Глава 7

***

Поначалу затянувшееся отсутствие Золотого императора будоражило умы небожителей. Периодически возникали слухи, что его видели то на землях Фандоры, то на Небесах. Как правило, слухи были изначально ложными, а всё потому, что народ, боясь перемен, выдавал желаемое за действительное.

Вот только Кецалькоатль был опытным правителем и не спешил менять ранее заведённые порядки. Он не только не тронул приближённых брата, он даже не принял титул императора и объявил себя регентом на время его отсутствия. Более того, когда Вифания появилась в Золотом дворце — с намерением потребовать с него ответ за мужа — он устроил пышный приём в её честь и публично предложил принять корону правящей императрицы.

Вифания не ожидавшая, что ей воздадут царские почести, не подала виду, что обескуражена, и с достоинством истинной императрицы приняла почёт и уважение, оказываемые ей Кецалькоатлем. Когда он предложил ей остаться в Золотом дворце, она ответила отказом, но согласилась немного погостить; при этом она потребовала, чтобы вместе с ней поселили Чантико и Лиланда. Кецалькоатль не стал противиться и чете Бонов отвели покои по соседству с её покоями.

В течение двух недель, что Вифания находилась на Небесах, шпионы ни днём ни ночью не спускали с неё глаз, но она ни с кем не встречалась, кроме самого Кецалькоатля, который ежевечерне заходил за ней, чтобы пригласить на прогулку по Золотому городу. Вифания не отказывалась, но, во избежание слухов, обязательно брала с собой Чантико.

Первые дни Кецалькоатль во время таких прогулок шёл молча и с таким видом будто не замечает присутствия женщин, но стоило им на чём-либо задержать взгляд в многочисленных лавочках, что встречались им на пути, и наутро это вещи оказывались в их покоях. Затем он начал делать замечания по поводу увиденного и это были очень меткие и остроумные замечания. Вифания не выдерживала и смеялась, после чего ей уже было неудобно молчать, и она поддерживала беседу. Вот тогда выяснилось, что Кецалькоатль прекрасно образован и с ним можно поговорить буквально обо всём — от политики до сонетов, причём он сам был талантливым поэтом и на ходу сочинял целые поэмы. Правда, слушая его стихи, декламируемые со сдержанной страстью, Вифания каждый раз чувствовала себя неловко. Как правило, Кецалькоатль начинал с баллад о битвах, прославляющих воинскую доблесть, а затем переходил к любовной лирике, где жаловался на жестокость и невнимание любимой женщины. Намёки были столь прозрачны, что Вифания поспешно переводила разговор на безопасную тему. В общем, хитрый Пернатый Змей сумел развеять если не её насторожённость, то неприязненный настрой.

С Чантико таких сложностей не было, — как нянька обоих братьев, она любила того и другого, хоть не в равной мере.

Когда ацтекской богине принесли чудесную жертвенную чашу, доверху наполненную кровью, она восприняла это как приглашение и появилась в покоях Кецалькоатля. Одетый в одни лишь белые замшевые брюки, тот сидел на шкуре диковинного зверя, расстеленной на полу, и с отрешённым видом курил трубку.

При появлении гостьи Кецалькоатль повернул к ней голову и, демонстрируя удивление, слегка приподнял бровь.

— Ну, как тебе моя кровь? — осведомился он, и выпустил клуб дыма, который превратился в стаю крохотных цапель, плавно машущих крыльями.

— Выпороть бы тебя как в детстве. Глядишь бы, дури поубавилось, — Чантико села напротив бывшего воспитанника и с укоризненным видом покачала головой. — Вот зачем ты снова влез в дела брата?

— Влез в дела брата? — ленивым эхом повторил Кецалькоатль и протянул ей свою трубку. — С чего ты так решила?.. А, шолоицкуинтли! Так я нашёл способ подчинить их своей воле.

