Мир, где мне очень не очень рады

Глава 58

Стало ли мне легче?

Да, стало. Это можно сравнить с экзаменом, о котором ты постоянно думаешь, но как только сдашь, так сразу все мысли выветриваются. Вот примерно то же самое я и чувствовал. Лёгкую усталость, приятную пустоту и… укол совести.

Проснулась хуйня подзаборная когда не ждали.

Правда галлюцинации остались, продолжая мне нашёптывать, но по крайней мере теперь сознание не пыталось уплыть, оставляя тело ломать дрова и головы. А это самое важное.

Что касается деревни, то сейчас, идя по дороге, я мог просто обернуться, чтоб увидеть, как за спиной поднимается густой чёрный дым. Довольно большой для одного дома, так что смею предположить, что там сейчас во всю полыхает. Минус ещё одна деревня и прибыль для графа.

Было решено бросить все тяжёлые вещи, что мы набрали из лагеря работорговцев. Тащить их за собой теперь не имело смысла, когда у нас было более шестисот золотых. Попутно в доме я нашёл более широкий костюм на себя взамен этих прилегающих… тряпок. Так что сейчас я выглядел как среднестатистический путешественник в мешковатой одежде.

Что касается команды, то среди нас царила… весьма странная обстановка, я бы сказал, натянутая. Мэри шла первой, потом Дара, потом Лиа и я в конце. Лиа не смотрела в мою сторону, хотя продолжала отпускать всякие типичные для неё комментарии. Дара иногда что-то говорила, Мэри отвечала… и чувствовалось, что это всё по большей части спектакль, чтоб не возвращаться к произошедшему.

Плохо конечно… но ещё хуже было бы, если я вновь потерял контроль, впав в это странное безразличие, когда весь мир словно через грязное стекло аквариума проплывает мимо меня и я словно не управляю собой.

Может стоило объяснить это Лиа? Объяснить, почему мне это надо? Я уверен, что она бы поняла, но… больной ублюдок в команде, который может потерять контроль… от такого могут избавиться, и Дара тут не спасёт. Всё-таки, как бы мне тут люди не доверяли, не стоит забывать, что одна маньячка и садистка с не совсем уравновешенной психикой, другая готова на многое ради спасения сестры, а третью я поработил и у неё появится лишний резон меня грохнуть.

— Оглянись, они же все хотят твоей смерти, почему ты этого не видишь? — спросила меня мама. И как у неё получается не идти, но при этом оказываться передо мной? Я тоже так хочу! — Стоит тебе отвернуться, как они всадят тебе нож в спину.

— Она права. Ты же и сам это чувствуешь. Чувствуешь волнение, страх. Смотришь на них с подозрением.

— Обманщицы, шлюхи, те, кто чужими руками делают грязную работу…

— Косятся на тебе. Особенно после того, что ты сделал. Она перережет горло при первой же возможности.

Боже, как же вы заебали! Один блять сдох, так пусть не вылезит из своей ебаной могилы и не ебёт мне мозг! Вторая пусть тоже завалится и сидит у себя в мире. Я уже не говорю о гномиках-гомиках, которые мне мерещатся под каждым кустом. Это же надо так!

А ещё непонятный страх, который иногда буквально сковывает меня, сердце пытается выбраться через рот, а дышится так, словно я тут бегал целый день. Интуиция молчит, а страх как из ведра на голову льётся. Пиздатое добавлении к галлюцинациям, не так ли? Это не считая паранойи, которая теперь мне упорно утверждает, что деревья хотят меня зарезать, сговорившись с моей командой. А Дара так вообще хочет нас сдать графу.

Самое хуёвое, что это всё так реалистично выглядит, словно я сам в это верю. И я верю, хотя умом понимаю, что что-то не так. Так как одно радостно напоминает мне паранойю, а другое панические атаки. И от куда такая поебень пошла?

— Мэри, у тебя наркотики?

Да-да, мы всё же нашли наркоту у Бабушки. Какой-то лёгкий порошок, который, со слов Мэри и Лиа, расслабляет. Вот и посмотрим, насколько, а то меня уже трясти начинает.

— Мэйн… а ты уверен? Просто…

— Просто давай уже, — вздохнул я, едва сдерживаясь, что не начать размахивать мечом и не нарубить галлюцинационных гномиков-гомиков, которые словно собачки пытаются оттрахать мою ногу. Вряд ли другие поймут.

— Мэйн, ты подсел на наркотики? — усмехнулась Лиа. Не персик. Залупилась видимо, да и хуй с тобой. — Решил удариться во все тяжкие?

— Завались, — попросил я.

— Или что, повалишь на землю и снова заставишь потрахаться?

Не знаю какого хуя я сделал. Вот просто не знаю, так как это слегка не вписывалось в то, что я хотел сделать. В следующее мгновение, ещё даже, не дослушав фразу до конца, я шагнул и попытался её ударить. Естественно разница в ловкости дала о себе знать, и она просто ушла от удара. Поэтому с кулаком я просто прыгнул на неё. И она вновь отскочила.

Прыгаешь сука? Я метнулся рукой за пояс и выхватил…

— Мэйн, нет! — взвизгнула Дара, но поздно.

Я прострелил Лиа ногу из арбалета. Она попыталась отпрыгнуть, но не успела — стрела пробила голень, Лиа запнулась и упала.

Я молча смотрел, как она хватается за ногу с гримасой боли, пока я ватными пальцами перезаряжаю арбалет. Пристрелю её и дело с ко…

Так-так-так! Стоп, что блять такое!? Она же просто хуйню сказала, от куда такая ненависть!? Ну дура, ну провоцирует, но уж точно не стрелу в ногу заслужила! Я бы точно до такого не дошёл!

Однако ненависть к этой особе не спешила затухать, буквально задавливая все мои аргументы одной простой фразой…

— Она должна сдохнуть…

ВОТ ЖЕ БЛЯДИНА!!!

Я поднял арбалет и выстрелил в фигуру собственной матери, что стояла на краю дороги. Болт прошёл сквозь неё, рассеяв галлюцинацию в туман и воткнувшись в дерево позади.

Сука… это даже не мои мысли. Собственные галлюцинации уже замещают мне настроение. И ощущения в теле какие-то странные, ватные, притупленные, чуждые…

Опять накрывает?

С пропажей этой подстрекающей хуйни пропал разом и весь гнев на Лиа. Пришло только раскаяние за содеянное. Нельзя стрелять в сокомандников, какими бы они долбоёбами не были. Наказать, но не калечить.

Тишину нарушал только шум листвы и пение птиц.

Лиа смотрела на меня хмурым взглядом, явно не зная, чего ожидать, приготовившись как принять ещё один болт, так и попытаться спасти жизнь бегством. Но мы то знаем, что со стрелой в ноге не убежишь далеко.

— Дара, — вздохнул я, — прошвырнись по округе. Найди место для ночёвки. Сегодня встанем пораньше на привал. Желательно поближе к реке, если таковая имеется рядом.

Дара нервно кивнула и скрылась в кустах, пока Мэри нервно переминалась с ноги на ногу, оказавшись со мной практически наедине, не считая подстреленной Лиа.

— Лиа, поднимай задницу, нам надо свалить с дороги, чтоб не напороться на кого-нибудь.

Ей хотя бы хватило ума не раскрывать свой ебальник, не ухудшая и без того напряжённую ситуацию. А я тем временем искренне боролся с гномиками-комиками, как бы невзначай поднимая выше ноги и давя маленьких тварей с характерным плюх. Я, наверное, как долбоёб выгляжу. И теперь понимаю, что ощущали люди в психушке, убивая невидимых насекомых на себе и не встречая понимания у других.

Уходя чуть глубже в лес, я забрал у Мэри этот странны порошок, на всякий случай спросив, сколько нужно, чтоб не уйти в аут, а слегка расслабиться.

— Совсем чуть-чуть, — показала она пальцами маленькую горсть. — Просто в рот закинуть и всё. Но не глотать первые несколько минут.

Эта хрень, которую я бы при удобном случае обошёл за тридевять земель, была по вкусу похожа на смесь сахарной пудры, лимонной кислоты, чёрного горошка и… зелёного лука? Какой странный набор вкусов. И через минуты три я почувствовал эффект. Довольно странный эффект, если честно.

Детали стали более чёткими, и я стал обращать внимание на то, что раньше бы и не заметил — на насекомых, на то, как движется и раскачивается мой меч, капельки пота на шее Мэри… Всё стало словно более замедленным, ярким и захватывающим. Словно гамму и яркость кто-то выкрутил на полную мощность.

А в голове пропали все посторонние мысли. Ни голосов, ни счёта этих бесконечных чисел… в первый раз с освобождения в голове было просто пусто. Конечно, стоит мне подумать о чём-либо, как эта мысль возникает в голове… но такое ощущение, что она подобна человеку, оказавшемуся в огромном ангаре, где никого нет. Словно эхо в голове проходит.

Я чувствовал приятную расслабленность по всему телу и лёгкое онемение, движения были словно более заторможены.

Дару я заметил ещё до того, как она показалась. Звуки, с которыми она ломилась к нам казались, мне оглушительными и мешали наслаждаться этим светопредставлением под аккомпанемент песни леса.

— Я нашла… — начала было она, но я поднял руку.

— Не кричи так, — чуть ли не шёпотом попросил я.

— Прости, — уже тише ответила она. — Там есть небольшое место. И до реки там тоже близко. Остановимся там, никто нас тогда с дороги не заметит.

Место, куда она провела нас, было действительно уютным. Просто можно порадоваться нашей способности находить уютные места.

— Раскладывайтесь, Дара на тебе жрачка и костёр. Мэри, доставай бинты, спиртовуху и бутылку с красной жидкостью. Будем штопать эту дуру.

— С чего я дура то? — улыбнулась она с натяжкой.

— Завалить варежку-у-у… не можешь… Бля… моя… речь…

Она стала длинной, растягивающейся, с паузами и какой-то томной. Но зато движения пусть и были медленными, зато очень точными.

Мне пришлось постараться, чтоб лишний раз не сделать дуре больно, хотя очень хотелось. Просто потому, что весь пиздец, что кипит во мне должен свалить обратно на закромки души и там оставаться, как он делал до этого. И лишний раз давая ему волю, я просто лишаюсь возможности контролировать ситуацию.

Да, мне нравится боль других, я получаю удовольствие причиняя им боль, я чувствовал бы душевное удовлетворение, убивая людей и заставляя их страдать. Я бы ловил людей, особенно девушек, красивых и полных стремлений, надежд и незримого счастья, после чего пытал бы их, ломал, заставляя гаснуть в их ещё живых глазах свет. Я ещё то уёбище где-то внутри.

Но я знаю, что это ненормально. Знаю, что не хотел бы подобного по отношению к себе. Поэтому я всегда себя контролирую, чувствуя иногда странное ощущение. Смотреть на человека, искренне радоваться вместе с ним, но в то же время представлять, как скидываешь его в бездну отчаяния и несчастий.

Сейчас должен прибежать какой-нибудь даун и сказать, что нет, я не прав. Если я хочу это делать, то должен! Если моё сердце просит этого, то значит в этом нет ничего неправильного. И тогда бы я с удовольствием запытал бы мудака. Просто бы показал, куда такая логика может завести.

Нет ничего хорошего в убийствах. Нет ничего хорошего в том, чтобы делать больно другим без причины, как и убивать. Пусть другие считают иначе, тогда я с радостью продемонстрирую на них правильность своих доводов.

Я так долго это топил в себе, прятал и закрывал, носил маску, что уже сам стал нормальным и только изредка мои наклонности как-то да проявлялись. А тут с поехавшей крышей всё дерьмо как из пробитой трубы рвануло. Пиздец? Пиздец.

