Рассказ М. Коргановой
Было так ясно, что неба и моря нельзя было отличить. Все сливалось в одной нескончаемой, темно-голубой дали. Ни ветерка, ни облачка. Доносился заглушенный рокот волн, веселые крики детей на пляже. Было спокойно, слишком спокойно. Однообразие этой эмалевой глади раздражало меня. Я стоял у окна виллы, и пряный запах магнолий ударял мне в нос. Тщетно старался я заглушить его, дымя папиросой; это не удавалось. Голуби кружились над садом, нежно гулькая. Яркие бабочки садились на крупные махровые розы, образующие живую изгородь. Мальчик лет трех, с ослепительно-рыжеватыми локонами, копался в песке, под моим окном. Я не поэт, и вся эта поэтическая идиллия действовала мне на нервы. Я отбросил папироску, измеряя большими шагами комнату, и вдруг блестящая идея пришла мне в голову. В одно мгновение я переменил белый, полотняный костюм на защитного цвета парусиновые бриджи; на смену желтым туфлям с острым носком явились ботфорты и ботинки, кожаная фуражка осенила голову^ и с непромокаемым плащом под мышкой, с кодаком через плечо, я промчался мимо удивленных дачниц, впрыгнул в лодку, и через пять минут благополучно выплыл в открытое море. «Уф!» облегченно вздохнул я и, достав табак, стал набивать трубку. Было дивно.
Берег уходил назад и только можно было различить громоотвод электрической станции, и антены радио-телеграфа. И чем меньше становились они, тем сильнее охватывало меня чувство удовлетворения.
Я плыл к острову Сирен, лежащему неособенно далеко и названному так чьей-то странной фантазией, так как я ни разу не видел там ничего, кроме сухих водорослей и серых чаек. Среди высоких голых скал, в ветрянную погоду слышались чьи-то стоны, раздавался дикий вой. Вообще мрачный ландшафт нагонял жуть, и остров дачниками посещался редко и неохотно. Зато холили слухи, что контрабандисты далеко не избегают его, и часто скрываются там. Говорили также, что одно время там имела притон какая-то разбойничья шайка. Всем этим слухам я не придавал никакого значения, тем более что большей частью они исходили из женских уст. Да и мужчины курорта были не лучше, совершенно обабившись среди женского общества. Я решил сфотографировать почти неприступные скалы острова Сирен, живописные своей мрачной красотой и ореолом таинственности, окружающим их. Я скоро был у цели своего плавания. Они особенно резко и ярко вырисовывались на фоне безоблачного неба. Несколько чаек кружилось над ними. Глухо ударяли волны, откатывались, и вновь приползая, униженно лизали серую, гладкую поверхность. Лодка причалила. Я выпрыгнул на берег, привязал ее к выступу, и по природным грубо-высеченным ветром ступенькам начал взбираться наверх.
Полной грудью вбирал воздух, пропитанный запахом гниющих водорослей и соленой горечью моря. Останавливался то здесь, то там, запечатлевая щелчком аппарата понравившиеся мне места. А их попадалось не мало среди этих суровых скал, нависших над морем. «Моя коллекция будет пополнена», думал я, с увлечением меняя пленку за пленкой.
«Хорошо, что пришла в голову мысль удрать из этого приторного уголка. Вечные кисло — сладкие физиономии женщин, за которыми, как собаченки несущие поноску, следуют мужчины с зонтиками, простынями и романами в желтых обложках. Гримасы, когда имеешь неосторожность закурить папиросу в их присутствии, не говоря уж о том, что будет, если дым попадет им в лицо. Тенис с сухопарыми, рыжими мисс, как только спадает жара, и когда так тянет прокатиться куда-нибудь на велосипеде. А все остальное время выносить присутствие всей этой своры детей, которая теребит тебя за пиджак, мнет тебе панталоны, и портит шляпу под благосклонными взглядами мамаш. И приходится нежно улыбаться, и называть их дорогими и милыми, когда так и хочется собрать их всех в охапку и бросить в море. Пусть там кричат себе на здоровье».
Мои размышления были прерваны шумом скатившихся камней. Я поднял голову, обернулся… Руки мои разжались. и, стуча о камни, мой кодак покатился по склону, унося за собой всю коллекцию сделанных снимков. Губы открылись сами собой, и дикий крик, крик ужаса попавшего в ловушку зверя, раздался в тишине этого солнечного, ослепительного дня. Передо мной стояло какое-то странное существо, человек, вся голова которого была покрыта шлемом. На лицо была надета маска, сквозь отверстия которой горели мрачным огнем темно-серые глаза. В поднятой руке он держал револьвер, устремленный прямо на меня, и медленно подвигался вперед. Второй крик вырвался у меня из груди. Я был безоружен. «Шайка разбойников!» промелькнуло у меня в голове, и отчаянным прыжком, рискуя остаться там на веки, я перескочил через скалу на другую, и побежал. Я бежал как никогда в жизни, перескакивая через трещины, скользя вдоль скал, увлекая за собой камни, которые грозили сломить мне голову. Я взлетал на самые крутые вершины, катился под гору, не чувствуя боли раздираемого камня ми тела. «Лишь бы достичь лодки? Тогда — спасение», мелькало у меня в голове. И вдруг завертелась нелепая но неотвязчивая мысль: «В первый раз в жизни женщины оказались правы. О, чтоб их!».. Скатывались камни, рвалась на части моя рубаха. Дыханье прерывалось, силы истощались. С минуты на минуту я мог упасть. А он не отставал. Я слышал за собой его свистящее дыхание. Он повторял за мной все мои головокружительные прыжки, на которые меня толкали ужас и отчаяние. Расстояние между нами все уменьшалось, а до лодки было еще далеко. Я сделал последнее усилие. Но ноги подкашивались, голова отказывалась работать. «Остановитесь, чорт вас дери!» — донесся хриплый голос. «Остановитесь, а то…» Но я и так не мог уж более. Зловещие глаза впились в мои, две сильных руки обхватили меня. Я был во власти злодея С легкостью, как будто я был перышком без веса, он вбежал со мной на вершину. Это была воистину замечательная по своей красоте скала, дальше и выше всех выдававшаяся над морем. С громким, торжествующим криком, разбойник поднял меня на воздух, завертел, и размахнулся над пучиной. «Конец!» подумал я. Все закружилось и поплыло перед глазами. Я потерял сознание.
Когда я очнулся, солнце было очень низко. Я лежал на той же знаменитой скале, на чьем-то теплом пальто. Рядом со мной стояла бутылка рома. На груди у меня была прикреплена бумага. Я отцепил ее и. мигая глазами от удивления, прочел: «Многоуважаемый господин! Мы очень извиняемся за причиненное вам беспокойство. Но войдите в наше положение: нам необходимо как можно больше реальности в картинах. Прорепетированная несколько раз на острове Сирен сцена преследования английского лорда Черной маской никуда не годилась. Мы причалили сегодня для репетиции. Вы были слишком заняты фотографией и не заметили нас. План созрел в одну минуту. Фильма получилась идеальная! Готовится небывалый успех!!! У нас не было времени ждать, пока вы очнетесь). (Да и настроение у вас по всей вероятности, было-бы не из самых любезных). В правом кармане пальто вы найдете чек на тысячу долларов — честно заработанная вами плата, и возмещение за убыток сломанного кодака, а также и почетный билет во все кинематографы. Приходите посмотреть на себя в «Острове Черной Маски». Не пожалеете! Конкуренция устранена! Одна реальность, воплощенная жизнь. Небывалый успех!
Благодарная вам Дирекция Синематографическвх фильм Сине-Триумф».