— Молодой человек, — сказал мэр города, Эль Хоска, — такое ваше отношение крайне меня огорчает.
Это было на следующий день. Эль Хоска, взявший тайм-аут на остаток предыдущего дня и всю ночь в надежде избавиться от головной боли, с наступлением утра отправился на поиски Фелиза и был приятно удивлен, обнаружив его на площади, земля посреди которой была уже разворочена, обозначая тем самым место для будущего фонтана. Некоторое время мэр стоял на краю ямы, наблюдая за ходом работ, после чего, ни слова не говоря удалился, направляясь куда-то по своим делам, чтобы позднее, уже ближе к вечеру, снова вернуться и продолжить наблюдение. Прошло около двадцати минут, прежде, чем он позволил себе сделать замечание относительно поведения Фелиза.
— Давайте, шевелитесь! Копайте быстрее! — прикрикнул Фелиз, а сам выбрался из ямы. — Гарри, хватит бездельничать. — Затем он обернулся к мэру. — Так что вы сказали?
Эль Хоска смотрел на него с откровенным сожалением. В какой-то мере выражение его лица напомнило Фелизу о Каи Мири, которую он больше так и не видел с тех самых пор, как она сбежала от него накануне. Всякий раз, когда Фелиз вспоминал об этом, ему становилось не по себе. Нет, конечно, до ее выходок ему не было абсолютно никакого дела; но можно же было бы, в конце-то концов, хотя бы издали показаться ему на глаза, доказывая тем самым, что она жива-здорова, не свалилась в колодец и вообще, ничего такого с ней не случилось. В конце концов, нужно же соблюдать какие-никакие правила приличия по отношению к тому, кто накормил и в каком-то смысле вызволил тебя из затруднительного положения.
Он даже начинал уже подумывать о том, чтобы пойти разыскать ее и высказать ей все, что он думает о ней вообще и ее манерах в частности. И если бы за ним не следили две команды наблюдателей с обеих сторон, то он, прежде чем браться за работу, пожалуй, и в самом деле отправился бы прогуляться по окрестностям в поисках девушки.
— Прошу меня извинить, — сказал он Эль Хоске, — но я опять не совсем расслышал, что вы сказали.
— Я сказал, — мягко и без малейших признаков раздражения повторил Эль Хоска, — что все вот это меня крайне беспокоит. — Он взмахнул рукой, указывая на котлован для буюущего фонтана, в котором по приказу Фелиза в поте лица трудились облаченные в черное землекопы.
— Что такое? В чем дело? — воскликнул Фелиз, внутренне готовясь выслушать какое-нибудь новое и неожиданное требование.
— Не нужно притворяться, мальчик мой. Не нужно, — вздохнул Эль Хоска, подхватывая своей тощей ручонкой Фелиза под локоть. — Все дело в механизмах, которые ты используешь в работе.
— Механизмы? — Фелиз ошалело уставился на взмокших (но застегнутых на все пуговицы) работников.
Эль Хоска усмехнулся и игриво ткнул ему в ребра костлявым пальчиком.
— Ну, разумеется, механизмы, — хихикнул он. — Не думаешь же ты, что настолько стар и слеп, что глядя на прозрачный пластик решу, будто там ничего нет? Конечно, разглядеть его не просто из-за солнечных бликов; но ведь в конце концов котлован для фонтана не может выкапываться сам собой, правда? Нет-нет. Но вовсе не применение механизации я хотел обсудить с тобой. Больше всего меня беспокоит нравственная сторона этого дела.
— Нравственная сторона?
— А то как же? — вопрошающе воскликнул Эль Хоска, осторожно отводя его в сторонку. — Разумеется, я признаю, что машина выполняет работу быстрее, и, возможно, более эффективно. Но неужели ты не понимаешь, чего лишаешь себя? Знаешь ли ты, что избегая непосредственного контакта с землей, ты притупляешь тем самым свои чувства, разрушаешь свою природную связь с ней? Насколько было бы лучше для тебя, если бы ты сам спустился туда и продолжил работу своими собственными руками. Тогда ты смог бы почувствовать, как комья щедрой, плодородной земли рассыпаются под твоими проворными пальцами, а истосковавшиеся по активному физическому труду могучие мышцы начинают приятно побаливать от разливающейся по ним легкой усталости.
