Мир SMAX. Трилогия (СИ)

Глава 1

Посадку в пункте назначения пассажирский рейсовый гравилёт совершит через три минуты, пора выходить из сладких кибердрём и готовиться к выходу. А сгрудившемуся у стены-иллюминатора хиванскому семейству и просыпаться не надо, почти весь полёт оно простояло на ногах, восхищённо разглядывая то облака, то пейзажи. И трудно сказать, у кого рты были открыты больше — у трёх абсолютно неразличимых клонов-мандаринчиков лет десяти или у взрослой части группы, представленной круглолицым невысоким папашей с причёской «кустик на макушке, а вокруг зеркальная пустыня» и ещё более низкого роста мамашей; голову она прикрывала треугольной шапкой, так что узнать, какие причёски ныне в моде у хиванских матрон, было невозможно.

«Бедняги! Мальчишки им проходу не дадут, экзотика!» — подумал молодой человек, единственный, кроме хиванцев, пассажир второго салона гравилёта. Направление, откуда они летели, популярностью не пользовалось. Для большинства хиванцев билеты на гравилёт стоили целое состояние, а русентийцы почти не посещали хиванские базы.

О том, что посадка произошла, узнать можно было двумя способами — по надписи на большом информационном табло и по превращению вида в иллюминаторах из динамического в стационарный. Проше говоря, посмотреть в иллюминатор и увидеть, что мы больше не движемся. Молодой человек воспользовался первым способом, поднялся из кресла, прихватил ручной кейс и встал на движущуюся дорожку по направлению к выходу. Попутно махнул рукой папе-хиванцу, приглашая проследовать за собой — недотёпа из захолустья не понимал, что теперь делать, и был близок к панике.

База, в аэрокосмическом комплексе которой сел гравилёт, называлась «Аш-7». В официозных документах добавлялось ещё множество высокопарных слов, но даже сами жители базы их не запоминали и не интересовались ими. Много лет назад база принадлежала Человеческому Улью и именовалась длинно и вычурно. Но хиванская цивилизация была разгромлена, и её остатки Русента взяла под своё крыло — часть уцелевших баз была включена в состав русентийской территории, а из остальных было сформировано практически бесправное вассальное государство.

База «Аш-7» была из первых, то есть, из включённых. Ей сохранили хиванское имя, но добавили к нему номер, который вскоре и вытеснил хиванскую часть названия. Быстро растущее население базы составляли, в основном, русентийцы. Отличить от них немногих потомков хиванцев сегодня было нереально, так как они все поголовно прошли через генетические модификации.

Среди десятков стандартных и похожих друг на друга как клоны баз в регионе база «Аш-7» выделялась одной особенностью. Это единственная база, с которой уходили пассажирские рейсы в хиванские поселения. И поэтому у неё имелись пост пограничного контроля и даже таможня, куда и привезла дорожка нашего героя.

Первая формальность при прохождении контроля — торжественная (для неофитов) или будничная (для опытных путешественников) регистрация в Ексе, единой кибернетической системе Русенты. У школьников с их возрастной тягой к пошлостям было популярно сокращение Ексер, но у взрослых подобное святотатство не поощрялось. Сильно не поощрялось.

Регистрируясь в системе, гражданин подтверждал своё возвращение из дальних странствий под крыло глобальной кибернетической мамы, сестры, подруги, помощницы и так далее. Считалось, что Екс за границами Русенты не функционирует. Считалось… А как дело обстояло в действительности, мало кто хотел бы знать.

На молодого человека с контрольного голографического терминала несколько секунд смотрел его объёмный портрет. Худощавый, но не слабосильный, короткие прямые светлые волосы, продолговатое лицо без признаков бороды, но с намёком на будущие усики, прямой нос, зелёные глаза.

Пограничник, по совместительству он же и таможенник, был ровесником путешественника и пока ещё не утратил способности удивляться в открытую.

— Кондратий Каратов, историк, прибыл из…, - далее последовало перечисление всех слов, составлявших название хиванской базы. — Что, у хиванцев есть история?

— История есть у всех, даже у хиванцев, — молодого человека, чьё имя мы только что узнали, вопрос пограничника не смутил.

— И она достойна изучения? И командировки в хиванскую глушь?

— В этом мире всё достойно изучения. А командировки… что же, там есть, чем развлечь себя.

Последние слова Кондратия помогли пограничнику составить цельную картину. Он ухмыльнулся правым уголком рта и что-то отметил на своём терминале. На вопрос о таможенном досмотре офицер только махнул рукой: «Да что вы оттуда могли такого притащить!». Но зато не преминул напомнить о необходимости зайти в центральный пункт полиции, рассказать о поездке и, возможно, ответить на какие-нибудь вопросы.

Отпустив историка, пограничник с явным неудовольствием переключился на хиванскую семью. Дело обещало быть долгим, старший хиванец уже почти ухитрился засунуть свой пластиковый паспорт Человеческого Улья в терминал Екса. Почти, потому что терминал был голографическим, то есть, не материальным.

У выхода из комплекса Кондратий остановил автоматическую капсулу общественного транспорта и без запинки назвал адрес полиции. Историк торопился как можно быстрее покончить с обязательной программой.

В старые времена бал в Русенте правила армия. Умники со злыми языками утверждали, что ещё раньше никакой армии не было, а совсем давно в качестве если не армии, то вооружённых отрядов у первых колонистов планеты выступали люди, основавшие Спартанскую Федерацию. Но мнение умников никого не интересовало, кроме них самих.

Итак, сначала была армия, потом от неё отсоединилась разведка. Две наиболее могущественных организации Русенты насмерть сражались с внешними врагами, а в периоды отсутствия оных также отчаянно грызлись между собой. Обычные граждане армию любили (и по закону, и по велению дущи), разведку деликатно старались не замечать.

А потом случилось страшное — Русента победила.

Уставши мучаться с ненадёжными летательными аппаратами и медлительными морскими судами, русентийские лабораторные гении открыли принцип антигравитации. Новые гибридные машины могли плыть, ездить и летать с минимальными расходами топлива. Невиданные для планеты скорости гравилётов нивелировали главное оружие неприятелей Русенты, а именно, большие расстояния, отделяющие их базы от русентийских границ. Летучие отряды серийных военных гравилётов «А-74» безнаказанно громили поселения противников, и в конце концов догромились. Врагов, представлявших для Русенты сколь либо значимую угрозу, не осталось, и армия с разведкой оказались не у дел.

Свято место пусто не бывает. Граждане глазом не успели моргнуть, как бывшие военные и разведчики плавно перетекли в некогда захудалую, а ныне контролирующую всё и вся полицию. Внутренние враги пропали вслед за внешними, полиция просто обеспечивала закон и порядок. И горе тому, кто помогал полиции в этом благородном деянии спустя рукава!

Центральный пункт полиции занимал самое высокое здание базы «Аш-7». Отдел контроля за территориями вне сферы функционирования Екса оккупировал семнадцатый и двадцать девятый этажи. Не надо спрашивать, почему не подряд, в полиции не любят вопросы и вопрошающих. Историка Кондратия Каратова ожидали на двадцать девятом.

— Ваша бриллиантовая научная работа во благо Русенты достойна всяческого восхищения! Восстанавливать прошлое забытых цивилизаций — что может быть прекраснее? Мы тут тоже в какой-то степени ваши коллеги, роемся в архивах, радуемся редким находкам. Но вы, уважаемый Каратов, дадите нам тысячу кредитов форы.

Льстивое приветствие невысокого и простолицего толстячка не могло обмануть Кондратия. Он знал, что полицейские офицеры обязаны похвалить собеседника в превосходных выражениях, прежде чем переходить к неприятной части разговора.

— Могу я полюбопытствовать, как послужила командировка прогрессу ваших изысканий по истории Человеческого Улья?

— Безусловно можете, офицер. Я специализируюсь по проблематике военного сотрудничества Улья и Федерации…

— Я знаю, — прервал его полицейский и слегка прошёлся по паре недавних публикаций Кондратия. Очень малоизвестных публикаций. Фактически, коротких эссе, доступных только в киберсети одной лаборатории гуманитарного уклона.

— Приятно встретить специалиста, — Каратов церемонно поклонился.

— Меня интересует частный вопрос, связанный с предполагаемыми военными контактами конца лучевого периода, — продолжил историк. — Это эпоха возвращения от лучевых технологий к материальным… Впрочем, зачем это объяснять вам, практически моему коллеге по глубине проникновения в тему?

Толстячок не похвалу не отреагировал, вступительная часть беседы с комплиментами закончилась, шёл деловой разговор.

— Удалось ли вам обнаружить что-либо полезное для ваших исследований?

— Практически ничего, что не было бы известно. Архивы в ужасном состоянии, ювенилизация у хиванцев не распространена, то есть, найти свидетеля современника нереально. Но попалась одна зацепочка.

— Любопытно, — полицейский подался вперёд, почти уткнувшись носом в Кондратия.

— Очень зыбко, в основном, мои домыслы. Я отметил в своём отчёте о командировке… да-да, в этой секции… немного ниже. Увидели?

— Вы планируете проработать зацепку?

— Да. Как только наш разговор закончится, я отправлюсь в Островград.

— Так вперёд, молодой человек! Дерзайте во имя науки! — офицер принял нормальное положение и расслабленно улыбнулся, давая понять, что считает собеседование закрытым.

Едва Кондратий покинул здание, в кабинет к толстяку по-хозяйски молча вошёл другой молодой человек. Точнее, ювенилизированный. Если историку был двадцать один год чистыми, то есть, биологическими, то у нового персонажа за плечами, несмотря на его внешний вид, скрывалась не одна полноценно прожитая жизнь. Отличить прошедших процедуру омолаживания от чистой молодёжи, как правило, было легко — первых выдавали глаза.

Многоразовый юноша слегка прихрамывал, кажется, что у него были проблемы с левым коленом. Случайный свидетель мог бы удивиться этому обстоятельству — уж такие-то недостатки современная медицина устраняет без следа. Толстяк немедленно уступил ему своё место. Гость быстро пробежался глазами по отчёту Кондратия и глухо приказал: «Строчки от… и до… из отчёта удалить».

Толстяк ни при каких условиях не позволил бы себе ослушаться странного посетителя. Запомнить удаляемый фрагмент — это да, это можно, вдруг да пригодится. Но не удалять его — категорически нет, так офицер поступить не мог.

— Выполню, господин Андреев!

Добраться от «Аш-7» до Островграда рейсовыми гравилётами легко, всего одна пересадка. Она же способна испортить всё впечатление от путешествия. Если из «Аш-7» рейсы уходили полупустыми, то вылетавший на Островград гравилёт был набит пассажирами как борода Капитана волосами.

Кондратий поморщился, но всё-таки предпочёл оплатить себе люксовую каюту на одного. Поморщился, потому что цена билета хоть и не пробивала бреши в финансах молодого историка, но кредиты есть кредиты, и тратить их никто не любит.

Направление на Островград было перегружено всегда, а отдых на этой базе занимал почётное место в первой пятёрке заветных мечтаний любого русентийского гражданина. Единственная в Русенте, база располагалась на искусственных платформах в открытом море. На её территории, внутри огромного сооружения обитательного купола, были обустроены морские озёра — вечно спокойные, тёплые, оборудованные зонами для развлечений на любой вкус. Райское наслаждение для жителей суровой планеты!

В аэрокосмическом комплексе Кондратию пришлось снова морщиться, и не единожды. Толпы народа со всей Русенты, очереди к транспортной сети… Короче говоря, пришлось платить и платить, покупая привилегированный проход. «М-да, один полёт в Островград обойдётся мне в десять командировок к хиванцам», — мрачно размышлял историк, удобно устроившись в пассажирской кабине транспортной капсулы типа «Люкс++». Уровень комфорта в капсуле мог поразить воображение даже такого небедного человека, как Каратов. Цена тоже поражала — но другой свободной капсулы, которую не пришлось ожидать более получаса, просто не было.

Небольшой, но уютный особнячок, куда направлялся наш герой, стоял в кварталах для местных на краю Островграда. В цветнике перед входом возилась молодая женщина — точнее, ювенилизированная, или, как их здесь называли, обновлённая. В кресле дремал старик, ещё крепкий, но уже обязанный задумываться, как скопить кредиты на очередное омоложение.

— Он всегда немного тормозит. Я уже снова ягодка, а он всё ещё боровичок, — улыбнулась историку женщина. — Проходите, мы ждали вас.

— Рад познакомиться лично, госпожа… э-э?

