Мир-крепость

9

Сон придавил меня, словно душное одеяло, и я вертелся, не в силах его сбросить и проснуться. Мне снилось бегство и темнота, тишина и страх, преследующие меня ступни, жгучая боль в ладони, потерянный уголек, стыд и пустота…

Обе они были там, Фрида и Лаури, сначала одна, а потом другая, порой они сливались воедино. Фрида давала мне овальный камешек, я стискивал его в кулаке, но он исчезал, и Лаури давала мне его снова. А иногда они были вместе, дружески шептались о чем-то — я ничего не слышал, — смотрели на меня и улыбались, или качали головами, или взрывались смехом. Потом Фрида исчезла и осталась только Лаури.

Она сидела на зеленом пригорке, перебирала струны своего инструмента и пела. Я знал, что она поет, потому что губы ее шевелились, но не слышал ни звука. Я крепко держал кристалл, и внутри меня оживал пламень, сильный и негасимый. Она в последний раз тронула струны и подняла руки, протянула их ко мне и широко раскинула. Я шагнул к ней, борясь с чем-то державшим меня.

Медленно, очень медленно туника ее начала осыпаться, как лепестки цветка, а она встала из этих лепестков, ослепительно прекрасная, светлая, стройная, чудесная, бесконечно желанная. Я шел к ней, едва передвигая свинцовые ноги, протягивал руку, чтобы коснуться ее. Она склонилась к ней…

И вдруг струны инструмента лопнули, обвившись вокруг ее талии, словно живые… Моя рука сжимала маленький белый цветок, а на земле, вокруг его стебля, извивались змеи…

Я проснулся с чувством стыда и ужаса, гадая, почему мне снятся такие греховные вещи, и вместе с тем чувствуя, что так запутался в них, что с трудом возвращаюсь к яви.

Я лежал на чем-то твердом и гладком. Открыл глаза. Через узкое окно солнце задирало светом темно-красный пластиковый пол. Я сел. Это была всего лишь маленькая комнатка, в которой стояли стол, два стула, а в нише — небольшая печь и холодильник.

Все было не новое, но безупречно чистое. Я медленно поднялся, припоминая…

Свет с улицы запускал свои любопытные пальцы в аллею. Я был всего в нескольких шагах от них, когда услышал, как хлопнула дверь, а потом торопливые шаги.

— Подожди, — ночной ветер донес тихий шепот. — Не выходи туда! Подожди!

Я подождал, пока она меня догонит. Девушка положила руку на мое плечо и повернула к себе. Я впервые стоял рядом с ней и лишь теперь заметил, какая она маленькая: голова ее доставала мне до плеча. Девушка была в ярости.

— Я же велела подождать! — сказала она, хмуря брови. — У мужчин нет ни на грош здравого смысла.

— Они искали меня, — сказал я. — И ты знала об этом. Если ты будешь со мной, когда меня схватят, или если они узнают, что ты мне помогала, тебя убьют. Это в лучшем случае.

— Убийство! — Она с отвращением скривилась.

— Позволь мне уйти, — взмолился я. — Люди, с которыми я сталкиваюсь, кончают плохо. Не лезь в это дело.

— Но ведь я уже влезла. Куда ты собрался?

Я пожал плечами. Если бы я знал город, то солгал бы, назвав какое-нибудь подходящее место.

— В таком случае иди со мной. Не будешь же ты спать на улице.

Она повернулась и пошла, а я покорно поплелся следом. Девушка вела меня узкими аллеями и темными улицами, по каким-то лестницам, через пустые склады, полные таинственных шорохов. Она была осторожна, но не чересчур. Она знала, куда идет, и знала, как туда попасть.

Лишь однажды она заговорила.

— Почему они хотят тебя схватить?

— Они хотят получить кое-что и думают, что оно у меня.

— А оно у тебя?

Я не смог солгать.

— Нет. Но я знаю, где оно.

— А кому это принадлежит? Им?

— Нет.

— Тогда кому же? Тебе?

— Не знаю. Может, мне. Может, никому. Может, кому угодно.

— Но не им?

— Нет!

