Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)

Глава 1

Огонь факела освещал низкие каменные своды и решётки по обеим сторонам коридора. Пахло сыростью, плесенью. Звук шагов обрастал гулким эхом, и Аринду казалось, что кто-то шёл следом. Он обернулся, боясь увидеть учителя или работников, но пламя выхватило только пробежавшую по луже крысу и неровную кладку арочного проёма.

Эта часть подземелья давно пустовала. Только двое в Северной тюрьме знали о скрытой в ней тайне, и сейчас Аринду не хотелось видеть даже учителя. Он остановился у последней двери и принялся искать в увесистой связке ключ.

– Кто здесь? – послышался из карцера тихий голос.

Звякнули цепи, зашуршала прелая солома, пленник ухватился за бурые прутья забранного решёткой окошка и прищурился, разглядывая Аринда.

– Ты, что ли, Мертвяков сын? Еды принёс? Наконец-то! У меня скоро брюхо к спине прилипнет!

Аринд отпер дверь и вошёл. В нос ударил резкий запах мочи и немытого тела. В темноте не сразу удалось разглядеть сидевшего на подстилке мальчишку. Холодный мрак выбелил его кожу, а голод истощил тело и заострил скулы, оставив на месте румяных щёк впадины. Прежним остался только взгляд Летфена – живой и участливый.

– Чего припёрся с пустыми руками? Думал, я твоей страшной роже обрадуюсь? – Мальчишка вздохнул с укором, но тут же повеселел. – Так и быть, заходи в мои покои. Совру, если скажу, что не рад тебя видеть.

Грязные кудряшки рыжих волос скрывали внимательные глаза Летфена и черневшее на шее клеймо. Он поджал под себя ноги и скрестил руки на груди, готовясь травить байки, но Аринд пришёл не за этим. Он осторожно вынул из кармана два флакона, и, откупорив, один за другим протянул Летфену.

– Опять?! – вспылил тот. – Это старик тебя прислал? А ты ему передай, что я хлеба просил. Понимаешь? Хле-ба! Сколько ещё я должен глотать эту гадость?

– Выпей, – сказал Аринд тихо, но твёрдо.

Летфен вздохнул, однако противиться не стал.

– И что теперь? – спросил он, морщась и утирая рот с засохшей в уголках чернотой. – Где колдун?

– Придёт завтра. Не говори ему, что я тут был.

– Ох, ты! – Летфен оживился. – Решил на мне опыты свои тайком проводить?

Аринд вынул нож, и пленник шарахнулся к стене, съёжившись под тяжёлым взглядом.

– Ладно тебе! – Он выставил руки в защитном жесте. – Не надо так смотреть, будто язык мне отрезать собрался!

Аринд вышел за дверь и задвинул дубовый засов. Беспокойство не отступало, но даже если мальчишка решит проболтаться, учитель наверняка ему не поверит. В последнее время у Летфена случались видения, он слышал голоса и часто говорил сам с собой. Саор ни за что не примет его бредни за чистую монету.

До Летфена были крепкие мужчины и женщины, бывалые убийцы и обыкновенные карманники, но все они погибали, не выдержав и нескольких недель. Аринд помнил каждого. Воспоминания въелись в память и не исчезали, только бледнели со временем.

Летфена учитель выкупил со светочного рудника в нескольких днях пути от Северной тюрьмы и вот уже почти год держал в здешних стенах. Мальчишка не зачах в сырости подземелья, выдержал все яды, а главное – сохранил словоохотливость и рассказывал выдуманные истории так, будто сам был героем всех приключений.

Аринд привык к грязной ругани, рыданиям и молитвам прежних пленников. Тем удивительнее было, что мальчишка не проронил за время заключения ни слезинки и оставался весёлым. Каждый день, принося ему еду, Аринд невольно задерживался у карцера – послушать байки о бродячих бардах, магах и принцессах. Ни в скудных рассказах отца, ни в учительских книгах об ядовитых растениях и алхимии не встречалось ничего подобного. Верхний мир манил, но пугал, и прикоснуться к нему, не выбираясь на поверхность, – лучшее, чего Аринд мог желать.