— Называйте меня так, как мне привычнее всего — Стерёга. А мой бирюк охотно откликается на фамилию Филимонов.

Лёгкие закуски, прохладительные напитки, свежие фрукты из собственного сада, вежливое предложение остаться до вечера и попробовать рыбы, столь же вежливый отказ со ссылкой на занятость. Всё, теперь можно и поговорить о причине визита.

— Как я вам уже писал, я историк, специализируюсь на хиванцах. Ищу свидетельства их военного сотрудничества со спартанцами в период… м-м-м, скажу по-простому, лет двести назад.

— Один-то точно сотрудничал, — отреагировал Филимонов.

— Да? — неожиданно быстрое подтверждение зацепки, кажется, Кондратия не обрадовало. Наоборот, слова старого разведчика явно создали историку какую-то помеху. Но он решил не сбиваться с составленного заранее плана беседы.

— Очень интересно, и я надеюсь, вы мне подробно расскажете об этом. Ваше свидетельство очень важно. Но у меня по ходу работы возник дополнительный вопрос. Вы ведь были знакомы с братьями Звара?

— Ах, вот оно что, — протянул Филимонов.

Старик не спеша достал покрытую затейливым узором коробочку (редкая вещь! из дерева!), открыл, вытащил сигарету (настоящая бумага! табак!), неторопливо размял её пальцами, подключил нейтрализатор и затянулся. Историк терпеливо ждал.

— Папа, ты куришь? — попыталась разрядить сгущающуюся атмосферу Стерёга. В ответ Филимонов улыбнулся, а вот Кондратий посмотрел на девушку недоумённо. Смысл шутки был понятен только его собеседникам, историк её не знал, не его период.

— Да, можно так считать. Были знакомы. Я был в дальнем выходе под начальством Алекса Звары.

— В Сильфонте? Бывшей дронийской базе?

— Да, и там же встретил мою жену. Будущую жену. Так что, она тоже видела Алекса.

— Видела?

— Разговаривала. И даже нюхала, — вмешалась Стерёга.

— Выход был неудачен. Погибла целая колонна людей.

— Беженцев. Ну да, людей, — поправился Филимонов после того, как супруга ткнула его в бок острым локтем. — Комиссия не нашла в действиях Алекса… Алекса Звары грубых ошибок или умысла, нас не наказали.

— Наградили?

— Не наказали.

— И в этой истории, как мне удалось построить гипотезу, присутствовали спартанцы и хиванцы. Действовавшие совместно?

— Хиванец. Один хиванец. О нём я и хотел вам рассказать. Мы так поняли, что вы за этим и приехали.

— Да-да, конечно, обязательно вас послушаю, но можно ещё один дополнительный вопрос? Алекс Звара вывез из Сильфонта мальчика-беженца Ника, сделал его своим братом, а он оказался шпионом Улья и был разоблачён и казнён.

— Мы слышали об этом, но только слышали. Никто из нас Зваров после выхода не видел. Ужасно, но что поделать? Никто не подумал бы, что восьмилетний мальчик — шпион.

— Хиванцы практиковали засылку детей к противникам, чтобы те вырастали, встраивались в общество и вредили. Но шпионом оказался и сам Алекс, его казнили вместе с его названным братом.

— Да, и об этом мы тоже знаем. Но в чём ваш вопрос-то? Пока вы не спрашиваете, а повторяете известные вещи.

Историк облизнул губы. От чего-то они пересохли, несмотря на обильное питьё. Руки парня слегка дрожали. Чувствовалось, что он подходит к главному.

— Вы не думаете, что это была судебная ошибка?

— Нет, разведка не ошибается. К тому же, как говорилось в материалах дела, раскрытых обществу, братья Звара способствовали тяжёлому поражению на юге, когда погибли десятки кадетов.

— Времена меняются, некоторые дела пересматриваются задним числом, и видно, что разведка не всегда была безгрешна.

— Чушь! — Филимонов был раздражён намёком на халтуру его бывшей организации. — Вредная чушь! Не знаю, зачем это делают. Наверное, взятки, пора полиции заняться этими «разоблачителями», — последнее слово старик произнёс с максимально возможным презрением. — Разведка не ошибается.

— Послушайте, господин Каратов, — вновь вступила в разговор Стерёга. — Вы явно хотите нам что-то сказать, но при этом бродите вокруг да около. Я была дронийкой и беженкой из Сильфонта и могу выбрать для вас другой язык, если обычная вежливость вам не доступна. Короче, чубзик, спикай что надо или проваливай отседа!

Как ни странно, Кондратий после вмешательства Стерёги облегчённо вздохнул. Возможно, он действительно нуждался в добром пинке, чтобы перейти к основному делу.

— Хорошо, поспикаю. Итак, я не клон.

— Ну, поздравляю, наверное… Мы как бы тоже не они…

Смущение Филимонова станет более понятным, если взглянуть на ситуацию с клонами в Русенте в целом. Большую часть населения составляли клоны. Точнее, клоны и их потомки, но последних всё равно причисляли к клонам. Без клонирования, в особенности, без новых, относительно недавно разработанных и внедрённых его механизмов, взрывной рост населения государства стал бы невозможен — а правители Русенты добивались именно его.

Конечно, какая-то небольшая часть русентийцев сохранялась в чистоте биологического процесса человеческого воспроизводства — они сами не были клонами, и среди их предков ни одного клона не имелось. В разговорной речи их иногда называли оригиналами, официальная пропаганда внушала вариант «неклон», или, в порядке исключения, «не клон». Любые попытки оригиналов настаивать на своей исключительности пресекались полицией жесточайшим образом, в умы людей с детства вдалбливался тезис о том, что «клон» и «неклон» не более чем мелкое незначительное различие, менее важное, чем, например, разница в росте или цвет глаз.

Поэтому человек, пролетевший пол-Русенты лишь для того, чтобы тайно признаться другим неклонам в том, что он неклон, выглядел как жертва Капитановой длани. Это в лучшем случае. Филимонов начал сомневаться, а здоров ли психически их странный гость. У Стерёги, как девки боевой, сомнений уже не было, и она приготовилась к заключительной фазе визита, а именно, к выпроваживанию Кондратия за порог — вежливо, если получится.

— Подождите, не спешите, — историк инстинктивно выставил перед собой ладони. — Я не закончил.

— У нас, у историков, — продолжил Кондратий, торопясь высказаться, пока его не вышвырнули вон, — есть профессиональная забава, восстанавливать свою родословную. Кто сделает это глубже и полнее, тот и победил.

Каратов, как следовало из его быстрого рассказа, не избежал участия в подобных соревнованиях. К некоторому своему удовлетворению, он легко вычислил генеалогическое древо примерно до момента внедрения технологий клонирования, и подтвердил для себя, что он не клон. Но потом Капитан дёрнул его зайти в изысканиях дальше в прошлое, что оказалось уже непросто. И всё-таки Кондратий добился результата. И какого!

— Одним из моих предков является Ник Звара.

Как громом поражённые — не те слова, способные описать эффект от заявления Кондратия. Полное молчание продлилось минут десять. Прервала его Стерёга.

— Ты сам понимаешь, что ты сказал? Нику было девять лет, когда его казнили.

— Да, так утверждается в его досье.

— Ты хочешь сказать, что девятилетний пацан…, - далее Стерёга простым языком описала действия, необходимые для появления ребёнка. Опустим её слова для краткости изложения.

— Я хочу сказать, что Ник Звара не был казнён в девять лет. Возможно, он ещё и не был шпионом.

— Скорее всего, ты ошибся, — голос Филимонова снова стал таким же глухим, как две сотни лет назад в Сильфонте.

— Историки не ошибаются. Как и разведка, — а у Кондратия зелёные глаза блестели и сверкали. Если бы историк был терминатором, то он испустил бы молнию, но он им не был.

— Но это может значить, что Алекс…, - голос Стерёги дрожал, по щеке скатилась слезинка.

— Я собираюсь полететь туда, где началась вся эта история — в Сильфонт. Гравилёт арендую, я не бедствую. И я хотел бы предложить вам присоединиться ко мне.

— Так, слушай меня, Каратов! На твоего дедулю или прадедулю или как его там, короче, на твоего Ника нам по большому счёту плевать. А вот Алекс… Он дал нам со Стерёгой новую жизнь, и если есть какой-то шанс отыскать его следы, если вдруг его не казнили вместе с другим мальчишкой… В общем, мы согласны.

— Так, Стерёга? — внезапно спохватился Филимонов. Ведь он в первые за последние полсотни лет принял важное решение по своей инициативе, обычно в этой паре главенствовала супруга.

— Филимонов, если бы ты сказал иначе, то я затолкала тебе твои сигареты в Капитаново…, - нет, положительно, когда Стерёга рубит правду-матку, всем стоящим рядом нужно срочно затыкать уши.

Быстро и деловито договорившись по всем деталям путешествия, Кондратий нетерпеливо распрощался и исчез. Спустя пару часов после его ухода к дому тихо подкатили транспортные капсулы без опознавательных знаков. Выскочившие из них люди с закрытыми лицами профессионально прочесали все строения на участке.

— Никого не обнаружено, господин Андреев, — доложил старший людей в масках хромому человеку, ждавшему результатов в одной из капсул. Тот досадливо щёлкнул пальцами.

У хорошего разведчика хороший нюх на опасность. Филимонов был хорошим разведчиком. Бывших разведчиков не бывает. И Филимонов тоже бывшим не был.

Глава 2

— Шикарная всё-таки вещь, гравилёт.

В словах Стерёги, с уютом устроившейся, поджавши ноги, в кресле жилого отсека, таилась сермяжная правда. Гравилёт был вещью шикарной. А ещё и чрезвычайно полезной для дальних автономных поездок. В идеале цилиндрообразной машине с обточенными основаниями промежуточных посадок не требовалось вообще, она могла оставаться в воздухе, как минимум, месяцы. Не будем забывать и о скорости, прямой полёт из Островграда к останкам Сильфонта занял бы всего пару суток.

Кондратий так и планировал изначально. Теперь он нехотя признавался себе, что без Филимонова его феерический замысел потерпел бы крах, причём фатальный.

Первое, о чём спросил историка экс-разведчик, как только гравилёт поднялся в воздух: «Каким образом мы пересечём границу?». Это важное обстоятельство, ведь Сильфонт, как и вся территория бывшей Дронии, до сих пор оставался незаселённым, Русенту эти земли не интересовали.

Кондратий собирался действовать лихим наскоком. Тупо подлететь к границе, ближайшей к пункту назначения, выбрать местечко подальше от постов и рвануть со всей дури. «Вот именно, что дури», — раскритиковал решение Филимонов.

— Не пройдёт и десяти минут, как нарушителя догонит патрульный гравилёт. И как ты думаешь, что он с нами сделает?

Историк по наивности полагал, что, подобно голосериалам, пограничники потребуют сесть, за чем последует проверка документов, допрос, какие-нибудь нестрашные санкции, после чего можно предпринимать следующую попытку. И так до тех пор, пока не повезёт.

Филимонов молодого товарища расстроил. Гравилётов всех мастей в Русенте штамповали в таких количествах, что особой материальной ценности они в масштабах государства не представляли. Нынешнее поколение пограничников не будет заниматься попытками предотвращения угона, рискуя нарваться на обстрел: «Эти так поступать не будут. Они нас просто собьют».

В плане историка был и ещё один непродуманный момент, а именно, что делать с Ексом? На этот пункт Кондратий предложил Филимонову использовать его профессиональные секретные умения и хакнуть систему. Экс-разведчик аж оторопел: «Парень, ты что, дурак?». Никаких таких секретных умений не существовало, и расставаться с кибернадзором следовало по-хорошему, а не грубо и по-плохому.

Кондратий загрустил было, но Филимонов прикрикнул: «Не распускай нюни!», и взял руководство на себя. Прежде всего, гравилёт перенаправили на одну малоизвестную и недавно основанную пограничную базу на севере. «Заодно и с хвоста собьём», — добавил экс-разведчик. «Кого?» — удивился историк. «Да кого угодно!» — выдал Филимонов универсальный ответ.

На базе после дня отдыха троица прогулялась до местного пункта полиции, где рассказала о своём давнем и искреннем желании отдохнуть на дикой природе, там, где нет ни людей, ни цивилизации, для чего нижайше просит выдать им разрешение на пересечение границы.

