Мир иллюзий

Глава 3

Включились аварийные носовые двигатели торможения, и когда до земли оставалось всего каких-нибудь несколько футов, корабль Фелиза покачнулся, а затем в полном соответствии с показаниями гироскопов перевернулся хвостовым отсеком вниз и тяжело приземлился. Еще какое-то время под кажущимся мирным звездным небом Данроамина царила тишина. Затем медленно открылся люк, на землю с трудом, словно нехотя, спустилась лесенка, и из чрева корабля появился взъерошенный Фелиз. Чертыхаясь и проклиная все на свете, он ступил на земную твердь.

— Эти мальвары! — рычал он. — Долбанные придурки в раздолбанных колымагах! Экстрасенсы хреновы…

Но тут он осекся на полуслове и склонив к плечу свою массивную голову, начал к чему-то прислушиваться. Он был готов поклясться, что только что слышал тихий женский плач. Постояв так некоторое время, напряженно вслушиваясь в тишину, он в конце концов решил, что это ему, должно быть, показалось. Ведь глухомань-то какая, кругом — ни души!

Фелиз взглянул на небо. Стояла тихая, и по земным меркам погожая ночь. Легкий ветерок доносил откуда-то запах хвои — вне всякого сомнения это были настоящие земные сосны, давным-давно завезенные сюда с Земли и адаптировавшиеся к природным условиям Данроамина. «Нельзя сидеть сложа руки, нужно работать,» — подумал Фелиз. Решительно подтянув штаны, он отправился обходить корабль в поисках повреждений.

Ночь на Данроамине была безлунной; однако миктурианские родственники Фелиза были привычны к отсутствию в небе ночного светила, так что он и здесь не оказался в проигрыше. В темноте диафрагмы его зрачков расширились, наподобие кошачих, и после осмотра внешей обшивки корабля ему не составило труда установить, что повреждения от взрыва были незначительны. Снарядом снесло примерно половину одного из стабилизаторов и расплющило три сопла тормозной системы. И если приварить недостающую часть стабилизатора он был еще в состоянии, то выправить сопла в походных условиях было невозможно. Но не беда; по крайней мере теперь он знал, что именно выведено из строя, и при взлете ему останется лишь перераспределить нагрузку между теми, что не были повреждены, чтобы корабль сохранил равновесие. Тем более, что сопла двигателей, равно как и стабилизатор, были нужны ему лишь при полете в атмосфере. Главное взлететь, а уж в открытом космосе все опять будет в наилучшем виде.

Забравшись обратно в корабль, Фелиз не без сожаления снял одну из внутренних перегородок, отчего в корабле вместо трех кают осталось лишь две, после чего снова вышел наружу, держа в одной руке скатанную в рулон перегородку — иначе она попросту не прошла бы в люк — и сварочный электрод в другой. Расстелив на земле рулон, он принялся за ремонт стабилизатора.

Из темноты появилось некое существо, похожее на подвергшуюся мутации разновидность земного кролика. Оно остановилось у корабля и залаяло на него.

— Кыш отсюдова! — цыкнул Фелиз. К его большому удивлению кролик немедленно развернулся и поскакал восвояси. При виде этого Фелиз ненадолго прервал сварочные работы, на душе у него было неспокойно. А что если он только что обидел одного из разумных существ? Нет, не может быть, кролик был слишком мал, и никак не соответствовал психологическм требованиям, предъявляемым к разумным существам.

И все-таки что-то подозрительно быстро он выполнил приказание.

Фелиз снова занялся починкой корабля и увлеченно проработал еще полтора часа без перерыва, когда ночное небо немного просветлело. Одного взгляда вверх было достаточно, чтобы понять, что ночь в том районе планеты, где ему было суждено приземлиться, уже близилась к концу, и ждать рассвета осталось совсем недолго. Похвалив себя за сообразительность и подумав о том, что с ремонтом стабилизатора все-таки следует поторопиться, Фелиз довел дело до конца, а затем, захватив сварочный аппарат, направился обратно к люку, спеша поскорее укрыться в надежном и оттого казавшемся еще более уютным, чем на самом деле, чреве корабля. Он уже твердо решил, что первым делом съест что-нибудь, а уж потом станет решать, как быть дальше. Неожиданным результатом наполовину миктурианского происхождения Фелиза можно было считать его необычайно быстрый обмен веществ, что выражалось в постоянном чувстве голода и потребности садиться за обильную трапезу по крайней мере раз шесть за день. А за последние десять часов у него во рту не было ни крошки.

