«SMAX-1. Эвакуация»
Без эпических битв и мудрых повелителей. Эпизод местного значения.
Беженцы, ненавидящие разведчиков. Разведчики, презирающие беженцев. И смерть, которая не знает разницы.
Напрашивалось слово «ласково». Тёплый ветерок ласково теребил высокую траву. Давно и не здесь про траву сказали бы, что она цвета влюблённой жабы. На планете в ходу были словечки попроще: «Зеленовато-серая».
Голубое небо, яркий диск светила, утренняя роса… Поэт, попади он в Сильфонт, подыскал бы себе пару-тройку поводов для вдохновения. Но стандартная база, основанная в опасной близости к фунгусовым полям, не привлекала поэтов. А теперь ей предстояло исчезнуть навсегда, в день голубого неба и травы цвета влюблённой жабы. Люди покидали Сильфонт. Точнее, базу после трёхнедельного мародёрского буйства оставляла Русента, и за ней тянулись люди, уцелевшие при штурме и спасшиеся от резни.
Лейтенант десантно-штурмового отряда военного корпуса Русенты, захватившего и разорившего почти дотла последнюю из поселенческих баз некогда великой Дронии, укрывался от косых лучей светила за бортом ракетного спидера. В очертаниях боевой машины эрудированный наблюдатель мог бы признать конструкторские решения с далёкой и превратившейся в миф Земли, но начинка спидера поставила бы земных инженеров в тупик: «Как это возможно сделать?».
Всё, что достаточно знать о лейтенанте — то, что он был коренаст и плотно сбит. Офицер крепко стоял ногами на земле и смотрел на округу с чувством уверенности и абсолютного превосходства. Умению подавлять окружающих взглядом и внешним видом в курсе по доктрине лояльности, с которого начиналось обучение в русентийских военных колледжах, уделялось особенное внимание, и наш лейтенант окончил курс как минимум хорошистом.
Троица, медленно подступавшая к десантнику, отличалась от него как… Банальное сравнение «как небо от земли» не даёт полного ответа. Внешне у троих русентийцев и лейтенанта не было ровным счётом ничего общего — как и не могло быть ничего общего у армейского офицера и боевика разведывательного управления.
Военные Русенты поклонялись атлетике, и в первую очередь, тяжёлой. Автоматика и оптические компьютеры всё ещё не способны заменить солдата, когда нужно быстро подлатать порванную тяжёлую гусеницу транспортёра или загрузить в чистом поле в машину многотонный артефакт.
Разведчики всех мастей и видов предпочитали силе выносливость. Все килограммы мышц спортсмена-штангиста не помогут скауту в пешем броске на десятки километров. Обычное дело — у командного центра появилась информация (с большой буквы и с придыханием) об опасности, таящейся в глухом районе у чёрта на куличках, и проверить информацию нужно немедленно и без привлечения внимания, то есть, на своих двоих. Армейская мощь для подобного случая бесполезна, выручает разведчицкая жилистость.
Русентийский военный обязан выглядеть броско и впечатляюще. В монографиях университетских высоколобых это именовалось принципом красивого устрашения. Напротив, попавшие в разведку могли похвастаться самой заурядной внешностью — конечно, если таким можно хвастаться. Военные относились к самой почётной касте Русенты и ревниво оберегали свои права. О существовании разведки в Русенте знали, но не более, мало кто мог сказать, что видел живого разведчика и говорил с ним.
Двое высоких, худых, невзрачных боевиков, медленно подходивших к лейтенанту, соответствовали стереотипу русентийского разведчика. А вот третий, державшийся чуть впереди, разрывал привычный шаблон.
Начнём с того, что это был десятилетний мальчик. На планете взрослели быстро. Никого не удивляли дети-военные, дети-крестьяне, дети-шахтёры, а подростки вообще ничем не выделялись из числа поселенцев. Детей брали и в разведку, но старались не посылать в дальние выходы. Захват Сильфонта для русентийцев был как раз такой дальней операцией.
Но удивительнее всего, что юнец в тройке разведчиков держался лидером. Взрослые его компаньоны вели себя не как дядьки при избалованном сопливом наследнике богатого семейства, а, скорее, как солдаты при строгом офицере.
Лейтенант оторвался от даровавшей прохладу брони спидера и, сделав над собой усилие (как ему показалось, незаметное), заговорил со смежниками первым, обратившись, естественно, к необычному мальчику.
— Итак, Алекс, вы решили задержаться.
— Да, лейтенант, мы решили.
— До Каналграда отсюда далеко.
— Мы помним это, лейтенант.
— Алекс… Если вы хотите, я могу оставить с вами двоих солдат, — чувствовалось, что столь необычное предложение далось десантнику нелегко. Но путь до Каналграда, ближайшей поселенческой базы Русенты, и в самом деле был далёк.
— Всё в порядке, лейтенант, не хотим. Но мы благодарим вас за помощь.
Все формальности были соблюдены. Колонне десантников ничто более не мешало начать движение — сперва на север, потом на восток. Трое разведчиков оставались «ходить», как на их языке называлось внешне бесцельное и беспорядочное брожение по замысловатым траекториям вокруг только им одним ведомой центральной точки. А людям Сильфонта предстоял с задержкой на сутки марш след в след за десантниками, хотя это никого, кроме их самих, не интересовало.
Люди Сильфонта старались называть себя старомодным словом «эвакуирующиеся». Но в глазах русентийцев, да и по факту, они были обычными беженцами. В Русенте их ждал лагерь — с фермами и лесопосадками, обеспечивающими продовольственный минимум, а также со строгой охраной, по умолчанию презирающей любого рождённого за границами русентийской цивилизации: «Вы жили под чужаками!», — именно так, с плевком и напором на звуки «ж-ж-ж».
Поэтому беженцы задались целью увезти из Сильфонта всё до последнего куска пластика или металла — а точнее, всё, на что не позарились десантники. Изодранные металлические щиты из заброшенных шахт в лагере можно будет попробовать поменять на лекарства, сданный на вес пластиковый неликвид позволит на пару вечеров забыться с флаконом напитка дурманящего класса («невозврат опустошённого флакона в центры ресайклинга подпадает под нарушение статьи… административного уложения»).
Как это обычно и бывает, сбор матценностей затянулся. В очередной самый последний момент обнаруживался давно заброшенный штрек, затерянный склад или безнадзорный цех, и великий праздник грабежа продлевался ещё на час, или два, или три… Сумевшие вовремя остановиться ехали теперь в десантной колонне, а более жадные согласились с рисками самостоятельного путешествия до русентийской территории. Десантников судьба отставших не волновала, проформы ради коренастый лейтенант распорядился выдать десяти человекам трофейные лазерные резаки и произвёл их в ополченцы. Не навсегда, конечно, а только до встречи с пограничными патрулями Русенты.
Тощий и дёрганный парень лет двадцати, неизвестно за какие заслуги включённый в список вооружаемых беженцев, устал, наконец, принимать героические позы и лениво глядел на всё такое же голубое небо. Двое ополченцев постарше выбрали для отдыха место позачётнее, на мягкой травке и с невысоким кустиком за спиной. Несколько десятков невольных старателей лежали и сидели в полнейшем беспорядке. Где-то далеко в земле притаился ржавый гвоздь, не найденный за дни поисков, но у людей Сильфонта больше не было сил, чтобы продолжать охоту на металл.
В густом кустарнике в паре сотен метров отсюда послышался треск ломающихся веток. Молодой ополченец вскинулся, его опытные товарищи повернули головы к источнику шума. Им оказался вырвавшийся из зарослей на луг чумазый пацан. Не усмотрев в нём угрозы, обладатели оружия успокоились. А между тем, мальчишка со всех ног устремился к людям. Он закричал бы, но ему недоставало дыхания.
Интуитивно определив направление на ближайшего из ополченцев, бегунок помчался к нему со всей возможной для его возраста прытью. Поскользнулся на траве, удержался, прибавил скорости. Достигнув цели, малой прохрипел:
— Ч-черви… Атака! Ну черви же!!
— Заткнись! — грубо, но пока без агрессии оборвал его ополченец.
— Черви! Черви! Черви идут, — казалось, что мальчишка вот-вот расплачется от того, что ему не верят. Он беспомощно посмотрел налево, направо в надежде увидеть у взрослых заинтересованность. Её не было. Люди Сильфонта слишком устали за последние дни, чтобы отреагировать на очевидную нелепость от глупого ребёнка.
— Черви! — малой вцепился обеими руками в мужчину и потянул на себя. Короткий, без замаха, но весьма чувствительный удар в лицо откинул мальчика назад, с беззвучными рыданиями он осел на корточки.
— Глаза протри! Откуда червям тут взяться? — ополченец по-своему был не злой, просто жизнь в Сильфонте не располагала к телячьим нежностям. Разукрасив нарушителю спокойствия лицо, он был бы не прочь объяснить ему, за что именно он так сделал. Был бы — потому что внезапно рот мужчины исказился и по подбородку потекла слюна.
— Ы-ы-ы, — простонал сосед ополченца. Благостная картина лежбища усталых старателей переменилась в мгновение ока. Люди замерли в неудобных позах, у кого-то намокали штаны, кто-то безуспешно силился перевернуться на другой бок.
Избитый малой с отчаянием взглянул на кустарник. Безусловно, их атаковали черви. Наиболее страшное и мерзкое живое создание планеты, черви зарождались среди азотных выделений на фунгусовых полях. Человек не мог долго пребывать среди фунгуса без защитного снаряжения и дыхательных аппаратов, что ограничивало возможности по борьбе с червями в местах их обитания.
Но иногда черви выползали из фунгуса и встречались с людьми. Небольшие, 10–15 сантиметров в длину, неуклюжие и не имеющие, казалось бы, никаких внешних органов чувств, первым поселенцам планеты черви представлялись досадной помехой, маленьким пятнышком, не способным испортить райское существование. Представлялись, всё же, очень недолго, до первого нападения.
Червь убивал при физическом контакте. И не при всяком контакте. Ему требовалось добраться той частью его тела, которую называли головой — из неё выдвигался щуп, способный вытягиваться на ширину ладони — до лица человека. Щуп с лёгкостью пробуривался в мозг и червь высасывал его до кости.
«Хорошо, но я не буду сидеть и тупо ждать, пока отвратительный червяк доползёт мне до горла!» — воскликнет пылкий и наивный юноша, в первый раз в самостоятельной жизни выбравшийся за защитный периметр и купол под давлением, надёжно охватывающие поселенческие базы планеты. Но беда в том, что он таки будет сидеть и тупо ждать смерти. Главное, и насколько известно, единственное дистанционное оружие червей — ментальная атака, полностью парализующая жертву и вводящая её в состояние транса. Морально-волевые качества, опыт, редко возраст и всегда дисциплина помогали противостоять ментальным ударам. Десантники Русенты почувствовали бы сейчас беспокойство или испытали головокружение, а вот люди Сильфонта в буквальном смысле пускали пузыри.
Мальчишка метнулся к одному, второму… Без толку, везде одна и та же картина. Короткий взгляд на тощего ополченца, его резак валялся на траве, а как с ним управляться? Не бегом, но в три прыжка малой очутился рядом с конструкцией размером с рюкзак, про которую ополченцы говорили: «Коммуникатор». Дёрнуть за рычаг, нажать на кнопку, ещё раз рычаг, кнопка, и всё это под аккомпанемент собственного крика: «Черви! Атака! Черви! Атака!».
Сотни червей преодолели половину расстояния от кустарника до ближайших людей, когда ситуация развернулась на 180 градусов. Появившиеся бесшумно, как умеют только русентийские разведчики, Алекс и его товарищи распределились вдоль условной границы старательской стоянки и открыли огонь. Послышались хлопки, запахло жареным мясом и озоном.
В технологическом смысле Русента опережала на планете всех и, конечно же, была лидером в плане военном. Устройства, из которых стреляли в червей разведчики, почему-то назывались ракетными, хотя ни малейшего отношения к ракетной технике они не имели. «Ракетный пистолет NА8», он же «растоль», он же «восьмёрка», считался лёгким вооружением, был снабжён обоймой на 250 микропуль и хранил в себе две великих тайны — точнее, даже три.
Первая тайна заключалась в начинке микропули, веществе, находящемся при высокой температуре. Насколько высокой, за пределами Русенты до сих пор не разобрались, но по одной из теорий, речь шла о горячей плазме. Вступая во взаимодействие с телом жертвы, вещество буквально прожигало в нём дыру.
Следующая по порядку тайна касалась материала оболочки микропули. Обладающий нулевой или пренебрежимо малой теплопроводностью, он удерживал горячую начинку внутри микропули, но дезинтегрировался при ударе в цель, выпуская начинку наружу.
Наконец, третья тайна оружия Русенты — количество высвобождаемой при торможении микропули кинетической энергии, необходимое для инициирования процесса дезинтеграции (только русентийцы умели верно произносить звук «ц», чем очень гордились и любили использовать слова с этой буквой). Проще говоря, полностью снаряжённую обойму можно было уронить на землю, но оболочки оставались целыми. По слухам, некие «естествоиспытатели», раздобыв партию обойм, ставили опыты — с какой высоты нужно уронить обойму для «восьмёрки», чтобы получить большой «Бум!». Завершить эксперимент не дали внезапно появившиеся русентийские десантники.
Эрудированный наблюдатель, к чьей помощи мы уже прибегали при рассмотрении ракетного спидера, догадается сразу: «Да это же винтовка «Марк XI», а материал оболочки — «Империум X» или X-материал! А внутри микропули — АМ-2, антиматерия-2». И будет совершенно не прав, потому что при реакции аннигиляции материи и антиматерии выделяются пионы, релятивистские мюоны, быстрые нейтроны, жёсткие гамма-лучи, радиоактивные ядра-осколки и много прочего, что разлетается на сотни метров и разносит с собой энергию. Солдат с оружием на антиматерии, расстреляв перед собой кучку червей, заодно отправил бы к праотцам себя, своих соратников, а также всё гражданское население на приличном радиусе. Нет, в Русенте так не поступали и хранили три великих тайны «восьмёрки» как зеницу ока.
Между тем, на поле боя установилось равновесие, игравшее на руку обороняющимся. Алекс со спутниками уничтожали червей примерно с той же скоростью, с какой последние появлялись из кустарника. Пройдёт несколько минут, и черви закончатся, медлительность этих порождений планетарной биосферы играла на руку русентийцам. Но вдруг один из червей прыгнул. Трудно назвать это действие прыжком, скорее, это был полёт на высоте около метра. Червь приземлился где-то в низу живота на бородатом беженце из первых рядов неподвижных людей и, перебирая щупальцами, пополз вверх за мозгами.