Теперь, когда я уже привык быть нормальным и уравновешенным, такая хуйня, вылезшая изнутри и являющаяся такой же неотъемлемой частью моего «Я» словно делит меня теперь пополам.

С одной стороны, я садист и любитель делать больно, с другой — в принципе более-менее нормальный человек со своими заскоками. И эти две хуйни конфликтуют внутри меня. Можно на фоне этого жизнерадостного пиздеца появляется и такая агрессия.

— Держи, — протянул я ей последний пузырёк с жиськой, как я её называю.

После этого достал кинжал, медленно отрезал одну часть стрелы и вытащил за наконечник с другой стороны. Хорошо, что ногу пробило насквозь, вытаскивать легче. Да и кость вроде как не задета. Потом я залил всю рану водкой и забинтовал. Вроде как всё, красная хрень даст иммунитет и по идее заражение должно как бы пройти мимо.

— Готово… — я отряхнул руки.

— Ага, спасибо конечно… но было бы неплохо, если бы ты не стрелял в меня больше.

— Не провоци-и-и-ируй… больше… — пропыхтел я. Ох… и ведёт же меня…

Вставая и слегка покачиваясь, я направился в сторону реки, ориентируясь по шуму.

— Ты куда? — спросила Дара, провожая меня взглядом.

— Умыться… надо… — пробормотал я. — А то чот… несёт нехило.

Да… речь тоже так себе стала… Зато как спокойно! Как тихо, как ярко, как красиво! Никаких галлюцинаций или бредовых видений! Ради такого стоит жить. Хотя, признаться честно, я не рад, что попробовал наркоту. Нет, это прикольно, но жопой чую, как эффект закончится, сразу появится желание ещё раз принять, чтоб убрать всю хуйню. А потом ещё раз… и ещё…

Блин, уже хочу!

Какой же пиздец… С каждым разом только хуже… И жопа только глубже…

Река была… рекой. Правда удивительно? Хотя теперь у меня появилась некоторая боязнь воды, так как вдруг сейчас оттуда бегемот выйдет? Это пиздец будет! Хотя на бегемоте я ещё не катался.

— Хахахахахахахахаха…

Я истерично рассмеялся и лёг прямо на берегу, раскинув руки. Ох… заебись… Ни голосов, ни гномиков, не этого мёртвого уёбка, ни матери. Я наконец один, жаль что только до конца действия этой хуйни.

Пока я лежал и смотрел на небо, которое плавно сменяло свой цвет на более розоватые тона, рядом заскрипел песок.

— Мэйн, ты как?

О, заслали парламентёра! Мэри, девочка моя, хули ты нарушаешь мой покой, когда он мне так нужен? Проявите уважение! Хотя я подозреваю, что она уже его проявила и долго стояла там до того, как выдала себя.

— Чего тебе, Мэри?

— Ну… Меня послали узнать, как ты. Просто в последнее время ты ведёшь себя подозрительно странно, — она умолкла на мгновение, после чего уже не так уверено добавила. — Это началось после твоего недельного отсутствия. С тобой что-то… случилось? Тебя изнасиловали бритоногие медведи?

Я аж сел и окосел.

— Чего? И такие существуют!? — ужаснулся я.

— Ну… я слышала о них. Часть водится в лесах на юго-западе. Часть в горах здесь. Иногда они спускаются сюда… пошалить.

— И… как они шалят? — решил я уточнить.

— Рушат постройки, грабят дома… насилуют дровосеков.

Какой ужас. Я сразу вспомнил стишок: «В лесу раздавался топор дровосека, он им отбивался от гомосека. Но силы иссякли, упал дровосек. Над ним, ухмыляясь, ходил гомосек».

Помянем дровосека и запомним, что неведомым образом детский глупый стишок в том мире является довольно неприятной реальностью здесь, которая может обрушиться на мою нежную и неподготовленную жопу.

— Ладно, парламентёр…

— Кто?

— Не бери в голову. Кто тебя послал? Дара? Лиа?

— Э-э-э… Лиа, — нехотя ответила она.

Лиа значит. Послала ко мне. Такая забота, которая не свойственна для неё. Что это значит? А то, что она спровадила лишние уши и теперь давит на Дару, пытаясь выяснить, кто я, пока рядом меня нет. Видимо почувствовала беспокойство за свою задницу и теперь хочет понять, с кем имеет дело.

Стоит ли ей знать правду? Не знаю, зависит от того, насколько я могу доверять ей. Дара то ясно, но Лиа? Конечно, она с нами прошла уже многое, что как бы говорит о её преданности, но мы то знаем правду. Сегодня предан, завтра нет. И раскрытие карт может как укрепить нашу команду, так и закопать её до основания. Сейчас бы варианты действий не помешали.

— Ладно, пойдём к ним обратно, пока не стемнело, — нехотя начал вставать я.

Эх просрал такой момент… Так было спокойно, пока не припёрлась Мэри. А теперь, зная правду, я просто не могу закрыть на это глаза. Пришлось пробираться обратно, стараясь удержать равновесие, так как кажется наркотик в организме дошёл до самого пика и теперь меня плющит. И плющит забавно, всё качает, всё несётся, всё бросается в глаза, но в тоже время нет ни желания смеяться, ни желания плакать… эмоции отпали все.

Как и чувство самосохранения. Ох… не к добру это…

И что я увидел, когда вернулся обратно в лагерь? Естественно то, что и ожидал — Лиа уже придавила Дару к земле, одну руку запустив ей в штаны, а другой держа за шею. И стал невольным свидетелем её вопроса.

— Ну же, Дара, детка, кто он такой? — спросила она милым, добрым и очень томным голоском.

— Может меня об этом спросишь? — поинтересовался я.

Лиа медленно повернула голову в мою сторону с застывшей улыбкой, словно боялась увидеть источник голоса. Ну хоть боится и то хорошо. Я сделал шаг в её сторону, а Лиа, в свою очередь, быстро встала на ноги, словно кошка, которая готова бросится на меня… или от меня.

Её лицо было напряжено так, что даже улыбки не было.

— Ну так что, спросишь или… будешь жаться здесь?

Она сглотнула, словно готовилась прыгнуть в пропасть и спросила. От напряжения её голос был каким-то писклявым.

— Мэйн, кто ты такой? Или… что ты такое?

Кажется, мой рот растянулся в очень нехорошей улыбке.

Глава 59

Что такое быть грязной? Что другие понимают под этим? Да и вообще, что они знают об этом?

Когда я была мелкой, мне в первый раз показали, какого быть взрослой, давать и брать. Мне было тогда всего-то одиннадцать. Неприятный опыт, хоть я, к счастью, его и не помню. Помню, что было мерзко, больно и страшно.

Маме повезло не так сильно, как мне, если такое можно назвать везением. Трахнули и отдали солдатам. А те звери, война только шла и здесь шли пусть и не ожесточённые, но довольно агрессивные войны. Именно в этот район посылали много героев из-за обилия оборотней, которые здесь концентрировались.

Поэтому не надо говорить, как пришлось ей, когда несколько сотен уставших солдат получили её и ещё нескольких баб как игрушки. Тогда я и видела её в последний раз. Меня же поимели, всё порвали, да и толкнули на дорогу, где меня подобрали…

Кто?

Герои! Вот так ирония судьбы. Подобрали, привели в город и вручили бате. Он не был идиотом, хотя иногда я именно так и считала. Понял, через что я прошла, особенно когда сидеть не могла, а ходила, только растопырив в разные стороны ноги, словно инвалидка (кто бы мог подумать, что такой способ перемещения я буду ещё не раз использовать).

Время шло, город рос и был… ну не самым прекрасным местом в стране. Особенно я это понимала, когда несколько раз меня изнасиловали путники, проходившие через город. В городе нашем изнасилования были такой же обыденностью, как и воровство с пьянками. Дальний город на границе, что с него взять? Стражи тогда было ещё меньше, чем гробовщиков.

Ну изнасиловали, ну и чёрт с ним. Женщины повздыхают, вернут юбку на место да пойдут дальше. Это было практически нормой в городе. К этой норме пришла и я, стараясь воспринимать это как телесный контакт, не принимая близко к сердцу. Наверное, каждая была изнасилована в то непростое время хоть раз.

Отец жил, мечтал, что сможет отомстить, строил планы, пытался отомстить путникам, что изнасиловали тогда меня.

Жизнь прекрасна!

В пятнадцать я поняла, что от этого можно получать удовольствие. Просто случайная встреча, просто интересный разговор, просто отвёл, просто нежно обнял и пошло дело. И я поняла, что не так уж это и плохо. Я вообще быстро привыкала ко всему. А когда этого не было… я поняла, что сама хочу этого. Ходила по подворотням и получала между булок, но естественно добровольно.

Вообще мне нравился секс, если меня не принуждали. Я ходила по барам и тавернам, искала партнёров на ночку, те меня кормили, поили и давали хорошенько размяться и развеяться. Что может быть приятней? Знал бы отец, какой была я блядью, удавился бы, наверное. Хотя кому меня судить то!? Сам он трахался налево и направо, может даже чаще чем я! Кто ещё блядь подзаборная, вопрос ну очень спорный. Я по крайней мере выбирала себе приличных партнёров, а не… пьяных бездомных бабок.

А в восемнадцать я поняла, какого это, держать в руках чужую жизнь.

Тогда надо мной надругался какой-то авантюрист. Он был очень неплох, я даже получила удовольствие. Если бы он просто предложил, то, наверное, ничего бы не случилось, но он предпочёл взять силой. За что, после ебли, когда натягивал штаны, получил камнем по голове. Испугавшись, что убила его, я утащила тело в какой-то подвал дома и связала, после чего… решила сама изнасиловать его.

Раздела, связала, и как он проснулся, выебала в задницу ручкой от его же топора. Боги, он плакал как ребёнок! Что за ничтожество! Я и то в мелком возрасте так не плакала от унижения и боли как он.

И знаете что? Мне понравилась его боль. Понравилось видеть, что в моих руках здоровье и жизнь человека. Он так забавно ругался, пока не почувствовал в жопе ручку. Сломался. И как он плакал ещё два дня, когда я возвращалась в тот подвал и проводила кое-какие опыты. А потом просто убила.

Игрушка была потеряна, плак-плак. Но вот новое изнасилование и новая игрушка!

Мужчины такие ничтожества! Просто поразительно, как они становятся из насильников жертвами. Вот насилует меня, а вот насилую его я. Как собой, так и продолговатыми предметами. Рыдал как ребёнок. Хорошо, когда появляется собственная ебабельная игрушка. Ещё веселее оказалось его шинковать прямо во время секса. Это было как-то неправильно и очень возбуждающе… Правда не долго он прожил после такого.

Время шло дальше, я трахалась в барах и попутно пытала засранцев, что нападали или пытались напасть на меня. Да и изнасилования стали просто сексом. А я продолжала совершенствоваться, перейдя уже к отрезанию ненужных частей тела.

А потом меня попыталась обворовать какая-то девчонка, молодая ещё, неопытная в таких делах, глупая.

Хлопала глазёнками, когда я прижала её, боже это так мило! Такая плачущая, молящая отпустить, клянущаяся, что так больше не будет. Боги, эта невинная девка, ступившая на такой грязный путь с голода была прекрасна. Тогда меня и потянуло на новое. Ведь девушка, в отличии от мужчин, пахла иначе, она была нежной, гладкой, трепещущей от моих касаний. Покрывалась такими маленькими мурашками, что невольно вызывала у меня смех.

Я опробовала очень много на ней. Я узнала многое о сексе с девушкой, заставляя её подчиниться, и пришла к выводу, что с девушками по-своему прекрасно. Её красное личико, её перепуганное дыхание. Было очень интересно рассматривать её со всех углов и сторон, открывая для себя что-то новенькое. Там потыкать, там открыть…

Правда, как и любая игрушка, она мне надоела, от чего пришлось от неё избавиться — а именно продать. Ведь она была не порчена мужиками, да и на лицо смазливой.

