Мир Алисы

3

– Но он это видел, видел! – воскликнул Монтейлер.

Он был высок и худощав, простая голубая туника облегала его фигуру, на левой стороне груди вырисовывались эмблема космического флота и знак солнца. Глаза под шапкой густых черных волос сузились от сдерживаемого гнева, вызванного необъяснимостью явления, крупный нос обострился, губы плотно сжались в прямую линию. Он наклонился над столом и скользнул взглядом но присутствующим в отсеке.

– Он видел это, – повторил Монтейлер, – и показания приборов подтверждают виденное. По край ней мере часть приборов, – уточнил он, на секунду заколебавшись. – Какого же рода галлюцинации могут дать такие результаты?

Эди Барр, один из кибернетиков, поднял голову.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да.

– Если говорить о компьютерах, – сказал Эди, – то это не что иное, как галлюцинация. Все сходится на этом.

– Хотел бы я так же верить компьютерам, как ты, – проворчал Монтейлер. – Но, к сожалению, у меня такой веры: нет.

– В галлюцинациях нет ничего слишком не обычного, – сказала Кэтрин ди Рац, психолог, -

Особенно при стрессовых ситуациях. Джослин и Марта находились в весьма напряженном состоянии, не правда ли?

– Разумеется. – Монтейлер кисло улыбнулся. – И робот, конечно, тоже. И приборы.

Он выпрямился и подошел к телеэкрану, полностью занимавшему одну из стен помещения.

– И видеокамеры. – Он покачал головой. – Есть ли такие галлюцинации, которые можно видеть на экране телевизора? Кто из вас ответит на этот вопрос?

– Миражи... – неуверенно начал Эди.

– К черту миражи! Индикаторы массы чуть не перегорели, когда... когда все это появилось. Да, вот так просто, появилось из ничего и пропало. Какие же галлюцинации могут сыграть такую шутку?

– Собор, – сказал кто-то. – Ранняя готическая архитектура, если не ошибаюсь. Очень впечатляет.

– Ну, спасибо, что растолковал, – прошипел Монтейлер. – По мне, так пусть это будет хоть хрустальный дворец, которыми тешат детей. Но я хочу знать, откуда он появился и каким образом? Вот что меня сейчас интересует. Есть ли какие-нибудь соображения?

Все молчали. Монтейлер поднял брови, передернул плечами и повернулся к экрану. Изображения появлялись и исчезали нескончаемой монотонной чередой; проплывали картины серо-голубых волнующихся водных пространств, лесов и джунглей, бескрайних саванн, где причудливые животные двигались под палящими лучами солнца; их сменяли кадры заснеженных равнин, гор и долин, пустынь и морей. И повсюду развалины, руины. Телекамеры на борту четырнадцати космических кораблей, которые двигались по своим орбитам вокруг планеты, просматривали ее ландшафт и посылали бесконечный поток информации на экраны. Сюжеты непрестанно менялись, но в них сохранялся все тот же основной мотив. У полюсов вечные льды поглотили города, и диковинные белые звери свободно хозяйничали там, где некогда к бездонному небу поднимались шпили и башни высокоразвитой цивилизации. В более южных районах города и ракетодромы покрылись буйной растительностью, образовавшей влажные непроходимые джунгли; рухнули блестящие мачты, колонны; арки скрылись под корнями гигантских столетних деревьев, а в роскошных некогда залах прыгали и кривлялись стаи обезьян – жалкая пародия на пышную и тяжеловесную придворную обрядность времен императоров и королей. Прекрасные обиталища людей опустели, километровые башни лежали поверженными, машины остановились, гигантская сеть путей сообщения покрылась толщей земляных наносов. Пройдет еще несколько тысячелетий, и от всех чудес, созданных человеком, не останется даже этих следов. Эпоха Homosapiens – человека разумного – длилась сотни тысяч лет, но в общей истории планеты это было только мгновение. Гигантские рептилии безраздельно господствовали на Земле сотни миллионов лет, но и они исчезли, не оставив после себя ничего существенного. А еще через несколько миллионов лет другие существа, возможно, покорят Землю, создадут новые чудеса, упиваясь мечтами о своем величии...

По спине Моптейлера побежали мурашки.

– Спрашивается, что же мы в глубине души все-таки надеялись здесь встретить? – проворчал он. – Наверно, высокоразвитую культуру. Все ту же древнюю цивилизацию, готовую приветствовать возвращение блудного сына... Нет, тут что-то не так, тут не жди ничего хорошего.

