Harry Harrison. «Spaceship Medic»
Другие названия: Космический врач; Судовой врач; Корабельный врач; Диагноз: катастрофа / Plague Ship
Роман, 1970 год
Перевод на русский: Г. Искар
Космический корабль «Иоганн Кеплер» совершает 92-дневный перелет между Лунной Станцией и Марсом. В результате столкновения с метеоритом капитан и весь офицерский состав корабля, которые в тот момент находились на совещании, погибают. Единственные офицеры оставшиеся в живых — первый инженер Хольц, который отказывается оставлять машинное отделение, и лейтенант Дональд Чейз — молодой доктор, совершающий свой первый полет.
Чейз берет на себя управление кораблем с бригадой, обученной только слепо выполнять приказания офицеров, и более чем 100 пассажиров, находящихся на грани паники. В романе отображены попытки молодого доктора решить все проблемы и доставить корабль и пассажиров на Марс.
…
Перелет со станции Лунная на Марс — сущий пустяк. Пассажиры прибывают транспортными ракетными модулями на борт висящего на орбите межпланетного лайнера «Иоганн Кеплер», где их ожидает 92 дня развлечений и пиршеств, общения и отдыха. Именно так и наслаждались своим путешествием все 147 пассажиров этого корабля на тридцатый день после вылета с Земли.
И именно в этот день в космический корабль попал метеорит, летевший встречным курсом. Попал чуть ли не в самый центр корпуса.
Автоматические лазерные установки оказались не в состоянии отразить опасность. Наружная бронированная обшивка корпуса лишь немного смягчила удар. Метеорит прошил переборки восемнадцати отсеков различного назначения, пока наконец не застрял где-то глубоко среди грузов в трюмах корабля.
На своем разрушительном пути метеорит пробил главный водяной резервуар и центральную рубку управления. Погиб капитан корабля Кардид, а также — двенадцать других офицеров и рядовых членов команды. Кроме того, после короткой агонии скончались шестнадцать пассажиров.
Положение складывалось очень скверное.
В тот момент, когда корабль столкнулся с метеоритом, лейтенант Дональд Чейз лежал на койке в корабельном лазарете, читая толстую книгу под названием «Дегенерация костной ткани в условиях слабой гравитации». Вдруг металлический каркас койки задрожал, вибрация передалась книге, но Дон в течение нескольких мгновений не придавал этому значения.
И тут смысл случившегося внезапно дошел до его сознания. Вибрация! На космическом корабле, летящем в вакууме, не может быть никаких толчков или резких сотрясений. Он уронил книгу, вскочил на ноги, и в тот же миг заработала сигнализация корабельной тревоги.
По ушам ударил рев сирены, а перед глазами бешено замигало красное табло. Затем звук сирены сменился трансляцией записи, усиленной до оглушительной громкости:
«Авария в космосе!!! Корпус корабля поврежден. Происходит утечка воздуха. Автоматические двери между отсеками закрываются. Действуйте в соответствии с инструкцией по выживанию в космосе».
Как только завыла сирена, аварийный шкаф, расположенный в противоположной стене комнаты, с треском распахнулся по команде тех же устройств, что включили звуковую сигнализацию.
«Снять комбинезон и надеть скафандр», — вспомнил Дон инструкцию. Когда-то это было просто очередное правило, которое следовало запомнить. Он даже не думал, что когда-нибудь эти знания ему пригодятся.
Он быстро расстегнул длинную молнию рабочего комбинезона и запрыгал на одной ноге, стягивая с себя одежду. Вместе с комбинезоном он сбросил легкие сандалии и подскочил к шкафу.
Аварийный скафандр покачивался на конце штанги, которая сразу же выдвинулась из открывшихся дверей. Скафандр был цельнокроеным, почти облегающим и точно соответствовал фигуре. Он был обращен к Дону расстегнутой по всей длине спиной, шлем свисал на грудь.
— Голова, правая нога, левая нога. Правая рука, левая рука, застегнуть, — бормотал Дон себе под нос, вспоминая порядок действий.
Ухватившись за ручки, укрепленные на подставке, он наклонился вперед и нырнул головой в шлем, одновременно сунув правую ногу в скафандр. Автоматические клапаны открылись, штанина наполнилась сжатым воздухом и раздулась наподобие воздушного шара. Когда нога вошла до конца, пальцы ступни коснулись выключателя, и подача воздуха прекратилась. Штанина скафандра плотно обтянула ногу.
Потом, преодолевая сопротивление воздушного потока, заняли свое место левая нога и руки. Дон сунул пальцы в перчатки и протянул руку к красной кнопке с надписью, выполненной большими белыми буквами: «Герметизация».
Герметизирующее устройство крепилось на скафандре у самой поясницы. Оно тотчас же, подобно огромному насекомому, зигзагами поползло вверх, закрывая и герметизируя скафандр. Достигнув шлема, устройство отсоединилось. Теперь, одетый в воздухонепроницаемый костюм, Дон мог свободно передвигаться по кораблю.
Вся процедура, от начала до конца, заняла не более двенадцати секунд.
Шлем Дона напоминал круглый аквариум с прорезью для рта и носа. Легкое металлическое забрало автоматически захлопывалось, как только давление воздуха падало ниже пяти фунтов на квадратный дюйм. Запас кислорода в скафандре был ограничен и использовался только в том случае, когда возникала настоятельная необходимость.
Чемоданчик для срочной медицинской помощи также находился в аварийном шкафу. Дон схватил его и подбежал к терминалу — обычной электрической пишущей машинке, подключенной непосредственно к корабельному компьютеру. Дон быстро отпечатал свой кодовый номер, который идентифицировал его как офицера медицинской службы корабля; это было нужно для того, чтобы компьютер мог определить, доступ к какой информации доктору разрешен. Затем отпечатал запрос:
«Каков характер аварии?»
Последовала секундная пауза — компьютер анализировал вопрос, отыскивал требуемую информацию и проверял, имеет ли запросивший право получить ее. Затем решение было принято, пишущая машинка ожила, и печатающая головка забегала по бумаге:
«Пробоина во внешней обшивке корпуса над отсеком 107-JN.
В данном отсеке и 17 других произошла полная утечка воздуха.
Разгерметизированные отсеки изолированы.
Разгерметизированы следующие отсеки:
107-JN
32В
32BI
…»
Дон подошел к схеме отсеков корабля, и у него перехватило дыхание: 107-JN был центральной рубкой управления, мозгом корабля.
Как только терминал умолк, Дон вырвал лист, сунул его в карман на колене и, схватив аптечку, выскочил из лазарета, направляясь в рубку управления.
Наверняка в пострадавших отсеках есть мертвые и, возможно, раненые, которых, если не медлить, еще можно спасти. Но сначала — люди рубки управления! Без них этот громадный космический корабль превратится в кувыркающуюся глыбу металла. Беспорядочно вращаясь, он пронесется мимо Марса и затеряется в бесконечной тьме.
Впереди был лестничный колодец, ведущий вниз с палубы В на палубу А и заканчивающийся прямо у входа в рубку управления.
— Что случилось? Почему тревога? — спросил испуганный мужчина в фиолетовом костюме, выходя из каюты и пытаясь загородить Дону путь.
— Авария. Оставайтесь в вашей каюте, как вас инструктировали.
Дон проскочил мимо, зацепив его плечом, и пассажир, среагировавший недостаточно быстро, отлетел в сторону. Дон повернулся к лестничному колодцу и натолкнулся на закрытую дверь.
Это была герметичная дверь, которая автоматически запиралась, когда в расположенных за ней отсеках происходила утечка воздуха. И, чтобы локализовать аварию, одновременно с ней должны были закрыться подобные же двери между самими отсеками, а также с внешних сторон первого и последнего поврежденного помещения.
На панели у двери горела зеленая лампочка, означавшая, что в отсеке за ней есть воздух. Дон принялся шарить в кармане в поисках специального ключа для автоматических дверей, но тут услышал за спиной быстрые шаги.
— Позвольте мне открыть ее, док, — крикнул человек, и Дон посторонился.
Это был рядовой Гоулд, помощник инженера-электрика, тоже одетый в скафандр с открытым шлемом: в подобной ситуации все члены команды — уцелевшие члены команды — должны быть в скафандрах. Гоулд вставил ключ в замочную скважину — дверь, скользнув в сторону, открылась и, как только они переступили порог, снова плотно закрылась за их спинами. Они побежали вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки.
Дверь у основания лестницы была закрыта, а рядом с ней горела красная лампочка.
— Они остались без воздуха, — произнес Гоулд, и голос его прозвучал как-то глухо.
— Нам нужно туда войти!
— Теперь используйте свой ключ, док. Моим нельзя открыть дверь в отсек, где нет воздуха.
На космическом корабле, выполняющем межпланетный перелет, воздух — этот источник жизни — необходимо строго беречь. Поэтому только у нескольких офицеров команды были ключи, позволявшие открывать двери, по другую сторону которых был вакуум. Дон вставил ключ и повернул его.
Они услышали, как натужно загудели электромоторы, преодолевая силу давления. Наконец дверь начала медленно сдвигаться в сторону. Как только между ней и косяком образовалась щель толщиной в волос, раздалось зловещее шипение. По мере расширения щели оно становилось все громче. Их барабанные перепонки чуть не лопнули, когда воздух с шумом устремился из лестничного колодца.
Неожиданно раздалось едва слышное в разреженной атмосфере клацанье автоматически захлопнувшихся крышек на их шлемах.
Дверь свободно распахнулась.
Дон и его напарник оказались в отрезке коридора непосредственно перед рубкой управления. Дверь в рубку была полуоткрыта.
Полностью закрыться ей мешало тело капитана Кардида.
Широко раскрытые глаза капитана — голубые, пустые, замерзшие — пристально смотрели на прибывших. На лице застыло злое выражение, как будто он был недоволен тем, что они не поспели вовремя. Дон отвел глаза от этого обвиняющего взгляда и повернул ключ в замке. Дверь открылась полностью, и они вошли в рубку; в вакууме их шаги по металлическому полу были беззвучными.
Трагедия предстала перед ними в виде груды тел у самой двери. Когда произошла катастрофа, люди, находившиеся ближе к выходу, пытались выбраться из рубки. Но даже стремясь спасти собственные жизни, офицеры и рядовые делали все, чтобы первым спасся капитан, — ведь он был самым нужным человеком на борту. Двое космолетчиков так и продолжали держать своими скрюченными пальцами дверь, пытаясь и после смерти остановить ее, чтобы она не прижала капитана. Первый помощник еще сжимал в руках ключ: видимо, пытался вставить его в замок, чтобы не дать двери захлопнуться.
И ни один из них не смог осуществить своего намерения.
И они погибли.
А с ними и все остальные, находившиеся в рубке. Пол был усеян замерзшими телами, скорчившимися в агонии. Дон подошел к аппаратуре радиосвязи и посмотрел на то, что от нее осталось. Главная радиостанция была разбита и искорежена. Вокруг застыли капли расплавившегося в момент удара металла. Он наклонился и заглянул в дыру величиной с кулак, которая проходила насквозь через изоляцию, водный резервуар и обшивку корпуса. По ту сторону, во тьме, были видны медленно движущиеся звезды. Он обернулся и посмотрел на выходное отверстие в противоположной переборке, которое также пробил метеорит. Здесь, с мертвыми, делать ему было нечего. Следовало позаботиться о живых. Повернувшись к выходу, Дон увидел Гоулда, который жестами подзывал его к себе. Они подошли друг к другу и соприкоснулись шлемами.
— Вы можете заделать эту пробоину? — спросил Дон, и его голос передался вибрацией от шлема к шлему.
— Конечно. Это не трудно, док. Мы наложим временные заплаты, пока команда, обслуживающая обшивку, не сможет выйти наружу и произвести ремонт. Но это не так важно.
— Что вы имеете в виду?
— Посмотрите на эти тела — их слишком много. В рубке управления не должно быть одновременно столько людей. И взгляните на их золотые нашивки.
Охваченные одинаковым страхом, они стали быстро переворачивать мертвых и заглядывать в их лица. Когда они вновь сдвинули шлемы, Дон подытожил за обоих:
— Должно быть, капитан проводил совещание офицеров. Они все до единого здесь.
Гоулд мрачно кивнул, и от этого движения шлемы заскребли друг о друга.
— Все офицеры корабельной службы, — подтвердил он, — и даже второй инженер. Нам остается лишь перекреститься, док, и надеяться, что мы отыщем первого инженера Хольца. И что он цел и невредим.
— Вы что, думаете…
— Вот именно, док. Если первый инженер мертв или даже просто ранен, вы остаетесь единственным офицером на борту. И тогда вам придется принять командование кораблем.
Итак, в рубке управления врач был не нужен. Сюда уже всей командой спешили специалисты-аварийщики, и, как только выход освободился, Дон направился обратно — в неповрежденную часть корабля. На верху лестничного колодца, перед дверью, был уже сооружен временный шлюз, и, проходя через него, пришлось немного задержаться. Едва лишь давление окружающего воздуха достигло нормы, металлическая крышка шлема автоматически откинулась, и он снова вдохнул воздух корабля. Подойдя к ближайшему аппарату бортовой видеосвязи, Дон заглянул в лежащий рядом справочник и набрал номер центра управления аварийными работами. Линия была занята, но мигающая зеленая лампочка говорила, что вызов дожидается своей очереди и ему ответят, как только появится возможность.
Дон нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Да, это путешествие оказалось совсем не таким, как он себе представлял. Ведь бытовало мнение, что служба космических полетов не обещает ни романтики, ни приключений. Сразу по окончании учебного заведения многие молодые врачи нанимались, подобно ему, временно на межпланетные корабли, чтобы уже потом принять решение относительно своего будущего. Для врачей существовала масса интересных мест на космических станциях-спутниках и на планетных базах, а космические полеты давали возможность увидеть их своими глазами до того, как принять окончательное решение.
Кроме того, это было приятным разнообразием после стольких лет учебы. Приятным! Он даже улыбнулся своему отражению на экране видеомонитора, но тут зазвучал сигнал вызова.
— Говорит доктор Чейз, — представился он встревоженному старшине, лицо которого появилось на экране.
— Для вас есть дело, док. Похоже, самое тяжелое состояние у пострадавшего, находящегося перед отсеком 32В. Вы можете заняться им, а я подготовлю информацию о других, кто нуждается в вашей помощи.
— Иду. Конец связи.
Он пустился бегом: при несчастных случаях минуты или даже секунды могут решить вопрос жизни и смерти.
В коридоре перед отсеком 32В лежал седовласый мужчина, над которым склонилась девушка. На ней был желтый спортивный костюм без одного рукава. Когда девушка отодвинулась, он увидел, что она сама оторвала этот рукав и, скомкав, прижимала его как тампон к виску мужчины. Рукав был покрыт красными пятнами крови.
— Я его не трогала, доктор. Только попыталась остановить кровотечение, больше ничего.
— Вы молодец, — кивнул Дон, опустился на колени и открыл свой чемоданчик.
Первое, что он сделал, — приложил диагностический регистратор к вялому запястью пострадавшего. Из прибора выдвинулись два зажима и автоматически закрепили регистратор в нужном месте. Шкалы ожили, показывая, что у раненого низкое давление, слабый пульс, нормальная температура, холодная и влажная кожа — шок. Этого и следовало ожидать. Перед тем как заняться раной, Дон вытащил инъектор и, не прокалывая кожу, ввел пациенту противошоковое средство. Убрав самодельный тампон, он убедился, что случай не настолько серьезный, как представила себе девушка. Рана была поверхностной — всего лишь неровный разрез на коже, но кровотечение было таким сильным, что неопытному глазу девушки все показалось в преувеличенном свете. Дон обработал рану специальной пеной из баллончика, — застыв, она остановит дальнейшее кровотечение до того, как он сможет заняться этим пациентом в операционной.
— С ним будет все в порядке, — сказал он. — Вы находились здесь, когда это случилось? Вы сами не ранены?
— Нет, со мной все нормально. Я шла по коридору и наткнулась на него, уже лежавшего в луже крови. После того как я наложила тампон и вызвала помощь, я заметила вон ту штуку в стене. Непонятно, как она туда попала.
Она указала на зазубренный кусок металла, который торчал из стены коридора напротив отсека 32В. Рядом с закрытой дверью отсека горела красная лампочка.
— Ему просто не повезло, — как можно спокойнее сказал Дон. — Как раз в тот момент, когда он проходил мимо, в отсеке произошел взрыв. Этот кусок металла, по-видимому, вылетел через дверной проем и попал в него.
Он ни словом не обмолвился о том, что осколок — работа метеорита и что в отсеке сейчас вакуум. Этот импровизированный снаряд, очевидно, вышвырнуло через дверной проем до того, как дверь автоматически закрылась.
В коридорном динамике, а одновременно и во всех помещениях огромного корабля раздалась мелодия, предшествующая трансляции объявлений. Последовала пауза, затем кто-то откашлялся и начал говорить:
— Внимание! Говорит первый инженер Хольц. Меня попросили проинформировать всех на борту, пассажиров и членов команды, что на нашем корабле произошла авария. В него попал метеорит.
Девушка в ужасе судорожно вздохнула и закрыла лицо руками.
— Все нормально, — быстро успокоил ее Дон. — Опасность миновала. Несколько отсеков были пробиты, но они уже изолированы.
А про себя подумал: может, Хольц и хороший инженер, но психолог он никудышный, иначе бы не сделал такого устрашающего объявления. Голос, усиленный динамиком, продолжал:
— Центр аварийных работ сообщил мне, что пробитые отсеки изолированы и в них в настоящее время ведутся ремонтные работы. Пассажирам предписывается оставаться в своих каютах или там, где они сейчас находятся, и воздержаться от передвижения по кораблю. Члены команды выполняют свою работу, и вы будете только мешать им. У меня все.
В коридоре появился человек в скафандре; он нес сложенные носилки и явно спешил.
— Меня прислал центр аварийных работ, док, — сказал он. — И еще просили передать вот это.
Он порылся в кармане, вытащил оттуда листок бумаги и передал его Дону. Это была компьютерная распечатка с перечислением мест, где, по поступившим сообщениям, имелись раненые. Дон посмотрел, какое из них расположено ближе.
— Этого человека нужно доставить в лазарет, — распорядился он. — Но чтобы поднять носилки, нужен еще кто-нибудь…
— Я могу помочь, — откликнулась девушка.
Решение было принято сразу: она молода, сильна и должна справиться.
— Хорошо. И присмотрите за ним в лазарете.
— А мне что делать, док? — спросил космолетчик.
— Принесете носилки назад. Я буду рядом, в отсеке 89-НА. По пути попытайтесь прихватить кого-нибудь себе в помощь.
Мужчина в отсеке 89-НА был мертв. Так же как и следующие двое из списка потерпевших — пожилая супружеская пара. Холодный вакуум оказался убийцей, который пощадил очень немногих. Но встречались и уцелевшие, они находились в отсеках, которые были повреждены последними и где утечка воздуха происходила медленнее. Дон выводил их из шока, сшивал лопнувшие кровеносные сосуды, обрабатывал мелкие раны. Однако по сравнению с числом погибших их было ничтожно мало. Дон перевязывал чью-то обмороженную руку, когда по радио объявили:
— Лейтенант Чейз, вы приглашаетесь в рубку управления на совещание офицеров.
«И очень немноголюдное», — мрачно добавил про себя Дон. Он обвел взглядом тех немногих пациентов, что лежали в лазарете: все получили успокоительное, и большинство из них спало. Молодой космолетчик уже складывал носилки. Дон окликнул его:
— Рама, вы можете побыть здесь, пока я не вернусь?
— Конечно, доктор. Если что случится, я вызову вас.
Рама Кусум был помощником инженера в силовом отсеке, но мечтал стать врачом. Он откладывал большую часть своего жалованья для того, чтобы дома, в Индии, пойти учиться на медицинский факультет. В свободное от вахты время он помогал Дону и обучался, чему мог.
Центр аварийных работ давно уже объявил, что повреждения устранены и скафандры можно снять. Но до сих пор у Дона времени для этого не нашлось. И лишь теперь он с облегчением стянул с себя это душное одеяние, помылся и надел чистый комбинезон.
Он повторил тот же путь до рубки управления — на этот раз все двери были открыты. Когда он спускался по лестнице на палубу А, перила были холодными, а металлические стены покрыты капельками влаги, которая конденсировалась из воздуха. Но он знал, что очень скоро перила нагреются, а вода испарится.
Тела из рубки управления были уже убраны, а рваная дыра в полу заварена тяжелой металлической плитой. Кто-то до его прихода, очевидно, занимался разбитой радиостанцией: на столе были разложены детали. Вначале Дону показалось, что в рубке, кроме него, никого нет, но тут он услышал покашливание и увидел, что за высокой спинкой кресла астронавигатора кто-то сидит. Это был первый инженер Хольц.
— Войдите и закройте дверь, — произнес Хольц, подняв голову. — И присаживайтесь, лейтенант. Нам нужно о многом поговорить. Очень о многом.
С подавленным выражением лица он потряс стопкой бумаг, которую держал в руке.
Дон опустился на стул и стал ждать, когда инженер начнет разговор. Ждать пришлось долго. Хольц размышлял над бумагами, медленно перелистывая их, как будто в них был скрыт ответ, которого он искал и не мог найти. Он был уже немолод, а после шока от событий, происшедших в последние несколько часов, казался еще более постаревшим: под глазами набрякли темные мешки, кожа под подбородком обвисла.
— Дела очень плохи, — наконец произнес он.
— Что вы конкретно имеете в виду? — спросил Дон, сдерживая нетерпение. Хольц был старшим офицером и сейчас автоматически стал командиром корабля.
— Вы только посмотрите на это! — Он сердито тряхнул бумагами. — Все офицеры погибли за исключением вас и меня. Как такое могло случиться? Кроме того, этот летающий обломок уничтожил нашу радиостанцию, которая нам так необходима. Спаркс монтирует временную, но мощность ее будет ограничена. Впрочем, это не имеет значения: вблизи нет ни одного корабля, который мог бы прийти нам на помощь. Наконец, мы потеряли почти половину нашего запаса воды, которая через пробоину ушла в космос. Кошмар!
Дон почувствовал, что необходимо как-то остановить эти причитания.
— Дела плохи, сэр. Однако корабль еще не погиб. Смерть капитана и других — трагедия, но мы должны научиться обходиться без них. Довести корабль до цели — в наших силах. Мы находимся на правильном курсе, а когда приблизимся к Марсу, свяжемся с ним, и навстречу нам вышлют навигаторов. Корабль герметичен и исправен. Мы выполним эту задачу. С моей стороны вы можете рассчитывать на любую помощь, которую я в силах оказать. — Дон улыбнулся. — Все будет нормально, капитан.
— Капитан?! — Хольц выпрямился. Его глаза широко раскрылись.
— Конечно. Вы старший офицер, и эта должность автоматически переходит к вам…
— Нет! — Хольц яростно замотал головой. — Я — первый инженер. Я отвечаю за ядерный реактор и двигатели и ничего не понимаю в астронавигации, ни-че-го. Извините, но я не могу бросить силовую часть корабля. И если вам нужно назвать кого-то капитаном, назовите себя.
— Но я простой врач, — запротестовал Дон. — Это мой первый полет в космос. Вы должны…
— Не вам напоминать, что я должен. Слушайте меня. Я должен находиться в силовом отсеке, от этого никуда не деться. А вы — командуйте. Будете капитаном, пока на борт не прибудут другие офицеры. Рядовой состав свою работу знает и вам поможет.
Раздражение Хольца неожиданно прошло, и, когда он сцепил перед собой пальцы больших рук, Дон заметил, что они дрожат.
— Вы молоды, — объяснил инженер. — У вас хватит сил справиться с этой работой. А я не могу. Вы же знаете, что я собираюсь уходить в отставку. Предполагалось, что это будет мой последний полет. Я знаю ядерную физику, я знаю двигатели. И я знаю свое место.
Он выпрямился и взглянул Дону в глаза:
— Именно так и должно быть. Отныне вы — командир.
Дон хотел что-то возразить, но тут открылась дверь, и вошел оператор бортового компьютера Бойд. Он козырнул в сторону капитанского кресла и повернулся к обоим офицерам.
— Я принес данные наблюдений, — начал он, но Хольц прервал его.
— Докладывайте лейтенанту Чейзу. Мне нужно возвращаться в силовой отсек. Мы договорились, что он будет командовать кораблем до тех пор, пока не прибудут другие офицеры. Докладывайте ему.
Хольц поднялся и, тяжело ступая, вышел. Дон не мог ничего возразить — невозможно было заставить или вынудить первого инженера взять на себя обязанности командира. Следовательно, оставался единственный выход.
Оператор компьютера повернулся к Дону и протянул листок бумаги.
— Вот курсовые поправки, рассчитанные на основе наблюдений, которые проводятся ежечасно. Кстати, первые с того момента, как этот осколок попал в нас.
Дон равнодушно взглянул на ряды чисел, отпечатанных на бумаге:
— Что это значит? Вам придется объяснить мне, Бойд.
— Я и сам не очень разбираюсь, док, но накануне столкновения я работал с астронавигатором, и он говорил, что в течение следующей вахты необходимо произвести коррекцию курса. А что делать сейчас, я не знаю. Этот метеорит столкнулся с нами точно в плоскости вращения корабля. Он обладал достаточной массой и скоростью, чтобы оказать на нас воздействие. Удар не смог замедлить вращения корабля настолько, чтобы это стало заметным, уровень гравитации на борту сохраняется около одного g. Но метеорит сбил ориентацию оси корабля, и сейчас началась прецессия.
Дон вздохнул и возвратил листок.
— Вам придется объяснить все попроще, Бойд, если вы хотите, чтобы я хоть что-нибудь понял в этой проблеме.
На лице оператора не мелькнуло и тени улыбки.
— Понимаете… наша основная ось, другими словами вектор тяги атомных реактивных двигателей корабля, должна совпадать с траекторией полета. Так было до сих пор, и так должно быть при осуществлении коррекции курса. Но сейчас мы начали кувыркаться в космосе, понимаете, разворачиваться то одним концом вперед, то другим. И пока корабль движется таким образом, коррекцию проводить невозможно, а без нее, док, мы проскочим мимо Марса и полетим дальше. В бесконечность.
Дон кивнул: это ему было понятно. Нужно что-то предпринимать, и немедленно. И он — единственный, кто должен это сделать. На помощь Хольца надеяться бессмысленно, а больше на борту «Иоганна Кеплера» нет ни одного человека, к которому можно было бы обратиться.
— Хорошо, Бойд, — сказал он, — я займусь этим. Но в таком случае вы должны перестать называть меня «док».
— Есть, сэр, — ответил оператор, вытягиваясь и отдавая ему честь. — Понимаю, капитан.
