Минимальное воздействие. Книга 1

Глава 8

Нина всегда мечтала быть шеф-поваром в дорогом ресторане. Училась долго. Нарабатывала опыт.

И потом всё полетело к чёрту.

Муж был старше её на 12 лет. Жили душа в душу вместе уже 6 лет. Детишек не было, но планировали. И внезапно он умер от рака. И жизнь остановилась.

Когда она пришла в себя и наконец-то вышла из запоя, её место в ресторане уже занял другой человек. И брать на работу повара-алкоголичку никто никуда не хотел.

Идти работать не по специальности она отказывалась. И сидела дома, пока наконец-то не предложили работу в заводской столовой. Там повара внезапно посадили в тюрьму и им срочно была нужна замена. Так и устроилась.

Проработав там почти 3 года, Нина была на хорошем счету. Порядок навела, построила процессы, повысила качество блюд и даже висела на доске почёта. Про алкоголь не вспоминала. И жила одна. Мужики на заводе сперва было подкатывали к 27-летней новенькой поварихе, но потом как-то перестали. Комплименты принимала с улыбкой, отвечала даже иногда что-то в тему, но огня в глазах не было. Грусть в глазах молодой и ещё привлекательной женщины затаилась навсегда. Не её это. Осталась только работа.

А потом в завод угодила ракета. Донецк тогда начали обстреливать сильно.

И Нина очнулась голая где-то в кустах под высоким деревянным забором. Она смутно помнила, как её трясло и было очень больно. Почему-то думалось, что она вот опять сорвалась и это белая горячка уже. И она заплакала от обиды. Держалась ведь уже 3 года. Но потом так и не вспомнила, когда и с кем она начала опять пить.

Её нашла и подобрала какая-то женщина.

Видя несчастную в слезах голую молодую нищенку, Лукерья удивилась её хорошей коже и ухоженным ногтям с каким-то цветным покрытием. И коротким не по здешней моде белым волосам.

- Никак ограбили и снасильничали! – запричитала сердобольная женщина, поминая убиенных вчерась на соседней улице аж пятерых холопов купца Ложкина, мироеда проклятого, - пошли милая, сейчас одену тебя и расскажешь, кто ж с тобой так, - и, охочая до свежих Московских сплетен Лукерья, укутав в платок несчастную, повела её к себе домой.

…

А через неделю Лукерья привела, ещё офигевающую от происходящего, Нину к своему свёкру в трактир. Ну, так повар, она же говорит. Готовит хорошо, вот пусть и отрабатывает хлеб и кров. Пищи для сплетен Лукерья так и не получила. Не захотела Нина рассказывать ей как попала к ним под забор, кто её раздел и что такого с ней постыдного вытворял. Не помню, говорит. Ну хоть так польза будет для семьи какая. Сноха у Никанора была хозяйственная и домовитая. Своего не упустит.

…

Перед началом масленичной недели в 1683 году к Даниле пришёл родной брат Силантий. Долгое время братья были в ссоре после смерти отца, который оставил в наследство старшему Силантию небольшую ткацкую мануфактуру на 6 станков и лавку при ней для торговли тканями. А Даниле отписал только старую пекарню. Не разговаривали они уже четыре года, хотя до этого всегда были не разлей вода. С разницей в возрасте в шесть лет, Силантий всегда заступался за младшего брата и в обиду никогда не давал.

Когда братья женились, у Силантия родилось три девки подряд, а Даниле с Марфой детишек Господь так и не дал. А тут вдруг старший брат узнаёт, что у Данилы оказывается есть сын. И узнал он это от своих дочерей, которые ему все уши прожужжали про то, какой оказывается брат у них есть. Вся Москва про него уже говорит. А вы, тятенька, даже не ведаете, что родня такая знаменитая у нас есть.

И жена тут под боком туда же:

- Иди мирись с братом-то. Сколько уж времени прошло. Не по-христиански это. Родная кровь же. Ну и с Александром Данилычем познакомь нас.

Ну и пошёл.

Данила встретил брата настороженно. Столько слов обидных наговорили друг-другу как отец помер. Но со временем обида уже как бы и не так остро колола сердце. Может брат и не виноват был в том, что их отец решил старшему бОльшую часть наследства отписать.

Ну так ничего, вон как нынче выходит-то. И пекарню вторую Данила открывать собирается. Благо сынок подсказал, что поставки хлеба в трактиры можно увеличить, если это вписать как условие их концертов. Кто закупает хлебушек в пекарне Меншикова, тот и в список на концерты попадает.