Монтейлер повернулся к присутствующим.

– Пока у меня все. Постарайтесь найти объяснение, какое угодно, но только побыстрее!

Отсек опустел под нестройный говор споривших. Дверь захлопнулась, и наступила тишина. Монтейлер задумчиво поглядел вслед ушедшим. Затем оперся локтями о стол, закрыл лицо руками и зевнул. Он почувствовал себя старым и усталым, кожа на лице собралась в сухие грубые морщины, утомление разливалось по всему телу, руки и ноги отяжелели.

Кто-то пошевелился рядом. Он поднял голову и встретился взглядом с Кэтрин ди Рац.

– А, так ты осталась, Кэт? Это напоминает старые времена. Все та же самаритянка, неизменно готовая утешить. Или ты не ушла потому, что у тебя есть какие-нибудь хорошие идеи?

– Ты же знаешь, что у меня их нет.

– Ну, так значит утешения ради.

Он отклонился назад и закинул руки за голову.

– В первый момент я не придал этому большого значения, решил, что все это просто какая-то ерунда. А дело оказывается сложнее, надо в нем разобраться. Мне сейчас достаточно любого, даже самого немудрящего объяснения.

Его глаза сузились.

– Кэт, как по-твоему, это была галлюцинация?

– Нет.

– Я тоже так думаю. Признаться, я испугался до смерти. Что за дьявольщина происходит там, внизу?

Она уселась на стол, подобрав под себя ноги, – эта поза была ему хорошо знакома. Ее движения оживляли целый мир воспоминаний; чуть приподнятая бровь, наклон головы, дрогнувшие губы, неожиданный жест означали больше, чем невысказанные слова, будили нескончаемый ряд вопросов и ответов из прошлых споров, бесед, откровений. Ее тело под голубой туникой не хранило для него никаких тайн, ее длинные чувственные руки много раз обнимали его. Он посмотрел ей в глаза.

«Она жалеет меня, – подумал Монтейлер. – Это проклятое сострадание, эти проклятые добрые слова, эти проклятые добрые глаза! Безупречный психолог... Нет, она просто создана такой, с исповедальней вместо сердца. От нее мне никогда не избавиться».

Неожиданно его потянуло к ней, тело захлестнула горячая волна желания...

Тогда они представляли собой надежный разведывательный патруль, составленный именно из них двоих по прихоти ЭВМ, которая обрекла их на многомесячное пребывание в обществе друг друга. Два долгих месяца в кабине объемом десять квадратных метров способны превратить в любовников даже антиподов – их соединит ненависть, если не любовь. Победив монотонность сладострастием, они выстояли. Да, они выдержали, уцелели.

Они устремлялись вперед, опережая исследовательские корабли растущей Межпланетной федерации. Заключенные в крошечном кораблике, управляемом безмолвными механизмами, они незримой пылинкой среди пустой ночи летели к мертвым планетам, где в лучах чужих солнц разрушались чудеса былых времен, к человеческим кладбищам, затерянным в беспредельном пространстве. Они находили мертвые города, мертвые воспоминания, мертвую славу, встречали толпы дикарей с пустыми глазами перед все еще мерцавшими телеэкранами в руинах величественных дворцов и зеркальных башен. Они совершали посадки на Петаре, Карстене, Чандре -эти знаменитые древние названия были когда-то известны многим. Иногда их полетом на непосредственных подступах к планете управляли бесстрастные голоса – они излагали подробные инструкции для посадки, определяли участки приземления в гигантских космопортах, где тысячи мощных некогда звездолетов разъедались ржавчиной и тлением. Вежливые голоса предлагали предъявить полномочия и осведомлялись о цели посещения – и ни разу за этими звуками не скрывалось ничего живого, это все еще функционировали компьютеры и роботы, обслуживавшие исчезнувшую цивилизацию. От сотрясений, вызванных посадкой разведывательного корабля, здания неуверенно раскачивались, как пьяные, а потом медленно падали, обрушивая на гениальные машины тысячи тонн пластмасс и стали. Люди строили хорошо, но недостаточно хорошо для вечности. Творения былого времени сметались с пути, будто под неудержимым напором несущихся вперед волн.

И вот теперь Земля, древнейший центр цивилизации, сказочный мир за пропастью световых лет, символ совершенства и безграничного знания, центр Вселенной, заманчивое царство небесное тысяч и тысяч религий. Земля была святым Граалем, единственным святым местом во Вселенной, которая уже очень давно устала от святости. Для человечества, распыленного среди сотен тысяч миров в одном из рукавов спирали Млечного Пути, где расстояния так огромны, что солнце одной обитаемой планеты не проступало даже светящейся искоркой на ночном небе другой, ближайшей к ней планеты, Земля была не просто символом веры, предметом самозабвенного преклонения, но чем-то бесконечно большим.