— Вызывали, сэр?
Дон поднял голову и увидел, что на пороге кают-компании стоит главный старшина Курикка.
— Входите, старшина. Через полчаса я провожу совещание, но прежде я хотел бы поговорить с вами. Если кто-нибудь здесь и может ответить на мои вопросы об «Иоганне Кеплере», так это вы. — Он указал на модель их космического корабля, стоявшую перед ним на столе. — Как я понимаю, вы служите на борту этого лайнера с момента ввода его в строй?
— Несколько дольше, сэр. Я входил в состав строительной команды, которая монтировала «Большого Джо» — так мы его называли, — на околоземной орбите. Потом я перешел на космическую службу и остался на корабле.
Этот высокий финн, светловолосый и голубоглазый, выглядел гораздо моложе своих лет.
— Это даже лучше, чем я думал, — сказал Дон. — Смогли бы вы объяснить мне, что это за «прецессия» и «качание оси», которые так беспокоят оператора бортового компьютера?
Курикка, утвердительно кивнув, осторожно отсоединил модель корабля от основания и поднял ее перед собой.
— То, как нам описали «Большого Джо», когда мы начинали его монтаж, является самым понятным из всего, что я слышал. Он представляет из себя большой барабан, соединенный газовой трубой с баскетбольным мячом.
— Вы правы. Услышав однажды такое сравнение, вряд ли его забудешь.
— Газовая труба проходит через обе кожаные мембраны барабана. С одной стороны она выступает лишь немного, а основная ее часть расположена по другую сторону. На конце длинного участка трубы закреплен баскетбольный мяч. В нем находятся ядерный реактор и двигатели. В том месте, где мяч прикрепляется к трубе, за мощной противорадиационной защитой расположен силовой отсек. Все остальное оборудование корабля сосредоточено в барабане. В полете весь корабль вращается вдоль основной оси трубы.
— Пока все ясно, — сказал Дон и легонько постучал пальцем по большому цилиндру. — Этот барабан вращается с такой скоростью, что центробежная сила создает на палубе А гравитацию, равную одному д. Палуба А является первой по счету и так же, как и все остальные, проходит по окружности барабана. Пол под нашими ногами одновременно служит наружной обшивкой корабля. Чтобы попасть на палубу В, мы поднимаемся на один пролет лестницы вверх, хотя это «вверх» фактически означает «по направлению к оси вращения». Еще выше следует палуба С, которая используется исключительно для груза или в качестве хранилища. Это — последняя палуба, имеющая атмосферу. Внутренняя, полая часть барабана сообщается с космическим пространством и используется только для перевозки грузов. Я правильно говорю?
— Нормально, сэр. — На бесстрастном лице Курикки мелькнула улыбка, но тут же исчезла.
Дон крутил трубу между ладонями, придавая вращение всей модели, и одновременно направлял барабан на лампу, висевшую над столом.
— Вот так летит корабль, вращаясь и в то же время перемещаясь вперед, по направлению к этой лампе, которую мы назовем Марсом.
— Не совсем так, сэр. После старта, когда прекратили работать ускорители, корабль был развернут кормой вперед, так что наши основные двигатели сейчас направлены в сторону Марса, а обсерватория, расположенная в коротком конце трубы, обращена назад, откуда мы летим.
Дон развернул модель противоположным концом вперед и внимательно посмотрел на нее.
— Ага, мы летим вот так. И одновременно вращаемся. Так в чем же проблема?
Старшина начал показывать.
— Основная ось вращения этой трубы должна точно совпадать с нашей траекторией, тогда реактивные сопла в носу или на корме могут разогнать или замедлить нас, и мы прилетим в одну и ту же точку соответственно раньше или позже. Если необходима коррекция курса, то боковые сопла, расположенные вот здесь, в центре тяжести трубы, могут по вашему желанию отклонить траекторию на любой угол. Но сейчас все это невозможно.
— Почему?
— Потому что метеорит вызвал сдвиг оси нашего вращения. Она больше не совпадает с направлением движения корабля, и уход ее продолжается. Отклонение происходит очень медленно, но все-таки происходит. Мы начали кувыркаться в полете, и пока это кувыркание не будет прекращено, осуществить какую-либо коррекцию курса невозможно.
— А если мы не произведем коррекцию, то пролетим мимо Марса на большом удалении.
Медленно и серьезно старшина Курикка наклонил голову в знак согласия. Последовавшая за этим долгая пауза была прервана энергичным стуком в дверь кают-компании. Старшина подошел и открыл ее. На пороге стоял оператор Бойд.
— 03.00, капитан, — доложил он. — Со мной интендант, а инженер Хольц просил передать, что придет позже.
— В таком случае входите, начнем без него.
Они вошли в кают-компанию с человеком, которого Дон до этого ни разу не видел. У него были черные с проседью прямые волосы, большие пышные усы и бронзовая кожа. Очевидно, кто-то из пассажиров. Но что ему здесь нужно? Не успел Дон задать этот само собой разумеющийся вопрос, как Жонке, интендант, выступил вперед. Он был швейцарцем и когда-то закончил курсы управляющих отелями, поэтому даже после многих лет, проведенных в космосе, от него неизменно веяло духом гранд-отеля. С легким поклоном он указал на человека, пришедшего с ним.
— Надеюсь, вы меня извините, капитан, за то, что я взял на себя смелость привести сюда на совещание человека, с которым хотел бы вас познакомить. Это доктор Угалде из университета города Мехико. Он один из самых выдающихся математиков мира. Я подумал, что… — тут он понизил голос, — …поскольку другие офицеры погибли, доктор Угалде мог бы оказать нам большую помощь.
Дон не стал возмущаться. Конечно, в обязанности интенданта не входило принимать такие решения без предварительного согласования с капитаном, но ведь и сам он, дипломированный врач, не имел никаких оснований стать командиром. Так что одно уравновешивало другое.
— Благодарю вас, — ответил Дон. — Хорошая идея. Жаль, что до сих пор она не пришла в голову мне самому. Ведь, как мне кажется, в основе нашей проблемы лежит математика.
— Не ожидайте от меня слишком многого, — заговорил Угалде, возбужденно размахивая руками. — Между заоблачными высями абстрактной математики и практическим управлением кораблем лежит огромная пропасть. У меня нет никакого опыта…
— Ни у кого из нас нет того опыта, который нам сейчас нужен, — прервал его Дон. — Нам приходится действовать наугад, поэтому мы, несомненно, воспользуемся вашей помощью, доктор. Я только попрошу вас не рассказывать другим пассажирам, сколько погибло офицеров и в какое тяжелое положение мы попали.
— Слово чести! — торжественно произнес Угалде, выпрямившись и положив руку на сердце. — Мои благородные предки сражались за свободу моей страны, и многие из них сложили головы за правое дело. Я постараюсь не подвести их.
Дон не уловил связи между этими словами и существующей опасностью, но тем не менее одобрительно кивнул и пригласил всех сесть. Затем он описал суть проблемы и то, как трудно ее решить без погибших офицеров.
— Такая вот картина, — сказал он в заключение. — Как видите — совсем невеселая. Бойд, каков обычный порядок действий при выполнении коррекции?
Оператор компьютера закусил губу и окинул всех нервным взглядом.
— Не знаю, сэр. Астронавигатор обычно давал мне уже готовые цифры, а я всего лишь проверял их на предмет ошибок в записи и вводил в компьютер. Иногда, при задачах повышенной сложности, мы передавали эти цифры в центр управления на Марсе: у них там более мощные компьютеры и целый штат математиков.
Его глаза расширились от внезапно пришедшей в голову идеи.
— Послушайте, а почему бы нам не сделать так и на этот раз? Попросить помощи по радио?
Дон грустно покачал головой.
— Мы не можем сделать этого: главная радиостанция корабля выведена из строя. Радист сейчас монтирует временные передатчик и приемник. Но мы не знаем, когда он их сделает и насколько мощными они получатся. По этой причине, по крайней мере на данный момент, нам придется забыть о какой-либо помощи со стороны. — Он повернулся к математику: — Вы могли бы помочь нам справиться с такой задачей?
Доктор Угалде вскочил со стула и начал расхаживать по комнате, заложив одну руку за спину — похоже, так ему легче думалось.
— Нереально, нереально, — выпалил он. — Астронавигация как прикладная наука отстоит невообразимо далеко от теоретической математики. Я не знаю, какие силы участвуют в этом процессе, какие проводятся измерения. Задача о трех телах сама по себе, конечно, несложная, но…
— Может, вы поговорите с оператором Бойдом, изучите журналы с данными предыдущих наблюдений и коррекций и попытаетесь найти ответ?
— Я попробую — это все, что я могу обещать. Обязательно попробую.
— Хорошо. И потом, пожалуйста, доложите результаты. — Дон посмотрел в список, который сам для себя набросал. — Перед нами стоит еще одна проблема: когда в обшивке появилась пробоина, мы потеряли большое количество воды…
— И умрем от жажды! — воскликнул доктор Угалде, снова вскакивая на ноги и, наверное, представляя себе выжженные пустыни Мексики.
Дон невольно улыбнулся, отвечая ему:
— Да нет, доктор, такой опасности не существует. Корабль представляет собой замкнутую систему, и вся вода на борту подвергается рециркуляции. Но эта же вода выполняет и другие функции: она циркулирует между двумя слоями наружной обшивки корабля и действует как защитный барьер, спасающий нас от радиации ван Аллена при отлете с Земли, а все остальное время — от солнечной радиации. Но сейчас период спокойного солнца, и я не думаю, что мы должны тревожиться по поводу радиации. Однако нам надо чем-то дышать, а вода на «Большом Джо» является важным элементом системы очистки воздуха. В этой воде обитают одноклеточные растения. Их прокачивают мимо специальных проницаемых панелей во внешней обшивке, где они поглощают из воздуха углекислый газ, который мы все время выдыхаем, и превращают его в кислород, необходимый для нашего существования. Большое количество этих растений пропало в космосе вместе с водой, а размножаются они медленно.
— И что мы можем сделать в этом направлении? — спросил интендант.
— Естественно, мы не можем перестать дышать, — ответил Дон. — Но мы можем прекратить использование открытого огня, который сжигает кислород. Я заметил, что некоторые пассажиры и члены команды курят. Сейчас, когда выведены сорта табака, не содержащие канцерогенных веществ, эта привычка, кажется, вновь входит в моду. Я требую, чтобы все сигареты, трубки, спички и тому подобное были конфискованы и доставлены сюда. Вы сможете выполнить эту задачу?
Интендант утвердительно кивнул.
— Мне понадобится помощь не менее чем двух космолетчиков. Об остальном я позабочусь сам.
— Хорошо. Тогда возлагаю это на вас. — Дон заглянул в список и нахмурился. — Следующий вопрос весьма печального характера, но его необходимо решить. Тела погибших пассажиров, офицеров и рядовых членов команды помещены в открытый трюм и будут доставлены на Марс. Но в сейфе я обнаружил завещание капитана Кардида, в котором однозначно сказано, что он желает без ненужного промедления быть похороненным в космосе. И, если это возможно, с борта его корабля. Нам не остается ничего другого, как выполнить его волю. Кто из вас знает хоть что-нибудь об этой церемонии?
— Я знаю, сэр, — сделал шаг вперед старшина Курикка. — Если позволите, я займусь этим делом лично. Я служил с капитаном вместе девять лет.
Дон не успел ему ответить, как на столе зазвонил видеофон. Кивнув старшине, он поднял трубку.
— Капитан слушает, — произнес он, несколько смущаясь, что назвал себя так в присутствии других, хотя ни у кого не возникло и тени сомнения. Он выслушал короткое сообщение и, ответив «да», положил трубку.
— Это нужно знать всем, — спокойно произнес он. — Звонил радист. Он собрал приемник и сумел принять передачу из центра управления на Марсе. Сигнал очень слабый и едва выделяется на фоне статических помех, но он записывает его на ленту и пытается выделить информацию. По его словам, в передаче снова и снова повторяется одно и то же сообщение: вначале наши позывные — он их разобрал, — а потом короткая радиограмма, бóльшая часть которой неразборчива, но кое-какие слова понятны. Они постоянно повторяют слово «опасность» и пароль «солнечное пятно»…
— Это не пароль, — прозвучал с порога голос первого инженера Хольца. — Именно об этом я и пришел вам сказать. С помощью приборов, установленных на корпусе корабля, я обнаружил, что приближается солнечная буря. — Он сделал паузу и, судорожно вздохнув, закончил мысль: — Это значит, что мы все можем считать себя покойниками.
— Для паники нет никаких оснований! Мы даже не можем позволить себе выказывать беспокойство, не говоря уж о большем! — крикнул Дон, перекрывая шум голосов и громкие вопросы. — Я требую абсолютной тишины!
Его слова возымели действие — дисциплинированные космолетчики, привыкшие подчиняться приказам, затихли. Доктор Угалде умолк вместе со всеми. Дон встал и так, стоя, обвел присутствующих глазами, призывая силою своего взгляда всех успокоиться и сесть на место. Хольц еще стоял на пороге. Он собрался было снова заговорить, но Дон сердито ткнул в его сторону пальцем.
— Первый инженер Хольц! Закройте дверь и сядьте. А потом доложите как следует. И без паники, если вы еще на это способны.
Суровость Дона по отношению к человеку старше его была непроизвольной: он просто не мог допустить, чтобы Хольц своей паникой заразил других. Инженер покраснел и попытался что-то сказать, но Дон не стал его слушать.
— Я вам приказал сесть. Неужели не понятно? — Дон был взбешен, и это чувствовалось по его голосу.
Какое-то мгновение Хольц постоял в нерешительности, потом плечи его ссутулились и он, закрыв дверь, неуверенно опустился на ближайший стул. Когда он заговорил снова, его голос звучал мрачно, и в нем слышалась горечь поражения:
— К чему все наши усилия? Этот полет должен был быть для меня последним. Теперь он будет последним для всех…
— Что показали ваши приборы? — прервал его Дон.
Опустив голову, первый инженер начал говорить, но так тихо, что всем пришлось напрячь слух, чтобы понять, о чем идет речь.
— Солнечная радиация… растет, растет непрерывно. Я знаю, что это такое… Солнечные пятна, солнечная буря… мы не можем от этого защититься.
— Что он имеет в виду? — спросил интендант. — Мы попадали в солнечные бури и раньше. Почему нам нужно об этом беспокоиться?
— Можно я отвечу? — произнес Курикка.
Дон кивнул ему.
— Мы потеряли слишком много воды — вот наша основная беда. Вода внутри двойной обшивки корабля поглощает большинство заряженных частиц, которые возникают при солнечной буре, замедляет или останавливает их, подобно атмосфере Земли. С потерей почти половины нашей воды толщина ее слоя уже недостаточна, чтобы остановить излучение. А если марсианский центр управления посылает предупреждение, то буря, по-видимому, ожидается сильнее обычной. И с ней нам будет справиться непросто.
— Но мы все-таки справимся, — прервал его Дон. — Предпринимались ли в прошлом какие-нибудь специальные меры при солнечных бурях?
— Да, сэр. Мы разворачивали ось корабля так, чтобы он был кормой к Солнцу. Таким образом мы помещали между Солнцем и силовым отсеком в качестве защиты всю массу реактора. Кроме того, мы закачивали всю воду в специально предназначенное для таких случаев пространство в мембране барабана, обращенной к Солнцу. И если корабль сохраняет правильную ориентацию, эти меры обеспечивают достаточно надежную защиту.
— А у нас хватит воды, чтобы сделать то же самое? — спросил Дон.
Выражение лица главного старшины абсолютно не изменилось, когда он произнес:
— Нет, сэр.
— Но силовой отсек защищен?
— Так точно.
Дон улыбнулся.
— Это уже наполовину решает проблему. Всех пассажиров и команду на опасный период — в силовой отсек. Позаботьтесь об этом, интендант.
Первый инженер начал было протестовать, ссылаясь на то, что на всех места не хватит, но Дон жестом заставил его замолчать.
— От тесноты еще никто не умирал, а вот радиация нас убьет. Найдем место для всех. Но прежде всего нужно решить, как развернуть корабль. Сделать это следует как можно быстрее — ведь мы не знаем, сколько времени в нашем распоряжении. Что у вас, Бойд?
— Мне кажется, здесь я могу помочь, — сказал оператор. — Раньше, во время вспышек на Солнце, нам приходилось получать искаженные радиограммы, и поэтому в компьютер была заложена программа их обработки. Поскольку одно и то же сообщение передается несколько раз, все сеансы трансляции записываются и прогоняются через компьютер. Машина выделяет из каждого сеанса понятные фрагменты и составляет из них полное сообщение.
— Очень неплохо, — сказал Дон. — Приступайте к обработке записей немедленно.
— Есть, сэр, — ответил Бойд и чуть ли не бегом устремился к двери.
Космолетчики один за другим получали инструктаж и покидали кают-компанию. И только после ухода последнего Дон понял, что он ничем не может помочь решению проблемы до тех пор, пока они не доложат о своих результатах. Его заботы по медицинской линии к тому моменту закончились. Всем пострадавшим была оказана помощь, а двое, наиболее тяжело раненные, лежали в лазарете под действием успокоительного. К ним были подключены автоматические регистраторы, которые непрерывно снимали данные о кровяном давлении, температуре, дыхании, пульсе, активности мозга и измеряли другие важные параметры. И если хоть один из них изменится, Дона в тот же момент оповестит сигнальное устройство, вмонтированное в его пояс.
Некоторое время его никто не беспокоил, и он мог посидеть в одиночестве. О сне не могло быть и речи — он отоспится потом, если им удастся пережить приближающуюся опасность. Пока он размышлял, что делать в сложившейся ситуации, ноги сами понесли его из кают-компании. Не осознавая четко своих действий, он вышел в коридор и направился к ближайшему лифту. Обсерватория!.. Конечно — вот куда ему надо заглянуть. Пока кабина лифта ползла по шахте, он вызвал дежурного из рубки управления и сообщил ему, где будет находиться.
Лифт поднимался вверх от наружной обшивки, фактически внутрь барабана, к трубе, которая соединяла обе секции корабля. Когда кабина остановилась и двери открылись, Дон, ухватившись за их края, рывком выбросил свое тело вперед и мягко выплыл из лифта, паря в воздухе. Достигнув противоположной стенки трубы, обшитой мягким материалом, он уцепился за одну из укрепленных на ней гибких ручек, оттолкнулся и полетел в сторону обсерватории.
Так как космический корабль находился в свободном полете с выключенными двигателями, здесь не было гравитации и царила невесомость. Вращение корабля создавало центробежную силу лишь на внешних палубах, здесь же, в центре вращения, эта сила отсутствовала и он мог плавать в воздухе так же легко, как рыба в воде. Дон коснулся кнопки и, когда дверь в обсерваторию открылась, вплыл внутрь.
Как всегда, у него перехватило дыхание от представшей глазам фантастической картины: звезды… звезды… море звезд, целые галактики медленно поворачивались перед ним.
Обсерватория представляла собой огромный прозрачный купол в коротком конце трубы, выступавшем из барабана. Воздуха, который бы преломлял и ослаблял свет звезд, снаружи не было, и они горели ровно, не мерцая. Они были похожи на горячие точки света удивительно разных цветов и разной яркости. О том, что есть какой-то купол, пусть и прозрачный, сразу забывалось: казалось, что находишься прямо среди звезд, являешься частичкой Вселенной.
И здесь же, немного в стороне, висело Солнце. Его ослепительное сияние смягчалось темневшим под воздействием света материалом купола. Этот огненный шар напомнил Дону о буре, уже закипавшей на его поверхности, и он посмотрел на счетчик радиации. Радиоактивный фон был выше обычного, однако не настолько, чтобы представлять опасность. Но он, как заметил Хольц, непрерывно рос. Сколько у них оставалось времени до того, как ураганный поток смертоносных частиц настигнет корабль? Что можно сделать, чтобы спасти те жизни, за которые он нес ответственность? Дон уперся сжатыми кулаками в прохладную поверхность купола.
Именно сейчас, когда он был один и его никто не видел, можно было предаться отчаянию. Он устал, силы были на исходе, какая-то часть сознания побуждала его немедленно отказаться от борьбы, свалить это бремя на кого-нибудь другого. Мысль эта, возникшая здесь, в темноте, вызвала у него улыбку: ведь на борту больше никого не оставалось — в том-то и вся загвоздка. Как врач, Дон привык брать на себя ответственность за жизнь и за смерть, но, давая клятву Гиппократа, он никак не мог подумать, что ему придется выполнять обязанности капитана космического корабля. Такому на медицинском факультете его не учили! Он снова улыбнулся своей мысли и почувствовал себя увереннее. Что ж, он будет выполнять эти обязанности настолько хорошо, насколько позволят его способности. Ничего другого ему не оставалось.
Зазвонил видеофон. В тишине помещения, которое, казалось, заключало в себе всю Вселенную, звонок прозвучал необычно громко. Дон поднял трубку. Приняв окончательное решение, он уже не задумывался, как себя называть:
— Капитан слушает.
— Говорят из рубки управления, сэр. Записи сообщения из марсианского центра управления уже обработаны. У меня есть полный текст. Зачитать?
— Давайте только цифры. Какой силы ожидается буря и как скоро она нас настигнет?
— Минутку… а, вот! Сила — восемь баллов по шкале Хойла. А предел по этой шкале — десять баллов. Сам я никогда не попадал в бурю сильнее шести…
— Итак, она будет сильной — я понял. А когда начнется?
— Самый ранний прогноз — через полтора часа. По другим — позже, но лишь на несколько минут.
Дон перевел дыхание, которое, сам того не осознавая, затаил в ожидании ответа.
— Хорошо. Я возвращаюсь в рубку. Свяжитесь с пассажиром по фамилии Угалде и попросите его прибыть туда же как можно быстрее. Да, и пригласите старшину Курикку.
Углубившись в свои мысли, Дон чисто автоматически находил дорогу назад в рубку; его уже ждал там разъяренный доктор Угалде.
— Вы требуете от меня невозможного, капитан, и к тому же немедленно. И тут же прерываете мою работу. Такие вещи нельзя…
— До подхода бури осталось менее полутора часов, — спокойно произнес Дон. — Наше время истекает, доктор.
Лицо Угалде стало серым, и он почти упал на стоящий рядом стул.
— В таком случае… слишком поздно, — прошептал он.
— Не думаю. Будем маневрировать вручную. — Дон невольно улыбнулся, заметив выражение крайнего удивления на лицах Курикки и вахтенного дежурного. — У нас нет другого выхода. И зря вы так удивляетесь. Всем известно, что коммерческие реактивные авиалайнеры почти полностью управляются автоматикой. А своими личными самолетами и вертолетами, бьюсь об заклад, вы управляли сами. Так вот, космические корабли ничем от них не отличаются. Первым астронавтам не раз приходилось брать управление на себя, когда автоматика выходила из строя. Мы сделаем то же самое. Курикка, что нужно для того, чтобы изменить положение оси корабля?
Старшина выглядел мрачнее, чем когда-либо прежде.
— Все это выполняет компьютер, сэр. Автронавигатор лишь вводит нужные данные и соответствующие команды, а затем, сидя в кресле, следит за тем, что происходит.
— А что, возможность ручного управления на случай выхода чего-нибудь из строя не предусмотрена?
— Предусмотрена, хотя нам никогда не приходилось ею пользоваться. Вон там оно.
Дон подошел к пульту, на который указал Курикка, и бросил взгляд на приборы и переключатели.
— А можете вы мне рассказать — только просто, каким образом изменяют положение корабля?
Инструкции, к которым за время службы привык Курикка, таких действий не предусматривали. Однако он был достаточно умен, чтобы понять, что случаются обстоятельства, когда про инструкции надо забыть. Неохотно, преодолевая внутреннее сопротивление, он подошел к пульту и включил экраны.
— На корабле установлены две телевизионных камеры, — принялся объяснять он, — одна на носу, в обсерватории, другая — на корме. Последняя находится на продольной оси корабля между основными ракетными двигателями. Вот это — вид, транслируемый носовой камерой. — Он указал на экран, на котором появилось Солнце, немного смещенное в сторону — та же картина, что Дон наблюдал в обсерватории. Курикка продолжал: — По окружности сферы, заключающей в себе реактор, у самого основания главных сопел, имеется рельсовая дорожка. По ней, в направлении, противоположном вращению корабля, перемещается небольшой ракетный двигатель. За счет такого перемещения компенсируется вращение корабля, и двигатель сохраняет свою ориентацию неизменной. Включаясь, двигатель дает кратковременный импульс, достаточный для того, чтобы заставить ось корабля разворачиваться. Поворот корабля происходит до тех пор, пока его ось не будет сориентирована в нужном направлении, после чего этот же двигатель по команде компьютера включается вторично и прекращает маневр.
Дон хотел было взглянуть на часы, но удержался: лучше уж пока не знать, сколько еще времени в их распоряжении. И вдруг ему пришло в голову, что эта проблема может быть решена просто, даже слишком просто. Он повернулся и жестом подозвал мексиканского математика.
— Доктор Угалде, подойдите, пожалуйста, сюда и выслушайте мою идею. Вы в курсе стоящей перед нами проблемы и слышали, что сказал старшина. Сейчас Солнце находится по носу корабля. Нам необходимо изменить ориентацию примерно на 180 градусов. Так вот, если мы включим ракетный двигатель, о котором говорил Курикка, корабль начнет разворачиваться в пространстве. Появление Солнца на экране кормовой телекамеры будет означать, что корабль сориентирован правильно: между нами и Солнцем встал реактор. При этом ракетный двигатель маневрирования будет направлен уже в другую сторону. Останется лишь еще раз включить его и остановить разворот корабля. Таким образом, мы окажемся в нужном нам положении. Как вы думаете, получится?
Нахмурившись, Угалде сосредоточился, затем набросал в своей записной книжке в кожаном переплете несколько коротких уравнений.
— Это не так просто, — ответил он. — Второе включение двигателя должно быть точно таким же по длительности, что и первое, а выключиться он должен именно в тот момент, когда корабль достигнет правильной ориентации…
— Пожалуйста, без деталей, доктор. Скажите только, получится у нас что-нибудь или нет?
На лице математика отразилось удивление.
— Конечно, получится. Почему бы нет? Именно это и делает компьютер. Вы собираетесь сделать то же самое, только менее точно.
— Точно или неточно, но это спасет наши жизни! — Дон возбужденно ударил кулаком по ладони другой руки. — Пожалуйста, начинайте немедленно. Я думаю, что с вашей теоретической подготовкой и с опытом Курикки вы вдвоем справитесь с этой задачей.