А уж насколько это трактирам выгодно будет, тут Сашка тоже придумал. Начали за вход в трактир на концерт по 5 копеек с человека брать. Потом парни десять песен поют, пять плясовых и пять «романсов» и дальше ещё десять повторов на заказ. Кто больше заплатит, для того и песня. И народ стал мериться достатком. Мужья для жён старались в грязь лицом не ударить. Парни для девчат. Это ж как приятно, когда известный артист громко для всех объявляет: - А следующая песня звучит для прекрасной Глафиры от её любящего мужа Матвея! И народ подхватывал потом уже любимые строки:

- В час грусти и печали ты голос мой услышь…

И потом гордый собой супруг смотрит, как все начинают озираться в поисках той самой прекрасной Глафиры, а жена, раскрасневшись и смущаясь берёт мужа под руку и искоса поглядывает вокруг, мол, видали какой у меня муж, и любит меня как, и щедрый.

А когда народ хором подхватывал уже известные всей Москве популярные песни муж прижимал к себе супругу и шептал на ушко:

- Это все для тебя поют, краса моя ненаглядная!

Ну и после такого от жены потом неделю мужик благодарности по ночам получал такие, что соседи на следующий концерт Сашкиной труппы наперебой первыми пытались песни заказывать для своих баб.

А потом придумал Сашка каждый месяц новую песню исполнять. Договорился сперва с Никифором, что тот наймёт местных мелких пацанов за копеечку и леденец, чтобы бегали по округе и орали на всю улицу, что де в трактире у Филимона и Никифора в воскресенье будет концерт «Московских музыкантов» с представлением совсем новой песни. А в день премьеры за вход брали уже по 10 копеек.

А услышать новинку собирался весь местный «бомонд». Пришлось даже отдельные места для стрельцов и приказчиков делать. С жёнами и детьми все шли. Начали даже заранее билеты продавать, ибо всем мест не хватало, и народ на два последние концерта пол улицы перегородил и сильно возмущался, что не все смогли попасть. Слушали из окон, стоя на морозе. А цена на билеты к масленице уже начала к рублю приближаться. Так как последний концерт давали аккурат в последний день масленицы, ибо в великий пост потом никаких концертов не планировали.

Силантий на брата и так никогда зла не держал, и сильно переживал тогда, что так тятя их поссорил. Да кто ж знал, что аж на четыре года их это разведёт. Ведь и делал он пару раз попытки примириться. Но уж больно Данила был не отходчивый.

На колени падать старший брат не стал. Стоял и смотрел на младшего. Взглядом всю боль и жалость от древней никому не нужной ссоры ему показывал. Постояли. Помолчали. Обнялись. Слезу даже пустили оба.

Потом сели за стол и крепко выпили. Обиды уже не вспоминали.

А Данила про вновь обретённого, Господом данного, сына рассказывал. Не чтобы зависть в брате разжечь и показать, вот, мол, видишь, какое мне счастье привалило, не тебе. Нет. Просто камень, что все четыре года давил на грудь, вдруг исчез, и Данила, как в старые времена, с родным любимым братом радостью делился.

А Силантий сидел в каком-то ступоре и слушал брата открыв рот. К радости от того, что помирились наконец-то, вдруг добавилась информация, которая прям валила с ног. Это оказывается его Сашка и есть тот самый Александр Данилыч, чья труппа музыкантов вот уже, почитай, как полгода на Москве всем девкам и бабам спать спокойно не даёт. Не зря выходит дочки-то его такой ему дома скандал учудили.

А ведь пареньку-то всего лет 10-11 на вид. Щупленький вон какой. А глазки озорные вот так и бегают. Как узнал, что у дядьки мануфактура своя есть, вместе с Данилой и Марфой в тот же день в гости напросился. Силантий и сам хотел уже начать зазывать их в свой дом, дочери ж там ждут, и жена их наряжает, чтобы в грязь лицом не ударить. Но пока слова подбирал, Сашка уже и сам всё обсказал и дёрнул собираться. Шустёр малец!

То, что всех музыкантов надо обрядить в одинаковые рубахи со штанами Сашка говорил Марфе с Данилой давно уже. Да всё как-то руки не доходили. А тут оказия такая. У родного дядьки и ткани есть и мастерицы, коими можно и пошить всё сразу. И не дорого взять за то должен, родня ведь.

