Ричард А. Лупофф[153] Как была открыта Гурская зона

Они занимались любовью, все трое — Гомати, Ньёрди, Шотен, — когда сработала сигнализация. Переливчатый, затухающий звук свидетельствовал: установлен первый дистанционный контакт с удаленным объектом — с десятой планетой, что находилась за эксцентричной орбитой Плутона и вращалась вокруг далекого, почти незримого Солнца с иррациональной скоростью на расстоянии приблизительно шестнадцати миллиардов километров: ее громадная масса тонула в вечной тьме и запредельном холоде. О существовании этой планеты догадывались давно, но до сих пор никто на ней не бывал.

Гомати была единственной женщиной в экипаже: высокая, почти под два метра от шелковисто-гладкой макушки до кончиков блестящих оловосодержащих ноготков на ногах. Как только прозвучал сигнал, она рассмеялась журчащим смехом — звонко, весело: до чего же неуместно дела космические ущемляют права плоти!

Корабль вылетел с Плутона, хотя с этой точки орбиты он находился ближе к Солнцу, нежели Нептун. Изготовленный в условиях практически нулевой гравитации крохотной луны Нептуна Нереиды, летательный аппарат был переправлен обратно сегмент за сегментом и уже там собран и оснащен кибернетическими организмами — десятком крохотных биомозгов. Экипаж из трех пилотов взошел на борт, и корабль стартовал с изрытой кратерами поверхности Плутона.

Ньёрд, представитель мужской «половины» экипажа, выругался сквозь зубы: сигнал радиолокатора застал его врасплох, невнимание Гомати — обидело, а ее неуместное веселье и то, как легко она отвлеклась от них с Шотеном, оскорбило до глубины души. Ньёрд почувствовал, как его орган безвольно обвис, и на мгновение пожалел о некогда принятом решении сохранить органический фаллос и гонады — когда еще юнцом прошел кибернетическую модификацию. В нынешних обстоятельствах потенция киборга оказалась бы и сильнее, и продолжительнее, однако ж подростковая гордость Ньёрда даже мысли не допускала о возможности каких-либо неудобств с эрекцией.

Запущенный с каменистого Плутона, орбитальная плоскость которого наклонялась к плоскости эклиптики почти на 18 градусов, корабль практически катапультировался в противоположную Солнцу сторону; он облетел вокруг Нептуна, отсалютовал по пути спутнику, на котором родился, корректирующими курс выбросами и унесся, словно камень из гравитационной пращи, в черноту неведомого.

Шотен, кибернетически модифицированный больше всех прочих, отдал телепатический приказ. Подключившись к сенсорным датчикам корабля, Шотен настроил сознание навигационных биомозгов на дистанционное считывание данных, определяющих местонахождение удаленного объекта. Данные подтвердили предполагаемую информацию об объекте: его огромную массу и невероятное расстояние — превышающее даже афелий Плутона (что составляет около восьми миллиардов километров). Далекий объект вращался вокруг светила на расстоянии в два раза большем, нежели самая удаленная от Солнца точка орбиты Плутона.

Корабль под названием «Хонсу»,[154] в честь древнего небесного божества, нес на себе все необходимое для жизнеобеспечения троих членов экипажа, запас топлива и резерв мощности, достаточные для полета до цели, запланированной посадки на удаленный объект, затем взлета и обратного пути и приземления, но уже не на Плутон (к моменту возвращения «Хонсу» он будет находиться гораздо выше плоскости эклиптики, за пределами орбиты Нептуна), а на крупнейший из спутников Нептуна, Тритон, где еще до отправки «Хонсу» в исследовательский полет загодя подготовили приемную станцию.

Ньёрд недовольно бурчал себе под нос, не к месту сожалея, что не знает исходного пола Шотена Бинаякья — кем он был до того, как прошел киборгизацию. Сам Ньёрд Фрейр, уроженец Ладциновской империи Земли, сохранил свою мужественность, даже подвергшись всем традиционным имплантациям, резекциям и модификациям половозрелой киборгизации.

Шри Гомати, родом из Кхмерской Гондваны, также сохранила свои женские первичные характеристики в исходной форме и рабочем состоянии, хотя и предпочла заменить малые половые губы и клитор на металлические, что Ньёрда Фрейра порою изрядно раздражало.

Но Шотен, Шотен Бинаякья, оснащенный многоцелевыми гениталиями с изменяемой конфигурацией, оставался загадкой: даже происхождение его (или ее?) оставляло место сомнениям. Он родился на Земле или, по крайней мере, так утверждал, однако в отличие от Ньёрда Фрейра не являлся подданным Ладдиновской империи, где правил Йамм Керит бен Чибча, равно как и Кхмерской Гондваны, где царил Нрисимха-Львенок (этой стране присягала на верность Шри Гомати).

— Ну что ж, — проскрежетал Ньёрд. — Что ж, великая планета о себе возвестила.

Он поморщился: автоматические сервомеханизмы-утилизаторы воровато забегали вокруг в поисках восстанавливаемых протеидов, оставшихся от прерванного соития.

Шри Гомати, интригующе поблескивая посеребренными видеодатчиками, повернулась к недовольному Ньёрду и загадочному Шотену.

— Вы что-нибудь видите? — спросила она. — Визуальное определение местоположения уже возможно?

Шотен Бинаякья потянулся к киберзахвату клешневого типа, постучал по регулятору визуального экстензора. Биомозг, настроенный повиноваться любому из членов экипажа, активировал экстензор и направил его к одному из блестящих датчиков. Мерцающее поле видеокадра сдвинулось в сторону, приемники на входе открылись, готовые к подключению волоконно-оптических кабелей.

Щелчок, тишина.


D68/Y37/С22/обратный кадр

Коронация Йамма Керита бен Чибчи ослепляла великолепием. Никогда прежде Южно-Полярный Иерусалим не видывал зрелища такой роскоши, такого блеска и такой мощи. Тысячи нагих, позлащенных рабов, разубранных драгоценными камнями и перьями, прошествовали по широкому проспекту перед Императорским дворцом. На перевитых воедино золотых и вейцманиевых жгутах они влекли сверкающие колесницы-джаггернауты. Фонтаны рассыпали пенные струи благоуханного вина. Мажордомы пригоршнями швыряли желтые шекели в ликующую толпу.

Апофеозом празднества стал парад антрокиберфантов — великолепных слонов-мутантов, мозжечок которых был хирургически удален при рождении и заменен фрагментами человеческого мозга, выращенного из клонированных клеток, пожертвованных (в ряде случаев в принудительном порядке) величайшими учеными, интеллектуалами и деятелями науки, подданными Йамма Керита вен Чибчи. У подросших и достигших пубертатного возраста антрокиберфантов хирургически удалялись половые железы и вживлялся целый набор электронных имплантатов, включая компьютеры инерциального управления, гироскопы с коррекцией от магнитного компаса и нейронные приемопередатчики.

Антрокиберфанты выделывали антраша и курбеты на широком проспекте перед Императорским дворцом и оглашали окрестности трубными мелодиями Вагнера, Мендельсона, Баха и Моцарта, тщеславными самолюбованиями Рихарда Штрауса, эротическими фантазиями Скрябина, длинными тактами Бриттена, диссонантами ударных инструментов Эдгара Вареза, и все это — в безупречной оркестровой гармонии, с дополнительными акцентами тимпанов, цимбал, литавр и кимвалов в подвижных, гибких щупальцах, что росли из особых узлов на слоновьих лопатках.

На задрапированном шелками и инкрустированном драгоценными камнями балконе Императорского дворца Верховный монарх Ладдиновской империи улыбался, помахивал рукой, кланялся, аплодировал, оборачивался к увенчанным тюрбанами мажордомам, набирал полные горсти памятных сувениров и милостиво бросал их демонстрантам и ликующим толпам, что сошлись поучаствовать в великом торжестве.

Ладдиновская империя включала в себя всю протяженную антарктическую область бывшего Израиля-в-Изгнании и расширенную территорию Большой Ги-Бразил, что претендовала на господство над всеми Америками, от Гудзонова залива до Патагонии — до того, как оказалась под контролем южно-полярной нации. Верховный монарх, Йамм Керит бен Чибча кланялся, махал рукой, бросал в толпу памятные сувениры. Глубоко в недрах земли, под некогда обледенелыми равнинами и горами пробуждались к жизни гигантские гироскопы.