Теперь он позволил себе взглянуть на часы — и чуть не вскрикнул: так мало времени осталось у них в запасе. Менее чем через 45 минут смертоносная солнечная радиация должна настигнуть корабль.
— Капитан, вас вызывает интендант Жонке, — прервал ход его мыслей голос дежурного, который протягивал ему трубку видеофона.
— Капитан слушает.
— Капитан, говорит интендант. У меня здесь с пассажирами возникло небольшое недоразумение. Я хотел бы попросить вас подойти сюда и поговорить с ними.
— Не сейчас. У меня нет времени. Я прибуду в силовой отсек, как только освобожусь, и поговорю с ними.
Последовала секундная пауза, и снова зазвучал голос интенданта. На этот раз он был явно озабочен:
— Я и хочу, чтобы вы поговорили с ними именно об этом, сэр. Они пока еще не в силовом отсеке, а все здесь, в главном обеденном зале, и заявляют, что не двинутся с места, пока не поговорят с капитаном или с кем-нибудь из старших офицеров.
— Но… они что, не знают, что находятся на краю гибели?
Голос интенданта стал тише, видно, он не хотел чтобы его услышали:
— Нет, сэр, не совсем. Я не хотел вызывать у них тревогу, поэтому нарочно не сообщил им разных подробностей про существующую угрозу. Вы не могли бы прийти сюда и все им растолковать?
Дон быстро прикинул в уме, есть ли такая возможность. Сейчас он понял, что совершил ошибку, забыв о пассажирах и отнесясь к ним как к грузу или стаду овец, которых можно просто перегнать с одного места на другое. Необходимо было объяснить им все заранее. Сейчас же придется выложить полную правду. Быстро! Счет времени пошел уже на минуты.
— Я спускаюсь к вам, — сказал он и положил трубку.
— Капитан, один чрезвычайно важный вопрос, — позвал доктор Угалде, видя, что тот встает.
— В чем дело? — спросил Дон, направившись к пульту управления, за которым сидел математик. На его глазах Солнце медленно уплыло за пределы экрана, связанного с кормовой телекамерой.
— Вот, пожалуйста, судите сами. — Угалде показал на экран. — Теоретически развернуть корабль вручную, на глаз, вовсе не трудно. Однако на практике все совсем иначе. Мы не в состоянии выполнить маневр с той точностью, которую обеспечивает компьютер. Тем более что корабль имеет такую огромную массу. Мы поставим корабль в нужное положение по отношению к Солнцу, но первое время его ориентация все же не будет стабильной. И кто-то должен ее постоянно корректировать, пока смещение не прекратится и она не установится окончательно.
— Вы можете ориентировочно сказать, сколько времени это займет? — спросил Дон с надеждой, хотя уже заранее предполагал, каков будет ответ.
— Явно не один час. Это чрезвычайно тонкая работа.
— Не один час! Это означает, что человек, сидящий за пультом управления, будет лишен защиты от солнечной радиации, то есть обречен на верную смерть.
— Я понимаю… Кто-то должен погибнуть, чтобы спасти остальных. Разве такая смерть не прекрасна?
Затуманившимся от отчаяния взором Дон посмотрел на часы. Оставалось чуть больше получаса. Ничего у них, скорее всего, не получится. Времени на поиски решений нет. И команду, и пассажиров можно уже считать покойниками.
— Кто-то один должен умереть, чтобы остальные смогли выжить, — произнес Угалде, расправляя плечи и делая шаг вперед. — Я охотно берусь управлять кораблем. Все остальные должны немедленно укрыться в силовом отсеке.
Низенький доктор высоко задрал подбородок и положил руку на сердце. Это могло бы показаться смешным, но только не в сложившейся ситуации. Он говорил то, что думал на самом деле, и был готов, не колеблясь, отдать свою жизнь за незнакомых людей на корабле.
— Думаю, в этом нет необходимости, доктор, — обратился к нему Дон. — Мы попробуем найти выход, не жертвуя ничьей жизнью.
— Позвольте узнать, как вы собираетесь это сделать, капитан?
Действительно, как? Дон задумался и на мгновение почувствовал, как его охватывает тихая паника. Что делать? Ведь должен же быть какой-то выход. Члены команды знали этот корабль лучше его. Он должен заставить их думать.
— Что если использовать радиационные костюмы, старшина? — спросил Дон. — Я знаю, что они у нас есть. Может, тому, кто будет управлять кораблем, надеть такой костюм?
Курикка, с чисто скандинавской угрюмостью на лице, отрицательно покачал головой.
— Ничего не получится. Те, что у нас есть, предназначены для кратковременного использования при низких уровнях радиации. Для настигающей нас бури они все равно что папиросная бумага.
Дон изо всех сил старался не поддаваться чувству отчаяния, которое постепенно охватывало его.
— Но ведь должно же быть какое-то решение! А может, установить в силовом отсеке временный дублирующий пульт управления или что-нибудь в этом роде?
— Можно, но понадобится немало времени, чтобы протянуть кабели…
— Если не хватит времени, нужно придумать что-то другое.
Дон огляделся; взгляд его остановился на двери, которая вела в служебную душевую. Он открыл ее.
— А как насчет вот этого? Протяните кабели сюда, расстояние здесь — лишь несколько футов. Мы бы установили здесь какую-нибудь защиту, чтобы задержать радиацию, например, листы свинца…
И тут, совершенно внезапно, пришло решение. Он знал, что нужно делать. Он повернулся, нацелив свой указательный палец на старшину и рассуждая вслух:
— Космический скафандр… он не пропускает воздух наружу… значит, не пропустит и воду внутрь. Я прав?
Курикка потер подбородок.
— Думаю, что да. Но вода будет неблагоприятно действовать на него. Ржавчина и…
— За пару часов этого не случится, — оборвал его Дон, чувствуя, как быстро уходят одна за другой секунды. — Вот что нам нужно сделать: установите дублирующий пульт управления в душевой и подключите его к основному. Туда же выведите дублирующий экран. Если дверь пропускает воду, достаньте замазки и загерметизируйте ее. Принесите скафандр и проверьте, чтобы баллоны с кислородом были полны. — Он направился к двери. — Тот, кому предстоит управлять кораблем, будет работать из душевой, которую нужно заполнить водой.
— Но, сэр! — крикнул вслед ему Курикка. — А как нам герметизировать органы управления?
— Придумайте сами. Можете надеть на них пластиковые мешки, неважно. Но вы должны сделать это… — Он взглянул на часы: — …в течение ближайших двадцати минут. Я сейчас вернусь.
Он выскочил из рубки, хлопнув дверью, и побежал по коридору в главный обеденный зал. Ему предстояла встреча с пассажирами, а времени на разговор с ними было отчаянно мало. Вернее, его не было вообще.
Дон остановился у первого попавшегося видеофона и набрал номер, который подключал его к системе бортовой трансляции.
— Говорит капитан. Я прошу всех членов команды, свободных от вахты в силовом отсеке или в рубке управления, явиться в главный обеденный зал. Немедленно. В течение минуты.
Из динамика над головой грохотал его собственный голос.
Когда он достиг обеденного зала, туда через разные входы уже стекались члены команды. Как это обычно делалось в перерывах между приемами пищи, столы были сдвинуты в сторону, образовалось свободное пространство. Один из пассажиров стоял на стуле, остальные столпились вокруг него. Они оглянулись в замешательстве на подбегающего Дона.
— Послушайте меня. Я — лейтенант Чейз, судовой врач. Извините, что я не могу в данный момент объяснить вам все подробно, — я сделаю это позже, — но сейчас крайне необходимо, чтобы вы незамедлительно проследовали в силовой отсек…
— Мы не желаем больше вас слушать, — закричал человек, стоящий на стуле. — Мы хотим видеть капитана и требуем объяснений по поводу того, что здесь происходит.
Дон узнал его — Бриггс. Мэтью Бриггс, отставной бригадный генерал. Его коротко остриженные волосы казались частоколом иголок, твердых и острых, как шипы колючей проволоки. Злой взгляд и сердитое выражение лица генерала были знакомы Дону по газетам и телевизионным передачам. Он был человеком, который всегда навязывал свое мнение, независимо от того, насколько оно отличалось от мнения остального мира, и упорно на нем настаивал. Дон бросил на него холодный взгляд и резко произнес:
— Как вы знаете, на корабле произошла авария. Капитан погиб, а с ним и большинство офицеров. Сейчас обязанности капитана выполняю я.
Среди пассажиров послышались судорожные вздохи, возникла суета.
— В ближайшие несколько минут корабль подвергнется радиации, вызванной солнечной бурей. Единственным безопасным местом на корабле является силовой отсек. Всем необходимо перебраться туда.
В толпе произошло движение: пассажиры направились к выходам из зала. Но их остановил громкий возглас генерала:
— Не очень понятно и недостаточно убедительно, лейтенант. Я требую, чтобы…
— Вы, двое, — приказал Дон, ткнув пальцем в стоявших ближе к нему членов команды, — снимите этого человека со стула и тащите в силовой отсек.
— Вы не имеете права, слышите? Не имеете права! — закричал генерал, пятясь и принимая оборонительную стойку.
Рослые члены команды приблизились по одному с каждой стороны и схватили его. Борьба длилась недолго — через мгновение они уже волокли громко возмущающегося генерала к выходу.
Какой-то худой тип с большим носом и тонкими усиками шагнул вперед, видимо, намереваясь вмешаться, но, увидев, что к нему двинулись несколько членов команды, остановился. Остальные пассажиры разбились на группы; в зале повис шум невнятных голосов.
— Может возникнуть паника, — тихо, чтобы никто, кроме Дона, не мог услышать, произнес интендант.
— Знаю, но у нас нет времени на подробные объяснения. Нам нужно увести их отсюда быстро и тихо. — Дон задумчиво оглядел зал. — У нас здесь примерно по одному космолетчику на каждый десяток пассажиров. Я пойду впереди, а вы станьте у двери и толкуйте, что члены команды будут показывать им дорогу. Разбивайте их на группы по принципу «десять и один». Присутствие членов команды окажет успокаивающее действие. К трубе ведут два лифта, посылайте группы поочередно то к одному, то к другому.
— Отличная идея, капитан… — Но не успел интендант закончить, как Дона и след простыл.
У лифта Дон нагнал генерала Бриггса и его бдительных охранников.
— Вы пожалеете об этом, — с холодной яростью проговорил Бриггс, когда Дон вошел в лифт. Дверь кабины закрылась, и он зло стряхнул с себя руки своих опекунов.
— Извините, генерал, но у меня не было другого выхода. Ситуация чрезвычайная, сейчас не до споров. Надеюсь, вы примете мои извинения…
— Нет. Вы начали все это, мистер, а я завершу. У нас еще существуют суды.
— Вам виднее, — ответил Дон.
Лифт остановился, и дверь открылась. Дон и космолетчики ухватились за ручки на стенах кабины, а Бриггс, когда его ноги оторвались от пола, начал беспомощно барахтаться в воздухе.
— Помогите, пожалуйста, генералу, — сказал Дон.
Привычные к невесомости, космолетчики подхватили его под руки и, оттолкнувшись ногами, поплыли по трубе. Дон последовал за ними, но не столь свободно и быстро, а придерживаясь за специальные поручни: он, разумеется, не имел таких навыков свободного парения, как его теперешние подчиненные. Гравитация здесь отсутствовала, поскольку в трубе, на оси вращения, центробежная сила была равна нулю.
Когда они приблизились к массивной двери силового отсека, она распахнулась. На пороге их ожидал первый инженер, такой же мрачный, как и генерал.
— Присутствие пассажиров будет мешать нашей работе, — сказал Хольц.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь, — ответил Дон, пытаясь его успокоить. — Но здесь будут находиться и члены команды; они помогут вам. Расставьте их у пультов управления и в местах повышенной опасности. Будет тесно и неудобно, но зато все останутся в живых.
Начали прибывать первые пассажиры; некоторые, подлетая, беспомощно кувыркались в пространстве. У одной из немолодых женщин был уже откровенно зеленый цвет лица, и таких могло быть немало. Кто-то из членов команды поспешил к этой женщине с пластиковым мешочком.
Дальняя стена у основания двигателей была усеяна поблескивающими панелями управления, но большая часть пространства оставалась свободной. Площади пола вряд ли хватит на всех — кое-кому придется повисеть в воздухе. Короче, здесь, в тесноте и неразберихе, будет весьма неуютно. Не дожидаясь новых жалоб, Дон покинул отсек.
После того как очередная партия пассажиров освободила лифт, он занял пустую кабину и поехал наверх. Во время подъема к нему постепенно возвратилась сила тяжести. Он поспешил в рубку управления. Одна проблема была решена: пассажиры находились в безопасности, но оставалась еще другая, более серьезная. Дон невольно посмотрел на часы и содрогнулся; до сознания дошло, что у них в запасе всего тринадцать минут. Тринадцать! Он пустился бегом.
— Заканчиваем, капитан, — доложил старшина Курикка. Он склонился с дымящимся паяльником в руке над вскрытым пультом управления, откуда, подобно змеям, выползали кабели и, пересекая комнату по полу, скрывались в отверстии, просверленном в металлической стене. Старшина припаял последний провод и выпрямился.
— Должно работать, — сказал он и повел Дона в душевую. — Тут мы установили пару рукояток управления, надев на них пластиковые мешки — самая простая защита от воды. И еще монитор, подключенный к кормовой телекамере.
Они протиснулись мимо человека, который наносил по периметру двери какую-то серую пасту.
— Силиконовая замазка. Теперь, если дверь закрыть, она не пропустит воду. Воздух же, по мере наполнения комнаты водой, будет выходить через вентиляционное отверстие. Скафандр уже здесь. Я прошу доверить управление кораблем мне, капитан.
— Отлично. У нас еще девять минут. Отошлите людей, как только они закончат работу. А можно ли, находясь здесь, определять уровень радиации?
Курикка указал на экран монитора, который представлял собой обычный аппарат видеотелефонной связи без трубки, снятый с подставки и прикрепленный, тоже в пластиковом мешке, к стене.
— Данные измерений выводятся компьютером на нижнюю часть экрана. Вот эти цифры под изображением Солнца показывают уровень радиации по шкале Хойла.
— 1,4 — еще не много. Нет, вот уже прыгнула до 2,1.
— Это — фронт бури. Скоро здесь станет опасно. Думаю, вам пора идти, сэр.
В рубке, кроме них, уже никого не было, последний техник, спеша, покинул помещение, чтобы укрыться в силовом отсеке. Оставалось шесть минут.
— Загерметизируйте на мне скафандр, старшина, и уходите. Это приказ.
— Но… — начал было удивленный Курикка.
— И никаких «но». Ваши технические знания гораздо важнее для выживания корабля, чем моя медицина. И как командир, я приказываю вам спуститься вниз.
Услышав это, Курикка не стал тратить время на споры. Он помог Дону надеть скафандр и загерметизировал его. Дон схватил запястье старшины и посмотрел на его часы. Две минуты!
Он почти вытолкнул Курикку из маленькой душевой и налег на дверь, преодолевая сопротивление замазки; снаружи ему помогал старшина. Наконец язычок замка защелкнулся. Старшина бегом покинул рубку, и Дон остался один. Он до отказа открыл все краны в умывальнике и душе — стоки были уже заранее перекрыты. Вода, булькая, начала выплескиваться через край раковины на пол. Дон повернулся к экрану монитора. Солнце сдвинулось из перекрестья в центре экрана — пришлось включить двигатель, чтобы выровнять корабль. Он снова взглянул на цифры внизу: 2,8.
Буря набирала силу.
Солнце снова ушло из центра, и Дон машинально выполнил необходимую коррекцию. Огромное светило, удаленное более чем на сто миллионов миль, выглядело на экране монитора маленьким и невзрачным. Но на нем сейчас бушевала буря, выбрасывая гигантские факелы горящего газа, раскаленного до температуры более шести миллионов градусов. Эта цифра была слишком большой, чтобы ее представить, но осознать, что происходило дальше, было достаточно просто. Эти взрывы генерировали вначале радиоволны, а затем рентгеновское излучение, которые через восемь минут достигали Земли. Они служили предупреждением о том, что приближается расширяющееся облако горячей плазмы. А через несколько минут налетал ураган протонов высокой энергии — передовой фронт бушующей стихии. Затем, несколько часов спустя, следовал поток протонов низкой энергии, заключавший в себе всю ярость бури. Эти ускоренные частицы сжигали и убивали… Дон перевел взгляд с Солнца и растущих под ним показаний уровня радиации на воду, которая плескалась у его щиколоток.
Она поднималась недостаточно быстро.
А уровень излучения был уже равен 3,2. Металлические переборки корабля еще обеспечивали ему некоторую защиту, но почти на пределе. А как там дела в силовом отсеке? Сбоку шлема был тумблер радиосвязи, но, когда он включил его, послышались лишь статические разряды. Естественно, в этой комнате, где стены задерживали любое излучение, радиостанция скафандра была бесполезной. А в спешке последних минут никто не догадался подключить его к телефонной сети. Он был один, отрезан от всех остальных.
Вода достигла колен. Показания на экране, возрастая, стали быстро сменять друг друга. 3,9… 4,2… 5,5…
Буря неистовствовала в полную силу!
Дон отпустил рукоятки управления и нырнул в воду, лицом вниз. Ему пришлось ухватиться за основание раковины, чтобы удержаться под водой, так как находящийся в скафандре воздух тянул его к поверхности. Воды было столько, что она едва покрывала Дона. Пришлось напрячь всю силу рук, чтобы не всплыть, как пузырь. Он боролся решительно, зная, что воздух над ним наполнен невидимой смертью. Он должен удержаться под водой.
Вода поднималась мучительно медленно, и его начала терзать мысль, намного ли отклонилась ось корабля. Высунуть голову из воды, чтобы посмотреть на экран, было бы самоубийством. А если этого не сделать, могут погибнуть все остальные. Сколько времени он уже провел под водой? Как долго можно еще не касаться ручек управления? Старшина сказал, что толщина противорадиационной переборки достаточна для того, чтобы защитить силовой отсек при отклонении оси корабля от правильной ориентации на десять или даже пятнадцать градусов. Это означало, что изображение Солнца могло дойти почти до края экрана, прежде чем жизни находящихся в этом отсеке людей станет угрожать опасность. Но сколько для такого отклонения нужно времени? И сколько уже прошло? Узнать это, не имея часов, не было никакой возможности. Как действовать? Что он должен сделать?
Уровень воды теперь был достаточно высок, чтобы перевернуться на спину и принять полусидячее положение. Но через рябую поверхность воды над головой он смог рассмотреть лишь общие контуры монитора в ярко освещенной комнате. Детали различить было невозможно, хотя экран находился мучительно близко, не далее чем в футе от его головы.
Он должен разглядеть изображение. От этого зависели жизни других людей. Сейчас же! Но поднять голову из воды — это смерть.
Может, высунуться только немного? Он запрокинул голову внутри шлема, насколько это было возможным, и стал медленно подниматься. Осторожно… поверхность воды уже прямо у лица… вот перед прозрачным щитком шлема осталась лишь тонкая пленка воды.
Вода стекла с выпуклости шлема, оставив свободным небольшой участок, поднявшийся над поверхностью, и стал виден экран и висящие на кабеле ручки управления.
Изображение Солнца покинуло середину экрана и было почти на полпути к его краю.
Уровень радиации по шкале Хойла был 8,7.
Дон снова погрузился в воду, и она сомкнулась над шлемом.
При предельно возможной интенсивности радиации в десять баллов эта буря была чуть ли не самой сильной из всех, о которых он когда-либо слышал. Вода прибывала безумно медленно.
Когда он выглянул снова, на экране горело число 9,3, а Солнце находилось у самого края. Необходимо было срочно провести коррекцию.
На поверхности воды появилась рябь. Дон взглянул вверх и увидел, что над ним плавают два пластиковых мешка. Ну конечно же, ручки управления! Осторожно двигаясь, он ухитрился зажать пластик между пальцами, одетыми в перчатки, и потянул прикрепленные к отрезку кабеля ручки вниз. Стараясь не выпустить их из рук, он снова высунул шлем из воды и убедился, что, избегая резких движений, сможет управлять двигателем и выравнивать ориентацию корабля.
— Победа! — воскликнул он, и его голос эхом отдался внутри шлема, напомнив ему, как он одинок. Больше разговаривать вслух он не пытался.
Теперь, когда опасность миновала, Дон вдруг почувствовал усталость, но для отдыха сейчас времени не было, и он это знал. Каким бы утомленным он ни был, он должен бодрствовать и быть начеку. Здесь, под водой, он был в безопасности, но от него зависят жизни остальных. Уровень воды поднимался. Он миновал экран монитора и пошел выше. Когда вода достигла потолка и начала выливаться через вентиляционное отверстие, Дон закрыл краны. Напряжение спало, и началось ожидание. Он моргнул несколько раз и пожалел, что не может потереть глаза, которые резало, будто в них попал песок…
…
Прошло неизвестно сколько времени, прежде чем Дон неожиданно и с ужасом осознал, что заснул. Как долго он спал — сказать было невозможно. Изображение Солнца касалось края экрана. Трясущимися руками он благополучно вернул его в перекрестье. Показания уровня радиации неизменно держались на 8,7 — ниже верхнего предела, но значительно выше смертельной черты.
Сколько еще продлится эта буря? Уже, надо полагать, прошло несколько часов. Он впервые почувствовал беспокойство из-за кислорода. Скафандр был ему незнаком — таким он никогда не пользовался. Пришлось повозиться с кнопками на груди, пока не отыскалась нужная. Перед глазами, — как ему показалось, в воде, за щитком шлема, — засветился дисплей.
Кислородный баллон был на три четверти пуст.
Сон сняло как рукой. Поддерживая нужную ориентацию корабля, он действовал ручками управления уже автоматически. Теперь корабль отклонялся все меньше и меньше, так как колебания оси, одно за другим, постепенно нейтрализовывались.
8,6. Уровень радиации падал, но крайне медленно. А кислород, наоборот, расходовался все быстрее. Дон старался, по возможности, не дышать глубоко и поменьше двигаться. Это снижало его потребление. Однако уровень в баллоне медленно, но все же приближался к нулевой отметке. Дон знал, что и при нулевых показаниях прибора в баллоне останется еще резерв, но ведь и он исчерпаем. Что тогда делать? Выбрать, каким способом умереть: от удушья или от радиационного заражения? Самым скверным было то, что у кислородного голодания почти нет симптомов — жертва просто теряет сознание. И умирает.
7,6. Ему нужно определить остаток кислорода и в самый последний момент выпустить из комнаты часть воды, чтобы можно было открыть шлем.
6,3. Теперь недолго. Расходуется резерв, нулевая отметка достигнута уже давно. Как давно? И с какого времени можно считать, что это «давно» наступило?..
5,4. Пора спускать воду… воду… воду…
Он выпустил ручки управления и безжизненно закачался в воде, потеряв сознание от недостатка кислорода и скользнув в темный туннель, ведущий к смерти.
— Он шевелится? — спросил голос.
— Кажется, да, — ответил другой. — Приходит в себя.
Дон осознавал, что знает говорящих, но не видел их. Наконец пришло понимание, что говорят именно о нем. Понадобилось ощутимое усилие воли, чтобы открыть глаза. Он лежал на койке своего лазарета в кислородной палатке. Над тонким пластиком склонилось встревоженное лицо первого инженера Хольца, рядом с ним стоял Рама Кусум.
— Наконец и вам достался пациент, Рама, — проговорил Дон, поразившись слабости своего голоса. Что он здесь делает? Память вдруг вернулась к нему, и он попытался сесть на постели. — Что случилось? Я, наверное, потерял сознание…
— Успокойтесь, сэр, — сказал Рама, мягко, но настойчиво укладывая его голову обратно на подушку. — Все в норме. Мы все время следили за уровнем радиации из силового отсека, и, как только он упал достаточно низко, я и старшина надели бронированные скафандры. Правда, добираясь до вас, мы здорово наследили в рубке управления. К тому времени радиация упала настолько, что с вас можно было снять скафандр. Вы были одной ногой в могиле, но сейчас, насколько я могу судить по показаниям диагностической аппаратуры, с вами все в порядке.
Сознание Дона еще окончательно не прояснилось, мысли путались.
— А что заставило вас прийти за мной? — спросил он. — Как вы узнали, что со мной произошла беда?
— Сигнал с кормовой телекамеры подавался также и на монитор в силовом отсеке. Поначалу мы пережили весьма неприятные минуты, когда подумали, что вы потеряли управление. Но потом вы взяли ситуацию под контроль. А позже, когда буря практически кончилась, мы увидели, что Солнце ушло с экрана. Вот тогда мы и поспешили к вам. — Он улыбнулся. — Ну вот, ваш замысел прекрасно удался, и сейчас у нас все в порядке…
Как будто в насмешку над его словами из динамика бортовой системы трансляции внезапно раздался вой сирены, а рядом ярко замигала лампочка тревоги.
— Пожарное предупреждение… пожарное предупреждение… — объявил механически звучащий голос компьютера. — В отсеке 64А пожар.
Дон попытался встать, но тут же понял, насколько он слаб. В любой чрезвычайной ситуации он окажется только помехой. Нужно на время передать кому-то свои полномочия.
— Хольц, попробуйте ликвидировать пожар, результаты доложите. Рама, возьмите комплект для срочной медицинской помощи на случай, если кто-нибудь пострадал, и идите с Хольцем. Может, это из-за неисправности оборудования?..
Уже подошедший к двери инженер обернулся и возмущенно фыркнул:
— Только не моего. 64А — это пассажирская каюта.
Дон чувствовал себя слишком усталым, чтобы заниматься новым ЧП, но сейчас это было его обязанностью. Потребовалось большое усилие, чтобы сесть; в конце концов это ему удалось. Отключив кислород, он передохнул, чтобы хоть немного собраться с силами. Пожар… Как будто запас кислорода на корабле и без того не был угрожающе мал. Да еще их траектория… пора подумать и о ней. Во время солнечной бури об этой проблеме никто не вспомнил. Но если в ближайшее время они не найдут, как скорректировать свой курс, то потом может оказаться слишком поздно — они пролетят мимо Марса и затеряются в бесконечности межзвездного пространства.
Зазвонил видеофон. Дон потянулся к аппарату и с трудом снял трубку.
— Капитан слушает, — ответил он, не задумываясь и уже не стесняясь называть себя этим званием. С крошечного экрана на него угрюмо смотрел старшина Курикка.
— Капитан, первый инженер Хольц у вас? Поступило сообщение о пожаре…
— Я знаю. Хольц уже занимается им. Где вы сейчас находитесь?