Она была мечтой об общности, побеждавшей световые годы и парсеки, мечтой о родстве там, где не могло быть никакого родства, мечтой о прародине, о колыбели человечества, об общем для всех происхождении. Перед лицом леденящего Космоса люди собирались вместе, напуганные зияющей пустотой, окружавшей хороводы их микроскопических миров-пылинок, и мечтали о прародине, которая была достоянием каждого, как бы далеко его ни занесло пространство и время. Величайшее творение человека – Звездное Объединение Миров – открыло для него сотни тысяч планет, а потом, когда это творение рухнуло и распалось, бросило на произвол судьбы. Теперь человек остался один на один с бездонной, бесконечной тьмой, где нет ни конца, ни начала, где руины его миров постепенно превращались в ничто.

И вот человек вернулся на свою прародину, осуществив вековую мечту. Разочарование тяжелым камнем легло на сердце Монтейлера.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Кэт, чуть подавшись вперед.

– Я и в самом деле устал. Я всегда устаю после сорока бессонных часов.

Он вздохнул.

– Слишком многое ставится сейчас на карту. Я просто не могу допустить, чтобы что-нибудь про изошло, пока я буду сладко спать в своей постели. Ты даже представить себе не можешь, какие огромные ресурсы Межпланетная федерация вложила в этуэкспедицию... Понимаешь, назад к Земле – великий подвиг, которому нет равных, сокровищница, только и ждущая того часа, когда мы ее откроем...

Он расслабился и улыбнулся ей.

И вот все это летит в тартарары.

«Насколько все было проще, когда я был разведчиком, – подумал он. – Интересно, что получилось бы, стань я вновь таким первопроходцем? Снова пересекать пространства, месяцами не покидая корабль, бродить неделю-другую по неизвестной планете, оставив за спиной двадцать световых лет. А потом опять годы полетов... И рядом Кэт, хотя и неизвестно, что это может дать сегодня».

Она внимательно посмотрела на него.

– Ты изменился.

– Все изменились. Ты. Я. Что в этом удивительного? Все мы должны повзрослеть, рано или поздно, разве не так?

– Раньше ты был другим, – сказала она. – Мягче. Теперь ты становишься циничным.

– Это было давно. – Он смотрел мимо нее, на гладкий потолок. – Это было десять лет назад. Сто планет назад. Десять миллионов развалин назад. Сотни миллионов световых лет назад. Теперь я смотрю на все это, очевидно, не так, как тогда. Ну, а что касается тебя...

Он замолчал.

– Ты хочешь, чтобы я снова вернулась к тебе? Она слабо улыбнулась.

– Не знаю... Пожалуй, нет. В общем у меня остались лишь воспоминания. Я хотел бы сохранить эти воспоминания в их первозданном виде. Иногда мне хочется, чтобы ты вернулась, но это лишь обычное плотское влечение, ничего больше. Когда во мне пробуждается животное.

Он безразлично улыбнулся.

– Ты весьма практичен, – произнесла Кэт.

– Ты хочешь сказать, что я свинья. Сделай одолжение, это меня не трогает.

Он глубже уселся в кресле, откинувшись на спинку, и стал рассматривать ее с некоторым интересом.

«Самка, – подумал он, – чувственная, красивая, всегда и все понимающая самка. Спокойная, молчаливая и очень привлекательная. Она всегда умела наилучшим образом использовать свои природные данные. Кэт. Вполне подходящее имя. Гибкое и приятное животное, грациозное и хитрое, а порой даже надежное. Самостоятельное и с арсеналом острых когтей на всякий случай».

Однажды он ушел от нее, она никогда не могла простить ему этого. Наверно, ее гордость была уязвлена, и это было бы опасно, не будь она мягкой и терпеливой Кэт. Она не отличалась дальновидностью, но обладала изрядной долей упрямства. Рано или поздно она добивалась того, что хотела.

Глаза: фиалковые. Губы: упрямые. Тело: решительное. Ноги прикрыты приличествующим образом, так как она знала, что он никогда не обращал на них внимания. Если бы он ценил красивые колени, они были бы теперь прямо перед его глазами.

