Мир-крепость

20

Я уже знал это чувство — темноту вокруг и падение, — только на сей раз оно продолжалось дольше и сознание вернулось ко мне быстрее.

— Добрый день, Лаури, — сказал я, моргая от яркого света. Она вынула руки из перчаток и сняла сетку с головы.

Потом повернулась, и у меня перехватило дыхание.

— Спасибо за чудо, — сказал я. — Похоже, спасать меня вошло у тебя в привычку.

Она криво усмехнулась.

— На этот раз ты не оставил нам выбора.

Она была в голубой кофточке и свободной юбке, маскировавшей ее формы, но я хорошо помнил их. Мои руки безвольно повисли, когда я вспомнил, как когда-то держал ее в объятиях. Будь у меня карманы, я спрятал бы руки в них, но у рясы карманов нет.

Я отвернулся.

— Этого я и хотел. Где Архиепископ?

— Сегодня ты не сможешь встретиться с ним. Он отдыхает — в последнее время здоровье его ухудшилось. Может быть, завтра или послезавтра.

— Это не страшно.

Я осмотрелся. Комната была небольшой, с мягким резиновым полом, металлическими стенами и низким металлическим же потолком. Вдоль стен стояли различные аппараты, половину из которых я знал.

— Мы на корабле Архиепископа, — сказала Лаури. — Он совершает одну из своих инспекторских поездок. Это официальная причина. Сейчас мы находимся на орбите, слишком высоко, чтобы угрожать Бранкузи, но зато вне досягаемости ее ракет. Поэтому трудно было установить контакт с залом суда. Чуть дальше — и у нас ничего бы не вышло. Даже подтягивая, я не была уверена, что захватила тебя и что ты попадешь сюда живым.

— Ты могла оставить меня там.

— И позволить тебе раскрыть тайну камня?

— Значит, вы еще не знаете ее?

Она покачала головой.

— Ты здорово рисковал: ведь ты не мог быть уверен, что Архиепископ замешан в это и сможет тебя вытащить.

— Да, уверенности у меня не было, но я знал, что он недалеко от Бранкузи. Мне сказал Силлер, да и Сабатини говорил об этом Аббату, но я вспомнил, только когда пытался угадать, кто может действовать анонимно. Я откинул все и всех, и осталось только одно — Церковь. Ты должна была работать на Архиепископа и располагать этим устройством, ибо можно было пробраться в старую крепость, где держал меня Сабатини, но не выбраться оттуда, когда я потерял сознание. Тебе могло помочь только это. — Я указал рукой на машину. — И это сообщение для Фалеску. Я долго не мог понять значения колечка над «i» и только потом сообразил, что это символ Церкви, ваш знак.

— И все же ты рисковал. — Она нахмурилась. — Ты мог ошибаться, или Архиепископ мог решить, что не стоит вмешиваться в это дело. Знаешь, он даже хотел так поступить. Демонстрация деятельности и власти Церкви противоречит его принципам и политике.

— Потому я и организовал это представление. Приходилось действовать открыто и решительно, иначе я бы не полез. Риск был не очень велик: моя жизнь имела значение до тех пор, пока я не нашел ответы на вопросы.

— Ты и вправду расшифровал камень или просто блефовал?

— Всего понемногу, — ответил я. — Я мог рассказать Императору все, что знаю о кристалле, но это не дало бы ему ничего. Не поможет это и Архиепископу, по крайней мере не в той степени, как он рассчитывает. Все страдания и смерти были напрасны.

— О, Уилл! — воскликнула она, и глаза ее потемнели.

Мне очень хотелось подбежать к ней, обнять и прижать так крепко, чтобы боль никогда больше не коснулась ее, но я не имел права этого делать, да и память о происшедшем между нами стеной окружала меня. Я не мог двинуться с места.

Вместо этого я разглядывал машину, почти такую же, как в контрольном зале Собора.

— Странно, — сказал я, — что у нее такой большой радиус действия.

— Архиепископ располагает специалистами и техникой тысяч миров. Они увеличили мощность и поменяли сносившиеся части. Та, что стоит в Соборе, использует лишь небольшую часть своей силы.

— А другие?

— Тоже действуют. Архиепископ — глава Церкви, хранитель ее чудес. Образы, которые он может вызывать, удивительны и необычны.

— И он не может помочь разрозненной, кровоточащей Галактике?

— Это не его обязанность, — тихо сказала Лаури. — Он охраняет наследие людей. Эти вещи нельзя раздавать, как игрушки детям: они слишком опасны. Представь только, что они окажутся в руках людей вроде Сабатини, Силлера или Императора Бранкузи.

— Возможно, — пожал я плечами. — Я поговорю об этом с Архиепископом.

Она хотела что-то сказать, но промолчала. Я с болью в сердце смотрел на нее.

— Лаури… — сказал я. — Лаури…

Девушка подняла голову.

