Место льва

Глава седьмая РЕЛИГИОЗНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

Доктор Рокботэм откинулся на спинку стула и посмотрел на часы. Миссис Рокботэм взглянула на него. Обед только что закончился, через четверть часа он должен быть в своей приемной. Горничная вошла в комнату с карточкой на подносе. Доктор Рокботэм взял ее.

— Энтони Даррент, — прочитал он и вопросительно взглянул на жену.

Она задумалась и покачала головой.

— Нет, — начала она, а затем: — Подожди минутку! Да, я думаю, я вспомнила. Это один из сотрудников моего кузена в «Двух лагерях». Я там его однажды видела.

— Он очень хочет вас видеть, сэр, — сказала горничная.

— Но что ему может быть нужно? — спросил доктор Рокботэм жену. — Элиза, если ты его знаешь, тебе лучше остаться и тоже с ним поговорить. Я не могу сейчас уделить ему много времени, и потом, у меня был тяжелый день. Люди вечно приходят в самое неподходящее время.

Впрочем, ворчал доктор Рокботэм больше для порядка и встретил Энтони довольно доброжелательно.

— Мистер Даррент? Моя жена полагает, что знает вас. Вы сотрудничаете в «Двух лагерях», не так ли? Да, да. Ну, поскольку вы встречались, никакой нужды представляться нет. Пожалуйста, садитесь. Что мы можем для вас сделать, мистер Даррент?

— Прошу меня простить, но у меня, если позволите, только один вопрос — о мистере Берринджере, — сказал Энтони. — Мы в Лондоне слышали, что он очень болен, а он довольно важная личность (это, виновато подумал он, Архетипичная Ложь), вот я и решил зайти поинтересоваться. Он собирался написать для нас серию очерков о… о символизме космических мифов.

Миссис Рокботэм с удовлетворением кивнула.

— Я однажды, по-моему, говорила об этом кузену, — сказала она. — Мне приятно, что он последовал моему совету. Хорошая идея.

Энтони смутился. В будущем, если мир уцелеет, у него будут проблемы.

— Весьма прискорбно, что он болен. Экономка, похоже, не очень в курсе, а поскольку мистер Тиге — я полагаю, вы его знаете — упомянул, что вы его навещаете, то я осмелился…

— Конечно, конечно, — сказал доктор Рокботэм. — Эта известность, а? Знаменитые люди и тому подобное. Ну да. Боюсь, он болен.

— Серьезно? — спросил Энтони.

— О да, серьезно… — доктор задумался. — Я, знаете, опасаюсь, что затронут мозг. Он в более или менее бессознательном состоянии, и конечно, в таких случаях несколько трудно объяснить состояние пациента без специальной терминологии. К нему приставили сиделку, и я внимательно за ним наблюдаю. Если необходимо, я возьму на себя ответственность и приглашу другого специалиста для консультации. Вы не знаете имен или адресов его друзей или поверенного?

— Боюсь, что нет, — ответил Энтони.

— Положение несколько затруднительное, — продолжал доктор Рокботэм. — Его экономка никого не знает; конечно, я еще не просмотрел его документы… если бы я мог с кем-нибудь связаться…

— Если я могу чем-то помочь… — предложил Энтони. — Но я не знаком с мистером Берринджером лично, только понаслышке. — И то, подумал он, всего лишь с позавчерашнего дня. Но сейчас он не собирался вдаваться в подробности.

— Дорогой, — сказала миссис Рокботэм, — возможно, мистер Даррент хотел бы повидать мистера Берринджера.

— Я не думаю, что мистер Даррент чего-нибудь этим добьется, — ответил доктор. — Берринджер без сознания, лежит совершенно неподвижно. Но если, — обратился он к молодому человеку, — вы проявляете участие к больному…

— Я проявляю, — быстро сказал Энтони, — знаете, для меня это такое всеобщее участие… — Смешно, конечно, но не вываливать же на эту пару свой сверхъестественный зверинец. И все же эта женщина должна что-то понять.