Так что я открыла для себя новую сторону мира. Потом отец умер, и я смогла перенять его бизнес, а заодно и получить место для своих игрищ. Были насильники, были грабители, каждый хотел получить от меня порцию ласки.

Дело в том, что я была одинокой. Рано или поздно в этом городе каждую да изнасилуют, но мне везло больше. Наверное, потому, что я не боялась ходить одна, провоцировать и искать беду, зная, что после этого будет игра. Я очень любвеобильная и широкая душа, мне не лень раздвинуть ноги, как и вам спустить штаны. Только вот расплачиваться вы будете… по-особенному.

Отец умер, так и мечтая о пустом плане мести. Я жила, просто мечтая, что вдруг там смогу убить графа. Убивала, пытала, насиловала, убивала. Это было весело! Попробовала в качестве пищи тех, кого сама убивала и надо сказать вкус был специфическим, но приятным. Так что иногда я баловалась таким блюдом.

Я довольно далеко продвинулась в выбивании нужной информации. Я очень терпеливая и усердная девушка! Даже звание получила. Так я тешилась и игралась с людьми, которые попадались мне в руки. А в моменты, когда было безрыбье, сама заманивала их. Открыла для себя совсем юную кровь, которую было приятно совращать и опускать в разврат. Другими словами, жила скромно и не высовывалась, занимаясь своим хобби.

И какова была моя радость, когда ко мне вошла аж ТРИ девушки! Правда одну я тут же вычеркнула, уж слишком от неё веяло опасностью, а вот с двумя я бы развлеклась. Особенно с той, что сиськи имела большие, а то такие бидононоски мне не попадались ещё. Сразу было видно, что пришли по мою голову.

Но… все мы иногда ошибаемся. Они выглядели как те, кто знает, чего хочет. Они говорили не очень убедительно, но выбора мне не оставили. Да и не жалела я о том, что смогла с ними прогуляться.

Да, потеряла таверну, но зачем она нужна, когда вокруг столько всего крутится!? Там попытать, там побегать на грани жизни и смерти через дерьмо, там совратить молодую кровь. И какого было моё удивление, когда я узнала о невинности этой особы. Так что показать ей мир под другим углом с новыми ощущениями было для меня в десяток раз приятнее.

Что я чувствовала рядом с ними? Ну… меня стукали иногда, заставляли подчиняться под угрозами, которым я вняла. Не хочется быть убитой, если честно. Но я и не собиралась их предавать уже с того момента, когда мы пошли пытать! Смысл идти против них, когда мне так хорошо!? Я видела, что они готовы действовать. Это была весело! Боже, как было забавно смотреть на выпученные глазки той свинки, когда спица протыкала его яйца. Я еле сдержалась от смеха!

Но это ушло на второй план, когда я почувствовала себя своей.

Да-да, пусть это звучит странно, но я чувствовала себя своей в этой группе. Всегда была одна, а тут верные боевые подруги, это так классно! Прямо как сёстры, которые тебя не бросят. Милашка Дара, которая была глупенькой и невинной. Как приятно было её совратить! Жаль, что не малолетка, но её вкус всё равно был свежим. И Мэйн… Невинная сискастая тушка, это так приятно было доставить им удовольствие и смотреть на их реакцию. Спать в обнимку в тепле где-то в лесу. Уютно как!

К тому же мне не надо было ничего решать, всё решала за меня Мэйн. Словно знала, что делать. Так что знай себе, что путешествуй и слушай её. Можно было ни о чём не волноваться, так как она всё решала.

Да, была чёрная полоса. Я вспомнила, что такое быть изнасилованной, что такое боль. Но я верила, что меня рано или поздно спасут. Так что просто терпела, пока через меня проходили эти ублюдки.

И меня спасли, правда…

Эм…

Мэйн… оказался парнем. Не то, что я против, но… он не удовлетворял моих вкусов. Не воин или гибкий лучник, а… а… больше похож на учёного. Или алхимика. Так что желания трахнуть отпадало сразу, как и возбуждение. Я знаю тех, кого такие заводят, но в их число не вхожу. Я ему так и сказала это.

Однако мы всё же были командой и это грело душу. Я знала, что могу довериться и что мою слегка тёмную натуру знают и принимают. Этот дрыщ вернулся за мной и продемонстрировал несколько… жутких фокусов. Тем самым лишний раз показав, что силой он как раз-таки не обделён. Так что я не сильно волновалась, зная, что меня всегда прикроют и спасут.

Конечно, потерять такое тело было грустно, но осталась Дара. Что касается Мэйн, то меня на него не тянуло от слова совсем.

Но вот мы его потеряли на неделю. Рыскали по всей длине реки, пытаясь отыскать нашего не сексапильного плывуна. Никто не собирался его бросать, ни я, ни Дара. Мэри не спрашивали, эта девка вызывала у меня раздражение и желание лишний раз сделать больно, что я и делала.

Однако, найдя его, я сразу спросила себя, а что я о нём знаю? Кто он вообще такой?

До этого меня такие вопросы не волновали, потому что он был адекватным. Но прошла неделя, он явился весь целый, что в принципе невозможно, что-то бурчит под нос, смотрит в стороны, словно кого-то видит.

Мэри предположила, что его выебали в задницу бритоногие медведи и его ранимая душа то ли теперь страдает без их ласк, то ли наоборот, страдает от того, что через его задницу прошло. Но он сам говорил, что может перевоплотиться в ту тварь в любую секунду, от чего такой вариант частично отпадает.

А потом мы пришли в деревню. Запах смерти витал в воздухе. Совпадение? Или Мэйн наведывался сюда? Если конечно у него были на это причины, то ладно… я и сама не против поделать людям больно, но а если просто так?

А с Бабушкой? Нас отпустили, а он… перебил всех. Стал неуправляемым, безумным, жутким. Я думала, что Мэйн убьёт и нас, потому что он даже выглядел как другой человек.

И опять странности: Дара приказывала ему, словно имела какую-то силу типа рабской печати. Тогда… почему она на него не действовала? Кто он вообще такой и почему Дара с ним?

Эти вопросы кружились у меня в голове.

До тех пор, пока он меня не поимел.

Кажется, за много лет мне не было на душе ещё так противно. Да, меня силой не ломали; да, не рвали задницу; не били. Но дали понять, что возьмут, если не дамся добровольно. Я словно из соратницы стала вещью. Меня практически изнасиловали и не кто-то, а тот, кому я доверяла. От этого вдвойне больно … как бы от такой, как я, это странно не звучало. А теперь моего мнения не спрашивают, раздвинь ноги и всё.

Конечно, такую как я это не сломает, но осадочек остался. Даже для такой мрази как я это неприятно.

А сейчас я думала меня вообще убьют. И за что? За фразу? За неаккуратное слово? После всего того, что мы прошли? Да, сменились с сестёр на сестёр и брата, но… Болт в голову за простое глупое слово? Словно я уже и не часть команды?

Кто он? Словно сорвавшийся с цепи человек, который получил волю и Дара, пытаясь приказать ему, лишь толкает меня к этой теории. Словно она утратила власть и теперь перед нами во всей красе предстаёт сам Мэйн. А может его и не так зовут. Мне плевать, пусть трахает меня, но… я чувствую себя преданной. Поэтому я хочу всю правду.

Всю дорогу мы негромко переговаривались, хотя той обстановки, что была раньше уже не было. Мэйн, так вообще вёл себя странно и немного жутко. Часто моргал, взгляд бегал, иногда он вздрагивал, хотя причин на это нет. Я не говорю о том, что он иногда что-то бормочет про себя, но что именно не слышно.

В какой-то момент он вообще схватился за меч, словно кого-то увидел, но потом успокоился. А другие, Дара и Мэри, которые были скрытниками, ничего так и не заметили. Но они бы точно заметили врага. Мне было слегка не по себе, когда он шёл за мной. Словно специально так встал, чтоб воткнуть мне между лопаток меч. Я уж точно помирать не хочу.

Вообще, его поведение меняется очень странно. После того как Мэйн поимел меня, он стал спокойнее что ли, словно дорвался, но… уже в дороге его вновь стало пробирать, пока он не шырнулся. Жаль только, что после того, как прострелил мне ногу. Хотя могло быть и хуже. Мне казалось, что ещё немного и стрела будет торчать у меня из глаза. Совершенно безумным взглядом смотрел он на меня, после чего с трудом смог взять себя в руки.

Может что-то произошло за те шесть дней? Что-то не совсем хорошее и он тронулся умом?

Раньше я не замечала, чтоб он пил и принимал наркотики. К тому же, не хочется признавать, но под наркотиками он стал более-менее собой. Спокойный, правда слишком заторможённый.

Он перевязал мне ногу, аккуратно, я бы даже сказала, нежно, но… Всем неспокойно. И мне, и Даре, и Мэри. Мы уж не дуры, видим, что он не в себе. Или был всегда таким, но только сейчас показал своё лицо…

Хотя с приёмом наркотиков он точно успокоился и у меня возникла мысль подмешивать ему их, чтоб он не буянил. А то не сильно хочется становиться его личной шлюшкой, которая будет раздвигать ножки по первому требованию. Не то, что для меня это впервой, нет, привыкла уже, но… мы же команда. Если ему так нужно, попросил бы, а не заставлял.

— Готово… — отряхнул он руки, перебинтовав довольно профессионально ногу.

— Ага, спасибо конечно… но было бы неплохо, если бы ты не стрелял в меня больше, — сказала я в шутку.

— Не провоци-и-и-ируй… больше… — как-то странно растянул он слова, словно уже поплыл. Его зрачки были расширены настолько, что даже от сюда я это видела. Кажется, мальчик пошёл по стране розовых снов.

Он встал, слегка покачиваясь, и побрёл в сторону ближайших кустов.

— Ты куда? — спросила Дара, уже порываясь встать, но я ухватила её за одежду.

— Умыться… надо… — невнятно промямлил он. — А то чот… несёт нехило.

Мы втроём вздохнули с облегчением. Казалось, что с ним ушла и эта безумная аура. Более того, меня успокаивало то, что теперь он где-то там. А то чего доброго станет тварью и реально трахнет меня. Я абсолютно за новые ощущения и техники, но при условии, что меня не будут травмировать и мучить. Вот самой — да. Порезала бы кого-нибудь сейчас… кого-нибудь миленького, хорошенького, маленького.

Взгляд сам собой упал на Мэри.

Та, словно почувствовав, посмотрела на меня. Да, ей почему-то мне хочется сделать больно. Ну вот не знаю, почему. Просто смотришь на неё и прямо хочется сдавить её пальчики, чтоб они захрустели, вывернуть ручку, надругаться, довести до слёз… Но нельзя, мы команда. К тому же сейчас, боюсь, его реакция может оказаться куда более бурной на мои действия, чем раньше.

Да и вообще, отошлю я её ка подальше, нам поговорить с Дарочкой надо.

— Мэри, иди и проследи, чтоб он никуда там не делся. А то в таком состоянии ещё утонет в реке.

В этот момент мы все услышали истерический смех, который ну никак не мог принадлежать нормальному человеку. У меня от него мурашки пробежали по телу. Да и Мэри с Дарой сжались, почувствовав себя явно некомфортно. А ведь это ещё день, светло.

— А может… тут его подождём, — глянула на меня Мэри.

— Детка, или я тебя изнасилую бутылкой, после чего сломаю твои пальчики, или ты идёшь и смотришь, чтоб Мэйн там ничего не учудил, — улыбнулась я ласково.