Встреча родственников в доме Силантия прошла как сватовство. Девки как Сашку увидали аж завизжали с восторга. И, окружив его всей гурьбой, потащили на двор, где уже их подружки соседки заждались, перед которыми сёстры уже похвастаться успели, кто у них брат, и что придёт скоро.

Марфа с Агафьей сели рядком на лавке поговорить про наряды для музыкантов. А Данила с братом ударили по второй. За начало общего дела. Ибо по дороге успели сговориться уже, что наряды для всей Сашкиной оравы Силантий пошьёт бесплатно, но поучаствует в денежках от будущих концертов.

…

Через два года у Сашки стал заканчиваться репертуар. Точнее он ещё периодически вспоминал новые песни, но это стало происходить всё реже. Прежняя жизнь отходила далеко на второй план. Во сне ему иногда ещё снилась мама, поездка в машине, даже школа и как с классом на Красную площадь ездили. Но постепенно в снах больше становилось здешних реалий. И вспоминать новые песни стало всё труднее. Иногда, услышав какое-то слово, Сашку вдруг как молнией ударяло, и он бросался записывать возникшие в памяти куплеты. Таких песен, ещё не спетых им в этом мире, он написал уже около шести десятков штук. Лет на пять ещё хватить должно. И потом горшочек перестал варить.

Придя в гости к дядьке Силантию в середине 1686 года, Сашка вдруг услышал, как на втором этаже сруба поёт Машка, его средняя сестра. За три года девки вымахали ввысь и превратились уже во вполне себе барышень. Старшей Татьяне было уже 16 лет, Марии 14 и Анне 12. По здешним порядкам – уже почитай невесты. А Танька так и в девках засиделась совсем.

И у Сашки аж дух захватило. И чего, дурак, раньше-то не додумался. Ведь столько песен для женского голоса знает. А ведь отбрасывал эти воспоминания, как ненужные. А чего, спрашивается, фигнёй страдал, когда вон сёстры всё напрашивались постоянно с ними попеть.

Призрак творческого кризиса как показался, так и ветром его сдуло сразу. Началась новая эра труппы «Московских музыкантов» - три Сашкины сестры через месяц вышли с ними на выступление и вжарили по ещё неокрепшим мозгам местной публики задорным девичьим вокалом:

- Провожал ты меня из тенистого сада, вдруг взяла тебя нервенная дрожь, - и пошитые матерью платья с широкими юбками пошли крутиться по полу, - Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо, может дам, может дам, чё ты хошь!

И задорно подмигивая, закружились вокруг стоящего по центру Сашки, который как бы выбирал и не знал, за какой девкой пойти.

На репетиции этого номера Силантий аж чуть не поперхнулся солёным огурцом. Долго уговаривали его дослушать песню до конца, убеждая, что ничего срамного тут его дочери никому не предлагают, а всё это игра такая. В результате Агафья прикрикнула на мужа, заявив, что Александру виднее. И, собственно, скандал на этом завершился. Дочери так смотрели на тятеньку, словно он их только что обозвал шлюхами, и возмущению их не было предела. Извинялся потом Силантий долго. Пришлось даже сапожки новые всем трём дарить. Дулись ещё неделю. Но на самом выступлении Силантий сидел в первом ряду и поглядывал по сторонам, не будут ли мужики с бабами косо смотреть на его девочек. Мысленно уже даже приготовился кому и в морду дать. Но обошлось. Публика встретила новых артисток с одобрением. А девки да бабы даже с завистью. Сами в пляс пускались и всё представляли себя на их месте рядом с Александром Данилычем. Красавчик же какой! Везёт же кому-то.

Но сразу после выступления Сашка приобняв на поклонах сестёр представил их публике, и ревность у женской аудитории мигом испарилась. Не все до того знали сестёр Меншиковых, но после этого концерта про них на Москве не говорили только немые. А Сашке пришлось проводить с девчатами серьёзную беседу на предмет того, как нельзя зазнаваться от первого успеха. Что надо много работать, чтобы публика не разочаровалась в них. Сестёр аж распирало от обрушившегося счастья, но после рассказов братца, про то, как артисты и спиваются, и про то, что гордыня их может совратить, они слегка поубавили эмоции. Пообещали клятвенно, что будут его слушаться, и что будут работать ещё больше, чтобы не посрамить батюшку с матушкой. И не зазнаваться. Ибо гордыня – грех смертный. И трижды перекрестились. Всё-таки богобоязненный народ в это время живёт, и детей правильно в вере воспитывает.