Девушка кивнула. Лицо ее было светлым пятном в темноте. Больше она не произнесла ни слова, пока не провела меня вверх по узкой наружной лестнице, а потом через дверь и в эту кухню. Войдя, она задернула тяжелые шторы на окнах и включила небольшую лампу. Только теперь я заметил, что инструмент, который она несла, разбит, струны его порваны.

— Сломался, — по-идиотски заметил я. Она печально улыбнулась.

— Его можно починить. И быстрее, чем головы, о которые я его разбила.

— Из-за меня?

Она помешкала.

— Из-за тебя. Я решила, что так нужно.

— Ты ошиблась.

Девушка улыбнулась мне.

— Поживем — увидим. Ты голоден? Я могу приготовить что-нибудь.

Я покачал головой.

— В таком случае нам обоим нужно отдохнуть. Ты, похоже, здорово устал.

И верно, устал я дьявольски. Девушка кивнула на дверь и загадочно посмотрела на меня.

— Там только одна кровать…

— Я буду спать здесь, на полу. Мне приходилось спать и в худших условиях. — Я вспомнил слишком мягкое ложе Силлера.

Она как-то робко улыбнулась.

— Хорошо. Спокойной ночи.

Девушка подошла к входной двери, задвинула засов, повернулась и направилась в спальню. Когда она остановилась перед дверью, меня осенило.

— Ты ведь даже не знаешь, как меня зовут!

Она посмотрела на меня.

— И верно, не знаю.

— Уильям. Уильям…

— Этого хватит. Спокойной ночи, Уильям.

— Спокойной ночи, — тихо ответил я.

Она закрыла за собой дверь, и стало тихо. Я долго прислушивался, но больше она не касалась двери и на ключ ее не заперла.

Одеяло лежало на полу — вероятно, я сбросил его, ворочаясь в беспокойном сне. Ночью девушка приходила к моей постели, сквозь сон я видел, как она стоит надо мной и осторожно накрывает одеялом, а потом тихонько возвращается в постель.

Я скрипнул зубами. Все-таки я позволил ей помогать мне, втянул ее в опасную игру. Смертельно опасную. Но это еще не все, сон позволил мне понять кое-что. Нужно было уходить от нее, и быстрее, пока она не проснулась.

Быстро и тихо я подошел к двери, бесшумно отодвинул засов…

— Куда ты собрался? — с укором в голосе спросила она. Я повернулся. Лаури стояла на пороге спальни в белой рубашке, доходившей почти до пола. С глазами, еще полными сна, и темными волосами, рассыпанными по плечам, она выглядела девчонкой.

И опять я не смог солгать ей.

— Я хотел уйти, пока ты не проснулась. Это невежливо, зато безопаснее для тебя. До свидания, Лаури. Не буду терять времени: все равно не смогу отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала. Слова не могут выразить мою благодарность.

— Не глупи, — сказала она, откидывая волосы назад. — Ты не можешь отсюда выйти. Тебя же ищут.

— Они всегда будут искать меня, — медленно ответил я. — Поэтому мне все равно, куда идти. Но каждая минута, проведенная мною здесь, смертельно опасна для тебя.

Она нахмурилась.

— Вернись и сядь! — Лаури указала рукой на один из простых деревянных стульев.

Я неохотно сел. Подойдя к нише, она открыла холодильник, вынула ветчину, несколько яиц и вареный картофель.

— Тебе не кажется странным, — спросила она, — что, куда бы ты ни приехал, на каждой планете есть свиньи, куры и картошка?

Искоса поглядывая на меня, она резала ветчину тонкими ломтиками и бросала на сковороду.

— Я этого не знал.

— Тогда поверь мне на слово. Некоторые животные и овощи типичны только для определенной планеты, но эти есть везде. И везде есть люди. Мужчины могут жениться на женщинах с других планет и иметь от них детей. Свиньи, куры, еще несколько видов с разных планет тоже могут скрещиваться, но остальные нет. Разве это не удивительно?

— Да, — ответил я, не понимая, куда она клонит.