Подобные просьбы обычно рассматривались годами, но в этом Капитаном забытом месте туристы появились впервые. Столичный лоск Кондратия, обаятельная улыбка Стерёги, спокойная уверенность Филимонова, к тому же показавшего полицейскому начальнику какой-то документик (ещё пластиковый, не поддававшийся подделкам!)… По смыслу, ко всему богатству следовало бы приложить и небольшое денежное вознаграждение (кто сказал «взятка»?), но Филимонов сразу же пресёк любые намёки Кондратия на мздоимство.

Вместо банальной взятки страждущие приключений туристы выразили готовность обслужиться по высшему разряду — и по самым дорогим тарифам, естественно. А Филимонов долго и дотошно выяснял у полицейских (у каких надо полицейских), где и в каких магазинах они рекомендуют приобрести припасы и прочие расходники. Для отдалённых баз типичная ситуация — если муж в полиции, то жена или иной родственник держат торговую точку. Туда-то наших героев и отправляли рекомендатели, а Кондратий постарался сделать так, чтобы в каждом из посещённых магазинов о залётных визитёрах осталось впечатление как о щедрых клиентах.

Итог бурной деятельности был таков. Три дня — и разрешение на руках.

Скрывшись из зоны покрытия пограничных сенсорных массивов и пролетев для надёжности ещё несколько сот километров, гравилёт развернулся на Сильфонт. Кондратий с Филимоновым дежурили в пилотской кабине по очереди, благо вмешиваться в работу автоматики не требовалось. Стерёга откровенно кайфовала.

К материку, на котором располагалась дронийская территория, наши герои подлетели на значительном удалении от русентийского плацдарма — Каналграда, той самой базы, куда надеялась попасть двести с лишним лет назад колонна беженцев из Сильфонта.

— На берегу выберем местечко и сядем, — безапелляционно заявил Филимонов.

— Зачем? — удивился Кондратий. — До Сильфонта от берега ещё далеко.

— Так надо! — но потом старый разведчик смягчил грубость приказа. — Туристы мы или нет? Шучу. На самом деле, стоит взять небольшую паузу и осмотреться, подумать.

— Во всём, что связано с Алексом и его мальчишкой, много странного. Очертя голову, рваться нежелательно, — поддержала мужа Стерёга.

— Красота-то какая вокруг! — насытившаяся девица откинулась назад. Костёр, уха из свежевыловленной рыбы, лёгкие энергетики. Всё как положено вырвавшимся из оков цивилизации в дикую местность. Надвигалась ночь, на лугу, где расположились трое авантюристов, потрескивали безобидные насекомые, чем-то неуловимо напоминающие земных кузнечиков. Филимонов не шутил, когда поминал туристов; он и в самом деле давно мечтал о такой вылазке — очень давно, последние лет тридцать или даже пятьдесят.

— Кто как думает, почему мы не осваиваем эти земли? — Кондратий был сыт, а также слегка пьян, и его потянуло на трёп. Историк не замечал, что поднятая тема для Стерёги была неприятна.

— Других мест хватает, — Филимонов отвечал рублено, как будто жалел погибшее дронийское государство.

— Но мы же победили здесь всех, кто тут жил. И уничтожили. Нам никто здесь более не смеет угрожать, — по окончанию тирады Кондратий с чувством икнул.

— Не всех, — высказалась, наконец, Стерёга. — Например, я осталась.

— О, мадам, примите мои искренние… Я ни в коей мере не собирался хотеть предположить, что прекрасная девушка может предоставлять… э-э, передоставлять…

— Заткнись, Каратов! Лучше на небо смотри. Скоро закат, — Филимонов был груб, но справедлив. Действительно, закат намного интереснее пьяных бредней.

Кондратий собирался было обидеться, но для гуманитария подобное состояние души являлось труднодостижимым. Пока историк разбирался со своими чувствами, старый разведчик внезапно подскочил и спешно затушил костёр. Стерёга тоже была на ногах.

— Что такое?

— Молчи и беги следом!

Филимонов, Стерёга и враз протрезвевший Кондратий пробежали через луг до опушки леса, где разведчик скомандовал всем залечь. Повторную попытку историка узнать, в чём причина поспешного отступления, Филимонов прервал, приложив палец к губам.

Минуты текли в томительном ожидании, как вдруг разведчик показал рукой на небо. Историк заорал бы от ужаса, если бы Стерёга не зажала ему едва начавший открываться рот. На горизонте над морем показались три… нет, уже четыре тучи, быстро приближавшиеся к берегу.

— Саранча, — прошептал Филимонов. — Лежим тихо, они не должны нас заметить. И помоги нам Капитан!

Саранча, или саранча Хирона, как её называли в скучных монографиях, с земной саранчой не имела ничего общего. Более всего она походила на червяков. Фактически, это были обычные мозгочерви, которые всё ещё непостижимым для людей образом научились летать. Передвигалась саранча большими стаями, если можно так выразиться про множество собравшихся вместе летающих первичноротых. Да, и разумеется, саранча атаковала точно по тому же принципу, что и её ползающие сородичи — ментальный удар, парализующий жертву, затем физический контакт с беспомощным противником и высасывание его мозга.

Второй основной загадкой саранчи считалось время её первого появления на планете. Документально засвидетельствованной была дата 57 лет назад, то есть, относительно недавно. Отсутствие более ранних контактов с саранчой не давало покоя лабораториям Русенты. Историки копались в архивах, биологи руководствовались гипотезой об естественном отборе — некоторые из наземных червей умели прыгать, причём их прыжки напоминали пусть низкий и недалёкий, но полёт. Предположим, что такие черви-летуны собирались в кучи, размножались, передавая потомству свои умения, и в конце концов преобразились в саранчу. Сильно натянуто, конечно, но другой гипотезы у биологов для остальных людей не было.

Тучи были уже у береговой линии, где притормозили и ненадолго зависли. Разделившись попарно, тучи медленно двинулись вдоль берега, отдаляясь друг от друга. Со стороны могло показаться, что саранча патрулирует территорию. Конечно, только показаться, ведь саранча неразумна.

— Гравилёт почему? — шептать Кондратию было не слишком удобно, потому что Стерёга прикрывала ему рот ладонью, а Филимонов плотно прижимал рукой его туловище к земле. Кстати, для старика у бывшего разведчика оказалось немало силы, и Кондратий, испытывая дискомфорт от давления на спину, переименовал для себя товарища в «могучего старца».

— Не успели. Полчаса готовить, — к вылету готовить, конечно. Филимонов тоже сейчас не следил за полнотой речи.

— Тебя оружие?

— Не поможет.

Тучи, тем временем, разошлись на приличное расстояние. Коли повезёт, то они скоро исчезнут из виду. Гравилёт был неплохо замаскирован и укрыт вдали от берега, пока у саранчи не было шансов его обнаружить. Да и если обнаружат, машине саранча ничего не сделает, лишь бы она не додумалась поискать пилотов.

Внезапно та парочка, что улетала к югу, резко развернулась, ускорилась и рванулась к кострищу. На глаз Кондратию измерить точно было трудно, но ускорение в два или три планетарных «же» саранча смогла набрать практически мгновенно. На необычайную манёвренность нового воздушного противника постоянно жаловались сталкивавшиеся с ним в бою русентийские пилоты.

Над кострищем тучи зависли. Потом, казалось, повернули голову к лесу (если у тучи есть голова) и медленно, и от того ещё более страшно, двинулись к людям.

— Бежим! — захрипел Кондратий.

— Лежать! Отловят, — Филимонов имел в виду, что соревноваться в беге с саранчой бесполезно, а прятаться между деревьями бессмысленно. Нагонят, опустятся ниже и съедят. Нет, только лежать и не двигаться и постараться не испускать флюиды страха. Саранча бывала подслеповатой.

Обе тучи бок о бок подплыли по воздуху к опушке. Двигались не торопясь, как будто сомневаясь. У левой тучи сформировалось псевдощупальце из червей, вытянулось, изгибаясь, между деревьями. Прошла минута, в течение которой Кондратий трижды попрощался с жизнью. Потом так же внезапно, как заинтересовались кострищем и лесом, тучи резко рванули на юг.

Тишину нарушил Филимонов.

— Пописать не хочешь?

— Я покакал.

— Это я чувствую. Так я спрашиваю — пописать не хочешь?

Кондратий злобно-затравленно посмотрел на могучего старца, соизволившего, наконец, убрать руку со спины историка, развивать неприятную тему не стал и задал более насущный вопрос.

— Что это было и почему они ушли?

— Это были четыре облака саранчи. Ушли, потому что получилось.

— Капитанова грудь! Что получилось?!

Филимонов в свою очередь сменил тему: «Выжидаем пять минут, и к гравилёту. Готовим к подъёму и по возможности сразу уходим». Предлагать Кондратию поменять штаны разведчик не рискнул, но выразительно посмотрел на историка.

Гравилёт был в воздухе, историк переодет и умыт. От недавней расслабленности у экипажа не осталось и следа, все трое с опаской уставились на экраны сенсоров. Арендованная летательная машина числилась по гражданскому классу и была очень слабо вооружена; встреть они сейчас саранчу, спасение было бы в одном лишь бегстве, причём заблаговременном.

И всё же внутри гравилёта путешественники находились в относительной безопасности. Кондратий счёл момент подходящим для продолжения разговора.

— Моя милая Стерёга, странно это, странно это… Мы прилетели за тридевять земель в необитаемую местность, сделали короткую остановку и наткнулись на саранчу. Бьюсь об заклад, 99 % полицейских саранчу вживую никогда не видели. А нам вдруг подфартило. Странно.

— Парень, — поддержал беседу о странном Филимонов. — Сейчас я скажу тебе ещё одну странную вещь. Саранча появляется там, где бывают люди.

— А это значит…

— …что местность эта не такая уж и необитаемая.

Обдумывая новую информацию, историк замолчал. Потом спохватился и задал вопрос, мучавший его с того момента, когда тучи оставили их в покое (честнее было бы сказать, что с того момента, когда переодел штаны, но Кондратий всеми силами старался забыть о конфузе).

— Ещё остановки будут?

— Да, — к его удивлению, ответила Стерёга. — В кратере Гарланда.

Скоростные десантные гравилёты высаживались на берегу один из одним, из них выскакивали люди с закрытыми лицами и профессионально прочёсывали местность. Старший людей в масках постоял в задумчивости у кострища, выслушал доклады и забрался в транспортный люк одного из гравилётов, внешне не отличавшегося от соседних.

— Были здесь и улетели. Живые, господин Андреев.

Хромой молодой человек щёлкнул пальцами. На сей раз, кажется, с чувством глубокого удовлетворения.

Четыре облака саранчи появились на горизонте внезапно и ускорились в направлении людей. Два гравилёта прикрытия дали по два залпа каждый из волновых орудий. Три или четыре уцелевших воздушных червя вызвали у людей в масках небольшой ажиотаж, они посоревновались в том, кто быстрее собьёт их из личного оружия.

— Куда проложить курс, господин Андреев?

— К кратеру Гарланда.

Глава 3

Всё недовольство Кондратия ненужной и опасной, на его взгляд остановкой у кратера, испарилось, когда он увидел открывшуюся перед ним картину. Но прежде чем описывать события далее, стоит вернуться ещё к одному разговору, состоявшемуся на борту гравилёта после успешного бегства от места нежданной встречи с саранчой.

Со свойственной историкам бесцеремонностью Кондратий затронул область, влезать в которую в Русенте считалось верхом неприличия.

— Господа, как вы поняли, я богат. Даже не «не бедствую», а богат.

— Это мы заметили, — проворчал Филимонов. — Историкам, видать, хорошо платят, а?

— Не стану скрывать, государство обеспечивает нас щедрой рукой.

— И не только государство, а? Признавайся уж, раз начал.

— Да, очень много обращений от граждан. Частного порядка обращений. Всех интересует, кто и кем были их предки. И за эту работу они охотно расстаются с кредитами.

— Особенно если ты нарисуешь им биографию получше? А, историк?

— Не биографию. Теми, кто меняет по заказу биографию, занимается полиция. А я восстанавливаю людям родословную. Но ты прав. Если родословная оказывается получше, то кредитов за неё я получаю побольше

— И тебе не стыдно?

— Вот уж точно за что я не стыжусь! Считаю повальное увлечение генеалогией редкостной блажью. Чем дороже мы будем брать с клиентов, тем быстрее общество этой блажью переболеет.

— И найдёт себе новую блажь.

— Но мы уже не будем к ней никакого отношения.