— В самом деле? — отозвался Фелиз. — А сами-то вы за последние время часто нагружали свои истосковавшиеся по активному физическому труду мышцы?
— Нет, нет конечно! — ответил Эль Хоска.
— Может быть, желаете попробовать…
— Ну что ты, мальчик мой! Это было бы излишне. — Эль Хоска снова тихонько засмеялся. — Я провел долгое время, настраиваясь на природу, так что моя связь с ней уже давно установлена. А вот тебе это еще предстоит сделать. Ты беспокоишь меня все больше и больше. Особенно я переживаю за твое осознание себя как личности. — Он сокрушенно покачал головой. — Да, как это ни прискорбно признавать, но, похоже, ты нуждаешься в срочной реориентации. — И он одарил Фелиза такой безмятежной и в то же время в некотором смысле дьявольской улыбкой, что у того по спине побежали мурашки. Он содрогнулся, но затем его осенила неожиданная идея — а что если попытаться вразумить мэра, вдруг получится? Уж слишком сообразительным и независимым был этот Эль Хоска, а это совершенно не вязалось с образом того идиота, которым он казался на первый взгляд.
Фелиз быстро принял решение.
— Да, наверное вы правы, — сказал он и заглянул в провал, где вовсю трудилась бригада землекопов под руководством Гарри. — И к тому же у меня в корабле имеется одна вещица, которая могла бы придать особое благолепие вашему фонтану. Так что, если бы вы могли проводить меня через лес к моему кораблю…
— Мальчик мой, и ты еще сомневаешься? — воскликнул Эль Хоска, по своему обыкновению расплываясь в широкой лучезарной улыбке. — Лес. Деревья. Приятная беседа. Природа. Что еще надо человеку для полного счастья?
— Да, — согласился Фелиз. — Я и сам так думал. Ну так что, идем?
— Конечно.
Фелиз воровато огляделся по сторонам, но, похоже, на всей площади не было заметно никого, кто бы был наделен полномочиями, достаточными для того, чтобы попытаться остановить его.
— Тогда пойдем, — сказал он.
Покинуть город удалось беспрепятственно. Честно говоря, Фелиз с трудом мог в это поверить. Они достигли опушки леса, а в погоню за ними так и не устремилось ни одного субъекта в черном. Еще несколько шагов, и поросшие густой листвой листья деревьев сомкнулись у них за спиной, непроницаемой стеной отделяя их от города у подножия холма. Фелиз с облегчением вздохнул и обернулся к Эль Хоске. Мэр же уже давно ему что-то увлеченно доказывал, начав болтать сразу же, как только они отправились в путь.
— Монотеистическое отношение абстрактного индивидуума, — говорил он в тот момент, когда Фелиз наконец-то обратил на него внимание, — нарушает и рассеивает ретро-сознание…
Еще какое-то время Фелиз краем глаза поглядывал на своего спутника, а затем решил прибегнуть к шоковой терапии.
— Ну ладно, — сказал Фелиз вслух. — Кончайте ломать комедию. Ведь, в конце-то концов, все мы живые люди.
Однако, Эль Хоску это замечание, похоже, ничуть не смутило. Он остановился, подмигнул Фелизу и усмехнулся, заодно ткнув ему под ребра острым локотком.
— Очень хорошо, мой мальчик, — радостно проговорил он. — Тогда давай перейдем на простой язык. Ты хоть понимаешь, что представляешь собой угрозу для общества?
— Я? — растерянно переспросил Фелиз. А он-то надеялся, что Эль Хоска клюнет на его удочку — только клюнет, а не проглодит тут же вместе с наживкой всю удочку да еще полруки в придачу. — Что ж, в таком случае, проговорил он, понемногу приходя в себя, — возможно, будет лучше, если я просто сяду в свой корабль и улечу отсюда от греха подальше — разумеется, с вашего разрешения.