Земная ось начала понемногу смещаться по долгой, тщательно запрограммированной фазе. В известность были поставлены разве что слуги и советники Верховного монарха; ничего, кроме воли Йамма Керита бен Чибчи, Верховного монарха, не принималось в расчет. Йамм Керит бен Чибча задался честолюбивой целью — даровать каждому жителю планеты Земля и каждому квадратному метру ее территории справедливый и равноправный доступ к изобилию, красоте, радости, свету и теплу солнца.

Гигантские гироскопы вращали громадными маховиками, и исконный наклон земной оси постепенно менялся.


Фанатичные орды Нрисимхи-Львенка хлынули из города Медины в древнюю Аравийскую пустыню, сокрушая все на своем пути во имя священного Львенка Господнего. Силы Нового Рима, империи, основанной Фортуной Палес, и Нового Кхмерского царства, веком раньше созданного Видья Деви, убивали приспешников Нрисимхи-Львенка сотнями тысяч, а потом и миллионами.

Как только удавалось Нрисимхе пополнять обескровленные армии? Сколько солдат мог выставить один-единственный город Медина? В чем заключался секрет одержимых орд?

Никто не знал.

Но они все текли и текли вперед — бесстрашно и неудержимо; их невозможно было ни остановить, ни замедлить, ни обратить вспять. Все, что могли силы сопротивления, — это убивать их миллионами; и они гибли, гибли, гибли, но их соратники шли дальше, переступая через мертвые тела — тела воистину странные, поскольку они не гнили и не разлагались, в отличие от трупов обычных солдат, а словно бы превращались в аморфный студень и впитывались в саму землю, не оставив по себе никаких следов — ни обмундирования, ни даже оружия или снаряжения. Но там, где прошли они, расцветали невиданные цветы и созревали плоды, и буйное великолепие этих колонн, лепестков и ягод размером с дыни разливало в воздухе сладостные дурманные ароматы, так что тех, кто собирал урожай и вкушал от него, одолевали сны — сны завораживающе-прекрасные и пугающе-нездешние.

Странные гонцы поспешали через пески пустынь Африки и Азии, возвещая: Львенок-Нрисимха явился принести мир, славу и великолепие новой Империи — Кхмерской Гондване, этой абсолютной диктатуре непревзойденной благости, что протянется от Сибири до Ирландии и от Северного полярного круга до мыса Доброй Надежды.

На то, чтобы завершить завоевания, последователям Нрисимхи-Львенка понадобилось не так уж много лет, ну и еще несколько — на создание действенной инфраструктуры и назначение региональных сатрапий под абсолютной властью Нрисимхи.

Кхмерская Гондвана имела бешеный успех.


Не прошло и года после полной победы Йамма Керита бен Чибчи над всей территорией Ладдиновской империи и после воцарения Нрисимхи-Львенка в Кхмерской Гондване, когда две великие державы вынуждены были заключить союз, ибо их атаковали полчища земноводных со дна морей. Как долго эти невиданные, похожие на лягушек разумные существа жили в своей мрачной донной метрополии на глубине сотен метров ниже поверхности земных океанов, навсегда останется неразрешимой загадкой.

Что заставило их подняться из бездн и атаковать народы суши, тоже неведомо, хотя, по всей видимости, причиной нападения послужило неуклонное смещение земной оси, вызванное исполинскими подземными гироскопами Йамма Керита бен Чибчи.

Глубоководные воспряли и вылезли на берег по всему взморью одновременно. Носили они лишь странной работы браслеты и украшения из нержавеющего металла. Вооружены они были чем-то вроде зазубренных трезубцев из морских легенд. Они влекли за собой страшные каменные статуи неописуемых внеземных чудовищ, перед которыми совершали кощунственно разнузданные ритуалы и всяческие извращенные непотребства.

Ладдиновская империя и Кхмерская Гондвана, объединив силы, дали отпор угрозе и прогнали странных Глубоководных обратно в илистые владения, откуда они появились. К 2337 году объединенная земля вновь наслаждалась покоем и процветанием под благим и ярким солнцем.

Угрозу Глубоководных удалось отвратить, по крайней мере, до поры до времени.

И в миллиардах километров от Земли человечество возобновило свое героическое продвижение к дальним окраинам Солнечной системы.


15 марта 2337 г.

— Еще нет, — лязгнул голос Шотена Бинаякья.

— Но уже скоро. — Гомати подключилась к радиолокационному датчику «Хонсу», и кибербиоты конвертировали поступающие импульсы в псевдовизуальные образы. — Смотрите! — воскликнула она. — Да это целая система!

Ньёрд Фрейр заерзал на месте: сколько можно досадовать, пора бы уже переключиться на что-нибудь по-настоящему важное!

— Ну же, ну, — услышал он голос Гомати, непонятно, органический или синтезированный, — дай входной сигнал на максимальную мощность!

Ньёрд послушно подключился к внешним датчикам «Хонсу».

— Потрясающе!

— Еще бы.

— И не то чтобы беспрецедентно. Напротив, — вмешался Шотен Бинаякья. — У всех гигантов — сложная система лун. Взять хоть Юпитер. Или Сатурн. Или Уран. Пошарь в банках памяти, если не помнишь.

Ньёрд недовольно направил совершенно ненужный запрос в кибербиотический имплантат.

— Ммм, — пробурчал он. — Ну, допустим. Среди них — около тридцати значимых спутников. Плюс всякий мусор. Допустим. — Ньёрд кивнул.

— И этот новый гигант?..

— Не новый, — поправил Ньёрд. — Он вообще-то все время здесь был, наряду с прочими. От гипотезы старины Лапласа[155] насчет молодых и старых планет отказались примерно тогда же, когда опровергли представления о плоской Земле и неделимости атома, знаешь ли.

— Умница ты наш, Фрейр, — саркастически усмехнулся Шотен.

— И что?

— Ньёрд, со всей очевидностью Шотен имел в виду «новооткрытый», — поморщилась Шри Гомати. И спустя долю секунды добавила: — А вскорости будет и «новоисследованный».

Ньёрд раздраженно выдохнул.

— Ага. А вот этот древнеевропейский, как бишь его там, Галапагос наблюдал основные спутники Юпитера аж семь сотен лет назад. А как только изобрели оптический телескоп, так и все остальные добавились. Ни датчиков радиации не понадобилось, ни тем более зондов. Семь сотен лет назад!

— Семьсот двадцать семь, Ньёрд. — Шри Гомати ласково потрепала его по гениталиям.

— Уж эта мне твоя одержимость древней историей! В толк не могу взять, Гомати, как тебя вообще зачислили в экипаж: вечно ты носишься со всякими допотопными теориями и авторами!

— Ну не то чтобы одержимость. Галилей — одна из ключевых фигур в истории науки. Он обнаружил четыре крупных спутника Юпитера в тысяча шестьсот десятом году. Вычесть эту цифру из двух тысяч трехсот тридцати семи и получить семь-два-семь — арифметика несложная. Мне даже к кибербиоту обращаться не пришлось, чтобы просчитать разницу, Ньёрд, солнышко.

— Тьфу! — Остатки живой плоти на лице Ньёрда вспыхнули жарким румянцем.

— Вот она — входит в радиус видимости! — положил конец перепалке Шотен Бинаякья. — Спустя столько лет загадка пертурбаций на орбитах Урана и Нептуна разгадана. Планета Икс!

— Вечно ты все драматизируешь, Шотен! — фыркнул Ньёрд. — Тоже мне, планета Икс!

— А что, удачное совпадение, Ньёрд, солнышко, — рассмеялся абсолютно синтезированным смехом Шотен. — Лоуэлл[156] использовал этот термин для обозначения своей таинственной планеты: под X подразумевалась «неизвестная величина». Томбо[157] обнаружил ее и назвал Плутоном. А теперь это не просто X в смысле «икс», но еще и десятая по счету планета. Красиво вышло, что и говорить.

Ньёрд собрался было ответить, но прикусил язык: сенсорные датчики «Хонсу» уже показывали далекую планету. Это и впрямь оказалась целая система, наподобие планет-гигантов; данные радиолокационного зондирования потоком хлынули через внешние устройства и, уже отфильтрованные и обработанные кибербиотическим мозгом, затопили его сознание.