Филимонов внимательно посмотрел на Кондратия, крякнул, а потом резко потребовал: «Так, парень, а теперь говори, что на самом деле хотел».

— Я хотел сказать, что и у меня, и у всех… почти всех моих предков до Ника Звары исключительно имелась хорошо оплачиваемая работа, а иногда и положение в обществе. Немного странно для наследников предателя, не находите?

— Согласен, странно.

— Теперь о вас. Как я понимаю, вы тоже никогда не страдали от дефицита кредитов после возвращения из Сильфонта? И успели оплатить едва только появившуюся на практике и очень, очень, очень дорогостоящую в то время операцию ювенилизации — причём сразу две операции, себе и вашей супруге?

— Трудись, и труд твой будет вознаграждён сторицей. Мы трудились.

— После не слишком удачного завершения перехода из Сильфонта? И на фоне вашего знакомства сразу с двумя хиванскими шпионами? Сами верите в своё объяснение?

— Нет, не верю.

Кондратий посмотрел на собеседника победно и нанёс финальный удар.

— Я изучил все документы, связанные с трагедией под Югопортом, после которой братьев обвинили в шпионаже. Материалы дела, доказательства — всё это недоступно. Но мне попались данные о том, как мальчики жили почти целый год на базе. Не буду тянуть — если вкратце, то для двух безродных пацанов они просто купались в роскоши.

— То есть, кто-то или что-то заботилось о нас, выживших фигурантов сильфонтского перехода… Ладно, будем надеяться, что на старой дронийской базе мы найдём ответы на все вопросы. Или нас сожрут черви, что более вероятно, — Филимонов постановил завершить дискуссию, в которой едва ли не каждое новое предложение запутывало дело всё больше и больше.

Гравилёт сел на некотором удалении от кратера. Укрытие, маскировка, и трое героев своим ходом пошли к месту, памятному для двоих из них.

К востоку от кратера в густых зарослях травы кучно стояли допотопные транспортные роверы. Кондратий тихо определил их как «почти первопоселенческие», Стерёга также тихо подтвердила: «Да, говорят, что их копировали с привезённых чертежей». Привезённых с Земли — но на планете название «Земля» давно не употребляли.

Историк подошёл к одной из машин, измерил фон — лёгкое превышение за счёт долгоживущих, ерунда. Дёрнулся было к шлюзу, но девушка мягко остановила его: «Там мёртвые… внутри». Никому из спартанцев и в голову не пришло позаботиться о телах убитых беженцев, и роверы превратились для них в братские могилы.

— Как думаешь, они на ходу?

— Вряд ли, — Филимонов разочаровал историка. — Механизмы без обслуживания столько не живут.

Ближе всех к восточному валу кратера стояли два уткнувшихся друг в друга ровера.

— В последнем был толстяк… Не помню, как его звали. Но он устроил бучу, орал, что мы спартанцы. Меня они взяли в заложники, и Алекс, чтобы спасти меня, согласился их отпустить. А спартанцы их взяли и убили. Даже разговаривать не стали, — давние события проносились перед Стерёгой как будто вчерашние.

Вразброс от транспортников стояли роверы другого типа — боевые, по-спартански грубые. Если машины беженцев внешне выглядели неповреждёнными или почти неповреждёнными, то в роверах их убийц то тут, то там виднелись небольшие пробоины.

Кондратий начал было подсчитывать спартанские машины, но Филимонов его прервал:

— Не трудись, одиннадцать.

— Экипаж одного, самого первого, уничтожил я. Думаю, что вот он, — продолжил рассказ старый разведчик. — А остальные десять, включая тот, что разломан пополам, заслуга Зеркальцева. Нашего товарища по выходу. Ты читал что-нибудь про наш бой?

— Немного. Знаю, что вас было трое, и один из вас погиб. Его звали Зеркальцев?

— Да.

— Он один справился с десятью роверами? Но ведь это же подвиг!

— Смертельный подвиг. Мы все за ним выходили, — запнувшись, добавил: — Десятый он взорвал после смерти.

— Как?

— Самоликвидация оружия.

Кондратий умолк, не понимая, что сказать.

— От Зеркальцева ничего не осталось, не похоронишь. А рядом с той ямой лежит человек… останки человека, помогшего нам бежать. Её звали Нелюдима, — махнула рукой в сторону Стерёга.

— Может, её закопать?

— Нет, историк, пусть всё здесь останется как есть.

В полной тишине троица подошла к валу и начала спуск вниз по естественной тропе.

— Ну надо же! Ничего не изменилось, всё как тогда, — прокомментировал Филимонов, первым ступив с тропы на дно кратера. — Посмотри прямо. Обломки видишь? Это наш спидер, его мы самоуничтожили по таймеру. Сразу при отходе из кратера взрывать не стали, чтобы не всполошить спартанцев.

Кондратий глядел во все глаза. Легендарный спидер с бронёй из шёлкосплава! Пусть и разваленный на куски, но по-прежнему невероятно ценный для науки. Все его собратья полторы сотни лет назад были утилизированы в ходе очередного перевооружения Русенты.

— А это видишь?

— Что это за Капитанова палка?

— Это? Это не палка. Это резак. Лазерный. Тоже скопированный с привезённых. Рядом должен быть… Давай в траве поищем. Ага, есть! — и Филимонов показал Кондратию рассыпавшийся скелет в какой-то драной и замызганной одежонке. У скелета не было головы.

— Один из спартанских шпионов. Алекс его приговорил, а я казнил.

— Слушай, а знаешь что, историк? — разведчик подошёл к Кондратию вплотную и почти шептал в ухо. — Даже резак, и тот лежит на своём месте, где мы его бросили. Ты осознаёшь, что это означает?

— Что? — от обилия новых впечатлений Кондратий растерялся и как будто поглупел.

— Это означает, что людей в кратере и рядом с ним с времён нашего боя не было.

— А это хорошо или плохо?

— Не знаю. Хорошо, наверно. Или плохо. Кто-то ведь должен растолковать нам все странности. А кто это сделает, если мы никого не найдём?

Разведчик и историк уставились друг на друга, поражённые глубокомысленным выводом первого. Сзади раздались тонкие всхлипы. Стерёга, присев на корточки, плакала почти беззвучно, затем, как прорвало, заревела в голос, по-бабьи.

— Алекс нас вытащил из этого Капитанова дерьма. Он спас, вывел нас в Русенту. И потащил с собой этого Ника. Ты! Ты понял, нет? Из-за твоего Капитанова защеканца Алекса убили! Я ненавижу Капитанова мальчишку! И тебя ненавижу! — слова закончились, остался только долгий рвущий душу плач.

— Ей досталось тогда. И вспоминать всё заново… Не обижайся на Стерёгу, пожалуйста, — разведчик подбодрил Кондратия и, кажется, извинился за гневную тираду жены.

Девушка внезапно унялась, вытерла слёзы и другим, спокойным голосом сказала:

— Простите меня, я дура. Я не могу так думать о Нике. Если бы не он, мы погибли бы ещё в Сильфонте. Он спас нас всех при нападении червей, успел поднять тревогу, пока мы были в отключке. Примчались наши защитнички, — кивок в сторону Филимонова, — и пожгли тварюшек.

— Погодите-ка, погодите! — оживился Кондратий. — Вы были в отключке, а Ник поднял тревогу и вызвал на помощь подготовленных бойцов?

— Ну да, так и было.

— Но это же означает, что Ник был способен противостоять ментальным атакам червей!

Новое открытие, новую странность компаньоны встретили по-разному. Кондратий был ошеломлён. Безродный мальчишка с Капитаном забытой базы, не проходя никакого специализированного обучения (а где бы он его мог пройти?), получил от природы (или от того же Капитана) бесценный дар, способность сопротивляться мерзейшим созданиям планеты! Но как это возможно? Капитана ради, как?

На лице Стерёги застыло смешанное выражение. Так бывает с человеком, воспринимавшим нечто как само собой разумеющееся, но вдруг над ним задумывавшимся. Возможно, такое же выражение могли увидеть у героя одной из старых, ещё до первопоселенцев, комедий, удивлённого тем, что всю жизнь говорил прозой.

Лишь Филимонов был спокоен. Естественно, он об этом свойстве Ника знал, причём знал с самого первого боя.

— Алекс по этой причине забрал с собой моего предка?

— Нет. По этой причине мы не прогнали Ника, когда он увязался за нами. К себе в спидер мы посадили мальчишку, потому что он назвался фамилией Алекса.

— Оба-на! — от переизбытка тайн историк отбросил столичную культуру и перешёл на простецкие выражения фронтира.

Люди возвращались к гравилёту, каждый в своих мыслях.

— С червями там была ещё одна история, — первым заговорил разведчик. — Вместе со спартанцами был один хиванец…

— Да, я помню, вы сказали, что один хиванец сотрудничал со спартанцами.

— Угу, вот именно. И он натравливал на нас червей.

— Натравливал?!

— Да, он умел ими командовать. Называл это «петь с червями».

— Послушайте, уважаемый Филимонов, есть вещи, в которые я просто не могу поверить. Улей так и не смог до своего разгрома освоить биотехнологии ментального плана. Приручённых червей использовали только на севере, это фракции…

— Да в курсе я, в курсе, — досадливо скривился старик. — Но это есть факт, уважаемый Каратов. Человек, выглядевший как хиванец, разговаривавший как хиванец, представлявшийся как хиванец и бывший хиванцем, умел управлять червями и организовал с помощью своего умения несколько атак на нашу колонну. В конце концов он проиграл Алексу и мы остались живы. Старший Звара от рождения обладал высоким набором ментальных характеристик, и уступить ему было незазорно. Но сказанное про хиванца это не отменяет.

— Знаете что, Филимонов, — отдышавшись после подъёма на восточный вал, предложил историк. — Я напишу статью… нет, монографию о вашем выходе и о бое в кратере. Вся Русента должна узнать о том, что здесь произошло.

— Парень, дела разведки в наши дни не в чести. Полиции не понравится, если ты похвалишь нас.

— Плевал я на полицию! — на самом деле, Кондратий выразился жёстче, по-фронтирному. Но пусть будет «плевал».

— А в тебе что-то есть, парень, — разведчик внимательно оглядел историка с ног до головы, как будто заново его оценивая. — Хорошо, пусть будет по-твоему, мы со Стерёгой поможем, чем сможем… Что это? — резкая смена тона заставила спутников вздрогнуть.

На тропинке при сходе с вала — так, что не заметить его было невозможно — лежал карманный прибор для голозаписей. Проще говоря, миниатюрная внешняя память; на Земле её назвали бы записной книжкой, а в русентийской разговорной речи — памяткой. Обычный прибор, ничем не выделяющийся. Русентийский. Современный.

— Тихо! Я первый! — в Филимонове проснулись навыки, намертво привитые ему два с лишним столетия назад. Бывший разведчик окончательно превратился в разведчика настоящего. Осмотр местности — визуально и никогда не виданным Кондратием загадочным приборчиком, невесть как очутившимся в руках старика. Да старика ли? Бойца, прикрывавшего историка и девушку от ещё невскрывшихся опасностей, язык больше не поворачивался называть стариком и даже могучим старцем.

— Фон естественный, взрывчатых, токсичных, прочих опасных веществ не обнаружено. Самая обычная памятка. Пожалуй, можно её поднять.

— Откуда взялась-то? Мы никого не видели, — вопросы Стерёги были исключительно практичными.

— Тема хорошая, но разбираться некогда. Её оставили для нас. Мы её заберём и быстро улетим отсюда. С содержимым ознакомимся в воздухе.

— А если там этот… как его?… следящий прибор, ма-я-чок?

— Парень, не глупи! И не учи учёного, — ну конечно же, Филимонов проверил находку и на присутствие жучков. Не обнаружены.

Разведчик осторожно поднял памятку на вытянутые руки и скорым шагом поспешил к гравилёту. Стерёга с Кондратием еле за ним успевали.

Следующим пунктом назначения являлся Сильфонт, но подстраховки ради летательная машина двинулась к нему по дуге. Заодно у путешественников образовалось дополнительное время для внимательного изучения записей в памятке.

Точнее, записи. Она была там одна. Текст и его озвучка нейтральным голосом встроенного в памятку программного обеспечения. Озвучку прокрутили трижды. Текст каждый прочитал столько раз, сколько смог.

— Значит, не тридцать кадетов и три офицера, а двадцать девять и два? — пробормотал Филимонов.

— Точные данные о потерях в трагедии под Югопортом никогда не назывались, только «десятки погибших». Кажется, вы знаете об этом бое больше, чем остальные?