После внезапного поступка странного экземпляра черви получили все шансы размочить счёт в проигрываемой битве. Растоль Алекса оказался бесполезен; выстрелив из «восьмёрки» в червя, Алекс убил бы обоих, микропуля прожгла бы в теле несчастного несовместимое с жизнью отверстие. Для подобных случаев в экипировке русентийцев предназначался миниатюрный ручной лазер, и военным вдалбливали в голову: «Во время боя с червями держи растоль в доминирующей руке, а лазер — в подчинённой». Но Алекс допустил ошибку и забыл о лазере. Прямо скажем, более того, он сражался с червями как старый пузатый отставник-полковник — он держал пистолет двумя руками. И теперь ему нужно было освободить левую руку, вынуть лазер, прицелиться, выстрелить и успеть это сделать, пока бородач ещё был живой. Да, это глупая ситуация, за которую Алексу потом сослуживцы сломали бы рёбра, не будь он командиром. И увы, Алекс был всего лишь десятилетним мальчиком, а не супергероем-мачо, а десятилетние мальчики постоянно попадают в глупые ситуации.
Могли бы вмешаться спутники Алекса, но и тут разведчик сплоховал. Позиции стрелков были выбраны так, что фасад подвергшегося нападению беженца был открыт только самому Алексу. Его товарищам оставался единственный вариант — вслепую стрелять человеку в спину или бок, надеясь, что лазерный луч должной интенсивности сумеет прошить тело насквозь и попасть в червя. Раненого с дыркой или дырками в теле следовало сразу переправить в госпиталь, но откуда в разгромленном Сильфонте найдётся госпиталь?!
Рука Алекса легла на лазер, боевик слева от атакованного человека изготовился стрелять насквозь, червь дополз до груди и ему оставались считанные сантиметры до цели. Но в схватку вмешался персонаж, которого не брали в расчёт — чумазый лохматый мальчишка. За время боя он каким-то образом перебрался от коммуникатора поближе к русентийцам. С рефлексами у него оказалось всё в порядке. Среагировав на прыжок врага, мальчик рванулся к жертве, схватил и отбросил червя, насколько было сил. Ему повезло, червь как раз переставлял щупальца и держался всего двумя из них. В следующее мгновение червь был разрезан пополам лазерным лучом, а затем для верности четвертован и ещё более размельчён. А после этого мальчишка был пинком отогнан от передовой в тыл. Кажется, Алекс был раздосадован своим промахом, и тощий зад младшего послужил неплохим объектом для выплёскивания раздражения.
Новых прыгающих червей не появлялось, ползающие кончались. Настал момент заняться второй точкой сбора людей — готовой к отправке колонной старых роверов. Там ожидали старта долгого пути семеро ополченцев, и их судьба была неясна. Маловероятно, что черви нанесли удар сразу по двум направлениям, но проверить, что сталось с колонной и её охраной, требовалось. Алекс повернулся к одному из боевиков:
— Филимонов, за мной!
Алекс и получивший приказ боевик быстрым шагом двинулись к холмам, за которыми стояла колонна. Третий разведчик продолжил редкими выстрелами уничтожать последних червей. Беженцы приходили в себя, стонали, недоумённо озирались, кто-то конфузливо ощупывал мокрые штаны. Мальчишка бросился за Алексом и Филимоновым, не поспевал, споткнулся, приложился с размаху о землю (сколько же синяков и ссадин добавит ему сегодняшний день!), поднялся… Молчаливый боевик притормозил, одним движением перекинул навязавшегося попутчика через плечо, и в такой конфигурации невольно сложившаяся команда добралась до роверов.
Второй бой вышел много проще первого. Сигнал тревоги, поданный через коммуникатор, позволил ополченцам укрыться внутри старинных, но надёжных машин. Путь к людям для червей был заказан, и они хаотично ползали по бортам. Лазеры разведчиков аккуратно сделали своё дело, с последним убитым червём ментальное давление на спрятавшихся ополченцев испарилось. Не прошло и тридцати секунд, как транспортный шлюз одного из роверов раскрылся, и из него показался лысый усатый здоровяк. Красный от злости, он выбрался на землю и недобро посмотрел на спасителей. Явно он ненавидел их больше, нежели червей.
— Победили, да? Справились? Гордитесь своими ракетными пугалками?
— Победили, справились, гордимся, — поток претензий нисколько не обескуражил Алекса, выбравшего самый простой способ общения с буйными, а именно, во всём с ними соглашаться.
— У вас есть эти ракетные пугалки… Дали бы нам импакторы, мы бы вам задали, мы бы вас надрали…
— Стартовать надо, Силач.
— Мы бы вам… Стартуем, когда я скажу… Постой, откуда ты знаешь моё имя? Я тебе не представлялся.
— Хорошо, скажи, и мы стартуем, — Алекс еле заметно улыбнулся кончиком рта, ему понравились архаичные обороты Силача, и он продолжил, выговорив последнее слово по слогам. — Мне не требуется, чтобы мне пред-став-ля-лись.
Лысый ополченец хотел что-то возразить, но запнулся. Спорить с русентийцами, не имея роты бойцов с импакторами — занятие абсолютно бесперспективное. А если бы ещё он знал, что и импакторы не помогли бы против шёлкосплавной брони Алекса и Филимонова! Между тем, Алекс счёл плодотворный разговор оконченным и развернулся. Мальчишка всё это время продолжал висеть на филимоновском плече.
А вот теперь он уже не висел, а стоял, уткнувшись взором куда-то себе под ноги. Алекс, Филимонов и третий разведчик вольготно расположились в скаут-спидере. Хорошо оснащённой и выносливой машинке предстояло двигаться в хвосте колонны, причём на значительном удалении от последнего ровера — так настоял Силач.
Мальчишка, чьё имя или прозвище мы до сих пор не выяснили, потерял все шансы попасть в один из роверов беженцев. Эвакуирующимся было на это полностью наплевать, вступил в действие новый закон джунглей, и мальчишка из потенциального трудоспособного кадра превратился в будущего конкурента за кусок еды в лагере. Русентийцам было наплевать тем более; ни один из них не пролил бы и слезинки, погибни сейчас вся колонна. Удивительно, почему Алекс вообще решился на схватку с червями, напавшими на беженцев. Наверное, ему не хватало адреналина или кололо детское шило в соответствующее место.
Мальчишка всё понимал и ни на что не надеялся. Поэтому он не сразу ответил на обращённый к нему вопрос Алекса.
— Как тебя зовут?
— Ник… Ник Звара.
И вновь повисло молчание. Затем Филимонов второй раз за день подхватил маленького Ника и забросил его в спидер. Ни он, ни Алекс не сказали при этом ни единого слова, как будто они могли обмениваться мыслями телепатически. А впрочем, а почему «как будто»?
— …Но когда до Хирона оставалось четырнадцать суток полёта, автоматика сбойнула, и десять тысяч колонистов проснулись и вышли из криокамер…
— Как ты сказал? Хирон?
— Ну, это планета… наша планета… её так называли раньше… ну, мне мама рассказывала…
Знание Ником древнего прозвища планеты показалось Алексу настолько странным, что побудило его впервые за девять дней похода раскрыть рот и задать вопрос — заметим, всего лишь второй за время их вынужденного знакомства. Юного беженца внимание старшего товарища если и смутило, то ненадолго. Ответив с запинками и выдержав для вежливости паузу, он вновь принялся лопотать всё, что приходило ему на ум. Мальчишеский голос Ника — единственное, что нарушало тишину в звукоизолированном спидере с момента начала движения колонны из Сильфонта.
Алекс и его спутники узнали, что Ник Звара являлся круглым сиротой. Отца у него не было «просто совсем», хотя он и знает, что для создания ребёнка требуются двое. Мать погибла прошлым летом, а тело её не нашли. Сам он ночевал весной и летом во дворе барака, «на котором две зелёные полосы нарисованы», осенью и зимой его пускали спать в подвал. На пропитание Ник зарабатывал себе искательством, старший барака был хороший дядька и справедливо расплачивался едой за всякий приносимый хлам, а ягодами и водой можно было добраться во время вылазок за территорию базы.
В бараках жили люди добрые, злые и никакие. В стационарных корпусах располагались чужаки — гигантские, в рост человека, разумные насекомоподобные, «прогениторы», высадившиеся на планету почти одновременно с людьми. Русентийцы и чужаки ненавидели друг друга и вступали в бой при первой возможности. Остальные фракции потомков землян бывали более толерантны, потому как менее сильны, чем Русента, за что русентийцы оскорбляли их «подчужачниками» и «живущими под чужаками».
Десантники свалились на Сильфонт «как град на голову», и скоротечный бой с последующей зачисткой Ник вспоминал с закрытыми от страха глазами. Прогениторы нападение прошляпили, положившись на хвалёные сенсорные массивы на дальних подступах к базе. Наверное, датчики не сработали или были выведены русентийцами из строя — точного ответа Ник не знал. Вместо сенсоров о начале штурма известила артиллерия атакующих.
Ни бараки, ни, тем более, отдельных людей русентийцы в мишень не превращали. Зато они уничтожали прогениторов — всех и каждого, до последней особи. Если чужак укрывался за сильфонтцем-человеком, десантники убивали обоих; если чужак забегал в поисках укрытия в здание, его взрывали, не интересуясь, кто может ещё быть внутри. Колонну уходивших на юг по алгоритму экстренной эвакуации гражданских чужих аккуратно расстреляли из спидеров, стараясь по минимуму повредить будущие трофеи. Ник после первых залпов лёг на землю, укрывшись за трупом «хорошего человека старшего барака», и не вставал до позднего вечера. Лежал бы и дальше, но десантники пошли по территории базы с контрольным обходом, силой сгоняя уцелевших людей к опустевшему ангару.
Ник то торопился рассказать новый эпизод из своей жизни до и после нашествия русентийцев — глотая звуки и повторяя слова по многу раз, то переходил на обыденные мальчишеские горести или жаловался на саднящую коленку, то замолкал на часы. В результате история Ника растянулась на добрых девять дней. Боевиков она не впечатлила. Алекс и спутники не реагировали даже тогда, когда в дронийском говоре мальчишки появлялись архаизмы времён первопоселенцев: мозгочерви, или ксеногрибок вместо фунгуса. Но вот на слово «Хирон» молодой командир разведчиков не выдержал, услышать его из уст малолетнего оборвыша с никому не нужной периферийной базы было… удивительно.
Список удивительных событий этим не исчерпывался. За девять дней медленного продвижения колонны на север её дважды атаковали черви.
Первая схватка произошла во время остановки, по давней традиции называемой «зелёной». И первый же червь прыгнул с придорожного холма, убив знакомого нам по бою на базе тощего ополченца. Спидер с русентийцами подоспел вовремя, чтобы сжечь полсотни выползших беспозвоночных, но слишком поздно, чтобы сохранить парню жизнь.
Как и на базе, Силач быстро оправился от последствий ментальной атаки. Подошёл к мёртвому, пробурчал формальные слова прощания и приказал четверым беженцам закопать тело у дороги.
— Ну надо же, — орудуя лопатой, искренне удивлялся мужичок ранних средних лет, усатый, борода клинышком, отвисшие щёки и растопыренные уши. — Когда червяки на лугу напали, я с ним рядом был. Пронесло. И теперь к нему прибило, когда червяк этот скакнул. И могилу теперь ему копаю. Во как оборачивается, всё вместе да вместе. А как звать-то его, и не знаю.
Возле вырытой неглубокой ямы показались Алекс и два его неотлучных спутника — нет, уже три, хвостиком за взрослыми боевиками увязался Ник.
— Экавуирующийся Слиач, повзольте вызарить солебознование, — неожиданно тонким голосом произнёс третий разведчик.
— Капитана ради, что он сказал? — пробормотал Силач. — У меня сильное подозрение, что он назвал меня нецензурно.
— У него легастения. В лёгкой форме, — невозмутимо ответил Алекс, чем поставил главаря беженцев в тупик. Что такое легастения, Силач не знал. Алекс, кстати, тоже.
Примитивная могила была засыпана, копатели, обтирая руки, пошли к роверам, а русентийцы не спеша потянулись к своей машине. В камеру заднего вида, скрытую на правом плече, Алекс наблюдал за тем, как Силач смотрел в спину говорливому соседу убитого, и взгляд Силача не был добрым.
Второе нападение произошло как под копирку. Зелёная остановка, ползущие по склону холма черви в количестве примерно полсотни единиц, беспомощные люди вокруг роверов, подъехавший спидер русентийцев, стрельба из «восьмёрок», конец боя. Единственным счастливым отличием оказалось отсутствие прыгающего червя и, соответственно, потерь у беженцев.
Близившийся к концу девятый день похода не внёс изменений в расстановку колонны. Роверы по-прежнему тащились впереди, русентийцы ехали за ними на значительном удалении. Идея пустить хорошо вооружённых разведчиков замыкающими выглядела прихотью (и была таковой!) Силача, не желавшего склоняться перед захватчиками. Но надо признать, у беженцев имелся резон, риск, которому они подвергались, не был столь велик.
С какими опасностями могли бы столкнуться люди, вышедшие в дальний путь на старых и медленных, но как-то защищённых машинах? Прежде всего, надо отметить, что на планете не были обнаружены хищники. Травоядные копытные встречались и составляли значимую добавку к рациону поселенцев, а регулирующих их численность плотоядных не было. Кроме человека и прогениторов, конечно. В подобных условиях модель «хищник-жертва» должна превращаться в алгоритм «объели всю растительность и вымерли от голода». Но так не случалось. Расплодившись чрезмерно, травоядные животные, слегка напоминавшие земных бизонов и антилоп, снижали плодовитость или помирали досрочно, в полном расцвете сил и от неведомых причин. Казалось, у них просыпался некий встроенный механизм самоуничтожения, отрабатывавший до тех пор, пока растительной пищи не становилось вдоволь. Удивительный, но не единственный пример разумности не имеющей разума природы планеты!
Следующая опасность, которую необходимо рассмотреть — нападение представителей враждебной фракции. С времён Первой войны, на планете воевали непрерывно, и часто в режиме «все против всех». Но, если отставить в сторону русентийцев, боевые действия сводились к схваткам небольших отрядов в ненаселённой местности, вдали от баз, причём из-за слабости вооружения бои длились даже не часами, а днями без сколь либо серьёзных потерь. Штурмы баз — события редкие по причине неадекватного размена людских ресурсов. Потеря даже десятка подготовленных солдат для любой цивилизации планеты стала бы болезненным ударом. Атака хорошо защищённого и укреплённого поселения могла унести жизни нескольких десятков, а то и сотни нападавших, причём приз победителям (нелояльные жители захваченной базы) такой цены явно не стоил.