— Не обманывай! Шолоицкуинтли никогда не изменят своему создателю.

Чантико с удовольствием затянулась и клуб её дыма превратился в гористую долину, в которой суетились человечки размером с ноготь младенца. Стая крохотных цапель сразу же перестала бесцельно кружиться и, развернувшись, устремилась к озерцу.

Кецалькоатль посмотрел на мир, навевающий ему воспоминания о прошлом, и взмахом руки развеял его дымом.

— Разве ты забыла, что я с рождения обманщик и предатель? — вопросил он бесстрастным тоном.

— Глупый мальчишка! — Чантико подошла к воспитаннику и, положив ладони ему на плечи, склонилась и поцеловала его в щёку. — Оба вы глупые мальчишки: что ты, что Шолотль. Столько времени прошло, а вы всё никак не поймёте, что ваша сила в единстве.

Перед глазами Кецалькоатля промелькнули картины потустороннего мира и его передёрнуло от омерзения.

— Нет, нянька! Нам с братом не быть единомышленниками. Судьба распорядилась так, что мы свет и тьма, и значит, вечные соперники, — на его лицо легла тень печали и он тоскливо добавил: — Знаешь, я бы смирился со своим жребием, но как же я ненавижу склад костей, доставшийся мне в наследство! С тех пор, как Шолотль отправил меня в мир мёртвых, я больше не живу, а медленно умираю. Вот только никак не могу умереть. Нянька, ты не представляешь, что значит постоянно находиться во тьме, среди теней былого и запаха тлена. Счастливы смертные! Для них всё рано или поздно кончается, но не для нас, богов.

Кецалькоатль взял трубку у Чантико и выпустил клуб дыма, который превратился в ожесточённо сражающихся воинов, которые не столько старались убить друг друга, сколько захватить в плен, чтобы потом вырезать сердца у пленников и съесть их плоть.

— Скажи, неужели моё предназначение лишь в том, чтобы ублажать кровожадных тварей, которые пролили реки крови своих же сородичей? Почему я должен дарить им рай, который они не заслужили?!

— Такова их вера, — мягко проговорила Чантико. — Не забывай, они были настоящими воинами и храбро сражались; их доблесть и самопожертвование не знали границ, и всё это ради нас, своих богов.

— Ну да, таких же кровожадных чудовищ, как они, — тоскливо проговорил Кецалькоатль. — Невежественные идиоты! Им дали милосердного бога и первое, что они сделали, это устроили братоубийственную резню его именем. Чудовища всегда порождают чудовищ.

Чантико с сочувствием глянула на воспитанника, который, не желая мириться с несправедливостью создавшего их мира, взбунтовался ещё в утробе матери. «Вот только сам он не придумал ничего лучшего, кроме как преумножить эту несправедливость», — подумала она, а вслух сказала:

— Смертные есть смертные, их нужно принимать такими, каковы они есть. Погоди, я сейчас!

Она исчезла, но вскоре вернулась, держа в руках большой поднос, накрытый куском златотканого полотна.

— Вот поешь.

Перед Кецалькоатлем возник низенький деревянный столик, и Чантико поставила на него плоское блюдо с горкой свежевыпеченной тортильи, чашку с горячим шоколадом и множество других плошек с любимыми лакомствами своего питомца. Оглядев стол, она обругала себя за забывчивость и достала из воздуха глубокую чашу, доверху наполненную медовым попкорном.

— Не хочу! Я тебе не ребёнок! — сердито буркнул Кецалькоатль, который заметил её оплошность и обиделся, что она забыла его вкусы.

— Полно тебе! Сласти — самый верный способ избавления от печалей, — сказала Чантико и сняла крышку с чашки. — Ну, даже шоколад не будешь? — осведомилась она.

Кецалькоатль глянул на напиток, который в своё время дорого ему обошёлся и, не удержавшись, потянулся к блюду с тортильей. Свернув горячую лепёшку в трубочку, он обмакнул её в шоколад и, прожевав, восхищённо прищёлкнул языком.