— Не все остальные, но многие. Интересовался, — разведчик не стал растолковывать Кондратию, что бы это могло значить.

Важно было другое. В сражении с беливерами и спартанцами, вероломно и при содействии хиванских шпионов братьев Звара напавшими на почти безоружных кадетов, защищавших неустановленное количество мирных жителей, выжило два военнослужащих Русенты — один капитан и один кадет. Показания кадета по фамилии Андреев были записаны на подброшенной памятке.

— Скажите, Филимонов, вам ничего не видится странным в этом… произведении? — последнее слово Кондратий произнёс с нескрываемым отвращением.

— Да тут вообще всё вокруг странное. А писулька эта… В первой жизни я бы сказал, что автор сильно перебрал напитков дурманящего класса.

Поверить в показания Андреева смог бы только полный клинический идиот, абсолютно наивный юноша, просидевший всё детство и отрочество, ни разу не выйдя на улицу — или злонамеренный человек, задавшийся целью погубить жертвы оговора.

По показаниям выжившего кадета (кстати, а как у него получилось спастись в развернувшейся бойне?), двое мальчиков 11 и 9 лет действовали как картонные злодеи. Пока кадеты и офицеры героически противостояли тысячам врагов, братья срывали буквально все до единого планы обороны, выводили из строя оружие, самолично убивали со спины доверчивых защитников и, демонически хохоча, раскрывали для неприятеля ворота. Их зловещую роль никто из русентийцев так и не смог понять до самого конца, и только последние двое военных спасли свои жизни для того, чтобы подлые шпионы оказались разоблачены.

Подлые шпионы, кстати, вернулись в Югопорт, уверенные в отсутствии свидетелей своих преступлений. Как же они ошибались! Кадет Андреев и некий капитан, чьё имя в показаниях отсутствовало, помогли справедливости восторжествовать.

— Бред, полный бред! Филимонов, теперь вы верите в то, что у разведки бывали судебные ошибки?

— Каратов, а ты помнишь, что ты потомок Ника?

— То есть, вы думаете, что все эти показания были зачем-то сфабрикованы, для какой-то цели, а на самом деле Ника и, возможно, Алекса не казнили?

— Так делалось. Иногда.

— А в каких случаях разведка шла на подобное?

— Редко, редко это делалось. Если нужна была игра со шпионами противников. Или…

— Или что?

— Или если начиналась какая-то грызня в наших верхних элитках, в которой разведка оказывалась замешана.

— Капитанова благодать! Только этого нам не хватало! — историк с чувством сплюнул. Нет, не на пол, настолько забыть культурные обычаи столицы он ещё не успел. В мини-ресайклер. Но сам поступок свидетельствовал, что Каратов реально озабочен услышанным.

Десантные гравилёты стояли на земле на приличном удалении от восточного вала кратера. Старший людей в масках уверенным шагом приблизился на дистанцию два метра от мирно прогуливающегося человека.

— Они взяли памятку и улетели в Сильфонт. Кружным путём, господин Андреев.

— Очень хорошо! Просто здорово! — хромой молодой человек щёлкнул пальцами. Он был счастлив. И даже, против обыкновения, уделил собеседнику лишнюю минуту.

— Один из них историк. Я тоже увлекался историей… в некотором роде. Если он хороший историк, он должен понять, что это означает.

Андреев повернулся в сторону далёких и невидимых развалин Сильфонта и в полную силу прокричал:

— Иду на Вы!

Глава 4

Развалины — слишком громкий термин для того, во что превратился Сильфонт. Бывшую сначала дронийскую, а потом спартанскую и подчужачную базу более двухсот лет назад ободрали и разобрали до голой земли. Наиболее ценные материалы и вещи увезли в Русенту в качестве трофея поставившие крест на судьбе Сильфонта русентийские десантники. Остатки забрали с собой беженцы; некоторая часть из этих никому не нужных в наши дни обломков по-прежнему лежит упакованной в транспортниках, погибших у кратера Гарланда.

В самом же Сильфонте не осталось никого и ничего.

— А нет, что-то ещё есть! Видишь? — обрадовалась Стерёга.

— Что это? — с удивлением спросил Кондратий. По его мнению, находка более всего походила на брак в работе коммунального ресайклера.

— Панель из стенки ангара. Будем считать, что ангар находился здесь. Думаю, что про панель забыли при эвакуации, продать в лагере её было можно.

Взяв предполагаемое местонахождение ангара за ориентир, троица быстро восстановила генплан уничтоженной базы. Стерёга вспоминала: «А вот здесь было такое-то строение», Филимонов изредка поправлял, на память разведчик не жаловался, Кондратий лихорадочно заносил данные в личную памятку.

— Хорошая монография получится, историк, а? — в отличие от событий в кратере, в Сильфонте у экс-беженки настроение было хорошее и слегка игривое. Девушка вспоминала свою первую, настоящую молодость.

— Вы… ты знаешь, да — хорошая. Благодаря вам, конечно. По концу лучевого периода осталось не так много живых свидетелей, — не подумав, сморозил Кондратий. Но даже непрямое напоминание о судьбе братьев Звара не испортило Стерёге настроение. Не испортило — но всё же слегка подпортило. За языком необходимо следить, пусть ты и бесцеремонный историк.

— Ну вот, теперь мы достоверно знаем, что было построено на месте каждого из этих кустов. И как это продвинуло нас к решению наших проблем? — Кондратий выделил слово «наших» и посмотрел на Филимонова, как будто старый разведчик обязан был вынуть из рукава памятку с ответами.

Разведчик не спеша выкурил антикварную сигарету: «Ух ты, дымом пахнет! Сколько же я мечтал покурить на свежем воздухе без нейтрализаторов!». Потом встал и буднично спросил жену:

— Мальчонки-искатели, где они обычно обретались?

— Дай-ка подумать. Взрослые любили ходить туда, туда и туда. Пацанва — этих взрослые гоняли, и они шарились по кустарникам, которые к западу от базы. А почему ты интересуешься?

— Давайте исходить из того, что Ник обнаружил нечто в своих вылазках — нечто, что превратило его в странного. Находка должна быть достаточно далеко от базы, иначе на неё наткнулись бы раньше. Также она должна быть в местах, не посещавшихся старателями. Беда в том, что мест таких получается до Капитанова плеча.

— Не переживай, Филимонов! Нам нужно туда, — Стерёга уверенно показала на юго-юго-восток, а потом с наслаждением от полученного ответа на сложную загадку объяснила:

— Все нехоженные места слишком близки к фунгусу, мы в него не лезли без нужды. Это единственное отличающееся направление. При чужаках там было поле, за ним луг, редкий кустарник, бестолковые холмы.

— Бестолковые?

— Да, ходить в них было без толку. Холмы на приличном удалении от базы, за ними — фунгус. Пацан явно нашёл что-то в холмах, только такой дур…, - Стерёга поперхнулась, — такой мальчишка как Ник, мог попереться в бестолковые земли.

— Бестолковые или нет, но их наверняка тщательно обыскивали при основании базы, — подключился к разговору Кондратий.

— А ведь он мог пройти и через фунгус, — задумчиво сказал Филимонов. Все замолчали, размышляя над новым вариантом.

— Ладно, решено, — на правах старшего подвёл итог мозгового штурма разведчик. Да-да, старшего, в этих диких краях он бесцеремонно отобрал у Стерёги неформальную должность главы семьи и, соответственно, самоназначил себя командиром группы. — Идём в направлении бестолковых холмов, проходим их и углубляемся в фунгус.

— А… э-э… а как же азот? — Кондратий по-настоящему испугался, в который уже раз за всю авантюру.

— Парень, ты дурень, — привычно, в который уже раз успокоил его Филимонов. — Защитное снаряжение есть в гравилёте. Я позаботился, — ответил разведчик на немой вопрос историка. — Отсыпаемся и выступаем завтра на рассвете.

Приказать выспаться можно, выполнить приказ сложнее. Особенно сейчас, барахтаясь под грузом свалившихся таинственных секретов и секретных тайн. В пограничном между сном и бодрствованием состоянии человека нередко посещают ценные мысли. Пришли в гости они и к Кондратию.

— Скажи, Стерёга, кем были родители Ника?

— Ты спросил! Не помню. Сиротой он был. Отец с матерью должны были бы быть, но кто? Ников много бегало, а меня парни постарше интересовали.

— Такое распространённое у вас имя Ник?

— Нет, историк, — улыбнулась девушка. — Никами мы звали мелких, не выросших до прозвища.

— Мать погибла примерно за год до падения Сильфонта, отца он никогда не видел и не помнил, — сумевший задремать Филимонов не выдержал и проснулся. — Он сам рассказывал, пока мы добирались до кратера, — уточнил разведчик, видя, что ему не сразу поверили.

— Стерёга, а могло быть такое, что мой предок не родился на вашей базе? Например, что он приблудился, прибился к ней?

— Откуда прибился? От базы до базы взрослый пешком не дошёл бы. Но есть момент, историк. Чужаки иногда привозили в Сильфонт людей, а иногда увозили. Редко, один-два раза в год такое случалось. Взрослым со старожилами сразу не смешаться, а вот дети… Кто их считал в те времена?

— М-да, — протянул Кондратий. — Задача усложняется и усложняется. Перерывать развалины всех баз Дронии?

— Раз всё усложнилось, тогда пора на боковую, — рассудительно резюмировал Филимонов. — И поспать до Капитанова утра. Всё, отбой!

Бесполезные холмы точно соответствовали своему названию. Чахлые деревца, немного кустиков и травки, каменистая почва, никаких пещерок или прочих укрытий. Ничего не вырастишь и ничего полезного не добудешь. Даже редкие птицы брезговали этой бросовой местностью. Пока существовала база, на холмах стояли сенсоры, но русентийские десантники присовокупили их к трофеям. Ничего, кроме соплей от постоянно дувшего холодного ветерка на вершинах холмов маленький Ник здесь не нашёл бы.

Иного варианта не оставалось, и трое русентийцев, облачившись в защитное снаряжение, вступили на фунгусовые поля. Сначала осторожно, потом осмелев. Филимонов предупредил товарищей держаться всем вместе на дистанции не далее вытянутой руки: «Иначе будет трудно защитить вас от ментального удара». Под ноги смотрели, старались по возможности идти след в след — черви не пробивали современную защиту, но проверять, наступив на случайно подвернувшийся экземпляр, не хотелось.

Фунгусовое поле на планете начинается со мха. Тёмно-розовый, похожий на обычный мох, который без больших успехов пытались культивировать северные фракции людей. Червя на мху легко обнаружить заблаговременно, и опасны моховые предполья, в основном, повышенной концентрацией азота в воздухе. Бывало, что сильные ветра сдували скопившийся над мхом азот в сторону, и тогда по нему можно было прогуляться без маски. Точнее, промчаться без задержки — стихнут порывы ветра на пару минут, и выделяющийся из фунгуса азот убьёт копушу. Экстремалы из золотой молодёжи и полицейские-пограничники платили мху по десятку жизней каждый год — первые по дурости, вторые на учениях.

Мох сменяют кусты и деревья. Тёмно-розовый, иногда красный лес — жуткое место для столичной штучки. Кондратий видел его только в голосериалах. «Теперь он увидел его наяву», — продолжил бы сторонний зритель. Нет, не увидел. Сложно что-то рассматривать, если идёшь, дрожа от страха и уткнувшись лицом в затылок Филимонова. Разведчик понимал, каково сейчас молодому историку, и не возражал против подобного способа передвижения в группе — хотя, что скрывать, если бы уткнулась Стерёга, разведчику было бы намного приятнее.

Куда двигалась группа? Достигнув фунгуса, группа продолжила движение в прежнем направлении. Филимонов объяснил сделанный выбор просто: «А чем оно хуже других?». Возражений не было. Сталкиваясь с всё большим и большим числом странностей, троица путешественников негласно постановила поступать по первому наитию — возможно потому, что первой в головы приходила неслучайная мысль.

Что до странностей, то наибольшей из них на данный момент могло показаться нежелание людей упоминать находку у кратера — точнее, её происхождение и кто её мог подложить? В действительности, каждый из троих нашёл для себя ответ, но не собирался делиться им со спутниками, щадя их душевное равновесие.

Поход затягивался. Короткие остановки, лёгкие перекусы и отправление потребностей (умное снаряжение позволяло всё это делать, не снимая защитных систем). Ночевать не стали, шли и шли вперёд и встретили утро во всё том же монотонном и однообразном фунгусовом лесу.