— Не знаю, не знаю, — засомневался доктор Рокботэм, — мы, профессионалы, предпочитаем соблюдать осторожность. Впрочем… если вам удобно зайти вместе со мной завтра — около двенадцати?..

— Я буду иметь честь сопровождать вас, — несколько невпопад ответил Энтони. Он не мог сказать, что его так уж радует перспектива посещения этого дома, но честь — это был явный перебор. «Что же такое честь?.. Кто обладает честью? Тот, кто умер в среду».[13] «Не буду ничуть удивлен, если в итоге стану тем, кто умер в среду», — угрюмо подумал он.

— Ну что же, отлично, — сказал доктор, — посмотрим, что нам удастся сделать. Вы меня извините? Мне пора в приемную.

— Не уходите, мистер Даррент, — сказала миссис Рокботэм, когда Энтони встал. — Присядьте и расскажите мне, как идут дела в «Двух лагерях».

Энтони покорно сел и рассказал хозяйке столько, сколько, как он полагал, ей будет полезно знать о нынешнем состоянии журнала. В то же время он попытался подвести разговор как можно ближе к обмороку мистера Берринджера и последнему ежемесячному собранию кружка. Миссис Рокботэм охотно подхватила тему.

— Очень неприятно для мисс Тиге, — сказала она, — хотя, надо сказать, она вела себя превосходно. Такая сдержанная. Конечно, никто не предполагал, что с Дорой Уилмот случится истерика.

— Мисс Уилмот — ваша подруга? — небрежно вставил Энтони.

— Мы вместе занимаемся общественной работой, — признала миссис Рокботэм, — летние праздники, эта научная группа, комитет консерваторов… Я помню, она очень помогла с перепиской во время первых зимних лекций, которые мы устраивали, чтобы развлечь неимущих. Она даже навещала некоторых из них — добрая душа. Но это!..

— Она давно живет в городе? — спросил Энтони.

— Да она родилась здесь, — сказала миссис Рокботэм. — Живет в белом доме на углу рыночной площади — вы наверняка его видели. Сразу за книготорговцем Мартином — его помощник тоже из нашего кружка. Полагаю, его пригласил мистер Берринджер, хотя, конечно, он едва ли принадлежит к тому же социальному слою, что и большинство из нас.

— Возможно, мистер Берринджер думал, что изучение мира Идей… — Энтони закончил предложение неопределенным жестом.

— Несомненно, — ответила миссис Рокботэм. — Хотя лично я всегда считала, что будет лучше и проще, если подобное будет стремиться к подобному. Просто отвлекаешься, если человек рядом с тобой стучит вставными зубами или кряхтит, когда поднимается со стула.

— Возможно, это говорит о том, что мы и сами не слишком далеко продвинулись, — высказал осторожное предположение Энтони.

Миссис Рокботэм покачала головой.

— Это всегда было так, — сказала она, — и я сама поняла, что не могу как следует сосредоточиться, если мистер Берринджер, например, неделю не брился. Не вижу ни малейшего смысла притворяться, что это не так.

— А этот молодой человек — как, вы сказали, его зовут? — тогда тоже был небрит? — поинтересовался Энтони.

— Ричардсон! Да, конечно, но я его просто для примера вспомнила, — сказала дама. — Я вас не задерживаю?..

Энтони встал, изобразив на лице твердую решимость немедленно отправиться по делам.

— Если увидите мисс Тиге, скажите ей, пожалуйста, что я все еще сгораю со стыда.

— Я уверен, что мисс Тиге не хотела бы ничего подобного, — вежливо соврал Энтони, и, лелея два кусочка информации, откланялся. Очень кстати, что следующие два его адресата находились почти рядом.