— В рубке управления, сэр. Временно руковожу ликвидацией пожара. Дело в том, что мы получаем новые сообщения о появлении дыма в разных местах. Пока непонятно, связано ли это с наличием других очагов пожара или дым из отсека 64А просто распространяется по вентиляционной системе. Прошу разрешения очистить палубу А и прекратить циркуляцию воздуха в ее пределах.
— Разрешаю. Если будут новые данные, сообщайте мне.
Дон положил трубку и медленно поднялся на ноги. Не обращая внимания на головокружение, он подошел к двери, но перед тем, как открыть ее, вынужден был перевести дух, опершись на ручку. Он находился в изоляторе, который сообщался прямо с его кабинетом. У противоположной стены стоял шкаф с медикаментами. За время, которое ему потребовалось, чтобы добраться до шкафа, он немного размялся, и передвигаться стало легче. Он приложил большой палец к контрольному окошку, и замок со щелчком открылся — автоматика срабатывала только от отпечатка его пальца. Здесь хранились сильнодействующие средства, которые могли снять усталость и вызвать на некоторое время прилив сил. Дону не очень хотелось принимать их, он знал — наступит обратная реакция, и ему придется заплатить за «прилив» еще большей усталостью. Однако другого выхода сейчас не было. Он перекачал содержимое ампулы в инъектор и ввел себе препарат. Закрывая шкаф с лекарствами, снова услышал звонок видеофона.
Это опять был Курикка, и выражение его лица на сей раз было еще угрюмее.
— Циркуляция воздуха остановлена, сэр, палуба загерметизирована, все пассажиры эвакуированы. Я послал еще нескольких членов команды на помощь. Но… не могли бы вы подойти туда, сэр? Им нужен врач.
— Зачем?
— Похоже, произошло отравление дымом.
— Иду.
Лекарство начало действовать: голова еще немного кружилась, но Дон уже чувствовал в себе достаточно сил, чтобы свободно передвигаться по кораблю. В комплекте срочной медицинской помощи, который захватил с собой Рама, был кислород, но не исключено, что может понадобиться еще. Дон отстегнул от стены баллон с маской и поспешил из лазарета.
Герметичная дверь, ведущая на палубу А, была закрыта, но не заперта и отворилась, как только Дон подошел достаточно близко. Помещение за ней было наполнено дымом, от запаха которого защипало в носу. На полу перед отсеком 64А лежал человек. Над ним склонился Рама, прижимая к лицу пострадавшего кислородную маску. Рама сильно кашлял, его лицо и руки были перепачканы сажей. Подойдя ближе, Дон узнал в лежащем человеке первого инженера.
— Пришлось… выломать дверь… — Рама тяжело дышал между приступами раздирающего кашля. — Там было полно дыма… я подумал, может внутри кто-то есть.
— Помолчите, — обратился к нему Дон. — Лучше подышите этим кислородом. Я займусь им сам.
Дон почувствовал приступ страха. Он защелкнул кнопку ремешка, удерживающего на лице кислородную маску, и пальцем приподнял веко Хольца. Дела плохи. Нащупав одной рукой пульс, Дон принялся шарить другой в чемоданчике, нашел инъектор и, прижав его сбоку к шее инженера, сделал инъекцию. Рама внимательно следил за его действиями, потом отнял кислородную маску от своего лица и сказал:
— Это был алкаверир — средство, стимулирующее сердечно-сосудистую систему. То есть у него…
— Сердечная недостаточность. Правильно. Немногие знали о ней. Вот почему он собирался увольняться по окончании этого полета.
— А как он сейчас?
— Плохо. Это худшее, что могло с ним случиться. В каюте кто-нибудь был?
— Нет. Мы никого не видели. А потом нас заволокло дымом.
Из двери каюты вышел один из членов команды с большим огнетушителем, из форсунки которого еще продолжала медленно пузыриться пена.
— Порядок, сэр. Огонь погашен.
Дон встал и заглянул в изуродованную каюту. Стены покоробились, из них сочился дым. Повсюду висели хлопья пены. На полу возвышались две мокрые кучи обгоревших вещей.
— Как такое могло случиться? — спросил Дон. — Я считал, эти корабли не горят.
— Они-то — да, но не багаж. Сгорели два чемодана с одеждой и другими вещами.
— Вы можете что-нибудь сказать о причине возгорания?
Космолетчик поколебался, а затем вытянул вперед руку.
— Я не хочу никого обвинять, капитан, но вот что я нашел на столе.
На ладони лежала промокшая пачка сигарет.
Дон некоторое время молча смотрел на нее, крепко сжав зубы.
— Передайте сигареты старшине Курикке и подробно доложите обо всем, что здесь произошло, — распорядился он. — Но прежде позвоните ему в рубку управления, и пусть он срочно вышлет сюда двух человек с носилками.
— Доктор, — крикнул Рама, — быстрее сюда! Его пульс, кажется, стал неровным.
Дон лишь взглянул на Хольца и крикнул космолетчику:
— Не надо звонить, помогите нам. Этого человека нужно немедленно доставить в лазарет.
Первый инженер Карл Хольц был далеко не молодым человеком, и болезнь сердца развивалась у него годами. Она легко поддавалась лечению и лекарствам.
Но в лазарете, хоть тот и был достаточно хорошо оборудован, не хватало целого ряда медицинских аппаратов, которые были в любом планетном госпитале, например, аппарата «искусственное сердце-легкие». Не было, конечно, и хирургической бригады, чтобы помочь ему в случае, если понадобится трансплантация. Располагая только имеющимися средствами, Дон сделал все, что было в его силах. Рама Кусум, несмотря на протесты, был уложен в постель в связи с отравлением дымом. Теперь в маленькой палате были заняты четыре койки.
Два часа спустя Дон вызвал рубку управления и попросил доложить обстановку, ведь он был не только врачом, но и командиром корабля.
— Пожар ликвидирован, — доложил Курикка. — Других очагов нет. Пострадавших от дыма поблизости от отсека тоже нет.
— Что вы скажете о содержании кислорода в воздухе?
— В данный момент оно упало, но незначительно. Я порылся в обгоревших вещах и обнаружил там сгоревшую сигарету. Похоже, она выпала из пепельницы, и от нее загорелся багаж.
Дон ненадолго задумался.
— У нас на корабле есть карцер? — спросил он.
Курикка удивился такому вопросу, но четко ответил:
— Есть кое-что подобное. Каюта 84А может открываться и закрываться только снаружи. Раньше она и использовалась как карцер.
— Отлично. Я прошу вас разыскать того, кто занимал сгоревшую каюту, и посадить его или ее под замок. Людям надо дать понять, насколько серьезна ситуация. Если бы этот человек — кем бы он ни был — не нарушил приказа о запрещении курения, этого бы никогда не случилось.
— Да, сэр, но если бы вы знали, кто занимал эту каюту…
— Мне абсолютно безразлично. Это приказ, старшина.
— Я немедленно приму меры, сэр. Разрешите спросить, в каком состоянии находится инженер Хольц. Я слышал, что он надышался дымом.
Дон взглянул на неподвижную фигуру, лежащую на койке у противоположной стены.
— Первый инженер Хольц мертв, — ответил он. — Держите пока эту информацию при себе. Я не хочу, чтобы всем стало известно, что мы потеряли единственного инженера.
Действие стимулирующего препарата заканчивалось. Дон чувствовал себя изнуренным и подавленным, и на то у него, конечно, были причины. Он обвел взглядом кают-компанию, посмотрел на встревоженные лица космолетчиков и, не будь он в таком угнетенном состоянии, наверняка бы рассмеялся: офицеров на межпланетном лайнере «Иоганн Кеплер» несколько недоставало.
Капитаном был врач, который впервые ступил на борт космического корабля всего несколько недель назад.
Его помощником был главный старшина — в настоящий момент, пожалуй, самый ценный человек на корабле.
Техническим советником был гражданский математик, не лишенный гениальности, но настолько далекий от реальности окружающего мира, что ошибался при сложении двух чисел.
А испуганный помощник инженера по ядерной силовой установке, рядовой 2 класса, сейчас отвечал за двигатели корабля, которые стоили два миллиарда долларов.
Подавив вздох, Дон налил себе чашку кофе, потом взглянул на помощника инженера и заставил себя улыбнуться.
— Поздравляю вас, Тыблевский, теперь вы исполняете обязанности первого инженера «Большого Джо».
Тыблевский был щуплым светловолосым человечком, абсолютно ничем не примечательным, разве что большими ушами, которые торчали по обе стороны головы, словно ручки у кувшина. Он нервно покусывал нижнюю губу.
— Не знаю, сэр. Я ведь на ядерной установке рядовой специалист. Я могу выполнять приказы, но…
— Тогда вы выполните и этот приказ, — перебил его Дон. — Старшина сказал мне, что вы хорошо знаете свое дело и являетесь единственным человеком на борту, который может обслуживать двигатели. Вы справитесь с этой обязанностью.
Тыблевский открыл рот, как будто хотел возразить, затем сразу закрыл его и молча кивнул в знак согласия. Дон не любил принуждать, но сейчас выбора не было. Прежде всего требовалось думать о корабле и его пассажирах.
— Хорошо, господа, — произнес Дон, оглядывая сидящих вокруг. — Сейчас я вам вкратце обрисую наше нынешнее положение. Солнечная буря миновала, и о ней можно забыть. Ситуация с кислородом не вызывает тревоги… но только пока. Дело в том, что с водой мы потеряли много фитопланктона и содержание кислорода в воздухе падает. Оно еще не достигло опасного уровня, поэтому мы можем отложить решение данного вопроса на будущее. Более насущной проблемой сейчас является наш курс. Мы давно пропустили момент, когда следовало произвести коррекцию нашей траектории. Если продолжать лететь по нынешнему курсу, то Марс останется в стороне на добрый миллион миль и мы умчимся неизвестно куда. Доктор Угалде, хотелось бы послушать вас.
Темноволосый математик находился в состоянии уныния — лоб нахмурен, у уголков рта залегли глубокие складки. В отчаянии он поднял руки вверх ладонями, пожал плечами.
— Что я могу сказать? Ложью делу не поможешь. Я сделал все, что в моих силах, но боюсь, этого недостаточно. Теоретически я могу рассчитать курс такого огромного корабля, математический аппарат тут совсем прост. Однако сделать подобное на практике — выше моих сил. Я взялся за наставления по навигации, но изучить их как следует — это заняло бы уйму времени. Мне нужно научиться правильно программировать компьютер, а это еще одна большая задача… — Он снова пожал плечами.
Дон едва сдерживался, но голос его прозвучал ровно:
— Доктор, не могли бы вы сказать, сколько времени займет у вас освоение всей этой информации?
— Недели! Месяцы! Не могу сказать. Я прошу у вас прощения, я буду продолжать изучение наставлений.
«Плохо, — подумал Дон. — У нас нет времени…»
А вслух произнес:
— Тогда нам нужно заняться радио. Спаркс обыскал все склады запасных радиодеталей. Сейчас они с Гоулдом, помощником электрика, сооружают временный передатчик. Приемник, который ему удалось собрать, работает уже лучше, но остаточная солнечная активность еще весьма высока и снижает качество приема. Что же касается передатчика, то здесь мы оказываемся в еще худшем положении, так как его мощность не позволит нам прорваться сквозь помехи. И такая мощность — это, к сожалению, все, чем мы располагаем. Ни у кого больше нет вопросов?
— Две вещи, сэр.
— Слушаю вас, Курикка.
— Вопрос о… похоронах капитана Кардида. До сих пор мы не имели возможности этим заняться.
— Если вы возьмете организацию их на себя, мы постараемся провести это мероприятие в ближайшее время.
— Все готово. Я просто ждал вашей команды.
— Тогда сразу после совещания. Что еще?
— Пассажир, заключенный в карцер, протестует. Он хочет поговорить с вами.
— А, наш поджигатель! Признаться, я забыл о нем. Я даже не спросил у вас его имени.
— Это… генерал Мэтью Бриггс, сэр.
— Чего и следовало ожидать. Но кто он — в данном случае не имеет значения. Он сидит в карцере и будет сидеть там дальше. Я встречусь с ним, когда у меня появится такая возможность.
Больше вопросов не было, и Дон закончил совещание. Похороны капитана Кардида были назначены через час, о чем было объявлено по всему кораблю. Дон лег на койку, чтобы отдохнуть до начала церемонии. Он попытался уснуть, но не смог. Серьезность сложившегося положения рождала в мозгу массу различных вариантов. Уже не в первый раз Дон пожалел, что на корабле не нашлось никого, кто бы взвалил на свои плечи ту огромную ответственность, на которую он с такой неохотой согласился. Он делал все, что было в его силах, но ситуация продолжала ухудшаться. Наверное, пора было признать, что метеорит фактически уничтожил корабль, что все их аварийные работы и прочие усилия были с самого начала обречены на неудачу. Они все погибли… почему этого не признать…
Пронзительный, как сигнал тревоги, звонок будильника выдернул его из полусна, в который он начал погружаться и где все его самые худшие опасения превращались в реальность. Были ли они реальными на самом деле? Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от чувства глубокой депрессии, но напрасно.
Помог душ, сначала невыносимо горячий, затем — холодный. Потом воду сменил успокаивающий поток теплого воздуха. Подсохнув, Дон надел парадную форму и направился к служебному шлюзу на палубе А. Команда уже собралась там и ждала его. С Куриккой они обменялись приветствиями.
— Все на месте, сэр, — отрапортовал тот. — Похоронная команда готова, экипаж выстроен. Люди расставлены на всех наблюдательных постах.
Он подал Дону книгу в черном переплете с закладкой и проговорил тихо, только для Дона:
— Я буду руководить церемонией, она займет немного времени. Когда я подам команду «смирно, головные уборы — снять», зачитайте отрывок из корабельного устава, который отмечен закладкой.
— Начинайте, старшина.
Церемония была простой, но волнующей, в основе ее, несомненно, лежал древний ритуал погребения в море. Команда корабля — почти сорок человек, за исключением нескольких космолетчиков, несущих вахту, — вытянулись по стойке «смирно», когда мимо, под размеренный бой барабана, пронесли тело капитана, обернутое флагом. Из пассажиров корабля только считанные единицы изъявили желание присутствовать на церемонии: недавно они побывали совсем рядом со смертью и наверняка не горели желанием пережить еще одно напоминание о ней. Тело несли шесть человек.
Они осторожно опустили его рядом с люком круглого шлюза, встроенного в пол.
— Головные уборы — снять! — скомандовал старшина. Послышался шорох снимаемых пилоток.
Дон зажал свою под мышкой и с раскрытой книгой в руке шагнул вперед.
— Мы предаем глубинам космоса тело этого человека, капитана Кардида, командира лайнера «Иоганн Кеплер», который бороздил пустынные пространства…
Ритуальная речь была короткой — лишь страничка в книге. Но когда Дон читал, он ощутил, что за простыми словами стоит нечто большее, чем их прямой смысл. Кардид командовал одним из самых больших кораблей всех времен, за плечами у него был путь, измеряемый не сотнями, а миллионами миль. Он погиб по воле случая, но корабль и его команда продолжали жить. Они выполнят свой долг, и, если понадобится, до конца, как их капитан. И он, Дональд Чейз, дипломированный врач из Соединенных Штатов Америки, планета Земля, стал одним из них. Он полетел в космос, не осознавая полностью той ответственности, которую брал на себя, не подозревая, с какой людской сплоченностью ему придется здесь встретиться. Теперь он это узнал. Дон закончил чтение, обвел взглядом команду и увидел в ответных взорах, что его признают равноправным членом этой большой семьи. И он понял, что никогда не забудет этого момента.
— Головные уборы — надеть. Похоронная команда — вперед.
Раздался рокот моторов, звук скольжения металла по металлу, и внутренний люк шлюза открылся. Космолетчики с телом на плечах двинулись вперед, спустились по лестнице в шлюз и положили свою ношу на крышку внешнего люка, который служил полом этого цилиндрического колодца. Когда они поднялись из шлюза, в руках у них был тщательно свернутый бело-голубой флаг Земли. Внутренний люк закрылся, заработали насосы, откачивающие воздух.
— Теперь вы должны открыть внешний люк, капитан, — сказал Курикка и освободил место у пульта управления.
Дон стал рядом с ним и подождал, пока загорится лампочка, сигнализирующая о готовности. После этого он прикоснулся к кнопке — в беззвучном вакууме неслышно открылся внешний люк. Теперь центробежная сила, создаваемая вращением корабля, увлечет тело в космос, и оно станет постепенно удаляться от корабля по раскручивающейся спирали.
— Разойдись.
Дон устало повернулся и направился в свою каюту, но не прошел он и десятка шагов, как услышал за спиной быстрый топот.
— Сэр, можно с вами поговорить?
Это был Спаркс. Его руки и лицо были перепачканы смазкой, под глазами от усталости залегли темные круги: он уже забыл, когда спал. Помня приказ Дона не обсуждать служебных проблем в присутствии пассажиров, он молча последовал за капитаном в рубку управления.
— Мы сделали передатчик, — выпалил он, как только закрылась дверь.
— Великолепно! Давайте попробуем, сможем ли мы связаться с центром управления на Марсе.
Из приемника доносилась невнятная речь: громкость его была убавлена, так как Марс транслировал на частоте корабля одно и то же записанное на пленку сообщение. Оно повторялось снова и снова, уведомляя, что плановые сеансы связи не состоялись, и запрашивая у «Кеплера» причину молчания. Спаркс увеличил громкость, чтобы они могли сразу услышать изменение в трансляции в случае, если их передача будет принята.
— Выглядит не ахти как, — заметил помощник электрика Гоулд, — но работает хорошо.
— Только не очень мощный, — признался Спаркс, глядя на нагромождение блоков, стоящих перед ним на столе: резервный блок от радара, усилительный каскад от магнитофона из кают-компании и даже некоторые узлы от микроволновой печки. Все это было соединено между собой проводами и волноводами и подключено к источнику питания толстым змеящимся кабелем.
— Вы уверены, что эта штука генерирует сигнал? — спросил Дон.
— Абсолютно, — ответил Спаркс и осторожно подстроил переменный конденсатор. — Я настроил его на нашу частоту приема. Передаваемый сигнал будет получен нашей же приемной антенной. Нужно убрать усиление.
Он включил микрофон и зашептал в него. Его слова оглушительными раскатами полились из приемника, заглушая сообщение с Марса.
— Для меня это звучит достаточно громко, — сказал Дон.
— Да, — подтвердил Гоулд угрюмо. — Но сигнал прошел только от передающей до приемной антенны, расстояние между которыми не больше ста футов. А сколько миллионов миль от нас до Марса?
— Но у них там мощные приемники, — как бы оправдываясь, сказал Спаркс. — Их параболические антенны могут принимать сигнал, который…
— Хватит разговоров, — прервал его Дон. — Давайте посмотрим, сможем ли мы с ними связаться.
По-видимому, эта новость все-таки распространилась по кораблю, потому что в рубку вошли Курикка с доктором Угалде, а вскоре после них прибежал интендант Жонке. Спаркс очень тщательно настроился на частоту, снова и снова проверяя сигнал до тех пор, пока не был полностью удовлетворен, затем увеличил мощность до максимума и пододвинул к себе микрофон. Наконец он смущенно кашлянул и переключил тумблер в положение «передача».
— Говорит «Иоганн Кеплер», вызываем центр управления на Марсе… Как слышите меня… прием. Прием…
Он терпеливо повторял вызов снова и снова. Приемник продолжал сопровождать его слова монотонной трансляцией записанного сообщения. Спаркс выключил питание и откинулся на спинку стула. В передаче, которую они принимали, не произошло никаких изменений.
— Не доходит? — спросил Дон.
— Слишком рано говорить об этом, сэр. На таких расстояниях требуется две-три минуты, чтобы наш сигнал достиг адресата, и столько же, чтобы их — пришел к нам.
Он снова придвинулся к радиостанции и опять начал повторять вызов.
Большая красная стрелка, отсчитывающая секунды в часах на переборке, продолжала свой неспешный бег, а передаваемое Марсом сообщение так и не изменилось.
Прошло несколько минут. Ни у кого не было желания задавать вопросы, но сама тишина была красноречивее любых слов. Спаркс наконец нарушил общее оцепенение: он уронил микрофон на стол и щелкнул тумблером питания. Когда он обернулся, все увидели, что его лицо покрыто капельками пота.
— Извините, капитан, но ничего не получается. Наш сигнал излучается, но он недостаточно мощный. Остаточный фон бури еще довольно силен, и сигнал не проходит…
И тут он замолчал, услышав, что трансляция записанного сообщения прекратилась, и после нескольких секунд воцарившейся тишины раздался другой голос:
— «Иоганн Кеплер», вы работаете в эфире? Мы приняли на вашей частоте слабый сигнал, но не можем его понять. Вы ведете передачу? Как меня слышите? Марсианский центр управления вызывает «Иоганна Кеплера». Мы принимаем на вашей частоте слабый сигнал, но не можем понять его…
— Это все из-за бури, — объяснил Спаркс, — и недостаточной мощности…
— Вы сделали все, что могли, Спаркс, — успокоил его Дон. — Вас никто ни в чем не обвиняет.
Действительно, обвинять было некого.
Но это не спасало положения.
Они не смогли связаться с Марсом. И с этого момента их можно считать покойниками.
Все отвернулись, один только Дон продолжал пристально смотреть на этот несуразный аппарат, как будто намеревался силой воли заставить его работать. Должен же быть какой-то выход, ведь этот передатчик был единственной надеждой, которая у них оставалась.
— А никак нельзя увеличить мощность? — спросил он.
Спаркс покачал головой.
— Там и так уже все схемы работают с сорокапроцентной перегрузкой. Чтобы они не сгорели, передатчик приходится выключать. Вы же видели, что через каждые несколько минут я отключал питание. Чуть больше мощность — и они сгорят, как только будет подано напряжение.
— А можно как-нибудь усилить эти схемы?
— Боюсь, что нет. Собрать эту штуку было самым легким делом. Бóльшую часть времени мы с Гоулдом провели в поисках самых совершенных схем из того, что было в нашем распоряжении. Но знаете, по мере приближения к Марсу принимаемый от нас сигнал будет становиться все сильнее, и в конце концов они нас услышат.
— «В конце концов» — нам не подходит, — заметил Угалде. Он стоял у радиостанции, раскачиваясь на носках и заложив руки за спину, как будто обращался к студенческой аудитории. — Хотя я с глубоким сожалением и признаю, что в данный момент не способен выполнять функции навигатора, тем не менее я могу достаточно легко рассчитать траекторию корабля, правда, только приблизительно. Я самым тщательным образом проанализировал последние расчеты погибшего астронавигатора. С каждым мгновением отклонение нашего курса возрастает все больше. А чем больше это отклонение, тем труднее нам его устранить. Позвольте привести вам сравнение. Представьте, пожалуйста, себе очень длинный и широкий склон, по которому катится шар. Если этот шар скатится прямо вниз, то попадет в палку, воткнутую у основания склона. Теперь, если шар слабым толчком отклонить в сторону, то он покатится под углом, постепенно удаляясь от нужного направления. Другим слабым толчком его можно вернуть на первоначальную траекторию, и в конце своего пути он попадет в палку. Но этот слабый толчок должен следовать через короткий промежуток времени после начала отклонения. Если коррекция запаздывает, то спустя некоторое время шар отклонится на много футов от правильной траектории, и, чтобы вернуть его назад, понадобится по-настоящему сильный удар. И чем дольше мы будем ждать, тем большей должна быть сила удара. Конечно, вы понимаете, что шар — это наш корабль, а гипотетическая палка — Марс. Мы и так уже упустили слишком много времени. Если промедлим еще, то не сможем осуществить такую коррекцию, которая вернула бы нас на правильный курс. Связь с Марсом должна быть установлена — и немедленно.
После этих слов никто не нашелся, что сказать. Атмосфера уныния в рубке стала настолько ощутимой, что ее, казалось, можно было резать ножом. Спаркс, отодвинувшись от стола, обвел взглядом всех присутствующих, одного за другим.
— Не смотрите на меня так! — громко воскликнул он, как бы защищаясь. — Я сделал из того, что у меня было, все, что мог. Я собрал радиостанцию, она работает, и вы это сами слышали. Она выдает все, на что способна, и больше ничего сделать я не могу. Не забывайте, что это — радио, которое работает с помощью модулированного сигнала, а не радар или обычный генератор сигналов, излучающий отдельные импульсы. Это — все, чем мы располагаем…
Дон схватил его за плечо и, не отдавая себе отчета, сжал так, что пальцы буквально впились в тело.
— Что вы сказали о радаре? — он быстро отпустил плечо, увидев ошеломленное лицо Спаркса.
— Ничего, сэр. К нам это не имеет никакого отношения. Если передавать одиночный импульс, то его мощность может возрасти вдвое по сравнению с той, что мы имеем сейчас. Но для передачи информации нам нужен модулированный сигнал, иначе центр управления на Марсе получит от нас не более чем серию импульсов, похожих на статические разряды. Они узнают, что мы живы, но не более того.
— Нет! — возразил Дон. — Больше.
Он зашагал по комнате, молотя кулаком одной руки ладонь другой.
— Кое-что можно сделать! Я знаю. Я, помню, читал в книге или еще где-то о том, как начиналось радио, что-то о кодах…
— Точно, — подхватил Спаркс, — код! Его использовали около двух столетий назад — мы проходили это по истории, когда я учился на радиста. До того как научились модулировать сигнал, информация передавалась комбинацией коротких и длинных импульсов, представляющих собой код. Насколько я помню, для каждой буквы у них была своя комбинация, а адресат преобразовывал сочетания импульсов в буквы. Но мы этого сделать не можем…
— Почему?
На губах Спаркса заиграла улыбка, но он быстро подавил ее, увидев выражение лица Дона.
— Ну, понимаете… никто сейчас не помнит этого кода. И даже если бы мы его знали и могли использовать, вряд ли кто его поймет. Конечно, было бы здорово, если бы мы сумели связаться таким способом, но…
— Никаких «но». Мы сделаем это. Вы сумеете передавать длинные и короткие импульсы, если я составлю и закодирую сообщение?
— Думаю, что да, Я подсоединю к схеме прерыватель, который будет замыкать и размыкать цепь. Сообщение можно еще записать на ленту — это, наверное, будет легче — и сделать так, чтобы записанный сигнал включал реле. Думаю, это можно осуществлять механически.
— Тогда — за работу. Я принесу вам готовое закодированное сообщение, как только его составлю. Делайте свое устройство. Курикка, пойдемте со мной.
Старшина не промолвил ни слова до тех пор, пока они не вышли в коридор. Там он наконец перевел дух и спросил:
— Позвольте мне узнать, сэр, что вы задумали?
Он был в таком недоумении, что Дон чуть не рассмеялся.
— Все очень просто. Мы идем в библиотеку, там должна быть нужная нам информация. Если не в книгах, то в памяти библиотечного компьютера.
