Мир приключений, 1924 № 02

КОРКА ОТ МАНДАРИНА

Рассказ-задача

Е. Т.

План был прост, смел и ясен. Но…

Но никто не мог предвидеть, что рассыльный Митя бросит корку от мандарина на лестнице конторы «Короткий и Комп.».

Но по порядку.

Кузнецову нужны были деньги что бы есть, пить, веселиться, вообще — жить. Работать? Брать на дом и корпеть над ней ночами? Разве на заработок можно жить? А служба в качестве кассира не могла дать Кузнецову столько, сколько ему было необходимо, чтобы вести мало-мальски приличный образ жизни. И притом искушение: видеть каждую минуту деньги, большие деньги, трогать эти шелестящие конденсаторы человеческого счастья, и знать, что они чужие, что никогда у тебя в руках не будет столько твоих денег — разве это не мука?

Другие жили прекрасно: продавали, покупали, перепродавали, получали гигантские куртажи, делали своим женам умопомрачительные туалеты…

Нужно было изыскать какой-то верный способ разбогатеть. Сразу получить в руки сумму, которая позволила бы жить, не думая о завтрашнем дне.

И случай сам давался в руки. Фирме, в которой Кузнецов работал в качестве помощника управляющего, предстояло утром получить 500.000 р. от покупателя и в тот же день уплатить эти деньги фабрике за работу.

В то же время (это было в августе 1920 г.) пятьсот тысяч были громадные деньги. На них можно было прожить лет пять, если даже не начиная своего дела, просто положить их в солидную банкирскую контору и получать проценты. Можно было… о, многое было бы возможно для Кузнецова, получи он эти деньги. Даже не все, половину…

И план был таков: полученные утром деньги он должен был выдать в 2 часа уполномоченному треста. В таких случаях уполномоченный, — а они постоянно менялись, — предъявлял доверенность и ему выдавались деньги.

Найти маленькую типографию, отпечатать бланки треста на быстрой ротационной машине, разбить стереотип, — было делом двух часов. Заполнив бланк доверенности, Кузнецов задумался-было как воспроизвести печать и подписи. Подписи дело пустое: подписать «за» может всякий. «Подпись неразборчива» — и все. С печатью пришлось поступить сложнее: взяв старую доверенность с печатью, он намазал старый оттиск печати салом, от чего краска выступила яснее, и приложил поддельную доверенность к старой. Печать дала оттиск, правда, несколько бледный.

С этой доверенностью брат Кузнецова, только-что приехавший из Екатеринодара и тоже нуждающийся, должен был явиться к нему и получить деньги. Вот и все.

И если бы не корка мандарина…

Позднее августовское солнце лило потоки света в широкие окна конторы. Люди шли по улице, нежась в последних лучах солнца, некоторые спешили, другие, лениво прогуливаясь, заглядывали в окна конторы. А в конторе кипела работа: стучали машинки, щелкали счеты, уходили и приходили агенты и заказчики. Телефон непрерывно трещал, и сам владелец фирмы Махотин, в расстегнутом жилете, обливаясь потом, кричал в трубку свои распоряжения биржевому маклеру, сколько чего купить и какую валюту держать.

Кузнецов нервничал: поминутно смотрел на часы и утирал лоб. Как и было условлено, в 2 часа артельщик принес деньги и сдал в кассу пятьсот тысяч новенькими хрустящими сторублевками. И теперь эти пачки, такие близкие и нужные, лежали в железном шкафу и дразнили воображение Кузнецова силой скрытых в них огромных возможностей.

Часы пробили половину четвертого. Брата не было. Что случилось? Может быть, не достал автомобиля? Нет, владелец гаража обещал подать лучшую машину в 3 к Страстному монастырю, а оттуда до Мясницкой, где была контора, езды минут 15–20, не больше. Ну, предположим, машина не пришла. Так что-же? Можно было приехать на трамвае и, взяв мотор на Лубянке, велеть ждать у конторы.

А, вот и он… наконец-то. Какой молодец. Лицо холодное, каменное, тон сухой, деловой. Говорит громко, нарочно, чтобы все слышали:

— Могу я получить деньги? Я уполномоченный треста.

— Ваша доверенность? — внутренне ликуя, спросил Кузнецов.

— Пожалуйста.

Пальцы прыгали, разворачивая упрямые складки бумаги.

— Распишитесь. Вот здесь.

Звякнул стальной замок. Шкаф открыл свою железную пасть.

— Пересчитайте.

— Не стоит, — небрежно сказал «уполномоченный» и, запихнув деньги в сразу распухший бумажник, кивнул кассиру, машинисткам и вышел.

— Каков гусь, — заметил Кузнецов, утирая обильно выступивший пот, — даже не пересчитал. Шикарный народ эти уполномоченные трестов.

— Д-да, — согласился один из счетоводов, — взял и не поморщился, точно свое жалованье получил.

— А что-же, — глубокомысленно заметил старый бухгалтер, — они получают хорошие деньги…

И вдруг до них с лестницы донесся дикий вопль, шум падения человеческого тела и долгий, протяжный стон.

Все бросились на площадку: на лестнице первого этажа лежало распростертое тело «уполномоченного». Несчастный пролетел две лестницы, поскользнувшись о мандариновую корку, брошенную мальчиком-посыльным Митей.

Разбитого, стонущего человека перенесли в контору. Сам Махонин позвонил доктору, барышни-машинистки прикладывали компрессы и прыскали водой на беднягу. Кузнецов чуть волосы не рвал от отчаяния. Вдруг блестящая мысль пришла ему в голову.

— Я отвезу его в больницу, господа, — сказал он.

— Лучше позвонить в трест, — посоветовал бухгалтер.

— Нет, нет, в больницу раньше всего… — заволновался Кузнецов. — Помогите мне внести его на извозчика.

Действительно, это был самый разумный выход и пара дюжих сторожей уже приблизилась к больному, чтобы поднять его, когда к Кузнецову протискался какой-то серенький человечек, только-что вошедший в контору.

— Вы кассир? — спросил он.

— Да. А что? Мне некогда, вы видите.

— Мне надо получить деньги.

— Потом, потом, вы видите, у нас несчастье…

— Но я не могу ждать. Я должен везти деньги на фабрику…

— На фабрику?..

— Да, я представитель треста. Вот моя доверенность…

. . . . .

Если бы посыльный Митя не бросил корку от мандарина на лестнице, Кузнецов не сидел-бы в тюрьме, а его брат не остался бы на всю жизнь калекой.

Читателям предлагается указать нелогичности и неправильности, допущенные умышленно автором в рассказе.