— Разумеется, — сказал Эль Хоска. — Но нет. Гм-гм. Боюсь, что все совсем не так просто. Судя по всему, ты прибыл сюда издалека; и там, откуда ты прибыл, скорее всего живет еще много других людей, подобных тебе. Если ты возвратишься обратно к ним, то многие из них тоже начнут наведываться сюда. А мы никак не можем допустить наплыва отсталых пришельцев.
Фелиз изумленно глядел на него.
— Неужели вы и в самом деле верите в это? — не выдержал он. — В то, что вы обогнали цивилизации с высоким уровнем технического развития?
Взгляд старика затуманился, и его пронзительно-голубые глаза словно подернулись тонкой пленкой, отчего стало казаться, что на смену его легкой одержимости пришло выражение холодной уверенности. Однако, говорил он по-прежнему спокойно, не повышая голоса.
— Ну что ты, что ты, — сказал он. — Я ни чуть не сомневаюсь, что ты сам не по наслушке знаком с тем, каких результатов может достичь групповой разум.
— Групповой разум — это чушь собачья! — огрызнулся Фелиз, что, конечно же, было довольно неучтиво с его стороны. — И вы сами прекрасно это знаете. Именно по этой причине я решил, что возможно мы сумеем поговорить, как разумные, взрослые люди. Вы же прекрасно знаете, какова ситуация на самом деле. Так имейте же мужество признать это. А теперь скажите мне откровенно, разве вы никогда не видите людей, одетых в черное?
Мэр напрягся, и его тщедушное тело стало все больше походить на сухой стебель камыша, упрямо колышащийся на ветру.
— Я, — заговорил он наконец, отчетливо выговаривая каждое слово, так что они одно за другим канули в лесном безмолвии, подобно камешкам, падающим на дно глубокого колодца, — вижу лишь то, что существует на самом деле.
— Ладно, — сказал Фелиз, вскидывая свои могучие руки. — Ладно, я сдаюсь!
Еще какое-то время они молча шли рядом. Фелиз прихлопнут какой-то крохотное насекомое, залетевшее к нему в ухо. На своем плече он чувствовал руку старика, который прицепился к нему, как репей, и ему вдруг стало очень весело. Он обернулся и поймал на себе взгляд голубых глаз, смотревших на него с неподдельным сочувствием.
— Вот увидишь, тебе станет лучше, — ласково проговорил Эль Хоска, после того, когда я докажу тебе свою правоту на более наглядных примерах…
Миновав погруженные в безмолвие, тенистые лесные заросли, они в конце концов вышли на поляну, посреди которой возвышался космический корабль. Все здесь было по-прежнему, точно так же, как тем утром, когда Фелиз занимался его починкой. Честно говоря, на фоне событий двух последних дней, летательный аппарат выглядел наредкость обыденно и казался довольно неуклюжим. Оказавшись шагах в десяти от люка, Эль Хоска остановился.
— Пожалуй, я не стану осквернять свое сознание общением с машиной в большей мере, чем это необходимо, — сказал он. — Вообще-то, мне следовало бы остаться и ждать тебя на опушке леса, как я сделал это в прошлый раз. Но уж что сделано, то сделано. Я подожду тебя здесь.
— Ладно, — согласился Фелиз.
— Надеюсь, что ты быстро управишься с делами и вылезешь обратно, чтобы вернуться со мной в город. Надеюсь, что если у тебя, возможно, и возникнет шальная идея поступить иначе, то ты сможешь взять себя в руки и немедленно выйдешь обратно.
— Я тоже на это надеюсь, — мрачно проговорил Фелиз. Он поднялся по лестнице и влез в открытый люк.
После залитого ярким солнец луга, внутренние помещения корабля, освещенные лишь рассеянным многократно отраженным светом, проникавшим сквозь распахнутый люк, показалось ему погруженным в темноту. Затем, по мере того, как глаза его привыкли к полумраку, освещение отсека управления стало казаться более ярким.
Он тут же заметил произошедшие здесь изменения. Вещи находились не на своих местах. То есть, они были разложены не в том порядке, в каком Фелиз обычно их содержал. Фелиз прищурился. Встав с кресла, он прошел в каюту. По всему было видно, что кровать была сначала разобрана на ночь, а затем застелена вновь, причем, довольно странным образом — подушка лежала под покрывалами точно по центру. Он вышел обратно в отсек управления и распахнул дверцу шкафа с едой.