Отец начал брать его на работу лет десять назад. В тот самый год, когда умерла старуха-знахарка, у которой мать Аринда жила после того, как сбежала из деревни. Она была слаба на голову и, узнав, что муж в прошлом зарабатывал на жизнь убийствами, посчитала ребёнка демоновым отродьем и прятала от людей в подполе. Аринд почти не помнил её лица, только шёпот, когда мать вставала на колени и разговаривала с ним через щели между половицами. Она закололась на другой день после смерти старухи. Мальчика нашла жившая в том же селе тётка, пришедшая, чтобы обмыть тело. Она тайком отвела его к отцу, знать не знавшему о сыне: когда мать сбегала, у неё ещё не было живота. Редорф жил отшельником в лесу, и это спасло Аринда. Из-за матери он не получил обязательной печати, и мог умереть после первой же проверки.

Саор начал приглядывать за ним с их первой встречи. Он обучил Аринда грамоте и ядоварению, научил разбираться в травах и картах и постепенно сделал своим помощником.

– Эй, Мертвяков сын, останься! Историю расскажу! – Летфен снова вцепился в прутья окошка. – Я уж устал клопов тут давить.

Аринд развернулся и зашагал прочь. Сегодняшняя история должна была стать последней: утром мальчишку ожидала казнь.

На обратном пути Аринд прихватил кое-каких кореньев и поспешил в лабораторию, откуда уже доносился удушливый запах горелого. Саор – сухонький старик, древний и сморщенный, как высохшее яблоко, помешивал в котелке варево.

– Где тебя носило? – забрюзжал он, заметив ученика. – Я тебя на тот свет посылал?

Аринд разложил принесённое на столе и подошёл к учителю.

– Тьфу ты, – раздражённо сплюнул тот, снимая очки и протирая стёкла уголком заляпанного фартука, – я что-то напутал. Наверное, неправильно прочёл рецепт. А всё потому, что тебя носит невесть где! Опять торчал у клеток с элигросами?

Аринд не ответил и торопливо принялся за работу.

В подземной лаборатории было светло и просторно. Дальнюю стену закрывал выцветший гобелен с изображением алхимического таинства. Всюду крепились полки, заполненные флаконами, склянками и колбами. То тут, то там свисали с потолка пучки сушёных трав. На столе, среди кипы листков, примостилась статуэтка мужчины со ступкой и змеёй в руке – символом чёрных травников. Учитель страшно злился и оскорблялся, если кто-то называл его ядоваром.

– Этот старый дурак Бульмун давеча прислал мне письмо. – Саор стоял позади ученика, заложив руки за спину, и наблюдал, как тот вычищает котелок. – Ты помнишь Бульмуна? Он недавно стал королевским лекарем. У него теперь каждый конверт раздувается от бахвальства, а за пузом уже и ног не видать.

Аринд кивнул, не отвлекаясь от дела.

– Что за наглость! Я заучивал от корки до корки учёные книги, когда этот остолоп ещё пешком под стол ходил, а теперь он пишет, как ему жаль, что я не выбился в люди! Да узнай Майернс, какую штуку я изобрёл, всех королевских травников и алхимиков вышвырнули бы со двора как поганых собак! Я хоть сейчас могу отправить письмо и предоставить для доказательства мальчишку. Какого будет Бульмуну, когда он узнает, что моё лекарство вызывает привыкание к любому яду?

Саор ходил из стороны в сторону. Он часто повторял, что не ищет ни славы, ни денег, но на деле его останавливало несовершенство лекарства. Из всех подопытных выжил только Летфен. Один мальчишка за долгих десять лет – плохой результат.

– Из-за этого выскочки я того гляди разум потеряю, – устало выдохнул Саор. – Сейчас не об этом надо волноваться. Проверка через два дня. Не для того я столько лет прозябал в этой плесневелой дыре. Если б хотел – давно трудился бы при дворе, травил неугодных королю слуг и спал на пуховых перинах, но моё изобретение не для Майернса и не для кучки богатых обормотов, которые станут вытирать об меня ноги. Мальчишку накорми хорошенько, яд для него я уже сделал.

