Мичман Флэндри; Восставшие миры; Танцовщица из Атлантиды

Создавай единство

Я/мы: Нога, принадлежащий Охраняющему Северные Ворота и другим, которые могут быть, Главному Паромщику и Скорбящему, которые не будут больше, Много Мыслей, Открывателю Пещер и Мастеру Песен, которые не могут больше быть; Крылья, принадлежащий Искателю Железа и Освещающему Дом и другим, которые могут быть, Много Мыслей, который не может больше быть; юная Рука, что учится делиться воспоминаниями, создадим единство!

(О, свет, ветер, река! Они слишком сильны, они хотят разделить меня /нас).

Сила. Это не первый Рука, который приходит сюда вспоминать путешествие, совершенное за много лет до того, как появился на свет. И не последний. Думайте о силе, думайте о покое.

(Что-то размытое, две ноги без лица… нет, у них были клювы?)

Вспоминайте! Лягте свободно на землю, под шепчущие листья, пейте свет и ветер и шум реки. Пусть воспоминание хлынет свободным потоком, о тех делах, что свершились еще до того, как мой /наш Рука появился на свет.

(Теперь яснее: они были такими странными, так как же можно их увидеть, не говоря уже о том, чтобы удерживать их облик в памяти… Ответ: глаз учится видеть их, нос — чувствовать их, язык Ног и конечности Крыльев — трогать их кожу, ноздри — ощущать издаваемый ими запах).

Это идет хорошо. Быстрее, чем обычно. Возможно я /мы можем создать хорошее единство.

(Укол радости. Привкус страха в вызванных воспоминаниях… что-то чужое, опасность, боль, смерть, и все вместе — мучение).

Лежи спокойно! Это было давно.

Но время тоже едино. Настоящее нереально; лишь прошлое и будущее имеют достаточную для реальности протяженность. То, что случилось тогда, должно быть известно нам. Чувствуй каждой клеточкой моей /нашей юной Руки, что я /мы — это часть Нас, Нас из Громового Камня, работающих с железом, строителей, пахарей, обитателей домов и торговцев — и что каждое из единств, которые Мы можем создать, должно знать и тех, кто пришел с неба.

Пусть единство снова вспомнит и отобразит путешествие Открывателя Пещер и Скорбящего, те дни, когда чужие, обладающие лишь одним телом, но все же умеющие говорить, прошли через горы к неведомой битве. И каждое такое воспоминание дает мне /нам все больше внутреннего зрения, позволяет пройти немного дальше по той тропе, что ведет к пониманию их.

Хотя может случиться так, что мы путешествуем по тропе в неверном направлении или не по той тропе. Тот, кто вел их, сказал однажды, что он (она? оно?) сомневается в том, понимают ли они сами себя, а если нет, то смогут ли когда-нибудь понять.

1

Спутник-тюрьма вращался вокруг Ллинатавра по большой наклонной орбите достаточно далеко от трасс регулярного космического движения. В иллюминаторе камеры Хуга Мак-Кормака была видна планета в разных ее фазах. Иногда это была темнота, тронутая по краям золотисто-красными лучами солнца, — возможно, это город Катаврайанис звездой сверкал в ночной тьме. Иногда — ятаган, ярко сиявший под Солнцем. Время от времени он видел полностью всю планету — блестящий шар, голубой в тех местах, где простирались океаны, оттененный серебристыми облаками там, где лежали огромные зеленые континенты.

Земля с такого расстояния выглядела почти так же (если смотреть на планету с более близкого расстояния, было заметно, что вид у нее изможденный, как у любой постаревшей красавицы, знавшей в своей жизни слишком многих мужчин), но до Земли две сотни световых лет. И ни один мир не походил на рыжевато-коричневый, словно покрытый ржавчиной, Аэнеас, по которому так тосковал взор Мак-Кормака.

Спутник не вращался: вес тела внутри него целиком зависел от создаваемого генераторами гравитационного поля. Тем не менее, его движение заставляло небеса медленно струиться мимо иллюминатора. Когда Ллинатавр и Солнце исчезли, глаза человека перестроились, и он обрел способность видеть другие звезды. Они запрудили пространство — немигающие, сверкающие самоцветами, холодные, как зимний день. Ярче всех сияли звезды альфа Креста — голубоватые гиганты-близнецы, находящиеся в десяти парсеках от этих мест; как и бета Креста — звезда-одиночка того же типа, — что находилась в этой же части неба, неподалеку от них. Кроме того, тренированное зрение могло различить красное сияние Альдебарана и Арктура, походившее на костры, которые, пускай и издали, обогревали и освещали человеческое стойбище. Можно было еще поймать взглядом Денеб и Полярную звезду, которые находились далеко за пределами Империи и территории врагов Империи. Свет их был холодным.

У Мак-Кормака внезапно пересохло во рту.

«Если бы Катрин настроилась на мой разум, — подумал он, — она сказала бы, что в Левитикусе надо как-то ограничить употребление такого количества метафор».

Он не осмелился признаться самому себе, что ее образ все еще живет в его душе.

«Мне повезло, что я оказался во внешней камере. И нельзя сказать, чтобы я испытывал слишком большие неудобства. В намерения Снелунда это явно не входило».

Помощник начальника тюрьмы выглядел смущенным и без конца извинялся.

— Это… э-э-э… приказ о вашем задержании, адмирал Мак-Кормак, — сказал он. — Прямо от губернатора. До суда или… переброски на Землю, может быть… э-э-э… до дальнейших распоряжений… — тут он посмотрел на факс на своем письменном столе, будто желая, чтобы содержащиеся в нем слова изменились со времени первого их прочтения. — Так… одиночка, отсутствие контактов… Честно говоря, адмирал, я не вижу причин, по которым вам нельзя было бы разрешить пользоваться книгами, бумагой, даже проектором для времяпрепровождения, Я пошлю к Его Превосходительству и буду просить об этом.

«Мне неизвестна причина, — подумал Мак-Кормак. — Возможно, она кроется в злобе, но, главным образом, настоящее мое положение — одна из стадий процесса моей ломки, — осанка его сделалась еще более величественной. — Что же, пусть попробуют».

Сержант дворцовой охраны, доставивший арестованного с Катаврайаниса, бесстрастным голосом произнес:

— Не величайте предателей титулами, которых их лишили.

Помощник начальника тюрьмы выпрямился, смерил охранников взглядом и ответил:

— Сержант, прежде чем перейти на теперешнюю службу, я двадцать лет провел в рядах Военного Флота. Я создавал СПО. Под командованием Его Величества находится любой офицер Имперской Армии, любой ее член, примыкающий к армии Силы. Флот адмирала Мак-Кормака остался без своего командующего, но до тех пор, пока командующий не будет снят с поста в результате тщательного судебного расследования или посредством прямого приказа с трона, вы обязаны выказывать ему уважение, иначе вы рискуете попасть в весьма затруднительное положение.

Он побагровел, тяжело дышал и, казалось, хотел сказать что-то еще. Вероятно, случившееся ему представлялось в несколько ином свете. Пока пара смущенных охранников переминалась с ноги на ногу, помощник начальника добавил лишь одно:

— Подпишите передаточный документ и уходите.

— Но мы должны… — начал было сержант.

— Если в ваши полномочия входит большее, нежели передача этого джентльмена под арест, позвольте мне на них взглянуть. — Пауза. — Подпишите и идите. Я не намерен вести с вами дальнейших разговоров.

Мак-Кормак тщательно зафиксировал в мозгу имя и лицо помощника начальника тюрьмы. С той же тщательностью он отмечал каждое лицо, причастное к его аресту. «Придет день… если он придет…»

Что стало с начальником этого человека, Мак-Кормак не знал. С тех пор как он уехал с Аэнеаса, ему не приходилось сталкиваться с цивильной системой наказаний за преступления. Военный Флот располагал собственной. Отправление его сюда было оскорблением, и смягчить его мог лишь тот факт, что это диктовалось желанием убрать адмирала подальше от собратьев-офицеров, которые могли бы попытаться его освободить. Мак-Кормак догадался, что Снелунд заменил прежнего начальника своим любимчиком или человеком, сунувшим ему взятку, — так он проделывал со многими официальными лицами с тех пор, как стал губернатором сектора, — и что вновь назначенный смотрел на свою должность как на синекуру.

Как бы там ни было, адмиралу предложили сменить мундир на серый комбинезон и даже разрешили зайти для этого в кабину. Его отвели в одиночную камеру. Она была достаточно большой для ходьбы по ней, достаточно удобной для отдыха и чистой, хотя и лишенной украшений и роскоши. В потолок был вделан аудиовизуальный сканер, но помещен он был на видном месте, и никто не стал возражать, когда он завесил его снятой с кровати простыней. Мак-Кормак не заметил присутствия каких-либо других людей, но через специальное отверстие он получал вполне съедобную пищу и чистое белье, а для того, чтобы избавляться от объедков и грязного белья, в его распоряжении был мусоропровод. И наконец, самое главное — имелся иллюминатор.

Предполагалось, что без этого (т. е. Солнца, планеты, созвездий, молочного свечения Млечного Пути и тусклого сияния соседних галактик) человек мог бы вскоре потерять всякую волю и начать клянчить об освобождении, согласный подписать что угодно и даже целовать руку палачу. Честные медики послали бы в штаб-квартиру сообщения о том, что никаких следов пыток или воздействия на мозг заключенного не обнаружено. А причиной такого быстрого ослабления воли явилось бы обычное лишение возможности пользоваться своими органами чувств. Оно также состояло бы в потере какой-либо восприимчивости к мыслям о Катрин, о том, сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась во власти Аарона Снелунда. Мак-Кормак признавал за собой право на эту слабость, не принадлежавшую к числу тех чувств, которых он стыдился.

Почему же тогда губернатор не дал распоряжение о содержании его в темной камере? Проглядел, наверно, поглощенный слишком большим количеством дел. Или же полностью занятый собой Снелунд, просто не понимал, что какой-то мужчина может любить свою жену больше собственной жизни.

Конечно, по мере того, как день сменялся ночью (хотя слабое белое свечение в камере никогда не менялось), губернатор мог начать интересоваться тем, почему здесь ничего кризисного не происходит. Если бы его наблюдатели точно описали ему ситуацию, он, без сомнения, отдал бы приказ о переводе Мак-Кормака в другое помещение. Но агенты, взращиваемые в отрядах охраны на маленькой искусственной луне, были существами низкого уровня из числа тех, кого он пинал как хотел. Они, естественно, не имели права посылать отчеты непосредственно губернатору сектора, пользующегося полномочиями Его Величества в сфере 50 000 кубических световых лет вокруг альфа Креста и очень близкого друга Его Величества. Нет, они не имели права этого делать даже в том случае, когда речь шла об адмирале Флота, ответственного ранее за защиту всей этой части имперских границ. Жалкие агенты должны были давать отчеты нижним административным чинам, а те, в свою очередь, посылать их по соответствующим каналам. Присматривал ли кто-нибудь за тем, чтобы материалы, подобные этим, не то, чтобы затерялись, нет, — а не были положены под сукно?

Мак-Кормак вздохнул. Стук его ботинок по металлу перекрыл неумолчное бормотание вентилятора. Сколько может длиться подобное попустительство?

Орбита спутника была ему неизвестна. Тем не менее, он мог с достаточной точностью вычислить размер углового диаметра Ллинатавра. Он помнил приблизительные параметры и массу. Пользуясь ими, можно было вычислить радиус-вектор и нужный период. Нелегко манипулировать законами Кеплера, держа все цифры в голове, но что еще оставалось делать? Результат более или менее подтвердил догадку о том, что его кормят трижды в сутки. Он не мог точно припомнить, сколько раз получал пищу до тех пор, как начал считать эти разы, завязывая узелки на ниточке. Десять? Пятнадцать? Что-то в этом роде. Добавить это число к имеющимся тридцати семи узелкам и получится где-то сорок-пятьдесят космических отсеков или тринадцать-шестнадцать земных дней (соответственно пятнадцать-двадцать аэнеасских).

«Аэнеас. Башни Винхсума, высокие, серые, со стягами, трепещущими на фоне неба, полного птичьего щебета. Беспорядочное нагромождение ущелий и утесов — красных, коричнево-желтых, бронзовых, в том числе и там, где Ллианские рифы врезались в голубовато-серый сумрак, искрящийся светящимися капельками воды — Морское Дно Антонины… Резкий, металлический звук Дикого Потока, когда он стремится вверх и вверх, а потом водопадом обрушивается вниз… И смех Катрин, когда они вдвоем скакали верхом, и ее взгляд, обращенный к нему, и ее глаза, что голубели ярче высокого неба…»

— Нет! — воскликнул он, — голубые глаза были у Рамоны. — У Катрин глаза зеленые. — «Неужели я уже путаю свою живую жену с умершей?»

Если только у него вообще была жена. Двадцать дней прошло с тех пор, как стража ворвалась в спальню, арестовала их и повела по разным коридорам. Она оттолкнула руки стражников от своих запястий и сама пошла вперед, окруженная рядами направленных на нее черных дул. Она держалась уверенно и гордо, хотя на глазах ее блестели слезы.

Мак-Кормак стиснул кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Боль сейчас была другом.

«Я не должен, — вспомнил он. — Если я буду терзаться тем, что сейчас для меня недоступно, я сам исполни за Снелунда его работу… Что я еще могу сделать?»

«Сопротивляться. До конца».

Уже не впервые он вспоминал существо, с которым ему когда-то довелось встретиться, — воденита, огромного, чешуйчатого, хвостатого, четырехногого, с мордой ящера, но дружественно настроенного и более мудрого, чем остальные, ему подобные.

— Вы, люди, — странные существа, — гудел он глубоким голосом. — Вместе вы можете показывать примеры храбрости, граничащей с безумием. Но когда поблизости. нет никого, кто может заранее объяснить вашим людям, как им предстоит умирать, воодушевление быстро покидает их и сменяется полным упадком духа.

— Дело, я полагаю, в наследственных инстинктах, — ответил ему Мак-Кормак. — Наша раса начинала как животные, охотившиеся стаей.

— Тренировка может побороть инстинкт, — возразил дракон. — Разве разумное создание не может заниматься самотренировкой?

Мак-Кормак грустно покачал головой.

«Что ж, я это проклятое наставление заполучил. Может быть, однажды кто-нибудь — Катрин или дети, подаренные мне Рамоной, или какой-нибудь мальчик, которого я никогда не знал, — сумеет полностью преодолеть всю эту волокиту».

Он лег на скамью — единственную мебель в комнате, если не считать раковины и санитарного узла, и закрыл глаза.

«Попытаюсь до обеда мысленно поиграть в шахматы за двух человек. Дайте мне достаточно времени, и я в совершенстве овладею техникой. Перед самой едой я еще раз займусь гимнастикой. Эта кашица в мягком сосуде ничего не потеряет от того, что остынет… Возможно, позже я смогу уснуть».

Он не снял своей импровизированной завесы. Клерк в тюремной канцелярии зарегистрировал человека мужского пола, высокого, стройного, более живого, чем это представлялось из-за его обычной немногословности. Мало что выдавало в нем его пять десятков стандартных лет. Лишь проседь в черных волосах да продольные морщины на длинном худом лице… Он никогда не прятал лица от непогоды, никогда не менял своих черт. Кожа его всегда оставалась темной и жесткой. Выступающий треугольник носа, прямой рот, выдающийся вперед подбородок являли собой нечто вроде вызова черепу долихоцефала. Когда он широко раскрывал глаза под нависшими бровями, они походили на кусочки льда. Когда он говорил, голос его звучал твердо, и за десятилетия службы на границах Империи, пока он не вернулся в свой родной сектор, он утратил акцент Аэнеаса.

Он лежал, и воображение его с такой силой было сконцентрировано на образе противников-шахматистов, что он не обратил внимания на первый взрыв. Лишь когда снова послышался звук — «крап!» — и стены дрогнули, до его сознания дошло, что это уже второй.

«Что за чертовщина?» — вскочил он на ноги.

Звук третьего взрыва был низким, и металл ответил ему гулом.

«Тяжелая артиллерия, — подумал он. Пот выступил на его лице, а сердце застучало быстрее. — Что случилось?»

Он бросил взгляд в иллюминатор. Ллинатавр был все таким же безмятежным и равнодушным.

У дверей послышался нарастающий шум. Пятно возле молекулярного замка сделалось красным, потом белым. Кто-то разрезал дверь с помощью бластера. Слуха Мак-Кормака достигли голоса. Слова различить было невозможно, но они явно были сердитыми и взволнованными. Выпущенная кем-то пуля прожужжала по коридору, ударилась в стену и исчезла в неизвестном направлении.

Дверь не была особенно толстой, лишь достаточно плотной для того, чтобы скрыть за собой человека. Она поддалась, и часть ее потекла вниз, собираясь на полу в фантастической формы ручей лавы. Пламя бластера ворвалось в дыру, еще больше ее увеличивая. Мак-Кормак отпрянул, ослепленный его блеском. Запах озона ударил ему в ноздри. На мгновение в голове его мелькнула мысль: «Зачем столь лихо обращаться с оружием?»

Бластер перестал изрыгать пламя. Дверь широко распахнулась. В комнату вихрем ворвалась дюжина мужчин. На большинстве из них были синие морские мундиры. Двое казались роботами в боевой броне. Они тащили за собой огромную энергопушку Хольберта, поставленную на полозья. Один был не гуманоидом — доннарианский антропоид, превосходящий размерами даже облаченных в броню людей. На его теле, лишенном какой бы то ни было одежды, висел целый арсенал оружия, но он оставил его зачехленным, отдав предпочтение боевому топору. Лезвие того было окрашено красным. На обезьяноподобном лице существа сияла широкая улыбка.

— Адмирал! Сэр! — юношу, который кинулся к нему с распростертыми объятиями, Мак-Кормак не узнал. — С вами все в порядке?

— Да. Да. Что… — Мак-Кормак от изумления поперхнулся словами. — Что все это значит?

Молодой человек отдал честь.

— Лейтенант Насруддин Хамид, сэр, командую операцией по вашему освобождению по приказу капитана Олифанта.

— Вы пошли на нарушение устава? — Мак-Кормаку казалось, будто за него говорит кто-то другой.

— Сэр, вас хотят убить. Капитану Олифанту это известно наверняка! — У Хамида был совершенно безумный вид. — Нам нужно торопиться, сэр. Мы прорвались без потерь. Человек, который стоял на часах, знал об операции. Ему удалось договориться с половиной охраны. Он уйдет с нами. Некоторые отказались повиноваться и сопротивлялись. Должно быть, люди Снелунда. Мы прорвались сквозь их ряды и взяли над ними верх, но некоторые бежали. Они пошлют сообщение, как только наш корабль уйдет в пространство.

Происходящее все еще казалось Мак-Кормаку нереальным. Не сон ли это? Полностью ли он владеет своим рассудком.

— Губернатор Снелунд уполномочен Его Величеством, — услышал он свой голос. — Истинное место для разрешения спорных вопросов — это зал суда.

Вперед выступил другой человек. Его речь не утратила аэнеасского акцента.

— Пожалуйста, сэр, — он едва не плакал. — Мы не можем без вас обойтись. С каждым днем все больше местных восстаний на разных планетах, на наших тоже, в Бореа и на Железной Земле. Снелунд пытается уговорить Флот помочь своим войскам подавить беспорядки… гнусными… методами… водородными бомбами. Если не помогают пожары — стрельба и тюрьмы.

— Гражданская война, — прошептал Мак-Кормак, — и это в то время, когда варвары у границ…

Его взгляд метнулся в сторону Ллинатавра.

— Что с моей женой?

— Я не знаю… не знаю… ничего насчет нее… — промямлил Хамид.

Мак-Кормак посмотрел ему прямо в лицо. Гнев овладел им. Он схватил лейтенанта за лацканы кителя.

— Это ложь! — закричал он. — Вы не можете не знать. Олифант не послал бы людей в рейд, не проинструктировав их до последней детали. Что с Катрин?

— Сэр, в эфире помехи. Мы располагаем лишь одним наблюдательным судном. Вражеский корабль на сторожевой заставе мог…

Мак-Кормак так встряхнул Хамида, что у того лязгнули зубы, и сразу же отпустил его. Все увидели, как лицо адмирала вдруг застыло.

— То, что Снелунду понадобилась Катрин, было частью продуманного плана, — сказал он каким-то безжизненным голосом. — Двор губернатора любит разводить сплетни, а то, что известно там, скоро становится известно всему Катаврайанису. Она все еще при дворе, не так ли?

Все старались смотреть куда угодно, только не в лицо Мак-Кормаку.

— Я что-то слышал об этом, — пробормотал Хамид. — Видите ли, прежде чем совершить нападение, мы остановились на одном астероиде, сделав вид, будто это обычный отдых, и вели разговоры со всеми, кто нам подворачивался. Один из таких людей оказался торговцем, накануне приехавшим из города. Он сказал… он передал, что толкуют о вас, сэр, и вашей леди… ну… насчет того, что вы «задержаны для расследования», а вот она и губернатор…

Он умолк.

Мак-Кормак похлопал молодого человека по плечу:

— Не нужно продолжать, сынок, — сказал он уже не таким безжизненным голосом. — Пойдемте-ка на корабль.

— Мы не мятежники, сэр, — умоляюще проговорил Хамид. — Вы нужны нам, чтобы обуздать этого монстра… пока мы не сможем донести правду до Императора.

— Нет, случившееся нельзя счесть мятежом, — ответил Мак-Кормак. — Это восстание, — он возвысил голос. — Вперед! На корабль!

2

Метрополия. Обладающий собственными правами, Адмиралтейский Центр возвышался над той частью Скалистых гор Северной Америки, которая похоже была «делом рук титанов древней мифологии, снова решивших взгромоздить Пелион на Оссу, чтобы взобраться на Олимп».

— И однажды, — заметил Доминик Флэндри молодой женщине, которой показывал окрестности, и высказал данное сравнение, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, — боги придут в такое же раздражение, в какое уже когда-то пришли… будем лишь надеяться, что последствия этого окажутся менее плачевными.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

Поскольку он менее всего собирался ее просвещать, а просто хотел заняться любовью, то подкрутил усы и сладким голосом промолвил:

— Я имею в виду, что вы слишком очаровательны для того, чтобы я мог спокойно демонстрировать перед вами достоинства своего мужского ума. Ну а теперь, поскольку вы хотели видеть этот хитроумный ящик, — сюда, пожалуйста.

Он не сказал знакомой, что этот трехмерный звездный проектор предназначался, главным образом, для показа визитерам. Даже самое незначительное астрономическое расстояние слишком велико, чтобы любая из показываемых этим прибором красочных карт имела большую ценность. Настоящая информация хранилась в ячейках памяти скромных компьютеров, которые были надежно скрыты от взоров праздной публики…

Когда кар въехал сегодня на территорию Центра, Флэндри вспомнил этот небольшой эпизод, завершившийся в свое время весьма приятным финалом, вызвавший у него определенные ассоциации.

Вокруг него уходили вверх многоцветные стены, такие высокие, что панели на нижних уровнях должны были светиться постоянно. Подъемники, подобно клубку спутанных лиан, громоздились меж ними, уходя к облакам и солнечному свету. Воздушное движение, наполнявшее небо жужжанием и блеском, было настолько насыщенным и сложным, что его мог контролировать только электронный мозг. Внизу движение было не менее интенсивным, транспорт, снуя вверх и вниз, заполнял башни, глубины тоннелей и камеры под тоннелями. Все эти машины и автобусы, воздушные и наземные, создавали шум не более громкий, чем легкое шуршание эскалаторов, но все же он перекрывал звук голоса или стук шагов. И все равно Адмиралтейский Центр жил в постоянном облаке звуков, среди круглосуточного жужжания, похожего на то, что издает пчела, летающая над цветущими растениями, — рабочее жужжание.

Ибо здесь был узел Имперской Силы, и Земля правила отсюда сферой неправильной формы в четыреста световых лет в поперечнике, содержащей приблизительно четыре миллиона солнц, из которых сто тысяч тем или иным образом платили ей дань.

«На первый взгляд все это внушает чувство гордости. Но если посмотреть глубже…»

Флэндри очнулся от раздумий. Его кар скользил в направлении штаб-квартиры Разведкорпуса. Он в последний раз затянулся сигаретой, притушил ее о диспозер и одернул мундир. Он предпочитал более франтоватый его вариант с таким числом элегантных отклонений от нормы, какое только позволялось весьма снисходительными правилами — и даже несколько большим. Тем не менее, когда твой отпуск прерван всего лишь через несколько дней после возвращения домой и тебе приказано явиться с отчетом к самому адмиралу Кераскову, лучше предстать перед его взором в строгом белом кителе и брюках, причем последние должны быть заправлены в ботинки, с ремнем вместо шарфа на талии, в просторном сером плаще и фуражке, сидящей так, чтобы значок с изображением солнца находился точно над серединой лба.

«Рубище было бы сейчас куда более уместным, — подумал Флэндри. — Три — подумать только! — три прелестные девушки жаждут отпраздновать неделю моего рождения, которая началась бы завтра в гостинице «Эверест» с меню, на составление которого я потратил два часа; и мы бы целый день доказывали друг другу, что четверть столетия не такая уж страшная цифра, какой кажется. И теперь — вот это!»

Сквозь путаницу проводов Флэндри был поднят на уровень гаражного крыла. Гравзы выключились. Он вручил свою карточку дневальному, который внимательно изучил ее и запер за ним дверь. Охранник у входа проверил идентичность его личности и подлинность вызова с помощью другой машины и позволил ему войти. Доминик пересек несколько коридоров, пока не достиг нужного ему. Он быстро поднимался по лестнице, проигнорировав эскалатор.

Толпа двигалась мимо него и растекалась по кабинетам. Она состояла из служащих всех чинов от младших техников до адмиралов, от которых зависела безопасность тысячи миров, и из ученых, которым с трудом удавалось держать империю на страже Вселенной, полной смертоносных сюрпризов. Вне всякого сомнения, все они были гуманоидами. Формы, цвета, слова, запахи, осязательные ощущения неслись мимо Флэндри бесконечной и непонятной каруселью.

«Толкотня, суета, поспешность, стремительность, беготня, беготня, беготня, — угрюмо подумал он. — Работа, ибо ночь грядет — Долгая Ночь, когда Империя падет и погребет людей под своими руинами. Ибо как мы можем вечно оставаться хозяевами нашей, пусть даже незначительной россыпи звезд на краю Галактики, такой большой, что нам никогда не удастся узнать и десятой ее доли? Возможно, нам никогда не удастся узнать больше того завитка спирали, который нам уже известен. Да ведь мы ни разу не посетили и половины солнц, а это — всего лишь микроскопический кусочек пространства, на которое претендуем!

Наши предки изучили гораздо больше, чем мы. Когда ад вырвался на свободу, а их цивилизация готова была разлететься на куски, они залатали ее Империей. Зато мы потеряли настоящую свободу. Слишком легко она нам давалась в течение слишком долгого времени. А теперь на наших флангах мерсеяне и бетельгейзийцы — дикие расы повсюду, они давят на нас извне… Впрочем, почему я, собственно, должен беспокоиться? Когда-то карьера во Флоте казалась мне вершиной славы. Потом я увидел ее оборотную сторону. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы занимался любым другим делом».

Его остановила какая-то женщина. Должно быть, она случайно оказалась здесь, по какому-то личному делу, потому что гражданские служащие не имели права появляться тут в подобных радужных одеждах. Она же словно была создана для такого наряда.

— Прошу прощения, — произнесла она. — Не могли бы вы мне сказать, как найти кабинет капитана Яна Ли? Боюсь, что я заблудилась.

Флэндри поклонился.

— Конечно, моя госпожа, — он отчитывался в этом кабинете после прибытия на Землю и теперь дал ей подробные ориентиры. — Передайте ему, пожалуйста, что лейтенант-коммандер Флэндри утверждает, что он — капитан-счастливчик.

Она взметнула ресницы.

— О, сэр! — дыхание ее сделалось более частым, в глазах блеснули искорки. — Я заметила, что вы из Разведки. Вот почему я спросила. Должно быть, это восхитительно! Я была бы счастлива…

Флэндри просиял.

— Ну поскольку мы оба знаем Яна Ли…

Они познакомились и обменялись адресами. Она ушла, покачивая бедрами. Флэндри продолжил свой путь. Настроение его сразу поднялось.

«В конце концов, новая работа может оказаться — не бей лежачего, — он дошел до своего любимого места. — Вот здесь я сяду в лифт».

Переступив через порог, он расслабился, ожидая, когда его поднимет антигравитационное поле.

Вернее, он попытался расслабиться, но полностью ему это не удалось. Вне зависимости от перспектив знакомства с привлекательной женщиной, новоиспеченный лейтком, вызванный для личного разговора с шефом операции, неизбежно обнаружит ком в горле и вспотевшие ладони.

Он приложил ладонь к нужному углублению, поднялся на девяносто седьмой уровень и прошел по коридору. Здесь было тихо. Редкие негромкие голоса и случайное жужжание машины лишь подчеркивали глубину молчания, заключенного в этих суровых стенах. Все, кого ему пришлось здесь встретить, были выше его чином, взгляд каждого был невидящим, а мысли блуждали среди далеких солнц. Дойдя до отдела Кераскова, он обнаружил вместо секретаря не что иное, как сканер, с микрофоном, встроенным в компьютер, невысокая ступень которого не позволяла назвать его мозгом. Больший и не был нужен — основная фильтровка производилась на низших стадиях. Флэндри потоптался перед дверью не более пяти минут, прежде чем ему было велено войти.

Он очутился в большой комнате с высоким потолком и толстым ковром на полу. В одном углу стоял инфотивер и видеофон для внешней связи, в другом — небольшое холодильное устройство. Кроме того, здесь было три-четыре картины и множество полок для мемо-отчетов о прежних победах. Дальняя стена одновременно служила и экраном: в данный момент на ней находилось изображение Юпитера, каким он бывает виден с приближающегося корабля, и изображение это было настолько реальным, что у Доминика перехватило дыхание. Он остановился на положенном расстоянии и так лихо отдал честь, что едва не вывихнул себе руку.

— Лейтенант-коммандер Доминик Флэндри прибыл в ваше распоряжение, сэр!

На человеке, поднявшемся из-за письменного стола, была обычная форма. Из многих наград, которые наверняка имелись у него, ни одна не украшала его грудь. Исключение составлял лишь скромный рыцарский знак, заработать который было сложнее, чем дворянскую грамоту. Блеск этого знака затмил для Флэндри свечение окольцованной планеты. Человек был низким и плотным, чем-то похожим на мопса, с усталым лицом и взлохмаченными седыми волосами. Его ответное приветствие было почти небрежным, но сердце Флэндри забилось чаще.

— Как раз вовремя, — сказал вице-адмирал Илья Керасков. — Садитесь. Курите? — он указал на коробку с сигарами.

— Благодарю вас, сэр, — Флэндри собрал всю свою отвагу. Он выбрал сигару и заставил себя раскурить ее в то время как кресло, на котором он сидел, приспосабливалось к его мускулам и ненавязчиво побуждало их расслабиться.

— Адмирал очень любезен. Я и не знал, что существует сорт сигар лучший, чем «Корона Австралии». — На самом деле он знал несколько отличных сортов, но и этот был неплох. Дым защипал язык изысканным привкусом и изящными кольцами через ноздри устремился к потолку.

— Кофе, прошу, — предложил шеф почти миллиона агентов, рассеянных по Империи и за ее пределами. — Можно чаю, джайне.

— Нет, благодарю вас, сэр.

Керасков изучал его ненавязчиво и учтиво; взгляд его походил на рентгеновские лучи.

— Мне очень неприятно прерывать подобным образом ваш отпуск, лейтенант-коммандер, — сказал адмирал. — Вы, должно быть, ожидали его с таким нетерпением. Я вижу, у вас новое лицо.

Они никогда раньше не встречались. Флэндри заставил себя улыбнуться.

— Да, сэр. То, что дали мне мои родители, казалось слишком невыразительным. А поскольку я направлялся на Землю, где биолепка почти такое же привычное явление, как косметика… — он пожал плечами.

Взгляд его собеседника все еще оставался испытывающим, адмирал внимательно рассматривал почти двухметровое тело атлета, широкое в плечах и узкое в бедрах. Судя по белым рукам с тонкими длинными пальцами, можно было догадаться, что владелец их питал отвращение к тем многочисленным упражнениям, которые были необходимы для поддержания подобной мускулатуры. Прямой нос, высокие скулы и подбородок с ямочкой явно были вновь приобретенными, но подвижный рот и глаза, переменчиво-серые под слегка изогнутыми бровями, — собственными. Говоря, он едва заметно растягивал слова.

— Вне всякого сомнения, вы удивляетесь, почему из всего списка выбрали именно вас, — сказал Керасков, — и почему вам велено было явиться прямо сюда, а не к вашему непосредственному начальнику или капитану Яну Ли.

— Да, сэр. Я не считал себя достойным вашего внимания.

— Да и не жаждали его удостоиться, — улыбка Кераскова была не очень веселой. — Однако вы его удостоились. — Он откинулся на спинку кресла, скрестил короткие ноги и зашевелил короткими волосатыми пальцами. — Я отвечу на все ваши вопросы… Прежде всего, почему именно вы — офицер, подобный тысячам других? Вы сами можете догадаться об этом, Флэндри, если еще не догадались. Подозреваю, ваше тщеславие уже сообщило вам, что для определенного эшелона Сил вы не являетесь «ординарным». Вы, в вашем возрасте, не достигли бы того звания, которое носите сейчас, если бы дела обстояли по-иному. Мы с особым интересом приглядываемся к вам со времен старкадского дела. Его, конечно, пришлось замять, но оно не забыто. Последующее наблюдение за вами выявило интересные детали. — Флэндри не мог скрыть своей тревоги. Керасков хохотнул. Смешок его походил на бряцанье железных цепей. — Мы узнали кое-что, о чем вы умолчали. Не беспокойтесь пока. Компетентные люди, к великому сожалению, в наше время встречаются настолько редко, не говоря уже о выдающихся, что Служба держит их под прицелом. Вы или будете убиты, молодой человек, или действительно далеко пойдете.

Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.

— Дело, о котором пойдет речь, требует большой изворотливости. Я не открою вам великой тайны, если скажу, что последний Мерсеянский кризис — явление гораздо более опасное, чем его представляли широкой публике. Он мог бы создать взрывоопасную ситуацию. Но, думаю, мы в состоянии противостоять ему. Однажды Империя уже доказала свое умение действовать быстро и решительно. Но для этого нужно, чтобы подавляющая часть наших флотов была сосредоточена на границе до тех пор, пока мерсеяне не поймут, что мы действительно полны решимости не дать им захватить Джиханнах. Операции Разведкорпуса в этой области достигнут такого размаха, что резервы Сил в других местах совершенно иссякнут…

А тем временем в Империи, на другом ее конце, возникло нечто потенциально худшее, чем простой конфликт с Мерсеей. — Керасков поднял руку. — Не воображайте, что вы единственный, к кому мы обращаемся за помощью или что вы отвечаете нашим запросам более, чем на квант, по сравнению с другими. Но при нашей истощенности каждый квант — сокровище. То, что вы оказались на Земле неделю тому назад, явилось неудачей для вас, но удачей для Империи… возможно. Когда я запросил архив о тех, кто мог бы оказаться нам полезным, обладая нужной квалификацией, ваше досье оказалось среди дюжины тех, что были доставлены ко мне.

Флэндри ждал.

Керасков подался вперед. Напускная бравада покинула его окончательно. Говорил угрюмый, полный горечи человек:

— Теперь насчет того, почему вы были направлены не к кому-нибудь другому, а непосредственно ко мне. Дело в том, что это единственное место, где — я уверен — нет всяких шпионских приспособлений, а вы единственный, как я думаю, человек, который не станет на меня доносить. В добавление скажу вам, что вы могли бы отправиться в суд и повторить там то, что я собираюсь вам сказать. Меня бы сместили, а возможно, убили или арестовали. Вы бы получили деньги, а может быть, и льготы, которыми пользуются лизоблюды. Я вынужден идти на риск. Не Зная полностью ситуации, вы не сможете быть полезным.

Тщательно выговаривая каждое слово, Флэндри произнес:

— Я умелый лжец, сэр, и все же поверьте моему слову: я не очень умелый наушник.

— Ха! — в течение нескольких секунд Керасков спокойно сидел в своем кресле. Потом вскочил на ноги и принялся расхаживать по кабинету взад-вперед, похлопывая в такт шагам кулаком по бедру. Слова так и посыпались из него:

— После Старкада вы посетили Землю для прохождения дальнейшего обучения и тому подобное. Вы были слишком заняты для того, чтобы внимательно следить за всеми событиями. Ну, там скандал, непристойные шуточки, слухи — все это до ваших ушей доходило. Но важные известия… Позвольте мне коротко вас о них осведомить. Три года прошло с тех пор, как умер бедный старый Император Георгий и воцарился Джосип. Всем известно, что из себя представляет Джосип: он слишком слаб и глуп для того, чтобы причинять значительный вред. Мы все были уверены в том, что вдовствующая Императрица удержит его на верной стезе, пока жива. А он, благодаря ужасному обращению с собственным организмом, ненамного ее переживет. И детей у него не будет — куда ему! А Служба Полиции, Генеральный Штаб, гражданская служба, офицерские части, аристократия солнечной и внесолнечной систем… у них у всех там, конечно, больше жуликов и бездарей, чем в былые дни, но осталось и несколько порядочных людей, несколько… Для вас это не новость, не так ли?

Флэндри едва успел покачать головой, как Керасков снова принялся расхаживать и говорить:

— Я уверен, что вы пришли к той же оценке, что и большая часть информированных граждан. Империя настолько огромна, что ни один индивидуум не способен причинить ей существенный вред, несмотря на свою потенциальную опасность. Любой вред, наносимый Джосипом, почти наверняка должен быть нейтрализован группой придворных, политиков, плутократов и тому подобных лиц, сконцентрированных на Земле или вокруг нее — так что потери невелики. Переживали же мы времена других плохих императоров… В обычном смысле это верно. Но возможны и варианты. Даже мы, находящиеся у верхушки власти, были удивлены действиями Аарона Снелунда. Слыхали о нем когда-нибудь?

— Нет, сэр, — ответил Флэндри.

— Он придерживался золотой середины, — объяснил Керасков. — Цензорство на его планете было эффективно как ни что другое. Суду о нем известно, и людям вроде меня тоже. Но наши данные были неполными… Позже вы узнаете детали. Я хочу сообщить вам факты, неизвестные широкой публике. Он родился тридцать четыре года тому назад на Венере от матери-проститутки и неизвестного отца. Это произошло в тех местах, где люди быстро познают законы жестокости и так же быстро погибают. Он был умен, талантлив и очарователен, когда хотел быть таковым. В ранней юности он работал сенси-актером здесь, на Земле. Теперь, задним числом, я понимаю, как он мог действовать: самым тщательным образом изучив вкусы Джосипа, тратил свои деньги именно на тот биоскульпин, который был нужен, а свое время — на овладение именно теми манерами, которые были нужны. Когда они встретились, то сближение их прошло как по маслу. К двадцати пяти годам Аарон Снелунд совершил скачок от обычного катамита к фавориту наследного принца. Следующим его шагом было отстранение влиятельных лиц и помещение на их места тех, кто был предан Снелунду. У него появились противники. Дело здесь не просто в зависти. Честных людей беспокоило, что он получает власть под сенью короны, когда дела Джосипа пошли в гору. До нас доходили слухи об убийствах. Снелунд явно почуял опасность и начал ответные действия. Во всяком случае, его проглядели. Георгий, как вы помните, умер внезапно. На следующей неделе Джосип сделал Снелунда виконтом и назначил его губернатором сектора альфа Креста. Вы понимаете, насколько все было рассчитано? Назначение на высшую должность вызвало бы целую бурю, но виконтов ведь целая туча. Многие секторы гораздо богаче, могущественнее, ближе к центру или обладают еще какими-либо достоинствами. Полицейский отдел не допустил бы присутствия на них в качестве главы непроверенного человека. Альфа Креста — дело другое.

Керасков подошел к выключателю. Свет погас. Изображение огромного Юпитера, вращающегося среди своих лун, исчезло. Его место занял тригон главных звезд Империи. Возможно, гнев Кераскова требовал выхода хотя бы в таком жесте, как показ изображения. Его мощный силуэт вырисовывался на фоне сверкающего тумана.

— Бетельгейзе, — он ткнул пальцем в красную искорку — гигантское солнце, что царствовало на пограничных территориях между Земной и Мерсеянской империями. — Здесь нас терзала угроза войны. Теперь — альфа Креста.

Он указал рукой на отрезок величиной почти в сто счетных градусов. Другой рукой нажал на кнопку контрольного устройства, переместив изображение примерно на семьдесят градусов к югу. Ярко вспыхнули гиганты типа В, которые находились на противоположном конце земных владений и были родственны одинокой бете Южного Креста. Вокруг них не было почти ничего, кроме черноты. Беда в том, что они находились там, где земные законы были бессильны, там, где свирепствовали дикость и варварство, там, где должны были в ближайшем будущем получить космические корабли и водородные бомбы.

Керасков указал на центр экрана.

— Здесь, — сказал он, — действительно может разразиться война.

Флэндри осмелился нарушить последовавшее за этими словами молчание фразой:

— Имеет ли адмирал в виду, что эти дикари попытаются совершить новое нападение? Но, сэр, я понимаю так, что их все время держат под контролем. После битвы… э-э-э… я забыл, когда она произошла…

— Сорок три года назад, — плечи Кераскова слегка ссутулились. — Эта Вселенная слишком велика, — сказал он устало. — Ни один разум, ни один народ не может предусмотреть все. Увы, мы позволили вредному семени взойти, а всходам расти до тех пор, пока не стало слишком поздно.

— Ладно! — он выпрямился. — Трудно было предусмотреть, какой вред Снелунд может нанести там, — а вред-то оказался похлеще, чем обычный конституционный кризис. Территория весьма удаленная. Она не приносит особой экономической пользы и не очень густо заселена. Ее лояльность и стабильность не более сомнительны, чем у остальных территорий. Там есть лишь две значимые вещи. Одна — индустриальные центры планеты Сатан. Но это древнее владение герцогов Гермесских. Они вполне способны защитить свои интересы. Другая — расположение сектора, как поля между нами и дикими племенами. Но защита является делом адмирала и Флота, и такой адмирал у нас есть, точнее был, идеально подходящий для этой должности человек — Хуг Мак-Кормак. Вы никогда о нем не слышали, но получите данные.

— Конечно, Снелунд неизбежно должен был жиреть. Ну и что с того? Мы считали, что небольшой годовой процент, оторванный от прибылей Империи, не мог никому причинить особого ущерба. Он составит себе состояние, удовлетворяющее обычную жажду богатства, и со временем удалится от дел, чтобы проводить свою жизнь в роскоши. Тем временем Флот и гражданская служба должны были вести свою обычную работу. И все были бы счастливы. Подобные ситуации возникали снова и снова и с успехом разрешались.

— Только на этот раз, — лениво протянул Флэндри, — не учли фактор педерастии.