Гигантское темное небесное тело плыло сквозь непроглядную черноту. Оно почти не отражало света от далекого солнца, но поблескивало зловеще и смутно и с неспешной периодичностью сердцебиения волнообразно пульсировало низким кармазинно-красным излучением, что раздражающе действовало на подсознание Ньёрда, даже пройдя через механизмы корабля и будучи обработано кибербиотами. С завороженным отвращением Ньёрд глядел на мерцающий, вибрирующий шар.

Вокруг непристойно сплюснутой планеты кружило целое семейство небесных тел меньшего размера: сами по себе, по-видимому, тусклые и безжизненные, но наклонно подсвеченные зловещим тоном планеты-родителя.

— Юггот… — Тихий шепот Шри Гомати резко вывел Ньёрда из задумчивости. — Юггот… — И снова: — Юггот!

— Это еще что такое? — огрызнулся Ньёрд.

— Юггот, — повторила Шри Гомати.

Мужчина раздраженно зашипел, не сводя глаз с гигантского пульсирующего небесного тела, что во внешних датчиках «Хонсу» казалось еще огромнее, и с семейства спутников, которые сами вели себя как точь-в-точь как игрушечные планеты на орбите вокруг раскаленного ядра миниатюрного солнца.

— Великий мир — Юггот, — промурлыкала Шри Гомати. — А Нитон и Заман — миры малые; есть еще кружащаяся пара — вон, видишь, видишь! — Тог и его близнец Ток с нечистым озером, где плещутся раздутые шогготы.

— Ты не знаешь, что это еще за бред? — осведомился Ньёрд у Шотена Бинаякья, но Шотен лишь покачал андрогинной шелковисто-блестящей головой: серебристые глаза замерцали, органические губы раздвинулись, за ними блеснули верхний и нижний монодонты из нержавеющей стали.

Дистанционные датчики «Хонсу» уже собрали достаточно информации; теперь кибербиоты корабля рассчитывали и упрощали данные, составляя выборки характеристик новой планетной группы. Шотен поднял телескопический киберимплант и указал на мерцающий экран, по которому сверху вниз медленно бежали строки.

— Видите, — зажурчал неопределенный, синтезированный голос, — масса у планеты гигантская. Превосходит Юпитер в два раза. А Землю — так в шестьсот раз! И сплюснута она еще больше, чем Юпитер, — что у нас там с вращением? — Шотен помолчал, выжидая, пока на экран выползут новые строки информации. — Период вращения у нее еще короче, чем у Юпитера. А скорость вращения поверхности должна быть… — Он умолк, послал запрос в нейрокибернетическую сеть корабля и усмехнулся: ответ высветился на экране.

— Вы только представьте себе, каково это — отдыхать на поверхности этой планеты, одновременно вращаясь со скоростью восемьдесят тысяч километров в час!

Ньёрд Фрейр поднялся с кушетки. Наименее киборгизированный из всех троих, он сохранил три из своих изначальных органических конечностей. Он развернулся, хватаясь за поручни, чтобы не упасть, продел автоматизированную руку сквозь две опоры — и принялся яростно жестикулировать, переводя взгляд от Шотена к Шри Гомати.

— С экрана читать мы все горазды. Я спрашивал, что за чушь несет эта евразийская стерва!

— Ну право, солнышко, — неопределенно проворковал Шотен Бинаякья.

Мерцающие серебряные глаза Шри Гомати в кои-то веки не были полностью экранированы: они неотрывно смотрели куда-то вдаль. Ее руки — одна оснащенная целым набором научных и механических приспособлений, вторая с множеством вживленных в нее гибких хрящевидных органов, в равной степени пригодных и для технических операций, и для эротических забав, — затрепетали, запорхали у самого ее лица. Говорила она, обращаясь не то к себе, не то к какому-то отсутствующему, незримому существу, чем к Ньёрду Фрейру или Шотену Бинаякья. Казалось, она программирует целую партию кибербиотических мозгов, заполонивших электронные сети корабля.

— Пятнадцатого марта две тысячи триста тридцать седьмого года, стандартное земное время, — мурлыкала она. — Ему бы понравилось. Ему приятно было бы знать, что о нем помнят. Что в свое время он был прав. Но как он проведал? Просто-напросто догадался? Или общался с сущностями извне? С созданиями из странного, сумеречного мира за пределами звездной бездны, из этой тусклой и призрачной земли теней?.. Ты вот уже четыреста лет как мертв, Говард, — покоишься ли ты в древней земле и по сей день? Уж не воскресил ли какой-нибудь современный Карвен твой прах, сиречь основные соли?

— Безумие! — воскликнул Ньёрд Фрейр. Органической рукой он ударил Гомати по лицу: ладонь отскочила от твердой кости и еще более твердого металла, внедренного в плоть.

Ее мерцающие глаза вспыхнули, она отпрянула, извернулась, обожгла его негодующим взглядом. Между ними словно замкнулась электрическая цепь: губы у обоих напряженно подергивались, немые лица исказились враждебностью. Помимо этого, ни один и пальцем не пошевелил.

Недвижную напряженность разрушило лишь властное вмешательство Шотена Бинаякья:

— Пока вы тут ссоритесь, милые, я велел кибербиотам вычертить нашу орбиту в новой системе.

— В системе Юггота, — повторила Гомати.

— Как скажешь.

На долю секунды экран данных покрылся абстрактными кляксами, а затем заполнился мерцающими диаграммами новой системы: в самом центре возникла сплюснутая у полюсов планета с ее шероховатым поверхностным рельефом; маленькие каменистые луны стремительно вращались вокруг нее.

— Мы можем приземлиться только единожды, — проворковал Шотен. — Надо тщательно выбрать точку касания. Последующие экспедиции смогут изучить планету подробнее. Но если мы ошибемся с выбором, от этого Юггота, — он саркастически передразнил название Гомати для огромной планеты, — миры, чего доброго, откажутся навеки. — Шотен самоутверждающе закивал кибернетически модифицированной головой и синтезированным голосом повторил: — Да, навеки.


15032127 считывание данных

Азиатско-Тихоокеанская Сфера Взаимного Процветания продолжала эволюционировать. Вне всякого сомнения, то был центр мирового могущества, экономического развития и политического руководства. А еще — гигантская держава, вобравшая в себя континенты и океаны, включая десятки огромных городов и миллиарды жителей.

Главным ее городом был Пекин. Вторичными административными центрами стали Лхаса, Бомбей, Мандалай, Кесон-Сити, Аделаида, Крайстчерч, Санта-Ана.

Первый великий вождь Сферы, Во Тран Куок превратился в фигуру легендарного масштаба спустя какие-то сто лет после смерти. Научные школы спорили о том, кем же он являлся на самом деле. Несмотря на имя, вьетнамцем он не был. Это установили доподлинно. Одна группа ученых утверждала, что он — маори. Другая — что айну. Третья доказывала, что в действительности он женщина-бенгалка, которая стала жертвой насилия в ходе войны за независимость в Бангладеш и впредь выдавала себя за мужчину (или, возможно, подверглась операции по смене пола, включая пересадку пениса и яичек, пожертвованных безвозмездными донорами).

Как бы то ни было, но Во Тран Куок умер.

После его смерти началась борьба за власть. Из тех, кто претендовал наместо покойного вождя, одни делали это исключительно из личных амбиций. Другие — во имя идейной убежденности. Великий идеологический диспут 2137 года был посвящен проблеме интерпретации древнего политического афоризма.

Древний политический афоризм звучал так: «Как все сущее в мире обладает двойственной природой, вот так же двойственна природа империализма и всех реакционеров: они — тигры настоящие и одновременно — "бумажные тигры"».[158]

В то время как политические идеологи в Пекине спорили о значении и смысле этого политического утверждения, из ниоткуда возникла новая сила — с центром в таинственном городе Ангкор-Ват в глубине джунглей древней Камбоджи. Эта новая сила утвердила в мире феминистский орден. Ее лидер, по примеру Во Тран Куока, взяла себе имя мифического героя из иной, не своей культуры.

Она провозгласила Новую Кхмерскую Империю, что протянулась от Уральских до Скалистых гор.

Она взяла себе имя Видья Деви. Что означало «богиня мудрости».

Бывшая славянская область и Магриб соперничали друг с другом, что век спустя привело к сближению и в конечном итоге к слиянию. Возродилась древняя Римская Империя. В нее вошли вся Европа, Ближний Восток, Африка и Северная Америка от Атлантики до Тихого океана. (Теперь Ниагарский водопад изливал свои воды прямиком в океан; бывший западный берег реки Гудзон стал элитным приморским курортом.) Скалистые горы глядели на бурные волны; водная гладь протянулась до самых берегов Азии.