Большая часть хранящихся в нем продуктов осталась нетронутой. Однако, он заметил, что запасы тех отделений, где хранились фрукты, орехи, тушенка и хлеб, заметно поубавились. Фелиз закрыл шкаф и заглянул в свой бортовой журнал. Набросок с натуры, изображавший его спящим, по-прежнему был там, но теперь рядом был пририсован маленький чертик с хвостом и рожками. И этот чертенок щекотал пятки спящего Фелиза большим перышком.
Фелиз потер нос.
Что же, с облегчением думал он, приятно все-таки узнать, что Каи жива и здорова. Но интересно, где она теперь? Да уж, видать, пути ее неисповедимы, и в данный момент она вольна находиться, где угодно. Во всяком случае, похоже, у нее все в порядке. Фелиз был весьма удивлен тем, какой огромный камень упал с его души при мысли об этом. Хотя с его-то беспокойной натуров в этом нет ровным счетом ничего удивительного. Подобные вещи имеют обыкновение случаться только с ним, а наверное другие личности, из тех, что больше занятые самими собой, и даже представить себе не могут, что такое бывает.
Эта мысль напомнила ему о той главной цели, которую он преследовал, решив вернуться сюда. Через открытый люк он выглянул наружу — просто так, на всякий случай; но Эль Хоска неподвижно сидел на траве, поджав по-турецки ноги, глядя куда-то в сторону и, очевидно, изо всех сил оберегая свое сознание от осквернения контактом с машиной. Фелиз быстро подошел к пульту системы связи и нажал несколько кнопок.
Экран затуманился, потемнел, после чего снова прояснился, и на его темном поле стали видны звезды. Поначалу все было тихо, но затем раздался мелодичный сигнал, повторившийся четыре раза подряд. Одновременно с этим в поле зрения монитора вошли четыре красные светящиеся точки.
Рядом с монитором замигал белый огонек передающего устройства. Фелиз присвистнул и нажал кнопку приемника. Красные точки немедленно исчезли с экрана, и на мониторе возникло изображение мальвара в форме офицера космического флота.
— Мы зарегистрировали работу вашего сканера, — объявил мальвар с экрана. — Мы знаем, что вы осведомлены о нашем присутствии. Миновать наш заслон вам не удастся. Предлагаем сдаться добровольно. — Затем все повторилось с начала. — Мы зарегистрировали…
— А в хо-хо не хо-хо! — пробормотал Фелиз, но включать переговорное устройство со своей стороны все же не стал. — Уж лучше невеки застрять на Данроамине. — Он усмехнулся, глядя на экран. — Если уж вы такие крутые, то давайте, спускайтесь сами и арестуйте меня. — Ухмылка сама собой исчезла с его лица, а взгляд сделался задумчивым. Он отключил трансляцию в тот момент, когда мальвар на экране монитора терпеливо начинал зачитывать свое обращение вот уже в третий раз, после чего встал и принялся шарить по шкафам.
Изо всех хранившихся там пожитков Фелиз отобрал несколько впечетляющего вида безделушек, несколько хлопушек и петард, из тех, что были изготовлены им месяца три тому назад специально для демонстрации высот пиротехнического искусства на планете Козуэлла, а также обломки, отдельные узлы и детали, оставшиеся от безжалостно разбитого преобразователя пластмасс «Марка III», уничтожившего его шляпу, и подаренный на счастье широкий шарф из чистого шелка, на котором большими китайскими иероглифами красного цвета были выведены пожелания удачи, после чего соорудил себе огромный бутерброд с сыром. Проделав все это, он выбрался из корабля, и все еще дожевывая хлеб с сыром, подошел к поджидавшему его снаружи Эль Хоске.
— Ну вот и все. Идем, — сказал он мэру.
Они пустились в обратной путь, и шли молча до самой лесной опушки, откуда открывался вид на город. Когда же лес наконец кончился, и путешественники вышли из-под сени тенистых деревьев, оказываясь на открытой местности, Эль Хоска тяжело вздохнул.