Мэри слегка пробрало, и она молча юркнула в кусты за нашим «мужчиной». Пусть ещё спасибо скажет, что я её не покарала за то, что воронку в задницу мне воткнула, так ещё и без смазки. Ну да ладно.

Я повернулась к Даре.

— Дара, милая, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Глава 60

Мне кажется, я понимаю, почему он её зовёт дурой. Она действительно делает иногда глупые вещи и не догоняет простых истин. Интересно, что он успел с ней пережить до того, как встретил меня?

Я не имела удовольствия разговаривать о прошлом Дары и того, что её связывает с Мэйн, но кажется пришло время лезть в чужие дела. Иначе может оказаться, что в следующий раз меня не просто трахнут, а ещё и придушат за просто так. Я спокойно отношусь к убийствам и смертям, если это никак не связано со мной.

— Лиа? — хлопнула она глазками, строя из себя дурочку, только на этот раз специально.

И кого ты пытаешься обмануть? Я же также из себя дурочку строила, когда людей заманивала в свои подвалы. Поэтому я вижу неискренность, дурочка.

— Дарочка, детка, ты прекрасно понимаешь, что я имею ввиду, — сказала я сладко, подползая к ней на четвереньках.

Она спокойно смотрела на меня, однако реакция на моё приближение и на определённые интонации моего голоса у неё появлялись практически сразу. Дышит чуть чаще, губки облизывает, глазки стыдливо бегают, пальчиками одёжку перебирает. Покраснела вся. Могу сказать, что покраснели у неё не только щёчки. Какая… грязная девочка.

Вообще, я поняла, что многие люди уже привыкают к чему-нибудь и на что-нибудь реагировать. Я успела проделать несколько интересных опытов над теми несчастными, что имели глупость прыгнуть ко мне в объятия. Они все привыкали к множеству звуков и движений. Одни возбуждались, когда я говорила грубости, так как привыкли, что после этого всегда было приятно. Другие чуть ли не плакали, когда я их кормила и разговаривала ласково, так как потом от них отрезались кусочки.

И множество реакций было ещё до того, как я начинала себя так вести или говорить. Лёгкое движение, лёгкий вздох и они словно слышали музыку, под которую нужно танцевать так или иначе. Вот, например, одна девчушка-ворушка на мои дёрганые движения обычно сразу текла ещё до того, как сама понимала это. Ведь мы с ней так хорошо проводили время. Или начинала ёрзать, когда я двигалась плавно, так как после этого ей наглядно показывали, что организм иногда можно очень сильно растянуть.

И Дара… такая же. Ещё сама не понимает, а уже мокренькая везде, где только можно.

— Ну же, сама скажешь или мне… достать из тебя это? — я сделала характерные движения пальцами, от чего она заморгала, поняв, что будет.

— Я… я не понимаю, о чём ты. Мы просто путешествием вместе! Вот как с тобой.

— Врёшь же, негодная девчонка. Хочешь, чтоб я спросила иначе?

— Нет, — пискнула она.

— Вижу, что хочешь.

Какая же она… ненасытная. Словно дорвалась наконец до сладкого. С ней очень интересно проводить время наедине. Схватывает всё на лету и в отличии от некоторых не только получает ласки, но и сама может поласкать. Пошленькая душонка в теле невинной на вид девушки.

— Итак… — моя рука коснулась её шеи, пока вторая, не встречая сопротивления, пробиралась к ней в штаны. — Кто такой этот Мэйн?

— Он… партнёр… мой, — вздохнула она, когда я почти добралась рукой до места.

— Партнёр говоришь? Тогда… почему партнёру ты приказывала так, словно он твой раб?

— Я не… — она вздрогнула всем телом. Ого, да ты уже готова трудиться… девочка, тебе бы мужика.

Я придавила её к земле, продолжая аккуратно играть с ней.

— Ты-то знаешь, что он не самый обычный человек. Я бы назвала его чем-то типа оборотня, раз он умеет превращаться в такое.

— Я сама… удивилась, — выдохнула Дара. — Я не знала о том, что он на подобное способен.

— Значит ты знаешь, какие у него звания?

— Нету… званий… Лиа, хватит, я сейчас… я… перестань!

Забавная реакция. Довести до точки и… отпустить. Довести до точки и… отпустить. Её прямо судорогой сводит.

— Нет уж, хочешь конфетку, ответь на вопросы. Мне не хочется получить меч в череп или стрелу в глаз. Он слишком странно себя ведёт, в чём проблема, ты потеряла контроль над ним?

— Да! Ой, нет! Я имела ввиду… Стой! Ой Лиа… Стой, ост… хватит!

Она уцепилась своими ручками в мою грудь. Ну да, она всем нравится.

Значит потеряла контроль? Всё-таки он у тебя на поводке… Ха, а выглядит наоборот! Видимо даже с поводком у вас обозначился лидер. Или же он просто обладает подобным? Вон, город он жёг вполне бодро, не задумываясь о жертвах. Словно имел уже опыт. Интересный опыт…

Ухуху… внешность так себе, но вот что он ещё умеет? Довольно интересная личность вырисовывается. Возможно даже душеньки то наши рядом лежат.

— Давай же, Дара, ты же хочешь… конфетку? — я наклонилась к ней так, что могла почувствовать её тоненькое и горяченькое дыхание. — Ты же знаешь, что я могу иногда делать очень приятно?

Она судорожно кивнула.

— А я могу тебя радовать и радовать. Ну же, скажи мне, кто он.

— Я… я не могу! А вдруг он убьёт меня?

Убьёт? Так, что-то я запуталась. Она же под контролем его держит. Если даже неполный контроль, коряво наложенный как на Мэри, то он всё равно есть. Можно ограничить даже таким.

— С чего ты взяла?

— Он… он же не слушается меня. Ты сама видишь, что он теперь сам не свой. А вдруг на…

И тут же плотно сжала губы. Ну же, ты почти сказала. Я шевельнула пальчиками, и она начала выгибаться.

— Ну же, Дара, детка, кто он такой? — спросила я, заставляя её гулять на границе наслаждения.

— Может меня об этом спросишь? — раздался тягучий, но при этом жутковатый голос из кустов…

Я нехотя посмотрела в его сторону. Вот же… Слышал меня. И Мэри, сучка, стоит с виноватым видом. Удержать там ещё немного? Тебе уже восемнадцать! Не могла отсосать ему!?

Он сделал шаг в мою сторону, а я, в свою очередь, быстро встала на ноги, готовая юркнуть в кусты, если ему захочется сделать во мне ещё одну дырку. Да вот только успею ли? Уже который раз он вроде и выглядит как какой-то дрыщ, а потом вытворяет такое, что на голове волосы шевелятся. Сейчас быть выебанной не так уж и плохо, если учесть, что останешься целой.

— Ну так что, спросишь или… будешь жаться здесь? — спокойно спросил он, склонив голову в бок.

Спросить? Ну ладно, спрошу, раз ты так хочешь.

— Мэйн, кто ты такой? Или… что ты такое? — последнее как-то само собой вырвалось.

В ответ он улыбнулся жуткой улыбкой от уха до уха. Это не тот человек, что был. Или же под влиянием чего-то. Дара не боялась его до этого, я точно знаю, а теперь боится. Вон, села, даже не смотрит на него, голову в коленях спрятала. А его руки уже тянутся к мечу…

— Я ничего ей не сказала! — пискнула она, словно нашкодивший ребёнок.

— Да я это понял. Тебе вообще в последнюю очередь надо, чтоб другие знали.

Дара с видимым облегчением от того, что её оправдали, вздохнула.

Мэйн в последнее время слишком часто тянется к мечу.

— Что я такое? Звучит так, словно я какой-то монстр.

— Но в него ты точно превращаешься.

— Ой, да ладно тебе…

— Именно поэтому ты так вцепился в меч?

Он слегка выгнул бровь, после чего посмотрел на свою руку, словно в первый раз её видел, после чего вздохнул и отпустил рукоять.

— Хочешь знать, кто я? Ну ладно… Тогда я свяжу тебя перед этим, идёт?

И опять эта жуткая улыбочка. Она возбуждает… Умеет же произвести хорошее впечатление, когда хочет. Но пока речь о другом.

— Связать? Зачем?

— Ты же мне веришь?

— После такой улыбки… как-то не очень, — улыбнулась я, стараясь держаться спокойно. Хотя по сути мне хотелось сжаться и забиться куда-нибудь, чтоб меня не нашли.

Какой-то он жуткий. Страдает тяжёлой болезнью недотрахуса?

И всё же, он хочет меня связать. Игра в доверие? Я могу спокойно попытаться уложить его и даже убить, пока он не превратился, по ловкость он точно ниже меня. Но… если на это и расчёт? Если он этого хочет? Или же даёт выбор? Мне нравится наша группа, но сделаю я что-то не то и всё, пока Лианора. Вот же… привязалась к ним… Беда-беда.

Но с ними так интересно, они похожи на меня и мне удаётся иногда… поиграть. Так что…

— Ладно, хорошо, связывай меня, — повернулась я спиной.

— Дара.

Я почувствовала, как её пальцы сплетают не самые простые узлы. Она не та тёмная личность, которую Мэйн избил, но тоже умеет что-то.

— По ногам?

— Да, чтоб не сбежала.

Вот так меня связали. Это уже во второй раз, когда это происходит. Не везёт мне…

— Ну так, ты ска…

Меня небрежно толкнули на землю. И ещё спиной то ударилась об камень! Больно…

Я аккуратно перекатилась на удобную позицию и посмотрела на него.

— Я связана.

— Я заметил. Ладно, давайте кушать.

— Эй, а сказать!? — возмутилась я.

— Про это уговора не было. Скажи спасибо, что я из тебя ужин не сделал.

Обманщик. Долбаный скользкий червяк. Я бы с удовольствием тебе бы поотрезала все выступающие части тела. Уёбок.

После этого они сели и начали ужинать без меня. Нет, я кушать не очень хочу, просто… немного это обидно. Хочу кого-нибудь попытать после такого. Например… Мэри! Добраться до неё… пальчиками её похрустеть, попку разработать, огоньком подпалить…

Эти мысли принесли мне душевное спокойствие. Чуть позже ко мне подошла Дара и покормила, пока Мэйн… Блин, вообще спать готовится.

— Эй, так ты расскажешь, голубчик или нет?

— Я искренне подумаю, только не капай на мозги, договорились? Дай поспать.

— О! А давай я составлю тебе компанию, а ты мне расскажешь?

— Ты мне и так составишь компанию, если мне захочется, — ответил он, и не сильно заморачиваясь бросил вещи около костра, после чего лёг там же.

Вот это… было обидно. Словно вещь. Нет, будь чужой человек, то плевать, но мы команда же… нет? Или я слишком близко к сердцу это восприняла? Когда я вообще успела стать такой тряпкой, которую тянет к людям? Раньше мне хватало общения в подвале с теми, кто попадался мне под нож. А сейчас вдруг команда, сёстры… обида… Это неприятно. И вряд ли он понимает это; вроде и мозг имеет, но в тоже время тупой как пробка.

Несмотря на то, что Мэйн лёг спать, девчонки продолжали сидеть и трещать о своём. А именно, о прошлом Мэри, как она здесь оказалась, кем были её родители, от куда приехали и как она попала в руки Мэйну.

Хочу сказать, что ей просто не повезло. Я вообще заметила за пареньком то, что он просто использует всё и вся ради цели. Сжечь город? Пожалуйста. Положить стражу? Да как угодно. Вырезать деревню? (я уже уверенна, что это его рук дело) Вообще не вопрос. Да, я пытала людей, которые делали мне больно. Насильники, воры и прочие, но не трогала обычный люд. У него же вообще нет границ.

Он словно валун всех давит.