Черви могли доставлять проблемы, и доставляли. Но загадкой (очередной!) планетарной экологии было то, что черви не трогали людей, если они покидали территорию. Исход из Сильфонта однозначно подпадал под это понятие, и целых три нападения за десять дней должны были, наконец, встревожить Силача, взявшего на себя роль неформального лидера беженцев. Что думал Силач, пока оставалось неведомым, но упрямству своему он не изменил, и трое русентийцев были вынуждены ползти в глубоком арьергарде.
Дорогу, по которой двигалась колонна, построили сотню с лишним лет назад, во времена, когда дронийские поселенцы упорно интересовались гигантским кратером, названным в честь великого капитана Гарланда. Мало кто на планете помнил, почему капитана признали великим и что он, собственно, сделал, но его имя осталось на карте, а его должность укоренилась в выражениях экспрессии, чему мы были свидетелями в разговоре разведчика-легастеника и Силача. Ни одной базы в кратере построено не было, но дорогу почти до его южного вала проложили, чем теперь и воспользовались эвакуирующиеся.
Проезжую часть дороги формировали плиты 10*5 метров из псевдобетона. Первые поселенцы считали такой материал слабо сопротивляющимся местным флоре и погодным условиям и клали плиты как времянки. В полном соответствии с известным законом, временное оказалось наилучшим постоянным. Земля под плитами умирала, ветра и дожди избегали дорог… Говоря короче, псевдобетонки служили верой и правдой практически сколь угодно долго, чем приятно удивляли колонистов.
Холмы постепенно превращались в невысокие горы. Светило клонилось к западу, роверы сбросили и без того малую скорость. Как вдруг без видимых причин скаут-спидер русентийцев рванулся вперёд, обогнал колонну и встал поперёк дороги. Вывалившийся из машины Филимонов выстрелил чуть левее направления движения. Хлопок, и с середины горного склона покатилось вниз тело. Человеческое тело.
Стычку с людьми разведчики повели по диспозиции, отличающейся от боёв с червями. Филимонов и легастеник неспешно и осторожно сокращали расстояние до врагов, каждый по своей стороне дороги. Филимонову слева противостояло двое с импакторами, его напарник охотился на одного, более опытного. Алекс расположился в относительной безопасности, укрывшись за спидером. Там же спрятался и Ник, благоразумно державшийся от старшего мальчика на расстоянии вытянутой ноги.
Вне всякого сомнения, колонну поджидала засада, но действия русентийцев обернулись для сидевших в укрытии неприятным сюрпризом. Сенсорная аппаратура скаут-спидера позволяла надёжно и заблаговременно детектировать присутствие homo sapiens и прогениторов (вот с червями было сложнее, да!), а после обнаружения преимущество ракетного оружия над импакторным предрешало результат боя.
Импакторы появились на планете как творческое переосмысление лучевого (лазерного) оружия первых поселенцев и как закономерный технологический компромисс в условиях дефицита всего материального. В отличие от лазеров, импакторы выстреливали пучками заряженных частиц. Губительное воздействие пучков на живые организмы определялось расходимостью пучка и плотностью потока частиц, а также долей потерь из-за взаимодействия частиц со средой. В пехотном исполнении импакторы годились для ближнего боя; на десятке метров попадание из импактора приводило к смерти под лучом, на десятках метров можно было надеяться на лучевую болезнь той или иной степени. Пальба на дистанции в сотню метров имела единственный смысл — выстрел за выстрелом долбить в одну точку в надежде на то, что наведённая радиоактивность в месте попадания вынудит противника покинуть позицию, а при удаче и подставиться под смертельный удар.
Противники русентийцев как раз и занимались этим занятием, бесцельно поливая пучками в сторону разведчиков. Бесцельно — потому что боевики не сидели на одном месте, а продвигались вперёд, выбирая удобный момент для своего хода.
Первым в игру вступил Филимонов. Один из его противников удобно расположился в расселине. Невидимый глазу, он не мог считать себя, однако, надёжно спрятавшимся — пучки из импактора визуализировались как лучи грязно-белого цвета, да и про сенсоры забывать не стоило. Прожечь толстый слой камня было тяжёлой задачей даже для «восьмёрок» русентийцев, но над расселиной нависал козырёк. В какой-то момент неизвестный пока боец сдвинулся, оказался ровно под козырьком — короткая очередь, и расплавившаяся от контакта с горячей начинкой микропуль скальная порода пролилась на несчастного, успевшего только вскрикнуть.
Гибель товарища очевидно деморализовала второго противника. Он бил из импактора без всякой паузы между пучками. Так поступать нельзя; система охлаждения импакторного оружия эффективна, но не совершенна, и ладони стрелявшего наверняка уже были сожжены до мяса. Тем не менее, он едва не добился небольшого успеха, один из пучков попал в валун за спиной Филимонова. Разведчик двумя прыжками отодвинулся от камня, которому предстояло фонить ближайшие недели. Но на этом всё и закончилось — с нового места русентиец засёк оппонента. Выстрел, враг лишился ноги, и второй выстрел как coup de grace.
С правой стороны дороги соперник легастеника готовился дорого продать свою жизнь, то есть, обменять её если не на жизнь, то хотя бы на здоровье русентийского боевика. Стрелял он редко, пока только обозначая сопротивление, и делал это с разных точек полки, похожей на настоящую веранду, созданную природой для романтически настроенных влюблённых, которые, правда, никогда до неё не добирались.
Разведчик мог бы заняться уничтожением стены веранды, расходуя микропули — благо, их было в достатке. Вместо этого, он двигался вперёд, провоцируя неприятеля рискнуть на прицельный выстрел, требующий больше времени. Но враг пока не вёлся и выжидал, когда разведчик сблизится с ним вплотную, на расстояние смерти под лучом, молекулярной гибели клеток центральной нервной системы.
Легастеника угроза жуткой погибели совершенно не волновала. От противника его отделяли пятьдесят метров, сорок, тридцать… Разведчик пересёк невидимую черту, намеченную врагом, и тот вскочил, выпустив в русентийца пучок в упор — ровно для того, чтобы упасть сражённым ответным выстрелом из «восьмёрки».
Русентиец, которому по всем правилам полагалось также быть мёртвым, скинул с себя движением плеч окрасившуюся красным цветом рубашку; с места её падения на землю раздалось негромкое потрескивание. Шёлкосплавная броня, из которой изготавливалась одежда русентийских силовиков, обладала, среди прочего, одним важным качеством — длина пробега заряженных частиц в ней исчислялась долями миллиметра. Иными словами, весь пучок, выпущенный в разведчика, поглотился наружной поверхностью рубашки. Фонить теперь она будет долго, но кого это волнует в местности, откуда уходят последние люди?
Разведчики осматривали останки недавних противников, а высыпавшие из роверов беженцы стояли, раскрыв рты. Слишком впечатляющей оказалась расправа над группой, вооружённой импакторами — лучшим, что было создано в военных целях за пределами Русенты. Свидетели короткого боя задумались ещё больше, если бы могли подсчитать, во сколько обошлась победа бойцам Алекса. Достаточно напомнить, что в первом бою с червями совокупная цена израсходованных микропуль на порядки превышала стоимость всей колонны, включая роверы, загруженное в них имущество и личную одежду эвакуирующихся.
Но стычка не закончилась. Слева от дороги с другой стороны горы убегал последний из несостоявшихся нападавших. Сенсор Алекса точно показывал его местонахождение, а также прогнозировал, что он успеет уйти достаточно далеко за время, требующееся Филимонову подняться наверх и взять негодяя на прицел.
Алекс перевёл переключатель на «восьмёрке», поднял ствол под углом вверх и выстрелил. Спустя пару секунд считавшему себя в безопасности врагу предстояло узнать две неприятные вещи — прицельная дальность оружия русентийцев была очень большой, и кроме того, ракетный пистолет NА8 умел стрелять навесом.
— Они нас убили бы? — Ник, как и положено ребёнку, спрашивал без экивоков и ухватывал самую суть. Алекс повернул голову и, против обыкновения, решил всё-таки ответить.
— Нет. Но во-о-он в том месте они обстреляли бы роверы из импакторов и активировали их броню.
— И мы побежали бы дальше пешком со всем грузом?
— Они не взяли бы груз. После кратера путь проходит через фунгусовые поля. Они унесли бы только дыхательное снаряжение и защитные костюмы. Может быть, немного воды и еды. Но пешком через фунгус не ходят.
— И все умерли бы?
— Да.
Ник замолчал. Его глаза расширились от ужаса. Что его впечатлило больше? Перспектива страшной смерти от червей или лёгкость, с которой Алекс разделил «мы» и «они», разведчиков и беженцев? Долго воздерживаться от едва завязавшегося разговора у мелкого не получилось, и он задал самый волнующий его вопрос.
— А ты уже воевал раньше?
— Я участвовал.
— И ты… много ты убил?
— Бой с людьми первый.
К мальчикам подошли Филимонов с напарником. Ничто не напоминало в их облике и поведении о недавней смертельной схватке.
— Спартанцы?
— Да, — первое за всё время похода слово прозвучало из уст Филимонова. Голос его оказался неожиданно низким и хриплым.
Алекс вздохнул и двинулся к стоящей колонне. За ним пошли остальные. Привычный за последние дни ромбик — Алекс впереди, разведчики сзади сбоку и в самом тылу Ник.
— Пора поговорить, Силач.
— Имеет смысл побеседовать о насущном, — как всегда, с налётом архаичной высокопарности отреагировал лысый усатый командир беженцев.
— Начнём с простого. Черви не нападают на людей, если те уходят. Это раз. У молодых червей не бывает летучих вожаков, и это два. Пятерым диверсантам из Спартанской Федерации нечего делать к югу от кратера Гарланда и тем более нападать из засады на кучку консервных банок. Три. Что ты можешь добавить к сказанному?
— Ты взял в машину того Ника. Для чего?
— Для центровки. Спидеру нужна правильная центровка, а я по весу не тяну на взрослого, — не моргнув глазом, ответил Алекс.
— Для центровки… Я тоже взял в ополчение Рейку… для центровки. Его звали Рейка, потому что он был худосочен как рейка, и мы выставляли его столбом у шахты. Я взял его, потому что знал его матушку, а его умертвил прыгун.
— Его мать?
— Её умертвили вы.
— Мы?!
— Русентийцы. Солдаты с ракетными пугалками.
Алекс выдержал паузу и отвернул разговор от опасного русла.
— В Сильфонте перед отходом червь-вожак пытался убить человека. Кто он такой?
— Заумник.
— Э-э… умный, что ли?
— Нет, русентиец, он Заумник. Мы называли его так. Много говорил ерунды. Умные словеса, а внутри шелуха, потому и Заумник. Он предупреждал всех, что вы нападёте, ему никто не верил, а он был в готовности и выбрал себе правильное убежище. После штурма люди замыслили, что Заумник не полный дурак и что его надо слушать.
— И как он после нападения червя?
— Боится. Молчит. Сидит в машине, делает в портки. Скоро он станет не Заумник, а обыкновенный Дурак.
Алекс задумался. Что, если летучий вожак в Сильфонте выбрал жертву не случайно? Но тогда это значит…
— Силач, скажи, когда хоронили Рейку, могилу копал один человек…
— Красношей. Он был с Рейкой рядом два раза.
— Что ты о нём думаешь?
— Старатель. Хороший старатель. Много приносил на базу. Характер гнилой, с ним мало водились. Спал один.
— В смысле?
— Женщины не было.
— А, понятно. Слушай, Силач, этому вашему Заумнику начали верить, и черви попытались его убить. Чем мог быть необычен Рейка и нет ли чего-то странного в Красношее?
— Не знаю. Дадим Красношею по шее, ха-ха, и он всё расскажет.
— Не торопись. Приставь к нему надёжного человека, пусть понаблюдает.
— Кучерявый будет. Но я сам ему скажу, ты не лезь! — набычился беженец.
— Хорошо.
В беседе вновь образовалась пауза. Подобные минуты молчания необходимы порою для поддержания реноме обстоятельных мужчин, знающих цену слова. Алекса искусству паузы обучали (ну как обучали, выдали на руки на два дня краткий образовательный курс по разговорному общению), Силач освоил эту науку самоучкой, иначе он не стал бы тем, кем он стал.
— Слышь, русентиец, получается, что будь у нас импакторы, мы бы вас не надрали?
— Получается.
— Понятно…
— Силач, дорога скоро закончится. Впереди кратер и фунгус. Нам нужно перестроиться и ехать в голове, со стандартным интервалом от первого ровера. Буду откровенен, четыре нападения — это много и это мне не нравится. Естественно, про новый порядок движения всем объявишь ты.
Беженец подтверждающе моргнул и чуть наклонил голову. Время упрямства и гордяческих принципов закончилось, началась тупая борьба за жизнь, и пустить впереди колонны разведчиков было наиболее верным решением.
— Слышь, могу я спросить? Коли ты умеешь стрелять по-миномётцки, почему ты сразу всех так не накрыл?
— Растерялся, — Алекс пошёл к спидеру, дав понять, что разговор окончен. Верные спутники и примкнувший к ним Ник не отставали от лидера ни на шаг. Младший попытался было проверить, правда ли Алекс растерялся, но нарвался на полное отсутствие реакции на свои вопросы и успокоился.
Дорожное покрытие кончилось ранним утром десятого дня похода. Прикорнувший Ник узнал об этом, благодаря тычку в бок от безымянного разведчика и грозному требованию Алекса: «Снимай штаны!».
— На фига? Бить будешь? — испугался Ник, но команду выполнил. За штанами в грузовое отделение спидера отправилась драная рубашка, а затем враз повеселевший мальчуган обрядился в принадлежавшую Алексу верхнюю одежду из шёлкосплава. Не надо думать, что командир разведчиков отдал последнее, запасы носимых в качестве брони изделий были в спидере немалые. Процедуру переоблачения дополнили панама с опускающимися полями, способная при необходимости быстро превратиться в шлем, и обувь с высоким голенищем и подгоняемым под стопу размером. Финальным аккордом легастеник подвернул рукава и штанины, а Алекс оценил получившееся и махнул рукой: «Сойдёт!».
— Перчатки бы ему, — протянул Филимонов.
— С перчатками и носками сложнее, — откликнулся Алекс. — Болтаться будут, просто так не подвернёшь. Без носков обойдётся, обувь там всё закрывает, а руки пусть прячет в карманы.
— Это да, размерчик у него поменьше будет. Парень, а сколько тебе лет?
— Восемь. Ну почти совсем, — поглощённый изучением обновок Ник ответил не сразу.
Смысла в сакральном переодевании юного спутника разведчиков было ровно наполовину. Ему мало что угрожало, оставайся он всё время внутри спидера, но вчерашний бой со спартанцами показал, что надежды на разумное поведение питать не приходилось. Ник не забивал голову ненужными раздумьями, так как прямо сейчас игрался с функцией «Хамелеона», автоматически подстраивающей цвет шёлкосплавной бронеодежды под окружающую местность. Его совершенно не волновало, почему разведчики данной функцией не воспользовались за время похода ни разу.