Все действительно было просто. Ни одна из книг, — а это была в основном беллетристика для развлечения пассажиров, — не обещала ничего путного, поэтому Дон обратился к энциклопедическому каталогу. Раздел «КА — КУ» содержал статью «Коды». Просмотрев три-четыре подстатьи, он обнаружил информацию о международном коде, в ней даже был приведен сам код.
— Вот то, что мы ищем, — сказал Дон, указывая на колонки букв с тире и точками напротив. Он нажал клавишу «печать». — Теперь давайте попробуем преобразовать наше сообщение в такой вид.
Когда они вернулись в рубку управления, решение проблемы предложил математик, доктор Угалде:
— Компьютер! Нам нужно разработать соответствующую программу. Именно для таких операций эта глупая машина и предназначена. Если вы мне позволите, я составлю программу, чтобы она преобразовывала обычное сообщение в этот код и записывала его в готовом виде на ленту для передатчика. Мы пошлем радиограмму, и, я уверен, они быстро поймут, что это какой-то код. А перед сообщением я предлагаю передать цифры от 1 до 10 соответствующим количеством точек, чтобы дать им понять, что эта передача — не случайный набор импульсов, а несет в себе определенное содержание. При наличии такого ключа они быстро догадаются что к чему.
— Отличное предложение, — сказал Дон. — После цифр пошлем простой запрос, чтобы убедиться, что они поняли этот код, а потом перейдем к передаче более сложных сообщений. Мы дадим знать, что слышим их микрофонную передачу, но будем отвечать кодом. — Он повернулся к остальным. — Как можно быстрее смонтируйте необходимое устройство. Я пойду в лазарет навестить больных. Как только все будет готово к передаче, вызовите меня.
У постели пациентов ему пришлось мобилизовать все свои актерские способности, чтобы с правдоподобным оптимизмом отвечать на их вопросы. Да, буря прошла и больше не повторится. Нет, в слухах о том, что воздух на корабле кончается, нет ни доли истины. Воздух здесь просто чудесный, не правда ли? Он сменил повязки на ранах, выписал из лазарета обмороженного, велев ему показываться раз в день, и направился в свой кабинет. Не успел он войти, как раздался звонок видеофона: к передаче сообщения все было готово.
— В контрольном режиме работает нормально, — доложил при появлении Дона Спаркс и щелкнул тумблером. Из динамика зазвучали медленно чередующиеся точки и тире. — Мы запустили ленту через коммутационную схему. Мощность излучаемого антенной сигнала увеличилась почти вдвое по сравнению с той, что была.
— Передавайте, — распорядился Дон и опустился в капитанское кресло у пульта управления.
Жонке принес кофе и разлил всем в чашки.
Спаркс перемотал ленту и произвел необходимую подстройку. Катушка завертелась, и стрекочущее сообщение полетело в космос. Из приемника продолжала доноситься запись, которую они слушали уже не первый день. Спаркс еще дважды перемотал ленту на начало и дважды повторил передачу и только потом выключил аппарат.
— Теперь будем ждать, — произнес он.
Доктор Угалде быстро делал какие-то расчеты на клочке бумаги.
— Я подсчитал, — сказал он, — что, учитывая наше возможное положение относительно Марса, мы должны услышать ответ не более чем через 30 секунд.
Все посмотрели на часы, на их прыгающую секундную стрелку. Она, казалось, ползет все медленнее и медленнее. Но вот она наконец отсчитала 30 секунд и пошла дальше… Совершила еще один полный оборот. Полторы минуты… Угалде скомкал свою бумажку.
— Может, мои расчеты были неверными. Ошибка…
Он замолчал, услышав, что монотонный голос, доносившийся из приемника, вдруг оборвался. Все инстинктивно повернулись к умолкшему приемнику. После нескольких секунд тишины раздался другой голос:
— Приветствую вас, «Иоганн Кеплер»… как меня слышите? Мы принимаем на вашей частоте серию импульсов. Это вы передаете? Если да — подтвердите импульсами. И повторите их, потому что прием на нашем конце еще неустойчивый…
— Выполняйте, — скомандовал Дон.
Кнопочный ручной прерыватель в передатчике был уже установлен. Используя его, Спаркс начал передавать точки, повторяя их снова и снова: 5, 5, 5, 5…
Потом они снова ждали несколько долгих минут, пока их сообщение, несущееся со скоростью света — 186000 миль в секунду — достигло Марса и было принято. И пока пришел ответ.
— «Иоганн Кеплер», мы получили вашу радиограмму, — произнес голос, и комната вдруг сотряслась от ликующих возгласов. — …значит, у вас трудности с радиосвязью. Мы установили, что вы работаете кодом, и ищем его аналог в библиотеке. Если вы считаете, что мы его найдем и сможем декодировать ваше послание, приступайте к передаче подробного доклада о вашей ситуации. Повторите его не менее пяти раз… Я повторяю, передавайте свое сообщение не менее пяти раз, так как мы здесь испытываем трудности с приемом. Ждем вашей передачи. Желаем успеха.
Такая сложная процедура связи требовала много времени. Дон отпечатал на компьютере сообщение, в котором объяснил, что с ними случилось. Оно было перенесено на ленту в виде комбинаций точек и тире. Одновременно была подготовлена другая лента с данными предшествующих и последних астрономических наблюдений для компьютера на Марсе, который обработает их и определит величину необходимой поправки к курсу. Время шло, и с каждой секундой они все больше удалялись от правильной траектории.
Им пришлось ждать еще, но вместо результатов расчетов пришел запрос относительно массы реактивного вещества, оставшегося в баках корабля. Эту информацию передали как можно быстрее и потом снова, в течение нескольких молчаливых минут, ждали ответа — данных для проведения коррекции, которая вернет их на первоначальную траекторию и даст возможность долететь до Марса. Наконец ответ пришел.
— Приветствую вас, «Большой Джо», — загремел голос, и, хотя он старался звучать бодро, в нем слышались нотки тревоги. — Мы еще не можем считать это окончательным ответом — цифры перепроверяются, и будут предприняты определенные меры. Но дело в том, что… гм… вы находитесь на ошибочной траектории слишком давно. По нашим расчетам выходит, что с той массой реактивного вещества, которая у вас осталась… ну, в общем, ее недостаточно для осуществления необходимой коррекции. Ваш корабль в любом случае улетит в открытый космос.
В тишине, которая последовала за этим ошеломляющим известием, стук в дверь рубки управления прозвучал необычайно громко. В комнату вошел помощник инженера по воздухоснабжению. Он отдал честь и, окинув умолкших людей быстрым взглядом, вручил Дону листок бумаги.
— Я подумал, что эти данные лучше доложить непосредственно вам, сэр. Это контрольное испытание я провел всего несколько минут назад.
Дон взял себя в руки; после того, что они услышали, потребовалось усилие воли, чтобы заставить себя думать о других проблемах. Он взял бумажку и посмотрел на нее, ничего не понимая.
— Извините, не могли бы вы объяснить, что значат все эти цифры?
Специалист по воздухоснабжению показал на ряд чисел у правого края листка, последнее из которых было обведено красным кружком.
— Это процент концентрации кислорода в воздухе. Как видите, он неуклонно снижается. Вот эти цифры — результаты измерений, которые проводились через каждые пять часов после аварии. Изменение происходило медленно, но в последнее время наблюдается резкое падение. И вот — последние данные. Боюсь, что радиация, вызванная солнечной бурей, убила слишком много фитопланктона. А это, в сочетании с потерей воды, нарушило общий баланс.
— И что это значит?
— Если говорить просто, сэр, то люди на борту корабля превращают кислород в углекислый газ быстрее, чем наши растения восстанавливают его. И воздух, пригодный для дыхания, скоро кончится.
Дон невольно содрогнулся: слишком много сразу наваливалось проблем.
— Сколько у нас времени до того, как концентрация достигнет опасного уровня? — спросил он.
— По меньшей мере несколько дней, точнее сказать не могу. Но уже сейчас нужно что-то предпринимать…
— Только не в данный момент. Я зайду к вам в центр управления воздухоснабжением, как только освобожусь. Кто там руководит?
Космолетчик, которому было, пожалуй, не более двадцати, смутился:
— Дело в том, что лейтенант Хонг погиб, и там остался я один.
— Как вас зовут?
— Хансен. Помощник инженера по воздухоснабжению, рядовой 3 класса Хансен.
— Хорошо, Хансен, отныне вы будете выполнять обязанности офицера, ответственного за воздухоснабжение. Старайтесь, потому что от вас зависят все.
— Есть, сэр, — ответил тот и, вытянувшись, отдал честь.
«Этот справится», — подумал Дон, провожая его глазами.
Затем его мысли вернулись к информации, полученной с Марса, и его снова охватила глубокая депрессия. Он повернулся к Курикке.
— Что это за реактивное вещество, по поводу которого так беспокоится Марс? — спросил он. — Я не люблю выглядеть дураком, но занятия медициной оставляют мало времени для чтения другой литературы. Я думал, что корабль приводится в движение атомными двигателями.
— Да, это так, сэр. Но тем не менее нам нужно реактивное вещество. Любая ракета летит не потому, что она отталкивается от чего-то, а потому, что выбрасывает что-то из себя. И то, что выбрасывается, называется реактивным веществом. В ракетах на химическом топливе это — горящий газ, он выбрасывается в одном направлении, а ракета летит в противоположном. Чем больше вещества выбрасывается, тем больше реактивная сила и тем быстрее вы летите. Большая реактивная сила получается также за счет повышения скорости выброса. То же самое происходит и у нас. Наше реактивное вещество представляет собой очень мелкие частицы кремния. Их получают на сталеплавильных заводах путем испарения шлака в вакууме, в результате чего образуются частицы микроскопических размеров. Эти частицы ускоряются двигателями до невероятных скоростей. Так мы обеспечиваем себе тягу.
Дон кивнул.
— Звучит довольно просто, по крайней мере, в теории. Итак, хотя наши ядерные двигатели и имеют неограниченную мощность, у нас нет достаточного количества реактивного вещества для того, чтобы выполнить необходимую коррекцию курса, правильно?
— Так точно, сэр. Обычно запас этого вещества на борту значительно превосходит наши нужды, так как коррекции курса проводятся, по возможности, сразу же. Чем больше корабль отклонится от заданного курса, тем больше нужно этого вещества, чтобы вернуть его назад. Но на этот раз мы немного опоздали.
Дон пытался не поддаться унынию, которое заполнило рубку и готово было охватить его самого.
— А нельзя ли в качестве реактивного вещества использовать что-нибудь другое? — спросил он.
Курикка отрицательно покачал головой.
— Боюсь, что нет. У нас нет ничего настолько мелкого, что могло бы проходить через инжекторы. Да и двигатели могут работать только с этим видом реактивного вещества. — Он отвернулся, и Дон впервые увидел, как переживает их поражение этот твердый, как скала, старшина. — Боюсь, мы ничего не сможем сделать.
— Но не можем же мы просто так сдаться! — настаивал Дон. — Если мы не в состоянии вернуться на прежний курс, то должны предпринять все, чтобы максимально приблизиться к нему.
— Даже в случае удачи, капитан, это нам не поможет. Если мы используем все вещество на изменение траектории, нам нечем будет потом тормозить.
— Но во всяком случае мы будем ближе к Марсу. А там должны быть другие корабли, которые могут выйти на орбиту, параллельную нашей, и снять нас отсюда. Давайте запросим на этот счет Марс.
Ответа пришлось ждать бесконечно долго, да и был он не очень обнадеживающим:
— Мы здесь просчитываем на компьютере все варианты, но пока ничего подходящего не получили. В настоящее время поблизости нет космических лайнеров, которые могли бы вам помочь, а транспортные модули, курсирующие между Марсом и космическими станциями, не обладают такой дальностью полета, чтобы достать вас даже в случае, если бы вы находились на расчетной траектории. Не теряйте надежды: мы продолжаем искать выход из этой ситуации.
— Нам от этого не легче, — пробурчал Спаркс. — Оказались бы вы на нашем месте!
— Позвольте мне не согласиться со старшиной Куриккой! Я осмелюсь утверждать, что его последнее заявление неверно, — раздался голос Угалде. До этого он долго стоял посреди рубки, отрешенно сосредоточившись на своих мыслях, и сейчас даже не осознавал, что свое «последнее» заявление старшина произнес почти пятнадцать минут назад. — Кое-что мы все-таки можем сделать. Я проанализировал ситуацию со всех сторон и позволю себе указать вам на то, что вы рассматриваете только часть проблемы. И все потому, что вы неправильно сформулировали задачу.
Он стал расхаживать туда-сюда.
— Задача состоит не в том, чтобы найти больше вещества, а в том, чтобы изменить траекторию. И если эту задачу сформулировать именно таким образом, то она представляется совершенно ясной, и решение становится очевидным.
— Но не для меня, — сказал Курикка, выражая мнение и остальных.
Угалде улыбнулся.
— Если мы не можем увеличить массу реактивного вещества, то мы можем уменьшить ту массу, которую имеющийся у нас запас вещества должен приводить в движение.
Тут Дон тоже улыбнулся.
— Ну конечно! То, что нам надо! Мы должны облегчить корабль.
— Но важно, чтобы все, что выбрасывается из корабля, вначале взвешивалось, — предупредил Угалде. — Эти данные будут необходимы при расчетах. И чем быстрее мы это сделаем, тем больше у нас будет шансов!
— Начнем немедленно! — сказал Дон, придвигая к себе блокнот и ручку. — Я хочу составить список всего того, что непосредственно не участвует в обеспечении функционирования корабля и жизнедеятельности людей на борту. Ваши предложения?
— Конечно, багаж пассажиров, — сказал Угалде. — Пусть оставят только то, что имеют на себе, а остальное выбросим.
Интендант застонал:
— Я уже предвижу судебные иски.
— Уверен, что все их имущество застраховано, — ответил Дон, делая запись в блокноте. — Их багаж или их жизни — выбор неравноценный. Они могут оставить себе ценности и мелкие личные вещи, а все, что может быть потом приобретено, должно пойти за борт. Наверное, будет лучше, если вы соберете их всех через пятнадцать минут в главном обеденном зале. Я поднимусь туда и сам поговорю с ними.
Жонке кивнул и удалился, а Дон повернулся к остальным.
— Обеденные столы, стулья, посуда, большая часть кухонного оборудования, — перечислял Курикка, загибая при этом пальцы. — Все замороженное мясо и другие продукты — мы проживем на обезвоженных пайках, для которых можно использовать рециркулированную воду.
— Хорошая мысль. Что еще?
Как только они задались этой целью, сразу нашлось на удивление много ненужных вещей: ковры, украшения, перила лестниц, мебель, арматура, запасные части… Список рос, и Дон отмечал каждый пункт в блокноте. Но одну очевидную категорию очень тяжелых предметов они упустили из виду.
— А как насчет груза? — спросил Дон.
Курикка покачал головой.
— Вряд ли нам это удастся. Там тяжелые станки, тюки с одеждой и множество других вещей, без которых мы можем обойтись. Но большая часть груза находится в контейнерах, а они основательно закреплены, чтобы избежать смещения при перегрузках. Транспортно-разгрузочные модули имеют специальные устройства в виде мощных выдвижных захватов, которые позволяют высвобождать контейнеры. У нас же подобного оборудования нет. Думаю, мы могли бы соорудить что-нибудь для извлечения контейнеров из грузового отсека, но это займет у нас, по меньшей мере, дня два.
— Слишком долго. Итак, груз остается, но все остальное, что можно выбросить, — за борт!
Команда принялась за дело, а Дон, скрепя сердце, отправился в главный обеденный зал. Он представил, какой его ждет там прием, и почти не ошибся. Пассажиры — все 112 человек — уже поджидали его, и все были настроены весьма агрессивно. Из-за шума, который вдобавок подняли члены команды, отрывавшие столы от пола, ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным. Он рассказал им о возникших трудностях, о том, что из-за попадания метеорита корабль отклонился далеко от заданного курса, в связи с чем его необходимо облегчить. И как только он сообщил, что багаж пассажиров тоже будет выброшен из корабля, среди собравшихся тут же поднялось сердитое ворчание.
— Вы не имеете права навязывать свою волю! — крикнула пожилая матрона.
Со всех сторон тотчас раздались возгласы поддержки. Дон подождал, пока установится тишина, и заговорил снова:
— Извините, если я, с вашей точки зрения, чиню произвол. Но уверяю вас, другого выхода из той беды, в которой мы оказались, нет. Это не мое решение. Вы знаете: я врач и выполняю обязанности командира корабля только потому, что остальные офицеры погибли. Мы связались с марсианским центром управления, и это — их решение: мы должны облегчить корабль или никогда не сможем вернуть его на правильный курс.
Послышались новые жалобы, но Дон криком заставил всех утихнуть.
— Я — капитан, и это — приказ. Вы можете оставить себе только то, что я перечислил. Весь остальной багаж вы должны в течение получаса принести сюда. От этого зависит ваша жизнь.
Люди нехотя разошлись, ворчливо жалуясь друг другу. Дон криво улыбнулся, представив, какой рейтинг был бы у него, если бы среди этих людей провести опрос. Но он должен спасти их жизни — нравилось им это или нет. Один из пассажиров остался в зале и подошел к Дону. Его лицо было знакомым — худощавое, смуглое, с аккуратными усиками. Он представился:
— Капитан, меня зовут Дойл. Я — секретарь генерала Бриггса.
— Да. Чем могу вам быть полезен?
Дойл пропустил мимо ушей резкие нотки в голосе Дона и улыбнулся.
— Не столько мне, капитан, сколько генералу Бриггсу. Он хочет поговорить с вами. Надеюсь, это не такая уж невыполнимая просьба.
Дон помедлил, размышляя. Он помнил свое обещание поговорить с Бриггсом. Что ж, нужно было разделаться с этой не очень приятной миссией, да и время было подходящим: работа по облегчению корабля налажена.
— Хорошо, пойдемте сейчас.
— Благодарю вас, сэр, я уверен, что генерал будет признателен вам за это.
Они зашли в рубку управления за ключом от каюты и направились в импровизированный карцер. При их появлении генерал встал с койки.
— Я вам благодарен, что вы пришли, капитан.
— Вы хотели поговорить со мной, генерал?
— Да, если у вас найдется несколько минут. Но главное, я хотел бы извиниться за инцидент в моей каюте. Я, разумеется, сдал все свои сигареты: как вы понимаете, я могу не только отдавать приказы, но и выполнять их. Однако я позабыл о той пачке, сигарету из которой я совершенно машинально закурил. Она и стала причиной несчастного случая. Мне очень жаль, что все так произошло.
— Нам тоже, генерал.
— Не сомневаюсь. А теперь, если позволите, я хотел бы спросить, как долго вы намерены держать меня в этой каюте? Я не оспариваю приговор — ваши действия совершенно обоснованы, но мне кажется, что срок наказания следует наконец определить.
Дон немного подумал. Он нуждался в сотрудничестве со стороны пассажиров, а заполучить на свою сторону генерала было бы хорошим подспорьем. Держать его под замком и дальше не имело смысла.
— Вы свободны, генерал. Это было вовсе не наказанием, а просто временной мерой до того, как мы выясним причину пожара.
— Вы очень добры.
Последние слова генерал произнес весьма холодно и официально, в них совсем не было той теплоты, которая только что звучала. Они с Дойлом повернулись и тут же ушли. Дон посмотрел им вслед, донимаемый каким-то смутным воспоминанием. Что ему сказал тогда космолетчик? Кажется — что в багаже пассажира были еще сигареты. Возможно даже, генерал соврал, чтобы освободиться из заточения, — теперь это уже ничего не значило. Инцидент был исчерпан, и сейчас нужно побеспокоиться о корабле.
Спускаясь по лестнице на палубу А, он увидел невероятное зрелище. Пол этой палубы был одновременно внешней обшивкой корабля, и в него были встроены иллюминаторы из закаленного стекла. Через эти обрамленные круглые отверстия диаметром в два ярда открывался вид абсолютно черного космоса, как бы проколотого лучами яркого немигающего света, исходящего от мириад звезд. Вращение корабля, создающее гравитацию для пассажиров, рождало впечатление, что звезды постоянно движутся. За исключением периодов прибытия корабля в космопорт и его отлета, единственное, что можно было видеть через эти иллюминаторы, — …звезды.
Но сейчас картина совершенно изменилась: яркий свет далекого Солнца, не смягченный никакой атмосферой, отражался от множества предметов, которыми было усеяно пространство вокруг корабля. Столы, чемоданы, стулья, окорока, обувь, ковры, поручни, консервные банки, фаянсовая посуда — перечень не имел конца. Они медленно удалялись от корабля, уменьшаясь в размерах и пропадая вдали, а на их месте появлялись новые. Сброс вещей начался.
Обстановку возле воздушного шлюза можно было охарактеризовать как упорядоченный беспорядок. Рядом с открытым люком шлюза были установлены рычажные весы. По мере доставки различных предметов, предназначенных для сброса, их взвешивали, вес записывали, а сами вещи бесцеремонно заталкивали в раскрытую пасть люка. Когда шлюз заполнялся доверху, люк закрывали. После откачки воздуха открывался внешний люк, и центробежная сила выбрасывала все наружу, пополняя поток добра, медленно текущего в открытое пространство. Когда шлюз закрывался, вся процедура повторялась снова. Работой руководил старшина Курикка. Увидев Дона, он подошел к нему с докладом:
— Пока все идет нормально, капитан. Поначалу у нас были трения с пассажирами, но сейчас все улажено.
— Какие трения?
Старшина огляделся вокруг и понизил голос:
— Я — реалист, сэр, и совсем не из тех, кто полагается на доверие, особенно, когда от этого зависит моя жизнь. Я послал интенданта с несколькими членами команды пройтись по каютам после того, как пассажиры сдали свой багаж. И они обнаружили множество «крайне необходимых» вещей, которые им совершенно не нужны. Их тоже выбросили.
— Вы невозможный человек, старшина, в этом вас убедят их судебные иски. Но я буду неизменно на вашей стороне.
— Спасибо, сэр. Мы здесь скоро заканчиваем. Вес выброшенных вещей подытоживается для передачи на Марс.
— Завершайте как можно быстрее. Вам не надо объяснять почему.
Курикка молча кивнул и снова принялся за работу. Дон повернулся к выходу и зацепился за что-то ногой. Ему пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Он невероятно устал, но пока коррекция курса не проведена, об отдыхе не могло быть и речи. Шагая медленно и осторожно по коридору, он добрался до рубки управления и там буквально упал в капитанское кресло.
— Сэр, приняты данные для проведения коррекции!
Дон вскинул голову — оказывается, он уснул незаметно для себя. Растерянно моргая, он посмотрел на листок бумаги, который протягивал Спаркс.
— Что они говорят?
— До включения двигателей осталось десять минут. Старшина с доктором Угалде уже вводят в компьютер программу с последовательностью операций. Центр управления на Марсе заявил, что сейчас они оптимистично смотрят на наш маневр.
— Дай бог, чтобы их оптимизм оправдался, — проворчал Дон. — Спасибо, Спаркс. Вы, да и вся команда блестяще справились с задачей.
— Будем надеяться, что наши усилия увенчаются успехом, сэр, — сказал радист и, отложив листок в сторону, повернулся к радиостанции.
Теперь работу взяли на себя машины. Компьютер на Марсе сделал расчеты на включение двигателей корабля для осуществления коррекции, и эти данные были введены в бортовой компьютер. Имея информацию о требуемом исходном положении корабля перед коррекцией, компьютер включил позиционный двигатель, и тот развернул корабль в космосе. Дон выглянул в иллюминатор, увидел, как звезды плавно переместились в новое положение, и криво улыбнулся, вспомнив долгие часы своей вахты и те усилия, которые он затратил, чтобы с горем пополам справиться с такой же работой.
Потом началось ожидание. Стрелки приборов на пульте управления задвигались, когда компьютер, готовясь к включению сопел, подал команду на увеличение мощности ядерных двигателей. Прошло несколько мучительно долгих минут, пока наконец компьютер определил, что наступил нужный момент. Их, конечно, никто об этом не извещал, они сами узнали о включении сопел: корабль сотряс внезапный толчок.
— Ну, вот и все, — произнес Дон. — Через сколько времени можно определить, находимся ли мы на правильном курсе, доктор Угалде?
Математик задумчиво нахмурился.
— Думаю, должно пройти не менее часа, прежде чем можно будет получить минимальный значимый базис. За нами будут следить из центра управления на
Марсе, и, как только их компьютер сможет рассчитать нашу новую траекторию, нас известят.
— Вас вызывают, капитан, — сообщил Курикка.
Дон включил стоящий перед ним видеофон, на экране появилось встревоженное лицо Рамы Кусума.
— Не могли бы вы прийти в лазарет, сэр? У меня здесь больной с высокой температурой, и я не знаю, что делать.
— Какие-нибудь другие симптомы?
— Ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Просто общее недомогание, расстройство желудка… ну, вы знаете.
— Ладно, можете не волноваться. Существует целый ряд обычных инфекционных заболеваний, которые начинаются подобным образом. Подождите немного, я сейчас приду и посмотрю.
По сравнению с той ответственностью, которую он нес за весь корабль, возникновение медицинской проблемы вызвало у Дона чуть ли не вздох облегчения. Он был квалифицированным врачом и знал, что здесь может справиться с любой проблемой. Чувство бессилия появлялось у него только при командовании кораблем.
— Я буду в лазарете, старшина. Вызовите меня, как только поступит какое-нибудь сообщение.
Он открыл дверь и чуть не столкнулся с Хансеном, специалистом по воздухоснабжению. Тот очень спешил и выглядел испуганным.
— Извините, сэр, — выпалил он. — Я пришел поговорить с вами. Наедине, если можно.
Дон закрыл за собой дверь и внимательно осмотрелся: коридор был пуст.
— Можно здесь. Слушаю вас.
— Я насчет кислорода, капитан. Уровень его воспроизводства еще больше упал, темп регенерации слишком низок. Сейчас для нормального дыхания в атмосферу корабля вводится кислород из наших бортовых запасов. Я вполне справляюсь с излишками углекислого газа, его концентрация не увеличивается, но кислород…
— Сколько у нас времени до того, как его недостаток начнет ощущаться?
— Он проявляется уже сейчас. Попробуйте пробежаться, и вы очень скоро начнете задыхаться. А еще немного, два-три дня…
— И что?
— И люди начнут умирать.
— Что-нибудь болит, мистер Прис? — спросил Дон. Он ощупал шею и подмышечные впадины больного — увеличения лимфатических узлов, которое бы свидетельствовало о серьезной инфекции, не было.