Он осторожно заглянул в книжный магазин. Приятный пожилой джентльмен показывал детские книги двум дамам, высокий худой юноша ставил другие книги на полки. Энтони решил, что первый — это мистер Мартин, а второй — как раз Ричардсон. Он решительно вошел и направился прямо к юноше. Тот выжидательно повернулся ему навстречу.

— У вас, случайно, нет издания трактата святого Игнатия против гностиков? — спросил Энтони низким голосом.

Молодой продавец бросил на него серьезный взгляд.

— Если и есть, то, боюсь, не для продажи, — сказал он. — Равно как, если уж об этом зашла речь, и трактаты гностиков против святого Игнатия.

— Жаль, — ответил Энтони. — Вы мистер Ричардсон?

— Да, — кивнул тот.

— Тогда я извиняюсь и все такое, но мне бы очень хотелось поговорить с вами о современном гностицизме или о том, что кажется его эквивалентом, — быстро сказал Энтони. — Если не возражаете. Уверяю вас, я настроен совершенно серьезно — хотя и пришел от миссис Рокботэм. Не могли бы вы уделить мне немного времени?

— Сейчас не очень удобно, — сказал Ричардсон. — Но если бы вы зашли ко мне около половины десятого, я был бы рад обсудить с вами что угодно.

— Ну, это слишком много, — пробормотал Энтони. — Тогда в полдесятого? Ну что ж, спасибо.

— Усадьба «На отшибе», 17, — сказал Ричардсон. — Это не больше десяти минут отсюда. Вдоль этой улицы, второй поворот направо, а затем третий налево. Нет, боюсь, у нас этого нет, — это Ричардсон говорил уже для мистера Мартина, проводившего своих покупательниц и решившего выяснить, что нужно молодому господину.

— Тогда, — сказал Энтони, торопливо оглядываясь, — я возьму вот это. — Он взял с первой попавшейся полки уцененный томик под названием «Возлюбленные королей: жизнеописания семи красивых женщин от Аньес Сорель до миссис Фицгерберт».[14] — Не очень-то это современно, — добавил он довольно мрачно, когда брал сдачу.

— Зато интересно с точки зрения морали дома Виндзоров… — сказал Ричардсон, с поклоном провожая его.

Раздраженно сунув книгу под мышку, Энтони направился на поиски дома мисс Уилмот, каковой обнаружил в нескольких шагах от магазина. Он позвонил и огляделся, нельзя ли как-то избавиться от «Возлюбленных королей», но фонари горели слишком ярко, а прохожих было слишком много. Поэтому он все еще держал книгу в руках, когда назвал свое имя горничной и спросил, не может ли мисс Уилмот его принять.

— Это насчет мистера Берринджера, — добавил он, подумав, что это, вероятно, привлечет ее внимание.

Горничная вскоре вернулась и пригласила его. Он вошел в маленькую, аккуратно обставленную комнату и увидел не только женщину, сидящую около окна, как он полагал, мисс Уилмот, но и мужчину, стоящего около нее, в котором он признал мистера Фостера. Энтони церемонно поклонился обоим.

— Пожалуйста, садитесь, мистер Даррент, — пригласила женщина.

Энтони сел и задумчиво посмотрел на мистера Фостера, чье неожиданное присутствие, как он считал, могло помешать его задаче. Теперь прикидываться не имело смысла, надо было перестраивать линию поведения.

— Как мило, что вы согласились меня принять, мисс Уилмот, — начал он. — Я полагаю, мистер Фостер сказал вам, что именно привело меня к вам. Мне хотелось бы понять две вещи: во-первых, что случилось с мистером Берринджером, а во-вторых, что случилось в среду вечером.

Пока говорил, он не сводил глаз с мисс Уилмот и вдруг понял, что она представляет собой не совсем то, что он ожидал. Да и Фостер, подумал он тут же, тоже выглядит иначе. В нем заметно было что-то более решительное — почти жестокое, — чем раньше, во взгляде Фостера Энтони почудился чуть ли не надменный гнев… вот только по какому поводу? Женщина его озадачила: она как-то странно подобралась в кресле — глаза полузакрыты — голова то и дело слегка покачивается. Ничего общего с «простым добрым» созданием, которое восхваляла миссис Рокботэм.