Керасков выключил карту, зажег свет и бросил на Флэндри внимательный взгляд. Ответный взгляд последнего был вежливым и безразличным. Наконец адмирал произнес:

— Он отбыл три года назад. С тех пор последовал все увеличивающийся поток жалоб на вымогательство и жестокость. Но ни один человек не видел этих жалоб в количестве, достаточном для того, чтобы возбудить дело. А если бы и видел, то что он мог бы сделать? Из центра в межзвездное королевство не прыгнешь. Это невозможно. Империя настолько велика, что ей не поможет полицейский, пытающийся поддержать мир и внутри и снаружи. Племена, страны, планеты, провинции — автономны в самом широком смысле этого слова. Ужас миллионов чувствующих существ, отстоящих на двести световых лет, никак не влияет на жизнь нескольких триллионов других — или сколько их там. Не может влиять. А у нас слишком много дел, о которых мы должны беспокоиться. Теперь представьте себе, что, собственно, может сделать губернатор дальней территории, решивший злоупотребить своей властью.

Флэндри представил и ему стало не по себе.

— В конце концов сам Мак-Кормак послал протест на Землю, — продолжал Керасков. — Протест адмирала, кавалера двух звезд, достиг своей цели. В Полицейском Управлении заговорили о созыве комиссии по расследованию. Почти сразу после этого от самого Снелунда пришло известие. Ему пришлось арестовать Мак-Кормака за попытку совершить предательство. Ему, видите ли, пришлось это сделать и он выбрал временного главнокомандующего. Суд должен созываться на базе Флота или на корабле, и членами его должны были стать офицеры соответствующих рангов. Но из-за этого Мерсеянского кризиса… Вы следите за моей мыслью?

— Очень даже внимательно, — пробормотал Флэндри.

— Восстания в провинциях не являются редкостью, — сказал Керасков. — Сегодня нам труднее избежать их, чем в прежние времена.

— Что вы хотите, чтобы я сделал, сэр?

— Мы хотим послать туда всех незасвеченных агентов, которых только сможем найти, плюс несколько инспекторов. Но учитывая размеры территории, с которой им придется иметь дело, им понадобится много времени на то, чтобы составить верную картину. Возможно, фатально много. Я хочу попробовать кое-что другое, и знать об этом будем только мы с вами. Нужен наделенный соответствующими полномочиями человек, который сможет повсюду совать свой нос — не формально, а открыто, и при необходимости отправлять рапорта прямо в Адмиралтейство. Хозяин военного корабля, посланного в Ллинатавр в качестве подкрепления, имеет свой собственный вес. Например, у губернатора Снелунда не может быть видимых поводов для отказа с ним встретиться. В то же время, если этот корабль не флагманский, его командир не настолько важная фигура, чтобы вызвать подозрения.

— Но я никогда не командовал кораблем, сэр.

— Да неужели?

Керасков тактично не заметил замешательства, в которое вверг собеседника своим вопросом. Он продолжал:

— Мы нашли корабль, капитан которого был повышен в должности» Согласно записям, на этом корабле очень дельный старший офицер. Подобное обстоятельство дает вам возможность сконцентрировать внимание на вашей истинной работе. При нормальном течении дел, учитывая ваши способности, вы вполне могли бы получить корабль. Мы любим, чтобы у наших агентов была твердая почва под ногами.

«В моем случае эта почва не так уже тверда», — мелькнуло в голове в Флэндри, но он едва ли придал значение этой мысли, охваченный сильным возбуждением.

Керасков снова сел.

— Возвращайтесь к себе, — сказал он. — Собирайтесь, сдавайте дела. Явитесь к начальнику тыла адмиралу Ямагучи. Он снабдит вас данными о месте, записями, гипно-блокадой, синотрансформацией, стимпиллами, окажет любую помощь, которая вам потребуется. Я хочу, чтобы ваша информированность была такой же полной, как моя — и все это за сорок восемь часов. После этого вы отправитесь на Первую Марсианскую Базу и получите патент полноправного командира. Ваш корабль находится на орбите Марса. Отлет — немедленно. Надеюсь, что до получения тех знаний о корабле, которых у вас еще нет, вы сможете сделать вид, будто обладаете ими. Если вы поведете себя верно, мы проследим за тем, чтобы ваше временное звание превратилось в постоянное. Если нет — да поможет вам Бог. Удачи вам, Доминик Флэндри.

3

Третья остановка «Азеноува» на его пути в Ллинатавр была предпоследней. Флэндри понял, что необходимо спешить. По прямой, при глубоком гипердрейве, его кораблю потребуется немногим более двух недель на то, чтобы достичь места назначения. Конечно, он мог рассчитывать на отчеты и встречи с нужными людьми, которые ждали его по прибытии. С другой стороны, ему могли и не предоставить такой возможности, или Снелунд мог найти способ скрыть правду вдали от своей главной планеты. Последнее казалось маловероятным, но все же… И приказы, полученные Флэндри, требовали от него широты мысли. По инструкции полагалось послать отчет в Ллинатавр и явиться к новому командующему сектора альфа Креста. Секретное письмо Кераскова давало ему право покинуть корабль и действовать самостоятельно, но подобный шаг следовало предпринять лишь в крайнем случае, причем подобные действия были строго подотчетны.

Он пошел на компромисс, сделав три остановки в наугад выбранных системах, находящихся в пределах байливина Снелунда и отстоящих не слишком далеко от основного курса корабля. Это добавило ему десять дней. Два шара были колонизированы людьми. Населенной была и планета третьего солнца, которая называлась Шалму.

Так она называлась на одном из языков, на котором говорила большая часть представителей ее весьма развитой в техническом отношении цивилизации. Благодаря влиянию спорадических контактов с торговцами, они занимались разработкой железа и теперь обладали прогрессивной технологией производства энергии, что способствовало распространению их влияния во всем мире. Процесс этот был более медленным, чем на Земле: по сравнению с землянами шалмиане были менее жестокими и менее склонными видеть в своих собратьях бездушные орудия производства.

Они с радостью вошли в состав Империи. Это означало защиту от варваров — межзвездных кочевников, уже причинивших им к тому времени немало неприятностей. Построенную базу Флота аборигены даже не видели. Она была где-то там, в системе. Зачем рисковать жилой планетой, когда речь идет о местных усобицах, если прекрасно служит и нежилая? Но на Шалму был маленький морской гарнизон, и космонавты посещали его по пути. Это привлекало внимание представителей имперской цивилизации — охотников, торговавших как с коренными жителями, так и с обслуживающим персоналом гарнизона. Шалмиане находили этих служащих среди иноземцев. Некоторые даже прилетали из-за пределов системы. Маленькая, но быстро растущая группа жителей планеты была рекомендована друзьями-землянами в качестве стипендиатов и вернулась, начиненная современными знаниями. Росла и крепла у аборигенов надежда на то, что их планета со временем станет полноправным членом цивилизации.

За все эти благодеяния Шалму платила скромные налоги, выражавшиеся в некотором количестве металлов, горючих материалов, продуктов питания, образцов местных художественных изделий и предметов роскоши — в зависимости от того, чем богата данная часть планеты. Она соглашалась на власть имперского резидента, чье слово являлось законом, но который на практике охотно позволял развиваться местным культурам. Его солдаты действительно препятствовали возникновению войн и проявлениям бандитизма, насколько это было возможно, и большая часть жителей считала такое положение дел благодеянием. Молодые имперцы — гуманоиды и негуманоиды — часто вели себя вызывающе, однако любой серьезный вред, причиненный шалмианину, как правило, компенсировался наказанием обидчика.

Короче говоря, планета являлась типичной представительницей тех, что попали под власть Земли. В сущности, все они приобрели больше, чем потеряли. Имперская монета оборачивалась к ним, в основном, своей еще не слишком потускневшей стороной.

Так обстояли дела примерно года два назад.

Флэндри стоял на холме. За его спиной было пять человек — телохранители из его команды. Рядом с ним стоял Ч’касса, Премьер Совета Клана Городов Атта. Родная община Ч’кассы расположилась на склоне холма — аккуратные, беленькие, имеющие форму барабана, домики, в которых жило несколько тысяч индивидуумов. Крытые дерном крыши, несмотря на остроконечную форму, являли собой одновременно и садики, поражающие буйством красок. Дорожки между домами были «вымощены» жесткой мшистой растительностью, исключая те места, где росли фруктовые деревья, и плодами мог пользоваться каждый, но никто не злоупотреблял этим. Пастбища и обрабатываемые поля лежали в долине. Другая сторона холма была покрыта лесом.

Если не считать более слабой гравитации, Шалму походила на Землю. Отдельные детали могли показаться странными, но, собранные вместе, они говорили о древних человеческих инстинктах. Широкие равнины, высокие горы, гребни волн над незнающими усталости морями; сень лесов, неожиданный аромат крошечных белых цветов меж старых корней; величавость огромного, увенчанного рогами животного, одинокие крики потомка крылатого существа — все это впечатляло. Характером Ч’касса не слишком отличался от Флэндри. А безволосая ярко-зеленая кожа, приспособленный для хватания хвост, сто сорок сантиметров роста, черты лица, ноги, руки, внутреннее строение, экзотика вышитых одежд, жезл, украшенный перьями — разве все это имело такое уж огромное значение?

Поднялся ветер. На планете, подобной этой, воздух всегда кажется чище, чем где-либо на Земле. Находясь вдали от машин, вдыхаешь в легкие больше жизни. Но в этот раз у Флэндри перехватило дыхание, а на одного из его людей напал внезапный приступ рвоты.

— Вот почему мы повинуемся новому резиденту, — тяжело вздохнул Ч’касса. Он говорил на распространенном англике.

У подножия холма, вдоль дороги, высился ряд деревянных крестов. Гниение прикрепленных к ним тел еще не прекратилось. Птицы-хищники и насекомые все еще создавали над ними подобие черной завесы на фоне сверкающего летнего неба.

— Вы видите? — с беспокойством спросил Ч’касса. — Вначале мы отказались. Но тяжелые налоги нового резидента легли на нас непосильным бременем. Мне сказали, что он делает это по всему миру. Он говорил, что нужно платить, чтобы избежать встречи с ужасной опасностью. Он не сказал, какая это опасность, тем не менее, мы платили, особенно после того, как услышали, что падали бомбы или солдаты с факелами приходили в те места, народ которых протестовал. Я не думаю, чтобы такое мог сделать старый резидент. Не думаю я также, чтобы Император, да отдастся его имя во Вселенной вечным эхом, позволил бы подобные вещи, если бы узнал о них.

«На самом-то деле, — подумал Флэндри, — Джосипу на все это наплевать. Может быть, он просит показывать ему пленки об экзекуциях, просматривает их и хихикает».

Ветер снова изменил направление, и Флэндри возблагодарил его за то, что он унес прочь запах гниения.

— Мы платили, — сказал Ч’касса. — Это было нелегко, но мы слишком хорошо помним варваров. Потом, в этот сезон, нам предъявили новые требования. Мы, имеющие пороховые ружья, обязаны были поставлять мужчин, а те должны отправляться в земли, подобные Яндувру, где у людей нет огнестрельного оружия. Там их заставляют ловить аборигенов для рынка рабов. Я не понимаю; хотя часто спрашиваю, об этом, зачем Империи с ее множеством машин нужны рабы?

«Личная служба, — подумал Флэндри, — например, у тех, кто держит женщин. Мы используем рабство как род наказания за уголовные преступления. Но большого значения оно не имеет. Процент рабов в Империи невелик. Варвары же готовы хорошо платить за умелые руки. И сделки с ними не попадают в имперские отчеты с тем, чтобы компьютеры официальных органов могли проверить эти данные».

— Продолжайте, — сказал он.

— Совет Клана Городов Атта долго дискутировал, — сказал Ч’касса. — Мы были напуганы. И все же идти на подобное мы не хотели. В конце концов мы решили найти повод для какой-нибудь отсрочки, чтобы тем временем наши посланцы отправились в другие земли, на Искойн. Как хорошо известно моему господину, там находится имперская база. Посланцы должны были явиться к коменданту, чтобы тот договорился за нас с резидентом.

Флэндри услышал, как за его спиной кто-то пробормотал:

— Ну и дела! Он что, хочет сказать, что они не подчинились декрету?

— Ну-ну, сэр, потише, — проворчал сосед первого. — Они не стали бы совершать подобной глупости. Это сделали наемники. И задрай-ка свои люки, пока тебя старик не услышал.

«Это про меня? — подумал Флэндри в глубоком изумлении. — Я — Старик?»

— Я думаю, что наши посланцы были схвачены, а их показания силой выжаты из них, — вздохнул Ч’касса. — Как бы там ни было, они так и не вернулись. Зато прибыли войска. Они согнали всех нас вместе. Сотню отобрали и распяли на крестах. Остальных заставили стоять и смотреть, пока все не умерли… Это заняло три дня и три ночи. Среди них была одна из моих дочерей, — он указал дрожащей рукой. — Возможно, мой господин сможет ее разглядеть. Вон то маленькое тело, одиннадцатое слева от вас. Оно почернело и распухло, и большая часть его исчезла, но я все еще вижу, как она прыгает и смеется, когда я возвращаюсь с работы. Она звала меня, просила помочь. Криков было много, но я различал ее голос. А как только я пытался к ней подбежать, меня останавливал шоковый луч. Разве мог я когда-нибудь подумать, что буду счастлив, увидев, что она умерла. Нам велено было оставить тела как есть под угрозой бомбежки. Чтобы проверить, послушались ли мы, над нами время от времени летает аэрокрафт.

Он опустился на шелестящую серебряную траву, уткнулся лицом в колени, а хвост закинул за шею. Ногти его царапали землю.

— После этого, — сказал он, — мы пошли в рабство.

Флэндри некоторое время стоял молча. Он был в ярости от того, что могущественные шалмуане учинили с более слабыми. Налетев на караван закованных в цепи пленников, он арестовал предводителя и потребовал объяснения. Ч’касса предложил посетить его родную землю.

— Где жители вашей деревни? — спросил наконец Флэндри, ибо дома стояли пустыми и молчаливыми, и дым не вился над их трубами.

— Они не смогли жить здесь, рядом с этими мертвецами, — ответил Ч’касса. — Они разбили лагерь в другом месте и лишь иногда сюда приходят. А увидев ваш корабль, мой господин, они, без сомнения, убежали, потому что не знают, что у вас на уме, — он поднял голову. — Вы видели. Можно ли нас винить? Верните меня к моим людям. Я не смогу справиться со своими налогами, если буду отсутствовать, когда караван достигнет летного поля.

— Да, — Флэндри повернул прочь. — Идемте, — плащ развевался за его спиной.

Еще один тихий голос сзади:

— Я никогда не придавал значения той чепухе, которой нас потчуют братья по мирозданию, ты же знаешь, Сэм. Но когда наши подданные боятся нашего же судна…

— Тише! — велел Флэндри.

Шлюпка с шумом поднялась в воздух и помчалась через континент и океан. Все молчали. Когда нос ее нацелился на джунгли, Ч’касса сказал несмело:

— Возможно, вы вступитесь за нас, мой господин.

— Я сделаю все, что смогу, — ответил Флэндри.

— Когда Император услышит, он не рассердится на нас из-за Союза Городов. Мы шли неохотно. Мы страдали от лихорадки и умирали от отравленных стрел народа Яндувра.

«И разрушили то, что было весьма обещающей культурой», — подумал Флэндри.

— Если нам суждено понести наказание за то, что мы сделали, пусть оно падет на меня одного, — попросил Ч’касса. — Все это не имеет для меня большого значения после того, как я видел смерть моей малышки.

— Будьте терпеливыми, — сказал Флэндри. — У Императора много тех, кто нуждается в его помощи. Придет и ваш черед.

Инерционная система навигации могла указать положение каравана только на момент обнаружения, но прошло всего пару часов, как Флэндри нашел его, пробирающегося через болото в тех местах, где засада была менее вероятной, чем среди деревьев. Он подумал: «Лучше посадить шлюпку километром дальше». Так он и сделал, открыв воздушный замок.

— Прощай, мой господин, — шалмуанин опустился на колени, обвил своим хвостом лодыжки Флэндри, прополз немного вперед, потом пошел. Его тонкая зеленая фигурка замаячила в направлении каравана.

— Возвращаемся на корабль, — приказал Флэндри.

— Разве капитан не желает нанести визит вежливости резиденту? — с сарказмом спросил пилот. Он только недавно окончил Академию, и лицо его еще хранило болезненный оттенок.

— На борт, гражданин Виллинг, — повторил Флэндри. — Вам известно, что наша миссия заключается в сборе информации, и у нас мало времени. Мы не известили никого, кроме Флота, что будем в Звездном Порту или Новой Индре, не так ли?

Руки мичмана затанцевали над приборами. Шлюпка взвилась на дыбы с такой яростью, что всем пришлось бы плохо, если бы не акселерационные компенсаторы.

— Извините меня, сэр, — процедил Виллинг сквозь зубы. — Вопрос, если позволите, капитан. Разве мы не были свидетелями абсолютно незаконных действий? Я имею в виду что, хотя те две планеты и переживают тяжелые времена, их положение не может сравниться с положением этой. Потому что у шалмуан, как мне кажется, нет возможности пожаловаться на их положение. Разве отчет о том, что мы видим, не является нашим долгом?

От волнения пилот вспотел, пот заблестел на лбу и пятнами выступил на форме под мышками. Нос Флэндри уловил кислый запах. Оглянувшись, он увидел, что четверо остальных подались вперед, силясь услышать слова, заглушаемые шумом мотора и свистом сжатого воздуха.

«Нужно ли мне отвечать? — спросил себя Доминик, лихорадочно соображая. — А если да, что я могу сказать такого, что не повлияло бы на дисциплину? Я слишком молод для того, чтобы быть Стариком».

Выигрывая время, он принялся раскуривать сигарету. На видеоэкране возникло изображение звезд: шлюпка выходила в космос. Виллинг обменялся сигналами с кораблем, переключил приборы на стыковку с ним, обернулся и посмотрел на капитана.

Флэндри выпустил клуб дыма и осторожно сказал:

— Вам достаточно часто говорили, что мы должны, во-первых, собрать факты, а, во-вторых, прибыть в распоряжение командующего на альфа Креста, если нам удастся обойти низших должностных лиц. Все, о чем мы узнали, будет подробнейшим образом отражено в рапорте. Если кто-то желает подать дополнительный рапорт, собрать дополнительный материал или сделать дополнительные комментарии — это его право. Тем не менее, должен предупредить вас, что не следует заходить слишком далеко. И вовсе не потому, что непроверенные факты могут быть положены под сукно (хотя, должен признать, именно так часто и бывает). Они должны представлять собой ошеломляющий перечень данных.

Он сделал рукой широкий жест.

— Сотня тысяч планет… немногим более или менее того, джентльмены, — сказал он. — Каждая — со своими миллионами или миллиардами населения, со своими сложностями и тайнами, своей географией и цивилизацией, своим прошлым, настоящим и весьма противоречивыми взглядами на будущее, — словом, каждая со своей собственной, неповторимой связью с Империей. Мы не можем всех контролировать, не так ли? Мы не можем даже надеяться на то, что поймем их. Самое большее, на что мы способны — это поддержание мира. Самое большее, джентльмены. Ибо то, что кажется верным в одном месте, может быть неверным в другом. Одни особи могут быть по своей природе воинственными и склонными к анархии, другие — миролюбивыми и похожими на муравьев, третьи — миролюбивыми и склонными к анархии, четвертые — сборищем агрессивных, обожающих милитаризм пчел. Я знаю планету, на которой убийство и каннибализм необходимы для поддержания выживания расы (высокий фон радиации, видите ли, является причиной высокой скорости мутации и связанной с ней хронической нехваткой пищи). Неподходящий должен быть съеден. Мне известны общества в высшей степени разумных гермафродитов, педерастов, с более чем двумя полами, и несколько таких групп индивидуумов, что регулярно меняют пол. Все они смотрят на наш способ воспроизведения потомства, как на нечто непристойное. Я мог бы продолжать еще очень долго. Не говоря уже о различиях, вызываемых разными культурами. Подумайте хотя бы о земной истории. А потом, бесчисленное количество индивидуумов и интересов; огромные расстояния; время, нужное на то, чтобы послать сообщение через все эти расстояния… Это вне человеческих возможностей. А если бы даже мы могли устранить это препятствие, то координирование такого количества данных все равно бы оставалось физически невозможным. Мы просто вынуждены давать своим проконсулам полную свободу действий. Мы вынуждены позволять им самим выбирать себе помощников, надеясь, что эти помощники будут знать местные условия лучше, чем имперские служащие. Сверх всего, джентльмены, для того, чтобы выжить, — если не говорить о других причинах — мы вынуждены сдерживать проявления солидарности.

Флэндри махнул рукой в сторону переднего видеоэкрана. Альфа Креста мертвенно-белым светом мерцала среди созвездий, но за ней…

— Если мы не будем держаться вместе, мы — земляне и наши союзники-негуманоиды, — сказал он, — то, уверяю вас, и мерсеяне и дикие народы будут счастливы видеть нас раздробленными.

Доминик не получил ответа на свои слова да и не ждал его.

«Была ли речь моя достаточно строгой? — подумал он. — Насчет последнего не знаю, как не знаю, имею ли я право на расспросы».

В поле зрения появился его корабль. Крошечное веретенце, соринка в сравнении с огромной светящейся планетой, вокруг которой он вращался, корабль вырос и превратился в стальную громаду, мчащуюся среди звездных скоплений. Боевая мощь корабля была не больше, чем у эсминца. Он обладал хорошей скоростью, но лишь легким вооружением, а команда его едва насчитывала пятьдесят человек. Но он был первым кораблем, которым Флэндри командовал официально, и кровь быстрее заструилась в его жилах, когда он увидел его.

Стыковка получилась довольно жесткой. Возможно, Виллинг не совсем хорошо себя чувствовал. Флэндри воздерживался от комментариев. Последняя часть кривой, где «хореографией» руководил компьютер, оказалась лучше. Когда шлюпка легла в свое углубление, он отпустил телохранителей и один вышел на мостик.

Коридоры кают-компании и шахты были узкими. Стены окрашены в серый и белый цвета. Внутренние гравитационные генераторы поддерживали земную силу тяжести. Тонкие настилы не глушили звуков шагов, перекрытия передавали этот звук во всех направлениях, звенели голоса, стучали и гудели машины. Воздух, пропускаемый сквозь решетки вентиляторов, был свежим, но каким-то образом приобретал по пути слабый запах машинного масла. Каюты офицеров были маленькими, как норки, полубак мог бы быть вместительнее лишь при условии аннулирования принципа Паули, приспособления для отдыха годились, главным образом, для того, чтобы служить предметами насмешек, а камбуз вообще не стоил того, чтобы о нем упоминать. Но первый корабль это первый корабль.

В пути Доминик провел много часов, читая официальные отчеты и просматривая черные ленты старых вахтенных журналов. Корабль был старше его на несколько лет. Своим названием он был обязан одному из материков Ардеча — заселенной, вероятно, планеты, хотя никому еще не выпадало шанса увидеть ее воочию. (Он слышал несколько версий о местонахождении Азеноува, и каждая из них помещала его в разное место, так что он мог находиться не менее, чем в четырех мирах. Его интересовало, сколько же других судов класса «Континент» могли носить это название. Название — не более чем обычный росчерк, когда компьютерам приходится иметь дело с миллионами судов). Судно это входило в состав некоего патрульного отряда, попавшего где-то в неприятную историю. Потом оно оказалось вовлеченным в какой-то пограничный инцидент, капитан едва не попал под суд, но ему удалось представить весомые доказательства своей невиновности. Во все прочие периоды своей жизни оно было обыкновенным патрульным судном, существование которых вообще-то необходимо, но не более того.

В подобных обстоятельствах ждать, что тебе отдадут честь, бессмысленно. Люди сторонились, пропуская Флэндри. Он вошел на мостик. Его помощник был уже там.

Ровиан с Ферры был несколько ниже ростом, чем человек с Земли. Тяжелый хвост, когти на пальцах рук и ног, зубы-пилы могли наносить убийственные повреждения; он был также превосходным стрелком. Он имел четыре пары рук, и нижняя, в случае надобности, могла служить ногами. В таких случаях его тихая неспешная походка превращалась в стремительную скачку. Обычно он ходил обнаженным, если не считать оружия и эмблем. По природе своей и воспитанию был таков, что никогда бы не стал капитаном, да и не желал им быть. Но он был способным и увлекающимся, и земная цивилизация оказывала на него благотворное действие.

— Ну и как? — приветствовал он командира. Собственные клыки немного мешали ему говорить на англике.

Наедине с Флэндри они не беспокоились о формальностях. Ритуалы людей забавляли Ровиана.

— Плохо, — ответил ему Доминик и подробно объяснил ситуацию.

— Почему плохо? — спросил Ровиан. — Если, конечно, не считать того, что может быть восстание.

— Этическая сторона значения не имеет. Ты бы ее не понял. Обдумай-ка аспект соучастия.

Флэндри закурил. Он отыскал взглядом Шалму. Диск планеты безмятежно плыл в пространстве: частично темный, частично светлый.

— Почему Снелунд так поступил? — сказал он. — Подобное положение дел явно должно было привести к неприятностям и немалым. Самая обычная коррупция принесла бы ему больше, чем он мог бы рассчитывать потратить при жизни. У него должна быть далеко идущая цель, реализация которой требует огромнейших сумм. Какова она?

Ровиан поправил хемосенсорную антенну, расположенную на макушке. Лицо его искривилось, глаза стали желтыми.

— Финансирование мятежа? Может быть, он надеется стать независимым правителем?

— М-м-м… нет… это не имеет смысла, а он, насколько я понимаю, неглуп… Империя не стала бы терпеть такого положения дел. Он был бы уничтожен. В случае необходимости и Джосип был бы смещен, чтобы расчистить путь для этой операции. Нет, тут кроется что-то еще… — Флэндри снова перевел взгляд на своего коллегу. — Займись патрульной аппаратурой. Нужно, чтобы через полчаса она была готова к действию. Следующая остановка — на Ллинатавре.

Когда «Азеноув» приблизился к своей цели настолько, что ему оставалось до нее два летных часа, он смог наконец получить сообщение. В сообщении говорилось о том, что адмирал Флота Хуг Мак-Кормак бежал в систему Виргилиан. Достигнув ее, он поднял флаг восстания и провозгласил себя Императором.

Известие Это было с радостью встречено огромным множеством планет. Так же встретило его и большинство людей, служивших ранее под началом адмирала, в результате чего большая часть кораблей объявила о своем подчинении ему. Возникли две армии, а так как цели и намерения их были противоположными, они тут же превратились во вражеские. Гражданская война казалась неизбежной.

4

Когда Империя выкупила Ллинатавр у открывших его синтиан, главной ее целью стало сделать его привлекательным для переселенцев. Большая часть этого мира обладала восхитительным климатом и ландшафтом, богатыми природными ресурсами и обширными свободными территориями. Штаб-квартира Военного Флота сектора находилась довольно близко, на Ифри, и обладала достаточной мощью для того, чтобы служить надежной опорой. Далеко не все варвары были настроены враждебно: существовали великолепные возможности торговли с многочисленными народами — особенно с теми, которые не приобрели еще космических кораблей, а также с имперскими планетами.

Так было в теории. Опыт же трех-четырех поколений показал, что на практике все было совсем не так. Представители человеческой расы, казалось, утеряли ту связь с внешним миром, которая побуждала их к действию. Лишь немногие индивидуумы соглашались покинуть знакомое и не слишком стеснявшее их окружение ради места, находящегося вдали от гарантированной близостью правительства безопасности и современных развлечений. А те, которые все же соглашались, предпочитали городскую жизнь сельской. Число переселенцев из соседних старых колоний, подобных Аэнеасу, тоже было невелико: люди успели уже и там пустить достаточно крепкие корни.

Но все же Катаврайанис стал достаточно крупным городом; два миллиона населения, если считать и то, которое было непостоянным. Он стал административным центром, а также средоточием злачных мест, хотя большая часть заведений содержалась негуманоидами и центром связи. Но на этом прогресс и заканчивался. Обжитые районы, многочисленные латифундии, шахты, фабрики вскоре уступали место лесам, горам, океанам, чье спокойствие не нарушалось даже намеками на движение, пустым равнинам, дикости, где огоньки света были редкими и казались очень одинокими после темноты.

«Конечно, преимущество такого положения дел в том, что оно помешает планете превратиться в очередную выгребную яму», — подумал Флэндри. Отчитавшись по прибытии, он облачился в штатское и несколько дней провел инкогнито. Он не только порасспрашивал осторожно целый ряд буржуа и слуг, но и буквально прочесал Нижний город.

«А теперь я чувствую себя таким солидным, что скоро скрипеть начну, — сказал себе Флэндри. — Что же, возникнет контраст? Нет, нет, только не тогда, когда я стою на пороге встречи с Аароном Снелундом».

Сердце его забилось быстрее. Он должен был во что бы то ни стало сохранить бесстрастное выражение лица. В этом ему поможет не только специальная тренировка, но и практика покерного игрока.

Пока движущаяся лестница поднимала его к весьма впечатляющему портику, он бросил взгляд назад. Губернаторский дворец размещался на высоком холме и представлял собой пастельных тонов сооружение, выполненное в сводоколоннадном стиле прошлого столетия. Сады и здания для прислуги уступами отходили от него к подножию холма. Их сменяли более скромные резиденции, смыкающиеся с полями в сельской местности на западе и с домами города на востоке. Коммерческие башни, не очень высокие, громоздились неподалеку от реки Луаны, за которой лежали трущобы. Сегодня горизонт был затянут легкой дымкой, дул холодный ветер, пахнущий весной. По улицам и в воздухе, подобно туче насекомых, сновали машины. Тот негромкий шум, который они создавали, почти не был слышен за шорохом деревьев. Не верилось в то, что Катаврайанис стоял на пороге войны, был объят истерией, стиснут клещами страха… Не верилось до тех пор, пока гул не заполнял небо от горизонта до горизонта и на него не наползала тень очередного военного корабля, стремящегося в неведомые земли.

В дверях возникли фигуры двух охранников.

— Просим указать ваше имя, сэр, и дело, по которому вы сюда прибыли, — велел один из них. Он не изменил положения своего оружия, но сжал его с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Капитан Доминик Флэндри, командующий кораблем «Азеноув». Прибыл по договоренности с Его Превосходительством.

— Одну минуту, пожалуйста, — другой охранник занялся проверкой. Он не просто позвонил в секретариат, он настроил на посетителя сканер. — Все в порядке.

— Попрошу вас сдать личное оружие, сэр, — проговорил первый. — И… э-э-э… подчиниться небольшому осмотру.

— Что?! — у Флэндри округлились Глаза.

— Приказ губернатора, сэр. Никто из посетителей, не имеющих особого пропуска и не прошедших полного физического ИД, не пропускается с оружием и без осмотра, — охранник, просто вызывающе юный, облизнул губы языкам. — Вы же понимаете, сэр. Когда изменяет Флот, мы… кому мы можем доверять?

Флэндри посмотрел на его полное сомнений лицо, перевел взгляд на бластер и поднял руки, давая возможность себя обыскать.

Появился слуга. Он поклонился, провел Флэндри по коридору к гравилифту и поднял его наверх. Внутренняя отделка была роскошной, но крайне безвкусной, и причиной этому были не столько кричащие краски или уродливые пропорции, сколько перегруженность деталями. То же замечание можно было отнести и к комнате, в которую ввели Флэндри. Пол устлан ярким ковром-шкурой, переливающимся под ногами золотыми и черными красками; стены выглядят так, будто их опоясала радуга; в каждом углу движутся динаскульптуры. Воздух напоен фимиамом и тихой музыкой. Одна стена полностью занята изображением придворных; за губернаторским креслом — изображение Императора Джосипа в три человеческих роста, причем автор картины откровенно польстил своей модели.

На страже стояли четыре наемника. То были не гуманоиды, а гиганты горзуниане, косматые, как звери. Они были способны сохранять почти такую же неподвижность, как их шлемы, щиты или оружие.

Флэндри отдал честь и застыл в ожидании.

В Снелунде не было ничего дьявольского. Он придал себе почти девичью красоту: рыжие, как пламя, волосы, молочная кожа, слегка косящие фиалковые глаза, вздернутый нос, пухлые губы. Невысокий и уже начинающий полнеть, он сохранил грацию танцора. Его богато украшенный китель, брюки-клеш, туфли в форме лепестков и золотое ожерелье вызвали у Флэндри зависть. Когда Снелунд повернул ручку мемоскрина, вделанного в подлокотник его кресла, на пальцах блеснули кольца.

— А, да, добрый день, капитан, — у него был приятный голос. — Я могу уделить вам пятнадцать минут. — Он улыбнулся. — Приношу свои извинения за подобную краткость и за то, что заставил вас так долго ждать этой встречи. Но вы же знаете, какие сейчас тяжелые времена. Если бы адмирал Пикенз не проинформировал меня о том, что вы прибыли прямо из штаб-квартиры Разведкорпуса, то, боюсь, вам бы никогда не удалось проникнуть дальше кабинетов моих помощников. — Тут губернатор усмехнулся. — Иногда мне кажется, что они переходят границы в своем желании защитить меня. Несведущий, на первый взгляд, мог бы счесть их сборищем наискучнейших и тривиальнейших личностей… Но вы удивились бы, капитан, узнав, сколько времени они сберегают… хотя, несомненно, есть посетители, которые приходят ко мне с действительно важными проблемами.

— Да, Ваше Превосходительство. Чтобы не тратить времени…

— Садитесь, пожалуйста. Я очень рад встрече с тем, кто явился сюда прямо с нашей общей Прародительницы. Мы здесь, знаете ли, даже почту нерегулярно получаем. Как идут дела на старушке Земле?

— Хорошо, Ваше Превосходительство. Но я был там всего несколько дней, и большую часть их был страшно занят. — Флэндри сел и подался вперед. — Это связано с моим назначением.

— Конечно, конечно, — сказал Снелунд. — Но вначале — минута откровенности, — сердечность его сменилась деловитостью. Голос сделался резким. — Вы получили свежие новости о мерсеянской ситуации? Несмотря на собственные затруднения, эта проблема беспокоит нас не меньше, чем любого жителя Империи. А может быть, и больше. Нарушение равновесия на этой границе серьезно ослабило бы нас. Случись война с Мерсеей — и мы бы попали в еще более тяжелое положение: эта война стала бы приглашением к вторжению для варваров. Вот почему мятеж Мак-Кормака должен быть немедленно подавлен, неважно какой ценой.

«Меня вводят в заблуждение», — понял Флэндри.

— Я не знаю ничего такого, что не было бы известно общественности, сэр, — не спеша проговорил он. — Я уверен в том, что в штаб-квартиру на Ифри регулярно приходят сообщения с бетельгейзианской границы. Информационную пропасть следует искать в другом месте, если я могу использовать метафору, подразумевающую, что в данном случае пропасть — понятие не изотропическое.

Снелунд рассмеялся.

— Хорошо сказано, капитан. Мы все изголодались по остроумию. Границы полны энергией, но лишены воображения — таковы традиции.

— Благодарю вас, Ваше Превосходительство, — сказал Флэндри. — Но мне лучше перейти к сути дела. Извинит ли меня губернатор, если я окажусь несколько многословным? Необходима подготовка… в особенности потому, что мое задание весьма неопределенно. Оно заключается, собственно, в подготовке рапорта по тем фактам, которые я могу узнать.

Снелунд лениво откинулся на спинку кресла.

— Продолжайте.

— Как лицо новое в этих краях, — решительно произнес Флэндри, — я должен начать с изучения документов и расспросов самого широкого круга людей. Мои старания добиться встречи с вами, сэр, были бы напрасны, если бы эта встреча ни к чему не привела. Я понимаю, как вы должны быть сейчас заняты. Но тем не менее, положение дел сделало наш разговор неизбежным. К счастью, от вас требуется немногое. Вам нужно лишь отдать приказ.

— Какой же? — тон Снелунда был самым ободряющим.

«Он не ждет никакого подвоха, — заключил Флэндри. — Принимает меня за родственника какой-нибудь шишки, которому вся эта комедия нужна лишь для того, чтобы получить следующее повышение».

— Я хотел бы поговорить с леди Мак-Кормак, — сказал он.

Снелунд дернулся в своем кресле.

— Согласно моей информации, она была арестована вместе со своим мужем и содержится под личным наблюдением Вашего Превосходительства, — продолжал Флэндри с простодушной улыбкой. — Я уверен, что ей известно много ценных данных. Кроме того, у меня зародился план использования ее в качестве посредницы. Переговоры с ее мужем…

— Никаких переговоров с предателем! — Снелунд ударил кулаком по ручке кресла.

«Как драматично», — подумал Флэндри. Вслух же он промолвил:

— Извините меня, сэр. Я имел в виду не то, что он избежит наказания. Просто… как бы там ни было, меня удивляет, что никто не допросил леди Мак-Кормак.

Снелунд с негодованием сказал:

— Я знаю, что вы слышали. Здешние люди болтливы, как свора грязных старух. И хоть я уже излагал эти факты старшему офицеру из разведки адмирала Пикенза, но снова объясню их вам. Она, по-видимому, является крайне неуравновешенной особой — даже более неуравновешенной, чем ее муж. Арест вверг ее в совершенно истерическое состояние. Впрочем, даже определение «истерическое» не является в данном случае слишком сильным. Движимый простым человеческим сочувствием, я предпочел поместить леди в отдельной комнате, а не в камере. Против нее меньше улик, чем против него. Ее поселили в том же крыле, где размещаются мои личные апартаменты, только потому, что это единственное место, где она может жить спокойно, не подвергаясь преследованию всяких проныр. Мои агенты готовили материалы к предварительному следствию по делу Мак-Кормака, когда друзья-преступники адмирала освободили его. Услышав об этом, жена пыталась совершить самоубийство. С тех пор мои медики вынуждены держать ее под действием сильных седативных средств.

Флэндри слышал иную версию, хотя никто не осмеливался ее высказывать прямо — говорили намеками.

— Прошу у губернатора прощения, — сказал он. — В адмиралтействе предполагали, что мне, обладающему особыми полномочиями, позволено будет заглянуть туда, куда не допускались другие.

— Их люди дважды встречались с ней, лейтенант. И она ни разу не могла дать показания.

«Еще бы. Когда у тебя есть преимущество в час-другой, нетрудно дать пленнику таблетку или сделать укол».

— Понимаю, Ваше Превосходительство. И ее состояние не улучшилось?

— Ухудшилось! По совету врачей, я запретил дальнейшие визиты. Да и каких вообще свидетельств можно ожидать от несчастной женщины?..

— Возможно, никаких, Ваше Превосходительство. Тем не менее, вы, я надеюсь, оцените мое намерение составить полный отчет. А поскольку мой корабль скоро отбывает вместе с Флотом, — «если мне не удастся отделаться от него, используя свои полномочия», — эта возможность может стать для меня единственной. Не дадите ли вы мне несколько минут свидания, чтобы я мог послать удовлетворительное сообщение на Землю?

Снелунд рассердился.

— Вы сомневаетесь в моем слове, лейтенант?

— О, нет, Ваше Превосходительство! Ни в коем случае. Это всего лишь проформа. О том, чтобы сохранить мою, э-э-э… репутацию, сэр, потому что меня непременно спросят, почему я не проверил и эту деталь. Я готов отправиться туда прямо отсюда, сэр, а ваши врачи могут находиться под рукой, чтобы помешать мне причинить ей какой-нибудь вред.

Снелунд покачал головой.

— Дело в том, что я наперед знаю, что вы его причините. Я запрещаю вам.

Флэндри посмотрел на губернатора с упреком.

Снелунд потер подбородок.

— Я, конечно, понимаю ваше положение, — сказал он, стараясь смягчить суровость выражения легкой улыбкой. — Земля находится от нас так далеко, что наш мир предстает перед ней лишь в виде фотографий и карт. Гм-м… Дайте мне номер, по которому я смогу с вами связаться. Я велю своему главному врачу проинформировать вас о том, когда вы сможете с ней увидеться. В какие-то дни она бывает более вменяемой, чем в другие, хотя даже в самые лучшие из них речь ее весьма бессвязна… Устраивает вас такое решение?

— Ваше Превосходительство в высшей степени любезны! — просиял Флэндри.

— Не могу обещать, что ее состояние улучшится до вашего отлета, — осторожно заметил Снелунд. — Осталось слишком мало времени. В таком случае вы сможете, без сомнения, повидаться с ней по возвращении. Хотя это вряд ли будет иметь смысл после того, как Мак-Кормака схватят, не так ли?

— Проформа, Ваше Превосходительство, — повторил Флэндри.

Губернатор занес необходимые данные в меморандум, включая и номер, по которому можно будет передать сообщение на «Азеноув», и Флэндри вышел, храня на лице выражение почтения и удовлетворенности.

Он сел в кар за пределами дворца и с шумом, так, чтобы все слышали, отъехал в направлении пригородного порта. То, что эти несколько дней Доминик провел внизу, не было тайной — того требовала его работа. Но впечатление о нем как о лентяе еще более усилится, если он сделает вид, что первое же препятствие заставило его вернуться на корабль. Какой бы аскетической ни была его каюта, она являла собой жилище более роскошное, чем те блошиные закутки, что предоставлялись для жилья тем, кто прилетел позже. Катаврайанис был перенасыщен космонавтами и солдатами — прибывал корабль за кораблем.

— Почему сбор здесь? — спросил Флэндри у капитана, Леклерка, сотрудника штаба адмирала Пикенза, к которому явился с полным отчетом. — Штаб-квартира ведь на Ифри.

Леклерк пожал плечами:

— Так захотел губернатор.

— Но он не может…

— Может, Флэндри. Я знаю, что Флот и гражданские правители провинций должны сотрудничать. Но губернатор — прямой представитель Императора. Поэтому он может использовать власть Императора, когда пожелает. Позже это может вовлечь его в конфликт с Землей, но это будет позже. При нынешних обстоятельствах Флоту лучше подчиниться.

— Но зачем отдавать такой приказ? На Ифри все основное оборудование. Это наш естественный центр и основная стратегическая точка.

— Да, конечно, но Ллинатавр не защищен так, как Ифри. При теперешнем положении дел мы охраняем его от мстительных набегов, которые может совершить Мак-Кормак. В этом есть рациональное зерно. Уничтожение столицы сектора, а еще лучше ее захват, дало бы Мак-Кормаку возможность держать под контролем весь регион. А поскольку в дело вмешались мы, он будет слишком занят для того, чтобы думать о такой возможности, хотя, естественно, мы оставим здесь кое-какую защиту, — добавил цинично Леклерк. — А пока тянется период ожидания, наши люди насладятся полноценным продолжительным отдыхом. Снелунд тщательно заботится о том, чтобы поддерживать в Катаврайанисе свою популярность.

— Вы действительно считаете, что мы должны готовиться к решающему сражению?

— На то, как я слышал, есть еще одна директива губернатора. Она, конечно же, идет вразрез с темпераментом адмирала Пикенза. Я убежден, что он попытается, насколько это возможно, обойтись мелкими вылазками и малой стрельбой… Это устраивает его куда больше, чем превращение Имперских миров в радиоактивные развалины. Но приказ гласит, что мы должны с корнем вырвать заразу там, где она дала свои всходы, — Леклерк скривился. — Ну и коварный же вы человек. Я не должен говорить подобным образом. Принимайтесь за свои дела!