Империей правила абсолютная монархиня под попечительством мирового феминистского ордена. Ее именовали — императрица Фортуна Палес I.

Латинская Америка, от архипелага Огненная Земля до южного берега Рио-Гранде (но исключая Нижнюю Калифорнию), составляла Большую Ти-Бразил. Императрица претендовала на прямое происхождение от династии Бурбонов. Звали ее Аструд до Муискос.

В Антарктике развернулся грандиозный проект по мелиорации земель. Геотермальная электростанция растопила лед по кругу с центром на Южном полюсе. Рекультивированная область занимала полтора миллиона квадратных километров. Почва оказалась фантастически богата минералами. И невероятно плодородна. Живописная красота ландшафта не имела себе равных. Здешние горы, озера и ледники затмевали Новую Зеландию, Швейцарию и Тибет. Искусственно насаженные леса разрослись стремительно и буйно. Ввезенные флора и фауна плодились и размножались. Немногие местные виды — пингвины, земноводные млекопитающие и недавно открытая странная порода птиц (их назвали текели-ли) охранялись законом.

Новую страну назвали Исроэльской Диаспорой.

Ее главой под эгидой мирового феминистского ордена стала Танит Шадрапа. Имя это означало «целительница Иштар».

Мировой феминистский орден активно содействовал развитию научных исследований, главным образом на основе институтов в Исроэльской Диаспоре. Возродилась космонавтика — давно заброшенная, если не считать разработок орбитальных систем оружия. На планете Марс и на астероидах были созданы космические базы. Корабль с экипажем на борту вышел на орбиту Венеры, произвел тщательные наблюдения, выслал видеомониторы и роботов для взятия проб на поверхность планеты. Венера оказалась недвижимостью никчемной и негостеприимной.

Была предпринята попытка высадиться на поверхность Меркурия. Экспедиция планировалась крупномасштабная. Посадочный модуль должен был опуститься на темной стороне планеты, у самой границы света и тени; оттуда его предполагали переправить в ночь. Под покровом меркурианской ночи ему предстояло углубиться в почву. К тому моменту, как корабль пересечет границу и окажется на дневной стороне, модуль будет благополучно погребен в глубине и переждет «в спячке» палящий меркурианский день.

Но что-то не заладилось. Корабль совершил посадку. Начались экскавационные работы. И вдруг все разом исчезло в глубинах — словно планета съела и корабль, и экипаж. Установить связь так и не удалось.


На Земле преобладал такой вид искусства, как хеомнария. Что подразумевало «купажирование» и преобразование сенсорной информации. Самыми популярными сенсорными комбинациями считались звук, запах и вкус. Величайшим хеомнаристом в мире считалась некая карлица из Эквадора — она всеми правдами и неправдами добралась до столицы Ги-Бразил и добилась личной аудиенции у самой Аструд до Муискос.

Карлица начала представление, воссоздав рокот прибоя о скалы Тихоокеанского побережья, где гранитные глыбы Анд уходят на сотни футов вниз, в ледяную пену. К этому звуку примешивался теплый, пряный аромат жаренных на углях каштанов. И — неуловимо-тонкая нота молотого кориандра.

Аструд до Муискос осталась довольна.

Далее карлица представила синтезированный голос ожившего вулкана с добавлением запаха натра и маслин, вовсе не известного за пределами тайной бальзамировочной мастерской египетских храмов, возведенных шесть тысяч лет назад. Сюда же карлица добавила вкус spithrus locusta. А надобно знать, что spithrus locusta — это морское паукообразное, мясо которого настолько же вкуснее обычного вареного омара, насколько пресловутый омар превосходит обыкновенную лобковую вошь.

Аструд до Муискос осталась весьма довольна.

Но истинным триумфом карлицы стало сочетание белого шума в обычном диапазоне слышимости, оттененного дозвуковыми и ультразвуковыми частотами, с ароматом квинтэссенции кокаинового экстракта и вкусом концентрированной муравьиной кислоты, добытой из бродячих муравьев Амазонии.

Аструд до Муискос назвала карлицу своей преемницей на троне Ги-Бразил.


Современной религией, в полном соответствии с политическим климатом, стала несколько видоизмененная форма древнего культа богини Иштар, с такими местными вариациями, как Ашторот, Aстарта и Афродита. Возникло даже своего рода всемирное Мамство с престолом в древнем возрожденном Вавилоне.


15 марта 2337 г.

— В упор не понимаю, почему мы сюда так долго добирались, — буркнул Ньёрд Фрейр.

— В смысле, с Плутона? — откликнулся Шотен. — Но мы же на курсе. Мы — в свободном падении. Вот, смотри.

Кибербиоты тут же вывели на экран таблицу с курсовыми данными поверх вращающейся диаграммы системы Юггота.

— Да не с Плутона! — сплюнул Ньёрд. — А с Земли! Почему до этого, как бишь его, Юггота мы добрались только в две тысячи триста тридцать седьмом году? В то время как космические полеты начались едва ли не в ту допотопную эпоху, о которой так любит болтать Шри Гомати? Первая внеземная высадка произошла в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году. Тридцать лет спустя мы освоили Марс. Помнишь вдохновенный политический лозунг, что мы все затвердили еще детьми, изучая историю нашей эры? «Еще до конца этого века люди ступят на другую планету!» А это был двадцатый век, верно?

— Да об этом любой школьник знает, — устало подтвердил Шотен.

Вмешалась Гомати: она уже пришла в себя от шока, вызванного пощечиной Ньёрда.

— Да мы бы могли там высадиться двести лет назад, Ньёрд Фрейр. Но глупцы и олухи на Земле пали духом. Начали было — и тут же отчаялись. Начали снова — и опять опустили руки. И еще раз так же. Четырежды отправляли они экспедиции к далеким планетам. И четырежды — обескураженные, разочарованные, теряли интерес. Отвлекались на войны. Тратили ресурсы на более благородные цели. Человечество достигло Марса, как и было задумано. И — пало духом. Предприняло еще одну попытку при Шахаре Шалиме в старом Новом Магрибе. Достигло Венеры и Меркурия. И вновь пало духом. Достигло пояса астероидов и газовых гигантов при Танит Шадрапе в Угарите. И — пало духом. А теперь. Наконец. Мы здесь.

Взмахнув развевающимися щупальцами, Гомати указала на диаграмму, что мерцала и переливалась на фоне тусклой корабельной арматуры.

— Что там у нас с курсом, Шотен Бинаякья? — отрывисто спросила она.

Кружащиеся объекты на экране были отмечены красным: алая пульсация внутреннего пламени Юггота, ритмические колебания отраженного красного света стремительно вращающихся лун. Вот появился контрастный объект: он прорисовывал линию между небесных тел, вычерчивая курс; сплюснутый конус «Хонсу» плыл следом за ним. Очень скоро линия миновала, обогнула кругом либо обошла сзади каждое из небесных тел, оставив стилизованное изображение «Хонсу» на возмущенной круговой орбите вокруг всей системы.

— Так, — проворковал Шотен Бинаякья.

И Шри Гомати с Ньёрдом Фрейром в свою очередь повторили:

— Так. Так!

Шотен Бинаякья щелкнул по нажимному диску не то конечностью, не то каким-то инструментом. «Хонсу» рванулся вперед и заскользил по прихотливой кривой скорректированного курса. Шотен шлепнул по соседнему диску — все внешние оптические приборы ожили; для трех членов экипажа, подключенных к кибербиотической системе корабля, все происходило так, как если бы они свободно падали сквозь ночь, сбрызнутую далекими звездами. Падали, падали навстречу алому, мерцающему, пульсирующему Югготу и его семейству серых пляшущих прислужников.

«Хонсу», выведенный на новую траекторию полета, пронесся сперва мимо самого дальнего из югготовских спутников. Сенсорные датчики и кибербиоты корабля выдали об этом немаленьком мире всю необходимую информацию: по массе и диаметру он недалеко ушел от размеров знакомых спутников из воды и камня, что вращались вокруг внешних планет. Около пяти тысяч километров в радиусе, он был весь изрыт кратерами, как едва ли не каждое твердое небесное тело от Меркурия до Плутона.