Когда начало темнеть, мы разделили дежурство. Я, потом Дара и под конец Мэри. Парня мы решили вообще не трогать, а то на утро ещё все лишней дыркой на шее очнёмся или чувством порванной задницы.

Меня никто так и не рискнул распутать, боясь, что на их голову свалится кара не совсем адекватного Мэйна.

Договорившись, что в случае чего я толкаю Дару, мы легли спать.

Ночь медленно опускалась на лес. Люблю лес. Некоторые не любят, так как он полон шорохов, теней и прочего, но мне нравится. Не знаю, просто он такой тёмный… как и я внутри. И пока я следила за местностью и радовалась темноте, с меня медленно начали стягивать штаны. Маленькие и нежные ручки Дары. Маленькая извращенка.

Очень скоро между моих ног была её щёлоковая голова и её язычок начал своё путешествие по моим сокровенным местам. Не слишком умело, но больше удовольствия доставляло, что делает такая милашка. Приятно осознавать, что я сделала из правильной недотроги такую грязную девчонку.

Иногда она слишком сильно и неаккуратно проводила своим язычком, заставляя меня вздрагивать. Ей ещё учиться и учиться. Быстрее, медленнее, везде, где только можно… Иногда пальчиками поможет, погладит, губами пощиплет и вновь язычком.

Это было классно. Я бы вскрикнула, но боюсь, что Мэйн с перепугу нарубит нас. Хотелось бы схватить её за голову и ткнуть туда носом, как делала до этого, но увы, связана. Поэтому ограничилась дрожью. Как расслабляюще.

— Это типа «прости»? — выдохнула я с трудом.

— Он не хочет говорить, но я считаю, что он не прав, — тихо сказала Дара.

— Если считаешь, что лучше не стоит, то и не говори. Нам ещё его буянящего не хватало. Поубивает же.

— Но мы … команда, верно? — тихо спросила она. — Мы должны доверять друг другу, иначе… мы станем просто врагами. А недоверие поражает страх и ненависть.

Вот наивная дурочка, верящая в светлое будущее. Будь я слегка другой, будь все слегка другими, и эта логика довела бы её до могилы. Однако я хочу того же, как это не странно. Иногда просто хочется быть не одной.

— Ну Мэйн так и делает. В его взгляде я вижу только то, что он не верит нам. Опасается, готов в любую секунду дать отпор, словно мы и не вместе. Конечно, я не ромашка-добряшка, но…

Дара перелезла через мои ноги и поцеловала меня в губы. С язычком! Ух, а ты ещё та засранка, мужика бы тебе…

— Я схожу с ума, — пробормотала Дара, закончив поцелуй. Мне кажется или она плачет? — Я… устала от всего этого. Устала от смертей, от трупов. Я знала, что этим всё закончится, но не в таких же количествах. Я дура и трусиха, толкнула его на этот путь и теперь сама жалею об этом. Он предупреждал, что весь путь будет залит кровью, но… я схожу с ума?

— У нас уже есть один, — тихо ответила я. — Не нужна нам вторая.

— Я целуюсь и сплю с женщинами, пью, участвую в массовых убийствах. Я словно в пучину упала, от куда нет выхода.

— Выход есть, — ответила я. — Он будет, когда ты спасёшь сестру. Вы уедите и забудете всё. А всё остальное… это грязно и неправильно, если только ты так считаешь. Не вижу ничего плохого целоваться с девушкой.

Она молчала, вытирая слёзы о моё плечо, после чего продолжила.

— Он был мёртв. Я воскресила его несколько недель назад.

Э? Мэйн нежить!? Вот тут меня пробрало. Все знают нежить как тварей, что ненавидят живое. А тут нечто подобное лежит рядом.

— Он… был… мёртвым, но я вернула его к жизни, сделать из нежити человека. Не совсем удачно и вместо парня он стал девушкой. Он был спокойным и довольно рассудительным. Я чувствовала какое-то спокойствие рядом с ним, знала, что найдёт выход. Но сейчас мне страшно. Он плохо реагирует на приказы, он пугает своими действиями. Он словно… озверел. Я знаю, что это он устроил бойню в деревне. Если верить тому, что я слышала из историй — устроить резню для него плёвое дело.

— Но… если ты его воскресила, то сколько он был мёртв?

— Двадцать лет.

— И… кем был он? — не нравится мне это. Она словно плывёт против течения, отвечая на вопросы.

— Он… он был антигероем, — нехотя пробормотала она, словно боялась, что Мэйн услышит.

Сказанное не сразу усвоилось в моей голове. Потому что я знаю только одного антигероя. И такое громкое заявление — словно шишки на голову в поле.

— Это…

— Тот, что был двадцать лет.

Я не знаю, что думать. В голове просто пусто. Что я могу вообще сказать? Если только «Вау». Хотя чего думать? Рядом спит чудовище, которое разрушило два города и целую деревню положив немало героев и солдат! Боги, да за то, что я сказала, он же сожрёт меня, глазом не моргнув!

Мне стало душно, мне стало страшно. Мне хотелось кричать. Куда я полезла… Зачем я вообще его провоцировала?

— Я хотела сильного союзника, думала он был сильным. Но его сила была в другом. В том…

— Чтобы сеять хаос и разрушения по всему миру, — закончила я за неё, но скорее уже для себя.

Мой взгляд скользнул на парня. Такой хлипкий и странный, однако с чем-то нехорошим внутри. Появилось противоестественное желание убить его. Убить скорее, чтоб он не убил нас. Но… вопрос ещё, кто кого убьёт. Нельзя первой начинать это. Иначе перевариваться мне в желудке той твари, в которую он превращается.

— Я боюсь его. Особенно сейчас. А что, если он сейчас и есть тот, кем был до этого? Что, если он получил свою силу обратно? И сейчас его даже рабская печать не удержит? Я просто не знаю, что думать.

Я чувствовала страх Дары. Да и самой мне становилось страшно. Я многое слышала об антигерое. О его силе, о его возможностях. Я даже игралась с собой, представляя, как меня берёт этот антигерой силой. Однако реальность оказалось куда более… необычной.

И что, если под таким хиленьким тельцем кроется жуткая сила, которая может всё разрушить? Ведь этого не проверить и не узнать. Об антигерое ходило много слухов и историй и все они… обнадёживающие. Поверить сейчас, что антигерой — обычный человек… Блин, бред же! Это тоже самое, что сказать: героев нет, а боги — обычные люди! Антигерой был чудовищем и это всем известно. Ему плевать на людей и на сопутствующие жертвы. Город тому подтверждение.

— А его уровень?

— Был пятнадцатым. Но… многое в нём не то. Он мог и вырасти с того момента, а мог изначально как-нибудь изменить, чтоб уменьшить. А ещё то, что он перевоплощается, этого не было.

Получил потом способность? Возможно, но скорее всего имел в прошлом. Говорили же, как он превратился в тварь скверны и перебил не один десяток человек, включая героев. Тот город после него вымер. И сейчас вот он опять превращается в тварь скверны. Значит что-то типа второй сущности?

А уровень… ну он не попал тогда кулаком по мне, но мог просто притворяться. А может ему и не требуется это, когда он может руками рвать всех тварью. Но есть только один способ выяснить, что он за… существо.

— Я знаю, что делать, — сказала я.

— Что?

— Я… поговорю с ним. Возможно он стал таким из-за того, что произошло за шесть дней, пока он был один. Возможно сможем понять, с чего он стал таким… дёрганым.

— А если он и есть такой?

— То тогда хуже не будет, — ответила я, и Дара прижалась ко мне.

Такое ощущение, что я собираюсь потыкать веткой в дракона.

Глава 61

Антигерой, накачанный рельефный воин, может волосатый, а может и нет, но обязательно в шрамах и с огромным хуем, которым он трахал своих рабынь и заложниц. Его верные спутники и спутницы. Способный порвать героя голыми руками и один выступить против целого города. Он должен был быть воплощением зла.

Реальность куда более прозаичная. Худощавый паренёк, больше похожий на библиотекаря, который своим видом вызывает угрозы столько же, сколько и ромашка в поле. Он уж точно у женщин стойкого желания наброситься на шею не вызывает, как не вызывает и чувства угрозы. Ему бы ещё очки…

И всё же именно это, как теперь мне кажется, и является самым страшным. Он словно зараза, словно эпидемия просачивается и уничтожает всё. Разрушить город своими руками? Пф-ф-ф… Да он просто спалит его с жителями! Освободить рабов? Ну тогда он просто сожрёт всех, чтоб свидетелей не осталось. Отдать своего раба? Зачем, если можно убить тех, кто его забирает.

Да, он не страшен. Но именно то, что мы не чувствуем от него опасности, делает его более смертоносным. И он не стесняется идти по трупам, не стесняется убивать и вообще сам себе на уме.

Это… возбуждает. Опасность вызывает у меня желание попробовать её на вкус. Если это меня не убьёт. А убить то он может. Да и быть снова использованной не хочется, хотя теперь, если только этим и обойдётся, можно будет вздохнуть с облегчением.

Встали мы под утро. Дара так и уснула на мне, уткнувшись в мои сиськи. Хорошая девчонка, хоть и дура, в этом Мэйн прав. Нельзя верить, нельзя привязываться, нельзя думать о других, выступая на такую авантюру. Но мы все люди и у всех есть слабости.

Ну к Мэйну это не относится, он на своей волне, ему не впервой убивать десяток другой человек.

Все вставали медленно, и я поспешила толкнуть Дару, поднимая её с меня. Только вот Мэйн не спешил просыпаться. Может умер? Хотя глупая надежда, такие не дохнут. Зло вообще очень живучее.

Мэри подошла к нему и аккуратно потрясла за плечо.

Мэйн медленно поднялся и оглянулся, словно пытаясь понять, где он. Его рука тут же легла на меч. Взгляд забегал и остановился на дереве, не знаю, что он там увидел, но с него взгляд переместился на меня. Внимательный и нехороший. Потом Мэйн посмотрел на Дару… Которая тут же спалилась, отвернувшись и покраснев, и вновь на меня. Понял, он всё понял.

— Дара, Мэри, идите там… воды наберите или ещё чего…

— Но у нас есть вода… — начала была Дара.

— ПИЗДУЙТЕ НАХУЙ, ПОКА Я ВАС НЕ ПОЗВАЛ, ТВАРИ! — гаркнул он неожиданно, заставив нас троих вздрогнуть. И если Мэри ещё не знает, с кем свела её судьба, то вот мне стало страшно.

Перед смертью хочу потрахаться, только ласково и нежно.

Две девчонки юркнули в кусты, спасая свои плоские задницы от неоправданного гнева и на поляне остались только мы.

Мэйн посмотрел на меня. Иногда его голова едва заметно дёргалась, глаза моргали так, словно ему туда что-то попало. Лицо искажалось разными гримасами, словно он не мог подобрать нужную для этой ситуации. И всё же его взгляд буквально сверлил меня, словно пытался что-то нащупать. Нащупать так же, как нащупали и вытащили его пальцы меч. Которым теперь Мэйн им угрожающе покачивал.

— Значит Дара рассказала, — сказал он тихо. Видимо спрашивать он не видел смысла.

— Да.

— И? Что думаешь по этому поводу?

— Ну… мне с тобой теперь жутковато, — честно призналась я.

Он зашагал ко мне, и я невольно выпрямилась. Уж как-то подозрительно кончик меча смотрел на меня.

— Слушай, мы же можем решить вопрос иначе, верно? — попыталась откупиться я. — Как тогда на втором этаже, не обязательно применять насилие.

Да-да, я вот такая я шлюха, как до жизни дошла речь, так торгую собой. Ну уж извините, жизнь дороже.

— Всегда ненавидел шлюх, — улыбнулся он. Его лицо сейчас было каким-то неправильным. Не тем, что было раньше, словно передо мной был другой человек.