– Из мантекоры?

– Ясное дело, из мантекоры! Чем ты слушал, когда я вчера объяснял тебе рецепт?

Аринд промолчал, перечисляя в уме ингредиенты. Их он запомнил лучше, чем свои пять пальцев, но Саору об этом знать не следовало.

Северная тюрьма, где Аринд работал вместе с отцом и учителем, считалась венцом причуд короля Майернса. Слухи о ней ходили один мрачнее другого, а от работников шарахались, как от прокажённых. Саор говорил, что правитель помешался на отравах, когда его единственного сына отравили редким ядом, вызвавшим смертельную болезнь.

С тех пор Майернс поклялся опережать врагов. Новые рецепты и противоядия, за которые чёрным травникам платили золотом, испытывались на смертниках Северной тюрьмы, возведённой на острове Энсердар, полвека назад. Этот отвоёванный у язычников клочок суши славился залежами светочной породы, и рудникам требовалась дармовая рабочая сила, потому год за годом сюда свозили преступный сброд со всех уголков королевства.

Саор – человек ясного ума, но трудного нрава, перебрался на остров после ухода с должности главного алхимика из-за большого скандала, вспоминать о котором не любил. С тех пор его разумом завладели мысли о веществах и лекарствах, которых в природе не существовало, но одно дело проводить испытания на крысах, и совсем другое – на людях. Так, в поисках укромного места и подопытных, за которых не терзала бы совесть, он стал работать в тюрьме.

Дни сменялись годами, неудачи копились, и к тому времени, когда появился Летфен, Саор охладел к собственной затее. Известие о королевской проверке только подхлестнуло его неуверенность, и хотя Аринд знал множество способов укрыть мальчишку, учитель решил избавиться от него, едва прочёл приказ.

– Рано ты, – мрачно заметил Саор, когда Аринд, стараясь сохранять обычный вид, вошёл в лабораторию.

Учитель явно был не в духе, такое случалось с ним в те дни, когда он лишался заключённых, на которых испытывал лекарство.

– Что ты встал на пороге? Возьми бумаги и иди записывать, мне некогда. Проверка скоро, а этот болван Орхин опять что-то напутал в архиве.

Аринд взял из рук учителя несколько листов желтоватой бумаги и пишущий кристалл. Саор прекрасно знал, какую реакцию вызовет споенный мальчишке яд, ему не было смысла осматривать тело. Аринду же предстояла грязная, но привычная работа. Сначала требовалось сделать записи о смертях, потом вытащить мертвяков на поверхность и закопать в заранее приготовленные ямы.

Телега для вывоза Летфена ждала своего часа ещё со вчерашнего вечера. Аринд накидал поверх грубо сбитых досок найденные на складах мешки и солому, кинул внутрь котомку с едой и горсткой монет.

На этот раз, остановившись у знакомой камеры, он не услышал ни бормотания, ни приветствия. Гнетущая тишина сдавила виски. Аринд сдвинул засов и распахнул дверь. Летфен лежал на подстилке, съёжившись и прижав руки к груди. Его измученное посеревшее лицо казалось вылепленным из глины. Светочный камень выпал из ладони и покатился, бросая блики на лужи и влажную кладку стен.

– Мёртв, – выдохнул Аринд.

– Кто мёртв? – послышался испуганный шёпот Летфена.

К тому времени, когда поднятый камень вновь вырвал из темноты внутренности карцера, мальчишка уже сидел. Аринд удивлённо уставился на него, а потом понял, что тело выглядело таким бледным из-за белого света, который прежде заменял факельный. Он готов был рассмеяться собственной глупости.

Саор и представить не мог, что ученик сумел повторить рецепт лекарства и заранее споил его мальчишке вместе с ядом из мантекоры. Летфен выглядел вполне обычно, и тревожное волнение ненадолго стихло.