Жареная ветчина скворчала на сковороде. На вторую сковороду девушка положила масло и разбила несколько яиц, а картофель, порезанный на мелкие кусочки, бросила к ветчине.

— Как, по-твоему, почему это так? — спросила она. Я пожал плечами.

— Думаю, есть только одно объяснение: все люди произошли с одной планеты. Перебираясь в другие места, они забирали с собой свиней, кур и картофель.

Лаури повернулась с раскрасневшимся лицом. Может, от жара плиты?

— Значит, ты понимаешь? Ведь это совершенно ясно, правда? И все же я не встретила никого, кто думал бы так. Они не верят друг другу, ненавидят чужих и нипочем не хотят признать, что у всех людей общие предки.

— И ты поешь свои песни, чтобы напомнить им об этом? — спросил я.

— Ты единственный человек, кто заподозрил меня в такой утонченности, — улыбнулась она.

Повернувшись опять к печи, она промурлыкала какую-то мелодию, а потом запела в полный голос:

— Так говорит и «Книга Пророка», — задумчиво сказала Лаури. — Конечно, другими словами, но основной принцип Церкви именно таков. Я должна была догадаться раньше. Ты уже прошел посвящение?

Я помотал головой.

Она разложила еду на две тарелки и поставила их на стол.

— И прямо из монастыря ты вышел в мир. Для тебя это, конечно, был шок.

Я ничего не ответил.

— Ну ладно, — сказала она. — Давай поедим.

Напряжение медленно спадало. Я сунул кусок в рот — ветчина оказалась превосходной, румяный картофель хрустел на зубах. Я ел с аппетитом, поглядывая через стол на Лаури, и думал, как было бы здорово каждое утро сидеть напротив нее, есть приготовленный ею завтрак, слушать ее пение, смотреть на ее лицо.

— Ты была на других планетах? — спросил я.

— Да, на нескольких.

— И везде так же плохо, как на Бранкузи?

— Плохо? — Она задумалась над этими словами. — Ты имеешь в виду тяжелый труд, жестокость, несправедливость?..

Я молча кивнул.

— На одних хуже, на других лучше, но таких мало.

— Почему? — спросил я. — Откуда в Галактике все это зло? Неужели на это воля Бога? Неужели все это для того, чтобы проверить людей, и лишь потом допустить в лучший мир? Или потому, что люди изначально злы?

Лаури покачала головой.

— Я не верю в это.

— Во что?

— Ни в то, ни в другое. Если Бог существует, вряд ли он проверяет каждого по отдельности: слишком много возни. Он мог бы сделать это безо всяких мук. И люди вовсе не злы. Они добрые, но все путают, потому что не могут понять друг друга, ибо слова не могут выразить всего и никто не может доверять даже своим близким.

— Но если люди не рождаются злыми, как же они ожесточаются?

— Они боятся, что кто-нибудь поранит их, и возводят вокруг себя стену. Строят себе крепость и сидят в ней, дрожа от страха. С ужасом думают они, что кто-нибудь ворвется в их каменный мешок, найдет их там, увидит, какие они на самом деле — голые и беспомощные. Понимаешь, тогда их можно ранить… голых и беспомощных. Мы образуем целую Галактику миров, они кружат, никогда не соприкасаясь, замкнутые в своих крепостях и одинокие, неизбывно одинокие.

— Если бы мы могли разрушить все эти стены, все разом, и если бы люди увидели друг друга — таких же людей, как и они сами, жаждущих нежности и дрожащих в ожидании удара… — Это было мучительное видение, и я умолк, зачарованный образом.

Подняв голову, я увидел, что глаза Лаури полны слез.

— Да… — прошептала она. — Это было бы чудесно. Завтрак закончился в молчании. Наконец я отодвинул тарелку и встал.

— Все было чудесно, Лаури. Я рад, что познакомился с тобой, но мне пора идти. Я и так засиделся.

— Я не отпущу тебя, пока не узнаю, куда ты идешь, — решительно заявила она.

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Попытаюсь выбраться из города. Может, спрячусь в какой-нибудь деревне.

Она покачала головой и нахмурилась.