Так что в то время он не мог думать ни о чем другом, как только об огромной яичнице, кольцах колбасы и хорошем бифштексе. Он уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы — но остановился и снова напряженно прислушался.

Нет, определенно, где-то неподалеку раздавался плач женщины.

И тут до него начало постепенно доходить, что на самом деле он слышал его уже какое-то время. Это жалобное, тихое всхлипывание — в невозможности которого он убедил себя с самого начала — скорее всего отождествлялось его сознанием с завыванием какого-то ночного животного; возможно, некоего дальнего родственника попавшегося ему на глаза лающего кролика. Однако теперь у него не оставалось ни малейших сомнений относительно природы этого звука. Прислушавшись повнимательнее, он сумел также сделать вывод о том, что плакальщица вероятнее всего была довольно молода. Сделать такой вывод ему позволили короткие и небезынтересные возгласы, раздававшиеся между всхлипываниями.

— О, Боже… и за что только мне это все? Почему я никак не могу привыкнуть? Боже, как есть хочется!

Эта последняя реплика о еде вызвала в душе Фелиза сострадание. У него и у самого подводило живот от голода, а потому, положив сварочный электрод на землю возле лестницы, он отправился на поиски загадочной плакальщицы.

Она сидела на большом камне всего в полусотне футов от корабля и горько плакала, закрыв лицо руками. Как он и ожидал, лет на вид ей было совсем немного. Еще какое-то время Фелиз молча стоял рядом, ничем не выдавая своего присутствия, но в конце концов все-таки не выдержал.

— Эй! — негромко окликнул он.

Она не обратила на него никакого внимания.

— Эй, вы! — рявкнул Фелиз.

На этот раз девушка лишь мельком взглянула на него и снова залилась слезами.

— Как есть хочется, — хлюпала она. — А тут даже орехи не растут. И кругом ни души.

С этим Фелиз уж никак не мог согласиться, и он едва удержался от того, чтобы не возразить вслух, что он видит по крайней мере одну душу, сидящую на камне всего в пятнадцати футах от него. Хотя… возможно, она просто не имела привычки разговаривать с незнакомыми или придерживалась еще каких-нибудь условностей.

Фелиз вернулся обратно к своему кораблю, забрался внутрь и соорудил шикарный бутерброд с говяжьей тушенкой. С вожделением оглядев творение рук своих, он еще какое-то время боролся с собственным не на шутку разыгравшимся аппетитом, но в конце концов благородство все же взяло верх над страстями, и он возвратился к девушке. Солнце к тому времени уже выплыло из-за горизонта. Она перестала рыдать — Фелиз был склонен думать, что у нее просто кончились слезы — и сидела на валуне, печально разглядывая свои руки, ладони которых отнюдь не отличались чистотой.

— Дведется ли мне теперь снова рисовать? — вслух вопрошала она ни к кому не обращаясь. Фелиз не стал утруждать себя ответом, а просто подошел и сунул ей в руки бутерброд.

Девушка изумленно поглядела на еду, перевела глаза на него, затем снова уставилась на бутерброд и опять расплакалась.

— Ну вот, теперь у меня уже и осязательные галлюцинации! — причитала она.

— Галлюцинации! — не выдержал Фелиз. — Да все взаправду! Попробуй сама, дура!

И тут впервые за все время она по-настоящему пристально поглядела на него. И при свете зари нового дня Фелиз увидел, что она и в самом деле была совсем молода. И еще к тому же очень хороша собой. У нее были красивые хоть и заплаканные — голубые глаза и маленькое, словно кукольное личико, обрамленное вьющимися локонами светлых волос. Наряд ее состоял из пестрого платьица и легких сандалий со шнурком, пропущенным между первыми двумя пальцами. Фелиз не без некоторого смущения заранее внутренне приготовился к тому, чтобы выслушать слезную благодарственную тираду.

Однако, он был избавлен от подобного неудобства.

— Заткнись! — приказала она. — Если бы я с самого начала не обращала внимания на дурацкие видения вроде тебя, то сейчас спокойно спала бы себе дома, а не торчала в этой глуши, где не растет ни орехов, ни ягод.

Фелиз с трудом удержался от того, чтобы не вступить в дискуссию по вопросу своей реальности. У девушки было явно не все в порядке с головой.

— Ну а здесь-то ты чего делаешь? — поинтересовался он.