– О! Каменная рожа! Ты чего это дверь нараспашку? Заходи скорее, а то сквозняк.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Аринд.

– Он ещё спрашивает! – возмутился Летфен. – Да у меня зад такой плоский, что сидеть уже больно! Ты когда мне еды принесёшь?

– Тебя тошнило вчера?

– Нет, а ты лучше отойди, раз мутит, нечего мне пол пачкать. От меня смердит, как от недельного трупа, даже крысы стороной оббегают, а то я бы парочку прямо со шкурками съел.

Аринд не без отвращения присел рядом с Летфеном и принялся осматривать его. Вены не вздулись, черноты на руках было не больше, чем обычно.

– Да убери ты этот проклятый фонарь, я так без глаз останусь! Ты меня слышал вообще? Есть хочу! Есть! И пить!

– Угомонись, скоро накормлю.

За время работы в тюрьме Аринд многих проводил в последний путь. Он копал могилы и засыпал тела землёй, спаивал яды смертникам и делал записи, наблюдая за их мучениями. Он помнил каждого и не хотел, чтобы Летфена постигла такая же участь. Отец часто говорил, что привязанность – худшая из людских слабостей, и учил сына доверять только самому себе. До какого-то времени так всё и было. Люди прибывали в Северную тюрьму под конвоем и, проведя в сырых стенах подземелья пару недель, отправлялись в общие могилы. Аринд лишь наблюдал за ними и выполнял свою работу. Его не трогали ни слёзы, ни мольбы о помощи, не пугали злобные взгляды и проклятия. Те, кто оказался за решёткой, были для него уже мертвы.

Первое время после появления в тюрьме Летфена Аринд испытывал невероятное раздражение от болтовни, но потом привык и стал получать удовольствие от его рассказов. Мальчишка тараторил без умолку, стоило только подойти к двери, и радовался Аринду, будто закадычному другу. Пустая камера – единственное, что не устраивало Летфена. Казалось, даже труп мальчишки продолжит открывать рот по дороге на кладбище.

Аринд дал пленнику напиться, а потом заставил вдохнуть сонного порошка. Летфен будто состоял из воздуха, такой он был лёгкий. Аринд положил его в телегу, накрыл плотной тканью и повёз наружу как всамделишный труп.

Пропахший плесенью пустынный коридор упирался в лестницу. Было холодно, но ладони вспотели от волнения. Аринд подложил под колёса доски и вытолкал телегу на поверхность. Комната казней, откуда обыкновенно вывозили трупы, находилась за внутренним двориком, захламлённым телегами и носилками. Эти мрачные стены хранили память о днях, когда в воздухе витали предсмертные крики, а камни мощения впитывали кровь отрубленных голов и испражнения висельников. Со временем всё заменили яды, и отца перевели из палача в смотрители.

Утренний свет, лившийся из небольших окошек в потолке, становился ярче, но часть скамеек и пыточных стульев до сих пор терялась в сумраке. Аринд повернул тяжёлый отцовский ключ в замке и вытащил телегу на тюремные задворки.

Под колёсами ломалась натянутая за ночь корочка льда, хрустела трава, одетая в бахрому поблёскивавшего инея. Аринд плотнее запахнул полы плаща и поёжился. На фоне хмурого неба темнел шпиль донжона и смотровые вышки. За спиной возвышалась каменная стена, опоясывавшая многочисленные постройки и внутренний двор.

Летфен очухался, когда они уже достаточно отдалились от тюрьмы и миновали кладбище.

– Эй, Мертвяков сын, это ты? – спросил он испуганно, пытаясь стянуть с глаз повязку.

– Не трогай, ослепнешь.

– Где я? Где? – зашептал Летфен, ловя губами морозный воздух.

Наконец, Аринд развязал его и дал привыкнуть к свету. Мальчишка впервые за долгое время увидел серый полог облаков и высокие сосны. Золотистые стволы уносились в небо и лишь у самого верха, где им доставало солнца, рассыпались густыми шапками веток, походившими на гнёзда огромных птиц.