…Прибыв в космопорт, Флэндри неожиданно выяснил, что до посадки на рейс к спутнику Восемь, откуда можно было вызвать шлюпку с корабля, необходимо ждать часа два. Он позвонил в общежитие, и ему доставили багаж. Поскольку тот состоял из одного уже упакованного саквояжа, Доминик не стал его проверять, а отнес сразу в дезинфекционную камеру. Оттуда он вышел в гражданской одежде и плаще с капюшоном. Флэндри намеренно изменил походку, а саквояж был вывернут подкладкой наружу и стал другого цвета. Не было веской причины полагать, что за ним следят, но он охотно пользовался дополнительными мерами безопасности, когда за них не требовалось дорого платить. Флэндри отправился на каре в непритязательный отель, оттуда в другой, в Нижнем городе. Последние несколько кварталов вообще шел пешком.

Ровиан нашел себе меблированный дом, населенный, главным образом, негуманоидами — существами не слишком переборчивыми. Свою каморку он делил с большим неуклюжим бетантаклидом с планеты, название которой невозможно было выговорить. От неуклюжего существа страшно воняло сероводородом, но оно было достаточно добродушным. К прочим его личным качествам добавлялось незнание языка Эриау. Когда вошел Флэндри, оно повернулось на своей скамье, невнятно пробормотало приветствие на англике и вернулось к своим размышлениям.

Ровиан потянулся всеми своими шестью конечностями и звучно зевнул.

— Наконец-то! — проворчал он. — Я уж думал, что сгнию.

Флэндри сел на пол, ибо стульев не было, закурил повинуясь скорее привычке, чем желанию курить.

— Как состояние корабля? — спросил он на главном мерсеянском языке.

— Удовлетворительное, — на нем же ответил Ровиан. — Некоторые выразили удивление, что старпом уходит, не дожидаясь прихода капитана. Но я представил дело так, будто отправляюсь за важным снаряжением, и оставил на посту Валенсиа. Пока мы болтаемся на орбите, ничего особенного произойти не может, так что особых комментариев не последовало.

Флэндри встретился взглядом с глазами, чьи зрачки походили на щелки.

«Похоже, ты куда больше разбираешься в тех вещах, о которых, как считают твои сотоварищи-гуманоиды, чужаку знать не положено, — подумал он. — Я не стану прикидываться, будто не понимаю, что происходит в твоей голове. Ведь мне нужно же на кого-то полагаться. Наблюдая за тобой, по мере возможности, во время нашего путешествия, я пришел к выводу, что ты из всех наименее нечестный».

— Я не просил тебя селиться в берлоге, а сказать где, и ждать на всякий случай, — сказал Флэндри, пренебрегая правилами эриауской грамматики. — Я считаю, что для реализации наших планов нам необходимо соблюдение тайны. Так, как было решено.

Ровиан навострил уши.

Доминик описал свою встречу с губернатором и сказал под конец:

— Не осталось никаких сомнений, что Снелунд лжет насчет леди Мак-Кормак. Охрана и слуги шушукаются, а слухи ползут дальше, за пределы дворца. Но никому до этого нет дела, все упиваются насмешками. Он набил двор и дома в окрестностях личностями, подобными ему самому. Вынюхивая повсюду, заводя дружеские связи со свободными от обязанностей людьми, я развязывал их языки. Двое-трое из них как следует надрались, прежде чем сказали больше, нежели говорят в нормальном состоянии, — он не упомянул о том, что добавил в напитки кое-что еще.

— Почему не возникли подозрения у служащих Разведкорпуса? — спросил Ровиан.

— О, я думаю, что возникли. Но у них слишком много других дел и дел очень важных. И они не считают, что леди могла бы рассказать что-то полезное. Так зачем же ссориться с губернатором, рискуя своей карьерой ради жены повстанца?

— Ты ведь это делаешь? — возразил Ровиан.

— Ш-ш-ш… — Флэндри подмигнул ему сквозь дым сигареты.

Дым голубовато-серыми завитками поднимался к солнечному лучу, с огромным трудом пробившемуся сквозь оконное стекло, слой пыли на котором восходил, по-видимому, к началу геологической эры. От какого-то неприятного запаха у Флэндри разболелась голова — главным образом потому, что он напоминал запах гниющей плоти. Шум движения снаружи был едва слышен, временами в комнату проникал лишь случайный хриплый вскрик.

— Видишь ли, — объяснил Флэндри, — я нахожусь на особом положении. Наш корабль действует сам по себе. Я не притянут за уши ни к одному из тех жерновов, которые должны заработать прежде, чем завершится эта экспедиция Флота. И у меня гораздо больше данных против Аарона Снелунда, чем у провинциальных офицеров. Я был свободен и имел возможность посидеть и поразмышлять. И пришел к выводу, что с его стороны было бы нелогично держать Катрин Мак-Кормак взаперти лишь для того, чтобы весь двор мог хихикать по этому поводу. Адмиральский штаб тоже может придерживаться подобной точки зрения и не предпринимать никаких мер. Я вообще сомневаюсь в том, что его сотрудники способны испытывать к своим коллегам чувства более сильные, нежели мимолетную симпатию. Почему бы не подвергнуть ее допросу? В конце концов может же ей быть что-то известно? А вдруг она окажется полезной при заключении сделки с ее мужем.

— Едва ли, — заметил Ровиан. — Его жизнь — битая карта.

— Угу. Вот поэтому-то мои торопливые коллеги открестились от дальнейшей проверки. Но… о, я не предсказатель, но леди Мак-Кормак могла бы быть использована для того, чтобы заставить мужа ограничить свои действия… чтобы убедить его сдаться… Готов согласиться с тем, что лишь хладнокровный ублюдок, вроде меня, может обдумывать подобные варианты. Но главное вот в чем: мы не должны ее потерять, она может дать нам хоть какой-то шанс. Снелунд держит ее взаперти, сочиняя небылицы о ее болезни. Почему? Зачем ему идти на действия, которые оборачиваются против него же? Его сектор разрывается на части. Почему он не хочет быть уступчивым в таком незначительном вопросе?

— Не могу сказать, — голос Ровиана был полон безразличия.

— Хотел бы я знать, уж не известно ли узнице нечто такое, что правитель предпочел бы утаить, — сказал Флэндри. — Есть предположения, что Снелунд может оказаться плохим губернатором. Но он лоялен, а Мак-Кормак — враждебен. Однако это только предположение.

— Не следует ли тогда тебе, воспользовавшись своими полномочиями, требовать ее выдачи?

Флэндри состроил гримасу.

— Ха! Пять минут ожидания у ворот — и я получу не человека, а его тело. Или же десять минут искаженной гипнопробы — и перед нами безмозглая идиотка. Пока мои шаги были чрезвычайно осторожными. Я, впрочем, и не жду вызова до ухода Флота.

— А после нашего возвращения…

— Она вполне может оказаться «исчезнувшей» во время кампании.

Тело Ровиана напряглось. Скамья, на которой он полусидел-полулежал, издала жалобный скрип.

— Ты говоришь мне все это с какой-то определенной целью, капитан? — спросил он.

Флэндри удивленно кивнул:

— Как ты догадался?

Ровиан подождал, пока уляжется изумление человека. Наконец Флэндри снова заговорил:

— Думаю, мы сможем ее освободить, если точно рассчитаем время. Ты будешь ждать в городе с теми членами команды, кого выберешь сам, и с воздушным каром под рукой. Примерно за час до того, как армада нажмет на акселераторы, я представлю адмиралу мои тайные полномочия и формально выведу нас из-под его командования. Безопаснее сосредоточить внимание Снелунда на Флоте, а не на дворце. Ты приведешь к нему свой отряд, предъявишь ордер, который я тебе дам, и заберешь Катрин Мак-Кормак прежде, чем кто-либо успеет добраться до губернатора и спросить, что делать. В случае необходимости можешь стрелять: любой, кто попытается тебя остановить, вступает, тем самым, в конфликт с Империей. Но я сомневаюсь, что такая необходимость возникнет, если действовать быстро. Неподалеку будет ждать шлюпка. Ты и твои парни приведете на нее леди Мак-Кормак, переключите гравзы на космос, встретитесь с «Азеноувом», и мы поспешно покинем эту систему.

— Рискованная операция, — сказал Ровиан, — и это ради такой призрачной цели.

— Ничего другого я придумать не могу, — ответил Флэндри. — Основным инструментом операции предстоит быть тебе, так что откажись, если считаешь меня дураком.

Ровиан облизнул свои зубы-пилы и махнул хвостом.

— Я не отказываюсь, мой капитан, — сказал он. — Я брат по присяге. Но мне кажется, что мы могли бы обсудить проблему глубже. Я уверен, что в основе твоей тактики лежит нечто более элегантное.

5

Корабль за кораблем, силы Пикенза выходили на орбиту. В полдень по времени Катаврайаниса суда построились и вошли в гиперпространство. Сгустки неосязаемой энергии закружились в космосе. Как единое целое, военные корабли нацелились на звезду Вирджил, чтобы найти человека, который провозгласил себя Императором.

Их было мало. Многие были отправлены в помощь эскадрам, противостоящим Мерсее, и это истощило Флот сектора. Пугающе велико было число кораблей, присоединившихся к сторонникам Мак-Кормака. Из тех, кто сохранил верность губернатору, значительное число было оставлено для охраны ключевых планет. Было установлено, что восставшие располагают примерно тремя четвертями той силы, которую Пикенз мог собрать, чтобы обрушить на них. Управляемые водородные бомбы, лазерные протонные орудия, собранные даже в таком большом количестве, не так страшны, как это считают обыватели. Простая проникающая защита может обезвредить корабль, если не вообще прекратить его существование.

Памятуя это, Пикенз путешествовал осторожно, защищенный большим эскортом кораблей-разведчиков. Самые быстроходные его корабли могли бы покрыть расстояние за полтора дня, самые медленные — за три, но он рассчитывал на целых пять дней, так как не забыл той ловушки, которую бывший командующий расставил вальдотарианским корсарам.

А на мостике «Азеноува» Доминик Флэндри, подавшись вперед в своем контрольном кресле, скомандовал:

— Двадцать градусов к северу, четыре градуса по часовой стрелке, 3000 километров отрицательных, затем развить квази-скорость и выровнять корабль, когда она установится.

— Да, сэр, — пилот повторил инструкции и запрограммировал компьютер, управлявший гипердвигателем.

Флэндри сосредоточил внимание на находящейся перёд ним консоли, приборы которой суммировали гораздо больше данных, чем те, которые находились в ведении пилота, и изучал их до тех пор, пока не счел нужным спросить:

— Вы можете удержать этот курс, гражданин Ровиан?

По сути дела, он спрашивал своего старшего офицера, шел ли эсминец так, как было запланировано — под прикрытием эскадры, чтобы создаваемая им волна была заглушена многими другими, давая ему таким образом возможность уйти от преследования. Они оба знали это, но оба знали и то, что ритуал должен быть соблюден. Ровиан изучил показания приборов и ответил:

— Да, сэр, — голос его был серьезен и торжественен.

Флэндри включил главный интерком.

— Слушайте все! — произнес он. — Капитан обращается ко всем офицерам и команде. Вам известно, что наш корабль выполняет специальное задание, в высшей степени секретное и крайне важное. Для успешного его выполнения мы должны сохранять полную коммуникационную тишину. Ни одно сообщение не должно быть принято никем, кроме меня или лейтенанта-коммандера Ровиана, ни одно не может быть послано без моего особого разрешения. В условиях, когда предательство проникло даже во Флот Его Величества, ни на минуту не следует забывать о возможных уловках и об опасности уничтожения! — «Хороша казуистика?» — внутренне усмехнулся он. — Офицеры связи переключают цепи согласно моему приказу. Приступайте.

Флэндри выключил интерком и взглянул на видеоэкраны. Никаких космических кораблей. Самый огромный из них был затерян в бесконечности, и обнаружить его можно было только с помощью приборов и эзотерических вычислений. Звезды как бы пренебрегали ими. Нетронутые войнами или обитаемыми планетами, они были бессмертными. «Нет, и они тоже нет. Их ожидает собственная Долгая Ночь».

— Цепь внешнего коммутатора готова, сэр, — объявил Ровиан после изучения главной панели. Он надел наушники приемника. Теперь каждый сигнал извне должен был поступать на корабль, не слышный никому, кроме Ровиана.

— Поднимусь на мостик, — Флэндри встал. — Я допрошу пленную. Когда придет время менять векторы, немедленно извести меня, но не жди моего прихода, чтобы это сделать.

На самом деле он приказал Ровиану следующее: «Следить за передачами по контрольному аппарату. Снелунд непременно возопит, когда узнает о том, что произошло.

Если к этому времени мы выйдем из гиперволны, он, возможно, пошлет погоню за нами. И в любом случае он станет требовать нашего возвращения, а Пикенз вполне может уступить ему. Тогда возникнет весьма пикантная ситуация. Едва почувствовав, что заходит речь о возвращении, мы резко меняем курс и катимся ко всем чертям. И тогда я лучше поклянусь в том, что не получал от Пикенза никакого приказа, нежели буду пытаться убедить военный суд, будто имел полное право не подчиняться».

Но этот код был известен только им двоим. Возможно, те из команды, кто проводил вместе с ними операцию во дворце, догадались о происходящем. Но сейчас это не имело значения. Они бывалые ребята и умеют держать рот на запоре, а после того, что они видели на пути от Земли, любая возможность причинить неприятность Его Превосходительству должна только радовать их.

— Да, сэр, — сказал Ровиан.

Флэндри спустился по трапу и прошел по гудящему коридору к своей каюте. Звонка на двери не было. Он постучал.

— Кто там? — голос, произнесший эти слова по ту сторону двери, был низким и хрипловатым, с легким певучим акцентом. И столько в нем было усталости, столько пустоты!

— Капитан, моя госпожа. Могу ли я войти?

— Я не смею вас останавливать.

Флэндри вошел в каюту и закрыл за собой дверь. Места в его каюте было немногим больше, чем того требовалось для койки, письменного стола и стула, шкафа, нескольких полок и ящиков. Головой он едва не касался потолка. Штора скрывала раковину, туалет и душевую кабину.

Возможности как-то украсить каюту чем-то внеуставным почти не было. Звуки вибрации, запах масла и нагретого металла наполняли воздух.

Изображения Катрин Мак-Кормак ему видеть не приходилось. Внезапно все вокруг перестало для него существовать. Позднее, вспоминая о том, как все происходило, Флэндри пришел к выводу, что он, должно быть отвесил ей низкий поклон, потому что фуражка каким-то образом оказалась у него в руке, но как — он не помнил.

Он знал, что Катрин на пять стандартных лет старше его. Она не отвечала земным понятиям о красоте. Была слишком высокой, слишком широкоплечей, со слишком впалым животом и слишком крепкими мускулами, выделявшимися под кожей, что оставалась смуглой даже после заключения. Лицо ее было широким во всех его частях: далеко отстающие друг от друга скулы, широко расставленные ясные глаза (зеленые с золотистыми искорками под густыми черными бровями), широкая переносица прямого носа, большой красивый рот, сильный подбородок. Волосы челкой падали ей на лоб и ровной линией были подстрижены немного ниже ушей. Они были густыми и волнистыми, цвета светлого меда с примесью золота и меди. На ней был короткий перламутровый халат и домашние сандалии — одежда, в которой ее забрали из дворца.

«Мама была чем-то похожа на нее», — подумал Флэндри.

К нему, наконец, вернулась его живость.

— Добро пожаловать на наш корабль, моя госпожа, — Доминик чувствовал некоторую натянутость своей улыбки. — Позвольте мне представиться, — что и было сделано. — Всецело к вашим услугам, — закончил он и протянул ей руку.

Катрин не дала ему своей ни для пожатия, ни для поцелуя, и не встала со стула, на котором сидела. Он отметил темные круги вокруг ее глаз, впалость щек, легкую сеть морщинок.

— Добрый день, командир, — голос был ни теплым, ни холодным — никаким.

Флэндри присел на койку.

— Что я могу вам предложить? В нашем распоряжении обычный ассортимент напитков. Не желаете? — он протянул ей открытый портсигар.

— Мне ничего не нужно.

Доминик смотрел на нее.

«Прекрати богохульствовать, сын мой. Твое празднование и так слишком затянулось. Она красива и… — он не лукавил сам с собой, — и у тебя уже зашевелились мыслишки о возможности склонить ее… и это после того, что она перенесла. Забудь об этом. Прибереги свою подлость для чего-нибудь другого».

Флэндри медленно проговорил:

— Вы не хотите пользоваться гостеприимством того, кто имеет отношение к Империи, не так ли? Прошу вас, будьте благоразумны, моя госпожа. Вы знаете, что для того, чтобы выжить, вам придется принимать пищу, как вы это делали в доме Снелунда. Почему бы не начать сразу? Мои намерения совсем не обязательно должны оказаться противоположными вашим. Я вынужден был доставить вас сюда, причем с риском для себя, для того, чтобы мы могли обсудить кое-какие проблемы.

Катрин повернула голову. Их взгляды встретились. Через несколько мгновений, которые показались ему очень длинными, он увидел, что напряжение оставило ее.

— Спасибо, командир, — сказала она. «Действительно ли ее верхняя губа едва заметно дрогнула?» — По правде говоря, кофе и сэндвич оказались бы весьма кстати.

Флэндри отдал приказание по интеркому. Она отказалась от сигареты, но вскользь заметила, что не будет против, если хозяин закурит. Он сделал несколько затяжек, прежде чем продолжил этот нелегкий для обоих разговор:

— Боюсь, что этот обычный эсминец оставляет желать лучшего в плане удобств. Вы, естественно, останетесь в моей каюте, а я переберусь к своим помощникам — один из них вполне может обойтись матрацем, брошенным на палубу. Но мне придется оставить мою одежду и прочие вещи там, где они сейчас находятся. Надеюсь, что ни стюард, ни я не будем часто беспокоить вас своими хождениями. Питаться можете здесь или в кают-компании. Как пожелаете. Я прослежу за тем, чтобы вы получили подходящий комбинезон или что там у них есть. Прошу прощения, но я не подумал о том, что нужно захватить женскую одежду. Ящик для хранения одежды я вам освобожу. Кстати, о ящиках, — он встал и открыл один из ящиков стола. — Его я оставлю открытым. В нем нет никаких секретов. Включая и мой собственный сувенир, — он достал мерсеянский боевой нож. — Знаете, как пользоваться этой безделушкой? Могу продемонстрировать. Он, конечно, бесполезен, когда против тебя пуля, бластер, стан-луч и тому подобное. Но вы бы удивились, если бы узнали, какие чудеса он может творить в закрытом помещении, — Доминик снова встретился с ней взглядом. — Будьте с ним осторожны, моя госпожа, — тихо проговорил он. — На моем корабле вам нечего бояться. Правда, положение может измениться. Но мне ненавистна даже мысль о том, что вам придется воспользоваться моим сувениром, и я низко поклонюсь Вселенной, когда станет ясно, что такой возможности вам уже не представится.

Катрин тяжело вздохнула. Красная и белая краски сменялись на ее лице с молниеносной быстротой. Рука, протянутая за ножом, дрожала. Она уронила ее, потом поднесла к глазам, сжала пальцы в кулак и силой заставила себя не расплакаться.

Флэндри, повернувшись к ней спиной, просматривал копию перевода «Гендзи Моногатори», которую принес с собой. Прибыла еда. Когда он закрыл дверь за посыльным и поставил поднос на стол, Катрин Мак-Кормак уже вновь владела собой.

— Вы страйдер, сэр! — Он удивленно поднял брови. — Это аэнеасское слово, — пояснила она. — Означает — сильный, добрый человек… джентльмен, вот так, пожалуй.

Доминик потеребил усы.

— Ну, джентльмен — слишком сильно сказано, — он снова сел на койку. Их колени встретились. — За едой никаких дел не обсуждаем.

— Отвратительная привычка, — улыбнулась Катрин.

— Вы любите музыку? — спросил любезно Флэндри. — У меня плебейские вкусы, но я подробным образом выведал, что считалось тогда высоким искусством, — он включил селектор. — «Маленькая ночная серенада», пробуждает радость.

— Прекрасно, — сказала она, закончив еду. — Земная?

— Докосмической эры. Антиквариат во внутренней Империи ожил во всех сферах. От фехтования, это… э-э-э… такой вид спорта с использованием шпаг, до танцев. Тоскуя по ушедшим векам, мы, на мой взгляд, изрядно их приукрасили. На самом деле они были более жестоки и сложны. Ведь не случайно все, что было в них плохого, надежно захоронено.

— А теперь мы хотим захоронить свои сложности, — она допила кофе и поставила чашку на пустую тарелку. — Если только они сами не захоронят нас раньше. Давайте поговорим, Доминик Флэндри.

— Если вы себя чувствуете готовой к серьезному разговору… — он закурил новую сигарету.

— Да, вполне. Времени мало. Вам предстоит решить, что со мной делать, — она подняла голову. — Я чувствую себя отдохнувшей. А скорбь понуждает меня к действиям, а не к унынию.

— Прекрасно, моя госпожа. — «Жаль, что у нее нет эдакого легкого регионального акцента».

— Почему вы меня спасли? — спросила Катрин мягко. Флэндри внимательно изучал кончик своей сигареты.

— Спасение — не совсем точное слово, — ответил он.

И вновь кровь отхлынула от ее лица.

— Уйти от Аарона Снелунда — спасение в любом случае, — прошептала она.

— Было так плохо?

— Я убила бы себя, если бы представился случай. Но он не представился. Поэтому я пыталась сохранить разум, составляя планы его убийства, — она с силой сжала пальцы и продолжала их сжимать, пока не поняла, что делает — Привычка Хуга, — пробормотала и разняла руки.

— Вы можете отомстить, — Флэндри выпрямился Слушайте, моя госпожа. Я — полевой агент Разведкорпуса. Мне пришло в голову, что вы можете рассказать нечто такое, чего никто больше не сможет. Вот почему вы здесь. Теперь так. Я не могу официально фиксировать ваши ничем не подкрепленные слова и я не стану применять такие методы, как гипноз, чтобы узнать у вас то, чего вы не хотите говорить. Но если вы мне солжете, это будет хуже, чем если бы вы хранили молчание. Хуже для нас обоих, учитывая то что я хочу вам помочь.

Напряжение вновь вернулось к ней. Но эта женщина была крепкой породы.

— Я не стану лгать, — пообещала она. — Что же касается того, насколько я буду откровенна… это зависит от обстоятельств. Правда ли то, что мой муж участвует в восстании?

— Да. Мы находимся в тылу Флота, заданием которого является разгром повстанцев, захват и оккупация планет, которые их поддерживают… В число этих планет входит и ваша, моя госпожа.

— И вы тоже с Империей?

— Я — офицер Земной империи, это так.

— Значит, о Хуге — это правда. Он никогда не желал ничего другого… кроме добра народу… любому народу, повсюду. Если бы вы сами тщательно все обдумали то, я думаю, смогли бы…

— Не рассчитывайте на это, моя госпожа. Но я выслушаю все, что вы пожелаете мне сообщить.

Она кивнула.

— Я расскажу о том, что знаю. Потом, когда я обрету присутствие духа, вы можете задать мне вопросы по своему усмотрению, чтобы убедиться в том, что я говорю правду. И еще… Могу ли я быть уверена в том, что вы используете все сказанное мной для подтверждения уже имеющихся фактов, а не для того, чтобы копать глубже?

— Можете.

Несмотря на всю ее печаль, Флэндри чувствовал, как растет в ней возбуждение, как закипает кровь.

«Клянусь всеми святыми, я на верном пути!».

Тщательно подбирая слова, она произносила их монотонно, но уверенно. Лицо ее было застывшим и неподвижным, как маска.

— Хуг никогда не планировал никакого предательства. Я бы знала об этом. Он провел меня через все секретные отделы, чтобы мы с ним могли говорить о его работе. Иногда я сама подавала ему мысли. Мы оба с ума сходили от того, что выделывала банда Снелунда. Поначалу цивилизованные миры, подобные Аэнеасу, страдали от дополнительных налогов. Потом мало-помалу начались штрафы, конфискации, политические аресты… чем дальше, тем хуже… В конце концов аппарат тайной полиции был узаконен. Но все это ничто по сравнению с тем, что творилось на второстепенных планетах. У нас были связи, и мы просто обязаны были сообщить на Землю обо всем этом, несмотря даже на то, что Снелунд — любимчик Императора. Но бедняги-аборигены…

Короче, Хуг начал борьбу. Для начала он получил замечание за то, что вмешивается в гражданские дела. Но рапорты его были настолько серьезными, что постепенно просочились сквозь толщу бюрократического аппарата. Он начал получать ответы из Адмиралтейства с просьбой о более точной информации. Они приходили с почтой Флота. Мы больше не могли доверять обычной почте. Он и я провели этот год, собирая факты: показания, фотографии, выписки из бухгалтерских книг — все, что могло настолько подкрепить заявление Хуга, чтобы никто уже не смог от него отмахнуться. Мы собирались сами доставить данные на Землю.

Увы, Снелунд почуял неладное. Мы принимали меры предосторожности, но в вопросах секретности мы были дилетантами, а вы даже представить себе не можете, как ужасны и всепроникающи щупальца тайной полиции. Никогда не знаешь, можно ли говорить открыто… Снелунд написал официальное письмо, в котором Хугу предлагалось прибыть для обсуждения планов укрепления защитной системы границ. У пограничных миров действительно были большие трудности, а Хуг не из тех людей, которые бросают на произвол судьбы нуждающихся в помощи. Я боялась подвоха больше, чем он, но не смогла на него повлиять. В те последние дни мы все время держались вместе. Я заручилась поддержкой старшего адъютанта Хуга, одного из старейших друзей моей семьи, капитана Олифанта. В случае предательства он должен был поднять тревогу.

Мы остались во дворце. Так полагается принимать посетителей высокого ранга. На вторую ночь, когда мы уже собирались ложиться, нас арестовал полицейский отряд. Меня отвели в личные апартаменты Снелунда. То, что произошло потом, — неважно. Через некоторое время я заметила, что он склонен преувеличивать свои возможности. Притворяться, будто я изменила о нем свое мнение, не имело смысла. Напротив, ему нравилось видеть мои страдания. Но на этом можно было и сыграть, показывая, что страдаешь, когда это было нужно. И все же я думала, что он не осуществит то, чем мне грозил. Он сказал, что я выйду отсюда полностью лишенная разума. Но надежда… Как я теперь рада, что цеплялась за этот единственный проблеск надежды.

Катрин замолчала. Глаза ее были неестественно сухи. Она, казалось, не видела Флэндри.

— Я не считаю, что место губернатора было пределом его желаний, — осторожно сказал Доминик. — Каковы его планы?

— Вернуться. Приблизиться к трону. И стать тенью Императора, управляющей всеми его действиями.

— Гм… Его Величеству известно об этом?

— Снелунд заявил, что они оба составили план еще до его отъезда и с тех пор постоянно держат связь.

Флэндри почувствовал боль. Сигарета в его пальцах догорела до самого основания. Он швырнул ее в диспозер и закурил новую.

— Я не верю, чтобы у нашего повелителя Джосипа нашлись хотя бы три мозговые клеточки, пригодные к нормальной работе, — пробормотал он. — Но братец Снелунд, вне сомнения, делает все для того, чтобы наш повелитель чувствовал себя невероятно мудрым парнем. Это часть его хитроумного плана.

Звук его голоса вернул Катрин к действительности.

— Что вы сказали?

— Если бы вы на меня донесли, меня бы судили за «оскорбление Его Величества», — пояснил Флэндри. — Но я почему-то сомневаюсь в том, что вы это сделаете.

— Нет, конечно! Ведь вы… — она осеклась.

Он подумал:

«Я не намеревался вести ее к победным вершинам. Но, кажется, создал именно такое впечатление, если она думает, что я могу присоединиться к безрассудному восстанию ее мужа. Что ж, такое впечатление сделает ее более общительной, что послужит Цели, а на несколько дней — и более счастливой, если именно этого ей хочется».

Флэндри сказал:

— Первая часть плана мне ясна. Император хочет вернуть дорогого Аарона. Дорогой Аарон объясняет ему, что это требует чрезвычайно крупных сумм, которые надлежит изъять из сектора альфа Креста. Обезопасив себя подобным объяснением, он может давать взятки, покупать выборы, вести пропаганду, предвосхищать события, а возможно, даже платить жалование кучке убийц, пока большинство Полицейского Управления на его стороне. Следовательно, различным влиятельным, облеченным властью людям, шепнули словечко с трона. Факты о деяниях Снелунда должны замалчиваться, насколько это возможно, расследование их — затягиваться, насколько это возможно, а когда такое расследование все же начнется — нужно препятствовать ему, всеми силами. Да, я начинал подозревать все это, исходя лишь из своих данных.

Он нахмурился.

— Но подобные скандальные факты нельзя скрывать вечно, — продолжил анализ Флэндри. — Довольно много людей покорятся Снелунду ради достижения высокого положения, пока не поймут, к чему он клонит. Тогда они могут принять меры хотя бы потому, что испугаются того, что он может с ними сделать. Снелунд неглуп, и это усугубляет положение. Может быть, ни один крупный гражданский или военный чин реально не способен его свалить, но не так-то легко справиться с целым роем гражданских и военных должностных лиц. Наверняка у него есть план, как справиться и с ними. Каков же он?

— Гражданская война, — ответила она.

— А?! — Флэндри выронил сигарету.

— Накалить их до такой степени, чтобы вызвать восстание, — хрипло сказала Катрин. — И подавить его таким способом, чтобы не осталось никаких улик. Он предпочел бы, чтобы Флот не одержал стремительной победы. Продолжительная кампания с налетами на планеты породит тот хаос, который ему как раз и нужен. Но предположим, что ваш адмирал — в чем я сомневаюсь — разобьет Хуга немедленно. За этой победой все равно последовал бы «период усмирения», заниматься которым должны его наемники, а уж они бы получили точные инструкции, что и как делать. После этого Снелунд распустил бы их вместе со своими личными отрядами. Он набирал их из подонков всех частей Империи, и они бы снова растеклись по всем направлениям и рассосались чисто автоматически. Он бы обрек восставших на гибель, а себя провозгласил героическим защитником границ.

— О, да, — со вздохом закончила она, — Снелунд знает, что не все концы удастся спрятать в воду. Но он не считает их слишком важными, особенно потому, что рассчитывает сам обрубить большинство из них.

— Риск значительный, — пробормотал Флэндри. — Но, о Кришна, каков приз!

— Мерсеянский кризис является огромной удачей, — сказала Катрин Мак-Кормак. — Все внимание переместилось совсем в другую сторону, и большая часть местного флота ушла. Он хотел убрать Хуга с дороги не только потому, что Хуг был опасен для него, но и надеялся, что этот шаг поможет ему причинить мучения Аэнеасу и направить планету на путь восстания. Для этого сектора Хуг фигура большая, чем просто командующий Флотом. Он — Верховный член Ллиона, что делает его главным человеком на планете, исключая резидента. По закону наш Кабинет имел право называть его лишь «экспертом-советником», но на самом деле он был главным во всех вопросах и возглавлял сопротивление деятельности Снелунда. А следуя традициям, Аэнеас задает тон всем здешним человеческим колониям и многим колониям негуманоидов.

Ноздри ее дрогнули.

— И Снелунд всегда боялся Хуга как опаснейшего противника!

Флэндри растер каблуком упавший окурок и сказал:

— Боюсь, что Империя не позволит восстанию победить, как бы ни были честны и благородны намерения поднявших его.

— Но ведь правда станет известна, — запротестовала Катрин.

— В самом лучшем случае ваше свидетельство будет учтено, — вздохнул Доминик. — Вам пришлось пережить трудное время. Бесконечные приемы наркотиков и воздействие на мозговые центры, не говоря уже об остальном, верно? — Он увидел, как она прикусила зубами нижнюю губу.

— Мне неприятно напоминать вам об этом, моя госпожа, но еще меньше мне хотелось бы оставлять вас в заблуждении. Сам факт, что вы слышали, как губернатор рассуждает о своих планах, еще ничего не значит и не доказывает. Потрясение… паранойя… намеренное насаждение в ваш мозг фальшивых воспоминаний агентами тех, кто хочет дискредитировать губернатора — любой ловкий адвокат, любой подкупленный психиатр разобьет ваше свидетельство в пух и прах. Вы можете потерпеть поражение уже на предварительном расследовании.

«Взглянула так, будто я ее ударил».

— Неужели вы мне не верите?

— Я хочу вам верить, — ответил Флэндри. — Я хочу этого еще и потому, что ваши свидетельства указывают, как и где искать факты, от которых не удастся так просто отмахнуться. Да, я пошлю капсулы с закодированным сообщением, из стратегических соображений рассредоточив их по разным направлениям.

— А сами домой не вернетесь?

— Зачем, если моему письменному сообщению поверят гораздо охотнее, чем вашему устному. Хотя и оно, в любом случае, не имеет большого веса, — Флэндри помолчал. Ему хотелось облечь свои мысли в такую словесную форму, чтобы ему поверили. — Видите ли, — проговорил он медленно, — голословные утверждения немного стоят. Нужны солидные доказательства. Нужна целая гора доказательств, если они направлены против императорского любимчика и могущественного человека, который поддерживает этого любимчика и хочет сделать его еще влиятельнее. Увы, Снелунд совершено прав… Планета, против которой борются современными средствами, придет в такое состояние, что улик на ней не соберешь. Нет, я думаю, следующим местом остановки этого корабля будет Аэнеас.

— Что?

— Мы попытаемся вступить в переговоры с вашим мужем, моя госпожа. Надеюсь, вы сможете склонить его к побегу? Тогда можно будет начать то, что требуется для легального преследования Аарона Снелунда.

6

Звезда Вирджил относится к типу F7. Она более массивна, чем Солнце, ярче и с более высоким процентом ультрафиолета в своем излучении. Аэнеас — четвертая из его планет. Он обращается по орбите за 1.73 стандартных года и получает две трети излучения по сравнению с Землей. Диаметр его равен 10.700 километров, масса 0,45 земной, уровень гравитации на поверхности равен 0,635. Это способствует сохранению атмосферы, сравнимой с низшими уровнями комплекса Денвера и высшими — альтиплано Перувиано (Вы должны знать о том, что слабое притяжение означает соответственно малый градиент плотности плюс орогенические силы, недостаточные для поддержания высоких гор). В течение веков молекулы воды поднимались в тонкую атмосферу и расщеплялись под действием космических излучений; водород уходил в пространство, кислород тяготел к соединению с минералами. От океанов древности осталось очень немногое, зато пустыни сделались обширными.

Основная причина колонизации была чисто научной: планета служила базой, с которой изучались единственные в своем роде расы на соседней планете Дидо, которая сама по себе не годилась для постоянного проживания человека. Конечно, на Аэнеасе жили разные люди, но большинство составляли исследователи-интеллектуалы. Потом наступил период Осложнений, и аэнеанам пришлось бороться за жизнь, полагаясь только на себя, так как целые поколения были отрезаны от внешнего мира. Они приспособились.

Возникшее в результате общество было более стойким и одаренным по сравнению с другими, и члены его обладали такими качествами, как патриотизм и уважение к знаниям. После того, как цивилизация вернулась в район альфа Креста, Аэнеас прочно утвердился в нем как неизменный лидер. По нынешний день Вирджилский университет в Новом Риме собирал студентов и стипендиатов из такого количества мест, что даже трудно себе это представить.

Империя неизбежно пришла к решению о том, что тщательная организация дел в этом критическом секторе требует положить конец аэнеасской независимости. И это было сделано стараниями интриганов и здравомыслящих людей. Сотнями лет позже возникла обида, хотя рядовые рабочие лошадки соглашались с тем, что желательно поддерживать корпорацию во всем, и планета поставила много выдающихся людей на земную воинскую службу.

Военно-интеллектуальные традиции планеты продолжали развиваться. Каждый аэнеанин учился обращению с оружием — включая женщин, пользовавшихся преимуществом меньшего веса. Старые баронские семьи все еще задавали тон. Возможно, для имперской книги пэров их титулы большого значения не имели, но зато они имели значение для их собственного народа, который поддерживал свои цитадели и порядок на своих землях, который взращивал больше офицеров и профессоров, чем того от него требовалось. На Аэнеасе существовала тенденция заключать браки независимо от положения будущих супругов. Жизнь низших слоев была более свободной, но бытующие у них манеры выгодно отличались от тех, которые можно было видеть в подобных слоях на Земле.

Приведенное выше описание включает в себя довольно много фактов, но опускает один, самый важный: для сотен миллионов гуманоидов Аэнеас был родным домом.

Солнце почти село. Золотые солнечные лучи пролегли через Морское Дно Антонины, превратив его рощи и плантации в скопления голубовато-зеленых пятен и теней, огнем запылав на его каналах, исчезая в тумане, что клубился над соляными копями. Восточнее свет падал на утесы и скалы там, где древний континентальный уступ Ллиона тянул к величественно-голубому небу многоцветную и взбитую ветром путаницу пурпурного, розового, желтого, коричневого и черного. Внешняя луна Лавиния казалась холодным маленьким рогом, венчающим всю эту массу.

И ветер тоже был холодным. Шум его смешивался с мягким рокотом водопада, стуком копыт и звоном брони. Лошади скакали вдоль крутой тропы. То были аэнеаские лошади, косматые, мускулистые, и их приспособленный к низкой гравитации аллюр казался менее быстрым, чем был на самом деле. Хуг Мак-Кормак скакал отдельно. Его сопровождали три его сына — дети от первой жены. По официальной версии они охотились на валхов, но ни одного из таковых не нашли, и данное обстоятельство их мало волновало: истинная, хотя и не высказанная вслух, цель этой прогулки состояла в том, чтобы проскакать по земле, которая была их родной землей. Другого случая могло и не представиться.

В небе показался валх. Крылья его тяжело рассекали воздух. Джон Мак-Кормак поднял ружье. Отец оглянулся на него.

— Не надо, — сказал он. — Пусть живет.

— Смерть прибережем для землян, да? — спросил Боб. В свои девять лет — шестнадцать стандартных — он был переполнен совершенным им недавно открытием того, что Вселенная не так проста, как они учили в школе.

«Он перерастет это, — подумал Мак-Кормак. — Он хороший мальчик. Они все хорошие, как и их сестры. Да и какими еще могут быть дети, рожденные Рамоной?»

— Я терпеть не могу убийств, совершенных просто так, без цели, — сказал он. — Война — совсем другое дело.

— Ну не знаю, — вставил Колин. Он был самым старшим. Поскольку ему предстояло быть следующим Первым, он, по семейным обычаям, не был отдан на службу (Хуг Мак-Кормак сделался наследником лишь тогда, когда его бездетный старший брат попал в песчаную бурю и умер). Возможно, планетографические исследования не удовлетворяли его полностью. — Тебя не было здесь, отец, когда революция достигла Нового Рима. Но я видел толпу простых честных граждан, как они выводили служащих политической полиции Снелунда, хватали их, связывали, избивали до смерти. И это я считаю правильным. И сейчас мне так кажется, как только вспомню, что они натворили.

— И сам Снелунд отправился бы на тот свет, если бы я его поймал, — мрачно произнес Джон.

— Нет! — отрезал Мак-Кормак. — Ты не унизишься до его методов. Он будет убит так же открыто, как мы убиваем бешеных собак. Его сообщники тоже предстанут перед судом. Есть предел их злодеяниям.

— Если мы сможем найти всех, — проворчал Боб.

Мак-Кормак подумал о безжалостных солнцах, среди которых прошла его жизнь, и сказал:

— Возможно, большей части удастся исчезнуть. Но что с того? У нас есть дела поважнее, чем мщение.

Некоторое время они скакали молча. Тропа пересекала плато, похожее на степь, и впадала в мощеную дорогу, которая вела к Виндхому. Земля была жирной, влажной, и обильная растительность контрастировала с редкими кустами дварфа на изъеденных коррозией склонах. Трава покрывала землю почти таким же роскошным ковром, каким было устлано морское дно. То была, главным образом, огненная трава, и зазубренные ее листики были алыми по краям; но кое-где щетинилась трава-сабля и мягко покачивалась перистая трава. И вся она, по мере того, как падала температура, закручивалась в спиральки, и тогда равнина казалась покрытой целым морем маленьких пружинок. Повсюду росли деревья — не только низкое местное железное дерево, но и вывезенные из других мест сорта дуба, кедра, жасмина. Ветер перебирал их листья. Правее поднимался дым над фермерским коттеджем. Роботизированные латифундии не привились на Аэнеасе, и Мак-Кормак был рад этому; он всем своим существом чувствовал, что здоровому обществу необходимы фермеры.

Колин пришпорил лошадь и направил ее в сторону. Его юное лицо с резкими чертами хранило печальное выражение.

— Отец… — он замолчал.

— Продолжай же, — ободрил его Мак-Кормак.

— Отец… ты думаешь… ты действительно считаешь, что мы можем победить?

— Я не знаю, — ответил Мак-Кормак. — Мы попытаемся, поскольку мы мужчины, вот и все.

— Но… сделать тебя Императором…

Мак-Кормак с новой силой ощутил, какой ничтожно малый шанс есть у него на то, чтобы договориться со своими близкими. С тех пор, как его спасители доставили его домой, у него не было буквально ни минуты свободного времени — слишком много дел требовали его внимания. Этот день он буквально украл.

— Не воображай, пожалуйста, что мне нужна эта работа. Ты не был на Земле. Я был. И мне там не понравилось. Я никогда не чувствовал себя более счастливым, чем тогда, когда меня вернули в те места, которым я принадлежу.

«Имперский обычай, — пронеслось в его мозгу, — перемещать тех, кто делает карьеру, перетасовывать их по разным районам, но в конце концов возвращать их, по мере возможности, в те секторы, откуда они родом. Теория: свои родные планеты они будут защищать более яростно, чем чужие для них миры. Практика: в случае революции большая часть персонала Флота так же, как и гражданское население, обнаружит, что эти родные планеты значат для них больше, чем Земля, которую большинство из них никогда не видело. Проблема: если я одержу победу, прекращу ли я деятельность, как, несомненно, пожелал бы того Джосип, если бы победили его адмиралы?»

— Но почему тогда ты идешь на это?.. — спросил Колин.

— А что я еще могу сделать? — вопросом на вопрос ответил адмирал.

— Но… свобода…

— Нет. Империя не настолько разложилась, чтобы позволить себя раздробить на части. И даже если бы это было так, я не стал бы делать ничего подобного. Разве ты не понимаешь, что единство — единственное, что стоит между цивилизацией — нашей цивилизацией — и Долгой Ночью? Что же касается вооруженного протеста, то он может стимулировать изменения в политике, но Империя не простит вожаков. Это обстоятельство побуждает всех недовольных начать стрельбу и предсказывает конец так же ясно, как и раскол. И кроме того… — Мак-Кормак с такой силой сжал поводья, что побелели костяшки пальцев. — Восстание может помочь вернуть Катрин, если на это вообще осталась какая-то надежда.

