге. Остальное — дело времени. Адрес Клариссы мне нужен как можно быстрее.

Я закивала, перебирая в пальцах чашку.

— Так уж и быть, каратель Винсент. Вижу, охота серьезно увлекла тебя?

— Как много вопросов, Морана. Повторяю во второй — и в последний раз.

— Почему бы тебе, Великий, не проявить знаменитое восточное гостеприимство и не подлить даме еще кофе?

Загрузка...