– Сначала выпьешь это, – сказал Аринд, протянув Летфену флакон с мутной жидкостью. – Это сыворотка для желудка, чтобы ты смог есть, а то умрёшь с непривычки.

– Какой дурак от еды умирает? – удивился Летфен, протирая слезящиеся глаза. – Ладно бы от голода! – Он вдруг потянулся к Аринду и схватил его за руку, тут же отпустил и расхохотался. – Ох, Мертвяков сын, какой же ты белый! Как мукой обсыпанный! Ладно, хоть тёплый, а то я уж думал, что колдун тебя из могилы вытащил и зельями своими ходить заставил.

Аринд, привыкший видеть во всяком резком движении опасность, порядком струхнул. Он отстранился, вынул из внутреннего кармана лист и развернул его. Летфен шмыгнул и почесал затылок.

– Ты говорил, что тебя карты понимать научили. Не врал? – спросил Аринд.

– С чего мне врать? – обиделся мальчишка. – Меня брат учил, он у нас в деревне главный грамотей! А потом Шастен учил, он весь остров знает, у него везде берлоги есть. Это что за река? Дрена?

– Нет, это Салхва. А мы вот здесь, у подножия Арильского леса. Дальше на восток – Прант, а вот тут рудники.

Летфен долго хмурился, кутаясь в шерстяной плащ, и наконец выдал:

– Рисовать ты мастер! Значит, если в лесах не заблудимся, доберёмся до Эдоса, он как раз в горах с той стороны, где солнце всходит.

Аринд недоумённо посмотрел на место, в которое указал Летфен, там не было ни селений, ни рек, только скалы.

– Что ещё за Эдос?

– Городок на месте старых шахт. Он в скале, так сразу и не найдёшь. Раньше там добывали руду, и осталось много пустот, вот беглецы и начали в этих местах от зверья прятаться, а через какое-то время и селение появилось. Я туда случайно попал, когда ещё был в шайке Скэлла.

– Так ты не врал?

– Ну и странный же ты! Решил со мной от колдуна сбежать, а сам до сих пор мне не веришь?

Аринд вздохнул с облегчением, бросил мальчишке котомку с едой и покатил телегу прочь. Летфен проводил спасителя удивлённым взглядом, потом будто очнулся и крикнул вслед:

– Как звать тебя хоть скажи! До гроба ведь вспоминать буду!

Ответом ему была тишина.

Через несколько дней отец вместе с остальными работниками отправился приветствовать поверяющих. Аринду велено было не высовываться из подземелья и ждать внизу. Скоро послышался звук шагов, Аринд отошёл от лестничного проёма и прислушался. Годы, проведённые в материнском подвале и лесной глуши, обострили слух, и он без труда мог разобрать суть беседы.

– Что-то ты постарел, Редорф, – послышался чей-то смешливый шёпот.

– А ты всё кремами своими красоту наводишь! – тихо, с ноткой укоризны заметил отец. – Сколько у вас, женщин, денег на это уходит? Как была девчонкой, так и осталась. Раньше мне в сёстры годилась, а теперь уж впору дочерью называть.

– Да ладно тебе, старикан! – хохотнула его спутница. – Мне теперь по статусу стареть не положено. Я ведь как-никак советница короля!

– Ох, ты ж! Нашла тёплое местечко! Давно ли ты в шайке клеймёных прозябала? Я-то думал, косточки твои уж истлели давно.

– Я тогда выбралась и к нашим вернулась, а ты так и не появился, это мне надо твоей живости удивляться.

– За мной охота была. Я долго по лесам скрывался, а как всё немного поутихло, перебрался сюда, на окраину. Знакомый помог устроиться в эту самую тюрьму. Раньше палачом тут был, теперь смотрителем работаю. А как же ты среди проверяющих оказалась, Сана?

– По приказу, как же ещё. Думаешь, мне нравится по тюрьмам разъезжать? А отказаться нельзя, спорить с Майернсом себе дороже.