Мисс Уилмот спросила:

— Но что мы можем сказать вам, мистер Даррент? — и ему почудилось, что в вопросе затаилась насмешка.

— И почему мы должны говорить вам, мистер Даррент? — в тон ей спросил Фостер.

Энтони, сидя в кресле примерно на равном расстоянии от обоих, ответил:

— Ну, хотя бы потому, что вопрос, который мы хотим обсудить, становится слишком важным для всех.

— О! — иронично воскликнул Фостер. — Вы теперь так думаете, да?

— А я никогда иначе и не думал, — ответил Энтони. — Но теперь я более склонен принять вашу гипотезу, чем раньше.

— Гипотезу! — прорычал Фостер, и одновременно мисс Уилмот тихонько засмеялась. Энтони не понял, что могло ее развеселить. Ему показалось, что смеялись над ним, вполне возможно, он этого заслуживал. Поэтому он сказал, немного более резко, чем хотел:

— Но у меня есть и собственная гипотеза.

— И какова же она? — мягко спросила мисс Уилмот.

— Я полагаю, — ответил Энтони, глядя на нее в упор, — что могу попытаться противостоять вторжению.

— Но если они в вас самом, как же вы это сделаете? — спросила она, слегка поводя головой. — Вы что же, собираетесь бороться сами против себя? Без нас вы не можете существовать, и если вы станете бороться против нас, что победит? Вы уверены, что у вас нет ничего, что мы не могли бы отнять? Я думаю, вы недалеко ушли в своих исследованиях, мистер Даррент, вам было бы разумнее ос-с-становиться.

В сумерках последнее слово невообразимо затянулось; звук отразился от стен, как будто вся комната заполнилась шипящими звуками. Но шипение потерялось в глубоком голосе, которым Фостер, теперь кажущийся горбатой тенью на фоне светлого окна, сказал:

— Ну что ж, это весьма разумно.

Энтони вскочил.

— Что вы хотите этим сказать? — с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего, произнес Энтони.

Ему ответили не сразу. Все трое замерли словно в ожидании. Пока тянулась пауза, Энтони почувствовал, как в нем нарастает нервное беспокойство, желание сказать что-то до того, как их слова разрушат его и без того слабую решимость разобраться. Он покрепче сжал «Возлюбленных королей» и расставил ноги для устойчивости. А затем увидел глаза Доры Уилмот.

Это были невозможные глаза! Они уставились на него, как будто на какое-то беспомощное существо — кролика, например, и он почувствовал, что все уловки ни к чему, от этих глаз не спастись. Она знала о нем все, все его стремления, намерения, усилия. Его отчаянная решимость была всего лишь глупостью; его разум признал превосходящую силу чужого разума — или скорее чего-то, прошедшего сквозь него. Он почувствовал себя учеником, замершим перед учителем, и расслабился в тупой безнадежности. Легкое движение вперед, сделанное Фостером, прошло мимо его внимания, равно как и медленный подъем рук почти на уровень плеч, отведенные назад локти и сильно прогнувшееся тело Доры Уилмот — все это прошло незамеченным. Энтони сознавал, что он глупец, он ничего не мог сделать, холодная дрожь охватила ступни, колени и все тело. Руки разжались, и пресловутая книга со стуком упала на пол. Звук заставил всех вздрогнуть — Дора Уилмот быстро наклонилась вбок, Фостер отпрянул назад, а Энтони, освободившись, резко сдвинул ноги и выбросил руки вперед.