Что до Алекса, то он коротко связался по коммуникатору с Силачом и сообщил об остановке. Разведчики вылезли наружу с «восьмёрками» наизготовку, внимательно осматривая склоны придорожных гор, всё таких же невысоких, как и вчера. К спидеру быстрым шагом подошла ополченка, назначенная Силачом на должность со звучным названием «офицер связи» и переименованная Алексом в уме в стрелка-телефонистку. Несомненно, это было некрасиво и даже дерзко, ведь в Русенте такое прозвище считалось оскорбительным.
— Стоим?
— Постоим, пока ваши приготовятся. Кочек ожидается много, растрясёт прилично.
Молодую ещё ополченку забавляло общаться с грозным командиром-русентийцем, по возрасту годившемуся ей в младшие братья, а то и в сыновья. Сложно сказать, нравилось ли это молодому разведчику или злило его, но от разговора он не уклонялся и даже пытался контратаковать.
— Как тебя зовут? — вопрос Алекса был совершенно законным, потому как Силач представил девушку по-простому: «Вот она».
— Стерёга. Потому что я стерегущая.
— Тебя приняли в ополченцы для центровки?
— Как-как? А, для центровки? Вы сговорились, что ли? Силач тоже второй день про центровку бубнит. Ну да, для центровки. Должен же кто-то писать сидя.
Алекса насмешливая пошлость Стерёги не смутила. Совсем не смутила, или почти совсем не смутила. А лёгкая краснота на щеках разведчика была однозначно обязана своим появлением утреннему загару… Впрочем, это на поле боя Алекс был командиром группы боевиков разведки Русенты, а сегодня он всего лишь 10-летний мальчик против языкастой женщины, и поделом ему. К счастью, из внутренностей спидера очень вовремя показалась белобрысая голова младшего — без бронированной панамы! На неё и переключил своё внимание Алекс, растолковывая нарушителю всю глубину его неправоты лёгкими щелбанами.
За острыми перепалками, обыденными разговорами и воспитательными действиями скрывался в тени символизм происходящего. Как только последний ровер колонны съедет с дороги, человеческое присутствие в Дронии завершится. Ни единого разумного существа не останется на территории цивилизации, основатели которой — точнее, основатель — мечтали о великом будущем.
Колониста, породившего Дронию, звали прораб Домай. Имя его не помнил никто, даже он сам, и имя заменила должность, вскоре ставшая официальным титулом. Двухметровый гигант и качок, на далёкой Земле Домай работал шахтёром и одним из первых записался в полёт до Хирона. Прорабом, конечно, его называли авансом — на новой планете его предполагали привлекать по строительной части.
За внешностью уголовника, заставлявшей случайных прохожих в тёмном переулке отдавать Домаю часы и кошелёк, скрывались своеобразный, но острый ум и неплохая эрудиция. Прораб увлекался историей гильдий, наизусть шпарил цитатами из Александра Бугге и Жоржа-Франсуа Ренара, а также любил к месту и не к месту поминать Торстейна Веблена, особенно его идеи о создании нового технократического порядка через революцию инженеров.
В полёте с Домаем произошёл несчастный случай, результатом которого стали частичная амнезия и неконтролируемые вспышки ярости. Но лидерства среди сподвижников и прихлебателей он не утратил и при высадке на Хирон, который теперь называли просто планетой, убедил последовать за собой более тысячи человек — в первую очередь, технарей. Прораб собирался реализовать на практике идеи Веблена; к сожалению, он полностью забыл, в чём Веблен ошибался.
Люди, поселившиеся в области, названной Дрония, были технарями-анархистами, приверженцами свободного труда, ненавидящими любое общественное или государственное принуждение. Они не терпели даже друг друга и старались отстраниться как можно дальше от соседей; таким образом, Дрония быстро расширялась за счёт появления новых небольших баз.
С грехом пополам Домаю удалось наладить подобие управления, работу коммунальных служб и сформировать мини-армию. Во всё остальное он и его ближний круг не вмешивались, в том числе, не принимали никаких экологических мер. Едва ли не каждый дрониец считал обязательным построить для себя личный заводик или мастерскую, превращая округу в помойку, запреты не должны были омрачать радости свободного труда.
Шли годы. Дрония расползалась, завязала более-менее устойчивые торговые отношения с другими человеческими территориями, пафосно называемыми цивилизациями — в том числе, и с цивилизацией Русенты, или, по старинке, с Университетом. Тем неожиданнее оказалась неспровоцированная атака русентийских солдат на базу Сильфонт. Чиновники дронийской администрации и гарнизон базы были расстреляны из лазеров, большинство заводиков разрушено. Так на планете стартовала Первая война.
Русента в этой войне вела себя более чем странно. Казалось, что ей важнее всего было сломать дронийский стиль жизни, а не прирастить свою территорию. Через четыре с половиной месяца после падения Сильфонта на базу прибыл спартанский отряд, которому был тут же передан контроль над поселением. Русентийцы в полном составе ушли из Сильфонта — для того, чтобы вскоре захватить следующую дронийскую базу с тем же результатом. Почти с тем же, так как эту базу Русента подарила одной из рас прогениторов.
Первая война продлилась несколько лет. На месте независимой Дронии образовался конгломерат из баз, контролируемых Спартанской Федерацией и чужаками. Прораб Домай до последнего не оставлял неудачных попыток умиротворить Русенту, пока не был взят в плен, судьба его неизвестна.
После разгрома дронийцев Русента утратила к их бывшей земле всякий интерес. Конгломерат, или, как его неформально называли, зоопарк из баз скатывался в депрессию и анархию. Новые хозяева практически не поддерживали связей с материнскими цивилизациями — трудно поддерживать связь, если самому быстрому транспорту требовались месяцы пути через неосвоенную местность.
Будучи полусамостоятельными, бывшие дронийские базы запустили нескончаемый процесс войны «каждый с каждым». Сначала схватки шли за богатые ресурсами районы, затем — по принципу «я дерусь… просто потому что я дерусь». В редких случаях базы удавалось захватывать. Не избежал печальной участи и Сильфонт. После пятидесяти лет под контролем выходцев из Спарты база пала перед отрядом чужаков. Они правили Сильфонтом следующие полвека, пока не были разгромлены вернувшимися русентийцами. Да, войны на планете велись неспешно.
Нынешнее возвращение русентийцев в экс-Дронию радикально отличалось от их первого вторжения. Теперь базы не передавались на сторону, а ликвидировались, и остатки жителей-людей перемещались в Русенту — на очень плохих условиях, о чём уже говорилось ранее. Чужаков русентийцы убивали до последней особи. За сотню лет с момента начала Первой войны мир на планете стал намного более жестоким и кровожадным.
И вот история Дронии подошла к логическому завершению. Уцелевшие потомки дронийцев, если бы они умели писать, могли бы сложить торжественную сагу, в которой Сильфонту отводилось бы большое место. Сильфонт был последней базой, построенной дронийцами в период мира. Он же стал первой базой, куда вторглись русентийцы, и он же оказался последней базой, окончательно завоёванной и ликвидированной всё теми же русентийцами.
Но вернёмся к нашим героям. Колонна выступила по направлению к южному валу кратера. Лёгкая нервозность обоих командиров, Алекса и Силача, передалась всем. Даже без учёта угрозы новых нападений путешествие отныне становилось ещё более трудным. Прежде всего, предстояло спуститься в кратер.
Объехать кратер поверху? Грубые намётки маршрута, полученные Силачом от лейтенанта-десантника, не предполагали подобной возможности. У Алекса, естественно, путь до Каналграда был проложен с большей деталировкой, но и он вёл только через кратер. Разведчики, будь они в одиночестве, могли бы решиться проверить давно или вообще нехоженые места, но с колонной на хвосте, с чьей судьбой по неясным пока причинам решил связать себя Алекс, такой трюк был абсолютно нереален.
На поверку получилось, что спуск на дно гигантской воронки не был чрезмерно опасен. Ветра и воды размыли стенки кратера, образовав причудливую естественную дорогу. Встречались места с шириной проезжего участка чуть более ширины ровера, машины протискивали через них по очереди те двое водителей, что были поопытнее остальных.
Спуск занял большую часть дня. Алекс приказал готовиться к ночёвке. Силач согласился, он тоже не испытывал восторга от перспективы подъёма по восточной стене кратера в тёмное время суток и на фоне общей усталости людей.
— В той стороне есть ручьи и родники. Скажи своим, пусть воды наберут, и побольше.
— Запасы воды довольные и с лихвой. Настаиваешь на дополнительном грузе?
— Силач, на востоке после кратера фунгус, не забыл? В фунгусовых полях всё становится непредсказуемым. Давай лучше перестрахуемся, пока есть такая возможность. Добавь воды.
— Ха! Про воду отдам распоряжение. Но дополнительное продовольствие взять здесь неоткуда.
— Если поход затянется, урежешь рационы. Перетерпят. Вода — предмет более критичный. Кончится вода, человек долго не протянет. У нас один скаут обходился без воды семь суток.
— Ого! И что с ним сталось?
— Умер, — Алекс вдруг широко улыбнулся; оказывается, он тоже умел улыбаться. — Его скелет обнаружили через полгода.
— Слышь, как догадались про неделю без воды, коли отыскали один скелет?
— Да никак! Нужна была страшилка для курсантов, чтобы не забывали правильно рассчитывать запасы воды. Вот и придумали историю про семь суток. На самом деле, может, он просто взял и помер. Так бывает.
Силач почесал лысый затылок и изрёк: «Прелюбопытно у вас обустроено».
Беженцы носили в роверы воду в подручных ёмкостях, часть людей рассыпалась по округе и собирала редкие орехи и ягоды. Разведчики расположились вокруг спидера, державшийся рядом с Филимоновым Ник уплетал паёк — вторую уже порцию с момента завершения спуска. К Алексу подошла Стерёга.
— Русентиец, делай вид, что всё нормально. Кучерявый убит, Красношей сбежал. Мы ничего не сказали людям, Силач хочет твой совет. И пусть сдохнет Капитан, но мне очень страшно.
Из пояснений Силача позже выяснилось следующее. Сгоняя разбредшихся людей к роверам (уже темнело), он обратил внимание на отсутствие обоих, и подозреваемого, и соглядатая. Вместе со Стерёгой и ещё одним ополченцем командир прочесал окрестности и в километре от стоянки наткнулся на тело Кучерявого, убитого ножом или каким-то похожим предметом. Его резак пропал, Красношея не было нигде. Ещё немного, и беженцы обратят внимание на пропажу двоих спутников, нужно придумать версию.
— Скажи, что сбежали.
— Разумно ли это? Могут последовать примеру.
— Считаешь, что кто-то может и в самом деле удрать из колонны? Да и флаг в руки, пусть пробуют. В одиночку не выживут, умные должны это понимать… Меня волнует другое. Красношей — хороший старатель, ты сам про это сказал. Следовательно, не дурак. Если он решился на побег, значит, где-то рядом его сообщники и наши враги. Да и те пять спартанцев-диверсантов, как они добрались до дороги на Сильфонт? Не пешком же из Спарты.
— Надо было дать Красношею по шее и всё узнать.
— Похоже, ты прав. Надо было сразу допросить.
— Куда побёг Красношей, узнать не можем?
— Нет.
— Слышь, а твой сенсор? Он далеко лицезреет.
— Включили, посмотрели — нет, никого постороннего не детектировали. Думаю, что Красношей успел отойти далеко или нашёл укрытие от сенсора.
— Подожди! Включили? Сенсор не трудился, пока мы стояли?!
— Силач… Не кипятись. Да, сенсорное оборудование было отключено. Червям здесь взяться неоткуда, а спартанцев мы заметили бы до выхода на дистанцию поражения визуально, глазами. Сенсоры потребляют энергию, до фига энергии. Запас аккумуляторов у меня есть, но я не рассчитывал, что мы будем возвращаться с колонной. Поход затянулся, а впереди фунгус, где нам потребуется много энергии.
— Я думал, вы непобедимые, — протянул беженец.
— Угу, нагибаторы… Силач, мы не непобедимые, мы очень сильные. Сенсоры оставляем работать, распорядись про часовых, мы тоже будем спать по очереди.
Ночь прошла на диких нервах, но без происшествий. Никто не напал, никто не сбежал. Алекс в категоричной форме заявил Силачу — сначала из кратера выедет спидер разведчиков. И только потом, и если неведомый враг не проявится, к тропе наверх двинутся роверы беженцев. Силач не стал спорить. Да если бы и стал, ничего не изменилось.
Легастеник лихо вывел машину русентийцев на восточный вал. Сенсоры молчали, спидер осторожно отползал от кратера. Когда Алекс решился дать отмашку Силачу, экран сенсора тренькнул, на нём родилась красная фигурка. Как будто из-под земли — точнее, из пещеры со стенками, покрытыми фунгусом, но Алекс этого ещё не знал — появилась неприятельская машина и выстрелила в разведчиков беловато-серым пучком.
Русентийцев атаковал боевой ровер. Судя по очертаниям, спартанский.
— На нас напали, Силач.
— Где? Кто? Умертвить способен?
— Силач, у тебя нешифрованный канал коммуникатора. Хочешь, чтобы нас прослушивала вся планета?
— Я иду к тебе.
— Поднимайся один, пешком. Мы сдадим назад и тебя подберём на тропе.
Запыхавшегося беженца посадили во второй ряд, между Ником и Филимоновым. Мальчишка притих, Силач для него по-прежнему был самым грозным человеком на свете. Спидер вновь выбрался на вершину вала.
— Расклад такой. Спартанец слишком далеко от нас, чтобы хотя бы попробовать активировать нам броню. Сделал один выстрел и откатил назад. Держится грамотно, примерно на границе зоны видимости сенсоров при нормальной мощности. Расширить зону можем, но пойдёт большой расход энергии, да и местность плохая, много скальных обломков и встречается фунгус.
— Фунгус мешает тебе?
— Да, очень плохо влияет на чувствительность. В фунгусовых полях мы ослепнем. Почти ослепнем.
— Что он творит?
— Мы идём к нему, он отступает. Заманивает.
— Умертвить можешь?
— Шанс есть, и неплохой. Но тогда мы не поймём, куда конкретно он хочет нас затащить. Поэтому играем в…, - Алекс запнулся. — В кошки-мышки.
— Знаю, как вы говорите. В русентийца-подчужачника.
— Если предпочитаешь. А ты знаешь, что такое ксеногрибок?
— Задняя нога Капитана. Слышь, русентиец. Ты маленький, но слова взрослые. Трудно привыкнуть. Проще, коли будешь говорить как Ники.
— Нести всякую пургу, запинаться на полуслове, попутно жрать стыренный паёк и хамелеонить? Стал бы ты мне подчиняться?