…

Стол для музыкантов накрыли в отдельном кабинете. В трактире у Никанора таких было аж пять, для особо знатных посетителей. Вот в одним из них, самом большом, после концерта как полагается и накрыли для артистов отходной стол. Завели такой обычай давно, и Сашка в своё время весьма этому порадовался, так что Данила включал отвальный ужин после каждого концерта как обязательный пункт договора с трактирщиками.

Повар у Никанора в этот раз расстарался, и, от количества съеденного, народ слегка даже осоловел. В этом трактире недавно начали подавать новые блюда – салаты. Говорили, что Никанор, никак, повара иноземца взял какого-то, вот тот и старается.

Машка, к тому времени успевшая тайком пригубить винца из бокала Таньки, громко крикнула половому, чтобы повара позвал. Мол, такие блюда вкусные, отблагодарить бы надо. Сашка с одобрением повернулся к сестре.

- А ведь и правда, как-то мы забывать стали про то, что люди вокруг нас стараются делать нам приятное, а мы и благодарить их забываем. Где повар тот? Позовите посмотреть хоть на мастера!

В свете недавней очередной беседы про гордыню, после истерики Аньки, на тему «почему им квасу не дали после выступления», посыл Машки был им понят, как правильно воспринятые советы. Молодец девка! Пример правильный подаёт.

В кабинет зашла молодая женщина в белом переднике и косынке на голове. Оглядываясь по сторонам, она, наконец-то, сфокусировала взгляд на Сашке и слегка поклонилась.

- Звали? – она продолжала напряжённо вглядываться в плохо освещённое дорогими свечками помещение. – Не понравилось что-то в еде?

Нина уже приготовилась услышать что-то негативное. Заставить Никанора ввести в меню трактира новые блюда было для неё очень сложно. И если от таких известных гостей сейчас будет нелестная критика о её готовке, то, скорее всего, на этом на её вновь начавшейся с нуля карьере повара можно будет ставить жирный крест.

Но вместо негатива, она услышала вполне одобрительные возгласы от музыкантов. А Александр встал со своего места и подойдя обнял её, приговаривая, что так хорошо их давно никто не кормил. Как будто она прям реально что-то несусветное изобрела, а не простые салаты с майонезом.

Нина находилась ещё под впечатлением от ранее услышанных песен, и, получив вдруг такое одобрение и добрые слова от дорогих гостей, про которых Никанор ей уже как три дня постоянно талдычит, что мол надо, чтобы довольные остались, она слегка расслабилась. Глядя в добрые чуть смеющиеся Сашкины глаза, она решила-таки задать так мучавший её вопрос.

- А скажите, Александр, а почему у вас в песне в степи замерзал мужик. Там ведь вроде ямщик замерзать должен был.

И сытый и слегка разомлевший Сашка, почти не задумываясь, на автомате ответил:

- Ну я сперва не знал, есть тут у них уже ямщики или пока ещё нет. Вот мужика и вставил.

И замолк.

А глаза у поварихи стали медленно превращаться в блюдца.

- А есаул, который сон тот разгадал, значит у них тут уже есть? – медленно и с придыханием произнесла женщина.

Сашкины глаза тоже начали округляться. А все вокруг постепенно затихли, видя, что с солистом происходит что-то странное.

- Есть. Я как на базаре услышал как-то «есаул», так сразу и про сон тот вспомнил, и про того, который коня бросил, а не пристрелил…- к концу фразы парень начал говорить всё тише, тяжело задышал и замер, уже не замечая ничего вокруг, кроме глаз стоящей напротив поварихи.

Нина закрыла рот ладонью. Слёзы сами брызнули из глаз, и она начала медленно оседать на пол.

…

Не доезжая до Москвы, разделились.

- Сама понимаешь, Пелагеюшка, не время тебе сейчас в первопрестольной-то появляться. Донесёт кто, не дай Бог, - он перекрестился, - а нам этого точно не надо.

- Да всё я понимаю, дядя Яков. – и Пелагея грустно посмотрела вслед уезжающих боярина с Рябым и Терентием.

Стёпа и Макар по приказу боярина должны будут сопровождать Пелагею и Ваську в поместье Татищева под Киржач. Оттуда потом и на Плещеево озеро к царю Петру Алексеевичу поедут уже вместе, как дядька все вопросы в Москве порешает и вернётся сам домой.

