Мертвецы идут

Глава двадцать третья

Костеллин складывал вещи. Он не хотел поручать сборы сервиторам, не доверяя им ценный груз. Вещей, впрочем, насчитывалось не так уж много. Первый солдатский жетон. Старый потрескавшийся инфопланшет, хранящий дорогие комиссару воспоминания о четырехлетнем периоде его жизни. Все это он бережно упаковал в запасной комплект формы.

Комната выглядела такой же пустой, как и два месяца назад, когда комиссар впервые в нее вошел. Забавно, как за столь короткое время она стала его комнатой, его домом. Он не заскучает по Иероним Тета, но небольшая часть его души останется здесь, как оставалась до этого во многих других комнатах на многих других мирах.

Открыв нижний ящик стола, он отшатнулся, увидев, что на него смотрит пара противогазных линз. Он и забыл, что положил туда маску, забыл даже, что взял ее с собой, возвращаясь из города. Он вернулся к сейфу за фуражкой и цепным мечом, и глаза смертника пригвоздили его к месту. Он вспомнил обещание, данное мертвецу.

Он должен был оставить маску там, где она лежала, — ошибкой было тащить с собой лишний вес, принимая во внимание полученные ранения. И все-таки он нес ее с собой. Мементо мори. Он становился все более похожим на гвардейцев, с которыми служил. «Еще одна причина, говорящая, что время пришло», — подумал Костеллин.

— Я слышал, вы нас покидаете…

Полковник Сто восемьдесят шестого стоял в дверях. Комиссар удивился, увидев его; кроме того, он чувствовал себя немного виноватым. Следовало сообщить эту новость офицеру лично. Но он отбросил эту идею, сказав себе, что полковнику все равно наплевать.

— Как только мы закончим кампанию, меня переведут в Королевский Валидийский полк.

— Мне жаль терять вас, — сказал полковник. («Неужели?» — мрачно подумал Костеллин). — Вы служили с нами долго и очень достойно. И последнее задание в оккупированном городе, за которое вы отвечали…

— Это не моя заслуга, — перебил Костеллин. — Все спланировал и воплотил один из ваших людей, я всего лишь выжил.

— Я надеюсь, вы не держите на меня зла, — продолжил полковник. — Возможно, я иногда повышал голос, нервы стали ни к черту. Если что, примите мои извинения.

— Вам не за что просить прощения, — помотал головой комиссар. — Мы разные люди, но это не повод ссориться. Работать с вами мне показалось приятнее, чем с вашими предшественниками на этом посту. Просто я стар и устал, в этом все дело.

— Я надеюсь, — сказал полковник с нехарактерной сдержанностью. — Я верю, что это не из-за моих слов…

Костеллин покачал головой.

— Я знаю, полковник, что у нас были разногласия с момента вашего назначения, но сейчас мой уход никак с вами не связан. Вы исполняли свои обязанности так, как считали верным, эффективно и логично. И тем самым проявили себя более чем достойным высоких стандартов, установленных вашим предшественником.

— Однако вы выразили несогласие с планом, принятым моими старшими офицерами, — атаковать некронов.

— Так и есть. У меня такое чувство, что… я не знаю, полковник. Когда я смотрю, чего мы — вы — добились здесь… Еще два месяца назад я бы в это не поверил, но мы обратили некронов в бегство. Мы побеждаем их, действительно побеждаем!

— Значит, вы пересмотрели свое мнение?

— Если завтра все пройдет гладко, гробницу уничтожат и спасут этот мир, то значение этой победы для Империума трудно будет переоценить. И все же я не могу не думать о цене. Я не знаю, полковник. Может быть, в этом-то и проблема. Может, я просто слишком стар и слишком многое повидал.

— Скорее всего, завтра Сто восемьдесят шестой пехотный полк Крига перестанет существовать. Вероятнее всего, наши потери будут столь велики, что остатки просто объединят с другими полками на этом мире. Я был бы горд, если бы наша жертва не была напрасной, хотел бы, чтобы нас помнили.

— А долг Крига перед Императором? Тогда он будет выплачен?

Полковник не ответил; впрочем, Костеллин этого и не ожидал.