— Нет, не стал.
— Тогда не будем ничего менять.
— Я могу говорить за него как Ники, — внезапно встрял со второго ряда Ник.
— Силач, отвесь ему щелбан… Несильный!
Беженец был прав. В последние трое суток Алекс нарушил негласный обет разведчиков в общении с посторонними. Где многозначительные паузы и рубленые фразы? Их место заняли подробные объяснения, шутки и даже пошлые остроты. Силач мог бы сказать ему как-то так: «You come all this way without saying squat, and now you» re trying to tell me a «56 Chevy can beat a «47 Buick in a dead quarter mile? I liked you better when you weren» t saying squat, kid. Go to bed». Но Силач никогда не видел земных кинофильмов, а в голографическом зале Сильфонта при чужих демонстрировали одну лишь порнуху для насекомых.
Спартанец медленно пятился назад, спидер, также медленно и сохраняя дистанцию, следовал за ним как привязанный. Алекс прильнул к обзорному экрану, оценивая рельеф местности и готовясь в нужный момент добавить мощности сенсору. Вдруг противник прибавил ходу, как будто у него, наконец, сдали нервы и устремился к невысокой, но длинной гряде красноватого цвета от покрывавшего его фунгуса. Алекс утопил кнопку разблокировки и сдвинул рычаг, скосил глаз на цифровой индикатор потребляемой в единицу времени энергии и чуть поморщился. Но тут же забыл об этом, потому что на экран сенсора с тихим звуком одна за одной добавлялись фигурки, обозначающие врага.
«…тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… сорок два, сорок три». Вместе с приманкой, разведчикам противостояло сорок четыре боевых ровера Спартанской Федерации.
Первых противников теперь можно было наблюдать и вживую. Роверы выдвигались из-за гряды, притормаживали, перестраивались. Нападать они будут скопом. Так львиный прайд одолевал на Земле жирафа, и ни длинная шея, ни плотная шкура, ни мощные ноги не спасали обречённое животное от гибели.
Водитель-легастеник увеличил разрыв со спартанцами. Задом, как до того приманка, машина разведчиков отступала к спуску в кратер. Роверы, тем временем, выстроились буквой U и бросились в погоню. Их импакторные пушки пока молчали — слишком далеко! А вот русентийцы рассуждали иначе. Филимонов высунулся через шлюз наружу и открыл огонь из «восьмёрки» по выбранной машине. Выстрел, свечение, переходящее во вспышку, второй с тем же эффектом, третий, на сей раз без видимых последствий. Разведчик, довольный, вернулся на своё место. Зато Силач смысла завершившейся сцены не понял — обстрелянный ровер ехал как ни в чём не бывало.
— Не попал?
— Попал. Экипаж мёртв, машина едет по инерции. Видишь яму прямо по её курсу? Сейчас она в ней завалится на бок.
Пролетели томительные секунды, и предсказание Алекса исполнилось в точности. Силач ожидал следующей порции пояснений — например, почему разведчики отступают, несмотря на первую удачу.
— У вас броня. Шёл-ко-сплав. Я сам видел, как он, — беженец мотнул головой, показывая на легастеника, эффектным образом расправившегося с диверсантом у дороги.
— И если ты не заметил, после боя он выбросил рубашку и взял новую из запасов, — Алекса не тревожили приближающиеся роверы, ровным голосом он комментировал происходящее, как будто сидел за сотни километров в подземном бункере.
— Силач, ты знаешь что-нибудь о ядерных реакциях? Наша броня выдерживает прямое попадание из импакторов. Но после него защитный слой начинает фонить и в нём образуются вакансии. Ты не увидишь их под микроскопом, но для импакторного пучка они сродни распахнутым воротам.
— Броня спидера мощнее персональной брони, но и пушки спартанцев — это не стрелковка, плотности потока в их пучках выше, — место заезда на вал было уже рядом, и невозмутимый ликбез от Алекса продолжался. — Поэтому они постараются сделать так — одновременно приблизиться и обстрелять нас очередями, метя приблизительно в одну и ту же точку на броне. Возможно, они выберут две или три таких точки, если судить по их построению. В лучшем для нас случае мы зафоним как реактор после аварии. В худшем броня не выдержит и мы умрём. Наша главная задача — держаться от роверов как можно дальше.
— Почему вы не стреляете? — спидер взобрался на вал и подъезжал к началу спуска, отчего успокоился даже Силач. Он был последним и единственным, кто высказывал нервозность; Ник глазел на происходящее, открыв рот: «Вот это да!».
— Мы столкнулись с новейшей спартанской разработкой. Броня — «трёшка» плюс резонанс. Резонансное поле вокруг машины, останавливающее материальные предметы, в том числе, наши микропули. Видел свечение при попадании? Филимонову суперповезло, он пробил броню всего с третьего выстрела, но делать ставку на везение глупо. Даже втроём мы не успеем пробить все роверы. Поэтому отходим. К тому же, у нас всего-навсего скаут-спидер, не армейский вариант, пушек у нас нет.
— А ваши солдаты? Они одержали бы победу?
— Один наш десантный спидер расправился с десятью роверами, — помолчав, Алекс добавил. — Их командир был дурак, гнал роверы на нашего по одиночке, типа дуэли, и наш их расстреливал с дальней дистанции. Если бы они накинулись стаей…
Машина разведчиков спускалась по тропе вниз. Со дна воронки кратера на неё смотрели перепуганные беженцы, знающие пока только то, что на разведчиков наверху кто-то напал. Силач тронул Алекса за плечо и спросил:
— Что будем творить теперь?
— А вот это ещё предстоит придумать, — ответил Алекс. Он как-то разом поник, и всем в спидере стало ясно, что спокойствие юного русентийца было напускным. Вернее, стало ясно Силачу и Нику, а взрослые разведчики знали об этом и раньше.
Конечно, спартанская группировка выглядела внушительно, но угрозы для Каналграда не представляла. Единственное, на что она могла бы рассчитывать — доставить хлопот пограничникам, но к ним на помощь подтянулись бы армейские резервы с печальным для спартанцев итогом. Следовательно, целью группировки являлся более несуществующий Сильфонт.
Знали ли командиры группировки о том, что Сильфонт разорён? В предположении, что Красношей работал на спартанцев и добрался до них после побега — да, знали. Но что тогда им было нужно от застрявших в кратере нищих беженцев?
Теперь о диспозиции. У кратера были известны всего две созданные природой тропы, пригодные для проезда роверов — южная и восточная. Прохода по поверхности между ними не было, то есть, удара с тыла Алекс не опасался. Спартанцы, в свою очередь, наглухо закупорили восточную тропу и продемонстрировали русентийцам невозможность прорыва. Кстати, реальной опасности во время демонстрации разведчики не подвергались, скоростные качества их машины гарантировали, что русентийцы успеют скрыться в кратере, чем и объяснялось спокойствие (пусть и вымученное) Алекса.
Вышедшие из Сильфонта десантники, скорее всего, с лёгкостью отогнали бы спартанцев, но они сейчас опережали Алекса с компанией, как минимум, дней на пять, потому что в составе их колонны не было старых медленных роверов, на которых ехали Силач и его люди. Связь с десантниками? Невозможна, мобильных коммуникаторов на такую дальность на планете не было, а стационарные комплексы дальней связи занимали по площади территорию средней по размеру базы.
Итак, беженцы не могли продвинуться на восток, но и спартанцы не имели возможности доставить им неприятностей. С краёв воронки импакторам не хватало дальности. Спускаться по восточной тропе роверам спартанцев пришлось бы по очереди, и разведчики ожидаемо вывели бы из строя головные машины и заблокировали движение, а сталкивать с тропы вниз мёртвый ровер под огнём «восьмёрок» было равно самоубийству.
Таким образом, исход сражения решали ресурсы, причём самые простые — еда и вода.
Запасы воды на дне кратера можно было принять за бесконечные. У спартанцев наверху дела обстояли хуже, они могли рассчитывать только на привезённую с собой воду или попытаться организовать её доставку от удалённых источников. Еда — только то, чем обе колонны располагали в грузовых отсеках.
— Кто вперёд? Мы умертвимся от голода или они умертвятся от жажды, — подвёл Силач итог краткого совещания, прошедшего за время, требовавшегося спидеру на завершение спуска. — Опасаюсь, что вперёд мы от голода.
— Урежь рацион вдвое, — посоветовал ему Алекс. — И готовь людей к тому, что бой затянется на дни.
Силач помолчал, а потом выдал предложение, за которое удостоился от Алекса ироничной похвалы: «Армейский сержант из тебя получился бы». Беженец резонно обратил внимание на результат вылазки, подбили ровер и безнаказанно ушли. Такие атаки-укусы можно было бы повторять неоднократно, до тех пор, пока численное преимущество спартанцев не растает.
— В отличие от армейцев, разведчик, готовясь к бою, подвергает планы стресс-тестированию, — Алекс наставительно поднял палец вверх, не обращая внимания на то, что Силач не понял его слов. — Что произойдёт, если при вылазке мы застрянем наверху? Например, поломаемся.
— Сам сказал. Умертвят. Или утечёте ногами, без машины.
— Или… А если не «или»? Не утечём? Спартанцы убьют сначала нас, затем спустятся вниз и уничтожат беззащитную колонну. У твоего плана есть слабое место, и мы подправим его так.
Идея Алекса была консервативной. Вместо того, чтобы выскакивать наверх на спидере, разведчики проберутся своим ходом и по очереди: «Погибнет один, останутся ещё двое». Русентиец взялся внимательно изучить карту и записи недавнего боя с упор на рельеф, чтобы наметить пути подхода к спартанцам и, самое главное, варианты отхода нормального, аврального и спасения путём панического бегства.
Вот теперь настроение окончательно поднялось у всего маленького штаба обороны, он же примерно равен гарнизону. Вместо томительного сидения в расчёте на то, что у врага закончится вода, намечались опасные, но и интригующие драки. Разведчики собирались дёргать грозного льва за усы до тех пор, пока у зверюги не отвалится голова.
Без больших подробностей Силач ввёл Стерёгу в курс дела, поручив объявить новости остальным беженцам, а сам вернулся к разведчикам, где Алекс колдовал над картами. Как и прогнозировалось, враги держались от восточной тропы на значительном удалении, в нормальном диапазоне мощности сенсор роверов не видел вообще.
— Как ты рождаешь планы, коли не понимаем, где они покрыты покровами?
— Перспективные точки я определил, проложу к ним подходы и отходы. Боец наверху определится по сенсору, в какой из них спрятались спартанцы, и отработает по соответствующему варианту, — Алекс потянулся и подмигнул заскучавшему было Нику. И тут же напрягся. — Что за пьяный Капитан? Филимонов, Силач — за мной!
Похоже, что в колонне, пока штаб готовил план-график диверсий, приключился настоящий бунт.
Возле роверов собралась толпа. Казалось, что наружу высыпали все беженцы. Филимонов опустил растерявшемуся Нику поля панамы и тихо напомнил: «Руки в карманы!». Теперь мальчишка был защищён от выстрела или удара, но разведчик предпочёл спрятать его себе за спину. Попытка отодвинуть на второй план Силача сразу была обречена на провал — командир беженцев прятаться от своих людей не собирался.
Но свои ли это люди? В центре гомонящей толпы двое держали Стерёгу в разорванном комбинезоне и набухающим на правой скуле синяком. Третий приставил ей к горлу нож, четвёртый и пятый направили на девушку лазерные резаки. В подобном положении пребывал и ещё один ополченец, которого разведчики полагали приближённым к Силачу. При виде разведчиков толпа забурлила агрессивнее.
— Тихо! Говорить будет кто-то один, иначе стреляю, — соревноваться в крике с десятками глоток Алекс не хотел. Слова подействовали, наступила тишина. Первым прервать её решился розовощёкий толстяк.
— Мы сами по себе. Мы спартанцы, там спартанцы. Спартанец спартанцу брат. Мы уходим. Пропусти нас.
Чего-то подобного русентиец и ожидал, но всё-таки попытался восстановить статус-кво.
— Кто сказал вам, что там спартанцы?
— Она, — толстяк рассмеялся и показал рукой на избитую Стерёгу. Действительно, Силач и посылал её, чтобы объяснить людям причину задержки в кратере.
— Вы им не нужны. Они вас убьют.
— Это ты убьёшь всех нас, сопляк! Заумник сбрендил, Рейка убит, Кучерявый убит, Красношей пропал. Ты русентиец, ты изводишь нас под корень! Ты всегда ненавидел нас!
«Откуда люди узнали про смерть Кучерявого?» — молнией пронеслось в голове Алекса.
— Я дам вам уйти, но сперва отпустите заложников, — при этих словах Силач посмотрел на Алекса как-то странно, но подавил чуть не вырвавшиеся возражения. Мятеж, казалось, выбил из-под ног командира (теперь уже бывшего) беженцев последнюю опору.
— Нога Капитана, нет, мы не согласны. Мы отпустим их, ты нас убьёшь. Они поедут с нами.
— Ладно… Поступим так. Мой боец поднимется по тропе наверх, один. Твой ровер будет последним. Заложников посадишь в него. Когда отъедешь от вала на сто метров, остановишься и выпустишь обоих. Не выполнишь условие, боец уничтожит ровер. Видел, как мы умеем стрелять?
— Но и заложников он убьёт тоже, — ухмыльнулся толстяк.
— И что? Если вы довезёте их до спартанцев, то их всё равно убьют.
Толстяк налился злобой, живот видимо колебался как неслабый насос. Он не мог оставить за мальчишкой последнего слова.
— Все припасы в роверах наши!
— Ладно.
— Всё имущество в роверах наше!
— Ладно, нам оно не нужно.
— И мы возьмём резаки. Девять штук!
— Берите.
Удовлетворённый достигнутой победой, толстяк развернулся лицом к толпе, когда его настигло новое условие от Алекса.
— Люди, которые не захотят уходить, останутся, и вы им не будете мешать.
— Да кто с тобой останется, сопляк? Эй, Силач, айда с нами! Что ты крутишься у этого Ника под ногами? Мужик ты или нет?
Силач не реагировал на обращения и подколки. Всё время, пока Филимонов забирался по склону и пока беженцы рассаживались по роверам, он над чем-то размышлял. К Алексу он обратился один раз.
— Слышь, что мыслишь, примут они их к себе?
— Не знаю, Силач. По идее должны, люди — самый ценный ресурс планеты. Еду и воду мы отдаём… Примут, увезут с собой. Может, и от нас грешных отстанут.
— Ты колонну не довёл до Русенты.
— А я не вёл колонну, Силач. Мы просто вместе с вами ехали. Вместе же веселее?