– Кто сегодня тот счастливчик, у которого хранится ключ, передающийся по наследству? Кто-то, кого я знаю? – спросил Монтейлер.

А тебе это интересно?

– В общем-то нет. Так, просто любопытно.

– Гернстейн, – сказал она, – социолог. Он мне нравится: забавный.

Голос у нее был спокойный, бесстрастный.

– Вот как. Я-то все удивлялся, почему у него такие туманные глаза.

Он поднялся и подошел к выключенному экрану, рассматривая ее отражение в полированной поверхности матового стекла.

– Но он же идиот.

– Это, скорее всего, вопрос вкуса, – ответила она. – Лично мне он понравился.

Она посмотрела на него.

– Не думаешь ли ты, что я бросаюсь на первого встречного?

– Очевидно, нет. Но в любом случае он идиот. И он не делает из этого особого секрета – ни из этого, ни из другого.

Монтейлер наклонился над пультом управления и нажал одну из кнопок. Экран вспыхнул, возникшие по его краям тени сгустились в сменяющие друг друга изображения, которые поступали сюда от видеокамер, щупавших своими объективами планету. Он молча следил за кадрами, чувствуя, как пылает его лицо, ощущая насмешливый взгляд Кэт, направленный на его напряженный затылок.

«Нет, не сейчас. Может быть, потом».

Он сосредоточился на деталях панорамы, развертывающейся перед ним за выпуклым стеклом. Кэт улыбалась, но не произносила ни слова. Это была одна из ее привлекательных черт: она понимала, когда ей следовало помолчать.

На экране в горячем мареве проплывала раскаленная пустыня, за ней появилась степь с волнующейся высокой травой, потом берег моря в лучах заходящего солнца, высокие, темные деревья вдалеке, а у самой воды – какое-то существо, запрокинувшее голову в небо. Монтейлер протянул руку и закрепил видеокамеру в этом положении. Изображение стало увеличиваться, и вскоре существо уже занимало всю поверхность экрана.

На значительном расстоянии и при слабом освещении сначала казалось, что там, внизу, на лошади сидит человек. Но в крупном плане он увидел нечто другое. Это была лошадь или во всяком случае что-то похожее на лошадь, но там, где у нее полагалось быть шее и голове, возвышался человеческий торс.

Торс принадлежал мужчине среднего возраста, который, уперев руки в бока, неотрывно смотрел ввысь. Длинные волосы трепал ветер, в глазах светился затаенный разум.

Монтейлер сделал шаг назад.

– Вот это, – сказал он, – существо, которое принято называть кентавром. Ты видишь?

Кэт мягко соскользнула со стола и подошла к нему. Она рассматривала существо с заметным интересом.

– Мифическое животное ранней эллинской эпохи – проговорила она негромко. – Там оно считалось символом мужественности. Распутное создание.

Она облизнула пересохшие губы.

– Ему поклонялись еще долго и в период рас цвета эллинской культуры, а он с годами становился все развратнее. Красивый экземпляр, верно?

– Кентавры никогда не существовали, – сказал Монтейлер.

– Сейчас, должно быть, на Земле хорошее время для мифических существ, – заметила Кэт, – он довольно упитан.

– Кентавр... В самом деле, кентавр! – пробор мотал Монтейлер. – И все же...

– Биологический эксперимент? Зачем? И почему кентавр?

– Может быть, он особенно нравился женщинам. – Она улыбнулась. – Но ведь такое предположение возможно? Пятьдесят тысяч лет – большой срок.

Монтейлер не отвечал, по-прежнему не сводя глаз с экрана. Кентавр помахивал хвостом, но не двигался с места.

– Летающая лошадь, – сказал Монтейлер устало, – гигантская птица размером с любой из наших кораблей, два дракона, к тому же огнедышащие, огромная горилла, карабкающаяся на небоскреб... и вот еще одно так называемое мифическое существо, шестое по счету, которое я увидел здесь... Черт возьми, что же, собственно, происходит там, внизу? Неужели вся эта проклятая планета сошла с ума?

Он резко выключил экран и пошел к двери. Кэт вышла из отсека и последовала за ним по коридору. Он говорил тихо, чтобы его не слышали члены экипажа, шедшие мимо них в свои лаборатории. Правда, на борту корабля его авторитет был относительно высок, но есть вещи, которые все-таки не стоит обсуждать слишком открыто.