В тот же миг они бросились на него. Быстрее, чем он смог собраться, стремительнее, чем он смог сообразить, призвав известные им Силы, они набросились на него, пока он все еще испускал первый вздох облегчения. Дора одним движением соскользнула с кресла, где она сидела полусвернувшись, и, лежа на полу, выбросила вверх руки, оплетая его ноги, обвиваясь вокруг его тела. Одновременно Фостер прыгнул вперед и вверх, схватил Энтони за плечи и наклонил вперед голову, нацеливаясь на горло. И все-таки Энтони успел среагировать. Его поднятая рука двинула Фостера в челюсть с достаточной силой, чтобы защитить горло, но крепкая хватка Доры мешала стряхнуть с себя пальцы, впившиеся ему в плечи, словно когти. Он попытался рвануться вперед и опять ударить снизу вверх, но в столь ближнем бою удару не хватило силы. Он попытался лягнуть Дору, споткнулся, и пока восстанавливал равновесие, наступил на что-то круглое и упругое. Комнату наполнили шипение и рычание, в лицо ему пахнуло жарким дыханием одного из противников. Энтони тут же стало казаться, будто он борется на дне какой-то вонючей ямы, где дикие животные сражаются за добычу. А добычей-то был он! Если только… Он почувствовал, что падает, и закричал; змеиные кольца, стиснувшие грудь, придушили крик на полуслове, и что-то скользнуло еще выше по его груди. Он рухнул на пол боком, повернулся лицом вниз и таким образом обезопасил горло. Он чувствовал, как с него сорвали воротничок, как когти терзают его шею. Секунду он лежал совершенно беспомощный, затем все его существо отчаянно заорало «нет» и в этом единственном слоге выплеснуло массу энергии. При падении его руки наконец освободились, он уперся ими в пол и сумел приподняться. Фостер опять бросился на него сбоку. Энтони отшатнулся и вложил всю оставшуюся у него силу в один мощный взмах рукой, похожий на взмах огромного крыла. Видимо, он попал. Что-то тяжелое обрушилось на пол. Рука Энтони на обратном пути коснулась волос на голове Доры, ухватилась за них и стала яростно тянуть, пока руки-змеи на ослабили хватку. Легко, словно вспорхнувшая птица, Энтони вскочил на ноги и приготовился к новому нападению. Но его враги лежали, уставившись на него горящими глазами и скребя руками по полу. Шипение и рычание, стоявшие в его ушах все это время, постепенно стихли. Он осторожно попятился и вдруг обнаружил себя в той же мирной комнате, в которой только что произошла жестокая схватка. Он сделал еще один осторожный шаг назад и наткнулся на кресло, в котором недавно сидел. Этот толчок словно выдернул его в обычное состояние. Повернув голову, Энтони увидел мисс Уилмот, сидящую полусвернувшись на коврике, и мистера Фостера, опустившегося перед ней на колено, как будто он собирался поднять книгу, лежавшую на полу. Настороженно глядя на них, Энтони резко нагнулся и сам поднял ее.

— Я ошибался, — сказал он и улыбнулся, — книга, оказывается, очень современна. Извините за беспокойство, но я все-таки придерживаюсь своей гипотезы. Можете на досуге обдумать ее. Спокойной ночи, мисс Уилмот, не надо меня провожать. Спокойной ночи, мистер Фостер, передайте льву привет от меня.

Он осторожно отступил к двери, открыл ее, выскользнул из комнаты и обнаружил горничную, маявшуюся без дела посреди маленькой прихожей. Она взглянула на него, и на лице ее проступило изумление. Энтони вспомнил про оторванный воротничок.

— О, сэр! — воскликнула она.

— Вот именно, — назидательно произнес Энтони. — Вам тут не Ефес, знаете ли…

— Ефес, сэр? — удивленно переспросила она, когда он взялся за ручку двери.

— Дорогая моя, — сказал Энтони, — извините, не могу дать вам ссылки, но это сделает ваша хозяйка. У святого Павла там были проблемы с дикими зверями.[15] Идите и спросите ее. Доброй ночи.