Посадка заканчивалась, и Алекс ещё раз напомнил: «Все, кто хочет остаться с русентийцами, подойдите ко мне». Желающих нашлось трое — старая женщина, седой мужчина и, внезапно, один из ополченцев, участвовавших в бунте. Парень извинительно посмотрел на Силача, пробормотал что-то вроде: «Их много было, растерялся я, притворился». Силач ничего не ответил. За резак дважды перемётчика состоялась словесная мини-битва, но Алекс не уступил; зато русентиец отказался от претензий на доли остающихся в припасах. Зачем Алексу был нужен старый резак, не ответил бы, наверное, и он сам. Так, просто поспорить…
Роверы беженцев выбирались на вал. Покинула кратер последняя машина, с заложниками. Отъехав от вала на оговорённые сто метров, остановилась, оттуда вылезла Стерёга без второго пленного. Скрестила руки над головой, помахала ими и торопливой трусцой добежала до Филимонова.
— Ломака всё устроил, козёл! Хочешь, пальни им в след, но он не пленный, — с злостью сказала девушка, имея в виду товарища по несчастью, на поверку вышедшего совсем не товарищем. — В ровере сидел, изгалялся. Всё рассчитал, Капитаново отродье! За одну меня Силач не отпустил бы народ, а за двоих, да ещё за Ломаку… Ломака у Силача с рук ел, и так бортанул, уродина!
— Про Кучерявого как люди узнали? — озвучил Филимонов безмолвный вопрос Алекса.
— Так мы с Ломакой его искали, когда его грохнули. Втроём ходили, мы парой и Силач.
Алекс не рискнул комментировать услышанное. Силач не пожелал хотя бы выругаться. Предательство верного товарища могло окончательно сломать бывшего командира беженцев, отныне всего лишь одного из шестерых жителей разорённого Сильфонта, ведомых в русентийские лагеря.
Стерёга потянула Филимонова за рукав: «Пошли вниз!». Разведчик застыл как вкопанный. К колонне, практически скрывшейся из вида, с двух сторон выехали спартанские роверы.
Импакторы — оружие малошумное. О трагедии уехавшей сдаваться колонны Филимонов со Стерёгой догадывались по еле заметным пучкам по направлению от боевых роверов спартанцев к транспортным роверам людей Сильфонта, а Алекс — по показаниям сенсора. Вскоре добавились иные признаки катастрофы. Ровер толстяка-мятежника врезался в зад предыдущей машины, и обе они остановились.
Филимонов стрелял, презрев конспирацию. Алекс и легастеник били из «восьмёрок» навесом. Броня «трёшка с резонансом» делала своё дело, один только ровер спартанцев закрутился на месте и пополз к укрытию — кому-то из русентийцев повезло с попаданием. Но это оказался единственный успех защитников.
Расправа над колонной заняла минуты. Все люди Сильфонта, рвавшиеся воссоединиться с братьями и сёстрами из Спартанской Федерации, были мертвы.
Легастеник на спидере подхватил спускавшихся Филимонова и Стерёгу. Теперь все последние девять оставшихся в живых людей и последняя машина из числа покинувших одиннадцать дней Сильфонт собрались на дне кратера на почтенном удалении от восточной тропы.
В шоке пребывали все, кроме разведчиков, хранивших маски невозмутимости. И пожалуй, кроме Алекса. Смотрел он как-то… нехорошо, причём смотрел на Ника. Взяв двумя пальцами за ухо, Алекс подтянул мальчишку к себе, но обратился почему-то к Силачу.
— Силач, вопрос. Кого в Сильфонте вы называли Никами?
— Мелких пацанят вроде этого. Малые, не заслужили прозвища.
— У вас были фамилии?
— Мы тебе что, русентийцы? У нас прозвища.
— Тогда скажи мне, Ник Звара, — разведчик выделил оба слова интонацией, — откуда ты раздобыл фамилию?
Начавшийся допрос вызвал у мальчика естественную для его лет реакцию — затаиться и переждать грозу. Но Алекс такой возможности ему не оставил.
— Ну, так откуда? Ни у кого в Сильфонте нет фамилии, а у мелкого заморыша есть. И знаешь, что самое интересное? Ващего покорного слугу, то бишь, меня, зовут Алекс. Алекс — это имя. А фамилия моя, ты не поверишь — Звара.
Беженцы ахнули. Разведчики знали о странной коллизии ещё с нападения червей в Сильфонте. Все вместе они обступили ребят тесным кольцом, и Нику пора было что-то промолвить в своё оправдание. Он попытался:
— Извини, Алекс… Извини! Я хотел… ну, мама рассказывала, у всех людей раньше были фамилии… а у нас нет… я хотел… ну, я услышал… от одного человека… подумал, вот бы мне…
— От. Кого. Ты. Услышал. Мою. Фамилию?
— Ну, они стояли… они там стояли…
— ОТ КОГО?
— Да от него! — и ткнул пальцем в седого. Мгновением позже в лоб новому кандидату на всеобщее внимание упёрлась «восьмёрка» Филимонова. Седой попытался улыбнуться:
— Возможно, я когда-то произносил вслух такое прозвище, а Ник это подслушал.
— Где и при каких обстоятельствах ты узнал фамилию Звара? Мою фамилию.
— Я вспомнил, — завопил мелкий. — Он болтал с этим… ну как его?.. который сбежал.
— Красношеем?
— Добро. И так всё закончится скоро. — Седой постарался выговорить фразу как обычно, но голос слегка дрожал. — Да, я назвал фамилию Звара Красношею. Он просил меня узнать фамилию главного разведчика. Я отирался возле солдат и мог это сделать. Солдаты злились из-за того, что какой-то сопляк…
— Полегче! — пробасил Филимонов.
— Я не виноват, их слова. Так вот, какой-то… мальчик с двумя… — седой благоразумно опустил определение или эпитет, — путается у них под ногами. От них я узнал, что твоя фамилия Звара.
— Ты подслушивал десантников, а мелкий Ник — тебя с Красношеем? Какая досада, какие высокие отношения! — ни с того, ни с сего развеселился Алекс. — Рассказывай теперь всё. В подробностях.
— Убьёшь меня?
— Рассказывай!
А подробности были таковы. Красношей как старатель часто забирался в удалённые от базы местности, где в один прекрасный день столкнулся со скаутами из Спарты и нашёл с ними общий язык. Спартанцы намеревались освободить Сильфонт, свой человек на базе им был нужен. А Красношею требовался помощник для исполнения поручений будущих хозяев базы, и он открылся седому, пообещав с три короба, а точнее, должность бригадира после возвращения Сильфонта под власть Спарты.
Красношей знал примерные сроки штурма. Каково же было его разочарование, когда спартанцев опередили русентийцы! Первую неделю он был как потерянный, потом собрался и присоединился к всеобщему буйству мародёрства, причём уходил в поисках подлежащих вывозу матценностей как можно дальше от базы, что полностью соответствовало его статусу профессионального старателя.
И сразу Красношей получил результат, да ещё какой! Он встретил человека, «страшного человека», который пообещал забрать шпиона-любителя в Спарту и обеспечить достойную жизнь. Взамен этот человек требовал следить и собирать информацию о трёх русентийских разведчиках, с какой-то непонятной целью не спешивших покинуть Сильфонт — то есть, об Алексе и его спутниках.
Антагонизм между военными и разведкой Русенты здорово помог Красношею и седому при выполнении нового задания. Десантники не стеснялись в выражениях, когда речь заходила об Алексе. Беда подкралась, откуда не ждали. Заумник, набравший очки у людей Сильфонта после сбывшегося предсказания о нападении русентийцев, подметил интересы парочки и перед походом потребовал объяснений. Тогда Красношей натравил на него червя-прыгуна.
— Сказки! — зло перебил Алекс исповедь седого. — Никто на планете не умеет управлять червями.
— Что, не по нраву, когда вас опередили? — криво усмехнулся седой. — А вот так и было. Страшный человек обучил Красношея искусству пения с червями.
— Чё-чё? — как-то по-детски высказался Силач.
— Красношей мог теперь приказывать червям-прыгунам. Он приказал убить Заумника, но помешал этот Ник. Но и так неплохо получилось.
Да, получилось неплохо. От пережитого ужаса Заумник не оправился и медленно, но верно преображался в дурачка. Но Красношеем овладела паранойя. Он заподозрил ополченца Рейку в том, что тот мог обратить внимание на странные манипуляции Красношея перед нападением червей в Сильфонте. Поэтому в походе при первой возможности шпион повторил трюк с вызовом прыгуна — на сей раз, абсолютно чисто и с летальным исходом для жертвы.
— С каким-каким? С летательным? — а это уже Ник, а не Силач. Ребёнку разъяснять незнакомый термин не стали, ограничились подзатыльником от Филимонова.
Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Из Кучерявого не получилось соглядатая, Красношей выманил его подальше от людского взора, убил и скрылся, но успел незаметно приказать седому «при любых обстоятельствах» держаться рядом с Алексом. Только по этой причине седой не примкнул к бунтовщикам и остался жив, но прекрасно понимал, что ненадолго.
— Как оно, со Спартой якшаться? — Силач присел на корточки, прищурился и смотрел на лазутчика как на таракана.
— Тебе-то что, Силач? Тебя бы не тронули, власть оставили. А жить под Спартой всяко лучше, чем под чужаками. Или под ними, — кивок в сторону Алекса.
— Зачем страшному человеку понадобились мы? — а это уже командир разведчиков.
— Найди его и спроси. Мне не доложил, — новая горькая усмешка; наверное, последняя.
Алекс прокашлялся и монотонным голосом зачитал приговор, ничуть не сомневаясь в своём праве выносить его:
— Твои и Красношея дела со спартанцами нас не касаются. За убийство Рейки и Кучерявого и нападение на Заумника ответит Красношей. Но ты виновен в массовой смерти людей, сдавшихся спартанцам у восточной тропы. Приговор — смерть.
— Это ещё с какой стати? Бунтовали они сами по себе! Я рта не раскрывал, — седой был внутренне согласен с неизбежной казнью, но названый Алексом повод его ошеломил.
— Признался бы ты, что спартанцам нужны мы, а не люди Сильфонта — мы нашли бы способ заняться друг другом и отвлечь внимание от колонны.
Алекс вынул «восьмёрку», но Филимонов, всё это время державший седого на прицеле, положил левую руку командиру на плечо и попросил: «Не надо!». Стерёга закрыла Нику глаза ладонью. Филимонов выстрелил, хлопок, и безголовое тело упало на траву.
— Кучерявого бы закопать… Поблизости он, — без видимой связи со свершившимся правосудием произнёс Силач.
— Извини, Силач, не успеем. Мы уходим.
— На спидере не прорвёмся.
— Не на машине. Пешком. Подъём я наметил, наверху возьмём к югу в фунгусовые поля.
— Ты… ты говорил, пешком через фунгус не ходят, — рискнул вмешаться Ник.
Алекс не смотрел на мальчика, а Ник думал, что теперь его презирают за его подлый обман. Что думал Алекс? Может быть, он раскаивался в том, что не прояснил странность с фамилией подобранного пацана сразу, как только услышал? Но там, в Сильфонте, разведчики, подобно десантникам, изображали из себя полубогов, которым не с руки снисходить до смешных несуразностей простых смертных.
— Люди через фунгус не ходят, — наконец ответил Алекс, хотя и обращался при этом в пустоту. — Но русентийцы могут попробовать. Подгоняем снаряжение, берём припасы и выступаем.
— Силач, Ник и я дронийцы, — раскрыла рот старуха, и все увидели, что у неё нет половины зубов. — А он спартанец, — и ткнула перстом в ополченца. Тот поднял обе руки кверху:
— Силач, я твой, я с тобой.
— Сними резак и положи на землю. Положи! — третий раз Алексу повторять не пришлось, команду исполнили. — Пойдёшь с нами, но при малейшем подозрении пеняй на себя.
Ополченец кивнул, посмотрел на брошенный резак. «Останется здесь, нам он не нужен, а тебе ни к чему», — распорядился Алекс.
— Ещё вопросы есть? Тогда за снаряжением и уходим.
— Я не дойду до Русенты. Я слишком стара.
— Я знаю.
— Алекс?! — этого Силач вынести уже не мог.
— Десять лет как Алекс. Но что это меняет?
Ничего не изменило. Силач упирался, предлагал варианты — всё бесполезно. Старая женщина физически не перенесла бы многодневный переход через фунгус. Оставаться в кратере, зная, что спартанцы охотятся за разведчиками — огромный риск, неизвестно, какие козыри могли припрятать противники, да ещё неведомый страшный человек, не просто умеющий петь с червями, но и способный обучить этой технике других. Идею беженцам затаиться и дождаться, пока русентийцы прорвутся и приведут помощь, Алекс отверг безапелляционно: «Никто за вами не вернётся, Силач».
Если бы Силач умел облекать мысли в чёткие словоформы, он продумал бы: «Что же с тобой сотворили, Алекс? Ребёнок не может, не имеет права с олимпийским спокойствием обрекать людей на смерть. Как же вы там живёте, в Русенте?». Алекс ответил бы словоформами: «Ты начал обращаться ко мне по имени, Силач, но неужели ты так и не понял — дело во мне. Никто, даже Русента, не отправляет детей в дальнюю разведку командирами групп. Раз послали меня в Сильфонт, значит, что-то со мной не так». Но Силач не владел искусством телепатии, мысленный разговор не состоялся, а аудиальный быстро затих.
— Не хочу умирать от голода и холода. Даруй мне лёгкую смерть, русентиец, ведь ты дал её даже предателю, — старуха заполнила образовавшуюся паузу.
— Тогда ты умрёшь бесцельно. Я предлагаю тебе гибель, несущую смысл.
— Я слушаю тебя и не понимаю.
— Сейчас поймёшь. Ты поднимешься наверх и пойдёшь к гряде, за которой позиции роверов. Что бы ни происходило, не останавливайся. Не буду обнадёживать, в конце концов они тебя убьют. Но ты очень, очень поможешь нам.
— Всего только подняться и идти вперёд? Это по мне, я всю жизнь вставала и шла и поступала так для себя. В первый раз я пойду для кого-то другого, — женщина слабо хихикнула. — Русентиец, спаси Стерёгу! А меня зовут Нелюдима.
— Спасу и запомню. Теперь все к спидеру за припасами и подгонкой оборудования.
Нелюдима ушла не одна. По тропе вместе с ней поднимался легастеник. Поредевшая на треть группа выбрала иной путь, уклоняясь к югу. Силач шёл, глядя под ноги, не выдержал и попросил объяснений. Старуха выманит на себя роверы, легастеник займёт удачную позицию, откуда сумеет обстреливать их эффективно, на разборку с разведчиком вылезут спартанские боевики, которых наверняка уже расставили в секретах для наблюдения за кратером. Пока идёт бой, группа должна успеть скрыться в фунгусе.
