Мир теней

Глава 10

Ночь выдалась холодной и ясной. Было полнолуние. Стоя во дворе перед домом, я видела луну, висящую над морем, подобно электрической лампочке, – не стоваттной, как солнце, а где-то ватт на двадцать пять, из тех, что вкручивают в шарнирные настольные лампы. Тихий океан отсюда выглядел гладким, как стекло, и казался черным, кроме узкой белой, как бумага, дорожки отражающегося лунного света.

В свете луны я могла разглядеть красный купол церкви миссии. Впрочем, то, что я могла видеть миссию, совершенно не означало, что она близко. До нее было порядочно, не меньше двух миль. В кармане у меня лежали ключи от «рамблера», которые я стащила полчаса назад. Металл нагрелся от тепла моего тела. Бирюзовый при свете дня «рамблер», стоящий в полумраке на подъездной дорожке, сейчас казался серым.

Эй, я знаю, что у меня нет водительских прав. Но если Балбес может…

Ну ладно. Короче, я струхнула. Слушайте, разве плохо, что я все-таки решила не садиться за руль? В том смысле, что я же не умею водить машину и все такое. Не то чтобы я совсем не умела. Конечно, я знаю, как водить машину. Просто у меня было не так уж много практики, учитывая, что я прожила всю жизнь в мировой столице общественного транспорта…

В общем, неважно. Я развернулась и пошла к гаражу. Где-то здесь должен был обретаться велосипед. В доме ведь трое парней, верно? Уж один-то велосипед обязан иметься.

Один я все-таки нашла. Велосипед был, ясное дело, для мальчишек: с дурацкой рамой и очень жестким и узким седлом. Но, кажется, в рабочем состоянии. По крайней мере, шины не спущены.

Дальше я подумала: итак, одетая в черное девчонка едет по улицам на велосипеде за полночь, что ей еще нужно?

Я подозревала, что вряд ли найду какую-нибудь отражающую ленту, поэтому подумала: велосипедный шлем мог бы послужить заменой. На стене гаража висел один такой шлем. Я опустила капюшон ветровки и быстро примерила находку. О да. Стильно и разумно в смысле безопасности, это по мне.

С тем я и покатила по подъездной дорожке. Ну, что вам сказать? Гравий не самая удобная для езды на велосипеде фигня, особенно если катиться под гору. А мне предстояла, как выяснилось, длинная дорога вниз, поскольку смотрящий на залив дом стоял вроде как на склоне холма. Спускаться с горы куда легче, чем взбираться на нее – я ни за что не смогла бы въехать на велосипеде вверх по склону и прекрасно представляла, как буду с трудом тащиться обратно домой, – но вот от спуска аж дух захватывало. Я имею в виду, что холм был такой крутой, дорога так петляла, а ночной воздух был такой холодный, что почти всю дорогу у меня замирало сердце и по щекам струились слезы от ветра. А эти рытвины…

Боже! Как же больно ударяло это дурацкое сиденье, когда я попадала в очередную рытвину.

Но спуск с горы еще не самое худшее. Очутившись у подножия холма, я угодила на перекресток. Это оказалось куда страшнее спуска, потому что там, несмотря на ночное время, ехали машины. Одна из них загудела на меня. Но я же не виновата, что неслась во весь опор, потому что катилась с горы и все такое, а если бы остановилась, то, наверно, перелетела бы через руль. Поэтому я продолжала ехать, по дороге едва избежав столкновения с грузовиком, и вот – одному Богу известно, как это у меня получилось, – я уже въезжала на школьную стоянку.

Ночью миссия выглядит иначе, чем днем. Во-первых, днем парковка всегда забита машинами учителей, учеников и туристов, посещающих церковь. Сейчас же стоянка пустовала, вокруг не было ни единой машины, и стояла такая тишина, что можно было услышать, как далеко-далеко волны набегают на Кармел-Бич.

Другое отличие состояло в том, что, наверное, ради туристов для подсветки некоторых частей здания, в частности купола – он был весь залит огнями – и переднего фасада церкви с огромным арочным проходом, здесь установили прожектора. С задней стороны здания, где я и припарковалась, было очень темно. Что меня вполне устраивало. Я припрятала велосипед за мусорным баком, оставив шлем болтаться на ручке руля, и пробралась к окну. Похоже, миссию построили тыщу лет тому назад, во времена, когда и слыхом не слыхивали о кондиционировании воздуха или центральном отоплении, так что домá возводили с очень толстыми стенами, чтобы сохранить прохладу летом и тепло зимой. Это означало, что все окна в миссии вдавались в стену почти на полметра, а с другой стороны кирпичная кладка еще на полметра уходила в комнату.