Близнецы, названные Гомати Тог и Ток, кружили в противоположных точках своих пересекающихся орбит, так что «Хонсу» промчался мимо самой внутренней из четырех лун — еще одной наглядной копии привычной модели «Ганимед-Каллисто-Титан-Тритон» — и нырнул на экваториальную орбиту над тускло поблескивающим, сплюснутым Югготом.

Ньёрд, и Гомати, и Шотен Бинаякья молчали. Слышался только шум работающих автоматических систем корабля, да тихое шипение рециркулирующего воздуха, да время от времени — гудение или пощелкивание сервомеханизма, да размеренное дыхание Ньёрда Фрейра и Шри Гомати. (Кибернетически модифицированные легкие Шотена Бинаякья тихо, монотонно жужжали внутри металлического торса.)

И снова чья-то конечность щелкнула по нажимному диску — на сей раз на ощупь. Корабль, прекрасно видимый любому гипотетическому наблюдателю вне его корпуса, во имя чисто практических целей для экипажа был абсолютно прозрачен. Система разом ожила. Датчики радиации настроились на электрическое поле планеты, конвертировали его в диапазон звуковых частот и передали обратно на «Хонсу»: как вой и как стон. С каждым колебанием красноватого излучения планеты звук преображался в непотребную пародию безнадежного вздоха.

— Если бы только Холст[159] знал! — благоговейно прошептал синтезированный голос Шотена. — Если бы он только знал!

Поверхность Юггота стремительно приближалась; при столь чудовищной скорости вращения те или иные детали ландшафта словно ветром сдувало с дисплея, им на смену тут же возникали другие; они на краткий миг мелькали внизу и тоже выпадали из радиуса видимости, исчезали за протяженным горизонтом в межзвездной черноте. Гигантские вязкие плиты смутно поблескивающего полутвердого камня протяженностью в сотни километров величаво расстилались внизу — то и дело сталкиваясь друг с другом. Между ними недобро мерцала раскаленная докрасна магма, гигантские языки жидкой горной породы взметывались ввысь между вибрирующими твердыми глыбами, жар и слепящий свет магмы то нарастали, то убывали в медленном и мерном ритме, а кибербиоты и аудиосканеры «Хонсу» преобразовывали его в контрабасное «пум-пум-пум-пум».

— Жизнь здесь невозможна, — безапелляционно отрезал Ньёрд Фрейр. — В таких условиях ничего не выживет. Жизни здесь не было и нет.

— А как насчет самой планеты, Ньёрд Фрейр? — помолчав мгновение, поддразнила Шри Гомати. — Что, если это — единый организм? Звуки, движение, энергия… — Она поднесла органическую руку ко лбу и вычертила с десяток хитро закрученных знаков от линии бровей над блестящими серебряными глазами, через атласно-гладкий череп и до основания шеи.

— Может, это солнце зарождается, — прошептал Шотен Бинаякья. — Вот будь Юпитер крупнее и обладай он большей энергией… ведь выдвигалась же гипотеза, что Юпитер, дескать, — это провалившаяся попытка создания напарника для Солнца, то есть наша родная Солнечная система — это неудавшееся образование двойной звезды.

— А тогда что такое Юггот? — Гомати уронила на колени щупальцеобразную руку.

В голосе Ньёрда Фрейра звучала едва уловимая нотка сарказма.

— А Юггот послан каким-нибудь захолустным божком исправить промах Юпитера. Как вам такая мысль? Откуда нам вообще знать, что он всегда здесь был? До сих пор мы подозревали о его существовании только благодаря пертурбациям Нептуна с Плутоном. Так, чего доброго, Юггот в системе — новичок! Ведь и Нептун с Плутоном обнаружены лишь несколько столетий назад!

— А может быть… — проворковал Шотен. — Может быть, наша система — это неудавшаяся попытка создания тройной звезды. Вы только представьте себе это шоу: три солнца над нашими мирами вместо одного!

Шотен Бинаякья еще раз щелкнул по нажимному диску. «Хонсу» снова дернулся, сместился в сторону. И, постепенно разгоняясь, сошел со своей орбиты вокруг пульсирующей алым планеты, отклонился от Юггота и помчался к стремительно кружащимся на центральной орбите крохотным миркам.

— Наверняка это они, кто, как не они, — мурлыкала себе под нос Гомати. — Тог и Ток, Тог и Ток. Вот откуда ему было знать — много веков назад? Пусть какой-нибудь Карвен отыщет соли и все расскажет!

— Опять ты за свое! — едва не сорвался на крик Ньёрд. — Я полагал, нас отбирали с учетом психической стабильности. Как тебя еще на начальном этапе не отсеяли?

Неохотно отвлекшись, Шри Гомати отвела завороженный взгляд от вращающихся лун и обратила серебряные глаза на Ньёрда.

— Откуда-то он все же узнал, — пробормотала она. Губы ее растянулись в неспешной улыбке, явив взгляду блестящие стальные монодонты. — И мы отыщем Гурскую зону, где пышным цветом расцветают грибы!

Словно в трансе, Гомати медленно отвернулась, подалась вперед, протянула руки, и киборгизированные, и генетически модифицированные, — словно пытаясь прикоснуться к двум красно-серым маленьким миркам. Глаза ее сверкнули металлическим блеском.

— Он писал рассказы ужасов, — проговорила Гомати ровным, невыразительным голосом — точно во власти гипноза. — Он писал о неизвестной внешней планете, которую называл Юггот, и про другие тоже — про Нитон, Заман, Тог и Ток, и про жутких раздутых тварей по имени шогготы, что бесстыдно плещутся в заводях Гурской зоны.

— Сегодня четырехсотлетняя годовщина его смерти — смерти Говарда. Но сперва он написал про некоего Карвена, который воскрешал из мертвых — если только ему удавалось раздобыть основные соли покойного. Точнее, то, что он называл основными солями. — Гомати помолчала и хихикнула. — Может, это он клонирование предвосхитил!


15 марта 2037 года — видеозапись

Заставка — узнаваемый логотип «мировая политика».

Минувший век закончился радикальным смещением центров мирового господства. Двухтысячелетнее продвижение на запад продолжалось. Месопотамия, Эллада, Италия, Франко-Германия, Англия, Америка. В Америке политическая ориентация сменилась с атлантической на тихоокеанскую.

Возникли новые державы-соперники: Япония, Китай, Советская Азия.

Западная Европа и восточные Соединенные Штаты как «локусы цивилизации» окончательно впали в ничтожество.

Европа от Дуная до Уральских гор от раззолоченной пышности Габсбургов и Романовых пришла к мимолетному проблеску демократии и от него — к тусклой серости сумерек Советской Европы и к славянской тьме. Подобно своей предшественнице пятнадцатью веками раньше, Советская империя раскололась надвое; как и западную половину ее предшественницы, Западную Советскую империю захлестнул поток варваров. Однако варварам она не покорилась. О нет. Она пала жертвой своего собственного внутреннего недуга. И так же как восточная часть предшественницы, Восточная Советская империя процветала.

К сотой годовщине достопамятной смерти в Мемориальной больнице имени Джейн Браун вся суша к востоку от Уральских гор и до Скалистых оказалась под властью единой державы. В нее вошли десятки полузабытых стран. Тибет. Афганистан. Индия. Лаос. Австралия. Тонга. Филиппины. Маньчжурия. Монголия. Калифорния. Нижняя Калифорния.

Имя ей было — Азиатско-Тихоокеанская Сфера Взаимного Процветания.

Европа от Уральских гор до Ла-Манша превратилась в полуостров, где не было ничего, кроме лесов да ферм. Последние искры энергии теплились разве что в регионе между Дунаем и Уралом. Славянское влияние распространялось на север и на запад; на востоке предел ему положило нарождающееся возрождение Азии. Помешкав у пределов области между Скандинавским и Иберийским полуостровами, Славянская империя спустила на воду брутальный флот вторжения. Корабли пересекли Ла-Манш. И почти не встретили сопротивления. Жалкие защитники британского суверенитета во главе с парнем по имени Гарольд были разгромлены в местечке под названием Раннимид.

Следующей остановкой на пути к западу была Америка. Для такого рывка славянам пришлось хорошенько подготовиться. Но по прибытии их встретили цветами и флагами.

Завоевывать никого не понадобилось. Оставалось только занять страну и приступить к делам управленческим.