— А твой человек? Каковой будет стрелять?
— Он приобретёт то, чего хотел и за чем пришёл сюда, — услышав ответ, Силач замкнулся в себе.
Первый ровер выехал посмотреть на бредущего человека, когда старуха только отошла от вала. Немногим позже легастеник начал стрелять. Беженку-дронийку убили, когда к подбитому в самой первой стычке роверу добавились три неподвижных машины. Когда подкравшийся спартанский боевик активировал разведчику половину брони и прорвал её защитный слой, прежде чем умереть от ответного выстрела, потерянных роверов стало уже шесть, не считая первого — и девять перед тем, как легастеник упал на землю с отказавшим сердцем.
Спартанский офицер оценивающе осматривал труп опасного врага, разменявшего свою жизнь на девять боевых роверов и десятки жизней граждан Спартанской Федерации.
— Это был достойный бой. Похороните с почестями, сейчас только возьму его ракетный пистолет, — самоподрыв тела легастеника, инициированный сигналом, прошедшим по каналу «чужой трогает «восьмёрку» после гибели», оказался такой силы, что разломил надвое вставший вплотную офицерский ровер.
Легастеник повторил воспетый и увенчанный подвиг десантного спидера русентийцев, уничтожившего в бою десять роверов Спарты. Об этом не узнает никто, разведка не хвалилась достижениями, а спартанцы — поражениями. Но легастеник и вправду получил то, за чем приходил в Сильфонт — смерть.
Фунгус выделял азот. В таких объёмах, что делал воздух над фунгусовыми зарослями непригодным для человека. Всего за несколько вдохов концентрация кислорода в лёгких понижалась настолько, что маршрут его движения по организму опрокидывался — кислород шёл не из лёгких в кровь, а наоборот, а далее с выдохом попадал в атмосферу. Минута-другая, и человек терял сознание, при этом не подозревая об опасности — в насыщенном азотом воздухе предохранительные механизмы организма не срабатывали, признаков удушья не было. Затем также быстро наступала смерть.
Юношей, в первый раз забредавших в фунгус, пугали страшилками о парах и каплях азотной кислоты, якобы образующейся при сильных грозах. На самом деле, такой опасности не было; скорее, следовало избегать контакта фунгуса с голой кожей из-за риска получить раздражение. По этой или иной причине, защитное снаряжение напоминало спецодежду для работы в химически агрессивных средах (оно и являлось отдельным подвидом такой спецодежды), плотно закрывало всё тело и прилично весило.
Лишившаяся сна группа передвигалась с трудом. Алекс и Филимонов прокладывали дорогу, за ними держался Силач, в хвосте — последний из ополченцев, чьё прозвище русентийцев не интересовало. Ник шёл за Силачом, Стерёга — за Ником. При свете двух лун планеты тёмно-розовые фунгусовые кусты и фунгусовый мох смотрелись зловеще.
Ближе к утру группа потеряла ополченца. Он упал на спину, перевернулся лицом к земле, чтобы отжаться и встать, и замер. Стерёга пнула тело ногой, ещё раз и посильнее, перевернула и отшатнулась — на лицевой дыхательной маске сидел червь. Убийцу порезали на кусочки лазерами, но беженца это не спасло.
— Не повезло. Поскользнулся на черве, — глухо прокомментировал из-под маски Филимонов вместе эпитафии, а Алекс напомнил: «Смотрите под ноги, одиночных червей сенсоры практически не видят».
Других потерь до утра не было, и Алекс скомандовал короткий привал. Стерёга, бывшая теперь в арьергарде, положила голову Ника на колени, мальчик не возражал — он устал так, что ему было всё равно. Силач не проронил ни слова, Филимонов следил за окрестностями, Алекс углубился в одному ему ведомые раздумья.
— Вы нас почти перехитрили. Не надо торопиться, успеете выстрелить. Зачем стрелять, будем говорить, — вышедший из-за кустов человек, так же как и наши герои, был облачён в защитную одежду и носил дыхательную маску. — Мы отыскали вас и окружили. Убьёте меня — разговора не будет.
— Ты страшный человек, — догадался Алекс.
— Страшный ли я? Да, наверное, я очень страшный, — речь пришельца отличалась и от речи русентийцев, и от речи спартанцев с дронийцами. К концу каждого предложения он повышал интонацию, будто угрожая.
— Хиванец, — высказал вторую догадку Алекс.
— Да, хиванец. Я хиванец, а ты глупый русентийский мальчишка, и теперь я хочу с тобой поговорить. Я присяду, садись и ты. Дронийцы называют ноги полными лжи.
— Не дронийцы, а мы. И не полными лжи, а в ногах правды нет.
— Нелепое утверждение. Как в ногах может быть правда? Правда в голове и сердце, а не в нижних конечностях.
Шесть человек — русентийцы, дронийцы и хиванец — сидели под утренними лучами светила на травяном покрове из фунгуса и ждали, кто первым начнёт серьёзный разговор.
— Я хиванец, и я искатель тайн. Почему фунгус рождает червей? Почему черви преследуют нас? Есть ли у червей разум? Почему на планете нет хищников? Тайны, секреты, неизвестные факторы… Но у планеты есть главная тайна, и эта тайна — вы, русентийцы.
— Звучит, конечно, лестно, но…
— Не перебивай меня, глупый мальчишка! Почему вы развязали Первую войну? Что сделала вам Дрония? Вам не нужны были её земли, ресурсы, знания, люди. Вы добивались одного — свести под корень дронийский образ жизни. Мы не любили Дронию, но она нам не мешала. Вам — помешала. Почему?
— Споры о политике — удел операторов клининговых устройств.
— Я не спорю с тобой. Я задаюсь вопросами, на которые не знаешь ответов. Так создают великие труды мудрейшие из мудрейших, чьими путями я следую. Почему вы, люди науки, помешались на экологии? Почему вы не построите ни одной мастерской, не снабдив её двумя, а то и тремя ресайклерами для отходов? Почему вы сажаете леса там, где могут быть поля или глубинные скважины для термальных электростанций? Почему вы создаёте заповедники фунгуса? Что случилось с вами, почему вы так изменились?
При словах о заповедниках фунгуса Стерёга не удержалась от восклицания с обсценной лексикой. Даже Силач недоумённо хмыкнул.
— Ваши базы… Мы следили за вашими базами. У вас огромная территория, множество баз, но ни на одной из них, даже на столичной, не живёт более семи тысяч человек! Вы контролируете численность населения всеми средствами, некоторые из них жестоки даже на наш вкус.
— Мудрейшие из мудрейших тоже так занудно подбираются к главному?
— Не дерзи, мальчишка! Ты не в том положении, сильный здесь я. Хочешь главного — изволь. Вы узнали тайну, и тайна изменила вас. Мы хотим знать эту тайну.
— Дядя, при всём уважении, ты явно ошибся. Я не допущен к правительственным секретам.
— А ты сам мне и не нужен. Мы знали, что в Сильфонте хранится нечто, способное помочь нам раскрыть вашу тайну. Вы опередили нас и стёрли Сильфонт с лица планеты. Но вы оставили группу разведчиков, которая должна была найти это нечто и доставить его в Русенту. Эта группа — вы.
— По-моему, ты бредишь. И что же мы нашли?
— В поисках необычного нужно уповать на необычных поисковиков. Они отыщут его, но сами не поймут его смысла. И нужно всего лишь найти у них найденное.
— Глубоко сказано.
— Мы решили помочь тебе, глупый русентийский мальчишка. Находку ты должен был защищать активнее всего. Мы подстроили тебе нападение диверсантов, чтобы заставить тебя занервничать, мы перекрыли тебе дорогу, чтобы посмотреть на твои действия. Колонна покорно пришла на убой, чем здорово помогла нам, сократив круг наших поисков, — хиванец выделил слово «наших».
— Зачем вам потребовалось их убивать? Они были спартанцами, как и ваши люди… союзники?
— Обуза. Никому не нужный хлам. Ты думаешь так же, как и мы, ведь ты отпустил их.
— Я считал, что вы возьмёте людей в плен и уведёте на свои базы.
— Так вот, из того, что ты защищал, остались только эти трое, — хиванец обвёл рукой Силача, Стерёгу и спящего у неё на коленях Ника. — Отдай мне их и можешь идти.
— Забирай.
Стерёга выругалась настолько виртуозно, что щёки у Алекса заалели. И да, на этот раз загар был точно не при чём.
— Мужик, ты не в моём вкусе, — завершила она тираду человеческим языком.
— Ну что ж, отлично! Я зову солдат.
— Стой-стой-стой! — Алекс поднял обе руки предостерегающим жестом. — Обсудим условия.
— Какие ещё условия? — у хиванца прорезалось раздражение.
— Во-первых, где Красношей?
— Агент из Сильфонта? Щекастый мусор с куцей бородкой? Трясётся в одном из роверов. Хочешь его живым или дохлым?
— Живым, естественно. Во-вторых, отдавая тебе сильфонтцев, я превращаюсь в предателя Русенты.
— Нет, конечно… Хоть ты и не достоин этого, но прочитаю тебе маленькую лекцию. Ты заключаешь со мной сделку, и твоя сторона получает выигрыш.
— Да ну?
— Вот тебе и «да ну»! Если мы договариваемся, то нам достаётся тайна, а вы сохраняете двоих разведчиков, да ещё накажете спартанского шпиона. Что изменится, если договора не заключать? Ни тайны нам, ни разведчиков вам. Первый результат взаимопозитивен, второй взаимонегативен. Приходя в сделке к положительному результату, ты не становишься предателем. Это наука под названием «софизм».
— Хм… Насколько я слышал, под софизмом подразумевается нечто иное.
— То, что мы, хиванцы, именуем софизмом, и есть софизм. И развею твоё смущение. Ты не первый и не последний скаут Русенты, вступающий с нами в сделку. Не веришь, так спроси у своего телохранителя, он старше тебя и знает больше.
Алекс притих в мучительных раздумьях. Филимонов, как обычно, демонстрировал абсолютную отрешённость от внешних событий — насколько вообще возможно её продемонстрировать, будучи укрытым от посторонних глаз защитным одеянием и маской. Стерёга пыталась укусить через маску пальцы в перчатке, Силач откинулся назад в позе человека, чьи представления о жизни за последние дни несколько раз подряд переворачивались на 180 градусов. А Ник… Ник спал и не ведал, что сию секунду решается, в том числе, и его судьба.
— Идея хорошая, обязательно спрошу. И мне нужно немного времени, чтобы всё обмозговать и привести в соответствие с вашим софизмом. Допустим, шесть часов?
— Три часа. Тебе достаточно трёх часов, и просил ты в два раза больше, чтобы я поделил предлагаемое на два. Я знаком с такими играми. Не будем тратить времени на пустые перепалки. Три часа, и или ты отдаёшь нам людей Сильфонта и уходишь, или вы все умрёте.
— Я имел в виду немного другое. Давай так, ты даёшь мне шесть часов, я возвращаю из них два часа тебе.
— Что-что? — под маской было видно, как выпучились глаза хиванца. Вдруг он довольно протянул: «А-а-а, понял!», и громко заржал.
— Ты хотел дать мне от-кат? Ха-ха-ха! Ты шутишь, значит, ты согласен? Всё, я пошёл, хе-хе. У тебя три часа, потом к вам подойдут солдаты и заберут троих сильфонтцев.
Группа осталась одна. Все, кто бодрствовал, терпеливо ждали, что скажет Алекс, а он не спешил нарушать молчание. Наконец, он заговорил, но слова его были совсем о другом.
— Стерёга, а ты знаешь, что такое ксеногрибок?
— Капитаново пахнущее дерьмо, засунутое в…………. А почему ты об этом спрашиваешь? — последние слова беженки потонули в мощном взрыве хохота Силача и Алекса, от которого подскочил вырванный из сна Ник. Отсмеявшись, эстафету дурацких вопросов принял Силач:
— Слышь, Алекс, ты многие секреты мне растолковал, и про ваши пугалки тоже. Тебя твои за чистосердечность не накажут?
— Ты балда, Силач, я же ребёнок. Налупят ремнём по голой попе.
— Почему по голой-то? — дронийца хватило только на этот вопрос.
— Силач, ты точно балда. Никогда не пробовал налупить ремнём по попе в трусах из шёлкосплава?
Вот теперь закатывались от смеха все пятеро. Даже Ник, всё ещё страдавший после раскрытого обмана с фамилией, тихонько подхихикивал, представив себе, как грозного предводителя их маленькой группы ровно бродяжку из Сильфонта… нет, это невозможно, хи-хи!
Приступ веселья закончился, и Ник внезапно понял, что Алекс смотрит прямо на него.
«Ник, ты меня слышишь? Если слышишь, кивни три раза» — раздалось у мальчика в голове. Ник трижды качнулся в ответ.
«Смотри на меня и мысленно произнеси слово «слышу».
«Слышу».
«Отвечай мысленно. Что такое Несса?».
«Вторая луна. У планеты Хирон две луны, Несса и Фола. Капитан Гарланд дал ей имя в честь кентавра, отравившего Геракла своей кровью. Кентавр — это смертное существо с головой и торсом человека на теле лошади…».
«Достаточно! Ник, и всё-таки, откуда ты знаешь про Хирон, Нессу, Фолу, кентавров?».
«Мама рассказывала…».
«Ник, ты уже обманул меня один раз. Я не буду просить тебя клясться, что это не повторится, потому что клятва будет обманом. Но сейчас ответь мне правдиво. Откуда ты знаешь?».
«Когда мама умерла, я много гулял… Далеко гулял. Мне было очень плохо и страшно, и я нашёл эти… Ну, там такой экран, давишь на кнопку, а на нём слова, только сильно-сильно давишь. Я потом прочитал, они называются кни-ги».
«Ты прочитал?!».
«Мама научила. Я не вру, честно-честно! Она сказала, мы дронийцы, нас осталось мало и мы должны уметь читать».
«И эти кни-ги были на дронийском языке?».
«Разве бывает по-другому? Если умеешь читать, то все кни-ги на твоём языке».
«И где остались эти кни-ги? В Сильфонте?».
«Они были… лежали в одном месте. Я потом ходил туда… ну, когда вы на нас напали. Это место всё сожглось, совсем-совсем».
«Понятно. Жалко тогда».
«Алекс, подожди!» — от усердия и непривычки к мысленному разговору, в котором фразы не произносились, а продумывались, Ник взвигнул, и Стерёга успокаивающе положила руку ему на плечо. — «Я их все прочитал!».
«И что с того?».
«Как что? Я прочитал их… а если кни-гу прочитаешь, то никогда не забудешь».
«Ты помнишь всё написанное в этих уничтоженных кни-гах?».