— Филимонов, а вам не кажется, что мы сглупили? — прохрипел историк. О, только Капитану ведомо, как же Кондратий устал!

— Сглупили мы, когда родились. А сегодня мы скоро куда-то придём. Смотри под девятое от нас дерево? Зелёную точку заметил?

— Сорняк какой-то. И его мы искали?… Подожди! Зелёное?!

— Ага! Парень, мы выходим в глаз фунгуса.

Глаз фунгуса, неизменный атрибут любого голосериала про храбрых полицейских и трусливых нарушителей общественного порядка. Представьте себе розовый лес, зелёные вкрапления в нём, которых постепенно становится всё больше и больше. Лес переходит в розовый кустарник, а за ним чудо из чудес — обычный зелёный луг. Иногда с деревьями и ручьями, иногда огромный, достаточный для разбивки лагеря на десятки людей, чаще — похожий на маленькую полянку. Но самое главное — здесь можно дышать без маски, пить воду и употреблять в пищу странные, но сытные порождения флоры планеты, высокие растения, без изысков именуемые «едиво».

На территории Русенты фунгус сохранился только в заповедниках, в остальных местах его безжалостно истребили, заместив, в основном, лесами. Заповедники были многочисленными, по несколько штук на базу, но ограниченные по площади, и обустраивать в них глаза фунгуса физически было невозможно. Хотя, говорят, что в паре-тройке мест удалось изобразить что-то отдалённо похожее, но Кондратий как истинный гуманитарий посещать заповедники не любил. Прямо скажем, он ни разу в них не был.

В наши дни глаза фунгуса находят с гравилётов за границами Русенты. А вот в старые времена русентийские разведчики владели искусством обнаружения глаз по ведомым только им признакам. Филимонов был из старых времён и он был разведчиком. Он владел. Или всё-таки его некто или нечто подтолкнуло в правильном направлении?

— Здесь мы и расположимся. — распорядился Филимонов. — Глаз приличный, километра на два в диаметре. Отдохнём, наберёмся сил и прочешем его весь. Подходящее местечко для поисков странного.

— М-м-м, давно не пробовала едива, — манерно промычала Стерёга, выставив в стороны оба мизинчика подобно шикарным дамам из шикарных же голосериалов. Филимонов заржал, глядя на эту картину. Историк был занят своим — буквально сдёргивал с себя опостылевшее снаряжение.

— Как думаешь, парень, — разведчик отвлёк Кондратия от важного занятия. — Ник мог сюда приходить?

— Откуда мне знать? А скажи, он часто врал?

— Регулярно. Врушка, каких поискать. У меня бы годами спал на животе.

— Суровые вы родители, наверное. У вас много детей?

Стерёга отвернулась. Историки действительно люди бесцеремонные. Но разведчик нашёл силы ответить:

— Четверо.

— Ух ты!

— Трое служили в армии и погибли. Четвёртый… четвёртый в полиции, при должности.

— Видитесь с ним?

— Бывает, — закруглил неприятный для жены разговор разведчик.

— Филимонов, — позвала Стерёга, — тебе не кажется…

— Не только кажется, я уверен. В зарослях на той стороне глаза кто-то живой. Я проверю, ждите тут.

— Пошёл к Капитану в дырку! Я с тобой!

Ну и историку пришлось увязаться за компаньонами. Не потому, что он рвался в бой, а потому, что оставаться в одиночестве было ещё страшнее.

Филимонов держал в правой руке миниатюрный предмет, чьё назначение Кондратий не мог точно угадать. «Миниволновик», — одним словом объяснила Стерёга. Историк успокоился — по крайней мере, один из них троих был вооружён.

— Эй! Если понимаешь меня — выходи! Подними руки, и я стрелять не буду! — крикнул Филимонов, когда до зарослей осталось метров пятьдесят.

— Стрелять не надо! Будем много говорить.

Разведчик вгляделся в сказавшего это человека, с шумом выбравшегося им навстречу, и растерянно помянул Капитана. В отличие от него, Стерёга грязно выругалась. Кондратий опять ничего не понимал.

— Знаешь, кто это, парень? — обратился к историку Филимонов. — Это тот самый хиванец, которого ты собрался изучать.

— Что? Но он же умер, — пролепетал Кондратий.

— Обсудить отличия жизни от смерти вы сможете потом. Садитесь, русентийцы, нас ждёт большой и важный разговор. Времени у нас мало, скоро всё подойдёт к концу.

Филимонов сел на землю первый, в том же месте, где стоял, не выбирая. Стерёга как девушка обновлённая, то есть, и молодая, и с опытом, не отказала себе в удовольствии пару раз фыркнуть, оглядеться и устроиться где почище — а заодно и откуда удобнее помочь мужу, если что. Кондратий заложил руки в карманы и предпочёл пока постоять.

— Как звать-то тебя, живомёртвый? — дал старт непринуждённой беседе Филимонов.

— Глупый русентийский мальчишка дал мне имя Страшный человек. И я живой, а не мёртвый.

— Тебя сожрали черви возле кратера.

— Меня — нет. Другие умерли. Это неважно. Я сыграл с Алексом партию, он выиграл, я искал с ним встречи и нашёл. Лагерь у базы, вашей базы Югопорт, — хиванец не отступил от своей манеры речи и всё также повышал интонацию к концу каждого предложения. А вот фразы хиванца стали более короткими по сравнению с его первой встречей с русентийцами, и безударные первые слова в предложениях он почти проглатывал.

Компания напряглась. Разгадка судьбы Алекса (и Ника, конечно) была как никогда близко. Но хиванец разочаровал:

— Был бой. К тайне близок был я. Пришёл водоларкер, и я очнулся в этом месте.

— Так! Подожди-подожди! — Филимонов пытался уложить в голове новые сведения в правильном порядке. — Ты утверждаешь, что водоларкер перенёс тебя через время, на двести лет вперёд?

— Нет. В анабиозе был я.

— Кто тебе это сказал? Кто это сделал? Технологии анабиоза первопоселенцев считаются утраченными, да и были они слабыми, лет на десять, — зачастил Кондратий, опасаясь, что остальные не дадут ему надолго вмешаться в беседу.

— Я знаю.

— Знаешь что?

— Знаю, что был в анабиозе.

Кондратий беспомощно посмотрел на Филимонова: «Ну и что это такое?». А вот разведчик хиванца, кажется, прекрасно понимал — у работников секретных служб всех государств планеты была своя терминология, и посвящать в неё посторонних Филимонов и таинственный хиванец отказывались наотрез.

Тогда Кондратий задал следующий вопрос на тему, ради которой все они собрались:

— Алекса и Ника… ты должен понимать, кто это, или, как ты говоришь, «знать», их осудили в Русенте как шпионов хиванцев… возможно, твоих сообщников… и казнили. Это правда?

Страшный человек выгнул правую бровь дугой.

— Что правда? Про суд и казнь не знаю ничего я. Про сообщников — неправда.

— Стой! Ответь по-человечески — они не были хиванскими шпионами? Шпионами Человеческого Улья?

— Не были.

Хиванец заливисто засмеялся и продолжил нормальным языком, без интонирования и без рубленых предложений:

— У ваших правителей потрясающее чувство юмора. Признать нашими шпионами мальчишек, помешавших нам раскрыть вашу главную тайну — это пять, господа!

— Ещё вопрос. Мы читали показания свидетеля о диверсиях Алекса против русентийского отряда под Югопортом, из-за которых отряд потерпел поражение.

Хиванец с ещё большим интересом посмотрел на Кондратия, а историк, в запале и предвкушении оправдания своего предка, плюнул на все тайны и странности и распутывал цепочку правд и неправд только по одному вопросу — по судьбе братьев Звара.

— Ерунда! Когда пьяный дурак, которому только в Русенте могли дать майора, погубил две трети кадетов и умер, Алекс взял командование на себя и почти смог победить. Против водоларкера у него не было шансов, это правда. В остальном он герой.

К именам Алекса и Ника вернулась заслуженная честь. «Не шпионы! Герои!» — одинаковая мысль звучала в головах русентийцев. Осталось понять, что произошло с ребятами после боя, а также разобраться с последней головоломкой хиванца, а именно, почему «времени мало» и «скоро всё подойдёт к концу».

— Ты пребывал в анабиозе и проснулся в глазе фунгуса в суточном переходе от Сильфонта, — разведчик перешёл ко второй части, понимая, что о судьбе мальчишек хиванец не осведомлён. — Когда это случилось?

— Месяц и неделю назад.

— Ровно в тот же день, когда я вылетел в хиванскую командировку, — быстро подсчитал в уме историк. — Получается, своей поездкой я включил какую-то последовательность событий? И завершиться она должна на этом лугу?

Филимонов предпочёл отбросить всё заумное и мистическое. Ему нужна была более ценная в практическом смысле информация.

— Почему времени у нас мало?

— Потому что у этого места есть хранители. Беливеры. Они пришли после боя под Югопортом. Их лагерь расположен в глазе фунгуса в 20 километрах отсюда. И они идут сюда через фунгусовые поля, чтобы покарать пришельцев. То есть, вас. Они больше не нужны, и вы должны их уничтожить. Я не смог бы этого сделать.

— Жалеешь их, что ли? — Филимонов посмотрел недобро.

— Нет, не жалею. Но у меня нет оружия.

— Сколько их?

— Сотни три. Все — взрослые мужчины.

— Вооружение?

— Хлам.

— Как они там жили, двести лет без женщин? — подала голос Стерёга. Кто о чём, а девушка о своём, девичьем.

— Молились.

— А-а… интересная мысль, — съехидничала Стерёга. Филимонов оборвал супругу и потребовал готовиться к бою.

Но, прежде чем разведчик стал обрисовывать диспозицию, Кондратий успел вставить один вопрос.

— Скажите, Филимонов, почему мы не полетели на поиски места находки Ника на гравилёте?

Разведчик открыл рот, закрыл, поднёс к лицу кулак, внимательно его рассмотрел, все пять сжатых пальцев. Повернулся к жене, снова к Кондратию. Наконец, соизволил ответить:

— Потому, Каратов, что я тоже иногда глуплю.

Глава 5

К предстоящему бою спокойно — по крайней мере, внешне — отнеслись трое из четверых людей, различными путями попавших в глаз фунгуса. Открыто нервничал только Кондратий, как человек мирный и сугубо гражданский. Но и он не позволял своему беспокойству перерасти в панику. Во-первых, потому что роль ему отвели соответствующую статусу — прятаться и не высовываться; во-вторых, потому что на побережье он ощутил на собственной спине силу рук могучего старца и не желал опробовать её, допустим, на своих зубах.

Схватка с беливерами-хранителями не предвещала неопреодолимых трудностей. Испокон веков Русента выигрывала за счёт технологического превосходства. В кругах историков, специализирующихся по периоду высадки, превалировала версия, что к группе колонистов, основавших государство, которое затем и получило название Русента, присоединились практически все научные работники, инженеры и технологи, прилетевшие с Земли. Так это или не так, но упор на технологическое развитие и познание окружающего мира в русентийской цивилизации делался всегда или почти всегда. Остальные государства следовали по заданному Русентой фарватеру.

Русентийцы первыми поняли, что для доставленного колонистами стрелкового оружия на планете мало возможностей возобновлять запасы пуль, и перешли на путь развития оружия сначала лучевого (лазеры), потом пучкового (импакторы, испускающие пучки заряженных частиц). Но стоило прочим государствам принять тот же подход, как в Русенте наготове было ракетное оружие, представлявшее собой возврат к стрелковому оружию на новом уровне.

Такие же истории повторялись с индивидуальной защитой, со средствами обнаружения, с транспортом, и так далее. А в последнее столетие технологический рывок Русенты оказался столь мощным, что соседи безнадёжно отстали и были разбиты наголову, то есть, совсем.

Фейерверк открытий в Русенте связывали с легендарной личностью доктора Фёдорова. Об этом учёном ходили самые разные слухи — даже такие, что он якобы прилетел на планету с первопоселенцами, хотя наверняка это не могло быть правдой. В древней истории человечества люди, подобные Фёдорову, изредка встречались, источником их озарений бывал иногда их мозг, а иногда — люди в погонах. Официозная пропаганда Русенты насаждала через Екс первую версию, и граждане Русенты на всякий случай с ней соглашались, так как любые сомнения немедленно пресекались полицией.