— Вы сняли перевязь, — заметил полковник.

— Квартирмейстер сказал, что поврежденный нерв восстановился. Правое плечо немножко одеревенелое, но, кроме этого…

— Значит, завтра будете сражаться?

— Конечно. Пока я не переведен в другой полк, меньшее, что могу сделать, — увидеть горький конец этого.

Полковник одобрительно кивнул, простился до утра, четко развернулся и ушел, оставив комиссара размышлять в одиночестве. Через несколько мгновений он снова открыл ящик стола. Он закрыл его пинком, когда вошел полковник, почему-то стесняясь его содержимого. Сейчас он собирался сделать то, что должен был совершить три недели назад. Он взял маску и противогаз, после чего, спустившись в космопорт, вручил их первому же увиденному квартирмейстеру.

— Найдите им хорошее применение, — велел он.

У полковника оказался заготовлен последний сюрприз.

Инструктируя своих людей в предутреннем холоде, он достал из кармана шинели желтоватый куб из какого-то прозрачного материала, внутри которого можно было различить предмет белого цвета и неровной формы. В длину он был немного больше, чем в ширину, и заострялся к концу, словно маленький примитивный клинок.

— Настал решающий час. Наши генералы так верят в недостойный полк, что в знак своего расположения ниспослали нам, — тут голос его стал тихим и благоговейным, — этот обломок черепной кости полковника Юргена.

По рядам гвардейцев пробежал тихий ропот. Самая сильная эмоция, какую Костеллин когда-либо наблюдал у них.

— Комиссар, я не знаю никого, кто достоин был бы нести эти мощи, осеняя священным светом нашу скромную службу.

Костеллин, застигнутый врасплох, взял куб. Он держал его в руках, рассматривая со всех сторон. Сам он был не слишком впечатлен, примерно представляя, сколько таких реликвий заготовлено, если остальные три полка на Иероним Тета тоже получили по косточке. Но он чувствовал, как присутствие этого артефакта взволновало непоколебимых воинов Корпуса Смерти, как подняло их дух, и знал, что уже только это делало маленький куб ценной и редкой вещью.

У него не было слов, но все ждали их от него. Так что Костеллин прочистил горло, вспомнил все, чему его когда-то учили, и начал речь. Сначала она была сдержанной, но в конце концов стала страстной и убедительной. По мнению комиссара, это была лучшая вдохновляющая речь за все десятилетия его карьеры. А потом красное солнце осветило панцирь города, и время для слов закончилось. Полковник Сто восемьдесят шестого дал приказ выдвигаться, и вскоре воздух наполнился ревом заводящихся моторов и выхлопными газами.

Три огромные тяжеловооруженные «Горгоны» прокладывали путь вперед, каждая несла в открытом кузове целый взвод. Весившие более двухсот тонн, эти грохочущие гиганты с хрустом давили обломки разрушенных зданий гусеницами, пробивая путь бронированными носами не только себе, но и двигавшимся следом. Конечно, транспорта хватило не всем, поэтому между «Кентаврами» и артиллерийскими «Троянами» шла пехота, состоящая как из солдат Сил планетарной обороны, так и гвардейцев Корпуса Смерти Крига. Их цвета потускнели, снаряжение поистаскалось, многие не оправились от ран. Их было вполовину меньше, чем три недели назад, а сегодня останется еще меньше, но они шли в бой с гордостью.

Костеллин с полковником и его командным отделением ехали в «Кентавре». Как только крышка люка закрылась, он больше не видел, что происходит снаружи. Он отслеживал перемещения армии по воксу, но чувствовал себя отделенным от нее, запертый в шумном, тесном и душном нутре машины. Они следовали кратчайшей, если верить последним сканированиям, дорогой к центру, и до поры до времени все было тихо. Затем «Кентавр» Костеллина сотрясся от взрыва. Полковник незамедлительно бросился к вокс-станции, требуя доложить обстановку, и ответные сообщения пришли мгновенно:

— …дорога заминирована, сэр. Похоже, что заряды закопаны в обломки…

— …они проехали прямо по…

— …никто тяжело не ранен, нос принял основной удар на себя. Но двигатель…

— …никаких следов противника…

— …видимо, подрывные заряды шахтеров. Но чтобы взрыв был такой силы, видимо…

— …техножрецы обследуют повреждения, сэр. Но думаю, мы потеряли «Горгону».