Денег боярин племяннице оставил с запасом. Могут, не стесняясь, теперь по постоялым дворам на ночлег становиться. Благо дорога от Москвы до Переяславля-Залесского была обкатана да обжита. Вот по ней и последуют.

От Москвы до поместья Татищева было без малого 120 вёрст. За четыре дня не торопясь доедем, думал Васька, когда Стёпа ему расстояние озвучил.

- Это ежели по тракту ехать. А ежели напрямки то вёрст 100 будет. Но там есть места глухие. И болота. С боярыней оно не хорошо будет.

Ну вроде уже не торопимся никуда. По тракту так по тракту.

Обогнув по широкой дуге Москву справа, на следующий день вышли на тот самый тракт.

Народу тут на дороге заметно прибавилось. Оживлённая по этим временам трасса оказалась. Васька аж присвистнул. Телеги, телеги, о, опять телеги. Проехать минут десять и никого не встретить – это прям удача. Царь на Плещеевом озере строил флот. И народишко сновал туда-сюда постоянно, туда привозя провиант и материалы, обратно увозя увечных да больных.

- Бедновато тут живут, - Васька первое время всё крутил башкой по сторонам, пытаясь разглядеть богатые кареты или красивых кавалеристов на боевых конях. А встречались пока только какие-то замызганные и, часто необутые даже в лапти, крестьяне. – Мдааа, вроде и столица рядом, а как-то всё бедностью пропахло.

- А тебе дворцы да палаты царские подавай? – Пелагея опять посмотрела на Ваську оценивающе. – Не привык к бедности? Запах не тот? А что нюхать привык? Фиалки да парфюмы французские?

- Ну чего сразу французские-то? – Васька слегка напрягся, как бы опять не ляпнуть чего. – Можно же и не богато жить, и не вонять. Или нельзя? – И парень улыбнулся.

- Ну почему нельзя. Можно. В баню-то по субботам многие ходят. И не богатством сие измеряется. Ты сам-то давно в бане был?

- Не помню. – Васька опять включил несознанку.

- А что помнишь-то? Про французов вон не переспросил, понял ведь о чём речь.

- Ну помню про Людовика какого-то. Про Версальский дворец что-то. Про какую-то ночь в день святого Варфоломея еще. Типа там католики и гугеноты резали друг-дружку. – Васька как раз недавно читал Королеву Марго и точно помнил, что ночка та случилась аж в 1572 году от Рождества Христова, а, следовательно, спалиться знаниями из будущего не боялся.

Пелагея аж коня притормозила.

- А говоришь, не помнишь ничего? Ещё что-то вспомнил?

Про Людовика XIV, правящего сейчас в Париже, знали на Руси, конечно, многие. Про Версальский дворец – меньше. А вот про Варфоломеевскую ночь, пожалуй, и никто. Сто лет назад был этот страшный религиозный конфликт между двумя ветвями христианства, никак не касающийся православия в России. Сама Пелагея-то знала о нём только потому, что мама когда-то на ночь ей рассказывала страшные истории из европейской жизни. Про чуму, крестовые походы и ещё вот про ночь эту.

Но откуда этот с виду обычный парень это мог знать?

А Васька, в своём стремлении не разболтать что-то про будущее или ляпнуть что-то про неизвестное в это время, как оказалось, сдуру ляпнул то, что как бы и известно, но не всем.

И Пелагея уцепилась за это. Разгадка парня вдруг ей показалась такой близкой. Грамотный, знает про религиозные войны в Европе, признался сам, что говорит по-немецки, чистюля, владеет невиданными доселе приёмами боя без оружия. Боевой монах патриаршей сотни?

Про этих тайных бойцов патриарха Иоакима ходили только неясные слухи. Вроде как, есть такие монахи, которые и не монахи вовсе, а очень даже миряне, но фанатично преданные только самому патриарху. И что бойцы они знатные, и защищать призваны патриарха и царскую семью, всегда тайно находясь где-то рядом с ними.

Хотя вроде с виду и в обхождении совсем простой. И не сильно-то и набожный. Вон мимо церквей проезжали, так и не перекрестился первым. Да и потом как-то без должного почтения быстро тремя перстами задёргал. Странный он всё же.

Заночевали в придорожном трактире недалеко от деревеньки Авезино. Поужинали и завалились спать во вполне чистые кровати с матрасами, набитыми прошлогодним сеном. Трактирщик утром приготовил яичницу и поставил на стол кувшин с каким-то отваром. Пелагея понюхала жидкость и кивком разрешила всем налить по кружкам. Поели. Запили. И поехали дальше.