— Нянька, никто не умеет так вкусно готовить, как ты, — сказал он и польщённая богиня улыбнулась.

Когда с шоколадом и тортильей было покончено, Кецалькоатль взял кособокий глиняный кувшинчик и принюхался к его содержимому.

— А это что такое?

— Взбитые сливки с сахаром, полуденной земляникой и ванилью. Попробуй, это очень вкусно. Сирин, когда жила у нас с Лягушонком, всегда просила добавки.

Кецалькоатль сразу же отставил кувшинчик. Напоминание о смертной дочери брата испортило ему настроение.

— Так что привело тебя ко мне?

Чантико взяла в руки чашечку с кофе и подвинула к себе кувшинчик со сливками, которые он отверг.

— Мне показалось, ты сам пригласил меня, — сказала она, после того как слизнула с ложки нежную розовую массу.

— Ты ошиблась. Это был жест уважения к той, что воспитала меня, — солгал Кецалькоатль и Чантико, которая знала его как облупленного, внутренне усмехнулась.

— Тогда скажи, где сейчас Шолотль, и я уйду.

— Мне нечего тебе сказать.

— Ответь, ты причастен к исчезновению брата? — не отступала Чантико, и Кецалькоатль смерил её испытующим взглядом.

— Как ты отнесёшься к тому, если я скажу «да»? — решил он прощупать почву.

— Ты знаешь, вы оба дороги мне. Будет лучше, если так оно и останется, — Чантико поставила чашку на стол и вздохнула. — Пойми меня правильно. Я тебе не враг и никогда им не буду, но ты уже не ребёнок. Если ты снова предал Шолотля, на этот раз я тебя не прощу.

— Что бы ты себе ни думала, я не имею отношения к его исчезновению. Во всяком случае, прямого, — сказал Кецалькоатль, задетый тем, что Чантико готова от него отказаться, и, уловив её недоверие, раздражённо добавил: — Шолотль понимал, что без защиты и такоты ему не выстоять против греческих титанов, к тому же он не доверял Гуань Джуну и хотел подстраховаться на случай поражения.

Кецалькоатль едко усмехнулся.

— Чтобы сохранить свои позиции на Небесах, он обратился ко мне за помощью. Думаю, посчитал, что я не устою, если мне снова выпадет шанс занять его место. Впрочем, так оно и вышло. Как положено матёрому предателю, я не устоял и пошёл ему навстречу.

— Что ты пообещал Зевсу? — спросила Чантико.

— Ты видела, я придержал Огненную стражу. Это была идея Шолотля. Он знал, что Олимп обрушится на нас всей своей мощью и хотел сберечь шолоицкуинтли и их славу непобедимых. На самом деле их уже не тысяча, почти четверть погибла.

Несмотря на показное спокойствие Кецалькоатля, Чантико, как встарь, почуяла его внутреннее смятение. «Вот поросёнок! Опять что-то натворил и теперь будет мучиться, но из упрямства не признается даже себе, что совершил ошибку», — огорчилась она.

— Скажи, чего на самом деле хотел Зевс! — потребовала она.

— Уничтожить Огненную стражу, — рискнул признаться Кецалькоатль и из груди ацтекской богини вырвался негромкий, но жуткий рык. Она начала было превращаться в того изначального монстра, каким когда-то была, но взяла себя в руки и сохранила человеческий облик.

— И ты ему рассказал?

— Можешь меня ненавидеть, но я от своего не отступлю, — ответил Кецалькоатль и опустил ресницы, пряча смятение. Одна из тех немногих, с кем он был связан узами привязанности, только что выбросила его из сердца, и это было куда больней, чем он ожидал.

Чантико встала и с холодным сожалением глянула на бывшего воспитанника.