После взрыва пришлось двигаться осторожнее, вперед послали отделение пехоты. Конечно, если остальная взрывчатка закопана так же глубоко, как эта, разведчики вряд ли ее обнаружат. Тем не менее они могли заметить признаки жизни в городе, казавшемся мертвым. И прошло немного времени, прежде чем они нашли их.

— Сэр, впереди неприятель. Мы застали их врасплох, открыли огонь раньше, чем они нас увидели. Четырех сняли, но остальные разделились и заняли укрытия.

— Сколько их, сержант? — спросил полковник.

— Неизвестно. Многие прячутся в зданиях. Как минимум восемь человек, но может быть куда больше.

— Определите неприятеля, — сказал Костеллин. — Некроны?

— Нет, сэр. Люди.

— Тогда как вы поняли… Они стреляли по вам?

— Сэр, наши приказы гласят, что…

— Они как-либо угрожали вам?

— Прижать их огнем, сержант, — вмешался полковник. — Но не атаковать. Всем отрядам держать позиции и ждать дальнейших приказов. — Костеллину он сказал вслух: — Я не верю, что это некроны установили взрывчатку.

— Согласен, — ответил комиссар, — не их это почерк. Скорее, это работа одного из изменнических культов, о которых мы слышали. Даже если так…

— Три недели назад некроны истребили всех людей, которых смогли выследить. Поэтому мы должны предполагать, что любые выжившие…

— …страдают от голода, холода и страха, — закончил комиссар. — Думаю, стреляя в них, мы не улучшили ситуацию. Вы не слишком верите в людей, да, полковник? Хочу напомнить вам, что без солдат СПО этого мира, без их верности…

— Что вы предлагаете делать? — перебил полковник.

— Я пойду туда, поговорю с ними.

Комиссар выбрался из кабины и спрыгнул на землю. Несколько колючих снежинок упали на щеки. Полковник вылез следом за ним, они окинули взглядом колонну машин с работавшими вхолостую двигателями.

— Я изучил карты, — сказал Костеллин, достав из кармана измятую карту. — Дороги к северу и югу непроходимы. Есть и другие маршруты, но нам придется достаточно далеко возвращаться, чтобы двинуться по ним.

— Отличное место для засады, — проворчал полковник.

— Если они хотят именно этого. Я все еще думаю…

— Самый рациональный путь решить проблему — обстрелять артиллерией эти башни.

— И рисковать, что руины заблокируют нам дорогу? А если вы правы и эти люди действительно тут, чтобы навредить нам? Вы можете гарантировать, что несколько неприцельных выстрелов положат конец этой угрозе? У нас с собой атомные бомбы, полковник. Единственный выживший, удачно разместивший подрывной заряд, — и весь полк погибнет в ореоле славы несколькими часами раньше, чем должен.

— Тогда пошлем вперед «Горгон», — сказал полковник.

— Вы меня удивляете, — ответил Костеллин. — Вы готовы рискнуть еще одной «Горгоной», вместо того чтобы пожертвовать одной жизнью?

— Противник использовал уже множество зарядов. Теперь, я думаю, их осталось не так много. Ваш план менее рискованный, чем мой, но шансы на его успех выше.

— Я с этим не согласен, — сказал комиссар. — А так как мы ставим на кон лишь мою жизнь, то я имею на это право. Я могу достучаться до этих людей, полковник. Даже если они служат некронам, то лишь из отчаяния. Я могу дать им надежду! Как минимум я хотя бы выманю их, чтобы оценить их силы.

Полковник на секунду задумался, потом согласно кивнул. Затем связался с разведчиками впереди и сообщил, что к ним идет комиссар. Он велел им сохранять дистанцию, но прикрывать Костеллина так хорошо, как только могут. Комиссар прошел мимо ожидавших солдат, мимо «Кентавров» и мимо «Горгон». Его уверенность поблекла, когда он остался один, — лишь иногда замечал движение среди руин, когда солдаты в масках занимали позиции у окон или дверных проемов.