«Ну да! «Члены фракции обязаны хранить всю информацию о ней в тайне, и так как они все обладают практически рабской преданностью, то сведения о Культе Планеты нам почти недоступны. Известно, что Культ образовался спустя несколько лет после крушения «Юнити», и состоит из экологов, покинувших фракции своих соперников». Там был мальчик такой, он был сотворён планетой…».
«Подожди! Так ты действительно помнишь всё прочитанное?».
«Да! Ещё мне нравилось читать про врача одного, он был хи-рур-гом…».
«Не тараторь, Ник. Ты — кладезь. И ты и есть та самая тайна, на которую мы натолкнулись, не понимая, на что именно».
«Алекс, я не…», — Ник на всякий случай запнулся, вдруг он снова вызвал гнев русентийца?
Разведчик произнёс вслух тоном весёлым и довольным:
— Готовьтесь, скоро продолжим движение. Что уставились? Все и пойдём, наша цель — Каналград. Расслабься, Силач, враги проиграли. Я увёл группу в нехоженный фунгус, и мы тоже умеем петь или хотя бы подпевать с червями.
Из кратких объяснений Алекса его спутники поняли следующее. Командир русентийцев сделал, конечно, ставку на то, что самопожертвование старой дронийки и легастеника позволит остальным незаметно для спартанцев выбраться из кратера. Но признание седого шпиона об умении врагов петь с червями Алекса насторожило, и он проложил дальнейший маршрут через нехоженный фунгус — фунгусовые поля, куда давно не ступала нога человека или прогенитора, если вообще когда-то ступала. Вероятность наткнуться на червей здесь была максимальная, в чём группа успела убедиться на печальном опыте, потеряв ополченца.
Худшие предположения Алекса оправдались. Справившись с разведчиком-камикадзе, спартанцы догадались, что дичь ускользнула («Да, а спидер самоуничтожился по таймеру и не достался супостату»), и бросились в погоню, каким-то образом задействовав свои или примкнувшего к ним хиванца ксеноспособности («С червями пели»). Это помогло им вычислить маршрут группы и догнать её, пользуясь сложившимся превосходством в скорости перемещения.
Но и Алекс всё это время старался поддерживать мысленный контакт с фунгусом и его грозными порождениями. И теперь настал момент истины.
— Черви не нападают на людей, если те уходят. Мы уходим, и для червей мы не являемся врагами, а вот спартанцы приходят. Хиванец старается контролировать вылезающих из пупка Капитана червей, я делаю то же самое. Но мы уходим, а они приходят, и моё кунг-фу сильнее хиванского.
Алекс скомандовал людям встать и взяться за руки. Он предупредил сильфонтцев — черви, скорее всего, не станут не только нападать, но и воздействовать на них ментально, однако эхо ментальных атак на спартанцев будет ощущаться: «Будет паршиво, но вы держитесь». Ник попытался было что-то ответить, но получил от Алекса грозный мысленный приказ: «Я знаю, что на тебя ментальные атаки не действуют, я понял это ещё в Сильфонте, но не смей говорить об этом вслух и всем!».
Группа двинулась медленно и осторожно. Через несколько минут Стерёга выругалась: «Пусть сдохнет Капитан, но как же мне хреново!». Силач односложно подтвердил её слова, ему тоже было нехорошо.
Люди шли цепочкой, полубоком, держась за руки. В полусотне метров впереди слева показался ровер, нарочно заострённые углы выдавали его цивилизационную принадлежность — спартанцы ненавидели плавность, принимаемую ими за признак мягкотелости. Выходной канал импакторной пушки беспомощно смотрел на приближающуюся группу.
У закрытого шлюза ровера лежал мёртвый спартанец. Машину облепили черви, искавшие любую возможность проникнуть внутрь. Техника людей и в нормальных условиях была практически полностью герметична, перед заходом в фунгус её проверяли и укрепляли. Но от давления на психику броня экипаж не спасала. Черви будут ползать по наружной поверхности ровера столько, сколько потребуется для гибели укрывшихся в машине, парализованных, не способных двинуть пальцем и даже дышащих с огромным трудом. Кто-то захлёбнётся слюной или рвотными массами, у кого-то откажет сердце или лопнут от натуги сосуды, наиболее выносливые умрут от истощения, червям которое не грозило. Мерзкие на вид убийцы будут беспрерывно атаковать ровер ментально до тех пор, пока каким-то волшебным образом не поймут — всё, живых внутри больше нет.
Силач с трудом сдерживал рвотные позывы, а Ник — слёзы, от ужаса, непонимания и от боли в правой руке, которую сдавила изо всех сил Стерёга. Идущий первым Алекс не менял темпа, его картина краха спартанской армады не трогала никак.
Выиграв без единого выстрела бой со спартанцами, группа продиралась по фунгусу третьи сутки. Конструкция масок позволяла, не снимая, принимать воду и пищу, а защитного снаряжения — оправляться, но идти в них было тяжело, тем более, что Алекс вёл людей практически без остановок. Ник давно сидел на плечах Алекса, а Стерёга — Филимонова. Единственный из сильфонтцев, Силач передвигал ноги самостоятельно. Он никогда и никому не признался бы, но желание, обуревавшее его всё сильнее, было тоже на кого-нибудь залезть.
Алекс поднял правую руку, затормозил, опустился на колени и внимательно осмотрел необычное зелёное растение, притаившееся под розовым фунгусовым кустом. Зелёное?? Разведчик встал, махнул рукой в одному ему ведомом направлении… Зелень среди фунгуса встречалась всё чаще, и вдруг, раздвинув очередные кусты, группа оказалась на краю луга. Обычного зелёного луга. Зелёного! Просто огромного, километр в ширину.
Не пройдя, а пробежав по лугу пару сотен метров, Алекс рванул с себя маску и жадно вдохнул свежий воздух:
— Глаз фунгуса!
О них многие слышали, но мало кто их видел и почти никто не мог их отыскивать. Разведчики Русенты могли. Посреди фунгусовых полей иногда попадались места, заросшие обычными растениями — в смысле, выделяющими кислород. Такие места называли глазами фунгуса; если они были достаточно широкими, то в их центральной зоне человек мог дышать самостоятельно, концентрация кислорода создавалась для этого достаточная.
Счастливым дополнением к находке оказался ручей с кристально чистой водой. Но и это ещё не всё. «Едиво», — Алекс показал на толстые стволы чего-то зелёного, высотой по пояс взрослому человеку. «Едиво. Его можно есть, только сначала подпечём лазером». По калорийности зажаренные стволы не уступали доброму шматку мяса, по вкусу — тоже.
— Кушаем едиво, пьём воду из ручья, заряжаем дыхательные маски, пополняем запасы воды, моемся… а самое главное, отдыхаем, пока не надоест! — под громкие крики «Ура!» распорядился юный разведчик.
Когда валяться на траве начало надоедать и в сытом пузе перестало довольно урчать, Силач подсел к Алексу. Русентиец, лениво грызя травинку, ответил на незаданный вопрос:
— Закончим отдыхать и пойдём искать следующий глаз. Их тут должно быть немало. С остановками в глазах доберёмся до русентийской границы, там сразу встретим людей.
— А потом нас в лагерь? На весь период существования?
— Силач, не забивай голову. Пей бутылку по глоткам. Сначала нужно дойти до Русенты, всё остальное будет потом.
Алекс покосился на лежавшего на траве в трёх метрах Ника — руки раскинуты, глаза зажмурены, на лице выражение высшего блаженства. Вдруг сам улыбнулся, отвалился на спину в той же позе, что и Ник. Грозный командир русентийцев на самом деле был десятилетним мальчишкой и иногда он об этом вспоминал.
— Ты! Потерял! Спидер! Потерял! Бойца! Погубил! Колонну!
С момента памятного разговора с хиванцем прошло два с лишним месяца. Всё это время Алекс с товарищами шли через фунгус, задерживаясь в глазах. Последний участок пути, где фунгус сменился вполне земным лесом, группа пробежала за сутки и была задержана русентийскими пограничниками.
Теперь Алекс без рубашки стоял навытяжку перед разъяренным армейским майором, выкрикивающим обвинения и сопровождающим каждое слово ударом дубинки по беззащитному телу мальчищки. Правая рука Алекса повисла, сломанная. Четверо спутников в дальнем углу комнаты, удерживаемые крепкими десантниками, безмолвно смотрели на издевательство — трое с ненавистью, Филимонов, как обычно, не выказывая чувств. Ник тихо всхлипывал от жалости к товаришу.
Майор, как и все военные, разведчиков не любил и воспользовался моментом с удовольствием. С его точки зрения, напыщенные индюки из разведки зачем-то послали на задание группу под командованием десятилетнего пацана, тот его провалил и теперь должен быть расстрелян из «восьмёрок» — а если повезёт, то и удавлен на струне. Но, к сожалению, самолично принять решение о казни он не имел права, разная ведомственная подчинённость, и нетерпеливо маялся, пока из столицы не придёт подтверждение приговора.
А вот троих сильфонтцев майор мог расстрелять своей волей. Но упрямый мальчишка сразу взял их под своё покровительство и назвал добычей разведки. Теперь казнить Силача, Стерёгу и Ника удастся только после казни Алекса.
Майор в очередной раз замахнулся дубинкой, как в комнату вошёл дежурный связист.
— Господин майор!
— Ну!
— Получен ответ на запрос из столицы.
— Ну!!!
— Приказано немедленно доставить в столицу разведчика-скаута Алекса Звару и всех, кто вышел с ним к границе Русенты… в целости и сохранности, — связист невольно взглянул на измученного объекта внимания столичных шишек.
— Хочу увидеть оформленный надлежащим образом приказ!
— В процессе оформления, будет готов через десять минут.
Майор зло сплюнул и пробурчал:
— Подговьте транспортный краулер и группу сопровождения для этого и этих, — головой на Алекса, затем на товарищей. — Предоставьте этому медицинскую помощь. Умеренную.
В краулере на всё время пути — от Каналграда до канала, через канал на транспортном судне, далее снова своим ходом — Алекс Звара был отделён от своих бывших спутников. Взрослые вели беседы на отвлечённые темы, не строя предположений о будущем, чтобы не пугать Ника. Тогда маленький сильфонтец взял инициативу на себя.
— Дядя Филимонов, что с нами будет?
— Не от нас зависит. Или казнят, или помилуют.
— А наградить могут?
— Пф-ф! Могут…лями, — при этих словах разведчика разучившаяся в походе сквернословить Стерёга осуждающе взглянула на Филимонова: «Не при ребёнке!».
— А если нас помилуют… Алекс… ну, он к родителям вернётся?
Филимонов нашарил на столе сигарету, подключил нейтрализатор дыма, затянулся, выпустил в воздух колечко и нейтральным тоном заговорил, казалось бы, о другом.
— Зеркальцев болел легастенией. Генетики не знают пока, как с ней справляться. Болезнь нарастает по экспоненте, конечный итог — слабоумие и смерть в приюте для умалишённых. Он не хотел заканчивать свою жизнь так и подал рапорт, чтобы его включили в группы для дальних выходов, где легко погибнуть в бою.
Второе колечко дыма уплыло в воздух. Нейтрализатор забил запах от продуктов горения никотиновой смеси, мини-вентилятор загнал дым в систему фильтров, через которую он попадёт наружу. Все поняли, что Филимонов имел в виду третьего, не вернувшегося разведчика.
— У меня была девушка. Хотела стать лётчицей. У нас строят коптеры, но над ними как будто висит злой рок, или как будто планета их не принимает. Она говорила, что у новой модели наконец-то исправлены все недостатки, аварийность не чаще, чем на спидере… Аварийность… Её коптер разбился в третьем полёте. А я утратил интерес к жизни. Спрашивал себя, кому я нужен. Не находил ответа и написал рапорт на дальние выходы.
— Ответ теперь ты отыскал, — ухмыльнулся Силач. О! Какое событие! Оказывается, Стерёга тоже умела краснеть.
— У нас на базе говорили так — если девка смогла залезть тебе на шею, то бери её замуж, — неизменно спокойно ответил Филимонов. Действительно, с этой парой дело налаживалось. Но оставался ещё один человек.
— Алекс… Его родители были известными психологами. Специалисты экстра-класса. Но в семье у них была Капитанова чума. Они оправдывались тем, что якобы ставят над собой и сыном социальные эксперименты для своей работы. Алекса они превратили в издёрганного маленького взрослого. Даже фамилию ему записали другую и с тайным смыслом — Звара, ссора, обида.
Третье колечко, нейтрализатор, вентилятор, фильтры.
— Потом их отправили в командировку на фронтир, а там случился бунт дро… трутней, — поперхнулся Филимонов.
— Я знаю, что бездельников-трутней вы именуете дронами. Не смущайся, друг, — подбодрил рассказчика Силач.
— Их убили. Трутней сожгли, на базу вернулись мир и порядок. Алекс остался сиротой. Дом и минимальный паёк ему оставили.
Четвёртое, пятое, шестое колечки. Затаив дыхания, все ждали развязки.
— В Русенте с незапамятных времён есть закон. Ребёнок-сирота может добровольно отказаться от права на жизнь и вступить в разведку для совершения смертельного подвига. Ему выделяют двоих взрослых, также мечтающих о смерти, и отправляют в поход.
— И многие воспользовались? — это Силач. Остальные слушали, открыв рот.
— Алекс второй.
Филимонов помолчал, потом продолжил.
— Первая такая группа ушла в фунгус, и их убили черви. Подвига не получилось, посмертной славы тоже. О законе забыли, но Алекс-то знал, родители дали ему нестандартное образование. Он явился в штаб разведки в столице, благо всё было рядом, Алекс — столичная штучка. Указал на закон, потребовал двоих взрослых и подвига.
— И что ему ответили?
— Закон дурной, но это закон. Три месяца обучения экспромтом. Ну как обучения… Впихнули, не разбираясь, в человека информацию — на тот базис, что заложили родители. Взяли рапорты мой и Зеркальцева, назвали нас группой и направили искать погибели в Сильфонте, куда никого из разведки и посылать-то не собирались, рутинная армейская операция. Благо, по телосложению Алекс на разведчика походил.
Филимонов затушил сигарету и улыбнулся Стерёге.
— Получилось как получилось. Зеркальцев нашёл себе красивую смерть, а мы с Алексом не оправдали и вернулись.
— Знаешь, что я скажу тебе, Филимонов, — ответила девушка. — Вы с Алексом самые лучшие разведчики на этой Капитановой планете и у Капитана под… гм-м, мышкой.
Стерёга шутливо погрозила пальцем Нику, который губами произнёс, под каким на самом деле Капитановым местом его товарищи должны были быть лучше. А мальчишку раздирало противоречивое чувство. С одной стороны, история, рассказанная Филимоновым, была грустной и печальной. Но с другой стороны, маленькому Нику Зваре почему-то казалось — теперь всё будет хорошо.