— Да?

— Нет, ничего.

Мы помолчали.

— Что такое этот кристалл? — спросила она наконец. — Ты скажешь мне, Уилл?

— За определенную цену.

— Какую?

— Я скажу Архиепископу. В этом нет ничего особенного и ничего плохого, но я скажу только тогда, когда увижу его.

Она задумалась.

— Не проси у него жизни или свободы. Он добрый человек и даст их тебе просто так. Но не мог бы ты рассказать мне о камне сейчас?

Я заколебался, зная, что могу лишиться единственного, чего желал, того, что мог теперь получить.

— Расскажу, если ты пообещаешь не говорить этого никому, даже Архиепископу… особенно Архиепископу, пока я не договорюсь с ним.

Она вздернула голову, и я увидел ее великолепную белую шею.

— Обещаю.

— Я не буду говорить тебе. — Лаури погрустнела. — Ты увидишь сама. Принеси камень.

Она повернулась и вышла, я остался один и еще раз внимательно оглядел комнату. На всех стенах были металлические плиты; я подошел к одной, покрутил маховичок, и плита отошла в сторону. Это оказался ставень, и за ним я увидел бархатно-черное поле с блестящими огненными точками, переливающимися различными цветами. Это не было зрелищем ужасающей бесконечности, просто картина, без глубины и перспективы. Пространство, которого можно было коснуться рукой, драгоценные камни, а за ними — туманное мерцание, как гигантский мост через Галактику, ждущий стоп гиганта. Однако гигантов уже давно не было, только карлики ползали среди звезд.

Звезды были так близко, что я мог сорвать одну из них для Лаури. Впрочем, ее блеск не мог сравниться с блеском глаз девушки.

Я закрыл металлический ставень и сильно закрутил. Потом подошел к другому окну, открыл его и вскрикнул, провалившись в бесконечную ночь.

Не сразу удалось мне успокоиться. Постепенно мои побелевшие пальцы разжались, я выпустил поручни на стене и заставил себя взглянуть еще раз. Голубовато-зеленый шар Бранкузи плавал в черной пустоте, солнце отражалось от больших океанов, мелких озер и ледовой шапки на полюсе. Половина планеты была в тени, и на ней слабо светилось пятно города. Интересно, не Королевский ли это Город?

Справившись с головокружением, я восхитился этим сказочным зрелищем, совсем не похожим на предыдущую картину, холодную и равнодушную. Эта картина была теплой, полной жизни. Это был дом, планета, на которой рождались люди, которая их кормила и на которой они жили до самой смерти, не зная, как она выглядит. Потому они ее и уничтожили.

На мгновение я увидел ее такой, какой сделали планету люди, — холодной, серой и угрюмой крепостью. Горстка людей сидела в комнатах наверху, обогреваемых светом солнца, остальные внизу, в сырости и холоде, теснились как черви на тухлой рыбе. Ничего удивительного, что они были бедны, тупы и бесчувственны.

Я знал, что наступит день и крепость падет. Придет день, когда серые стены рухнут, когда солнце дойдет до самых темных подземелий. И я постараюсь сделать все возможное, чтобы приблизить этот день.

— Уилл… — позвала Лаури.

Я вздрогнул и обернулся. Она стояла посреди комнаты, держала камень в вытянутой руке и смотрела на меня. Я закрыл ставень.

— Положи его на пульт.

Девушка осторожно положила. Камень лежал, невинный, прозрачный; мы взглянули на него, а затем посмотрели друг другу в глаза.

«Я люблю тебя, Лаури», — подумал я, но мысль эта была насыщена горечью и сомнением.

Девушка покраснела и отвела взгляд.

— Ты знаешь, о чем я думал. Ты ведь можешь читать мысли.

— Иногда. Если разум человека открыт.

— Как мой сейчас?

— Да.

— Попробуй сделать то же с камнем. Попроси, чтобы он заговорил с тобой.

Она вгляделась в камень, нахмурилась, потом вздохнула и загадочно посмотрела на меня.

— Что ты слышала?

— Ничего. Может, какой-то далекий шум, вроде жужжания пчелиного роя. Что это такое, Уилл?

Я глубоко вздохнул — еще одна надежда не сбылась.

— Надень наушники и попробуй еще раз.

Она надела их, нажала кнопку, взглянула на камень, а затем посмотрела на меня. Глаза ее были широко распахнуты, и я понял, что она приняла решение.

— О, Уилл… — прошептала она. — Как это печально! Как удивительно и печально.

— А самое грустное, что их дети еще не появились на свет.

— Может, это произойдет скоро? Я умею читать мысли, а ты…

Я покачал головой.

— Умеешь, — настаивала девушка. — Один или два раза, — она покраснела, — я чувствовала, как твои мысли касаются моих. И ты всегда знаешь, когда человек говорит правду, а когда лжет. Поэтому я и не пыталась обмануть тебя. Ты безошибочно определяешь чувства, если они достаточно сильны. Может, это даже помогает тебе определить, кто где находится.