Я вскарабкалась на одну из таких оконных ниш и первым делом огляделась, не видит ли меня кто-нибудь. Но вокруг не было ни души, кроме парочки енотов, которые шныряли вокруг мусорного бака в поисках объедков. Тогда, приложив сложенные лодочками ладони по бокам лица, чтобы загородиться от лунного света, я заглянула внутрь.

Это оказался класс мистера Уолдена. В свете луны я видела его почерк на классной доске и большой постер с его любимым поэтом Бобом Диланом[41], висящий на стене.

Секунды хватило, чтобы высадить стекло в одном из окон, окруженных старинными железными рамами, сунуть руку внутрь и отодвинуть задвижку. Самое трудное в этом деле не разбить стекло и даже не пролезть рукой внутрь, минуя осколки. Главное – вытащить руку обратно и при этом, как водится, не порезаться. Я была в своих лучших перчатках в стиле охотников за привидениями[42] – толстых, черных, с резиновыми фиговинами на костяшках, – но прежде я все равно умудрялась порезать рукава и исцарапать руки.

На этот раз обошлось. Плюс ко всему, окно открывалось наружу, а не вверх и распахивалось достаточно, чтобы девушка моей комплекции смогла пролезть внутрь. Временами случалось, что я вламывалась в места, которые на поверку оказывались снабжены сигнализацией, – в результате я как-то совершила неудобную поездку на заднем сиденье машины, принадлежавшей одному из «бравых молодчиков Нью-Йорка»[43]. Слава Богу, миссия еще не обзавелась современной охранной сигнализацией. В общем-то, как оказалось, их система безопасности состояла из запертых дверей и окон да упования на божий промысел.

Что меня уж точно устраивало.

Оказавшись в классе мистера Уолдена, я тут же закрыла за собой окно. Нет смысла привлекать внимание тех, кому приспичит бродить по окрестностям, – если кому-то все-таки приспичит. Маневрировать между столами было легко, поскольку ярко светила луна. И когда я, открыв дверь, вышла в переход, то обнаружила, что и там фонарик мне не нужен. Внутренний двор был залит светом. Судя по всему, миссию из-за туристов закрывали очень поздно, потому что под карнизом перехода прятались большие желтые прожектора, которые были нацелены на всякие представлявшие интерес объекты: высоченную пальму с огромнейшим кустом гибискуса у основания ствола, фонтан, который работал, несмотря на то, что все уже было закрыто, и, разумеется, статую отца Серра. Один луч освещал его бронзовую голову, другой – лица индейских женщин у его ног.

Ужас какой-то. Хорошо, что отец Серра благополучно умер. У меня такое чувство, что эта статуя его совершенно смутила бы.

Переход пустовал, как и двор. Вокруг не было ни души. Я слышала только слабый плеск воды в фонтане и стрекотание сверчков где-то в саду. В действительности, здесь было как-то на удивление спокойно. Я имею в виду, что ни одна из моих прежних школ не действовала на меня так умиротворяюще. По крайней мере, эта школа производила такое впечатление, пока позади меня не раздался требовательный голос:

- Что тыздесь делаешь?

Я мигом обернулась. Это была она. Просто стояла, прислонившись к своему – простите, моему– шкафчику, и пристально глядела на меня, сложив руки на груди. Она была одета в темно-серые слаксы – премиленькие, между прочим, – и в серый кашемировый комплектик-двойку. На шее висело сборное жемчужное ожерелье: наверняка, когда она была жива, слепо обожавшие внучку бабушка и дедушка дарили ей по одной жемчужине на каждые Рождество и день рождения. На ногах ее красовались черные лаковые туфельки. Ее волосы, блестящие в желтом свете прожекторов так же ярко, как и туфли, выглядели гладкими и золотыми. Что ж, она была настоящей красоткой.

Жаль только, что снесла себе башку.

- Хизер, - начала я, снимая капюшон толстовки. – Привет. Извини, что беспокою… – Вежливое начало никогда не помешает. – …Но я, правда, думаю, что нам нужно поговорить. Нам с тобой.