— Погоди-погоди-погоди! Мы же вроде неплохо уживались, — уже паниковала я, выговаривая всё скороговоркой. — И я тебя не трогала, и ты меня… Погоди!

Он остановился прямо передо мной.

— Шлюхи должны сдохнуть, — пробормотал он, скалясь как больной ублюдок в подворотне, пытая детей.

— Да за что!? Чем я тебе не угодила!?

— Я тебе не верю, — оскалился он ещё сильнее.

— Но… мы можем решить вопрос иначе. Поговорить или…

— Твоей тушкой? Если надо он и так возьмёт.

— Но… Стой, кто, он? — выпалила я до того, как мне выпустили кишки.

Мэйн замер. Просто замер, словно замёрз на месте. Секунду другую стоял, после чего покосился на меч в руке. Вздохнул, задрал голову к верху и пробормотал:

— Крыша едет у меня, ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла. Боже, когда же этот пиздец закончится…

Мэйн откинул меч к моему огромнейшему облегчению и радости. Честно говоря, меня так сильно за задницу хватают впервые. Ещё бы немного, и мне бы кишки выпустили. Чем не веселье? И воздух теперь кажется слаще.

Подойдя к одной из сумок, он выудил бутылку спиртовухи и сразу жахнул оттуда, после чего вернулся ко мне.

— Допизделась? — присел он рядом на корточки.

— Я молчу, — поспешила я заверить его.

— А пиздела… — Мэйн потёр виски. — Чтож за пиздос… И почему вы такие тупые… Ну и? Знаешь, что я антигерой, что дальше? Зачем тебе это нужно было?

— Ну… я просто думала… — сказать правду или отговориться? Скажу правду, а то вдруг ложь ещё чувствует. — Ты странно себя ведёшь. И тогда, когда меня заставил… мне было обидно. Ты изменился, вот я и подумала, кто ты и что происходит. Меня твой поведение пугает и хочется знать, что ещё мне ждать. Не хочу… проснуться с перерезанным горлом.

Мэйн задумчиво посмотрел на меня, потом протянул руку и ухватился за грудь и начал ритмично её сжимать. А мне то что, не жалко. Главное, что кишки не выколупывает из меня.

Он разминал свою руку на протяжении минуты прежде чем вновь нарушил тишину.

— Это… ты прости, что я тебя тогда… заставил. Просто мне необходимо было слегка расслабиться и… короче, ты была… ближе всех. Короче прости, — он похлопал меня по голове, словно маленького ребёнка.

Честно говоря, было странно слышать извинения от того, кто только и делает, что убивает всё и вся. И всё же, хотя бы на мгновение я смогла выдохнуть спокойно. Вроде как кризис немного отступил и надо мной теперь не висит топор палача. Значит можно продолжить разговор, так?

— Мэйн… получается, ты антигерой. И это ты разрушил двадцать лет назад те города? — не удержалась я и спросила.

— Ну да, было дело, — почесал он затылок.

Было дело? Это так звучит, словно случайно по пути ногой задел и разрушил. То есть тебя вообще не трогает, что погибли тысячи? Хотя кого я спрашиваю, он же антигерой; тот, кто поднял восстание.

— А что случилось, когда нас не было? Мы тогда потеряли тебя на шесть дней, и ты вернулся другим.

Он внимательно посмотрел на меня, но уже своим нормальным взглядом, без этого безумия и странной мимики, после чего подошёл и развязал узел на руках.

Вот так просто.

— Скажем так, мне досталось. Досталось… неслабо.

— Ты сошёл с ума? — брякнула я до того, как сообразила, что вообще несу.

Он покосился на меня и вздохнул.

— Да, я сошёл с ума. Вижу людей, которых не существует, слышу голоса, которые шепчут и от которых нет покоя. Цифры в голове, подстрекающие фигуры. Вот сейчас она, — он указал на дерево пальцем, — говорит, чтоб я тебе ничего не рассказывал. Говорит, что надо тебя убить. А он, — Мэйн указал на другое дерево, — говорит, что ты меня точно убьёшь и надо сделать это первым.

Он схватился за голову и помассировал виски. Он ходил из стороны в сторону, словно отсчитывал шаги.

— Эти голоса сводят с ума. Я и так тебе несильно доверяю, но они… Это всё из-за того, что едет крыша: паранойя, необъяснимые страхи, агрессия… Тогда я выстрелил тебе в ногу… не случайно, конечно, но и не специально. Просто словно мой взгляд поменялся на секунду на тот, что нашёптывают эти голоса. Типа ты враг. И… вот. Но иногда я полностью теряю контроль над собой. Тело орудует само по себе. Тогда в доме… я отключился, а очнулся уже когда вокруг были одни трупы. Но я видел это… только словно со стороны. Как сейчас.

— Но… там в деревне…

Он посмотрел на меня, потом посмотрел на лес. Минуту стоял, куда-то всматриваясь, словно задумавшись. Когда он снова обернулся, то я впала в ступор.

У него из глаз текли слёзы.

Вот так просто. Антигерой, убийца тысяч плачет. Словно маленький мальчик…Я в шоке. Теперь то я всё видела. Мне нравится смотреть на слёзы людей, мне нравится видеть их боль. Но не боль команды, к которой я чувствую привязанность. И не на боль того, кто может меня убить. Особенно того, кто может меня убить, потому, что вдруг ему поднимет настроение моя смерть? С Мэйном я вообще подобному не удивлюсь.

Может его принуждение было лишь последствием такого состояния? Попыткой найти успокоение? Я мягкая, во мне и на мне можно найти успокоение. Вон, Дара не жалуется.

Вообще, забавная ситуация, передо мной плачет мальчишка. Первый раз вижу мужчину, что плачет передо мной и готов раскрыть некоторые тайны. Это интересно. Очень интересно.

— Ты можешь выговориться, — поманила я его рукой. — Я не злюсь за тот случай. Честно. У тебя едет крыша, ты пытаешься найти успокоение у женщины. Я всё понимаю.

Я говорила как можно тише и ласковей, так как не хотелось его спугнуть… и потом почувствовать на себе, каково получать мечом по голове.

Он сделал глубокий вдох, раздумывая над моим предложением. А я ждала. Сейчас он или согласится, или уберёт ненужного свидетеля мимолётной слабости. Но кажется, сегодня был мой счастливый день — Мэйн с убитым видом подошёл и сел рядом. Ну а я прижала его голову к сиськам. Не сильно то он и сопротивлялся. Ничего не лечит лучше, чем чужое тепло. Могу сказать это по своему опыту.

— Меня выловили лесные жители… — начал он.

Чем дальше шёл рассказ, тем более безэмоциональным становился Мэйн.

Честно, я не понимала, как можно свихнуться, до того момента, когда он дошёл до темницы.

Ну… Это было довольно жёстко. Даже для меня. Нет, я бы так же попытала с удовольствием, но самой через такое пройти… извольте. Да и не подвергала я таким увечьям своих жертв. Всё-таки должна быть граница. Но её не было у того чудика.

С его слов, Мэйн провёл там шесть дней, прежде чем смог наконец вырваться. Почему не раньше? Он не сказал, а я не спрашивала. Но одно то, что он не сломался и сохранил свой рассудок хотя бы в таком состоянии после всего этого, уже говорит о многом. Какого приходится, когда тебе методично ломают пальцы, и не сразу, а предварительно попугав? Как ломают суставы и кормят собственной плотью? Отрезают щёки, нос, уши… медленно, мучительно. Ломают все части тела, заливая разум болью. Я знаю, что такое боль и могу сказать, насколько трудно держаться.

Тут бы любой тронулся. А он вроде как ещё и борется, и вырваться смог, и перебить уйму народу.

Хотела бы я сказать, что ему просто не повезло, но такое невезением язык не поворачивается назвать. Кажется, после этого рассказа я стала проявлять к нему… симпатию? Серьёзно!? Меня растрогала его история!?

Я немного сама ошалела от такого откровения. Но сердечко то бьётся быстрее. Да и обнять его хочется, желание немного почудить с ним появляется. Прямо как Дару прижать, но скорее более сильно, чтоб прям прочувствовать его всего.

Хотя меня привлекла не его история, а его попытка выжить. Обожаю тех, кто грызёт глотки другим и всячески выживает. Как говорят, стержень, сила внутри человека, несломленность и непоколебимость, это действительно прекрасно. Да, мне нравятся люди, что готовы бороться до потери пульса. И тот, кто заливает город кровью, меня тоже возбуждает. А он так вообще съел половину своих обидчиков. И меня может съесть… Ух… мне это нравится, словно сидишь рядом с драконом и каждое твоё неловкое движение может его разбудить. Это возбуждает.

Крепким оказался, несмотря на свой нескладный вид. И держался долго… Эх ты… сказал бы, что всё так плохо, дала бы сама. Хотя сейчас… попробуй он меня взять, я бы, наверное… согласилась. Посопротивлялась бы для приличия, но дала бы. Потому что в данный момент я вижу уже другого человека.

Антигерой… Кажется я понимаю, почему он стал антигероем. Интересный мальчик, опасный мальчик, желанный мальчик… Стоит только представить, что меня берёт вот такая тихая невзрачная личность, убивающая тысячи людей. Тебя трогает тот, кто сложил головы не одного героя. Человек, что несёт такую опасность, сейчас рядом с тобой. Тот, кто изменил мир… Тот, кто может меня порвать…

Горячо становится.

Когда он закончил свой рассказ, я просто сидела, прижимая его к сиськам. Хочется попробовать его. С новыми знаниями он уже не выглядит как обычный хлипкого вида парень, способный на решительные действия. Скорее, как чудовище. Да… именно чудовище, решительное и готовое грызть других. Как нечто опасное, что скрыто в этом теле.

Не буду врать, что я его теперь боюсь. Смысл нападать или сопротивляться, если он может или прирезать, или просто сожрать? Лучше просто договориться. Но это не отменяет того, что мне хочется с таким чудовищем покувыркаться.

И кажется…

Он уснул. Пф-ф-ф-ф… Вот и всё. Я вообще-то рассчитывала на продолжение! Горячие ласки там, поцелуйчики, секс… Не? Не интересно теперь?

Разочарование и лёгкая обида словно холодная вода вылилась мне на голову.

Хотя у меня смутное чувство, что за мной следят. Кажется, я теперь тоже буду страдать галлюцинациями после таких рассказиков. Может втихушку его раздеть, связать и трахнуть? Нет, ну а что? Ему можно, мне нельзя? Да и раньше же делала такое и не член же отрезать собираюсь.

Помучившись с моральным выбором, я решила, что безопасней не трогать его. Так-то он вроде как успокоился и не пытается никого грохнуть. А сейчас растормошу и проснётся блин то перекорёженное существо. Бэ-э-э…

Аккуратно убрав Мэйна с себя и положив его голову на сумки, я встала и размяла затёкшие плечи.

Жизнь прекрасна! Кризис преодолён и мне хочется жить с необычайной силой. Как же иногда хорошо подвергаться опасностям, ты прямо чувствуешь силу после них идти дальше. Особенно когда выжила. Сейчас правда у меня есть стойкое желание кому-нибудь сделать больно. Вот прямо с милым лицом вывернуть несколько пальцев.

На ум пришла Мэри… но нет, нельзя! Команда и прочая муть! Пусть меня она бесит, но вот Мэйн уж точно относится к ней мягко. А то только кризис преодолён, а я дам ещё одну трещину по нашим нежненьким отношенькам.

И всё же, когда я вышла к реке, где мирно сидели Мэри и Дара, не удержалась и пнула ту в бок.

— За что!? — взвизгнула она, свалившись.

— Ты мне просто не нравишься, — пожала я плечами. — Напоминаешь такую скользкую и мерзкую лягушку, к которой в душе сразу же чувствуешь отвращение и хочется тут же ударить. Что я и делаю.