Третья мировая держава на тот момент сложилась к югу от славянской области. Арабские лидеры, пресытившись петробуксом, скупали оружие и вербовали наемников. Правительства так и не смогли прийти к единству — в отличие от теневой группировки под загадочным названием «опек».[160] Правительства как таковые заглохли. Подпольный «опек» забирал в свои руки все больше власти — причем все более и более открыто.

«Опек» постепенно распространял свое влияние все дальше и дальше на запад и на юг, пока не подчинил себе всю территорию прежних Ближнего Востока и Африки.

Так был провозглашен Новый Магриб.


Смена кадра: логотип «героическое лидерство».

Самым могущественным человеком мира был Председатель Азиатско-Тихоокеанской Сферы Взаимного Процветания Во Тран Куок.

Вождь второй по счету державы, то есть Славянской империи, звался Сварожич Перун. Имя это означало «гром Божий».

Глава «опека» и фактический правитель Нового Магриба именовался Шaxap Шалим. Что означало «заря мира».


Смена кадра: логотип «секс».

Основной формой сексуального поведения того времени была андрогинность; с ней соперничал, хотя и несколько уступая в популярности, культ пансексуальности. Андрогинность подразумевала признание полнообъемного сексуального потенциала каждого индивида. Связь мужчины с мужчиной или женщины с женщиной уже не считалась предосудительной, и отношения вовсе не обязательно ограничивались только двумя партнерами. Поощрялись и одобрялись самые разные практики, от онанизма до групповых оргий.

Пансексуалисты утверждали, что андрогинность носит неизбежно ограничительный характер. Если допустимо иметь связь с мужчиной или женщиной — тогда почему не с жирафом? Или кондором? Или кочаном капусты? Или чашей с песком? Или машиной?

С океаном?

С небом?

С космосом?

С Господом Богом?


Смена кадра: логотип «музыка».

Самой популярной музыкальной композицией на 15 марта 2037 года по иронии судьбы стала песенная мелодия столетней давности. В результате дотошных поисков среди полузабытых дисков были выявлены имена композитора и поэта-текстовика. В затонувшем городе, в водонепроницаемом сейфе, была найдена старая грампластинка на 78 оборотов с нужной записью. Звук удалось перезаписать — и вернуть песню миру.

Исходный текст написал некто Джейкоб Джейкобс. Вторая версия, английская, обнаружилась на грампластинке; ее авторы — Сэмми Канн и Саул Чаплин. Композитор — Шолом Секунда. Исполнители — Патти, Максен и Лаверн Эндрюс. Эта песня — «Bei Mir hist Du schon».[161]


Смена кадра: логотип «геодинамика».

Последние годы двадцатого века и первые десятилетия двадцать первого были ознаменованы изменениями в модели погоды и в геодинамике. Привыкший к бесперебойной смене зимы и лета, сезонов дождя и засухи, разливу рек и режиму океанских течений и приливов, человек стал воспринимать Землю как стабильный и надежный дом.

Человек глубоко ошибался.

Пустячный сдвиг в схеме воздушных потоков, еле заметная дрожь атмосферной оболочки, минимальное повышение или понижение количества солнечного тепла, получаемого планетой, — и великие свершения человека рушатся, точно замки из песка под волной прибоя.

Например. В отдельных регионах землетрясения — явление более или менее предсказуемое: на Тихоокеанском побережье Северной Америки, в Японии, в восточном Китае, в евразийском поясе, протянувшемся от Югославии через Грецию и Турцию и до Ирана. Трагедия маскировалась героизмом, страх скрывали за обманчивой личиной юмора. «Вот рухнет Калифорния в океан, так этому куску Аризонской пустыни цены не будет — шутка ли, элитная приморская недвижимость!»

Никто ждать не ждал, что под угрозой окажутся Новая Англия и канадское побережье, однако ж в результате мощного подземного толчка они обрушились как карточный домик. От реки Святого Лаврентия до Гудзона. Сперва — легкая вибрация и подземный гул, затем — нарастающий визг и грохот, утробное бульканье — и снова тихий мерный плеск атлантических волн.

Среди участков недвижимости, канувших на дно океана, был и кусок — совсем небольшой, так, обломок, — прежних провиденских плантаций, а именно — кладбище Суон-Пойнт. Вот теперь Глубоководные и впрямь плавали вокруг одинокого каменного надгробия над семейным захоронением Лавкрафтов. «Уинфилд», «Сара», «Говард» — значилось на памятнике. Морские течения циркулировали от самого Дьяволова рифа и Инсмутской гавани до далекого Понапе в Тихом океане, так что Глубоководные нередко навещали Суон-Пойнт.

В сфере религии наблюдалось возрождение древних культов морских богов, в частности Дагона.


15 марта 2337 г.

«Хонсу» подстроился под очередную корректировку курса, вышел на сложную орбиту одной из лун, перешел на другую, облетел спутник кругом и вернулся, снова и снова описывая традиционный символ бесконечности.

Шотен щелкнул по диску — и опять засветился огромный смотровой экран внутри корабля, словно бы свободно повисая в воздухе на фоне двух лун и далекой сбрызнутой звездами тьмы. То и дело благодаря смещению двух вращающихся спутников и орбиты «Хонсу» вокруг и между них на экран выныривал и сам Юггот и проплывал перед глазами трех членов экипажа, так что один из маленьких миров, а то и оба, и окно предоставления данных матово накладывались на темный пульсирующий сплюснутый силуэт.

Шотен отдал приказ; кибербиоты послушно увеличили фрагменты поверхностного рельефа лун на экране данных. Воздвиглись вездесущие кратеры — но по мере приближения стало очевидно, что это не заостренные конусы типичного безвоздушного спутника, но укороченные, округлые изгибы, возникающие обычно под воздействием атмосферных условий. По жесту Шотена фокус сместился к ближайшему объекту. Над горизонтом меркли и перемигивались далекие звезды.

— Воздух! — воскликнул Шотен.

И Ньёрд с Гомати согласно повторили:

— Воздух. Воздух.

Шотен Бинаякья вывел «Хонсу» на нижнюю орбиту, огибающую лишь одну из лун-близнецов — ту самую, что Гомати самовольно окрестила Тогом. И снова изображение многократно увеличилось. В центре кратера обозначились какие-то странные очертания — структуры и формы, возведенные много веков назад сознательным разумом.

— Неужели здесь есть жизнь? — потрясенно охнул Ньёрд Фрейр.

Шотен, обратив к нему металлическое лицо, медленно покачал андрогинной головой.

— Сейчас уже нет. Никакого движения, никакого излучения, никакой отдачи энергии. Но когда-то…

Повисла многозначительная пауза. Слышалось только дыхание, да жужжание, да тихое пощелкивание и гудение механизмов «Хонсу».

— Когда-то… — повторил Шотен Бинаякья тем же холодным синтезированным голосом.

— Здесь мы и высадимся, — указала Шри Гомати. — После всех бесплодных исследований планет и их спутников, после того как сама великая Аструд до Муискос тщетно копалась в мусоре астероидного пояса, — наконец-то обнаружить следы жизни! Высадка будет здесь!

Шотен Бинаякья с энтузиазмом закивал, даже не дожидаясь согласия Ньёрда. В воздух взметнулась конечность, щелкнула по нужному диску. «Хонсу» вздрогнул и кругами пошел вниз, к решетчатым структурам на поверхности Тога.

Корабль основательно тряхнуло, корпус завибрировал: «Хонсу» опустился на поверхность луны — внутри выветренных стен кратера, менее чем в километре от выпуклых конструкций. Шотен «заморозил» кибербиотов, снизив их активность до поддерживающего уровня — не отключились лишь приемные устройства и телеметры. Пора было готовиться к выходу.

Ньёрд Фрейр и Шри Гомати натянули респираторы, закрывающие голову и плечи. Шотен активизировал набор устройств внутренней фильтрации внутри рециркуляционной системы жизнеобеспечения. Космопроходцы сняли показания внешних датчиков, закрыли люки, отошли от корабля и посмотрели туда, где возвышались не иначе как реликты неописуемой древности.

Плечом к плечу все трое направились к руинам: Ньёрд катил на моторизованном, гиростабилизированном колесном киберустройстве; Шотен Бинаякья, погромыхивая, перемещался на устойчивом и надежном гусеничном механизме; Шри Гомати шагала левой-правой, левой-правой — органические ноги закованы в скафандр с гибкими сочленениями-«гармошками»: ни дать ни взять анахроничная карикатура на космонавта Биполярной Техноконкурентной эпохи.