— Итак, твоя цель — сохранить Империю, но держать ее под контролем, — быстро проговорил Колин. Его попытка отвлечь отца от мыслей о мачехе была столь очевидной, что у Мак-Кормака сжалось сердце. — Я с тобой. Ты это знаешь. Я совершенно искренне считаю, что ты дашь ей новую жизнь — лучший Император, который только был у нас со времен Исаму Великого, а может быть, даже со времен самого Мануэля… и ради тебя я подведу к присяге даже свою жену и сына… если только это возможно. — Он махнул рукой в сторону неба. — Ведь Империя так огромна!

Вдруг, будто по команде, Вирджил опустился за горизонт. Аэнеас, имея очень тонкую атмосферу, не обладал сумерками, достойными того, чтобы о них упоминать. Засверкали альфа и бета Креста, и почти в то же мгновение через небо перекинул свой мерцающий мост Млечный Путь. Все земли, что находились справа, погрузились в полную тьму, но слева Лавиния серебрила Морское Дно, гряды прибрежных скал.

Мак-Кормак сказал:

— Революции нужен вождь, и выбор ее пал на меня. Обойдемся без ложной скромности. Я контролирую Кабинет главной части этого сектора. Я могу доказать по отчетам, что являюсь главным стратегом Имперского Флота. Мои люди знают, что я принципиален в главных вопросах, принимаю близко к сердцу второстепенные и всегда стараюсь быть честным. Таким меня знают и сотни планет, населенных гуманоидами и негуманоидами. Было бы только хуже, если бы я начал утверждать обратное.

— Но как… — голос Колина прервался. Лунный свет играл на его кожаной куртке и серебряном седле.

— Мы установим контроль над этим сектором, — сказал ему Мак-Кормак. — Это в большой степени зависит от того, удастся ли нам одержать победу над силами Джосипа. Если удастся, то любое сколько-нибудь значительное сообщество в радиусе десяти парсеков будет стоять за нас. А потом… Мне самому не нравится эта мысль, но я знаю, где и как добиться союза с варварами. Я говорю не о нескольких дартианских кораблях, поддержкой которых мне уже удалось заручиться, нет, речь идет о настоящих диких воинах, живущих далеко от границ. Не беспокойся, я не позволю им грабить и не позволю им обосноваться здесь, если они даже поклянутся, что не нарушат союза. Они будут исполнять роль платных наемников, и не более того.

Весь Имперский Флот никогда не сможет выступить против нас. У него слишком много других забот. Если мы сработаем быстро и успешно, то будем в состоянии отбросить любые силы.

А что будет дальше?.. Этого я предсказать не могу. Надеюсь, что мы сможем продемонстрировать силу хорошо управляемого региона. Надеюсь, это придаст вес нашему посланию: конец коррупции и тирании, свежее начало под руководством новой династии, давным-давно назревшие реформы… То, что нам нужно прежде всего — это толчок, толчок, с которого начнется снежная лавина. Тогда все орудия Империи не смогут нас остановить, потому что большая их часть будет на нашей стороне.

«Почему снежная лавина? — мысленно усмехнулся он. — Где это на Аэнеасе снег, если не считать пыльцы, которую несет с собой полярный ветер?»

Они обогнули маленькую рощу и выехали к замку. Виндхом стоял на месте, что когда-то было мысом, а теперь просто выступом. За толстыми его стенами и башнями сверкали желтые огоньки. Рядом с лугом бежала порожистая река Дикий Ров.

Но взгляд Мак-Кормака был устремлен вдаль, на плато Морское Дно Антонины, уходящее к горизонту. Над ним зеленел последний луч уходящего солнца, а чуть ниже, под слабым мерцанием зари, чистым белым светом горела Дидо, вечерняя звезда.

«Там Катрин работала ксенологом до того времени, как я встретил ее, пять лет тому назад (нет, три аэнеанских года. Неужели я пробыл в Империи так долго, что забыл времяисчисление на нашей планете?) Мы полюбили друг друга и поженились…

И ты всегда жаждала иметь собственных детей, Катрин, диуба, я тоже хотел их иметь, но вечно возникали какие-то трудности общественного плана, требовавшие первоочередного разрешения… И однажды вечером…» — он возблагодарил своего железного бога за то, что в этих широтах не видно солнца Ллинатавра. Горло его было сухим, он едва сдерживал рыдания. Тряхнув головой, он пустил лошадь в галоп. Дорога, прежде чем достичь ворот Виндхома, пересекала еще возделанные поля. За ними на лугу расположился караван тинерантов. Транспорт их стоял поодаль, теряясь в темноте. В свете, падающем из окон замка, вырисовывались лишь силуэты палаток с трепещущими на них флагами. Слышался приглушенный шорох шагов. Мужчины, женщины, дети, сидевшие вокруг костров, прекратили пение и танцы и приветствовали своего повелителя. Завтра эти бродяги начнут карнавал… А понесут свое веселье за сотни километров дальше… хотя кулак Империи уже поднят над их головами.

Копыта лошадей застучали по мощеному двору. Грум поймал поводья лошади Мак-Кормака. Он соскочил на землю. Повсюду была стража. Вновь прибывшие служащие Флота и воинский отряд семьи обменивались ревнивыми взглядами. Эдгар Олифант торопливо пошел ему навстречу. Хотя Мак-Кормак, как император, повысил его до адмирала, он не удосужился сменить капитанские звезды на погонах, добавив лишь повязку с ллианскими цветами на рукаве кителя, тесно облегавшего его фигуру.

— Со счастливым возвращением, сэр! — воскликнул он. — Я уже собирался послать отряд на ваши розыски.

Мак-Кормак рассмеялся.

— Клянусь космическими далями! Неужели вы думали, что мы с мальчиками можем затеряться на нашей древней земле?

— Нет, сэр. Но, прошу прощения, это глупо с вашей стороны скакать куда-то одному, без эскорта.

Мак-Кормак пожал плечами.

— С эскортом буду ездить позже, на Земле. А пока дайте мне побыть в одиночестве, — он ближе придвинулся к офицеру. — Вы хотите мне что-то сказать?

— Да, сэр. Два часа назад пришло сообщение. Не пройдет ли адмирал… э-э-э… Император, со мной?

Прежний вид кабинета Первого растворился в груде новых предметов: аппаратуры связи, папок с расчетами, электронного оборудования и сканеров. Мак-Кормак опустился в кресло, стоящее за заваленным бумагами письменным столом. По крайней мере, хоть оно выглядело знакомым.

— Итак? — проговорил он.

Олифант закрыл дверь.

— Первоначальная информация была подтверждена еще двумя разведчиками, — сказал он. — Имперская армада идет сюда. Будет здесь в течение трех дней.

Было несущественно, имел ли он в виду стандартный период или двадцатичасовое вращение Аэнеаса.

Мак-Кормак кивнул.

— Я не сомневался в достоверности первого сообщения. Наш план остается прежним. Завтра в 6.00 по Новому Риму я поднимусь на борт моего флагмана. Через два часа наши войска отправляются.

— Но вы уверены, сэр, что враги не займут Аэнеас?

— Нет. И я был бы удивлен, если бы они это сделали. Зачем? Меня и моей семьи здесь не будет, и я устроил так, чтобы нашим врагам стало об этом известно. А какую еще пользу принесет им захват Аэнеаса до битвы? Тот, кто победит в космосе, сможет быстро захватить и планету. А до тех пор к чему тратить силы на то, чтобы овладеть столь ничтожным звеном? Они так нужны в другом месте!

— Если враг захватит планету, он отправится прочь из Вирджилианской системы, как только обнаружит, что мы не собираемся ее защищать, а стремимся захватить истинную добычу — Сатан.

— Но, тем не менее, наши силы обороны… — сказал Олифант с сомнением в голосе.

— Вы имеете в виду оборону внепланетных баз, таких, как Порт Фредериксен? Там находятся легкие суда, предназначенные, главным образом, для защиты от случайной опасности.

— Нет, сэр. Я думаю о наших межпланетных патрулях. Каковы будут их функции?

— Они состоят из дартианских наемников. Их единственная цель — вводить противника в заблуждение, выигрывая время для нашего Флота, — ответил Мак-Кормак. — «Неужели я действительно не объяснил ему все достаточно ясно раньше? Что еще я упустил с тех пор, как на меня обрушилась эта лавина? Нет, все в порядке, просто он был слишком занят административными делами». Несколько кораблей заняли позиции в ближнем космосе. Их задача — атаковать любое судно Джосипа, которое им подвернется. Это, конечно, будут слабо защищенные разведчики, и победа над ними будет легкой. Те, которым удастся улететь, передадут новость по назначению. Образ мыслей Пикенза мне знаком: он будет убежден в том, что мы намерены вступить в битву на Вирджиле, проявит архиосторожность и не догадается о том, что мы собираемся выйти к бета Креста. — «Ах, добрый старина Пикенз, ты всегда покупал цветы для Катрин, когда мы приглашали тебя к обеду. Имею ли я право использовать против тебя знание твоих привычек, которое получил, когда мы были друзьями?»

— Что ж, вы — Император, сэр. — Олифант указал на машины. — На сегодня еще много работы. Мы обращаемся с ними так, как делали это в штабе, но кое-какие детали требуют вашего внимания.

— Я займусь ими сразу же после ужина, — сказал Мак-Кормак. — А вы будьте поблизости на случай, если мне понадобится ваш совет.

— Слушаюсь, сэр. — Олифант отдал честь и вышел.

Мак-Кормак окунулся в дела не сразу. Сначала он вышел на балкон. Оттуда открывался вид на скалу и богатые растительностью восточные земли внизу. Креуза — внутренняя луна — вот-вот должна была взойти. Глубоко вдохнув прохладный воздух, он ждал.

Спутник выплыл из-за горизонта почти в полной своей фазе. Он настолько быстро плыл по небу, что отбрасываемые им тени едва заметно шевелились. Погруженная в этот живой белый свет, Антонина, казалось, вернула себе когда-то исчезнувшие воды. Как будто призрак волн закачался внизу, и прибой вновь забился о подножье Виндхомского мыса.

«Призрак волн… Ты часто говорила так, Катрин. Ты любила эти лунные пейзажи и считала их лучшими в нашем мире. Диуба, диуба, увидишь ли ты их когда-нибудь снова?»

7

Когда Вирджил показал свой четкий диск, «Азеноув» вынырнул из гиперпространства и начал набирать ускорение на гравзах. Каждый сенсор настроился на максимальную восприимчивость, но вокруг не было ничего, кроме бесконечного кипения космической энергии.

— Были передачи в наш адрес или касающиеся нас? — спросил Флэндри.

— Пока нет, сэр, — ответил голос Ровиана.

Флэндри выключил интерком.

— Мне самому следует быть на мостике, — пробормотал он. — Что я делаю в своей… в вашей каюте?

— Оттачиваете разум, — ответила женщина со слабой улыбкой.

— Если бы так! Почему полное молчание? Неужели вся система эвакуирована?

— Вряд ли. Но всем известно, что через пару дней прибудет враг. Хуг просто гений в рассылке данных. Как и во многом другом.

Флэндри внимательно посмотрел на нее. Слишком обеспокоенный, чтобы сидеть, но лишенный возможности ходить из-за отсутствия места, он стоял возле двери и барабанил по ней пальцами. Катрин Мак-Кормак сидела на стуле. Она казалась почти спокойной.

Почти все время, прошедшее от первого их разговора до этого, она спала. Это принесло большую пользу ее телу и, он надеялся, хоть немного залечило ту рану, которую получил разум. А вот для него это время оказалось нелегким. Решение обогнать Флот и идти все время на квазискорости, пытаясь доставить пленницу восставшему военачальнику, далось ему нелегко. У него не было никаких полномочий на переговоры. Такие действия лишь с огромной натяжкой можно было рассматривать, как интерпретированное выполнение полученного приказа. Привлекут ли они внимание великого мятежника, окажет ли на него присутствие жены хоть сколько-нибудь заметное воздействие?

«Почему она не позволила мне услышать любовь к нему в своем голосе?» — подивился Флэндри.

Но вслух сказал:

— Мой талант — в моей расточительности. Но стрелы ее не попадут в цель, если этот маневр не принесет удачи.

Взгляд хризолитовых глаз под челкой цвета меда устремился на него.

— Вы не посмеете вынуждать Хуга к сдаче, — предупредила она. — Я ни за что не стану его просить, как бы ни сложились обстоятельства. Его ведь расстреляют, не так ли?

Флэндри вздрогнул. Его ладони взмокли.

— Ну… прошение о помиловании…

Ему редко приходилось слышать столь мрачный смех.

— Вашей вежливости, командир, хватило бы на двоих. Может быть, я была колонисткой, может быть, я провела свою жизнь до замужества, исследуя породу существ, связанную с человечеством едва ли больше, чем имиритяне… но я изучала историю и политику, а положение жены адмирала Флота дало мне богатую возможность для наблюдений. Империя не простит Хуга, — на мгновение ее голос дрогнул. — А я… согласна скорее видеть его мертвым, чем рабом с контролируемым разумом или пожизненным заключенным… Нет… только не такого сильного человека, как он…

Флэндри достал сигарету, хотя небо и так уже казалось ему сделанным из дубленой кожи.

— Идея, моя госпожа, состоит в том, что вы расскажете ему все, что узнали. Он, по крайней мере, бросит играть в игру Снелунда. Он может отказаться от мысли, чтобы дать бой около тех планет, которые Снелунд хотел бы подвергнуть бомбардировке.

— Но без баз, без источников продовольствия… — дыхание ее участилось, и потревоженный этим движением комбинезон так ясно обрисовал формы ее тела, что Доминик не мог этого не заметить. — Что ж, поговорить мы, конечно, можем, — несчастным голосом сказала Катрин. Восстановленные было силы покинули ее. Она протянула руку. — Командир… если бы вы позволили мне уйти…

Глядя в сторону, Флэндри покачал головой.

— Мне очень жаль, моя госпожа. Против вас выдвинуто серьезное обвинение, и вы не были ни оправданы, ни прощены. Единственный предлог, под которым я мог бы вас отпустить, это обещание уговорить вашего мужа сдаться, но вы сказали мне, что это невозможно, — он втянул дым в легкие, и в голове его пронеслась мысль о том, что скоро ему нужно будет принимать противораковое средство. — Поймите, что Снелунду вы возвращены не будете. Я достигну восставших раньше, чем будет получено разрешение на это. Вы отправитесь со мной на Землю. То, что вы сможете рассказать о «лечении», которому вас подверг Снелунд, и о его хвастовстве… что ж, это может причинить ему неприятности. Как минимум, ваш рассказ вызовет к вам симпатии людей, достаточно могущественных для того, чтобы вас защитить.

Доминик снова посмотрел на нее, и у него перехватило дыхание, когда он увидел, каким смертельно-бледным стало ее лицо. Взгляд казался застывшим, на лбу выступили капли пота.

— Моя госпожа! — отбросив в сторону сигарету, Флэндри сделал два шага и склонился над ней. — В чем дело? — он приложил руку к ее лбу. Лоб был холодным. Такими же были ее плечи и руки. Он еще ниже склонился над ней. — Моя госпожа…

Катрин Мак-Кормак шевельнулась.

— Стимулирующая таблетка… — прошептала она.

Флэндри заколебался, не вызвать ли ему корабельного врача, но решил, что не стоит, и подал таблетку и склянку с водой. Она глотнула. Когда Флэндри увидел, что лицо ее вновь обрело прежние краски, а дыхание стало ровным, у него отлегло от сердца.

— Простите меня, — сказала Катрин, и голос ее лишь едва был слышен в шуме корабельных машин. — Слишком часто теряю сознание.

— Я сказал не то, что следует, — покаялся Доминик.

— Вы не виноваты, — взгляд ее был устремлен в пол. Он не мог не отметить, как длинны ее ресницы, четко вырисовывающиеся на фоне бронзовой кожи. — Нравы землян отличны от наших. Для вас то, что со мной случилось — несчастье, мерзость, да, но не осквернение, от которого я никогда не смогу очиститься, а для меня это причина, заставляющая меня сомневаться, действительно ли я захочу когда-нибудь снова увидеть Хуга… Может быть, вы частично поймете меня, если я расскажу вам, как часто Снелунд использовал наркотики и препараты, действующие на мозг. Раз за разом я погружалась в кошмар, когда я не могла думать, не была сама собой, не имела воли не была ничем, кроме как животным, делающим все что он мне велел чтобы только избежать боли…

«Мне не следовало бы это слушать, — подумал Флэндри. — Она не стала бы говорить об этом, если бы ее самообладание полностью к ней вернулось. Но как я могу уйти?»

— Моя госпожа, — сделал он попытку, — вы же сами сказали, что не были собой в такие мгновения. Если ваш муж хотя бы наполовину такой, каким вы его рисуете, он все поймет.

Некоторое время Катрин сидела неподвижно. Стимулятор действовал быстрее, чем это полагалось: очевидно, принимать химические препараты было для нее делом непривычным Наконец, она подняла голову. Цвет лица был прежним, но тело, казалось, еще отдыхало. И она улыбалась:

— Вы действительно страйдер.

— Э-э-э теперь вы хорошо себя чувствуете?

Во всяком случае, лучше. Мы можем поговорить о деле?

Флэндри почувствовал глубокое облегчение. Ощутив слабость в коленях, он опустился на койку и принялся за новую сигарету.

— Да я очень этого хочу. В настоящий момент у нас общие интересы, и ваша информация может явиться именно гем что поможет нам успешно завершить дело, а не мчаться за помощью к мамочке-Земле.

— Что вы хотите знать? Может быть, я не смогу ответить на некоторые ваши вопросы и откажусь ответить на другие.

— Согласен. Но давайте все-таки попробуем. Мы не нашли в этой системе никаких следов астронавигационной активности Флот таких размеров, как флот Мак-Кормака, должен заявить о себе тем или иным способом. В крайнем случае, хотя бы излучением нейтрино-энергетических агрегатов. Что он сделал? Он мог бы приблизиться к солнцу, прячась за ним, он мог бы залечь в неподвижности на изрядном расстоянии отсюда, таком, например, как половина светового года; или же он мог полностью поменять направление. Короче у вас есть какие-нибудь соображения?

— Нет.

— Вы в этом уверены?

Катрин надменно взглянула на него.

— А зачем мне что-либо скрывать?

— Не нужно испепелять меня взглядом! Один эсминец — небольшая сила! Перефразируйте мой вопрос следующим образом, как мы можем вступить с ним в контакт до начала битвы?

— Я не знаю, и это честный ответ, — смягчилась Катрин и посмотрела ему прямо в глаза. — Могу сказать вам лишь одно: что бы Хуг ни планировал, все будет смелым и неожиданным.

— Превосходно, — проворчал Флэндри. — Ну, а как насчет молчания эфира?

— О, это, я думаю, легче объяснить. Мы не обладаем большим количеством станций передачи с достаточной мощностью и с волнами нужной длины для того, чтобы наши передачи принимались на большом расстоянии. К тому же, Вирджил глушит их солнечными бурями. Главным образом, мы посылаем жесткие лучи посредством спутников. Радиофоны являются для нас обычным явлением — они нужны отдаленным деревням и усадьбам, но они, естественно, используют ту частоту, которую может отражать ионосфера. Вирджил дает Аэнеасу в высшей степени мощную ионосферу. Короче, мы можем обойтись и без больших станций, и сейчас, полагаю, тоже без них обходимся, чтобы вражеские навигаторы получили дополнительную трудность — неуверенность в своем положении относительно противника.

«Ты понимаешь и этот принцип: никогда не упускать возможности свободного перемещения и шанса осложнить жизнь противника, — с уважением подумал Флэндри. — Я знавал многих гражданских лиц, включая и жен офицеров, которые этого не понимали».

— А что вы скажете о межпланетных связях? — спросил он. — Я уверен, вам знакомы братские миры. Вы упомянули о том, что даже проводили на них исследования. Как вы думаете, эти базы эвакуированы?

— Нет. По крайней мере, не та, главная, что находится на Дидо. Она, некоторым образом, сама себя обслуживает, и на ней слишком много приборов и записей, а кроме того, существуют еще связи с местным населением, — в голосе ее зазвучали горделивые нотки. — Я знаю своих прежних коллег. Вторжение не станет причиной их бегства.

— Но, в случае надобности, ваши люди могут установить связь с другой планетой?

— Да, вероятно. И они вполне могли это сделать еще и потому, что у Снелунда нет и не может быть данных по всем «точкам» нашей системы. А то, чего нельзя найти, нельзя и разрушить.

— Они не станут этого делать, — запротестовал Флэндри. — Разве можно пойти на такое из одной лишь злобы?

Катрин ответила ему с горечью в голосе.

— Откуда вам знать, что Его Величество мог приказать своему адмиралу?

Гудок, интеркома спас Доминика от необходимости отвечать. Он нажал кнопку.

— Сообщение с мостика капитану, — послышался густой чуть шипящий голос Ровиана. — На пределе досягаемости обнаружен корабль. Похоже, он ложится на курс, идущий перпендикулярно нашему.

— Сейчас буду, — ответил Флэндри. — Вы слышали, моя госпожа?

Катрин кивнула. Он подумал, что почти физически ощущает ее усилия сохранить внешнее спокойствие.

— Свяжитесь с третьим аварийным постом. Пусть облачаются в космические скафандры. Корабль приводится в состояние боевой готовности. Когда мы столкнемся с этим типом все должны быть в доспехах и с оружием наготове. Трое будут охранять вас. Они будут находиться примерно в середине коридора. Это безопасное место, хотя и не следует его особенно хвалить. Скажете охраннику, чтобы передатчик вашего шлема был напрямую связан с мостиком и командным пунктом. А сами оставайтесь в каюте и ни во что не ввязывайтесь.

— Вы считаете что нам грозит опасность? — спокойно спросила она.

Мне очень хочется чтобы это было не так. — Доминик вышел.

Вирджил выглядел удивительно большим на экране рубки «Азеноув» вошел в систему на самой высокой скорости, и ускорение буквально расплющило бы команду в лепешку, если бы не компенсирующее действие внутреннего сдерживающего поля. Подобное устройство препятствовало и проникновению радиации. Солнце пылало, напоминая горящую корону.

Флэндри опустился в кресло управления. Ровиан сказал:

— Я думаю, корабль шел по своей орбите с установленными на минимум генераторами, пока не нащупал нас. Если мы хотим встретиться с ним в районе Аэнеаса, — он когтем отметил красноватую точку на экране, — то нам следует начать торможение.

— М-м-м, полагаю, нет, — Флэндри потер подбородок. — Если бы я был на месте их шкипера, меня не вдохновила бы перспектива встречи с вражеским кораблем возле моей родной планеты, пусть даже этот корабль небольшой и хочет вступить в переговоры. Ибо ему о нас известно только то, что наше сообщение некому подтвердить, кроме наших же машин. — Ему не надо было объяснять, какое раз рушение можно причинить вначале атомным снарядом, который невозможно задержать, а затем — броском многотонного корабля, несущегося на скорости, равной, возможно, сотням километров в секунду. — Когда важный город только один, камикадзе есть из-за чего волноваться. Он может стать чуточку слишком импульсивным.

— Что же тогда намерен делать капитан?

Флэндри активизировал астрономическую интерпретацию. Планеты-точки, орбиты-круги и векторы-стрелы вызывали у него неприятное ощущение условности, но шлифовка данных была работой навигационного отдела.

— Подумаем. Следующая внутренняя планета, они называют ее Дидо, достаточно велика, но не настолько важна, чтобы у нашего противника создалось двусмысленное впечатление о нашем к ней отношении. Кроме того это научная база… и, значит, на ней сидят личности, наделенные трезвым умом… да, думаю, можно «засветить» наше намерение занять позицию именно на орбите Дидо. Курс к третьей планете, гражданин Ровиан!

— Слушаюсь, сэр, — распоряжения были отданы, вычисления сделаны, и двигатель, чья мощность была уменьшена, запел на низких нотах.

Флэндри приготовил запись объясняющую его цели.

— Если необходимость в переговорах возникнет раньше чем мы достигнем нужного нам места прошу проинформировать. Будем держать передатчик настроенным на стандартную волну, — закончил он и приказал продолжать прослушивание эфира.

Время не шло, а ползло.

— А что, если впоследствии нам не позволят покинуть эту систему? — спросил Ровиан.

— У нас есть шанс, — ответил Флэндри. — Риск не очень велик, как мне кажется учитывая то какая гостья находится у нас на борту. Кроме того несмотря на то, что мы не собираемся передавать леди ему наш друг Мак-Кормак, я уверен, по достоинству оценит тот факт, что мы вырвали ее из лап этой свиньи Снелунда. Нет, мне, пожалуй не стоит оскорблять породу свиней, не так ли?

— А чего ты, собственно, добиваешься?

— Это, наверное, знает только Бог, да и он не уверен, к какому разряду отнести мою информацию Может быть, она ничто. А может откроется какой-то маленький канал, какая-то возможность если не остановить, то хотя бы смягчить военные действия. Побудь на мостике десять минут хорошо? Если я сейчас не покурю, я взорвусь.

— А здесь ты покурить не можешь?

— Капитан корабля негуманоидов не имеет права на человеческие чувства мне прожужжали об этом все уши когда я был еще кадетом. Мне придется давать начальству достаточно много объяснений по более серьезным вопросам.

Ровиан издал звук который можно было расценить как смешок.

Шли часы. Вирджил разрастался на экране Ровиан сообщил:

— Последние данные о корабле указывают: его экипаж решил, что мы направляемся к Дидо, и намерен прибыть туда одновременно с нами. Пока с кораблем не установлено никакой связи, хотя он должен уже принимать наши передачи.

— Странно. А что известно о самом корабле?

— Судя по излучению на наших радарах, тоннаж и мощность близки к нашим, но это не флотская модель.

— Аэнеас без сомнения мобилизовал на службу все что умеет летать от метелок до корыт. Вряд ли это судно решится на драку с серийным кораблем подобным нашему.

— Если только его спутник, — Ровиан имел в виду второе судно появившееся на кране вскоре после того, как изменилось их положение относительно солнца.

— Ты сказал мне что тот второй корабль может при быть на Дидо лишь после нас если только не уйдет в гиперпространство, а я сомневаюсь что его капитан настолько обожает Дидо чтобы отважиться на то при такой гравитации. Нет это должно быть еще один разведчик посланный на всякий случай.

Тем не менее когда «Азеноув» приблизился к третьей планете, Флэндри приказал команде находиться в состоянии боевой готовности.

Дидо была перед ним — большой крутящийся шар из снежно-белых облаков. Ни одна луна не сопровождала ее в этом вращении. Региональное «Пособие для лоцмана» описывало планету следующим образом: орбита умеренно-эксцентрическая, средняя величина радиус-вектора равна одной астрономической единице; масса, диаметр, а следовательно, и гравитация на поверхности лишь очень незначительно отличаются от земных; период вращения вокруг своей оси равен восьми часам сорока семи минутам с отклонением на тридцать восемь градусов; кислородно-азотная атмосфера горячее и плотнее, чем это требуется для людей, но пригодна для дыхания; д-аминный биохимический состав безвреден для человечества, но и особой пользы ему не приносит — вот, в основном, и все. Миры слишком многочисленны, и информация о каждой вращающейся планете должна быть лишь самой необходимой.

Облачившись в защитный костюм, но оставив непокрытой голову, Флэндри вызвал по видеофону Катрин Мак-Кормак. Ее лицо на экране, выглядывающее из шлема, напомнило изображения женщин-воинов в старинных книгах, которые Доминику приходилось читать.

— Итак? — спросила Катрин.

— Я бы хотел связаться с вашей исследовательской базой, — сказал он, — но как, скажите на милость, ее найти в этом молочном супе?

— Она может не ответить на ваш вызов.

— А с другой стороны, может и ответить И вероятность этого увеличится, если ее обитатели узнают, что мне известно их местонахождение. Этот корабль, что пасется рядом с нами, вынуждает ее к молчанию, а… В общем, если на ней сидят ваши старинные приятели, то они смогут ответить вам.

Она подумала.

— Хорошо, я вам доверяю, Доминик Флэндри. База Порт Фредериксен… — короткая слабая улыбка, — ее основал один из моих предшественников на западном краю Барка, как мы называем самый большой континент Тридцать четыре градуса, пять минут, восемнадцать секунд северной широты. Думаю, вы можете проверить эти данные по радару.

— Плюс термические, магнитные и тому подобные помехи. Спасибо Готовьтесь к разговору через полчаса или час.

Взгляд ее был серьезен.

— Я скажу им правду.

— Этого будет достаточно до тех пор, пока мы не найдем чего-нибудь лучше и дешевле, — Флэндри отключился, но ему казалось, что он все еще видит на экране ее лицо. Он повернулся к Ровиану. — Ляжем на орбиту с, приблизительно, стоминутным периодом, пока не обнаружим базу, потом передвинемся на синхронную орбиту уже над ней.

Облаченный в броню хвост его помощника тревожно шевельнулся.

— Сэр, это означает, что корабль повстанцев найдет нас почти вне атмосферы.

— Полезно держаться выше поля планеты. К тому же, разве не ты сообщал мне в своей последней информации, что скорость его слишком высока, чтобы он мог рассчитывать на орбиту иную, чем гиперболическая?

— Да, сэр, если только он не способен тормозить гораздо быстрее, чем мы.

— Его капитан обуреваем подозрениями. Он, должно быть, хочет поторопиться, пока мы не начали швырять в него разные штуки. Это вполне естественно. Меня бы и самого заставлял нервничать вражеский эсминец, сиди я на грузовом судне или чем он там является. Увидев, что мы настроены дружелюбно, он остановится, а к этому времени мы, если повезет, проделаем еще десять-пятнадцать тысяч километров и поговорим с учеными парнями.

— Слушаюсь, сэр. Дает ли мне капитан разрешение на установку всех защитных экранов на полную мощность?

— Не раньше, чем мы свяжемся с Портом Фредериксена. У них должна быть целая куча приборов. Но во всем остальном, исключая детекторный луч, полная боевая готовность.

«Прав ли я? Если я ошибаюсь…» — ощущение ответственности, лежащей на нем одном, угнетало Флэндри. Он пытался прогнать его, концентрируя внимание на предстоящих маневрах.

Вокруг Дидо «Азеноув» должен был продолжать полет в режиме свободного падения. Это был единственно возможный вариант. Исчезновение шума и вибрации было подобно внезапной глухоте. Изображение планеты заполнило все экраны. Она ослепительно сверкала, когда корабль пролетал над той ее частью, где царил день, и была темной, когда путь корабля проходил над другой, кроме тех мест, где ощущалось мерцание зари и нежная дрожь едва занимающегося рассвета. Атмосферная буря препятствовала поискам. Флэндри поймал себя на том, что вцепился в ручки кресла с такой силой, что кровь выступила у него под ногтями.

— Сейчас мы могли бы наблюдать второй корабль с помощью оптических приборов, если бы не диск между нами, — сказал Ровиан.

— Это естественно, — отозвался Флэндри. Тревожное состояние помощника начинало беспокоить его.

Голос в интеркоме сообщил:

— Думаю, мы ее обнаружили, сэр. Широта верная, инфракрасные лучи указывают на континент на востоке и океан на западе, радар улавливает присутствие зданий и даже нейтронное излучение атомной установки. Хотя из-за проклятых помех мы не совсем в этом уверены. Будем ли повторять со следующего витка?

— Нет, — сказал Флэндри и понял, что голос его звучит гораздо громче, чем это требуется. Он усилием воли заставил себя понизить тон. — Выключите радар. Пока мы будем подниматься, пилоту придерживаться этой плоскости Дальнейшее изучение будем вести с более высокой орбиты. — «Теперь, когда наш актер перешел на немую роль, нам нужна опора». — И еще одно, установите на максимум полевые экраны, гражданин Ровиан.

Когда офицер повторял слова команды, в голосе его явно звучало облегчение. Корабль снова ожил. Сложный комплекс гравитационных сил вывел его на кривую, которая была ближе к прямой, чем к спирали. Натиск атмосферных штормов стал менее заметным.

— Дайте мне проекцию ищущего свидания судна, как только это будет возможно, — приказал Флэндри. «Я чувствовал бы себя гораздо бодрее, если бы немного попялил на него глаза», — он заставил себя откинуться на спинку кресла и ждать.

Изображение появилось на экране. Человек вскрикнул Ровиан зашипел.

Тонкий силуэт, преодолевающий последние километры, принадлежал кораблю, который никак не мог использоваться в мирных целях. Можно было с уверенностью сказать: к Империи он не имел никакого отношения. Вооружение его было таким же сложным, как у «Азеноува», и так же, как и у него, составляло единое целое с корпусом. Задранный нос и выпущенные стабилизаторы указывали на то, что он намерен пересечь атмосферу быстрее, чем земной корабль.

«Варвары! — вспыхнуло в мозгу Флэндри. — Из какого-нибудь дикого края. На какой-то дикой планете, может быть, сотню лет назад они еще только учились, как нужно обращаться с железом, но кто-то посчитал полезным — в военных или коммерческих целях — обучить их космическим полетам, снабдить машинами и методикой обучения… Неудивительно, что они нам не отвечали. Вероятно, ни один из них не знает англика!»

— Белый свет! — рявкнул он. — Сигнал мира! А вдруг они его распознают. Уж если Хуг Мак-Кормак нанял их, то должны же они иметь хоть какое-то отношение к цивилизации.

Приказ был немедленно выполнен.

Наемник выстрелил голубовато-белым энергетическим пучком. За ним последовали снаряды.

Флэндри услышал скрежет поврежденного металла. Он с силой нажал кнопку боя. «Азеноув» немедленно ответил противнику. Это был ответ самого корабля. Человеческий мозг был не в состоянии оценить происшедшее за такой промежуток времени и, реакция его не могла быть такой мгновенной. Разрядились бластерные пушки. Противоснарядные устройства раскрылись, встречая то, что было послано против них. Секундой позже открылись каналы, выпускающие на свободу более крупных пташек.

Взорвались гневом атомные детонаторы. Электромагнитные экраны могли воспрепятствовать ионному дождю, но не жару радиации и Х-лучей, энергии и напористости материальных торпед. Антигравитационные силы могли замедлить торпеды, но не остановить их.

У варваров было огромное преимущество: высокая скорость и большая относительно планеты высота. Их корабль являл собою более сложную цель, его защиту было гораздо труднее преодолеть.

Но недаром за плечами Ровиана были годы службы. Всплеск пламени облаком окутал врага. Из одной части корабля вырвался сноп ярко-белых искр. То, что от него осталось: скрученное, сплющенное, обугленное, полурастопленное — кометой устремилось назад, в космос.

Но и землянам доставалось. Группа энергетики и жизнеобеспечения подсчитала, что при таком состоянии дел жить эсминцу осталось минуты три. Лучи бластеров поразили и буквально выдоили жизненно важные системы корабля. Ни один специалист не отважился бы утверждать, что именно это погубило корабль, но три взрыва были настолько близкими, что их энергия ворвалась в коридор, бушуя, поджигая, круша машины, как фарфор, разрывая людей, словно они были тряпичными куклами.

Флэндри увидел, как рухнул мостик. Стальная пластина прошла сквозь Ровиана, как пила, разрезающая напополам дерево. Хлынула кровь, но внезапное уменьшение гравитации раздробило этот поток на отдельные красные частицы, быстро рассосавшиеся в воздухе. Окаменевший, оглушенный, чувствуя, что кровь заливает его нос и рот, Флэндри успел все же закрыть лицевой щиток и натянуть перчатки, о которых он забыл, прежде чем последняя струя воздуха исчезла в образовавшемся отверстии.

Потом наступила тишина. Моторы умолкли, эсминец по инерции достиг максимальной высоты, которую только позволяла скорость, и снова ринулся к планете.

8

Не осталось ни одной шлюпки, годной к путешествию в космосе. Хотя их не разрушили полностью, основные системы вышли из строя. Времени на ремонт почти не было. Одна из четырех шлюпок оставляла, правда, слабую надежду. Хотя ее ведущий генератор не действовал, аккумуляторы могли снабжать энергией два двигательных конуса, которые могли еще работать. Механизмы и контролирующие приборы не были повреждены. Можно было рассчитывать на аэродинамическую посадку. Все пилоты были убиты или ранены, но Флэндри доводилось водить боевые воздушные машины и до того, как он перешел в Разведкорпус.

Инженеры едва успели установить все необходимое, как возникла настоятельная потребность покинуть корабль. Скоро ему предстояло врезаться в атмосферу, что должно было довершить разрушение. Борясь с отсутствием воздуха, невесомостью, темнотой, оставшиеся в живых с трудом пробрались в шлюпку. Если бы все они остались в защитных костюмах, то места бы не хватило. Флэндри установил нужное давление с помощью резервуара и, как только все, пройдя сквозь воздушный замок, расположились полукругом, включил приборы. Ему удалось найти место для трех костюмов, включая и свой собственный, но он внезапно вспомнил, что не имеет права надевать костюм, если остальные члены экипажа окажутся незащищенными. Присутствие костюмов лишь создавало иллюзию безопасности.

Те, кто пострадал сильнее, были размещены в креслах с креплениями. Остальные сбились в проходе, и жизнь их теперь зависела от гравиполя. Флэндри заметил, что Катрин тоже стоит среди них. Ему страшно захотелось увидеть ее в кресле второго пилота: цепи поля вполне могли подвергнуться деформации — им предстоит выдержать слишком большое напряжение. Но Инсайн Хавелок обладал опытом в делах такого рода, и именно его помощь могла оказаться той крупицей, что перетянула бы чашу весов в пользу спасения.

Первое соприкосновение с атмосферой Дидо дрожью отозвалось в неодушевленных предметах и живой плоти. Флэндри перевел шлюпку в свободный полет.

Дальше все было, будто в кошмарном сне. Подобно метеориту, их шлюпка летела сквозь жар, свист, грохот, кромешную тьму, порывы бешеного ветра, сквозь просветы в тучах и град, похожий на пули, сквозь безумные наклоны и вращение мчащегося на нее горизонта. Все вокруг гудело и выло, и вибрация пронизывала тела до мозга костей, и сам черт выплясывал на приборной панели.

Флэндри и Хавелоку каким-то чудом удавалось частично удерживать контроль. Они значительно погасили скорость прежде чем добрались до той высоты, где она могла бы стать роковой. Они не запрыгали беспомощно в тропосфере, не полетели кувырком, когда достигли нижних слоев атмосферы. Они избежали черных пиков, протянувших свои худые пальцы, чтобы схватить их, и чудовищного урагана, жестокость которого превосходила все, которые когда-либо знавала Земля, а ведь он вполне мог бы закрутить их и швырнуть в море. Среди путаницы цифр и шкал, безумного метания рук над приборной доской и ног над педалями, непрекращающегося разгула звуков, жары, вибрации они сумели сохранить ориентацию.

Их желания были сосредоточены только на одном: достичь Порта Фредериксена. Спуск провел их вокруг северного полушария. Определив ту его часть, которая должна была быть самым крупным континентом, они упорно прокладывали себе путь к нужной широте и, оказавшись несколько западнее, устремились к ней по косой.

Они могли бы точно подойти к цели или, во всяком случае, оказаться ближе к ней, если бы правильно определили начальную скорость. Но деятельность автоматического ориентатора была нарушена, поскольку «Азеноув» выбросило на искаженную орбиту. А тут еще вращение планеты, которое вынуждало шлюпку тратить добавочную энергию на ранние стадии торможения. К тому времени, когда шлюпка достигла безопасной скорости, ее аккумуляторы были истощены. Перегруженная, она была лишена возможности баллистического скольжения. Не оставалось ничего другого, кроме как использовать для посадки последние крупицы энергии.

Невозможно было задействовать и хвостовые компенсаторы. Люди, не защищенные скафандрами, оказались бы раздавленными в случае отказа гравиполя. Флэндри выбрал открытую территорию, окруженную лесом. Между пригорками и поросшими осокой холмами блестела вода. Лучше болото, чем верхушки деревьев. Килевые тормоза засипели, перекрывая ворчание затухающего мотора. Шлюпка качнулась, встала на дыбы, задрожала и остановилась под острым углом. Летающие существа тысячами поднялись в воздух. Все стихло.

Какое-то мгновение Флэндри вообще ничего не соображал. Слабый одобрительный гул вывел его из оцепенения.

— В-в-все в порядке? — заикаясь, пробормотал он. Пальцы его дрожали.

— Новых повреждений нет, сэр, — ответил чей-то голос.

— Может быть, и нет, — вмешался другой. — Да вот только О’Брайен умер во время спуска.

Доминик закрыл глаза.

«Мой человек, — настойчиво билось в его мозгу. — Мои люди. Мой корабль. Сколько же нас осталось? Сейчас сосчитаю… Двадцать три с незначительными ранениями плюс Катрин и я. Семнадцать серьезно ранены. Остальные… Жизни остальных — в моих руках!..»

Хавелок проговорил безо всякой интонации:

— Наше радио вышло из строя, сэр. Мы не можем вызвать помощь. Что предлагает капитан?

«Ровиан, та стальная полоса предназначалась мне, а не тебе. Оставшиеся жизни все еще в моих проклятых убийцах-руках».

Флэндри с трудом открыл глаза. В ушах стоял такой звон, что он едва различал собственный голос, звучавший словно голос робота.

— Долго поддерживать внутреннее поле мы не сможем. Скоро иссякнут последние эрги. Давайте вынесем наших раненых, а потом уже начнем бороться с местным тяготением на наклонной палубе… — он встал на ноги и посмотрел на людей. Наконец он разыскал взглядом Катрин и спросил: — Вы знаете эту планету. Можете ли вы дать нам какой-нибудь совет?

Низкий ее голос не дрожал, когда она ответила:

— Медленно уравновешивайте давление. Если мы где-то на уровне моря, то воздух должен быть примерно в два раза плотнее по сравнению с земным. Вам известно, где мы находимся?

— Нашей целью была аэнеасская база.

— Если я не ошибаюсь, в этом полушарии сейчас раннее лето. Предположим, что мы недалеко от арктического пояса. Тогда день должен быть длиннее ночи, но ненамного. Однако, если принимать во внимание короткий период вращения, на большое количество света рассчитывать не при ходится.

— Спасибо, — Флэндри отдал необходимые распоряжения.

Сааведра, офицер связи, нашел несколько инструментов, снял панель с радиоприемника и начал изучать его.

— Возможно, мне удастся здесь кое-что подправить, чтобы можно было сообщить на базу, — сказал он.

— Сколько вам понадобится времени? — спросил Флэндри. Мускулы его постепенно становились эластичными, а голос отчетливым.

— Несколько часов, сэр. Я буду заниматься высокочастотным трансформатором с переменной связью, пока не окажусь на стандартной полосе частот.

— И может оказаться так, что слушать нас будет некому. А если они нас все-таки услышат, им придется проводить триангуляцию и… Да-а… — Доминик покачал головой. — Ждать нельзя. Сюда идет другой корабль. Обнаружив то, что осталось от первого, он начнет охотиться за нами. И у них будет великолепный шанс нас разыскать: облет планеты с металлическим детектором. Для такой примитивной планеты этого вполне достаточно. Я не хочу, чтобы мы оказались где-нибудь поблизости. Тогда на нас непременно сбросят бомбу.

— Что же нам тогда делать, сэр? — спросил Хавелок.

— Как вы считаете, моя госпожа, мы дойдем до базы пешком? — спросил Флэндри.