— Когда тебе много лет, — задумчиво проговорил он, — и занимаешь заметное положение в обществе, очень легко быть нечестным.
Фелиз подозрительно взглянул на него.
— Меня не покидает ощущение, — продолжал Эль Хоска, поворачивая голову, чтобы встретиться взглядом с молодым человеком, — что я не был до конца честен с тобой.
— Да ну! — заметил Фелиз. — Неужели!
— Сказать по совести, — продолжал свой рассказ Эль Хоска, — жилось нам здесь довольно неплохо. Разумеется, до совершенства было далеко — но кому оно нужно, это совершенство? Короче, это была самая обыкновенная, нормальная жизнь. — Он взглянул на Фелиза. — Хочешь услышать нашу историю?
— Меня недавно уже посвятили в некоторые ее аспекты, — осторожно заметил Фелиз.
— Но, должно быть, далеко не во все. Наверняка не во все, — сказал Эль Хоска. — Лишь немногие знают о том, как все было на самом деле. И это довольно грустная история.
— Ну надо же, — только и нашелся что сказать Фелиз.
— Вообще-то, подавляющее большинство наших людей не имеет на этот счет ни малейшего понятия. Думаю, они даже рады пребывать в счастливом неведении о том, каким образом произошел наш окончательный разрыв с технократической культурой. А все дело в том, что в свое время то, что теперь лежит в основе нашего жизненного уклада, было всего лишь политической философией.
— Политической философией? — переспросил Фелиз.
— Да. К твоему сведению, я вовсе не собираюсь вводить тебя в заблуждение заявлениями о том, что якобы все у нас с самого начала шло замечательно и безупречно. Нет, первоначально мы были всего лишь политической партией планетарного масштаба, выступающей за децентрализацию управления и свободу личности. Должен также заметить, что в то время подавляющее большинство членов нашей партии составляли так называемые практические политики. А истинные поборники природы, коими все мы являемся в наши дни, были в меньшинстве.
— Но потом все изменилось, не так ли? — подсказал Фелиз.
— Да. Видишь ли, наряду с нашей партией, существовала еще одна планетарная политическая партия, известная, как Авторитарная партия, члены и сторонники которой ратовали за жесткую централизацию управления. Разногласия между этими двумя партиями были настолько острыми, что некоторые не слишком умные люди опасались, как бы этот затянувшийся спор не перешел в войну.
— По-вашему эти люди не слишком умные? — уточнил Фелиз.
— Да, — ответил Эль Хоска. — Ибо, разумеется, ни о какой войне не могло быть и речи.
— Это почему же, интересно знать? — мягко усведомился Фелиз.
— А потому, что отцы-основатели этого мира издали замечательный закон о генетическом и психологическом оздоровлении наций. На протяжении нескольких поколений у детей с самого раннего возраста воспитывалась в духе эмоционального неприятия самой идеи массового насилия.
Фелиз удивленно вскинул брови.
— Однако, — продолжал Эль Хоска, — противоречия с Авторитарной Партией оказались столь неразрешимыми, что у нас попросту не оставалось иного выхода, как отправить всех ее членов в Ковентри[2].
— Вот как? И где же это находится? — спросил Фелиз.
— Нигде. Я просто выразился фигурально, использовав старомодное английское выражение, — пояснил Эль Хоска. — Оно означает, что мы объявили им бойкот и перестали обращать на них внимание. Занимались исключительно своими делами, делая вид, что тех, кто не согласен с нашей точкой зрения, попросту не существует. Это была жесткая, вынужденная мера, вызванная сложившейся на тот момент ситуацией. Но мы и представить себе не могли, во что это все выльется.
— Будь я проклят! — не выдержал Фелиз, резко останавливаясь и оборачиваясь к мэру. — Так, значит, вы все-таки понимаете, что произошло?
— Разумеется, — кивнул Эль Хоск. — Они все умерли.
— Умерли, — тупо повторил Фелиз.