Остановились они в нескольких метрах от первого ряда сооружений. Подобно краям кратера, стены, колонны и арки были смяты, смягчены, сглажены выветриванием. Из втулки Ньёрдова кибернетического колеса молниеносно высунулось металлическое раздвижное щупальце. Смятый кубик из какого-то ныне размягченного камнеобразного материала упал в прах и в пыль.

Ньёрд обратил холодные серебряные глаза на спутников.

— Возможно, когда-то…

— Пойдем, — поманила Гомати. — Давайте осмотрим эти руины! — Голос ее срывался от волнения. — Кто знает, что они способны поведать нам о самих строителях! Вдруг удастся выяснить, зародились ли эти миры и их обитатели в нашей собственной системе или явились… откуда-то еще.

На последнем слове Гомати запрокинула лицо к небесам; остальные последовали ее примеру. На спутнике Тоге наступил полдень — или его аналог. До Солнца было так далеко — шестнадцать миллиардов километров, в два раза дальше, чем от Плутона в афелии, и в сто двадцать раз дальше, чем от Земли, — что для трех космопроходцев на поверхности Тога светило совершенно терялось в звездной черноте.

Но сам Юггот, непристойно раздутый и сплюснутый, нависал точно над головой; его поверхность заслоняла небеса — казалось, он вот-вот обрушится всей тяжестью и на «Хонсу», и на трех космопроходцев. А он между тем все пульсировал, пульсировал, пульсировал, как отвратительное сердце, бился, стучал, трепетал. Теперь и брат-близнец Тога — Гомати назвала его Ток — адским силуэтом проплыл через взбудораженный лик Юггота; округлая чернота спутника, иззубренная кратерами, роняла густые тени на бледные, подсвеченные розовым серые скалы Тога.

Чернота сперва обволокла «Хонсу», а затем разлилась по поверхности Тога и захлестнула троих исследователей, загасила пульсирующую красноту Юггота и погрузила мир в непроглядную тьму.

Гомати завороженно наблюдала за происходящим, но вот послышался мурлыкающий синтетический голос Шотена — и чары развеялись.

— Любопытное затенение, — отметил Шотен. — Но идем же, долг призывает. «Хонсу» производит автоматические измерения и телеметрирует данные обратно на Нептун. А отсюда, — и серебряные глаза замерцали в свете далеких звезд, пока кибернетический экстензор закреплял разнообразные устройства на литом корпусе, — мои собственные записывающие и телеметрические приборы пошлют информацию обратно на корабль.


15 марта 1937 г. — фотокарточка

Доктор Дастин стоял у изголовья кровати. Пациент пребывал в полубессознательном состоянии. Губы его двигались, но слов никто бы не расслышал. Рядом с кроватью устроились две старушки. Одна — его тетя Энни. Вторая — ее близкая подруга Эдна, она пришла не столько навестить умирающего племянника, сколько утешить опечаленную тетку.

Доктор Дастин склонился над кроватью. Оценил самочувствие пациента. Постоял немного, пытаясь расслышать, о чем тот бредит, но не преуспел. Время от времени больной слабо шевелил рукой. Как будто пытался отвесить кому-то пощечину.

У старушки именем Энни по лицу струились слезы. Она поискала в потертой черной сумочке платок и, как смогла, промокнула глаза. Поймала руку доктора, сжала ее в своей.

— Есть ли надежда? — робко спросила она. — Хоть какая-нибудь?..

Доктор Дастин покачал головой.

— Мне очень жаль, миссис Гэмвелл. — И, оборотившись ко второй даме, сдержанно поклонился. — Мисс Льюис. Мне очень жаль, — повторил доктор.

Старушка по имени Энни выпустила его руку. Вторая почтенная дама, Эдна, потянулась к ней. Они посидели немного, глядя друг на дружку. А потом неловко обнялись — как обычно и бывает, если сидишь лицом к лицу. Каждая пыталась утешить подругу.

Доктор вздохнул и отошел к окну. Выглянул наружу. Было раннее утро. Солнце уже встало, но виднелось лишь бледным водянистым отблеском на востоке. Небо застилали серые тучи. Землю испещрили полосы снега, льда и слякоти. В воздухе кружились снежинки.

Доктор гадал про себя, почему так выходит, что пациентов он теряет только зимой, или во время гроз, или ночью. И никогда — погожей весной или в солнечный день. Он, безусловно, знал, что на самом деле это не так. Пациенты умирают, когда придется. Когда их фатальное состояние, в чем бы оно ни заключалось, исчерпает отмеренный срок. И однако ж кажется, что это происходит либо в темноте ночи, либо в темное время года.

Послышался чей-то свист.

Доктор обернулся: мимо двери прошли двое подростков. Один насвистывал. Насвистывал популярную мелодию: доктор слышал ее по радио. Если б еще вспомнить, по какой программе. Может, «Шоу Кейт Смит»? Или «Ваш хит-парад»? Привязчивый такой мотивчик, а слова — на непонятном языке. Песня называлась «Bei Mir bist Du schon».[162]


На расстоянии трех тысяч миль испанцы вели невразумительную гражданскую войну. Старый король отрекся от престола за несколько лет до того; была провозглашена республика. Но когда стало понятно, куда клонит новое правительство, некий полковник, служивший в испанских колониальных войсках в Африке, вернулся со своей армией — по большей части состоящей из берберов и рифов, — дабы все изменить.

Он ниспровергнет республику. Республика развела тут всякую демократию, безбожие да распутство — так вот он со всей этой чушью покончит. Возродит дисциплину, благочестие, стыдливость. Восстановит монархию.

На тот момент казалось, что республиканцы побеждают. Они только что отбили Трихуэке и Гвадалахару. Взяли в плен повстанцев. В их числе были испанские монархисты. А еще — солдаты из африканских войск. Как ни странно, многие пленники говорили только по-итальянски. Они-де добровольцы. Им приказали добровольно идти на военную службу. А они привыкли подчиняться приказам.


Для Императорской армии Японии Китай оказался легкой добычей. Китайцы почти не сопротивлялись. Они были разобщены. Ведь шла гражданская война. Не такая, как в Испании. Эта война тянулась куда дольше. Началась она со смертью президента Сунь Ятсена в 1924 году. Помимо Японии на Китай покушались и другие иностранные державы.

Торговым концессиям Германии в Китае положил конец Версальский договор. Но Германия набирала силу и рассчитывала вернуть утраченные привилегии.

Многие страны считали, что гражданская война в Китае ставит под угрозу их интересы. Англия выслала войска. Франция строила козни. Франция опасалась утратить ценные колонии в Индокитае. Россия пыталась влиять на внутреннюю политику Китая. Возникла нешуточная угроза войны между Россией и Китаем. Особенно когда китайцы разграбили российское посольство в Пекине и оттяпали головы шестерым сотрудникам.

Вмешались и Соединенные Штаты. Американские канонерки курсировали в китайских водах. Канонерку «Панай» обстреляли с воздуха; бомбы попали в цель, корабль затонул. Это произошло на реке Янцзы. Янцзы — китайская река. Но «Папай» затопила японская авиагруппа. Китаю это понравилось. Япония принесла свои извинения и выплатила компенсацию.


Двое молодых спортсменов, Джо Луис и Джо Ди Маджио, тренировались вовсю. Для обоих 1937 год выдался крайне удачным.


Состоятельный и бесшабашный авиатор по имени Говард Хьюз пролетел над территорией Соединенных Штатов из конца в конец за семь часов и двадцать восемь минут. Это вызвало настоящий ажиотаж — всколыхнулась новая волна «авиационного бума». В Санта-Монике, штат Калифорния, авиастроительная компания «Дуглас» достраивала свой новый авиалайнер. Шутка ли — рассчитанный на сорок пассажиров! С четырьмя двигателями. Способный развивать скорость до 237 миль в час.

Консерваторы, правда, поговаривали, что дирижабли самолетам вовеки позиций не сдадут. Гигантский воздушный корабль «Гинденбург» совершал очередной трансатлантический рейс. Величественный исполин ослеплял красотой. В коктейль-баре даже пианино играло. Его европейской посадочной станцией служил аэродром «Темпельхоф» в Германии. Американской станцией назначения была база Лейкхерст, штат Нью-Джерси.