— Это зависит от того, где именно мы находимся, — ответила Катрин. — Топография культуры аборигенов — все это на Дидо так же разнообразно, как и на большинстве других планет. Мы можем взять с собой достаточное количество еды?

— Думаю, что так. Шлюпки подобного типа снабжаются значительным запасом провизии. Насколько я понимаю, здесь должна быть пригодная для питья вода.

— Это так. Она иногда дурно пахнет или очень пенится, но еще ни один дидонианский источник не вызвал болезни у гуманоида. Здешняя вода имеет иной биохимический состав.

Когда замок был полностью открыт, воздух ворвался в шлюпку плотной струей. Запахи были странными и быстроменяющимися: то ароматные, то кислые, то гнилостные, то пряные, а некоторые вообще не поддавались словесному определению. Люди тяжело дышали. Лица их покрылись потом. Один из них принялся стаскивать с себя рубашку. Катрин накрыла его руку своей.

— Не делайте этого, — предупредила она. — Несмотря на облачность, количество ультрафиолета, достигающего земли, достаточно для того, чтобы вы получили ожог.

Флэндри первым спустился по лесенке. Вес тела изменился лишь ненамного. Он ощутил наличие озона в болотных испарениях и подумал о том, что увеличенная порция кислорода может оказаться полезной. Ботинки вязли в липкой почве. Звуки жизни снова стали явственными: свист, бормотание, шорохи, щелканье крыльев. Теперь, когда слух его полностью восстановился, они казались ему особенно громкими в плотном воздухе. В зарослях, среди листьев, сновали мелкие животные.

Эти заросли не были похожими на лес земного типа. Разнообразие пород просто невероятное: от карликовых деревьев до стройных гигантов. Многие стволы оплетены лозами и лианами. Такой же разнообразной была и листва. Никакой зелени — преобладали коричневые и насыщенно-красные тона, хотя среди них мелькали пурпурные и золотистые оттенки. Такого же цвета была и трава, жестким ковром покрывавшая землю. Все это производило впечатление мрачноватой пышности.

Небо над его головой было жемчужно-серым. Низкие облака двигались по нему нескончаемой вереницей. Неясно светящаяся полоса обозначала местонахождение Вирджила. Флэндри определил, что там, где они сейчас находятся, раннее утро. Нужно было уходить до того, как поднимется солнце.

Работа предстояла тяжелая, но Флэндри это обстоятельство даже радовало. Она должна была отвлечь его от мыслей об умерших людях и разбитом корабле.

Прежде всего следовало перенести раненых на твердую возвышенность. Большинство из них имели различные переломы, некоторые были без сознания. Два человека получили серьезные ранения, нанесенные острыми кусками металла. Один человек находился в глубоком обмороке, и пульс его едва прощупывался. А О’Брайен умер.

К счастью, офицер-медик был на ногах. Дел у него было невпроворот. Выходя с полными руками медикаментов, Флэндри увидел, что Катрин помогает ему. Доминик с удивлением подумал о том, почему она не убежала. Казалось, такая женщина, как она, не могла не воспользоваться столь выгодной ситуацией.

К тому времени, как последние предметы были выгружены, Катрин закончила свою работу медсестры и наблюдала за процессом похорон. Она даже помогла копать землю. Когда Флэндри подошел к ней, О’Брайен уже лежал в могиле. Вода пузырьками закипала вокруг него. Гроба не было. Катрин накрыла труп имперским флагом.

— Будет ли капитан читать службу? — спросила она.

Флэндри посмотрел на нее. Катрин была так же измучена, как и он, но держалась прямо. Волосы намокли и повисли вдоль щек, но сохранили свою яркость и в этом сумрачном мире. На поясе ее комбинезона висели ножны, и по очертаниям он узнал в них военный мерсеянский нож.

Флэндри глупо брякнул:

— Вы хотите, чтобы я это сделал?

— Он не был врагом, — ответила она. — Он был из людей Хуга и должен получить соответствующие почести.

Катрин протянула ему молитвенник.

«Я? — подумал Доминик. — Но я никогда не верил…»

Она наблюдала за ним. Все они наблюдали. Пальцы оставляли пятна на страницах, когда он читал священные слова. Заморосил дождь.

В то время, как люди закапывали могилу, Катрин коснулась рукава Флэндри.

— Прошу вас уделить мне несколько минут, — сказала она. Они отошли в сторону. — Я немного осмотрела окрестности. Изучала растительность, затем вскарабкалась на дерево и увидела горы на западе… и потом, если бы мы находились к востоку от Снежной Стены, в это время года мы не встретили бы здесь так много птероподов. Так что гряда перед нами должна быть Маурисианом, а если это так, то я знаю, где мы примерно находимся.

Его сердце на мгновение остановилось.

— И где же?

— Я знаю эту территорию меньше, чем мне бы того хотелось. Я, в основном, работала в Гетулии. Тем не менее первый свой сезон я провела именно в этом районе, но работа была скорее тренировочной, чем исследовательской. Главное вот в чем: у нас есть превосходные шансы найти аборигенов. Местная культура достаточно высока, и если нам удастся набрести на общину, знающую один из наших жаргонов, то я, вполне возможно, смогу поговорить с ними. И даже довольно свободно после небольшой практики. — Черные брови ее сошлись у переносицы. — Не стану от вас скрывать, что было бы лучше, если бы мы сели западнее Маурисиана, и не только потому, что это сократило бы нам путь. Здесь можно встретить и дикие племена. Но, с другой стороны, мне, может быть, повезет договориться насчет сопровождающих.

— А вам не удалось найти дорогу?

— Ну как же. Именно ее я, в основном, и искала. Нужно пройти меньше километра, а потом заросли станут не такими густыми. В нескольких километрах от болота я обнаружила тропу, которая ведет приблизительно в том направлении, которое нам нужно.

— Хорошо, — сказал Доминик. — Но как бы я хотел, чтобы мы с вами были на одной стороне, вы и я.

— А мы и так на одной стороне, — улыбнулась Катрин. — Что вам остается еще делать, кроме как искать Порт Фредериксен?

Воспоминание о поражении горечью отозвалась в его душе.

— Похоже, что ничего. Итак, грузимся и отправляемся. — Доминик повернулся на каблуках и отошел к экипажу. Он чувствовал, что Катрин смотрит ему вслед. И взгляд этот жег спину.

Люди тяжело нагрузились снятыми со шлюпки вещами. Кроме того, нужно было нести раненых на импровизированных носилках. Флэндри настоял на том, чтобы, помимо еды, сменной одежды, посуды, оружия, амуниции, пластиковых палаток и прочего, без чего нельзя было обойтись, захватить с собой три скафандра. Хавелок было запротестовал:

— Прошу прощения, но зачем они нам? Конечно, в случае высадки разведчиков импеллеры будут под рукой, но при планетной гравитации их хватит ненадолго, да и радиус действия будет невелик. Кроме того, я не думаю, что мы встретимся с существами, с которыми надо сражаться в защитных костюмах.

— Может быть, нам и придется их бросить, — не согласился Флэндри, — но я все же надеюсь на носильщиков. И на то, что хотя бы часть пути мы сможем пронести их сами.

— Сэр, с таким грузом люди будут буквально валиться с ног.

Доминик сурово посмотрел на молодого блондина.

— А вы предпочитаете валяться на спине мертвым? — отрезал Флэндри и окинул взглядом усталых, грязных, понуро опустивших плечи людей, за которых был в ответе.

— По коням, — пошутил он. — Помогите-ка мне, гражданин Хавелок. Я не намерен нести меньше, чем остальные.

Вздох пронесся по шеренге людей, но они повиновались.

Тропа оказалась очень даже неплохой. Прутья и гравий, втиснутые в грязь дидонианами, как утверждала Катрин, создавали достаточно твердую поверхность, ведущую через лес к более высокой местности.

Мало-помалу наступили сумерки. Флэндри велел продолжать путь, выверяя дорогу при вспышках фонаря. Он делал вид, будто не слышит замечаний, что вполголоса делались за его спиной, но они причиняли ему боль. Наступила ночь. Было холоднее, чем днем, очень темно, и темнота эта была наполнена ворчанием и отдаленными криками. Люди пошатываясь, шли дальше.

Еще один час, похожий на кошмар, — и Флэндри разрешил привал. Через тропу бежал ручей. Высокие деревья окружали их и их крона создавала подобие крыши над маленькой лужайкой Флэндри включил фонарь, выхватив из тьмы ветви и лица людей.

— Вода и маскировка, — сказал он. — Что скажете моя госпожа?

— Неплохо, — отозвалась Катрин.

— Видите ли, — попытался объяснить Флэндри, — нам нужно отдохнуть, а ведь скоро наступит день. Я не хочу чтобы нас заметили с воздуха.

Она не ответила.

«Я, потерявший корабль, не стою ответа».

Люди освободились от своей ноши. Лишь немногие пожевали плитки еды, прежде, чем, последовав примеру своих товарищей, окунуться в глубокий сон. Офицер-медик Филип Капуан сказал Флэндри.

— Капитан вне всякого сомнения, я должен быть первым дежурным. Я буду занят еще час-другой, осмотром пациентов. Нужно поменять повязки, затем ввести свежие энзимы антирадиационные уколы, дать антиболевые таблетки — обычный набор, так что помощи не потребуется. Вы вполне можете отдохнуть, сэр. Когда я кончу, я разбужу вас.

Флэндри едва дослушал последние слова. Он мгновенно погрузился в черноту. Последним его ощущением было то, что земляное покрытие. — Катрин назвала его травой-ковром несмотря на то что оно больше напоминало красновато-коричневую губку — являло собой хоть и сыроватый, но весьма мягкий матрац.

Доктор разбудил его, как и обещал, и дал стимулирующую таблетку. Флэндри проглотил ее. Кофе был бы куда лучше, но он не осмелился развести огонь. Он прошел по поляне, нашел удобное место меж двух огромных корней сел, прислонился к огромному стволу и расслабился. Дождь прекратился.

Рассвет на Дидо подступал бесшумно. Свет как будто вливался в теплый воздух, капля за каплей, подобно духу, неслышно пробирающемуся среди спящих. Если не считать журчания ручья и шороха капающей с листьев воды, тишина была полной.

Ее нарушил звук шагов. Флэндри встал, наполовину вытащил из кобуры бластер. Увидев Катрин, опустил оружие и поклонился.

— Моя госпожа. Что, что вас так рано разбудило?

— Не могла спать. Слишком много мыслей. Не возражаете. если я посижу с вами?

— Как я могу возражать?

Они сели рядом. Доминик принял такую позу, чтобы можно было незаметно наблюдать за ней Взгляд ее был устремлен вдаль. Усталость пеленой подернула глаза, губы побледнели.

Внезапно Катрин повернулась к нему.

Поговорите со мной Доминик Флэндри, — попросила она. Я все думаю о Хуге. Теперь я могу надеяться на встречу с ним. Но смею ли я с ним остаться? Не будет ли прошлое вечной тенью стоять между нами?

— Я же говорил, — «Целый космический цикл прошел с тех пор!», — что если он упустил такую девушку, как вы, неважно по какой причине, то он — просто идиот!

— Спасибо, — она протянула руку и накрыла его ладонь своей. Доминик потом долго еще чувствовал это прикосновение. — Мы будем друзьями? Такими, что называют друг друга просто по имени?

— Я был бы счастлив.

— Мы по аэнеасскому обычаю не будем разводить по этому поводу особых церемоний, — улыбка была задумчивой, — а произнесем тост и… Но позже, Доминик, позже. — Она заколебалась. — В конце концов, для нас война окончена. Вы будете интернированы. Никакой тюрьмы. Может быть, комната в Новом Риме. Я приду навестить вас, когда смогу, приведу Хуга, если он будет свободен. Надеюсь нам удастся уговорить вас присоединиться к нам. Я так этого хочу.

— Прежде всего нам следует достичь Порта Фредериксена, — сказал он, не осмелившись на какое-нибудь менее банальное высказывание.

— Да, — Катрин подалась вперед. — Давайте это обсудим. Я же сказала, что мне необходимо с вами поговорить Бедный Доминик, вы спасли меня от плена, потом от смерти, а теперь еще должны выслушивать о моих переживаниях. Давайте лучше говорить о вещах практических.

Он встретился с волевым взглядом зеленых глаз на широком лице.

— Итак, — произнес Флэндри, — это весьма капризная планета, не так ли?

Она кивнула.

— Считается, что сначала она принадлежала к венерианскому типу, но потом столкнулась с гигантским астероидом. Волны, возникшие в результате этого удара, унесли с собой большую часть атмосферы, но оставшейся части было достаточно, чтобы продолжалась химическая эволюция, тоже не слишком похожая на земную, — фотосинтез и так далее, хотя развившиеся в результате эволюции аминокислоты оказались вращающими плоскость поляризации вправо, а не влево. Некоторые считают, что именно столкновение могло привести к столь большому наклону оси и, вероятно, стать причиной более быстрого вращения. Вследствие этих факторов океаны не столь инертны, как этого можно было ожидать на безлунной планете, а бури свирепы, вдобавок высокая тектоническая активность. Удивительно, не так ли? Должно быть это и есть причины, по которым мы не нашли следов прошлых оледенений, зато нашли следы периодов сверхвысокой жары и засухи. Впрочем, наверняка никто ничего не знает. За время, в десятки раз превышающее период человеческой жизни мы проникли в тайны планеты лишь на пядь. Вот таков этот мир, Доминик.

— Понятно, — сказал он. — Но есть здесь территории, удобные для людей?

— Немного. Слишком здесь жарко и сухо. Некоторые высокогорные и полярные районы лучше этого, а Порт Фредериксен расположен в зоне ветров, зависящих от холодного течения. Тропики убили бы нас в течение нескольких дней если бы мы не смогли от них защититься. Нет, эта планета нужна нам не для того, чтобы на ней жить. Только для исследований. Но она ведь и принадлежит ее аборигенам, — внезапно ее тон сделался вызывающим. — Когда Хуг станет Императором, уж он проследит за тем, чтобы всем аборигенам были предоставлены благоприятные возможности развития!

— Если только станет. — Как будто кто-то чужой, забравшийся в мозг Флэндри, заставил его произнести: — Зачем он обратился к варварам?

— Он не может повсюду успеть сам, и они нужны ему для охраны Вирджила. — Катрин смотрела в сторону. — Я расспросила двоих ваших людей, видевших корабль на экране о том, как он выглядел. Судя по их описанию, это был дартианский корабль. Этот народ не настроен к нам по-настоящему враждебно.

— Пока им не представилась возможность! Мы предложили им мир, и все равно они не могут успокоиться.

— Они… что ж, дартиане часто действуют подобным образом Особенности их культуры мешают им поверить в то, что призыв к перемирию может быть искренним. Хугу пришлось использовать все что только можно, — приходилось торопиться. Разве после случившегося у него были причины полагать, что кто-то захочет переговоров? Он же смертный! Разве он мог предусмотреть все!

Флэндри вздохнул.

— Думаю, что нет, моя госпожа.

Порыв ветра всколыхнул листву. Катрин немного помолчала, а потом мягко сказала:

— Знаете, а ведь вы ни разу не назвали меня по имени.

Тусклым голосом он ответил.

— Как я могу? Ведь из-за меня погибли люди.

— О, Доминик! — слезы навернулись ей на глаза. Он сам с трудом удержался от слез.

Они оказались друг подле друга. Он обвил рукой талию Катрин и спрятал лицо у нее на груди, а она левой рукой обняла его за шею, а правой гладила по волосам. Плечи его дрожали.

— Доминик, Доминик, — шептала Катрин. — Я все понимаю. Я так хорошо тебя понимаю. Мой муж тоже командир. В его руках столько кораблей и жизней, что трудно даже представить. Сколько раз я видела, как он читал отчеты о несчастных случаях! Я честно тебе скажу он приходил ко мне и запирал дверь, чтобы мы могли вместе поплакать. Он тоже делал ошибки, стоившие людям жизни. Какой командир их не делает? Но кто-то ведь должен командовать. Это — твой долг. Ты взвешиваешь факты, используя все свои знания, и решаешь. Но когда ты принял решение и начинаешь действовать, ты не должен оглядываться назад. Не смеешь. Не имеешь права.

Доминик, не мы создавали эту плотоядную вселенную. Мы лишь живем в ней…

Кто сказал, что ты допустил ошибку? Ты действовал совершенно правильно. Я не верю, что какой-либо суд мог бы тебя осудить. Если Хуг не мог предвидеть, что ты прилетишь со мной, как мог предвидеть ты? Доминик, выше голову, верни себе свою бодрость!

Внезапно адское сияние заполнило восточный горизонт. Секундой позже воздух задрожал от рокота, а земля от вибрации.

Люди повскакивали со своих мест Флэндри и Катрин разомкнули руки.

— Что это?! — крикнул Сааведра.

— Это! — закричал изо всех сил Флэндри пытаясь перекрыть грохот. — Это второй варварский корабль обнаружил нашу шлюпку!

Минутой позже они услышали нарастающий рев, который может издавать только корабль, идущий на высокой скорости. Рев перешел в столь же ужасный свист. Потом сник и он. Унялся ветер, и летающие существа вновь вернулись на ветви деревьев.

— Корабль с высокой оснащенностью, — заключил Флэндри. — Намерен убить все живое в радиусе нескольких километров вокруг шлюпки. — Он сжал в кулаки вспотевшие пальцы. — До чего же я рад, что мы успели так далеко уйти!

Катрин взяла его руки в свои.

— Ты не один, Доминик, — сказала она. — Умерит ли сознание этого твою печаль?

Оно ее не умерило. Но Катрин внушила ему достаточно смелости, чтобы подумать.

«Ладно. Мои идеалистические метания ни к чему не приведут. Мертвые останутся мертвыми. Моя задача — спасти живых. А потом если только будет потом прибегнуть ко всем трюкам которые только могу изобрести, чтобы мое начальство не судило меня слишком сурово.

Моя совесть все равно осудит меня. Но, может быть я смогу научиться не обращать внимания на ее приговор. Офицер Империи, обладающий подобным умением, принесет гораздо больше пользы».

— Отдыхайте друзья. — сказал он своим людям. — Следующие сутки проведем здесь восстанавливая силы, а потом уже пойдем дальше.

9

Совершенно внезапно лес окончился и сменился ровной местностью. Выйдя на нее Флэндри у видел ряды кустов. Поле с одной стороны переходило в долину, над которой поднимался пар, а с трех сторон было обрамлено зарослями.

Доминик не сразу понял что это поле возделываемое.

— Стойте! — крикнул он. Его бластер птицей выпорхнул из кобуры. «Стадо носорогов?»

Нет… не совсем… нет, конечно. Заповедник лорда-советника Мулилеса Африканского находится за двадцать световых лет отсюда. Полдюжины стоявших перед ним животных размером и строением очень напоминали носорогов, но их почти безволосая голубоватая кожа была скорее гладкой, чем морщинистой, а хвоста не было вообще. Плечи каждого выступали в стороны, создавая настоящие платформы. Огромные уши походили на весла. На широком черепе над парой птичьих глаз торчал рог-нос, потом череп суживался, переходя в мордочку с очень мягким и подвижным ртом. Но это ощущение мягкости убивалось видом огромного острого лезвия с рядом зубов-пил за ним.

— Подожди, Доминик! — Катрин поспешно подбежала к нему. — Не стреляй. Это ноги.

— Хм? — он опустил пистолет.

— Наше слово. Люди не могут произносить слова дидонианского языка.

— Вы хотите сказать, что они… — Флэндри приходилось сталкиваться со странным произношением звуков, и все же к каждому можно было подобрать какой-то эквивалент. Какой смысл обладать разумом, который не может приспособиться к окружающему.

Подойдя ближе, он увидел, что существа не пасутся. Двое склонились в углу поля, выкорчевывая пни, в то время как третье катило аккуратной формы бревно к зданию, крыша которого возвышалась над холмом. Четвертое тащило примитивный деревянный плуг по освобожденному участку земли. Пятое шло следом за четвертым и управляло плугом с помощью какой-то сбруи. Пара маленьких животных прыгала по плечам взрослых. Поле раскинулось поодаль, так что трудно было разглядеть отдельные детали сквозь легкий туман. Шестое существо, ближе всего находящееся к Флэндри, вырывало росшую между кустами траву.

— Идемте! — Катрин пошла вперед. Она двигалась легко, несмотря на ношу за плечами.

Последний их переход был трудным и долгим, шли день и ночь. В лагере они были слишком заняты для того, чтобы найти время для разговора. Однако оба заметно воспрянули духом, а Катрин так ожила, что Флэндри, глядя на нее, забывал обо всем окружающем. Она явно становилась для него всем, подобно ближайшему солнцу.

— Алло-о-о! — остановилась и помахала рукой.

Ноги тоже остановились и покосились на нее. Уши и носы их дернулись и напряглись. Флэндри снова вернулся в реальный мир. Они могли напасть на нес.

— Деплой, — обратился он к тому из своих людей, который нес оружие. — За мной! Заходим с фланга. Остальным оставаться под прикрытием, — он подбежал к Катрин.

Захлопали крылья. Существо, что парило между облаков, едва различимое с земли, опустилось прямо возле шестого ноги.

— Криппо, — Катрин схватила Флэндри за руку. — Жаль, что я не успела предупредить тебя заранее. Но смотри. Это интересно.

Ноги были, по видимому, млекопитающими, пол их можно было легко определить так как женские особи имели вымя. Криппо походил на птицу, так ли уж походил? Тело его напоминало туловище крупного гуся и было покрыто перьями, серовато-коричневыми в верхней части и светло-серыми в нижней, серый цвет переходил в голубоватый в области горла, на крыльях и на кончике длинного треугольного хвоста. Когти были сильными, приспособленными для того, чтобы хватать и держать. Очень длинная шея оканчивалась головой, выглядевшей так, будто она была посажена на туловище задом наперед. Лицо казалось состоящим главным образом из двух огромных топазовых глаз. А клюва вообще не было, лишь красный хрящ в форме трубки.

Криппо уселся на правое плечо ноги, из трубки показалась липкая полоска — язык? Флэндри отметил, что на каждом боку ноги, как раз под туловищем имеются узлы. Первый узел раскрылся высвободив нечто вроде щупальцев, которые во всю длину, равнялись двум метрам каждое. Криппо протянул свой язык так, что тот коснулся края усиков. Скрепленные таким образом оба существа ковыляли по направлению к людям.

— Не хватает еще руки — сказала Катрин. — Нет подождите-ка. — Нога, который шел за плугом замычал. — Это зов. Собственный рука хиша должен распрячь его прежде чем этот хиш сможет подойти к нам.

— Но остальные, — Флэндри указал на них. Четверо ног стояли на тех же местах.

— Конечно, — согласилась Катрин. — Без других частей они, по сути, просто животные. Они не могут действовать если не считать простой работы которую выполняют пока не получат сигнал от всего целого. Ага. Вот так.

Новое существо появилось из-за кустов и заковыляло по бороздам. Оно меньше походило на обезьяну, чем нога на носорога или криппо на птицу. Тем не менее у землянина возникли подобные ассоциации. Существо было высотою с метр, но казалось еще ниже так как использовало для передвижения все четыре конечности короткие и кривые. Каждая конечность заканчивалась тремя хорошо развитыми пальцами. Хвост был приспособлен для хватания. Грудь, плечи и руки — огромных размеров — больше чем у человека. Кроме трех пальцев, на каждой руке имелось еще по противостоящему большому пальцу. Голова была массивной и круглой, с шарообразными ушами и горящими коричневыми глазами. Подобно криппо, существо не имело ни носа, ни рта — просто трубка с ноздрями. Оно все было покрыто шерстью, кроме трех мест: ушей, конечностей и горла — там виднелась голубая кожа. Оно — он — было мужского пола. На нем было нечто вроде одежды — пояс с прикрепленными к нему кисетом и ножом из железа.

— Это дидонианин? — спросил Флэндри.

— Рука, — ответила Катрин. — Одна треть дидонианина. — Животное приблизились к ноге что находился ближе всего к человеку. Склонившись к его левому плечу, на котором сидел криппо, он с помощью своего языка присоединился к свободному щупальцу.

— Ты же понимаешь, — торопливо проговорила Катрин, — что нам нужно было их как-то называть. На большей части дидонианских наречий существа эти имеют названия приблизительно эквивалентные «ноге», «крыльям» и «руке». Но если перевести все это на англик получается путаница. Поэтому, поскольку аэнеанский диалект включает некоторое количество земных слов, мы и использовали эти слова, назвав их «нога», «рука» и «криппо». — Тройное существо остановилось в нескольких метрах от них. — Оставь в покое свой пистолет. Хиш не причинит нам вреда.

Она направилась им навстречу. Флэндри последовал за ней, несколько сбитый с толку. Симбиотическое содружество не было для него новостью. Самый удивительный его образец, который ему до сих пор приходилось видеть, представлял собой единение Тогру-Танакх-Кон на Ванприйне. Гориллообразное существо поставляло руки и силу, маленькое ракообразное — мозг и острое зрение, третье являлось связывающим звеном между двумя первыми, соединяя воедино их нервные системы. Очевидно, эволюция на Дидо шла тем же путем.

«Но ушла она гораздо дальше! — подумал Флэндри. — Она довела этих существ до той грани, когда им не нужно даже есть, поскольку они могут питаться кровью большого существа. Господи, как это ужасно!»

Они с Катрин остановились около автохтона. Густой, не лишенный приятности аромат плыл в воздухе. Флэндри не мог решить, в какую пару глаз ему смотреть.

Нога заворчал. Криппо издал резкий звук через ноздри которые, должно быть, обладали резонаторным устройством. Рука надул свой горловой мешочек и произнес удивительный набор звуков.

Катрин внимательно слушала.

— Я не специалист в этом языке, — сказала она, — но в окрестностях Порт Фредериксена говорят на подобном, так что я понимаю его достаточно хорошо. Имя этого хиша Хозяин Песен, хотя слово «имя» в данном случае не совсем верно.

Она что-то произнесла в ответ. Флэндри уловил несколько слов на англике, но понять сказанного ею не смог.

«Я полагаю, все дидониане слишком отличны от нас, чтобы выучить человеческий язык, — подумал он. — Должно быть, ксенологи разработали особые жаргоны для различных лингвистических групп: шумы, в которые могут погружаться земные эпиглоты, смешанные с семантическими моделями, которые могут понимать дидониане. Сколько же сил отняла такая работа!»

Существо ответило ей.

«Неспособность человека говорить на дидонианском языке происходит не только от иного устройства легких и рта, — понял Флэндри. — Специалист по вокалу справился бы с этими звуками. Нет, главное в том, что язык контрапунктен по своей структуре».

— Хиш не знает жаргона, — сказала ему Катрин. — Но его знает Открыватель Пещер. Они соберут для нас хиша.

— Хиш?

Она хмыкнула.

— А как прикажете их называть? Некоторые культуры настаивают на особом разграничении полов в данном единении. Но, в основном, пол не имеет значения в подобной комбинации, и они создают их в таком сочетании, которое удобнее в настоящий момент. Поэтому мы называем единение «хишем», независимо от того, из каких существ оно составлено.

Криппо отсоединился и поднялся в воздух. Рука с ногой остались скрепленными. Но они выглядели так, словно потух наполнявший их до этого внутренний свет. Некоторое время они смотрели на людей, потом рука принялся почесываться, а нога вырывать траву.

— Для достижения стадии мышления нужны все трое, — заключил Флэндри.

Катрин кивнула.

— Угу. Рука обладает наиболее развитым разумом. Но один он подобен шимпанзе. Понятно тебе, высокоинтеллектуальный землянин? А нога сам по себе просто глуп. Собранные же втроем, они способны мыслить не хуже, чем мы.

Может быть, даже лучше, если только возможно сравнение. Мы все еще пытаемся найти эффективные тесты… — Она нахмурилась. — Пусть ребята уберут оружие. Мы среди доброго народа.

Флэндри отдал распоряжение, но оставил своих людей на тех местах, где они находились. В случае, если что-нибудь пошло бы не так, как надо, прикрытие было необходимо. Кроме того, нельзя было забывать и о раненых, что по-прежнему лежали на носилках.

Оставшаяся пара разъединилась — нет, освободилась от плуга. Задрожала земля, когда нога хиша бросилась в галоп. Когда хиш приблизился к людям, Катрин обратилась к дидонианину на том же языке, но снова безрезультатно, хотя и получила ответ. Она перевела его так: «Встреться с Умеющим Возделывать Землю, который знает о вашей расе».

Флэндри потер подбородок. Последняя порция фермента против роста волос на подбородке все еще действовала, но его огорчало то, что эффект этого действия распространялся и на усы.

— Насколько я понимаю, — сказал он, — эти люди, эти существа соединяются в… э-э-э… содружество в зависимости от того, какой состав является оптимальным для предстоящего дела?

— Да. Так происходит этот процесс у большинства подобных культур, которые нам приходилось изучать. Последнее из упоминаемых существ является, очевидно, тем, что подразумевает его имя — умелым фермером. В других комбинациях соединения хишей могут быть выдающимися охотниками, мастеровыми, музыкантами — кем угодно. Вот почему отсутствует потребность в большом населении — отпадает надобность в различных и многочисленных специалистах в пределах одной группы.

— Вы сказали «группы»?

— Мне это слово кажется более точным, чем «община».

— Но почему каждому известно, что умеет другой?

— Видишь ли, процесс запоминания для нашей расы кажется делом легким, но он не является мгновенным. Для того, чтобы информация не затерялась, нужно ее постоянно освежать в памяти, а это приобретается с практикой. Клетки памяти сохраняют информацию до тех пор, пока живо умение ее поддерживать. Скажем, ноги сохраняют знания по. ботанике, потому что имеют дело с землей; руки, действительно имеющие руки, помнят ремесла; криппо хранят знания по метеорологии и географии. На самом-то деле все не так просто. Все образчики хранят информацию каждого рода. особенно в том, что касается языка. Но ты, я думаю, и так это понял.

— И все равно…

— Позволь мне продолжить, Доминик. — Катрин пылала таким энтузиазмом, какого Флэндри никогда не наблюдал ни у одной женщины. — Теперь о культуре. Дидонианские культуры столь же разнообразны, сколь были когда-то земные. Результатом этого является то, что единения узнают друг от друга меньше, чем могли бы, из-за отсутствия концентрации внимания. Эмоциональные и интеллектуальные аспекты незначительны: сами группы находятся на первобытном уровне развития. Некоторые другие культуры в высшей степени ограничены в вопросе родственных связей. Скажем, их отдельные образчики должны принадлежать одному единению до тех пор, пока смерть не нарушит их единства, если не считать неохотно заключаемых временных единений для получения какого-нибудь сведения. Эти общества тяготеют к более высокой ступени развития, которая, впрочем, нисколько не выше уровня каменного века. и совершенно истощены в эстетическом смысле. И в любом случае дидониане не осознают полностью своих потенциальных возможностей.

— Понятно, — протянул Флэндри. — Повесы против пуритан.

Она мигнула, потом усмехнулась.

— Это как тебе угодно. Во всяком случае большинство культур, подобных этой, поступает в данном вопросе верно. Их единения — это настоящие индивидуальности. Они не очень подвижны в своих составных частях, зато каждая обладает максимумом таланта в какой-то отдельной специальности хиша. В добавление скажу: менее развитые партнерства более скромны в своих потребностях, — Катрин посмотрела в небо. — Думаю, что для нас скоро создадут Открывателя Пещер, — сказала она.

Двое криппо направлялись вниз. Очевидно, один принадлежал Хозяину Песен, а другой — Открывателю Пещер, хотя Флэндри не мог отличить их друг от друга. Вероятно, объединение руки и ноги было одинаковым и для Хозяина Песен, и для Открывателя Пещер.

Еще несколько криппо закружили над деревьями.

Еще ряд рук появились то ли из леса, то ли из дома.

«Через некоторое время мы будем присутствовать на настоящем собрании», — подумал Флэндри.

Он перенес внимание на Катрин и вновь созданного Открывателя Пещер. Между ними начался диалог. Первое время разговор шел с перебоями, поскольку оба его участника несколько лет не имели разговорной практики. К тому же, данное наречие отличалось от того, на котором говорили в окрестностях Порт Фредериксена. Но через некоторое время дискуссия сделалась более оживленной.

Остальная часть группы, приблизившись, наблюдала и слушала, обмениваясь замечаниями, кроме тех, кто, как Флэндри узнал позже, был занят охотой или сбором растений. Рука подошел поближе, таща на плече толстую «пуповину» ноги. Синие пальцы ощупали одежду Флэндри и попытались расстегнуть кобуру бластера. Человеку не хотелось позволять этого, даже несмотря на то, что оружие было на предохранителе, но Катрин могла бы не одобрить подобный отказ. Сняв свой рюкзак, он разложил его содержимое на земле. Это действие дало занятие рукам сразу из нескольких единений. Увидев, что они не крадут и не портят вещи, Флэндри сел и предоставил своим мыслям возможность рассеянно блуждать, пока не заметил Катрин. Задумавшись, он не отводил от нее глаз.

Прошел час-другой, и короткий день уже склонялся к закату, когда Катрин позвала его движением руки.

— Они рады встрече с нами и готовы оказать нам гостеприимство, — сказала она, — но вряд ли они могут провести нас через горы. Тамошние жители опасны. Кроме того, в это время года много работы в лесу и в поле. В то же время общине наверняка понравится плата, которую я предлагаю — такие вещи, как огнестрельное оружие и сделанные из стали инструменты. Они создадут того, кого называют Много Мыслей, и он обдумает вопрос. А нам тем временем предлагают остаться здесь.

Лейтенант Капуан был особенно доволен этим обстоятельством. Те лекарства, которые были в его распоряжении, не давали состоянию его пациентов ухудшиться, но дорога вряд ли пошла бы им на пользу. Если бы он мог остаться здесь с ранеными, пока остальные будут ходить за помощью, Флэндри бы это очень устроило. Сам по себе переход неминуемо связан с трудностями, но при таком раскладе их было бы гораздо меньше.

Они направились к дому. Все чувствовали себя карликами среди громыхающих огромных существ. Все, кроме Катрин. Она все время смеялась и болтала.

— Я чувствую себя тут почти как дома, — сказала она своим спутникам. — Я стала уже забывать, до чего же увлекательно было работать на Дидо и как я любила эту работу.

«В тебе заключена большая способность к любви», — подумал Флэндри. Эта мысль сделала бы его более активным по отношению к любой другой девушке, но только не к Катрин. Перед ней он откровенно робел.

Поднявшись на гряду, они увидели дальний склон. Он опускался, потом снова поднимался, образуя природное укрытие. Искусственные каналы, отходящие от реки, должны были помешать наводнению. В отдалении, между деревьями, тянулся к облакам утес. Оттуда доносилось ворчание водопада. Катрин указала в том направлении.

— Они называют этот район Громовым Камнем, — сказала она. — Название мест у них гораздо точнее, чем имена единений.

Участок состоял из бревенчатых с торфяным покрытием зданий и примитивного загона. Двор был крытым — защита от частых и сильных дождей. Большей частью сооружения были сараями или яслями. Их занимал молодняк всех особей вкупе с четырьмя взрослыми каждого вида. Взрослые образовывали пары в различных комбинациях. Третьим в каждой из них стал подросток. Оставшийся «беспризорным» молодняк расхаживал вокруг них, дремал или ел. Маленькие ноги питались молоком — из взрослых две особи женского пола были кормящими.

— Что это, школа? — спросил Флэндри.

— Можно сказать и так, — ответила Катрин. — Примитивные стадии обучения и развития. Но они слишком важны, для них, поэтому мы их не прерывали. Впрочем, этим частичным единениям все равно. По мере того, как дети растут, среди них появляются более юные партнеры и и, в конце концов, они занимают в установившихся единениях места умерших особей.

— Ого! Если б молодость да знала, если б старость да могла! Похоже, что дидониане решили эту проблему!

— И некоторым образом одержали победу над смертью.

Потому что поколение за поколением личности как бы вливаются друг в друга, не теряя ранее приобретенного. Преемственность. Вам понятно, почему они так привлекают к себе наше внимание?

— Еще бы! Я не обладаю темпераментом ученого, но вы заставили меня пожалеть об этом.

Она окинула его оценивающим взглядом.

— Знаешь, Доминик, ты в большей степени философ, чем кто-либо из тех, кого я знала.

«Моя команда состоит из галантных людей, — подумал он. — Они достойны хорошего отношения и лидерства умелого командира, но бывают моменты, когда я с радостью улетел бы парсеков на десять от их больших хлопающих ушей».

Двери и окна дома были открытыми, и внутри было более светло и прохладно, чем можно было ожидать. Пол сделан из обожженной глины и по нему рассыпаны свежие прутья. Украшенные причудливой резьбой столбы и балки поддерживали крышу. Стены завешаны шкурами, примитивно вытканными коврами, инструментами, оружием и предметами, которые, как догадалась Катрин, были священными реликвиями. Вдоль стен построены стойла для ног, насесты для криппо, скамьи для рук. Под потолком укреплены факелы — дом освещался с наступлением темноты. В очаге пылал огонь. Колпаки, представлявшие собой натянутую на деревянный каркас кожу, помогали вытягивать дым в вентиляционные отверстия. Младенцы всех трех пород, слишком маленькие для обучения, ковыляли повсюду, как ручные животные, какими, в сущности, и были. Особи престарелые или больные и не могущие в этот день заниматься работой, спокойно коротали время в центре дома. Он представлял собой огромную комнату. Уединение было явно непонятным для дидониан состоянием. Но сколько же их собственных понятий навсегда останутся вне пределов человеческой психики?

Флэндри указал на шкуру.

— Если они травоядные — я имею в виду тех крупных ребят, — то для чего же они охотятся?

— Из-за сырья, что дают животные, — ответила Катрин. — Кожа, кости, жир, сухожилия… Ш-ш-ш!

Процессия приблизилась к насесту, на котором сидел старый криппо. Хромой, с покалеченным крылом, он тем не менее напомнил Флэндри орла. Каждый нога склонял перед ним свой рог. Летающее существо, составляющее часть Открывателя Пещер, поднялось вверх и опустилось на свой собственный насест. Нога протянул свои щупальца. Старик совершил процесс соединения. Его глаза обратились в сторону людей и засияли ярким светом.

— Много Мыслей, — прошептала Катрин Доминику. — Их мудрейший. Хишу понадобится несколько минут на то, чтобы переварить сообщение этого существа.

— Принадлежат ли партнеры этой птицы каждому выдающемуся гражданину?

— Ш-ш-ш, не так громко. Я не знаю местных обычаев, но, кажется, здесь Много Мыслей пользуется особым уважением… Ты имеешь в виду, что особи с лучшей наследственностью должны входить в состав лучших единений, не так ли? Насколько я понимаю, Открыватель Пещер — исследователь и путешественник. Хиш впервые встречался с людьми, разыскав ксенологический лагерь, находящийся в двухстах километрах отсюда. Много Мыслей получает силу и смелость от тех же ноги и руки, но путешествия этого хиша совершаются мысленно… О, похоже, хиш уже готов к разговору. Мне придется повторить то, что я уже говорила: полученная ранее информация ушла вместе с первым криппо.

Этот разговор длился до наступления ночи. Факелы были зажжены, огонь в очаге пылал, в каменных горшках готовилась еда. Из леса вернулись домой другие дидониане. Они освещали себе путь фосфоресцирующими губками. Каждый нес корзину со съедобными кореньями. Без сомнения, и охотники, и фуражиры уходили на несколько дней. Дом наполнился гудением, пением, звуками, похожими на кашель. Флэндри и его спутникам стоило немалых трудов оградить раненых от назойливого любопытства хозяев так, чтобы не обидеть их при этом.

Наконец Катрин, сделав последний, выражающий почтение жест так хорошо, как только могла, подошла к своим спутникам. В отблесках красноватого света ее глаза и локоны ярко сверкали.

— Мне нелегко было его убедить, — возбужденно проговорила она, — но все же я смогла это сделать. У нас будет эскорт — гиды и носильщики. Думаю, часа через сорок четыре мы сможем начать путь… к дому!

— К вашему дому, — проворчал кто-то из людей.

— Попридержите язык, — велел ему Флэндри.

10

Столетия тому назад недалеко от бета Креста прошла планета-бродяга. Лишенные солнца миры не являются чем-то таким уж необычным, но встреча одного из них со звездой — явление очень редкое для необъятной Вселенной. Повращавшись там некоторое время, шар отступил на гиперболическую орбиту. Имея приблизительно размеры Земли, он был окружен оболочкой из горячих газов и паров. Потом, по мере отдачи внутреннего жара, атмосфера охладилась. Огромное голубое солнце растопило оксаны и вернуло воздух в первоначальное состояние. Неизвестно, что было бы с планетой дальше, но случайно ее заметили наблюдатели Полисотехнического Союза, увидев в беглянке настоящее сокровище. Доведенный до высшей ступени развития изотопный синтез, такой необходимый пожирающим звезды цивилизациям, был самым слабым звеном промышленности. В качестве охлаждающей среды нужны были моря и океаны, в качестве свалки для радиоактивных отбросов — континенты. Каждый из известных безжизненных миров был или слишком холодным, или слишком горячим, или же обладал каким-нибудь другим изъяном. И вот появился Сатан с идеальной температурой для ядерного производства. Едва ослабли штормы и землетрясения, как планета оказалась заполненной представителями со всех концов Вселенной.

Но со временем бесконечные беспорядки борьба за власть и сферы влияния в других частях Вселенной привели к тому что на некоторое время Сатан был забыт. На нем, собственно никто по-настоящему и не жил. Ни одно живое существо не могло вынести пагубного влияния отравленного воздуха и убийственной радиоактивной почвы, если только речь не шла о самом коротком пребывании на планете при самой мощной защите. Роботы, компьютеры и различные приборы — вол ее настоящие жители. Они продолжали работу, пока цивилизация разрывалась на части, боролась и снова каким-то образом восстанавливалась. Когда, наконец имперская аристократия послала на планету фрахтер-автомат тот принял на борт весьма ценный груз.

Защита Сатана стала главной причиной расквартирования гарнизона и колонизации сектора альфы Креста.

Потускневший диск ее повис среди звезд на видеоэкране командной рубки Хуга Мак-Кормака. Изображение планеты казалось слегка размытым из-за окружавшей ее дрожащей оболочки газа, сквозь которую неясно проступали облака, океаны и черные участки суши. Зрелище было печальным, особенно если в поле зрения попадали обглоданные, как кости, горные вершины, долины в глубоких порезах, голые каменные равнины, холодные застывшие моря — и все это погружено во тьму, прорезаемую лишь светом случайного фонаря или дьявольским голубым бликом флюоресценции, объятое тишиной, нарушаемой умирающим вздохом ветра или плеском навсегда стерилизованных вод, не тревожимых никем, кроме бездумных, безразличных инструментов и машин.

Но для Хуга Мак-Кормака Сатан означал победу.

Он отвел взгляд от планеты и устремил его в противоположном направлении, к открытому пространству. Там, где сверкали эти созвездия, сейчас умирали люди.

— Мне следовало бы находиться там, — сказал он. — Я должен был настоять.