– Что мне все же следует делать? – спрашивал он сердито. – Если я стану стрелять в эти дьявольские существа – а я непременно так и поступил бы, будь у меня к тому хоть малейший повод, – они наверняка окажутся невиннее новорожденного ребенка, и я прослыву воякой, одержимым манией убийства. А если выяснится, что все они лишь плод галлюцинаций, мираж, я и тогда буду выглядеть безмозглым болваном, который расстреливает привидения. Главное командование прикажет распять меня за это. Если же я не пущу в ход оружие, можешь не сомневаться, что эти чертовы существа тут же проявят себя как смертельно опасные враги, и тогда начальство непременно спросит, почему же я не открыл по ним огонь. Что мне на это ответить? Сказать, что компьютеры отрицали их реальность?.. Черт возьми, что-то надо делать, но что?!

Они прошагали весь главный коридор, тянувшийся вдоль корабля, и зашли в единственное кафе, открытое на борту. Там по обыкновению было полно народу. Большинство столиков было занято полусонными техниками, только что сдавшими свою смену. В атмосфере чувствовалась напряженность, невысказанное ожидание чего-то, на всех лицах читалось скрытое нетерпение. «Что-то нужно предпринять, – подумал Монтейлер, – и сделать это нужно быстро». Флот находился на околоземной орбите уже десять дней, и за это время на поверхность планеты был отправлен всего один разведывательный корабль. Наверное, все уже знали, что произошло там, внизу.

Они протиснулись между столиками и отыскали свободные места в отдаленном углу. Монтейлер заказал автомату чашку искусственного кофе и склонился над столом, намеренно избегая взглядов сидящих вокруг людей.

– Что ты собираешься делать? – спросила Кэт, – Дать всем кораблям команду на посадку?

– И тем самым поставить под угрозу все предприятие? – Он скорчил кислую мину. – Нет, этого мы не можем себе позволить. Слишком многим по жертвовала федерация во имя этой экспедиции. Если мы потерпим неудачу, вряд ли будут предприняты новые попытки. Я хочу действовать осторожно... Быть может, пошлю на разведку еще один корабль, когда Джослин и Марта вернутся, а потом...

Он прищурился, глядя на нее.

– Не забывай, что ответственность за них после всего случившегося несешь ты. Мне надо точно знать, что произошло там, на поверхности. Выверни их наизнанку, если нужно, но раздобудь мне необходимые ответы на все вопросы.

– Если ты пытаешься убедить меня в том, что бы я применила к ним зондирование, то я сразу отвечу: нет. Я этого делать не стану.

– Я ни в чем не собираюсь тебя убеждать. Уложи их на диван, будь с ними поласковей, используй гипноз, сделай, наконец, все, что хочешь, только пусть они подробно расскажут обо всем и не тянут со своими показаниями.

– Ты требуешь от меня не так уж мало.

– Есть люди, которые и от меня требуют немало. Здесь мучаю тебя только я один, а меня подгоняет все проклятое главное командование, потому что его в свою очередь подгоняют консерватисты, намеренные, во что бы то ни стало, провалить все дело. Они утверждают, будто наша экспедиция – неслыханное расточительство, и в чем-то они правы. Я обязан считаться со всем и со всеми, и вот теперь я перекладываю часть ответственности на тебя. Ясно?

– Ясно.

Он устало откинулся на спинку стула. Кэт разглядывала его большими вопрошающими глазами с откровенностью, родившейся в результате вынужденного двухлетнего общения, когда они работали вместе в разведке. Она все знала; она его понимала. Знаменитый полководец, человек, которому все удавалось, – а она видела его насквозь. И он нуждался в ней, она была единственным человеком, кому он мог довериться.

«Это дело чересчур сложно для меня, я ничего не понимаю, – подумал Монтейлер. – Черт знает как все запутано, и мне из этого не выбраться».

Он смотрел через плечо Кэт на экран, где отражалось пространство, заполненное колючими точками звезд, между которыми порхали корабли-стрекозы. А под ним была Земля, вяло вращающийся шар, подобный гнилому яблоку в ржавых пятнах на зеленоватом фоне. Очертания континентов едва проступали под покровом метущихся туч и облаков.