— А куда мне еще податься? — всхлипнула она. — Теперь, когда я больше не существую?

— Ясно, — констатировал Фелиз, решив, что возможно, шоковая терапия пойдет ей на пользу, — у тебя просто крыша поехала.

— Ничего у меня не поехало, — возразила девушка. — Просто я больше не я, а это гораздо хуже. — И она снова расплакалась.

— Молчать! — гаркнул Фелиз. Этот вопль получился таким громогласным что, она и в самом деле покорно замолчала, оставаясь неподвижно сидеть, разинув рот, на своем камне и ошалело глядя на него.

— Послушай, — продолжал Фелиз, заметно понизив голос и стараясь говорить так, чтобы его слова звучали как можно убедительнее. — Забудь ненадолго о своих галлюцинациях, ладно? Ты сама-то откуда? И как ты здесь оказалась?

Девушка натужно сглотнула и закрыла рот.

— Меня дезинтегрировали, потому что у меня были видения, — сказала она тоненьким голоском. — Теперь меня никто не видит и не слышит. — Она поглядела на него. — То есть никто из реального мира, я это хотела сказать.

Фелиз задумчиво разглядывал ее. Кажется, он начинал кое-что понимать. Конечно, это было всего лишь предположением, но вполне возможно, что некое явление, ставшее причиной помрачения рассудка девушки, могло иметь отношение и к его миссии. Если на Данроамине возник очаг заразного психического заболевания, то, в общем-то, становилось ясно, почему мальвары не настаивали на своем присутствии здесь.

— Ну хватит, — примирительно сказал Фелиз, — идем со мной и… — Он протянул к ней руку.

Девушка вскрикнула и, неловко взмахнув руками, испуганно отшатнулась, падая навзничь с камня. И прежде, чем он сумел пошевилиться, она вскочила на ноги и бросилась наутек, крепко прижимая к груди бутерброд.

— Стой, черт побери! Остановись! — заорал Фелиз и со всех ног припустил в погоню за беглянкой.

Со всех сторон темнели густые заросли, и в следующее мгновение девушка скрылась за деревьями. Фелиз устремился за ней, но споткнулся о торчащий из земли корень и растянулся во весь рост на земле, успев лишь заметить, как где-то вдалеке, в просвете между деревьями мелькнула и тут же исчезла цветастая юбка. Вскочив на ноги, он кинулся за ней, рассчитывая с минуты на минуту настигнуть беглянку, но этого почему-то не происходило. В конце концов он остановился и тяжело дыша привалился к стволу дерева, отдаленно напоминающее земной тополь.

Его тело было больше приспособлено для проявления грубой физической силы, чем для скорости и маневра. При забеге на короткие дистанции он мог развить скорость до тридцати или даже тридцати пяти миль в час, обнаруживая при этом поразительное внешнее сходство с бегущим носорогом. Однако гонки по пересеченной местности были явно не по его части. Вот и теперь, задыхаясь и тяжело отдуваясь, он на чем свет ругал себя; эта девчонка будь она нормальной или сумасшедшей — очевидно, была явно в состоянии сама позаботиться о себе. В конце концов, это была ее планета, так что ему незачем было совать нос в чужие дела. К тому же у него и своих забот невпроворот, и, конечно, первым делом нужно вернуться на корабль, как следует позавтракать и вооружиться, прежде чем проводить дальнейшие изыскания на этой населенной психами планете.

Эта мысль подействовала на него успокаивающе, и как следует отдышавшись, Фелиз отошел от дерева, собираясь отправиться в обратный путь.

Но вот только… — похоже, следующая неожиданная догадка застала его врасплох — в какой стороне остался корабль?

Спеша поскорее отделаться от неприятного предчувствия, Фелиз огляделся по сторонам, обводя взглядом заросли. Со всех сторон от него тянулись бесконечные зеленые коридоры, уходящие куда-то в глубь зарослей, каждый из которых был в точности похож на другой, и в каждом из которых мерещилась та единственная тропинка, ведущая к кораблю.

Фелиз с раздражением подумал о том, что это просто бред какой-то.

Он пытался убедить себя, что корабль находится где-то совсем рядом, за ближайшим поворотом, и что уйти далеко он попросту не мог. Так что стоит лишь досконально вспомнить, как было дело, и все встанет на свои места.