С одним из открытий Фёдорова, окончательно превратившим Русенту в хозяина планеты, мы уже знакомы — это принцип работы гравилётов. Второе грандиозное открытие — волновое оружие. «Выстрел волновика создаёт в мишени колебания третьего подпространственного уровня, приводящие к полному разрушению ядер атомов мишеней с задействованием высвобождающейся энергии на образование новых связей и ядер», — утверждают школьные учебники. Чтобы цитата перестала смотреться абракадаброй, нужно уметь проникать в глубины материи настолько же глубоко, как и в русентийских лабораториях. Увы, но это доступно одним только русентийцам. Для нас же будет достаточным знать, что попадание из волновика превращает жертву в однородную кучку кашицы.

Фёдоров не был бы признанным гением, если бы не открыл и принцип защиты от волнового оружия — так называемую струнную броню. К броне в земном понимании слова она не имеет отношения и обычно выглядит как миниатюрное устройство, создающее на заданном радиусе поле, способное защитить от попаданий из волновика, как, впрочем, и из оружия предыдущих поколений. Принцип действия струнников русентийские учебники не описывают. Но в нашем случае это неважно. Если ручной волновик у Филимонова имелся, то защитных устройств старому разведчику добыть для личного пользования было негде.

Таким образом, для победы над беливерами от Филимонова требовалось отстреливать их на границе глаза. На близкой дистанции русентийцы и примкнувший к ним хиванец окажутся полностью беззащитными, их в буквальном смысле можно будет убить голыми руками. Беливеров, как предупредил хиванец, было сотни три. Через фунгус пройдут не все. Тем не менее, дело для разведчика предстояло жаркое.

Начала боя, то есть, появления первых беливеров, пришлось дожидаться более шести часов. Время пропало впустую, хиванец не реагировал на любые попытки разговорить его — лестью, словесными ловушками, угрозами. Зато он весьма одобрительно приветствовал первый выстрел Филимонова, первое попадание и первую кучку неприятного и вонючего содержания, в которую превратился убитый фанатик.

Кондратия азарт сражения захватил. Чем-то происходящее напоминало мальчишеские развлечения с голокомпьютерами в кибернетической реальности. Да, была разница, уничтожались не порождения искусственного интеллекта, а живые люди (но историк не видел в беливерах людей), и проигрыш вместо понижения рейтинга грозил настоящей болью, а то и смертью. В детстве «игрушками для быдла» Кондратий брезговал, предпочитая упражнения для ума. Здесь, в глазе фунгуса, историк внезапно понял, что голострелялки могут быть увлекающим занятием, и представлял, что это он, а не Филимонов, ведёт расчётливый и точный огонь, набирая очки и приближаясь к выигрышу суперприза — новой бесплатной партии, восхищению в глазах девчонок и прочим приятствованиям.

Разведчик трудился на славу. Если верить хиванцу и принять вычисленный для полицейских наставлений процент не прошедших через фунгус врагов, то беливеров оставалось не более полусотни. Но, как всегда, в дело вмешался его величество Случай.

Вооружение беливеров, презрительно охарактеризованное страшным человеком как хлам, действительно таковым являлось. Лазерные резаки, импакторы, кто-то притащил с собой земную винтовку — от старости её разорвало в руках несчастного, попытавшегося из неё выстрелить, лучше бы её заколодило, владелец умер бы в меньших мучениях!

Десяток фанатиков вывалился на луг одновременно, и Филимонов начал отстрел с тех из них, кого считал наиболее опасными. Странную конструкцию — выгнутая дугой палка с концами, соединёнными чем-то похожим на резинку — разведчик не встречал никогда в жизни. Не признав её за серьёзную угрозу, Филимонов оставил лучника (да-да! это были именно лук и лучник!) напоследок, чем фанатик и воспользовался.

Насколько далеко летит, сохраняя свои боевые качества, выпущенная из лука стрела, в Русенте не знали — в отличие от беливера-переизобретателя. Фанатик подбежал на дистанцию менее ста метров и почти не целясь выстрелил в Стерёгу.

Траекторию летящей в жену палки с хвостовым оперением Филимонов определил верно. Выстрелив на автомате в беливера (так окончил жизнь человек, первым на планете сделавший лук и стрелы), разведчик бросился на Стерёгу, чтобы прикрыть её своим телом.

Сила физическая могучего старца ни в чём не уступала его силе духа. Не ожидавшая подвоха девушка от удара головой о землю лишилась чувств. Мгновением позже в спину разведчика воткнулась стрела.

— Что рот раскрыл? Хватай волновик и стреляй! — после неожиданного ополовинивания численного состава обороняющихся хиванец проявил признаки нервозности.

— Я не… А вы что? — Кондратий, не веря случившемуся, инстинктивно постарался перевалить ответственность на кого-то более опытного.

— Дурак! Ваше оружие настраивается на владельцев! Бери и стреляй!

Хиванец был прав, посторонний не смог бы воспользоваться волновиком Филимонова. Но Кондратий ведь тоже посторонний с точки зрения оружия? Оставалось надеяться, что мудрый разведчик за время путешествия объяснил любимой смертоносной машинке, что наглый, трусливый, худой зеленоглазый парень в непредвиденных обстоятельствах должен быть признан за хозяина.

Кондратий двумя пальцами взял волновик. Как из него стрелять? Что нажимать? Вот эту панель? В пяти метрах перед историком вместо травы появился заполненный кашицей кружок радиусом сантиметров пятнадцать.

— Идиот! Целься! Надо целиться! И на себя не поворачивай! — хиванец орал дурниной, из фунгуса вылезли очередные трое фанатиков.

«Как целиться? Что значит целиться?» — историк принял положение, подсмотренное в каком-то из голосериалов для плебса, и надавил большим пальцем на уже известную ему панельку (на самом деле, так из волновиков не стреляют, но поправить Кондратия было некому). У одного из фанатиков исчезла правая рука, он упал на землю и тонко заверещал. Историк перевёл волновик на второго бегуна — на сей раз, у жертвы исчезла левая нога ниже колена, и теперь кричали уже двое.

— Да что ж мы как на скотобойне?! Убей третьего и добей их! — командовал хиванец. Ага, легко сказать, но как это сделать? Между прочим, слово «скотобойня» для Кондратия было внове. «Надо бы узнать его значение», — отрешённо подумал историк. Удивительно, но это помогло. Доверившись подсознанию, Кондратий точно попал в третьего фанатика, а затем, с пяти выстрелов, заставил навеки замолчать и обоих искалеченных врагов.

— Стреляй экономнее! Мы не знаем, на сколько выстрелов он рассчитан, — рассердился хиванец. Но теперь Кондратий, почувствовав вкус крови, не собирался давать чужеземцу спуска.

— А ты посмотри, что с пострадавшими! И окажи им помощь.

— Чем? И как? Я не знаю, что это за палка, и надо ли её выдергивать. Девка жива, в обмороке. Очнётся, отдашь волновик ей.

— Что с Филимоновым? Он живой?

— Вроде дышит, но без сознания. Палка может быть отравлена.

— Ой! А что тогда делать?

— Девку подождём. Она сообразит. Следи за фунгусом!!

Последний приказ хиванца был более чем актуален. Через пару минут из розовых зарослей выбрались едва ли не все остававшиеся в живых беливеры. В защитном снаряжении, раскрашенном в сине-коричневые цвета, они походили на монстров из голосериалов. Или из голоигр, которыми Кондратий так напрасно пренебрегал в детстве.

— Мамочка Капитанова! — простонал Кондратий. А в голове его вертелось неоднократно слышанное возле школьного голоклуба: «Комбат-раунд!». Бой с многочисленными врагами, при выигрыше рейтинг удваивается, при проигрыше уменьшается втрое. «А нас обнулят», — подумал историк и вдруг захохотал и выстрелил в первого из набегающих врагов.

Скоростные десантные гравилёты размазали фанатиков за считанные секунды. Несколько машин прочёсывали сверху фунгус в поисках последних беливеров. Остальные высаживались на лугу, из них выскакивали люди с закрытыми лицами. Старший людей в масках уверенно подошёл к историку с хиванцем.

— Спасибо, ребята, вы вовремя! Их было чересчур много, — вежливо поблагодарил Кондратий.

Старший людей в масках коротко ударил историка в живот. Кондратий согнулся и тут же получил удар обеими ладонями по ушам. Старший отточенным движением завёл руки историка за спину и надёжно скрепил друг с другом в запястьях, затем выпрямил Кондратия за шиворот и поволок к гравилёту. Что до хиванца, то людям в масках не понадобилось его бить, он сам подставил руки.

Процедура задержания полицейская, стандартная. Но она венчала дело, и старший людей в масках не отказал себе в удовольствии исполнить её по отношению к Кондратию Каратову самолично.

Гравилёты образовали на земле круг, невдалеке от брошенной машины арестованных. Три гравилёта оставались в воздухе, отслеживая любую опасность — в первую очередь, возможное появление саранчи. В центре круга стоял ничем не отличающийся от прочих летающий аппарат. Внутри в большом зале в кресле сидел Андреев и щёлкал семечки — новое увлечение столичных модников, доступное только верхним слоям общества. Филимонов и Стерёга с зафиксированными конечностями занимали стулья попроще. Кондратию было труднее всего — его вынудили стоять. Хиванца отделили от остальных сразу.

— Давайте познакомимся (щёлк). Я вас знаю давно, но (щёлк) заочно (щёлк). Вам стала известна моя (щёлк) фамилия (щёлк), но недавно (щёлк, щёлк, щёлк). Я — Андреев.

— Сволочь! — выдохнула Стерёга. Бывший кадет, а теперь явно не последний человек в полиции Русенты только улыбнулся в ответ и защёлкал в ускоренном темпе.

— Что вы от нас хотите? Я лояльный гражданин Русенты, историк, у меня есть влиятельные родственники в столице, — к тайной радости, Кондратий не боялся. Он ненавидел мерзавца, ставшего причиной неприятностей братьев Звара.

— Лояльный гражданин не указывает Ексу неверный пункт назначения своего полёта за границу. Влиятельные родственники изгонят из семьи отступника, нарушившего законы Русенты.

— Вы не ответили на первый вопрос.

— Какой? (щёлк, щёлк, щёлк).

— Что вы от нас хотите? Зачем вы прилетели сюда с большим отрядом? Вы боитесь, что мы найдём доказательства и опровергнем вашу ложь про югопортский бой?

— (Щёлк). Опровергнуть мои достоверные (щёлк) показания о преступниках Звара у вас не (щёлк) выйдет. Вы не сможете ничего опубликовать.

— У нас демократия. Я обращусь…

— Да-да, у нас демократия. И полный кибернетический контроль за мыслями. Граждане с радостью голосуют за тех, кого им укажет Екс, и могут пользоваться всеми свободами, которые Екс им предоставит. В данный конкретный момент предоставит (щёлк).

— Почему вы просто не задержали нас в Островграде? — Филимонову слова давались с трудом. Стрела, поразившая разведчика, отравленной не была, но рана вышла неприятной, а медпомощь полицейские оказали в самом минимальном объёме, только бы пришёл в сознание, мог говорить и не помер ранее, чем прикажет Андреев.

— Мы пытались (щёлк). Но не успели.

— Досадно?

— Не скрою, я был (щёлк) разочарован.

— И всё-таки, что вы от нас хотите? — Кондратий настойчиво возвращался к основному вопросу.

— От вас? Да ничего! Подготовим последние мелочи и закончим дело (щёлк).

— Э-э-э… что вы имеете в виду?

— Казним вас как изменников, — Андреев мило и широко улыбнулся. — Ваш Капитанов сморчок пнул ногой меня сюда, в колено. Было жутко больно, невыносимо. А ещё больнее было идти пешком к базе. До ювенилизации я оставался калекой, доктора не смогли ничего сделать. В новых жизнях я намеренно просил оставлять колено таким.

— Зачем? Чтобы отомстить? Но кому? Алекс и Ник Звара были казнены.

— Вот именно! — подтвердил Андреев неприятный для пленников факт. Семечки кончились, говорил он с меньшими паузами. — Поэтому мстить я собирался тем, кто попытается обелить малолетних мерзавцев.

— И вы догадывались, что кто-нибудь постарается? Догадывались, потому что…, - историк оборвал себя. Сообщить врагу факт своего родства с Ником — дать ему новый повод для радости.

— Догадывался, потому что умный. Ну, хватит трындеть! — Андреев продемонстрировал знакомство с лексиконом портовых работяг.

— Где хиванец? Несчастный, которого мы спасли в фунгусе, — историк намеренно исказил обстоятельства встречи со страшным человеком.