— Да что я тебе сделала!?

— Лицом смазливым вышла.

Ну вот не могу объяснить чувство. Просто она мне не нравится. Вижу и сразу же хочется сделать ей больно. Пнуть ещё раз?

Пока я раздумывала над столько сложным вопросом, Дара подёргала меня за штаны.

— Как Мэйн? — посмотрела она на меня вопросительно.

Рассказать или нет? Хотя… мы же как команда. Нет, я не дура, знаю, что все тут на нервах и верить никому нельзя и ля-ля ля-ля, и ля-ля ля-ля. Но мы команда и пока что мне хочется надеяться, что мы вместе ещё. Ну кроме Мэри, ей мне только сделать больно хочется.

— Мэйн… — подобрать бы ещё слова. — Ну… его попытали немного.

— Попытали немного? — задумчиво пробормотала Дара.

— Попытали немного? Лиа, ты знаешь, как звучит попытали немного? Словно он споткнулся и пошёл дальше. То, что его пытали… — Мэри, которая пыталась задвинуть мне тут грозную тираду, увидев мой взгляд осеклась. Молодец, есть правильная реакция.

— Я имею ввиду, что его пытали. Не более, не менее. И он слегка не пришёл в себя.

— Он свихнулся, — тут же брякнула Мэри, от чего получила пинок в живот и теперь вновь скуля, скрутилась в калачик.

— Можно и так сказать, но он пока держится, значит будем считать, что просто не в себе. Он довольно спокоен, если не трогать его.

— А он… не опасен? — озвучила наши страхи Дара. — Если вдруг обезумеет, мы точно не справимся. Тут и герои не все справились, а нас он просто не заметит.

— Но нам же не обязательно доводить до такого состояния его, — пожала я плечами.

— Да тебя просто заводит сидеть рядом с ним! — всхлипнула Мэри. — Ты же получаешь удовольствие от одной мысли, что он может всех нас перебить. Изварщенка!

Ну… она права. Будь он простым парнишкой, меня бы такое не завело. А тут прямо как на потухшем вулкане, готовом в любую секунду разразиться, сидеть и трахаться.

— И что нам делать? — вот нравится мне Дара, спокойная, не выёбывается как Мэри. Тихоня, одно наслаждение с ней общаться.

— А что можем? Мэйн же всё тут планировал. Вот ему и флаг в руки. Остаётся только ждать, пока сам проснётся и скажет, что делать.

— А сами? — спросила Мэри, медленно вставая.

— Нет, если ты такая умная у нас, то пожалуйста! — махнула я ей рукой в сторону лагеря. — Иди к нему, буди или тащи нас. Но только потом не реви, когда тебе он задницу порвёт.

Она поджала губы и злобно посмотрела на меня. Я же в свою очередь гордо выпятила грудь. Знает же, что я права, тогда хули сопротивляться? Как маленький ребёнок. Вот бы ты мне попалась раньше, когда я могла затащить тебя в свой подвал. Вот бы я оторвалась… Да… оторвалась бы я на тебе, и ты бы у меня хранилась до конца, чтоб я могла раз за разом возвращаться к такой сучке как ты.

Мечты, мечты…

Но остановимся на них.

— Ладно, идёмте в лагерь что ли, займёмся чем-нибудь.

— Своими непристойностями займёшься, — тут же брякнула эта не знающая страха идиотка.

Я подошла к ней, присела и обняла, прижав к груди. Хорошо так прижала. Она пыталась вырваться, но не сильно то у неё получилось.

— Ты даже не представляешь, какими непристойностями я могу заниматься. И заниматься не только с Дарой, но и с тобой. Так что… хочешь стать взрослой девушкой?

— Я и маленькой себе нравлюсь, — пискнула она и попыталась вырваться.

— Этот вопрос только с одним правильным ответом, — начала медленно я её вдавливать лицом в грудь.

Однажды я поняла, что сиськи — страшное оружие. Случилось это давно, когда меня насиловал какой-то ублюдок, пока второй обчищал комнату. Я прижала его к груди и… задушила. Второму повезло меньше, умирал неделю.

Всё сильнее и сильнее, пока она не начала истерично дёргаться, пытаясь вырваться из моей хватки. Вскоре она брыкалась всем телом, её ножки разбрасывали землю и песок на берегу, а ручки пытались дотянуться до моего лица. Ещё минута и Мэри дёргалась так, словно её било молнией. Дёргалась хаотично и…

Я её отпустила.

Мэри с круглыми глазами, словно рыбка на берегу, хватала ртом воздух, валялась на моих коленках, пытаясь прийти в себя. Она такая милая, когда мучается или находится в таком состоянии. Я даже невольно провела кончиками пальцев по её лицу и волосам. Нежно, практически с любовью.

После чего нагнулась к самому уху и прошептала:

— Не зли меня, иначе я тебя действительно изнасилую и пропущу через такой же ад, что тебе и не снился.

Глава 62

Увы, не все люди сильны.

Это я уяснил ещё в начальных классах, когда среди нас были как большие мальчишки, так и совсем мелкие как я. Кто сейчас скажет, что в первых классах всё не так страшно, как в старших, я… соглашусь.

Пиздец начинается уже во вторых, в третьих и так далее, когда вы уже более менее знакомы и начинаются выяснения отношений. Дети — не взрослые. У детей нет границ, нет морали, нет принципов. Самые жестокие твари, которых я знаю. Для них всё игра, для них всё просто так. Они не понимают, что делают.

В моём детстве я знал девочку, которая сожгла бомжа, просто потому, что хотела посмотреть, как он горит. Весело же? Вообще пиздец, оборжаться.

Это лишь показывает, насколько детство становится опасным, если его не контролировать. И у меня оно не контролировалось. Поэтому, предоставленные сами себе, мы выживали кто как мог. Были те, кто давал отпор, были те, кто пытался, но становился изгоем. И были те, кто подлизывался, притирался и искал защиты у сильнейших, чтоб не прохватить порции пиздюлей. Уважение и глупый смех в поддержку глупых шуток взамен на защиту от других.

Я был тем, кто подлизывался. Но даже это не всегда спасало от драк и унижения. Кто-то стойко переносил их, а кто-то, как я, ревел в сортире, размазывая сопли по лицу.

Сейчас надо набежать всяким тру-альфачам и сказать, что мужчины не плачут и прочую хуйню. Но мы то понимаем, что пидорам дай попиздеть о «настоящих» мужчинах, они мозг прополощут, но как дойдёт до дела, завалятся.

К сожалению, мне не хватало ни силы духа, ни силы характера перенести все радости счастливого детства. Ну не все могут с гордо поднятой головой идти вперёд, не обращая внимания на крики в спину или на то, что над тобой смеётся весь класс. Некоторые это выдерживают, некоторые пропускают мимо, а некоторые копят в себе.

Поэтому иногда мне было жизненно необходимо просто выплакаться кому-нибудь в жилетку, пожаловаться на жизнь и выпустить всю боль из себя. Как давление из котла сбросить, чтоб не взорваться. Поплакал, пошёл дальше. Своеобразный способ пережить трудности, которые даются нелегко. Ведь какая разница, как ты преодолеешь проблему, если итог будет положительным? Плакать, сраться, убиваться, наносить телесные повреждения… Не все могут пройти с каменным лицом трудности. Некоторым требуется выпустить пар, чтоб не взорваться. Другое дело, делать это на людях, плакаться кому-нибудь или убиваться наедине.

Давно же это было…

Уже и не помню, когда мне хотелось просто поплакать и выговориться. Да, плакал от боли и от обиды, да рассказывал то, что беспокоит. Но именно выплакаться и выговорить всё, что накипело… Да, я слаб. Не быть мне тру-героем. Но я и не хочу. Не всем быть героями, не всем быть суперсильными доминаторами-нагибаторами-культиваторами-ебаторами, которые плевать хотели на остальных.

Крыша окончательно поехала, и я чуть не прибил Лиа. Да, она сучка, да, маньячка, но по сравнению со мной она просто невинная овечка. Как это не прискорбно, самое худшее зло то, что готово идти к своей цели любыми способами. Не обязательно, что цель будет плохой. Просто любая цель требует определённых затрат. И то, готов ли ты затратить подобные ресурсы на цель, определяет то, кем ты являешься.

Голоса, тени прошлого, те кого я любил и те, кого предал, они шептали мне, они приказывали, угрожали, умоляли выпустить ей кишки и потом просто отпустить сознание, в которое я вцепился. Даже моя бывшая девушка затесалась. Их стало слишком много, а туман стал просто непробиваемым. И ведь почти получилось у них. Безумие такое безумие…

Что меня остановило?

То, что я говорил о себе в третьем лице. Это резануло слух, это было неправильно. Да и галлюцинации казались уж через чур умными, словно их уже рисует не моё сознание, а кое-что покруче. Оно и выдернуло меня из аквариума, заставив взять контроль обратно. Я ведь даже не заметил, как потерял его. Жутковато немного, когда понимаешь это.

А потом… потом, словно заноза, вытащенная из тела, дающая наконец покой измученной плоти, всё, что накипело во мне, хлынуло потоком наружу. Просто сил уж не было держать в себе. Хотелось говорить, плакаться, жаловаться. А Лиа, сучка, выглядела такой понимающей и внимательной, что я не выдержал и раскололся.

Чтоб идти дальше, надо избавиться от груза.

Я говорил, рассказывая, что произошло, что со мной делали и что я чувствовал. Рассказывал, как я боялся, как ждал и как мучился каждый день. Мою боль и обиду за то, что меня пытали вообще по ложным обвинениям, тем, что я не делал. Говорил и жаловался на все эти сраные дни, пока наконец не понял, что меня начало отпускать.

Становилось легче.

Естественно, всё я рассказать не мог. Про то, как мне обидно было получит звание антигероя и спасаться от неоправданной жестокости. О том, что мне приходилось делать, и как всё в итоге получалось. Терпеть издевательства этого мира как физически, так и морально. Да много чего я не рассказал ей, так как не стоит рушить и без того подмоченную репутацию антигероя-нытика. Однако за эти все шесть дней я от души выговорился.

Стало как-то пусто.

Так всегда, когда тебе плохо и слёз уже нет, становится просто плевать на всё. Единственное, что хотелось, так это спать. Галлюцинации, что мучали меня всё больше и больше вместе с голосами стали тонкими и призрачными. Словно выпуская из себя накопившуюся боль, я делал их слабее.

Так я и не заметил, как просто уснул.

Это был бред.

Это была галлюцинация. Маленький мир, что я хотел видеть всей душой. Куда хотел вернуться. То место, где мне были рады.

Это был мой дом.

Я был в старой квартире, где раньше жил.

Как я понял? Очень просто — в отличии от сна я могу соображать здесь своими мозгами. Скорее всего это последствия моего лёгкого безумия.

Этот запах, что можно почувствовать в старых квартирах, нельзя было ни с чем спутать. Старый и добрый, говорящий, что ты дома.

Старые железные полки с обувью, которые не изменились по прошествии стольких времён. Те, которые я запомнил когда-то давным-давно. А вон коробка с игрушками, что я вытаскивал на улицу. Старая, от посылки. И вешалка с одеждой. Кажется, я сдал в росте, так как не могу дотянуться до неё.

Зал… Такой типичный советский зал. Я в шоке, как мать умудрялась поддерживать его даже после того, как прошло столько времени. А сейчас он вообще выглядел как с картинки — красный ковёр, вездесущий советский диван, шкаф, который был во всех квартирах, покрытый лаком. Интересно, были вообще другие модели этого шкафа?