— Зря ты это затеял. У тебя раньше ничего не вышло и сейчас не получится. Так что не спеши занимать трон Золотого императора, — сказала она, прежде чем уйти.

Кецалькоатль машинально протянул руку и бросил в рот горсть воздушной кукурузы, но зёрнышки были страшно горькими и твёрдыми. Обнаружив, что еда, приготовленная Чантико, превратилась в нечто непотребное, он с расстройства стукнул кулаком по столу и содержимое плошек, взлетев, просыпалось ему на голову дождём гнилых листьев и мерзких насекомых. Как ни странно, это его успокоило и он, обдумав сложившуюся ситуацию, снова впал в состояние равнодушной меланхолии.

***

По истечении двух недель Вифания появилась в зале Императорского Совета и объявила во всеуслышание, что отказывается от каких-либо притязаний на корону и возвращается в своё имение на Фандоре. В заключение она добавила, что на время отсутствия Золотого императора его брат — лучшая кандидатура на роль регента.

Поддержка императрицы, за которой закрепилась слава благоразумной женщины, заметно укрепила позиции Кецалькоатля. Зная, что она любит мужа, и просто так не будет бросать слов на ветер, преданные сторонники Золотого императора заняли выжидательную позицию. Во всяком случае, главы Небесных домов резко снизили градус неприязни к регенту и во время совещаний уже не принимали в штыки любое его предложение.

***

Стихи и пламенные взгляды Кецалькоатля не подкупили Вифанию; она надеялась отыскать Золотого императора до того, как регент займёт его место.

По возвращении домой она взяла Вещее Око и ещё раз попыталась отправить посланника на поиски мужа, но тот по-прежнему кружил по поместью, не выходя за его пределы. Карты Судьбы тоже не сказали ей ничего вразумительного, и тогда Вифания пошла на отчаянный шаг, она переместилась к Вишну.

Первое, что её встретило в Вайкунтхе[1], это мощный хор творений индийского бога. «Тот, чья форма похожа на цветущую зелёную гору, чьи губы как красные кораллы и глаза, как лотос… Ачьюта, божественный Ачьюта, жемчужина Ядавов… есть ли кто-то подобный во всей Индралоке… Тот, кто величайший правитель высшего царства… нет никого, похожего на тебя, нет никого, кто сильнее… обнажи свои лотосные стопы…О, Господь, Высший образ всего…»[2] — выводили в унисон множество ликующих голосов.

На этот раз Всеобъемлющий[3] был в божественном облике, приданном ему людской фантазией. Синекожий и четверорукий, с лотосом, растущим из его собственного пупка, он возлежал на гигантском змее Ана́нта-ше́ше, который, в свою очередь, плавал посреди Молочного океана, при этом змей вместе с остальными тварями пел осанну своему создателю. Правда, стоило появиться незваной гостье, и многочисленные змеиные головы повернулись к ней и дружно зашипели. Вифания переместилась подальше от мостра и, не спускаясь вниз, поклонилась хозяину Вайкунтхи.

— Приветствую вас, бхагаван Вишну, — сказала она, несколько раздосадованная тем, что индийский бог не один, а с женой. Лакшми занималась тем, что сидела у его ног и усердно разминала ему ступни, умащивая их благовониями. Судя по тому, что её божественный супруг, как сытый кот, жмурился от удовольствия, Вифания пришла к выводу, что Лакшми занимается этим не в первый раз, и фыркнула про себя. Она, конечно, любила мужа, но не представляла себя на месте Лакшми, которая вдобавок оказалась не ревнивой и одарила её благожелательной улыбкой.

— О, ишвари[4] Вифания! Какой приятный сюрприз! — в тот же миг Вишну оказался рядом с Вифанией и, взяв её за руки, с улыбкой заглянул в лицо. — Не ожидал, что прекраснейшая шакти снова посетит меня, — пропел он, глядя на неё с такой страстью, что она невольно покраснела.