— Вы ничего бы не смогли сделать, сэр, — тут же отозвался Эдгар Олифант. — После того, как тактическая часть закончена, игра развивается уже сама по себе. К тому же вас могли убить.

— И так было бы лучше, — Мак-Кормак хрустнул пальцами. — Мы болтаемся здесь на безопасной орбите, а там битва — битва за то, чтобы сделать меня Императором!

— Но вы еще и Верховный адмирал, сэр, — пока Олифант говорил, сигара в его зубах качалась, и с нее падал пепел. — Когда мы начнем получать данные, вы должны принять решение, если возникнут непредвиденные обстоятельства.

— Знаю, знаю, — Мак-Кормак расхаживал туда-сюда по помосту, на котором они стояли. Под ними тянулись ряды компьютеров, люди сидели за пультами или стояли у консолей, неслышно входили и выходили посыльные. Никто, начиная с него самого, уже не действовал строго по уставу. Все были слишком заняты, координируя битву, что велась против флота Пикенза. Кое-какие подробности они узнали от захваченных ими герцогских охранников. Ни один человеческий разум не был способен полностью охватить действия такого огромного количества кораблей и людей.

Мак-Кормаку страшно не хотелось уводить «Персей» теперь, когда каждое орудие означало жизнь для энного количества людей. Это был весьма грозный боевой корабль класса «Нова». Но ни один другой корабль просто не смог бы вместить такого количества оборудования.

— Мы тоже могли бы принять участие в битве, неожиданно явившись на подмогу. В прошлом мне приходилось действовать подобным образом.

— Но это было до того, как вы стали Императором, — ответил Олифант.

Мак-Кормак остановился и посмотрел на него. Тот, жуя свою сигару, продолжал:

— Сэр, у нас не так уж много активных сторонников. Большинство лишь сидит и молится о том, чтобы им не пришлось участвовать в деле ни на чьей стороне. Зачем кому-то приносить все, что он имеет, на алтарь революции, если у него нет веры в то, что вы сможете принести ему лучшую долю? Мы, без сомнения, могли бы рискнуть своим центром управления. Но мы не можем рисковать вами. Без вас революция захлебнется раньше, чем земные силы сумеют подоспеть и подавить ее.

Сжав кулаки, Мак-Кормак снова посмотрел на Сатан.

— Извините меня, — пробормотал он, — я вел себя, как ребенок.

— Это понятно, — проговорил Олифант, — два ваших сына сражаются там…

— А сколько чужих сыновей? Гуманоиды ли, ксено ли, они умирают, их калечат… Ладно.

Наклонившись над перилами балкона, Мак-Кормак изучал большое демонстрационное табло, укрепленное внизу. Разноцветные его огни давали лишь намек на получаемую компьютерами информацию — частичную и нередко неточную. Но подобные трехмерные изображения случайно оказались тем стимулятором, той искрой, которая помогла какой-то неведомой цивилизации наладить связь с электронным мозгом.

Согласно данным, его тактика оказалась жизнеспособной. Он пришел к выводу, что разрушение предприятий Сатана было бы слишком большой экономической потерей, чтобы на нее мог решиться такой осторожный человек, как Дейв Пикенз. Следовательно, джосипистам будет категорически запрещено приближаться к планете. А посему силы Мак-Кормака получат привилегированное убежище. Это обстоятельство сделает возможными для них такие действия, которые в другом случае расценивались бы как безумные Конечно, не исключено, что Пикенз мог бы в случае чего совершить прямое нападение. Но тогда Мак-Кормак уже безо всяких угрызений совести мог использовать Сатан для защиты и остановки вражеских сил. Будет ли планета разрушена или только удержана его флотом — продукция ее в любом случае окажется потерянной для врага, что неминуемо приведет к недовольству его и ослаблению.

Пикенз, казалось, играл в безопасную игру, но в результате все же проигрывал.

— Предположим, мы победили. — сказал Олифант. — Что потом?

Этот вопрос обсуждался часами, но в итоге Мак-Кормак оставил его открытым до окончания битвы.

— Все зависит от того, какие силы останутся у противоположной стороны. Нам нужно захватить как можно больший объем пространства, не распыляя при этом свои силы. Собственно, вопрос снабжения является для нас более важным, чем сама битва. Мы не сумели еще восполнить потери Мы не можем даже позволить себе нормальное потребление припасов.

— Следует ли нам атаковать Ифри?

— Нет, это слишком сложный путь. Кроме того база неизбежно понадобится нам самим.

— Значит, Ллинатавр? Я хочу сказать… Извините, но мы ведь получили информацию о том, что ваша супруга была освобождена каким-то правительственным агентом… — Олифант замолчал, видя, что его слова попали в цель.

Мак-Кормак стоял, словно окаменев, и казался таким одиноким, будто его бросили на Сатане. Наконец он выдавил из себя:

— Нет. Они бы стали защищать его до последней возможности. Катаврайанис был бы стерт с лица земли. Речь не о Катрин. Там слишком много других Катрин.

«Неужели Император способен на такие мысли?»

Видеоэкран мигнул и засветился. На нем возникло изображение радостного, взволнованного лица.

— Сэр… Ваше Величество. Мы победили!

— Что?! — Мак-Кормаку понадобилось несколько мгновений на то, чтобы осознать услышанное.

— Совершенно определенно. Ваше Величество! Рапорты поступают один за другим. Итог еще не известен, но сомнений нет.

Часть раздвоившегося сознания Мак-Кормака пред ставила себе эту возможность. Речь шла не о связи «из уст в уста», но «от машины к машине». Код был более чем изменен. Ключевые компьютеры получили инструкции вы работать совершенно новый язык с тем, чтобы остальные могли выучить его и использовать. Ибо даже незначительная несогласованность базисных языковых элементов делала расшифровку или полностью невозможной, либо всячески затрудняла ее. Следовательно, беседа роботов, вплетавших корабли в единую ткань флота, фактически не могла быть нарушена внешними факторами и служила для всех почти непогрешимым сигналом. Но история сохранила сведения о многочисленных попытках подделать такой разговор — действиями ли на самом судне, или попыткой его захватить, хотя лишь крайне немногие из них увенчивались успехом. Коды, ставшие причиной такого «успеха», моментально пересматривались. Если бы можно было изучить язык вражеских машин, еще находившихся в процессе использования…

Нет все это пустые мечты. Мак-Кормак переключил свое внимание на экран.

— Потеря «Дзеты Оризона» явилась решающей. Они повсюду выходят из боя.

«Нужно заняться делом. Нужно поторопить их с отходом, хотя и не сопровождать слишком далеко. Необходимы тактические импровизации».

— Мы получили подтверждение о том, что «Виксен» невредим.

«Корабль Джона».

— От «Нью Пробоса» сообщений нет, но и видимых оснований для тревоги тоже нет.

«Корабль Колина. Боб со мной».

— Еще минуту, пожалуйста. Важное сообщение… Сэр получено подтверждение. У «Орла» тяжелые повреждения. А ведь это судно почти наверняка является флагманским. Они попались! Мы можем проглотить их в любое время!

«Дейв, жив ли ты?»

— Отлично, капитан, — проговорил Мак-Кормак. Ждите меня на мостике.

Аарон Снелунд, не пригласив сесть несчастного адмирала, облаченного в синий с золотом мундир, взял сигару из украшенного драгоценностями ларца, покатал ее в пальцах, втянул в себя запах земной «Короны», смешанной с марихуаной, и с наслаждением затянулся, с комфортом устроившись в кресле. В комнате не было больше никого, если не считать застывшего в неподвижности горзунианина. Диноскульптуры были выключены. Но музыка звучала — музыка, под которую танцевали господа и дамы в масках, отдаленные расстоянием в двести световых лет и половиной столетия.

— Превосходно, — пробормотал, закончив пускать дым, Снелунд и бросил ожидавшему, когда на него обратят внимание, крупному седоволосому человеку: — Спокойнее.

Пикенз казался все таким же напряженным.

— Сэр… — голос его был выше, чем раньше. За одну ночь он очень постарел.

Снелунд прервал его взмахом руки.

— Не волнуйтесь, адмирал. Я изучил отчеты. Мне понятна ситуация, вытекающая из вашего поражения Ведь некто при всем его уважении к Флоту, не обязательно должен быть невеждой только потому, что этот некто — губернатор. Не так ли?

— Конечно, Ваше Превосходительство.

Снелунд откинулся на спинку кресла, скрестил ноги, прикрыл глаза.

— Я вызвал вас не для того, чтобы провести репетицию «виваче» того, что я прочел, — холодно продолжал он. — Нет, я вызвал вас для разговора, который должен быть частным, поскольку состоится без свидетелей. Скажите, адмирал, что вы можете мне посоветовать?

— Об этом… об этом говорится в моем личном отчете, сэр…

Снелунд поднял брови.

Пот заструился по щекам Пикенза.

— Сэр, наши оставшиеся силы не намного меньше сил… врага, — с трудом проговорил он. — Если только не принимать в расчет Сатан. Мы можем консолидировать малый объем пространства, удержать его, дать людям отдых. Мерсеянская конфронтация не может длиться вечно. Дождавшись подкрепления, мы сможем ринуться в решающий бой.

— Последний ваш «решающий» бой оказался весьма разочаровывающим, адмирал.

У Пикенза задергался уголок рта.

— Губернатор получил мое прошение об отставке.

— И не принял его. И в будущем не примет.

— Сэр! — рот Пикенза открылся сам собой.

— Спокойнее, — Снелунд сменил тон с вкрадчиво-саркастического на доброжелательный, а жесты с небрежно-ленивых на энергичные. — Вы не должны винить себя, адмирал. Вам всего лишь не повезло — вы столкнулись с человеком более опытным. Если бы не ваше умение, от ваших сил вообще бы ничего не осталось. По сути дела, вы спасли половину своих сил. Вы лишены воображения, зато обладаете компетентностью, а это ценное качество в подобных паршивых обстоятельствах. Нет, я не хочу вашей отставки. Я хочу, чтобы вы продолжали борьбу.

Пикенз задрожал. Слезы выступили на его глазах.

— Садитесь, — предложил ему Снелунд. Пикенз буквально рухнул в кресло. Снелунд выбрал себе другую сигару и выждал, пока адмирал придет в себя, прежде чем сказать:

— Компетентность, профессионализм означают организованность и нацеленность — и это поручается вам. За мной же — воображение. Иными словами, отныне я рассчитываю, а вы исполняете. Понятно?

Вопрос прозвучал, как удар хлыстом. Пикенз задохнулся и с трудом выдавил:

— Да, сэр.

В последние дни Снелунд занимался нелегким делом: нужно было превратить офицера в человека податливого, не разрушив при этом деловых его качеств. Задача сложная, но восхитительно интересная.

— Хорошо, хорошо. Да, между прочим, курите, если желаете, — заметил губернатор. — Позвольте подробнее объяснить вам мой план. Первоначально я рассчитывал на результаты давления, оказываемого на леди Мак-Кормак. Потом этот болван Флэндри исчез вместе с ней! — гнев заполнил его, как жидкий гелий заполняет баллон. — У вас есть какие-нибудь новые сведения о них?

— Нет, сэр, — ответил Пикенз. — Нашей службе Разведки не удалось еще внедрить своих агентов в ряды врагов. Это требует некоторого времени… Однако, собрав воедино разрозненные сведения, мы пришли к выводу, что вряд ли она соединилась со своим мужем. Но у нас нет сведений и о ее прибытии в какой-либо другой мир, на Землю, например.

— Хорошо, — сказал Снелунд. — Я не завидую гражданину Флэндри, когда он вернется. — Он молча втягивал дым в легкие, пока спокойствие вновь не вернулось к нему. — Но все это не имеет, в общем, большого значения. Картина изменилась. Я все обдумаю заново. Что же касается вашего предложения позволить без сопротивления захватить Мак-Кормаку большую часть сектора, пока мы будем ждать помощи очень консервативно. Более того, очень опасно по своей сути. Мятежник вполне может именно на него и рассчитывать. Позволить ему провозгласить себя Императором, упорядочить ресурсы и наладить оборону? Да ведь это, особенно если учесть его распроклятые способности, может окончиться тем, что земные силы, когда они подоспеют, уже ничего не смогут с ним сделать. Подумайте о его коротких внутренних коммуникационных линиях. Подумайте о том массовом энтузиазме, который возник среди его демагогов и ксенологов. Подумайте о все увеличивающемся числе дезертиров, что будут перебегать на его сторону по мере успешного развития его дел. Подумайте о вирусе, что может выйти за пределы этого сектора и пойти гулять по Империи до тех пор, пока в один прекрасный день не восторжествует повсюду!

Пикенз неуверенно пробормотал.

— Я… я думал обо всем этом, Ваше Превосходительство. Снелунд рассмеялся:

— Более того, допустим, что Империя сумеет одержать над ним победу. И что же тогда, думаете, станет со мной и с вами? Нам не дадут медалей за то, что мы допустили мятеж, а потом не смогли подавить его своими силами. Заработают языки. Закивают головы. Соперники воспользуются удобной возможностью дискредитировать нас. А вот если мы сумеем справиться с Хугом Мак-Кормаком в космосе без чьей-либо помощи и проложим тем самым путь для моей милиции к очищению планет от предателей — это будет настоящая слава, с помощью которой мы, если поведем себя умно, сможем… купить многое. Рыцарство и чин для вас возвращение с честью ко двору Императора — для меня. Прав я?

Пикенз провел языком по пересохшим губам:

— Не следует принимать во внимание отдельных индивидуумов, вроде нас, когда миллионы и миллионы жизней.

— Но ведь и они принадлежат индивидуумам, не так ли? И потом, служа себе, мы служим тем самым и Империи, чему приняли присягу. Так перестанем же быть утопистами с кровоточащими сердцами. Давайте займемся нашим делом — подавлением восстания.

— Что предлагает губернатор?

Снелунд погрозил ему пальцем.

— Не предлагает, адмирал. Велит! Детали мы обсудим позже. Но главная ваша миссия — поддержать пожар войны. Правда, мы должны тщательно охранять свои особо важные системы, но у нас все равно останется для действий значительное количество сил. Избегайте еще одной крупной битвы. Вместо этого — набеги, изматывающие рейды. Ударьте и отходите. Никогда не атакуйте группу восставших, если она не слабее значительно ваших сил. Особое внимание обратите на разрушение торговых и индустриальных точек.

— Сэр? Но ведь это наши люди!

— Мак-Кормак утверждает, что его. И, насколько я его знаю, тот факт, что он является причиной их страданий, поскольку его действия вызывают наши ответные действия, сделает его самого менее могущественным. Уверяю вас, я не имею в виду дискриминационное уничтожение. Напротив, мы просто обязаны иметь веские причины для поражения каждого цивилизованного участка. Оставьте мне обязанность принимать решения. Главное — и это суть моей мысли — все время ослаблять силу противника.

Снелунд выпрямился. Одна его рука с силой сжимала ручку кресла.

— Боеприпасы и продовольствие, — проговорил он звенящим голосом, — они играют для Мак-Кормака роль Немезиды. Он мог бы стереть нас в порошок лишь в ходе одной битвы. Но от истощения стереть в порошок он не сможет. Еда, одежда, лекарства, оружие, инструменты, детали кораблей, целые корабли — флот должен получать все это непрерывным потоком, иначе он погиб. Наша задача будет заключаться в том, чтобы подорвать их источники и перерезать их каналы.

— Может ли все это, сэр, быть выполнено достаточно тщательно и быстро? — спросил Пикенз. — Он наладит защиту, организует конвой, станет совершать контрнападения.

— Да, да, я знаю. Ваша деятельность, хотя она и очень ценна — лишь первая часть единого усилия. Вторая часть заключается в том, чтобы лишить Мак-Кормака эффективной гражданской помощи.

— Я… э-э-э… я не понимаю, сэр.

— Этого многие не понимают, — сказал Снелунд. — Но подумайте о том, что именно бюрократические аппараты и составляют фундамент любого правительства. Неважно, платит им государство или какая-либо частная организация. Они лишь занимаются каждодневной работой. Они поддерживают деятельность космопортов и линий перевозок, ведают доставкой почты, следят за бесперебойным функционированием электронных коммуникационных каналов, собирают и передают необходимые данные, следят за здоровьем людей, держат в узде преступность, улаживают споры, распределяют ресурсы… Нужно ли мне продолжать? — улыбка его стала шире. — Между нами, мне послужил хорошим уроком полученный здесь опыт. Как вам известно, я произвел различные изменения в работе полиции и администраций, которые считал эффективными. Я преуспел в своих намерениях лишь до определенной степени, в основном, на планетах второстепенных, где сеть гражданской службы не получила настоящего развития. В других же случаях мне слишком мешал бюрократический аппарат. Это вам не флот, адмирал. Я нажимаю на кнопку интеркома, отдаю настоятельное распоряжение и… ничего не происходит. Проходят недели и месяцы — и никакого результата! Вместо этого цепляются к каждой запятой… Бесконечные просьбы о разъяснениях начинают медленный путь обратно ко мне. Отчеты складываются в папки и предаются забвению. Все это походило на борьбу с туманом. И, как правило, я так ничего и не мог достичь. Мне предписано иметь все эти организации. Для них не существует замены. Я намерен заставить Хуга Мак-Кормака почувствовать запах лекарств.

Пикенз тревожно подался к нему.

— Каким образом, сэр?

— Вот этот-то вопрос я и хотел обсудить сегодня. Мы должны связаться со всеми этими планетами. Следует убедить всех мелких должностных лиц в том, что поддерживать повстанцев совсем не в их интересах. Их природная робость и занятость будут нам на руку. Если, вдобавок, мы одних подмажем, другим пригрозим, да плюс еще несколько случайных убийств или бомбардировок… Вы следите за ходом моей мысли? Мы должны внедрить своих агентов во всем потенциальном королевстве Мак-Кормака раньше, чем он успеет его захватить и установить свою охрану. Затем мы должны заняться мелкими диверсиями. Например, пропагандой, перехватыванием межзвездных транспортных судов вашими… Да, я твердо верю в то, что мы сможем расшатать машину гражданской службы Мак-Кормака, замедлить ее работу. А без нее во Флоте начнется голод. Вы со мной согласны, адмирал?

Пикенз сглотнул ком в горле.

— Да, сэр, конечно.

— Хорошо, — Снелунд встал. — Идемте в конференц-зал. Мой штаб ждет. Обсудим план в деталях. Хотите стимулирующую таблетку? Совещание, возможно, затянется надолго.

Да, Снелунд заставил говорить о себе. Вначале на Венере, потом на Земле, затем в секторе альфа Креста. Он был сластолюбцем, но, когда оказывался перед лицом угрозы, и двадцать демонов не могли заставить его свернуть с пути.

11

Катрин определила расстояние между Громовым Камнем и Порт Фредериксеном — примерно две тысячи километров. То было расстояние, которое воздушная машина пересекает за пару часов, а космическое судно за секунду. Пешком же на это уйдут недели.

Мало того; что путь был труден, значительная часть его была неизвестна дидонианам. Подобно большинству примитивных народов, они редко выходили за пределы своей обжитой территории. Предметы торговли передавались из общины в общину эстафетой караванов, проделывающей долгий путь. Поэтому те трое, что сопровождали людей, должны были сами выбирать дорогу. И часто, особенно в горах, они ошибались, что замедляло их продвижение.

Более того, короткий период вращения планеты тоже не ускорял путешествия. Аборигены отказывались двигаться после наступления темноты, и Флэндри вынужден был согласиться с тем, что в незнакомой местности это действительно было разумно. В середине лета продолжительность дня составляла семь часов, но дидониане пользовались не более, чем четырьмя-пятью часами. И причина этого опять же носила практический характер. В пути, лишенный поставляемого фермами обильного питания, нога должен есть за троих — все, что только удастся найти. Растительная же пища менее калорийна, чем мясная, поэтому аборигенам нужно было время на то, чтобы наполнить свои тела «горючим».

— Из нас двадцать четыре — гуманоиды, — сказал Флэндри. — Да и те шестнадцать, которых мы оставили, плюс доктор, тоже обладают неплохим аппетитом. Не знаю, как долго мы протянем с нашим рационом.

— Мы можем воспользоваться и кое-какой местной пищей, — попробовала его успокоить Катрин. — В некоторых растениях и животных есть соединения с глюкозой, напоминающие по своему составу земные. Я хочу показать тебе и ребятам, где их надо искать.

— Что ж, полагаю, мы с удовольствием поползаем, разыскивая их. Будем привыкать к лагерной устричной жизни!

— Устричной?

— А что делают устрицы? Главным образом, ничего! — Флэндри провел пальцем по своим усам. — Черт возьми, какая отвратительная щетина! Две вещи я не догадался спасти: бритву и зеркало.

Катрин рассмеялась.

— Почему же ты раньше не сказал? У них здесь есть бритвы. Неудобные, не очень острые, но волосы ими подровнять можно. Позволь мне быть твоим парикмахером.

От прикосновения ее рук у Доминика закружилась голова. Он был рад, что остальным она предоставила возможность самим заботиться о себе.

Все они в какой-то степени попали под ее очарование. Он не считал, что это происходит потому, что Катрин единственная среди них женщина. Каждый жаждал ее внимания и выказывал ей свое. Ему страшно хотелось, чтобы все это прекратилось, но он не мог отдавать подобных приказов. Отношения и так уже были натянуты.

Доминик был для них уже не капитаном, а лишь командиром, утратившим статус первого после бога на корабле. Они охотно подчинялись ему, но дисциплина, конечно, уже не была такой строгой. Упростились даже отношения между рядовыми и офицерами. Доминик чувствовал, что должен как-то воспрепятствовать этому процессу, поскольку тот вел если не к враждебному отношению, то к холодной отчужденности от него всех остальных, с их зарождавшимися дружескими узами.

Однажды ночью Флэндри проснулся и случайно услышал разговор между несколькими людьми. Двое заявили о своем намерении не просто подчиниться интернированию, но примкнуть к войскам Мак-Кормака по прибытии на базу. Они убеждали своих друзей «хорошенько подумать». Те отнекивались, но весьма добродушно. Вот это-то и обеспокоило Флэндри: практически никто не возражал. Он начал подслушивать уже регулярно. Доминик не собирался никому ничего говорить, просто ему хотелось знать позицию каждого. Не то чтобы он чувствовал особую потребность в получении каких-то гарантий, нет, просто сам процесс «сования носа» был весьма интересен.

Это началось сразу после того, как процессия оставила Громовой Камень. Трое дидониан были представлены Катрин как Открыватель Пещер, Приносящий Урожай и, к общему удивлению, Смит. Было более чем сомнительно, чтобы соединения думали о себе, называя себя по имени. Их названия совершенно определенно базировались на личных качествах или событиях из прошлого. Каждое соединение являло собой концентрацию особого качества и ничего более.

Часто они менялись местами, чтобы образовать такие комбинации, как Разыскиватель Железа, Защитник Северных Ворот или Несущий в Дом Свет. Катрин объясняла это частично потребностью в разнообразии, частично возможностью освежить привычки и знания, которыми располагало каждое единение, частично квази-религиозным ритуалом.

— Единство — идеал этой культуры, насколько я себе уяснила, — сказала она Флэндри. — Они считают, что весь мир является, в потенции, единым. И они стараются достичь единения в мистических созерцаниях, приемах галлюциногенной пищи и так далее. Каждодневный метод заключается в частом использовании новых внутренних связей. Годовой пик приходится у них на период осеннего равноденствия главным образом потому, что в это время им доступны экстатические, трансцендентальные ощущения.

— Да, я полагаю, что расе, подобно этой, должны открываться интересные сексуальные возможности, — хмыкнул Флэндри.

Катрин вспыхнула и отвела взгляд. Он удивился ее реакции — ведь она наблюдала жизнь как ученый. «Ассоциации с периодом ее жизни в плену? Нет, — решил он, — жизненные силы слишком сильны в ней, чтобы позволить неприятным воспоминаниям надолго захватить ее в свой плен: шрамы, конечно, останутся навсегда, но жизнерадостность уже вернулась к ней. Откуда же тогда такая застенчивость?»

В это время они как раз шли вдоль гряды. Эта территория принадлежала другой общине, которая являлась родственной племени Громового Камня и охотно позволила этот переход. Они уже поднялись выше зоны джунглей. Воздух здесь был тропическим по земным стандартам, но менее влажным. Постоянный легкий ветерок овевал кожу, ласкал волосы и нес с собой весьма приятные запахи. Земля была покрыта травой, напоминающей коричневую губку. Вокруг царило радужное цветение с отдельными вкраплениями стрельчатых кустов, гранатовых деревьев и деревьев-фонарей. Слева высились причудливые земные кораллы, и их красные и голубые краски казались особенно яркими на фоне вечных серебристо-серых красок неба. Ни одно из существ-дидониан не было до конца «укомплектованным». Одно представляло собой связку ноги и руки; две объединенные руки были заняты сбором ягод; трое криппо улетели вперед на разведку. Необъединенные животные могли выполнять несложные задания, в то же время они тонко чувствовали потребность в соединении, когда она возникала. Не считая той, более легкой части вещей, которую несли руки, ноги без особых усилий тащили весь багаж, захваченный с борта космической лодки. Идущие налегке люди свободно успевали за животными. Доминик, чтобы ускорить продвижение к цели, велел им помогать рукам, и они разбрелись по холму.

Рядом с Флэндри осталась только Катрин.

Он остро ощущал каждую ее черту: изгибы груди и бедер под комбинезоном, свободный танцующий шаг, блеск и игру волос над загорелым лицом, сияние огромных зеленоискристых глаз, запах теплой плоти… Он сразу же изменил тему.

— Разве… э-э-э… пантеистическая концепция не является для дидониан естественной?

— Не более, чем монотеистическая является естествен ной и неизбежной для человека, — с такой же поспешностью ответила Катрин. — Все зависит от степени развития культуры. Некоторые общины имеют свои индивидуальные особенности, что выделяет их не только среди прочего населения мира, но и среди других общин. Их ритуалы напоминают мне празднества некоторых людских племен, приветствующих Могущественное и его главу. Они склонны к воинственности и хищности, — она указала вперед, туда, где смутно маячили горные пики. — Боюсь, что нам придется на своем пути миновать общину такого рода. Вот одна из причин, по которой этот поход так не одобряли в Громовом Камне. Слова путешествуют вне зависимости от того, путешествуют или нет единения. Нужно напомнить Много Мыслей насчет нашего оружия.

— Люди, не боящиеся смерти — свирепые противники, — заявил Флэндри. — Тем не менее, я не могу себе представить, чтобы дидонианин был в восторге от потери одной из своих составных частей, к тому же хиш должен стремиться избежать боли.

Катрин улыбнулась, и улыбка ее вновь была напряженной.

— Ты делаешь успехи. Из тебя вышел бы неплохой ксенолог.

Он пожал плечами.

— Благодаря своей профессии, мне приходилось вступать в контакт с самыми различными племенами. И я остался при том убеждении, что мы, люди, самое ограниченное племя из всех. Но эти ваши дидониане тоже недалеко от нас ушли. Вам известно, как они эволюционировали?

— Да, раскопки дали кое-какие результаты. Древние хиши находились примерно в таком же состоянии. И почему это мы вечно находим деньги на войну, а на все остальное жалеем? Является ли первое причиной второго?

— Сомневаюсь. Думаю, для людей естественнее предпочитать войну.

— Придет день, и они поймут истину.

— Вы переоцениваете способности человека великолепнейшим образом игнорировать то, о чем буквально вопиет историк, — возразил Доминик. И быстро, прежде чем она переключилась мыслями на Хуга Мак-Кормака, желающего переделать Империю, добавил: — Но окаменелости вселяют куда больше надежды. Так какие же вы можете сообщить мне подробности относительно эволюции на Дидо?

— Считается, что основные изменения начались примерно миллион лет тому назад. Предки ног паслись на равнинах, но суховеи слишком их осушили. Это, по-видимому, и заставило их перебраться к оставшимся деревьям, чтобы подбирать листья, которые предки рук срывали во время сбора фруктов. Общие интересы сблизили их и с предками криппо. Увы, деревья тоже умирали. Криппо сумели разыскать корм в других краях и провели туда ноги. Руки следовали за ними, как привязанные. В конце концов, некоторые из животных достигли дальнего восточного края Барканского континента. Там водились отвратительные гигантские насекомые, которые не только сосали кровь, но заражали рану микробами так, что она не заживала по нескольку дней. Предки ног были меньше нынешних, и кожа их была тоньше. Они страдали. Возможно, руки и криппо им помогали, убивая и поедая самых крупных насекомых. Но потом они, должно быть, и сами стали сосать кровь, разнообразя свой скудный рацион.

— Дальнейшее их развитие я смогу проследить и сам, — перебил ее Флэндри. — Обмен гормонами, обоюдная польза, скрепление союза. К счастью, ни одному из единичных организмов не удалось развиться до высокоинтеллектуального. А то пришлось бы мне сейчас очищать от них территорию. Но симбиоз, похоже, сделал свое дело на совесть. Завораживающие возможности для цивилизации.

— Мы не слишком их выставляем напоказ, — сказала Катрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы не знаем, что может пойти им на пользу, а что — оказаться катастрофой.

— Боюсь, что это можно изучить лишь методом проб и ошибок, — возразил ей Флэндри. — Я бы с огромным интересом проследил развитие такого единения от самого рождения — криппо ведь тоже живородящие — в развитом в техническом отношении обществе.

— А почему бы не поместить среди дидониан несколько гуманоидов? — вспыхнула она.

— Простите меня. — «Даже негодование делает тебя прекрасной». — Это всего лишь неудачная шутка. Я ни за что не сделал бы ничего подобного. Я слишком многое повидал. И забыл о том, что они ваши близкие друзья. Я и сам бы хотел с ними подружиться, — продолжал Флэндри. — В перспективе у нас двух-трехмесячный переход и куча свободного времени в лагере. Почему бы вам не обучить меня их языку?

Катрин посмотрела на него с удивлением.

— Ты серьезно, Доминик?

— Конечно. Я не обещаю хранить эти знания всю свою жизнь. Моя голова просто забита информацией, подобной этой. Но в настоящем она мне пригодится. Я хочу сам вести с ними разговоры. Так для нас было бы безопаснее. И кто знает, может, я набреду на какую-нибудь новую гипотезу относительно аборигенов, слишком невероятную, чтобы она могла прийти в голову какому-нибудь аэнеанину.

Катрин положила руку на его плечо. То был характерный для нее жест. Она любила касаться людей, которые ее чем-то взволновали.

— Ты не имперский, Доминик. Ты принадлежишь нам.

— Если бы это было возможно, — смущенно пробормотал он.

— Зачем тебе поддерживать Джосипа? Ты же знаешь, что он собой представляет. Ты видел его любимчиков, таких, как Снелунд, который вполне может кончить тем, что окажется на его месте. Так почему бы тебе не присоединиться к нам?

Он-то знал почему, ведь он смотрел на происходящее с позиции того факта, что революция победить не может. Но он не мог сказать ей об этом в день, который сделался внезапно волшебным.

— Может быть, вы и убедите меня, — проговорил он. — А пока как насчет уроков языка?

— Ну конечно же!

Флэндри не мог запретить своим людям присоединиться к ним, и многие так и поступили. Однако, мобилизовав все свои незаурядные способности, он вскоре намного опередил их, и они бросили это занятие. После этого он обеспечил себе постоянное внимание Катрин на недели вперед. Он не обращал внимания на ревнивые взгляды, и сам больше не испытывал ревности, когда видел ее весело болтающей с кем-то из членов отряда или сидящей у костра с его людьми и поющей.

Не встревожился он и тогда, когда один из его людей — Робинс — вернулся с Катрин из похода за съедобными растениями с виноватым видом и синяком под глазом. Сама она пришла несколько позже, и с Робинсом вела себя совершенно так же, как раньше. Должно быть, насчет этого инцидента существовал какой-то уговор, так как никто никогда о нем не упоминал.

Успехи Флэндри в изучении языка восхищали ее. К тому же, помимо врожденного таланта, помогла школа, пройденная им в Разведкорпусе — немилосердная и беспощадная муштра в области лингвистики и металингвистики, семантики и метасемантики, в способах концентрации и запоминания: он научился тому, как учиться. Немногие гражданские ученые получали такое блестящее образование в этой области, да они и не нуждались в нем в такой мере, как полевые агенты. В течение недели Доминик понял структуру языка племени Громового Камня и ту его интерпретацию, которую он обрел в речи людей. Задача эта была не из легких, если учесть, что разум дидониан абсолютно отличался от человеческого.

Или нет? Овладев основами грамматики и приобретя кое-какой словарный запас, Флэндри, инструктируемый Катрин начал понемногу разговаривать, в основном с Открывателем Пещер. Вначале результаты были смехотворными, но уже через неделю практики он сам по-настоящему поддерживал разговор Дидонианина он и Катрин интересовали так же остро, как хиши их, и Доминик не возражал, чтобы их разговоры слушали его соплеменники, поскольку это его совершенно не беспокоило.

Открыватель Пещер был более раскованным, чем средний хиш. Личность его казалась очерченной более выразительно, чем у остальных, включая всевозможные варианты особей, принимавших участие в путешествии. Дома хиш охотится, заготавливает дрова, а когда бывает свободен, занимается изучением края. Каждый год он совершает поход к озеру, называемому Золотым, где менее развитые племена устраивали ярмарку и приобретали металлическую утварь в обмен на меха и сушеные фрукты. Нога этого хиша имел привычку соединяться с определенной рукой из одной местности и криппо из другой, образуя новое единение — Главный Паромщик. В Громовом Камне нога и рука Открывателя Пещер принадлежали кроме него Много Мыслей и Мастеру Песен. Криппо хиша (особь женского пола) — Заводиле в Танцах, рука хиша — Мастеру Пищи, а все вместе они составляли самые разные временные группировки.

Но они пользовались своей возможностью образовывать различные группировки лишь с целью обучения. Зачем существу, имеющему возможность создать выдающееся единение, входить в состав единения менее одаренного?! Племя Громового Камня отличалось, хотя и не сильно, от других — «обычных». Это различие, похоже, не было вызвано чувствами, подобными снобизму или зависти. Основа его была чисто прагматической. Альтруизм племени был развит до такой степени, что подобные чувства были им просто непонятны.

Впрочем, таковым было мнение Флэндри и Катрин. Она допускала, что может ошибаться. Ну как можно узнать психику существа с тремя разумами, каждый из которых помнит свою судьбу в другом существе, и частично то, что связывало поколения еще до его рождения?

В обычном состоянии ноги были безмятежными, хотя Катрин говорила, что в случае сильного раздражения они иногда впадали в ярость. Криппо были эмоциональными и музыкальными: они могли издавать очень красивые и сложные звуковые фразы. Руки были энергичными, любопытными и живыми. Но то были общие для всех черты. Число же индивидуальностей было настолько велико, насколько оно может быть велико у живых существ с хорошо развитой нервной системой.

Открыватель Пещер был влюблен в мир хишей. Его воодушевляла перспектива увидеть Порт Фредериксен, а возможно, и отправиться куда-то на космическом корабле. После того, как хиш усвоил основные факты из области астрономии, ксенологии и галактической политики, он проявил в этих вопросах такую сообразительность, что у Флэндри закрались сомнения: не выше ли потенциальные возможности разума дидониан, нежели у людей. Не может ли их техническая отсталость быть следствием случайного стечения обстоятельств, которые перестанут существовать, когда преимущества систематического прогресса сделаются для них очевидными?

«Будущее принадлежит им, а не нам, — подумал Флэндри. — Катрин ответила бы: «Почему оно не может принадлежать всем?»

Тем временем переход продолжался. Они шли сквозь дождь и ветер, в туман и жару, мимо странных, если не враждебных общин и, наконец, достигли более высоких и прохладных районов. Но дидонианам здесь было холодно и они недоедали, так как растительность в этих местах была скудной. Несмотря на то, что криппо регулярно летали на разведку, они часто ошибались и сбивались с пути, так что приходилось возвращаться назад и снова искать дорогу.

И именно здесь, в Верхней Маурисии, их настигла беда.

12

Самый удобный путь к одной из троп лежал через каньон. В течение миллионов лет его вытачивала река, разливающаяся от зимних дождей и уменьшающаяся летом. Стены защищали его от ветров и несколько смягчали жару. Поэтому растительность здесь была обильнее, а почва удобнее для ходьбы, чем голый камень, преобладавший в других местах. Несмотря на извилистость и неровность, этот путь казался наиболее подходящим.

Пейзаж был впечатляющим. Река бежала по левую сторону от отряда. Широкая, коричневая, шумная и опасная, несмотря на то, что находилась сейчас в самом спокойном для нее состоянии. Ковер однолетних растений вдоль берегов создавал нечто вроде каймы, мрачный цвет которой оживлялся мазками белого и алого цветов. Там и здесь росли согнутые деревья, чьи глубокие корни защищали берег от наводнений. Остальная часть каньона была лишена растительности, являя собой путаницу темных камней, фантастической формы вершин и выступов, подъемов и провалов. Серое небо, рассеянный тусклый свет смазывали краски и детали. Подобное зрелище вполне могло смутить непривычный взгляд. Зато легкие людей нашли здесь для себя прохладный, сухой и бодрящий воздух.

Двое криппо летели впереди, оглядывая дорогу. Главный Паромщик вел за собой чужеземцев, шедших гуськом. Только Катрин, Флэндри и Хавелок отделились от них. Катрин шла правее, погруженная в собственные мысли. Наверное этот ландшафт напомнил ей родные места Аэнеаса. Командир и его помощник чуть отстали, чтобы их разговор не был слышен остальным.

— Черт возьми, сэр, почему мы, собственно, решили явиться в Порт Фредериксен, чтобы сдаться на милость победителя, а не для того, чтобы драться? — Хавелок казался искренне возмущенным. — Такое решение делает нас беспомощными, оно порождает предательские настроения.

Доминик удержался от того, чтобы высказать все, что ему известно. Хавелок был не очень сдержанным, да и некоторый барьер все же существовал между ними, хотя Флэндри неделями располагал офицера к себе. Он знал, что у Хавелока осталась на Земле девушка.

— Видишь ли, Инсайн, — сказал он, — я не могу давать подобных обещаний, потому что не хочу вести вас на верную смерть. Но я, как и ты, считаю, что подобного исхода можно избежать. Почему бы тебе не прощупать наших людей? Я не хочу, чтобы кто-нибудь обвинял меня в том, что я «забиваю людям головы», но ты спокойно мог бы выяснить, кто… не будем говорить «достоин доверия» — мы считаем, его достоин каждый, а скажем так: кто полон энтузиазма. Ты мог бы также вызвать в них тревогу, что кто-то может остаться в стороне, если я решусь пойти на прорыв Мы же будем продолжать разрабатывать эту тему как скрыто, так и открыто. Большей частью скрыто, чтобы не возбуждать ненужных подозрений. Мы выведаем у Катрин, каков план Порта по участкам. От этого во многом зависит, какое решение я приму.

— Отлично, сэр, — сказал Хавелок, — я надеюсь.

И тут на них напали.

Отряд, растянувшись цепочкой, как раз проходил мимо одного из выступов с грудой валунов у основания. Из-за этой груды и выскочила группа дидониан. Флэндри успел подумать «Дьяволы! Они, должно быть, прятались в пещере!» — и тут же в воздухе зажужжали стрелы.

— Развернуться! — закричал он. — Огонь! Катрин, бросайтесь на землю!

Стрела пролетела мимо самого его уха. Нога издал трубный звук, рука вскрикнул. Бросившись на землю, Доминик навел бластер на врагов. Те были по-варварски разукрашены перьями, ожерельями из зубов, тела их были расписаны красками. Оружие их принадлежало к эпохе неолита: топоры, костяные стрелы и копья. Но все это было смертоносным в умелых руках.

Флэндри бросил взгляд налево, потом направо. Периодически во время путешествия он обучал своих людей тактике наземного боя. Сегодня это пригодилось. Они образовали полукруги по обе стороны от него. Каждый из тех у кого имелся пистолет — на борту военного судна не много оружия подобного рода — прикрывался двумя-тремя людьми со шпагами или кинжалами готовыми в случае надобности нападать самим.

Энергетический луч дважды вспыхнул и погас. Зашипели благстроуверы, зажужжали станнеры. Рев голосов и криков животных поднялся над каньоном, перекрывая шум реки. Криппо исчез за завесой пламени и дыма, рука рухнул на землю, нога помчался прочь, испуская дикие крики Флэндри увидел что большая часть варваров поражена.

Сыграло ли роль презрение хишей к смерти или азарт, только нападение продолжалось. Расстояние между двумя группами было небольшим, а Флэндри никак не думал, что нога способен совершать такие молниеносные скачки. Оставшиеся в живых варвары проскочили через строй и набросились на трио из Громового Камня раньше чем Доминик смог что-нибудь понять. Один из людей едва успел отскочить от летящего на него серовато-синего тела. Владельцы воспламеняющих воздух файеров едва успели направить их в другую сторону.

— Катрин! — голос Флэндри потонул в общем грохоте. Он вскочил и огляделся. Девушка была отрезана от него. Какое-то мгновение он наблюдал, как дерутся дидониане. Ноги почти неуязвимые для древнего оружия наскакивали друг на друга, пытаясь бодаться. Руки кололи и рубили криппо наносили сверху удары крыльями. Целью нападающих было лишить каждого хиша единства.

Приблизилось еще несколько горных ног, раненых и не способных быстро двигаться. Несколько двучленных соединений держались поодаль, в резерве, готовые к действию, если в битве падут рука, нога или криппо. Восемь-девять полных соединений окружили троих из Громового Камня.

Нет, двоих с половиной Криппо. Приносящий Урожай был, вероятно, убит стрелой. Тело его лежало на земле, неподвижное и беззащитное, перья на хвосте раскачивались под слабым ветром, пока нога случайно не наступил на них. Его партнеры продолжали сражаться, но ловкости и осмысленности действий заметно поубавилось.

— Бей ублюдков! — завопил кто-то из людей. Люди накинулись на воющую, мычащую, визжащую массу. Трудно было понять, почему дикари игнорируют гуманоидов, которые, собственно, и стали причиной этого побоища. Возможно, их вид был настолько необычен, что дикари просто не могли осознать значение присутствия людей.

Флэндри побежал вдоль группы сражающихся, чтобы посмотреть, что стало с Катрин.

«Я ведь никогда не давал ей оружия», — с ужасом вспомнил он.

Ее высокую фигуру он заметил сразу. Катрин стояла под большим деревом, на которое могла бы взобраться в случае нападения. Лезвие мерсеянского кинжала сверкало в руке. Держала она его умело. Губы были плотно сжаты, взгляд внимателен и тверд.

Он облегченно вздохнул и бросился в гущу дерущихся.

Каменный топор раскроил голову руке Смита. Рука Открывателя Пещер двумя ударами отомстил за эту смерть, но не смог защитить свою спину. Копье вонзилось в него. Он упал прямо на рог дикого ноги, который подбросил его в воздух и растоптал после приземления.

Люди открыли огонь.

То была настоящая бойня.

Наконец дикари дрогнули и покатились вниз по склону каньона. Ни одно их единение не уцелело Молодой землянин склонился над рукой, раздавленным, но еще живым. Он избавил его от мучений и скорчился в приступе рвоты. Жители Громового Камня могли составить теперь лишь одно полное единение. Из возможных вариантов они выбрали Защитника Северных Ворот, который теперь расхаживал вокруг, методически лишая раненых врагов жизни.