— Нет, если бы болело, я бы вам сразу сказал. — У Приса было худощавое лицо с ястребиным носом. Очевидно, он привык, чтобы ему подчинялись. — Я заплатил за это путешествие кучу денег, но до сих пор оно мало похоже на отдых: метеоры, плохая пища… Забрали мой багаж, а теперь — это. Если бы ваш корабль был чистым, я бы не заразился.
— Все космические корабли поддерживаются в стерильной чистоте, чтобы предотвратить распространение заболеваний между планетами. — Температура больного была 38 градусов, но пульс и дыхание — нормальными. — Не исключено, что вы принесли эту инфекцию с собой с Земли, а после инкубационного периода она проявилась.
— Что у меня? — теперь в его голосе слышалось беспокойство.
— Можете быть уверены, что ничего серьезного. Пока что просто повышенная температура и ничего больше. Я попрошу вас полежать в лазарете несколько дней, в основном чтобы не заразить других пассажиров. Я дам вам лекарство против инфекции и жаропонижающее, чтобы сбить температуру. Вам не о чем беспокоиться.
Набирая лекарство в инъектор, он услышал звонок видеофона и бросился к аппарату, едва не выронив все из рук.
— Капитан слушает.
— Мы одержали победу! — Это был Курикка. Внезапный поворот событий сокрушил его привычную сдержанность. — Марс сообщил, что теперь наша траектория направлена в самую точку или настолько близко, что достаточно будет незначительной коррекции. Учитывая, что реактивного вещества у нас было очень мало, нас вывели не на обычную траекторию спуска в атмосфере, а на орбиту захвата.
— А какая между ними разница?
— Обычно мы сближаемся с Фобосом и тормозим до тех пор, пока наши орбиты не совпадут. Но сейчас для торможения у нас нет реактивного вещества, поэтому нас выводят прямо к Марсу. Не настолько близко, чтобы мы вошли в его атмосферу, но достаточно близко, чтобы быть захваченными его гравитационным полем и перейти на орбиту вокруг этой планеты.
— Прекрасные новости, старшина. Передайте от меня всем благодарность за то, что помогли нам успешно справиться с этим делом.
— Теперь все будет в норме.
Дон положил трубку, и его мысли вернулись к самым последним событиям. Нет, не все в норме. Какой толк из того, что они благополучно перейдут на орбиту вокруг Марса, если к тому времени все на корабле погибнут от удушья?
Он сделал инъекцию и отправился наверх, на палубу С, откуда осуществлялось управление регенерацией кислорода. Вся эта палуба была отдана под служебные помещения и хранилища. Сейчас здесь стояла гробовая тишина. Он миновал пустые кладовые, с которых были сняты даже двери, места, где еще недавно были закреплены запасные агрегаты…
Хансен уже ждал его.
— Вот таблицы, сэр, — сказал он. — Судите сами.
Дон посмотрел на листы бумаги; колонки цифр от навалившейся на него усталости расплывались перед глазами.
— Мне бы не хотелось судить об этом самому. Вы специалист, и прошу объяснить мне, что случилось. Что было основной причиной падения уровня кислорода?
Хансен указал на висевший на стене прибор. В освещенном контрольном окошке виднелась почти прозрачная зеленая жидкость.
— Там, в окошке, вы видите фитопланктон — одноклеточные растения, живущие в воде. Они поглощают выдыхаемый нами углекислый газ и превращают его в кислород. Одновременно с водой, которую мы потеряли во время столкновения с метеоритом, мы лишились большого количества фитопланктона. Еще больше его погибло или подверглось мутациям под воздействием солнечной бури. Сейчас его уже недостаточно, чтобы производить тот объем кислорода, который нам необходим.
— Мы можем вырастить новый?
Хансен покачал головой.
— Я делаю все возможное, чтобы очистить его от штаммов, подвергшихся мутации, и стимулировать рост и деление клеток. Но этот процесс идет слишком медленно. Требуется много питательных веществ, да и скорость деления невозможно увеличить.
— Понимаю. — Дон обвел взглядом остальные аппараты в этом большом отсеке. — А это для чего?
— В основном для обработки воды, взятия проб, микроанализа, непрерывного автоматического контроля и тому подобного. Вон там — установка грубой очистки воздуха: фильтры для удаления загрязняющих веществ и устройство, снижающее концентрацию углекислого газа.
— А оно не помогает?
— Помогает, но недостаточно. Сейчас я использую его на полную мощность. Оно расщепляет углекислоту на углерод и кислород, но является лишь дополнением к основной системе регенерации, чем-то вроде временного средства очень непродолжительного действия для устранения избытка углекислого газа.
Дон попробовал подстегнуть свой уставший мозг.
— У нас есть запасы кислорода, они могут нам помочь?
— Нет, сэр, разве только ненадолго. Общих запасов его хватит для всех на корабле менее чем на сутки.
— Что же нам делать?
— Не знаю, — сказал Хансен, и лицо его побледнело от страха.
Дон пожалел, что задал такой вопрос. Этот космолетчик выполнял порученную ему работу достаточно добросовестно, но он не в состоянии справиться с более серьезной проблемой.
— Не беспокойтесь, что-нибудь придумаем.
Сказать это было легко, но что они могли сделать?
Где им найти кислород здесь, в глубинах межпланетного пространства?.. Думай!.. Он напряг измученный мозг, но абсолютно безрезультатно. Тем не менее у него было навязчивое ощущение, что решение проблемы где-то рядом, прямо перед глазами.
Однако единственное, что на самом деле было у него перед глазами, — это крошечные растения в своей водной среде. И он знал, что они совершали все, на что были способны. И все же ответ маячил где-то совсем близко. Но где?..
Тут Дон громко рассмеялся.
— Решение все время было прямо у нас под носом! — воскликнул он и хлопнул удивленного Хансена по спине. — Посмотрите туда. Что вы видите?
— Планктон, сэр… а что?
— Еще что?
— Ничего. Планктон в воде…
— Повторите — где?
— В воде.
— А из чего состоит вода?
Лицо Хансена озарилось неожиданной догадкой.
— Водорода… и кислорода!
— Абсолютно верно. А в наших руках — вся мощь ядерного генератора. Пропуская электрический ток через воду, мы можем путем электролиза разделить эти два элемента…
— Водород будем сбрасывать в космос, а кислород — использовать. Но, капитан, нам ведь все равно будет нужен планктон, а без воды он погибнет.
— Я и не собираюсь лишать его воды, правда, в связи с этим предвижу новые претензии со стороны пассажиров! Вся вода в корабле подвергается рециркуляции, но ее у нас гораздо больше, чем требуется для выживания. Мы определим минимально необходимое количество и оставим только его, а остальная вода пойдет на производство кислорода. Пусть люди не смогут помыться и вдоволь попить, но, по крайней мере, они смогут дышать!
— Что нам будет нужно из оборудования?
Дон снова почувствовал тяжесть усталости и, перед тем как ответить, в изнеможении опустился на стул. Он начал перечислять, загибая пальцы:
— Прежде всего резервуар, что-нибудь вроде ванны. В этой реакции нет ничего сложного, поэтому резервуар может быть открытым. Затем нам нужен источник постоянного тока — протянем силовой кабель от генератора. И еще необходим слабый раствор электролита, чтобы проводил ток — обычный раствор соли или основания.
— Столовой соли?
— Вы что?! Ведь это — хлорид натрия, в этом случае вместе с кислородом будет выделяться хлор. Только ядовитых газов нам и не хватало. Нужна другая соль щелочного металла. Может, у вас есть что-нибудь подобное среди веществ, используемых для подкормки планктона?
Хансен нашел перечень имеющихся в запасе химикатов и быстро пробежал его.
— Вот это подойдет? — спросил он. — У нас в запасах есть сульфат магния, который необходим планктону для образования хлорофилла…
— Английская соль! Лучше не может быть. Единственной проблемой будет соорудить какой-нибудь резервуар и сделать газоотвод от катода. Именно на этом отрицательном электроде, опущенном в раствор, будет скапливаться водород, который нужно будет отводить в космос. А кислород с анода может выходить пузырями прямо в воздух.
Он быстро набросал схему устройства и передал ее Хансену.
— Должно работать отлично, сэр, — подтвердил тот. — В качестве резервуара мы можем использовать отстойник с покрытием из стекла. Я вычищу его и разведу слабый раствор электролита. Вот только электрическую часть установки и систему отвода газов я сделать, наверное, не смогу.
— Я организую кого-нибудь вам в помощь. Старшина Курикка должен знать, как все это сделать, а если и нет, то ему известно, кого привлечь из команды. Вызовите его сюда.
Курикка привел с собой Спаркса, а потом вызвал исполняющего обязанности первого инженера Тыблевского. Под полом пролегали кабели, которые шли к уже опустошенным хранилищам замороженного продовольствия. Их решено было вытащить и использовать для подвода к установке необходимой электроэнергии. Пока одни делали это, другие сняли стеклянный купол, служивший смотровым иллюминатором в обсерватории, поместили его над катодом и соединили отводной трубкой с наружным клапаном. Систему отрегулировали так, чтобы отсасывался только газообразный водород, а жидкий электролит оставался.
— Готово, — наконец объявил Спаркс.
— Ну что ж, включайте, — сказал Дон. Он настолько устал, что едва держался на стуле.
Курикка включил большой рубильник, а Тыблевский медленно повернул ручку реостата. Как только был подан ток, на аноде начали образовываться крошечные пузырьки газа. По мере увеличения тока они росли, превращались в большие пузыри, которые всплывали и лопались у поверхности воды. Дон наклонился над ванной и глубоко вдохнул.
— Чудесно! — восхитился он, когда его голова под воздействием чистого кислорода прояснилась. — Похоже, что все наши проблемы кончились раз и навсегда.
Он блаженно прищурился в насыщенной кислородом атмосфере над ванной и почти не услышал звонка видеофона. Ему передали трубку.
— Слушаю, — произнес он, взглянув на лицо Рамы Кусума, появившееся на маленьком экране.
— Сэр, зайдите, пожалуйста, в лазарет. Здесь еще четверо больных с высокой температурой. Картина абсолютно такая же. А с тем первым я не знаю, что и делать. Он в коме, пульс очень медленный. Я не могу привести его в чувство!
Дон отпустил Раму, посоветовав ему выспаться. Он хотел остаться с новой проблемой один на один. Четверо недавно поступивших больных были помещены в большую палату, а первый, Прис, лежал в изоляторе. Дон стоял у его койки, вслушиваясь в медленное и тяжелое дыхание пациента и анализируя показания целого арсенала регистрирующих устройств, подсоединенных к его телу. Взятые в отдельности, симптомы были просты, но что означало их сочетание?
Пульс редкий, но ровный — сердце явно в норме. Температура уже поднялась до 39 градусов и продолжает непрерывно расти, несмотря на большие дозы жаропонижающих лекарств, которые оказались не в состоянии ее сбить. Антибиотики — тоже неэффективны. В чем причина? Только недавно он гордился, что может справиться с любой проблемой из области медицины. А с этой болезнью у него что-то не очень получается. К тому же он устал…
Подавляя зевоту, он пошел в свой кабинет, тщательно вымыл руки до локтя и сунул их в ультразвуковой стерилизатор. Потом из термоса, который оставил Рама, налил себе чашку горячего кофе и, потягивая его, попытался сложить имеющиеся факты в более или менее ясную картину.
Каковы же были эти факты кроме того, что у него на руках пять госпитализированных больных с высокой температурой, причины которой неизвестны? Единственный специфический симптом проявился у Приса, болезнь у которого зашла дальше, чем у остальных. Он выражался в характерном подергивании лица и нижней челюсти — очень похоже на симптом Колливера, — правда, подергивание не такое регулярное и сильное. Это, без сомнения, не могло быть симптомом Колливера, который проявляется исключительно в стадии паралича при полиомиелите. Ведь другие признаки отсутствовали. Это заболевание никак не могло быть полиомиелитом. Но что же тогда?
Подобно собаке, грызущей старую кость, он вновь и вновь приходил к выводу, что это была болезнь, о которой он никогда до этого не слыхал. Но ведь такое невозможно. Болезни видоизменялись, или перерождались, или просто были очень редкими, но новых болезней не существовало. Должно быть, одна из редких болезней. Ему понадобится не один день работы в библиотеке, чтобы хоть немного сузить область поисков. Прис был его единственной ниточкой. Поскольку все началось с него, то вполне вероятно, что он является носителем инфекции. Дон пододвинул к себе видеофон и набрал номер кабинета интенданта.
— Жонке, мне нужна информация об одном пассажире.
— Что вы хотите узнать, сэр? Картотека у меня под рукой.
— В лазарете лежит пассажир по фамилии Прис. Мне нужно знать, откуда он и где был до того, как прибыл на борт корабля. И вообще любую информацию о нем, которая у вас есть.
— Минутку, сэр. Вы подождете или вам перезвонить?
— Я буду в своем кабинете… я имею в виду лазарет.
Он повесил трубку, и в этот момент вошел Рама
Кусум с заставленным подносом.
— Я пообедал, капитан, и мне пришла в голову мысль, что вы, должно быть, давно не ели. И я позволил себе…
Дон напряг память, но так и не смог вспомнить, когда ел в последний раз. Он был настолько измотан, что уже не ощущал чувства голода.
— Спасибо, но боюсь, что я не смогу есть. Я видел обезвоженную пищу после ее восстановления. Я уверен, что она питательна, но она похожа на горстку опилок. Нет, только не сейчас…
Он умолк, когда Рама поставил поднос перед ним на стол и открыл его. На тарелке лежал дымящийся бифштекс, его сочный вид заставил Дона невольно облизнуться. Он потянулся было к серебряному прибору, но вдруг негодующе вскинул голову.
— Я же приказал, чтобы все продовольствие, за исключением обезвоженных пайков, было выброшено за борт. Я не допущу здесь никаких любимцев или особых привилегий для кого бы то ни было, включая себя самого.
— Что вы, сэр! — Рама отступил на шаг, подняв руки в ответ на вспышку гнева. — История очень простая. Старшина Курикка обнаружил, что один из поваров готовит вот это для себя, видимо, он припрятал кусок, чтобы потом полакомиться. Старшина — человек справедливый, но очень уж резкий. Я содрогаюсь, вспоминая, как он наказал жадного повара. Самой мягкой частью его приговора было — тщательно приготовить этот бифштекс, зная, что его съест другой. Все присутствующие единодушно согласились, что выбрасывать его было бы глупо и что если кто на «Большом Джо» и достоин съесть его, так это, конечно, вы. Других мнений на этот счет не было, сэр. Съешьте, пожалуйста, пока он не остыл.
Дон некоторое время сидел молча, потом взял столовый прибор. Когда он заговорил, его голос немного срывался:
— Это самое малое, что я могу для всех сделать. Пожалуйста… поблагодарите всех от моего имени. Чудесный бифштекс!
Он уже запивал последний кусок кофе, когда зазвонил видеофон. Это был интендант.
— Информация, которую вы запросили, сэр, весьма простая. Человек, который вас интересует, покинул Землю с космического терминала Чикаго-Лейк. Он жил в Большом Чикаго и не покидал города по меньшей мере в течение года до этого полета. Это то, что вам нужно, сэр?
— Да, благодарю вас, — Дон медленно опустил трубку.
Тупик! В Большом Чикаго экзотических болезней быть не может.
— Что-нибудь не так? — спросил Рама.
Дон выпрямился, поняв, что все его беспокойство написано у него на лице.
— Просто ложный след. Я пытаюсь выявить природу заболевания этих людей, но это оказывается весьма трудным делом. Если быть с вами до конца откровенным, у меня нет ни малейшего понятия, в чем причина. Поскольку вы, Рама, хотите в будущем стать врачом, вам пойдет на пользу то, что вы сейчас узнаете: да, врачи — те же люди. Если мы порежемся, у нас тоже идет кровь. Мы не знаем всего, вернее, каждый из нас не знает всего. Вот почему у нас существует специализация. И сейчас я буду вынужден связаться со специалистом. А вам, наверное, придется подежурить здесь. Если я вам понадоблюсь, найдете меня в рубке управления.
То ли коридоры стали длиннее, то ли он еще больше устал… По пути он встретил одну из пассажирок, миссис… как же ее?.. фамилии пассажиров капитану следовало помнить. Когда они поравнялись, он кивнул ей в знак приветствия, но она отвернулась и лишь громко фыркнула. Он невольно улыбнулся, почти читая ее мысли: лишил всех багажа, пищи, воды — хреновый капитан!
В рубке управления был один Курикка. Он сидел в кресле астронавигатора, расслабившись и скрестив руки на груди, и следил за показаниями приборов, расположенных перед ним. Создавалось впечатление, что он спит, но Курикка был не из тех, кто может заснуть на дежурстве. Он выпрямился во все шесть футов своего роста и вытянулся по стойке «смирно», несмотря на то что Дон жестом разрешил ему сидеть.
— Курс выдерживается, капитан. Системы в норме. По данным службы воздухоснабжения, концентрация кислорода держится на постоянном уровне.
— Вольно, старшина! Садитесь. — Дон окинул его взглядом, обратив внимание на помятую форму (а ведь в ее отношении тот был особенно скрупулезен) и темные круги под глазами.
— Когда вы последний раз спали?
— Точно не помню, сэр. Но чувствую себя отлично, совсем не устал. А все, конечно, потому, что я не пью, не курю и всегда ложусь спать в девять часов.
— Врете! — выпалил Дон, и оба одновременно улыбнулись. — У нас уже есть микрофонная связь с Марсом?
— Пока нет. Но доктор Угалде научил меня, как программировать компьютер, чтобы он переносил на ленту любое сообщение. Так что давайте его мне, и я все сделаю.
— Содержание простое: попросите их связаться с Землей и вызвать на связь объединенный диагностический центр в Лондоне. Мне нужна будет консультация. Я хочу передать перечень симптомов, но сначала сделайте запрос. Возможно, им понадобится некоторое время, чтобы установить связь.
— Консультация? По поводу болезни? Это касается тех пациентов, что лежат у вас?
— Конечно. Но я хочу попросить вас как второго человека на корабле, чтобы эта информация не распространялась. Похоже, состояние первого больного становится серьезным. Насколько я могу судить, у всех — одно и то же заболевание, но я не имею ни малейшего представления, что это.
Старшина молча повернулся к клавиатуре компьютера и ввел сообщение.
Дон сел в кресло капитана и попытался привести свои мысли в порядок. Болезнь, лечение, симптомы — все крутилось в быстром водовороте и никак не складывалось в хоть чуть-чуть понятную картину…
…
Голоса Дон не слышал, и только непрерывное подергивание за рукав заставило его очнуться. Он поднял припухшие веки и увидел склонившегося над ним старшину.
— Объединенный диагностический центр на связи, сэр, — произнес Курикка.
— Сколько я спал?
— Около четырех часов, сэр. Я запрашивал лазарет — необходимости в вашем присутствии там не было, и я решил дать вам поспать.
— Вы, наверное, правильно сделали, старшина, сон мне действительно был необходим. — Он оглядел рубку: Спаркс настраивал свой самодельный передатчик, один из рядовых членов команды делал записи в вахтенном журнале. — А теперь я попрошу вас закодировать мое сообщение.
Дон продиктовал все симптомы загадочной болезни и все данные медицинских исследований своих пациентов, — короче, все факты, которыми он располагал, вплоть до фамилий и адресов пассажиров, с тем чтобы можно было проверить их медицинские карточки на Земле. Потом он зевнул и потянулся. Закодированную ленту ввели в передатчик.
— Пойду приму душ, — сказал Дон. — У нас в запасе еще много времени до того, как придет ответ. Организуйте, пожалуйста, мне кофе.
Так хорошо Дон себя не чувствовал с того времени, когда еще не произошло столкновения с метеоритом и не начался весь этот кошмар. Он неплохо выспался, и наконец-то все срочные проблемы позади. Конечно, остается беспокойство по поводу непонятной болезни, но тут уже можно надеяться на помощь извне. Если до того он был один, то теперь в его распоряжении все неисчерпаемые ресурсы земной медицины. Правда, это напоминало охоту с крупнокалиберным ружьем на мошку, но зато вселяло и чувство уверенности.
Марсианский центр управления передал радиограмму Лондона с запросом дополнительной информации, и Дон сообщил им все, что у него было. По докладу Рамы, состояние всех больных не изменилось, и Дон позволил себе расслабиться — впервые за черт знает сколько дней — и попить кофе в спокойной обстановке.
Ответ, который пришел из диагностического центра, был для Дона полной неожиданностью:
— Приветствуем вас, «Большой Джо». С вами говорит центр управления на Марсе. У нас радиограмма для доктора Чейза, полученная из объединенного диагностического центра в Лондоне. Сообщение следующее: «К сожалению, среди существующих заболеваний не обнаружено ни одного, которое бы сопровождалось указанными вами симптомами и особенностями. Просим тщательно регистрировать ход болезни, поскольку она, по-видимому, является уникальной». Конец сообщения.
Уникальная! Дон вскочил на ноги, и чашка из небьющегося стекла покатилась по полу, оставляя за собой темный ручеек кофе.
Значит, помощи ждать нечего. Он снова остается один на один с проблемой. И теперь это одиночество ощущается гораздо острее, чем прежде.
— Звучит не очень весело, — заметил Курикка.
Дон мрачно улыбнулся в ответ.
— Слишком мягко сказано. Но так или иначе, а определить причину высокой температуры, которая нас так беспокоит, они не в состоянии.
— Если это обычная лихорадка, то все не так уж страшно. Еще пять-шесть дней — и мы выйдем на орбиту вокруг Марса, а там они уже смогут прислать вам на помощь врачей.
— Да, но при условии, что это всего лишь обычная лихорадка…
Дон замолчал, услышав звонок видеофона. Курикка поднял трубку, приложил ее на несколько секунд к уху, а затем отнял и прикрыл ладонью микрофон.
— Это Рама из лазарета, — сообщил он. — Просит, чтобы вы немедленно пришли туда.
— Он сказал зачем?
Курикка окинул взглядом присутствующих в рубке и решился произнести новость вслух:
— Да. Он сказал, что этот больной, Прис, умер.
— Большего вы сделать не могли, сэр, — сказал Рама.
— А может… — начал было Дон, но не нашел, чем закончить свою мысль. Он знал, что Рама прав, и отвернулся, чтобы не видеть, как тот закрывает умершего простыней.
Они перепробовали все: переливание крови, охлаждающие ванны, стимуляцию сердца, медикаменты — все. И ничего не помогло. Прис умер, просто умер — его жизнь прекратилась, как гаснет выключенная лампочка. Вся мощь современной медицины оказалась бессильной повернуть этот страшный процесс вспять.
— А сейчас я вам должен сообщить, — тихо сказал Рама, — что, пока вы были в рубке управления, у нас появились еще двое больных, и я положил их в лазарет. Из Лондона сказали вам, что это за болезнь? Как ее надо лечить?
Дон медленно покачал головой. До его сознания дошло, что в этой безумной спешке, когда они пытались вернуть жизнь больному, он забыл рассказать Раме Кусуму о содержании последней радиограммы.
— У них тоже нет ни малейшего представления о том, что это за болезнь. Теперь нам придется бороться в одиночку.
— Но они ведь должны знать! — упорствовал Рама. Он чуть ли не боготворил медицину за ее безграничные возможности. — Они знают про все болезни, естественно, должны знать и про эту.
— А вот об этой им, по-видимому, ничего не известно.
— Это невозможно, если только она не новая.
— Видимо, так оно и есть. И каким образом Прис заразился ею до прибытия на корабль, теперь представляет для нас чисто академический интерес. А так как помощи нам ждать неоткуда, придется полагаться на свои силы. Прежде всего мы должны предупредить распространение инфекции. Нам придется ввести в лазарете карантин и принять меры, чтобы оградить от заражения других. Надо выяснить, кто мог контактировать с заболевшими, и постараться по возможности изолировать их тоже.
— Это будет нелегко сделать на корабле таких размеров, как наш.
— Полагаю, нелегко, а может, и вообще невозможно. Но мы должны хотя бы попытаться. Я сейчас схожу в рубку управления, постараюсь возвратиться как можно скорее.
Дон предварительно оповестил своих помощников и, войдя в рубку, увидел, что все уже собрались: Спаркс, сидящий за радиостанцией, Тыблевский, прибежавший из силового отсека, интендант и Курикка. Когда поступило распоряжение собраться в рубке, старшина, очевидно, брился — сейчас одна его щека была гладкой, другую же покрывала жесткая щетина.
— Вольно, садитесь, — скомандовал Дон и прикинул в уме, как лучше сообщить им новость. Пожалуй, лучше без обиняков: они были опытными космолетчиками и не боялись смотреть правде в глаза.
— Отныне вам придется стать такими же вынужденными добровольцами, каким был я, когда взял на себя обязанности капитана. У нас в лазарете находятся несколько больных с высокой температурой, и уже прибывают новые. Самый первый из заболевших только что скончался. Хочу откровенно признаться, что никто не знает, что это за болезнь. Я ввожу карантин на лазарет и рубку управления. Поскольку я имел контакты с больными, мне следовало бы изолировать в лазарете и себя тоже, но это невозможно, так как я являюсь еще и командиром корабля. Не знаю, насколько высок риск заражения, но боюсь, что я вынужден просить, чтобы во время моего присутствия в рубке на вахте здесь находились только вы.
— Другого выхода нет, капитан. Ничего лучше не придумаешь, — сказал Курикка от лица остальных. — Как будет осуществляться карантин?
— Я хочу изолировать лазарет. Водопровод там есть, и, если туда еще доставить несколько ящиков обезвоженных пайков, он сможет функционировать автономно. Кроме того, всех пассажиров нужно перевести в другой конец корабля, как можно дальше от лазарета. Я знаю, будут протесты, но к настоящему времени мы должны были уже с ними свыкнуться. Наконец, я планирую установить вторую зону карантина для тех пассажиров, которые контактировали с кем-нибудь из заболевших: соседей по каюте, жен, друзей. Нам неизвестно, как переносится эта болезнь, но если мы достаточно быстро реализуем данный план, то, возможно, сумеем замедлить ее распространение. Интендант, у вас есть с собой список пассажиров?
Жонке утвердительно кивнул и похлопал по лежащей рядом с ним папке.
— Хорошо, тогда приступим к работе. Мне нужно два списка, и как можно быстрее…
Эту любопытную закономерность заметил Курикка, человек, который когда-то помогал строить «Иоганна Кеплера». Услышав произносимые имена и номера отсеков, он резко поднял голову от пульта управления и нахмурился. А когда все номера были выписаны по порядку, морщина на его лбу стала еще глубже. Стараясь не привлекать внимания остальных, он подошел к шкафу для хранения чертежей и, порывшись в нем, достал большую кальку, расстелил ее на столе и принялся внимательно изучать. И только когда его подозрения подтвердились, он решил ознакомить с ними остальных.