И конечно же телевизор, тот старый бегемот. Мать купила китайского представителя с японским названием позже, когда я поступил во второй класс. А этот старый, добротный, созданный для того, чтоб его можно было сбрасывать с окна на голову незадачливым пьяницам.

И запах. Не запах смерти или стариков. Это был запах того мира, той культуры и той атмосферы. Кто хоть раз чувствовал этот запах, сразу поймёт меня, так как теперь его уже и не почувствуешь нигде.

Но меня интересовало другое.

Кухня.

Там было светло, очень светло. Точно такая же, как я себе её запомнил.

Этот белый кафель, обеденный стол у стенки, шкафы и кухонные столики вдоль другой стены, которые до сих пор были заставлены кружками, тарелками и прочей кухонной утварью. Подвесные шкафы с посудой и всякими вкусняшками, которые при таком росте мне недоступны.

И там, за этими столами копошилась моя мама.

Я не спутаю её ни с кем. Да, девка, залетевшая в пятнадцать, да, ведущая шлюховской образ жизни, пока в её жизни не появился я. Но теперь заботливая, вечно уставшая, любящая и родная. Кто бы мог подумать, что она породит такого как я?

Знала ли она, что в будущем где-то там я буду убивать людей сотнями?

— Мам? — спросил я по своему обычаю, как делал это раньше.

Мой голос был тонким и тихим.

— Ты вернулся? — обернулась она.

Всё тот же человек, прикрытые глаза, уставшие от такой жизни, улыбка, которую она выдавливала из себя нам. И лицо, которое было на всегда худым.

Но это не она.

Мы оба знаем то, что знаем. Её голос пусть и похож, но едва заметные интонации выдают качественную подделку. Если не вслушиваться, ты никогда не заметишь их. И всё же…

Я просто подошёл и уткнулся лицом к ней в живот. Я был действительно мелким. Приятная галлюцинация, добрая и тёплая. Не чета кошмару, который меня преследует. Хотелось бы остаться здесь.

— И ты можешь, — погладила она меня по голове, прижимая к себе.

— Мы оба знаем, что нет, — вздохнул я и отстранился.

Это не моя мать, она улыбается так, как не улыбалась моя. Я вижу её острые зубы, её тёмный взгляд, пусть всё остальное и повторяет её вплоть до запаха.

— Садись, сейчас будет обед, — кивнула она на стол.

Ну… обед есть обед. Я занял место у входа на кухню. Форточка на улицу была открыта, и я мог слышать шум ветра, детские крики и смех, едва заметный гул машин. Но, к сожалению, ничего не было видно. Свет с улицы был настолько ярким, что окно буквально заливало белым. Мне это невольно напомнило врата в рай.

Мама, как и обычно, поставила передо мной тарелку моего любимого горохового супа, после чего села напротив и, уперев руки в подбородок, смотрела на меня.

Вкус был действительно старым и добрым, таким, каким я его запомнил. Хотя уверен, что чувство насыщения было ложным. Хотя кого это волнует?

— Спасибо, — улыбнулся я, вставая из-за стола, после чего подошёл как маме и обнял за шею.

— Ты знаешь, что я ненастоящая, — напомнила она мне.

— Да.

— Тогда почему обнимаешь? — она не вырывалась из объятий.

— Ну не бить же мне тебя.

— И то верно, — усмехнулась мама и развернулась ко мне.

И вот старая как мир картина. Я сижу у неё на коленях, и она обнимает меня, прижимая к себе. Вечная и красивая картина. Сколько мне сейчас? Шесть? Пять? Скорее всего в этом диапазоне. Может даже меньше.

— Ты не боишься меня?

— С чего вдруг?

— Я не та, за кого выдаю себя. Многие, понимая это, злятся, ругаются, пугаются. Кричат, чтоб я не смела осквернять своим присутствием и копированием их любимых, — было в этой усмешке что-то тёплое, материнское. Словно мать, усмехающаяся над глупым поступком несмышлёного и злящегося ребёнка.

Я пожал плечами.

— А мне приятно. Приятно видеть тебя, пусть и ненастоящую. Так что… спасибо, что пришла ко мне в этом бреду. Я действительно благодарен. За то, что смог вновь увидеть это всё. Старый дом, старую кухню. Тебя. Потому что вряд ли мне выпадет возможность ещё раз узреть те маленькие и тёплые воспоминания, что остались у меня. Всё стирается, всё теряется и ломается.

— Ты можешь остаться, — тихо сказала она. — Остаться здесь, со мной. Жить этой жизнью.

— В иллюзии?

— Отпусти реальность, и иллюзия станет реальной. Как… виртуальный мир. Отпусти то, за что держишься и забудешь. Это станет реальным для тебя. И ты сможешь играть во дворе, становиться старше, жить… и я буду заботиться о тебе. Заботиться, как делала бы это твоя мать. Обычно люди не замечают смены. Это как сон, когда ты уснул, но во сне не можешь понять, что спишь. Однако… твоё отчаянное сопротивление и постоянная борьба… дали свои результаты. Однако всё можно вернуть.

Я прижался к ней сильнее. Приятное чувство. Слышать её стук сердца. Чувствовать родной запах. Её мягкость.

— Но это нереально. Это иллюзия, это галлюцинация… — неожиданная догадка заставила посмотреть в её чёрные глаза. — Ты богиня снов?

Она усмехнулась. Грустно, прямо как моя мама.

— Нет, я Богиня Безумия.

— Безумия? То есть все те галлюцинации… твои? Ты их послала?

— Правильнее сказать, ты меня позвал. Моя сила и твои мысли создали их. Люди хотят спрятаться, хотят найти место, где будут счастливы, и я прихожу, постепенно заполняя собой их разум. Предлагаю выход, и они соглашаются… в большинстве своём.

— Не слишком ли добрая? — недоверчиво выразил я своё мнение.

— А должна быть злой? — она улыбнулась и поцеловала меня в лоб. Приятно. Действительно, знает, как вести себя со мной. — Я дарю мир людям, что не смогли выжить в своём. Они сходят с ума и попадают в мои объятия. Я дарю им спокойствие, дарю то, что они потеряли или то, что хотят приобрести. Пока их тело там, пока они пускают слюни и творят глупости, веселя людей, их души и сознания со мной. Они приходят ко мне, когда боль невыносима и я просто избавляю их от неё. Как тебя.

— Прости, но мне не нужна такая реальность, — сказал я виновато.

Она погладила меня по голове, вглядываясь в мои глаза, словно желая там что-то увидеть.

— Но тебе здесь будет лучше. Я смогу позаботиться о тебе. Там тебя будет ждать лишь боль и разочарование.

Заманчиво. Очень заманчиво. Я вылез из её объятий и подошёл к окну, от куда так нестерпимо светило. И стоило мне оказаться рядом, как свет наконец отступил, позволяя взглянуть на этот мир своими глазами.

Там была небольшая площадка между пятиэтажными хрущёвками, залитая солнцем. Вокруг зелёные деревья и такая же яркая зелёная трава. Картинка была такой, словно кто-то выкрутил контрастность, яркость и жизнерадостность.

Там, на середине площадки бегали дети, среди которых я увидел одну девчонку. Помнится, мне она очень нравилась, но вместо того, чтоб признаться, я дёргал её за волосы. Её все звали вороной из-за чёрных волос, но я упорно называл её сорокой, показывая тем самым свою симпатию. Правда потом она уехала с предками и не стало у нас возможной свадьбы. Эх-х-х… Дети такие дети, что аж затылок чешется.

Сейчас это выглядит как маленький рай, очень старый и добрый мирок, что живёт где-то внутри сердца.

— И ты можешь жить здесь тоже, — положила она мне руки на плечи. — Можешь вырасти, завести семью и умереть. Когда это случится, твоя душа покинет и твоё реально тело, так что не о чем волноваться.

— Но… это не то. Это не реально. Это всё ненастоящее кроме тебя и меня. Так что… мне здесь не место. Даже несмотря на то, что я тебя люблю.

— Я не твоя мама. Почему ты повторяешь, что любишь меня?

— Плевать мне на это, — я обернулся. — Ты выглядишь как она, ты пахнешь как она и поведение у тебя такое же. Может… мне хочется на мгновение поверить в это всё, а может ты моя вторая мама, кто знает. Нянчишься же со мной.

— Это звучит странно. Первый раз меня называют мамой, при этом зная, кто я.

— Всё бывает в первый раз. Так что притворись, что ты не знаешь, что знаю я. А я притворюсь, что не узнал правды. Пусть на это мгновение, но я хочу представить, что моя жизнь сложилась иначе. Не было никаких съеденных тортиков, оставивших отпечаток в моей душе. Ни на кого не нападали белки и дрозды, никто не умирал от рака, никто не писал в цветочные горшки из вредности, и никто не калечил других. Мы просто представим, что этого никогда не было, что мир остановился в этом момент, стал вечным, ярким и добрым, где дети всегда счастливы, а родители всегда любят.

Потому, что этот момент станет ещё одним кусочком, что я сохраню в лакированной коробочке на пьедестале. Я ничего не помню об этом времени, поэтому это была возможность вновь увидеть то, что я забыл. Мне ничего не остаётся, как собирать свои счастливые моменты в коробочки, пока мир пытается вырыть мне могилу.

— Хорошо, сынок.

И вновь мы обнимаемся. Чем старше становишься, чем дальше дом и страшнее мир, где ты живёшь, тем больше хочется обнять человека, которого возможно ты больше никогда не увидишь, и не отпускать. Такая гениальная мысль, но так поздно пришла. Хотя… не до того тогда было.

— Ты ещё…

— Погоди, — перебил я её. — Давай ещё немного постоим.

— Хорошо.

Здесь так светло. Так красиво, несмотря на то, что это просто квартира. Яркое воспоминание. Не чета как моему реальному миру, так и миру, где мне все нихрена не рады. Я бы действительно хотел остаться здесь навсегда. Но жить в иллюзии… Нет уж, я лучше выберу реальность, суровую и беспощадную, но ту, где все настоящие и живые.

Минут пять мне понадобилось, чтоб наконец понять — всё хорошее надо заканчивать, иначе можно подсесть. Как например на мир, которого не существует.

— Я думаю, что мне пора, — вздохнул я, отстраняясь.

— Я вижу это, сынок. Твоё упорство, твоё желание выжить… Оно заслуживает уважения. Ты так отчаянно сопротивляешься мне, не хочешь обрести покой и счастье, которые можешь получить.

— Прости уж, мама. Лучше реальная боль, чем приятная иллюзия.

— Зовёшь меня мамой, даже зная, кто я. Ты очень странный.

— А нельзя?

— Можно, просто… удивительно это, антигерой.

— Знаешь уже мои достижения?

— Мне всё равно на них, — она провела по моим волосам пальцами словно гребешком. — Я Богиня, мне подобное не важно. Просто ожидала я увидеть… что-то более злое.

Я усмехнулся.

— Самое страшное зло — человек, который готов добиться своей цели.

— Чьи-то слова?

— Нет, только что придумал. А теперь… я вернусь?

— А сможешь? — улыбнулась она.

— Естественно, — я встал на цыпочки и напоследок поцеловал её в щёку. — Прощай ма, я рад, что ты меня навестила напоследок.

После чего развернулся к окну. Всегда есть выход и этот выход — окно. Девиз любого потенциального самоубийцы.

Я разбежался и прыгнул в него головой вперёд. С таким ростом я по идее не должен был допрыгнуть, но иллюзия есть иллюзия. Она изменяется, стоит тебе захотеть этого.

Тёплый и свежий, пахнущий утром, поток воздуха в лицо. Детские крики, которые становились всё громче и громче, после чего я коснулся лицом асфальта. Мягко и нежно.

Со стороны это мягко и нежно должно выглядеть как арбуз, который сбросили с верхнего этажа, но мне это уже и не видно. Потому что…

Я проснулся.