Фелиз попробовал сосредоточиться и припомнить, над каким плечом он впервые увидел взошедшее солнце, и сколько раз менял направление движения, пока гонялся по лесу за девчонкой. После некоторых раздумий, он решил выбросить из головы все мелкие подробности и принять во внимание лишь положение солнца на небосводе, припоминая, что вроде бы, во время его погони за беглянкой, оно было маячило за деревьями где-то впереди. Поэтому теперь он развернулся так, чтобы солнце светило в спину и уверенно зашагал вперед.

С самого начала Фелиз задал довольно быстрый темп, но прошло уже двадцать минут, а он все еще шел по казавшемуся бесконечным коридору из деревьев, и за все это время по пути ему не попалось ни одной полянки. Он снова остановился — и тут его осенила блестящая идея, навеянная воспоминаниями о прочитанной им когда-то в детстве памятке туриста. Заблудившемуся в лесу книга советовала взобраться на какое-нибудь возвышение — например, на дерево — и оглядеться вокруг.

С превеликим трудом, обдирая в кровь руки и ломая по ходу дела хлипкие ветки, на дерево Фелиз все-таки вскарабкался.

С той высоты, на которую он осмелился залезть — ибо под его тяжестью ствол качался и угрожающе трещал — ему все же удалось разглядеть, что лесная опушка находилась примерно в двухстах ярдах. Дальше открывался широкий склон холма, спускавшийся к долине, на дне которой виднелись постройки не то большой деревни, не то маленького городка. Фелиз проворно слез с дерева и не долго думая направился в ту сторону.

Через несколько минут пути лес поредел, и в конце концов он вышел на широкий луг. Внизу, у подножия склона виднелись городские постройки, самые высокие из которых достигали в высоту четырех-пяти этажей и были окружены широким поясом маленьких домов и домишек. Очевидно, самым распространенным строительным материалом здесь было дерево, камень или цемент — а архитекнутрый стиль и вовсе не поддавался описанию; во всяком случае последние лет сто, а то и побольше, так уже никто не строил. Но не важно. На планете существовала цивилизация, а для Фелиза это было важнее всего.

Он двинулся было вперед, и только теперь заметил недалеко от себя низенькую, не скрепленную известковым раствором, невзрачного вида каменную стену, тянувшуюся вниз по склону холма до самого города; и на этой стене всего в нескольких футах от него сидел почтенный джентльмен, лицо которого озаряла лучезаная улыбка.

— Памятное утречко, не так ли? — сказал старик, обращаясь к Фелизу.

Фелиз недоуменно уставился на него.

Старик же тем временем старательно подоткнул у коленей цветастый кильт, поудобнее устраиваясь на стене. Наверное, эта теплая юбка была его спасением от холода, ибо его тощие, волосатые ноги ниже колен были очень похожи на две корявые палки, на которые были туго натянуты кожа и сухожилия. Длинные руки, торчавшие из рукавов пестрой туники были столь же тощими, костлявыми и представляли собой довольно неприглядное зрелище. Седая борода была такой длинной, что ее даже пришлось прихватить ремнем у пояса, а непослушные седые лохмы на голове торчали в разные стороны, напоминая свалявшийся парик. Из-под этой шевелюры на Фелиза смотрели умные глаза пронзительно-голубого цвета. Востроносый старикашка снова улыбнулся Фелизу, обнажая ослепительно белые и ровные зубы — если не обращать внимания на сломанный у самого корня передний зуб.

Фелиз с явным недоверием вглядывался в лицо старика, и в этот момент он был похож на инспектора таможни, который прежде никогда даже не подозревал о существовании торговцев технологиями. Улыбка же старика стала еще шире и приветливей.

— Вас что-то удивляет, молодой человек? — поинтересовался он.

— Я только что столкнулся в лесу с полоумной женщиной, — мрачно объяснил Фелиз. — Вот и подумал, что, возможно, вы тоже из ее племени.

Старик залился счастливым смехом. Веселье было таким бурным, что ему даже пришлось промакнуть кончиком бороды ставшие внезапно влажными глаза.

— Господи! Боженька ты мой! — давясь от смеха проговорил он, с трудом взяв себя в руки. — Прошу извинить мне этот приступ веселья, но ироничная подоплека вашего вопроса совершенно выбила меня из колеи. Подумать только! Меня приняли за сумасшедшего! Ну и дела. — В конце концов ему удалось успокоиться. — Хотя, конечно, с другой стороны, дело это совсем не шуточное. Но уверяю вас, мой юный друг — хотя одной из основных моих добродетелей является скромность, но смею вас заверить, что в моем лице вы нашли самого вменяемого человека в мире.