Он продолжал идти, глядя вперед и подняв руки вверх, пока не засек краем глаза движение в одном из окон первого этажа. Тогда он остановился, громко назвал себя и сказал, что хочет поговорить. Прежде чем заглохло эхо его слов, раздался ни с чем не спутываемый щелчок вставляемой в гнездо батареи, а потом раздался женский голос:

— Мой муж держит тебя на прицеле. Брось оружие.

Комиссар сделал, как велели, повинуясь голосу, затем велевшему ему отойти на десять шагов назад. Дверь открылась, и оттуда выскользнула невысокая темная фигура, не поднимавшая головы. Она подобрала плазменный пистолет, но поднять цепной меч не смогла и решила оставить его. Пистолет она неумело направила на комиссара и жестом велела войти внутрь. У двери лежало тело молодой женщины, и Костеллин, проходя мимо, взглянул на нее и убедился, к своему огорчению, — хотя и не удивился, — что ей давно уже ничем не поможешь. По шаткой лестнице он поднялся в большое открытое помещение, судя по разбросанным одеялам, кишевшим блохами, и вони испражнений, бывшее ночлежкой мутантов. Он насчитал шестерых человек, вжавшихся в темные углы.

Его встретила чета среднего возраста. Мужчина, бородатый и лысеющий, держал в руках лазган. Молодой человек, что привел его сюда, спрятался за ними, все еще держа в руках пистолет Костеллина.

— Ты имперец, — процедила женщина, прищурившись и с подозрением глядя на аквилу комиссарской фуражки. — Почему мы должны тебе верить?

— Я могу вывести вас из города, — ответил Костеллин.

— А с этого мира?

— С милостью Императора, этого не потребуется. Со мной армия, готовая драться с захватчиками. Мы верим, что можем…

— Не слушай его, — злобно прошипел муж. — Это лишь слова, не больше! Где был Император, когда пришли эти твари? Почему его армии не могли спасти нас тогда?

— Я понимаю, это выглядело, будто бы про вас забыли. Но…

— Запечатали в этом аду, — сказала женщина, плача. — Согнали на бойню. Мы думали, что никогда…

— Мы не ожидали атаки, — сказал Костеллин. — Мы делали, что могли. Однако теперь мы наносим ответный удар. О вас никто не забывал, поверьте.

— Это было так давно. Жрецы говорили нам…

— Я знаю, что они говорят, но теперь вы видите, что они ошибались. Вы правы, вас оставили в аду, и временами трудно посмотреть на небо. Но поверьте, мир не кончается этим городом, и люди ждут вас…

Лазерный луч прошел возле уха Костеллина, и раздался крик:

— Обманщик!

Комиссар обернулся и увидел, как низкорослый грузный мужчина входит в комнату. Он носил белые одежды священника, но священные руны были замазаны краской.

— Мариг? — прошептала женщина. — Мы думали, ты…

Вошедший подошел ближе и обвиняюще указал на Костеллина.

— Этот человек лжет. Он обещает свободу, тогда как его солдаты занимают позиции, чтобы уничтожить нас.

— Нет, — сказал Костеллин. — Это не…

— Их ружья уложили четверых наших братьев. Они пытались убить и меня, но вера в железных богов защитила.

Костеллин почувствовал, как его палец дергается, будто нажимая на курок. В других обстоятельствах он бы уже казнил еретика.

— Их слишком много, Мариг, — умоляюще сказал бородатый. — А у нас только два ружья, ну теперь три. Может, стоит…

— …сдаться им? — закончила его жена. — Уповать на их милосердие? Они знают, через что мы прошли, они должны нас понять.

— Их Император ничего не поймет. У него нет жалости. Разве вы не видите? Я знаю, как они поступят. Они убьют нас, чтобы защититься от той истины, что мы узнали.

— А скольких убили некроны? — тихо спросил комиссар.

Вопрос был адресован священнику, но предназначен всем остальным. Мариг был безумцем, но не глупцом. Он взял у юноши плазменный пистолет, отдав взамен лазган. Он осмотрел незнакомое оружие и улыбнулся. Потом улыбка превратилась в оскал, когда он приставил пистолет к голове комиссара.