— Тебе не удастся выехать из города незамеченным. Они нашли тебя вчера и наверняка ищут сейчас. И даже если ты выедешь, тебе не спрятаться. Крестьяне не верят чужим, они выдадут тебя.

— Город велик. Найду какое-нибудь убежище.

— Ты не знаешь ни города, ни людей. Тебе придется кому-нибудь довериться, и ты наверняка выберешь неподходящего человека. А сети уже раскинуты, и ты непременно попадешь в них.

— Но что же мне делать? — беспомощно спросил я.

— Я найду тебе безопасное место, — с энтузиазмом сказала Лаури. — И буду приносить еду. Здесь ты остаться не можешь — слишком оживленный район, но я могла бы найти место, где ты спрячешься, пока им не надоест искать. У меня есть друзья, они могут помочь…

Это было соблазнительно, но нереально.

— Нет, — решительно ответил я. — Это слишком опасно. Я не позволю тебе и дальше рисковать из-за меня.

Девушка вздохнула.

— Хорошо. Тогда у тебя только один выход: уехать с Бранкузи.

— Уехать? — повторил я; — Уехать с Бранкузи?

Она кивнула.

— Они перевернут планету вверх дном, чтобы найти тебя. Я знаю этих охотников, им нельзя возвращаться к своим хозяевам без добычи. Неудача означает смертельный приговор, поэтому они будут искать и искать. Бранкузи невелика, а Галактика огромна.

— Уехать с Бранкузи, — вслух рассуждал я. — Полететь в иной мир, где-нибудь среди звезд. Начать все сначала.

Постепенно в голове моей складывался образ будущего, разрозненные элементы составляли мозаику, и все было прекрасно. Я взмыл бы в воздух на огненных крыльях, презрительно отталкивая планету, поднимался бы все выше и выше, пока Бранкузи не стала бы маленьким голубовато-зеленым мячиком. Я оставил бы позади свою прежнюю жизнь, свои грехи и угрызения совести. Там, очищенный вечной ночью, я родился бы вновь из лона пространства в каком-нибудь новом и лучшем мире, невинный, как младенец.

— Мне нравится эта идея, — сказал я. — Очень нравится.

— Остынь, — сказала Лаури. — Это не так-то просто. Ты не можешь просто сесть на корабль и улететь. Получить место на корабле нелегко.

— А возможно ли это вообще? — спросил я. — Кто?..

Девушка что-то написала на листке бумаги и подала его мне.

— Держи. Поищи этого человека. Он работает на Торговцев, ты найдешь его в порту. Покажи ему эту записку, и он тебе поможет. Правда, он может запросить дорого. У тебя есть деньги?

Я потянулся к поясу, но остановился на полпути.

— Да, — сказал я и посмотрел на листок.

Джордж Фалеску, пожалуйста, помоги этому человеку получить место на корабле. Это очень важно для Лаури.

И больше ничего. Четкий почерк без лишних украшений, решительная и разборчивая подпись. Вместо точки над «i» она поставила небольшой кружок.

Лаури дала мне еще несколько указаний.

— Не ходи сразу в порт, иди кружным путем, останавливайся и смотри, не следит ли кто за тобой. А в порту не заговаривай с первым, кого встретишь. Подожди у мастерских, пока кто-нибудь не поинтересуется, чего тебе нужно. Тогда покажешь записку. — Она вздохнула. — Остальное зависит не от тебя.

Я встал из-за стола и посмотрел на Лаури. Она смотрела в пол.

— Я не могу словами выразить свою благодарность. Не знал, что в мире есть такие люди. Из-за тебя мир кажется лучше. Прощай, Лаури.

Не оглядываясь, я пошел к двери.

— Уилл!.. — Лаури догнала меня, повернула лицом к себе. — Не благодари меня, пока не окажешься в безопасности. Будь осторожен и не рискуй! И… и…

Словно желая выразить то, чего не могла описать словами, она взяла мою голову в ладони, поднялась на цыпочки и прижалась губами к моим губам.

Губы у нее были теплые, мягкие и сладкие, но через мгновение их уже не было, не было и ее самой, а я вышел на солнце и спустился по лестнице в черно-белый город.