– Ты всегда умела людьми крутить и речи вовремя подслащивать. Пойдём, я тебя с сыном познакомлю.

– Неужто ты дитём обзавёлся? Сам ведь всю жизнь женитьбу клял. Совсем с тобой неладное творится, постарел, хватку потерял, а, Дорф?

– Раньше сил хватало, здоров был, а теперь я уж не тот. Ногу вот повредил, да так и не срослась правильно, доживаю век хромой клячей, а сын – хорошее подспорье. Правда, странноватый он у меня. Мать его на голову была дурная.

– А сколько ему лет?

– Семнадцатый пошёл.

Голоса затихли, и вслед за Редорфом из проёма выпорхнула молодая светловолосая женщина. Полы синего плаща чуть развевались от лёгких шагов, показывая белую рубашку и зауженные штаны. Сана прикрывала нос узорчатым платком и не переставала возмущаться.

– Ужасный запах, как этим дышать?

– А ты думала – цветочные сады? – усмехнулся отец. – Это ещё ничего, вычистили всё перед гостями.

– Дорф, это и есть твой сын? – прощебетала Сана, с удивлением разглядывая Аринда. – Какой хорошенький! А кожа-то – чистый фарфор!

Оценивающий взгляд заставил Аринда внутренне сжаться, он молча склонил голову в знак приветствия и вопросительно уставился на отца.

– Имей совесть, Эсанора! – нахмурился Редорф. – Сорок лет уже, а всё как дитё малое.

– Не надо про возраст напоминать! – вспыхнула Сана. – Больше двадцати мне всё равно не дашь!

– Ну хоть так, – кивнул отец. – Соответствуешь поведению.

Сана шутливо хлопнула его по спине. Она кое-как свыклась с вонью и, недовольно морщась, спрятала платок во внутренний карман.

– Проводить тебя к камерам? – поинтересовался Редорф. – Пойдём, посмотришь на трупы, вдохнёшь местные ароматы полной грудью. Тебе положено знать все причуды короля, начиная от травли ядами и заканчивая Тихой зоной, где с ума от молчания сходят.

– Нет уж, этим пусть остальные займутся, – брезгливо отмахнулась советница. – Мне нужно в архив заглянуть – сверить записи за последние два года. Всё-таки не часто в этих местах бываем.

– Аринд тебя проводит. – Редорф положил руку ему на плечо. – А я пойду в западное крыло, может, подсоблю чем.

Сана отвела отца в сторону и, приблизившись к самому уху, прошептала, что будет ждать в закусочной «У Араля» после проверки. Редорф одобрительно хмыкнул. Он разговаривал с проверяющей как с давней знакомой, но от этого Аринду не становилось спокойней. Напротив, каждая минута усиливала напряжение. Оставшись с Эсанорой наедине, он окончательно растерялся.

– Выходит, ты мой сопровождающий, – ласково улыбнулась советница.

Миндалевидные глаза с длинными ресницами отливали золотом, блики светочей наполняли их сиянием жидкого янтаря. Эсанора олицетворяла собой воплощение баллад Летфена о прекрасных нимфах и принцессах, но в ней проглядывалось что-то неуловимо напоминавшее образ матери, до сих пор являвшийся Аринду в кошмарах.

– Не спеши так! – потребовала Сана, когда он быстрым шагом направился к лестнице. – Я могу споткнуться.

Тёплая ладонь схватила Аринда под руку. Советница улыбалась, хитро поглядывая на спутника. Она, должно быть, хотела разглядеть в нём смущение, но Аринд только нервно кусал губы.

Оказавшись в архиве, Сана то и дело убирала за ухо волнистые пряди и сосредоточенным взглядом скользила по строчкам, сверяя написанное и делая пометки в записной книжке. Орхин заискивал перед ней и так и эдак, приглаживал жиденькие волосы, закрывавшие часть лысины, и бегал между полками с небывалой резвостью, а Аринд стоял в сторонке и пытался понять, что его так насторожило.

В тот же вечер отец отправился в закусочную «У Араля», но домой так и не вернулся.