— Капитан, посмотрите, пожалуйста, сюда.
Дон подошел поближе и взглянул на кальку, представлявшую собой один из чертежей корабля в разрезе.
— Что вы хотите сказать? — спросил он.
Старшина постучал по чертежу толстым пальцем и вытащил из кармана огрызок красного карандаша.
— Вот это — отсеки, которые были пробиты метеоритом. Они сообщались с космическим пространством, но затем были загерметизированы и заполнены воздухом, — он обвел каждый из них кружком. — Жонке, — позвал он, — теперь назовите номера отсеков, которые занимали больные, находящиеся сейчас в лазарете.
Жонке начал зачитывать номера, а Курикка показывал эти отсеки на чертеже. Дон смотрел, все больше не веря своим глазам. И только когда чтение списка закончилось, он наконец взглянул на старшину.
— Вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать, сэр, — угрюмо произнес Курикка, — просто констатирую факт.
— Разве это факт? Каждый больной, у кого сейчас высокая температура, занимал каюту, которая была пробита метеоритом. По счастливой случайности в момент столкновения они находились в другой части корабля. Какая же тут связь? Вероятно, простое совпадение.
— Я не очень верю в совпадения, капитан, особенно, когда это касается такого количества людей. Один-два — еще куда ни шло, но столько!
Дон нервно засмеялся:
— Это не может быть ничем другим, кроме совпадения. В противном случае получается, что существует какая-то связь между метеоритом и этой болезнью.
— Такой вывод предложили вы, сэр. Я только указал на факт.
— Но подобного рода связь просто невозможна! — Дон расхаживал по рубке, в то время как остальные молча следили за ним. — При попадании метеорита из их кают вышел весь воздух, температура упала. Затем помещения загерметизировали и снова заполнили воздухом. До тех пор пока температура и все остальные параметры не пришли в норму, в эти каюты никто не возвращался, то есть простуда или что-нибудь в этом роде исключены.
Он вдруг умолк, глаза его широко раскрылись.
— Нет, это невозможно! — Его голос зазвучал неуверенно. — Старшина, где мы находились в момент столкновения?
Курикка вытащил карту и показал:
— Примерно здесь, сэр.
Дон взглянул на нее и кивнул.
— Между Землей и Марсом, в плоскости эклиптики, правильно?
Курикка подтвердил.
— Тогда один важный вопрос, что еще находится в этой плоскости между Землей и Марсом?
— Ничего.
— Не спешите с ответом. А астероиды?
Курикка улыбнулся и постучал пальцем по карте.
— Вот здесь, капитан, между Марсом и Юпитером. Астероиды находятся здесь.
— Насколько я помню астрономию, существует несколько астероидов, таких как Аполлон и Эрос, чьи орбиты находятся между орбитами Марса и Земли. Я прав?
Улыбка сошла с лица Курикки.
— Да, это так. Я совсем забыл о них.
— Тогда еще один крайне важный вопрос: если в этом участке пространства встречаются крупные астероиды, не может ли случиться так, что в нас попал небольшой кусок, один из космических обломков, образующих пояс астероидов?
— Вполне возможно, сэр. Вероятнее всего, так оно и было. Но какое это имеет значение?
— Вся суть в том, что наиболее достоверная теория происхождения астероидов утверждает, что они представляют собой обломки планеты, некогда существовавшей между Марсом и Юпитером. То есть попавший в нас метеорит мог быть куском этой планеты.
На него со всех сторон устремились недоуменные взгляды. Первым, кто понял, куда ведет эта цепочка предположений, был Жонке.
— Mon dieu![38] — выдохнул он, внезапно побледнев. — Вы хотите сказать, что причиной этой болезни, этой лихорадки является метеорит… что эта болезнь — с планеты, которая разрушилась миллионы лет назад?
— Да, именно это я и хочу сказать. Идея не так уж абсурдна, как звучит поначалу. Вы должны понять, что я взял у жертв этой лихорадки все анализы, какие только можно вообразить. Я исследовал их кровь, кал, слюну, мочу. У нас есть небольшой электронный микроскоп, и, если бы в пробах были болезнетворные микробы, я бы обнаружил их. Но увидеть в этот микроскоп вирус — невозможно. И сейчас я уверен, что мы имеем дело с вирусной инфекцией, хотя что это за вирус, я не знаю. Вот некоторые факты о вирусах, которые вам, возможно, неизвестны: вирусы — это самые малые формы жизни, находящиеся на границе живой и неживой материи. Некоторые ученые даже считают, что они вообще не имеют ничего общего с живыми организмами. Вирусы удалось создать в лабораторных условиях из нейтральных химических веществ, и их искусственные формы обладали теми же свойствами, что и естественные. Некоторые из них в высушенном состоянии проявляют высокую устойчивость и могут быть оживлены спустя много лет. Хорошо известно, что они остаются неизменными очень и очень долго, и вполне вероятно, что в определенном, совсем пассивном состоянии они могут сохраняться тысячи и даже миллионы лет.
Неудивительно, — продолжал Дон, — что болезнь невозможно было установить… Для Земли она оказалась действительно новой, хотя могла существовать значительно дольше, чем мы в состоянии себе представить. Если мои предположения верны, то мы являемся жертвами какой-то чумы из другого мира, болезни, против которой наши организмы абсолютно беззащитны, а медикаменты — бессильны.
Слова, которые прошептал в наступившей тишине Жонке, прозвучали невероятно громко:
— Тогда… мы все погибли!..
— Нет! — воскликнул Дон, пытаясь рассеять атмосферу отчаяния, которая воцарилась в рубке. — Мы попробуем одну вещь. У меня в лазарете достаточно аппаратуры, чтобы сконструировать РНК-анализатор и редупликатор. До сих пор я не задавался такой целью, потому что для редупликации нужен только один тип вируса, а в нашей крови и крови больных существует еще масса других. Выделить штамм инфекционного вируса я бы не смог, так как это — длительный и сложный лабораторный процесс.
Но сейчас у меня появилась возможность приготовить противовирусную вакцину. Старшина, насколько я помню, вы как-то говорили, что попавший в нас метеорит до сих пор находится где-то в корабле, так?
— Да, вот здесь, в открытом трюме в центре корабля. — Он показал на чертеже. — В центре этого барабана расположены открытые грузовые трюмы, в которых размещен навалочный груз, контейнеры и тому подобное. Метеорит где-то там.
— Мы можем его найти?
— Почему бы нет? Думаю, сможем. Но для чего?..
— Чтобы взять образцы вируса в высушенном состоянии. Если эти мельчайшие частицы, которые метеорит оставил в обшивке, смогли самостоятельно восстановиться и вызвать болезнь, то я не вижу причин, которые помешали бы мне проделать с ними то же самое в лаборатории. И если мне удастся, не исключено, что я смогу создать лекарство от этой болезни. Работа займет много времени, но другого выхода нет, чтобы остановить распространение инфекции.
— Звучит неплохо, — сказал Курикка. — Сейчас я возьму скафандр и посмотрю, где могла застрять эта штука. И если она еще там, доставлю сюда.
— Возьмите два скафандра: я иду с вами. Мне нужно быть там, где обнаружится метеорит, и обследовать его. Необходимо сделать так, чтобы он не причинил нам новых бед, когда мы принесем его сюда.
— Вы — капитан. Вам не следует рисковать…
— Сейчас важнее то, что я врач. Корабль функционирует более или менее исправно. А я — единственный человек, который может обращаться с этим вирусным материалом, если он вообще существует. Я иду с вами, старшина.
Пока они говорили, дверь рубки незаметно для всех открылась, и неожиданно прозвучавший голос заставил космолетчиков обернуться.
— Никто никуда не выйдет!
В дверях стоял генерал Бриггс, вооруженный револьвером. За его спиной с металлическими прутьями в руках стояли Дойл и еще двое.
— Теперь этим кораблем командую я, доктор, а вы возвращайтесь в лазарет, где вам и положено быть. С тех пор как вы взяли на себя ответственность за этот корабль, вы натворили здесь черт знает что. Уверяю вас, все пассажиры думают так же, как и я. Они единодушно решили, что капитаном должен стать человек, который уже имеет опыт командования, то есть я. А сейчас — приступайте к выполнению своих прямых обязанностей и забудьте этот идиотский план вместе с остальными безумными идеями, которые сидят у вас в голове. С этого момента вы снова обычный врач, а командовать «Иоганном Кеплером» буду я.
В последовавшей за этим заявлением тишине, которая была вызвана общим шоком, генерал и его сопровождение ворвались в рубку. Первым пришел в себя старшина Курикка; он шагнул вперед, не обращая внимания на направленное в его сторону оружие.
— То, что вы сейчас делаете, называется пиратством, — произнес он суровым голосом, привыкшим командовать. — Согласно постановлению Всемирной Конвенции, пиратство в космосе считается таким же серьезным преступлением, как и пиратство на море, но наказывается еще строже. Минимальным наказанием является пожизненное заключение, и вам от него не уйти. Сейчас же сложите оружие, пока дело не зашло слишком далеко. Дайте сюда свой револьвер.
Его речь почти возымела успех. Некоторые из тех, кто стоял за Бриггсом, опустили свои импровизированные дубинки и с беспокойством переглянулись. Курикка решительно двинулся вперед, протянув руку за револьвером. Генерал вынужден был отступить.
— Если вы попытаетесь забрать у меня револьвер, я буду вынужден стрелять, — произнес он уже менее уверенным тоном.
— Тогда, кроме пиратства, вы будете обвиняться еще и в убийстве. И уж точно проведете остаток своей жизни в тюрьме. Дайте его сюда!
Бриггс отступил еще на шаг.
— Дойл, уберите его отсюда! — приказал он, не поворачивая головы.
Дойл со всего размаху ударил старшину металлическим прутом по плечу — тот рухнул на пол.
— Мы люди решительные, — сказал Бриггс. — Нас не остановить.
С сопротивлением было покончено. Старшина пытался встать с пола. Коридор заполнялся все новыми вооруженными пассажирами.
— У вас ничего не получится, — предупредил Дон. — Вы же ничего не знаете о навигации и управлении кораблем и к тому же не можете рассчитывать на сотрудничество команды.
Рот Бриггса скривился в холодной усмешке.
— Напротив, среди нас есть, по меньшей мере, один человек, который знает достаточно много об управлении этим кораблем. Члены команды в свободное от вахты время будут находиться под стражей, а при каждом несущем вахту будет как минимум два охранника. Ваши космолетчики не смогут отказаться выполнять свои обязанности, так как это поставит под угрозу не только наши жизни, но и их собственные. Так что все будет в порядке, доктор. Особенно, если учесть, кто у меня первый помощник. Надеюсь, вы знакомы с доктором Угалде?
Угалде протиснулся вперед, держа в руке остро заточенный кухонный нож. Он коротко кивнул, подошел к капитанскому креслу и уселся в него. Дон был потрясен, он никогда бы не подумал, что мексиканский математик может их предать. Поняв, что они потерпели поражение, он повернулся к генералу.
— Хорошо, Бриггс, командуйте кораблем, если вы считаете, что вам всем от этого будет лучше…
— Корабль благополучно доставит нас на Марс.
— Он доставит вас в тюрьму — и надолго, — произнес Курикка, с трудом поднимаясь на ноги. — То, что вы пронесли контрабандным путем на борт корабля оружие, является серьезным преступлением.
— Я всегда ношу при себе оружие, плевать мне на ваши правила.
— А мне наплевать на ваш револьвер и даже на ваше глупое пиратство, — воскликнул Дон со злостью. — Я беспокоюсь за жизни людей на борту, мне нужно достать метеорит…
— Нет. Идите к своим пациентам, доктор. Я не собираюсь повторять дважды.
— Вы же ничего не понимаете. Ведь я не могу вылечить их или просто облегчить их состояние. А если мы сможем обследовать метеорит, мне, возможно, удастся создать…
— Уберите его отсюда, — приказал Бриггс, подзывая жестом двух человек. — Я уже предостаточно наслушался ваших вздорных теорий и уверен, что эта — такая же безумная, как и все остальные. Первое, что я сделаю по прибытии на Марс — это предложу, чтобы вас обследовала комиссия психиатров. А пока — попробуйте быть врачом, если вы еще на что-нибудь способны.
Потрясенный таким оборотом дела, Дон не смог сопротивляться двум здоровенным мужчинам, которые вытолкали его в коридор. Они неотступно сопровождали его до лазарета, а когда он вошел туда, остались караулить снаружи.
— Что случилось? — спросил Рама, испуганный выражением лица Дона. И испугался еще больше, когда тот рассказал ему обо всем, что произошло.
— Мы должны восстать, дать им бой! Вы спасли их жизни — и вот вам награда. И как только может существовать на свете такое зло?! — Он начал рыться в шкафах в поисках больших скальпелей.
Дон попытался успокоить его:
— Так проблемы не решить. Эти люди вооружены и готовы к драке. Кроме того, они испуганы, иначе вряд ли удалось бы Бриггсу склонить их к бунту. Да и не так уж важно, кто командует кораблем, лишь бы он благополучно достиг Марса. Важно то, что я, как мне кажется, нашел путь для создания лекарства от этой болезни, а Бриггс не дает мне это осуществить. Мы должны что-то делать!
Но что они могли сделать? Стража снаружи была начеку и сменялась через равные промежутки времени. Первые несколько часов видеофоны не работали: при захвате корабля генерал отключил систему внутренней связи, но, как только управление надежно перешло в его руки, он, видимо, почувствовал себя уверенно в новом положении, и связь была восстановлена. Дон попытался вызвать силовой отсек, но на вызов ответил один из людей Бриггса. То же самое случилось, когда он позвонил в отсек воздухоснабжения и другие места, где члены команды несли вахту. Космолетчиков держали отдельно друг от друга, а во время вахты за каждым из них следили по меньшей мере двое надзирателей. Возвратить контроль над кораблем было невозможно.
С чувством глубокого отчаяния пытался Дон помочь своим пациентам. К этому времени их стало уже четырнадцать, и состояние тех, кто поступил в числе первых, стремительно ухудшалось. Он перепробовал все сочетания антибиотиков в тщетной надежде, что случайно наткнется именно на то, что нужно. Но его усилия были напрасны.
Измученный напряжением и усталостью, он в конце концов лег не раздеваясь и попытался заснуть. По корабельному времени уже наступила полночь. Хотя солнце освещало корабль все время и на борту царил бесконечный день, регулярные циклы дня и ночи неукоснительно соблюдались. Это не только позволяло принимать пищу и проводить общественные мероприятия в привычное для землян время, но и было обязательно для сохранения здоровья людей на корабле: человеческий организм следует околосуточным ритмам со строгим чередованием периодов бодрствования и сна, и, если этот режим нарушить, могут возникнуть самые различные расстройства. Поэтому «ночью» весь корабль спал, бодрствовали только космолетчики, несущие вахту.
Дон заснул, но в четыре часа по корабельному времени был разбужен звонком видеофона. Он нащупал аппарат, и на засветившемся экране появилось лицо Дойла, секретаря генерала.
— Скажите охранникам, чтобы они вошли в лазарет, — приказал тот, — я хочу с ними поговорить.
Первой мыслью Дона было швырнуть трубку на рычаг — пусть они сами связываются между собой, он им не помощник! Но как бы приятно это ни было, такой поступок ничего ему не даст, поэтому Дон встал и пошел к двери. Охранники вели себя настороженно: пока один из них говорил с Дойлом, второй не спускал с Дона глаз. Наконец первый, выслушав Дойла, положил трубку.
— Там, в рубке, требуется врач, — сказал он и добавил второму: — Я должен отвести его, а вы остаетесь здесь.
— Они сказали, в чем дело?
— Кто-то заболел… Берите свой черный чемоданчик, док, и пошли.
Дон смыл с лица остатки сна и взял из шкафа набор для неотложной помощи. Неужели еще один случай лихорадки? Кто бы это мог быть? И хотя такие чувства были не к лицу врачу, он надеялся, что заболел генерал. Если тот уберется с дороги, мятежу, без сомнения, придет конец. Дон зашагал к рубке управления с конвоиром, следовавшим за ним по пятам.
Стоявший снаружи охранник кивнул при их приближении и открыл дверь. Первым, кого увидел Дон, войдя внутрь, был лежавший на полу Спаркс. Глаза его были закрыты, он стонал и держался за живот. Доктор Угалде сидел в кресле капитана, а Дойл с револьвером в руке стоял на другой половине комнаты.
— Посмотрите его, — скомандовал Дойл. — С ним что-то случилось — вдруг скорчился и упал. Он нужен нам за радиостанцией.
— Я потрогал его лоб, он очень горячий, — добавил Угалде.
Эта лихорадка обычно начиналась по-другому, но болезнь была неизвестной, и такой вариант ее проявления вовсе не исключался.
Дон опустился на колени рядом со Спарксом и раскрыл свой чемоданчик. Вытаскивая одной рукой автоматический регистратор, он приложил ладонь другой ко лбу космолетчика. Кожа была прохладной — температура абсолютно нормальная.
Дон не успел произнести и слова, как Спаркс открыл глаза, а потом закрыл один, явно подмигивая.
В этот самый момент дверь в коридор распахнулась, и Дон узнал голос Курикки:
— Бросайте оружие, Дойл, тогда никто не пострадает!
Дон быстро обернулся и увидел, что обстановка круто изменилась. В дверном проеме, прикрываясь обезоруженным охранником, стоял Курикка. В руках у него был большой автоматический пистолет, уверенно направленный на Дойла. За спиной другого охранника стоял доктор Угалде и прижимал к его шее острие ножа.
— Бросайте оружие, — прорычал Угалде совсем не свойственным ему тоном, — или я всажу этот нож вам в горло и убью на месте.
Металлический прут звякнул о пол.
Дойл был в замешательстве и явно не знал, что делать, его взгляд метался от одного к другому. Но в следующее мгновение он пришел в себя и поднял руку с револьвером.
Курикка тут же выстрелил, и Дойл, взвыв от боли, выронил револьвер и судорожно схватился за плечо. Между пальцами медленно выступила кровь.
Спаркс вскочил на ноги и с ликующим криком схватил выпавшее оружие. Дон был в полной растерянности.
— Курикка, — произнес он. — Как вам это удалось?
Старшина улыбнулся и опустил пистолет.
— Все благодаря доктору Угалде. Он организовал этот заговор и сам руководил им.
Угалде расцвел от удовольствия и слегка поклонился под обращенными к нему взорами.
— В моей стране подобные прецеденты нередки. Неверно информированный генерал Бриггс, зная революционное прошлое моих предков, предложил мне сотрудничать с ним, и я сразу же принял его предложение. Но он упустил из виду контрреволюционный опыт моего народа. Как известно, бороться со злодейскими организациями легче изнутри. Я примкнул к ним, сразу вошел в руководство и стал ждать. Всегда следует помнить, что любое движение легче всего ликвидировать на начальном этапе, пока оно еще не набрало силу. На этот раз мне оставалось лишь, так сказать, дождаться подходящей возможности. Как только генерал ушел отдыхать и оставил вместо себя своего вооруженного приспешника Дойла, я понял, что момент наступил. Я предупредил по видеофону старшину Курикку, а он в ответ сообщил мне, что знает, где в капитанской каюте хранится оружие. Обычно мало кому известно, что на борту любого корабля на всякий случай всегда имеется пистолет — против сумасшедших и им подобных. Очень предусмотрительно! Потом… раз-два-три… по моему знаку Спаркс падает, посылают за вами, появляется старшина Курикка — и все заканчивается…
— Не совсем. Вы еще забыли обо мне.
В дверях стоял генерал Бриггс с бледным от гнева лицом. Он вошел в комнату и обвел ее холодным взглядом.
— Ваш опереточный заговор не пройдет. Я был извещен, как только доктор покинул лазарет, потому что не исключал возможности того, что этот безумец в порыве отчаяния попытается вновь захватить корабль. Этому не бывать!
Он указал на дверной проем, где в ожидании стояли несколько человек, вооруженных дубинками и прутьями.
— А сейчас сложите оружие, и все обойдется без насилия. — Бриггс даже снисходительно улыбнулся. — Немедленно, чтобы избежать наказаний и кровопролития. Дайте сюда этот пистолет!
Он поднял руку и шагнул к Курикке. Старшина медленно поднял оружие и направил его генералу в переносицу.
— Еще шаг — и вы на том свете.
Генерал остановился.
— Я хочу предотвратить кровопролитие, — произнес он. — Это ваш последний шанс сдаться. На всех у вас не хватит патронов. А мы — люди отчаянные.
В рубке воцарилась мертвая тишина, никто не посмел даже шелохнуться.
— Ничего у вас не получится, Бриггс, — произнес Дон жестким и властным голосом. — Вы — самозванец, и вам прекрасно об этом известно, ожесточенный и озлобленный на всех человечишко, пират-самоучка. Никто не собирается из-за вас умирать. Капитан корабля — я. И я обещаю всем прощение, если оружие будет немедленно сложено…
— Не слушайте его! — заорал Бриггс; от гнева голос его стал хриплым, лицо побагровело. — Вперед! Схватить их!
Но слова Дона уже нарушили атмосферу безоговорочного повиновения, и вооруженные люди заколебались. Они бы вступили в бой за свои жизни, но предстать понапрасну перед черным глазом смерти, которым смотрело на них дуло пистолета в твердой руке старшины, им не хотелось.
— Трусы! — визгливо закричал генерал Бриггс. Он нагнулся и схватил стальной прут, который бросил охранник под ножом Угалде. — Среди вас нет ни одного настоящего мужчины. За мной! Этот не будет стрелять, он не сможет хладнокровно убить. Ведь он еще больший трус, чем вы.
И он бросился вперед.
— На вашем месте я бы этого не делал, — произнес Курикка и твердой рукой взвел тяжелый курок — звук щелчка в тишине казался очень громким.
— Вы не выстрелите, — ухмыльнулся Бриггс, поднимая свое оружие.
— В кого-нибудь другого выстрелил бы, в вас — нет, — сказал старшина, опуская пистолет. — Мне хочется увидеть вас на скамье подсудимых.
С победным криком генерал замахнулся прутом, целясь в голову старшины.
Несмотря на свои внушительные размеры, Курикка двигался стремительно, как кошка. Он сделал шаг вперед и блокировал удар поднятой рукой, подставив под предплечье генерала металлическую рукоятку пистолета. Раздался судорожный крик, и прут выпал из парализованных болью пальцев Бриггса. Тут же, развернувшись на носках, Курикка нанес левой рукой короткий и точный удар снизу вверх в солнечное сплетение.
Генерал согнулся пополам и упал на спину. Не обращая больше на него внимания, Курикка направил пистолет на столпившихся в дверях людей.
— А сейчас я выстрелю в любого, кто не бросит свое оружие. Оружие — на пол!
Ни у кого не было сомнения в серьезности его слов. Прутья и дубинки с грохотом полетели на пол. Пиратская вылазка бесславно закончилась. Курикка бросил взгляд на неподвижное тело генерала, и на его открытом лице заиграла холодная улыбка.
— Вы не можете себе представить, какое я получил удовольствие, — произнес он.
Дон подошел к Дойлу, который с зеленым лицом корчился, сидя на стуле, и обследовал аккуратное пулевое отверстие в его предплечье.
— Дома я был чемпионом страны по стрельбе из пистолета, — объяснил старшина. — Я никогда не промахиваюсь.
Дон посыпал рану порошком из антибиотика и разорвал перевязочный пакет. Но как только его пальцы коснулись кожи Дойла, он резко поднял голову, а затем быстро приложил диагностический регистратор к руке раненого.
— Дойл заразился, — сообщил он. — Температура 39,5 градуса.
— Неудивительно, — заметил доктор Угалде. — Я и сам не хотел раньше времени говорить об этом, чтобы не вызвать суматохи, но теперь я вынужден признать, что и у меня в течение нескольких последних часов наблюдается повышенная температура, я отчетливо ощущаю какую-то беспокоящую боль.
— Курикка, — сказал Дон, — мы обязательно должны найти метеорит, и как можно скорее. У нас и так уже нет времени.
Они переглянулись, и каждый увидел, как в глазах другого мелькнуло отражение его собственного леденящего душу страха.
— Еще одна «времянка», — заметил Спаркс. — Вы думаете, она будет работать?
— Обязательно должна, — сказал Дон, стараясь не поддаться унынию при виде вороха собранных отовсюду устройств, расставленных на небольшой полке в лаборатории при лазарете. — Теория верна — мы консультировались с госпиталем на Марсе. Они собрали копию этого аппарата, используя те же самые блоки, и убедились в его работоспособности в процессе испытаний. Если мы будем следовать их инструкциям, то сможем осуществить редупликацию любой молекулы РНК, которая будет обнаружена, и приготовить противовирусную вакцину.
«Если вообще что-нибудь найдем», — добавил он про себя.
Вся эта лихорадочная работа, которую они проделали за последние десять часов, окажется ненужной, если метеорит не обнаружится или если их гипотеза ошибочна и этот кусок камня не имеет к болезни никакого отношения. Слишком уж много этих «если»…
Но то был их единственный шанс. Одна нога Дона была в скафандре, когда вошел Курикка со стальным ящиком в руках; он был уже готов к выходу в космос.
— Надеюсь, этот ящик подойдет! — сказал он.
— Пожалуй, да. Он много больше входного отверстия от метеорита, и, что бы мы ни нашли, должно легко в нем поместиться. Как он открывается?
Курикка откинул плоскую металлическую крышку на шарнирах.
— Достаточно просто. Мы положим туда метеорит, а внутреннюю поверхность крышки намажем эпоксидным клеем — им можно пользоваться где угодно, даже в вакууме. В течение двух минут клей загерметизирует ящик наглухо. Чтобы потом добраться до метеорита, придется резать стенку ящика, но это для нас не проблема.
— Лишь бы нам найти метеорит — и все проблемы отпадут.
Дон застегнул скафандр и взял шлем.
— Пошли!
— Сколько уже больных? — спросил Курикка.
— Когда цифра перевалила за 60, я перестал считать. Сейчас больны более половины людей на борту, и еще трое умерли.
Замолчав, он пошел вперед, к лифту. Шестерни подъемного механизма натужно запели, поднимая их к оси вращения корабля. Сила тяжести становилась все меньше и меньше, и, когда лифт остановился, они, паря, выплыли из дверей. Дон следовал сзади, двигаясь значительно медленнее старшины, который уже давно привык к невесомости и теперь легко управлял своим телом, лишь изредка касаясь направляющих поручней. Когда Дон нагнал его, тот уже открывал шлюз трюма.