Хизер не пошевелилась. Ладно, это неправда. Она сузила глаза. Они у нее были светлые, серые, я думаю, хотя разобрать было трудно, несмотря на прожектора. Длинные ресницы – накрашенные тушью – искусно подчеркивались обводкой темно-серого цвета.

- Поговорить? – передразнила Хизер. – Ага, разбежалась. Неужто похоже, что я хочу разговаривать с тобой? Я про тебя знаю, Сьюзи.

Я поморщилась. Не смогла удержаться.

- Сьюз, - поправила я.

- Неважно. Я знаю, что ты тут делаешь.

- Вот и хорошо, - сказала я примирительно. – Тогда мне не придется ничего объяснять. Не хочешь ли присесть, пока мы будем разговаривать?

- Разговаривать? С какой стати мне хотеть с тобой разговаривать? Ты что меня за дуру держишь? Боже, ты воображаешь, что ты такая хитрая. Думаешь, что можешь вот так запросто его занять?

Я моргнула:

- Прости, о чем ты?

- Мое место.

Она выпрямилась, отошла от шкафчика и направилась во двор, будто бы собираясь полюбоваться на фонтан.

- Ты новенькая, - заявила она, бросив на меня взгляд через плечо. – Новенькая, которая воображает, что может занять мое место. Ты уже получила мой шкафчик. И собираешься украсть мою лучшую подругу. Я ведь знаю, что Келли позвонила тебе и позвала на свою глупую вечеринку. А сейчас ты прикидываешь, как бы умыкнуть моего парня.

Я подбоченилась:

- Он не твой парень, Хизер, разве не помнишь? Он с тобой порвал. Поэтому ты и мертва. Ты вышибла себе мозги прямо перед его мамой.

Хизер выпучила глаза.

- Заткнись, - сказала она.

- Ты вышибла себе мозги перед его матерью, потому что слишком тупа, чтобы понять, что ни один парень – даже такой, как Брайс Мартинсон, – не стоит того, чтобы умереть. – Я медленно прошла мимо нее на одну из гравийных дорожек между клумбами. Не хотелось признаваться даже самой себе, но мне было немного не по себе стоять под крышей перехода, памятуя о том, что случилось с Брайсом. – Черт, должно быть, ты взбесилась, когда сообразила, что сделала. Убила себя. Да еще так глупо. Из-за какого-то парня.

- Заткнись!

На этот раз она не просто сказала это. Она завизжала да так, что ей пришлось сжать кулаки, закрыть глаза и ссутулить плечи, чтобы получилось как можно громче. Визг вышел такой, что у меня зазвенело в ушах. Но никто не выбежал из домика священника, где в некоторых окнах горел свет. Плачущие горлицы[44], чье воркование я прежде слышала из-под карниза в переходе, не издали ни писка с тех пор, как появилась Хизер, а сверчки прекратили свою ночную серенаду.

Люди не слышат привидений – ну, то есть, большинство людей, – чего нельзя сказать о животных и даже насекомых. Они чутко реагируют на присутствие паранормального. Макс, собака Аккерманов, близко не подходит к моей комнате, и все из-за Джесса.

- Бесполезно так вопить, - попыталась урезонить я Хизер. – Никто тебя не слышит, кроме меня.

- Как хочу, так и кричу, - огрызнулась она. И снова зашлась в визге.

Зевнув, я села на одну из деревянных скамеек у статуи отца Серра. В основании статуи я разглядела мемориальную плиту. В свете прожекторов и луны ее легко можно было прочесть.

«Преподобный отец Хуниперо Серра, - гласила надпись на плите, - 1713-1784. Его праведные пути и самоотречение служили уроком для всех знавших его и принявших его учение».

М-да. Надо будет посмотреть в словаре, что такое самоотречение, когда вернусь домой. Интересно, не синоним ли это самобичевания, которым отец Серра также был славен?

- Ты меня слушаешь? – завизжала Хизер.

Я посмотрела на нее.

- Ты не знаешь, что означает слово «самоотречение»? – спросила я.

Она перестала визжать и уставилась на меня. Потом зашагала вперед с застывшей на лице маской бешеной ярости.