Вся битва длилась десять минут.

Подбежала плачущая Катрин.

— Сколько смертей! Сколько ран! Неужели мы не можем им помочь?

Один чужой рука шевелился. Он, похоже, не был ранен, но, очевидно находился под действием ультразвукового луча станнера. Защитник Северных Ворот приблизился к нему. Катрин раскинула руки.

— Нет! Я запрещаю тебе!

Дидонианин не понял ее слов, потому что единственным составным Открывателя Пещер в хише остался нога. Но сделав над собой видимое усилие, он все же отошел.

Потом с помощью людей он начал помогать обитателям Громового Камня. Те терпеливо подчинялись. У криппо была сломана нога, у остальных — раны и порезы, но все они могли продолжать путь после короткого отдыха.

Никто не говорил, что хотел бы покинуть поле битвы. Никто вообще ничего не говорил. Молча они проделали еще два-три километра, прежде, чем остановились на отдых.

В верхних широтах Дидо летние ночи были не только очень короткими, но и очень светлыми. Флэндри шел под сине-черным небом, слегка серебрящимся, отмеченным легким сиянием там, где ионизирующая радиация Вирджила проникала сквозь верхние слои облаков. Оно и давало столь ко света, чтобы можно было идти не спотыкаясь. Вдали утесы и скалы сливались в единую темную массу, едва различимую в сумерках. Лагерь остался далеко внизу, и с утеса, на котором находился Доминик, костер в нем казался красной дрожащей точкой, похожей на умирающую карликовую звезду. Звук реки наполнял воздух неясным, но постоянным гулом. Гравий скрипел под его башмаками. Иногда попадались и более крупные камни. Где-то неподалеку забормотало спросонок невидимое животное.

Из тени возникла фигура Катрин. Когда он подошел к ней ближе ее лицо показалось призрачно-бледным.

— О Доминик, — прошептала Катрин. Годы, проведенные среди природы научили ее доверять своим чувствам больше, чем глазам.

— Вам не следовало бы уходить одной, — Флэндри остановился в двух шагах от нее.

— Так было нужно.

— Нужно хотя бы брать с собой пистолет. Я уверен что вы умеете обращаться с оружием.

— Да, конечно. Но после сегодняшнего я этого не хочу.

— Разве вы не видели насильственной смерти раньше?

— Несколько раз. Но сейчас мне от этого не легче.

— Нападение было очень подлым. Честно говоря я со жалею только о наших потерях.

— Мы проходили через территорию местных обитателей, — сказала она. — Наверное именно это их и возмутило. Дидонианам свойственно чувство своей территории подобное людскому. А может, их ввела в искушение наша утварь. Если бы не наш переход, то не было бы ни убийств ни ран.

— Вы жили в условиях воины, — заговорила в нем внутренняя боль. — И то, что случилось сегодня — лишь незначительный эпизод такой близкой вашему сердцу революции.

Доминик услышал, как воздух со свистом прорывается сквозь ее сжатые зубы, и похолодел поняв как он ударил ее своими словами.

— Я… простите меня, Катрин, — запинаясь, произнес он. — Я не хотел… Я оставлю вас одну. Но прошу вас, возвращайтесь в лагерь.

— Нет, — вначале ее голос был таким слабым, что его почти не было слышно. — Я… хотела… Позволь мне остаться еще ненадолго. — Катрин схватила его за руку. — Но заклинаю тебя твоей честью, не нужно больше таких слов. Я рада, что ты пришел, Доминик. Ты понимаешь жизнь.

«Я?» — как будто теплая волна захлестнула его грудь.

Они постояли несколько минут, держась за руки. Наконец она неуверенно засмеялась и сказала:

— Еще раз прошу тебя, Доминик. Будь более практичным.

«Ты достаточно храбра, чтобы жить со своей печалью, — подумал он. — Но недостаточно сильна и умна, чтобы отвернуться от нее, когда это возможно, и бросить все свои силы на завоевание Вселенной».

Флэндри страшно хотелось курить, но чтобы достать одну из немногих оставшихся у него сигарет, ему нужно было потревожить ее руку, и тогда она могла ее убрать.

— Думаю, — неуверенно проговорил он, — послезавтра мы сможем продолжить путь. После вашего ухода для меня собрали Освещающего Дом. Все составляющие хиша связывались в различных комбинациях с теми особями, что входили в состав Открывателя Пещер, в основном для того, чтобы получить от него какое-нибудь распоряжение. Мы все обсудили. Теперь нам понадобится больше времени на то, чтобы закончить наше путешествие, но возвращение заняло бы еще больше. Оставшиеся хиши смогут справляться со своими обязанностями. Мои ребята тоже понимают что к чему. Мы запомним сегодняшний урок и будем избегать мест, которые не просматриваются сверху. Так что, думаю, все будет в порядке.

— Вряд ли нам помешают еще раз, — сказала Катрин, и голос ее вновь был спокойным. — Новости распространяются быстро.

— Вы имеете в виду взятого в плен руку?..

— Да. Почему бы не освободить животное?

— Потому что… видите ли, Освещающий недоволен тем, что мы можем создать лишь одного полного хиша. Есть работы, ну, скажем, перетаскивание тяжелых бревен по крутым склонам, которые гораздо легче и безопаснее производить двоим хишам, особенно, если учесть тот факт, что у рук действительно есть руки. Далее. Большую часть времени нам придется посылать в разведку лишь одного криппо. Другому придется работать за троих, завершая неполные соединения и принимая решения, пока мы находимся в этой горной местности, от которой можем ожидать всяких фокусов. Одна пара глаз в воздухе — чертовски мало!

— Правильно, — ему показалось, что он услышал шорох, когда она кивнула головой, и на ее лицо упали отросшие за это время волосы. — Я не думала об этом раньше. Удар был слишком силен, но ты прав, — ее пальцы сильнее сжали его руку. — Доминик! Уж не намереваешься ли ты использовать пленника?

— Почему бы и нет? Освещающий, по-моему, придерживается того же мнения. Иногда, как сказал хиш, такие вещи случались.

— В случаях крайней необходимости. Но… столкновение… жестокость…

— Послушайте, я все обдумал, — возразил Доминик. — Ход моих рассуждений таков. Мы заставим руку войти в состав единения с ногой и криппо, принадлежавших Открывателю Пещер — самого сильного, самого сообразительного из тех соединений, что шли с нами. Рука подчинится под угрозой пистолета. Кроме того, ему нужно пить кровь, иначе придется голодать, не так ли? Один вооруженный человек, находящийся поблизости, предотвратит все возможные эксцессы. Как бы там ни было, два единения вместо одного — это что-нибудь да значит. Мы сделаем единение постоянным, во всяком случае, будем поддерживать его постоянным большую часть пути. За это время психика обитателей Громового Камня глубоко проникнет в психику руки. Новая личность будет вначале смущена и враждебно настроена, согласен. Но как бы он этого не хотел, хишу придется с нами скооперироваться…

— Но…

— Нам необходим хиш, Катрин! Я не предлагаю рабства. Рука не будет поглощен. Он будет давать и получать, узнает то, что сможет передать своему племени, может быть, даже послание дружбы, которое поможет нам установить регулярные связи. И это будет ему настоящим даром, когда мы отпустим его на волю по дороге в Громовой Камень.

Она помолчала, потом сказала:

— Смело, но честно. Да, в этом весь ты. Ты более рыцарь, чем те, кто пишет перед своим именем «сэр», Доминик…

— О Катрин!

И вдруг он осознал, что обнимает и целует ее, а она целует его, и ночь вокруг вспыхнула костром и взорвалась пением труб.

— Я люблю тебя, Катрин, господи, как я люблю тебя! Она освободилась от его объятий и отступила назад.

— Нет…

Когда Флэндри бросился к ней, Катрин отстранилась.

— Нет, пожалуйста… пожалуйста, не надо. Прошу тебя, не надо. Я сама не знаю, что со мной такое было…

— Но я люблю тебя! — крикнул он.

— Нет, Доминик, мы слишком долго шли по этому опасному пути. Ты влечешь меня больше чем кто-либо другой. Но я женщина Хуга.

Он опустил руки и остался стоять там, где стоял, и душа его обливалась кровью.

— Катрин, — проговорил Флэндри, — для тебя я перейду на вашу сторону.

— Ради меня? — она снова приблизилась к нему и опустила руки ему на плечи. Голос ее дрожал от едва сдерживаемого полусмеха-полурыдания. — Ты просто представить себе не можешь, до чего я рада.

Он стоял, вдыхая ее аромат. Сжав кулаки повторил:

— Не ради тебя. Для тебя.

— Что? — прошептала Катрин, опуская руки.

— Ты называла меня рыцарем. Это неверно. Я не стану играть роль верного друга семьи и отвергнутого поклонника. Это не мой стиль. Я сам хочу быть твоим мужчиной и буду добиваться этого всеми доступными человеку способами.

Ветер усилился, и река ответила ему гулом.

— Ладно, — сказал Флэндри ее тени — пусть это будет до тех пор, пока мы не достигнем Порт Фредериксена. Только до тех пор. Я ничего ему не скажу и буду жить своими воспоминаниями.

Катрин опустилась на землю и заплакала. Когда Доминик сделал попытку ее успокоить, она оттолкнула его. Жест был не грубым, но решительным. Он отошел в сторону и одну за другой выкурил три сигареты. Наконец она сказала:

— Я понимаю, о чем ты думаешь, Доминик. Если был Снелунд, то почему теперь не ты? Но неужели ты не видишь разницы? Начиная с того, что тебя я очень люблю?

Он с огромным трудом выговорил:

— Я вижу, ты остаешься верна старомодным, давно отжившим свое идеалам…

Из ее груди вырвалось рыдание, но на этот раз оно было сухим, как будто она выплакала все свои слезы.

— Прости меня, — сказал Флэндри. — Я совсем не хотел тебя обижать. Скорее бы у меня отсох язык, чем я согласился бы сказать им что-то для тебя обидное. Мы не будем больше об этом говорить, если только ты сама не захочешь. Если ты не переменишь решение, завтра ли или через сто лет — я буду ждать всегда, пока я жив.

«И это чистая правда, — добавил его внутренний голос, — хотя до некоторой степени слова эти подсказаны слабой надеждой на то, что смогут потрясти твое воображение и отвратить твое внимание от этого тупоголового убийцы Хуга Мак-Кормака».

Доминик вытащил бластер и сунул ей в холодные и не очень уверенно взявшие его руки:

— Если хочешь остаться здесь, то возьми вот это. Вернешь мне, когда спустишься в лагерь. Доброй ночи.

Он повернулся и пошел. В голове билась мысль:

«Отлично. Если до сих пор у меня не было причины отречься от Его Величества Джосипа, пусть так будет и дальше. Попробуем осуществить возникший у меня план расстройства рядов его непокорных подданных».

13

Члены группы проспали большую часть следующего дня и ночи. Потом Флэндри объявил, что лучше потихоньку двигаться вперед, чем стоять на месте. Оставшиеся дидониане с успехом образовали несколько различных единений, как всегда это делали, когда нужно было принять важное решение, и согласились. Для них эти земли были неуютными и неудобными для поисков пищи. Самое трудное было еще впереди, особенно, если учесть потери, понесенные ими. Лучше поскорее перебраться через горы и спуститься на прибрежные равнины.

То был адский труд. Людям приходилось большую часть времени тратить на поиски еды для ног. Когда истощение заставляло их сделать привал, все мгновенно погружались в сон. Катрин была сильной, но все же она оставалась тридцатилетней женщиной, которая пыталась сравниться с двадцатипятилетними мужчинами. У нее практически не было времени и возможности поговорить с Флэндри или с кем-нибудь другим.

Люди, казалось, готовы были взбунтоваться, когда Доминик объявил им, что должен быть освобожден от большей части работ ради того, чтобы установить контакт с новым единением. Хавелок развеял этот их настрой.

— Послушайте, вы же видели Старика в действии. Вы можете его не любить, но он не трус и не дурак. Кому-то надо ведь общаться с этими ксено. Не говоря уж о кое-чем другом. Подумайте хотя бы о том, что нам нужно еще перебраться через этот проклятый край… Почему не Катрин? Да ведь она жена человека, который бросит нас в лагерь, когда мы доберемся до места! И то, что мы доверяли ей в таких критических обстоятельствах, не улучшит наши послужные списки… Да, да, тем из вас, кто намерен вернуться домой, не вредно подумать о своих послужных списках.

Флэндри одобрительно подмигнул ему…

Вначале разговор между человеком и дидонианином просто не мог состояться. Внутри личности шла борьба: плененный рука вливал в ногу и криппо ненависть и страх, а те отторгали их. Разные языки, привычки, отношения — все это настолько причудливо перемешалось и создало такое «мировоззрение», из-за которого о контакте не могло быть и речи. Длительное время раздираемое противоречиями единение упорно работало: иногда угрюмо, иногда в состоянии оцепенения, постоянно склонное к проявлению полубезумных наклонностей. Флэндри дважды приходилось драться. Однажды рог ноги прошел мимо него в каком-нибудь сантиметре.

Но Доминик стоял на своем. То же делали и два животных, входивших в состав Открывателя Пещер. И постепенно рука стал осваиваться с кусочками чуждого ему опыта. Флэндри пытался найти какой-нибудь эквивалент создавшейся ситуации. Шизофрения? Внутренний конфликт, основанный на борьбе противоположных желаний, какой, например, переживает он, раздираемый любовью к Катрин и долгом по отношению к Земной империи? Сомнительно. Существо, находившееся перед ним, было слишком чуждым людям.

Доминик пытался руководить этим сращением вначале своим поведением, потом словами. После того, как нервная система руки перестала ждать мучений или смерти, начало доминировать состояние замешательства Потом в ход пошел язык. Часть словаря Громового Камня умерла вместе с рукой Открывателя Пещер. Но часть сохранилась и пополнилась, когда на время криппо был заменен другой рукой. Дикое существо яростно сопротивлялось Оказалось что его культура смотрела на трехчленное существо, в состав которого входили два однородных члена, как на извращение, но у него не было выбора. Когда щупальца были соединены, нервная система и кровеносные сосуды автоматически превращались в единое целое. И вот после целого ряда сложнейших лингвистических упражнений вновь рожденный дидонианин начал выказывать первые признаки взаимопонимания.

Тем временем отряд преодолел горы и находился на их восточном склоне. Теперь Флэндри уже умел общаться с разумом, для создания которого приложил столько сил.

Единению, по всей видимости, не слишком нравилось само название «хиш», и оно избрало себе новое имя, сконцентрированное в невообразимой комбинации звуков, переведенное Катрин как «Скорбящий». Она мало общалась с хишем, и причиной тому была как поглощенность собственными переживаниями, так и усталость. Флэндри такое положение устраивало. Общаясь со Скорбящим в одиночестве — при этом, правда, присутствовал часовой, но он ничего не понимал — Доминик надеялся добиться от дидонианина того, чего хотел.

— Ты должен служить мне, — вновь и вновь повторял он. — Может быть, нам придется сражаться, и ты должен занять место хиша, которого больше нет. Только мне ты должен доверять, только меня слушаться… Я один могу освободить тебя в конце — причем оба ваших племени получат хорошие награды. А у меня есть враги среди моих приспешников.

Он мог бы объяснить все подробнее, даже изложить всю историю, но быстро понял, что в этом нет никакой необходимости. Скорбящий стоял на значительно более низком уровне развития по сравнению с Открывателем Пещер и обладал гораздо меньшими знаниями. Люди для хиша были сверхъестественными существами. Флэндри же, несомненно являвшийся их вождем и, сверх того, руководителем и учителем хиша, представлял собой сгусток мана. То, что он и Катрин рассказывали Открывателю Пещер, переосмыслилось им в ином ракурсе и служило теперь подтверждением нынешним словам Флэндри о конфликте среди могущественных. Мозг руки, получивший большее, чем у остальных двух существ, развитие, вложил свое психическое состояние в личность Скорбящего, результатом чего явилось подозрение хиша к своим сотоварищам, специально не приглушаемое Флэндри.

Когда они достигли нижних холмов, Скорбящий был уже его надежным оружием. Под влиянием ноги и криппо, дидонианин начал уже с удовольствием предвкушать те приключения, которые ждали его на службе у Флэндри.

Последний же не мог представить, каким образом использует это оружие, если вообще использует. Все зависело от того, чем закончится путешествие.

Однажды вечером Катрин отвела Доминика в сторону. Теперь их окружали джунгли. Стояла влажная жара. Однако двигаться было легче, так как дидониане вновь набрали потерянный вес. Он и она стояли в зарослях, отгороженные от мира, и смотрели друг на друга.

— Почему мы так давно не говорили друг с другом, Доминик? — спросила Катрин.

Взгляд ее был серьезным и тревожным.

Флэндри пожал плечами.

— Слишком много дел.

— Не только это. Мы не осмеливаемся… Когда я тебя вижу, я думаю о том, что… Ты человек, которому я бы больше всего — не считая Хуга, — не хотела причинить боль.

— Не считая Хуга.

— Ты вернул его мне. Даже боги не смогли бы сделать большего.

— Неужели ты решила насчет нас по-другому? — взволнованно спросил он.

— Нет. Ты заставляешь меня желать того, чего я и сама желаю… Но… О, мне так больно! Надеюсь, ты скоро найдешь ту женщину, которая тебе нужна.

— Это уже случилось. — Она сморщилась. Доминик понял, что сжимает ее руки изо всех сил, и ослабил хватку. — Катрин, дорогая моя, мы недалеко от цели, но намерение мое остается прежним. Пройдем вместе оставшийся путь — и по прибытии я присоединюсь к революции.

— Такие слова не для тебя, — побледнев, ответила она.

— Я сам это знаю! — сердито бросил Флэндри. — Венец предательства. Ради тебя я продаю свою душу. Впрочем она и так твоя.

— Как ты можешь говорить о предательстве? — голос Катрин был таким, будто он глубоко ее обидел.

— Очень просто. Предательство, предательство, предательство! Ты слышишь? Революция хуже, чем просто дьявольщина! Это безумие! Вы…

Она вырвала руки и бросилась прочь. Доминик не сдвинулся с места и стоял до тех пор, пока тьма не поглотила ее.

«Эй, Флэндри, — мелькнула мысль. — С чего это ты решил, что космос создан исключительно для твоего душевного комфорта?»

Нельзя сказать, чтобы Катрин полностью избегала его после случившегося. При сложившихся обстоятельствах это было просто невозможно. Да она и не стремилась к этому, напротив, часто улыбалась ему чуть-чуть застенчиво, и когда случалось обратиться к нему, голос звучал тепло. Доминик отвечал примерно тем же. Она, вне всякого сомнения, искренне сожалела о том, что причиняла Флэндри боль, но ничего не могла поделать с радостью, которая все явственнее проявлялась в ней с каждым проделанным километром: в веселом безудержном смехе, в особой грации, в изяществе ответов. Хавелоку не стоило особого труда выведать у нее все, что ей было известно об аэнеасской базе.

— Черт побери, до чего же мне противно использовать ее подобным образом! — сказал он, отчитываясь перед командиром с глазу на глаз.

— Будем считать, что это плата за нашу помощь, — ответил ему Флэндри.

— Обычное извинение за вероломство и жестокость прошлого.

— И будущего. Вот так. Но тем не менее… Теперь мы просто собираем информацию. А вот удастся ли нам сделать нечто большее, зависит от того, как сложатся дела по нашему прибытию. Я уже говорил тебе, что не стану желать невозможного. Мы вполне можем смиренно подчиниться интернированию.

— А если мы все же не…

— Если нам выпадет шанс испытать судьбу, будем делать это быстро, чтобы спасти хотя бы несколько жизней. Не нужно забывать о том, что это, безусловно, и жизнь Катрин, — Флэндри хлопнул своего помощника по спине. — Полегче, сынок. Я ведь тоже вынужден быть более осторожным, нежели мне того хочется. Так что полегче, сынок, полегче. Помни о девушке, которая ждет тебя.

Хавелок усмехнулся и зашагал прочь, размахивая руками в такт шагам. Флэндри некоторое время постоял, размышляя.

«Итак, мне никогда не достанется любимая девушка, если только Хуг Мак-Кормак не будет настолько любезен, что даст себя убить. Может быть, тогда…

Мог бы я это как-нибудь устроить… так, чтобы она никогда не узнала?.. Пустые мечты, конечно… Но, предположим, такая возможность представится… мог бы я ею воспользоваться?

Если по-честному — и сам не знаю».

Подобно американскому тихоокеанскому побережью (на Земле, на матушке Земле), западная часть Барка была изрезана холмами, спускавшимися к самому морю. Заметив сверкание воды, Катрин взобралась на самое высокое дерево, какое ей только удалось найти. Крик ее, как солнечный луч, коснулся каждого листа.

— Начало Бирсы! Что же это еще может быть! Мы километрах в пятидесяти южнее Порт Фредериксена!

Она спустилась на землю. Вид у нее был торжествующий. А Доминик Флэндри мог сказать только одно:

— Отсюда я пойду сам.

— Что?

— Пойду без шума в космическом костюме. Прежде всего мы разобьем лагерь в каком-нибудь заметном месте. Потом я разузнаю, нельзя ли прислать за нами воздушное судно. Так будет быстрее, чем пешком.

— Позволь и мне пойти, — попросила Катрин, дрожа от нетерпения.

«Ты можешь идти рядом со мной до тех пор, пока не погаснет последняя звездочка, если только захочешь. Но ты не захочешь».

— Мне очень жаль, но это исключается. Радио тоже нельзя использовать. Слушать можно — передавать нельзя. Откуда мы знаем, какое сложилось положение? Может быть, дела обстоят плохо. Например, варвары могли воспользоваться нашей сварой и оккупировать территорию. Я все узнаю. А если я не вернусь через… гм… два этих маленьких денька…

«Тебе необходимо играть роль шута».

— … то командование примет лейтенант Валенсиа. Он и будет принимать решения.

«Я бы предпочел Хавелока. Валенсиа слишком симпатизирует революции. Но все же я должен придерживаться субординации, даже тогда, когда лгу тебе, даже тогда, когда у меня есть возможность причинить вред твоему делу, моя единственная, моя вечная любовь».

Его слова несколько умерили общую радость. Отряд разместился в бухте под прикрытием деревьев. Костра не разводили. Флэндри облачился в костюм. Он не давал никаких особых распоряжений ни Скорбящему, ни нескольким из людей, по-настоящему преданных ему: у них давно уже была разработана система сигнализации.

— Будь осторожнее, Доминик, — сказала Катрин. Ее участие будто острым ножом полоснуло его по душе. — Не рискуй собой. Ради блага всех нас.

— Не буду, — пообещал он. — Я люблю жизнь. — «О да, я надеюсь еще насладиться ею, независимо от того, внесешь ли ты в нее настоящий смысл». — Все будет хорошо, — он активизировал импеллер. Через секунду-другую ее фигурка, с поднятой рукой, скрылась из вида.

Доминик летел медленно, откинув шлем и с наслаждением вдыхая соленый запах ветра с северного побережья. Океан безлунного Дидо не имел настоящего прибоя. Он лежал почти неподвижно под серым небом, но любой огромный водный резервуар обладает своей внутренней динамикой. И сейчас Флэндри видел участки, покрытые водорослями, следы плавающих животных, признаки бури на горизонте. Справа от него примыкал к берегу участок суши, покрытый деревьями, между которыми виднелись поляны. Там и тут стадами паслись животные, а воздух был наполнен птичьим щебетом.

«Какое приволье, — подумал он. — Хорошо живут планеты, если люди им позволяют жить».

Сердце его забилось быстрее, когда показался Порт Фредериксен. Здесь решится его дальнейшая судьба.

База занимала маленький уютный полуостров. Она была достаточно давно основана, превратилась в настоящий поселок. Стены домов, убежищ и лабораторий были иссечены ветром, оплетены вьющимися растениями и сделались почти частью ландшафта, а между ними стояли дома, построенные из местного дерева и камня так, чтобы их мог овевать бриз. Катрин сказала, что в обычных условиях население поселка равнялось тысяче человек, но ввиду последних событий оно, несомненно, уменьшилось. Флэндри увидел нескольких людей.

Внимание его сконцентрировалось на посадочном поле. Если бы там находился еще хотя бы один космический корабль, то лучше всего было бы сдаться. Но нет, Хуг Мак-Кормак поручил охрану этого места только одному кораблю — небольшому сторожевику класса «Победитель». Главным в его вооружении была кластерная пушка, основным достоинством — скорость и маневренность, штат составлял, как правило, двадцать пять человек. Сердце Флэндри подпрыгнуло в груди.

«Вот она, минута!»

Он приблизился. Если судить по тишине вокруг, на борту судна находилась лишь парочка часовых. Да и к чему больше? С помощью контрольных приборов, аппаратов и компьютера управлять судном мог даже один человек. Порт Фредериксен наверняка узнавал о приближающейся опасности за время, достаточное для того, чтобы экипаж занял свое место на борту. В другое время он, несомненно, помогал гражданскому населению.

Над серийным номером судна блестела надпись «Эрвин Роммель». Это еще кто, черт возьми?! Немец какой-нибудь? Скорее всего землянин, чье имя было выкопано из исторических архивов счетным устройством, которому было дано задание подыскать названия для нескольких тысяч «Победителей».

Из здания появились люди. Флэндри заметили. Пришлось приземлиться в парке.

— Привет, — сказал он. — Я потерпел нечто вроде крушения.

В течение следующего часа он расспрашивал о Порт Фредериксене. Его, в свою очередь, тоже подвергли основательному допросу. Он рассказал о столкновении с вражеским судном, трудной посадке, тяжелом переходе. Единственную деталь упустил Флэндри: что он не был на стороне Мак-Кормака.

Если его план не сработает и аэнеасцы узнают правду, то будут раздосадованы, но не убьют его — его уловка будет расценена как обыкновенная военная хитрость.

Они явно исполняли роль сторожей: кроме персонала «Роммеля» было еще несколько ученых и небольшой штат служащих. Их работа состояла в том, чтобы поддерживать дружеские связи с соседними дидонианами и вести дела на базе. Но, выполняя эти поручения, люди пытались одновременно продолжать научные исследования.

Они были почти полностью изолированы. Межпланетное радио упорно хранило молчание, ибо корабли джосипистов наведывались в Вирджилианскую систему крайне редко. Где-то раз в месяц катер с Аэнеаса подвозил продовольствие, боеприпасы и свежие новости. Последний раз он был всего несколько дней назад. Таким образом Флэндри тоже оказался в курсе последних событий.

С точки зрения аэнеан они не предвещали ничего хорошего. Производство, снабжение и коммуникации при Хуге Мак-Кормаке распадались на глазах. Он отчаялся в своих попытках управлять таким огромным участком пространства. Вместо этого ему приходилось тратить все свои силы на защиту миров, которые он объявлял своими. А эти силы были минимальными. И как они ни старались, не могли предотвратить атаки приспешников Снелунда. Сейчас любая хорошо организованная флотилия могла полностью уничтожить мятежников.

Предвидя такую возможность, Мак-Кормак держал основную часть своего флота в окрестностях Сатана. Если бы джосиписты собрали все свои силы, он узнал бы об этом от своих разведчиков, пошел бы им навстречу и полагался бы только на свою тактическую хитрость.

— Но им известно и об этом, — сказал директор Джовет и дрожащей рукой погладил свою белую бороду. — Они не дадут нашему Императору возможность вступить в решающую битву, которая ему так нужна. Я даже не уверен в том, что Снелунд вызвал с Земли подкрепление. Возможно он просто рассчитывает взять нас измором. Я уверен, что чем дольше бы длилась наша агония, тем больше удовольствия он бы получил.

— Выходит, мы можем уступить? — спросил Флэндри.

Старик поднял голову.

— Пока жив наш Император — ни за что!

Люди соскучились по гостям так, что Флэндри без особого труда узнал даже больше, чем ему было нужно. Они легко согласились на его предложение. Чем отправлять за его спутниками воздушные машины, не лучше ли использовать для этой цели «Роммеля»? Ни данные приборов, ни экстренные сообщения с Аэнеаса не требовали именно сейчас держать судно в состоянии боевой готовности. Джовет и капитан согласились с этими доводами. Конечно, места для всех людей не хватило бы, если бы большая часть команды не осталась в поселке.

Флэндри в своем плане предусмотрел и другие варианты, но такое решение все упрощало. Он поднял корабль в воздух и повел его к югу. В пути он вызвал лагерь. Кто-нибудь непременно должен был слушать вделанный в шлем приемник.

— Все прекрасно, — сказал он. — Мы приземлимся на берегу к западу от нашего лагеря и будем вас ждать. Позвольте мне переговорить с Хавелоком… Том? Это я. Уану и Кристоферу пора начинать.

Это означало, что людям следует облачиться в военные доспехи.

Корабль сел. Находившиеся в нем доверчиво спрыгнули на песок. Увидев появившихся из-за деревьев путешественников, они закричали им слова приветствий.

Две облаченные в блестящие скафандры фигуры взвились в воздух, поднявшись над вершинами деревьев. Секундой позже они уже парили над кораблем, и бластеры их были нацелены на членов экипажа.

— Руки вверх, пожалуйста, — сказал Флэндри.

— Что?! — завопил капитан. Его рука метнулась было к кобуре, но пущенный сверху луч зашипел, едва не задев его. Из того места, в которое он ударил, посыпались искры и поднялся пар.

— Еще раз повторяю: руки вверх! — рявкнул Флэндри. — Тот из вас, кто вздумает сопротивляться, будет мертв раньше чем успеет приземлиться!

Лица людей были искажены ненавистью, но они повиновались.

— На вас был совершен налет, — сказал им Флэндри. — Можете немедленно отправляться домой. При бодрой ходьбе вам понадобится всего несколько часов.

— Иуда ты! — капитан плюнул.

Вытерев лицо, Флэндри ответил:

— Это зависит от точки зрения. Идите!

Уан сопровождал группу в течение некоторого времени.

Еще раньше загадочное исчезновение оружия сделало пленниками тех людей Флэндри, чья лояльность вызывала сомнение. Более озадаченный, чем рассерженный, Освещающий Дом ввел на борт корабля несоединенных существ. Скорбящий помог Катрин подняться по трапу. Увидев ее, Флэндри нашел какое-то неотложное дело в другой части корабля.

Когда все его люди были погружены, Доминик включил гравзы. Подлетев к поселку, он вывел из строя межпланетный передатчик выстрелом по его мачте. Потом передал предупреждение и дал жителям поселка возможность эвакуироваться. Когда все было кончено, он вывел из строя еще несколько приспособлений.

У аэнеан должна была быть еда, убежище, медикаменты и боеприпасы. Но они не смогут ни отправиться куда-то, ни переговорить с кем-либо, пока не придет катер с Аэнеаса, а это произойдет не раньше, чем через месяц.

— Направление — восток, гражданин Хавелок, — приказал Флэндри. — Мы заберем своих ребят из Громового Камня и оставим там наше поголовье. А заодно раздобудем еду для нашего нового дидонианина. Думаю, хиш мне еще понадобится.

— Где же, сэр?

— В Ллинатавре. Мы покинем эту систему без шума и не оставляя следов. Выйдем в космос и двинемся с максимальной скоростью к Ллинатавру.

— Сэр! — радостное выражение лица Хавелока сменитесь озадаченным. — Прошу прощения у капитана, но я не понимаю. Я хочу сказать, что теперь, когда мы превратили катастрофу в триумф, когда мы знаем последний вражеский код, причем враг об этом не подозревает, разве не следует нам немедленно лететь к Ифри? Особенно, если учесть, что Катрин…

— У меня есть на это свои причины, — ответил Флэндри. — Не бойся, к Снелунду она не вернется.

Выражение его лица ни у кого не вызывало желания продолжать расспросы.

14

И снова металлическая теснота, пахнущий химией воздух, непрекращающийся шум двигателей, но зато было и холодное мерцание звезд, одна из которых особенно ярко сияла перед ними. Перелет на этом корабле от Вирджила до Ллинатавра должен был занять менее двух стандартных дней.

Флэндри облачился в капитанский мундир. Кают-компания была слишком мала, чтобы вместить всех, поэтому включили аудиовизуальные интеркомы. Команда увидела Флэндри в белом мундире, не слишком хорошо сидящем на нем, но, вне всякого сомнения, являющим собой приличествующую его рангу форму. Подобно всем им, Доминик выглядел изнуренным: скулы резко выступали, а глаза казались неестественно яркими на почерневшем от загара лице. В отличие от большинства, он не РАДОВАЛСЯ своей победе.

— Слушайте внимательно, — сказал он. — Такое необычное положение, как наше, требует соблюдения ряда формальностей.

Флэндри занес в вахтенный журнал данные, которые, оформленные надлежащим образом, должны были узаконить захват им «Роммеля» и его положение как хозяина этого корабля.

— Некоторые из вас были под негласным арестом, — продолжал он. — Это было сделано из предосторожности. Когда идет гражданская война, нельзя доверять людям, чьи позиции не совсем определены. Арест этот был кратковременным, и я отдал приказ об освобождении. Хочу особенно подчеркнуть, что задержание это ни в коей мере не отразится на репутации этих людей. Я буду ходатайствовать о том, чтобы каждый из находящихся на борту получил повышение или награду.

Веселое общее оживление не вызвало у него улыбки. Все тем же монотонным голосом он продолжал:

— Используя предоставленные мне полномочия и в согласии с пунктами Устава Флота, говорящими о вербовке в экстренных обстоятельствах, я объявляю существо с планеты Дидо, известное под именем Скорбящий, зачисленным в ряды военнослужащих космического корабля Его Величества в чине рядового. Учитывая особенности данного существа, оно будет приравнено к трем обычным новобранцам.

Все засмеялись, решив, что во Флэндри заговорил сидящий в нем чертенок. Но они ошибались.

— Все детекторные системы будут включены, — продолжал он после окончания короткой церемонии. — Сразу же по установлении контакта с каким-либо имперским кораблем офицер-связист сигналит о сдаче и просит об эскорте. Позволю себе предположить, что, взяв нас на абордаж, экипаж судна будет держать нас на положении арестованных до тех пор, пока не получит подтверждения в честности наших намерений. Тем не менее, я уверен, что к тому времени, как мы выйдем на орбиту Ллинатавра, все подозрения с нас будут сняты.

И последнее. На борту корабля находится важная пленница. Я сказал Хавелоку, который, я думаю, передал мои слова всем остальным, что госпожа Мак-Кормак не будет возвращена суду губернатора сектора Аарона Снелунда. Сейчас я хочу обосновать свое решение так, чтобы помещенное в секретный отчет это обоснование служило оправданием наших действий, ибо в противном случае они послужат основанием для военного суда над нами.

Не в компетенции офицеров Флота принимать важные в политическом отношении решения. Учитывая особенные обстоятельства, связанные с личностью госпожи Мак-Кормак, включая сюда и сомнения относительно правомочности содержания ее под арестом, я пришел к выводу, что передача ее Его Превосходительству была бы решением важным именно в политическом отношении, причем последствия его могли бы быть самыми угрожающими. Мой долг — доставить ее флотским властям, которые сами во всем разберутся. В то же время мы не можем отказать Его Превосходительству, если он будет требовать ее выдачи.

Поэтому как командир этого корабля и офицер Разведорпуса Имперского Флота, наделенный особыми полномочиями и так далее, я классифицирую информацию о присутствии среди нас госпожи Мак-Кормак как особо секретную. Она будет скрыта до того, как нас возьмут на абордаж. Никто не смеет упоминать о ее присутствии — сейчас или потом — до тех пор, пока мы не получим доказательств того, что имеем дело с полномочным правительственным агентом. Тот, кто не выполнит этот приказ, будет считаться нарушившим закон о безопасности Империи и подлежит судебному наказанию по статьям о государственной измене и разглашении военной тайны в боевой обстановке. В случае настойчивых расспросов можно сказать, что она бежала перед тем, как мы оставили Дидо. Понятно?

Ответом были одобрительные крики.

— Отлично, — устало проговорил Флэндри. — Займите свои места. Пусть сюда приведут госпожу Мак-Кормак. Мне нужно с ней поговорить.

Он выключил интерком. Его люди ушли.

«Я их купил, — подумал Доминик. — Теперь они отправятся на корабле даже в ад, если только я буду во главе этого корабля. — Он не чувствовал никакого волнения. — Но у меня нет особого желания быть командиром в дальнейшем».

Флэндри открыл свежую пачку сигарет, найденную им среди припасов. Он сидел один в неуютной комнате. Кругом было тихо, если не считать шума машин и шагов часовых в коридоре.

Но когда вошла Катрин, сердце Флэндри подпрыгнуло. Он встал.

Она закрыла за собой дверь и остановилась перед ним. Взгляд ее был мрачен. Его нож висел у нее на бедре.

Катрин все молчала и молчала, и он, заикаясь, начал:

— Я… я надеюсь… капитанская каюта не слишком неудобна?

— Каким образом вы намерены меня скрыть? — спросила она. Голос был таким же, как всегда.

— Мицуи и Петрович кое-что переделают в почтовой капсуле. Мы можем подбить оболочку и провертеть дырки для воздуха, которые будут незаметны. Мы можем поместить туда еду, питье и… э-э-э… все, что вам необходимо. Скучно лежать так, в темноте, но это продлится не дольше двадцати-тридцати часов.

— И что потом?

— Если все пойдет так, как я предполагаю, нам разрешат выйти на орбиту Ллинатавра. Специалистам по кодам не понадобится много времени на то, чтобы снять информацию с наших компьютеров. Тем временем нас допросят, и люди, по возможности, будут отправлены в Катаврайанис на базу, чтобы дожидаться там разрешения на дальнейшее перемещение. Процедура будет простой и быстрой: Флот заинтересован в тех данных, которыми мы располагаем, а не в приключениях, которые мы пережили, добывая их. Люди могут подождать до расследования дела о потере «Азеноува». Самым важным будет разбить повстанцев раньше, чем они сменят код.

Я как капитан «Роммеля» буду отстаивать свое право на самостоятельные действия, основываясь на предписаниях Адмиралтейства. Мой статус может оспариваться, но в суматохе подготовки к нападению ни один бюрократ, я думаю, не станет разводить особую канитель. Мне с легкостью позволят нести ответственность за эту посудину, в особенности, если комиссия намекнет, что свобода перемещения для меня необходима.

Как командир я потребую по крайней мере двух помощников. Когда стоишь на приколе на орбите, под помощниками подразумевают технический персонал. Я же дам понять, что в этом отношении Скорбящий стоит троих членов команды. Кроме того, он готов выполнять все мои распоряжения, так что нет нужды занимать двух знающих людей, которые могут быть полезными в любом другом месте. А когда ты останешься одна, хиш позволит тебе уйти.

Ответом было молчание.

Флэндри сдался. Пытаться доказать ей что-то было все равно, что стучаться головой в стальную стену.

— Почему? — вдруг спросила Катрин.

— Что «почему?» — он притушил сигарету и вытащил другую.

— Я не понимаю… почему ты так поступил по отношению к Хугу. Я не ожидала от тебя этого. Я считала тебя храбрым и достаточно честным для того, чтобы стоять за правое дело, а теперь склоняюсь к тому, что у тебя мелкая и низкая душонка. Но вот чего я не могу понять, просто в голове не укладывается, так это то, как ты… после всего случившегося… смог снова потащить меня в рабство. Ведь если бы ты не велел Скорбящему схватить меня, то среди твоих людей не нашлось бы ни одного, кто не отвернулся бы, когда я метнулась к лесу.

Теперь Доминик просто не мог смотреть ей в лицо.

— Ты нужна, — промямлил он.

— Для чего? Чтобы вытянуть из меня до последней капли ту малость, что мне известна? Чтобы дразнить моего Хуга в надежде свести его с ума? Так сказать, в назидание другим. И неважно, имперская ли справедливость или имперское милосердие принесут мне смерть, когда убьют Хуга, — Катрин не плакала не умоляла. Краем глаза он видел, как она медленно и непонимающе покачивает головой. — Не могу понять.

— Извини, но я не могу объяснить тебе это сейчас, — взмолился Доминик. — Все еще слишком неясно. Предстоит еще столько сделать. Но…

Она прервала его.

— Я буду играть в твою игру ведь это единственный шанс избежать лап Снелунда. Но я больше не хочу тебя видеть — голос был все так же спокоен. — Ты окажешь мне большую услугу если не будешь присутствовать при том, как меня запихнут в этот гроб.

Флэндри кивнул. Катрин вышла Скорбящий тяжело затопал следом.

Несмотря на все трудности, стол губернатора сектора альфа Креста был великолепен. Более того, сам Снелунд оказался чрезвычайно обаятельным хозяином, обладающим редким даром — умением слушать и способностью делать остроумнейшие замечания. Хотя большая часть личности Флэндри являла собой пантеру, прятавшуюся за внешней улыбчивостью, меньшая его часть наслаждалась первой за эти месяцы по-настоящему цивилизованной трапезой.

Он закончил описание событий на Дидо как раз тогда, когда бесшумно двигающиеся слуги убрали последние золотые тарелки, внесли бренди, сигары и исчезли.

— Удивительно! — восхитился Снелунд. — До чего же интересная раса. Вы сказали; что захватили один образчик с собой? Я бы хотел познакомиться с этим существом.

— Это легко устроить Ваше Превосходительство, — сказал Флэндри. — Гораздо легче, чем Вам кажется.

Брови Снелунда едва заметно приподнялись, а пальцы сжали ножку бокала чуть сильнее обычного Флэндри спокойно откинувшись на спинку стула наслаждался букетом восхитительного напитка игрой красок внутри бокала нежной неведомо откуда доносящейся музыкой.

Они сидели на верхнем этаже дворца. Комната была не большой, но изящных пропорций и тонких красок. Стена была открыта навстречу летнему вечеру. Ветерок из сада нес с собой запах роз, жасмина и еще каких-то цветов. Внизу сверкали огни города — целая россыпь огней, сверху лилось свечение башен, весело мигали фонари воздушных машин. Шум уличного движения казался едва слышным шелестом. Трудно было поверить, что все вокруг занято приготовлениями к войне.

Снелунд сейчас даже не пытался прибегнуть к какому-либо давлению. Да, Флэндри вполне мог похитить Катрин Мак-Кормак для «специального допроса», чтобы добыть необходимую информацию. Да, молодой, стремящийся отличиться, офицер по своей горячности и неосторожности мог потерять вначале корабль, а потом и пленницу. Но после того, как он вернулся с уловом, который позволил адмиралу Пикензу уничтожить восставших единым смертоносным ударом, без помощи с Земли и без многочисленных и утомительных карательных операций, губернатор просто не мог не быть отменно вежливым с человеком, спасшим его политическое реноме.

И все же, предлагая секретную беседу, Флэндри теперь признался, что не ожидал обеда «тет-а-тет».

— Вот как? — выдохнул Снелунд.

Доминик посмотрел на него: волнистые пышные волосы, нежный цвет лица, яркая пурпурная с золотом одежда, блеск и мерцание драгоценностей. «А за всем этим, — подумал Флэндри, — скрываются сила воли и ум».