— Мы войдем в трюм как можно ближе к месту попадания метеорита. Пробоина, которую мы заваривали стальными плитами на палубе С, находится отсюда всего футах в тридцати. Правда, тогда мы не входили в трюм и делали все со стороны палубы. Сейчас мы попробуем проследить траекторию его полета отсюда, изнутри. Мы не знаем, насколько глубоко этот камень проник в трюм, известно только, что оттуда он не выходил.
— Не выходил внутрь барабана. А что если он вышел не сквозь палубы, а через стенку трубы? Как нам это узнать?
— Никак, — мрачно ответил Курикка. — Нам остается только надеяться, что он застрял там. Приготовьтесь, я включаю автоматику.
Они захлопнули крышки на шлемах. Двери шлюза закрылись, и насосы начали откачивать воздух. Когда откачка закончилась, вспыхнула зеленая лампочка, и наружная дверь автоматически открылась. Они выплыли в темноту огромного трюма.
Это был какой-то кошмарный мир света и теней, и едва они отдалились от шлюза на несколько футов, как Дон потерял ориентацию и заблудился. В трюме, лишенном воздуха, темные участки могли оказаться как тенями, так и предметами, и узнать, что это, было невозможно до тех пор, пока не дотронешься рукой или не осветишь этот участок. Фонарь крепился на шлеме, но пользоваться им было неудобно. Дон ухватился за поручень и попытался сориентироваться. Старшина же спокойно плыл в стороне, освещая путь своим фонарем. В шлемовых телефонах Дона раздался его голос:
— Поначалу будет трудно, но потом привыкнете.
— Тут нет ни верха, ни низа. Когда я начинаю двигаться, появляется головокружение и я теряю ориентацию.
— Вы не исключение, сэр. Так бывает всегда, когда впервые выходишь из корабля. Чтобы избавиться от этого, сосредоточьтесь на одном предмете и постарайтесь не обращать внимания на остальное. Давайте я буду медленно двигаться впереди, а вы следуйте за мной. Смотрите только вперед, прямо на меня, чтобы ваш фонарь все время освещал мне спину. Если захотите посмотреть в сторону, то не косите глаза, а поворачивайте всю голову — тогда луч будет светить туда, куда вы хотите посмотреть. Готовы?
— Как никогда в жизни. Пошли.
Курикка поплыл вперед, перебирая ручки, которые были укреплены вдоль направляющей. Свободного пространства было мало: по обе стороны от них все было заставлено огромными контейнерами, причудливо выступающими из темноты. Дон добрался до поперечной направляющей и двинулся вдоль нее. Над головой нависла какая-то твердая поверхность, и он навел на нее свой фонарь.
— Посмотрите, — сказал старшина, указывая на рваную дыру в металле, которая была закрыта блестящей металлической плитой. — Вот где он прошел. А это — заплата, которую мы наложили со стороны палубы.
Они повернули головы, и круги света от фонарей сошлись на поверхности алюминиевого контейнера, находившегося в нескольких футах от них. На его стенке виднелся черный диск дыры.
— Он? — спросил Дон.
— Да. Но до того как вскрывать контейнер, давайте убедимся, что метеорит внутри. Побудьте здесь, в одиночку я это сделаю быстрее. Нужно обследовать его стенки.
Старшина был прав — это заняло совсем немного времени. Дон только успел посветить своим фонарем в дыру, но ничего, кроме темноты, внутри не увидел.
— Я обнаружил выходное отверстие! — раздался голос старшины. — Сейчас покажу.
Метеорит прошил контейнер насквозь и зарылся в находящийся рядом тюк, один из многих, которые были закреплены сетью из синтетических волокон.
— Одежда, — сказал старшина, прочитав надпись на ярлыке. — Нам повезло. Слои ткани внутри должны были замедлить метеорит и остановить его. Он, вероятно, застрял там. Возьмите свой нож и режьте сеть. Мы вытащим этот тюк.
Резать сеть было нетрудно, но вот вытащить плотно зажатый со всех сторон тюк оказалось невозможным.
— Придется освободить их все, — сказал Курикка, разрезая веревки, — а затем разбросать.
Как будто оживая, освобождаемые тюки начинали колыхаться и всплывать, сталкиваясь друг с другом, разлетаясь в стороны. Очень скоро вокруг уже плавали десятки тюков, они толкали космолетчиков со всех сторон, преграждали им путь. Теперь, когда нужный тюк оказался свободен, Дон и Курикка оттащили его в сторону. Старшина перевернул его и посветил фонарем.
С противоположной стороны оказалась выходная дыра.
— Займемся следующим: метеорит прошел дальше, — сказал он.
Плавающие тюки заполнили все пространство вокруг, мешая им двигаться. Во втором же слое они оставались плотно зажатыми.
— Ну, эти нам не освободить, — произнес Дон.
— Может, в этом не будет никакой необходимости… Смотрите! — Он направил фонарь в дыру и осветил глубоко внутри какую-то неровную поверхность. — Метеорит здесь!
Быстрым взмахом ножа он вспорол тюк, из которого начала выплывать одежда, сшитая из плотной ткани. Они зарывались, как мыши в зерно, раздвигая одежду, отбрасывая ее от себя — все глубже и глубже, пока не добрались до камня.
— Вот он, — промолвил Дон. Его вдруг охватила крайняя усталость и абсолютное безразличие.
Метеорит выглядел совсем обычно: кусок грязного камня. Дон подковырнул его ножом, и тот, медленно кувыркаясь, начал свободно подниматься. Вращаясь, он повернулся к ним противоположной стороной.
Эта сторона имела глубокую выемку, поверхность которой была покрыта беловатыми кристаллами.
— Ящик, быстро! — отпрянув, произнес Дон. — Ни в коем случае не трогайте его перчатками.
— Вот эти кристаллы, это — то, что вам надо? — спросил старшина, подталкивая камень острием ножа в отверстие ящика, который он держал в руке.
— Думаю, что да. Надеюсь, во всяком случае. — Дон взмок от пота, голова его раскалывалась. — Закрывайте.
С неторопливой аккуратностью старшина вытащил тюбик, нанес по периметру крышки полоску эпоксидного клея и захлопнул ее. Потом сильно прижал и проверил, чтобы дверца плотно прилегала к стенке.
— Через две минуты это будет прочнее стали, — сказал он.
— Хорошо. Ножи оставим здесь: они, наверное, заражены. И будьте осторожны, снимая скафандр, — ведь мы наверняка прикасались к предметам, на которых остались вирусы.
— Понял. Держитесь за мной. Пока доберемся до шлюза, клей застынет. — Курикка начал проталкиваться сквозь завесу из плавающих тюков и одежды; Дон последовал за ним.
— А как выглядит этот высушенный вирус? — спросил старшина, когда они вошли в шлюз и включили подачу воздуха.
— Не имею представления. Он может быть похож на что угодно. Может быть, это сами кристаллы. — Дон провел перчаткой по шлему, чтобы стереть осевшую на нем из поступающего воздуха влагу. — Когда можно будет открыть скафандр?
— Не раньше чем загорится зеленая лампочка. Но лучше сделать это после выхода из шлюза. Металл здесь сильно охлажден, можно серьезно обморозиться.
Дверь открылась, и они влетели внутрь корабля. Дон протянул руку.
— Давайте я подержу ящик, а вы отойдите подальше и снимите скафандр. Но не дотрагивайтесь до его наружной поверхности. Если вам понадобится помощь, зовите меня. А затем ступайте в рубку управления. Как только вы окажетесь в безопасности, я начну раздеваться.
Курикка запротестовал:
— Вам понадобится помощь, чтобы выбраться из скафандра…
— Нет, не понадобится. Мне можно не остерегаться заражения. Ведь я врач и легко распознаю симптомы. Я могу не беспокоиться, что подхвачу эту лихорадку, потому что я уже ею заболел.
Еще накануне соотношение больных и здоровых достигло 50 процентов, и их приходилось изолировать друг от друга. Сейчас же от лихорадки слегли четверо из каждых пяти человек на борту.
Марс находился в двух днях лёта. Специальные ракеты с добровольно вызвавшимися медсестрами и врачами ожидали их на орбите. Никто не должен был покинуть борт лайнера «Иоганн Кеплер». Он стал носителем неизвестной чумы и должен быть подвергнут карантину до тех пор, пока не будет найдено лекарство от этой болезни… если его вообще когда-нибудь найдут. Пища, лекарства, оборудование — все будет доставляться на борт. Но никто и ничто не сможет его покинуть.
Уже умерло 22 человека.
Дон принял еще одну таблетку обезболивающего и промокнул вспотевшее лицо сырым полотенцем. Он знал, что принял таблеток уже намного больше допустимого, но он не мог сейчас позволить себе свалиться. Нет, только не сейчас. Оборудование, за которым он работал, расплывалось перед глазами — пришлось зажмуриться, чтобы восстановить четкость. Он отрегулировал стеклянный краник, замедлявший поток реактива до равномерных капель.
— Давайте я это сделаю, доктор, — раздался голос Рамы.
— Вы не должны здесь появляться, работа еще не закончена.
— Неважно, сэр. Я — единственный, кто может хоть как-то вам помочь, и вы должны разрешить мне находиться с вами. В каком состоянии сейчас процесс редупликации?
— Не знаю. Я даже не уверен, что действую правильно и что в этом растворе действительно присутствует наш вирус. У нас нет лабораторных животных, — если не считать нас самих, — чтобы провести проверку. Я растворил эти кристаллы в питательном бульоне, вернее, в разных средах и при разных температурах, профильтровал их, осуществил рекомбинацию и перегнал полученную жидкость через вот этот аппарат. Кто его знает, может, это чистая вода… — Его голос захрипел, он закашлялся и снова промокнул лоб. — Как дела в рубке управления?
— Я только что говорил с ними. Там старшина Курикка и оператор Бойд. Оба они пока здоровы и полагают, что смогут успешно довести корабль до Марса. К сожалению, должен сообщить, что доктор Угалде в коме и больше не может нам помогать. Но центр управления на Марсе известил нас, что они уже могут работать через наш компьютер и способны управлять маневрированием на конечном участке, даже если у пульта нашего корабля не останется ни одного человека. Они планируют использовать оставшееся у нас реактивное вещество для вывода корабля на максимально низкую орбиту.
Раздался сигнал таймера. Дон направился в другой конец комнаты к ультрацентрифуге и вдруг ни с того ни с сего упал во весь рост на пол. Ноги подкосились как бы сами собой. Рама поднял его и усадил на стул.
— Сейчас это пройдет, Рама. Выключите, пожалуйста, центрифугу.
Пронзительный вой центрифуги перешел в быстро понижающийся стон, и она наконец остановилась.
— Если нам повезет, — заметил Дон, поднимаясь на ноги и держась при этом за спинку стула, — это будет то, что нам нужно. Это — результат первой экстракции. Противовирусная вакцина.
— Можно использовать? — спросил возбужденно Рама.
Дон отрицательно покачал головой.
— Не спешите. Сначала помогите мне с питательным бульоном из другой банки. — Он поднял квадратный сосуд и посмотрел на плещущуюся внутри жидкость. — Этот бульон я приготовил одновременно с тем, который использовал для первой партии вакцины, но бросил в него больше кристаллов. Так что, если вирусы там не успели восстановиться и вакцины не получилось, то, возможно, мы обнаружим их здесь. Приходится работать вслепую.
Дон тщательно отрегулировал аппарат редупликации РНК, залил в него жидкость и инициировал процесс. И только после этого подошел к центрифуге и открыл крышку. Вынув одну пробирку, он поднял ее к свету: над коричневатым осадком, собравшимся на дне, была прозрачная жидкость.
— Принесите шприц с иглой номер 20.
Опустив кончик иглы в пробирку, Дон наполнил шприц.
— Возьмите это, — сказал он, подавая его Раме, — и введите тем, кто находится в самом тяжелом состоянии.
— Какую дозу?
— Не знаю. Вакцина должна быть концентрированной. Думаю, не менее 3,5 кубиков. Внутривенно. Сначала самым тяжелым, затем остальным. Здесь, в центрифуге, хватит на всех. А я должен контролировать вторую партию.
…
Зуммер. Температура 43 градуса. Фильтрат. Осторожно — если прольешь, больше нет. Эх, если бы руки не так тряслись! Но дрожь не прекращается, надо напрячься. Перелей. Осторожно, не разбрызгивать.
…
Зуммер. Что теперь? Что делать дальше? Лицо — в холодную воду, голову — под кран, это всегда помогало. Это кто в зеркале, я? Давненько не брился, док, правда? С таким лицом можно перепугать всех пациентов. Так что же делать сейчас?..
…
Пол… Соленый привкус крови во рту… Что-то ужалило в щеку… Склонившееся лицо…
— Рама?..
— Вы упали, сэр, и немного порезались. Я забинтую вашу рану…
Страх!..
— Аппарат… Я что-нибудь сломал?
— Нет, вы, наверное, поняли, что падаете, — оттолкнулись и упали на спину. Я услышал звук зуммера, который никак не прекращался. Что нужно делать сейчас?
— Помогите мне встать, я покажу.
Думать — трудно. Серый туман наполняет голову, стоит перед глазами. Из-за него трудно что-нибудь рассмотреть. Из-за него трудно думать. Пациенты…
— Сколько времени прошло после инъекций?
— Больше восьми часов, сэр. Вам укол я сделал, когда…
— И как они?
Последовало долгое молчание. Вместо лица Рамы Дон видел только размытое пятно. Наконец тот сказал:
— Никаких изменений, абсолютно. Еще двое умерли. Заболел старшина Курикка, и его из рубки управления перевели сюда.
— Получается, что все напрасно? Нас можно считать мертвыми? — хрипло произнес Дон, обращаясь к самому себе. — Неужели все так и закончится? А какого ответа на этот вопрос еще можно ожидать?
Самое время сдаться, упасть духом, умереть. Но только не для него. Тело ему уже не подчинялось, он заставил себя выпрямиться лишь усилием воли. Его глаза могут видеть, они должны видеть. Он со злостью принялся тереть их костяшками пальцев и тер до тех пор, пока сквозь окутывающий его туман, вызванный чрезмерной дозой принятых лекарств, не почувствовал боль. По щекам лились слезы, но он снова мог видеть — нечетко, но мог. И, спотыкаясь, побрел к полке с оборудованием.
— Выключите зуммер. Так. Вылейте это в пробирки. Охладите. Теперь — в центрифугу, на четыре минуты. И в дело.
— Это уже окончательный раствор, лекарство?
Дон попытался улыбнуться, но получилось нечто, похожее на оскал лошади, испытывающей боль. Чтобы произнести всего несколько слов, ему потребовалось огромное усилие:
— Должна получиться прозрачная жидкость. Как дистиллированная вода. А может, это на самом деле окажется простой дистиллированной водой. У нас… у нас…
Чернота… Он куда-то падает… Конец.
Бесконечная тьма, а в ней две черные горы, огромные, как сам мир. Они движутся, медленно, туда-сюда, но движение это непросто заметить на фоне черных, как полночь, полос, которые струятся мимо. И они говорят — незнакомые слова на незнакомом языке. Так, ничего интересного. Они что-то шепчут, раскачиваясь в своем вечном движении…
Однако слова все же имеют какой-то смысл. Конечно! Иначе для чего они еще нужны?
— …можно начать…
— …или…
— …это над…
Несвязные обрывки, отдельные слова. От гор?.. Нет, это не горы, а какие-то существа. И они говорят.
Долго, бесконечно долго цеплялся Дон за эту идею, она не давала ему покоя. Временами она куда-то уплывала и он забывал о ней, но оставались голоса, а за ними стоял какой-то смысл.
В один из моментов этого долгого поиска смысла Дон осознал, что его глаза закрыты. Память представляла собой сплошное серое пятно, тело онемело и как бы оторвалось от мыслей. Но главное — глаза. Потому что эти горы были людьми, которые пытались привести его в сознание, и он хотел увидеть, кто они. С бесконечным усилием он открыл веки и увидел какие-то размытые формы. Белые.
— Доктор, у него открыты глаза.
Ориентируясь на голос, Дон попытался сосредоточить зрение, и когда ему это удалось, то перед глазами вырисовалось лицо девушки в белой одежде медсестры. Прежде он ее никогда не видел. Откуда на корабле мог быть человек, которого он ни разу не видел?.. Еще одна фигура, тоже в белом… Врач?.. И этого он никогда не видел. Дон внимательно посмотрел на обоих. Врач принялся объяснять ему самое простое, то, что он видел, но никак не мог понять.
— Вы — больны, но вы живы. Вы поправитесь. И, засыпая, вы должны думать только об этом.
Подобно ребенку, послушно выполняющему волю взрослого, Дон закрыл глаза и погрузился в глубокий непроглядный сон.
…
На этот раз — когда он проснулся — его сознание было ясным. Он лежал разбитый, опустошенный, безвольный, как тряпка: не в состоянии пошевелить даже пальцем. Но — с ясным сознанием. Теперь незнакомых не было. Вместо них над спинкой кровати он увидел тонкое, смуглое лицо Рамы. Глаза у того расширились, возбужденно воздев руки, он громко позвал:
— Старшина! Старшина Курикка, скорее сюда! Он очнулся!
Послышались тяжелые шаги, и сбоку в поле зрения появился улыбающийся Курикка.
— Наша взяла, капитан. Благодаря вам!
Именно такие слова Дону и хотелось услышать. И старшина чувствовал это. Итак, они победили. Все остальное теперь уже не имело значения. Дон попытался заговорить, но голос сорвался, и он закашлялся. Рама поспешил к нему со стаканом воды и поднес соломинку к губам. Вода была холодной и приятно остужала горло. Теперь он мог говорить.
— Что произошло? Расскажите подробно, — произнес он хриплым шепотом — иначе пока не получалось.
— Вы были почти на том свете, капитан, это уж точно.
Рама торжественно кивнул в подтверждение слов старшины.
— Рама позвал меня, когда вы упали без сознания. Я был прямо там, в лазарете, потому что чувствовал себя уже неважно. К тому времени все на корабле уже были больны. Мы положили вас на койку, и Рама показал мне второй раствор, который вы прогоняли через аппарат. Когда вакцину извлекли из центрифуги, он сделал первый укол вам. Затем я помог ему ввести лекарство всем больным в лазарете. Правда, был еще один мертвый — я помню это отчетливо, потому что он был последним умершим на корабле. Верите или нет, но им оказался Дойл — так что, когда наступит время, ему уже не придется предстать перед судом вместе с генералом.
— А как генерал?
— Жив и здоров, — произнес Курикка, холодно улыбаясь. — К суду будет в отличной форме. Но это не имеет значения — во всяком случае, сейчас. А с вами тогда произошли поразительные перемены, капитан. Я бы никогда не поверил, если бы не видел этого собственными глазами. Когда мы использовали всю вакцину, которой запаслись, и пришли за новой, Рама обследовал вас, и я услышал, как он вскрикнул. Ну и быстро же я тогда рванул к вам, можете мне поверить.
— Минуты, — добавил Рама. — Прошли всего лишь минуты, и температура у вас спала. Вы спокойно спали и даже похрапывали. Конечно, последствия болезни сразу пройти не могли, но лихорадка мгновенно прекратилась.
— Вторая партия раствора, которую вы изготовили, и оказалось той самой вакциной. После одной инъекции люди, которые только-только слегли от болезни, чуть ли не сразу вставали с коек. Но я им категорически запретил это делать. Мы сделали прививки всем, кто был на борту, и на следующий день, когда спускались на орбиту захвата, то и силовой отсек, и рубка управления были укомплектованы по штату. Марсу не пришлось переходить на дистанционное управление нами — «Большой Джо» совершил маневр сам.
— Он устал, — послышался незнакомый голос. — Вам пора уходить.
Дон увидел стоящего на пороге врача и, улыбаясь, помотал головой, лежавшей на подушке.
— Это же лучше всяких лекарств, доктор!
— Конечно-конечно. Но на сегодня — достаточно. Поспите, а потом они придут опять.
Когда посетители ушли, врач взял шприц с прикроватной тумбочки. Повернув голову в его сторону, Дон впервые увидел, что лежит не на своей койке. Эта была больше, и вся комната была больше, чем его кабинет. Увидев на стене большую фотографию «Иоганна Кеплера», а рядом — панель, дублирующую приборы в рубке управления, он понял, что находится в каюте капитана.
— Можно перед сном я задам вам несколько вопросов? — спросил он, и врач утвердительно кивнул.
— Как дела у моих пациентов?
— Всем стало значительно лучше, но они пока здесь, на борту. Ваше чудесное лекарство сработало великолепно. Однако до того, как мы завершим анализы — для полной уверенности, — корабль будет находиться на карантине. Самое плохое состояние — у вас. Вы приняли слишком много лекарств, вызвали перегрузку организма и, если откровенно, были некоторое время на грани смерти.
— Но мне ничего другого не оставалось делать, не так ли?
Врач хотел было что-то сказать, но промолчал. Потом улыбнулся.
— Да, видимо, так. Их счастье, что на борту оказались именно вы. Лично я вряд ли смог бы совершить то, что вы. Ну, а теперь — укол.
— Минуточку. А о так называемом мятеже? Что собираются делать власти с этими людьми? Можете представить себе серьезность положения, ведь то была провокация…
— Об этом все известно, но я не думаю, что кто-то из них, за исключением генерала Бриггса, предстанет перед судом. Таково мое личное мнение. Но, насколько я знаю, власти придерживаются примерно такого же. Тут действительно было пиратство, так как вы — офицер корабля и были его командиром. Да вы и сейчас им являетесь, поскольку новый еще не назначен. Я даже не знаю, как вас называть: доктором или капитаном. Но как бы то ни было, сейчас — спать.
И Дон, улыбаясь, заснул.
На следующее утро после завтрака сестра специальным кремом удалила щетину с его лица и подперла ему голову еще одной подушкой.
— А это зачем? — спросил он недоуменно.
— К вам придут гости. Надо выглядеть как можно лучше.
— Ну вот, уже гости! А я-то думал, что слишком слаб, чтобы принимать посетителей. Во всяком случае, так мне говорили, хотя я утверждал, что…
— Врач, выписывающий рецепт самому себе, выглядит глупо в глазах пациента, — сказала она и выбежала из комнаты. Дон улыбнулся ей вслед.
— Прошу разрешения войти, сэр, — произнес появившийся на пороге Курикка.
— Что? А, старшина! Конечно, входите. Но почему…
Дон замолчал, увидев, что на старшине серая парадная форма. Нашивки были золотыми, стоячий воротничок врезался в шею — видимо, он занял эту форму у другого космолетчика, так как всю его собственную, насколько было известно Дону, выбросили за борт. Он вошел четким шагом, а вслед за ним — остальные.
И все в парадной форме: Рама Кусум, помощник инженера силового отсека и будущий врач; интендант Жонке и оператор Бойд, и Спаркс, и первый инженер Тыблевский, и Хансен из службы воздухоснабжения. А за ними, в торжественном костюме, высоко подняв голову и держась по-парадному прямо — доктор Угалде. Когда все остановились, он положил руку на сердце, остальные — отдали честь.
— Все, к сожалению, не могут присутствовать — я имею в виду команду, капитан. Но они поручили нам их представлять. И доктор Угалде здесь, потому что теперь он, несомненно, является членом нашей команды.
— Абсолютно верно, — твердо сказал Дон, вспоминая прошлое: коррекцию курса, подавление мятежа…
— Мы тоже так думаем, сэр. Поэтому сейчас, когда я… то есть мы представляем всю команду, он с нами. Эта команда ваша, капитан.
Курикка немного расслабился и посмотрел на Дона.
— Я умею проводить церемонии, сэр, когда это делается надлежащим образом, то есть в соответствии с уставом и всякое такое. Вы только не подумайте, что сейчас у нас не настоящая церемония, но в уставе о ней ничего не сказано. В общем, я хочу сказать, что через несколько дней карантин будет снят и вас планируют перевести в госпиталь на Марсе. Командир Доправа, находящийся там, на базе, собирается перегнать «Большого Джо» назад, на околоземную орбиту, для ремонта, но пока он не принял командования, капитаном являетесь вы.
Он щелкнул пальцами, и сзади ему передали коробку.
— А вот этого у вас никогда не смогут забрать. Космолетчики знают, что на корабле нет никого выше капитана. Его работу могут выполнять очень немногие, но вы с ней справились, сэр. Вы спасли всех нас, и это главное.
Он открыл коробку и достал оттуда пилотку с золотой эмблемой в виде ракеты.
— Это — капитанская пилотка, она — ваша. Мы купили ее у командира местного орбитального корабля. Примите ее в подарок от всей команды, капитан. Она куплена всеми нами в складчину.
Дон принял пилотку в обе руки и осмотрел ее со всех сторон, не зная, что сказать. Космолетчики взяли под козырек. Дон ответил на их приветствие, испытывая при этом странное, еще не знакомое ему ощущение.
У него не нашлось слов, чтобы выразить охватившие его чувства. И все видели это по его лицу. То был главный момент в жизни не только для него, но и для остальных. Теперь они были связаны узами, которых никогда не разорвать. Один за другим они молча вышли из комнаты. Старшина Курикка помялся на пороге и, набравшись смелости, обратился к Дону:
— Сэр, а можно мне спросить о ваших планах? Я имею в виду, когда вы выйдете из госпиталя. Большинство из вас, медиков, как правило, совершают один полет в качестве судового врача, а потом остаются работать, как мы говорим, «в грязи». Насколько я понимаю, космос их уже не привлекает. Интересно, какие у вас планы. Я имею в виду…
Когда-то Дон собирался остаться работать на одной из планет — решение было однозначным. Но сейчас он понял, что отныне это для него невозможно. Грязь — другого слова и не подберешь. Что могли предложить ему эти сгустки пыли по сравнению с чистым и суровым миром космоса? А ведь перед ним был огромный выбор: межпланетные корабли, исследовательские станции-спутники — бесконечные возможности, стоило лишь задуматься. И хотя идея еще окончательно не сформировалась, он сказал:
— Не верьте этим старым слухам, старшина. Я намерен работать «в грязи» не более, чем… ну, скажем, чем вы.
— Я был в этом абсолютно уверен, — широко улыбаясь, произнес старшина. Он резко вскинул руку к козырьку и вышел.
Дверь закрылась, и Дон остался наедине с самим собой.
Он повертел в руках пилотку, провел пальцем по скользкому золотому цилиндру эмблемы. Ему даже стало жаль, что их полет уже закончился: будет немного скучновато возвращаться к обязанностям врача.
— Да, полет был нелегким. Я рад, что он завершился, — тихо проговорил он. — Очень рад, что мы наконец достигли безопасной гавани. Теперь у меня остается эта пилотка — и воспоминания о том, что она символизирует. И этого отобрать у меня никто не сможет.