- Послушай меня, сучка, - начала она, остановившись в полуметре от меня. – Я хочу, чтобы ты отсюда убралась, понимаешь? Я хочу, чтобы духу твоего не было в этой школе. Это мойшкафчик. Келли Прескотт – моялучшая подруга. А Брайс Мартинсон – мойпарень! Выметайся, проваливай туда, откуда пришла. Все было просто прекрасно, пока ты тут не появилась…

Пришлось перебить ее:

- Прости, Хизер, но не всебыло просто прекрасно, пока я здесь не появилась. Знаешь, как я это поняла? Потому что ты мертва. Так ведь? Ты мертва. У умерших не бывает никаких шкафчиков, или лучших подруг, или парней. А знаешь, почему? Потому что они мертвы.

У Хизер был такой вид, словно она опять собиралась завизжать, но мне удалось ее отвлечь. Я вежливо и спокойно сказала:

- Так вот, я понимаю, ты ошиблась. Совершила ужасную ошибку, громадную ошибку…

- Не я ошиблась, - решительно заявила Хизер. – Ошибку сделал Брайс. Именно он порвал со мной.

- Ну, вообще-то я говорила не о той ошибке, - заметила я. – А о том, что ты застрелилась, потому что глупый мальчишка порвал с…

- Если ты думаешь, что он такой глупый, - насмешливо сказала Хизер, - тогда чего ж ты собираешься с ним встречаться в субботу? Да-да. Я слышала, как он тебя пригласил. Предатель. Он, наверно, и дня мне не был верен за все время, пока мы встречались.

- О! Ну, просто замечательно, - воскликнула я. – Вот тебе еще один повод укокошить себя из-за него.

На ресницах Хизер повисли слезы, сверкая, словно стразы, которые наклеивают на ногти.

- Я любила его, - прошептала она. – Если я не могла его заполучить, то мне незачем было жить.

- А сейчас ты мертва, - устало продолжила я, - и воображаешь, что ему следует присоединиться к тебе, верно?

- Мне здесь не нравится, - тихо сказала она. – Никто меня не видит. Только ты и о-отец Доминик. Мне так одиноко…

- Ну да. Я понимаю. Но, Хизер, даже если ты умудришься убить Брайса, вряд ли это вызовет у него симпатию к тебе.

- Я могу заставить его полюбить меня, - самонадеянно заявила она. – В конце концов, тут будем только мы с ним. Ему придется меня полюбить.

Я покачала головой:

- Нет, Хизер. Так не получится.

Она уставилась на меня:

- Что ты имеешь в виду?

- Если ты прикончишь Брайса, нет никакой гарантии, что в конечном итоге он окажется здесь, с тобой. Что там случается с людьми после смерти… Ну, я не в курсе, но, думаю, с каждым это происходит по-своему. Если ты убьешь Брайса, он отправится туда, где ему положено быть. В рай, в ад, в его следующую жизнь – точно не знаю. Но уверена: здесь, с тобой, он не останется. Это так не работает.

- Но… - явно пришла в ярость Хизер. – Но это несправедливо!

- В мире полно несправедливости, Хизер. Несправедливо, к примеру, что тебе суждено страдать целую вечность из-за ошибки, совершенной под влиянием момента. Я уверена, что, знай ты, каково быть мертвой, ни за что бы не убила себя. Но, Хизер, необязательно, чтобы все было вот так.

Она уставилась на меня сверху вниз. Сейчас застывшие на ее ресницах слезы напоминали крошечные осколки льда.

- Необязательно?

- Да. Необязательно.

- Ты имеешь в виду… имеешь в виду, что я могу вернуться?

- Можешь, - кивнула я. – Ты можешь начать новую жизнь.

Она фыркнула:

- Как?

- Все, что тебе нужно, – самой решить это сделать, - ответила я.

Ее хорошенькое личико помрачнело.

- Но я уже решила, что хочу именно этого. С тех пор… с тех пор, как это произошло… я лишь хочу вернуть свою жизнь.

Я помотала головой.

- Нет, Хизер, - возразила я. – Ты меня не поняла. Ты никогда не вернешь свою жизнь – свою прежнююжизнь – назад. Но ты можешь начать новую. Все лучше, чем так, чем вечно пребывать здесь наедине с самой собой, в ярости бушуя и вредя людям…

Она завопила:

- Ты сказала, что я могла бы вернуть свою жизнь!

В мгновение ока я поняла, что упустила ее.

- Я не имела в виду твою прежнюю жизнь. Я подразумевала просто жизнь…

Но было слишком поздно. Она взбесилась.

Теперь я понимала, почему родители Брайса отослали его в Антигуа. Я сама не прочь была бы там оказаться – где угодно, лишь бы убраться с дороги этой бешеной девицы.