— Да, — горестно вздохнул Эль Хоска и побрел дальше. Опомнившись, Фелиз сорвался с места и в два прыжка нагнал его. Эль Хоска же тем временем продолжал говорить: — Вымерли, как динозавры на нашей исторической родине. Увяли, подобно полевым цветам, лишенным солнечного света и благодатного дождя. Мы заметили, что их становится все меньше и меньше; и в конце концов пришло время, когда нигде уже не было видно ни одного из них.
— А что же стало с трупами? — мрачно спросил Фелиз.
— Полагаю, — спокойно отозвался Эль Хоска, — что сначала их хоронили покуда еще остававшиеся в живых сородичи. А останки тех немногих, кому удалось протянуть дольше других, истлели и превратились в пыль под воздействием естественных сил природы. Учтите, это было много лет тому назад. Не думаю, что кого-либо еще можно разыскать. Скорее всего, они давным давно покинкли города, отправляясь на поиски себе подобных. И никого не находя, продолжали упрямо идти вперед, пока наконец не падали замертво.
Фелиз взглянул на него и открыл рот, собираясь, очевидно, что-то сказать, но передумал. И все же затем открыл его снова.
— Послушайте, — сказал он.
— Да? — любезно отозвался Эль Хоска. К тому времени они уже добрались до городских окраин и ступили на вымощенным пластиком тротуар.
— Вы считаете себя человеком непредубежденым, не так ли? предположил Фелиз.
Эль Хоска снова улыбнулся.
— Непредубежденость является одним из самых важных элементов нашей культуры, — ответил он.
— И при случае вы смогли бы признать право на существование за некой теорией, полностью опровергающей вашу традиционную систему верований?
— Ну разумеется, мальчик мой.
— Тогда крепитесь, — сказал Фелиз. — Помните тех ваших прежних политические оппонентов? Так вот, они не вымерли. Все это время они жили рядом с вами, действуя теми же методами, что и вы, и также приучая своих детей не видеть ваш народ.
Эль Хоска не рассмеялся в ответ на это, но и взволнованным он также не казался. На его старческом худощавом лице застыло выражение вселенской скорби.
— Значит, — вздохнул он, — и ты туда же. Скажи честно, — он взял Фелиза за рукав. — Скажи… ты ведь тоже видел людей в странных черных одеждах, не так ли?
— И не только видел. Не говоря уж о том…
— Хватит, перестань, не нужно приукрашивать легенду новыми подробностями, — мягко прервал его мэр. — К сожалению, у моих людей подобные галлюцинации возникают сплошь и рядом. До сих пор очень многие обращаются ко мне, ища избавления от этих навязчивых видений. Некоторым из них я могу помочь. Другие же, подобно бедняжке Каи Мири… — Он снова вздохнул. — Я могу сказать им лишь то же самое, что сейчас говорю тебе. Галлюцинации являются результатом расового комплекса вины за то, что много лет назад наши предки столь немилосердным образом обошлись с другим народом, обрекая его на страдания.
— Но, — возразил было Фелиз, но Эль Хоска упреждающе поднял руку.
— Я могу понять, что тебе они кажутся вполне реальными.
— Ах, все-таки можете?
— Конечно. И убежден, что досаждают они тебе ничуть не меньше, чем если бы они были настоящими, живыми людьми.
— Пожалуйста, не могли бы вы повторить это еще раз, — мрачно сказал Фелиз.
— Разумеется. Я не хочу, чтобы ты подумал, будто бы я ничего не понимаю. Я охотно верю, что они досаждают тебе не меньше, чем настоящие люди.
— Спасибо.
— Но уж я-то знаю, что они совсем не настоящие. На самом же деле они являются чистейшим плодом твоего воображения. И повинны в этом твое уязвленое самолюбие и подсознание. На самом же деле — и уж можешь мне поверить, я много повидал на своем веку и знаю толк в подобных вещах — тебе даже нравятся те неудобства, которые они тебе причиняют. Именно поэтому ты и создаешь себе эти образы.
— Чушь, — отмахнулся Фелиз.