— Прошу прощения за неожиданный визит, — проговорила гостья с натянутой улыбкой.

— Не нужно извиняться, я вас ждал, — сказал Вишну и потянул её за собой.

— Спускайтесь, не бойтесь! Ананта-шеша вас не тронет, — снисходительно добавил он, видя, что Вифания с некоторой опаской посматривает на гигантского змея.

Догадливая Лакшми исчезла и Вифания, оказавшись на её месте, с недоумением посмотрела на ноги Вишну, который снова разлёгся на спине змея. Поколебавшись, она провела пальцем по голубой пятке, которая оказалась мягкой и нежной, как у младенца. «Ой, щекотно!» — хихикнул Вишну, и отдёрнул было ногу, но Вифания положила её себе на колени и, смочив пальцы в кувшинчике с ароматным маслом, со всей серьёзностью взялась за дело. Когда индийский бог застонал от удовольствия, она решила, что достаточно его ублажила и тщательно вытерла руки.

— Бхагаван Вишну, я всего лишь слабая женщина, а вы всесильны и мудры, поэтому я хочу попросить вас помочь мне в поисках мужа, — сказала Вифания, и по непреклонному выражению на её лице Вишну понял, что пришла пора платить по счетам. Вздохнув, он сел и обхватил колени нижней парой рук.

— Спасибо, ишвари! Всё больше прихожу к выводу, что вы великолепны во всём… Нет-нет! Это не то, что вы подумали. Я веду речи советчика, а не мужчины.

— И что же вы мне посоветуете? — последовал сдержанный вопрос.

— Ничего не предпринимать по поиску мужа.

Вифания нахмурилась.

— И это весь ваш совет?

— Да, — ответил Вишну, которого не смутил её ледяной взгляд. — Не сердитесь, ишвари! Я уверен, что Золотой император выберется из ловушки без вашего участия, — добавил он и укоризненно покачал головой. — Нет, вы не правы! Тримурти не всё равно, что будет с Золотым императором, ведь он — сердце всей Фандоры.

— Вы можете прямо сказать, а не ходить вокруг да около?! — нетерпеливо воскликнула Вифания.

— Дело в том, что ишвара[5] нашего мира нарушил им же созданную дхарму[6], отсюда все его бедствия. Чтобы всё вернулось на круги своя, он должен завершить начатое, и ваш долг помочь ему в этом, — сказал индийский бог и сочувственно улыбнулся, когда Вифания изменилась в лице, поняв, о чём он ведёт речь.

[1] Вайку́нтха (санскр. वैकुंठ, vaikuṇṭha IAST) — духовный мир в вайшнавской традиции индуизма, вечная обитель Вишну и его бесчисленных аватар и эманаций. Место вечного блаженства, в котором Вишну обитает вместе со своей вечной супругой Лакшми и бесчисленным множеством богинь процветания, возлежа на змее Шеша.

[2]Песнопение «Pachai Ma Malai Pol Meni» (сборник «Naalayira Divya Prabhandham»)

[3] Ви́шну (санскр. विष्णु, viṣṇu IAST — «проникающий во всё», «всеобъемлющий» [1]) — верховное божество в вишнуизме. В индуистской мифологии наряду с Брахмой и Шивой является одним из богов Тримурти (триады божеств), где выполняет функции охранителя мироздания.

[4] И́швари (санскрит) — форма женского рода, которая употребляется в отношении женского божества, особенно в шактизме.

[5] И́швара (санскр. ईश्वर, Īśvara IAST — «господь, повелитель») — философская концепция в индуизме, означает «повелитель» или «верховный повелитель».

[6] Дха́рма, дха́мма (санскр. धर्म dharma IAST, пали धम्म dhamma IAST «учение», «закон» и др.) — одно из важнейших понятий в индийской философии и индийских религиях. Дхарму можно описать как совокупность установленных норм и правил, соблюдение которых необходимо для поддержания космического порядка.

Загрузка...