- Ты мне говорила, - визжала Хизер. – Ты мне говорила, что я могу вернуть свою жизнь! Ты мне врала!

- Хизер, я не обманывала тебя. Я просто имела в виду, что твоя жизнь… ну, твоя жизнь закончилась. Ты сама ее завершила, Хизер. Я знаю, это полный отстой, но, эй, тебе стоило бы подумать об этом…

Она прервала меня каким-то неестественным – ну разумеется! – воем.

- Я тебе не дам, - пронзительно визжала она. – Я не дам тебе забрать мою жизнь!

- Хизер, говорю же тебе, я и не пытаюсь. У меня своя жизнь есть. Твоя мне без надобности…

Поскольку сверчки и птицы молчали, то единственным шумом во дворе было журчание воды в фонтане – в смысле, кроме воплей Хизер. Но шум воды вдруг зазвучал как-то странно. Превратился в какой-то забавный булькающий звук. Я посмотрела в сторону фонтана и увидела, что от воды поднимается пар. Я бы не нашла в этом ничего особенного – было холодно, а вода в фонтане могла быть теплее, чем окружающий воздух, – если бы не заметила, как на поверхности лопнул большой пузырь.

И тут меня осенило. Она заставляет воду кипеть. Вода вскипает от ее ярости.

- Хизер, - обратилась я к ней, оставаясь на скамейке. – Хизер, послушай меня. Успокойся. Мы не можем говорить, когда ты так…

- Ты… сказала… – Глаза Хизер, как я с тревогой заметила, полностью закатились назад. – Я… могла бы… начать… сначала.

Ладно. Настала пора что-то предпринимать. Мне необязательно было ощущать, как скамейка подо мной затряслась так, что я чуть с нее не свалилась. Я знала, что пора вставать.

И я встала, очень быстро. Так быстро, что скамейка не успела меня стукнуть. Так быстро, что я смогла добраться до Хизер прежде, чем она меня заметила, и врезала ей со всей силы правой под подбородок.

Только, к моему изумлению, она, казалось, этого даже не почувствовала. Ее занесло слишком далеко. Бог знает куда. Бей ее, не бей – никакого эффекта, разве что я отбила себе все костяшки. И, разумеется, она взбесилась после этого еще больше, что всегда происходит, когда имеешь дело с опасно возбужденной личностью.

- Ты, - произнесла Хизер низким голосом, не имеющим ничего общего с ее обычным щебетанием чирлидерши, - об этом пожалеешь.

Вода в фонтане вдруг вскипела. Через край начали выплескиваться гигантские волны. Струи, которые обычно били на метр-полтора вверх, вдруг начали выстреливать ввысь на три-четыре метра, рассыпаясь каскадом и падая обратно в кипящий, окруженный паром котел. Птицы, все как одна, вспорхнули с вершин деревьев, их крылья мгновенно заслонили свет луны.

У меня возникло забавное ощущение, что Хизер не шутит. Даже больше того, у меня появилось чувство, что она осуществит свою угрозу. И пальцем не пошевелив.

А потом я получила подтверждение своей догадке, когда голова Хуниперо Серра отделилась от туловища. Именно так. Она просто взяла и отломилась, словно была сделана не из твердой бронзы, а из какой-нибудь сахарной ваты. Хизер оторвала голову совершенно бесшумно. Та на одно мгновение зависла в воздухе, выражение благожелательного сострадания на лице святого отца под тем странным углом, под которым голова была повернута к моему лицу, превратилось в сатанинскую усмешку. Я стояла как вкопанная, уставившись на блики от лучей прожекторов на металлическом шаре, и вдруг увидела, как он опускается все ниже…

И несется ко мне со свистом так быстро, что на ночном небе видны только неясные очертания, словно это какая-то комета или…

Я не успела додумать, что еще напоминает мне эта штуковина, потому что спустя долю секунды что-то тяжелое ударило меня в живот, и я растянулась в грязи, где и осталась лежать, глядя в звездное небо. Оно было такое красивое. Ночь такая темная, а звездочки такие холодные и мерцающие…

- Вставай! - раздался у меня над ухом резкий мужской голос. – Я-то думал, что тебе полагается быть куда ловчее в этих делах!

Буквально в паре сантиметров от моей щеки в грязи что-то взорвалось. Я повернула голову и увидела непристойно ухмыляющуюся мне голову Хуниперо Серра.

А потом Джесс рывком поднял меня на ноги и потянул к переходу.