— Над морем его сбросим. Пускай поплавает, — Андреев хохотнул. Дверь в зал открылась, старший людей в масках показал три пальца правой руки.

— Даже так? — обвинитель Алекса казался слегка встревоженным. — Падай на пол, придурок! Кому сказал, падай! — приказ адресовался Кондратию.

Небо над разрушенным и навеки исчезнувшим Сильфонтом со всех сторон покрылось тучами, с огромной скоростью несущимися на круг полицейских гравилётов. Русентийцев атаковала саранча, и равной ей по силам атаки в истории Русенты до сих пор не было.

В зал быстрым шагом вошёл полицейский, пинками гоня перед собой хиванца. Старший людей в масках выскочил наружу из андреевского гравилёта и побежал к одному из аппаратов, который должен был служить флагманом. Сидевшие на земле гравилёты должны были подняться в воздух для большей эффективности стрельбы. Потеря времени на все эти перестановки казалась небольшой, но для начавшегося боя стала почти критичной.

Саранча умела летать быстро. Очень быстро. Кондратий сотоварищи имели возможность убедиться в этом на побережье. Десантные гравилёты стреляли точно и тоже очень быстро. Но вместо уничтожаемых скопищ саранчи тут же появлялись новые. Сражение превратилось в состязание — достаточно ли велика скорострельность русентийцев в сравнении со временем подхода новых туч?

Правильный ответ стал понятен скоро — недостаточна. С северной стороны, ловко маневрируя и уклонившись от выстрела почти в упор, одна из туч буквально врезалась в полицейский гравилёт, который тут же облепила саранча. Экипаж машины был обречён, его ментальная защита не выдержала атаки, люди беспомощно пускали пузыри и больше не были способны на осмысленные действия. Товарищи в других гравилётах могли бы подцепить осаждённый аппарат силовыми захватами и оттащить в сторону, но приказа на отход не было, да и тучи наседали со всех направлений.

Хуже всего было другое. Саранча, используя взятый на абордаж гравилёт, безнаказанно давила пси-атакой экипажи соседних машин. Ещё чуть-чуть, и они тоже потеряют способность соображать, чем окончательно расстроят оборонительный порядок. Жёсткое, но необходимое действие — расстрелять осаждённый аппарат вместе с саранчой. Но убивать своих надо уметь, и старший людей в масках промедлил с приказом. Когда команда была отдана и гравилёт уничтожен (не с первого выстрела, естественно, струнная защита отразила несколько попаданий, пока хватало энергии), саранча осадила сразу два других гравилёта — с восточной и южной сторон.

Насколько медленными и тянучими, в буквальном смысле слова растягивающимися на дни были бои в любимые Кондратием годы конца лучевого периода истории планеты, настолько же быстротечными стали воздушные схватки современности. В показаниях сенсора, по которому Андреев следил за обстановкой, кроме него самого, успевал разбираться один только Филимонов, даже для хиванца задача вышла непосильной. И в глазах у разведчика застыл немой вопрос: «Почему?». Но спрашивать вслух врага в человеческом обличье, допустившего явный промах в борьбе с врагами-нечеловеками, Филимонов не хотел. Умирать в беспамятстве от ментальной атаки лучше, чем быть казнённым мстительным бывшим кадетом, ведь ещё неизвестно, какой вид казни Андреев для них придумал. Месть возрастом свыше двух столетий в состоянии преподнести любой отвратительный сюрприз.

Наконец, Андреев сделал то, чего так ждал Филимонов. Гравилёт, подчиняясь приказу, отданному Андреевым мысленными словоформами, резко взмыл вверх и с приличными перегрузками («Пять планетарных «же», — прикинул Филимонов, а Кондратий и остальные пленники просто закрыли глаза и молили Капитана о скорейшей кончине) рванул к границе атмосферы в безвоздушное пространство.

Да, военные гравилёты Русенты умели выходить в космос, и аэрокосмические комплексы русентийских баз не зря имели составное название. И да, как ни странно бы это показалось на этой полной странностей планете, но саранча не переносила вакуум, а космических червей в природе пока не наблюдалось.

И вот чему удивлялся Филимонов. Столкнувшись с нападением бесчисленных орд саранчи, Андреев должен был немедленно отдать приказ всем гравилётам уходить вверх, в зияющую черноту внешнего пространства. Но по какой-то причине бывший кадет, а теперь главный враг борцов за честь братьев Звара, промедлил — и потерял всех.

Точнее, почти всех. Вместе с андреевской машиной спасение в космосе нашёл ещё один гравилёт. Флагманский, тот самый, на котором командовал старший людей в масках.

Глава 6

Невесомость закончилась, не успев начаться. Андреев включил искусственную гравитацию и подлетевший было сантиметров на двадцать Кондратий тяжело рухнул спиной на пол, помянув грязные пятки Капитана. Остальные пассажиры, вольные и невольные, к подобным шуткам подготовились заранее.

— Мясник! — презрительно высказался Филимонов. — Чему вас только учат в полиции?

Андреева гибель большинства его людей (формально они ещё были живы, но сознание уже покинуло их, и до физической смерти тел оставалось недолго) не расстроила. Он щёлкал пальцами и насвистывал фривольный мотивчик.

— Можешь попробовать вытащить их на орбиту по одному захватами. Если сноровки достанет, конечно, — совет, данный Филимоновым, был вполне дельным, но Андреева он ничуть не заинтересовал. Более того, могло сложиться впечатление, что полицейский напрочь забыл о пленниках.

И тогда напомнить о себе решился несправедливо отодвинутый в сторону хиванец. Если Андреев полагал его тупым аборигеном, наподобие тех, что населяли хиванские резервации… то есть, простите, дружественное Русенте союзное государство Человеческий Улей, то полицейский жестоко ошибался. В своём времени наш хиванец состоял в спецслужбе Улья, и его Улей был для русентийцев непростым соперником.

Хиванец, он же страшный человек, сидел на полу, руки и ноги зафиксированы, причём руки заведены за спину. Трюк, который он выкинул, на Земле назвали бы цирковым, а на Русенте у исполнителя поинтересовались бы особенностями его или её генной модификации. Чуть отклонившись назад, хиванец умудрился опереться на руки и выбросить вперёд и вверх обе ноги — попав точно в незащищённое горло зазевавшегося охранника. У Андреева на гравилёте других помощников не было, и после мгновенной смерти подчинённого он остался с пленниками один на один. И шутить более намерен не был, ручной волновик смотрел прямо на хиванца.

— Недурно! Но за это ты умрёшь прямо сейчас, — от расслабленности Андреева не осталось и следа.

— Бомба во мне. Выстрелишь — умрёте все, — быстро парировал хиванец, после чего уже спокойнее продолжил, — я представляю из себя одну большую живую бомбу. После моей смерти последует взрыв.

— Понятно. И чего добивается господин диверсант, он же террорист?

— Конечно, убить всех вас и умереть самому.

Андреев кашлянул.

— Послушайте, где логика? Вы собираетесь взорваться вместе с нами, но при этом предупреждаете не убивать вас сейчас, потому что тогда мы взорвёмся. Мне казалось, что элементарные логические построения и причинно-следственные связи жителям Улья должны быть доступны.

— Я умею мыслить логически. Я готов раскрыть вам главную загадку Русенты. Я постиг тайну, и мне будет приятно умереть вместе со свидетелями моего торжества… В конце концов, разве вам не хочется пожить ещё несколько минут?

— Хочется, ещё как хочется, — честно признался Андреев. — Уговорили. Посвятите нас в разгадку главной загадки, или как её там.

— Сомневаетесь. А зря, — хиванец и в самом деле смотрелся победителем. — Итак, первая часть. Мальчик Ник Звара — не человек, а искусственное порождение планеты.

— Чего? — более всех был поражён Кондратий. — Это что, мой предок выполз из какой-нибудь вулканической лавы?

— Он твой предок? — хиванец окинул историка внимательным взглядом с ног до головы. — Да, похож, похож…

— Часть вторая, — продолжил хиванец, — планета живая и обладающая разумом. Единый планетарный организм защищает себя от оккупировавших его паразитов.

— То есть, людей? — машинально уточнил Кондратий.

— То есть, людей. И часть третья, последняя. Вы, русентийцы, нашли с планетой общий язык. Не до конца, не полностью, но каким-то образом вы с ней контактируете и получаете за это награды, позволяющие вам доминировать над другими цивилизациями. Я был послан сюда, чтобы разорвать эту связь.

— Для этого, — продолжил хиванец после небольшой паузы, в течение которой русентийцы таращились на него, пытаясь понять степень сумасшествия оратора, — я должен был убить несколько человек. Понять, кого именно, я должен был узнать, — последнее слово хиванец произнёс с нажимом, опять этот жаргон разведки. — Теперь я знаю. Умереть должен он, — кивок в сторону Кондратия, — и он, — в сторону Андреева.

— Остальные… остальные умрут за компанию, чтобы мой жизненный путь закончился в многолюдном шумном обществе, — подвёл итог краткой политинформации о текущем моменте хиванец.

— Так, а могу ли я спросить, — первым опомнился Андреев. — Почему именно я и этот столичный хлыщ?

— Потому что он потомок Ника, и его смерть планета воспримет как оскорблеиие со стороны паразитов-людей. Мы зайдём слишком далеко, и она нас уничтожит, прихлопнет. Червями, саранчой, водоларкерами, другими порождениями планетарного разума. А тебя планета сочтёт главным виновником его смерти, ведь ты — лидер партии, выступающей против союза с планетой.

Пока остальные русентийцы переваривали полученную информацию, Кондратий вознамерился указать новоявленному провокатору на очередные логические противоречия:

— Но кто послал тебя?

— Планета.

— Планета послала тебя, чтобы ты устроил провокацию, после которой планета сочтёт людей нарушителями договора? Не слишком ли надуманно? Или у планеты тоже есть франкции?

— Планета — единый организм. Путей её мышления постигнуть люди не могут.

— Допустим, ты прав и ты добьёшься успеха. Но тогда планета уничтожит не только нас, русентийцев, но и твоих соплеменников.

— Соплеменник… Старое слово. Красивое… И ты правильно употребил его. У них больше нет государства, у них сплошные племена, — черты лица хиванца исказились от горечи.

Террорист выглядел задумчивым. Свой рассказ он теперь обращал не к кому-то из присутствующих, а в пустоту. Чувствовалось, что его гложет обида.

— Улей, Человеческий Улей, вассальное государство Русенты. Предмет шуток и анекдотов. Утратившие облик обезьяны в резервации…

— Я охотился за великой тайной. Нет, не так. За Великой Тайной. Я искал ответа, почему Русента изменилась, почему вы преследуете остальных с такой жестокостью, почему вы стёрли с лица планеты Дронию. Я подошёл к разгадке вплотную, я понял, что мне нужен Ник Звара. Русентийский мальчик Алекс защищал его, но я почти выиграл, и тогда за Ника вступилась сама планета. Меня планета поместила в анабиоз и разбудила месяц с небольшим назад, дав знания о многом.

— Я видел, во что превратились последние хиванские базы. Я видел их опереточную армию. Человеческий Улей два года назад объявил войну беливерам. Ваши правители попросили своих вассалов оставить военные поползновения, вассалы отказались. Сколько смеха было на русентийских улицах: «Они отказались, ха-ха!».

— Экспедиционный корпус Улья едет по вашим магнитным трубам к границе беливеров целых два года. Два года туда, куда ваши гравилёты добираются за день-другой! Корпус делает остановки на каждой вашей базе, живёт на них неделями, веселит русентийцев представлениями и постановками. Родственникам наших солдат Русента оплачивает отдых и ставит на содержание. Отправив одного сына в корпус, вся семья может не работать годами. Годами! А если корпус вдруг доберётся до границы, то великая Русента пошлёт на его прикрытие один гравилёт, чтобы никого из хиванских солдат случайно не убили бы. Опереточная армия, псевдогосударство — вот что вы сделали с нами, во что нас превратили!

Кондратий вспомнил хиванское семейство в гравилёте до «Аш-7». Скорее всего, оно тоже было из таких. Старший сын гастролирует с корпусом, остальные родственники живут припеваючи на полном содержании у Русенты.

— Мне не жаль своих соплеменников. Планета сотрёт их вместе с вами, — пафосное выступление подошло к концу. Хиванец напряжённо прищурил глаза, мгновение — и он отдаст мысленную команду своему телу-бомбе на подрыв.