Утром 15 марта раввин Людвиг И. Ньюман обнаружил на стенах синагоги «Родеф Шолом» по адресу: Нью-Йорк, Западная 83-я улица, дом 7, одиннадцать намалеванных оранжевой краской свастик. В «Родеф Шолом» это был уже третий такой случай. Раввин Ньюман подозревал, что свастики рисуют в отместку за то, что госсекретарь Халл[163] неоднократно выражал протест против оскорбительных высказываний в немецкой прессе.

Ответ дал лидер «Серебряных рубашек»[164] Нью-Йорка — в Терн-Холле, на пересечении Лексингтон-авеню и 85-й улицы. Звали лидера Джордж, Л. Рейфорт. Он заявил, что свастики рисуют еврейские провокаторы. Он лично в этом убежден, поскольку лучи одиннадцати свастик направлены не в ту сторону. «Ни один нацист такой ошибки не сделает», — уверял Рейфорт.


А в городе Провиденс, штат Род-Айленд, снег все падал и падал. На городских возвышенностях сделалось скользко. В больницы то и дело обращались пострадавшие.

В Мемориальной больнице имени Джейн Браун на Колледж-хилл Говард Лавкрафт открыл глаза. Никто не знает, что он увидел. Менее всех прочих — доктор Сесил Калверт Дастин. Говард зашарил рукой по покрывалу кровати. Зашевелил губами. Послышался какой-то звук. Кажется, он сказал: «Тапок…» Наверное, тапок искал. А может, он произнес: «Папа…» Может, пытался выговорить: «Папа, ты выглядишь совсем юным…»


15 марта 2337 г.

Они проехали, прогрохотали, прошагали еще несколько метров — и вновь остановились у самого края древних развалин. Шоген Бинаякья выпустил из механизированных приборных отсеков два пробоотборника, одного — взять образцы почвы, другого — сделать скол-другой от руин как таковых. Датировка по радиоуглероду произойдет автоматически внутри кибернетической системы самого Шотена.

Шри Гомати завороженно любовалась развалинами. В тусклом свете далеких звезд они представали взгляду гигантскими лестницами и террасами в ограждении мраморных балюстрад. Гомати включила оптические сенсоры на максимальное усиление видеосигнала, дабы получить хоть какую-то внятную картину в условиях затенения Югготом.

И тут… Очень сомнительно, что открытие это удалось бы сделать в ходе одной недолгой экспедиции, пока работы велись бы в красноватом пульсирующем свете Юггота; благодарить за находку следовало затенение планеты Током — и не иначе. Ньёрд Фрейр тихо охнул, Гомати обернулась к нему и проследила глазами направление указующей, закованной в броню руки.

Сквозь щель глубоко под каменным завалом, бесстыдно подрагивая, пробивался тусклый, зловещий свет. Но в отличие от кармазинно-красной пульсации Юггота над головами космопроходцев сияние у них под ногами переливалось жутковатыми, отвратительно-зелеными оттенками.

Не говоря ни слова, все трое кинулись вперед, прокладывая путь через руины и развалины неведомого древнего города, что некогда возносил сводчатые башни и каннелированные колонны к черному небу над крохотным мирком. Космопроходцы едва успели отыскать источник свечения, ибо диск стремительно перечеркнул лик Юггота, черная тень, застлавшая место посадки «Хонсу» и руины, где производили исследования гости из космоса, пронеслась по бледно-пепельной поверхности Тога, и все трое вновь окунулись в алое пульсирующее зарево планеты-гиганта.

В непристойном полусвете гнусный металлический бронзово-зеленый отблеск померк и растворился в мерцающей красноте. Но Шотен Бинаякья уже запустил раздвижной термощуп в расщелину, откуда струился зеленый луч, и с помощью механических рычагов приподнял мрамороподобную плиту с отколотым уголком: через это отверстие и изливалось сияние.

Сервомеханизмы активизировались, каменная плита с грохотом завалилась набок. Вниз, в недра крохотного мира под названием Тог, уводили ступени. В темном и мрачном провале алое пульсирующее свечение гигантского Юггота и зловещий металлический зеленый отблеск противостояли друг другу с переменным успехом.

— Гурская зона, — прошептала про себя Шри Гомати. — Гурская зона…

Космопроходцы двинулись вниз по лестнице, оставляя позади недоброе мерцание Юггота, спускаясь метр за метром в подсвеченные бронзово-зеленым глубины Тога. Гусеничный кибермеханизм Шотена Бинаякья преодолевал эту лестницу странных размеров и пропорций со своеобразной неуклюжей грацией. Ньёрд Фрейр, чья колесная ходовая часть отличалась превосходной маневренностью на ровной поверхности Тога, вынужден был беспомощно цепляться за гофрированный панцирь Шотена.

Шри Гомати спускалась легко, просто-таки играючи, по пути внимательно оглядывая подповерхностный мир Тога. Похоже, что внизу на километры и километры раскинулся целый лабиринт: купол на куполе и башня на башне. Гомати встряхнула головой и настроила металлические видеодатчики. Здесь, в недрах крохотного Тога, обнаружилось подземное море — его темные маслянистые воды, непристойно побулькивая, плескались о черный песчаный пляж.

У кромки моря, такого миниатюрного, что по земным стандартам оно разве что на озеро потянуло бы, на черном зернистом пляже резвились, катались и прыгали громадные чудовищные твари.

— Шогготы!

Шри Гомати кинулась вперед, обгоняя остальных, и едва не скатилась с лишенной перил лестницы. Ликуя, она добежала до последней ступеньки и сломя голову понеслась вперед мимо вздымающихся колонн и мимо стен, покрытых протяженными барельефами. На барельефах изображались отвратительные божества: они убивали чужаков, вторгшихся в их храмы, а мерзостные прислужники крались к загадочным аппаратам в поисках лакомого кусочка-другого, дабы задобрить гнусных богов.

Гомати слышала, как за спиной у нее лязгает и погромыхивает Шотен Бинаякья и мерно стрекочет колесное ходовое устройство Ньёрда. Она притормозила, обернулась к своим спутникам.

— На дворе — две тысячи триста тридцать седьмой год! — прокричала она. — Четырехсотая годовщина его смерти! Откуда он знал? Ну откуда он только знал?

И она помчалась что есть духу по проходам под сводами мансардных крыш, мимо все новых и новых резных орнаментов и росписей с изображением невиданных складчатых конусообразных существ и жутких чудищ с щупальцами на мордах, что хищно нависали над съежившейся добычей. И вот наконец — еще один проход, освещенный черными свечами. Свечи горели ярким пламенем, понемногу оплывая.

В чертоге царило недвижное безмолвие, тени каннелированных колонн величественно ложились на стены, украшенные резными надписями, грозный смысл которых позабылся еще до того, как народы Земли были юны. В самом центре чертога стоял катафалк, а на катафалке возлежала задрапированная в черное фигура. Кожа — прозрачно-бледная, как могильный червь, глаза закрыты, резкие, угловатые черты исполнены торжественного спокойствия. По четырем углам от катафалка горели метровые конические свечи, мрачные, как сам ад.

Гомати подбежала к изножью катафалка, постояла немного, вглядываясь в переливчатую тьму чертога. Затем подошла ближе, к изголовью. Серебряные глаза замерцали, Гомати захохотала, засмеялась, бесстыдно захихикала — и одновременно зарыдала. Ибо киберхирург в свое время зачем-то решил оставить ей слезные железы и протоки нетронутыми.

Так Гомати и стояла там, хохоча и всхлипывая, пока Ньёрд не подъехал к ней на кибернетических мотоколесах, пока Шотен Бинаякья на гусеничном ходу не залязгал и не загромыхал рядом. Они двое и повели Гомати назад, к «Хонсу».

Но самое странное еще впереди. Лестница, по которой космопроходцы надеялись подняться к поверхности малого мира Тог и под защиту космического корабля, обрушилась под тяжестью бессчетных миллиардов лет, а заодно и кибермеханизмов. Тщетно пытались Шотен, Гомати и Ньёрд вскарабкаться по осыпающимся ступеням. Гурская зона на многокилометровой глубине под поверхностью малого мирка Тог стала для них ловушкой.

Там, у маслянистого моря или, скорее, озера, где в волнах плещутся и резвятся шогготы, они и остались навеки.

Загрузка...