С той поры, когда началась эмиграция, прошло пятьдесят тысяч лет, и за все это время ни один человек не ступал на земные просторы. Пятьдесят тысяч лет – большой срок; его достаточно, чтобы возникли и исчезли государства, утвердились и пали династии, отгремели и канули в Лету беспримерные исторические события. За такое время подвиги превращаются в мифы, факты становятся суевериями. Звездное Объединение Миров, некогда покинувшее родную планету ради создания нового административного центра в гуще вновь приобретенных владений, растаяло бесследно, как туман, а все то, что последовало за этим, осталось только в качестве комментариев на страницах полузабытых сочинений бытописателей человеческих судеб. За войнами и переворотами пришли их неизбежные последствия. Замедлилось культурное развитие, приостановился научно-технический прогресс. Распались всеобщие связи, и каждая планета оказалась предоставленной самой себе. Долгая ночь сгустилась над раздробленными остатками некогда могучего Объединения, и Земля – эта прекрасная сказка – засверкала, как миф, символизирующий не блага высшей цивилизации, а мечту о всеобъемлющем родстве, об общности происхождения.

И эта сказка, этот миф имели под собой вполне реальную основу. В одной из забытых библиотек на какой-то планете были обнаружены точные координаты. Межпланетная федерация, состоявшая из шестидесяти четырех по преимуществу аграрных, а потому относительно здоровых, жизнеспособных миров, не побоялась риска и снарядила дальнюю экспедицию. И хотя это потребовало мобилизации почти всех наличных ресурсов, игра стоила свеч. Можно было ожидать, что Земля откроет свои несметные технические богатства, одарит чудесами всемогущего знания. А сверх того, там таилось нечто неизмеримо более важное: прародина людей, убежище от всепоглощающего ночного мрака. Полтора десятка кораблей, кружившихся над планетой, представляли собой только авангард той армады, которая со всеми атрибутами власти и правопорядка на борту готовилась к возвращению на родную планету после пятидесяти тысяч лет отсутствия. Корабль Монтейлера терпеливо огибал Землю, пока приборы отыскивали на ней признаки человеческой или машинной активности. Но пока не удавалось открыть ничего, кроме тех чудовищ, которые время от времени попадали в поле зрения объективов. И, разумеется, того циклопического здания, которое представлялось то галлюцинацией, то еще чем-то не менее неправдоподобным и загадочным.

«Пятьдесят тысяч лет, – думал Монтейлер. – Пятьдесят тысяч лет, и мы ничего не знаем о Земле. Кто скажет мне, что же в действительности происходит там, внизу? Наверное, там все так же, как на других покинутых людьми планетах».

Он всеми силами попытался отогнать от себя эту мысль. Нет, Земля не может быть похожей ни на какой другой мир.

Видеокамеры продолжали свой обычный обзор планеты. На экране мелькали горы, леса, моря. Там и сям виднелись руины, отбрасывая причудливые тени где под солнечными, где под лунными безжизненными лучами.

Монтейлер обернулся к Кэт, которая по-прежнему не сводила с него глаз.

– В какой-то степени Земля пугает меня, – сказал он. – Я не боюсь того, что оборонительные сооружения, быть может, еще функционируют и встретят нас как врагов. Это было бы реальностью, и тут я мог бы предпринять соответствующие меры. Но то, что мы видим, воспринимаем... Вот что мне не нравится.

– Ты просто этого не понимаешь, – сказала она устало. – Тебе всегда не нравилось то, что не укладывалось в твое понимание. Уж я-то знаю, по край ней мере должна это знать.

Он бросил на нее быстрый взгляд.

– Ты имеешь в виду себя?

– В известном смысле.

Он снова посмотрел на экран.

– Наверное, ты права. Эта планета очень похожа на женщину, которая только и ждет, чтобы кто-то пришел к ней, она так же изменчива и хитра, никогда не знаешь, что от нее ждать.

– И тем не менее ты идешь к ней, – сказала Кэт. – По-твоему, это умно?

– Это чистая случайность, дань былым временам, ничего более.

Он порывисто встал.

– Пойдем отсюда!

Она вышла за ним в коридор.

– Куда же мы пойдем?

– У меня как раз сейчас много дел, правда, ни чего нового, – сказал он, посмотрел на экран, рас положенный на потолке, и вздохнул.

– Ну что ж, раз так, то и у меня найдется не мало дел.

Она сделала несколько шагов, остановилась в нерешительности и повернула к нему голову.

– Если тебе понадобится ключ от двери, скажи, Мон. Быть может, у меня найдется лишний.

Он улыбнулся.

– Невозможное опять становится возможным?

– Ничего невозможного и не было.

– Ладно, как-нибудь в другой раз.

Он повернулся и пошел по коридору быстрыми решительными шагами. Связка ключей в кармане приятно холодила руку. Кэт всегда отличалась тактичностью. А он был практичен, она. сама отметила в нем эту черту. Ему не нужен был новый ключ, он предусмотрительно сохранил старый.