— Наш владыка говорил ясно, хотя не все смогли понять. Он предупреждал, что сопротивление вызовет Его гнев, — и так и случилось. Однако, выискивая Его врагов и приводя их к Нему на суд, мы можем…

Костеллин попытался выхватить пистолет. Он почти ухватился за рукоятку пальцами, но Мариг успел отскочить, при этом случайно выстрелив плазмой. Другие беженцы бросились в укрытия, когда Костеллин, проклиная свои притупившиеся с возрастом рефлексы, оттолкнул жреца и бросился бежать. Перепрыгнув перила лестницы, он приземлился на шаткую лестницу и едва не полетел с нее вниз головой. Когда комиссар спустился на первый этаж, над его головой с шипением пролетел второй заряд и взорвался у стены, обжигая и на некоторое время ослепляя его раскаленным следом. Костеллин слышал тяжелые шаги бегущего по лестнице безумного жреца.

Ослепленный вспышкой миниатюрной сверхновой, Костеллин на ощупь добрался до двери. Спотыкаясь по дороге, он принялся шарить руками, пока не нащупал брошенный цепной меч. Он нашел его в тот момент, когда зрение наконец прояснилось, щелкнул активатором на рукояти. Механизм рыкнул, но не завелся. Мариг схватил его сзади, выламывая руку, пока Костеллин не выронил меч, и снова приставил дуло пистолета к голове комиссара.

— Назад! — завопил жрец. — Назад!

Костеллин разглядел силуэты гвардейцев Корпуса Смерти, бегущих вперед, различил отблески прицелов лазганов.

— Я видел девятерых, — сказал он в комм-бусину. — Но их может быть больше в других зданиях. Священник — их лидер. Снимите его — и остальные наверняка разбегутся или сдадутся. У них на всех только два лазгана и, насколько я понял, нет подрывных зарядов.

— У нас ваш офицер! — кричал Мариг. — Еще шаг — и я убью его! Клянусь железными богами, убью! Убирайтесь! Оставьте нас, если его жизнь для вас хоть что-то значит!

Очевидно, он не знал Корпуса Смерти Крига.

Комиссар не почувствовал смертельный лазерный луч. Он вообще ничего не почувствовал. Он упал, не в силах справиться с невидимой тяжестью, вдруг навалившейся на грудь. Затем услышал топот армейских ботинок, грохот подъезжавших «Горгон», но не стрельбу. Он оказался прав: со смертью Марига, чье тело лежало рядом, его последователи отказались бороться. Теперь армия Крига могла двигаться дальше. Перед глазами Костеллина возникла маска противогаза.

— Полковник? — спросил он сквозь туман.

Маска приблизилась, носивший ее встал на колено подле комиссара, и Костеллин разглядел знаки различия квартирмейстера.

— Говори прямо, — прохрипел комиссар, желая пролить свет на свою участь, стараясь отогнать парализующий страх, — сможешь залатать меня? Я буду жить?

Квартирмейстер покачал головой.

При этих словах криговец полез комиссару в карман и вынул вещицу, о которой тот совсем забыл: желтый куб, хранящий священную реликвию — фрагмент кости. С большим почтением он положил ее к себе и лишь затем обратил внимание на человека. Его закрытое маской лицо выглядело как череп, словно он был предвестником самой смерти. Последнее, что видели глаза столь многих криговцев. Почему-то Костеллин никогда не думал, что то же увидит и он, что он будет на их месте. В юности он мечтал погибнуть на поле боя, в последнее время стал надеяться на более мирную смерть — стариком, в своей постели. Но никогда не думал он, что погибнет от выстрела одного из своих солдат. Он почти рассмеялся от нелепости своей смерти.

— Пусть покоится с миром твоя душа, — сказал квартирмейстер. — Пусть знает, что Император оценил твою жертву и жизнь твоя прошла не напрасно.

Потом он протянул затянутую в перчатку руку и закрыл ему глаза. Последнее, что почувствовал комиссар, прежде чем нырнул в темноту, — как квартирмейстер забирает его цепной меч.