— Поэтому когда я говорю, что все понимаю, не нужно воспринимать это, как невежественное сострадание к тем неудобствам, которые там сам себе создаешь. С моей стороны было бы высшей степени неразумно испытывать жалость к человеку, который на самом деле забавляется столь нелепым образом — и к тому же еще кичится слабостью своего духа. Ты даже представить себе не можешь, как далеко может завести человека подобная привычка идти на поводу у собственных иллюзий.
— Ну, я даже не знаю, что сказать, — проговорил Фелиз.
— Зато я знаю, — продолжал Эль Хоска. — Однажды ко мне пришел человек, который верил — обрати внимание, искренне верил — что его случайно подстрелил один из этих воображаемых фантомов.
— Просто невероятно!
— И тем не менее, это так. Причем, иллюзия была столь сильна, что у него на теле даже появилась сильно кровоточащая огнестрельная рана. Собрав последние силы, он пришел ко мне за помощью. Разумеется, я сделал для него все, что мог — все признаки истерического состояния были на лицо прибегнув к немедленно гипнотерапии; однако, кровотечение не прекращалось, а затем он вдруг побледнел и умер.
— До самого конца не желал расставаться со своей иллюзией? — уточнил Фелиз.
— Да. Этот человек, — проговорил Эль Хоска срывающимся от охвативших его переживаний голосом, — был психологическим уродом!
Еще какое-то время они шли молча, и каждый был явно погружен в собственные невеселые раздумья. Площадь же была уже совсем близко.
— Так что ты должен понимать, — торопливо заговорил Эль Хоска, почему для нас крайне важно, чтобы ты остался здесь. А наличие у тебя галлюцинаций лишний раз подтверждает мою правоту. Я предвидел это.
— Что вы предвидели? — Фелиз с подозрением посмотрел на него.
Эль Хоска вздохнул.
— Сам ты никогда не обратил бы на это внимания, — сказал он. — Но несмотря на ярко выраженные… э-э-э… различия в телосложении, ты обнаруживаешь удивительное сходство с некоторыми из наших людей. Особенно твои черты лица… я, конечно, не знаю точно, с чем это связано, но почти не сомневаюсь, что между нами и тобой существует некая форма родства.
— На кой черт мне сдались такие родственнички, — пробормотал Фелиз себе под нос.
— А если так, то мы несем обязательства друг перед другом. Буду откровенен с тобой… — Мэр остановился и к своему удивлению Фелиз увидел, что в глазах у старика стоят слезы. — Последнее время дела у нас идут не очень хорошо. Мне стыдно признаться в этом, но в моем подчинении осталось всего лишь два человека, которые соглашаются выполнять необходимую работу по обслуживанию комплекса штамповки одежды из пластика — это единственный механизм, без которого мы не можем обойтись. И лишь немногие согласны собирать орехи и ягоды не только для себя и своих детей, но и для других членов общества, вероломно нарушая заповедь о том, что все должно делиться на всех.
— Ну вообще-то, при таком положении вещей…, - смущенно заговорил Фелиз.
— Пожалуйста, позволь мне закончить, — сказал Эль Хоска, касаясь руки Фелиза. — Я старый человек, жить мне осталось не так уж много, и что, скажи на милость, станется с этими людьми после того, когда меня не станет? Складывается такое ощущение, будто у нас чего-то не хватает. Понятия не имею, в чем тут дело. Вот уже много лет я анализирую факты нашего существования, и за все это время так и не смог установить, что же нам мешает. Наша жизнь здесь идеальна. Каждому члену общества созданы все условия для самовыражения. Природные богатства неисчерпаемы. По идее мы должны бы жить и процветать. Вместо этого наш народ хиреет и вымирает. Все должны быть счастливы, но на деле мы подавлены и недовольны жизнью. Кто-то должен исправить это упущение, найти то, что проглядел я, и спасти мой народ.
Друг мой, — Эль Хоска с робкой надеждой заглянул в лицо Фелизу, если бы такой человек, как ты взял бы на себя смелость разделить со мной тяжесть моей ноши и занял мое место после того, как меня не станет, это стало бы спасением для всех.
Фелиз смущенно фыркнул.
— Что ж, подумай об этом, — сказал Эль Хоска.
Они вошли на площадь. И в тот же момент черные стражники с оружием в руках с криками бросились к Фелизу и окружили его.