— Да, — сказал я, вспомнив схватку с Сабатини. — Но я думал, что это все умеют.

Лаури покачала головой.

— Я бывала во многих местах и видела разных людей, но никто не обладал твоими способностями.

Она помолчала, первый восторг прошел.

— Но из этого ничего не следует, правда? Он нам не поможет. — Она указала на камень.

— Не прямо. Скажи, ты знала, кто я, когда увидела меня впервые?

— Нет, — ответила она. Это была правда, и я обрадовался.

— А потом ты узнала и вытащила меня от Сабатини при помощи вот этого устройства.

Лаури кивнула.

— Понимаешь, мы искали Фриду, но когда нашли, было уже поздно. Зато там оказался ты, и мы узнали, кто ты такой. Тебя нужно было забрать оттуда, и я вызвалась добровольно.

— Фрида работала для вас?

— Да. Граждане думали, что Фрида их агент, но она работала для нас. Она должна была принести мне камень, но попала в ловушку и не добралась до меня.

— Значит, ты была связной, — сказал я.

Она кивнула.

— И потому пела свои песенки. Если кому-то нужно было передать информацию или получить сообщение, он ходил от бара к бару, пока не находил тебя.

— Да, — ответила Лаури, спокойно глядя на меня.

— Фалеску тоже работал на вас?

— Да. Он доставил бы тебя сюда, на корабль. Но Агенты Императора забрали его на допрос, а потом отпустили, так ничего не узнав. Ты, наверное, устал. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать.

Узкими коридорами мы направились в кормовую часть корабля, встретив по пути несколько человек в серебристо-черных мундирах. Они уважительно кланялись Лаури. Наконец девушка остановилась перед дверью и отодвинула ее. Мы вошли в небольшую комнатку с койкой, стулом и умывальником.

— Здесь тесновато, — словно извиняясь, сказала Лаури.

— Да?

— Сабатини и вправду умер? Я слышала об этом и никак не могла себе представить.

— Да, умер, — со вздохом ответил я и рассказал, как это произошло.

Девушка задумалась.

— Страшный и несчастный человек, — сказала она потом. — Но зачем ты заманил его в склад? Ты не говорил, но я знаю, что ты не собирался мстить.

— Мне не хотелось лгать — я пошел к тебе домой, узнал, что ты исчезла, подумал, что он схватил тебя.

— О-о! — Она отвернулась к двери.

— Лаури?

— Что?

Я заколебался.

— Ты пришла ко мне в камеру только из-за камня?

— Нет.

— Лаури?

— Что?

— Извини за то, что я написал. Это было зря.

— Конечно.

— Ты простишь меня? — спросил я, подойдя к ней совсем близко.

Взглянув на меня, она улыбнулась.

— Я уже давно тебя простила.

— Лаури, — быстро сказал я, чтобы покончить наконец с этим вопросом, пока не передумал. — Почему ты это сделала? Почему вмешалась в это дело?

— Потому что так хотела, — медленно ответила она. — И потому, что это был мой долг.

— Перед кем? — спросил я, и это прозвучало почти как стон.

— Перед людьми. И перед Архиепископом.

— Ты не должна была этого делать.

— Это не так уж и много, Фрида сделала больше.

— Но… — начал я и умолк. Слова звучали безнадежно. «Я люблю тебя, Лаури».

«Я люблю тебя, Уилл».

Ее ответ прозвучал в моей голове отчетливо, как колокольчик. Сердце мое учащенно забилось. Между нами больше не было стены, крепость рухнула. И все же, когда я взглянул на ее лицо, оно было бледным и несчастным.

— Это ужасно, правда? — тихо сказала она.

— А могло бы быть чудеснее всего в мире. Мы двое, наделенные такими способностями, могли бы стать счастливее всех в мире, если не считать тех, чей голос дошел до нас через века и расстояния.

— Да…

— Скажи, Лаури, — слова давались мне с трудом, — скажи, что я ошибся, что ты только играла роль…

Но она покачала головой, а в глазах ее были печаль, усталость и жалость.

— Я не смогла бы, Уилл, и ты знаешь это. Такова уж судьба женщины. Я просто делала то, что требовалось. Иногда это было неприятно, но другим приходится делать вещи и похуже. Это был единственный способ что-то узнать. Тогда я узнала, что наемники Императора не схватили тебя. Я не жалею ни себя, ни тебя, это что-то другое, правда?

— Да, — глухо ответил я.

Она помолчала, печально глядя на меня.

— Спокойной ночи, Уилл.

Я не ответил. Стена вновь разделила нас, и была она толще, чем когда-либо прежде. Любовь разрушила ее, но слова воздвигли снова.

Я лег на койку и повернулся к стене. Ворочался я долго, потом все же заснул.