На третий день свернули с тракта направо. И дальше уже дорога стала петлять между редкими полями и болотами, периодически заводя отряд прямо в дебри дремучие, а потом опять выныривая на свет солнечный.

Вокруг лето уже полностью вступило в свои права, и местные комары со слепнями видимо решили, что им крупно свезло, раз такие сочные путники зашли к ним в гости.

Пелагея опять достала своё злое снадобье и по очереди все намазались. Хрен с ним с ароматом, лишь бы не сожрали совсем, твари кусачие.

Нападение началось, как обычно, внезапно. Из кустов вылетела короткая арбалетная стрела и вонзилась прямо Макару куда-то в живот.

Засада была грамотная. Позади отряда уже валилось на дорогу дерево, покрытое молодыми листочками, а спереди на дорогу вынырнули три тёмные фигуры с дубинами в руках. Хотя вон у самого здорового вроде не дубина, а сабля в руке.

Макар свалился с седла, убитый стрелой наповал. Даже вскрикнуть не успел.

Васька на голых рефлексах стёк с седла на траву и потащил на себя Пелагею, прикрываясь лошадьми от нападавших спереди. Сзади был ещё один.

Бежать на лошадях было бессмысленно. Если у них арбалет, в спину достанут. И то, если им удастся без потерь прорваться через троих амбалов, загородивших дорогу спереди.

Поэтому Васька резко перешёл в боевой режим, и громко прошептал испуганной Пелагее:

- Здесь стой!

И, выхватив подаренный при расставании барином татарский кинжал, практически растворился в воздухе, мгновенно набирая скорость для ближней атаки заднего нападающего. Тот не успел даже поднять дубину.

До лошадей оставалось ещё аршин пять. Атаман уже мысленно и раздел и даже успел снасильничать девку, потому улыбаясь и капая слюной на грязную сто раз штопанную рубаху, умер быстро.

Стёпа, увидев падающего на землю побратима, выхватил саблю и, прикрываясь головой коня, понёсся вперёд на разбойников. Он успел срубить одного, когда мимо головы просвистела вторая стрела. Где-то в лесу сидел стрелок.

- Стрелок слева, - закричал Стёпка, хотя понимал, что возможно уже некому. Но потом вспомнил, что рядом с боярыней тот странный парень, и развернув коня опять понёсся на ворогов. А их осталось всего двое, не считая этого чёртова стрелка.

Услышав крик боевого холопа, Васька резко поменял вектор движения. Идти на помощь всаднику, оставляя за спиной неизвестного стрелка, глупость несусветная. И он метнулся влево в кусты.

Арбалетчик был тут. Торопился натянуть тугую тетиву, высунув от напряжения язык и пуча глаза. Успел натянуть, прежде чем Васькин удар кинжалом по шее не отправил его гореть в аду.

Как стрелять из арбалета Васька не знал. Не было у него такого умения в заначке, как стрельба из древнего средневекового самострела. То ли дело ножичек. С колющим оружием всё-таки у спецназовца проблем не было. От предложенной Татищевым ему сабельки Васька сразу отказался. А вот ножичек ему понравился. Прям нужный размерчик.

Вынырнув на дорогу, парень едва успел воткнуть кинжал в затылок разбойника, поднявшего дубину для решающего удара по упавшему с коня Степану.

Нога у холопа была вся в крови. Но он был в сознании.

- Задели твари, но и я успел дотянутся до второго. – Степан дышал с трудом. – Что стрелок?

- Кончился. – Васька быстро оглядел место скоротечного боя. Четверо нападавших признаков жизни не проявляли. – Потерпи немного. Боярыня, - крикнул он Пелагее, по-прежнему прячущейся за их лошадьми, - помоги Степану, чем сможешь. Ранили его.

А сам, выдернув кинжал из затылка последнего врага, быстро прошёлся и, втыкая клинок в шею лежащим, завершил контроль.

Степан действиями парня был не просто удивлён. Он явно был шокирован, с каким хладнокровием и скоростью тот короткими движениями рукой добил нападавших.

Пелагея тем временем подбежала к Стёпе и стала разрезать на нём штанину, пытаясь остановить кровь.

- Артерия вроде не задета, - проговорил подошедший Васька, и Пелагея со Степаном снова удивлённо посмотрели на парня.

…