— Дело в том, сэр, — сказал он, — что нам предстоит решить одно деликатное дело.

Снелунд кивнул, улыбаясь, но глаза его при этом оставались неподвижными и жесткими, как два камешка.

— Я это подозревал. Некоторые нюансы вашего рапорта и поведения, некоторые отданные вами приказы, которые в обычных обстоятельствах были бы бессмысленными, я не мог не заметить. Вы должны благодарить меня за то, что я не отдал соответствующего распоряжения, с которым вы, я это чувствую, не стали бы спорить. Мне было интересно, что у вас на уме.

— И я очень благодарен за это Вашему Превосходительству, — Флэндри раскурил сигару. — Но позвольте напомнить вам о дилемме, ставшей передо мной на Дидо. Леди Мак-Кормак пользовалась у моего экипажа чрезвычайной популярностью.

— Без сомнения, — Снелунд рассмеялся. — Я научил ее кое-каким необычным фокусам!

«У меня нет оружия под этой бело-голубой формой, Аарон Снелунд. У меня нет при себе ничего, кроме рук и ног. А еще черный пояс каратэ плюс навыки в других видах борьбы. Если бы не неоконченное дело, я с радостью позволил бы казнить себя в обмен на радость видеть тебя разобранным на составные части».

Флэндри кисло усмехнулся.

— Нам очень не повезло, сэр. Она отказалась даже от моего предложения, и сей факт сообщаю вам под большим секретом. Но… она ведь была среди нас единственной женщиной — красивой, яркой. К концу путешествия большая часть моих людей была влюблена в нее. Честно говоря, сэр, я боялся, что поднимется мятеж, если люди узнают о том, что она будет передана вам. И я не мог пойти на риск потери кода.

— Значит вы способствовали ее побегу? — Снелунд сделал глоток. — Все данные молчаливо указывают на то. Разумное решение хотя вы не осмелились отметить его в отчете. Все верно. Ею можно будет заняться и позже.

— Нет, сэр, я этого не делал.

— Что?! — Снелунд резко выпрямился.

Флэндри поспешно заговорил:

— Оставим в стороне экивоки, сэр. Она выдвинула против вас крайне серьезные обвинения. Есть люди, которые смогли бы воспользоваться ими для того, чтобы доказать, что причиной восстания явились ваши действия. Я этого не хотел. Если вы достаточно хорошо знаете историю, то согласитесь со мной: самое действенное средство, вызывающее беспорядки — это вид мученика, а особенно мученицы, да к тому же очаровательной женщины. Империя пострадала бы. Я пришел к выводу, что мой долг — задержать Катрин. Чтобы добиться согласия моих подчиненных, мне пришлось убедить их в том, что она не будет возвращена сюда, а будет доставлена в отдел Флота, законы которого защищают подчиненного, и тот волен давать любые показания.

Лицо Снелунда покрылось смертельной бледностью.

— Продолжайте, — сказал он.

— Примерно через три дня Флот будет готов к отправлению к Сатану, поскольку разведчики подтвердят тот факт, что привезенный мною код все еще используется. Я не намерен сопровождать Флот. Мои люди ждут, что я добьюсь разрешения послать «Роммель» на Ирфи, на Землю или в другое место, где корабль будет в безопасности. У них есть возможность выяснить, сделал ли я это. Вы же знаете, что слово, выпущенное на свободу, способно проделать очень длинный путь. И если станет известно, что я не выполнил своего обещания, то не уверен, что мои парни будут хранить тайну. И тогда, сэр, в такой ответственный момент были бы обвинены вы.

Снелунд осушил свой бокал и вновь наполнил его.

— Почему вы говорите мне все это?

— Я уже объяснил вам причину. Как патриот я не могу позволить ничего такого, что могло бы продлить восстание.

Снелунд внимательно изучал его.

— И она вам отказала? — сказал он наконец.

— А мне ничего и не нужно было от такого, прошедшего через столько рук, товара, как она, — сердито бросил Флэндри. Потом уже спокойно добавил: — Но речь не об этом. Моя обязанность… по отношению к вам, Ваше Превосходительство, так же, как и к Империи…

— Ах, да, — протянул Снелунд, — неплохо иметь в должниках человека, который успешно поднимается по должностной лестнице, не так ли?

Флэндри казался смущенным.

— М-да, думаю, мы с вами сможем договориться. — сказал Снелунд. — Что же вы предлагаете?

— Дело обстоит таким образом, — начал Флэндри. — Согласно официальной версии, на «Роммеле» сейчас нет никого, кроме моего составного дидонианина. А хиш никогда не заговорит. Если бы я сегодня получил приказ отправиться в определенное место, ну, скажем, для «расследования и отчета», то делу мог бы помочь телефонный звонок Вашего Превосходительства кому-либо из штаба адмирала Пикенза. Я мог бы тогда подняться на корабль и отбыть. Что же касается моих людей, то, не получая известий о леди Мак-Кормак в течение года, они постепенно перестанут о ней думать и чувства их поостынут Забвение — самый лучший союзник, Ваше Превосходительство!

— Так же, как и вы, — улыбаясь проговорил Снелунд. — Я уверен, что наши карьеры в дальнейшем пойдут рука об руку. Если я смогу вам доверять…

— Пойдемте, убедитесь сами, — предложил Флэндри.

— А?

— Вы сказали, что вам было бы очень интересно встретиться с моим дидонианином. Здесь нечего скрывать. Я дам вам орбитальные координаты «Роммеля», и вы сами подниметесь к нему на вашем флиттере, ничего никому не говоря, — Доминик выпустил клуб дыма. — Вам, вероятно, хотелось бы лично провести экзекуцию, чтобы быть уверенным в том, что она соответствует тяжести совершенного преступления. Время есть.

И он стал ждать.

На лбу Снелунда выступили капельки пота, и он алчно бросил:

— Да!

Флэндри не смел еще поверить, что в его руках приз, за который он столько боролся. Если бы он потерпел неудачу, то отдал бы всю свою жизнь за то, чтобы добиться его другими путями. Доминик почувствовал вдруг такую слабость и головокружение, что даже засомневался, сможет ли выбраться отсюда. Однако через минуту уверенность снова вернулась к нему. Губернаторская машина доставила его в порт Катаврайаниса, где он переоделся в рабочий мундир и, получив соответствующий приказ, поднялся на флиттере к «Роммелю».

Флэндри сидел на мостике один, погруженный в собственные мысли. Видеоэкран показывал ему планету и звезды, блистающие спокойной красотой.

Завибрировал металл, ему ответил воздушный замок. Флэндри встал и пошел встречать гостя.

Снелунд прошел через воздушный замок тяжело дыша. Он нес с собой сумку с набором хирургических инструментов.

— Где она?

— Сюда, сэр, — Доминик пропустил его вперед. Тот, казалось, не обратил внимания на пистолет Флэндри, захваченный на тот случай, если бы Снелунд взял с собой телохранителей. Но их не было — они могли оказаться болтливыми. Скорбящий стоял возле капитанской каюты. Снелунд лишь мельком взглянул на хиша, нетерпеливо поглядывая на дверь, пока Флэндри говорил с дидонианином на его наречии:

— Что бы ты ни услышал, стой здесь, пока я не отдам тебе другого распоряжения.

Нога кивнул рогом в знак согласия. Рука тронул топор, висевший у них на боку. У криппо был вид жертвы.

Флэндри открыл дверь.

— Я привел вам гостя, Катрин, — сказал он.

Она испустила такой вопль, что Доминик долго еще потом слышал его в своих кошмарах. Его военный мерсеянский нож блеснул в ее руке.

Флэндри вырвал у Снелунда сумку и перехватил его руки жестом, отнюдь не напоминающим пожатие. Пинком ноги закрыв за собой Дверь, он сказал:

— Любым способом, каким пожелаете, Катрин, абсолютно любым!

И Снелунд закричал…

15

Сев в кресло пилота, Флэндри активизировал приборы и включил видеоэкран. Пространство расступилось перед ним. Мрачный Сатан и блестящие звезды медленно проплывали мимо «Роммеля», пока он кружил вокруг планеты. Дважды Доминик замечал, как что-то серебристо-черное мелькало на фоне созвездий и Млечного Пути: военный корабль. Но интуиция не могла его убедить, что он действительно находится в сердце Флота повстанцев.

Потом ему сказали об этом приборы и несколько коротких разговоров, когда он очутился в пределах досягаемости. Даже когда Катрин сама говорила с Мак-Кормаком, между ними стояла невидимая преграда. Предупрежденный офицером связи Мак-Кормак имел время приготовиться. Как он мог быть уверен в том, что это не трюк? Если он действительно говорил со своей женой, а не с ее электронной тенью, то она могла находиться под воздействием мозгового облучателя и произносить те слова, которые вкладывал в ее среднее ухо оператор. И те безличные предложения, которые она произносила, как и ее безжизненный голос, могли лишь укрепить его в этом страшном предположении. Флэндри был удивлен. Он почти не сомневался, что Катрин будет плакать от радости.

Чем это вызвано? Нежеланием проявлять свои чувства в присутствии свидетелей? Или же в этот самый важный и самый напряженный момент она таким образом сдерживала себя, чтобы не потерять над собой контроль? Спросить ее об этом Флэндри не мог, потому что сразу после разговора с мужем Катрин попросила оставить ее одну и настояла на том, чтобы два человека дежурили у плотно закрытой двери ее каюты, пока все не будет закончено.

Мак-Кормак все же согласился, но голос его звучал не совсем твердо. А потом все пошло очень быстро: объяснение направлений, расстояний подходов и орбит.

Но, когда Флэндри приготовился к выходу из корабля, Катрин появилась из своей каюты. Она взяла его за руки, посмотрела ему прямо в глаза и прошептала:

— Доминик, я молюсь за вас обоих, — ее губы коснулись его губ. Они были холодными, как и ее пальцы, и с солоноватым привкусом. Прежде чем он успел ответить, Катрин ушла.

Пока они летели сюда, между ними установились странные отношения. Кровавый подарок, который он ей преподнес, выношенный им план и то, как прекрасно она ему помогала после того, как поняла, что он не предал ее, воспоминания о прежних делах и далеких местах, особенно о событиях на Дидо — все это очень сблизило их. Вряд ли мужчина и женщина могли быть ближе друг к другу даже во время медового месяца. Если, конечно, не брать во внимание близость физическую, но оба они избегали разговоров об этом.

И вот в поле зрения появился «Персей», и это так или иначе должно было положить конец тому, что с ней произошло. Флагман казался огромным, под луной сверкали пушки, подобно кристаллическому лесу светились сенсоры. Его окружали корабли-спутники. Глазок индикатора на приборной доске Флэндри мигнул, и голос в приемнике сказал:

— Мы взяли вас на «поводок». Давайте.

Он включил гравзы. Шлюпка оставила «Роммеля» и попала под контроль «Персея». Переход был коротким, но напряженным для обеих сторон. Как мог Мак-Кормак быть уверен в том, что происходящее — не способ пронести атомную бомбу на его корабль и взорвать его?

«Никак, — подумал Флэндри. — Особенно когда я отказался от того, чтобы за мною на «Роммель» кого-нибудь прислали. Конечно, этот мой отказ мог быть продиктован страхом оказаться схваченным патрульным судном и, частично, так это и было, но все равно… Он смелый человек, Мак-Кормак. Он неприятен мне до мозга костей, но он смелый человек».

Портал открылся и проглотил шлюпку. Несколько мгновений Доминик сидел, слушая, как воздух возвращается внутрь. Открылись люки. Он вышел из лодки навстречу ожидающим его людям. Их было с полдюжины. Они мрачно наблюдали за ним, не набрасываясь на него, но и не приветствуя.

Флэндри с интересом оглядел их. Их лица, так же, как и его, носили следы голода и напряжения, но казались более угрюмыми.

— Успокойтесь, — сказал он. — Осмотрите мой корабль, если желаете. Там нет никаких ловушек, уверяю вас. Впрочем, не будем тратить времени зря.

— Сюда… пожалуйста, — лейтенант, возглавлявший группу, пошел вперед, и шаги его были быстрыми и напряженными. Часть людей осталась, чтобы обследовать шлюпку. Шедшие следом за Флэндри были вооружены. Его это не беспокоило. Он не раз смотрел в лицо опасностям похлеще, чем эта.

Они прошли по металлическим туннелям и углублениям, мимо сотен глаз, в молчании, нарушаемом лишь биением сердец людей и дыханием корабля. Наконец они приблизились к двери, охраняемой четырьмя солдатами. Переговорив с ними, лейтенант открыл дверь. Он отдал честь и доложил:

— Лейтенант-коммандер Флэндри, сэр!

— Впустите его, — ответил низкий ровный голос. — Оставьте нас одних и стойте наготове.

— Слушаюсь, сэр, — лейтенант отступил в сторону. Флэндри прошел мимо него. Дверь закрылась с мягким шипением — звуконепроницаемая.

Молчание тяжелым облаком повисло в каюте адмирала. Она состояла из трех комнат. Эта, главная, была обставлена очень тщательно: кресла, стол, тахта, простой ковер. Все было светло-серого цвета. Несколько картин и анимаций придавали комнате свои, неповторимые черты: семейные портреты, виды разных мест. Такую же роль играли шахматы, а также книжная полка, на которой стояли самые разнообразные книги: военные и юридические, классика и научные труды. Одна из внутренних дверей была открыта, и за ней виднелся кабинет, где Мак-Кормак, должно быть, часто и подолгу трудился. «Спальня, конечно, в романтическом стиле, — подумал Флэндри, — камбузом и баром пользуются редко, а…»

— Приветствую вас, — сказал Мак-Кормак. Он держался прямо, и хотя был изнурен так же, как и его люди, но одежда его была очень аккуратной, и знаки различия ярко сияли на плечах. Он был уже не молод, как заметил Флэндри: в волосах его седины больше, чем это было видно на фотографиях, да и морщин побольше, а глаза запали так, что нос и подбородок казались крупнее, чем на самом деле.

— Добрый день, — на мгновение Флэндри ощутил благоговение, но отогнал его и вновь сделался холоден.

— Вы могли бы отдать честь, лейтенант, — спокойно заметил Мак-Кормак.

— Это нарушение устава, — ответил Флэндри. — Вы сложили с себя полномочия.

— Вот как?.. Что ж… — Мак-Кормак повел рукой. — Может быть, сядем? Не желаете ли чего-нибудь съесть?

— Нет, благодарю вас, — ответил Флэндри. — У нас нет времени на дипломатические реверансы. Флот Пикенза обрушится на вас через семьдесят часов.

Мак-Кормак опустился в кресло.

— Мне об этом известно, лейтенант. Знаете ли, они задали жару нашим разведчикам, но подобное скопление сил скрыть невозможно. Мы приготовились к натиску, мы рады ему. — Он посмотрел на Доминика и добавил: — Вы заметили, что я обращаюсь к вам по званию? Я — Император всех подданных Земли. После войны я собираюсь дать амнистию всем, кто действовал против меня. Возможно, даже вам.

Флэндри тоже сел напротив него, положил ногу на ногу и улыбнулся.

— Вы откровенны, не так ли?

— Лишь собственное отчаяние побудило вас к попытке поторговаться, утверждая, что моя жена находится у вас в качестве заложника, — Мак-Кормак сурово сжал рот. Его ярость мгновенно выступила наружу, хотя голос и не стал громче. — Я, презираю каждого, кто опускается до подобных поступков. Неужели вы могли себе представить, что я покину тех, кто мне доверился, чтобы спасти одного, пусть и самого дорогого для меня человека? Сообщите Снелунду и его бандитам, что для них не будет ни мира, ни прощения, пусть даже они убегут на край Вселенной. Но ведь и умереть можно по-разному, и если моей Катрин будет причинен большой вред, люди еще миллион лет будут вспоминать об их страшной судьбе.

— Увы, я не могу в точности выполнить ваши поручения, — ответил Флэндри. — Дело в том, что Снелунд мертв. — Мак-Кормак встал. — То, что мы с Катрин хотим вам сообщить, заключается в следующем: если вы и ваши сторонники вступите в битву, это будет для вас равносильно смерти.

Мак-Кормак подался вперед, схватил Флэндри за плечи и встряхнул изо всех сил.

— Что все это значит? — закричал он.

Доминик резким движением вырвался из его рук.

— Не нужно меня хватать, Мак-Кормак, — проговорил он.

Теперь они оба стояли — двое высоких мужчин почти одинакового роста. Кулаки Мак-Кормака были сжаты. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Руки Флэндри были спокойно опущены, но колени напряжены, и он был готов в любой момент отразить нападение. Так они стояли несколько безумных секунд.

Мак-Кормак овладел собой, сделал несколько шагов по комнате и повернул обратно.

— Хорошо, — сказал он сдавленным голосом. — Я согласился с вами увидеться, следовательно, должен вас выслушать. Продолжим.

— Так-то лучше, — Флэндри снова опустился в кресло и достал сигарету. Внутри у него все еще дрожало, и его попеременно бросало то в жар, то в холод. — Дело в том, — вздохнул он, — что у Пикенза есть ваш код.

Мак-Кормак так и застыл на месте.

— Имея его, — излишне подробно излагал Флэндри, — он, если вы все-таки будете драться, рассеет вас на группы, а затем переловит поодиночке раньше, чем вы успеете убежать. У вас нет времени на перекодирование и никогда уже не будет. Ваша карта бита, Мак-Кормак.

Доминик махнул сигаретой.

— Катрин это подтвердит, — добавил он. — Она свидетельница всего, что произошло. Скоро вы с ней очутитесь с глазу на глаз, и она расскажет вам всю правду. Надеюсь, вам не понадобится никаких психологических тестов, даже если вы не та влюбленная парочка, за которую она вас выдает. Кроме того, после разговора с ней вы можете послать команду для изучения моего центрального компьютера. Она обнаружит ваш код на его записях. Это, конечно, сделает гиперскачок невозможным для меня, но я не против подождать здесь Пикенза.

Мак-Кормак не сводил взгляда со своего письменного стола.

— Почему она не поднялась на борт вместе с вами? — спросил он.

— Она находится под моей охраной, — ответил Флэндри. — Гарантирую, что с ней ничего не случится, если только ваши люди не начнут делать глупости, вроде стрельбы по моему кораблю. Но если я не покину свободно ваш корабль, моя команда примет соответствующие меры:

«…которые, дорогой Хуг, вы, я в этом уверен, интерпретируете следующим образом: у меня есть достаточно тренированные люди, которые в случае вашего плохого поведения смогут увести корабль вместе с Катрин. Подобное заключение вполне естественно, и я намеренно не делал ничего такого, что могло бы разубедить вас. Тот факт, что вся моя команда — Скорбящий, который не сумел бы даже провести шлюпку через бассейн, вам знать не обязательно, а вот нечто для вас очень неприятное я сообщу».

Мак-Кормак поднял голову и внимательно всмотрелся в него. Шок, вызванный изумлением, прошел, и к нему вернулись его самообладание и разум.

— Она ваша заложница? — спросил Хуг каким-то горловым голосом.

Флэндри кивнул, затягиваясь сигаретой. Табак действовал на него успокаивающе.

— Угу. Это долгая история. Катрин расскажет вам большую ее часть. Но главное вот в чем: хотя я и служу Империи, но нахожусь здесь с неофициальным поручением и без ее ведома.

— Почему?

Пристально глядя на своего собеседника, Флэндри тщательно выговаривал каждое слово;

— По ряду причин, включая и ту, что я — друг Катрин. Я тот, кто отобрал ее у Снелунда. Я взял ее с собой, когда отправлялся посмотреть, есть ли возможность излечить вас от вашего безумия. Вы оставили Вирджилианскую систему, но один из ваших прелестных варварских корабликов атаковал и уничтожил наш корабль. Мы высадились на Дидо и пешком дошли до Порт Фредериксена. Там я захватил военное судно, с которого и снял код. То самое, которым теперь командую. Когда я привел его в Ллинатавр, мы с моими людьми сохранили тайну Катрин Они считают, что космос принадлежит в равной мере и ей. Я завлек на борт судна губернатора Снелунда и держал его за запястья, пока она перерезала ему горло. Мы-то с вами пошли бы на большее, но у нас во всем теле благопристойности меньше, чем у нее в одной пряди волос. Она помогла мне избавиться от улик, потому что я хочу вернуться домой. Мы выпихнули Снелунда на метеоритную траекторию внешней планеты. Потом мы направились к Сатану.

Мак-Кормак содрогнулся.

— Вы хотите сказать, что она перешла на вашу сторону… к вам? Неужели вы оба…

Сигарета Флэндри упала, разбрасывая искры. Он вскочил, схватил Мак-Кормака за китель, с проснувшейся в нем удвоенной силой зажал в другой руке сопротивляющиеся руки Мак-Кормака и начал трясти адмирала, крича:

— Прикусите свой язык! Ах, сукин вы сын! Да будь на то моя воля, это ваш труп летал бы под небесами! Но есть Катрин! Есть люди, которые следуют за вами! Есть Империя! Лучше встаньте на колени и возблагодарите — не знаю какого там глупого бога вы взяли себе в подручные! — за то, что мне необходимо найти какой-нибудь способ спасти вашу жизнь, потому что иначе причиненный вами ущерб удесятерится!

Он с силой оттолкнул этого человека от себя. Мак-Кормак с трудом сохранил равновесие и, полу окаменев, смотрел в лицо стоящему против него и пылающему яростью молодому человеку. И его собственная ответная ярость утихла.

Через некоторое время Флэндри отвернулся.

— Прошу прощения, — бесцветным голосом сказал он. — Я не извиняюсь, поймите. Я лишь сожалею о том, что потерял самообладание. Непрофессионально с моей стороны, особенно если учесть, что у нас так мало времени.

Мак-Кормак кивнул.

— Я сказал, что буду слушать вас. Может быть, сядем и попробуем начать сначала? — Флэндри проникся к Хугу невольным восхищением.

Они неудобно устроились на краешках кресел. Доминик достал новую сигарету.

— Между мной и Катрин никогда ничего не было, — сказал он, не сводя глаз с крошечной красной точки. — Не стану отрицать, что я не хотел бы этого, но ничего не было. Она всецело предана вам и готова разделить вашу участь, что бы с вами ни случилось. Думаю, мне не удалось окончательно убедить ее в том, что нынешняя ваша линия ошибочна. Во всяком случае, она полна решимости последовать за вами куда угодно и помогать во всех ваших делах. Разве подобное решение не заслуживает преклонения?

Мак-Кормак задумчиво покачал головой и произнес:

— Вы замечательный парень. Сколько вам лет?

— Вдвое меньше, чем вам. И все же мне приходится объяснять вам, что такое жизнь.

— Почему я должен вас слушать, — Мак-Кормак произнес эти слова вопросительно, но интонация его была самой смиренной, — если вы поддерживаете мерзкое правительство? Если вы сами признаетесь в том, что хотите разрушить мое дело?

— Оно разрушено и без меня. Мне известны результаты стратегии вашего противника. Мы — Катрин и я — надеемся, что нам удастся удержать вас от дальнейшей траты жизней, сокровищ, Имперской Силы.

— Наши перспективы не так уж плохи. Я разработал план…

— Самым худшим итогом которого была бы ваша победа.

— Что? Флэндри, я… я всего лишь человек, я имею свои слабости, но любой был бы лучше на троне, чем Джосип, назначивший Снелунда.

С улыбкой, потому что собственная его ярость умирала, уступая место все усиливающейся жалости, Флэндри ответил:

— В этом Катрин еще согласна с вами. Она все еще считает вас самым лучшим для этого дела человеком. Я не смог убедить ее в обратном, да и не очень старался. Видите ли, не имеет значения, права она или ошибается. Факт остается фактом: хотя вы могли бы дать нам самую блестящую в истории администрацию, все равно ваше воцарение было бы катастрофой.

— Но почему?

— Вы разрушили бы принцип законности. Империя переживет Джосипа. Обширность ее интересов, осторожность ее бюрократического аппарата, ее размеры и инертность сдержат Джосипа, помешают ему нанести огромный вред. Но если вы захватите трон силой, то почему бы другому недовольному адмиралу не проделать то же самое в другом поколении? И еще раз и еще, пока гражданская война не разобьет Империю на куски. Пока не придут мерсеяне и варвары. Вы сами нанимали варваров, чтобы бороться против Земли, Мак-Кормак! Принимали вы меры предосторожности или нет, но вы их наняли, и это факт. И раньше или позже появится повстанец, который пообещает им в награду территорию. А затем придет Долгая Ночь.

— Я никак не могу с вами согласиться, — с жаром произнес адмирал. — Поддерживание упадочного режима…

Флэндри прервал его.

— Я не собираюсь обращать вас в другую веру. Я просто объясняю вам, почему сделал то, что сделал. Невозможно восстановить то, что было с такой тщательностью дискредитировано. Все, чего достигла ваша революция, — это убийств подданных, разрушения кораблей, в которых мы испытываем крайнюю необходимость, зарождения мятежных настроений, которые не улягутся еще годы — и все это в таком критическом пограничном районе.

— А что же мне следовало делать? — продолжал спор Мак-Кормак. — Оставим в стороне мою жену и меня. Подумайте о том, что Снелунд уже сделал с этим сектором. О том, что бы он еще сделал, если бы вернулся на Землю. Есть ли лучшее решение, нежели с корнем вырвать наше зло и нашу опасность?

— Вырвать… уничтожить… все вы, радикалы, одинаковы, — покачал головой Флэндри. — Вы думаете, что все зло исходит из одного-двух источников, и если только до них доберетесь, жизнь автоматически превратится в райскую. История этим путем не идет. Почитайте исторические труды, и вы увидите, какие результаты давал каждый взрыв насилия со стороны реформистов.

— Все это ваши теории! — вспыхнул Мак-Кормак. — А я… мы смотрели в лицо фактам.

Доминик пожал плечами.

— Было много различных путей, — сказал он. — Кое-какие начали уже использоваться: жалобы на Землю, давление на Снелунда, чтобы он был выведен из состава кабинета или, по крайней мере, находился под присмотром. Если бы с этим ничего не вышло, вы могли бы попробовать заговор против него. Не стану отрицать: он представлял собой опасность для Империи. Предположим, после того, как вас освободили, вы и ваши друзья, небольшой группой могли бы совершить налет на дворец с целью освободить Катрин и убить Снелунда. Разве этого было бы недостаточно?

— Но что бы мы делали потом?

— Поставили бы себя вне закона, — Флэндри развел руками. — Примерно так, как это делал я, хоть я и надеюсь скрыть вину, которой за собой не чувствую. Даже если оставить в стороне мое личное благополучие, факт этот, получи он огласку, явил бы собой плохой прецедент. К числу ваших недостатков, Мак-Кормак, относится и недооценка общественного лицемерия.

— Мы не могли… прятаться за чужую спину.

— Да, конечно, и вам надо было сразу сделать то, что вы и многие другие вынуждены будете делать сейчас: уйти за пределы Империи.

— Вы с ума сошли? Куда?

Флэндри снова встал и посмотрел на него сверху вниз.

— Это вы сошли с ума, — сказал он. — Мне кажется, что только упадком нашего духа можно объяснить то, что мы в наши дни перестали думать об эмиграции. Лучше сидеть дома, думаем мы, и цепляться за то, что мы имеем, знаем, за свой комфорт, свои гарантии, свои связи… чем навсегда раствориться в этой огромной и странной Вселенной… и это даже тогда, когда то, за что мы цепляемся, разлетается под нашими руками в пух и прах. Но пионеры все же действуют. Есть еще место — вся галактика за теми несколькими звездами, которые, как нам кажется, мы контролируем, за одним отрезком спирали. Вы сможете убежать, если отправитесь в ближайшие несколько часов. За это время ваши люди успеют забрать семьи и высадить тех, кто не захочет улетать. Этим придется полагаться на милость правительства, хотя, я думаю, необходимость вынудит его быть снисходительным. Рандеву назначите у максимально удаленной звезды. Вряд ли какой-либо из ваших кораблей будет преследоваться за пределами границы, если случится так, что его обнаружат. Уходите как можно дальше, Мак-Кормак, так далеко, как только сможете. Найдите новую планету. Найдите новое общество. Никогда не возвращайтесь назад.

Адмирал тоже встал.

— Я не могу отказаться от своих обязательств, — простонал он.

— Вы уже сделали это, когда восстали, — сказал Флэндри. — Ваш долг, — спасти то, что вы еще можете спасти, и прожить остаток своей жизни, осмысливая то, что вы здесь сделали. Может быть, руководство людьми на их пути к новой жизни утешит вас. — «Уверен, что со временем так и будет. Веры в собственную правоту в тебе столько же, сколько в истинном короле». — А теперь о Катрин. Она хочет уйти. Она очень этого хочет, — он встретился взглядом с Мак-Кормаком. — Ни одно существо никогда не имело большего права на то, чтобы покинуть цивилизацию, чем она.

Мак-Кормак болезненно сморщился.

— Никогда не возвращайтесь, — повторил Доминик. — Даже не помышляйте о том, чтобы набрать варваров-наемников и вернуться. Тогда вы превратитесь во врага, настоящего врага. Я хочу, чтобы вы дали слово чести. Если вы не дадите его мне и Катрин, то ей не будет позволено вернуться к вам, что бы вы со мной ни сделали. — «Я вру, как последняя скотина». — Если же вы дадите его и нарушите, она вам этого не простит. Подумайте над моим предложением. Ведь вы умелый руководитель. Вы — тот человек, который сумеет подготовить эмиграцию, сумеет убедить, организовать и действовать. Дайте мне слово, и Катрин прибудет к вам в моей шлюпке.

Мак-Кормак закрыл лицо руками.

— Слишком внезапно. Я не могу…

— Ну что ж, если хотите, давайте вначале обговорим кое-какие практические вопросы. Я уже взвесил различные детали.

— Но… я не могу…

— Катрин все равно ваша, — с горечью проговорил Флэндри. — Докажите же мне, что вы достойный ее мужчина.

Катрин ожидала в воздушном замке. Как бы ему хотелось, чтобы на лице ее, которое он видел в последний раз, не было столько муки и страдания.

— Доминик? — прошептала она.

— Он согласился, — тихо промолвил Флэндри. — Ты можешь идти к нему.

Она качнулась. Доминик подхватил ее и поддержал.

— Ну, ну… — сказал он грубовато, хотя сам с трудом сдерживал слезы. Он погладил ее по блестящим растрепанным волосам. — Ну, ну, все кончено, мы победили, ты и я… — она продолжала клониться, и он едва успел поддержать ее.

С дорогой ношей на руках Флэндри прошел в больничный отсек уложил ее и сделал стимулирующий укол. Через несколько секунд краски вновь заиграли на ее лице, ресницы дрогнули, зеленые глаза отыскали его.

— Доминик! — крикнула она. Голос ее дрожал от сдерживаемых слез. — Это правда?

— Сама увидишь, — улыбнулся он. — Но будь осторожна. Я дал тебе лишь минимальную дозу.

Она подошла к нему все еще измученная и потрясенная. Их руки встретились. Поцелуй был долгим, почти бесконечным.

— Я желаю. — надломленным голосом произнесла Катрин, — я почти желаю…

— Нет. — Доминик осторожно убрал ее голову со своего плеча.

Она отступила назад.

— Тогда я желаю, чтобы у тебя было все, что только может быть в жизни хорошего, с девушкой, которая действительно создана для тебя.

— Спасибо, — сказал он. — Насчет меня не беспокойся. Все, что со мной произошло, перевесит то неприятное, что у меня было — «И будет всегда». — Не стоит медлить, Катрин. Иди к нему.

И она пошла. Доминик следил за шлюпкой, уносящей ее к Мак-Кормаку, пока та не исчезла. Потом стал ждать техников Мак-Кормака.

16

Странные солнца мерцали вдалеке. Темнота поглотила последние из Имперских звезд.

Мак-Кормак закрыл за собой дверь каюты. Катрин встала. Она хорошо отдохнула, вначале под действием седативных средств, потом транквилизаторов. Лечение и хорошее питание вернули ей ее красоту. На ней было серое переливающееся платье кем-то ей подаренное. Оно оставляло открытыми шею и ноги до икр и, туго перехваченное в талии, подчеркивало изгибы ее сильного тела.

Он остановился.

— Я не ожидал, что ты уже здесь! — вырвалось у него.

— Медики отпустили меня, — ответила Катрин. — Они считают, что мне полезны хорошие новости, — улыбка ее была робкой.

— Но… да, — сказал он, и голос его прозвучал напряженно. — Мы точно установили, что наш маневр вокруг этой туманности сбил с толку разведчиков. В межзвездном пространстве, не нанесенном ни на одну карту, им нас никогда не найти. Да я и не думаю, чтобы они очень этого хотели. Слишком рискованно отсылать так далеко нужные здесь корабли. Нет-нет, мы не встретимся с ними, если только не вздумаем возвращаться.

Катрин испуганно воскликнула:

— Это невозможно! Ты обещал!

— Я знаю. Не то чтобы я не мог… или… нет, я не боюсь. Я просто не хочу. Флэндри, черт бы его побрал, был прав. Мне пришлось бы искать союзников, а этим союзникам пришлось бы предложить то, что явилось бы причиной распада Империи. Будем же надеяться что угроза того, что я могу это сделать вынудит их искать лучшего губернатора.

В ответ она сказала укоризненно:

— Диуба, как ты можешь в такую минуту думать о политике и о борьбе?

— Прости меня, — проговорил Хуг. — Никто не предупредил меня о твоем приходе. А мне нужно было к нему приготовиться.

Катрин подошла к нему, но они не обнялись.

— Приготовиться? — переспросила она.

— Нет, нет, ты подумала совсем не о том. И потом, тебе не следует так резко двигаться без необходимости. Сядь-ка лучше. Просто… э-э-э… нужно все заново устроить в спальне и…

Она быстро закрыла глаза, а когда снова их открыла, самообладание уже полностью вернулось к ней.

— Бедный Хуг. Ты тоже очень испуган. Я должна была подумать, как тебе будет больно.

— Чепуха, — он потянул ее к тахте.

Катрин сопротивлялась так настойчиво, что Мак-Кормак опустил руки. Прижавшись щекой к его груди, она сказала:

— Подожди. Мы пытаемся думать о нас. О том, чем я могу быть для тебя после всего, что случилось. Но если во мне останется невысказанным то, что касается происшедшего между мной и Флэндри… Нет, ты не подумай, что мы… Клянусь, это не так.

— Я не могу в тебе сомневаться, — пробормотал он в ее волосы.

— Просто ты настолько благороден, что не можешь не пытаться верить в меня изо всех сил, не пытаться восстановить то, что у нас было прежде. Бедный Хуг, ты боишься, что это невозможно.

— Но вместе мы… — Мак-Кормак теснее прижал ее к себе.

— Я помогу тебе, если ты мне поможешь. Мне твоя помощь нужна не меньше, чем тебе моя.

— Я понимаю, — мягко проговорил он.

— Нет, Хуг, не понимаешь, — серьезно ответила Катрин. — Я поняла правду, когда была одна, когда мне не оставалось ничего другого, как только думать и думать, пока не приходил сон. Я уже почти полностью отошла от того, что случилось со мной во дворце. И именно мне предстоит излечить от этого тебя. Но тебе придется излечить меня от Доминика, Хуг.

— О Катрин!

— Мы попытаемся, — тихо проговорила она. — И мы сможем это сделать хотя бы частично, хотя бы настолько, чтобы можно было жить вместе. Мы должны.

Вице-адмирал Илья Керасков собрал лежавшие на его письменном столе бумаги. Экран за его спиной показывал изображение Сатана.

— Ну что ж, — сказал он. — Я внимательно изучал все наши отчеты и прочие данные со времени вашего прибытия домой. Вы были очень занятным молодым человеком, лейтенант-коммандер.

— Да, сэр, — сказал Флэндри. Он сидел, но так прямо, что было видно: он — весь внимание.

— Я сожалею о том, что вы были отозваны и могли провести в Луна Прайм только две недели. Ведь так приятно оставить за своей спиной все земные неприятности. Но кое-что требует проверки.

— Да, сэр.

Керасков хмыкнул.

— Бросьте беспокоиться. Мы, естественно, проведем вас сквозь необходимые формальности, но конфиденциально могу вам сообщить: вы уже не на крючке и временный ранг командира корабля останется для вас постоянным. До тех пор, пока следующая ваша выходка не лишит вас его — с понижением или с повышением. Будем считать, что счет пока что в вашу пользу.

Флэндри откинулся на спинку кресла.

— Благодарю вас, сэр.

— Вы кажетесь несколько разочарованным, — заметил Керасков. — Ждали большего?

— Но, сэр…

Адмирал наклонил голову, и улыбка его стала шире.

— А вам бы, между прочим, следовало поклониться мне за то, что вы уже получили. Это все ведь моих рук дело. И мне пришлось как следует попотеть, чтобы добиться своего! Правда, — со вздохом продолжал он, — то, что вы достали код, действительно требует дополнительной награды. Но зато остальное! Помимо потери «Азеноува» во время, мягко говоря, безрассудного перелета, вам вменяется в вину много различных вольностей и использование своих полномочий в личных целях. Например, освобождение по своей инициативе пленницы губернатора, увоз ее с собой, потеря ее… Боюсь, Флэндри, что, какого бы звания вам ни удалось добиться, вы никогда не получите другой награды.

«Это не наказание».

— Сэр, — сказал Флэндри, — мой отчет сам по себе показывает, действовал ли я согласно правилам. То же самое можно сказать и о показаниях людей, служивших под моим началом.

— Если принимать во внимание их в высшей степени либеральную интерпретацию происшедшего, все ваши действия были совершенно законны. Но, главным образом, мошенник вы эдакий, я защищал вас потому, что вы нужны Разведке.

— Еще раз благодарю вас, адмирал.

Керасков открыл ящик с сигаретами.

— Возьмите, — сказал он, — и продемонстрируйте мне вашу благодарность, поведав, что же произошло на самом деле.

Доминик взял сигару.

— Об этом говорится в моем отчете, сэр.

— Да, ласку я прекрасно узнаю по тому, как она от меня ускользает. Вот, например, буду цитировать прямо по вашему замечательному документу: «…Вскоре после отбытия с госпожой Мак-Кормак на Землю с минимальным количеством членов экипажа на борту корабля, ради развития наибольшей скорости и достижения полной секретности, я, к несчастью, был замечен и атакован вражеским военным кораблем, который взял нас в плен. Доставленный на флагманский корабль я с удивлением обнаружил повстанцев в состоянии такой подавленности, что, узнав о том, что адмиралу Пикензу известен их код, они решили покинуть границы Империи. Госпожа Мак-Кормак предпочла отправиться с ними, и мы с моим дидонианским помощником остались на моем выведенном из строя корабле одни. После прибытия лоялистов, я был освобожден и вернулся домой, возвратив перед этим домой вышеупомянутого дидонианина вместе с обещанной наградой, а потом взял курс на Землю…» Ладно, оставим это, — Керасков отложил листок. — А теперь скажите, какова математическая вероятность того, что патрульному кораблю удалось обнаружить такой кораблик, как ваш?

— Видите ли, сэр, — сказал Флэндри. — То, что кажется невозможным, иногда все же случается. Очень плохо, что повстанцы стерли записи компьютера о курсе моего гиперперехода. У меня были бы доказательства… Впрочем, они имеются в моем отчете.

— Да, в своем отчете вы выстроили солидную цепь причин (большую часть из которых нельзя проверить), согласно которым вы вынуждены были сделать то, что сделали, или не делать ничего. Вы, должно быть, потратили на это весь обратный путь из сектора альфа Креста. Будьте честным. Вы намеренно отправились к Хугу Мак-Кормаку и сообщили ему насчет кода?

— Сэр, это было бы предательством!

— Вы не одобряете это так же, как и то, что произошло с губернатором, не так ли? Любопытно, что в последний раз его видели незадолго до того, как вы улетели.

— Многое могло случиться, сэр, — ответил Флэндри. — В городе происходили большие беспорядки. У Его Превосходительства были личные враги. Любой из них мог воспользоваться случаем и свести счеты. Если адмирал подозревает меня во лжи, он может настаивать на гипнопробе.

Керасков вздохнул.

— Неважно. Вы же знаете, что ни на чем я не буду настаивать. И потом, никто не станет искать возможных свидетелей — слишком большая работа, а выигрыш ничтожно мал. Если оставшиеся бунтовщики будут сидеть спокойно, мы позволим им раствориться среди прочего населения. Вы свободны, Флэндри. Просто я надеюсь… впрочем, то, что я сам не копался слишком глубоко, может быть, и к лучшему. Курите, курите… Кстати, можно послать за спиртным. Скотч любите?

— Просто обожаю, сэр!

Керасков проговорил несколько слов в интерком, положил локти на письменный стол и сам глубоко затянулся.

— Но скажи-ка мне все же одно, блудный сын, — попросил он, — дай мне ответ хотя бы ради всех моих звезд и созвездий. Во мне говорит чистое любопытство. Скоро ты получишь длительный отпуск. Где и как твое извращенное воображение подсказывает тебе его провести?

— Среди той красоты, о которой упомянул адмирал, — честно ответил Флэндри. — Вино, женщины и песни. Особенно женщины.

«Кроме памяти, — подумал он с улыбкой. — Это все, что оставила мне жизнь. Но она счастлива. И этого достаточно».

(Я помню).

Нога уже стар, медленно ходит, и плоть его болит, когда туман окружает хижину, стоящую на дне зимней ночи Крылья, оставшийся от Много Мыслей, слеп. Он сидит один на своем месте, кроме того времени, когда кто-нибудь из молодых не приходит за знаниями. Крылья, принадлежавший Открывателю Пещер и Скорбящему, принадлежит сегодня другому из Громового Камня. Рука Много Мыслей и Открывателя Пещер давно уже сложили свои кости в западных горах, откуда давным-давно пришел Рука Скорбящего. И все же память жива. Узнавай, молодая Рука, о тех, кто создавал единство до того, как я /мы появились на свет.

Это больше, чем смесь из танца, песни и ритуала. Мы, из нашей общины, не можем больше считать, что наша маленькая земля — это целый мир. За джунглями и горами лежит море; за небесами есть звезды, о которых мечтал Открыватель Пещер и которые видел Скорбящий. И есть чужеземцы с единственным телом, те, кто изредка навещают нас для торгового обмена или беседы, но о коих мы слышим даже чаще, чем о соседних племенах, хотя сейчас мы внимательно их изучаем. Их боги и их деяния со временем будут касаться нас все больше и больше, и они будут производить изменения где-то еще, а не только в Громовом Камне, и изменения эти явятся причиной того, что время вновь потеряет ту устойчивость, которую я /мы с такой легкостью себе воображаем.

И над всем этим — самое важное: как можем мы достичь единения со всем миром, если мы не понимаем его?

Так лягте же свободно на землю, молодая Рука, старые Нога и Крылья. Пусть ветер, река, свет и время проходят сквозь вас. Отдыхайте всем моим /вашим существом, наращивайте ту силу, что приходит из мира, силу воспоминаний и силу мудрости.

Не бойтесь чужеземцев с единственными телами. Ужасна их сила, но мы тоже сможем овладеть ею когда-нибудь, если изберем этот путь. Скорее жалость вызывает эта раса, состоящая не из разных, но умеющих думать животных, и сознание того, что она никогда не достигнет единства.